Так случилось, что основные события в Вашингтоне вокруг Президента Джона Макоули начали разворачиваться в отсутствие миссис Элизабет Богарт. Это серьезно беспокоило руководителя группы адвокатов фонда «За свободу женщин» и фирмы «Дельта» Барбару Декарт. Все газеты, радио и телевидение кричали об одном и том же. Имена Джона и Сары Макоули, Майкла Хаммера, Моники Левин и Томаса Гордона упоминались многие сотни раз.

Молчание Элизабет Богарт миссис Декарт воспринимала как предоставление ей всех полномочий на действия от имени шефа. Барбара хорошо понимала, что политический кризис в США, достигший своего апогея в импичменте Макоули, буквально парализовал истеблишмент. Все меры, предпринимаемые его адвокатами, друзьями и сторонниками с целью избежать рассмотрения в сенате вопроса об отставке, были обречены на провал. Палата представителей приняла резолюцию об импичменте, и теперь дело за сенатом. Все смешалось в Америке. Конгресс двигался по пути отставки Президента, а народ неожиданно в еще большей степени поддерживал его. После вынесения палатой представителей обвинительной резолюции степень одобрения американцами деятельности Джона Макоули на посту Президента возросла на 12 процентов и составила 72 процента. Такого рейтинга одобрения не имел ни один Президент США. Неожиданным выглядело и то, что рейтинг республиканской партии, решительно настаивавшей на отставке Президента, упал на 10 процентов — до самого низкого уровня за последние 14 лет.

Барбара Декарт понимала, что при любом раскладе политических сил в стране и при любом исходе рассмотрения дела Макоули, позиции фонда не должны пошатнуться, а это значит, что есть смысл входить в контакт с Моникой Левин. Но сначала Барбара Декарт решила встретиться с Томасом Гордоном. Не мешкая, она позвонила ему. Голос специального прокурора был непривычно сухим, давая ей согласие на встречу. Она быстро собралась, села за руль и привычным маршрутом направилась в офис спецпрокурора. Вошла в кабинет с заранее приготовленной улыбкой, а тот встретил ее строго и официально. Стараясь не показывать своего удивления таким приемом, Барбара весело сказала:

— Я поздравляю вас, мистер Гордон! По-моему, ваша настойчивость и высокий профессионализм приносят прекрасные результаты. Перед самым отъездом к вам я разговаривала с моим шефом — миссис Элизабет Богарт, она выразила надежду, что вы когда-нибудь найдете возможность встретиться с ней. Ну, а сейчас я, как всегда, приехала к вам посоветоваться и, как говорится, сверить часы.

— Миссис Богарт, скажите, какие у вас отношения с Сарой Макоули? — хмуро спросил Гордон.

— С Сарой Макоули? — удивленно переспросила. — А какие у меня могут быть отношения с первой леди страны? Мистер Гордон, а в чем дело?

— Нет, ничего. Просто мне кое-кто сказал, что у вас с ней близкие отношения.

— А что, — весело воскликнула Барбара, — было бы неплохо, если бы у меня были близкие отношения с миссис Сарой Макоули. Правда, тогда наш фонд был бы лишен солидных поступлений от своей деятельности против Президента.

— Пожалуй, вы правы, Барбара. Извините меня за бестактность.

«Действительно, стоило ли расставаться семейству Макоули с десятками миллионов долларов ради дружбы с Богарт или Декарт и при этом терпеть унижения на глазах всех американцев».

Миссис Декарт видела, как потеплел взгляд прокурора, да и тон его стал обычным. Она поняла, что Гордон, скорее всего, получил какой-то сигнал и устроил ей своеобразную проверку.

«Надо действовать и не давать ему времени на подозрения», — решила Барбара и спросила:

— Мистер прокурор, помогите мне, неискушенному в политике человеку, разобраться в ситуации в нашем обществе.

— Что вам не ясно?

— Мистер Президент изобличен в даче ложных показаний под присягой, не так ли?

— Будем считать, что так.

— Значит, он нарушил Конституцию, обманул страну, всех американцев. Не так ли, мистер прокурор?

— Так, — улыбнулся Томас Гордон.

— Почему же тогда его рейтинг повышается? Почему имидж республиканской партии, которая поддерживает требования об импичменте, падает?

Гордон насупился и удрученно ответил:

— Дорогая Барбара, вы плохо знаете наших граждан. Сейчас Макоули в их глазах герой, супермен, который смог не только поднять уровень жизни в стране, но и эффективно вести борьбу с врагами Америки, поднимая авторитет Штатов в глазах всего мира. А вот, что касается республиканской партии, я выскажу свое личное мнение, но это между нами, не правда ли?

— Да, да, конечно, мистер Гордон.

— Зовите меня просто Томас, — улыбнулся Гордон, — мне кажется, что наши сугубо партнерские отношения перешли в дружественные. Вы согласны?

— Да, Томас, — ответила Барбара, и на душе у нее стало спокойно.

— Понимаете, Барбара, республиканская партия в последние годы стала пленницей ультраконсервативных христианских фундаменталистов юга. Получив большинство в конгрессе, она вознамерилась «отыграть назад» все, что произошло в стране за последние четверть века, — Вьетнам и Уотергейт, гражданские права и сексуальную революцию и многое другое отбросить. Президент Макоули стал для республиканцев, с чем я согласен, воплощением сатаны, олицетворением всех смертных грехов — от гомосексуализма и прелюбодеяния до пацифизма и измены Родине. Импичмент как раз и стал орудием устранения всего этого. Но дальше мои пути с республиканцами расходятся. Я не согласен с ними, когда они вместо того, чтобы действовать на пользу Америки, действуют во имя только своего блага. Они не стесняются нарушать законы и Конституцию. Я скажу вам, Барбара, о своих подозрениях, но сначала хочу предложить вам кофе и даже коньяк.

— Я не возражаю, Томас.

Гордон приказал принести кофе, а когда секретарша исполнила просьбу и вышла, он принес из комнаты отдыха бутылку коньяка, лимон и рюмки. Они выпили, и Гордон продолжил:

— Вы, конечно, слышали об убийстве бывшего руководителя сектора кадрового аппарата Белого дома Хаммера?

— Да, слышала и хотела с вами поговорить и об этом. Хаммер обращался к нам за помощью, и если бы не его фальшивые фотографии…

— Так вот, — перебил ее Гордон, — я все больше склоняюсь к мысли, что не дело ли это рук республиканцев? Уж слишком нахраписто они рвутся к власти. Недаром в ходе дебатов в конгрессе демократы обвиняли республиканское большинство в попытке совершить конституционный и даже государственный переворот. Женщины-демократы говорили об угрозе вернуть домострой, а негры-демократы — о восстановлении расового неравенства и даже рабства.

— Ого! И чем закончились слушания в палате представителей?

Прежде чем ответить, Гордон снова наполнил рюмки и жестом предложил выпить. Декарт чувствовала, что нервы у спецпрокурора на пределе и он в общении с ней видит возможность расслабиться. Она подняла рюмку:

— За вас, Томас!

Выпили, и Гордон продолжил:

— Слушания в палате представителей закончились выборами тринадцати обвинителей, которые будут выступать против Президента в сенате. Здесь, я конечно, с республиканцами.

— Мистер Гордон, простите, Томас, а почему вы считаете, что убийство Хаммера может быть делом рук республиканцев?

Гордон снова наполнил рюмку. И, после того как они выпили, начал отвечать:

— Только между нами. Договорились?

Барбара заметила, что Гордон слегка опьянел, и подумала: «А язык-то у него с помощью спиртного развязывается. Это неплохо, посмотрим, что он еще сообщит». Она улыбнулась:

— Томас, по-моему, все, что происходит у нас, тоже должно быть между нами.

— Да, да, это вы правильно заметили. — Он вдруг встал со своего кресла и пересел к ней на диван, да так, что их колени соприкоснулись.

«Ого, — удивилась Барбара, — неужели и у этого сухаря появился интерес иного характера?»

Она сделала вид, что не обратила внимания на маневр Гордона, а он, продолжая держать рюмку в руке, сказал:

— Дело в том, что, если задать вопрос, кому выгодно убрать Хаммера, то только на первый взгляд покажется, что семье Макоули. Если представить себе, что это так, то встает вопрос: неужели Макоули не понимают, какой шум поднимется в первую очередь вокруг их семьи после убийства? Тем более, мы же с вами знаем, что у Президента есть целый набор средств, как убрать человека без лишнего шума: автомобильная катастрофа, внезапная остановка сердца, по ошибке выпитое лекарство или случайное падение с большой высоты и так далее. А в этом случае все происходит в центре Вашингтона, в районе, который он превратил из центра политических страстей в бизнес страстей. Все хорошо помнят судебные распри Хаммера с женой Макоули и даже безмозглый человек должен заподозрить в первую очередь кого? Конечно же, того, у кого были враждебные отношения с Хаммером.

— Да, логично. Но убивать… зачем это понадобилось республиканцам?

— В политике, а она очень грязная штука, все бывает. Вы не хотите еще выпить?

— Но, право, я не знаю… дело в том, что я за рулем.

— О, это не проблема. Оставим вашу машину на стоянке, а мой водитель отвезет вас, а когда вы будете в форме, по вашему звонку привезет к автомашине.

— Ну нет, не хватало, чтобы ваш шофер отвозил пьяную женщину после того, как она, трезвая, посетила его шефа. А еще говорите, Томас, что все, что между нами происходит, должно оставаться вне ушей и глаз других людей.

— Какая вы молодчина! — и Гордон поцеловал ей руку. — Тогда остается единственное: рабочий день заканчивается, я скоро отпущу служащих и шофера по домам. Ну а мы посидим подольше, попьем кофе, поговорим, поболтаем, а затем вдвоем уедем на вашей машине. Со мной никто не посмеет предъявить вам какие-либо претензии.

«Ну вот и приехали, — еле пряча усмешку, подумала Барбара, — кажется, его руки сегодня потянутся к моим трусам. Ну ладно, посмотрим…»

— Хорошо, Томас, пусть будет так, как вы хотите, но рассказывайте дальше.

— Я не сомневаюсь, что Хаммер узнал о Саре или о Джоне Макоули что-то очень важное. Накануне убийства он мне звонил и был очень взволнован. Обещал, что через несколько дней явится ко мне с очень важными и сенсационными материалами.

Прокурор встал с дивана и, пройдя к столу, возвратился с письмом:

— Затем я получил это письмо, но Хаммер к этому моменту был уже мертв. Прочтите.

Пока Барбара читала письмо, Гордон снова наполнил рюмки, но вдруг что-то вспомнил и, приблизившись к столу, включил переговорное устройство. Ответила секретарша. Гордон объяснил, что он задержится, а все остальные свободны.

Декарт взглянула на часы и удивленно произнесла:

— Ого, как быстро время пролетело, уже конец рабочего дня.

— Но для нас он продолжается, — со скрытым смыслом ответил Гордон и дружески обнял Барбару за плечи.

«Начинается, — подумала Барбара, — посмотрим, насколько ты целомудреннее Макоули».

Правда, Гордон через несколько минут снял руку с ее плеча и сказал:

— Я хочу выпить за судьбу, которая подарила мне вас.

— Я присоединяюсь к вашему тосту, — улыбнулась Барбара и впервые применила в отношении прокурора свое любовное оружие — томно посмотрела ему в глаза. Она сделала небольшой глоток и спросила: — Томас, как вы считаете, стоит нам подключаться к делу Левин?

— А почему бы и нет? По-моему, ваш фонд может неплохо пополнить свой счет в банке.

— А вы решили, как подать магнитофонные пленки, которые принесла вам Анджела Мор?

— Да. Я согласовал этот вопрос с созданной в палате представителей комиссией и получил соответствующее разрешение.

— Томас, как сотрудники Белого дома относятся к истории с Президентом?

— По-разному. Одни сочувствуют и переживают за него, другие — злорадствуют, третьи — возмущаются и требуют справедливости.

— А есть среди последних высокопоставленные лица?

Декарт видела, что Гордон опьянел, и стала задавать вопросы без опасения, что прокурор что-либо заподозрит. Тем более этот страж и хранитель президентского целомудрия уже начал давать ход рукам и отвечал почти машинально.

Гордон, притянув ее к себе, ответил:

— Знаете, что сказал, например, шеф юридического комитета Белого дома? «Возможно, американские женщины и простят Джону Макоули его шалости, но первое лицо в Америке не имеет права на адюльтер и клятвопреступление».

Мне Макоули совершенно не жаль. Он давно заслужил того, чтобы быть изгнанным из Белого дома. Печально только, что его уход подготовит почву для победы республиканцев на выборах в конгресс и даже на президентских гонках. Но все равно я сделаю все, чтобы не дать Джону Макоули ввести страну в третье тысячелетие.

«Тоже мне моралист описанный!» — подумала с тоской Барбара. Ей все больше становилось ясно, что придется ей голой попой лежать на холодной коже дивана.

Томас неожиданно встал и вышел в приемную, а когда возвратился, то лицо его сияло:

— Все о’кей! Мои ушли, и здесь мы остались одни, я даже дверь закрыл на ключ. — Он взял ее за руку и предложил: — Пойдем в комнату отдыха. Там будет более удобно.

Барбара, понимая, что упираться нет никакого смысла, покорно поплелась за Гордоном. Когда они вошли в небольшую комнату, то первое, что бросилось в глаза, — это черный кожаный диван, сиденье которого отливало холодным металлическим блеском.