ГЛАВА 1

СНЫ В СТИЛЕ HORROR

Снова снилась война. Ни один солдат не в силах избавиться от этих навязчивых кошмаров до самой смерти. В раскрытой форточке катилась полная луна — самая пора для страшных видений. Марат рывком поднялся с кровати и посмотрел на будильник. Скоро шесть часов, можно вставать — до побудки оставалось двадцать минут, и лучше их провести за чашкой кофе, пока не уляжется в душе тягостное впечатление от сна.

Он включил заряженную с вечера кофеварку и залез в душ. Фыркая под тугими струями контрастного душа, он, казалось, смывал с себя ощущения липкого от пота и крови комбеза, судороги прыгающего в руках калаша, пули из которого во сне почему-то бессильно валились из ствола на землю перед самым носом, в каком-то полуметре… Марат заново вживался в сегодняшний день, в котором он находился в обыкновенном подмосковном городке с простым названием Долохов, ходил каждый день на службу и ни в кого не стрелял. Ну, по крайней мере, почти…

Загляни кто-нибудь с улицы, он увидел бы седого парня с ежиком коротко стриженных волос, сидящего перед кружкой кофе, курящего привычный «Десант». Прохожему показалось бы, что он смотрит в окно, но перед глазами бывшего капитана Суворова стремительно проносилась «кинолента» — один из эпизодов бесконечного военного кошмара…

В боевиках теперь любят ставить внизу кадра строку, сообщающую зрителю место и время действия. Под сценой, которая разворачивалась в глазах Марата следовало написать: «Март 1995 года. Секретная база ГРУ недалеко от Толстой-Юрта».

— Суворов, просыпайся, срочно вызывают в штаб, — послышался голос дежурного по роте.

Машинально встав и едва продрав глаза, Марат успел взглянуть в окошко палатки — на улице было еще темно.

— Что за черт, — скорее машинально выругался Марат. — Только вернулся с задания…

Тут же забыв обо всем, окончательно проснувшись, как это умеют делать на войне разведчики, Марат вынул из-под подушки портупею, нащупал кобуру и через три минуты был в штабной палатке.

В палатке у командира особой роты ГРУ — так называемой группы «Ноль» — полковника Головачева было тепло и накурено. Видно было, что здесь никто спать и не ложился. В соседнем отделе громко работала спецсвязь, нервно бегали кодировщики. «Что-то наверняка стряслось», — подумал про себя Марат. В центре у карты, под большой лампой, светящей неровным светом, стояло несколько офицеров: Головачев, армейский друг Марата старший лейтенант Смирнов и лысоватый, холеный, в новенькой форме полковник.

— Так вот, сынки, — обратился Головачев к Марату и Смирнову, — вызвал я вас для того, чтобы поручить ответственное задание. Полковник Губаренко привез приказ из координационного центра… Прежние планы меняются. Намеченную вчера операцию, Суворов, вам придется выполнять силами собственного подразделения. Для группы Смирнова появилось срочное поручение.

— И куда на этот раз? — нетерпеливо спросил Смирнов, но ему не дал закончить полковник Губаренко.

— Лишние разговоры, старший лейтенант, — находка для врага. — Конкретные задачи получите в пакете, который разрешаю вскрыть только в вертолете. Никаких переговоров по рации. Вам все ясно?

— На сборы даю двадцать минут! — устало продолжил Головачев. — Поднимайте бойцов!

— Товарищ полковник, — решился обратиться к Губаренко Марат, — согласно плану операции, мы со старшим лейтенантом Смирновым работаем вместе. Нас же посекут в случае чего без прикрытия…

— На этот раз, старший лейтенант, вы полетите раздельно… Это приказ! Выполнять! — рявкнул Губаренко.

Вылетев пулей из командирской палатки, Марат и Смирнов знали, что перед тем, как разбудить бойцов, у них еще будет несколько минут для разговора.

— Ну и мудаки, — сплюнул от злости Смирнов, — что им неймется? То две недели этот вурдалак Шеин мурыжил с какой-то психологической спецподготовкой. Только собрались на операцию — на тебе! Снова полетим разгребать чужое дерьмо. У них что, кроме нас никого нет?

— Такая работа, ничего не поделаешь, — попытался успокоить друга Марат. — Кстати, откуда взялся этот полковник Губаренко? Ты посмотри: наш Головачев перед ним чуть ли не на цыпочках бегает.

— Я сам толком не знаю. Видел его в лаборатории у Шеина, еще в госпитале Бурденко, в Москве. Что они с нами крутят? Я им кролик подопытный или кто? — злился Сергей. — Но ведет он себя как пуп земли. Видал, как наш полкан сам был не свой, — продолжал Смирнов. — Видимо, Губаренко и его достал.

— Ладно, Серега. Все будет хорошо, я видал, какие вы чудеса творили после спецподготовки. Отдохнем летом, в отпуске, а сейчас за работу, — подмигнул товарищу Марат.

— А как же иначе. Я уже знаю, как мы с тобой в отпуске развлечемся. Помнишь, я говорил, что под Одессой у моего старика домик на море пустует. Солнце, пляж, девочки. Ну, как тебе такие перспективы? — довольно потер ладони Смирнов.

— Заманчиво, я-то на море ни разу не был, с детства мечтал о горах. Вот и попал в горы, — усмехнулся Марат.

На мгновение остановившись, Марат и Смирнов приобнялись, похлопав друг друга по спине.

— Будем жить, — в один голос произнесли друзья, посмотрели на секунду друг другу в глаза и бегом отправились к своим подразделениям.

Старый, истерзанный войной Ми-8 (по-военному — просто «вертушка») медленно, рывками поднимался от земли. Казалось, еще чуть-чуть и вертолет развалится на части или упадет, не говоря уже о том, чтобы набрать нужную высоту. Но никто не обращал на это внимания, зная, что новой техники на войне не бывает, а этот вертолет, если его не изрешетят «чехи» или «нохчи» (как называли чеченских боевиков федералы), еще многих переживет.

Грохот в багажном отделении, в котором кое-как разместилось пятнадцать бойцов, стоял невероятный. Заместитель Марата лейтенант Зеленко попытался, что-то выговаривать старшине Куценко, который отвечал за снабжение, за то, что тот на десять секунд замешкался и чуть было не оставил на базе ящик с сухпайком, однако через несколько секунд успокоился, махнув рукой, — все равно ничего слышно не было.

Марат знал, что на войне главное оружие — цинк патронов и пол-ящика гранат, которые можно распихать по всем карманам и даже в вещмешок и на ремень. Полное снаряжение спецназовца — это автомат Калашникова и 450 патронов в 15 запасных магазинах, две ручные гранаты РГД-5, бронежилет, РД — рюкзак десантника, плащ-палатка, каска, два сухпайка, фляжка с водой и булка хлеба. А у кого-то подствольный гранатомет с гранатами или одноразовый гранатомет «Муха». Опытные военные, участвуя в серьезных операциях, пытаются захватить с собой как можно больше боеприпасов, игнорируя все остальное. Боеприпасы — это жизнь: если в бою кончатся патроны, никакие продукты тебя не спасут…

Марат смотрел в иллюминатор на палаточный городок и удивлялся, какой он маленький и незащищенный. Он привык за время войны ко всему: к недостатку пищи, мудакам-генералам и, наконец, к смерти, которой он навидался вдоволь. Вот только к халатности не мог никак привыкнуть. Кто мешает дать приказ поставить еще несколько блокпостов, организовать точки наблюдения на высотках. В конце концов, расставить грамотно наряды. Ведь боевики далеко не мальчики для битья — прихлопнут, если захотят, за просто так, а отвечать будет, как всегда, некому.

В этом страшной войне, уже привычной Марату, важней всего были люди — его товарищи и подчиненные. Марат не стеснялся выбивать для них лучшее снаряжение, новое оружие на складах, а если нужно, мог поговорить по-мужски с тыловыми крысами и достать для ребят свежей тушенки или фрукты.

Его солдаты не были похожи на героев американских боевиков, хотя Марат знал, что его ребятки дадут фору многим западным спецназовцам. Те — чистенькие, привыкшие к комфорту, никогда бы не согласились участвовать в общевойсковых операциях, а его ребята были брошены на штурм Грозного в новогоднюю ночь нового 1995 года. Тогда погибло немало спецназовцев, зато выжили многие салажата из мотострелков. Это была настоящая бойня, где было по-настоящему страшно. Молодой крепкий парень Володя Малышин, сибиряк, почти двухметрового роста, красавец, говорун вышел после этих боев с тяжелой контузией. Тогда он несколько дней, отрезанный от группы в раздолбанной пятиэтажке недалеко от центра Грозного удерживал свой дом до подхода основных частей. Теперь он больше молчит, скрывает, что заикается и растягивает слова. Его хотели «списать», отправить домой, но Володя отказался. Вспоминая те страшные дни, Марат хлопнул сидящего Володю по плечу и улыбнулся, Малышин показал командиру большим пальцем, что все будет хорошо.

Некоторые военные и штатские выступают за проведение войны исключительно подразделениями спецназа, по сути, предлагая возложить на разведчиков функции обычных общевойсковых подразделений. Но это глупость, думал Марат. Спецназ может многое, но не все. Тем более, что служат в нем большей частью вчерашние школьники, а не солдаты-профессионалы, подобные американским «зеленым беретам» и рейнджерам. Как бы то ни было, половину работы делает спецназ ГРУ, страдая от некомпетентности армейских командиров и комендатур. Марат вспомнил, как недавно со Смирновым ребята попали под минометно-артиллерийский обстрел, хотя у них каждый раз была информация, по какому району в горах нельзя стрелять, когда в этом месте работала наша группа. Немудрено, что в спецгруппе Марата, которая по штату должна состоять из офицеров и прапорщиков, нашлось место и толковым старшинам и сержантам, уже побывавшим в горячих точках и прошедшим ускоренные курсы в спецшколе.

В спецгруппе Марата был новичок, повоевавший, правда, в Азербайджане, — радист Артем Лугов, — заменивший убитого в последнем бою под Хасавъюртом Олега Коробова — замечательного парня из Перми, мечтавшего вернуться домой и стать диджеем. Кстати, новый радист может весьма пригодиться подразделению: недавно он прошел спецподготовку в Прудково под Волгоградом, неплохо знает чеченский язык. Однако опыт на войне важнее знания. Поэтому от Лугова ни на шаг не отставал, инспектировал лейтенант Костя Зеленко, опытный боец, будущий командир такого же подразделения. Не секрет, что на войне командиры быстро идут в расход.

И сейчас они выполняют свою работу — не спрашивая у Марата, зачем и почему он ведет, возможно, на верную гибель своих ребят, которым эта война не нужна…

Через несколько минут, когда вертолет избрал юго-восточное направление, Марат вскрыл пакет, в котором находился подкорректированный приказ — «занять населенный пункт Шарой и удерживать его до прихода роты МВД, обеспечивая сохранность имущества взвода пограничников». Пограничники после очередной операции по обезвреживанию боевиков на грузино-чеченской границе по каким-то причинам застряли в этом месте и потеряли управление, да еще на руках с секретной оптической техникой. Как назло, в этом районе по данным разведки с грузинской стороны движется большая группа боевиков. Разница в задании была лишь та, что отсутствовала группа прикрытия, которая должна была занять позиции севернее села и контролировать ситуацию на случай неожиданной атаки. «Иди на ринг с одним кулаком — вот что это значит!» — сказал себе Суворов и больше об этом не думал — занялся делом.

Уничтожив приказ, Марат прикинул, что лететь им не больше двадцати минут и за это время нужно поставить задачу бойцам, проверить амуницию.

Через пятнадцать минут, как и предполагал Марат, вертушка, сделав несколько кругов над селом, начала вертикально спускаться. Марат еще раз пристально всмотрелся в лица своих бойцов — они были спокойны и сосредоточены. В его подразделении все были профессионалы. Каждый выполнял еще и свои задачи, не забывая и о близких товарищах. «Наверное, поэтому, — думал Марат, — за последние месяцы тяжелых операций отряд не потерял ни одного бойца. Но это пока», — недоброе предчувствие овладело им, но Марат отбросил эти мысли — незаметно для других постучал трижды по деревянному ящику с патронами и улыбнулся, кивнув самому молодому из подразделения — радисту Лугову, парню, судя по всему, не робкому, но поддержать его следовало бы, — подумал Марат.

Вертолет приземлился на небольшой и малоудобной площадке в двух километрах от села Шарой. Светало. Большие горы начинались за населенным пунктом в нескольких километрах. Их вершин уже касались первые лучи зимнего солнца. Внизу, в ущелье, находилась дорога, которая хорошо просматривалась. В селе — пункте назначения все было тихо.

Выгрузка взвода и экипировки, нескольких ящиков с боеприпасами и провиантом прошла нормально. Однако расслабляться было нельзя, надо контролировать ситуацию. Район — опасный. Село находится на плато, за которым находятся горы. А там, кто знает, возможно, ждут своего часа боевики. Со стороны гор идет единственная дорога, по которой большому отряду бандитов пройти будет сложно, если грамотно поставить боевое охранение и оборудовать огневые точку. Однако Марат еще с вертолета не заметил боевого охранения.

Когда вертолет набрал высоту и превратился в летящую точку, Марат передал бинокль Зеленко:

— На, посмотри, я никого не вижу.

Осмотрев село, заместитель Марата раздраженно выпалил:

— Не нравится мне все это, командир. Но следов нападения на село я тоже не вижу.

— Что будем делать, старлей? — как-то неуверенно произнес стоящий за спиной старшина Куценко.

— Осторожно исследуем село, — уверенно произнес Марат.

— А если там боевики? Да и вообще… — пытался возразить Зеленко.

Марат ничего не ответил.

Село располагалось на небольшой возвышенности и было разделено надвое дорогой. Визуально в нем дворов десять. Дома выглядят убого, хотя по данным Марата за время войны каких-либо серьезных боевых действий здесь еще не было. Однако по оперативным данным через село не раз проходили боевики, пересекавшие границу с Грузией.

Через час, спустившись с плато, группа Марата была в километре от Шароя. Еще через несколько минут, когда можно было разглядеть развешенное на веревках белье в дворах, неприхотливую деревенскую утварь, бойцы услышали странное урчание. С другой стороны села, то есть с дороги, круто уходящей в горы, показался серебристый джип. Марат приказал всем приготовиться к бою.

— Надо же! — произнес в этот момент лейтенант Зеленко, похоже, нас ждали.

Совершенно новенькая машина с московскими номерами остановилась прямо у дороги в пятидесяти метрах от изготовившихся спецназовцев. Из нее вышли трое пожилых чеченцев, один помоложе остался за рулем.

— Добры дэнь, камандыр, — как будто отрапортовав, обратился к Марату один из чеченцев.

«И как только они различают начальство? — подумал про себя Марат. — Взгляд острый, испепеляющий, но поведение спокойное… Что-то здесь не так…»

Как будто почувствовав интерес Марата к себе, старик продолжал:

— Бандыт здэс нэт, бандыт в горы ушел, ухадытэ, — мы мырныя люды!

— Здесь по оперативным данным была наша часть, где она? — спросил Марат.

— Аны уехалы.

— Когда?

— Вечэра.

— Куда уехали? — не выдержал и вступил в допрос лейтенант Зеленко.

— Нэ знаю. Уехали вэчером.

— А где техника?

— Савсэм всо забралы.

— Мы должны осмотреть село, — сухо ответил Марат.

— Нэ дэлай этого началник, — не унимался старик.

Водитель автомобиля в этот момент что-то выкрикнул из салона джипа, подняв руку к небу.

— А чего вам бояться, раз никого нет? — переспросил старика Марат. — Убедимся, что никого, и уедем. Или вы боитесь чего?

— Грэх это началник, грэх! — поднял руки к небу старик.

— А где население аула? — вдруг спросил у старика лейтенант Зеленко.

— Вэс в горы ушол. Вас баится. Вэрталет баится.

— А чего боятся, мы, наоборот, вас защитить пришли, — весело парировал Зеленко.

— Нас ныкто не защытыт, — отрывисто произнес парламентер.

— Не бойся, уважаемый, никого не тронем и уйдем спокойно, — спокойно ответил Марат.

— Грэх, грэх. Бэда будет, — продолжал старик, а остальные двое в знак подтверждения слов старшего закивали головами.

В этот момент, сидящий в машине, небритый водитель выскочил из нее, что-то громко выкрикнул в сторону стариков. Те даже не шелохнулись. Но самый старший из них еще раз, умоляюще глядя в лицо Марата, произнес:

— Уходытэ, сынки.

— Постойте! — не выдержал Зеленко. — Командир, неужели мы их так отпустим. Надо осмотреть машину. И этот в тачке мне не нравится.

Марат кивнул, и в считанные секунды бойцы окружили машину со всех сторон. Молодой чеченец был буквально пригвожден лицом к капоту юрким Зеленко.

Осмотр показал, что кроме большого ножа оружия у чеченца нет. Однако бдительный Зеленко не унимался.

— Покажи мне руки, — обратился он к водителю. Тот нехотя протянул их прапорщику.

— Ах, ты морда! — двинул его своей тяжелой рукой Зеленко. Да посмотрите на его руки — как пить дать вчера «калаш» держал, а сегодня овцой прикидывается.

— Не трогай его, — остановил разборки Марат. — Отпусти его.

Машину оставили на том же месте. Перебежками бойцы приблизились к деревне. Кивком Марат приказал двум бойцам идти вперед, обследовать крайний дом. Он решил, что с четырьмя бойцами, будет прикрывать их действия. Володя Малышин вел водителя джипа. Старики шли рядом.

Марат прекрасно осознавал, что у него нет возможности нормально провести зачистку села. Был бы взвод Смирнова — тогда другое дело. Впрочем, в нарушение инструкций, Марат выходил на задание со своей группой впервые. В этот момент он со злостью вспомнил полковника Губаренко… А если вдруг боевики окружат село? Это будет западня? — никак не мог успокоиться Марат. Однако больше всего его волновала тишина. Разбросанные на дороге вещи указывали на то, что обитатели деревни покидали ее быстро.

Ничего нет страшнее тишины на войне — зловещей и непонятной. В такое время полжизни можно отдать за то, чтобы знать, чем она вызвана и что будет через пять-десять минут — кто-то напорется на растяжку или на мину или прозвучит отбой тревоге. Впрочем, Марат знал, что расслабляться нельзя ни на минуту даже во время отдыха, привала. Враг только и ждет того, чтобы напасть в самый неподходящий момент.

Группа проверяла двор за двором — комнаты, погреба, сараи. Через пятнадцать минут Зеленко отрапортовал, что бойцы осмотр закончили, а в деревне никого нет.

— А куда делся артиллерийский взвод вместе со складом вооружений и техники? — раздраженно спросил Марат у своего подчиненного. — Сквозь землю провалились?

— Все показывает, что люди здесь были еще несколько часов назад и, вероятно, спустились вниз по дороге.

— Передавай в штаб, Лугов, — обратился Марат к стоящему рядом радисту. — Артиллерийской части не обнаружено. Следов боевого столкновения нет. Какие будут дальнейшие приказания?

В этот момент неожиданно для спецназовцев раздался глухой хлопок и стоящий впереди прапорщик Гладов упал, выкрикнув: «Командир, бандиты!»

Все моментально, повинуясь инстинкту самосохранения, упали на землю. Мозги у спецназовцев в такой ситуации включаются мгновенно. Не поднимая глаз, по хлопкам можно понять, из чего стреляют, сколько метров от засады, профессиональную подготовку противника. Падая, Марат заметил, как, воспользовавшись суматохой, дернулся чеченский водитель и бросился на пригнувшегося Малышина. Пока Малышин, опешивший от нападения, поднимался, чеченец попытался вырвать у него автомат. Но не успел, — Малышин изловчился, вытащил нож и ударил им нападавшего прямо в горло. Чеченец посмотрел на бойца, как бы не веря в то, что это последние секунды его жизни, и упал замертво.

В этой суматохе, Малышин, не обращая внимания на чиркающие над головой пули и разрывающиеся мины, бросился к старику. Такие вспышки гнева на войне часты. Хуже, когда у солдат едет крыша. Но любой гнев на войне не нужен или опасен, если он не направлен на врага. Старик был не виноват. Это Марат понимал, поэтому успел одернуть бойца:

— Ты, че, твою мать, может еще своих перестреляешь?

— Я убью эту суку, командир! — выкручивая свою руку из рук Марата, выкрикнул Малышин. — Из-за этих гадов мы попали в засаду!

— Прибереги силы и злость для «чехов». — Занять боевую позицию, боец!

Малышин подчинился и, не сказав ни слова, лег на землю, а через несколько секунд по-пластунски подполз к гигантскому валуну, стоящему на обочине, и спрятался за него.

— Отец, где наши ребята и сколько бандитов? — обратился к старику Марат.

— Ваших всех перэрэзали, только камандыра увелы. Куда — нэ знаю. Тэхнику спустили в пропаст.

— А сколько их?

— Многа очэн многа. Оны всех з села увэлы в ныз. Эта западня. Сказалы, еслы што нэ, всэх растрэляют…

В этот момент метрах в двадцати от Марата и старика разорвалась мина. Его нескольких бойцов присыпало землей. Через несколько секунд, когда Марат поднял голову, то услышал кашель старика и увидел на его рубашке кровь — осколок попал аксакалу в область сердца. Марат поднял голову старика. Он был еще жив, тяжело дышал.

— Отец, если можешь говорить, скажи, как нам выбраться отсюда? Слышишь? — Марат еще немного приподнял старика.

— В далыну нэ иды, адын дарога… ввэрх, в горы, — прохрипел старик. — В горы иды… С гары спустытэсь па рэке, увидыш сам… другой дарога нет… Внызу будут бандыты… Их камандыр араб… В сэлэ, в далынэ у мэнэ брат живет, Аслан… Аслан Мамэдов. Живет второй дом от дорога… Он выведэт вас…

При этом старик как-то обмяк, закрыл глаза, сделал вдох и испустил дух.

— Ну хоть на этом спасибо, отец, — успел произнести умирающему Марат, но не успел договорить, как взрыв мины свалил Марата с ног. Холод, терзавший целые сутки, моментально ушел, выступил пот, стало жарко как в бане. Мозг усиленно заработал в эти минуты. Сознание пришло быстро — жив, не ранен. Закрыв старику глаза, Марат подполз к радисту.

— Передавай быстрей, — обратился Марат к Лyгову, — кодированное сообщение: попали в засаду. Пусть срочно вызывают группу прикрытия… Ты что, не понял, Лугов? — Марат с силой дернул бойца за плечо. Но тот тупо посмотрел на своего командира, правой рукой сжимая кисть левой.

— Артем, ты ранен? Рука? А так — цел?

Побледневший радист успокаивающе ответил:

— Спокойно, командир, чиркануло. Вот только рацию малеха задело.

— Починить сможешь?

— Не знаю, попробую.

— Тогда быстрей пробуй, Лугов! Теперь от тебя многое зависит. Вот тебе бинт, — Марат достал из кармана пакет и передал радисту.

Со стороны ближней высотки, в полукилометре ярко вспыхивали огоньки автоматов. Огонь был настолько плотный, что голову поднять было тяжело, не говоря о том, чтобы перестроиться и толком понять ситуацию.

Село с той высотки просматривалось как на ладони. Об этом знали бандиты и поэтому все заранее предусмотрели. Все точки в селе были пристреляны, — так что головы не поднимешь. Кроме того, из минометов осколочным можно было методично расстреливать любой квадрат. Но это было полбеды, — со стороны дороги показалось несколько легковых машин, один армейский грузовик, откуда выскочили люди в камуфляжной форме — около полусотни. Это была хорошо спланированная западня. Старик был прав по дороге вниз не прорваться, а выход в горы прикрывала группа снайперов и минометчиков на высотке.

— Всем спрятаться за центральный дом, — приказал Марат, — держать круговую оборону! Раненых отнести в погреб — оказать необходимую помощь. Марат знал, что без поддержки извне им не продержаться и нескольких часов.

— Сволочи! — прокричал Малышин, после того как очередная мина угодила в соседний дом, а глина, доски и песок засыпали дорогу. — Командир, давай я подползу ближе и ударю из «мухи»!

— Там снайпер сидит, дубина! Здесь надо создать дымовую завесу… и отходить к высотке.

Но Малышин его не услышал. В этот момент, когда ударной волной снесло крышу дома, служившего бойцам укрытием, Малышин неудачно развернул «муху», и струя выхлопа ударила ему в затылок. Боец упал на бок, зажав двумя пальцами нос.

— Контузило?! — прокричал прапорщик Хоревский.

— Не, глушануло немного! — заорал Малышин в ответ.

— Молодежь, мать вашу! — выругался прапорщик. — Учить вас всему надо!

В суматохе боя и поднявшейся пыли Марат все же заметил, что боевики решили окружить село. Можно было разглядеть — они прекрасно вооружены: гранатометы, минометы, с десяток ручных пулеметов. При лобовом столкновении группе и часу не продержаться. А если удастся их остановить на время, то ценой больших потерь.

— Патроны беречь, — скомандовал Марат. — Ту группу слева отсекай. Если подойдут к крайнему дому, — стреляйте в стены из подствольников!

После того как группа из пяти боевиков укрепилась на окраине села, Марат решил, что пора оповестить командование о своем безнадежном положении.

— Секретный позывной — «обед заканчивается», — скомандовал радисту Марат. Спецназовцам запрещалось передавать голосовые сообщения в штаб, кроме того случая, если группа находится на грани уничтожения.

— Что?

— «Обед заканчивается»! Ты, что оглох? — не выдержал Марат.

— «Беркут», «Беркут», как слышишь? «Обед заканчивается», прием! — затараторил Лугов.

Через пять минут радостный Лугов протянул наушники и ларингофон командиру:

— Есть связь, товарищ старший лейтенант, «Беркут», — Артем протянул комбату наушники, и Марат услышал голос штабного.

— «Беркут», это главный, — прокричал Марат. — «Обед заканчивается», без провианта продержимся не долго, мать вашу!

Но в штабе его, вероятно, плохо слышали. Голоса обрывались. Марат успел лишь понять, что из-за метеорологических условий вертолета со спасательной группой не будет.

Когда по связи от командира очередной группы приходило последнее кодовое сообщение «обед заканчивается», по отработанной давно в его подразделении схеме командование должно было выслать группу или по крайней мере прочесать квадрат. На секунду Марата охватило чувство безысходности. Ему даже показалось, что страх охватил его бойцов. Но это было мимолетное ощущение. Он знал, что его бойцы умрут, если нужно, но не оставят этого проклятого места. Он видел, как они, огрызаясь автоматными очередями и редкими выстрелами из подствольников, уносят жизни десятков бандитов. Но этих тварей было слишком много, а боеприпасы слишком быстро таяли.

Выдвигаться в горы будет трудно, а там идти по ослиным тропам, узеньким дорогам с ранеными, однако это был единственный путь, но мешал огонь с высотки, там засели несколько бандитов, в то время как внизу, под селом их было человек сто — не меньше. Если преодолеть метров триста и подобраться к ее подножию — бандиты не смогут вести прицельный огонь. А там если повезет — можно будет добраться до горной тропинки и скрыться.

Через десяток минут, когда противник был в двухстах метрах от спецназовцев и пытался закрепиться за первыми домами у дороги, минометный обстрел прекратился. Однако Марат знал, что высовываться не стоит — на высотке снайпер только и ждет этого. Кроме того, расслабиться не давали пулеметные трассы, они плотно ложились у голов бойцов, разрыхляя снег и выдалбливая промерзшую землю. В момент, когда ситуация стала критической, внезапно все стихло. Маратовские бойцы подняли головы, ошарашенно поглядывая друг на друга и на командира.

— Командир! Вас вызывают! — неожиданно закричал радист и добавил, что это не командование.

Марат подполз к рации, где рядом с радистом в небольшой ложбинке находился прапорщик Хоревский, со злостью рвавший зубами пакеты с бинтами.

— Эй! Командир! С тобой говорит Хамид! — послышалось в наушниках. — Мы знаем ваши позывные. Помощи не жди, никто не придет к тебе. Давай по-хорошему договоримся! Как мужчины! Вы складываете оружие, а мы вас отпускаем. Накормим, вина хорошего грузинского нальем… А, командир, что скажешь? Мы вас не тронем!

Марат был профессионалом и знал, что доверять бандитам не стоит, тем более отвечать на их вопросы. Однако грех не воспользоваться передышкой. Поэтому не отвечая, кивком приказал двум бойцам приготовить дымовые шашки и сгруппироваться.

— Эй, командир, не глупи, — послышался тот же голос в наушниках. — Шансов у вас нет. Сдавайтесь!

В этот момент Марат окончательно уверился, что другого пути, нежели пробиваться по горной дороге, нет. Это означало, что шансы на спасение у его группы равнялись почти нулю. Марат кивком подозвал к себе лейтенанта Зеленко. Когда тот подполз ближе, спросил у него:

— Какие потери?

— Трое убиты: сержант Иванов, старшина Гладов…

— Да ни тараторь ты, — оборвал его Марат. — Сколько убитых и раненых?

— Трое убитых, пятеро ранены, двое — тяжело, — ответил Зеленко.

— Понятно! Слушай мою команду: сейчас ведете плотный огонь по селу. Цель первая — дома перед нами. И вон тот крайний. Затем создаем дымовую завесу и выдвигаемся по одному в сторону высотки. Ты в авангарде, я прикрываю сзади. Прячьтесь за домами. У последнего остановитесь. После чего все вместе, бегом, как можно быстрее к высотке — чем быстрее — тем меньше потерь!

— Командир, а что с ранеными?

— Раненых понесем. А с убитыми, — Марат секунду помолчал, — мы вернемся за ними… эти сволочи ответят за все… Передай по цепочке: отход начинаем через пять минут.

Меняя рожок, Марат на несколько секунд задумался о своем решении: оставляя убитых, он отдавал их тела на растерзание ублюдкам, которые надругаются над ними, изрежут их тела.

— Простите, ребята! — шепнул им Марат.

Пока они готовились к выполнению плана, боевики перебежками с криками «Аллах Акбар» и матом начали штурм села. Но в этот момент сработали дымовые шашки. Через несколько секунд группа Марата бегом направилась к высотке. Некоторое время чеченцы остервенело и беспорядочно стреляли в разные стороны, но входить поглубже в деревню боялись. Это и нужно было группе Марата, — когда боевики на высотке поймут, что группа Марата приближается к ним, у его товарищей будет две-три минуты, чтобы обогнуть несколько сот метров сопки и уйти по горной дороге или покрошить огнем засевших бандитов.

Несколько минут казались целой вечностью. На высотке боевики поначалу не заметили бегущих спецназовцев. Марату даже подумалось, что они смогут беспрепятственно улизнуть на горную дорогу. Однако пять или шесть боевиков в этот момент уже спускались по пологому склону в деревню, не ожидая от россиян такой дерзости.

— Русские, мать-перемать, — послышалась ругань вперемешку с чеченскими словами.

Первым же выстрелом снайпера на высотке разворотило шею прапорщику Хоревскому, вторым — специалисту по минному делу Диме Жилину. В этот момент огонь был настолько плотный со всех сторон, что, казалось, из этого ада никто живым не выберется. Из пулемета разрубило лейтенанта Зеленко. Марат уже видел нохчей, дрогнувших и попятившихся назад. Через минуту завязался короткий бой — противники расстреливали друг друга с расстояния десяти — двадцати метров. В суматохе Марат вырубил прикладом какого-то араба, боровшегося с раненым в ногу Малышиным.

— Сваливайте на горную дорогу! — приказал Марат оставшимся ребятам. — Через несколько километров начнется спуск. На равнине наши блокпосты. Я попытаюсь задержать духов, и никаких возражений, — добавил Марат подчиненным. В этот момент с горы послышался хлопок — один из раненых — прапорщик Куницин упал замертво.

— Марат, там снайпер! — успел выкрикнуть Малышин, получив ранение в руку.

Марат заметил «духа» и, ничего не говоря, бросился за ним. Извиваясь кошкой, выбирая, куда ступать, Марат за минуту добрался до насиженного снайперского места. Опешивший снайпер несколько раз промахнулся с близкого расстояния, что и предрешило его судьбу. Марат с близкого расстояния расстрелял в упор, высадив в бандита почти весь рожок. Осмотрелся, вокруг гильзы 7,62-мм лежат россыпью, несколько патронов-«красноголовок», бронебойно-зажигательных… Рядом рогатина торчит — видно, снайпер сидел. «Неплохое место «душки» выбрали», — подумал Марат и сунул несколько патронов в карман брезентовой «горки» как вещдок, на всякий случай, — может, по серии на гильзах контрразведчики вычислят источник поступления боеприпасов. Выхватив из рук убитого винтовку и найдя в карманах патроны, Марат начал спешно спускаться вниз. При этом он услышал, как застрочил пулемет Малышина. Раненый и истекающий кровью боец уложил нескольких боевиков, пустившихся вдогонку за спецназовцами.

— Командир, я нарушил приказ, — через силу улыбнулся Малышин. — Я сказал ребятам уходить. И вы уходите.

— Не дури, Малыш, — ответил Марат, вынимая из кармана упаковку обезболивающего. — Тебе еще жить. Будет вертушка. Все будет хорошо.

— Командир, ты знаешь, что со мной сделать, — показал он свою белоснежную улыбку.

— Знаю, потащу тебя, детина ты глупая, не хватало, чтобы ты себя еще, не дай бог, не прикончил — если надо, дотащу прямо до твоей гребаной Сибири. Привезу тебя, отдам невесте и тогда успокоюсь. А сейчас, — Марат достал из кармана аптечку, — вколю тебе промедол — легче станет.

Отдохнув несколько минут и убедившись, что бандиты пока не решились на новый штурм, Марат спокойно установил несколько растяжек, снял с убитых нохчей несколько рожков к АКМ и, придерживая хромающего Малышина, пошел по горной дороге.

Резкий подъем, начинавшийся сразу за высоткой, был очень скалистый и неудобный. Кроме того, нужно было идти против солнца. Впрочем, Малышин, усердно прихрамывая, не сильно обременял Марата, старался идти сам, не наваливаясь на товарища всем своим весом. Так прошел час, когда они встретили радиста Лугова, который сменил Марата.

— Лугов, что со связью? — отдышавшись, спросил Марат.

— Обычная приказала жить, а вот это, — связист показал командиру небольшой прибор, — может нас выручить. Это прибор для спутниковой связи. К нему обычно подключается переносной корректировщик огня или чемоданчик с кнопочкой. У нас этого нет, но это не главное — он передает наши координаты, если, конечно, спутник в порядке.

— Даже если ты, Лугов, не заливаешь, — ответил Марат, — проблема в том, когда они пришлют спасательную группу? Сюда им не добраться, нам нужно идти в деревню. Там, по словам аксакала, живет его брат. Он нам поможет.

— А если там бандиты? — тяжело дыша, спросил Малышин.

— Все может быть, — ответил Марат. — Поэтому идем осторожно.

На этом участке района, примыкавшего к границе с Грузией, давно никаких армейских постов не было. Здесь бандиты сотни раз нарушали границу, беспрепятственно спускаясь с гор. Здесь, по оперативным данным, шли смертоносные караваны с оружием и наркотиками. Любой военный, тем более спецназовец, знал, что гораздо эффективней наносить точечные удары по базам боевиков в Грузии, чем бороться с ними на своей территории, где они могут спрятаться как иголка в сене. Однако командование как будто не понимало этого, бросая в мясорубку молодых необученных пацанов.

До перевала шли молча. В этом походе прошел день, и наступила ночь. Целый день, экономя тепло, стараясь не пить холодную воду, они медленно приближались к цели. Запасы жидкости, что оставались в организме, выжимало обмундирование, броник. Пот ручьями заливал глаза, спины ломило так, что, казалось, уже ни в жизнь не разогнуться. Ставшее насквозь мокрым белье липло к телу, при каждом движении из-под ворота пыхало влажным жаром. Неподъемный автомат оттягивал руки. Хотелось выбросить все вон. Малышин даже с поддержкой не мог дальше идти, поэтому привалы делали через каждые пятнадцать минут…

Утром, когда дорога дошла до почти ровного плато, обильно поросшего сосной, они остановились. От дороги, идущей еще дальше в горы, шла узенькая тропка вниз, в ущелье. Бойцы сразу как-то повеселели. Однако это нужно было бы проверить. Кто знает, не разделился ли отряд боевиков на две части? А если это так, то наверняка бандиты переговорили об этом по рации. Кроме того, село это было враждебным к федералам. Месяц назад там была обстреляна группа мотострелков.

Когда Марат разрешил остановиться на привал, он еще не знал, что погода поторопит наступление темноты. В горах началась настоящая буря — снег с дождем накрыл спецназовцев всей своей мощью.

Самое страшное, что уйти от бурана было некуда. Что поделать — бойцы прижались к друг другу и накрылись плащ палатками. Через несколько часов борьбы со стихией, когда сил, казалось, совсем не осталось, буран неожиданно ослабел. Наступала ночь, а значит, следовало идти вперед, к селу. По карте это должен был быть Ушкалой или Гухов. Однако сил идти не было и Марат дал команду отдыха, и спецназовцы сразу же уснули, укрывшись в скалистой расщелине. Через три часа бойцы начали спуск, а затем остановились метрах в пятистах от села в большом овраге.

Теперь надо было дожидаться глубокой ночи, чтобы двигаться в село. Лежать становилось все тяжелее. Затекшие мышцы начало ломить, выворачивать суставы. Тут еще «удружил» колючий дождь. Холод пробирал до костей. Бойцы не могли пошевелить пальцами. Снять АК с предохранителя стало невозможным, — окоченевшие пальцы не чувствовали «собачки».

Невероятно хотелось пить. Без воды особенно страдал Малышин, смачивавший губы из чашки с дождевой водой. Как назло, здесь в низине не было даже снега. Марат раздраженно посмотрел на пустую фляжку, которая только мешала, била по бедру. Пустая, она оказалась намного тяжелее полной, но в селе, если повезет, можно раздобыть воду.

Когда вокруг стало все тихо, Марат решил сходить на разведку в село. Тишина стояла полная. На улице было пустынно.

— Что за народ. Фонарь бы хоть какой повесили, — выругался про себя Марат, наступив на какой-то предмет. Через несколько секунд поднял его и посветил маленьким карманным фонариком. — Вот сволочи, так это ж граната, слава богу, без взрывателя.

Он вспомнил, как одуревшие от обилия бесхозного оружия чеченские мальчишки в Грозном шутили в таких случаях: «Ты ее не бойся — она ж ручная».

Остановился около небольшой глиняной мазанки и интуитивно понял, что здесь безопасно. Через несколько секунд Марат негромко постучал в окно. Прошла минута, но никто не отозвался. Простому гражданскому этот дом мог показаться маленьким и убогим сараем. И в самом деле глиняные стены, земляной пол, маленькое окошко почти не пропускает свет.

— Может, я перепутал? — спросил себя Марат.

Но в этот момент в доме послышалось движение, а затем мужской и женский голоса на чеченском. Через мгновение скрипнула дверь и в темноте показалась мужская голова пожилого мужчины, в руках у него был обрез.

— Здесь живет Мамедов? — тихо спросил Марат.

Прошло полминуты, пока поначалу съежившийся от вопроса чеченец не пришел в себя.

— Да, это я.

— Успокойтесь, мы русские солдаты. Ваш дом указал ваш брат…

— Джахар?! Что с ним? — умоляюще, чуть не плача, произнес чеченец.

— К сожалению, его нет в живых, он убит бандитами, — набравшись сил, выдохнул Марат.

— О, Алла, Алла! — медленно опускаясь на землю у порога, запричитал чеченец.

Не обращая внимания на ночных гостей, к хозяину дома подбежала женщина и запричитала на чеченском — так жалобно и хрипло, что у Марата мурашки по телу пробежали. Ему стало жаль этих людей. Их жизнь в последние годы превратилась в настоящий кошмар. К сожалению, в войне гибнут не только солдаты, но и мирные люди, ни в чем не повинные старики и дети. Зло порождает зло, месть рождает месть.

На секунду успокоившись, вытирая рукавом пиджака глаза, старик на довольно хорошем русском спросил:

— Когда это произошло?

— Сегодня утром.

— Идемте в дом. Холодно на улице…

Зажгли свечу. Окна были надежно занавешены и утеплены всяким тряпьем. Привыкшие к темноте спецназовцы, поначалу с трудом различали предметы. И, вот тебе раз — халупа халупой снаружи, хатка была довольно милая внутри. Более того, — это был дворец — настоящее жилье, напоминавшее родину. Кто мог подумать, что после месяцев окопов, ям, крысиных нор в этом предгорном захолустье они увидят привычный, еще советский интерьер с фотокарточками на стенах, с книжной полкой, с недорогими стульями со спинкой.

Марат посмотрел на себя в зеркало и понял, что сам стал похож на бандита: заросший, злой, ненавидящий все и вся. Но минуты расслабленности уходили. Нужно было думать, как добраться к своим, и сможет ли этот старик им помочь. Как бы читая мысли спецназовца, старик произнес:

— Я слышал стрельбу. Молился Аллаху, чтобы война прошла мимо села брата. Предлагал ему: поживи у меня немного. Все-таки у нас большое село. А он отказался. Здесь не все за бандитов, — вздохнул Аслан и закрыл лицо руками… — Жили ведь как люди. И сейчас бы вместе прожили… Сейчас все перевернулось. Стариков перестали уважать. У кого оружие, тот и прав… Брата жалко. Не уберег я его.

В образовавшейся тишине в комнату молча вошла супруга Аслана, принесла чистое белье, тазик с водой, а также овощи и лепешки. Марат спросил у старика:

— Аслан, есть ли в селе бандиты?

— Не знаю, но уши свои они здесь имеют. Ваши солдаты уже давненько здесь не бывали. Слышали, наверное, что у нас здесь произошло. После этого поставили федералы блокпост. Но что толку — солдатики сами разбежались и правильно сделали — нечего им здесь за кого-то погибать. Это ведь политики между собой деньги и нефть поделить не могут. Пока не перебьют друг друга, толку не будет.

— Ваш брат говорил, что вы знаете дорогу в долину. Не могли ли вы быть нашим проводником? — продолжил разговор Марат.

— Лет пять назад смог бы. А сейчас нет — кости свои еле волочу. Да и жена меня не отпустит. Сами понимаете — не переживет она, если я не вернусь. Но я вам все-таки помогу, расскажу, что делать надо. Во-первых уходите ночью, то есть — как можно раньше. Идти немного, правда, вы устали. Когда я был помоложе, — с некоторой ностальгией вспомнил старик, — я до райцентра, в котором располагаются ваши части, за девять часов проходил. Если без приключений, за сутки дойдете. Во-вторых, вам не следует идти по главной дороге, там можно нарваться на неприятности. Километрах в пяти за селом полуразрушенный мост — по нему пройти и даже проехать можно. Но не советую — можете нарваться на засаду…

Выйдя на улицу, Марат оглянулся по сторонам и прислушался. Было тихо. Село как будто бы спало. Мягко ступая на землю, он делал остановки и, не заподозрив ничего, шел дальше. Внезапно услышал странные звуки со стороны ожидавших его бойцов, а затем несколько одиночных выстрелов, после которых собаки в селе подняли лай. Приблизившись к краю оврага, он увидел, как группа боевиков пытает Лугова. Малышин лежал на земле без движения. Боевиков было человек восемь. Один из них, видно, командир — вытащил нож и приставил к горлу радиста.

— Я бы тебя как поросенка освежевал, — хрипло произнес главный, с перстнем (это, как понял Марат, означало, что он главарь клана или полевой командир). — Но Аслану обещал передать вас живыми. Слишком много вы у него парней положили. — При этом чеченец сильно ударил Лугова по голове, так что тот упал на землю.

Лугова заставили подняться и выбраться из оврага, тело Малышина один из бандитов взял за ногу и потащил вслед за другими. Марат видел, как они вышли на дорогу, где стоял новенький «Мерседес».

— Спокойно, Лугов, спокойно, — тихо, почти про себя, произнес затаившийся за огромным валуном Марат. — Сейчас все будет хорошо.

Когда процессия остановилась и главарь, докуривая сигарету, собирался усаживаться в машину, из темноты прямо ей наперерез выскочил Марат и с криком: «На землю, суки!» — обхватил главаря тонкой бечевкой за горло, с силой осадил его на землю. Несколько секунд боевик пытался оказать сопротивление, но тщетно — натренированные руки спецназовца еще сильней сжали бечевку на горле.

— Всем выйти из машины, — приказал онемевшим бандитам Марат. — Скажи им, чтобы они выполняли мои команды, — обратился Марат к полевому командиру и еще больше надавил на горло боевика.

— Делайте, что он говорит, — прохрипел чеченец.

По окровавленному горлу было видно, что Марат нешуточно сдавил горло чеченцу.

— Хорошо, теперь бросайте оружие и ложитесь на землю! — потребовал спецназовец. — Лугов, — обратился Марат к товарищу, — собрать оружие и связать эти ублюдков.

— И что дальше?

— Отведи в овраг и поставь растяжку — пусть помучаются, может, свои через недельку помогут, — с нескрываемым злорадством ответил Марат. — А тебе, ублюдок, придется поехать с нами, — придерживая одной рукой полевого командира, произнес Марат. После этого спецназовец сильно ударил прикладом боевика по затылку, так чтобы он не создавал проблем некоторое время, связал его и залепил специальной клейкой лентой рот.

Пока Лугов возился с «чехами», Марат успел уложить окровавленного Малышина на заднее сиденье, рядом с потерявшим сознание «чехом». Малышин был еще жив, но синие глаза от крови не открывал, только нервно моргали ресницы.

— Малышин, слышишь меня? — обратился Марат к своему подчиненному. — Все будет хорошо. До заставы рукой подать. Сейчас мы тебя с ветерком прокатим.

Скрипнув колесами, «мерс» на большой скорости промчался через село.

— Слушай, Лугов, — всматриваясь в дорогу, заметил Марат. — Через пару километров будет мост. Машину оставим там. Дальше пешком.

Десять минут ехали молча. Марат посматривал на Малышина, который как-то неестественно откинулся на заднем сиденье.

«Бедолага, — подумал Марат, — слишком много крови потерял».

— Ты можешь быстрее? — обратился Марат к Лугову.

— Не могу, товарищ старший лейтенант, дорога скользкая.

— Вон, смотри — мост!

— Вижу, только там, у моста какой-то блокпост?

— Старик мне ничего не говорил.

— Это засада, товарищ старший лейтенант, — чуть ли не по слогам выговаривая слова, доложил Лугов. — Притормозим?

— Сбавь обороты, — приказал Марат.

Это и в самом деле был блокпост — стандартный шлагбаум по всем правилам полевого поста — мешки, оборудованные землянки. На дорогу выскочили несколько солдат в камуфляже российских пехотинцев.

— Вроде свои, товарищ старший лейтенант, — обрадовался Лугов.

Марат ничего не ответил, но только вздернул затвор автомата. И тут сзади прохрипел связанный бандит.

— Тебе чего, — развернулся к нему Марат.

Чеченец при этом еще сильнее захрипел. Тогда Марат вытащил у него кляп и наставил на его дуло автомата.

— Говори, собака, иначе отправишься к предкам!

— Это не федералы.

— А кто?

— Это боевики Яндарбиева. Они со всеми воюют. Но у нас с ними соглашение. Они не лезут на мою территорию. Я не вмешиваюсь в их дела. Но федералов они тоже не любят.

— Короче, «Склифосовский», — рявкнул Марат.

— Без меня вам не проехать. Здесь их человек пятнадцать. А если повернете обратно, — сделают из нас консервную банку… Договариваться надо, командир, — с улыбкой ответил чеченец.

— Что ты им скажешь? — неуверенно спросил Марат.

— Скажу, что свои, едут дальше, а ты меня здесь высадишь. Времени у вас будет достаточно, чтобы успеть удрать отсюда.

Машина медленно подъехала к посту. К автомобилю подошли двое. В темноте было трудно разглядеть их лица. Еще двое метрах в двадцати от поста спокойно жарили шашлыки на мангале.

«Нет, — подумал Марат, — свои так себя спокойно не вели бы. Да и машину они, кажется, знают».

— Эй! — крикнул в открывающееся автоматически стекло связанный боевик, — здесь свои, поговорить надо.

— А, это ты, Ашот? — вяло прореагировал один из встречавших на русском языке. — Куда направляешься?

— В Шатой.

— А кто с тобой в машине?

— А, это свои.

— Там же федералы.

— Ты же знаешь, для меня это не проблема.

— Ох и рисковый ты, Ашот. Свернут тебе башку. Неспокойно там. Русские совсем озверели, не откупишься, — пошутил незнакомец.

В этот момент спецназовцы в машине сидели тихо, мысленно подготовившись к худшему. Марат правую руку держал на чеке гранаты, готовясь бросить прямо в блокпост. Несмотря на опасность, его сильно сморило от усталости в теплой машине. Казалось, что это все какой-то сказочный сон. Как вдруг неожиданно для спецназовцев, связанный чеченский командир с криком «мочи федералов» попытался открыть дверцу автомобиля.

Боевики на посту секунды три находились в полном оцепенении. В этот момент Лугов ударил по газам и «мерс» рванул в сторону шлагбаума. Связанный Ашот вывалился с заднего сиденья и что-то, матерясь на чеченском, кричал вслед. Началась дикая стрельба вслед уходящей машине. Когда она набрала приличную скорость, и казалось, что спецназовцы оторвались от преследователей, раздался резкий хлопок и сидящие в машине ощутили мощный удар в кузов. На всей скорости машину развернуло и она вылетела прямо на железный бордюр ветхого моста, так, что Марат успел заметить как передок машины начал крениться в пропасть, туда где шумела горная река.

— Все, нам кранты! — успел прокричать Лугов. — Нам не уйти!

Через правую переднюю дверь Марат выбраться смог с трудом, какая-то железная балка прочно зажала дверь.

— Давай руку, черт тебя подери! — закричал Марат, протянув ладонь радисту. Но это были последние его слова своему подчиненному. Машина со страшным скрежетом и треском начала медленно, как в кино, падать в пропасть.

В этот момент Марат успел ухватиться за балку моста, но и та не выдержала веса спецназовца, и он ощутил, как падает…

Очнувшись через какое-то время, Марат ощутил, что лежит на берегу реки, его, видимо, вынесло течением. Было ужасно холодно, неизвестно, сколько он пролежал здесь, но пошевелить руками и ногами было трудно — конечности здорово замерзли.

«Где мои товарищи?» — первая мысль врезалась в мозг. Марат попытался приподняться, но ощутил сильную боль в правой ноге, болела спина, — вероятнее всего, при падении он сильно ушибся, если не переломал себе чего-нибудь. Собрав все силы и взяв в руки какую-то корягу, он приподнялся и огляделся. Было очень темно, но кроме реки и скал он ничего не видел. За спиной еле угадывался лес. Насколько он далеко от места падения? Не устроили ли боевики погони? Если течение несет вправо, значит — нужно возвратиться обратно. Марату не верилось, что его бойцы погибли. Марат верил, что им повезло, так же, как и ему.

Целый час, ковыляя, он двигался в обратном направлении течению, к тому злополучному мосту. Страха не было. Было желание увидеть своих братишек живыми. «Лугов-то совсем молоденький, а Малышину я пообещал, что доставлю его на базу», — думал Марат.

Вскоре он услышал, какую-то возню за очередным поворотом горной реки. Прислушался — разговор на чеченском. Присмотрелся — ничего не видно. Попытался медленно приблизиться, но боль в ноге не давала возможности преодолеть огромный валун, который лежал на его пути… Опять тишина. «Что они, сквозь землю провалились?» — подумал Марат. В этот момент сердце командира забилось еще сильнее — он увидел несколько фигур на берегу. Кто-то из них пытался зажечь факел, что не получалось сделать из-за сильного ветра. Когда стоявший ближе всего к укрывшемуся за огромным камнем спецназовцу незнакомец разжег намотанную паклю на палку и огонь на несколько мгновений осветил территорию, Марат увидел, как пять боевиков окружили два тела.

«Сволочи», — ослепила сознание Марата мысль, что эти звери уже успели поглумиться над телами его товарищей.

— Аслан, та покынь ты их, пишлы вжэ!.. — донеслось до него.

«Ах ты, сука хохольская, над братишками-славянами надругался, а теперь «пишлы», — не выдержал и вполголоса, скрипя зубами, проговорил Марат. — Ну, погоди у меня!»

Раздались две длинные очереди, по ком били, он уже не видел, почувствовал, что пули второй очереди простучали по камням в нескольких метрах от него… Марат еле сдержался, чтобы не вскочить и не впиться стрелявшему в горло. Но броситься на «чехов» не было возможности: при спецназовце был только нож. Он понял, что стреляли просто так, на всякий случай.

Голоса были слышны еще час-два, потом все стихло. Через пять минут Марат вылез из своего укрытия, приблизился к этому месту — и не выдержал, лег рядом с погибшими товарищами. Лежал так минут пять, — в голове была полная пустота. Мысли барабанной дробью били в голову — это я виноват в их смерти! Потом Марат нашел у своих жетоны, документы. На войне это необходимо, хотя бы чтоб доказать тыловым сукам, что братишки не дезертировали и не сдались…

Когда Марат дошел до леса, который начинался в ста метрах от реки, то понял, что это совсем не лес — подлесок, реденькие кривые от ветров сосны. А за этим хоть каким-то укрытием — поселок. И все-таки, что это за село и кого здесь ожидать? В окровавленном камуфляже выходить на дорогу и искать приключений не стоит. Схватить попутку? А может, боевики подняли весь район? Марат вспомнил, что Ашот говорил, что эту зону контролирует банда, которая не подчиняется не дудаевцам, ни федералам. Рассчитывать было не на что, да и оружие было утеряно. Если не по дороге, тогда лучше идти по пойме реки — это дорога к Шатою. Правда, река просматривается с дороги, но лучшего варианта нет. В этот момент Марат почувствовал, как нестерпимо хочет пить — все-таки третьи сутки без сна и пищи. Утолив жажду, он потянулся вдоль реки, — идти по крутым берегам было невозможно, поэтому спецназовцу приходилось не раз пересекать дорогу.

И все-таки на свете есть Бог. Бог для всех православных, заступник. Он шел и не понимал, куда идет, проговаривая про себя то ли простые слова, то ли молитву. Когда казалось, что силы совсем его покинули — нога давала о себе знать, услышал, как наверху, на дороге притормозила машина. Судя по звукам — обычный армейский «уазик». Не трудно было угадать, что из нее, громко хлопнув дверью, вышел один человек. Секунд десять Марат не мог найти точку просмотра дороги, а когда нашел поваленное дерево, несмотря на дикую боль, вскарабкался на него и, держась за сучья, стал наблюдать. У забрызганного грязью «уазика» суетился невысокий, молодой чеченец. В машине был еще кто-то. На голове у боевика была зеленая повязка — значит религиозный фанатик — такие были наиболее опасны и непримиримы. Такие в случае крайней опасности могли взорвать себя и окруживших его солдат, или, в крайнем случае, пустить себе пулю в лоб. Чеченец отряхнулся, покрутил бычьей шеей и снял с себя автомат. Положил у машины. «Явно не профессионал», — подумал Марат. Вкарабкавшись в кабину, как разъяренный бык, чеченец стал наносить хлесткие удары, после чего из салона послышался женский крик, крик о помощи. Когда боевик замахнулся для очередного удара, бормоча что-то на чеченском, Марат по-кошачьи приблизился и ссадил его с кресла. Боевик упал и потянулся к автомату, но был пригвожден к земле сильным ударом приклада. Вскарабкавшись в салон, Марат увидел перед собой связанную женщину. Лицо ее было обезображено побоями.

— Успокойся, — ласково произнес Марат. — Я свой, русский. Тебя как звать?

Несколько минут, пока Марат освобождал веревки, туго стянувшие женские запястья, пленница угрюмо молчала. Потом тихо произнесла:

— Ниной меня зовут. Эти ублюдки убили мою мать за то, что отец у меня русский.

— Ничего, Нина, скоро кошмары закончатся. Верь мне.

Марат взял чеченца, оттащил с дороги. В карманах у фанатика нашел какие-то документы на арабском языке. В машине Марат нашел полный «джентльменский» набор шахида — наркотики, взрывные устройства, вещи. Сколько бы этот ублюдок мог жизней людских положить — одному Богу известно.

— Нина, ты знаешь, где находятся наши части?

— Знаю, до Шатоя рукой подать. Километра два. Там блокпост.

Спустившись с горы, машина на большой скорости вышла на проезжую дорогу и чуть не врезалась прямо в колонну БТРов.

— Остановите, — прокричала попутчица Марата.

И когда он притормозил, забыв обо всем, Нина выбежала из машины, рыдая: «Мы свои, свои, русские!..»

Очнулся Марат в полевом медсанбате, находящемся при его роте. Он даже удивился этой белоснежной чистоте, белью. Это была какая-то другая жизнь — не война. За окном было солнце. «Вот и весна», — подумалось Марату. Солнечный зайчик бегал по палате. За дверью слышались веселые голоса сестричек.

Марат машинально сунул руку под подушку — оружия не было, зато в руке обнаружилась игла с трубочкой, ведущей к капельнице. Несколько минут он размышлял над тем, что произошло с ним за последнее время. Вспомнив о потере товарищей, скрипнул зубами. Но он сдержал себя. Что толку от самоедства. Ведь за все должен кто-то ответить. У Марата был еще долг перед боевыми товарищами, перед памятью, перед их матерями.

«Что ж, пора, хватит отлеживаться», — решил Марат и, превозмогая боль (нога еще сильно болела), поднялся с кровати и закашлялся, давясь мокротой.

— Вам нельзя, товарищ старший лейтенант, — попыталась остановить Марата стоявшая неподалеку медсестра…

— Послушай, сестричка, вы не знаете, где старший лейтенант Смирнов?

— Нет, не знаю. Но вам нужен покой, вы же сколько дней в бреду! У вас же воспаление легких открылось тяжелое, а еще ранение… — переполошенная медсестра начала укладывать его на постель. — Не успели очнуться — и на ноги вскочили.

— Не волнуйся, сестричка, я выйду подышу маленько, — остановил ее Марат, удивляясь про себя и прикидывая, сколько же дней он уже валяется.

— Вам нельзя вставать! Вы же качаетесь от слабости.

— Позаботься лучше о нем, — Марат кивнул в сторону лежащего рядом раненого бойца, которого и не видно было под сплошными бинтами…

— Я умоляю вас, — чуть не плача, ответила сестра и добавила, что это приказ начальника медслужбы…

Марат мягко отодвинул ее в сторону и направился к двери.

— Я вынуждена буду доложить, — не унималась девушка.

Но Марат не слышал ее.

Солнце ударило в глаза. Он немного поморщился, остановился на миг от накатившей слабости и головокружения. Нагнулся, взял в руки снежок, умылся им, постоял немножко и поковылял к командирской палатке.

Было необычайно тихо. У входа в штаб Марата встретил сонный адъютант Головачева — Сомов.

— Слушай, Сом, командир у себя?

— Никак нет, — бодро ответил, выбросил сигарету. — Вызвали куда-то. Есть Губаренко, но он не в духе.

— А мне насрать, в духе он или нет.

— Я не советую тебе этого делать, Марат, — начал уговаривать уже зашедшего в палатку Сом. — Я все понимаю, но…

— Что «но»? — язвительно переспросил Марат.

Сом, посмотрев в глаза Марату, не решился ответить, отвернулся и достал из пачки новую сигарету. Марат еще несколько секунд смотрел на штабного работника, а потом, резко развернувшись, направился прямо к Губаренко. Полковник разговаривал по телефону. Ворот у него был расстегнут. На столе пепельница доверху набитая окурками, в углу стояла недопитая бутылка какого-то импортного пойла. Губаренко заметил вошедшего Марата, но разговаривать по телефону не перестал, как бы не замечая его. Несколько минут Марат был вынужден ожидать, выслушивая грозные указания полковника каким-то подчиненным. Когда полковник закончил, несколько секунд никто не решался сказать ни слова.

Сглатывая слюну и злость, начал Марат:

— Кто отдал этот дурацкий приказ?

— А ты что, старлей, на отдых сюда приехал? — попытался съехидничать Губаренко.

— Почему не вызвали вертолет? — не испугался угроз Марат.

— Не было вертушки, понимаешь, не бы-ло! — почти по слогам, исходя от ярости, ответил полковник.

— А за ребят кто ответит?

— Ты и ответишь, если такой умный, — встал из-за стола Губаренко.

Было видно, что начальник ждал этого разговора, но слова у него путались, и от этого он приходил в ярость.

— Мне уже из Москвы целый день тарабанят, как это так получилось, что наши раскрутые профессионалы в засаду попали, а командир выжил.

— Ребята погибли геройски. Я вынес из боя документы ребят, — с горечью ответил Марат. — Могу указать квадрат, где произошел бой…

— А кто, старлей, — кроме меня — тебе поверит?

Марат не знал, что ответить на эту реплику. Она звучала угрожающе. Но Марат понял, что сдаваться не стоит, а повиниться перед Богом и ребятишками он всегда успеет. Поэтому, набрав силы, спецназовец спросил у Губаренко:

— Что случилось с группой Смирнова?

— Твою мать, — покраснев от злости, рыкнул полковник, — я в армии тридцать лет, старлей. Ты еще щенок… Отслужи свое. Вот, что… — При этих словах он жестами показал, что не желает больше разговаривать. — Убирайся! — Заикаясь и трясясь от злости, закончил разговор полковник. — А мы еще проверим: не снюхался ли ты с бандитами или не сам ли положил своих?

— Проверяй, проверяй! — ответил Марат и по-армейски развернувшись, не смотря на боль в ноге, вышел из помещения.

В тот момент Марат с трудом сдержался. Горький комок подступил к горлу. Свежий морозный воздух ударил ему в лицо. Марат поймал себя на мысли, что запах у него какой-то горьковатый. «Скоро весна», — подумалось ему. Весна в Чечне ранняя, совсем не такая, как в России. А солнце здесь ослепительно яркое, даже зимой. Для спецназовцев — это не имело значения и не означало неминуемый дембель, как у обычных солдат, но говорило о надежде на то, что эта проклятая бойня скоро закончится и все вернуться по домам.

Оставался еще один невыясненный вопрос — что случилось с группой Смирнова. Ни его, ни его подчиненных не было. Об этом мог знать начальник медицинской части специальной роты. Жаль, сменился майор Гераськин, отозвали в Москву. С ним и поговорить было приятно. Его полевой домик теперь занимал капитан Слонов. Внешний вид соответствовал его фамилии. Кроме того, он был тучным, брезгливым и чванливым. В части его никто не любил. Приблизившись к его палатке, Марат услышал внутри женский смех. Слонов был женат, но женского общества на войне не чурался. Марат постучался. Неожиданно смех и слова внутри стихли, и через минуту в дверях показался тучный Слонов.

— Чего тебе? — недовольно спросил запыхавшийся и вспотевший начальник медчасти. — Когда ты уже угомонишься, почему не соблюдаешь режим? — начал наезжать начмед. — На тебя жалуются мои подчиненные.

— Мне насрать на тебя и твоих подчиненных, — резко ответил Марат. — Ответь, что случилось с группой Смирнова.

— Не знаю, Марат, — сухо отрезал Слонов и всем видом показал, что разговор закончен.

— Нет уж, — Марат взял за ворот кителя Слона так, что вылетела верхняя незастегнутая пуговица, — ты мне ответишь на этот вопрос!

— Ты, чего, Суворов, рехнулся, под трибунал захотел? — начал угрожать ему Слон. — Так я это тебе устрою, псих!

— Я тебя закопаю раньше, — при этом Марат так тряхнул тяжеловесного начмеда, что тот в мгновение обмяк как тюфяк.

— Хорошо Марат, успокойся, — как ребенок завопил Слон. — Был здесь Смирнов, но мне даже не разрешили к нему приблизиться. Его сразу Шеин схватил к себе, а потом приехала группа медиков из Москвы. Так что, судя по всему, его повезли в столицу.

— Что он, был тяжело ранен?

— Ей-богу не знаю, Марат. Мне даже не дали его осмотреть. Как только он прибыл к нам, на него сразу же накинулся Шеин, потом погрузили на носилках на вертолет и все, больше я ничего не знаю… Правда, еще был один момент, кто-то из присутствующих медиков сказал, что Смирнов чуть ли не тронулся умом, что состояние у него такое как будто у него башку снесло.

— А что с его ребятами? — отпуская Слона, спросил Марат.

— Не знаю, никто с ним не вернулся.

— Как?! — не поверил Марат.

Слон потупил глаза, махнул рукой и произнес:

— Извини, Марат, — это все, что я знаю. Только прошу тебя: этот разговор между нами. Я чувствую, что в неразглашении этого заинтересованы большие шишки из Москвы. Кстати, когда доставили Смирнова, к нему приходил еще и Губаренко. Он выгнал всех из медперсонала и позвал Шеина. Он же мне пригрозил, что если я проболтаюсь, в лучшем случае, срок буду мотать. В этот день он отправил нашего полкана в Грозный и несколько дней всем здесь распоряжался. Шухеру навел!..

В родном отряде Марата завелся обычай, кто-то соорудил памятник из речного булыжника — разведчики сложили небольшую пирамидку, напоминающую древнюю сторожевую башню. На солдатской каске, лежащей на памятнике, отражаются багровые отблески пламени. Тыловые умельцы сделали из стали звезду и, подведя газ, зажгли Вечный огонь. Марат увидел, как группа вернувшихся с боевой задачи разведчиков положила к памятнику двенадцать ландышей — ровно по числу бойцов его группы. Ребята нашли их в горах, где на южных склонах уже появились первые весенние цветы…

 

ГЛАВА 2

ДВОЙНАЯ ИНТРИГА

Марат очнулся от воспоминаний.

— Все! Сеанс закончен, — сказал он вслух и принялся готовить немудреный холостяцкий завтрак из яичницы с грудинкой. — Что было, то кануло… будь оно неладно!

После двух кампаний в Чечне в составе спецподразделения «Ноль» и нескольких историй, в которые Марат Суворов ввязался уже вполне самостоятельно, не зная, куда деться на гражданке, — в Долохове для него наступило сравнительно тихое время. Устроившись на знакомую и «непыльную» работу в службе безопасности филиала московского «Дельфабанка» Андрея Федорцова, он обустроился и, казалось, притих. Жизнь вошла в русло, к тому же Марат быстро выдвинулся, — сказывалась выучка, опыт и спокойная уверенность, с которой он вел себя на службе. Правда, не успел он занять пост начальника охраны, как в городке развернулись события, эхо которых прокатилось тогда по всей стране. Федорцов выставил тогда свою кандидатуру на пост мэра — и началось! Схлестнуться тогда пришлось и с уголовщиной, и с ФСБ, и с местными властями. Однако справились. Федорцов сейчас — мэр и крупный бизнесмен. Теперь Марат и видит-то его только иногда…

Об этом Марат думал, уже в спешке доедая свой завтрак из одного блюда. За всей этой ночной «лирикой» можно и на работу прийти впритык. А такого за ним еще не случалось. Марат принялся одеваться со скоростью вышколенного «духа»… но мысли крутились своим чередом.

Была еще недавняя «парижская» история, когда Федорцов попал в неслабый переплет с украинскими авиакомпаниями, которые после «оранжевой революции» спешно заметали следы, вывозили капиталы, а заодно устраняли бывших партнеров… Но и эта передряга в конечном результате пошла только на пользу большому бизнесу шефа, перспективам городка и самому Марату. Он пожал плечами и хмыкнул, припомнив способы ведения дел международными корпорациями — не лучше, по сути, чем у полевых командиров-«чехов». Но все-таки не война в горных ущельях, от которой «на память» остались несколько пулевых шрамов на теле, возвращающиеся кошмары, седая голова и кличка соответствующая — Седой.

Марат как раз вспоминал аварийную посадку на самолете, в котором подлец-партнер из Киева установил химическую бомбу, — и сравнивал в уме, насколько эта ситуация была «лучше», к примеру, фугаса и засады на дороге в Толстой-Юрт… как вдруг зазвонил телефон.

— Доброе утро, Марат, — послышался знакомый голос. — Не разбудил?

— Легки на вспомин, Андрей Павлович, — отозвался Седой. — Я как раз собираюсь на службу…

— Интересно, что именно вспоминал? — спросил Федорцов.

— Бомбу в самолете, — признался Суворов. — Вы не за тем же самым? — Звонок от Федорцова в это время был событием экстраординарным и сулил неожиданности.

Тот хмыкнул:

— Надеюсь, что нет. Но ты на службу не торопись, соберись в дорогу, а через часок мы за тобой заедем.

— Куда на этот раз?

— В столицу.

Марат перебрал знакомые варианты:

— Киев? Париж? Москва?

— Успел соскучиться по Плац Пигаль? На этот раз — всего лишь в Москву, но возможно продолжение поездки в сторону Баку, — проинформировал шеф.

— Хорошо, — спокойно согласился с маршрутом Марат. — Но вы меня заберите из банка, я там проинструктирую ребят на время моего отсутствия. А собираться… Голому собраться — только подпоясаться. Возьму тревожный чемоданчик — и в путь…

Час спустя Суворов удобно устроился на заднем сиденье просторного салона новенького «Лэндкрузера» вместе со своим шефом, бросив привет старому приятелю Володе Виноградову, который вел машину. Федорцов перебирал деловые бумаги, разложенные на крышке кейса.

— Извини, Марат, что сорвал тебя без предупреждения, — сказал он в качестве приветствия. — Может быть, планы нарушил? Как вообще у тебя дела?

Марат провел рукой по короткому ежику седых волос:

— Да какие там планы, Андрей Павлович, смешно сказать, если мерить по вашим размахам. Отделываем гостинничку — «Теремок» наш многострадальный. Пылимся там все свободное время, чтоб деньги сэкономить на рабочих. Так что мне эта поездка вроде отпуска, — Суворов сказал так не без умысла и глянул на начальника с оттенком вопроса. — Или нет?

Федорцов понимающе усмехнулся:

— Не к добру бывают мои вызовы, да?

— Ну почему, обычно — к деньгам, — дипломатично ответил Суворов. — Правда, не очень легким.

Федорцов даже рассмеялся, посмотрев на выражение лица Марата:

— Нет, Седой, на этот раз не должно быть ничего такого. Официальные — точнее, полуофициальные — переговоры по нефтяным делам. Вот и все.

— Тогда пару «бэтров» надо было прихватить и по взводу спецназа: один — мне, другой — Бобу, — резонно заметил Седой.

Федорцов намек понял и объяснил:

— Боб в Киеве застрял на авиазаводе, потому я тебя и позвал.

Боб — Богуслав Кочаров — был личным помощником, телохранителем, нянькой и доверенным во всех делах мэра и крупного предпринимателя Андрея Павловича Федорцова. Привлечение Марата к делам могло означать или отсутствие Боба, или особую сложность задания.

— Как там дела? — спросил Суворов.

Шеф покривился:

— Если одним словом сказать — передел, а если другим — беспредел. Так что я Боба оставил руку держать на пульсе у «оранжевых» хозяев — там надо владеть полной оперативной обстановкой. Вот, а тебя прошу подменить его — на короткое время.

Марат тут же попытался расставить точки над «i»:

— Что входит в мою задачу?

— Пока ничего конкретного. Понимаешь, дело это для нас малознакомое. Какие у нас вопросы с нефтью были? Для своего региона поставляем, кое-что братьям-хохлам стали подкидывать в последний год, — у них сейчас большой кризис… Но наш поставщик подбивает меня поучаствовать в серьезном деле, вот и едем присмотреться к обстановке…

Марат, спросив разрешения, раскурил свой ядреный «Спецназ» — вкусы его так и не изменялись за последнее десятилетие. Федорцов продолжил совсем обычным тоном:

— Да черт его знает, Седой, что там получится. Такая каша началась с нефтью… Сам понимаешь, во всем мире цены летят под самое небо — и вряд ли скоро остановятся. А в Баку готовятся запустить большой нефтепровод — через Грузию на Турцию. У моего поставщика наметился там интерес, зовет в долю. С другой стороны, украинские партнеры «аж пищать» — так хочется куда-нибудь присосаться… Сижу вот, изучаю документы по нефтепроводу Баку — Тбилиси — Джейхан, — показал на бумаги шеф. — Так что, не ровен час, полетим и в Закавказье…

Марату оставалось резонно заметить, мол, «наступать — бежать, отступать — бежать», лишь бы суточные шли. За приоткрытым апрельскому воздуху тонированным окошком разматывалось многорядное шоссе, делаясь по мере приближения к Москве все более ухоженным — сказывалась разница в финансировании столицы и региона. Движение стало плотнее, пошли дальние пригороды мегаполиса, робко зеленея запоздавшей весной.

Утренние настроения отпустили его, сон понемногу стирался из памяти, хотя перспективы снова повидать Кавказ — пусть не Северный, а Южный — энтузиазма не вызывали. «Может, и неплохо развеяться, а то засиделся в тихом Долохове да и икры с балычком давно не пробовал на фуршетах…» — подумал он лениво и устроился поудобнее на кожаных подушках.

— Икрой хоть угостят твои поставщики? — равнодушно спросил он.

— Наверное, каспийской, — предположил Федорцов, — а вместо масла прямо на нефть намажут…

— И морской водой запьем? — подал голос водитель Володя.

Федорцов усмехнулся и прекратил хиханьки:

— Ладно, ребята, мне надо до Москвы целый талмуд переворошить с цифрами, а то в тринадцать часов встреча, а я еще ни в зуб ногой по шельфовым разработкам…

Володя высадил Федорцова и Суворова у крыльца внушительного особняка, где было назначено совещание, передал в руки обслуги с военной выправкой, а сам уехал устраиваться в гостинице.

— Господин Смирнов ожидает вас, — секьюрити повели их наверх в гостиную, где должна была встретиться группа заинтересованных лиц. Впрочем, до зала они не дошли, в коридоре их встретили двое мужчин с чертами фамильного сходства — оба ухоженные, худощавые, рослые, с тонкими чертами лица. Трудно было определить с первого взгляда — братья с большой разницей в возрасте или отец с сыном. Старший сдержанно улыбнулся и представил гостям второго.

— Знакомьтесь, мой сын Сергей, а по совместительству — экс-президент и наследник.

— Очень рад, Петр Петрович, — пожимал обоим руки Федорцов. — Все уже готово к «мытищенскому сговору разбойников»? Мы не опоздали?

Младший с готовностью улыбнулся на шутку, старший только повел бровью, вежливо реагируя.

— Я с умыслом пригласил вас пораньше, чтобы успеть кое-что обсудить за ланчем. Пойдемте в малую столовую, там уже накрыто. У меня замечательный каспийский балычок есть, вчера привезенный…

Марат, пока его также представляли, краем сознания хмыкнул на эту фразу, представив соусницу с сырой нефтью, однако все его внимание было приковано к младшему партнеру — Сергею. Тот приветливо улыбался, хотя глаз его внимательно скользнул по седой стрижке и выдающимся скулам гостя.

Возле стола, сервированного по-ресторанному, стоял навытяжку официант. Заметив удивление Суворова, Петр Петрович развеял его недоумение:

— Не обессудьте, молодой человек, я, видите ли, многие годы служил по дипломатическому ведомству, так что завел себе такие церемонные обычаи. Поскольку средства наши позволяют, то не вижу смысла от них отказываться, да и новые русские партнеры ведут скромнее за приличным столом. Ведь они по большей части переговоры ведут в саунах с девицами. Туда я предпочитаю отправлять сына. Он, видите ли, бывший строевой офицер, привык к более развязному стилю общения…

Сергей подхватил его речь, перебивая:

— Папа, наш гость в курсе. Мы служили вместе…

— Приятная неожиданность, — среагировал Федорцов, то ли разыгрывая изумление, то ли удивляясь на самом деле. Зная своего шефа, Марат мало верил в подобные случайности — приехать на переговоры и столкнуться с однополчанином.

Сергей продолжил:

— Так что — пока ты будешь вводить господина Федорцова в курс дела — мы лучше пойдем в курилку, возобновим старое знакомство. — Он повернулся к официанту: — Принеси нам кофе и бутерброды. Может, и рюмочку, Седой? — Широко улыбнулся он.

— Это лучше в сауне, с девочками, — ответил Марат, не торопясь бросаться в объятия. — Я не нужен на переговорах? — справился он у шефа.

— Даже помешаешь, — махнул рукой Федорцов, и молодые люди удалились, чтобы предаться армейским воспоминаниям.

Бизнесмены сели напротив друг друга, официант — так и хотелось назвать его на старый манер «человек» или даже «челаэк» — сунулся было услуживать, но старший Смирнов его отослал.

— Покушайте, Андрей Павлович, — попотчевал гостя Петр Петрович, — у нас еще сорок минут в запасе.

— С удовольствием, а то при наших делах поесть в спокойной обстановке удается не каждый день, — принялся за дело Федорцов. — Однако уши у меня свободны — я постараюсь, чтобы за ними не трещало. Так что вы уж меня посвятите в свои планы. Я, признаться, совершенно не понимаю, как можно прислониться к этой кормушке. Да и зачем? Есть несколько других проектов, не менее интересных.

Намазывая гусиным паштетом бутерброд, Петр Петрович благожелательно кивал:

— Министр вчера озвучил цифру «двенадцать», — уточнил он, — двенадцать альтернативных проектов, которые рассматриваются в правительстве Российской Федерации. Вот вы, Андрей Павлович, занимаетесь гражданской авиацией…

— Авиакосмическими материалами, — в свою очередь уточнил Федорцов, — и не только для гражданских самолетов.

— Но все равно, вы в курсе возможностей отечественных авиазаводов. Сколько мы построили лайнеров в прошлом году?

— Двенадцать, — услышал он ответ.

— А «Боинг»?

— Триста восемьдесят… Поэтому я и занимаюсь альтернативными проектами, в том числе и с Украиной.

— Вот вам и ясная картина. Пока мы пытаемся найти альтернативу подешевле, так сказать, несимметричный ответ, они «грубо и зримо» вложили в трассу четыре миллиарда. Поэтому БТД — нефтепровод Баку — Тбилиси — Джейхан — привыкайте называть его коротко — будет благополучно работать.

— Если его не взорвут…

Петр Петрович поморщился:

— Этот вопрос пусть обсуждают журналисты и прочие террористы. Я знаю, что в Чечне обе стороны берегли трубу, иначе пропал бы экономический смысл войны. Эту темную карту — по своему дипломатическому опыту — я считаю блефом. Кроме того, вложив столько денег, British Petroleum и остальные не поскупятся на охранные мероприятия на всех уровнях.

— Вы имеете в виду «оранжевые революции»?

— И это тоже. Но вы несколько однобоко глядите на политику нефтяных гигантов. Они предпочитают откупаться — это значительно дешевле.

Федорцов наконец догадался, что старый дипломат не случайно пригласил его к предварительному разговору за накрытый яствами стол. Это был тонкий намек на то, чтобы гость занял свой рот замечательными блюдами и не мешал лекции хозяина. Поэтому он налег на сига, запеченного в пергаменте, которого только что принес «челаэк», предоставив Смирнову-старшему свободно излагать свои мысли.

— Однако у консорциума возникли проблемы с заполнением, так сказать, «трубы». Дело в том, что в 1994 году, когда затевали этот проект, предполагалось, что месторождения «Азери — Чираг — Гюнешли» смогут дать все необходимые 50 миллионов тонн нефти в год. Но «большая нефть» не пошла, они все еще не дотягивают и десяти…

Федорцов, который был уже знаком с этими цифрами, не отвлекаясь от еды, утвердительно кивал собеседнику.

— Они добывают полторы сотни баррелей в день на Чираге, пытаются запустить добычу на Азери, но глубоководные вышки Гюнешли стоят и будут пока стоять. А там львиная доля из десяти миллиардов тонн этого «черного золота» Баку!..

Федорцов отметил про себя, что Смирнов-старший произнес эту цифру с запалом истинного миллиардера — хотя бы будущего. Он сочувственно хмыкнул и спросил:

— Как же они собираются запускать трубу в конце мая?

— В середине июня, по последним сведениям, — поправил Смирнов. — Они хотят пустить туда казахстанскую нефть.

— А Россия позволит?

— Вы снова слишком узко политически смотрите на вопросы, — ответил дипломат.

— «Политика — это сконцентрированная экономика», — процитировал Федорцов. — Просто я недостаточно владею вопросом. Я нашел две цифры: стоимость прокачки нефти на нашей трубе Баку — Новороссийск — 16,63 долларов за тонну, а в строящемся БТК — порядка полутора «баксов» за баррель. Я смотрел эти выкладки в машине, поэтому не успел узнать плотность бакинской нефти и пересчитать цены с баррелей на тонны. Так что просветите, пожалуйста, — язык цифр был для него так же интересен, как рассуждения о прелестях дам для Казановы.

— Меньше ноль-семи! — воскликнул Смирнов. — Эта нефть лучше, чем знаменитый сорт «бренд». Не трудитесь считать в голове. В тонне приблизительно девять баррелей. Только эта разница в ценах на прокачку позволит им экономить не меньше двухсот миллионов в год. Так что казахи отдадут свою нефть в более дешевую трубу, у правительства России нет для них лишних ста «лимонов».

Федорцов вытер губы и пальцы накрахмаленной салфеткой и, приступая к кофе, спросил о главном:

— Я видел предполагаемые выкладки рентабельности. Они рассчитывают на двенадцать с половиной процентов годовых. Я понимаю, что это сумма в полмиллиарда. Каким же образом мы можем присоединиться к дележу этого замечательного пирога? У «Лукойла» в свое время были десять процентов, но они продали их японцам. А что у нас? Пожилой дипломат лукаво улыбнулся: — Что бы вы сказали о шести замороженных вышках в секторе Гюнешли?..

Пока старшее поколение увлеченно и последовательно разбирало цифры со многими нулями и юридические закорючки, которые составляли суть их жизни, двое одногодков — Марат Суворов и Сергей Смирнов — уединились в курительной комнате. Им быстро доставили серебряный кофейник и блюдо с бутербродами. Сергей Петрович открыл табачницу со многими отделениями:

— Сигару, табак? Отец в Голландии привык к сортовому табаку, очень рекомендую, Марат… — и рассмеялся, когда тот вынул из кармана и протянул ему открытую пачку до боли знакомого «Десанта». — Вот это я понимаю — привычка! Давай! Хотя, если помнишь, я и тогда предпочитал что-нибудь более «цивильное» — «Верблюда», к примеру.

Они мигом наполнили комнату клубами «выхлопных газов» от солдатских сигарет.

— Окунаюсь в привычную атмосферу, — закашлялся Сергей. — Давай уж тогда и по сто грамм… — Он нажал на кнопку вызова и отдал распоряжение принести водки и две стопки.

Все было немедленно доставлено, Марат, который до сих пор молчал, подумал про себя, что если бы они заказали разведенного спирта, как у себя в лагере, то официант, наверное, и с этим бы справился не моргнув глазом. Небось, нашел бы по-быстрому в аптечке и развел.

Сергей налил стаканчики:

— За встречу…

Марат ответил:

— За тех, кто вернулся.

Перевернув стопки, они, не закусывая, молча подымили. Перед глазами у обоих снова мелькали сцены чеченской кампании. Марат налил по второй, традиционной:

— За тех, кто не вернулся…

Они сдвинули стаканы, чокаясь, но без звона — костяшками пальцев — так было принято там.

— Мне передали, что ты умер. Тяжелая контузия, воспаление мозговой оболочки, еще какая-то хрень, — сказал Марат.

Побледневший и посерьезневший Сергей вымученно улыбнулся:

— Как видишь, я жив и здоров. Из армии списали тогда подчистую, но удалось выжить, подняться, стать на ноги… Вот ведь как пересеклись! — на щеках уже проступал румянец от выпитого. — Я слышал, тебе тоже досталось?

Пришла очередь нахмуриться Марату:

— Не без этого. Группу «Ноль» позже восстановили, снова ходили на операции, снова всех перемололо. Долгая история…

— В каком ты звании? Я, наверное, отстал по службе, — хозяин попытался сказать что-нибудь приятное гостю.

— Рядовой, — ответил Марат. — Разжалован из капитанов. Так что мне по субординации со старшим лейтенантом пить не положено.

— Вольно, — сказал Сергей. — Расслабься, солдат. Мне «на дембель» капитана присвоили. За что разжаловали, можешь не рассказывать, если неприятно. Сам понимаю, списали на тебя чей-то грех, как это водится. Я угадал?

— Да, — глухо ответил Марат.

— Все погибли? — снова спросил Сергей.

— Почти, — глухо ответил Марат. — Как и в тот раз, в девяносто пятом… У нас с тобой…

Сергей почесал в затылке:

— Нехорошо перед переговорами «сливу мочить»… Да уж ладно, давай по третьей — за будущее? А? Не ожидал я встретить кого-нибудь из «Ноля»… Тебя не ожидал встретить. Мне передавали во времена второй войны, что ты пропал без вести и считаешься погибшим.

— Наливай по половинке за будущее, — решительно сказал Марат.

— А тут больше и нет, — сообщил Сергей. — По двести пятьдесят на глотку — и чисто.

Они глотнули «за будущее» и принялись с аппетитом уничтожать бутерброды с семгой и икрой, подливая ароматный кофе из большого кофейника.

Марату, который во второй раз за день окунулся в воспоминания давних дней, не давал покоя вопрос:

— Серега, не поверишь, сегодня снился тот день. Вскочил в поту…

Смирнов кивнул с набитым ртом, прожевал:

— Сон в руку!

— Куда вас угнали тогда? Я долго пытался выяснить, что случилось. Дело в том, что погибли обе группы — и твоя, и моя. Моя — потому что пришлось выполнять задание половинным составом, без поддержки… Сам понимаешь — без невесты пошел жениться! Ради чего это было? Ведь все полегли…

Сергей наморщился, ему явно неприятно было вспоминать все это, и Марат хорошо его понимал.

— Нас забросили на Кодорский перевал. Задание — перехватить караван с оружием. Были оперативные сведения, что с караваном идет Хаттаб, несет деньги для Басаева — большую сумму. Так что все было резонно. Если бы оперативка оказалась достоверной, если бы удалось захватить или хоть уничтожить два «лимона зелени» от арабов, — следующий год был бы тихим. Что я тебе объясняю? Без оплаты, на подножном корму там сразу все «обмерзают». Однако «вертушку» повредили сразу — поджидали.

Хорошо, что «Стрелы», или «Иглы», или «Стингера» у них не было! А то бы… сразу всем — «кирдык». Но повредили при высадке только винты. Летчики пошли с нами. Сразу столкновения, уходили по горам — а все было перекрыто. Ясное дело, ловушка сработала — и нас выбивали день за днем. Я на четвертые сутки вышел к резервному месту — один. Эвакуировали. Дай мне еще твою — «термоядерную», — Сергей снова задымил «Десантом», держа его в дрожащих пальцах. — Я плохо помню последние дни. Все как ты говоришь — тяжелая контузия, воспаление мозговой оболочки. Меня долго вытаскивали на этот свет в «Бурденко». Да и до сегодняшнего дня наблюдает Шеин — помнишь его? Спеца по мозгам?

Марат хмуро ответил:

— Помню.

— Такие дела…

Пора было заканчивать завтрак и короткие воспоминания о боевом прошлом. Прошло больше десяти лет, двадцатипятилетние ребята стали тридцатипятилетними мужчинами, им нужно было строить свое будущее.

Сергей перевел тему:

— Мы это все еще обсудим — может, и в сауне. Ты лучше скажи, где ты сейчас? Доволен? Этот твой Федорцов — мужик правильный?

Марат хмыкнул:

— Нормальный мужик. Приватизировал Долохов, работает на авиацию, вот и нефтью заинтересовался. Я обычным делом у него банк охраняю, а иногда к срочным делам подключают.

— Спецоперации? — игриво предположил Сергей. — Не потерял форму? — Он принял боевую стойку.

Марат мгновенным прыжком оказался посреди комнаты, подхватывая игру:

— Не суйся, контуженный, пробью скорлупу!

В дверях появился старший Смирнов, поводя носом на плебейский дым и косясь на пустую бутылку:

— Ну что, молодые люди, нам пора в гостиную. В другой раз порезвитесь…

Сергей широко улыбнулся:

— Хорошо, отец. Мы готовы, — он смущенно поглядел на предательскую бутылку. — Неожиданная встреча вышла, мы считали друг друга погибшими… А теперь жить будем долго!

На деловой встрече Марат увидел еще одного старого знакомца — Степана Гавриловича Губаренко. В прежние времена он отзывался на слова «товарищ полковник», а позже — и «товарищ генерал-майор». Ему впоследствии подчинялась группа «Ноль». Впрочем, теперь он выступал в качестве гражданского лица. По лицу Суворова он только скользнул взглядом, сухо кивнул всем, продемонстрировав лысый череп. Марат тоже не был расположен к рукопожатиям и объятиям «боевых товарищей». Гусь свинье не товарищ, и разжалование капитана спецназа Суворова происходило не без санкции его начальника. Знай Марат, с кем ему доведется сидеть за одним столом, пожалуй, отказался бы.

— Зря ты меня не предупредил о «Губане», — шепнул он Сергею, на что тот только пожал плечами.

Люди занятые, без предисловий перешли прямо к делу. Старший Смирнов коротко огласил повестку:

— Итак, господин Губаренко готов предоставить нам часть рабочей документации, чертежей и планов геологоразведки по буровым вышкам в районе Гюнешли. Он готов уступить свои… гм-м… права и сведения по всем двенадцати объектам в том случае, если мы сумеем договориться с консорциумом AMOK на передачу нам замороженных буровых на тех или иных условиях.

Губаренко, насупив брови, буркнул:

— Если эти мудаки вернут конфискованные вышки, там за год можно возобновить добычу. А у них это в плане только на 2009 год. Там проржавеет все до конца… Погибло добро.

Смирнов терпеливо дал ему проявить свое недовольство и продолжил:

— Юридические права на эту собственность можно считать утраченными после национализации их Азербайджаном в 1993 году, — на эту фразу генерал Губаренко нечленораздельно заворчал. — Это дело международного суда и тянуться оно может десятилетиями. Нас сейчас интересует практический вопрос. Первое: согласится ли нынешнее руководство в Баку ускорить ввод в эксплуатацию этих вышек с нашей помощью? Второе: каково физическое состояние замороженных буровых? Господин Губаренко предоставляет нам некоторые документы, на основании которых мы сможем на месте прояснить ситуацию. Что вы принесли, Степан Гаврилович?

Отяжелевший и постаревший с тех пор, как Марат видел его в последний раз, генерал развернул бумаги на столе:

— Вот техническая документация по двум платформам. Вот данные по разведочному бурению… не все, конечно, только для образца. У них — айзеров — ничего этого нет, и у British Petroleum нет. Это стоит больших денег. Кто поедет в Баку?

Снова вступил Смирнов:

— Наша компания — «Транснефть» — и господин Федорцов, который представляет не только себя, но и своих киевских партнеров, готовы предпринять некоторые шаги. Мы подпишем предварительное соглашение, выплатим скромный аванс за документы и собираемся послать наших представителей в Азербайджан. Перед официальным пуском нефтепровода в Баку намечается на днях общее совещание сторон-участников проекта. Там будут рассмотрены все проблемы, — а их очень много, — по строительству БТД. Это удобный случай провести свою разведку, так сказать.

— Кто поедет? — снова спросил Губаренко.

Подал голос и Федорцов:

— Какой аванс предполагает получить господин генерал? — спокойно спросил он.

— Разведочные карты стоят миллионы, — заявил тот. — За эту часть заплатите мне сто пятьдесят тысяч.

— А если Баку не захочет выпускать из рук скважины? Списать деньги в убыток?

— Продадите документы англичанам и еще хорошо заработаете.

Федорцов, хорошо знакомый с европейскими фирмами и их манерой вести дела, только усмехнулся:

— А если British Petroleum давно имеет эти карты или предпочитает доверять только собственным специалистам, а не советской туфте, неизвестно в каком ведомстве подготовленной?..

— Это ваш коммерческий риск, — ядовито подчеркнул генерал, он явно был не в духе. — Бесплатно такие документы получить нельзя.

Смирнов немедленно принялся тушить пожар:

— Степан Гаврилович, вы несправедливы в своем раздражении. В свое время Гейдар Алиев поступил, конечно, жестко. Но ведь документами обладаете именно вы. Никого не заинтересует малая часть ваших карт, но несомненно их захотят купить целиком. И в этом случае вы сможете в любом случае получить за них полную цену. Так что размеры аванса, конечно же, должны быть более скромными. Это только жест нашей заинтересованности и доброй воли. Кроме того, Андрей Павлович напрасно беспокоится о предварительных тратах — мы целиком возьмем их на себя.

Федорцов с улыбкой поднял руки вверх: «Нет вопросов».

— От нашей стороны в Баку поедет мой сын, — продолжил Смирнов. — Я плохо переношу южный климат и все равно ничего не понимаю в технических вопросах. Сергей недавно закончил Нефтехимический институт, — с некоторой гордостью заявил отец. — Заочно получив второе образование, он теперь сможет достаточно профессионально разобраться в состоянии дел на платформах. Господин Федорцов сам решит, кто займется этим вопросом.

Тот кивнул и подтвердил:

— Возможно, съезжу сам. Я еще недостаточно разобрался в существе вопроса.

— У вас будет возможность проанализировать все аспекты обстановки вокруг этого нефтепровода, — кивнул в его сторону старый дипломат. — Завтра намечается прием в представительстве Болгарии, где соберутся многие заинтересованные лица — в том числе, возможно, и ваши друзья из Украины.

Федорцов удивился и заметил:

— Если приедут «нефтехохлы», это будут «браты» Юлии Тимошенко, а их пока трудно назвать моими друзьями. Но почему у болгар?

Смирнов улыбнулся:

— Нефтепровод Бургас — Александруполис — как раз и есть один из двенадцати альтернативных проектов, которые рассматривает правительство Российской Федерации. Туда предполагается завозить нефть танкерами из Новороссийска и перекачивать в Грецию. В связи с предполагающимся пуском БТД всполошился буквально весь нефтебизнес. Вы сможете увидеть там не только представителей из Казахстана, Туркменистана, Ирана, но даже Китая, не говоря уже о прибалтах, немцах, и так далее, и тому подобное. Можно будет разом увидеть почти всех конкурентов этого нефтепровода. Многие из них рассчитывают продвинуть через наших чиновников свои собственные проекты.

— Так, может быть, и нам стоит сориентироваться на иные перспективные направления? — спросил Федорцов, у него уже появилось отчетливое желание сбить спесь с генерала Губаренко. — Как вообще правительство отнесется к вашей инициативе участвовать в бакинских делах, Петр Петрович?

Петр Петрович Смирнов развел руками:

— Вы сами понимаете, Андрей Павлович, нет такого единого понятия, как «отношение российского правительства». Никого не может радовать работающий нефтепровод, который проходит мимо нашей территории, никому не нужны «Каспийские эскадроны» из американских солдат, которые базировались бы в Азербайджане… Но многие сожалеют теперь о проданных десяти процентах БТД и были довольны нашим присутствием в Баку. А иные силы усердно занимаются проектами отделения Осетии и вовсе предпочли бы устроить там кровавую заварушку. Что тут сказать?.. Определенные силы нас поддерживают, другие будут всячески противодействовать.

Суворов все это время сидел на своем месте подле шефа и внимательно слушал. Никакого его участия в переговорах, конечно, не предполагалось. Он входил в курс дела на случай поездки в Баку, а потому фиксировал в голове сведения и помечал вопросы, которые при необходимости задаст Федорцову.

Марата гораздо больше интересовало неожиданное продолжение истории десятилетней давности, когда были разом уничтожены два элитных подразделения его группы и едва не погиб он сам. Воняло предательством. Ни тогда, ни сейчас он не мог сформулировать точнее, в чем заключалось предательство, но оставалось мерзкое ощущение, что их продали. Нельзя было сказать, что Марат подозревал персонально Губаренко, чье грубое лицо сейчас маячило через стол от него. Не было данных, не было свидетелей.

Марат рассуждал о тех сведениях, которые услышал от Сергея Смирнова — ведь раньше не было и их. Все было покрыто сплошной завесой армейской секретности, субординации, подчиненности, конкуренции различных ведомств и служб. Однако было ясно, что отмена, точнее — кардинальные коррекции в плане операции могли быть внесены только руководством. Речь не шла о предательстве офицерика из штабных, который продал оперативные сведения чеченцам из непримиримых.

Воскрешение прежнего друга было радостью, но смешивалось с привкусом горечи, привкусом подозрения. Не было военной логики в том, чтобы послать половину группы на перехват каравана. С тем же успехом можно было последовательно осуществить обе операции или забросить к пограничникам десантуру. Марат размышлял, стоит ли вообще ворошить прежние дела. Надежды узнать правду, в общем-то, не было никакой. Смысла ее выяснять — и того меньше…

Еще через полчаса наконец задвигались стулья, собравшиеся поднялись и засобирались на выход. Сергей подошел к долоховчанам и, улыбаясь по привычке, спросил:

— Завтра мы, конечно, увидимся у болгар. Ну а как насчет сауны сегодня вечером?

Федорцов пожал плечами:

— Если Марат рвется, то я не возражаю. А вот мне придется провести еще пару-тройку встреч, а вечер посвятить бумагам.

— Где вы остановились?

— Пока не знаю, — Федорцов набрал номер водителя Володи и уточнил у него. — Гостиница «Европейская», номера 303 и 305. Первый мой, второй — Марата.

Они быстро договорились, как найти друг друга после окончания рабочего дня, затем Суворов и Федорцов отбыли из гостеприимного особняка, дождавшись машины.

Первым делом, сев в «Лэндкрузер», Федорцов набрал киевский номер:

— Алло, Богуслав? Как дела?

В трубке послышался характерный веселый голос:

— «Оранжевая мама, оранжевый верблюд!..» Песня про украинскую революцию. Через три дня назначено совещание с представителем ГПУ — вот уж точно назвали свое заведение: «Генеральная прокуратура Украины»! Без мыла лезут со своей деприватизацией! Отнимут у наших партнеров завод, и все придется начинать по новой. Надо вам самому подъехать к гэпэушникам. А что Москва?

— Пропахла нефтью, Боб. Ты мне лучше скажи, ты своих посольских в столице знаешь?

— Болгар, что ли, имеешь в виду?

— Да.

— Представитель по экономическим связям со странами СНГ подойдет? А то мы с ним вместе борьбой занимались.

Богуслав Кочаров был известным спортсменом у себя на родине, пока судьба не занесла его в Россию. В его роду был и знаменитый штангист Новотны, так что он с детства привык видеть в доме партийных функционеров, которых позже сменили «новые болгары», близкие к спорту. Так что связи у него были весьма обширные.

— В самую точку попадает! Завтра у них прием в честь нефтедолларов и газорублей. Ты мне нужен. Садись на самолет и дуй сюда. Надо, чтобы завтра утром ты с ним обновил знакомство.

— С радостью, — загрохотал Боб. — Мне эти украинские «грицьки» в костях уже сидят, а в посольстве хоть домашним вином угостят. А как с ГПУ?

— Там разберемся, — завершил разговор Федорцов и повернулся к Марату: — Ну что, получилась неожиданная встреча?

— Для меня — да, — кивнул Марат. — А для вас?

Федорцов хитро прищурился:

— Я, скажем, смутно предполагал. Проверили биографии партнеров, как это и следует делать, — выяснилось, что младший Смирнов служил практически в той же части, что и ты, в одно время. Старых счетов нет?

Марат почесал затылок.

— Да как сказать, Андрей Павлович. При непонятных обстоятельствах в один день были уничтожены и его, и мое подразделения. Я считал, что он умер в госпитале. Между прочим, все это происходило при участии того самого Губаренко.

Федорцов округлил глаза:

— Вот оно как! Дела… Собираешься что-то предпринять по этому поводу?

— Десять лет прошло, — задумчиво протянул Марат. — Но в одно местечко я бы заглянул ради старой памяти. Дадите машину на часок?

— Устроимся в гостинице, потом доставите меня в Думу и можете быть свободны часа два. Я вызову Володю, если понадобится. Лучше скажи, что думаешь по поводу совещания. Что знаешь об этом Губаренко?

— Отец-командир… Я долго с ним служил — по нашим меркам, боевым. Подразделение «Ноль», спецоперации. Он сильный оперативник и тактик, способен продумать многоходовую операцию и в точности ее выполнить. Однако, как выяснилось впоследствии, может пожертвовать при выполнении операции любым из нас. Так что «отцом» мы его больше не считали, да и «командиром» он тоже перестал быть. О карьере его ничего не знаю — не моего полета птица. Известно только, что в Москве, в Генштабе, у него была сильная «рука». Ему все сошло с рук: в том числе и гибель нашей группы. Не понимаю, откуда у него материалы по месторождению Гюнешли и чем его так разобидел Гейдар Алиев.

Федорцов хмыкнул:

— Тут все просто. В 1993 году Алиев-старший устроил в Азербайджане референдум, всеобщие выборы и стал полноправным президентом независимой страны. Тогда же были частично национализированы буровые платформы в Каспийском море. Да и вообще, все стало принадлежать Алиевым и их клану. Ну, пусть не совсем так — в стране и других кланов достаточно, но русских оттуда вытолкали взашей…

— Как отовсюду, — вставил словечко Володя.

— А вот откуда у него взялись шесть буровых — ума не приложу. Какое у него тогда звание было?

— Полковник, — ответил Марат.

— Не по чину имущество, — протянул Федорцов.

— Группа Смирнова еще в 1995 году была уничтожена в засаде «стоимостью» в два миллиона долларов, — сказал Суворов. — Представляете, какая сумма для тех времен? Чечены несли эти деньги наличными для Басаева. Вернулся один Смирнов, а отправлял его Губаренко, специально прибывший для этого из Москвы.

— М-да-а… А ты себе представляешь полковника спецподразделения ГРУ, который сговорился с чеченцами? — засомневался шеф.

— Я теперь что угодно могу себе представить, — сказал Марат. — Например, два миллиона, которые поделили Смирновы с Губаренко.

— Версия, достойная рассмотрения, — согласился Федорцов, — но это мало что нам дает. Факт остается фактом — документы на эти вышки остались у него, а сами платформы ржавеют до сих пор под Баку. У нас, в общем-то, простой резон: при помощи наших капиталов реанимировать работоспособность скважин. В 1993 году они ведь давали добычу, затем были брошены и с тех пор стоят. А трубу от Баку до турецкого побережья нечем заполнить.

— Гостиница «Европейская», — объявил остановку Володя. — Осторожно, двери открываются.

Все отправились устраиваться в номерах.

Час спустя Суворов входил в приемное отделение Московского военного госпиталя им. Бурденко — заведение, знакомое многим и многим солдатам, воевавших в горячих точках. Марат привычно осмотрелся и обнаружил пожилую медсестру, дежурившую на регистрации.

— Здравствуйте, сестра, — тепло поздоровался он. — Скажите, можно ли разузнать, майор медицинской службы Гераськин все еще работает здесь?

Сестра оглядела его усталым взглядом:

— Старые раны заныли? — наметанным глазом узнала она старого солдата.

— Как раз — нет, — бодро отвечал Марат, — он меня хорошо залатал, не беспокоит.

— То-то и видно, что давно не был у нас, служивый. Полковник Гераськин теперь завотделением нейрохирургии. Сейчас узнаю, есть он на дежурстве или нет, — она принялась крутить внутренний телефон.

Узнав, кто его беспокоит, полковник приказал пропустить старого пациента во внутренний прогулочный сад. Туда и вышел к нему:

— Здравия желаю, товарищ полковник! — гаркнул Марат.

— Здравствуй, Седой, — протянул руку офицер. — Не сложил еще головушку?

— Не дождутся душманы моей смерти.

— Ну и слава богу. Как плечо?

Марат дважды был ранен практически в одно место — левое плечо. Майор Гераськин долго возился тогда, восстанавливая функции связок и сухожилий. Вместо ответа пациент продемонстрировал редкий элемент гимнастики: он упал лицом вниз, выставив вперед левый кулак, почти коснулся лицом земли, держа руку в упоре, затем резко оттолкнулся и вернулся в исходное вертикальное положение.

— Ну силен, бродяга, — оценил его акробатику врач, — вопросов больше нет. А на то, что ноет к непогоде — не обращай внимания.

— Я и не обращаю, — успокоил его Марат.

Они присели на лавочку под зазеленевшим апрельским деревом.

— Поздравляю с очередным званием, — вспомнил Марат. — А то я майора по старой памяти спрашивал. Будете здесь дослуживать, я понимаю?

— Спасибо, буду. Иначе кто вас на ноги поднимать станет? Ты благополучно живешь?

— Вполне.

— Был бы «вполне» — не пришел бы ко мне, — неожиданно в рифму получилось у врача. — Что привело?

— Старинные дела. Только сегодня узнал, что мой товарищ жив.

— Кто?

— Старлей Смирнов.

— Да он вовсе и не погибал, — удивился военврач.

— Вы не помните характера его ранений тогда — в 1995 году? Его отправили в Москву, а вы уж тоже к тому времени вернулись в «Бурденко».

Врач задумался, припоминая, и пожал плечами:

— Он был не по моей части. Состояние довольно тяжелое, странное даже… Но по линии неврологии и психиатрии. Мы проверили его, но Шеин, который его привез, плотно наблюдал сам, возился… Впрочем, как и сейчас. Вы как специально собрались — я и сегодня видел Сережу Смирнова в приемной у Шеина, поздоровались издалека. А что тебя смущает?

Марат закурил, чтобы замаскировать паузу.

— Понимаете, Игорь Иванович, нас услали в разные стороны, а вернулись мы порознь, но практически в одиночку — все тогда погибли. Он много дней по горам пробивался к своим, тяжело контужен был. Вообще, многодневные бои и преследование в горной местности — штука тяжелая… Говорили, у него воспаление мозговых оболочек было и что не выжил он.

Доктор вытаращил глаза:

— Да кто тебе эти глупости наговорил? Никаких контузий у него не было. Истощение, сумеречное сознание или что-то в этом роде, в общем — психиатрия сплошная, темный лес. Шеин забрал его в свою исследовательскую лабораторию, возился долго и в конце концов комиссовал.

Дело не нравилось Марату — как тогда, так и сейчас.

— Игорь Иванович, что с ним могло быть, как по-вашему?

— Дай-ка мне сигарету, капитан…

— Я разжалован.

— Знаю. Я почти не курю. Свои — точно не курю, — как-то грустно пошутил военврач. — Не из экономии, конечно… Вы чем занимались у «чехов»?

Марат немного смутился, сказывалась давняя привычка держать язык на привязи — от этого часто зависела жизнь людей:

— Спецоперации… Резня, одним словом.

— Вот то-то и оно. У вас такие перегрузки были — физические и психические — ни один не мог остаться в своем уме. Знаю, что Шеин вел специальные психофизические курсы: он занимался со взводом Смирнова, а твои были вроде контрольной группы. Пытались повысить устойчивость или что-то в этом роде. Он не распространялся, это ведь все по линии ГРУ, совсекретно. Может быть, что-то перехимичили с подразделением Смирнова, а может быть, сам по себе не выдержал. Еще может быть — попал в такую переделку, которую вообще нельзя вынести, — начинаются изменения в сознании, часто необратимые. В общем, спроси, Марат, что-нибудь попроще, например: как заработать миллион.

— Как? — улыбнулся Марат.

Врач не ответил на улыбку, сказал:

— Честных способов нет. А у Смирнова и Губаренко деньги после войны появились. Думай сам…

Вечером, когда уже стемнело, младший Смирнов подкатил к Марату на новенькой «Мазде» цвета мокрого асфальта:

— Вертолет подан! — весело окликнул он товарища. — Прокатимся по кольцевой с ветерком?

Марат уселся рядом в комфортное кресло:

— Давай.

Выехав на МКАД, Сергей вдавил педаль газа чуть не до пола. Машина понеслась, лавируя между попутными автомобилями.

— Деньги приготовил? — спросил Марат.

— Продавцам полосатых палочек? Конечно. Но нас не остановят.

— Номер специальный?

— Неважно. Может, я везучий такой.

— Похоже, — заметил как-то многозначительно Марат, и Сергей это почувствовал.

— Намекаешь все на ту же историю?

— Не только…

— А ты, пожалуй, прав, — снова заулыбался Сергей.

Линзы желтых монохромных очков защищали глаза от ветра, который бил в лицо из приоткрытого окошка. На лице появилось хищное выражение, знакомое Марату еще по службе. Сергей по-особому оскаливал зубы и щурил глаза, когда становилось опасно и надо было принимать, мгновенные и абсолютно верные решения, чтобы остаться в живых в следующую минуту, час и день.

— Мне ведь действительно повезло, Седой. Выбрался живым из мясорубки. Правда, что называется, «чердак поехал». Думал — хана мне. С моей башкой медик наш — Шеин — до-олго провозился. Но ведь выходил! Из армии решил я уходить начисто. И тут оказалось, что пока мы гонялись по горам за вахабитами недорезанными, отец мой, сидя по Голландиям да Германиям, не вина на приемах распивал, а занимался самым что ни на есть конкретным делом. Ельцин тогда с Коллем — «дядей Колей» — начал васькаться на брудершафт, полезли к нам немецкие фирмы, а наши, соответственно, к ним. Тут мой отец и пригодился всем сразу. В те времена ведь — пока еще не сформировались как следует капиталы — самым важным были личные связи. Доверие, так сказать, между партнерами. А у кого они были тогда — связи с капиталистами?

Марат внимательно наблюдал за товарищем, не перебивая его речи. Особенно выдавали Сергея руки: костяшки побелели, потому он слишком крепко сжимал рулевое колесо. Речь шла как-то взахлеб, неровно. Да и машину он бросал нарочито резко.

Сергей снова почувствовал это отношение и поспешил объяснить:

— Это лучший отдых для меня — погонять на хорошей скорости. Лучше, чем бабы и водка. Ты не женился? — неожиданно поинтересовался он.

— Нет, — покачал головой Марат.

— И правильно. Не для нас это… Понимаешь, оказывается, отец успел стать необходимым звеном, посредником между нашими доморощенными бизнесменами и Западом. Выхожу из больницы, а у меня готовая поляна — занимайся тем, что в руки идет. Присосался он к газово-нефтяной трубе — не оторвать. А тут пошла экономическая война между английскими и немецкими нефтяными компаниями. А потом — прибалты, белорусы, Украина… А у отца все связи на руках, в правительство вхож. Такие проценты на руках налипли!.. Слушай, Марат, хочешь я тебе покажу, что в Москве ночью бывает? Закачаешься! — неожиданно загорелся Сергей, вертя головой во все стороны, будто высматривая поблизости самое сумасшедшее из московских развлечений.

Марат, которому суматошная езда с возбужденным по непонятной причине товарищем нравилась все меньше и меньше, ответил:

— Знаешь, чего я хочу?

— Ну?!

— Братан, дай порулить твоей «Маздой»!

Воскликнув «Эх!», Сергей решительно выкатил на обочину и затормозил:

— Никому бы не дал, но тебе отказать не могу. Десять лет не виделись, хоронили друг друга…

Марат пересел за руль, и у него наконец появилась твердая надежда вернуться с прогулки целым:

— Ты командуй, куда держать путь, — напомнил он. — Мы в баню-то собираемся?

— А? Да, конечно, — спохватился Смирнов.

Оказавшись на месте пассажира, он закурил, притих и явно стал приходить в себя.

— Ты что взъерошенный такой? — с участием спросил Марат. — «Коксу» нюхнул?

— Что? Да нет, не балуюсь. От него в пару лет сгоришь. А что, похож на наркомана?

— Нет, взбудораженный просто.

— Ладно, гони в сторону Кунцева, там покажу. Действительно, что-то я дерганый сегодня. Поехали, распаримся, может, отойду.

— Ты хоть «матрешек» не заказывал?

— А надо было?

— Нет. Или — пока нет.

— Правильно, Седой, они покоя не дадут. Да и вызовем в любой момент по мобиле.

— Да ты меня удивить не старайся, Серега, — угомонил его Марат. — Я ведь не из лесу приехал. Могу тебе про свои приключения на площади Пигаль порассказать. Обхохочешься…

Они прибыли наконец в небольшое заведение под вывеской «Спортивно-оздоровительный клуб «Hot Night», снятый Сергеем на ночь. Неприметное снаружи полуподвальное помещение внутри было оборудовано всеми изысками современной Москвы — саунами, соляриями, тренажерными залами и номерами с девицами. Марат отказался от всех благовоний и масел, обнаружив, что сауна обшита кедровой доской:

— Не порти аромат, кедр сам все даст, — настоял он и температуру выше ста пяти градусов тоже отсоветовал — лишнее, мол.

Совершив три захода, расслабившись как следует, они почувствовали себя в родной атмосфере мальчишника, а потому отказались и от массажа, и от джакузи, и от барышень, в общем, — ото всех многочисленных услуг, ограничившись пивом и водкой, закуска — не в счет. Хотелось просто поговорить.

Возобновив при помощи пива потерю жидкости и «накатив сверху» водки, Сергей наконец размяк — напряжение, державшее его весь день, схлынуло, будто вышло потом на кедровой доске.

— Что ты думаешь о том деле? — сравнительно спокойно спросил он, наконец, Марата.

— При недостатке сведений ломать голову бесполезно, — ответил ему товарищ. — Версий я могу изложить сколько угодно, но толку от этого не прибавится. Я не знаю главного — куда вас посылали.

— Подозреваешь меня?

— В том числе. Никто еще не отмылся от подозрений, если вернулся с задания в одиночку.

Сергей согласно кивнул:

— Я сам не знаю, что думать. Весь день, как на еже. Даже к врачу смотался.

— Я тоже, — ответил Марат, — в «Бурденко».

Сергей удивился:

— Могли там встретиться. Что за совпадения целый день! То десять лет не виделись, то по два раза на день пересекаемся. Ты тоже к Шеину заглядывал? Хотя, вряд ли… Он же твоим подразделением не занимался.

— Я этому рад. Нет, я был у Гераськина, и он сказал, что никакой контузии у тебя не было.

Сергей поглядел Марату в глаза, отвел взгляд и взялся за бутылку, наполнил опустевшие рюмки.

— Проверял, значит… Давай-ка выпьем, и я скажу тебе…

Они опрокинули, не чокаясь, рюмки, помолчали.

— Мне самому не дает покоя эта история. Я помню все, будто старый фильм, который видел в детстве. Кажется, даже черно-белый… Не знаю, как сказать. Помню ребят, бой, но все, будто из-под воды смотрю. И сны дикие мучают — то море, то пещеры, то я сам расстреливаю погибших пацанов… Вскакиваю в поту, таблетки жру, водку. Спасибо, что Федор Константинович выручает все годы…

Марат поджал под себя ногу, устраиваясь поудобнее, сочувственно сказал:

— У меня тоже сны такие бывают… не мультики про Чебурашку. Слушай, Серега, а чем он с вами вообще занимался? Чего добивался? Мне Гераськин сказал, что я был в контрольной группе — для сравнения.

Смирнов пожал плечами:

— Психофизическое стимулирование и еще куча научных терминов. Примерно, как у йогов — контроль над телом, раскрытие неиспользуемых резервов организма.

— Да я помню, как ты на полосе чудеса вытворял и в рукопашке бился, будто я на месте стою или уснул. Допингом кормили, что ли?

— Там была какая-то химия, но в основе — активация участков мозга. Там и шлемы специальные были электрические, как в научной фантастике, и кодирование, как у алкоголиков… Налить еще?

— Хватит пока, а то за руль еще надо садиться.

— Не переживай, можно и здесь в номерах переночевать.

— Боюсь, Серый, что перемудрили они. И Гераськин то же самое говорит. Ты прикинь, как сволочи-тренера обкармливают спортсменов анаболиками. Мышцы растут, результаты стремительно повышаются… А к тридцати годам те, кто послушно жрал это все, — уже инвалиды. А тренер новых кормит. А предыдущих списал за ненадобностью…

Сергей возмутился:

— Я их сам всех спишу! Губаренко!.. Тоже мне фигура!.. Генерал говенный… Сто пятьдесят штук на стол! — передразнил он, скорчив рожу. — Знаешь, сколько он получил за свои бесценные карты от отца? Десять тысяч!

Они дружно рассмеялись. Обидный прокол старого гэрэушника развеселил их, они принялись хлопать друг друга по плечам, и дальше вечеринка, начавшаяся в довольно сумеречном тоне, покатилась на вольных парусах.

Несколько часов спустя друзья выходили из заведения, горланя и размахивая руками. Не то чтобы они всерьез напились, но настроение было как на офицерской пирушке — бесшабашное. Марат рассказывал о недавних парижских приключениях — финальной драке под мостом. Сергей от этого пришел в боевой задор и все время порывался показать Седому какой-то особо полезный прием ближнего боя:

— Да погоди ты! Вот, смотри, Седой!.. Ныряешь вниз, к ногам…

— Лучше с утра в зале попрыгаем, Серега, — не соглашался Седой, — заодно похмелье выгоним. Завтра покажешь, а то спьяна завалишь меня и жалко будет…

— Да я в тонусе, — возражал Серега, — не промахнусь.

— Я этого и опасаюсь, — резонно заметил его товарищ.

Молодой охранник, дежуривший на входе и выглядевший со всеми своими буграми мышц как живая реклама оздоровительного заведения, уже заметно морщился на гостей, которые застряли в коридоре — ни вперед, ни назад. Как все работники развлекательных предприятий, он давно привык к беспокойным богатым клиентам, которым кажется, что кошелек заменяет им все — молодость, красоту и ежедневные тренировки.

Сергей, наконец, заметил молодого «геракла» на дверях:

— О, братан! Ты тут вышибала?

— Бывает и так, — снисходительно заметил парень.

— Тогда можно, — решил Серега. — Ты приготовься, я, типа, нападаю на тебя… Как зовут-то?

— Сергей.

— Не робей, тезка.

Охранник, подыгрывая пьяному клиенту, повернулся к нему, выжидательно глядя сверху вниз. Он явно ставил себе задачу не помять богатенького фраера — это пахло увольнением без пособия, а то и хуже.

Серега нырнул ему в колени, охранник схватил его за шиворот и задницу, чтобы аккуратно выкинуть за дверь — точнее, ему показалось, будто он проделывает это. Как только он немного расставил руки, оторвав их от туловища, Смирнов мгновенно выпрямился и верхней частью двух ладоней ударил его снизу вверх под мышки. Плечи вышибалы подпрыгнули вверх, выходя из суставов. Парень взвыл, закрутил торсом, пытаясь вернуть подвижность верхним конечностям, но руки висели плетьми, кроме того, было заметно, что это доставляет «гераклу» сильную боль.

— Простая штука, Марат! — сообщил товарищу Сергей. — Очень удобно: один удар, пациент в сознании, полностью выведен из схватки, но может давать показания. Это все равно, что «стреножить» противника — но то пока захват проведешь, пока спутаешь, веревка нужна или ремень… А так можно выбрать самого важного — «говоруна» — лишить его возможности активных действий, а тем временем разобраться с остальными — этот подождет. Как тебе?

Марат с ухмылкой наблюдал за этой комической сценой, в которой не до смеха было только охраннику.

— Вывих обоих плечевых суставов, — констатировал Суворов. — Без посторонней помощи ему их не вправить. Хороший способ. Стой спокойно, паренек, не зови никого. Сейчас все будет в порядке.

Марат поставил охранника сначала одним, потом другим боком и сильными рывками, сопровождаемыми толчком ладони, в два приема вправил ему суставы. Парень только охал, затем привалился к стене, обильно вспотев, принялся массировать плечи.

— Покрути руками — надо проверить, правильно ли встали, — скомандовал Марат. — Все работает, иначе ты бы выше носа руки не поднял. Недели две не тренируйся, потом начинай с небольших нагрузок.

— А как я работать буду? — наконец жалобно выдавил из себя парень, растерянно глядя на дебоширов.

Марат взглянул на партнера:

— Предъява конкретная. Плати больничный за месяц — травма при исполнении служебных обязанностей как-никак.

Сергей, сделав жест руками — никаких проблем! — порылся в карманах и вытащил из бумажника стопку купюр, отсчитал необходимое:

— Пойдет? — спросил он неудачливого вышибалу.

Тот развернул и сложил небольшой веер из сотенных бумажек, кивнул головой и не в тон движению добавил:

— Меня хозяин съест.

— Я Репеке позвоню завтра, объясню. Держи визитку мою на всякий случай, не дам пропасть. Держи кардан, не в обиду же…

Парень действительно не стал строить обид, понимая, что на этом ничего не выиграешь. Он проводил небезопасных клиентов до машины, приятно ощущая в кармане тугую пачку денег. В конце концов, именно за эти неприятности ему и платили…

Сергей решительно рванулся к рулю, Марат не стал ему возражать — обстановка на московских улицах была привычна Смирнову намного больше, а в его реакции и оценке обстановки он не сомневался. Тем более, Серый, что называется, выпустил пар, а потому должен был угомониться. Во время гонки по МКАДу он был куда опаснее…

— Поехали в шалман какой-нибудь с девочками? — предложил Смирнов. — Стриптиз уважаешь?

— Вполне, — согласился Марат. — Не тормознут пьяного?

— Не… — небрежно отмахнулся Сергей. — Ты насчет номеров правильно понял, не сунутся, пока в столб не въеду. А я не въеду.

— Тогда — вези.

Они неторопливо катили по Звенигородскому шоссе — Седой попросил не гнать, чтобы поглазеть на ночную Москву, а может, и высмотрят какое-нибудь соблазнительное заведение. В районе Ваганьковского кладбища внимание Марата привлекла сцена, которая разыгрывалась неподалеку от входа за ограду.

В дорогой мерседесовский микроавтобус несколько парней — по виду «братков» — заталкивали двух девушек. Делали они это сноровисто: короткий взвизг, матерное междометие, хлопок дверьми, и все.

— Неприятности у девушек, — заметил Марат.

— Хочешь вмешаться? — довольно равнодушно спросил Сергей. — Скорее всего, «пацаны» потащили «матрешек» на «субботник», — машина за город направляется. Я так нарывался: освободишь «метелок», а на них клейма негде поставить. За что черепа крушил?

Марат никогда не рвался в рыцари попусту — ничем, кроме кабацкой драки, это не «отсвечивало». Расстояние от промелькнувшего на встречной обочине «мерса» тем временем стремительно росло.

— Не похоже на «матрешек», — сказал Марат. — У одной сумка дорожная осталась на тротуаре…

— Ну и держись тогда, — ответил Серега. Он бросил машину в левый ряд, пропустил встречных и бросил машину в разворот на 180 градусов, вертя руль и работая двумя педалями — газа и тормоза. Разворот на скорости требует особенных навыков и долгих тренировок. Однако асфальт был сухой, машина абсолютно надежной, поэтому маневр был выполнен с ювелирной точностью.

Две секунды спустя они уже неслись в обратную сторону, притормозив на секунду, только чтобы подхватить дорожную сумку, оставшуюся на обочине. Новенькая «Мазда» демонстрировала все свои роскошные скоростные качества — «бусик» замаячил впереди уже минут через пять.

Пошарив в сумке, Марат сообщил:

— Приезжая, не «матрешка» — точно.

Сергей достал из-под сиденья ствол и засунул за пояс:

— Их там может десяток набиться, — пояснил он, — в худшем случае, все со стволами. А легкий вариант — папины хренки резвятся, захотелось «непотертого мяса» — свежачка. Вот и подхватили на улице первую, кто понравился.

— Знакомо, — коротко сказал Марат.

Хмель бушевал в головах офицеров, призывая к подвигам и скандалам. В общем, Марат рассудил довольно здраво: лучше заварушка с дорожными бандитами, чем дебош в кабаке. В том, что Сергей сегодня ночью настроен на приключения, он не сомневался.

Смирнов догнал микроавтобус, который шел по крайней левой. Надо было остановить их, поэтому он выждал момент и выскочил на встречную, вырвался чуть вперед и бросил машину вправо, сминая «мерсу» фару и притормаживая. «Бусик» вильнул в сторону обочины и затормозил, издавая резкий визг. Сергей отжимал его дальше вправо, заставляя остановиться. В финале он перегородил дорогу, а «бус» выскочил на тротуар, едва разминувшись со столбом. Проносившиеся мимо автомобили бешено сигналили, но останавливаться и участвовать в разборке седоков из двух «крутых тачек» никто не собирался.

Серега едва не на ходу выскочил из машины и бросился к водителю, который открывал дверцу и тоже рвался вперед к подрезавшей его машине. Выйти он не успел — Смирнов пнул с разбегу распахнутую дверцу, и выскакивающий на дорогу водитель улетел далеко назад от удара собственного железа. До конца стремительно развивавшихся событий он не подавал признаков жизни и тихо лежал под задним правым колесом.

Марат проскочил к пассажирской двери, отъезжавшей на шарнирах назад. Из нее как раз появился первый седок — коротко стриженный «спортсмен» в потертой кожанке. Марат оценил его и решил, что имеет дело не с резвящимися малолетками на папиной машине — парню было за двадцать пять.

Седой ударом ноги в грудь с налету вогнал его тело назад вовнутрь машины. Оттуда несся мат и женские крики: «Помогите!» Это отчасти успокоило Марата в отношении, так сказать, правомерности их действий, хотя женщины, конечно, могли призывать на помощь и от посторонних, которые рвутся в машину к милой компании, которая везет их на ночной пикник к обоюдному удовольствию…

Марат нырнул на секунду в салон, вырубил ударом в шею второго пассажира и огляделся — это заняло долю секунды. На это время Марат оглушил их криком.

— Всем на пол! Милиция! — гаркнул Марат на тот случай, если напали — не дай бог, — к примеру, на оперативных сотрудников МВД, которые произвели задержание двух аферисток. Впрочем, это могли быть и любые другие менты, которые прихватили девочек «для отдыха», — отличить милиционера от «братка» стало иногда не просто. В любом случае, на крик «Милиция!» они должны были отреагировать: «Свои!» Этого не произошло.

Оценив ситуацию, Марат выскочил назад и присел слева от проема. В салоне было шестеро, не считая женщин, которых успели изрядно растормошить по дороге. Справа от водителя в кабине никто не сидел — видимо, перешел в салон на забаву. Женщины, которых раздевали в глубине кузова, теперь сильно мешали тем, кто находился позади и удерживал их. Двоих, которые уже получили по удару, можно было в расчет не принимать. Водитель тоже наверняка получил свое от Сереги. Оставалось четверо, из которых крайний правый успел выхватить «волыну» и направить в сторону двери. Именно поэтому Суворов и покинул салон так поспешно.

Хлопнул выстрел изнутри, пуля чиркнула об асфальт. Затем из «буса» выскочил с пистолетом наготове его владелец. Марат, которого он не заметил внизу под рукой, распрямился и ударил кулаком под мышку. Щелкнул сустав выбитого плеча, «макар» упал на землю из онемевшей руки, а Марат завершил дело подсечкой-растяжкой, от которой ноги бандита разъехались широко в стороны — он сел почти на шпагат, взвыв от резкой боли.

Среагировав на выстрел, Смирнов со своей стороны машины тоже выстрелил дважды — его пули прошли через левое боковое стекло и застряли в потолке. Это было безопасно для пассажиров, но очень впечатлило их — нагнало, как говорится, жути.

Марат поднял бандитский «Макаров», сгреб его стонущего владельца и прикрылся им. По примеру Сергея он тоже выстрелил в окошко по диагонали вверх и крикнул:

— Всем лечь на пол! Не шевелиться!

Из салона, где продолжалась возня и крик, раздались в ответ три-четыре выстрела. «Пацаны» действительно ехали в полном вооружении — так что, по определению Сергея, они вытянули почти самый худший вариант. Впрочем, будь их в салоне десятеро плюс две девушки — они бы повернуться там не смогли — бери голыми руками.

И Марат, и Сергей выстрелили еще по разу тем же манером — каждый со своей стороны, затем Суворов показался в дверном проеме, заслоняясь бандитом, который все норовил подогнуть колени и сползти на землю, — его ноги не держали после «растяжки».

— Бросай оружие в двери и выходи!

— У нас заложницы! — донеслось из машины. — Застрелю обеих! — Кто-то истерично верещал свои угрозы, насмотревшись, видимо, американских боевиков.

Марат издевательски проговорил «командным» голосом:

— Мне по хер твои телки! Поверил, что я мент, сявка? Ползи наружу — или покрошу всех! — А затем он добавил ключевое слово — он по опыту знал, что оно безотказно действует почти во всех ситуациях: — Кто «бригадир»? Старший кто?

Как ни странно, стóит в экстремальной ситуации обратиться к авторитету старшего в стане противника — и это действует моментально и отрезвляюще. Вся ответственность сразу перелагается на предводителя, а подчиненные не решаются на дальнейшие действия, ожидая его реакции.

— Да он же… — нерешительно вякнули в салоне.

Бандит, находившийся в руках Марата, простонал:

— Я, я это… «Звеньевой»…

— Тьфу ты!.. — Марат засунул воняющий порохом ствол «макара» ему в рот, кроша передние зубы. — Скажи своим уродам, чтобы выходили, — конечная станция!

Как только рот освободился, «звеньевой» прохрипел:

— Делайте…

Поняв, что сквозь старшего в него стрелять скорее всего не станут, Марат подтолкнул «пленного» ближе к машине, почти ввалившись в салон. Держа его перед собой, он выглядывал из-за его головы то справа, то слева… то снова слева, — не давая прицелиться себе в лоб. Вытянутая рука с пистолетом убеждала в серьезности намерений, переводя ствол с одного на другого.

Женщины обезумели от ужаса и бились в руках бандитов, постоянно открывая их для выстрела — ничего поделать с этим было нельзя. Трое оставшихся убедились, что схватка окончательно проиграна: оставалось только палить сквозь «бригадира» наудачу — и еще неизвестно, пробьют ли пули его упитанное тело. К тому же оставался второй нападавший — он снаружи просто расстреляет их всех, даже если удастся замочить первого… В общем, «пацаны» решили сдаваться: они побросали оружие на пол и выпустили девушек из рук.

— Женщины, марш из машины! — скомандовал Марат.

Растерзанные, ободранные почти догола под куртками, две девушки выскочили наружу и заметались по тротуару, не зная, что делать и куда бежать. Там их перехватил Сергей:

— Девчонки! Быстро в нашу машину! Там вещи, прикройтесь! — он нашел единственные убедительные для них слова в этой ситуации. Обе несчастные мигом нырнули на заднее сиденье «Мазды», обнаружив там к своему удивлению потерянную сумку с вещами.

Марат глянул в салон и убедился: первый, получивший удар стопой в грудь, начинает слабо шевелиться.

Второй, которому досталось по горлу, обмяк. Трое задрали руки, пистолеты на полу…

— Куда двигались?

— На «поляну», — неохотно ответили из кузова.

— Зачем девок взяли?

— На «субботник»… — последовал ответ.

— Быстро собрать шмотки от «теток», сюда их! — указал он стволом на пол. Марат всегда старался говорить на языке, доступном понимаю собеседника; все чаще встречались те, кто различал только хороший удар по голове.

Марат швырнул на асфальт главного — лицом вверх, направил пистолет в лоб:

— Ты чей, чмо?!

— Петровский… На него работаем… — быстро проговорил бандит. Что это значит, Марат, конечно, не знал. Смирнов, стоявший в тени за спиной, шлепнул его по плечу, услышав ответ, и ушел к своей «Мазде», стоявшей поперек тротуара. Суворов понял, что он на всякий случай не хочет показывать «браткам» лица: номера машины они не могли видеть, «Мазд» на свете много, а с какими-то «петровскими» хозяевами связываться ему не с руки, наверное.

Марат принял решение. Он наклонился и рукояткой «Макарова» выбил лежащему бандиту зубы — вплоть до коренных, — затем нырнул в салон и почти минуту работал там кулаком и той же тяжелой рукояткой, пока все не стихли. Затем он опустошил обойму в двигатель «мерса», чтобы машина не стронулась с места. Прихватив обрывки женской одежды и дамскую сумочку, он бегло глянул под сиденья и сверху — не выпали ли документы или записная книжка, принадлежащие девушке. Наконец он обтер ручку пистолета и бросил его в салон. Пора было уходить.

Он запрыгнул на свое место рядом с Сергеем и глянул на часы — все «скоротечное соприкосновение с противником» заняло меньше пяти минут. Серега выкатился задом на дорогу и рванул с места:

— Куда вам, девчонки? — сочувственным тоном спросил он.

— Здесь не очень далеко, — срывающимся голосом, но вполне членораздельно проговорила одна из них. — Здесь направо… если можно, — торопливо добавила она, чтобы не пропустили поворот.

Марат передал им вещи, повернувшись назад. Найдя в дорожной сумке какую-то одежду, девушки копошились, приводя себя в порядок, — симпатичные, лет двадцати пяти…

— Вы что… убили их?.. — нерешительно спросила та, что указывала дорогу.

— Да что вы, нет, — заверил ее Марат. — Хотя следовало, конечно. Вышибли из них дух, машину попортили, — их через пару минут возьмут в оборот менты. За одно только оружие и стрельбу — уже срок получат. Да наверняка за ними найдется еще что-нибудь. Сядут, поганцы. А вы хотите подать заявление?

Девушки переглянулись и сказали:

— Нет, нет… Дружки убьют, узнают адрес…

— В общем-то, правильно, — согласился Сергей. — Но вы не беспокойтесь: они не скоро примутся за свое. Им славно досталось, не до того теперь будет.

— «Звеньевому» — точно, — подтвердил Марат.

— А вы думаете, вас не найдут? — обеспокоилась девушка.

— Думаю, нет, — сказал Сергей. — Но лучше уносить отсюда ноги… или колеса. Лишь бы по горячим следам по машине не прихватили сейчас. Кто-то из проезжающих мог заметить марку и цвет, сообщить в милицию. На это у людей еще хватает совести.

Девушки недолго пошептались, слышалось что-то вроде:

— Не бойся ты… надо помочь… а то и нас найдут… отстань, нормальные же…

Наконец все та же девушка предложила:

— У меня… у нас с мужем гараж во дворе — пустой сейчас. Загоним туда машину — и пусть стоит, сколько надо. А мы в дом поднимемся, там стол накрыт. Надо всем водки выпить, а то меня колотит всю, как лист!

Теперь переглянулись мужчины:

— Хорошая идея.

Минут через двадцать они сидели на обшарпанном диване в обществе Кайрата и Толика. Сестры Галина и Оля отсутствовали: одна возилась на кухне, а младшая забралась в душ — смыть с себя «следы их лап», как она выразилась.

— По-настоящему, его Толипберген зовут, — объяснял Кайрат, показывая месячного малыша в пеленке. — Это как положено: я — Кайрат Толипбергенович, он — Толипберген Кайратович. Мы казаки, — не без гордости сказал он, произнося «казах» как «казак».

По-казахски это слово именно так и звучало, Марат, который уже сталкивался с этим, подозревал, что русское казачество когда-то и взяло именно это наименование, переняв его у степных народов.

— А что означает «казак» на вашем языке? — тут же и спросил он. — Ведь наши казаки тоже так себя зовут.

Кайрат немного задумался:

— Это тот, кто по степи гуляет, вольный человек, молодец, в общем, — постарался объяснить он.

— Гайдук, — вставил свой вариант Сергей.

— Нет, у нас такого слова нет.

— Значит, с другой стороны пришло, — легко согласился Сергей. — Да ты не переживай так, все уже кончилось. Надо тебе водки выпить.

Кайрат кивнул:

— Не хочу на Толика дышать. Сейчас Галя покормит и уложит, тогда сразу стакан приму. Хоть бы у нее молоко не пропало, — переживал он. — Говорил же, надо было самому идти встречать Олю. Но она дома засиделась, захотела сама пробежаться на вокзал, с сестрой по дороге поболтать. — Казах говорил по-русски совершенно чисто, без всякого акцента, да и на вид мог сойти за европейца — красивый мужественный парень. — Решили на такси сэкономить, у вокзалов ведь дерут не по-божески. Поехали на метро, а потом уж ловили попутного частника, чтоб подешевле, — вот и поймались.

Галя выскочила из кухни, метнула на стол несколько дымящихся тарелок:

— Ребятушки, вы сразу наливайте да закусывайте. Я еще немного посуечусь: сполоснусь да покормлю маленького…

Впрочем, скоро все собрались за столом, даже Галине, которую сосал малыш, налили рюмку.

— Ничего, — сказала она, — не успеет в молоко попасть. А если и попадет, то малыш крепче спать будет. Надо успокоиться все-таки…

Сергей поднялся с рюмкой, держа прямой локоть — по-гусарски:

— Давайте пожелаем молодому человеку Кайрату Толипбергеновичу счастливой жизни, удачи и родителей — счастливых и богатых! Ура! — он залихватски опрокинул рюмку одним махом. — Хорошо пошла — все сбудется!

Зарозовевшие сестры, смывшие в ванной краску с лиц, выглядели, как ни странно, свежими и здоровыми русскими красавицами. Они наконец заулыбались, начали приходить в себя.

— Не за нас надо пить!.. — начала было Галя, промакивая концом пеленки кровоточившую губу.

Сергей сделал взмах рукой, как дирижер:

— Я еще не кончил, — он порылся в бумажнике, что-то достал и протянул Кайрату. — Это подарок новорожденному, чтоб было с чего начать. Запиши пин-код, отец, — и он продиктовал серию цифр, заглянув в свой мобильник.

— Что это? — спросила Галя.

— Карточка «Виза», — объяснил Смирнов. — Наливайте еще, что ли?

Все засуетились. В таком подарке присутствует элемент интриги — пока завтра родители не сходят к автомату, их будут подзуживать мысли: а какие цифры покажет дисплей?

— Держи, малыш, — Марат снял свои командирские часы и покачал ими перед носом ребенка. Маленький Толик никак не прореагировал на блестящую вещицу. — Чтоб командиром был. На память…

Просидели еще довольно долго. Хозяева хотели уложить спасителей во второй комнате своей небогатой квартиры, но нужды в этом не было. Сергей вызвал машину, потревожив одного из водителей, и они отбыли на короткую ночевку в особняк Смирновых.

— Много подарил казачонку? — поинтересовался Марат по дороге.

— Хорошо, что напомнил, — спохватился Сергей, смеясь. — Там почти ничего не осталось. Надо с утра пораньше перевести хоть какую-нибудь приличную сумму, а то стыдно — подумают, что лошки понтовые пустую карту подарили.

— Ничего, у них машина твоя в залоге, — в тон товарищу заметил Марат. — Продадут, если мало покажется.

Сергей пребывал после всех приключений в благодушном настроении:

— Пусть отстоится машина неделю-другую. Надо будет узнать, есть ли на нее ориентировка у «гаевых»… А пригодился тебе мой прием все-таки! Я видел, как этот хрен «звеньевой» извивался с плечом выбитым. Я из-под машины заметил по ногам, когда прилег на минутку, как ты ему еще и «растяжечку» сделал, — фирменно!

— Пригодился, пригодился твой прием, — потрепал его по холке Марат. — Не зря ты больничный тому парню — вышибале — выплатил.

На самом деле фокус с плечом он знал еще с тех пор, как занимался самбо в интернате.

 

ГЛАВА 3

ДАН ПРИКАЗ ЕМУ — НА ЮГ

Поспав часа три, Марат поднялся и занимался изучением чудес сервиса в своей гостевой комнате в смирновском особняке. Сначала он обнаружил отдельный санузел — если так можно назвать роскошный туалет с японским компьютеризованным унитазом, который вывел на собственный дисплей данные каких-то анализов, как только сработал слив. Погрузившись в ванну с джакузи, он нашел у изголовья кнопочку внутренней связи в доме и заказал себе завтрак, когда его соединили с кухней. Обсушился Марат при помощи специального ветродуя, причем он заподозрил, что заодно происходит ионизация воздуха или еще что-то — во всяком случае, в ванной запахло озоном.

— Дурят, буржуи, — сказал он сам себе, но настроения прибавилось.

Покончив с изысканным завтраком (он не стал экономить деньги хозяев и без ложной скромности потребовал «весь список»), Марат связался с Федорцовым. По тому же домофону он попросил машину и отправился в гостиницу, так и не увидев за это время никого из хозяев. Обслуга сообщила, что все разъехались по делам.

В номере Федорцова, куда Марат отправился, как только переоделся, его тут же поднял на смех прибывший Боб:

— Здорово живешь, военный! — приветствовал он товарища. — Чем Москву удивил? Вижу, вижу — по костяшкам на левой руке — уже кого-то порадовал своим «гостинцем». Хорошие люди попались?

Он был, как всегда, в своей манере, бодр и весел — большой, с короткой борцовской шеей и хитрыми глазами.

Федорцов выказал озабоченность:

— Что-нибудь серьезное?

Марат пожал плечами, потрогав ободранные суставы:

— Сергей занимается, это больше его касается. Надо в новости заглянуть по «ящику». Давно приехал, Боб?

— Только что, — отозвался Боб, включая телевизор и щелкая пультом в поисках информационного московского канала.

— Садитесь, ребята, очертим круг задач, — пригласил их Федорцов. — В первую очередь, отправляйся, Богуслав, к своим знакомым болгарам и вентилируй с ними вопросы по нефтепроводу «Бургас— Александруполис», запиши.

— Бог еще память не отнял, — заверил его Боб, — города знакомые.

— Готовьтесь к серьезной поездке. По всей видимости, вам вдвоем придется отправиться в Баку — вместе со Смирновым-младшим. Кстати, Боб, это с ним вчера отдыхал Марат.

— Час от часу не легче, — вздохнул Боб. — То хохлы, то айзеры. А на Майами куда-нибудь нет командировки?

— Будет, — пообещал шеф, — но потом. Окончательное решение примем после фуршета в представительстве, но я и так вижу, что не разорвусь напополам. Киевские дела пока что для нас намного важнее, чем этот журавль в небе.

— В качестве кого мы будем выступать? — спросил Марат.

Федорцов потер лоб:

— Выдадим вам какие-нибудь важные «ксивы» с должностью посолидней. За это не беспокойтесь, я подготовлю. Ты, Марат, будешь представлять интересы российско-украинского консорциума, а Богуслав — лоббировать российско-болгарские интересы. Что-то в этом роде… Ваша задача — глубокая разведка. Сюда относятся в том числе планы отца и сына Смирновых — надо хорошенько их прощупать. Речь идет об очень больших вложениях. Глубоководные скважины — я сейчас изучаю этот вопрос — дорогое удовольствие. Не случайно и British Petroleum начинает с мелководных платформ в Баку — и то уже вложено в добычу больше пяти миллиардов, под шесть.

Марат в этот момент сосредоточил внимание на телевизоре, стараясь тем не менее не показать собеседникам своего интереса.

«…В районе Ваганьковского кладбища вечером произошла очередная криминальная разборка, — вещала диктор телевидения. — Пострадала группа боевиков из так называемой «уфимской» бригады, недавно появившейся в столице. За преступной группировкой, находящейся в розыске с 2002 года, тянется длинный криминальный след: убийства, вымогательство, похищения, разбой. Попав под пристальное внимание уфимской милиции, преступники сменили «географию» своей деятельности и перебрались в Москву…»

На экране следовали кадры с места происшествия. Бандитов грузили в машины «скорой помощи», место вокруг машины было оцеплено полосатыми лентами, работали криминалисты, собирая гильзы и осколки.

«По некоторым данным, они влились в поредевшие ряды люберецкого преступного сообщества, исполняя те же самые криминальные заказы, что и у себя на родине. Восемь человек, двигаясь на микроавтобусе, подверглись нападению неизвестных лиц, причем, по утверждению немногочисленных очевидцев, их было значительно меньше — трое или четверо. Этот факт говорит о заказной, хорошо спланированной операции, проведенной профессионалами своего дела. Несмотря на множество стреляных гильз и многочисленные пулевые отверстия в машине, никто из преступников не имеет огнестрельных ранений. Однако все они доставлены в больницу для оказания срочной медицинской помощи — ни один из них не мог самостоятельно передвигаться на тот момент, когда по вызову граждан подоспел оперативный наряд милиции. Это нестандартное происшествие комментирует пресс-секретарь МВД подполковник Андрей Журавель…»

Боб отвлекся от разговора с Федорцовым и повернулся к телевизору:

— Оба-на, — протянул он. — Это не о твоих ли художествах рассказывают? — Подозрительно взглянул он на Марата. — Что-то почерк очень знакомый. Это вы с этими отморозками сцепились, бродяги?

Тем временем на экране появилось лицо в форменной фуражке и принялось излагать «версию для прессы»:

«Следственная бригада только приступила к работе, поэтому у нас нет в руках серьезных фактов, которые позволили бы определить, кто совершил данное нападение. Восемь задержанных членов «уфимской» ОПГ находятся в больнице и пока отказываются давать показания. К сожалению, поиск по «горячим следам» не дал желаемых результатов. Однако в деле есть характерная деталь: в машине обнаружены следы присутствия женщины — найдены несколько мелких деталей из косметички, обрывки женской одежды. Свидетели также подтверждают, что из машины нападавшие вывели женщину или даже несколько женщин — и увезли на легковом автомобиле темного цвета…»

— У них один свидетель, и тот «дохлый», — прокомментировал Боб.

Марат кивнул:

— Нас двое было. И женщин — две.

«…Поэтому в числе других отрабатывается версия освобождения заложниц или похищенных, которых удерживали у себя преступники. Можно себе представить сценарий, по которому следует, что родственники похищенных наняли частных исполнителей, которым удалось освободить женщин во время их перевозки к новому месту заточения. Этим, в частности, объясняется отсутствие пулевых ранений у потерпевших — все выстрелы производились в верхнюю часть кузова, так, чтобы не попасть в предполагаемых заложниц».

— «Висяк», — сделал вывод Боб. — Можешь не волноваться. Как это вас угораздило?

— Куда это? — сделал невинные глаза Марат, который теперь не собирался рассказывать о своих похождениях.

— Эх, ты, шалопай, — усмехнулся Боб. — А что за парень, этот Сергей Смирнов?

Федорцов подал голос:

— Познакомишься сегодня на приеме… С ним хоть все в порядке? — спросил он у Суворова.

— Ни одной царапины.

— Тогда вернемся к делу. Сегодня на приеме напускайте на себя многозначительный вид, дуйте щеки, изображайте из себя серьезных инвесторов. Тренируйтесь, одним словом. Здесь вам никто всерьез не поверит, кроме таких же, как вы, проходимцев, а в Баку вы будете «темными лошадками». Что-нибудь ясно?

— Иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что, — обреченно сказал Боб.

— Примерно так, — согласился с ним Федорцов. — Двигай срочно в посольство!

На вечер заказали смокинги, поскольку поводом для официального приема служила какая-то годовщина в российско-болгарских отношениях — то ли начало осады Плевны, то ли освобождение Черногории в Турецкой войне, — Марат толком так не понял. Чувствовал он себя довольно стесненно, тогда как Боб выступал широкой грудью вперед, как звезда Голливуда на церемонии присуждения «Оскара».

Появился улыбающийся Сергей Смирнов:

— Как отдохнул, Седой? Фрак не жмет? — сам он чувствовал себя в дипломатическом обмундировании как в собственной шкуре, видимо, сказывалась наследственная предрасположенность.

Пока шла непродолжительная официальная церемония с протокольной речью болгарского консула, затем ответной — от Российского правительства, друзья успели поговорить о своих делах.

— Ничего у них нет, — сразу успокоил Сергей, — даже марка нашей машины не установлена. «Братки» будут молчать, им рот раскрывать в прокуратуре — не «по понятиям». Так что со стороны ментов нам ничего не грозит.

— А сами не найдут — их хозяева, я имею в виду?

— Будут искать. Но они меня не видели, а вот тебя по седому «ежику» могут случайно прихватить.

— Мне не привыкать, да и вероятность минимальная. «Крестнику» деньги перевел?

— Не забыл. Я разговаривал с Кайратом и Галей насчет машины, тебе привет передавали. По гроб жизни будут помнить, как ты под пулями мужественно стоял и «девками» их называл.

Марат улыбнулся:

— Так «братки» по-другому бы не поняли, о чем речь.

— Все равно «фильтруй базар», стыдно появиться с тобой в приличном месте… — Он повел вокруг рукой.

Смирнов был воодушевлен и безмятежно шутил — никакого сравнения со вчерашним расстроенным Сергеем, бросавшим машину из стороны в сторону по МКАДу.

— Когда я в смокинге, по-другому разговариваю, — в тон ему ответил Марат.

— Напрасно. Здесь половина важных персон лучше ориентируется в блатных «понятиях», чем в правилах этикета.

— Мой шеф срочно отбывает в Киев по пожарному делу. Так что с нами поедет Боб, — сообщил Марат партнеру, переводя разговор на серьезное. — Это заместитель Федорцова.

— Юрист? — предположил Сергей.

— Чемпион мира по вольной борьбе, — ухмыльнулся Марат. — Вон он стоит рядом мордатым болгарином, справа от консула.

— «Мордатый болгарин» — это их представитель по экономическим связям со странами СНГ, Тодор Павлов. Серьезная шишка — по крайней мере, для своей страны.

— А Боб — это Богуслав Георгиевич Кочаров. Запомнишь с первого раза?

— Боб — короче.

— Ты же в приличном обществе, — напомнил Марат.

Они выпили шампанского, которое довольно скупо разносили на подносах, и отправились к стойке за водкой, но обнаружили там «Слнынчев бряг» и вина.

— Бренди, что ли? «Слоновый берег»? — засомневался Сергей.

— Не, не, — заулыбался бармен. — Не слон! The sun — «Sunlit coast».

Марат наконец догадался:

— Это «слынце» — солнце, по-нашему. Болгарский коньяк, я вспомнил. Наливай.

Вскоре на душе потеплело от болгарского «Солнечного берега». Прием, собственно, только начинался, секьюрити выводили из зала журналистов. Сейчас они пытались удалить парочку из высокой девушки-репортера и ее оператора. Журналистка быстро сориентировалась и в то время, как ее напарника под локоток препроводили к выходу, уцепилась под руку никому иному, как Бобу. Она мило кокетничала с Тодором Павловым и Богуславом, пока секьюрити нерешительно топтались неподалеку, не решаясь потревожить их.

Федорцова старший Смирнов представлял российскому министру, к ним до сигнала соваться тоже пока не следовало. Сергей столкнулся возле бара нос к носу со знакомцем азиатского вида и совершенно неопределенного возраста — то ли двадцать пять, то ли сорок пять:

— Чокан! — нарочито удивился он. — Ты еще не сбежал в Китай? Рад встрече!

Тот блеснул щелочками глаз и масляно улыбнулся:

— Здравствуй, Сергей, здравствуй, дорогой. Еще ваш Валиханов не сбежал, мне тоже рано. Как здоровье твоего уважаемого отца?

— Спасибо, вон он разговаривает, жив и здоров. Благополучна ли красавица Амина?

— Да-да, жду шестого ребенка, приезжай на праздник араку пить! — На его лоснящемся лбу скользили зайчики света.

Сергей представил Марата.

— Познакомься, это половина нефти Казахстана по фамилии Салтангазин. Очень уважаемый человек сегодня в Москве, Баку и Пекине.

Казах строго погрозил пальцем:

— У меня нет своей нефти, Сергей-ока… «Казбатайгаз» — государственная компания.

— Все Назарбаева? — подхватил Сергей. — Я понимаю, но ведь у него нет своих сыновей, аллах три дочери дал. Вы — все его сыновья, а нефть — родная кровь. Вот теперь каждый за рукав халата в свою сторону тянет. Ты — в какую? — все это произносилось шутливо, на восточный манер, но под рюмочку, — однако не без внутренней злобы.

Салтангазин напустил на себя вид мудрого аксакала:

— У нас говорят: «У кого есть две жены, тому не нужна собака».

Сергей усмехнулся:

— А слышал, что одной рукой два арбуза нельзя поднять? Ты в Баку на расширенное совещание перед торжественным открытием едешь — «арбузы» выбирать?

— Завтра вылетаем, — подтвердил казах. — Говорят, из российского правительства никого не будет.

— Я тоже так слышал, — согласился Смирнов.

Марат, которому казах не внушал симпатии, вставил:

— Наверное, взорвут всех к черту — вот никто ехать и не хочет.

Казах едва не отпрянул в сторону, дико глянув на Суворова.

— Да не волнуйся, — успокоил его Сергей, — мы сами едем, так что держись поближе — с нами не взорвут.

Чокан с недовольной миной отошел от них, а Марат потребовал у товарища:

— А теперь переведи вашу беседу на человеческий язык. Я почти ничего не понял.

Сергей охотно прочитал маленькую лекцию:

— Чокан возглавляет одну из двух крупнейших компаний по нефтегазу Казахстана — государственную. Сейчас они наращивают добычу — примерно от ста миллионов тонн до полутораста. До сих пор основную долю они возили в Новороссийск. Сейчас пошли новые времена: китайцы вышли на первое место в мире по потреблению нефти, хотят строить нефтепровод в свою сторону — это раз. БТД будет лежать с полупустой трубой, если казахи не дадут своей нефти. Точнее, им придется идти на поклон к той же России за недостающими объемами. Вот Азербайджан — читай, British Petroleum — и тянут их за рукав халата: давайте проложим по дну Каспия «кишку» до Баку, — это два. Но больше всего они оглядываются на Россию, понимают главное — куда пришли Штаты и Европа, там неизбежен «оранжевый» переворот, — это три. Вот и крутится все между двумя чашами весов — кто больше заплатит и кто больше напугает. Так что ты ему правильно вставил словечко — оно попало куда нужно, в самую дырочку… этой сволочи, — неожиданно добавил Сергей Смирнов.

Марат посмотрел на него с удивлением:

— Какие-то личные счеты?

Сергей потребовал еще по рюмке коньяка:

— Нет, просто был еще один смысл разговора, понятный только нам. Я спросил его про жену…

— Амина, — продемонстрировал Марат память.

— Я с ней с юности был знаком, она бывала в нашем доме — московская студенточка из дипломатической семьи. Красавица черноглазая и умница, защитилась после МГУ по истории Востока. А у этой свиньи она — машина для производства маленьких чоканчиков. Наверное, страшная стала, забитая… давно ее не видел. Обычное дело для них. Вот он и намекнул — про двух жен, с которыми и собака не нужна. Я сам на ней жениться думал, когда был курсантом… Надо ему шлюху со СПИДом подсунуть, когда в следующий раз в Москве гулять будет, — заключил он.

— Не стоит, — рассудил Марат, — ее заразит.

— Да ей уже все равно…

— Не скажи. А что за Валиханова он упоминал, которому надо первому бежать в Китай?

Сергей отмахнулся:

— Замминистра, слетит не сегодня завтра. Наворовался уже, кончилось его время, не бери в голову…

Болгарский дипломат тем временем отделился от своего старинного товарища по борцовскому ковру, и Боб вырулил прямо на Марата с Сергеем. Приставучая журналистка умудрилась не выпустить его руки. Похоже, Боб вовсе и не противился ее присутствию. Высокая девушка была по-своему привлекательна — при белой коже и европейском разрезе глаз, форме носа — ее голову венчала почти африканская шапка волос, а пухлые Губы выдавали наличие негритянской крови. Бдительные работники охраны наконец улучили момент, чтобы удалить из зала представителя ненавистной секьюрити прессы:

— Леди, вам давно следует покинуть прием, — настойчиво потребовали молодые люди.

Девица просительно взглянула на Боба, а тот внушительно повернулся всей своей массивной фигурой и грозно сказал что-то вроде:

— Звергни сон, котку малы, одраплем!

«Евроафриканка» прыснула от смеха, а молодчики немедленно растворились в толпе.

— Надо отметить мое чудесное спасение, — заявила девушка и махнула рукой, подзывая официанта с шампанским.

— Только не эту французскую газировку! — запротестовал Боб, приоткрывая кейс. — Я разжился у Тодора хорошим вином. Открой-ка нам его, мил-человек, и дай бокалы. — Обратился он к гарсону.

Они пристроились на дальнем конце рояля, пока не используемого по прямому назначению. Боб наполнил бокалы бордовым вином из бутыли с номерной этикеткой:

— Это настоящий «Гроздей», а не какая-нибудь кислая вода из ваших «фирменных» магазинов, — заявил Богуслав. — И давайте, наконец, знакомиться. У меня — вот — очаровательная девушка, а у тебя кто, Марат?

— Судя по реакции охраны, вы, наверное, шпионка, — галантно обратился к журналистке Сергей.

Девушка довольно чисто ответила по-русски:

— О, нет, я хуже — собственный корреспондент Би-Би-Си. Экологическая программа очень у нас популярна и актуальна. Так что нефтедобытчики меня обычно ненавидят. Мари Кунц, — представилась она, протянув руку Сергею, затем передав ее Марату.

Перезнакомившись, они воздали должное довольно терпкому вину, внимательно посматривая по сторонам, чтобы не пропустить призывный жест Смирнова-старшего или Федорцова. Однако те не торопились впускать их в свой высокий круг.

Марат предпочел бы простоять всю ночь в дежурстве в мокрых ботинках на ветру, чем тусоваться среди ходячих «кошельков» и надутых чиновников, которые старались запустить в эти кошельки свои руки.

— Как вам нравится экология этого вечера? — спросил Суворов у журналистки.

Та смешно наморщила нос:

— Все пропитано нефтью, будто Каспийское море.

Сергей продемонстрировал ей бутерброд с черной икрой:

— По-моему, нефтью не пахнет, — сказал он. — Вы давно с Каспия?

— Нет, нет, — замахала она рукой. — Я только собираюсь туда, но наши данные очень грустные. Ваши танкеры и вышки…

— К сожалению, у нас нет танкеров и вышек, — огорчил ее Сергей, — так что не представляем для вас профессионального интереса.

— Как жаль, — сказала девушка. — Я завтра улетаю в Баку, там собирают большое совещание всех участников проекта трубопровода. Я буду освещать для Би-Би-Си проблемы экологии этой трассы… и моря тоже. Боюсь, там тоже будут отовсюду гнать с камерой — и не найдется таких кавалеров, которых боится охрана… — Девушка явно пыталась на всякий случай очаровать всех подряд — своего рода профессиональный прием любой журналистки.

Смирнов, неравнодушный к женскому полу, заметил:

— В таком случае, вас напрасно гнали из этого зала — здесь в основном собрались противники этого ужасного трубопровода, который зальет черной нефтью Азербайджан, Грузию и Турцию.

Девушка насмешливо покивала:

— Да, многие здесь готовы дорого дать, чтобы нефть не пошла в ту сторону… но только для того, чтобы направить ее через свои земли.

— Так точно, — поддержал ее Боб, — например, это я — болгарский и российский патриот в делах нефтегазопромышленности.

— И плевать на природу! — запальчиво воскликнула активистка, но тут же демонстративно захлопнула свой рот ладошкой. — Я забыла, что я не на митинге. Меня просто выведут!

— И не перед камерой, — подтвердил ее мнение Сергей. — Учтите, что вы присутствуете при секретном разговоре высшей важности, так что прячьтесь за штору от секьюрити — мы забираем на некоторое время вашего рыцаря.

Действительно, за небольшим столиком расселись Смирнов-отец, Федорцов и кто-то из VIP-персон, — туда и призывали их заботы завтрашнего дня.

Следующие два часа были наполнены непрерывными переговорами, представлениями и водопадом информации, перемешанной с откровенной дезинформацией. Марат по мере сил старался вникнуть в расклад основных сил, но это была не его игра и не его поле. Поэтому он по большей части положился на Боба — тот был гораздо больше искушен в вопросах большого бизнеса, который вел его хозяин. Сам Суворов решил дожидаться постановки конкретных задач, а нет — пусть его больше не привлекают к маневрам за политическими и экономическими кулисами…

На регистрацию в аэропорт приехали загодя — только засветилось утро. В зале-накопителе обнаружили некоторые знакомые лица из вчерашних участников приема, раскланялись. Подошли к Чокану Салтангазину, который важно излагал свои мудрые мысли аксакала вездесущей «афроангличанке» Мари. Она, свежая и работоспособная в этот утренний час, держала перед ним микрофон, ее оператор, выведенный накануне из зала, теперь исполнял свои профессиональные обязанности, держа на плече дорогую камеру.

— Баку мне очень нравится. Хороший город. Но мне противно видеть этих неудачников, перекрывающих улицы и кричащих в мегафоны всякую чушь. Они кричат, что лучше бы власти накормили народ, чем пыль пускать в глаза. Я не согласен с ними. Власти Азербайджана накормят свой народ. Просто нужно немного потерпеть. Нетерпеливость — вот один из главных недостатков всех тюркских народов. В Азербайджане экономическое положение такое же, какое было у нас в Казахстане лет десять назад. В то время у меня была маленькая зарплата, мне не всегда хватало денег. И не только мне. Почти всем. Но мне и в голову не приходило мысли хаять власти, обвинять их в том, что мне живется плохо. И при этом орать и кричать в толпе озлобленных демонстрантов, иногда устраивающих ужасные беспорядки. Я долго делал анализ и принял решение работать лучше, чтобы жилось лучше. Я собрал волю в кулак, приучил себя работать настолько, что действительно через некоторое время мне стало лучше жить. Я не направлял свою энергию на лишние дела, как выступления против властей, шествия, митинги… И не только я. Почти все. А кто выступил, получил по башке, милиция у нас строгая. На корню успокоили самых горячих. И правильно сделали. Потому что через несколько лет мы все стали жить намного лучше, чем раньше. Пускай на нефтяные деньги государства. И сейчас никто и не думает выступать против правительства. А те, кто брызгал пеной на митингах, сейчас являются успешными людьми и не хотят помнить свои ошибки.

У Азербайджана тоже будет все хорошо. Дайте государству нормально развиваться, не надо мешать мышиной возней и обливать грязью тех людей, которые что-то делают во имя государства. Оппозиция — это враги любого государства, это неудачники, у которых слишком много свободного времени, поэтому они существуют на подачки своих заграничных хозяев. Извините за резкие высказывания, но я так считаю…

Друзья слушали эту галиматью, тихо стоя неподалеку, чтобы не помешать записи. Марат негромко спросил:

— Что это он так старается?

— Планируется личный визит Назарбаева в Баку и Тбилиси. Он едет подготовить почву, поторговаться, пошпионить — примерно, как мы. Вот и делает политические реверансы перед осенними выборами в Азербайджане, к тому льет воду, чтобы не отвечать на конкретные вопросы, — довольно громко ответил Сергей. По крайней мере, достаточно громко, чтобы Мари оглянулась, сморщив носик. Впрочем, она тут же улыбнулась и, спрятав микрофон, бросила своего клиента, чтобы подойти к новой компании.

— Как, и вы здесь? Провожаете кого-то?

Последовали два галантных поцелуя руки и обычное пожатие от Марата.

— Провожаем друг друга, — объяснил Сергей. — Вчера перебрали на банкете и не можем вспомнить, кто же из нас должен лететь в Баку.

Мари, которая не смотрела «Иронию судьбы», сделала большие глаза и посоветовала:

— А вы посмотрите в билете: там должна быть фамилия.

Все полезли в карманы.

— У меня есть билет, — сказал Боб.

— И у меня, — поддержал Смирнов.

— Я тоже лечу, — завершил Марат.

Оценив немудреную шутку, Мари Кунц рассмеялась и позвала оператора, который не преминул как бы невзначай скользнуть по ним глазом камеры.

— Это мой напарник — Рой Элдридж, вчера я не могла вас познакомить. А как мне правильно представить вас? — Журналистка почувствовала профессиональный интерес и пыталась изящно выведать, с кем имеет дело.

— Сергей, Марат, — показал Боб, — а меня зовут Боб.

— И это все, что вы можете о себе сказать? — разочарованно сморщилась по своей привычке Мари.

Боб решительно заявил:

— Остальное не для прессы, а только очаровательной девушке в личном общении. Пойдемте в бар?

На самом деле засветка в прессе могла помочь им обратить на себя внимание в Баку, равно как и помешать их планам. На всякий случай следовало укрепить завязавшееся знакомство.

— Вы участвуете в совещании? — достаточно настойчиво расспрашивала Мари, вертя в руке стакан сока.

Сергей, неравнодушный к женскому полу по натуре и к тому же сердитый на Чокана, отвечал ей:

— Ваш знакомый Салтангазин, который излагал вам свои оригинальные взгляды, гораздо интереснее вам, Мари. Казахская нефть будет прикупом во всей будущей игре, так что вы зря покинули его ради нас.

Мари поежилась:

— У меня мурашки бегают от его взгляда. Смотрит, будто примеряет меня к своему гарему.

Боб подал голос:

— Ну что вы, в Казахстане многоженство даже не обсуждалось в парламенте. Вот в Баку, по-моему, Милли Меджлис собирался рассматривать этот вопрос. А что, эти проблемы тоже входят в круг ваших интересов?

— Только как свободной женщины, — закрылась ладонями журналистка. — Но раз есть опасность стать четвертой женой какого-нибудь нефтяного шейха, я предпочла бы иметь рядом таких защитников, как вы. — Она тонко намекнула на вчерашнюю услугу Боба. — Вы в нефтяном бизнесе? Кого вы представляете?

Запасной гусар Смирнов, беря пример с поручика Ржевского, тут же предложил рассказать фривольный анекдот в тему:

— Представьте себе Техас. Лента раскаленной дороги. Одиночные машины. Паренек голосует автостопом и видит притормаживающий «Форд», в котором сидит рыжеволосая девица. «Эй, бэби, подбросишь до Хьюстона?» — спрашивает он. Она в ответ: «А вы в нефтяном бизнесе?» — «Нет…» — растерянно пожимает плечами он. Она закрывает дверь и со словами: «Sorry», — уезжает. Проходит еще десять минут, останавливается жгучая брюнетка на черном «БМВ». «Эй, бэби, не подбросишь до Хьюстона?» — «А вы в нефтяном бизнесе?» — «Нет». — «Извините…» Еще через пятнадцать минут путника замечает фантастическая блондинка в красном «Феррари» — фигура, томный взгляд, бриллианты в ушах, — в общем, мечта Голливуда. «Эй, бэби, подбросишь до Хьюстона?» — «А вы в нефтяном бизнесе?» Паренек подумал: «Не стоять же мне здесь вечно, — и говорит: — Да, я в нефтяном бизнесе». Блондинка: «Ах! Конечно, садитесь!» — и распахивает дверь настежь. Автостопщик садится рядом с ней, блондинка трогается с места, проезжает 100 метров, съезжает на проселок и, не говоря ни слова, снимает с себя одежду… Пережив самый сумасшедший секс, который когда-либо был в его жизни, парень закуривает сигарету, смотрит в окно, на себя, на блондинку — и говорит ей: «Ну надо же, всего пятнадцать минут, как я в нефтяном бизнесе, а УЖЕ ТАКОЙ УСПЕХ!»

Мари покачала головой и сказала, указывая на цвет своих волос:

— Я была второй — брюнеткой, — которая захлопнула дверцу и уехала.

Марат заметил:

— Да мы и не голосуем на дороге. Ждем на заправочной станции, пока клиенты сами подъедут.

— Но, кажется, вы все-таки летите в Баку. Гора не идет к Магомету на этот раз?

Боб кивнул:

— Пожалуй, вы правы. Мы представляем российско-украинский консорциум, у которого нет доли в БТД, — так что мы не загрязняем акваторию Каспийского моря. Вы разочарованы?

Мари снова улыбнулась:

— Скорее, обрадована — за рыб и чаек. Но ведь вы, кажется, полностью — Богуслав, болгарин?

— Болгарские интересы нам тоже близки, — скромно заверил ее Боб и добавил: — А этот Дон Жуан — младший Смирнов, заместитель и наследник нефтяного… м-м-м, не шейха — думного боярина. Похоже, он тоже склонен к многоженству.

Марат возразил:

— Он склонен к холостой жизни.

— Это почти одно и то же, — закончил, широко улыбаясь, Сергей.

Мари сморщила нос и произнесла странную фразу:

— Так вы вместо Евгения Золотарева? Его, кажется, решили пока не пускать в Азербайджан?..

В этот момент объявили посадку, и все потянулись к выходу. Ответ на странный вопрос отложился до встречи в Баку, поскольку сидели они далеко друг от друга.

— Что за имя она назвала? — спросил Марат.

Боб усмехнулся:

— Интересная птичка — эта журналистка по экологическим проблемам. Странными зверями интересуется… Евгений Золотарев — председатель всеукраинской общественной организации «Новая пора». Это они организовывали акции протеста на майдане и вообще в Киеве во время «оранжевой революции». Не знал, что он собирался в Баку и не знал, что его не пустили. Надо присмотреться к этой Мари…

Сергей хмыкнул:

— Смотри-ка ты, не думал, что мы так быстро привлечем к себе внимание англичан.

— Не делай преждевременных выводов, — сказал Боб, который старался найти свободный и простой тон с Сергеем — в интересах дела. — Возможно, она просто хорошо информирована по своей работе, а занимается действительно чайками и рыбами. Однако надо заметить, какое первое впечатление производит слово «Украина». Они тут же соображают: Украина — значит, «оранжевая революция». Не пустили Золотарева — значит, приедет другой функционер… — Он повернул голову к Марату и озабоченно сказал с чуть преувеличенной серьезностью: — Ты бы сходил перед посадкой и проверил шасси: может, опять бомбу установили?..

Сергей удивленно посмотрел на них:

— Что, есть опыт?

Марат, который давно привык к подначкам Боба, объяснил товарищу:

— Ты не удивляйся, от Богуслава в любой момент нужно ждать подвоха. А неприятный опыт, действительно, был — не так давно. Я расскажу эту историю. Она была незадолго перед парижскими приключениями. Как раз для полета сгодится — нервы «укрепляет»… Ты же суеверный.

— Как все мы, — кивнул Смирнов, — кто воевал…

Бакинский аэропорт встретил ярким солнцем и довольно жаркой погодой — после прохладной Москвы было удивительно ощутить добрых двадцать пять градусов тепла. Они потянулись вслед за пассажирами в душные залы. Никто из товарищей прежде в Баку не бывал, организовать встречу тоже было некому. Предстояли мелкие житейские хлопоты с обменом наличных денег на невиданные прежде манаты, поиском такси, устройством в заказанной гостинице, отведенной для участников совещания, — забронировать в ней номера было предметом специальной заботы старшего Смирнова. Они были заявлены в последний момент на секцию по проблемам социальнокультурных конфликтов как ведущие специалисты своих фирм. Это давало официальный статус и право присутствовать на общих мероприятиях международной конференции, но, конечно, не открывало входа на совещание участников строительства БТД.

Пройдя таможню, они глянули на цифры в обменном пункте и убедились, что в порту они носят грабительский характер.

— Таксисты тоже попытаются обжулить — не хуже шереметьевских, — предположил Сергей.

От багажного отделения послышался голос Мари:

— Мальчики, помогите!

У английских репортеров неожиданно оказалось довольно много багажа, а встречала их хрупкая черноглазая девушка-азербайджанка в интернациональных джинсах. Разобрав поклажу, они плотной группой отправились на автостоянку, где, как оказалось, их поджидал микроавтобус с фирменной надписью на борту: «PRESSA.BBC».

— У вас здесь все солидно, — оценил Сергей предоставленный транспорт.

— Конечно, — откликнулась Мари. — Знакомьтесь: руководитель местного корпункта Би-Би-Си — Гюльзар Азизова. Это, как у вас говорится, наши «ушки на макушке» в Баку. — Девушка открыто улыбнулась и подала лодочкой руку. — А эти ребята — Боб, Сергей и Марат — приехали вместо Золотарева от «Новой поры».

Гюльзар явно обрадовалась такой журналистской удаче. Она оглянулась и спросила с некоторым удивлением:

— Вас никто не встречает?.. — Она тут же смутилась. :— Ах да, понимаю… Вы садитесь с нами. Между прочим, я знаю ребят, которые проходили боевую подготовку в ваших лагерях подо Львовом. И даже ветеранов, которые успели повоевать с вашим полковником Боровцом… — Она торопилась продемонстрировать свою причастность и сочувствие, пока все рассаживались в мягкие кресла кузова.

Сергей не выдержал:

— Барышня милая, Гюльзар, — сказал он, — вы только нас с этими ветеранами не знакомьте. Ладно? Может, мы кого-то из них в прицел видели с Маратом. Могут быть — по старой памяти — неприятности…

Возник неловкий момент. Боб постарался его разрядить:

— Да вы посмотрите на них: это же чистые кацапы, москали. Вы их с УНСО не путайте. То Украинская народная самооборона, а то Смирнов и Суворов — российская и украинская нефть. А я вообще болгарин… хотя сейчас и на Украине.

Девушка растерянно взглянула на Мари. Та нисколько не смутилась:

— Хорошо-хорошо, мы же все понимаем. И никаких к вам подозрений быть не может — со стороны правительства. Очень тонкий ход — послать российских представителей.

Журналистка явно провоцировала их — из каких-то своих соображений. Поэтому Марат сказал:

— Правильно. Мы, вообще-то, здесь проездом: от Басаева к Бен Ладену. Правду говорят, что Ильхам Алиев отдал американцам бактериологическое оружие? Опоздали мы, наверное, а то хотели перекупить…

Машина тем временем понеслась к городу по широкой пыльной дороге, обсаженной цветущими абрикосами.

Мари подняла вверх руки — «Сдаюсь!» — и поддержала вопрос Марата, чтобы вернуть Гюльзар к знакомой теме:

— Про культуры бактерий я вам и сама могу сказать: их действительно передали сенатору США Ричарду Лугару, совершенно официально. И правильно сделали. Гюльзар, вы введите нас в живой курс дела по дороге — чем дышит сегодня Баку? Все равно эти офицеры о своей миссии так просто не «расколются» — так, кажется, называется признание на вашем сленге?

Марат сделал засечку в памяти — англичанке никто не говорил, что они были офицерами. Оговорка, выстрел наугад — или она успела навести о них какие-то справки?

Гюльзар сразу оживилась, почувствовав себя в родной стихии:

— Жалко, вы опоздали на наш Новруз Байрам. Вот когда надо ехать в Баку! — В ответ на недоуменные лица гостей она охотно пояснила: — Это мусульманский праздник Нового года и весны. Вот когда в каждом доме и шакярбура, и пахлава…

— Как я люблю говургу, — подхватила Мари, которая, видимо, бывала в Азербайджане. — Для тех, кто не знает, это пшеница, жаренная с кишмишем и орехами.

Гюльзар закивала головой:

— У меня осталось немного, я угощу. Наверное, совещание специально назначили на неделю позже праздника, чтобы спокойно отгулять. А вообще, тут жуть что творится…

Водитель повернул голову и подал голос:

— Возьмите у меня «Зеркало» свежее. Все про Гаджи Мамедова…

Боб с интересом заглянул в разноцветную газету с кричащими заголовками: «…В ходе операции была освобождена супруга главы Международного банка Азербайджана Джахангира Гаджиева — Замира, похищенная месяц назад. По неофициальным данным, за нее похитители требовали выкуп в размере двадцати миллионов долларов. Преступники содержали ее в бункере, принадлежащем высокопоставленному сотруднику МВД — полковнику Управления уголовного розыска Гаджи Мамедбекову. Он был задержан в бункере близ поселка Кешля, там же был обнаружен крупный арсенал оружия», — быстро схватил он глазами.

— Арестовали всю верхушку ОБОПа МВД — семь человек, — сказала Гюльзар. — Они годами похищали людей, брали выкуп, заказывали убийства. Две недели назад они отстрелили Ровшана Алиева — начальника отдела криминалистики Генпрокуратуры. Он вышел на след многих похищений и стал им опасен. Их прямо теплыми взяли с девочками в зоне отдыха Гарабулаг. И с ними банкиры — из «Капиталбанка» и даже отделения Международного банка…

— Понятно, — перебила Мари, — большая чистка старых мамонтов из окружения Гейдара. Не слушаются Ильхама.

— Да, зарвались, — снова подал голос водитель. — Разогнали демонстрацию еще.

— Кто рвался в бой?

— Как обычно: «Мусават», «Милли истиглал», «Народный фронт».

— У нас передавали, что они шли с обрезками арматуры, пострадали многие полицейские.

— Брехня, — уверенно сказал водитель. — Полиции было вчетверо больше, чем демонстрантов. Но все это чепуха — предвыборная возня. Нет в стране Расула Гулиева — он один мог бы порядок навести.

Марат выразительно взглянул на Сергея — он не понимал, о чем идет речь. Тот тихонько махнул рукой — не обращай, мол, внимания, потом шепнул:

— Гулиев — бывший председатель парламента, еще при Гейдаре Алиеве сбежал в США. А остальные — так, мухи… — Вслух он спросил: — А по-настоящему важное что-нибудь есть?

Водитель, казалось, совсем бросил смотреть на дорогу и повернулся в салон:

— Три самых популярных слова в Азербайджане — доллар, рус пулу и евро. Остальное — гялюм.

Все засмеялись. Гюльзар на всякий случай объяснила:

— Рус пулу — это российские деньги!

— А манат — что, совсем непопулярен?

— А вы курс видели? Где манат, а где евро! Манат в 5540 раз менее популярен, чем евро — по курсу!

В гостинице «Азия», целиком отведенной под масштабную встречу, царила суматоха с поселением многочисленных жильцов. Следующим утром должны начаться работа совещания и сопутствующие мероприятия — научные, экономические, культурные. Происходил как бы генеральный смотр или репетиция открытия трубопровода. Что и говорить — они откладывались с месяца на месяц, а обстановка была тревожной.

Попрощавшись до вечера с новыми знакомыми, Мари Кунц оставила вещи и хлопоты на долю своего оператора Элдриджа, а сама прошла в апартаменты Маркуса Миллера, которые располагались в конце коридора на третьем этаже. Это часть охранялась отдельно — и не местными «рембо», а настоящими лондонскими секьюрити. Спокойствие каспийского представителя British Petroleum стоило дорогого. Здесь же — напротив — размещались американцы и японцы.

Мари, пройдя последовательно две проверки, попала в номер «люкс» — по-восточному роскошный и безвкусный на ее взгляд. Миллер поздоровался с ней как с хорошей знакомой:

— Рад вас видеть. Рассказывайте новости.

— Может быть, сразу пригласить Дейла Снайдера? Сэкономим время.

— Не люблю этого янки, он уже в костях у меня сидит со своими «Каспийскими эскадронами». Что думают по этому поводу в Лондоне?

— Лорд Джон Браун очень опасается этой американской затеи. Специальные силы для охраны вышек и трубопровода — соблазнительная затея… — она прервала речь.

В дверь постучали, на специальном столике вкатили легкий ланч с большим заварником английского чая и быстро удалились. Мари всегда завидовала умению Миллера вышколить прислугу, не прилагая к этому заметных усилий.

— Однако Соединенные Штаты настаивают на этой идее больше из политической идеи присутствия на Каспии. Реально защитить 1762 километра трубы на территории трех стран — невозможно. Это может только обозлить Москву, и она всерьез поможет кому-то из наших врагов.

Маркус Миллер, по-английски невозмутимо и тщательно намазывавший бутерброд, небрежно заметил:

— Вы говорите прописные истины, а я спрашиваю о новостях.

Мари внутренне ощетинилась, этот лощеный аристократ всегда раздражал ее и — надо признаться — делал это умело. И все-таки она соглашалась работать с ним, потому что его профессиональные качества не оставляли желать лучшего. А результат — это главное.

Подавив враждебное чувство, Мари продолжала:

— Лорд Джон Браун — как Председатель правления British Petroleum — предлагает пойти навстречу одним силам в России, чтобы нейтрализовать другие — чрезвычайно опасные. Саакашвили пытается обуздать Южную Осетию методами грубого давления, при помощи военных. Защищая таким образом нефтепровод, он может добиться обратного результата. Сделав реверанс Кремлю, мы обезопасим себя гораздо надежней.

— И дешевле, в конечном итоге, — вставил Миллер. — Я согласен с мнением сэра Брауна.

«А как же иначе!» — подумала Мари.

— Иначе и быть не может, — прочитал ее мысли Маркус. — Но что вы имеете в виду конкретно?

— По нашему настоянию, господин Ольховский — русский олигарх, который, как вам известно, получил в Великобритании политическое убежище, надавил на свои рычаги в Москве. В результате сегодня в Баку прибыл некто Смирнов с довольно конструктивными предложениями. Концерну его отца переданы сомнительные права бывших владельцев и, что гораздо серьезнее, важная документация. Они готовы реанимировать глубоководные вышки на Гюнешли.

— Те, которые принадлежали российским военным?

— Да.

— Об их участии не может быть и речи, — твердо заявил Миллер.

Мари кивнула:

— Конечно, это аппарат ГРУ — причем представители наиболее скомпрометировавшей себя части. В настоящее время они уже выведены из игры. Усилиями Ольховского, который имел с этими генералами давние связи еще по Чечне, мы будем иметь дело не с ними, а с вполне вменяемыми современными бизнесменами. Смирнов-отец — европейский дипломат с хорошей репутацией.

Попросив разрешения у дамы, Миллер закурил тонкую сигариллу с мундштуком.

— Вы думаете, этот шаг обезопасит трассу?

Мари сделала выразительный жест ладонью, наморщив нос:

— Мы должны повести себя настолько разумно и требовательно, чтобы они осознали необходимость политических гарантий — и доказали свою способность дать такие гарантии.

Миллер выпустил кольцо дыма:

— Звучит весьма стратегически, — проронил он, — но, повторяю, что конкретно вы предлагаете? Пустить их к пирогу и взять подписку о лояльности?

Все-таки этот сноб невыразимо раздражал ее. Мари едва не фыркнула:

— Им надо кинуть приманку, втянуть в игру на нашей стороне, а затем заставить их занять однозначную позицию в Москве и в Баку. Для этого мне нужна ваша санкция, поддержка, ваши соображения и предложения этого чертова янки Дейла Снайдера.

— Другими словами, вы предлагаете мне оставить свои дела и заняться разработкой вашей операции? — удивился Маркус.

Мари Кунц наконец рассердилась:

— К началу инспекционной поездки вдоль трассы мы должны доложить план нашей общей операции лорду Брауну… и моему начальству, конечно.

— Вы чертовски убедительны, — сдался Маркус Миллер и улыбнулся.

«Уже придумал какую-то гадость, — решила про себя Мари Браун. — Он не может не отомстить…»

«Каспийский босс» British Petroleum громко хлопнул в ладони и позвал:

— Дейл!

Из-за цветастой ширмы немедленно появился бравый американец с широкой белозубой улыбкой.

— А вот и я — «чертов янки», как вы изволили выразиться! — сказал он и рассмеялся.

— Сюрприз! — хором сказали мужчины, радуясь своей дурацкой шутке.

Затем они быстро и по-деловому наметили первые шаги.

Зарегистрировавшись в качестве участников секции и поселившись в одном двухкомнатном номере на троих, товарищи перевели дух.

— Ничего себе сервис — общага какая-то получается, — бурчал Сергей. — То-то я думаю, отчего отец сам не поехал? Казарма…

Боб примирительно заметил:

— Нас тут никто не ждал — Федорцов выбил этот номер из Москвы в последний момент и с большим трудом. А вы хотели бы жить где-нибудь за десять кварталов и ходить сюда, как на службу?

— Почему бы и нет? — пожал плечами Марат. — Впрочем, поживем пару дней мальчишником — будто ты со мной в палатке никогда не жил, Серега.

— Ты хоть «Десант» свой брось курить на эти дни. Давай я тебе «Житан» подарю, — жалобно предложил Смирнов. — Ты бы еще «Шипром» надушился.

Боб ухмыльнулся:

— Зато насекомых в номере не будет — передохнут.

— А что за «Житан»? — спросил Марат.

— Сигареты французских докеров и апашей. Такие же крепкие, как твои, но ароматные.

— Соглашайся, — посоветовал Боб.

— Ладно, — сказал Марат.

Сергей кинулся к телефону, листая фирменный буклет в поисках телефона обслуживания номеров:

— Алло! У вас сигареты «Житан» есть в ассортименте? Какие? Давайте блок синих и блок черных в номер 702. И минералку пусть захватят. В холодильнике? Спасибо, — он радостно повернулся к Марату: — Я тебе на выбор заказал крепкие и самые крепкие. Будешь доволен…

— Посмотрим, как говорил слепой… Что у нас в программе на сегодня?

Сергей уже возвращался от холодильника, неся запотевающие на глазах бутылки «Боржоми»:

— Попьем холодной водички, остынем, пообедаем и к трем часам отправимся на встречу к большому бакинскому начальнику Закиру Рзаеву. Там мы будем старательно излагать нашу концепцию развития их нефтедобычи…

— Потом снова запьем все это холодным «Боржоми» и полетим домой, — предположил Марат.

Боб его поддержал:

— Очень может быть. Но скорее всего, будем сидеть здесь неделю за неделей, поить бесконечных чиновников, а вопрос будет висеть в воздухе, пока не выяснится, кому и сколько надо заплатить.

В дверях с вежливым стуком появился молодой человек, неся заказанные сигареты. Марат покрутил в руках плоскую пачку с танцовщицей-цыганкой на лицевой стороне, распечатал, закурил. Сергей с умоляющей миной следил за его действиями. Марат выдохнул дым, прислушался к ощущениям, затянулся еще.

— Годится, — решил он.

Смирнов оглушительно хлопнул в ладоши:

— Проблема вони отступила!

— Ладно, — сказал Марат, — на эти дни пойду тебе навстречу. Но вот что мне думается: здесь всем заправляет не азербайджанец с глубоким карманом, a British Petroleum и другие акционеры. Всем взятку не дашь. Здесь вообще не в деньгах дело.

Боб поддержал его:

— Надо добиваться встречи с английским представителем BP и излагать наши предложения ему. Интересно, а эта англичаночка из Би-Би-Си нам не поможет?

— Мысль интересная, — загорелся Сергей. — Берусь ее уговорить.

— Гусарскими анекдотами про «нефтяной бизнес»? — скептически произнес Боб. — По-моему, это неправильный подход. Пошлем Марата, она на него клюет, — заявил он решительно.

Сергей надулся:

— Почему это? Она с ним вообще никак не разговаривала. Это тебя под ручку водила на приеме.

— То-то и оно, — наставительно проговорил Богуслав. — Молчала с Маратом — и зыркала. Верный признак! Пусть он и займется этим вопросом. Давай-ка мы с тобой, мил-человек, отправимся к этому Закиру Рзаеву вдвоем. Кто он, кстати, такой?

Сергей вздохнул:

— Везет тебе, Марат, как незаконнорожденному. Ладно уж… Только не доставай при ней «Десант», кури «Житан» — иначе все пропало. — Он повернулся к Бобу и ответил на его вопрос: — Закир Рзаев — это правая рука Натика Алиева. А Натик Алиев — президент Государственной нефтяной компании Азербайджанской республики — ГНКАР. Также по фамилии можешь догадаться, чей он родственник. Подсказка: раньше президентом этой страны был Гейдар Алиев, а теперь его сын — Ильхан Алиев. Еще вопросы?

После совместного обеда Марат позвонил по внутреннему телефону гостиницы Мари:

— Добрый день, это утренний попутчик — Марат.

— А, очень рада. Чем могу помочь?

— Мои друзья бросили меня на произвол судьбы и оставили до вечера. Мне совершенно нечем заняться. Вам не нужен частный охранник?

Мари засмеялась:

— Конечно, нужен. Мы сейчас выезжаем на натурные съемки: так, ничего важного — панорамы, Старый Город, Девичья Башня, прохожие — общий дух. Присоединяйтесь — у вас будет чудесная экскурсия.

Минут через двадцать они уже ехали в знакомом автобусике через красивейший город.

— Куда бы вы хотели попасть в первую очередь? — спросила Гюльзар Азизова.

— Я слышала о новом парке имени Гейдара Алиева, — начала было Мари.

Девушка и водитель дружно расхохотались.

— Что смешного?

— В который именно? — переспросила Гюльзар. — Я коренная бакинка, но, уверяю вас, я уже не узнаю свой город. Здесь каждый день меняют названия улиц, столько проспектов имени Гейдара Алиева, столько улиц в его честь… А скверов и парков его имени — буквально десятки. Но, знаю, что вы имеете в виду. Вы хотите попасть в тот самый парк, который находится напротив Дворца Гейдара Алиева — бывший имени Ленина? Там, где поставили памятник Гейдару Алиеву? Тогда нам в центр…

В чудесном парке на площади перед фонтаном танцевали девушки в национальных костюмах. Элдридж крутился вокруг, выбирая самый выгодный ракурс, а Гюльзар комментировала происходящее:

— Удивлены? А это самое обычное дело — репетиция народного ансамбля на площадке, которую видно из окна президента. Нравится здесь?

— Нет слов, — сказала Мари.

— У простых людей несколько иные чувства, когда они заглядывают в свой кошелек и понимают, что на роскошь отделки этого парка, на фонтаны и памятники — деньги вынули именно у них. Это диктатура, Мари, — хижины и дворцы. Давайте я провезу вас по закоулкам этого города, куда не вложено ни маната за десятилетие.

Мари серьезно ответила ей:

— Хорошая идея и текст хороший. Мы так и сделаем. Нам нужен контрастный материал.

Марат усмехнулся про себя: «Как при Советах: Баку — город контрастов… Везде одно и то же».

Потом они гуляли по Старому городу, Рой ловил в свои кадры пестро одетых людей под весенним солнцем.

— Old City or Inner City, — с гордостью обводила рукой вокруг Гюльзар. — Ичери Шехер, по-нашему. Я здесь живу, и все мои родственники были из Ичери Шехер. — Она показывала: — Дворец Ширваншаха… Бани Гассым-бека… Минарет Санык-Кала…

По улице Нияза вышли наконец и к морю с буровыми вышками вдали…

Марат, довольно равнодушный к старинным красотам, тем не менее получал от прогулки удовольствие. Вместо командировки в этот день ему выпал отпуск, — а что еще надо? В его жизни не очень часто выпадали безмятежные минуты.

— Вы хорошо говорите по-русски, — сказал он Мари комплимент, но, вспомнив ее провокационные заявления после прилета, не без ехидности добавил: — В разведшколе совершенствовали?

Мари рассмеялась:

— Да я русская и есть, по крайней мере — по отцу. Он из диссидентов третьей волны — выехал в Англию в семидесятых. А я родилась еще в Ленинграде.

— Так это русская фамилия, — понял наконец Марат. — А мама?

— Украинка, — заявила Мари. — И я на самом деле — обычная Маринка Кунц. Можете так меня и называть.

— Хорошо, — согласился Суворов, — но на вид вы не слишком похожи на русскую украинку из Англии…

Марина, видимо, привыкла к намекам на свою внешность:

— Африканская примесь чувствуется?

— Ну, в общем, да.

Она доверительно склонилась к его уху:

— Понятия не имею! — фыркнула она свой «секрет». — Надо у бабушек расспрашивать. Но ведь не признаются ни за что!

У нее было явно хорошее настроение.

Рой что-то сказал по-английски, показывая рукой на мчащийся по волнам катер и на свою камеру. Марина взглянула на экранчик, потом в объектив и поманила Марата:

— Глядите, Марат, а это не ваши друзья на катере?

Марат прильнул глазом к мощной оптике, усиленной цифровой обработкой, — на небольшом катере гордо рассекали волны Боб и Сергей…

 

ГЛАВА 4

НА МОРЕ И НА СУШЕ

Смирнов и Богуслав прибыли на оговоренную еще из Москвы встречу почти минута в минуту. Секретарша подиумного вида, гейша — как, мигом окрестил ее Боб, — сделала большие глаза и испуганно сообщила им:

— Господа Смирнов и Кочаров… Да, да, мы ждем вашего визита, но… извините, у господина Закира Рзаева срочное внеплановое совещание… У него сам господин Маркус Миллер! — Причем слово «господин» у нее выходило на восточный манер и звучало как «повелитель».

— Очень хорошо, гурия, — сказал Боб, и девица слегка зарумянилась, — ты все-таки тихонько сообщи своему господину, что мы прибыли. Может, мы заодно и с господином British Petroleum поговорим.

Девица обомлела: в ее маленькой головке, не способной принять самостоятельное решение, возникла дилемма — с одной стороны, нельзя перебивать беседу двух великих людей, с другой стороны, московские гости, кажется, очень важные люди…

Сергей и Боб тем временем устроились в мягких креслах, оставив секретаршу наедине с селектором.

— Богуслав, — сказал Сергей, подавляя смешок, — ты и с ними собираешься так панибратски разговаривать? Могут обидеться.

Боб строго посмотрел на него:

— Тут главное правило — прорываться сразу к «великому хану», все равно решает только он. Иначе тебя перестают уважать — это же Восток.

— А англичанин — тоже так думает?

— Он нас поймет как европеец европейца, — безапелляционно заявил Богуслав.

— Белые люди?

— Так точно!

«Гейша» наконец робко взялась за громкую связь и шепотом произнесла в нее:

— Извините меня, Закир Комбарович, московские гости прибыли, сидят.

После паузы в селекторе прозвучало:

— Извинись перед ними и угости чаем. Минут через десять пусть войдут…

Сергей выпучил глаза на Боба.

— Что бы это значило?

Боб пожал плечами:

— Это значит, что мы вовремя — только и всего.

Всполошившаяся секретарша уже подавала чай и сладости в богатом сервизе, кланяясь незнакомым «повелителям».

— Давно они совещаются, красавица? — спросил Сергей, чтобы поддержать свой неожиданно высокий статус.

— Минут пятнадцать, Смирнов-бек, — скромно ответила та.

Прихлебывая ароматный напиток, налитый изящной ручкой секретарши, Сергей покачал головой:

— А не нравится мне это. Затевают что-то.

— А как же, — согласился с ним Боб. — Азиатское коварство. Наверное, янычар вызвали, будут нас на дюшбяря крошить саблями.

— А что такое «дюшбяря»? — удивился Сергей.

— Не знаю, в меню вычитал сегодня.

Сергею все больше нравился этот товарищ Марата — ироничный и уверенный в себе. Впрочем, Смирнов отдавал себе отчет в том, что лично Кочаров и лично Суворов вообще не заинтересованы во всем этом деле. По большому счету, и их хозяин Федорцов не играет пока в «нефтяную рулетку». Главное лицо переговоров — он и его отец.

— Не бери в голову, — посоветовал ему Боб, уловив тень сомнений на лице. — Решаем не мы. Проект подготовил твой отец, нажаты какие-то пружины — должен быть результат. Наше дело — надувать щеки и строить из себя важных птиц. Так меня Федорцов инструктировал.

Секретарша взволнованно сообщила:

— Господин Смирнов и господин Кочаров, вас ждут!

Помахивая кейсами, они вошли в апартаменты.

Англичанин оказался классическим представителем своего племени — худощавый, спортивный, с надменно-вежливым выражением лица. Закир-бека точно так же можно было спутать с любым другим удачливым азербайджанцем из хорошего рода — округлый, лоснящийся, важный.

Сергей смело подошел к ним с рукопожатием:

— Спасибо, что приняли нас без долгих проволочек, — уверенным голосом сказал он.

— Как здоровье вашего многоуважаемого отца? — вежливо спросил его Рзаев.

— Вы с ним знакомы? — удивился Сергей. — Спасибо, он не смог прилететь сам, немного нездоров.

Маркус Миллер что-то негромко сказал по-английски, а молодой человек-переводчик огласил его фразу по-русски:

— Надеюсь, это только «дипломатическая болезнь». Господин Миллер имел честь встречаться с господином Смирновым в Норвегии.

— Очень приятно, — слегка поклонился Смирнов-младший и продолжил на языке собеседника: — Можно без переводчика, мы говорим по-английски.

— О, это из-за меня, — сообщил Закир Рзаев, — аллах не дал никакой склонности к языкам.

Англичанин не собирался терять время:

— Завтра утром начинается совещание, но по сути оно уже началось, у меня назначен ряд встреч. Поэтому давайте говорить по существу дела. Что вы намерены предложить консорциуму?

Сергей достал из кейса бумаги:

— Вот короткий синопсис по нашему вопросу. Суть в том, что мы готовы возобновить эксплуатацию шести глубоководных скважин, замороженных в 1993 году на Гюнешли.

— Вы понимаете, что результаты национализации этих объектов не могут быть пересмотрены?

Смирнов возразил:

— Мы можем требовать через международный суд компенсации затрат.

Миллер поморщился:

— Вы же понимаете, что это затянется на долгие годы и вряд ли даст результат.

— Но вышки все это время будут простаивать — до решения суда.

Равнодушное пожатие плечами:

— Их ввод в строй намечен на 2009–2010 годы, так что мы ничего не теряем.

— Вот именно, — увесисто вставил Боб. — Давайте их запустим через полтора года.

— На правах концессионной аренды, — уточнил Миллер.

Сергей кивнул:

— Так точно. В этом случае мы откажемся от всяких притязаний на права собственности.

— Но у вас их и нет, — напомнил Рзаев, чтобы не молчать.

— Зато у нас есть техническая документация по платформам и данные разведочного бурения. — Сергей выложил на стол главные козыри.

— Все? — усомнился британец, но глаза его оживились.

— Пока — нет. Большую часть господин Губаренко оставил у себя, дожидаясь результатов переговоров. Кроме того, у нас есть желание и возможность — финансовая и техническая — произвести реконсервацию шести скважин и дать необходимую вам нефть. Остро необходимую, — надавил он голосом. — Вы собираетесь закачивать в трубу казахскую нефть, а это сильно снизит качество и цену продукта. В наших интересах выдавливать низкосортную нефть из трубы.

Британец на минуту задумался.

— Ваши доводы понятны без слов, по крайней мере, мне, — сказал он наконец. — Однако это дело может отложиться в долгий ящик и бесконечно гулять по всем инстанциям. Теоретически мы можем получить принципиальное согласие на этот проект, пока все заинтересованные стороны собрались на совещание. Вам нельзя терять этот шанс.

Боб увесисто поддакнул:

— Мы для этого и прилетели.

Миллер поднялся из-за стола и прошелся вдоль окон, попыхивая своей сигариллой:

— Мы забываем о технической стороне вопроса. На данный момент наш разговор на самом деле беспредметен.

Почему-то всполошился господин Рзаев, услышав перевод этой фразы:

— Но почему?

Англичанин продолжал:

— Вышки более десяти лет стоят в море без присмотра. Никакой качественной консервации на самом деле не производилось — их просто бросили, а потом разграбили. При попытке работ на одной из них в 1997 году произошла серьезная авария. Эту вышку можете вычеркнуть из своего списка. По нашему плану предусмотрена полная замена всего оборудования, могут быть использованы только сами сооружения — платформы.

Для Сергея многое из сказанного оказалось новостью:

— Посмотреть бы на них, — сказал он неуверенно.

— Вот именно, — наставил на него дымящуюся сигариллу господин British Petroleum. — Вы специалист?

Сергей ответил:

— Да, но не слишком хороший. Мало опыта конкретной работы.

— Если мы выделим вам хорошего инженера, вы сможете вместе с ним оценить состояние буровых и самостоятельно прийти к каким-то выводам? Или на это потребуется вызов ваших специалистов и долгая техническая экспертиза?

Сергей твердо заверил его:

— Я готов принять ответственное решение сам — не во всех тонкостях, но принципиальное согласие или отказ — в моей компетенции.

— Очень хорошо, — сказал Миллер. — Господин Рзаев, вы можете сейчас отвлечь Хуриева или Жанабаева? Они когда-то работали с советским оборудованием и могут оценить его нынешнее состояние.

Азербайджанец схватился за телефон и быстро выяснил, где сейчас находятся специалисты-инженеры.

— Хуриева можно забрать из порта, — вскоре сообщил он.

— Вы готовы прямо сейчас съездить на объекты? — спросил Миллер у москвичей.

— Конечно, — ответил Сергей и добавил, оглядев свой корденовский костюм. — Если спецовку подберут в порту.

Рзаев-бек широко распахнул улыбку:

— Непременно подберут, я распоряжусь.

Англичанин подвел итог скоротечных переговоров:

— В таком случае, я ожидаю ваше предварительное мнение сегодня вечером или завтра утром. Вот телефон моего референта, он при первой возможности свяжет вас со мной, когда это понадобится. Если ваши выводы будут благоприятны, мы сможем поставить принципиальный вопрос о вашем участии в нефтеразработках перед совещанием в ближайшее время. И уже тогда пойдет речь о сроках аренды, процентах и необходимых инвестициях. Но это уже вопросы второстепенные — при стратегическом взаимопонимании детали всегда можно проработать. Желаю вам успеха.

Из офиса Сергей и Боб вышли несколько озадаченные. Ни тот, ни другой не ожидали встретить такой прием.

— Что это значит, по-твоему? — обескураженно спросил Сергей.

— Черт знает что, — согласился Боб. — Кто-то их хорошо наскипидарил. Твой отец?

— Он предупредил меня, чтобы я готовился к долгой осаде и восточным переговорам с саунами, гейшами, взятками и тонкими интригами. Что-то тут не то.

Боб шумно вздохнул:

— Тогда не бери в голову. Понятно, что наше предложение почему-то пришлось им в пору. Значит, они намерены как-то его использовать именно во время совещания — на кого-то надавить, на тот же Казахстан, к примеру. Это не значит, что они собираются действительно отдавать нам эти скважины. Сообщи отцу в Москву, — предложил он.

— После поездки, — решил Сергей. — В самом деле надо взглянуть на эту «дойную корову», может, она давно сдохла и волки кости обгрызли… Вот наша машина, кстати.

Вскоре они рассекали гладь Каспийского моря под теплым ветерком. Путь предстоял неблизкий, легче было бы преодолеть его вертолетом, но все они были заняты высокими гостями, прибывшими вчера и сегодня со всех сторон мира. Так что Бобу и Смирнову досталась двухчасовая морская прогулка — и это только в один конец. Впрочем, они не жаловались — оба любили скорость и море. Боб рассказывал о Златых Пясках своей родины, Сергей поведал ему о прелестях дайвинга в Красном море. Остальное время занял профессиональный разговор с Хуриевым. Он не знал подробностей аварии на вышке «Дарма», и они решили начать осмотр именно с нее.

Когда из серо-синей дали начали расти силуэты платформ, становясь все больше и больше, заставляя задирать голову все выше и выше вверх, — Боб восхищенно охнул:

— Красота какая!..

— Проржавевшая, — добавил Сергей, хотя и сам был поражен.

Они поднялись по осклизлой железной лесенке наверх, путь показывал Хуриев. Катер остался болтаться на мелкой волне, пришвартованный к трапу.

Беглый осмотр показал, что полностью разрушены или серьезно пострадали все главные части сложной конструкции: насосная, устье скважины, система очистки.

— Полный кирдык, — сказал Хуриев. — Какой-то дурак запускал насосы, как ишак. Тут разорвало все, как бомбой. Надо же на малом давлении тестировать, понемногу. Наверное, датчики не работали, а система засорилась — вот и рвануло: сто пятьдесят атмосфер — это как динамит.

— Ну, не скажи, — пробасил Боб, — взрывное давление повыше будет. Оно на тысячи атмосфер бывает. — Он тихо добавил в сторону Сергея: — А устье чем разрушено?

Тот и сам задумчиво рассматривал переплетение ржавых балок и прутьев. В основании буровой штанги взрыв должен был быть направлен в другую сторону, если вообще мог произойти. Это наводило на мысли…

— Здесь больше нечего делать, — решил Смирнов, — теряем только время. Поехали на здоровую вышку. Где тут такая… под названием «Кармак», у меня на нее есть техдокументация.

— Рядом, — ответил инженер, показывая пальцем, — вон она.

Все спустились в катер, едва не искупавшись, когда перила оторвались под тяжелой рукой Боба. Снаружи вторая вышка была точно такой же, но когда неофициальная «комиссия» забралась в насосное отделение, им представилась вполне сносная картина. Сведения о том, что никакая консервация не проводилась, были преувеличенными. Большинство агрегатов были смазаны, укутаны, рабочие жидкости слиты. Вышка, конечно, подверглась разграблению, но снятые датчики и приборы можно было легко заменить.

— Что-то не похоже на затопленный «Титаник», — сказал Смирнов. — Тут, по-моему, все в приличном состоянии.

Хуриев ковырялся в оборудовании, проверял состояние стенок труб, пробовал вентили газовым ключом, что-то одобрительно бурчал, поглядывая в толстую книжку технической документации вышки и эксплуатационный журнал, — их выдал ему Смирнов, достав из кейса.

— Пойдем к подающей трубе, — предложил Сергей.

Они с полчаса ощупывали все части, едва не обнюхивали механизмы.

— Бесполезно, — сделал вывод Боб. — Здесь тысяча мест, куда можно спрятать заряд.

Сергей взглянул на него с пониманием:

— То же самое ищешь?

Боб кивнул:

— Если здесь минировали, то делали это по одному образцу. Давай вернемся в насосную и поищем в предполагаемом эпицентре — где рвануло на первой.

Сергей потянулся за ним, но при этом чесал затылок измазанной рукой:

— Без толку, Боб, — сказал он. — Они проводили пробный запуск, было давление в системе. Если там рвануло, то к взрыву присоединилась энергия из труб. Их же там развернуло наизнанку… Не локализуешь центр…

Боб окликнул инженера:

— Посмотри, дорогой, нет ли чего лишнего в оборудовании. Может, кто-то установил здесь адскую машинку?

Хуриев вытирал руки тряпкой:

— Здесь все хорошо для такого срока хранения. Можно потихоньку пробовать на низком давлении, заменять части по результатам тестирования, а потом давать полное давление и — если повезет — пойдет нефть. Немного рискованно, но можно запустить за полгода, если хорошо платить людям. Хорошая техника, — старый специалист был патриотом советской технологии — играла старая закваска.

— Ты все-таки прикинь, нет ли чего-то незнакомого? — сказал Боб.

— Где именно? — пожал плечами Хуриев. — Как это выглядит?

— Небольшой металлический ящичек, как походная фляжка, к примеру, — килограмма на два. Может быть в любом месте.

— Ты посмотри, сколько оборудования, — повел рукой Хуриев. — Если бы я здесь на вахте был две недели через две, то знал бы все до последнего винтика. Сразу бы показал: вот этого куска мыла не было вчера. Но прошло столько лет… Незнакомая буровая… В каком месте нужно смотреть?

— Попробуй вот здесь, — Боб указал наиболее подозрительный сектор.

Инженер принялся внимательно обшаривать указанное пространство. Наконец он сказал, копаясь в переплетении манометров и других неведомых датчиков и механизмов регулировки:

— Вот это не знаю, что такое, — он попытался освободить плоскую шкатулку какого-то прибора с кнопками между трубами.

Послышался негромкий щелчок, сбоку выскочил короткий штырек.

— Не шевелись, взорвется, — сказал Сергей негромко. — Не сдвигай ее с места больше ни на миллиметр.

— Что это? — спросил Боб.

— МЭСУ-40, — ответил Сергей. — Мина электронная самоуправляемая. Редкая штука.

— Не взорвется? — тихо спросил немного испуганный инженер.

— Покажи, как ее держишь, — придвинулся Сергей как можно ближе. — Дай, я перехвачу. Беги на катер.

Его голос изменился, что сразу почувствовал Боб.

— Замедлитель сработал? — спросил он.

— Да, химический.

— А нельзя ее бросить в море? — поинтересовался Боб, лоб его начал намокать каплями пота.

— Если вытащить ее полностью, освободятся остальные штыри — и бахнет сразу.

— Бежим отсюда?

— Наверное. У нас есть еще минут пять-семь, пока проест перемычку.

— Странная схема.

— Для специальных нужд, — пробормотал Сергей, напряженно думая. — Химически-механический механизм — для неизвлекаемости. Но основа — электронное самоуправление. Лампочка сейчас горит — сели батарейки, мина старая. Но если дать ток, можно ввести код дезактивации и извлечь мину.

— Хитро, — сказал Боб. — А если не трогать, то она вообще безопасна?

Сергею некогда было теперь объяснять устройство диверсионного взрывного устройства. Он вспомнил то, что должен был вспомнить, — именно поэтому он не убежал на катер сразу. Пять-семь минут были теоретическими, за много лет мембрана могла ослабнуть и активные вещества смешаться раньше. На самом деле они сейчас играли с Бобом в «русскую рулетку».

— Боб, — хрипло сказал Смирнов, впервые называя так Богуслава, — посмотри в техдокументацию, нет, в журнал эксплуатации. На второй странице обложки я видел код. Покажи мне его.

Боб пошарил в журнале:

— Вот: «431322».

— «Спортлото» хреново, — зло сказал Сергей. — Это оно!

— И что теперь? — спросил Боб. — Набрать код?

— Нет тока в приборе, батарейки сели за десять лет. Давай литиевую батарею из «мобилы». У тебя 4,8 вольта?

— Нет, наверное, это в старых было. Теперь — 3,2…

— Ничего, — сказал Сергей, — они рассчитаны на слабый ток и на внешнее подключение. Нужно подсоединить клеммы вот к этим контактам на передней панели… Только бы загорелся огонек…

Быстро раскурочив свой телефон, Богуслав нашарил на столе кусочек проволоки и быстро намотал концы на две клеммы мины, прижал вторые концы к батарее.

На панели загорелся тусклый красный огонек.

Сергей сказал:

— Набираем счастливый номер… — он последовательно нажал комбинацию на кнопках адского прибора.

Ничего не произошло.

Теперь мгновенно вспотел сам Сергей.

— Пробуем наоборот, — он набрал комбинацию задом наперед: 223134.

Снова ничего не произошло. Пора было бежать наружу и, возможно, даже прыгать за борт, не тратя времени на спуск по лестнице…

Сергей посмотрел в глаза Бобу. Тот все так же внешне спокойно ожидал результата действий Сергея.

— Знаю, — уверенно сказал Смирнов, — строго по восходящей. Боб, мотай отсюда. Если я третий раз ошибусь — бахнет.

— Ты не удержишь сам клеммы — рук не хватит. Тыкай в кнопки, если уверен. А если нет — пошли вместе, эта вышка не стоит наших молодых жизней.

Сергей сдунул каплю пота, скопившегося на носу и набрал: 1-2-2-3-3-4.

Красный огонек погас.

— Главный приз — жизнь, — сказал Сергей и быстро выдрал все устройство из промежутка между трубами, где он был установлен. Зацепив сзади защелки, он откинул верхнюю крышку и обнажил внутренности взрывного устройства. Первым делом он вытащил стеклянную колбу замедлителя и бросил ее в угол комнаты, — она разбилась и зашипела.

Затем оборвал несколько проводков, идущих из задней части мины.

— Надо поискать, куда они тянутся.

— Известно куда — к устью скважины, — сказал Боб и принялся отыскивать вторую закладку.

Сергей просунул свою узкую руку в щель и вытащил кончиками пальцев тротиловую шашку. Вооружившись железным прутиком, он в ближайшие десять минут наковырял оттуда еще семь «палок» взрывчатки.

— Ничего себе, — прокомментировал эту находку Боб, вернувшийся в насосную. — Я тоже с уловом: три килограмма «мыла» и обычный электродетонатор. Они хитро присобачили проводки к железным трубам, сразу не найти, даже если знать, что ищешь, — похвастался он «уловом».

— Щедрая закладка, не пожалели, — сказал Смирнов. — Ты спрашивал, что будет, если мину не трогать. Эта штука довольно «умная» — для своего времени. Через назначенный интервал срабатывает таймер: мина либо взрывается, либо переходит в пассивный режим. Ее можно извлечь, введя код. Но если воздействовать на нее, не зная секрета, то она взорвется — при попытке вынуть ее, вскрыть, от повышения температуры, сильной вибрации. Впрочем, эти датчики можно по своему желанию отключить. Вот такая игрушка.

— От слова ГРУ? — со значением произнес Боб.

— Так точно, — согласился Сергей, — они использовались специальными диверсионными подразделениями. Так что и мне, и Марату вполне знакомы. Уверен, что все отыскал?

— Нет, — сказал Боб, — но, по-моему, тут вполне достаточно. Я бы больше не ставил.

— И я так думаю. Можно собираться домой, — устало сказал Сергей.

— На чем? — удивился Боб.

— Что, смылись бабаи? — догадался Смирнов.

Боб громко засмеялся:

— Болтаются в полукилометре!

Сергей присоединился к смеху — довольно нервному, надо признаться:

— Пошли помашем им.

— Да они не вернутся ни за какие коврижки.

— А что делать?

— Позвонить их начальнику — этому… Закиру Рзаеву. Пусть прикажет им совершить «подвиг».

— У него закончилось рабочее время, — резонно заметил Смирнов. — Но у меня есть идея…

Он достал из кармана визитку Маркуса Миллера и набрал номер. Ответили на английском:

— Office British Petroleum…

— Передайте господину Миллеру, что звонит Сергей Смирнов.

— One minute…

Через минуту послышался голос самого Маркуса:

— Вы так быстро, Сергей Петрович?

— Да, господин Миллер. Не скажу за все, но вышка «Кармак» в хорошем состоянии.

— Прекрасно…

— Авария на платформе «Дарма» вызвана диверсией, а не техническими неполадками. Мы извлекли аналогичную мину на второй вышке. Так что у меня в руках мешок динамита.

— Ну что ж, вы меня не слишком удивили. Этого следовало ожидать, если вспомнить, кому принадлежали эти буровые, — рассудительно ответил британец.

— Так точно, — согласился с ним Сергей. — Надо запретить всякие посещения остальных четырех вышек — мины крайне сложные и установлены на неизвлекаемость.

— А как же вам удалось?.. — выразил недоумение Миллер.

— Я специалист — это моя военная профессия.

— Хорошо, господин Смирнов, вам следует побыстрее прибыть в город. У вашего третьего товарища, как мне сообщили, появились некоторые неприятности. Позвоните мне из гостиницы.

Он хотел повесить трубку, но Смирнов задержал его:

— Мы не можем!

— Что еще случилось? — отложил прощание британец.

— Когда сложилась опасная ситуация, наш катер в целях предосторожности отчалил от вышки. Теперь он в море, пристать не решается, а связи с ним нет.

— Я могу заверить азербайджанское руководство, что забрать вас безопасно?

— Так точно. Мы не шахиды.

Миллер неопределенно гмыкнул, что, видимо, обозначало у него смех, и пообещал:

— Сейчас вас заберут, поторопитесь.

Сергей выключил телефон и сообщил Бобу:

— Там Марат во что-то успел ввязаться.

— Что-то серьезное?

— Не знаю, наверное… раз до British Petroleum дошло.

— Час от часу не легче, — сказал Боб. — А я надеялся холодной водкой расслабиться после твоего «Спортлото»…

Марат сидел вдвоем с Мариной Кунц — как он стал называть ее в последний час — в уютном баре гостиницы. Ненавязчиво звучали с маленькой эстрады национальные инструменты — лалу и зурна.

— Нравится музыка? — спросила Мари.

— Не мешает, по крайней мере, — пожал плечами Марат.

— Я больше люблю армянский дудук. Приходилось слышать?

— Наверное, нет.

— В фильме «Последнее искушение Христа» много играет Гаспарян.

— У нас его не показали.

— Почему?

— Православная Патриархия выступила против.

— Вот как, — неопределенно сказала Мари. — Ну, здесь тоже его не услышишь. Армяне — главные враги, их тут боятся.

— Правильно делают — карабахцы крутой народ.

— Но очень маленький, — сказала Мари.

Марат покачал головой:

— За время Второй мировой войны этот маленький пятачок дал двадцать пять генералов, четырех маршалов и одного адмирала флота — это высшее звание ВМС.

— Вы не шутите?

— Не выдумываю ли, хотите сказать? Нет, я закончил военное училище, кое-что помню из лекций одного хорошего преподавателя.

Мари улыбнулась, рассеянно помешивая соломинкой коктейль:

— Интересно, где видел воду этот адмирал у себя в Карабахе, он же — Нагорный?..

— В кружке, — подыграл ей Марат.

— Зачем вы со мной искали встречи? — спросила Мари.

— Я человек холостой и к женщинам отношусь с интересом, — просто ответил Марат. — Кроме того, мы подумали, что вы сможете поспособствовать нам — устроить встречу с представителем British Petroleum. Он наверняка труднодоступен.

— Вы хорошо ведете переговоры, — оценила его откровенность Мари, — вообще, честность — лучшая политика. Но в данном случае это вам не поможет. Моя рекомендация для Маркуса Миллера — наихудшая.

— Он недолюбливает англичан? — пошутил Марат.

— Он сильно недолюбливает лично меня. Загляните на его брифинг для прессы и послушайте мои вопросы. Он будет доказывать, что 70 процентов загрязнений Каспия приходит с водами Волги, Баку и Сумгаит дают 7–8 процентов стоков, а на долю нефтяных вышек приходится не больше полпроцента всей грязи. Это официальная статистика, оплаченная деньгами определенных сил.

— А что будете спрашивать вы?

— Я буду задавать очень неприятные вопросы о том, что случится, если потерпит крушение хотя бы один из стареньких изношенных танкеров? Что будет, если лопнет стык трубы в долине Боржоми, — ведь проверка показала, что из-за воровства 15 тысяч стыков на трубах — некачественные? Ему придется ответить, если он хочет быть честным, что лучшая в мире минеральная вода исчезнет навсегда. А одна масштабная авария на Каспии превратит его в Мертвое море. Экологическая обстановка здесь — критическая. Одна катастрофа — и больше не будет проходных рыб этой акватории.

— Каких рыб? — не понял Марат.

— Осетров, — объяснила журналистка, — и икры не будет.

— Убедили, — заявил ее собеседник, — я уже готов вступить в Партию зеленых, я люблю икру.

Мари рассмеялась:

— «Зеленые» как раз не едят икру и не носят меховых изделий.

— Тогда я выхожу из партии, но буду за них голосовать. В общем, я понял, почему вы не сможете свести нас с этим губителем природы. А может, он со страху как раз прислушается к вашему мнению?

— Он заподозрит в вас диверсанта, которого я внедряю в его стан.

— Марина, а вы действительно думаете, что я диверсант, связанный с УНСО?

Та ответила вопросом на вопрос:

— А вы какое училище заканчивали?

— Гм, — поперхнулся Марат, — Новосибирское десантное.

— Спецназ?

Пришлось согласиться с этим предположением:

— И там приходилось служить.

— А ваш друг?

— Тоже.

— А болгарин?

— Ну, он тоже подготовленный мужчина — в прошлом чемпион мира по вольной борьбе.

Марина расхохоталась, прикрываясь ладонью:

— Вот видите, вы совсем не подозрительная компания! Маркус Миллер будет от вас восторге, и азербайджанские власти — тоже.

У Мари зазвонил сотовый, она извинилась и принялась обсуждать что-то со своими бакинскими партнерами. Марат посетовал на себя, что до сих пор не обеспечил себя независимой связью, — его скромная мобила молчала в Азербайджане. Надо непременно купить завтра местную карту или даже взять себе аппарат получше — мало ли что случится в чужой стране.

Мари закончила разговор и предложила:

— Хотите вместе со мной на местную политическую тусовку? Нас приглашает Гюльзар.

— Спасибо, но я боюсь, что меня будут снова принимать за «оранжевого» боевика, а я их терпеть не могу. Я подожду своих друзей в номере. Интересно, что они делали в море…

Они мило попрощались в фойе и разошлись в разные стороны. Марат поднялся на свой седьмой этаж. Не увидев дежурного в холле, он несколько удивился — гостиница была дорогая, «четырехзвездочная», если верить ее рекламе. На этажах дежурили по два молодых человека, не считая разных уборщиц, посыльных и гарсонов. Он насторожился, когда с мягкого дивана резво поднялся мужчина восточной наружности и направился к нему. Марату не понравилась выпуклость под пиджаком у мужчины с левой стороны пиджака.

— Предъявите свои документа, — сказал незнакомец с отчетливым акцентом.

— Чем обязан? — осведомился Суворов.

— Гостиница специальная, режим безопасность, — сообщил тот. — Документы!

— Сначала — твои, — ответил Марат. — Службы не знаешь?

Мужчина выхватил переговорник и залопотал в него что-то. Тогда Марат решительно двинулся мимо, направляясь в свое ответвление коридора. Ситуация нравилась ему все меньше: он чувствовал, что дело вовсе не в проверке документов, — это только предлог, чтобы задержать его.

Мужчина схватил его за рукав и резко развернул, выхватывая из кармана — не пистолет — наручники. «Вот как, — подумал Марат, — полезная вещь — браслеты…» Он завершил полный разворот, прихватив при этом руку, которая его схватила. Последовал бросок через корпус с фиксацией руки за спиной жертвы — жертвы собственной глупости, как считал Марат. Он выдернул из-под мужчины вторую руку, отнял наручники и защелкнул кольцо на одном из запястий. Затем подтащил его к трубе парового отопления, неаккуратно выпиравшей из-за декоративной панели, пропустил второе кольцо за трубу и захватил им вторую руку. Оглушенный броском, мужчина обнаружил себя прикованным пленником — причем совершенно недееспособным, поскольку руки оказались за спиной. Ключ от наручников в кармане в этом случае пригодиться никак не мог.

Тогда он сделал единственное, что ему оставалось — приготовился заорать и набрал для этого полную грудь воздуха. Марат сильно ткнул его пальцами в солнечное сплетение — пресс оказался слабоват, мужчина шумно выдохнул и скорчился, упав на колени.

Марат метнулся в номер. Подбегая, он увидел, как пошла вниз ручка и дверь стала приоткрываться. Седой помог ей распахнуться во всю ширь, ударив с разбегу ногой. Кто-то с жалобным вскриком улетел вовнутрь номера.

Марат пошел напролом: раз они попались на элементарный удар двери, то церемониться не стоило. К своему немалому удивлению, он обнаружил у себя в гостях целых четверых молодчиков. Двое валялись один на другом лицом вверх. Двое других выскакивали в это время — один из левой комнаты, другой — из миниатюрной кухоньки. Правый успел выхватить оружие, за что и был немедленно наказан четким хуком. Получив чистый нокаут, он начал падать вперед, безвольно подгибая ноги в коленях и роняя из рук дешевый пистолет тульского производства.

Тот, кто показался из комнаты, двигался достаточно быстро, чтобы успеть ударить Марата под ребра, когда тот неосторожно открыл левый бок, делая результативный хук. Это окончательно рассердило Седого. Он провел удар правым локтем из-за спины, довернулся, «клюнул» его лбом в подбородок, выбив при этом челюсть и провел классическую серию прямых по корпусу — от пояса до области сердца.

Оставался четвертый, который до сих пор барахтался под своим товарищем, ушибленным дверью в самом начале. Он пытался вытащить оружие, видя, что в рукопашном бою все преимущества остаются за хозяином номера. Суворов подождал, пока ручка пистолета Макарова покажется на свет, а затем припечатал кисть руки к полу, сломав при этом пару пальцев. Довершил все удар стопой в нос.

«Откуда эти лохи?» — с презрением подумал Марат, оглядывая учиненное им побоище. Было явно, что профессиональная квалификация налетчиков оставляет желать лучшего. Судя по следам, оставленным в комнатах, они проводили обыск — ведь не воры же забрались вчетвером в номер, а пятого оставили «на стреме».

Размышлять обо всем этом не имело смысла — Марат набрал номер администратора и сообщил ему о нападении. Присев на диван, он принялся ожидать охрану гостиницы и местную милицию.

В Бакинском порту катер, который доставил-таки на берег Богуслава и Сергея, встречали, будто шаланду с богатым уловом. Не поленился прибыть лично «большой бек» Закир Рзаев, которого потревожил Маркус Миллер. Он явился в сопровождении спецслужбы, представители которой со всеми предосторожностями приняли у них опасный груз — полпуда тротила и взрывное устройство с собственным зарядом из пластида.

Однако друзей больше беспокоило иное.

— Закир Комбарович, Миллер сказал, будто что-то случилось с нашим третьим товарищем — Суворовым. Вы не знаете, что с ним?

Обеспокоенный до последней степени, Закир-бек отвечал довольно невразумительно:

— Я совершенно ничего не знаю… Обратитесь к господину Миллеру, он в курсе всех событий. Он напал на кого-то и сильно избил… Я не знаю…

Какой-то полковник настойчиво пытался обратить на себя внимание — ему нужно было оформить все документы и снять показания.

— Закир Комбарович, вы знаете, господин Миллер просил нас немедленно прибыть в гостиницу, — Сергей нашел правильный подход к разрешению ситуации. — Не могли бы вы договориться с полковником? Пусть возьмет сегодня показания с вашего инженера, а мы выясним, что с нашим товарищем. Утром мы собственноручно напишем все необходимые бумаги. Ведь все закончилось совершенно благополучно, так что время терпит.

Боб в свою очередь нашел замечательный аргумент:

— К тому же мы бесплатно разминировали вам целую буровую платформу!

Избавившись от тротиловых шашек и отложив допрос на завтра, боевые товарищи немедленно отправились в отель, еще по дороге снова связавшись с британцем.

— Мы подъезжаем к отелю, передайте это своему патрону, — сказал Смирнов референту Миллера.

— Я встречу вас на входе. Не пытайтесь подняться в номер, там вас ожидают нежелательные гости. Я проведу вас в личные апартаменты господина Миллера, там вы сможете его дождаться, — заявил им референт.

— Мы становимся популярны, — сказал Сергей Бобу.

— Да, мы, пожалуй, сумели произвести на них впечатление, — отозвался тот. — Интересно только, не смазал ли всю картину Марат…

Помощник Миллера с непроницаемым выражением лица провел их на третий этаж и поместил в той самой роскошной гостиной, где днем побывала Мари.

— Ты скажи нам, дорогой, что с Суворовым и что вообще происходит? Зачем мы прячемся?

Референт отвечал:

— Господин Миллер просил вас извинить его временное отсутствие. Вам следует дождаться господина Миллера в его комнате. Подать вам ужин, господа?

Боб взъерепенился:

— Ты можешь по-русс… по-английски сказать, что случилось с Маратом или нет? Я сейчас поднимусь в номер и выясню все сам!

Референт обдумал сказанное и сухо доложил:

— Господин Суворов, насколько мне известно, оказал сопротивление офицерам службы безопасности и находится сейчас под арестом. Лучше будет, если вы доверитесь заботам мистера Маркуса Миллера, раз уж он их вам предлагает.

— Вот морда протокольная, — только и сказал по-русски Боб, добавив по-английски: — Давай свой ужин, я голоден, как акула, после прогулки на морском воздухе.

— Что-нибудь особенное? — не унимался помощник.

— Я в здешних блюдах ничего не смыслю, давай что попало… — махнул рукой Боб.

— Водки? — спросил дотошный англичанин, по-видимому, знакомый с национальными обычаями русских.

— Хотелось бы, но нельзя, — отказался Богуслав. — «Твайнинг» есть?

— У нас большой выбор чая.

— Вот и хорошо. Только без ароматизаторов — бергамотов всяких…

Въедливый референт, наконец, удалился, чтобы отдать распоряжения. Увидев пепельницу, Сергей решил, что в гостиной у англичанина принято курить и достал сигареты. Минут через десять подали холодные блюда, еще через пятнадцать — горячие. Потом довольно долго пили чай. Так и скоротали время до половины одиннадцатого вечера, пока не прибыл хозяин апартаментов.

Маркус Миллер прибыл не один:

— Познакомьтесь, это мой партнер из американской компании — Дейл Снайдер. Ваш товарищ попал в довольно неприятную историю, нам следует все обсудить, а времени очень мало.

Богуслав и Сергей молча раскланялись и приготовились слушать.

— Он задержан местной полицией и обвиняется в нападении на офицеров, которые обеспечивают безопасность постояльцев гостиницы на время важных мероприятий.

— Много офицеров пострадало? — поинтересовался Богуслав.

— Гм, — Миллер вопросительно взглянул на Снайдера.

Тот дал необходимую справку:

— Пятеро.

— Изрядно, — повел головой Боб. — А это часом не они на Марата напали?

— Свидетели утверждают, что они только пытались проверить документы у господина Суворова перед входом в его номер.

— Так он их прямо в номере застукал? — догадался Боб. — Тухлое дело.

Сергей сказал:

— Я вызываю своих адвокатов из Москвы и сейчас же потревожу российского посла. Вы не знаете, где именно находится сейчас Марат Суворов?

Господин Миллер, видимо, ожидал более сдержанной реакции со стороны коммерсантов — ведь открытый скандал ставил под угрозу немедленного срыва всякие коммерческие планы. Он несколько смешался, встретив такой отпор и готовность к немедленным действиям.

— Подобная позиция не слишком конструктивна, господа, — холодно сказал он. — Если вы хотите добиться немедленной депортации, этого мы сможем достичь без обращения в суд. К сожалению, вы прилетели втроем — единой группой — и депортируют вас тоже всех вместе.

Сергей ответил не менее ледяным тоном:

— На каком основании, позвольте вас спросить? В отличие от Суворова, мы еще не поднимались в свой номер и никого оттуда не выкидывали…

В разговор вступил американец, он открыл кейс и вынул оттуда довольно неожиданный предмет — тот самый МЭСУ-40, с таким трудом извлеченный совсем недавно:

— На основании вот этого «трофея»: его нельзя было дезактивировать, если не знать код закладки. Это неопровержимое доказательство вашей связи с диверсионной группой, действующей против Азербайджана, — в глазах местных властей, конечно, — добавил он, оставляя себе пути к отступлению.

Боб издал фыркающий звук и равнодушно произнес:

— Код не был введен, неграмотный террорист поставил обычную механическую ловушку.

— Тогда вы взлетели бы на воздух мгновенно, как только инженер Хуриев тронул мину, — возразил американец.

— Начинка протухла за десять лет, — так же небрежно заметил Смирнов. — Это не доказательство, мой адвокат не оставит камня на камне от всех этих обвинений.

Миллер понял, что разговор принял совершенно нежелательный тон. Он поднялся, приоткрыл дверь и заказал всем кофе. Затем он собственноручно подкатил столик-бар, который раскрылся вверх, обнажив полтора десятка разнообразных напитков, содержащих спирт.

— У вас был нервный день, давайте немного выпьем, — предложил он. — Я чертовски устал от наших партнеров по бизнесу. Редкостные зануды, особенно японцы. — Он разлил по бокалам с толстым дном по изрядной порции выдержанного виски. — Мы пригласили вас вовсе не для того, чтобы обвинять в каких-то грехах. Если бы мы считали справедливыми подозрения местных властей, то просто позволили бы им выслать вас из страны в ближайшие часы — и вопрос перестал бы существовать.

Такой подход — имеются в виду спиртные напитки — понравился москвичам значительно больше, однако Смирнов попенял хозяевам, подняв стакан:

— Разве что за нашего товарища, томящегося в застенках спецслужб… Вы уверены, что нам не следует сохранить трезвость и отправиться ему на выручку?

Маркус Миллер ответил неожиданной фразой:

— Я предлагаю использовать данную ситуацию в выигрышном для нас аспекте. Для этого господину Суворову следует остаться в заточении, как вы выразились, еще на некоторое время. Не беспокойтесь, — поспешно добавил он, — оно будет вполне комфортным.

Боб хлебнул виски, оценив его истинно шотландское качество, просчитывая в голове всю эту ситуацию. Требовалась, конечно, консультация с Федорцовым. Впрочем, Боб понимал, что Федорцов сознательно послал на разведку именно «боевую группу», — его официальный статус мэра не позволял участвовать в подобных «мероприятиях» с минами, обысками и арестами. Богуслав не сомневался, что они оказались в самом центре многослойной интриги. Проверка «начинки» этого «пирога» и была их задачей. Фактов было пока мало, но говорили они о многом. Он зафиксировал основные объективные моменты и круг участников игры: Смирнов, узнавший каким-то образом код мины; Миллер, «случайно» встретивший их в первые часы пребывания в Баку и проявивший необычайную заинтересованность в их делах; американец, немедленно получивший в руки вещественное доказательство из рук азербайджанской полиции, — несомненный сотрудник ЦРУ или АНБ (Агентства национальной безопасности)… Кто еще? Журналистка, намекающая на их принадлежность к УНСО. Пожалуй, пока все. Ну что ж, будь Федорцов здесь, он немедленно сел бы на самолет и покинул страну, оставив все тех же Боба и Марата «прокачивать» ситуацию. Что мы и имеем. Следовательно, все идет правильно, и в ближайшие минуты он получит новые важные сведения.

Все это пронеслось в мозговом «компьютере» Боба в считанные секунды, пока он смаковал виски и решал для себя: сбросить карты немедленно или повысить ставки…

Смирнов откликнулся на загадочную фразу мистера British Petroleum:

— Но какая может быть польза от ареста делового партнера и нашего друга?

Миллер жестом привлек к себе внимание, показывая, что переходит к главному:

— Лично вам, Сергей Петрович, следует дистанцироваться на некоторое время от ваших товарищей. Вас должны воспринимать отдельно. Поэтому вы найдете свои личные вещи в одноместном люксе на пятом этаже — вот ваш ключ.

Сергей без комментариев принял ключ на тяжелом брелоке.

— Я обрисую ситуацию так, как она представляется нам с мистером Снайдером. Поправьте меня, если где-то окажусь не прав. Господин Смирнов-старший представляет крыло влияния в Кремле с наименее жесткой позицией, готовое к конструктивному диалогу с западным миром по каспийской проблеме, — он сделал маленькую паузу, но никаких уточнений со стороны Смирнова-младшего не последовало, его лицо отражало лишь вежливое внимание. — Привлечение финансовой группы Федорцова, которая связана с украинским бизнесом, относится к его личной внутренней политике. Насколько я могу судить, Петр Петрович предпочитает дипломатически находить общие интересы вместо того, чтобы занимать непримиримые позиции. Не могу не сознаться, что такой подход весьма привлекателен для нас. Чаще Москва перекрывает трубы или вооружает оппозицию. Мы рассматриваем ваш сегодняшний шаг — я имею в виду вот это устройство… — Он указал на «адскую машину»: — Как демонстрацию добрых намерений. Мы прекрасно понимаем, что вышедшие в тираж генералы вынуждены сегодня торговать старыми секретами, поэтому никто не станет задавать вам вопросы, откуда вы знаете код мины.

Миллер прервался, чтобы налить еще спиртного и дать переварить информацию, затем продолжил:

— Обстановка перед пуском трубопровода очень напряженная. Осенью грядут выборы в парламент Азербайджана — Милли Меджлис, — а это еще более накаляет атмосферу. Все деструктивные элементы пришли в активное состояние. Правительство опасается «оранжевой» революции, причем подозревает как американскую сторону, — он указал на своего коллегу, и тот только развел руками, — так и спецслужбы Москвы, украинских радикалов. Замечу, в разное время они способствовали то «Мхедриони», то чеченцам, то Саакашвили, то шли на контакты с азербайджанскими националистами, выступающими в оппозиции. Никто не может предугадать, на чью сторону они встанут сегодня. Поэтому мы предлагаем привлечь внимание к присутствию двух подозрительных лиц — Суворова и Кочарова. Инцидент с туземной полицией можно правильно преподнести в прессе.

Смирнов поднял руку, желая вставить слово, англичанин смолк.

— Я понимаю, эта провокация подготовлена вами?

Миллер отрицательно покачал головой, а американец сказал:

— Я бы назвал это неудачной самодеятельностью «туземных полицейских», как выразился мой коллега. Эти придурки проводили обыск вашего номера — искали листовки, оружие, крупные суммы наличных денег — и попались на горячем. Ваш коллега продемонстрировал серьезный класс рукопашного боя. Хотя… местных Бондов можно ставить вместо кеглей в боулинге. Если нужно, они освободят господина Суворова немедленно и принесут свои глубокие извинения.

— Другой разговор, — буркнул Боб. — Но мне не очень нравится наша роль провокаторов. Вы ведь к этому ведете, не правда ли?

Маркус Миллер загородился руками:

— Нам не нужны списки активистов политической оппозиции. Мы с ними отлично знакомы — лично и через агентов. Однако мы очень опасаемся попытки диверсии на нефтепроводе. Многим выгодно в этот момент задержать пуск на полгода, подорвать доверие к проекту — и помимо прочего обрушить наши акции на бирже. Поскольку вы собираетесь участвовать в бизнесе — это становится вашим личным интересом. Как можно говорить в этом случае о провокации или предательстве?

— И в чем выразится наш «личный интерес»? — спросил в лоб Сергей Смирнов.

— Вы получите свои пять скважин в концессию с нашими гарантиями. От результативности ваших действий в ближайшем будущем зависит, насколько выгодными будут условия этой концессии.

Боб оценил откровенность британца — он говорил открытым текстом, предлагая конкретную сделку: участие в бизнесе в обмен на головы врагов. Теперь можно было звонить Федорцову…

Смирнов уточнил:

— Какие силы, способные на теракт, вы видите? И как мы можем выявить их?

Американец вытянул ладонь и загнул на ней мизинец:

— Боевики Нагорного Карабаха, которые не слушаются голоса Еревана, — раз. Радикальные ячейки из «Мусавата» — если они существуют в Азербайджане, — два. Южные осетины, там очень обострилась ситуация из-за топорных действий Саакашвили — три. Курдское движение — четыре. Тбилисская оппозиция — пять, шесть и семь. В Грузии слишком много разнородных течений, это классическая пороховая бочка. Так вот, все эти опасные группы, которые я перечислил, не в состоянии провести серьезную акцию без помощи извне. Сейчас они мечутся то в Москву, то к арабам, то призывают украинских организаторов, чеченцев — кого угодно…

Боб открыто усмехнулся:

— Не слишком ли много для нас?

— Что вы! Я только очерчиваю круг возможных террористических групп. Борьба со всеми этими проявлениями — задача спецслужб многих государств. Вы можете посмотреть их список среди акционеров нефтепровода Баку — Тбилиси — Джейхан. Ваша роль — лишь…

— Сыр в мышеловке, — закончил вместо него Смирнов. — Идея мне понятна, не следует пока переходить к конкретике. Мы еще не дали согласия. Я должен связаться с отцом. Вы не могли бы послать кого-нибудь за моим «ноутбуком» в номер, если его не разбили «туземцы».

Боб поддержал товарища:

— Я, с вашего разрешения, тоже позвоню — Федорцову. Прямо сейчас.

Миллер распорядился принести требуемое:

— Конечно, я понимаю, что вам необходима санкция…

Пока доставляли переносной компьютер Смирнова, Богуслав, нимало не смущаясь присутствием хозяев, набрал на мобильнике киевский номер:

— Алло, Андрей Павлович? Как там наши деприватизаторы? Отбились?

— Все в порядке, здравствуй, Боб, — послышался усталый голос. — Что у вас?

— Тоже — как по нотам. Марат в застенках местных спецслужб. Мы со Смирновым днем на мине пытались подорваться, на буровой нашли. Но в остальном вышки хорошие. Нам согласны их отдать, если мы с Маратом подставим головы местным террористам. Как, соглашаться, Павлович?

Хозяева — по их «легенде» — не владели русским языком, поэтому никак не отреагировали на такое изложение ситуации. Сергей ухмыльнулся в усы.

— С кем вы обсуждали это?

— Я у мистера Маркуса Миллера.

— В таком случае, предложение серьезное.

— Вполне.

— Старший Смирнов в курсе?

— Сейчас с ним связывается Сережа. Но он за наши головы не в ответе.

— Гм, — задумался Федорцов, — я, в общем-то, тоже… Скажем так: если контракт зависит от успеха вашей деятельности… Я правильно тебя понял, это так?

— Да.

— Тогда вы будете иметь в нем долю. Пять-шесть процентов от моей части акций будут записаны на ваши фамилии. Это, конечно, предварительная прикидка, позже уточним конкретнее. Устраивает?

— Семь-восемь… — ответил Богуслав.

— Что «семь-восемь»?

— Ну, тогда — ровно восемь. Я имею в виду — процентов.

Федорцов помолчал:

— Ты себе представляешь о какой сумме идет речь?

— Нет, — ответил Боб. — И ты тоже. Цифра будет зависеть от условий концессии, а они — от наших оперативных результатов. Разница может быть значительной: от нуля до… Будет видно, в общем.

— Убедил. Если дело выгорит, ваше участие — восемь процентов от моей доли.

— А если не выгорит? — не отступал Боб, хорошо понимая, что далеко не все будет зависеть от них. А доля от ноля, как известно, тоже ноль.

— В любом случае вы можете рассчитывать на гонорар в размере десяти тысяч.

— Пятнадцати, — снова поправил Боб.

— Хорошо.

— Я имел в виду — каждому.

— Богуслав, ты подлый вымогатель, но я верю твоей оценке. Если дело настолько серьезное, то принимай решение сам — мне твоя голова дороже, чем их обещания.

— Значит, мы договорились.

— Да.

Богуслав отключил трубку и сообщил присутствующим, что он — в доле:

— Надо, конечно, позвонить Марату, но я хорошо его знаю. Кроме того, мы можем оставить его в комфортном заключении и действовать сами.

Миллер согласно кивнул и сказал, что сейчас же организует связь с Суворовым. Он принялся набирать какой-то номер на своем аппарате.

Смирнов в это время настроил связь с Москвой, открыв свой ноутбук. Для этого нужно было только расположить его поближе к телефонному проводу и запустить модем. На том конце связи дежурный получил сигнал вызова и ответил. Они настроили кодировку, минут через пять к линии подошел отец и ввел личную электронную подпись. С этого момента каждый из участников был уверен, что переписывается в режиме on line именно с тем, кто ему нужен и что раскодировать их переговоры практически невозможно.

Пальцы Сергея запорхали над клавишами, печатая текст, повествующий о последних событиях. Между строк на его экране тут возникали реплики отца. Через несколько минут такого общения Сергей поднял голову и спросил у Миллера, не хочет ли он сообщить что-либо старшему Смирнову. Тот изъявил желание. Сергей удалил предыдущие тексты с экрана, перевел клавиатуру на латиницу и отдал ноутбук британцу. Маркус Миллер в свою очередь некоторое время переписывался с московским адресатом.

— Спасибо, — отдал он наконец дорогую электронную игрушку хозяину. — Можно считать, что мы пришли к соглашению?

— Что касается нас — да, — ответил Сергей. — Остается еще Марат.

— Наберите его номер, он уже должен быть на связи в своей «темнице», — сказал Миллер.

Через минуту Боб услышал голос Марата:

— Суворов у телефона.

— Где ты, Марат?

— Только что сменил камеру на приличную комнату. Сказали, что я перевожусь на «домашний арест», правда, в чужом доме.

— Утром я буду у тебя и расскажу все подробно. У нас задание от Федорцова с хорошей оплатой. Антитеррористического характера, скажем так.

— Хорошо, — принял к сведению Марат.

— Как настроение?

— Кулаки чешутся.

— Не бей там больше никого… если сами тебя не тронут, конечно.

— Пока меня не трогают, я вообще никого не бью.

— Отдыхай до утра, будет много работы.

— Привези моих сигарет. Конец связи.

Боб отключился и молча кивнул хозяевам номера. Принципиальное согласие сторон было достигнуто. Миллер и Снайдер приступили к изложению оперативного плана действий:

— Завтрашнее совещание участников проекта придет к решению произвести масштабную инспекционную поездку вдоль всей линии трубопровода. Завтра мы организуем необходимую утечку информации в прессу. Суворов будет выступать в роли агента деструктивных сил, вину которого не удается доказать. Под давлением протестов оппозиции его придется через день-два выпустить на свободу. Богуслав Кочаров должен будет сделать несколько заявлений прессе. Поскольку ваши фигуры за время операции могут быть по необходимости скомпрометированы в глазах публики, то официального делового партнера — Смирнова — следует, как я уже говорил, дистанцировать от вас. Мы передадим вам оперативную связь с некоторыми нашими агентами по маршруту движения. Они будут оказывать необходимую помощь…

Работа продолжалась до двух часов ночи.

 

ГЛАВА 5

ПЛОТИНА ПАМЯТИ

Сергей наконец остался один в своем люксе на пятом этаже, который ему раздобыл всесильный в этой стране, живущей на нефтедоллары, англичанин Миллер.

В холодильнике нашлось вино «Кюрдамир», как это и положено в гостиницах такого класса. Поиски штопора закончились неудачно, хотя ему следовало где-то быть, поэтому пришлось откупоривать пробку битьем донышка бутылки о мягкий ковер на стене. Хорошо, что стена эта выходила в коридор, а то соседи постучали бы в ответ. Или позвонили администратору… Хотя плевать на все это…

С лица Сергея сошла вся энергия, бодрость, улыбка. В жизни его обнаружилась трещина, и из этой трещины показались неведомые тени.

Он был впервые на Каспии, впервые видел эти огромные платформы, которые собирались на Нефтяных Камнях в целый городок посреди моря. И все-таки, когда смерть заглянула в глаза, когда в руках наливалась ядом мина, в которой кислота разъедала тонкую мембрану, — в этот момент оказалось, что он помнит слова Киричука: «Все цифры — строго по восходящей…» Сегодня это, наверное, спасло им с Бобом жизнь, — могли ведь и не добежать до борта…

Сергей пил в одиночку терпкое азербайджанское вино, и в голове его из каких-то темных подвалов памяти просачивались картины двенадцатилетней давности. Прорвавшись в первый раз под воздействием сильного нервного напряжения, теперь они расширяли брешь, как вода в плотине. Сергей откинулся на спинку мягкого кресла — и в закрытых глазах поплыли яркие, как сновидение, сцены из его собственной жизни. Сцены, о которых он до сих пор ничего не знал…

Снова был холодный март 1995 года. Секретная база спецназа ГРУ недалеко от Толстой-Юрта.

…Когда, медленно поднимающийся в небо, вертолет, наконец, развернулся и избрал нужный курс, спецназовцы Смирнова переглянулись между собой. Юго-восточное направление, которое избрал Ми-8, было для них непривычным и означало, что если задание предстоит выполнять в Чечне, то в труднодоступных гористых районах республики, где по данным разведки позиции прочно удерживают федералы. В противном случае выбор направления подсказывал, что операция может быть и за пределами республики.

Несколько минут все смотрели на командира специального взвода ГРУ Смирнова, который не сразу вскрыл секретный пакет. Впрочем, для спецназовца не существует региона, в котором он бы не смог проявить себя, поэтому и задавать лишние вопросы здесь было не принято. Если нужно, каждый из них получит свои задачи, а работы, как это случается на войне, всем хватит. Поэтому создавшейся паузой каждый спецназовец распоряжался по-своему — кто уходил в себя, вспоминая дом и родных, а кто-то просто осматривал снаряжение и оружие.

Смирнов же еще до вскрытия секретного пакета понял, что ему и его подчиненным предстоит особое задание. Еще до вылета он заметил, что в вертушку были погружены ящики с минами, которые среди его коллег называются «умными». Такие «игрушки» применялись только в диверсионных операциях, но никак уже в ставших традиционных зачистках. Однако это еще был не факт — перед вылетами начальство не раз нагружало разведчиков разной ерундой, которая не только не могла пригодиться в реальной операции, но и становилась обузой для бойцов.

Догадки рассеялись после прочтения секретного пакета. Смирнов даже вздохнул спокойно — на этот раз его группу ждала работа по прямой специальности — диверсия. Сложность заключалась в предельной секретности операции. Кроме того, задачу нужно было выполнить на территории независимого Азербайджана, в районе нефтяных шельфов Каспийского моря. Смирнов мысленно представил предстоящую работу. Хватило ли у него и его ребят умения все это выполнить? При всей простоте указаний он ощутил, что за скупыми армейскими словами кроется какая-то тайна. Он не любил загадок и оттого немного волновался, как волнуется человек, ищущий во всем предельной ясности и смысла того, что выполняет.

Вот уже минут пять-десять, пытаясь сосредоточиться и основательно поработать над картой, Смирнова не отпускало странное чувство тревоги. Прослужив несколько лет в спецназе, он успел приобрести и выработать несколько дополнительных чувств, помогающих выжить в тяжелых условиях. Это было пресловутое на языке военных «чувство самосохранения».

Когда Смирнов проходил срочную, появившееся дополнительное чувство помогало предугадать надвигающуюся опасность в виде командира группы или дембеля-замкомгруппы. Правда, иногда оно выкидывало какую-нибудь злую шутку, но в основном служило верой и правдой. Позднее, с каждым годом службы в разведке, дополнительные чувства только развивались и улучшались. И главным приоритетом стало желание не только выжить в среде себе подобных, настоящих мужиков, но и доказать, что ты самый лучший из них. Наверное, поэтому, закончив Рязанское училище ВДВ, он без особой подготовки получил предложение стать командиром взвода спецназа ГРУ — такая тогда, в 80-х, была практика доверять такие должности молодым офицерам, не прошедшим специальной подготовки. И Смирнов оправдал доверие начальства. Сначала учился всему у своих подчиненных, потом несколько раз схлестнулся в рукопашке с заместителями-сержантами, а затем и сам стал непререкаемым авторитетом. В этом желании быть лидером хватало места и для того чувства, которое как громоотвод отводило надвигающуюся опасность. Теперь, будучи командиром группы спецназа, он мог почти всегда безошибочно определить различные угрозы, обеспечить правильную ориентировку, в конце концов, благодаря своему таланту вывести группу из ненужной бойни. Странно, но это «самосохранение», которое, как ему казалось он давно превозмог в себе, воюя на «на автомате», сегодня снова стало теребить его душу. Он как будто бы снова ощутил какой-то непонятный страх. Страх этот был связан с неопределенностью. На миг Смирнову показалось, что он не доверяет своим бойцам. «А вдруг кто-то из них поставлен наблюдать за мной»? — думал Смирнов. В этот момент он пытался вглядеться в глаза каждому из своих подчиненных, но это были преданные глаза старых товарищей по оружию.

«И все же если не товарищи, так может начальство, послав меня на необычное задание решило как-то проверить? — спрашивал у себя Смирнов. — Но зачем это делать после стольких боев и успешных операций».

Смирнов вспомнил, что недавно подал рапорт на отпуск, и это, по его мнению, могло тоже сыграть свою роль. Ему также вспомнилось, что многие опытные офицеры и прапорщики, прошедшие горячие точки, убегали из Чечни или пристраивались к тыловым частям. Но было еще одно обстоятельство, которое могло быть причастно к этому необычному заданию, — состояние здоровья. После новогоднего штурма Грозного он, по словам медиков, был не вполне адекватен, хотя проявил себя в том бою геройски. Впрочем, то геройство заключалось в том, что в безнадежном положении он вместе с командиром такой же, как и у него группы спецназа, Маратом, вывели своих ребят из полного окружения. Уже после всего этого кошмара Смирнову рассказывали, что он ночью, имея всего только спецназовский нож, ушел в разведку и уложил около десятка «духов», вернувшись в крови и не помня, что с ним происходило.

После этих событий, которые Смирнов не любил вспоминать, ему пришлось пройти комплексную медицинскую проверку в Ростове-на-Дону. Тогда он ожидал списания на гражданку. И когда совсем отчаялся, его неожиданно оставили. Более того, пригласили пройти специальные тесты, восхищались его отвагой и говорили о том, что он создан для более важных заданий правительства. С тех пор Смирнов считал себя на особом положении и всегда был готов к тому особому случаю, когда правительству понадобится нечто такое, что не могут сделать даже профессионалы ГРУ.

«Неужели сейчас этот момент наступил», — думал Смирнов. При этом странное чувство и страх как будто улетучились, и он ощутил себя настоящим суперменом, готовым, хоть сейчас спрыгнуть с вертушки и в одиночку справиться с каким угодно противником. В этот момент он впервые ощутил, что его бойцы стали для него обузой. «Они могут мне только помешать, ведь только я готов к этому заданию», — подумал Смирнов. Размышляя над этим, он несколько минут находился в каком-то трансе и ощущал необычайный прилив сил. Это как будто было наркотическое опьянение, оно было сладостно: по всем членам его крепкого организма как будто бы растекалась живительная влага, и он не хотел терять это чувство. В голове появились непонятные голоса. Он вспомнил людей в белых халатах, нахваливающих его находчивость и пророчащих ему необычайную карьеру.

Но в этот момент вертолет сильно встряхнуло. Несколько спецназовцев повалились на железный пол. Несколько ящиков с патронами опрокинулись.

Благостное ощущение прошло, и Смирнов ринулся в отсек к пилотам:

— Что случилось? — нервно спросил Смирнов у штурмана, двумя руками держась за железные ручки у двери.

— Да получили задание немного изменить курс, по ранее выделенному коридору мы попадаем раньше, но по данным разведки могут быть проблемы с ПВО Азербайджана. Поэтому так и тряхнуло, — оправдывался командир экипажа, человек, судя по всему, бывалый и готовый ко всему.

— Ну вы и напугали, ребята, — выдохнув заметил Смирнов.

— А что ты думал, на Кавказке везде идет война, так что не обессудь. Кстати, место десантирования тоже очень опасное, снова-таки имея в виду азербайджанскую ПВО, так что лететь будем на небольшой высоте, вы же должны быть готовы к экстренной высадке в любом месте.

Выслушав летчиков и уточнив с ними некоторые вопросы по карте, Смирнов вернулся на свое место, заметив про себя, что становится излишне мнительным: «Старею, что ли? Вроде пока рановато», сказал он себе и улыбнулся. Пока все складывалось не вполне удачно. Он любил предельную ясность в любой операции. Посмотрев несколько секунд в иллюминатор, Смирнов подумал на мгновение о своем товарище Марате. С ним он ощущал себя надежней. С ним можно было посоветоваться в любую минуту. Ведь сколько пройдено боев вместе. «Интересно, куда забросили его группу, может, ему тоже «подфартило», также как и мне?» — подумал Смирнов и решил, что пора познакомить своих бойцов с некоторыми деталями предстоящей операции. Ведь лететь уже недолго — какой-нибудь час. И расслабляться нельзя ни на минуту — небо опасно и коварно, на этой небесной магистрали, по словам летного экипажа, недавно духи сбили несколько вертушек федералов. Что творится в Азербайджане, никому не известно. Смирнов попытался вспомнить, что знает об этой стране и смог только восстановить в памяти несколько телевизионных репортажей. Нищета и коррупция. Расхищенное оружие с военных баз в конце восьмидесятых. Непрекращающаяся война с армянами за Карабах и довольно приличный для такой республики воздушный флот. Правда, ПВО далеко не на должном уровне — это и радовало спецназовца и вселяло надежду, что разведчики останутся незамеченными. Однако кто даст гарантию, что в каком-нибудь захолустном кишлаке не найдется отморозок и не «шмальнет» из «иглы».

Прервав эти размышления, Смирнов подозвал к себе своего заместителя прапорщика Коробкова:

— Значит, слушай задачу, Семен. Выгружаемся в этой точке, — при этом пальцы Смирнова уткнулись в береговую линию у Каспийского моря. — Несколько часов уйдет на подготовку десантирования в район глубоководного нефтяного шельфа. Дальше непосредственно операция на вышках. Использовать будем моторные лодки. К вечеру, все закончив, вылетаем в этот квадрат, — на этот раз он указал в точку недалеко от Кавказского хребта.

— Ничего себе, — присвистнул Коробков, — так это ж территория независимого государства.

— Мы уже над территорией этого государства и мы оба это прекрасно понимаем. Не буду говорить, что все это строго секретно. Лишнего ничего не болтать и тогда быстрее вернемся назад.

— А как работать на вышках, мы что специалисты? — неуверенно спросил Коробков.

— Спецназовец ГРУ и в Африке марку должен держать, Коробков. А если серьезно, я получил на этот счет инструкции. Разберемся на месте. Тут важен опытный минер-подрывник, знающий толк в электронике.

— В Африку было бы получше, там потеплее будет. Надоела зима. Кстати, до войны у меня в Баку такая девочка была, — при этом прапорщик закрыл глаза и, ухмыляясь, сжал губы, пытаясь сказать что-то командиру на ухо, — я там в техникуме учился…

— Вот и хорошо, Коробков, — прервал своего подчиненного Смирнов, — тебе и карты в руки, можно сказать, на Родину тебя отправляем.

Коробков хотел еще что-то сказать командиру, но Смирнов был предельно серьезен:

— Распредели личный состав, — кого оставим на берегу в лагере, а кто из специалистов поедет к вышкам.

— Есть, — по-военному отрапортовал Коробков, но потом неожиданно обратился к Смирнову:

— Разреши задать вопрос? — неожиданно в обход субординации обратился прапорщик.

— Валяй! — улыбаясь, ответил Смирнов.

— Зачем это нужно нашему командованию? — не скрывая волнения, спросил Коробков. — Наши братишки сейчас в Чечне прозябают, а мы по нефтяным вышкам ошиваться будем!

— Я сам Семен не знаю. Но я хорошо усвоил за время службы, что приказы не обсуждают.

— А что делать группе в случае провала операции? — не унимался прапорщик.

— На твой вопрос отвечу так — провала быть не должно. Усек? — рассмеялся командир и добавил: — Ты, же знаешь, Коробков, секретные позывные? А теперь давай за работу.

В грохочущем салоне вертушки у каждого спецназовца свое место. Информация передается по цепочке и так же, в обратном порядке, проверяется. Получив задание, бойцы уже знают, кто чем будет заниматься через двадцать, а то и тридцать минут. Кроме того, Коробков с каждым поговорил и неторопливо объяснил их задачу. На все про все ушло около получаса, так что, когда в дверях внутреннего отсека проявился командир экипажа вертолета, всем стало ясно, что через минут десять-пятнадцать поступит команда на выход.

Когда Смирнов подошел к пилоту, чтобы согласовать детали посадки, тот начал с жалоб:

— На месте будем через десять минут, но погодные условия ужасные. Сильный, порывистый ветер.

— Вечно, вы авиация, на все жалуетесь. Все вам не так, подавай идеальные условия, — с нескрываемым раздражением начал Смирнов. — К черту погоду, главное, чтобы об операции никто не знал. Вы помните инструкции по нашему взаимодействию? — сурово посмотрел в глаза летчику Смирнов и, не дав тому ответить, заметил, — через сутки вы нас забираете и выгружаете в квадрате девять, там же и забираете.

— Понятно, — без особого энтузиазма ответил пилот и вышел из отсека, где находились бойцы.

Через несколько минут загорелась сигнальная лампа — знак того, что нужно десантироваться.

— Приготовиться, — рявкнул Смирнов, и в этот момент спецназовцы засуетились, еще раз проверяя снаряжение и оружие.

— Смотрите, море! — прокричал своим товарищам, один из спецназовцев, сержант Нержин, — море!

Когда другие бойцы, поддавшись на порыв своего товарища, прильнули к иллюминаторам, прапорщик Коробков неожиданно оборвал их:

— Ну что за детский сад? Вы выполняете боевое задание. А потом, немножко смягчившись, добавил: — Насмотритесь вы еще на море.

Ми-8 сел почти на берегу. Здесь было пустынно. Море было метрах в двустах, сзади, слева и справа — степь. По разные стороны взгорка, на котором приземлился вертолет, земля разбегалась длинными серо-желтыми полосками, которые постепенно растворялись в тумане. Над пустынными просторами завывал пронизывающий ветер, который гнал песчаные комки и редкую растительность прочь от моря — создавая хаотичное движение в безжизненном пространстве.

Смирнов представил себе, каково здесь летом — жара и песок. Только уныло здесь как-то и неуютно. Вот еще и ветер, колючий и неприятный, пронизывающий все тело порывами и зудящий. Когда он успокоил себя тем, что хорошо, что снега нет — появился снег. «Хороший знак», — подумал про себя Смирнов, — если бы и все остальное можно было бы предугадать».

— Ну, что, селедки, — хватит спать, — крикнул в сторону выгружавшихся спецназовцев Коробков. — Давайте быстрее, ничего не забывать!

Спецназовцы быстро выгружали снаряжение, помогая друг другу доставать тяжелые ящики с боеприпасами.

Когда вертолет набрал высоту и устремился в сторону базы ГРУ, Смирнов уже просматривал в бинокль территорию. В работе спецназа главное оставаться незамеченными, поэтому, убедившись, что все спокойно, он дал знак подчиненным, что можно идти к морю. Двенадцать бойцов выстроились в колонну и, прогибаясь под тяжелой армейской ношей, медленно двинулись в сторону рыбацкой хижины. Это деревянное строение наполовину было засыпано песком и кое-где проросло травой. Место казалось гиблым и безлюдным, однако строение следовало осмотреть по всем правилам. Не дай бог там оказаться какому-нибудь рыбаку — лишние уши и глаза были ни к чему. Через несколько минут бойцы «рассыпались» цепью и окружили строение. Как и предполагал Смирнов, в ветхой хибаре никого не оказалось.

Несмотря на то что место было безлюдным, несколько ветхих деревянных лодок качалось около пристани. Все говорило о том, что в свое время это место служило перевалочной базой для браконьеров. Только Смирнов знал, что это место уже давно облюбовала разведка ГРУ, а в замаскированной комнате рыбацкой станции находился схрон.

Когда группа остановилась, ожидая новых приказании командира, Смирнов подозвал к себе Коробкова:

— Останешься с пятью людьми. Для охраны территории. На всякий случай переоденетесь в рыбацкие шмотки. Для виду несколько человек могут повозиться с сетями. Я с другими бойцами отправлюсь на бурильные вышки. Когда вернемся, вызовем вертушку. Дальше по ходу объясню, что делать.

— А если появятся азербайджанские военные или полиция.

— В этом районе в это время они не должны быть. Но если что случится, скажите, что вы — русские рыбаки, был шторм, случайно выбросило на берег или что-нибудь в этом духе. Если начнут наезжать, — свяжите их и бросьте в подвал, до моих приказаний.

— Понятно. Только какой подвал, командир? — недоуменно переспросил Коробков.

Смирнов ожидал этого вопроса, поэтому улыбнулся. Он любил такие ситуации и еще раз убедился, насколько в этой жизни важно владеть всей информацией.

— Сейчас узнаешь, — продолжая улыбаться, ответил Смирнов и подозвал двух стоявших недалеко спецназовцев. — Бросайте свое снаряжение и — за мной.

Несколько спецназовцев вслед за командиром вошли в рыбацкий домик. Внутри было темно, но можно было разглядеть развешанные по бокам тросы, рыбацкую утварь, какие-то ящики. Окна были наполовину разбиты и внутри гулял сильный ветер, поднимая со стола газеты, сталкивая стеклянные бутылки.

— Здесь даже и переночевать толком нельзя — ветром унесет, — пошутил кто-то из бойцов. Но смех закончился, когда Смирнов подошел к стене и нажал на какой-то рычаг. Железная стена начала опускаться и в глаза бойцам ударил яркий свет. Рыбацкая хижина оказалась с секретом — в ней находилось еще одно помещение, в котором, как оказалось через минуту, находилось несколько мощных моторных лодок и рыбацкое барахло.

— Вот это да! — удивился вместе с другими Коробков. — Откуда все это?

— От верблюда, — съязвил Смирнов. — Не надо так плохо думать о нашей армии, прапорщик, — серьезно ответил Смирнов и вошел в открывшееся помещение.

Откровенно говоря, Смирнов сам еле сдержался, чтобы не высказать вслух свое восхищение. Об этом схроне он знал лишь из секретного пакета, но наметанный глаз морского экстремала и знатока различных плавсредств сразу определил, насколько ценные вещи здесь хранятся. Минутный осмотр дал возможность определить Смирнову, что лучшего материала для проведения диверсионной операции не придумать. Это были специальные надувные лодки, изготовлявшиеся в конце восьмидесятых в СССР по специальному заказу. Преимущество их в сравнении с теми, что выпускались для нужд простых смертных, были неоспоримы: непотопляемость их гарантировалась несколькими герметичными отсеками: в случае повреждения одного из них или полного заливания лодки водой лодка оставалось на плаву. Эти лодки были несколько шире и обладали повышенной устойчивостью. Их практически невозможно было перевернуть. Смирнов слышал, что нечто подобное делали на заказ для тогдашних партийных лидеров, однако данные экземпляры были повышенной вместимости и могли поднять на борт до пяти человек и удержать кроме них около двух центнеров груза. Немаловажно было и то, что благодаря портативности и небольшому весу их можно было складывать и помещать в 1–2 сумки. Благодаря небольшой осадке лодку было удобно эксплуатировать в каспийском мелководье. Если встречается на воде препятствие, несложно обнести его силами нескольких человек. Для такой лодки был разработан и специальный двигатель небольшой мощности.

С любопытством, несвойственным военному времени, Смирнов прочитал инструкцию, в которой было указано, что эти плавсредства изготовлены из самых современных материалов — гибких армированных пластиков (ПВХ) и прорезиненной ткани «Хапайлон». Эти прочные, стойкие к проколам материалы не подвержены коррозии, перепадам температур, атмосферному старению. «Хапайлон» — специальная суперизносостойкая ткань, не боялась агрессивных сред — масла, бензина, кислоты и щелочи, что было удобно в работе в районе нефтяных месторождений.

Все стыки надувного баллона лодки усилены наружными и внутренними бинтами. Сиденья и элементы палубного настила были сделаны из водоустойчивой ламинированной фанеры высокой прочности. Легкость сборки и разборки секций настила обеспечивается прочным дюралевым профилем, закрепленным на кромках настила.

Не дожидаясь, когда бойцы перестанут удивляться, Смирнов приказал им вытащить лодки на берег. Кроме того, бойцы получили указание от командира тщательно осмотреть их и полностью накачать, а также приготовить к погрузке снаряжение и ящики с минами. Последние необходимо было уложить в специальный отсек на корме лодок.

Поставив задачу перед частью бойцов, Смирнов вышел из рыбацкого домика и осмотрелся. Прапорщик Коробков уже организовал охранение.

Теперь надо было прикинуть, как добраться до района Гюнешли. Известный еще с советских времен район нефтедобычи в настоящий период был заброшен. По данным разведки, последние в основном российские специалисты ушли оттуда в 1992 году, когда финансирование глубоководного бурения прекратилось. В Азербайджане шла война, поэтому о настоящем финансировании богатейшего месторождения не шло никакой речи. Если смотреть по карте, Гюнешли — это целый район, который вытягивается в виде аппендикса и находится почти на одной широте с Баку. Проблема заключалась в том, что от нефтеносного шельфа до столицы Азербайджана было рукой подать — километров пятьдесят. Все это значительно усложняло задачу — интересующий спецназ ГРУ район мог хорошо охраняться. Кроме того, нужно было хорошо знать лоции этого района (согласно карте он находился как в глубоководной части Каспия, так и на мелководье), а такой информацией Смирнов не владел. Несмотря на то, что вышки, по всей видимости, не эксплуатировались, там можно было встретить и мародеров, а это было нежелательно. Самое главное, что занимало мысли командира спецназа ГРУ — это инструкции, прочитанные в вертолете, согласно которым эта операция должна была быть проведена с полной тщательностью и о ее существовании никто не должен был знать.

Каспия Смирнов не видел никогда, да и морем не считал — так, большим озером, а теперь убедился, что Каспий огромен. Море всегда завораживало Смирнова. И он почувствовал, как холодок прошелся по его спине. Море — было его стихией, его детской мечтой. Когда-то до войны, в прошлой жизни, он бывал на море чуть ли не каждый год — не для того, чтобы просто отдохнуть (он это тоже умел), а для того, чтобы почувствовать мощь стихии, «поспорить» с ней, находясь в легкой лодке далеко от берега. Он любил соль на губах и стойкий загар. Но это море было неприветливым и холодным в эту пору года.

Начало операции прошло как по маслу — две лодки на предельной скорости в восемьдесят километров в час в течение часа не встретили на своем пути ни одного препятствия. Мелкие острова, встречавшиеся на пути также не были заселены. Поэтому Смирнов чувствовал себя уверенно. Восемь спецназовцев были близки к выполнению первой части задания.

Буровые вышки, казавшиеся издалека маленькими точками, росли на глазах и в километре казались целым городом, ощетинившимся лесами труб, всевозможных причудливых конструкций и этажей. Никто из бойцов не мог себе и представить, что нефтяные платформы настолько огромны — это целый город, в котором и разобраться в течение нескольких часов будет невозможно. Впрочем, спецназовцы, проходя интенсивную подготовку в специальных лагерях, получили некоторое представление о нефтяной отрасли и ее особенностях, но это была теоретическая подготовка, теперь на практике нужно было доказать свою компетентность и изворотливость, умение работать в незнакомой ситуации.

Нефтяные вышки — это муравейник, в котором и специалисту разобраться не просто. Огромная платформа, уравновешивающая всю конструкцию, крепилась с помощью свай. На ней располагался жилой модуль, технико-энергетический блок. Второй опорный блок с буровым, технологическим и энергетическим комплексом соединены с первым семидесятиметровым мостом-переходом.

— Где пристанем, командир? — спросил у Смирнова прапорщик Коробков.

— А вон видишь, — Смирнов указал на лестницу, плавно сходящую в море. — Все предусмотрено.

Еще пять минут, и бойцы Смирнова выбирались по лестнице, как по трапу наверх. Двое последних тянули ящики с взрывчаткой и специальным диверсионным оборудованием.

«Нефтяной город» встретил спецназовцев непривычным и безобразным эхом, создаваемым ветром.

— Слушайте меня внимательно, — обратился Смирнов к бойцам. — Наша задача заминировать вышку, для того чтобы она не досталась врагу. Делаем все максимально быстро. У нас мало времени, поэтому давайте без суеты! Вы двое будете наблюдать за морем и небом, — крикнул Смирнов, уже выполняющим приказ спецназовцам. — Вы, Егоров с Огурцовым, — давайте вниз, посмотрите, что там. А вы, — Смирнов указал еще на двух спецназовцев, — берите вот тот ящик!

Спускаться было тяжело. Обледенелые перила и ступеньки были ненадежны. И все-таки, миновав десятки коридоров и лестниц, они были на месте. Это было отдельная комната — насосное отделение. Еще несколько минут назад Смирнов заметил, что вышку покинули несколько лет назад, как будто спасаясь от чего-то. В разных ее местах и кабинетах для персонала валялись вещи. Наверное, здесь похозяйничали браконьеры и мародеры.

— Бежали как крысы с корабля, — попытался пошутить Коробков. Но Смирнов на это никак не отреагировал.

— Как же такое добро государство бросает. Они, что там наверху деньги не считают? — пытался продолжить разговор прапорщик. Но, увидев, что Смирнов не намерен и в этот раз поддержать разговор, замолчал.

— Вот сюда, — указал на дверь Смирнов, — идеального места для нашей задачи не придумаешь. Если долбанет, то самое главное — полетит оборудование, отвечающее за поддержку рабочего давления. А это означает, что система очистки погибнет и сама скважина будет распрессована — хана то есть, — заметил Смирнов. — Второй заряд должен разрушить устье, но нам нужно не просто заминировать отделение, а оставить секрет, который сработает тогда, когда это будет выгодно нам. Так что никаких часовых механизмов — это ненадежно, — заметил Смирнов, внимательно слушающим подчиненным. — Кроме того, наш подарочек не должен бросаться в глаза — даже профессионалу. Все должно быть установлено аккуратно, чтобы никто не просек. Понятно?

— Чего же тут непонятного, сделаем. Давай, Киричук, приступай, — позвал главного специалиста по зарядным устройствам Коробков. — Сколько времени тебе понадобится?

— Минут двадцать, — ответил спецназовец. — Но мне понадобится помощь еще двух бойцов — я займусь электроникой, а они пусть разберутся с зарядным устройством. Работа не сложная, но все нужно делать аккуратно. Сразу говорю, здесь будет использован электронный взрыватель с неизвлекаемым элементом и регулируемым сроком боевой службы. Такая мина после взведения через запрограммированный срок самоликвидируется или самонейтрализуется.

— Вот и замечательно, выполняйте! — выслушав Киричука, приказал Смирнов и отошел в сторону. Мысли снова преследовали его. «Зачем он это делает. Для кого эта работа», — прокашлявшись после затяжки, подумал Смирнов. Он поймал себя на мысли, что если бы кто-то из его бойцов спросил его об этом, то он только бы пожал плечами. «В таком случае, зачем эта строгость и серьезность. Неужели я и мои бойцы слепое орудие в чьих то руках», — думал Смирнов. С другой стороны, не стоит ли по этому поводу сильно загоняться. Все идет по плану, возможно, это самая главная операция в его жизни. Докуривая сигарету, Смирнов понял, что, не понимая истинных целей этой операции, ему отведена в ней особая роль. Но какая? На этот вопрос ответить он не мог.

— Ну, что там у тебя, Киричук? — выбросив бычок, спросил Смирнов.

— Заканчиваем, товарищ старший лейтенант, — отрапортовал спецназовец. — Я замаскировал устройство под дополнительный блок питания для гидравлики. Ее может найти только хороший специалист и то при условии полной реконсервации объекта. Однако если даже кто-то и начнет здесь серьезно копаться — ничего не поймет. Случайности тоже не может быть — здесь, как я говорил нужно знать специальный код — вот его номер. Все цифры — строго по восходящей, но записано, как положено, вразбивку, чтобы избежать случайностей…

Киричук протянул Смирнову листок бумаги с секретными цифрами. Смирнов внимательно прочитав их, достал зажигалку и тут же сжег информацию. Этому никто не удивился, с секретными сведениями каждый профессионал не мог поступить иначе.

— Киричук! — снова обратился к подчиненному Смирнов, — сегодня у нас еще несколько вышек. Так что настраивайся на работу. Если что-то нужно, говори мне. А сейчас все дуйте к лодкам. У нас мало времени.

Спецназовцы бегом поднялись наверх. На платформе, распределившись кольцом, их ожидали другие бойцы. Один из стоявших разведчиков обратился к Смирнову и доложил, что ничего подозрительного замечено не было. После этого Смирнов приказал всем спускаться к лодкам.

С остальными пятью вышками управились до вечера без происшествий…

Сергей очнулся, будто ото сна. На часах — четвертый час. Он налил себе полный стакан вина и залпом выпил его. Невыносимо болела голова.

Он закурил сигарету, и от этого виски заломило еще сильней. Он не представлял себе, как это, оказывается, страшно — обнаружить, что в твоей памяти хранятся вещи, неведомые тебе самому.

Выходило, что сегодня он обезвредил мину, которую сам ставил десять лет назад. Но что было дальше? Как погибли товарищи? Что еще таится у него в голове?..

Он с трудом добрался до подушки и, не раздеваясь, лег, пытаясь унять боль.

Последней мыслью было: «Почему Губаренко не предупредил? Сволочь. Ведь я мог не вспомнить… Но ведь он-то все знал…»

 

ГЛАВА 6

КРУГИ НА ВОДЕ

Место, где содержали Суворова, нисколько не походило на мрачный застенок. Уютная комната, хоть и без окон, диван, телевизор. Боб сумел вырваться к товарищу только после обеда:

— Извини, Седой, обманул — с утра не мог приехать. Встречался с прессой и разными деятелями… Вот твои сигареты.

Марат поднялся с дивана, на котором, валяясь, глядел телевизор, забрал у Боба блок «Житана» и закурил.

— Ты хоть знаешь, где находишься?

Марат отрицательно покачал головой, но все еще не произнес ни слова.

— Да не дуйся ты, старина, — Богуслав дружески ткнул его в бок.

От этого тычка Марат весь скривился и замычал.

— Ты чего?

— Угадай с трех раз, — скрипуче ответил наконец Марат.

— Били? — недоумевающе спросил Боб, — не должны были…

Марат махнул рукой:

— Нет. Это еще в номере — пропустил удар в ребра. По-моему, трещина есть.

— Это нам некстати, — огорчился Богуслав. — Нас ждут великие дела. Может, и подраться придется с кем-нибудь…

— Да ладно, не впервой, — отмахнулся Суворов. — Так куда меня завезли эти бабаи?

Боб улыбнулся:

— Помнишь, нам в машине журналисты рассказывали про аресты верхушки МВД? Так вот тебя запрятали в тот самый бункер Гаджи Мамедова, где они держали похищенную женщину. Тут неподалеку поселок, Кешля называется.

— Зачем? — удивился Марат.

Боб пожал плечами:

— Кто их знает… Просто подальше с глаз убрали. Да и не терпится новому начальству попользоваться имуществом прежнего хозяина. Психология…

Ты почитай, что про тебя пишут, — Боб протянул Марату ежедневную «Трибуну». — Это националистический орган, заигрывающий с властью, — так мне объяснили.

Статья называлась хлестко: «Слетелись на пирог». Марат с интересом пробежал ее глазами: «…когда до открытия магистрали века остались считанные дни, свою долю стали требовать и те, кто не только не помогал, но и ставил всяческие препоны на ее трудном пути. Сейчас в каспийскую столицу тянутся все «дикие гуси», проводники «оранжевых» революций, все деструктивные элементы, которые почуяли запах больших денег и политической нестабильности общества.

Замелькали гонцы из Москвы, которая в свое время отказалась от участия в грандиозном строительстве и не участвует на равных в совещании, которое началось сегодня утром в конференц-зале гостиницы «Азия». А вместе с ними пытаются проникнуть и вовсе одиозные элементы. Так, вчера днем в строго охраняемую гостиницу, переполненную важными гостями, заселился посланник радикальных русско-украинских формирований — некто Марат Суворов, как написано в его паспорте. Его стиль поведения и намерения прекрасно характеризует происшествие, которое случилось через несколько часов, вечером того же дня.

Наведя некоторые справки о личности жильцов, встревоженная охрана гостиницы попыталась произвести обычный паспортный контроль этого субъекта и предупредить его о правилах поведения в дни международной встречи. Этот боевик, возможно, связанный с УНСО, немедленно оказал мощное сопротивление офицерам правопорядка. Прошедший спецподготовку, эмиссар нанес серьезные увечья троим сотрудникам, находящимся при исполнении служебных обязанностей. Всем им оказана медицинская помощь в травматологическом отделении.

Зачинщик беспорядков сейчас дает показания в следственном изоляторе. Его напарник — некто Богуслав Кочаров, спортсмен-тяжеловес, — на момент выхода газеты все еще не был задержан. По-видимому, экстремистские элементы, пригласившие этих «инструкторов революций», успели предупредить его об опасности».

— Так тебя, я понимаю, все-таки сумели задержать, экстремист? — сказал повеселевший Марат. — Будешь со мной сидеть? Пристраивайся! Диван один, но широкий. Поместимся.

— Что, понравилось, как тебя расписали?

— Не очень по-русски, но бойко и — главное — правдиво, — иронизировал Марат. — Надо им только поправочку подсказать для следующего номера: я не троих, а четверых помял, а пятого — пристегнул к батарее, почти невредимого.

— Я знаю, — сказал Боб. — Один цэрэушник рассказал, как было дело. Загляни лучше в «Зеркало». Там совсем другая информация — от демократической оппозиции.

Боб развернул толстую цветную газету и ткнул пальцем в фотографию, где красовались они оба в накопителе аэропорта:

— Успели снять нас, паразиты. Это наши знакомцы постарались из Би-Би-Си. Твоя подружка Мари.

— Кстати, она сказала вчера, что не сможет свести нас с руководством British Petroleum. Она с ними на ножах.

Боб поднялся, сделал телевизор погромче и, наклонившись к уху Марата, проговорил:

— Мы с Маркусом Миллером полночи обсуждали наши дела. Все, что происходит, под его контролем. — Он громко добавил: — Ты читай, читай.

Оппозиционная газета имела совершенно другой взгляд на происшествие. Статья была озаглавлена: «ПОЛИЦЕЙСКАЯ ДУБИНКА для гостей столицы». В ней писалось: «Правительственные спецслужбы вновь доказали свою полную некомпетентность и отсутствие элементарных прав не только у рядовых граждан нашей страны, но и у гостей Баку, прибывших с деловым визитом. На этот раз маниакальный глаз полиции, склонной видеть в каждом иностранце эмиссара террористов, остановился на российском гражданине. Марат Суворов и Богуслав Кочаров прибыли к нам для неофициального участия в работе совещания по строительству БТД. Они представляют интересы украинско-российского консорциума, а также болгарские компании, строящие аналогичный нефтепровод Бургас — Александруполис.

Казалось бы, элементарная мысль — с конкурентами надо договариваться, а не воевать с ними всеми средствами, — но эта мысль недоступна нашим властям. Нам идут навстречу, но наталкиваются на азиатский прием в худших традициях средневековья. Суть дела состоит в том, что один из этих представителей, а именно — Марат Суворов, избит и заключен под стражу. Он обвиняется в сопротивлении властям, нападении на офицеров то ли полиции, то ли какой-то спецслужбы, этот вопрос пресс-секретарь МВД старательно обходит. Все время говорится об «объединенной группе», которая обеспечивает безопасность совещания.

Однако стоит задать себе один простой вопрос: «А с чего было этому солидному человеку нападать на четверых офицеров?» По официальной версии, именно это проделал Марат Суворов, когда его вежливо попросили предъявить паспорт! Короткое расследование, которое провела наша газета в сжатые сроки, привело нас к парадоксальному выводу: у него были все основания для этого — и он это сделал!

Так что не спешите присоединяться к дружному хору обвинителей в погонах с большими звездочками. События последней недели показали стране всю глубину падения морали и законности в наших органах правопорядка. Пусть арестованы семь высокопоставленных преступников, но обычаи бесконтрольного и безнаказанного полицейского произвола никуда не девались, они прочно сидят в тоталитарном сознании.

Хроника событий вчерашнего вечера, восстановленная по свидетельству лиц, которые не могут быть пока названы из соображений их безопасности, выглядит следующим образом. В районе 19 часов Марат Суворов возвращается в свой номер в четырехзвездочной гостинице «Азия», где проходит совещание по нефтепроводу БТД. Открыв своим ключом дверь, он обнаруживает его набитым людьми в гражданской одежде, которые тщательно перерывают его личные вещи.

Эти люди не предъявили удостоверений полиции, у них нет постановления на обыск, нет понятых — и господин Суворов имел все основания принять их за обыкновенных грабителей. Впрочем, наверное, наш гость уже сталкивался в своей жизни с несанкционированными обысками и знает манеры наших спецслужб, потому что он сразу понял, кого застал с поличным. Это следует из того факта, что он (а не они!) потребовал у них предъявить документы и объяснить происходящее беззаконие.

Как вы догадываетесь, ответом было избиение, угрозы оружием, арест и бездоказательные обвинения в адрес уважаемого гостя. Обращает на себя внимание полная некомпетентность наших органов: они были захвачены врасплох, не сумев даже поставить кого-нибудь на подстраховку, слежку и оповещение. Любые жулики-домушники с большим умением проворачивают такие дела.

Мы горячо сочувствуем украинскому представителю, который показал себя в этой переделке настоящим мужчиной. Оказывается, четверо (!) офицеров-правонарушителей не сумели справиться с одним невооруженным мирным гражданином. Он сам сумел вызвать гостиничную охрану, а когда она прибыла, то вынужден был сдаться тем самым налетчикам, которые наконец предъявили свои удостоверения, поднявшись с пола.

В настоящее время наша демократическая партия ведет консультации с оставшимся на свободе Богуславом Кочаровым и опытными юристами. Сегодня будет подана жалоба в Генеральную прокуратору и готовится депутатский запрос в Меджлисе. Мы готовы оказать всяческую поддержку…»

— Это уже лучше, — сказал Марат, дочитав материал. — Но все-таки я завалил пятерых, а не четверых.

— Если у тебя идут «News ВВС» или какой-нибудь независимый канал, можешь посмотреть меня на экране телевизора. Я давал интервью твоей Мари по этому поводу. Между прочим, ты ей понравился, она очень за тебя волновалась. Сюжет отсняла и обещала немедленно его пустить в эфир везде, где только можно.

— Ее по-настоящему зовут Марина, и она родом из Ленинграда. Правда, выехала еще задолго до переименования, — поделился с ним Марат.

Боб снова наклонился к уху товарища:

— Седой, тут наверняка включена прослушка, думаешь, шептать безопасно под телевизор?

— Тут и камеры наблюдения наверняка есть, так что писать на листочках тоже не советую. Гаджи Мамедов тут постарался на славу, — Марат отвечал в полный голос, потому что прекрасно знал о возможностях цифровой обработки звука.

Боб решительно постучал в дверь:

— Нам необходимо побеседовать в защищенном от прослушивания месте, — потребовал он у кого-то.

В комнате появился невозмутимый референт Миллера, он установил на столе небольшой прибор, включил его, и по телевизору немедленно пошла густая рябь.

— Говорите спокойно, — проронил он и удалился.

Марат с уважением посмотрел на товарища:

— Неплохо ты их раскрутил, бродяга. Говори спокойно, но быстро, а то эта штука излучает, как передающая станция, — надо в свинцовых трусах сидеть, если часто ее используешь.

Боб опасливо отвернулся от аппарата и коротко сообщил Марату, что произошло за последние сутки, пока они не виделись.

— Мы оказались в самом центре свалки, — закончил он. — Пресса разрекламировала нас таким образом, что мы с тобой выглядим как два Рэмбо в глазах всех оппозиционеров и партизан. Понятно, что их агентура подкачивает свою «информацию». Ее суть: мы угрожаем совещанию возможностью срыва пуска трубы, если нам — читай: Смирнову — не выделят кусок «пирога». Но полуофициально будет сообщено, что нам в наших претензиях отказано. Все, кто ищет спонсора для терактов, начнут выходить на нас с предложениями.

— Не объясняй, я понимаю, что такое охота с подсадной уткой. Мы голову унесем? Не отвечай, ты сам этого знать не можешь. Сколько могут составить четыре процента?

Боб почесал стриженый широкий затылок:

— Хотел бы я знать. До первых результатов они откажутся конкретизировать условия. Однако наши боссы не лохи: как только мы сумеем за что-то зацепиться, они появятся здесь и будут требовать заключения концессии. Тогда выяснится, что получит Смирнов, как они поделят финансирование и прибыль с Федорцовым, сколько достанется акций лично ему. Вот эту последнюю цифру мы умножим на 0,04 — и увидим, чего мы стоим.

Марат заметил:

— Можно посчитать проще: если Федорцов вложит из собственных средств двадцать миллионов, — а это довольно реальная цифра, — то номинальная доля каждого из нас составит 800 тысяч. При нефтяных делах это может дать до десяти процентов годовых дивидендов. Есть за что подставить голову — пенсион, к примеру, в полсотни штук меня бы неплохо устроил.

Богуслав покачал головой:

— Делим шкуру неубитого медведя…

— Судя по размерам шкуры, это не медведь, а мамонт или динозавр, — возразил ему Марат. — Трудновато будет завалить.

— Есть вариант, — сообщил Боб. — Их устроит, если ты посидишь в этих застенках, а пресса будет постоянно жать на педаль: «Иностранные друзья непримиримой оппозиции за решеткой…» В принципе, один кусочек сыра лежит в мышеловке или два — не имеет особого значения.

— Когда придут крысы — имеет значение, прикрывает кто-то спину или нет, — серьезно ответил Марат. — Раз ты решил попробовать заработать свои нефтедоллары, я в доле. Выпускай меня из-за решетки!

Боб широко улыбнулся:

— Вот это я люблю. Честно говоря, если бы ты отказался, я серьезно подумал бы — не спрыгнуть ли по-тиху, пока есть возможность, — и он чуть хлопнул еще раз Марата правой рукой по левому плечу — с той стороны, где были ушиблены ребра.

Марат отпрянул и скривился:

— Вот что: сделай-ка мне тугую перевязку на ребра, и я еще денек лучше полежу в покое. Можешь сообщить прессе, что мне переломали ребра. Пусть крысы — на всякий случай — будут уверены, что я вышел из боевой формы.

— А как на самом деле?

— Тебя свалить еще сумею…

— Ой ли? — поморщился Боб, который не раз видел Марата в деле, но никогда не выходил с ним на спарринг.

Марат оглядел его мощную фигуру:

— Бороться я не стану, погашу издалека, без риска — и все. Убить легко, надежно отключить — сложнее, зафиксировать, оставив сознание, — нужны целые ребра…

— Ладно, посиди еще денек, отдохни. Я потребую, чтобы они просветили ребра рентгеном.

— Не надо. Я в этом деле опытный — есть одна или две трещины в хрящах, а рентген их все равно не покажет, — отказался Марат.

Боб снова постучал в дверь и потребовал бинты, желательно эластичные. Вскоре он уже натягивал тугую резину для шин из доставленной аптечки на ребра Марата. Занимаясь этим привычным для всякого спортсмена делом, он решился поделиться сомнениями с товарищем:

— Послушай, Седой, — нахмурился он. — Что-то нечисто со Смирновым. Парень он отчаянный, я убедился на деле — коленки у него не дрожат. Но код на его бумагах был записан с перестановкой. Он попробовал два варианта, а потом рискнул на третий — и угадал. Я не понял, что это значит. Он что, любитель поиграть в «русскую рулетку»?

Марат подумал и спросил:

— Какие перестановки он использовал?

— Первые две — не знаю, а последнюю — по увеличению цифр.

— Правильно. В нашей группе «О», если приходилось записывать шифр или передавать его по радио, то использовался набор, который следовало набрать с конца, либо по восходящей последовательности, либо по нисходящей. В сумме получается как раз три попытки. В других спецгруппах, как мне известно, использовали четные и нечетные варианты, прибавление единицы, перестановки пар — у каждого был свой почерк. Так что если у Сергея был набор цифр и он был уверен, что установкой занимался кто-то из наших, то он ничем не рисковал.

— А может, он сам ставил эти мины? — задумчиво проговорил Боб. — Нет, не может быть. Он не подпустил бы инженера к ловушке. Ведь этот бабай чуть не поднял нас на воздух. Если бы выскочил второй штырь…

— Если бы он ставил заряды, то попал бы в точку с первого раза, — резонно добавил Марат.

— Хорошо, — поднялся Боб, закончив перевязку, — заживляй раны и высматривай меня по телевизору — я про тебя буду рассказывать.

— Скажи им правду: я все-таки пятерых тепленькими постелил.

— Дурило ты: первого нельзя признавать, он же действительно спрашивал у тебя документы! — и Богуслав покинул «мрачные застенки спецслужб».

Выбравшись из бедного села, все имущество которого стоило меньше, чем личный бункер бывшего шефа ОБОПа, Богуслав с головой окунулся в многочисленные хлопоты. Они поделили с Сергеем обязанности, чтобы больше успеть. Смирнов занимался всеми официальными вопросами: отвез в прокуратуру письменные показания по поводу обезвреженной вчера мины, проконсультировал Снайдера относительно остальных четырех зарядов, объяснив ему, что придется сначала выкупить у Губаренко оставшиеся четыре журнала эксплуатации. Пришлось показать ему запись шифра на том экземпляре, который у него находился в кейсе.

Смирнов не стал, конечно, посвящать американца в тот открывшийся ночью факт, что он сам командовал установкой этих устройств и в его памяти находятся все шесть ключей. Четыре из них еще пригодятся, но только в том случае, если он сам будет восстанавливать нефтедобычу. Если обманут — пусть покупают эти цифры, пусть поторгуются и сравнят, кто запросит меньше — Губаренко или он сам…

После обеда он был приглашен в кулуары совещания. Господин Маркус Миллер познакомил его с составом инспекционной комиссии, состоявшей из представителей руководства и специалистов. В официальном решении значилось, что инспекция должна проследовать по всей трассе нефтепровода и «произвести анализ и оценку следующих вопросов:

— готовность к пуску в целом;

— техническое состояние стыков и станций подкачки;

— техсостояние резервуаров-накопителей;

— урегулировать возникшие финансовые конфликты, связанные с выплатой компенсаций за отчуждаемые земельные участки;

— расследовать случаи нарушения прав местного населения на природные ресурсы;

— исследовать экологические проблемы;

— ущемление демократических прав этнических групп, создающее напряженную социальную обстановку;

— нарушения культурной среды», и т. д., и т. п.

В связи с непомерностью этих задач для немногочисленных членов комиссии, вокруг нее было образовано множество групп содействия по каждому из вопросов. В них входили представители общественных организаций, ученые, журналисты, деятели культуры и прочая «тусовка», которая неизбежно кормится вокруг всякого масштабного проекта, как саранча, проедая несметное количество денег. Этот бич «открытого общества» осточертел всем реальным работникам, но они прекрасно себе представляли, что любое посягательство на болтунов и бездельников способно привести к настоящей катастрофе. Они неспособны оказать никакой помощи, но в силах очень серьезно нагадить.

В экологической группе Смирнов встретил Мари Кунц, которая похвасталась тем, что разместила сюжет с Бобом на трех каналах одновременно, так что его увидит весь Азербайджан и Грузия. Узнав, что Смирнов включен в группу содействия «по вопросам урегулирования межэтнических и социальных конфликтов» — одну из самых важных в сфере деятельности комиссии, она была сильно удивлена.

— Но как же ваш товарищ? Вы оставите его в камере предварительного заключения?

— Ну что вы, — покровительственно сказал Сергей, — и Марат, и Богуслав занесены в официальный список как мои помощники. Так что будем путешествовать вместе.

— Ничего не понимаю, — сказала Мари. — Зачем же я «гнала волну», спасала человека, который вовсе в этом не нуждался.

— Как раз наоборот, — успокоил ее Смирнов. — Именно шумиха в прессе напугала вашего Маркуса Миллера. Он сегодня изрядно выбранил вас за глаза в курительной комнате и пообещал, что Марата освободят сегодня или в крайнем случае к завтрашнему утру, чтобы он успел к отъезду.

— Тогда я рада, — сказала Мари, но при этом с большим сомнением покачала головой.

Сергей весьма сомневался в ее искренности, впрочем, как и наоборот.

Однако он нашел время, чтобы посетить пресс-конференцию, устроенную в конце дня. Ему на всякий случай надо было нахвататься терминов и усвоить себе официальный язык этого круга.

Он искренно восхитился профессиональной работой корреспондента Би-Би-Си, которая задала вопрос, заставивший Маркуса Миллера извиваться ужом перед направленными на него многочисленными камерами:

— Господин Миллер, — поднялась с места Мари, — вы много говорите об экологической проработанности проекта и приводите значительные цифры, которые заложены в бюджет проекта на экологическую безопасность. Однако я читаю в ваших же бумагах, что «фонд для ликвидации последствий эксплуатации начнет формироваться» — я подчеркиваю! — только начнет «после получения 70 % прибыли с месторождения». Позвольте спросить, а что к тому времени останется от Каспийского моря? Ведь «последствия эксплуатации» начнутся с первого дня работы! Как вы профинансируете работы по ликвидации последствий любой возможной аварии — из карманных денег?!

В зале поднялся шум, а у господина British Petroleum наступило несколько весьма неприятных минут, в течение которых выяснилось, что собственных необходимых резервов у консорциума нет.

После пресс-конференции Сергей улучил минутку и поздравил разгоряченную миссис Кунц с острым вопросом. Она заверила, что это только начало работы и за время инспекционной поездки она «задаст им пару». После этого короткого разговора их отношения потеплели.

Боб в это время занимался тем, что называл «бросать камни в болото» — то же самое, что Мари определила словами «гнать волну».

Вместе с Гюльзар Азизовой за день они посетили несколько общественных комитетов и штаб какой-то партии, две редакции газет, независимую телестудию кабельного телевидения, организацию правозащитников.

Совершенно измотанный этой свистопляской, Богуслав наконец взмолился:

— Гюльзар, можно я выпью хотя бы стаканчик вина, а то у меня язык отсох. Стакан вина — и я буду дальше нести всю эту ахинею!

Девушка рассмеялась:

— Бедненький, что же вы раньше не сказали! В нашем деле без «допинга» просто невозможно. Я только на кофе держусь в такие дни, — вы заметили, сколько чашек я сегодня выпила? Пойдемте, — потянула она его за рукав в сторону какого-то кафе, — здесь отличное вино из местных виноградников!

— Тогда лучше водки, — честно признался Богуслав. — Вином мою голову не обманешь.

— А хороший азербайджанский коньяк? — предложила Гюльзар, будучи, видимо, патриоткой местных напитков.

— От него я соловею, как Мюллер.

Девушка не поняла:

— Разве вы знакомы с Маркусом Миллером?

Боб не учел разницу в возрасте:

— Я говорю о Мюллере из «Семнадцати мгновений весны», он тоже соловел от коньяка — хотел спать.

— А-а, — протянула девушка, «врубившись», — культовый сериал при коммунистах. У нас его дублировали на азербайджанский язык — там не было слова «соловею»…

«Заправив» Богуслава зарядом бодрости, они продолжили свою бурную деятельность. Девушка вполне искренне считала — так показалось Бобу — что борется с деспотическим режимом. Она видела молодого президента Ильхама неопытным и слабым лидером, который не в силах справиться со «старой гвардией» его отца. Поэтому она видела своим долгом противостояние многочисленным «бекам», поделившим всю страну на мелкие и крупные уделы.

Ей было невдомек, что вся их суета является частью оперативного плана, составленного профессионалами, которые вместе с «беками» наживаются на их маленькой стране. Поэтому она честно и искренне выполняла свою задачу — оповестить всех заинтересованных лиц, что в столицу с тремя нефтяными факелами на гербе прибыли крутые активисты то ли от русских противников проекта, то ли от украинских радикалов. А может быть, они вообще сумели в конце концов договориться между собой — на время — ради одной большой цели — не дать осуществиться проекту БТД и ввергнуть страну в хаос.

И государственные, и оппозиционные газеты послушно исполняли свою роль — они рекламировали заезжих авантюристов, но каждая на свой лад. Все сходились лишь на том, что подчеркивали три главные черты: Суворов и Кочаров связаны с капиталом, они представляют интересы «революционной» Украины и агрессивного Кремля, они лично — крутые ребята, отколошматившие ментов. В Баку было достаточно людей, у которых такие фигуры вызывали сочувствие…

Для пользы дела — чтобы дать возможность Марату спокойно собраться и получить необходимые инструкции, власти Азербайджана «уступили давлению демократической общественности» и выпустили «узника тиранического режима» еще вечером. Его привезли в закрытой машине в следственный изолятор и тут же вывели через другие двери прямо к представителям прессы.

В ореоле героя-мученика Марат был вынужден отвечать на разного рода идиотские вопросы:

— Вас подвергали пыткам?

— Да, в камере полно блох.

— С вас сняли обвинения?

— Передо мной официально извинились.

— Как они объяснили арест?

— Это было задержание. Утверждают, что приняли меня за разыскиваемого террориста, поэтому были приняты экстраординарные меры к задержанию.

— Но говорят, что они не сумели задержать вас с первого раза.

— Слабая боевая подготовка, — снисходительно отвечал Марат.

— Сообщали, что у вас есть физические травмы. Вы будете подавать в суд на полицию?

— Пустяки, немного помяли ребра. На обычной тренировке бывает и хуже.

— Что вы намерены теперь предпринять?

— Продолжать работу, что же еще?

— Правда ли, что вы находитесь в составе инспекционной бригады?

— В маленьком ранге помощника члена группы содействия.

— Ваш друг Кочаров так же хорошо подготовлен, как вы?

— В прошлом он — чемпион мира, так что мне до него далеко.

Марат давно бы отделался от назойливых телерепортеров и газетчиков, но его строго предупредил Боб, что такое паблисити необходимо им для успеха операции. Поэтому Суворов стоически переносил «тяготы и лишения» общественной популярности.

Насытившись информацией, его наконец пропустили к машине. Боб не преминул заметить, встречая его на заднем сиденье:

— Дашь автограф, герой?

— По шее дам, — сердито ответил Марат. — Поехали в гостиницу, надо рюмку пропустить — срочно.

— Мы тут сопьемся, — посетовал Боб.

— Уж лучше водку пить, чем воевать… — процитировал Седой.

Для членов комиссии и ее многочисленной свиты были приготовлены два отличных автобуса «Мерседес», хотя многие предпочли иметь свой транспорт. Трое москвичей получили предложение присоединиться к уже хорошо им знакомой группе журналистов в их микроавтобусе. К сожалению, Смирнов был вынужден отказаться от этой компании, — его место было в более престижном окружении из представителей комиссий ОБСЕ, чиновников от культуры. Его имидж требовал той самой «дистанции» от своих неблагонадежных товарищей, на которой настаивал господин Миллер.

Зато Марат и Богуслав продолжили путешествие по Азербайджану в том же самом составе, что и в первые минуты пребывания в Баку, когда их подвозили из аэропорта. Гюльзар и Мари поместилась на широком заднем сиденье, оператор Рой Элдридж занял место возле водителя, чтобы иметь полный обзор и быть готовым в любой момент начать съемку каких-либо событий.

Общительного шофера, а по совместительству и администратора корпункта, как первым делом выяснили товарищи, звали красивым национальным именем Айчурек Гусейнов. Начиная с этого момента, он наполнял салон своего автобуса никогда не прекращающейся болтовней, сообщая бесконечное количество подробностей обо всем, что проносилось мимо окон или просто приходило ему в голову.

Автобусы, легковые машины и полицейские машины сопровождения вытянулись во внушительную колонну и запылили по дороге. На первом этапе им предстояло преодолеть 443 километра по территории Азербайджана, сделав по пути несколько плановых остановок. Именно такой отрезок трубы был протянут от берега моря до границы с Грузией.

Проехав вдоль побережья на юг до городка Аляты-Пристань, они становились для осмотра систем закачки — именно здесь, по сути, начинался трубопровод. Мари и Элдридж активно рыскали по берегу и порту в поисках компромата — и нашли его в изобилии.

Вскоре двинулись дальше, повернули на запад и направились по бескрайней, покрытой молодой травой Ширванской степи к первому базовому пункту в Кюрдамире. Элдридж, уперев камеру в спинку сиденья, попросил Айчурека вести машину плавно, а сам следил объективом за бесконечной ниткой нефтепровода, который то убегал далеко в степь, то подходил вплотную к дороге.

Айчурек рассказывал о первой попытке врезаться в трубу, которая произошла где-то в этих краях. Он объяснял, что местные жулики сообразили очень правильно, потому что врезаться в действующий нефтепровод — сложная техническая задача: густая жидкость идет под огромным давлением в десятки атмосфер. Однако эта попытка потерпела неудачу уже спустя полчаса. Прилетел тревожный вертолет — и всех повязали. Компания British Petroleum славится по всему миру своей системой безопасности.

Однако Боб заметил, что одно дело — засечь с помощью датчиков попытку врезки и накрыть воришек, но прилететь через полчаса после взрыва магистрали — это значит опоздать на несколько недель. Против террористов эффективна только масштабная агентурная работа.

— Какие у вас планы в Кюрдамире? — спросила Мари у ребят, меняя тему.

— Как главный скажет, — пожал плечами Марат. — Не знаю, что в распорядке дня у Сергея.

— Там вино славное, надо запастись на дорогу, — предложил Боб.

— У основного состава назначена встреча с представителями местного самоуправления и общественных организаций. Это довольно скучно. Этносоциальная группа, куда относится Сергей, поедет в деревушку, где трубопровод прошел через древнее захоронение. Предыдущие двести-триста лет они не обращали внимания на могильник и пасли там барашков. Но теперь, конечно, вспомнили о священных предках и требуют полмиллиона долларов за моральный ущерб. Там тоже будет мало интересно: примут решение о перезахоронении и выделении денег на строительство школы или мечети. Поехали с нами, если хотите, на военный аэродром.

— Что там? — не слишком заинтересовался Боб.

— Первая подлетная база для оперативного реагирования сил «Каспийских эскадронов». Там собирались восстановить российские взлетные полосы и установить свое оборудование.

— Любопытно, а какое отношение это имеет к экологии? — спросил Марат. — Самолеты распугают птиц?

— Экологии это не касается, — сказала Мари, — это касается службы новостей. По сути, оборудуется военная база американцев — это их идея, хотя решение еще не принято. Если работы ведутся, значит — вопрос согласован, но до выборов информацию придерживают. Это новость.

— Так вы все-таки занимаетесь не только экологией, но и политикой?

— Да, как вы с Богуславом могли заметить, когда я вытаскивала тебя из тюрьмы, — обиженно заявила Марина Кунц. — К тому же редактор отдела новостей — мой любовник.

Боб засмеялся:

— Съел, Седой?

Марат только руками развел.

— Это была моя идея, — вставила словечко Гюльзар. — Мне сообщили знакомые из Кюрдамира, что там снова стоит оцепление из военных, ремонтируют полосы…

— Тогда мы отправляемся с вами, — решил Боб, — только пусть Эл не захватывает нас в кадр.

— Почему? — спросил Элдридж.

— Чтобы начальник отдела новостей не подумал, что за красивые молодые парни окружают его девушку.

Молоденькая Гюльзар засмеялась и сообщила:

— Новостями на Би-Би-Си управляет старая карга Диана Нофлер, это всем известно…

— Ужас, — сказал Марат, — и вы, Марина, с ней живете?

Мари покраснела и стала открещиваться от своей шутки, а тема разговора съехала к популярным во всем мире вопросам нетрадиционного секса. Наибольший вклад сделал, конечно, словоохотливый водитель. Марат обратил внимание, что шутки и истории никак не касаются геев, за исключением анекдота из жизни ночного Гамбурга, рассказанного Элдриджем. Когда Боб подхватил эстафету, Суворов толкнул его локтем и показал глазами на оператора — осторожно, мол, обидишь человека. Мари перехватила этот немой диалог и так же молча заговорщицки кивнула, подтверждая подозрения относительно сексуальной ориентации Эла. В общем, в компании росло взаимопонимание…

Их микроавтобус свернул с трассы, не доезжая до города. Товарищи по путешествию рассудили, что ни к чему толкаться вместе со всеми, размещаясь в гостинице. Лучше заселиться попозже, тем более, что номера все равно заказаны заранее и распределены, — англичане были очень аккуратны по части организации мероприятий. Будь во главе административной части азербайджанец, следовало бы вырываться в голову колонны и занимать места методом самозахвата, иначе придется ночевать в машине, — по крайней мере, так считал водитель Айчурек.

Они проехали довольно далеко узкими проселочными дорогами мимо обширных виноградников, прославивших эту долину. Затем вдали показались стандартные пятиэтажки военного городка и раскинувшийся вокруг них поселок.

В сторону уходил длинный бетонный забор трехметровой высоты. Видно было, что через километр он заканчивается и на этом месте наблюдается строительная активность.

— Забор строят, — сообщил Элдридж, посмотрев в свою оптику. — Так что факты подтверждаются. Подъедем туда?

Они покатили проселком, накатанным грузовиками, вдоль забора и достигли фронта работ. Бригадир, заметив их, достал мобильник и коротко с кем-то поговорил, поглядывая на приближающийся «бусик» с буквами ВВС. Гюльзар заговорила с ним, а Элдридж принялся снимать всю панораму. Было видно, что работы ведутся и на бетонных плитах взлетной полосы — ее удлиняли под натовский стандарт. Российские штурмовики и истребители требуют меньшего разбега.

О чем говорила Гюльзар со строителями, было непонятно, потому что они пользовались тюркским наречием.

— Что говорят? — спросил Боб у Айчурека.

Тот охотно перевел доносившиеся голоса:

— Говорит, что уже месяц ведутся работы. Сначала построили забор у домов командира части и местного бека. Завистливый человек, — прокомментировал он от себя, — сам вызвал по телефону командира, а пока тот едет — закладывает его. Не догадывается, что Гюльзар пишет его на диктофон.

Действительно, через несколько минут припылил командирский «газик», потный полковник потребовал прекратить съемку и предъявить документы. Увидев английскую «ксиву», сильно сбавил тон, потому что не знал, что в компании British Petroleum медиа-концерн Би-Би-Си совсем не жалуют. Все британцы представлялись ему монолитной силой.

Закончив непродолжительный разговор, они отправились в поселок — Гюльзар договорилась о встрече с каким-то политически активным офицером, телефон которого ей дали друзья. Азербайджанский офицер, одетый в гражданскую одежду, пришел в чайхану, где они остановились пообедать истинно национальными блюдами.

Первым делом он попросил не снимать его и не записывать, при этом постоянно озирался, хотя вряд ли он мог рассчитывать сохранить свое инкогнито в таком маленьком городке.

Выпив вместе со всеми местного вина, которое оказалось выше всяких похвал, он понемногу разговорился и рассказал довольно интересные вещи. Оказалось, в этом поселке издавна живет компактный конклав армян, которых так и не смогли выжить отсюда за все время карабахского конфликта, хотя, конечно, пытались. Однако армяне мужественно держались за свои процветающие виноградники, сформировали крепко спаянный отряд самообороны и отстояли возделанную поколениями землю.

В последнее время жизнь в поселке оживилась, появилась дополнительная работа и доходы: увеличился гарнизон, идет строительство, новые люди и элементарное воровство стройматериалов, — все это не могло не отразиться на благосостоянии. Люди с нетерпением ждут решения о предоставлении базы американцам.

— А армянская диаспора?

Парень пожал плечами:

— А что, армяне не хотят хорошо жить? По-моему, они тоже будут рады. Поговорите с ними, если хотите. На краю поселка есть маленькая заправка и мастерские, хозяин — старший в армянской общине. Зовут Хачик Ованесян. Только он с женщинами не станет иметь дела, он мужчина, воин. А вы — Марат Суворов, я не ошибаюсь?

Марат поморщился:

— И сюда «слава» докатилась…

— Как же, ведь и по телевизору, и в газетах… А вы молодец, так отделать ментов! Всем офицерам понравилось.

В целом ничего важного этот офицер не сообщил, и напрасно он так «шифровался». Видимо, воображал себя заговорщиком. Зато кухня местных чайханщиков оказалась неиспорченной технологиями «Макдональдсов», так что время оказалось потерянным не зря. Решили выбираться в город. На выезде — как раз неподалеку от скромной сельской заправки — «бусик» поймал гвоздь, и они поневоле остановились.

Айчурек принялся пространно браниться, утверждая, что хитрый армянин специально рассыпал гвозди по дороге, чтобы иметь работу в мастерской и покупателей в магазинчике на заправке.

— Пойдемте поболтаем с армянином? — спросил Боб у журналисток.

Гюльзар покачала головой:

— Капитан же сказал, что с девушками он не станет разговаривать. Вы сходите сами. Если он настроен на разговор, то позовете Эла, а может быть, и Мари. Но при девчонке-азербайджанке он точно не скажет ни слова.

Марат и Боб отправились сами. Пожилой, но не старый мужчина — маленький, круглый и горбоносый — не производил впечатления патриарха общины. Он сидел на стуле возле открытой двери в помещение магазина-конторы.

— Здравствуйте, уважаемый, — вежливо обратился к нему Боб. — Мы колесо прокололи, гуляем, пока водитель меняет на запасное…

Армянин молчал, никак не реагируя на слова Боба.

— Это журналисты из Баку, а другие из Англии. Говорят, у вас скоро американцы появятся на аэродроме…

И снова никакой реакции.

— Он не говорит по-русски, — догадался Марат. — Купим сигарет и пойдем. Можем с Айчуреком вернуться, может, договорятся. Отец, — он руками показал, как прикуривают сигареты, — у вас какой-нибудь крепкий табачок есть? Солдатский?

Боб его со смехом остановил:

— Ты сейчас анашу сторгуешь, лингвист.

Вдруг армянин раскрыл рот и каркающим голосом сказал:

— Здэсь для тэбя ничего нэт! Уходи откуда приехал, — и совсем неожиданно добавил: — Марат!

— Вот это да! — осел Боб. — Вот это медиа-технологии! А что же ты, отец, так строго с нами? Чем это мы тебе насолили?

Голос Боба, казалось, окончательно разъярил Хачика. Он вскочил и, брызгая слюной, закричал, наливаясь краской:

— Что вы здэсь шарите? Аэродром нужен? Война нужна? Ваши собаки Степанакерт бомбили с этого аэродрома! Тэпэр против них идешь? Прочь отсюда! — он протянул руку за дверь и достал двуствольную охотничью «тулку». Наставлять не стал, но поставил возле, чтобы вскинуть и выстрелить с ходу. Сразу чувствовалось, что ему уже приходилось это делать в жизни. Теперь выглядел как настоящий руководитель общины. Смешной маленький человек на глазах превратился в грозного воина, страшного в своем гневе.

— А кто это — «ваши собаки»? — ледяным тоном спросил Марат, отмечая краем глаза, что неподалеку в винограднике находятся люди — и кажется, с автоматами.

— Хохлы, летчики! Тьфу! — сплюнул он под ноги, выражая свою ненависть и презрение к пришельцам. — Я своей рука стрелял УНСО, не брал плен!

Марат, ни слова не говоря, обнажил левую руку по плечо и показал армянину татуировку — «черный круг с белым крестом»:

— Я вижу, ты воевал. Знаешь, чей это знак?

Мужчина заметно смутился и поставил приклад на землю.

— Русские солдаты, — сказал он. — Я видел такой, погибли у нас.

— Газеты пишут ерунду, отец. Я две войны прошел в Чечне. УНСО резал сам, своими руками.

Хачик повернулся в сторону виноградника и прокричал что-то гортанно на своем языке. Оттуда показался на секунду парень с автоматом и помахал им, улыбаясь, затем скрылся и больше не появлялся.

— Заходыте, гости, — армянин показал рукой на проход, — выпейте вина, кушайте лаваш.

Боб широко улыбнулся и, сказав: «Спасибо, отец. Мир в дом», — вошел в помещение, Марат последовал за ним.

В подсобке за минуту был накрыт стол из кувшина вина, лепешки и домашнего сыра. Налив стаканы, старый воин сказал:

— За русских солдат.

— За хозяина дома, — ответил Марат, и они выпили.

Когда гости похвалили вино и сыр, Хачик сказал примирительно:

— Не сэрдись, что я поверил газета. Все они брехуны, не говорят правды.

— А в чем правда, уважаемый? — спросил Боб, как будто крестьянин-армянин должен был открыть ему истину.

Но тот не был склонен принимать шутливый тон, как и положено вождю племени:

— Правда — это вино, и хлеб. На войне нет правды.

— Давай выпьем еще твоей правды, — предложил Богуслав. — У нас в Болгарии вино не такое сладкое, но оно тоже правда. Я вырос на винограднике.

— Молодец, — одобрил его Хачик Ованесян. — В моем селе четыре парня погибли на войне. Я ранен сюда и сюда. Мы не хотим больше стрелять, но у нас есть оружие, чтобы гнать собак от дома.

Они выпили за успех его оружия и процветание дома. Хозяин посмотрел прямо в глаза Суворову из-под морщинистых век и сказал со значением, подчеркивая каждое слово:

— Если у тебя, Марат, спросят в Москве, хочет армянин взрывать трубу или аэродром с американцами, — скажи этим людям: «Нет». Мы слушаем своего президента, и он нам говорит: «Не надо больше войны в Карабахе». Мы умеем воевать, нас боятся. Мое село больше никто не трогает. Степанакерт тоже наш. Президент будет вести переговоры с Европой, и нас все равно признают. Год раньше, год позже — не важно. Мы верим Роберту Кочаряну, я воевал вместе с ним, когда он был в Степанакерте! К нам приходят осетины, мы принимаем их как гостей, но говорим: «Нет». Чечены — «Нет». И тебе скажу то же самое слово.

— Если откроют базу, вам полегче станет, натовские солдаты будут вино покупать, — сказал Боб. — Только девушек надо от них беречь. Мы, отец, не враги англичанам, будем вместе добывать нефть. Ты же видишь, что мы приехали с английскими журналистами. Написано на автобусе: «Би-Би-Си». Это их радиостанция и кино про природу.

— Я видел, — сказал Хачик. — Мы не в горах живем. Это хорошо, что вы хотите работать, а не воевать. Американцы, может быть, больше порядка наведут, но Армения всегда стояла за Россию. И Кочарян всегда ваш друг. Мы ведь одной веры, — сказал он.

— Скажи, отец, — обратился к нему Марат, — а где ты видел солдат с такими знаками, как у меня? Это редкая татуировка — спецназ ГРУ.

— Четыре ваших солдата погибли в ущелье, там, — махнул он рукой, — дальше к югу, под Карабахом. Не знаю, кто их убил, все лежали вокруг костра. На них неожиданно напали. Даже оружия не забрали почему-то. Документов не было, поэтому искали отметки на теле, чтобы кто-нибудь узнал, если станут искать, спрашивать… У всех такой знак, как у тебя.

— Когда это было?

— Давно. Тогда Гейдар стал в Баку, война была. Я с сынами ходил на войну, потом вернулся с оружием, защищал село. Сынов живыми привел, — гордо сказал отец, и они выпили за здоровье его семьи.

Они собирались уходить, когда старый солдат неожиданно сказал Марату:

— Вот что, солдат, если будешь искать непримиримых людей, не спрашивай наших армян. Сейчас почти никто не пойдет против воли Еревана. Мародеры и бандиты в горах — не в счет. Ищи в Грузии. — Он неторопливо излагал свою мысль, решив ее высказать. — Я говорил: были у меня осетины, был русский. Если найдешь Зураба Гасиева или русского, которого называли «майор» и «Кожан», скажи, что был гостем в доме Хачика Ованесяна. Я не знаю тебя, но это их дело проверить человека. Все равно они не поверят никаким словам. Не погибни, сынок…

Когда подвыпившие Марат и Боб вернулись, колесо уже давно стояло на месте, все ожидали их, но были какими-то притихшими.

— Как армянин? — спросила Мари.

— Милый человек, патриарх села. Поначалу нагнал на нас страху, но когда узнал, что воевали на одной, в общем-то, стороне, угостил вином и хлебом, — отчитался Боб. — Считает, что именно в них заключена правда жизни. Очень мудро.

— Поехали, — сказала Мари.

— А что вы такие понурые? — спросил Марат.

— Да так… Немного беспокоились за вас. Эл видел, как старик взял ружье. И в винограднике была засада.

— Они не любят УНСО, — объяснил Марат. — Летчики-хохлы бомбили их в Степанакерте.

— А-а-а… — протянула Мари и замолчала.

Айчурек не выдержал тишины, заговорил:

— А колесо-то не гвоздь поймало! Пуля малокалиберная в колесе у нас…

Боб качнул головой:

— Главное, что не в голове. Значит, не случайно мы остановились — этот армянский патриарх хотел навсегда нас прогнать со своих мест. А если надо, был готов и перестрелять, как собак.

— Суровый мужик, — поддакнул Марат. — Понравился он мне.

Вечером собрались все трое в номере у Смирнова, который был получше, поуютнее. Делились впечатлениями. В основном просто рассказывали Сергею эпизод с армянами да разговоры в машине. Смирнов целый день потратил на «завязывание полезных знакомств» для будущего бизнеса — сказывалась навязанная англичанином «дистанция».

По ходу разговора Боб что-то припомнил и ревниво сказал:

— А ведь старый «армяк» мне не поверил. И вообще, когда говорил о серьезных делах, только к тебе обращался.

Марат рассудительно ответил:

— Он же видел, что мы не за миром пришли сюда. Нас, волков, по повадке видать. И вранье он чует, как старый лис. Надо переговорить с нашими «кураторами»: мы здесь только время теряем.

Сергей одобрил эту идею и позвонил Дейлу Снайдеру, тот был готов встретиться. Вскоре он сам заскочил в комнату:

— Есть новости? Уже?

Марат изложил сокращенную версию разговора с армянином.

Снайдер сказал:

— Вы вышли на очень интересную личность. Мы знаем про этот анклав, следим за ним, но туда не подобраться. Они ни с кем не контактируют. Власти в конце концов решили, что надо оставить их в покое. Стоит согнать этих армян с земли, и мы получим готовый отряд опытных боевиков. Вы подтверждаете тот факт, что они довольны мирной жизнью и отфутболивают всех провокаторов и подстрекателей. К какому выводу вы пришли?

Марат твердо сказал:

— Вывод ясен в том отношении, что не стоит искать на территории равнинного Азербайджана карабахских или просто армянских террористов. Если в горах действуют какие-то непримиримые партизаны, которые удовлетворяют личные цели мести или просто бандитствуют, то нам на них не выйти. Это слишком замкнутая и сплоченная община. Им чужие не нужны: захотят рвануть трубу — придут мелкой группой, принесут снаряд, купленный на любом военном складе, и взорвут. Это не представляет большой опасности — почините.

Снайдер удовлетворенно кивнул:

— На границе с Карабахом довольно плотные заслоны, партизаны сидят в горах. Ну, это хорошо, что вы не сгущаете краски и не расписываете несуществующие опасности. Наше мнение в основном совпадает с вашим. Ереван принял курс на политическое решение вопроса, Карабах успешно проводит его в жизнь чисто демократическими средствами. Они даже перестали посещать общие мероприятия с Абхазией и Южной Осетией. Чураются сомнительных компаний. Но ведь это не единственная сила в Азербайджане…

Боб поддержал мнение Марата:

— У меня сложилось впечатление, что в Азербайджане нет никаких других сил. Имею в виду — по-настоящему экстремистски настроенных. Те болтуны, которых я видел в Баку, ни на что не способны. По-моему, все просто рвутся в этот их парламент — Меджлис, что ли. Хотят хорошо жить и брать взятки.

— Справедливое мнение, — подтвердил американец, — их единственный серьезный лидер находится в изгнании, а без него здесь всерьез опасны только воры и взяточники. Они способны просто растащить весь трубопровод по своим сараям.

— В таком случае, выходит, что мы ловим кошку, которой нет в этой стране. Армяне отпадают, собственные националисты способны только подраться с полицией на митинге. Вы ожидали, что они попытаются нанять нас?

— Проверить эту возможность стоит, но перед выборами никто из них не рискнет. И вы, и чеченцы слишком заметны, чтобы действовать на нашей территории, а попасть в черный список никто не хочет. Скорее уж российские спецслужбы пошлют сюда диверсантов… — закинул удочку Снайдер.

— Слышал я эти сказки, — сказал Смирнов, — ГРУ наймет чужими руками чеченских боевиков, те взорвут трубу… Чепуха это все. Им придется пройти через весь Азербайджан, а потом скрыться. Это нереально. А если они попадутся? Ведь эти моджахеды только у себя в горах такие каменные, а в камере быстро начинают давать показания. И что, пропала репутация России как борца с международным терроризмом? Это чушь.

— А арабы не могут нанять тех же чеченцев?

— Им проще финансировать курдов в Турции.

Американец сделал отметающий жест рукой:

— Хорошо, что вы предлагаете?

— Не терять времени даром и отправляться в Грузию, — заявил Марат. — Там есть некоторые наводки, а вы, я думаю, сможете подкинуть свои.

— Какие наводки? — всерьез насторожился Снайдер.

— Имена и рекомендации.

— Откуда вы их получили? От армян?

Молчание.

— К какой группе относятся ваши персоналии? Это вы можете сказать?

— Осетины и русские.

— Почему вы не хотите назвать фамилии?

Марат довольно насмешливо ответил:

— А если среди них окажутся наши однополчане? К примеру, те, которые и думать не думают о трубах БТД, а только борются против Саакашвили?

— Законного президента, — заметил американец.

— У меня свой президент, — отрезал Марат, — да и тот мне до лампочки.

— Но тогда мы не сможем координировать все элементы операции, — Дейл все еще пытался убедить упрямых русских.

— Я не состою у вас на службе, мы договорились о взаимовыгодном сотрудничестве.

— Тогда соблюдайте наш договор! — потребовал юридически мыслящий янки.

— Он касается узкого круга проблем — только безопасность БТД. Если я вижу, что какая-то группа людей не представляет угрозы для нефтепровода, я могу не включать информацию о ней в свой отчет.

Дейл Снайдер был категорически несогласен, он вскочил и забегал по комнате, почти крича:

— Вы не можете компетентно судить о намерениях радикальных групп. Они не собираются с ходу выкладывать вам свои тайны. Позвольте нам судить об их опасности для нефтепровода — это наша работа!

Тогда Марат зашел с другой стороны:

— Вы, конечно, в курсе, мистер Снайдер, какая доля мне причитается в случае успешного выполнения нашего соглашения обеими сторонами?

— Известно: четыре процента от личного пая вашего шефа. Это очень щедрый подарок.

— Так вот, своему шефу я верю безоговорочно. А вам с Миллером — нет, я еще не видел цвета ваших денег, как говорят у вас — в Америке. Поэтому часть информации, которая не является оперативно необходимой, я подержу у себя, пока не будут подписаны условия концессии.

На этот раз Снайдера, что называется, «пробило», и он не нашел серьезных аргументов:

— Но это обширный документ, который потребует, в лучшем случае, нескольких недель юридической и экономической работы. А информация нужна срочно. Пропадает смысл…

— Мне будет достаточно команды Федорцова, — внес ясность Марат. — Так что предпринимайте какие-нибудь встречные шаги — уже пора!

— Профессиональный подход, — со вздохом оценил Снайдер. — Мы сегодня же свяжемся со Смирновым в Москве. А пока что держите свои тайны при себе и побудьте еще денек здесь. Как говорят русские, «авось» какая-нибудь шальная рыбка клюнет.

Когда дверь за американцем закрылась, товарищи с удивлением посмотрели на Марата.

— Лихо ты его отбрил, — сказал Боб. — А не чересчур? Мы же еще ничего не сделали…

— Марат прав, — возразил Сергей. — Если мы дадим им ценные сведения, а контракта не будет, то они включат все это в «предварительные условия» и потребуют новых услуг. В общем, надо пошагово выдавливать из них юридические документы.

Марат тоже вставил слово:

— «Ничего не сделали». В тюрьме посидел, ребро сломано, репутацию подпортили… Меня сегодня за члена УНСО приняли! Да и кое-какую информацию мелкую раздобыли…

— А если серьезно? — спросил Боб.

Марат, дымя «Житаном», ответил:

— Я ему совесть не продавал, а он мне ничего не платил, цэрэушник хренов. Реальных диверсантов я и сам могу покрошить и в тюрягу сдать — не жалко. Они у меня обещанные проценты отнимают, а у старого армянина — хлеб и его вино. Зацепил он меня, честно говоря. Он на доверии мне имена сказал, и хотя они мало чего стоят, я их просто так этим хитрым ребяткам не отдам. Сначала сам проверю, что за «непримиримые люди».

— Ну и правильно, — решил Боб. — Сильно пачкаться — не к лицу. Я лично суетиться под клиентом не собираюсь… и пойду спать. Я вижу, вы поболтать собрались между собой. Бывайте. Марат, будешь отбиваться — не топай и ведра не роняй, у меня сон чуткий…

— Какой-то ты озабоченный, — сказал Марат Сергею, когда они остались вдвоем. — Как в Москве на МКАДе. Что случилось?

Сергей, как в Москве, принес бутылку водки из холодильника, налил в стаканы на три пальца, выпил свою, не чокаясь, будто лекарство. Еще помолчал и только тогда ответил на вопрос:

— Эти мины на морских платформах я устанавливал. — И со значением добавил: — Тогда…

Марат выпил свою водку и проронил:

— Дела-а.

— Потому и снять сумел, что вспомнил перестановку шифра — «по восходящей». Все перед глазами встало…

Марат широко раскрыл глаза:

— Так ты что — до сих пор не помнил об этом?

— Ни грамма, — подтвердил Сергей.

— Налей-ка еще, друг сердечный, а то такое дело без бутылки не разберешь. Действительно, сопьешься с тобой и твоими загадками…

Сергей сходил к холодильнику и принес какую-то немудреную закуску в пакете, налил по второй — поменьше. Затем выпил и — будто в воду нырнул — рассказал все, что вспомнил ночью после разминирования буровой. К тому времени, как он закончил, они почали вторую поллитровку.

— Это все? — спросил Марат.

— Пока все.

— Что значит «пока»?

— Я не знаю, что было дальше. А вернулся-то я один.

Марат крепко задумался. Он не спешил верить старому сослуживцу, но не спешил и подозревать его в сознательном обмане. Он быстро прокачал в уме три, даже четыре версии. Ни в одной все концы не сходились. Тогда он поискал какую-нибудь зацепку:

— Ты думаешь, память вернется?

— Наверное… Раз проявился один кусок, проявится и все остальное. Боюсь я, честно говоря, увидеть это «кино» — о том, как погибли мои… Крыша едет.

— А от водки легче?

— Да.

— Тогда пей. Она ведь не только с ума сводит. На войне без нее нельзя.

Однако хмель их не брал.

— Но этот эпизод ты теперь твердо помнишь?

— Каждую деталь. Перед глазами стоит.

— Тогда скажи, что было в приказе, который ты в «вертушке» вскрыл?

Сергей вскинулся, потом закрыл глаза, будто пытался прочитать тот листок бумаги из 1995 года.

— Черт! — вскрикнул он. — Текст исчез!

— Как это? — удивился Марат, а сам подумал, что с головой у Сергея, видимо, не все в порядке. К психиатру пора.

— Я сначала видел этот текст, а потом он вдруг исчез, и на его месте осталась одна короткая фраза. Но я ее не могу прочитать. Черт! Так рехнуться можно! Вроде бы вижу буквы, а сложить их не могу…

— Ты не мучь голову. Это ведь неспроста. Возможно, читать эти слова почему-то опасно для тебя… Вот мозг и отказывается это делать.

— Похоже Шеин говорил, — пробормотал Сергей.

— Когда?

— Всегда… И сегодня тоже… — Речь Смирнова вдруг ускорилась, он возбудился. — Я ведь позвонил этой сволочи — Губарю. Спросил его ласково: почему, мол, не предупредил, что платформы заминированы? Почему скрывал, что это я их заминировал? Как тебе это удалось, гад? Он от всего отперся: «Откуда я знаю, что ты все забыл? А если и знаю, то мне врач запретил тебя волновать, иначе совсем свихнешься. Я же тебе код написал на всякий случай. И правильно сделал — ты ведь жив». Спасибо, отвечаю, гнида. Значит, это ради твоих делишек, я ребят положил? Отвечай, как они погибли? Не знает… Говорит, что я вернулся невменяемый и про это ничего не рассказал. Только коды раз за разом твердил и рапортовал, что задание выполнено. Может такое быть, Седой?

— А ты мало видел, что война с людьми делает? И не такое бывало… — жестко ответил Марат.

— Вот и Шеин то же самое толкует. Он мне позвонил сегодня. Долго объяснял, что мозг не выдержал стресса. Говорил, что я стремился уйти в аут… в аутизм. Это значит — полностью прервать связи с внешним миром. Сказал, что сознание боролось с реальностью, что он полгода вбивал в меня нейтральную картину, закапывал в память то, что сводило меня с ума. Что произошло с моими людьми, я так никому и не рассказал.

Марат нахмурился:

— Послушай, Серега, что-то я не знаю такого психиатрического метода — закапывать что-то в глубину сознания. Я, конечно, ни черта в этом не смыслю, но мне кажется, что все психоаналитики стараются, наоборот, докопаться до самой первопричины невроза — тогда он отступает. Почему-то Шеин наоборот действует. Мы же заглядывали когда-то во Фрейда. Он говорит, что вытесненное воспоминание будет давить из подсознания и приведет к болезни… У тебя же так вроде бы и получалось.

Сергей удивленно смотрел на Марата:

— Ну ты даешь, философ. Фрейда помнишь… Ты когда его читал?

— Давно.

— И это у тебя в башке хранится?

— Нет. Но когда понадобилось — то вспомнил. Ты же вспомнил перестановку кода, когда мину в руках держал.

— Точно. И насчет Москвы ты прав. Шеин меня погипнотизирует — мне легче станет, а потом опять начинает давить изнутри. И вспомнить ничего не могу, и понять не могу, отчего мне хреново — а ведь хреново!

Марат налил в очередной раз, надеясь хотя бы дозой свалить Сергея с ног и дать ему проспаться. Может, утром полегчает.

— А горное ущелье в Северном Карабахе тебе ни о чем не говорит? Ты не мог после Каспия оказаться в этих краях?

Сергей задумался:

— Не знаю. Никаких зацепок.

— Тот армянин сегодня сказал мне, что примерно в те самые времена обнаружил в ущелье четырех бойцов. Их посекли неожиданно, возле костра и оставили там. Все без документов, но в нашей форме и с нашими татуировками, вот этими, — он похлопал себя по плечу. — Ничего не всплывает?

— Ни-че-го…

— Ладно, Серега. Сдается мне, что мы эту историю раскрутим. Шеина надо крутить, когда в Москву вернемся. Прищемим его, пусть рассказывает, что он там в ваших мозгах ковырялся. Теперь он режимом секретности не оправдается — не те времена. Да и вспомни хотя бы фильм дурацкий со Шварценеггером — «Вспомнить все», там память со временем полностью восстанавливается. Особенно под влиянием стресса. А этого добра у нас — вагон и маленькая тележка…

Необычно мягкий голос Марата постепенно убаюкивал Смирнова. Он стал ронять голову, засыпая за столом. Марат закупорил бутылку, оставив хозяину на утро дозу «лекарства». Затем он оттранспортировал Сергея к постели и свалил его, не раздевая.

У него теперь было немало пищи для размышлений, но ломать мозги сегодня он уже не хотел. Со всякой проблемой нужно переспать. Он решил, что утром все само собой утрясется в голове…

Утро не принесло ничего нового, кроме головной боли. Марата и Боба поднял на ноги все тот же Снайдер, который почувствовал себя, видимо, нарядчиком, который распределяет рабочих по объектам. Он сообщил, что в Кюрдамир подтянулись как минимум два массированных «десанта» оппозиции, возглавляемые лидерами партий — Али Керимли от «Народного фронта» и глава партии «Мусават» Иса Гамбар. Воспользовавшись предоставленным поводом для того, чтобы заявить претензии, они решили «подтянуть партийную глубинку» и организовали большое собрание, перерастающее в митинг. Понятное дело, речь шла о предвыборном пиаре, но стоило покрутиться на задах этого сборища — не выйдет ли кто-то на осторожный контакт.

С другой стороны, одной из групп содействия предстояла встреча с татарской общиной в компактном поселении этой национальности в окраинном районе. Там тоже появились бакинские активисты, хотя и в меньшем количестве. Вдали от полицейского корпуса столицы все эти оппозиционеры чувствовали себя гораздо увереннее и могли спровоцировать беспорядки, взвинтить себя — и в запале проговориться. Снайдер, с его мышлением цэрэушника, полагал, что Богуславу и Марату следует не стесняться и подтолкнуть разгоряченных инициаторов к беспорядкам — и тем самым заслужить их доверие. Он гарантировал отсутствие последствий для москвичей со стороны полиции.

Марату больше всего хотелось послать его подальше и даже дать по шее. То, что он предлагал, было откровенной полицейской провокацией в худшем стиле — к тому же уголовно наказуемой. Он прекрасно представлял себе разбитые при их соучастии головы сержантов и рядовых, массовые аресты и вызов военных частей и пожарных с водометами.

Боб спокойно сказал американцу:

— Вы хотите заключить с нами какое-то отдельное соглашение? Что вы предлагаете за организацию уличных беспорядков? Обычную ставку провокатора?

Снайдер понял, что зарвался в своем стремлении получить бесплатные услуги грязного свойства:

— Вы меня неправильно поняли. Необходимо только, чтобы вас приняли за сочувствующих и решительных людей. От уголовщины держитесь, конечно, подальше…

— Ты сам себе противоречишь, — угрюмо сказал Боб. — Так куда нам двинуться — к татарам или к ПНФА?

Порешили на том, что Марат отправится на собрание оппозиции, а Боб — к национальным меньшинствам.

Марат был вынужден выслушивать до обеда зажигательные речи на тюркском наречии. Хорошо хоть Айчурек и Гюльзар объясняли ему смысл выступлений и знакомили с расхрабрившимися без полиции патриотами.

В два часа дня он позвонил Бобу и спросил, как дела у того.

— Татары очень горячие люди, — сказал Боб. — Жаль, я не понимаю языка. Только что к нам заглянула Мари, я сматываюсь с ней из этого бедлама. Тут есть дело только для районной милиции.

Марат в свою очередь поделился впечатлениями:

— А у меня горячие азербайджанские патриоты. Готовы идти на Степанакерт и громить армянские лавки. Вовсю обвиняют British Petroleum в том, что они ничего не делают для демократии, а только решают вопросы с продажными чиновниками. Один хвастал, что помогал делать «оранжевую революцию» в Киеве, здесь рвется на баррикады. Я сказал ему, что уезжаю завтра в Тбилиси, потому что здесь ничем серьезным не пахнет. Он позвал своих дружков, они сначала горячились, предлагали даже выбить стекла в мэрии. Однако я им ответил, что в толпе не заметно не только гранатометчиков, но даже автоматического оружия никто не принес. Когда они поняли, о чем я, сразу затормозили четырьмя лапами и согласились, что мне лучше податься в Тбилиси. Дали пару адресов и просили передать приветы грузинским братьям. Слушай, а как там Сергей, он с тобой?

— Их «межэтническая» группа содействия здесь, но часа два назад Сергея забрал Губаренко и второй… Шеин. Знаешь такого?

— Знаю. Куда забрал?

— Я думал, он тебе сообщил. Они поехали назад в Баку, там срочные дела. Позвони ему.

— Отбой, — сказал Марат и срочно набрал номер Сергея.

Тот сразу ответил.

— Ты где? — спросил Марат.

— Все в порядке, еду в Баку.

— Зачем?

— Надо разобраться с четырьмя оставшимися кодами. Губаренко привез их, хочет продать.

— Так Миллер же здесь.

— Нет, он еще вчера убыл в Баку.

— Понятно. Шеин тоже с вами?

— Да, он сказал, что надо провести несколько сеансов и попробовать вытащить на поверхность все это. Говорит, что «нарыв созрел». Я завтра вернусь, если отец не появится в Баку. Но это вряд ли.

— Как себя чувствуешь?

— Все в порядке, кроме похмелья. Ты меня правильно вчера подпоил. Давай, до встречи.

— Бывай, приветов не передаю. Можешь от меня назвать Губаря сволочью.

— Обязательно.

«Растревожили гадюшник», — подумал про себя Марат.

 

ГЛАВА 7

ВТОРОЕ «Я»

Найдя Смирнова на собрании татарских активистов, Губаренко и Шеин сразу же доставили его в гостиницу. Шеин очень беспокоился о его состоянии. Он попросил генерала оставить их и провел быстрое обследование — рефлексы, зрачок, мелкая моторика пальцев, скорость реакции…

— Пил вчера?

— Много, — хмуро пробурчал Сергей.

— А сегодня?

— Ничего.

— Я и вижу, что реакция угнетенная. Но это даже к лучшему. Агрессивные проявления были в последнее время? Кабаки крушил?

— Нет.

— Как к тебе вернулись воспоминания? Был сильный стресс?

Сергей усмехнулся:

— Был, Федор Константинович, — и он рассказал о дезактивации взрывного устройства.

— Отлично, — сказал врач. — Это был не стресс, а настоящий шок. Причем из шокового состояния ты не вышел до сих пор. Но это уже вызвано не прямой угрозой жизни, а первой порцией прорвавшихся воспоминаний о реальных событиях, которые послужили причиной твоего застарелого невроза.

— Я что — сумасшедший? Скажите правду, Федор Константинович!

— Нет, ты социально адаптирован к своему неврозу и адекватен по реакциям. Полная вменяемость. Хотя от суда я тебя — в случае чего — сумею отмазать…

— От какого суда? — насторожился Смирнов.

— От любого. Как этот рвач Ходорковский, сидеть в бутырской камере не будешь. Но давай о другом. Мы воспользуемся этим моментом прорыва воспоминаний и попробуем продвинуться еще немного. Не возражаешь?

Смирнов покачал головой:

— Только вы меня и держите на плаву все десять лет. Делайте как знаете, я вам верю.

— Тогда закатай рукав, введем кое-что внутривенно, чтобы снять блокаду…

Шеин сноровисто перетянул ему руку выше локтя, попросил поработать кистью — и на сгибе руки вздулись бугристые вены — с похмелья шалило давление.

— Отличное наполнение, — пробормотал Шеин, — мечта наркомана. У них вены прячутся к самым костям, — зачем-то объяснил он. — Не «ширялся» здесь?

— Нет.

— И не пробуй. С твоими мозгами сейчас шутки плохи. Уедет крыша и не вернешь.

— Я понимаю.

Врач достал из кармана пузырек с притертой пробкой и откупорил его. Летучий запах немедленно распространился по комнате.

— Знакомый аромат?

Глаза Сергея остекленели в один миг, подсознание среагировало на самом первобытном уровне на запах горького миндаля, который служил условным сигналом. Шеин специально выбрал этот аромат, который почти не мог встретиться в обычных условиях. А если и встретится, то человек, понюхавший пары синильной кислоты, уже никому об этом не расскажет и автоматически выйдет из игры. Понятно, что свой ароматизатор врач использовал в дозах совершенно безопасных для себя и пациента.

— Знакомый запах? — повторил Шеин.

— Да, — механически ответил Сергей.

— Ты отчетливо помнишь события на буровых вышках в 1995 году?

— Да.

— Ты в вертолете вскрываешь приказ в конверте. Видишь его?

— Да, — Сергей разорвал воображаемый конверт руками, оглянулся, немного повернулся на стуле, закрывая содержание секретной бумаги от чьего-то любопытного глаза — там, в 1995 году.

— Читай!

Лицо Смирнова перекосила судорога, скулы свело.

— Читай, я сказал! — прикрикнул на него Шеин.

— «Командиру группы специального назначения старшему лейтенанту Смирнову…», — начал Сергей безо всякого выражения.

— Чушь! Ничего такого на листике нет! Смотри внимательно, там только три слова!

Сергей захрипел, застонал, затем гримаса сошла с лица молодого человека, он успокоился:

— «Твой отец умер», — прочитал он равнодушно.

— Правильно. Встать.

Смирнов мгновенно вытянулся по стойке смирно.

— Возьми нож на столе.

Сергей схватил тяжелый выкидной нож, которым вчера резал колбасу, ловко развернул его в пальцах.

— Воткни сюда, — Шеин вытянул указательный палец, показывая на спинку кресла.

Едва не задев ухоженный короткий ноготь, лезвие по самую рукоятку погрузилось в мягкую обивку кресла.

— Отлично. Какое задание ты должен был выполнить по кодовой фразе?

Сергей начал ответ четким «строевым» голосом, будто рапортовал начальству:

— Первое. Произвести специальное минирование шести буровых платформ. Для этого скрытно высадиться на побережье, найти рыбачий домик…

— Отлично. Ты выполнил это задание?

— Полностью.

— Кому ты рассказал об этом?

— Майору Шеину, полковнику Губаренко.

— А недавно кому-нибудь говорил?

— Вчера — капитану в отставке Марату Суворову.

— Он разжалован — рядовому запаса Суворову.

— Я не признаю это разжалование.

— Придется признать.

— Так точно. Рассказал о минировании вышек разжалованному рядовому запаса Суворову.

— А о складе?

— Я не помнил этого вчера.

— Сейчас помнишь?

— Так точно!

— Это беспокоит твою совесть?

— Нет. Я выполнял приказ.

— Слушать новый боевой приказ!

— Есть!

Шеин вышел в коридор гостиницы, притворил за собой дверь и позвал Губаренко, который читал в холле газету. Когда тот приблизился, он тихо предупредил его:

— Вы помните: читайте приказ по бумажке, четко и не вставляйте лишних слов. Никаких посторонних установок, иначе он свихнется. Это не робот, у него есть собственная психика.

— Я помню, сколько можно повторять? — раздраженно ответил генерал.

— Пока вы не поймете, старый болван! — в сердцах ответил Шеин.

— Я тебе башку отверну, сука, вот этой рукой, — зашипел Губаренко и приблизил жилистые пальцы к самому лицу врача.

Тот не дрогнул и жестко ответил:

— Я сейчас прикажу Смирнову задушить тебя — и через пятнадцать минут выйду из игры чистым. Мотив у него есть — ты его чуть не угробил на днях!

Генерал побледнел и мгновенно сбавил тон:

— Не будем менять планы. Деньги нам нужны.

— Согласен. Но я сказал: никакой самодеятельности!

— Я понял.

Шеин впустил Губаренко в комнату и скомандовал Сергею, который все так же стоял навытяжку:

— Майор Смирнов, слушать боевой приказ генерал-майора Губаренко!

Генерал вытащил из кармана приготовленный листок и начал:

— Приказываю: скрытно проникнуть на законсервированный склад боевого вооружения под кодовым названием «Рокот» в ущелье Северного Карабаха в районе правого притока реки Акера…»

Смирнов равнодушно наблюдал, как резко изменился вид за окном автомобиля — узкие улочки Кюрдамира сменились сельским пейзажем — как будто не было этих выбитых тротуаров, которые предприимчивые азербайджанцы умудрялись занять входами в кафе, бильярдную или магазин, а пешеходу оставалось обходить эти нагромождения по проезжей части. Шеин, сидевший за рулем, то и дело сигналил вываливающимся на улицу горожанам, рисковавшим ежеминутно попасть под автомобиль.

Вскоре Смирнов покинул машину, которая быстро скрылась по направлению к Баку — туда Губаренко торопился на назначенную заранее деловую встречу. В километре начиналось небольшое село, но весь перекресток дорог на окраине Кюрдамира кипел жизнью — это была своеобразная перевалочная база, где, как и на любом азербайджанском рынке, можно было купить все что угодно.

Вокруг сновали крестьянки с плачущими лицами с полузакрытым лицом — не чета более свободным горожанкам. Они всегда двигались устало, заметая пыль подолами, бросая при встрече короткие фразы друг другу. Впрочем, не то крик, не то плач этих женщин через пять минут стал трудновыносим — они назойливо предлагали купить что-нибудь — от деревенского самогона до бритвенных станков. Не унимались и их дети — чумазые жулики, от которых можно было ждать всяких неприятностей, так что приходилось смотреть за своими карманами. В этом хоре чужой речи Смирнов высматривал машину, которая идет в западном направлении и пожелает остановиться на его сигнальный жест.

Ждать долго не пришлось. По сельской дороге медленно ехал грузовой фургон КамАЗ. На жест Смирнова водитель притормозил.

Когда дверь открылась, он увидел водителя — невысокого мужчину лет тридцати пяти — в старой потрепанной коричневой кожанке. Глаза у водителя были веселые и наглые, которые так и говорили — возьму недорого и в дороге скучать не дам. И в самом деле этот азербайджанец весело подмигнул Смирнову, спросив:

— Из России? — И, не дождавшись ответа, сказал: — Если по пути, то садись.

— Откуда ты узнал, что я приезжий? — сделав внутреннее усилие, спросил Смирнов. Его мозг, приведенный Шейным в особое состояние, работал только на одно направление — выполнение приказа. Это создавало определенные трудности в общении, потому что отсутствовала обыкновенная эмоциональная реакция — любопытство, сочувствие и даже страх. Поэтому мозг работал как бы кружным путем: оценивал полезность любого шага и любых сведений, затем приказывал сам себе и языку симулировать естественное поведение. В частности сейчас, по внутренней оценке, следовало выяснить, в чем он выделяется среди местных.

— Я вашего брата хорошо знаю, — с заметным акцентом ответил водитель. — Кстати, меня зовут Муслим.

— Меня Николай, — назвал вымышленное имя Смирнов.

— Так вот, Николай, во-первых, у нас попутки так не ловят. Тем более, в одиночку. Это Кавказ. Тут на каждой улице целыми семьями машину дожидаются. Становятся посреди улицы и проходу не дают. А когда остановишься, — глядишь, из-за кустов еще несколько человек выбегают — с сумками и баулами. И отказаться в такой ситуации невозможно. Во-вторых, в этом направлении, из Кюрдамира на юго-запад, редко кто едет — неспокойно там. А ваш брат туда только и прет. Журналисты, например, или наемники.

— А я и есть журналист, отстал от своей группы, — нашелся Смирнов. — Знаешь, задержался немного в гостинице.

— А, понимаю, — заулыбался в ответ Муслим. — Девочки в Кюрдамире что надо. Вот на улице Гуси Гаджиева, в ночном кафе «Шахерезада» у меня знакомая работает — Наташа. Русская, кстати. Девушка, что надо, — при этом, сделав паузу, Муслим сделал что-то наподобие воздушного поцелуя и застыл в блаженной улыбке. — Только муж у нее есть.

— А у тебя-то семья есть? — спросил Смирнов у азербайджанца, чтобы знать, как быстро его хватятся, если придется его убрать.

— Я уже двадцать лет как женат. Все было хорошо, если бы не эта проклятая война. Мы под Степанакертом жили. А в девяностом стало невозможно. Когда в соседнем селе армяне двух братьев моих убили, мы с женой решили податься на восток. В беженцах около года были. Тяжело было — трое детей на руках. Я по образованию учитель — закончил Бакинский педагогический, специальность — русский язык. Но на новом месте работы было не найти. Пытался торговать: возил в Астрахань персики и виноград. Но на границе однажды забрали весь товар — еле долги отдал. Пришлось идти в милицию в горячие точки. До перемирия в девяносто четвертом такого насмотрелся, что не дай Аллах такого никому. Когда война закончилась, купил КамАЗ, работаю на хозяина — то зерно, то муку перевожу…

— Я из Шеки, — продолжал он болтовню, — это большое село, расположенное среди гор. Занимался перевозкой туристов — в Азербайджане до сих пор хороший бизнес, но большая конкуренция вынудила меня уйти, вот занимаюсь сельскохозяйственными перевозками в Карабах. Работа опасная, но что делать, надо крутиться, — заметил водитель. — Там у меня знакомый милиционер и меня все знают. Так что жить можно.

— А сколько получаешь? — спросил Смирнов (на случай необходимости купить услуги для пользы дела).

— Шестьдесят долларов за ходку, — горделиво заметил водитель, — это у нас большие деньги.

— А что сейчас везешь?

— Дрова.

— Зачем? — не поверив, спросил Смирнов.

— Понимаешь, Николай, в тех районах, куда я еду, — люди вообще не живут, а существуют. Вот, например, мой знакомый Рашид Муталимов, у него большая семья, село расположено среди гор — у них отопления нет. Зимой согреваются древним способом — при помощи печек, на которых к тому же можно разогреть обед, приготовить чай. Главное — впрок запастись дровами. Но у печки-спасительницы есть и свои минусы. Достаточно одного выпавшего уголька или искры, чтобы лишиться дома. С его соседями такая беда и случилась. Из горящего дома не удалось спасти ничего. Сгорело все: мебель, одежда, посуда. Слава Аллаху, сами спаслись. Большая беда, — очень серьезно, с ударением на последнем слове, заметил Муслим.

— Что же они не уехали оттуда? — после некоторой паузы спросил Смирнов.

— А куда деваться? — спросил и тут же сам ответил: — Родственников на востоке у него нет. Детей четверо. Привыкли.

— А власти что-нибудь предпринимают? — после небольшой паузы спросил Смирнов.

Водитель только махнул рукой:

— Какие власти. Если даже армянская мина дом разрушила — заставляют подписать бумагу, что получил пятьдесят тысяч манат, а отдают в лучшем случае только половину.

Чем дальше от Кюрдамира пролегал путь, тем дороги становились хуже, машину то и дело подбрасывало на подъемах и оврагах, а Муслим не переставал материться. В пыльной кабине тяжело дышалось, она грелась от двигателя, не спасал даже небольшой вентилятор, который водитель подвесил на лобовое стекло. Смирнов не замечал жары, не раздражала его и навязчивость азербайджанца. В этом был даже большой плюс — Муслим прекрасно знал все дороги, поэтому Смирнов успел узнать все, что связано с географией его задания.

— А кстати, вот еще анекдот. Ты его не знаешь, Николай, — всхлипывая от смеха, прервал некоторую паузу Муслим, и, не дождавшись реакции Смирнова, начал рассказывать: — Встретились два азербайджанца, один плачет. «Ти что плачещь?» — нарочисто с акцентом затараторил Муслим. «Да вот, жену в армию забирают». — «Слюшай, у тебя что, жена — мужик?» — «Да какой мужик! Пацан еще, 18 лет всего, да!»

Сказав последние слово анекдота, Муслим неожиданно изменился в лице и нажал на тормоза, при этом сочно выругавшись на азербайджанском.

— Что случилось? — спросил Смирнов, увидев, что их обгоняет полицейский «бобик».

— Думал, проскочим, — озабоченно заметил Муслим. — Платить им придется. Может, договоримся.

— Сколько они просят? Давай, я подсоблю, — вызвался Смирнов, имевший приказ не вступать в контакты ни с какими официальными службами.

— Ты не высовывайся, Николай, — может, все обойдется.

Когда машина остановилась, Муслим, достав барсетку, вышел из кабины. Навстречу из полицейского уазика вышли трое — в форме и с автоматами. Смирнов в этом момент подумал о сумке, в которой лежала форма, оружие и взрыватель. «Обыск очень нежелателен», — автоматически подумал Смирнов и потому достал из нагрудного кармана три маленьких «стэка» — метательных ножа, излюбленного средства спецназовцев для скоротечного рукопашного боя.

Муслим беседовал с полицейскими минут пять, то и дело размахивая руками и громко бранясь на родном языке. И чуть позже, когда, видимо, все аргументы были исчерпаны, попутчик Смирнова кивнул в сторону своей машины. Это было очень странно, но азербайджанские полицейские как будто потеряли интерес к машине и вернули Муслиму документы. Поэтому Смирнов уже нетерпеливо ожидал своего собеседника, чтобы спросить у него, что же на самом деле произошло и что убедило полицейских ехать своей дорогой.

Муслим открывал дверь, улыбаясь, с горделивым достоинством. И, немного отдышавшись, вставив ключи зажигания, заметил:

— «Четвертая власть» очень много здесь значит!

— Ты что, сказал им, что я журналист? — спросил у азербайджанца Смирнов.

— Да, иначе пришлось бы платить. Один из них недолюбливает меня с тех пор, как я перевозил картошку.

— Какую картошку? — спросил Смирнов.

— А это целая история, — поднял многозначительно палец вверх азербайджанец и завел машину. — Два года назад я занимался контрабандой. Все это выглядело так. В Карабахе есть своя таможня, стоят там наши полицейские, но жить хочется всем. Короче, с кузова пять процентов — и проезжай куда хочешь, даже охрану выделить могут. Я тогда приехал на пост: по документам в кузове, допустим, картошка. Причем вскрывай, смотри — увидишь действительно картошку. Пошлина составляет, предположим, пару тысяч манат за тонну. Однако под мешками с картошкой обнаруживаются ящики с экзотическим манго, за ввоз которого тоже нужно платить. А хозяин фуры внес таможенные платежи из расчета, будто фура и вправду содержит исключительно картошку. Так вот, — многозначительно продолжил Муслим, — один из полицейских — Рашид — потребовал пять процентов, когда раскусил в чем дело. Я тогда отказался наотрез, ну он и тормознул меня у поста. Выручило меня только, что на мое счастье там появилось Бакинское телевидение, — я тогда пожаловался на то, что продукты тяжело доставлять людям, много постов развелось. Зря я это сказал, надо было договориться. В следующий раз нечего будет ему сказать. Но всем на лапу не дашь. Денег не хватит. Приходится рисковать, — закончил свой рассказ Муслим. — Они тебя, Коля, не разглядели, побоялись связываться.

Через несколько часов машина подъезжала к селению. Смирнов увидел стены разрушенных домов, за которыми — чистое поле. Деревья и те растут не так, как будто кто-то гигантской рукой проредил их и оставил только самые искалеченные. Смирнов спросил у Муслима:

— Что тут случилось?

Азербайджанец после некоторой паузы ответил:

— Проехали Ходжалы, здесь остались только мертвые. Видит аллах, азербайджанцы не хотели воевать, а хотели мирно вернуть себе Карабах, и притом с особыми статусом и хорошими условиями для проживания армян, — язвительно добавил Муслим. — Заметь, Коля, — это ничего не дает Азербайджану. — После этого водитель хорошенько прошелся по всем президентам, начиная от «Горби» до нынешних властей.

Теперь машина шла не по шоссе, а окольными путями. Это Смирнов почувствовал сразу, заметив, как волнуется Муслим. Здесь начинались настоящие горы, и в них защищенным себя не чувствовал никто. Муслим рассказал, что здесь работает его знакомый милиционер, который браво надевает фуражку, когда проезжает мимо родного села и прячет фуражку с козырьком, когда его машина проходит через чужое.

Едва машина вырулила на серпантин, поднимающийся в гору, они наткнулись на толпу, стоявшую вдоль дороги.

Муслим притормозил, и Смирнов понял, что просто так проехать было невозможно — у них были автоматы, — а это уже требование остановиться. Однако Муслим думал о своем, сказав только, что люди ему не знакомы. Поэтому КамАЗ медленно вклинивался в толпу, которая уже обступила машину со всех сторон.

Но прорваться с ходу не удалось. Кто-то из толпы предупредительно выстрелил в воздух. Но Муслим как будто бы проигнорировал этот сигнал. Становилось совсем опасно. Следующие пули могли быть направлены в сторону водителя и его попутчика. Через две минуты стало понятно, что впереди ловушка: с одной стороны дорога и озверевшая толпа с автоматами, с другой — БТР, с установленным на нем прямой наводкой крупнокалиберным пулеметом, способным в считанные секунды разнести в щепки машину.

Сзади толпа бушевала. В наступившей темноте были видны озверевшие лица людей, вооруженных автоматами. Люди с перекошенными физиономиями начали лезть в кабину, тыча в лоб автоматами, крича что-то на азербайджанском — нетрудно было догадаться, что это требование поворачивать назад.

Муслим, выругавшись, повиновался. Как только КамАЗ остановился, Муслима со Смирновым буквально вышвырнули из машины. Муслим пытался вступить в перепалку, но получил несколько ударов прикладом.

Кто-то из толпы по-русски выкрикнул:

— Предатель! Не азербайджанец ты, армянин!

После этих слов снова началась перепалка, и на Муслима посыпались удары. Досталось и Смирнову. Однако через пять минут какой-то важный — на шее у него висела лимонка как признак того, что он здесь начальник, — вышел из толпы и что-то спросил Муслима. Тот ему ответил, и — вот везение — проезд был разрешен, но только завтра. Предстояла совсем не входящая в планы ночевка.

— В чем дело, Муслим? — спросил у азербайджанца Смирнов.

— Здесь такое часто встречается, — отвечал азербайджанец. — Из ближайшего совхоза кто-то угнал большую отару овец. Эти местные жители предполагают, что это армяне. Поэтому, пока не разберутся, нас не пропустят.

— А что если овец не вернут? — спросил Смирнов.

— Отомстят — угонят чужое стадо. Таков закон гор, — многозначительно заметил Муслим. — Или в заложники кого-нибудь возьмут.

Наступила ночь. Когда Муслим заснул, Смирнов осторожно выбрался из кабины, вытащил сумку, положил пятьдесят долларов на сиденье и аккуратно закрыл двери машины.

Изящно передвигаясь, как кошка, короткими перебежками забежал за ближайшую скалу. Вокруг было тихо, люди, так воинственно остановившие КамАЗ вчера, лежали у костра, только несколько вооруженных людей с автоматами находились на дежурстве.

Отдышавшись и вслушиваясь, Смирнов посмотрел на часы. Следовало поторопиться. Правда, дорога была опасна и срезать путь было практически невозможно.

Смирнов извлек из рюкзака спецназовский комбинезон. В сумке, кроме униформы, находились кроссовки и самое главное оружие для бесшумного ближнего боя с ночной оптикой — секретный пистолет-пулемет, сделанный наподобие известного чешского — последняя разработка отечественного ВПК.

Все в порядке. За каких-то секунд тридцать он переоделся в камуфляжку. В карманах нашарил маску. Упаковав рюкзак гражданкой, Смирнов нацепил этот нехитрый груз на спину и, убыстряя шаг, направился к блокпосту, который следовало скрытно миновать, чтобы двинутся к заветной цели. Подбежав к БТРу, на котором дежурили двое, Смирнов применил классический «развод» поста: бросил камень в сторону от обкумаренных и дремлющих азербайджанцев. И пока они определяли, откуда звук и поднимали по тревоге своих товарищей, Смирнов незаметно пробежал между скалистой стеной и бронированной машиной.

На службе Смирнов был одним из лучших в беге — и срочником, и в училище, и даже командиром спецвзвода ГРУ. «Это незначительное расстояние, — холодно думал он про себя, — каких-то десять километров по пересеченной местности. Оно не сможет существенно замедлить выполнение задания». Впрочем, бежать приходилось, особым манером ступая на носочки, чтобы не издавать лишних звуков.

Смирнов сам не заметил, как дорога вывела его на знакомую местность: вот оно — подножие той самой высотки, на которой его ждет заданное место. Почти не замедляя шаг, Смирнов начал подниматься вверх. Сколько лет прошло, но глаза узнавали приметы, будто здесь он был только вчера. Кровь бурлила, добавляя сердцу адреналина и ощущения уже почти выполненного задания. Когда он подошел к выветренной скале, у которой находился замаскированный проход к складу, то услышал за собой шорох. Не успел снять автомат, как кто-то навалился на него и, поскользнувшись, обхватил за ноги. Смирнов заметил, что нападавших было трое — так что и это препятствие надолго не задержит.

Бородатый, нападавший первым, после сильного, но неприцельного, касательного удара по голове полетел в кусты. Несколько размашистых ударов двух других нападавших Смирнов парировал почти небрежно, достав одного из них в лицо стопой, а другого одновременным хуком из акробатического положения в пах.

Бородатый уже оклемался от затрещины и готов был к новому прыжку. Смирнов понял, что противник, коренастый тип с черной щеточкой усов, сравнительно сильный противник и наверняка прошел специальную подготовку. Еще он понял, что с их стороны бой поначалу шел не на уничтожение, его хотели просто «вырубить».

— Стреляй, Хази! — крикнул кто-то из лежащих боевиков. Прогремел выстрел, но стрелявший промахнулся.

В следующий миг возле нападавшего бородача что-то беззвучно мелькнуло, будто ночной мотылек, и он рухнул на асфальт дорожки с торчащем в горле ножом.

В тот же миг Смирнов, получив сильный удар чем-то железным по ногам, отлетел в сторону и чувствительно ушибся головой о камень. Падая, выставил нож перед собой, так что лезвие глубоко вошло в горло боевика. Он тупо посмотрел на Смирнова, потянулся, чтобы достать лезвие из раны, и умер.

Самые яркие воспоминания в жизни любого военного человека связаны, как правило, с экстремальными событиями. Прыжок с парашютом, короткий бой, где от шквального и плотного огня погибает каждый второй. Короткий эпизод неожиданного нападения доставил удовольствие Смирнову. В настоящий момент он был запрограммирован получать удовольствие от выполнения задания и от боевых действий самих по себе. Это входило в бедную и ущербную концепцию «безупречного воина», навязанную его сознанию. Десять лет боевых действий на Кавказе в составе спецназа ГРУ, сотни убитых и взятых в плен «духов», бесконечные переходы в горах, засады, «растяжки» — все возвращалось из прошлого, и это возвращение было сейчас приятно Смирнову, которому показалось, что без этого вида и запаха крови жизнь бессмысленна.

— Так тебя зовут? — спросил Смирнов у стонущего от боли в сломанном носе боевика.

— Вартантян, — злобно прохрипел он.

— Так ты же армянин? Что вы делаете здесь?

— Защищаем Арцах от азербайджанцев, — еле-еле по-русски выговорил боевик.

На вопрос Смирнова, почему они «мстят» за десятки километров от родной территории, вразумительного ответа не получил. Вартантян рассказал, что армянский отряд состоял из уволенных в запас военнослужащих, в том числе бывших «афганцев», студентов и даже учителей и врачей, которым надоело голодать. Называли они себя федаинами. Здесь они неплохо зарабатывали и питались. Каждый имел стрелковое автоматическое оружие, боеприпасы, заправленные в пулеметные ленты, а также армейские самодельные кинжалы. Как оказалось, угон овец в этом районе — их рук дело.

Что же касается Смирнова, то армянские боевики его заметили еще тогда, когда он перемахнул через азербайджанский блокпост. Боевики приняли его за разведчика-азербайджанца и, убедившись, что он один, решили скрутить.

— Слушай, Вартантян, придется тебе поработать немного — иди вперед.

Через пять минут перед ними открылся замаскированный узкий проход в расщелину, которая через несколько метров расширилась, а затем привела в пещеру, в которой находился уже знакомый Смирнову старый диверсионный склад. Сергей, светя фонариком, шел позади, поэтому возможная попытка нападения со стороны боевика пресекалась изначально.

— Иди, иди, — Смирнов ткнул дулом автомата армянина.

Тот нехотя повиновался, но через несколько секунд споткнулся и упал. Внизу на каменном полу лежало два высохших тела. Смирнов помнил, чьи это трупы, но лишь на мгновение замедлил шаг.

— Вставай! — скомандовал обескураженному боевику Смирнов, — теперь направо. Учти, любые неправильные действия, и я буду стрелять, — предупредил он армянина.

Они подошли к решетчатым дверям, запертым двумя огромными замками.

— Отойди, — приказал армянину Смирнов, и когда тот выполнил приказ и попятился назад, прогремели выстрелы. Дверь заскрипела, и Смирнов приказал пленнику зайти в нишу, где стояли сотни деревянных ящиков с непонятной маркировкой. Посмотрев, который из них несет надпись «РГ-42», Смирнов приказал боевику вытащить несколько из них поближе к выходу из пещеры-тайника. Это были ящики с противотанковой гранатой времен войны с Гитлером. «Хорошая штучка, у немцев такой не было», — подумал про себя Смирнов. Но основным заданием была доставка в указанное место несколько ящиков тротила, запасы которого находились в смежной комнате. Получив случайного работника, он принял самостоятельное решение вдвое увеличить объем переносимого груза. Обращаться за инструкциями к генералу он не стал.

Через час работа по доставке ящиков наружу была закончена, и Смирнов поглядывал на часы, торопился — нужно было к рассвету доставить все это добро к соседнему армянскому селу.

Неожиданно его потревожил вызов на мобильный телефон. Аппарат, конечно, был настроен на режим вибрации. Достав телефон, Смирнов по показанию дисплея узнал номер телефона Марата. Дав знак армянину продолжать заниматься переноской груза и идя за ним, Смирнов сосредоточился, придумывая на ходу, что может ответить своему бдительному товарищу по телефону, чтобы не разрушить «легенду» своего убытия в Баку.

— Привет, — первым начал разговор Смирнов. — Не волнуйся за меня, со мной все в порядке.

— Где ты сейчас? — послышался настороженный голос в трубке.

— Да понимаешь, — чуть заплетающимся голосом, начал отвечать Смирнов. — Застрял ненадолго в Баку, появились кое-какие дела, попросили помочь Губаренко кое с кем встретиться.

— Почему мне ничего не сообщил? — спросил Марат.

— Ты был занят, а я тоже немного замотался. Кстати, хотел тебе перезвонить, но посмотрел, что уже поздно, — соврал товарищу Смирнов. — Ну, а кроме этого, честно скажу, загулял. Запал тут на одну красотку — это судьба! Ты же — как друг и мужик — должен меня понять, — ответил Смирнов. — А волноваться не стоит, я тебя вместе с группой через день догоню. Все будет в порядке, — уверенно закончил Смирнов и отключил телефон.

Когда было сделано несколько ходок и выкопан специальный схрон для гранат и взрывчатки, Смирнов посмотрел на часы, заметив с удовлетворением, что уложился в заданное время — до рассвета. Место было выбрано удачно — хоть и находилось у дороги, но заметить его было чрезвычайно трудно — это был овраг, наполовину затопленный водой. Местные жители вообще обходили это место, предпочитая хоть и разбитую, но дорогу. Он тщательно замаскировал схрон и еще раз внимательно проверил, не заметен ли тайник с высоты нескольких метров, затем приказал боевику выбираться из оврага.

Шли молча. Начинало светать. Поэтому Смирнов заставил армянина идти еще быстрее. Но тот неожиданно остановился.

— Ты чего, Вартантян, ходить разучился? — спросил Смирнов, еще сильнее ткнув в стоящего спиной боевика дулом автомата.

— Что ты со мной сделаешь? — спросил у Смирнова пленник.

— А что, ты хочешь, чтобы я тебя отпустил? — непонимающе спросил Смирнов.

— Жить хочу! — прохрипел армянин.

— Давай, жми вперед, — резко приказал ему Смирнов, не добавив более к этим словам ничего.

— Не хочу умирать, как шакал, на чужой земле! — завопил, как ребенок, недавно бравый «партизан».

Но на этот раз Смирнов решил промолчать.

Армянин еще больше опустил голову и обреченно повиновался. В спецназе ГРУ, находясь на разведывательно-диверсионном задании, никогда не оставляют в живых пленников-языков, — поэтому Смирнов знал, что должен сделать. Через полчаса в пещерах, ставших когда-то секретным военным складом, прогремело несколько выстрелов.

Теперь оставалось ждать вечера и выбираться с этого места. Задание было выполнено, но только на две трети. Смирнов твердо помнил, что одно из главных условий было, не оставляя следов и не раскрывая себя, вернуться живым и невредимым. Его огорчало, что следы схватки оставались на лице — задание было выполнено не точно.

По словам Муслима, в пятнадцати километрах отсюда от азербайджанского села идет автобус в сторону Кюрдамира. «Если повезет, к месту встречи можно будет попасть завтра утром», — подумал Смирнов.

Выбросив оружие и форму в ущелье и переодевшись в гражданку, Смирнов замаскировал кусками скал вход в расщелину и уже в семь часов вечера был в азербайджанском селе на остановке, где, по словам Муслима, вскоре должен был отправляться автобус.

Местные жители не обратили на него почти никакого внимания. Автобус уже дожидался пассажиров, но водитель не спешил брать никого. Через час началась посадка, и местные жители уже передавали счастливчикам сумки через отсутствующие или открытые окна, толкая друг друга и стремясь поскорее попасть в автобус, чтобы занять места получше.

Смирнов спокойно заплатил и занял место в самом конце салона, подумав о том, что совсем неплохо затеряться в толпе. На несколько секунд его глаза встретились с глазами пожилого мужчины в каком-то длинном одеянии и с колпаком на голове. Это был плотный, коренастый и, несмотря на возраст, крепкий человек. Мужчина, пристально смотрел на Смирнова.

— Здравствуйте, — начал первым Смирнов, — не знаете, почему долго стоим?

— Здравствуй, здравствуй, друг, — неожиданно на хорошем русском языке заговорил горец. — А ты в гостях у нас?

— Нет, на работе. Я журналист, собираю материалы о жизни в этом районе, теперь везу в Москву.

— А зачем ты везешь его в Москву?

— Чтобы люди правду знали.

— Ты знаешь, друг, — продолжал горец, — никто не знает настоящей правды.

Лицо горца в этот момент ничего не выражало, и Смирнов невольно отвел взгляд.

Минут пятнадцать ехали молча. Через некоторое время автобус, и без того не набиравший больше сорока километров в час, остановился. Пассажиры что-то громко обсуждали впереди, но потом притихли.

К горцу, беседовавшему со Смирновым, приблизилась девчушка лет десяти, собеседник Смирнова наклонился к ней, и она что-то рассказала.

После этого горец поднял глаза на Смирнова:

— Плохо, — впереди пикет военных, кого-то ищут, перекрыли дорогу. Говорят какого-то русского. Не тебя ли? — А потом добавил: — Тебе надо бежать, друг.

— Бежать? — переспросил Смирнов.

— Да, туда, через окно, вниз, по дороге. Склон крутой, но спуститься можно. Нас милиционеры не любят — женщины моего народа никогда не носили паранджи. Не любят, но не тронут. А ты беги. Внизу течет река. Перейдешь по камням и иди вниз по течению. Через два часа выйдешь к большой дороге. Только обходи пещеры, не заходи в них!

— Спасибо, отец!

Смирнов огляделся — окружающие молча смотрели на него.

— Они ничего не скажут, — произнес старик. — Иди! Да поможет тебе Аллах.

Сделав все как говорил старик, Смирнов молча преодолевал спуск. Сначала он был действительно не очень крутым, но через полчаса Смирнову пришлось сильно стараться, чтобы не сорваться, к тому же трудно быть скалолазом в обычных туфлях. Вечерело, но было все еще различимо. По расчетам Смирнова, до дна ущелья оставалось совсем немного, вот и шум реки стал отчетливо слышен. Тут он неожиданно сорвался, немного проехался на животе и оказался на узком, в два шага, каменном карнизе, длиной метров десять. Осторожно, боясь потерять равновесие, развернулся и посмотрел вниз. Внизу, в двадцати метрах, шумела река, на противоположном берегу которой Смирнов разглядел группу вооруженных людей в пятнистой форме.

Оглядевшись, Смирнов увидел в трех шагах от себя, на том же карнизе, вход в пещеру, который сразу было заметить трудно — вход был прикрыт огромной каменной плитой, и снизу пещеру наверняка не было видно. Виктор помнил о предупреждении старика, но выбора у него не было, и он, не раздумывая, на корточках пробрался внутрь.

В пещере было темно, Смирнов достал из рюкзака фонарик и включил его. Пещера была невысокой, метра полтора, сухой, без всякой растительности, пол был каменный, покрытый слоем пыли.

Смирнов внимательнее рассмотрел содержимое рюкзака. Диктофон и пара кассет в данном случае не пригодятся, — отмазка явно не сработает, если ищут именно его.

Скоро взошла луна, наполнив своим светом пещеру, но Смирнову было неспокойно. На горы опускалась холодная ночь с холодными звездами. Они казались колючими на безжизненном черном пространстве.

Даже если пикет далеко, выбираться из этого района было очень сложно. Смирнов достал карту: до ближайшей главной дороги было километров восемь и если там расставлены посты — нежелательной встречи не миновать В пещере было сухо и тихо, последний всплеск энергии разогнал кровь и холод ушел. На мгновение ему показалось, что все позади и можно немного вздремнуть. Он прислонился к стене и подумал, что утро вечера мудренее.

Ему снилось, как он спускается с горы и идет вдоль речки. Внезапно он встрепенулся и открыл глаза. В пещере было светло от лунного света. Луна, полная и яркая, слепила глаза.

— Что, пытаешься заснуть, шакал? — услышал Смирнов.

Над ним стоял человек, лицо его было неразличимо, а вот голос знаком.

— Газеты расхваливали тебя, — брезгливо продолжал незнакомец, обращаясь к Смирнову. — А ты, оказывается, тупая и ленивая русская свинья! У-у, мразь, шакал! Думал, что уйдешь от меня. Нет, от Муслима никто никогда не уходил. Ну, что вспомнил меня? — спросил стоящий над Смирновым человек в форме внутренних войск Азербайджана.

За эти несколько секунд Смирнов все понял и ощутил досаду — выполнению задания мешали.

— Я работаю в контрразведке Азербайджана и потому слежу за тобой еще с Баку. Есть у меня соображения, что ты не просто так прибыл в район Карабаха. Ваших вояжеров я многих раскусил. Вы мне уже вот где сидите, — при этом азербайджанец провел лезвием ножа рядом со своим горлом. — Сколько может Москва вмешиваться в наши дела? А с тобой я хочу расправиться лично. Люблю я это дело, — добавил Муслим. — Героем себя возомнил, грязное и неблагодарное животное. Думал, с автобуса выпрыгнул, так мы тебя не найдем? Я здесь все знаю — каждый кустик, каждый камешек. Жаль, что тебя твои братья-армяне не шлепнули. Так бы возиться с тобою не пришлось.

Муслим совершенно не был способен молчать. Это было странно для его профессии.

— Прикинулся журналистом. Плохая версия, — забыл, что аккредитация нужна? — засмеялся Муслим. — Тебе это уже не пригодится, но знай — это тебе не Россия, где можно спрятаться у кого угодно и куда угодно. Это Азербайджан. У нас здесь свои порядки. Журналистов я всех знаю. Вот твои деньги, шакал! — Муслим бросил в лицо Смирнову пятидесятидолларовую купюру. — От вас, гадов, ничего не надо!

При этом Муслим наклонился и изо всей силы ударил Смирнова ножом в район предплечья. Увернуться в тесной пещере не удалось, и липкая, теплая кровь заполнила рукав.

— Ладно, лейтенант, кончай с этим молокососом, — сказал стоявший у входа в пещеру азербайджанский спецназовец.

— Этот шакал, наверное, много знает, — сказал Муслим. — Жаль, конечно, «мочить» его, потом будет много волокиты — посольство, дипломаты, не люблю я эту шушеру.

В это мгновение Смирнов уже был на ногах. Захватив горсть камней под рукой, он бросил их в глаза Муслиму. Пока тот держался за голову и звал на помощь, Смирнов мощным ударом ноги встретил ринувшегося было в его сторону азербайджанского спецназовца. Не давая Муслиму ни секунды на размышление, Смирнов мертвой хваткой зажал его голову ногами и, ухватившись руками за икры азербайджанца, заставил его сделать «ласточку». Муслим взревел от боли и негодования, но Смирнов решил довести прием до логического завершения, вытягивая тело Муслима немыслимой для человека дугой. В такой ситуации человеческое тело начинало «трещать», а глаза вылезали из орбит. Еще одно резкое движение, и Смирнов услышал хруст шейных позвонков — тело азербайджанца обмякло.

Третий азербайджанец, услышавший зов о помощи, был встречен Смирновым во всеоружии — пуля, выпущенная из АКМ Муслима, попала нападавшему прямо в сердце. Следующие пять секунд стоили жизни еще двум азербайджанцам.

Через минуту Смирнов подошел к умирающему Муслиму.

— Где ваша машина? — обратился он к нему.

Но тот молчал.

— Не скажешь — получишь пулю! — предупредил его Смирнов.

— Ну и что? — как-то отрешенно заговорил Муслим. — У тебя нет шансов. Ты не выедешь с этого района. На хвосте будут полицейские и мои люди. Я готов договориться с тобой, — процедил он сквозь зубы.

— Хорошо, поедешь со мной, — согласился Смирнов и взвалил обмякшее тело Муслима на себя.

Азербайджанец молча повиновался. Тяжелое это дело — тащить по крутому чуть не стометровому обрыву чужое тело. Под стершимися подошвами простых туфлей то и дело осыпались камешки, скользил суглинок, покрытый слоем прошлогодней прелой листвы.

Через пятнадцать минут они спустились по горной тропе к дороге, где их поджидал тот самый КамАЗ, на котором Смирнов добирался из Кюрдамира.

Опустив на землю Муслима, который не представлял никакой опасности и не мог самостоятельно передвигаться, Смирнов с улыбкой на лице уничтожил еще одного спецназовца, оставленного у машины. На всякий случай у бойца он снял осколочную гранату, чутье подсказывало Смирнову, что эта «штучка» еще пригодится.

После этого уложил на правом сиденье Муслима, Смирнов перевязал руку и завел КамАЗ. Повороты-загогулины на горной «ишачьей тропе» такие, что даже КамАЗ нужно было вести предельно осторожно, — не впишешься в поворот и, считай, полетел в пропасть. Он тревожился за выполнение задания и был настороже даже тогда, когда машина наконец выехала на более или менее нормальную дорогу, — местность незнакомая и любой пост таил в себе опасность. К счастью Смирнова, несколько постов минули спокойно, полицейские и военные только глазами провожали знакомый им КамАЗ.

Дорога была чистой, и повстречавшийся полицейский пост молча пропустил машину.

— Ну вот, видишь, — сказал Смирнов, — все хорошо, а ты так волновался. Ты ведь жить хочешь, не правда ли? Ответь, разве кто-нибудь меня реально ищет? Ведь ни один пост не остановил машину. Я думаю, что ты действовал самостоятельно, потому хотел убить меня тихо и никуда не сообщать.

Глаза азербайджанца налились кровью, и он прохрипел какое-то ругательство на азербайджанском.

Смирнов остановился у оврага, выходившего к дороге. Он обрушил в него машину и спустился вслед. В открывшейся от удара о дно дверце виднелся полуживой с невидящими глазами Муслим. Смирнов достал гранату и выдернул чеку. У него было ровно четыре секунды, чтобы укрыться за высокий скальный обломок…

Он вышел на дорогу и удивился, что дорога была пустынна — ни одной встречной машины. Вдалеке, в трех-четырех километрах, было видно какое-то село. Смирнов набрал номер телефона на «мобиле», ответил Губаренко.

— Докладывает майор Смирнов: задание полностью выполнено.

— Почему задержался?

— Помешали свидетели.

— Где они?

— Ликвидированы восемь.

— Где ты находишься?

— Выдвигаюсь на шоссе, где вы меня высадили. Буду на месте через четыре часа.

— Тебя встретит Федор Константинович Шеин. Карту подготовил?

— Так точно.

— Передашь ее Федору Константиновичу и поступишь в полное его распоряжение на период пребывания в Азербайджане. Вопросы?

— Нет.

— Выполняйте, товарищ майор!

— Есть!

Доктор Шеин, подобрав Сергея на дороге, для начала нашел удобное место, скрылся от глаз случайных наблюдателей и приказал Смирнову раздеться. Он наскоро осмотрел его, зашил и хорошенько обработал рану на руке, приказав не чувствовать боли. Затем занялся лицом. Приведя его в относительный порядок, он пробормотал:

— Ничего, сойдет за ресторанный дебош. Затем Сергей переоделся в приличный костюм и последовал подробный отчет, который Смирнов проговорил равнодушным голосом, без малейших эмоций. Шеин рассмотрел и спрятал карту-верстовку, на которой был отмечен схрон.

Сделав пометки, он составил на листике блокнота текст «легенды» и основных поведенческих установок для Смирнова, отправив пациента на это время отдохнуть в машину. Наконец Шеин сделал Сергею укол, открыл склянку с условным запахом-раздражителем и принялся раз за разом начитывать этот текст.

Через два часа работы он проверил результат, затем внес необходимые коррективы и продолжил сеанс. Когда он решил, что сделано достаточно, была произнесена словесная формула — код выхода.

Сергей застонал, заворочался и проснулся. Он вел себя в точности как человек, который туго соображает спросонья, зевает, потягивается и оглядывается — где это я?

— Ну что, дебошир, очнулся?

Сергей разглядел мутными глазами своего врача:

— А, это вы, Федор Константинович. Где это мы?

— По дороге на Гянджу. Ты уже проспал половину. Сходи к ручью, помойся. А я пока еду разложу и «лекарство» достану. Есть хочешь?

— В животе пусто, но тошнит с похмелья… Лекарство медицинское или настоящее — которое горькому пьянице надо?

— Настоящее, — показал Шеин бутылочку марочного коньяка.

— Тогда обойдемся без умывания и зарядки. Где вы меня нашли?

— Ты сам явился, только в диком виде. Где это ты ободрался?

Сергей пощупал руку и лицо, критически осмотрел себя в зеркало.

— Вот черт! Здорово же я надрался, если меня сумели так приложить. А что с рукой?

— По виду — ножевая рана.

— А на морде вид — будто с горы катился. Ну, будем, — он опрокинул пластиковую стопку в рот и занюхал чебуреком. — Ой как хорошо… Вы извините меня, что я так сорвался, переволновался очень за последние дни. Спасибо, что вы со мной возитесь. А Губарь улетел уже?

— Да, сегодня.

— Ну и черт с ним. А как же вы? Вам, наверное, на службу надо?

— Я побуду с тобой несколько дней — пока не буду уверен, что кризис миновал. У тебя послешоковое состояние. Но хорошая разрядка в Баку должна пойти тебе на пользу, поэтому я тебя и не останавливал.

— А как переговоры с Миллером?

— Торгуются. Губаренко, как всегда, загнул непомерные цифры — у него губа не дура. А Миллер — человек прижимистый, лишнего не отдаст. Они еще долго будут водить друг друга за нос. Так что ты ничего не потерял. Ну что, пей еще одну, а закусишь уже по дороге. Нам еще далеко.

— Я чуть позже, когда очухаюсь, подменю вас за рулем.

— Лучше отдохни. Стакан спиртного, еда и сон — лучшие лекарства на свете, — говорю тебе это как врач.

 

ГЛАВА 8

РУБЕЖ АТАКИ

В Гяндже вся история повторилась. Второй по величине город Азербайджана (прежде — Кировобад), который всегда завидовал столичному блеску, с приездом в него международной комиссии с высокими чиновниками и представителями хозяев нефтепровода — начал закипать и бурлить. Наученные в Кюрдамире, власти позаботились о том, чтобы не допустить беспорядков. Партийные лидеры были превентивно призваны к порядку, массовые митинги запретили.

Однако разгонять демонстрации, которые пошли вдоль по пятикилометровому проспекту Гейдара Алиева к зданию мэрии, перед камерами журналистов и в присутствии иностранцев было нельзя. В город, связующий Восток и Запад и лежащий посредине между Тбилиси и Баку, был срочно направлен сам Фархат Алиев — министр экономического развития. Он вез городу щедрые обещания.

В походный штаб комиссии, занявший один из исторически ценных домов, построенных из знаменитого на весь Восток красного кирпича, тянулись многочисленные делегации с претензиями на незаконное отчуждение земли, самоуправство, нанесение ущерба и бесконечные злоупотребления. Забастовало единственное в городе предприятие, которое работало до сих пор на полную мощность — винно-водочный завод. Но даже этим ударникам спиртового промысла было на что пожаловаться — в городе были частые перебои с электричеством, оно подавалось по графику, а вода, которая иногда шла из водопровода, годилась только для технических нужд. Питьевую воду все закупали в магазинах и лавках.

Остальные предприятия были при издыхании. Город понемногу умирал. Безработные горожане Гянджи тысячами собирались у миниатюрной копии Девичьей башни, на пешеходной улице, также повторяющей Бакинский Арбат, в уникальном парке Хан багы с его гигантскими деревьями, под которыми все последние годы шумел самовольный рынок-толкучка. Инспекция трубопровода стихийно превращалась в предвыборный тур по стране.

Чтобы утихомирить политические страсти, Фархат Алиев выступил с официальным сообщением о том, что городу уже в нынешнем году выделяется специальный инвестиционный фонд для развития промышленности размером в девять с половиной миллиардов манат. Сумма поразила воображение горожан, и они принялись составлять проекты реанимации предприятий, хотя простой калькулятор мог показать, что на долю каждого жителя приходится пять долларов.

Сергей заявился уже поздно вечером. Он без стука вошел в номер Боба и Марата, бросив с порога веселое:

— Привет!

Боб скептически осмотрел его с головы до ног:

— Ну и рожа у тебя, Смирнов, — заметил он. — По земле волочили?

— Точно не помню, вроде того.

— Пить надо больше — чтобы на драку не оставалось сил, — наставительно сказал Боб. — Или ты во что-то серьезное впутался, как это Марат умеет?

— Да нет, все в порядке. Как тут дела?

Боб поднял указательный палец вверх:

— Не пей «черную» воду!

— Как это?

— Из-под крана течет так называемая в народе «черная» вода, она годится только для стирки темного белья и мытья полов. Пить и споласкивать глаза можно только покупной «белой» водой, иначе попадешь в городскую больницу, а там тебя быстро переправят в могилу.

Сергей уселся на стул посреди комнаты:

— И больше ничего существенного?

— Возьми в углу свой ноутбук, мы за ним присмотрели. Остальные вещи в твоем номере.

— Спасибо, — Сергей забрал свой компьютер. — Расскажите хоть что как…

— Митинги, возня мышиная, скука, — перечислил Боб. — Ты ничего интересного не пропустил. Мне эта свистопляска еще в Киеве поднадоела, а в этих безводных краях — просто тоска. Если свет опять отключат — пойду к мэрии стекла бить.

— Заблудишься в темноте.

— Нет, тут одна широкая асфальтированная улица — с нее не собьешься.

— Проспект Гейдара Алиева?

— Пустой вопрос. В Азербайджане все хорошее носит имя этого великого человека, кроме Девичьей башни.

— А что Марат молчит, как «черной» воды напился.

— От «черной» воды в сортире сидят, а Марат на тебя сердится. Что Губаренко?

— Ожесточенно торгуется с Миллером. Стоят насмерть — до последнего цента.

— Миллер уже здесь.

— А Губаренко улетел в Москву. Не сговорились пока и взяли тайм-аут.

— Коды торгует?

— Не только, у него еще карта шельфовой геологоразведки по Гюнешли.

— Ценная?

— Он не показывает, но заламывает какие-то несуразные миллионы. Да перестаньте вы дуться. Марат!

Марат отложил газету и спокойно сказал:

— Миллер тебя спрашивал, вы же не виделись в Баку.

Сергей примирительным тоном объяснил:

— Я загудел почти сразу — на старые дрожжи. Двое суток отрывался. А потом Шеин привез меня сразу сюда.

— Надо бы с ним потолковать по душам.

— Он в моем номере ночует, мест в гостинице нет. Так что я, пожалуй, схожу на разведку к Маркусу, а ты можешь проконсультироваться с лечащим врачом без меня. Чего требовать от этого «нефтяного шейха»?

Боб подумал и ответил:

— Я бы отправился прямиком в Тбилиси, не дожидаясь всей этой делегации. Согласен, Марат?

Марат уже накидывал рубашку, чтобы отправиться на разговор к Шеину. Он коротко кивнул и скрылся за дверью.

Марат вошел в номер Сергея без стука и застал Шеина за разборкой дорожной сумки.

— А, Марат! Хорошо, что зашел, — нам надо поговорить.

Марат, который часто использовал прием молчания, да и вообще был не болтлив, без слова сел на диван.

— Что ты не здороваешься? Недоволен моей деятельностью в качестве лечащего врача?

— Я недоволен тем, что произошло со Смирновым, и хотел бы внести ясность, — холодно сказал Суворов.

Шеин прекратил укладывать рубахи в шкаф и сел за стол:

— Охотно, — сказал он. — Тебе известен диагноз твоего товарища?

— Откуда бы?

— Циклическая форма шизофрении, отягощенная аутическим и амнезийно-заместительным синдромами. А в полном виде — надо вообще в карточке смотреть, что я там по науке классифицировал. По его случаю я мог бы диссертацию защитить. То, что он десять лет находится в обществе и живет почти полноценной жизнью, — уникальный успех.

— Ваш?

— Да.

— Это значит, что его можно в любой момент упрятать в психушку и объявить его показания юридически недействительными? — жестко спросил Марат. — Неплохая страховка.

Шеин отнесся к обвинению спокойно, он был тертый калач, разжалованный офицерик не мог поймать его на почве профессиональной деятельности. Шеин был уверен, что и опытные эксперты ничего не смогли бы доказать, дойди дело до суда или служебного расследования. Все шито-крыто!

— Что, все шито-крыто? — прочитал Марат его мысли. — Я ведь тебя задавить могу безо всякого расследования!

Шеин вздохнул:

— Все фронтовики одинаковы. Тебя тоже надо бы обследовать и помочь по мере сил. Везде в мире есть курсы для реабилитации солдат спецподразделений. Вы опасны, ребята, на гражданке. Вы все еще воюете и не можете остановиться, — голос Шеина набирал силу и обвинительный тон. — Обратись к кому-нибудь, пока не поздно, если мне не доверяешь. Могу дать наколку на специалиста…

Марат покачал головой:

— Ты меня проверял еще в базовом лагере. Смирнова отобрал, а меня — нет. Я тебе не подхожу, и ты с моими мозгами не справишься. Я хочу знать, что ты сделал с психикой Сергея и какие эксперименты ставил. Интересно, что ты запоешь, если тебе яйца зажать в тиски? — оценивающе глянул на Шеина Марат.

— То же, что и все — буду орать и призваться в чем угодно. Но учти, что Смирнов полностью доверяет мне, так что при нем этот фокус не выйдет. Твой «наезд» на меня — фуфло. То, что ты способен понять, я расскажу и так.

— Валяй, — разрешил Марат, который, между прочим, просчитал и вариант «экстренного потрошения» этого «лепилы».

Сделать это было не так сложно, как тот думал. Если взять столовую вилку, выломать средние зубцы, а два оставшихся сунуть в розетку, обмотав ее ручку полотенцем, то свет в их стояке погаснет. Здесь это никого не удивит, но на время все ослепнут. Можно на выбор — выкинуть этого «ученого-экспериментатора» в окно со второго этажа, а можно и аккуратно вывести по лестнице, — никто не заметит. Потом посадить в его же машину, отвезти в степь и допросить по всей строгости полевого закона. Однако после этого врача придется закопать в землю, а Марат вовсе не был уверен в его виновности и даже причастности к бедам Смирнова. Он элементарно брал врача «на понт».

Шеин, который был уверен в своей относительной безопасности, начал растолковывать положение вещей по возможности простым языком:

— В 1995 году Сергей получил тяжелейшую психическую травму, выполняя задание Губаренко. О его содержании спрашивай у него самого. Мне известна только первая половина — это была установка мин на каких-то морских вышках. Это задание было выполнено успешно. Однако вслед за этим произошло что-то такое, с чем Смирнов как личность не мог примириться. Сходную клиническую картину наблюдали в случае, когда на глазах солдата в Афганистане пытали одного за другим его товарищей. Он спасся ценой предательства и участия в их казни, он принял мусульманство, через несколько лет попал в США и уже там впал в тяжелую форму аутической шизофрении. Бесполезно гадать, что именно привело Смирнова в подобное состояние. Однако факт остается фактом: как бы тонко я ни приближался к этому эпизоду в его жизни — даже в состоянии глубокого гипноза — он впадает в коматозное состояние.

— И вы дали ему «новую» память?

— В течение двух лет он постепенно сам сочинил какую-то суррогатную версию, которая и укрепилась в его сознании. Это его стена, за которой прячутся кошмары. Конечно, они время от времени прорываются в сознание. Ведь информация из мозга никуда не девалась, но извлечь ее принципиально невозможно. Любая такая попытка окончательно разрушит его психику. По-видимому, он совершил нечто, чего не хочет признавать даже перед самим собой. Знаешь, как ребенок, который навалил в штаны и упрямо заявляет взрослым: «Это не я! Это не я!» Внутренний образ самого себя не совпадает в этом случае с фактами, и слабая психика предпочитает сохранить образ и устранить факты.

— У Сергея слабая психика? — недоверчиво переспросил Марат. — Нас же отбирали, как космонавтов.

— Не преувеличивай, мне об этом больше известно. Отбирали с учетом того, чтобы вы продержались год-два. О дальнейшей вашей судьбе никто не думал. В этом есть и моя вина — каюсь. Но на войне невиновных не бывает.

Марат про себя согласился с этим. Если вспомнить все, что им приходилось делать, камень прослезится.

Шеин налил себе стакан воды из графина, отхлебнул, будто на трибуне, и продолжал:

— При тех нагрузках, которые вам пришлось вынести, вообще нельзя остаться здоровым полноценным человеком, — Шеин оценивающе глянул на Марата и быстро спросил: — Или, может быть, у тебя есть семья, любимая работа, хобби?

Марат не собирался втягиваться в диалог, он сказал:

— Дальше.

— Я уверен, что у тебя нет даже собаки. Ты не можешь завести никого, кто стал бы тебе дорог, потому что опыт войны говорит: в любой момент ты можешь все это потерять.

Марат перебил врача:

— Не надо этой лирики, я не девочка. Что за эксперименты вы ставили на Смирнове и его людях? Управление психикой?

— Не верь голливудским фильмам. Ты видел шахидок, которым «промыли мозги» и отправили на задание? Наркотики плюс психологическое давление, идеологическая накачка. То же в тоталитарных сектах. Они похожи на нормальных людей? Нет, это роботы, зомби. В бою им не продержаться и полминуты. Нельзя подавить сознание бойца и требовать от него разумных действий.

— Что делали вы?

— Я учил его переходить в состояние так называемого упреждающего реагирования. Индийцы и китайцы называли его состоянием «безупречного воина». Использовались — очень осторожно — ускорители нейронного сигнала… Ты хоть не путаешь нейроны и нейтроны? Нейроны — нервные клетки, нейтроны — элементарные частицы. Плюс гипноз, медитации, тренировки. Ты ведь помнишь его показатели на спецполосе и в спарринге?

— Это не могло вызвать болезнь?

— Нет. Я все-таки серьезный ученый и знаю свой предмет. Эта моя техника сейчас используется некоторыми спортсменами, и успешно. В военной практике она оказалась неприменима. Так что Смирнов ни разу не использовал в боевой практике этот метод.

— Почему?

— Когда переходишь в состояние «безупречного воина», мозгом как бы становится все тело. Исчезает разрыв между приказом и исполнением. Глаз увидел брешь в обороне — мозг приказал ударить — рука выполнила. Все это заняло у тебя около 0,1 секунды. А у Сергея этот разрыв отсутствовал, когда он бывал «безупречным». Спросишь, почему это мешает в бою?

— Да.

— Это состояние хорошо на ринге, в бою с холодным оружием. Но как только ты захочешь отдать приказ подчиненным, то выйдешь из этого измененного состояния. Самое трудное с берсерками — это остановить их после боя, поэтому викинги неохотно использовали их. Хотя ценили и боялись.

— Что с Сергеем происходит сейчас?

— Все очевидно. Была опасность для жизни, к тому же дело происходило в тех же условиях, что и десять лет назад. Вот часть воспоминаний — самая безопасная — и прорвалась в сознание, чтобы спасти жизнь.

— Остальное может всплыть в будущем?

— Если произойдет очередной шок в соответствующих условиях. Тогда он вспомнит все.

— А потом?

— Потом все вернется к началу — острый шок, потеря ориентации, аутизм. Как вариант — самоубийство. Как вариант — кома, растительная жизнь без контакта с людьми.

— Как его состояние сейчас?

— Не знаю. Надо вести постоянное наблюдение. Я буду с ним до отъезда в Москву, а там потребую от отца, чтобы он аккуратно отстранил его от поездок. Предстоит повторный курс лечения — полгода, год, два… Не знаю. Но случай очень интересный, да и отец мне щедро платит. Кроме того, я привязался за эти годы к Сергею.

— А зачем вы приезжали сюда вместе с Губаренко?

— Сергей позвонил ему, тот — мне. Я сказал, что немедленно выезжаю, и Губарь, как вы его называете, увязался за мной. Он пытался продать секрет мин British Petroleum, пока Сергей сам их не обезвредил.

— А он может?

— Не знаю. Спроси сам. А если ты подозреваешь, что я в доле с Губаренко, то посуди здраво — разве он с кем-нибудь делился?

— Не знаю.

— А где остальные совладельцы этих вышек. Ведь не один он был в деле. Не задумывался об этом?

— Я не в курсе.

— А он их всех проводил в последний путь.

Марат поднялся:

— Версия убедительная. Что называется, внутренне непротиворечивая. Но есть один подозрительный момент — ты ее готовил десять лет. А потому рассчитываешь, что с ходу опровергнуть ее нельзя.

Шеин устало повел плечами, показывая, что не может спорить с параноиком.

— А потому я подожду делать выводы и понаблюдаю за ситуацией. Если уловлю опасность для Сергея — продолжим разговор, применив сначала тиски.

— Я бы уступил свою очередь генералу Губаренко, — сказал на прощание Шеин, «переводя стрелку». Он очень надеялся, что Губаренко Марату не по зубам.

Смирнов в то время, как обсуждался его диагноз, был допущен к Маркусу Миллеру, чтобы обсудить того же генерала Губаренко.

— Вы побывали в переделке? — спросил Миллер, глядя на разукрашенное лицо Сергея.

— Она, к счастью, не связана с нашими делами, — уклонился Смирнов от ответа, не рассказывать же англичанину о пьяном дебоше.

— Шрамы украшают мужчину.

— Я предпочитаю украшать других мужчин.

— А я — женщин, — не удержался Миллер от типичной английской шутки и остался ею очень доволен. — Я хотел спросить вас о двух вещах…

— О карте и о кодах, не правда ли? — подсказал Сергей.

— Вы правы.

— Карту я не видел и не могу судить о ее ценности.

— Тогда как можно говорить о цене, не видя товар или его часть хотя бы?

— Так всегда бывает, если речь идет о продаже информации. Но могу вам сказать, что Губаренко склонен назначать цену в двадцать, а то и в сто раз выше той, на которую в конце концов соглашается.

— Ага, — удовлетворенно сказал Миллер. — А коды? Вы сможете разминировать вышки самостоятельно?

— Если вы передаете их в концессию Смирновым, то эту проблему мы решим сами. Если нет, то я заломлю цену не ниже, чем Губаренко.

Миллер вежливо кивнул, приняв его слова к сведению.

— Мы начали переговоры по поводу концессии с вашим отцом. В течение недели будут подготовлены предварительные документы. Но я думаю, что эти сведения вам уже известны, — он показал взглядом на кейс-ноутбук, который держал в руках Смирнов.

— Нет еще, но я в ваших словах не сомневаюсь. Ребята жалуются на бессмысленность пребывания в Кюрдамире и здесь. Господин Снайдер пытается использовать их в качестве мелких полицейских провокаторов за неимением серьезного приложения сил. Мягко говоря, это неприемлемо.

Миллер с пониманием покачал головой:

— Он американец, к тому же сотрудник какой-то из их спецслужб. Им свойственна прямолинейная прагматичность и полное отсутствие такта и вкуса. Посылайте его к дьяволу, если он переходит границы. А что предлагают ваши люди?

— Вообще-то они не подчинены мне.

— Вы старший партнер в вашем бизнесе.

— Ну, хорошо. Они хотят заранее отправиться в Тбилиси и прощупать там почву, не отвлекаясь на суету вроде митингов.

— Очень хорошо. Это предложение принимается, однако лично вам следует остаться при инспекционной комиссии. Завтра мы со Снайдером проинструктируем Суворова и Комарова, передадим им связь с некоторыми нашими агентами, которые смогут оказать им содействие. Еще им следует изучить необходимые досье на фигурантов различных расследований, связанных с экстремистской деятельностью в Грузии. Их довольно много… И пусть отправляются в свободный поиск.

— Они могли бы заняться досье еще сегодня.

— Хорошо. Сейчас им в номер доставят компьютер с базой данных. Вы удовлетворены?

— Вполне, — поднялся с кресла Сергей.

Не желая помешать затянувшемуся разговору Марата и Шеина, он отправился в номер к Бобу, чтобы сообщить новости, а заодно связаться с отцом в Москве.

Маркус Миллер, который пребывал в этот вечер в шаловливом настроении, после ухода Смирнова отпустил еще одну чисто английскую шутку — отправил факс в Москву.

Кому: Господину Губаренко С. Г.

Маркус Н. С. Миллер

Тема: По поводу передачи специальных кодов

Мы согласны с предложенной Вами суммой сделки — $2 000 000 в случае, если вы, в свою очередь, согласитесь считать последние два нуля обозначением центов — $20 000.00 с.

Когда Марат вернулся в свою комнату, Сергей и Боб сидели за появившимся откуда-то компьютером и увлеченно листали страницы с фотографиями каких-то мужчин и текстами на английском.

— Вам подарили компьютер? — спросил он. — В Doom играете?

Сергей оглянулся и приветливо махнул рукой:

— Пристраивайся. Тут база данных грузинской полиции, которую они предоставили Интерполу. Только лица, официально объявленные в розыск. Завтра Снайдер покажет кое-что из собственной базы, где есть политические лидеры и всякая другая сволочь. Но тут тоже интересно. «Георгий Меташвилли. Крупный аферист, торговля автомобилями. В розыске с 1995 года в связи с убийством…» — прочитал он очередную аннотацию. — Можно пропустить. Он давно где-нибудь далеко…

— Ты не старайся сильно вникать, — поучал его Боб. — Надо просто смотреть лицо, «фотографировать» его, смотреть профиль деятельности, чтобы он ассоциировался у тебя с воровской профессией. Можно за несколько часов вогнать в себя сотни персон. Если встретишься потом, эта информация обязательно всплывет в тренированной памяти.

Марат сел рядом с ними и тоже стал наблюдать.

— А вот любопытно, — перешел на новую страницу Сергей. — В Цхинвали сотрудник таможни так называемый Южной Осетии Гасиев в нетрезвом состоянии попытался выяснить отношения с местным ОМОНом. Сначала Гасиев устроил скандал в собственном доме, выстрелил в свою сестру, которая пыталась его остановить, а затем ранил двоих омоновцев, с которыми у него произошел конфликт. Все трое получили смертельные ранения. Убийца скрывается на территории Грузии. Информация получена от осетинских правоохранительных органов.

— А что ты удивляешься, они постоянно контактируют друг с другом — власти Грузии и Южной Осетии.

— Они же недавно обстреляли Цхинвали.

— А осетины опять захватили заложников. Но переговоры ведутся, и грузы идут по дороге, и полицейские передают друг другу ориентировки, — Боб не видел в этом ничего удивительного.

— Странно… — сказал Сергей.

— Вы подряд смотрите или выборочно? — спросил Марат.

— Сделали поиск по словам «terror» и «kill», чтобы не тратить время на домушников разных, — объяснил Сергей. — Я ведь с компьютером не расстаюсь.

— Поищите мне Зураба Гасиева.

— Я уже нашел, — сказал Боб. — Твой армянин при мне называл эту фамилию. Вот, посмотри.

С экрана смотрело невыразительное паспортное фото: обычное лицо, глубоко посаженные глаза, немного выдаются увеличенные надбровные дуги.

— Что написано?

Сергей стал выборочно переводить вслух:

— Год рождения — 1962. Осетин. Проживал в г. Джава. Гражданская профессия — кровельщик. Служба в армии 1981–1983 годы в качестве снайпера в Афганистане. Участник военных действий в Грузии и «горячих точках» с 1991 года: прошел Приднестровье, участвовал в карабахском конфликте, в 1997 году — в Сербии. Причастен к организации покушения на Э. Шеварднадзе в 1996 и 2000 годах. В 2002 году был арестован грузинской полицией, но освобожден в обмен на четырех заложников-грузин. На левом бедре шрам длиной 12 см от осколочного ранения. Владеет всеми видами оружия. Склонен к самостоятельным и неконтролируемым действиям, практически не подчиняется командованию Южной Осетии. При задержании очень опасен.

— Ну, это и так понятно. Хороший знакомый гостил у Хачика.

— Вот такие одинокие волки и представляют единственную серьезную опасность, — сказал Марат. — А «майора Кожана» пробовали искать?

— Пробовали. В полицейском розыске таких нет.

Сергей ввел поиск по слову «русский»:

— Вот такой есть, но без фотографии: «Разыскиваются члены диверсионной группы, в которую входили граждане осетинской национальности, а руководил офицер ФСБ России Анатолий Сысоев». Больше никаких данных по нему.

Боб ухмыльнулся:

— Недавно наши идиоты в Думе проговорились, когда трепались по поводу сокращения бюджета: заявили, что в Цхинвали действуют 200–300 сотрудников ГРУ и ФСБ, зарплата которых и командировочные расходы официально выписаны в бюджете министерства обороны. Так что наших майоров там немерено.

— Этот «майор» командировочные вряд ли получает, — сказал Марат.

— Надо скопировать эту базу на диск, — предложил Сергей. — Даже если ее обнаружат у вас при каком-нибудь обыске в Тбилиси, то ничего криминального в этом нет.

Он принялся подсоединять свой ноутбук к компьютеру англичан. Однако оказалось, что база данных хорошо защищена от копирования. Он добился только того, что программа выбросила на экран красную панель, а затем произвела перезагрузку компьютера. Однако без хозяина техники они не смогли обойти защиту от взлома, а пароль им никто не сообщил.

— Ну что, мастер, — насмешливо сказал ему Боб. — Как в том анекдоте? «Готово!» — «Что готово?» — «Сломал!» Эх ты. Ладно, давайте спать. Мозги завтра будем загружать…

«Мастер»-компьютерщик смущенно собрал ноутбук и отправился в свой номер.

Глядя ему вслед, Кочаров поинтересовался у Марата:

— Как прошло собеседование с доктором?

Марат отмахнулся:

— Убедительно излагает, трудно поймать на «метле»… сволочь такая!

— Надо пальцы дверью защемить, — посоветовал Боб.

— Может, и пальцы… — рассеянно согласился Седой.

Следующий день был полностью посвящен подготовке к «десанту» в Тбилиси. Несколько часов подряд они изучали куда более интересные досье американских спецслужб на политических и общественных лидеров Южной Осетии, Аджарии, Абхазии и грузинской оппозиции. Все это приходилось, конечно, делать из-под руки Дейла Снайдера, к клавиатуре он никого не подпустил и показывал, конечно, далеко не все. Без специальной подготовки, которую когда-то проходил Марат, нечего было и думать удержать в памяти неудобочитаемые фамилии, одинаковые на взгляд европейца лица: депутат Мамука Кацитадзе, депутат Леван Бердзенишвили, вице-премьер Абхазии Леонид Лакербая, руководитель железной дороги южной территории Владимир Белявский, председатель движения «Единая Абхазия» Артур Миквабия, новый мэр Тбилиси Гиги Угулава, глава МВД Южной Осетии Михаил Миндзаев, министр обороны Южной Осетии Анатолий Баранкевич… Относительно каждого из них американец добавлял от себя некоторые бытовые детали, не занесенные в официальное досье: один любил молоденьких девочек, другой страдал запоями, третий ненавидит второго и так далее до бесконечности. Ребята поняли, что имеют дело с весьма профессиональным человеком, знатоком грязного белья целой группы стран…

Затем настал черед военных, боевиков, полевых командиров, просто бандитов. За ними последовали обиженные новой властью предприниматели, крупные контрабандисты, аферисты и финансовые махинаторы. От них естественным путем перешли к уголовной среде, которая была тесно связана и с первыми, и со вторыми, и, конечно, с третьими.

К вечеру начало казаться, что они познакомились уже со всем населением этой маленькой страны, исключая честных людей.

— А что-нибудь хорошее вы можете сказать о ком-нибудь из этих людей? — поинтересовался усталый Богуслав, массируя лицо и особенно глаза, болевшие от всматривания в экран монитора.

Снайдер усмехнулся:

— Хорошие слова я говорю на могилах…

Рано утром Богуслава и Марата отвезли на железнодорожную станцию и посадили на обыкновенный поезд «Баку — Тбилиси». Билеты они взяли в дорогой спальный вагон, отдав за него огромное количество ненужных больше манат. После изнурительного насыщения информацией оставалось одно желание — спать. Однако уже через три часа их разбудили таможенники: Азербайджан — страна маленькая, граница оказалась слишком близко для того, чтобы выспаться. К счастью, к пассажирам, едущим с комфортом, претензий предъявляли минимум и не рылись в багаже и на полках, чтобы найти запрещенную четвертую бутылку вина или 201-ю сигарету.

Они дружно проспали Гардабани вместе с 1-й насосной станцией, где спешно готовились к приезду инспекции, потом Рустави, и во второй раз их подняли только в пригороде Тбилиси.

Они не спеша прошлись по Вокзальной площади к станции метро, проехали две станции и вышли на проспект Шота Руставели. Немного вернувшись, между улицами Шевченко и 9 Апреля отыскали небольшую уютную гостиницу «Алазани», где им был заказан номер на двоих. Начиная с Баку, им все время приходилось, как в общаге, жить в одной комнате, однако на этот раз двухместный номер был выбран сознательно, — здесь их никто не прикрывал, а потому элементарные меры безопасности требовали не разделяться без нужды.

Четыре часа сна под стук колес освежили их. Выбравшись снова на свежий апрельский воздух, они нашли ближайшую хачапурихана и сели то ли завтракать, то ли обедать. Марат, который никогда до сих пор не бывал в Грузии, с интересом наблюдал, как на их глазах пекли хачапури в глиняных сковорадах-кеци прямо на раскаленных углях. Целое произведение из теста с начинкой из сыра легло перед ними на тарелки, истекая маслом и остывая. Они выпили по стакану холодного белого вина, выбрав в честь гостиницы «Долину Алазани» — с мягким вкусом и соломенным цветом.

Предстоял хлопотный день. Вся предварительная работа по созданию их имиджа была грамотно проведена: материалы прессы и телевидения оперативно, но ненавязчиво переданы в Тбилиси, где ожидали представительную международную комиссию по трубопроводу и готовились к ней. Купленные и внедренные агенты в оппозиционных и уголовных кругах намекали своим знакомым: «Едут подозрительные лица, надо их проверить», — и показывали бакинские публикации о Суворове. На каналах местного телевидения были в достаточном объеме показаны сюжеты с интервью возмущенного Богуслава Кочарова и сценой освобождения Суворова из СИЗО. Эффект отдаленного места действия психологически создавал более значительный образ из Марата, который вблизи мог быть принят за обыкновенного скандалиста, побившего в гостинице ментов. Издалека он воспринимался уже как идейный победитель спецслужб. Активная работа с оппозицией в Кюрдамире и Гяндже не была пустой тратой времени: контакты, которые не дали значимых результатов в Азербайджане, привели к тому, что у Боба и Марата было с собой несколько адресов политических активистов, которых по телефону предупредили об их приезде и даже рекомендовали привлечь к готовящимся акциям. Они создали себе репутацию решительно настроенных и опытных людей.

Первому позвонили Гие Метревели — журналисту из газеты «Свободная Грузия» и хорошему знакомому красавицы Гюльзар. Не успели они представиться, как услышали темпераментную грузинскую тираду:

— Вай, мы не ждали вас так быстро! Срочно в номер! — Позже оказалось, что это любимое его присловье по любому поводу, ставшее едва ли не кличкой. — Почему не предупредили, чтобы я вас встретил на вокзале? Где вы? Я немедленно еду! Гюльзар тоже с вами?

Усмехнувшись про себя, Боб ответил:

— Нет, эта бакинская роза пока в Гяндже. Мы вырвались вперед автопробега, как Остап Бендер, чтобы снять сливки.

— Покупаю фразу! — среагировал Гия.

— Дарю! — в тон ему отвечал Боб. — Мы в центре, можем встретиться прямо на Руставели.

— Через двадцать минут! — Прокричал в трубку Гия. — И не планируйте ничего на вечер, я вас отведу к замечательным людям! В каком вы месте проспекта?

— Будем на углу 9 Апреля.

Послышался панический возглас:

— Девятого?! А сегодня только шестое апреля! Неужели вам потребуется целых три дня, чтобы добраться до угла проспекта Шота Руставели? — Последовал громкий хохот, и Гия Метревели тут же стал пересказывать кому-то в редакции, как находчиво он придумал каламбур.

Боб даже отставил трубку подальше от уха, чтобы его не оглушил смех громогласного грузина.

— Ты с ходу стал выражаться цветисто, — заметил другу Марат, — влияние Грузии? «Бакинская роза»!.. — Передразнил он.

— Здесь иначе нельзя, — уверенно заявил Боб. — Допивай вино и пошли. Между прочим, грузинские мужчины всегда пьют только белое вино — заметил, какой сорт «Алазанской долины» я выбрал?

— Почему? Я больше люблю красное.

— По самой простой причине: здесь приходится пить очень много и очень часто, за каждый тост и до дна. А белое вино легче, не так быстро свалишься.

— Учту.

Гия Метревели оказался крупным парнем лет двадцати семи, с густыми усами и вулканическим темпераментом. Он узнал их по газетным снимкам и набросился, как горный барс:

— Гамарджоба! Гамарджоба! Надо немедленно поселить вас в хорошем месте и угостить на славу настоящим обедом! Джигит должен иметь силы для работы! — Он говорил исключительно с восклицательными знаками в конце каждой фразы или даже каждого слова. — Как жаль, что Гульзар не приехала с вами!

— Мы уже поселились и поели, — сообщил Марат.

— Что вы наделали! Разве вы знаете этот город, как знаю его я? Где вы остановились? Голову даю — в Tbilisi Marriott для глупцов, которые платят по триста долларов за плохое обслуживание! Мы немедленно заберем ваши вещи.

— В «Алазани», здесь рядом…

Гия приятно удивился:

— Это достойное место, пусть ваши вещи остаются. Там тихо и культурно. Но вас надо правильно покормить. Что вы ели, несчастные?

— Имеретинские хачапури…

— А пили что?

— Белое «Алазани», — рассмеялся Боб.

Стоя посреди тротуара, Метревели распахнул руки во всю ширь, задевая прохожих, и во весь голос объявил:

— Оказывается, я имею дело с опытными мужчинами, честь и хвала! Вы нигде не пропадете! Разрешите я вас сфотографирую, — неожиданно заключил он и нацелил на них глазок встроенного объектива в своем мобильном телефоне. — Отлично, спасибо! Пойдемте в мою машину.

Средством передвижения огромного грузина была старенькая «Ауди-100» — довольно разбитая, с еле тянущим аккумулятором, но с сидениями, покрытыми роскошными яркими коврами, и с отличной стереосистемой.

— Я задержу вас на две минуты, — предупредил Гия, усадив их сзади и повернувшись через спинку к ним лицом, чтобы видеть обоих, — нам необходимо мгновенно передать в редакцию горячий материал. — Он прильнул к трубке: — Алло, Нина! Набирай, золотая моя, срочный материал — небольшой, но очень важный! Заголовок — «Впереди автопробега». Дальше текст: «Подобно своему знаменитому собрату Остапу Бендеру, двое участников международной инспекционной комиссии по нефтепроводу БТД на неделю раньше срока прибыли в Тбилиси, чтобы увидеть все приготовления к приему гостей на нашей политической кухне». На этом «лид» закончен, пошел основной текст. «Это необычные и неофициальные участники пробега вдоль русла нефтяной реки из Каспия в Атлантику представляют интересы российско-украинского консорциума. Их имена — Марат Суворов и Богуслав Кочаров, они с первого дня оказались на слуху у всех в Баку, когда местные спецслужбы попытались сходу взять их в оборот. Застав четверых молодцов в штатском у себя в номере, Марат Суворов проявил лучшие качества уважающего себя мужчины и попросту хорошенько их взгрел, а затем сдал на руки охранникам гостиницы. Вслед за тем с треском провалилась попытка свалить вину с больной головы на здоровую и обвинить его в нападении на офицеров. Под давлением демократической общественности и свободной прессы Баку уже через несколько дней власти были вынуждены выпустить его на свободу и принести официальные извинения. Корреспонденту «СГ» Гие Метревели удалось первым взять эксклюзивное блиц-интервью у этих решительных людей». Господин Кочаров, какие впечатления сложились у вас за эти дни работы комиссии о готовности нефтепровода?

Метревели широко улыбнулся и передал телефон в руки Бобу, предупредив: «Говорите в трубку, там записывают». Боб вздохнул и спокойно надиктовал свой ответ:

— Англичане пытаются хорошо строить, но чиновники умеют еще лучше воровать. Но сегодня БТД остается едва ли не главной экономической надеждой Азербайджана и Грузии. К сожалению, бакинские говоруны превратили рабочую поездку в политическое предвыборное шоу, — и он вернул телефон.

— Скажите, каковы цели вашего визита?

Трубку взял Марат.

— Отвечает Марат Суворов. Поначалу мы вышли с определенными экономическими инициативами к балтийскому консорциуму, однако не встретили с его стороны готовности к диалогу. Они восприняли наши предложения как попытку присоединиться к дележу пирога. Присоединившись в качестве общественных наблюдателей к инспекции, мы преследуем цели изучения перспектив региона для общего бизнеса, завязываем связи. Наш российский концерн нашел общие интересы с авиастроением Киева, найдет друзей и в Грузии.

— Какие политические силы вы представляете?

Трубку взял Боб:

— У нас нет политического мандата. Но нам представляется неразумной конфронтация Грузии и России. Сначала Грузинская ССР вместе с Россией боролась с Америкой во главе с министром иностранных дел СССР Шеварднадзе, теперь защищается с помощью США от Российской Федерации. Я скажу вашей поговоркой: «Съел соль — солонку не разбивай». А ведь мы не солонку, а пуд соли съели вместе.

Метревели поднял вверх большой палец, оценивая фразу Богу слава.

— Некоторые газеты в Баку связывали ваши имена с националистическими и экстремистскими организациями, опасаясь развития событий по схеме «цветной» революции для Азербайджана.

Снова ответил Боб:

— В Тбилиси «цветная революция» уже произошла, новым властям надо опасаться «черно-белой контрреволюции».

— И последний вопрос: скажите, Марат, а если сегодня вечером вы обнаружите у себя в номере группу незнакомых мужчин в штатском, которые роются в ваших вещах, что вы им скажете?

Марат ответил лаконично:

— Ничего — я бью молча.

Гия Метревели выхватил у него трубку и радостно закричал в нее:

— Нина, дорогая, получи, пожалуйста, фотографию с моего телефона и отнеси ее в техцентр, пусть поставят к этому материалу. Справа с белыми волосами — это Марат, пусть правильно подпишут. Все, посылаю картинку на твой номер!

Он нажал несколько кнопок и повернулся к гостям:

— Как вам нравится наша завтрашняя статья в моей газете?

Боб поднял оба больших пальца вверх:

— Никогда не видел, чтобы так быстро сделали классную вещь. Ни одной поправки, все «в одно касание». Ты — суперпрофи, Гия! — он разразился такой многословной похвалой, потому что в гостеприимной Грузии коротко похвалить — это почти что отругать.

Марат ограничился словом «Боевито!» и каким-то неопределенно-экспрессивным взмахом руки.

— Некогда копаться, дорогой! — вскричал грузин. — Нас такой человек ждет у себя в доме, такой человек!.. Я все по пути расскажу. Стартуем?

— Давай!

Гия еще долго не мог успокоиться и половину дороги вспоминал совершенный только что будничный подвиг:

— Вах, как замечательно вы отвечали! Если бы все люди могли так коротко и грамотно отвечать на вопросы. Вас не придется поправлять. Все буковки на месте. Ах, как жалко, что Гюльзар в этой безводной Гяндже! Она порадовалась и поучилась у нас, как мы быстро справились с работой!..

Видно было, что Гия привык к этой шумной и энергичной роли, под которой легко было скрыть любое количество контрабанды задних мыслей и хитроумных соображений.

— Гия, объясни, пожалуйста, что ты задумал? К какому грузинскому князю ты нас везешь?

Гия бросил на секунду руль, чтобы взмахнуть руками:

— Правильно сказал, дорогой! Это настоящий князь и щедрый друг. Давид Лоладзе! Он сумеет правильно встретить гостей и скажет много важного. В его доме вы познакомитесь со всеми, кто вам нужен.

У обоих друзей заработала внутренняя «база данных», которую они так старательно загружали весь прошлый день и часть ночи. «Лоладзе Давид Луарсабович — крупный промышленник. Родственник зятя Шеварднадзе. Участвовал в приватизации крупных предприятий текстильной и винодельческой промышленности. Масштабная контрабанда по транскавказской дороге через Южную Осетию на Эргнетский оптовый рынок. После прихода к власти Михаила Саакашвили заплатил крупные штрафы, легализовал по амнистии часть капитала. Связан с многочисленными преступными группировками и деятелями «старой» оппозиции. Известен под кличкой «Князь»». На фотографии — благородная седина на пышных бакенбардах и орлиный нос.

Машина проезжала мимо Ботанического сада, когда Гия вскричал, хлопнув себя по лбу:

— Надо подарить князю цветы! Здесь специальный магазинчик с замечательными растениями. Он большой любитель экзотических растений! Я отлучусь только на одну минуту!

— Давай мы с тобой, выберем подарок подороже, — предложил Боб.

— Ни в коем случае! Вы лучше посмотрите за машиной, я не выключаю двигатель, потому что аккумулятор слабенький — не хочется заставлять гостей толкать машину. Если что, заплатите штраф патрулю полиции за неправильную парковку. Двадцать лари им за глаза хватит! Не давайте больше, а то почувствуют деньги и разбалуются!

Товарищи поняли, что, видимо, Гие надо, скорее всего, поговорить по телефону без лишних ушей, а потому послушно остались в машине.

— Двадцать лари, — посчитал в голове Боб, — это меньше десяти долларов… Думаешь, правильно направляемся во «дворец»? — спросил он Марата.

— К этому, с театральными бакенбардами? По досье, он человек авторитетный… Пьем белое вино, а то закатят какой-нибудь дурацкий грузинский пир — и прощай работа.

— Не думаю, — сказал Боб. — Сейчас им не до пиров на самом деле…

Он не успел договорить, потому в машине открылись одновременно три дверцы. Маленький крепыш, не посмотрев на седоков, сразу цепко ухватился за руль и рванул с места. Двое других, предъявив в качестве главного аргумента стволы пистолетов, скользнули на свободные места спереди и сзади, потеснив приятелей.

С водителем и задним седоком можно было справиться без труда, несмотря на оружие, но тот, что забрался на переднее сиденье, был вне пределов досягаемости и мог успеть выстрелить. Марат и Боб не стали делать резких движений, демонстрируя пустые руки.

— Спокойно, спокойно, — сказал Боб. — Если вы за машиной, то мы выйдем.

— Руками возьмитесь за ботинки, голову вниз — на колени — и не поднимать, а то врэжу по затылку жэлэзякой, — сказал тот, что потеснил их сзади.

Стало понятно, что угон машины они отягощали похищением заложников.

Машина быстро тронулась с места и понеслась вниз по улице. Не зная толком города и ничего не видя, кроме грязного пола, Марат и Боб могли только догадываться по поворотам машины, что их везут в юго-восточную часть города по правой стороне Куры.

— Умеет Тбилиси гостей встретить, — сдавленно проговорил Боб, чтобы хоть как-то проявить свое присутствие.

В ответ он получил обещанный удар рукояткой пистолета по затылку, а потому больше реплик не подавал.

Через двадцать минут машина притормозила, сделала несколько коротких поворотов, затем в салоне стало меньше света — они въехали в закрытое помещение.

Мотор заглох, хлопнули дверцы. Несколько долгих минут они сидели в той же позе одни, хотя снаружи слышались шаги и говор на грузинском языке, двигали какие-то предметы. Внезапно опять стало светлее.

— Выходите, согнувшись! — Последовала резкая команда. — Смотреть только в пол. Вперед.

Марат и Боб прошли в ту сторону, где горел яркий свет. Было понятно, что они находятся в большом закрытом гараже. Его задняя стена была ярко освещена двумя «театральными юпитерами» на штативах. Туда — к расстрельной, судя по выбоинам, стенке — их и поставили. Яркие полукиловаттные лампы били в лицо, так что похитивших их людей, которые стояли позади света, совершенно не было видно. Вдобавок спустили с поводка огромную кавказскую овчарку килограммов на семьдесят, приказав ей что-то по-грузински — наверное, «Сторожить!» По крайней мере, она это поняла так, что должна сидеть перед пленниками, бдительно следя за каждым их движением и сопровождая грозным рыком каждый вздох.

— Руки за голову. Опустишь — собака откусит их.

Собака подтвердила захлебывающимся от ненависти рычанием каждое слово хозяина.

— А еще она — детектор лжи? — поинтересовался Боб.

Прозвучало два выстрела. Пули точно легли между головами Боба и Марата, больно ударили по ушам разлетевшиеся крошки штукатурки. Помещение наполнилось едким запахом пороха. Пес припал на передние лапы и зашелся лаем, стремясь броситься вперед и вцепиться в чужих, но команды «Взять!» еще не было.

— Я сам детектор, — ответил злой голос. — За каждую брэхню буду отстрэливать кусок уха. — Он говорил по-русски довольно чисто, лишь немного напирая на «э» вместо мягкого «е».

— Спрашивайте.

— Кто послал?

— Таких, как ты, я сам посылаю, — заявил Боб и поморщился, когда крошки цемента снова полетели в голову после выстрела. — Кончайте гнилой базар, я хочу говорить со старшим.

— До старшэго надо еще дорасти… и дожить. Говоры со мной, только быстро!

Однако прежде чем начинать что-либо говорить, надо было сориентироваться хоть по каким-нибудь косвенным признакам и интонациям, с кем они имеют дело — спецслужбы, боевики, уголовники. «Втемную» ничего не угадаешь в каше грузинских интересов и группировок с их непредсказуемыми сменами друзей и врагов.

— Зацепишь ухо, я твое отрежу, — пообещал Марат, — когда поговорю с хозяином.

Грузин поддался на провокацию и взбесился:

— Ты, гад майданный, хохла мат! Какой тэбе хозяин? Здэсь сдохнэшь!

Картина немного прояснилась, и Марат сказал Бобу:

— Видишь, говорил я писакам: не болтайте про «оранжевых», поссорите нас со всеми приличными людьми. Я воевал с УНСО и Ющенко мне не друг, скажи это старшему, парень.

— Ты от матэри откажэшься, когда страшно. Если не УНСО, то Крэмль тэбя послал. — Он обратился к своим. — Бадри, связывай их по одному, будем лампой коптить, как свинью…

Поскольку сказано это было по-русски, не по-грузински, Марат сделал вывод, что все время идет психологическое давление — без членовредительства. Значит, приказа серьезно портить отношения с приезжими пока нет.

— Про Кремль — это ближе, — продолжил Марат, не обращая внимания на их последнюю фразу. — Но Кремль большой. Льва Толстого надо читать, — наставительно добавил он.

— Что? Что?! — удивился грузин.

— «Войну и мир», — уточнил Марат, вследствие чего Боб быстро нырнул кувырком вперед под лампы, уходя от выстрела.

«Лев Толстой» — кодовая фраза, которая означала «Приготовиться!». Название произведения означало немедленное действие. «Смерть Ивана Ильича» — «Сейчас будут стрелять, так что используем последний шанс. Прощай, брат». «Анна Каренина» — «Шанс есть у тебя — бросайся под паровоз!» А «Война и мир» — «Я пошел вперед, вижу шанс. Уйди с линии выстрела!» Выполнять команду надо было мгновенно, не раздумывая.

Надо сказать, что в «библиотеке» условных фраз были еще Достоевский, чьи произведения означали указания, на кого «переводить стрелку»: «на себя», «на меня», «на третье лицо». Еще использовался Чехов, чтобы обозначить разного рода «разводки»: «косить под лоха», «косить под важняка», «толкать роман» — то есть излагать какую-то совершенно фантастическую версию, призванную сбить с толку противника.

Когда Боб рванулся вперед, собака вскинулась в его сторону, но прыгнуть не успела — Марат ухватил ее за горло, рванувшись, как индийская кобра в броске. Под правой рукой затрещали раздавленные кадык и трахея пса, левой Марат вцепился в густую длинную шерсть на груди — и поднял зверя перед собой, что было не очень легко из-за его веса. Бахнул выстрел в стену, но это от растерянности — никакого смысла в нем не было.

Как всегда в скоротечных соприкосновениях, время для Марата как бы замедлилось. Та чушь, которую рассказывал Шеин про «безупречного бойца», была прекрасно известна Марату, — но на деле, а не по теории. Все его тело действительно было единым мыслящим существом в эти мгновения. Глаза видели боковым зрением, как Боб катится по цементному полу, сшибая по пути левый прожектор. Тело и руки, заслоняясь огромной собакой чуть медленнее, чем Боб, двинулись вперед на правый «юпитер» и сшибли его хребтом собаки, затем швырнули и ее судорожно напрягшуюся тушу перед собой в направлении, откуда слышал голос стрелка.

Хрипящая собака сшибла кого-то весом своих семидесяти килограммов и забилась на полу, задыхаясь. Боб уже поднимался и, ухватив могучей рукой одного из троих, бросил его об стену. Этого можно было больше не считать.

Похитители напрасно рассчитывали на то, что ослепят пленников яркими лампами. Мучительные когда-то тренировки научили глаза Марата реагировать мгновенно, сокращая и расширяя зрачок — как кошка, которая продолжает как ни в чем не бывало преследовать мышь, перебежав из освещенной комнаты в темный чулан.

Одна из ламп еще светила на полу, поэтому видно было прекрасно: того, что вел допрос, повалила на спину собака, теперь он барахтался под ее телом, хотя пистолет не потерял. Первым делом Марат выбил его ударом ноги. Подбирать времени не было, потому что третий, не ориентируясь в обстановке схватки, поднял оружие — обычный «макар» — и палил без всякого соображения во все стороны, исходя, наверное, из того, что опасен тот, кто на ногах. Пули, рикошетируя, визжали вокруг — и это было по-настоящему опасно для каждого из них, включая самого стрелявшего.

Марат перекатился по полу, чтобы оказаться ниже горизонта обстрела, и из положения лежа запустил стойкой погасшего «юпитера» в этого бойца. Его смело с ног. Стало тихо.

Боб и Суворов деловито обыскали всех троих на предмет оружия, заодно изъяли документы, хотя большого проку в этом не видели. Найдя на верстаке моток проволоки, Боб скрутил всем троим руки за спиной, туго накладывая витки с мстительным чувством. Он усадил их посреди гаража, спиной к спине треугольником. Никто серьезно не пострадал, все уже были в сознании, готовые к разговору.

В бетонном гараже, рассчитанном на четыре машины, кроме их «Ауди» стоял изрядно потрепанный джип «Чероки»: было заметно, что он много использовался на горных дорогах и повидал виды.

— Ну что, давай я в джип, а ты в машину Гии, — предложил Боб. — Подождем, пока хозяин попросит машину назад. Эй, парни, как открыть двери? Кто первый ответит, не получит по морде!

— Подожди, — Марат взял в руки мобильник, изъятый у старшего группы, который вел допрос, и наклонился к нему. — Как позвонить твоему хозяину? Я хочу ему сказать, чтобы не посылал ко мне лохов, которые не могут справиться с элементарным заданием. — Он заглянул в документы своего собеседника. — Гига, что ты молчишь, как рыба об лед? Я же говорил, что стану разговаривать только с хозяином, и держу свое слово. Еще я сказал, что отрежу тебе ухо… но пока ты этого не заслужил, и я ухо не режу. Ты лучше верь моим словам — говорю тебе на будущее, если оно у тебя есть.

Грузин молчал, как остальные.

— Почему вы стали такими неразговорчивыми? Мне кажется, это потому, что хозяин сам нас слышит. Я прав? — повысил он голос.

— Это я их послал, — послышалось сверху: посреди левой стены приоткрылась под потолком железная дверь, к которой вела крутая лесенка; обладателя голоса за ней не было видно — он прятался от пули. — Хотите, брошу вам гранату и уйду. Потом люди приберут то, что от вас останется.

— Если есть поблизости ветеринар, собаку можно еще спасти, — ответил ему Марат. — Я ей горло изломал, но она еще хрипит.

— Хорошо, ею займется хозяин, если вы его развяжете. Пойдемте в дом, я хотел бы поговорить с вами в более спокойной обстановке.

 

ГЛАВА 9

КАВКАЗСКИЙ УЗЕЛ

Марат снял проволоку только с Гиги — остальное пусть делает сам. Однако он, оставив товарищей, бросился первым делом к собаке. Что ж, Марат его вполне понимал.

Оружие, отнятое у боевиков, они и не подумали возвращать, справедливо считая его трофейным. Они поднялись по лесенке, не ожидая больше никаких подвохов. Было ясно, что проверку «на вшивость» они прошли, и теперь по сценарию последует разговор с «авторитетом».

Друзья нисколько не удивились, увидев картинного старика с бакенбардами, который театрально подбоченился, держа в одной руке гранату, а в другой — дорогой «глок», что исключало рукопожатие.

— Одобряю выбор, Давид Луарсабович, — Боб показал глазами на пистолет. — Легкое и надежное оружие. Показывайте дорогу.

Они оказались в богато обставленном доме, полном старинных вещей, как родовая усадьба. Однако Боб, знакомый с грузинскими обычаями, не заблуждался — в этих краях было модно украшать даже самое скромное жилище антикварными предметами, благо в Грузии их было очень много. Знаменитые и неизвестные мастера столетиями насыщали рынок чеканным оружием, кувшинами, каминными решетками, литыми статуэтками.

В кабинете хозяина они так же безо всякого удивления обнаружили Гию Метревели, который сидел на гнутом стуле позапрошлого века, краснея и тяжело дыша. В углу стоял с непроницаемым видом некий абрек с красивой бородой и гордым взглядом. В руках он сжимал автомат Калашникова вместо клинка.

Хозяин буркнул ему:

— Уходи.

Молчаливый абрек скрылся.

— Не сердитесь на Гию, — сказал Давид Луарсабович. — Я внес свои коррективы в план встречи, не предупредив его. Так что вся вина за неучтивый прием лежит только на мне. Думаю, не надо объяснять, чем вызваны мои действия. — Он вопросительно взглянул на Боба и перевел глаза на Марата.

Ни тот, ни другой ничего не ответили: мол, пустой вопрос.

Хозяин сел за письменный стол из красного дерева, небрежно бросив на него пистолет и гранату. Гия покосился на них встревоженным взглядом, опустил глаза и решил пока в разговор не встревать. Он чувствовал себя до крайности неудобно.

— Что привело вас в наши края? — спросил старик с бакенбардами. — И чего вы ожидаете от меня?

Боб, не дожидаясь приглашения, взял от стены стул и сел посреди комнаты. Его примеру последовал Марат.

— Я отвечу кратко, — заявил Богуслав, — ничего. Еще вопросы?

— Однако вы знаете, как меня зовут и ищете в Азербайджане и теперь в Тбилиси какие-то контакты. Я хотел бы понять — какие именно? Возможно, я смогу помочь. Или после инцидента с моими людьми вы не считаете возможным разговаривать мирным тоном? Я, конечно, приношу свои извинения за вынужденную грубость…

Боб поморщился и сказал в ответ:

— Видите ли, князь, — при этом наименовании — то ли кличка, то ли титул — хозяин приосанился, и все это заметили, — ваша осторожность нам понятна. Да и ваши джигиты пострадали больше нас. К тому же, по-моему, в вашем джипе появились новые дырки — это молодой парень палил куда попало. Все это понятно. Но у нас нет никаких причин доверять вам. — Он выделил последнее слово. — Хотя мы и знаем ваше уважаемое имя. В Грузии все время меняются обстоятельства, трудно ориентироваться… Это как гордиев узел какой-то.

Князь развел руками, соглашаясь с неразрешимостью этой проблемы.

— А кому вы бы смогли поверить? — спросил он. — Давайте попробуем найти общих друзей?

— Это не при прессе, — усмехнулся Богуслав. — Про нас и так всякой чепухи написали немало. Поверьте хотя бы, что к УНСО мы не относимся никак.

— Метревели — мой родственник! — гордо бросил Давид Лоладзе. — Он принадлежит к нашему роду и не станет выдавать наши тайны.

Боб скептически посмотрел на приунывшего Метревели и осторожно сказал:

— Пожалуй, есть люди, с которыми нам было бы интересно встретиться…

— Назовите их.

Вмешался Марат:

— Вы много работали с осетинами, князь. Вам знаком такой парень — Зураб Гасиев? У нас есть для него привет. С ним вместе в последнее время был майор по кличке Кожан. Этот тоже подошел бы. Один человек просил навестить его.

— Это дружественный привет или вы хотите найти этих людей, чтобы убить? — резко спросил Давид, дернув головой.

— Это дружественный привет от их старого знакомого, в чьем доме они недавно укрывались. Это Хачик Ованесян.

Грузин величественно кивнул, немного помолчал и важно произнес:

— Скажите, если я приведу к вам этих людей, вы сможете доверять мне?

Марат твердо заверил:

— Если это ваши друзья, то у меня не будет сомнений в том, что вы не сговорились с правительством.

Князь кивнул, разбирая в уме смысл этой русской фразы с двумя «не», затем сказал:

— Хорошо. Если эти люди не убьют вас и решат, что вы достойны доверия, то я соглашусь с их мнением. Тогда мы сможем найти общий язык, не подозревая друг друга.

— Договорились, — сказал Марат. — Как мы свяжемся?

Давид Лоладзе сделал отрицательный жест рукой:

— Вы должны знать, что это довольно опасная встреча — и для них, и для вас — они оба в розыске много лет, есть негласный приказ не арестовывать их, а просто застрелить при первой возможности. Поэтому такая встреча возможна при одном условии: вы ни на минуту не покидаете мой дом и отдадите на время свои мобильные телефоны. Эти люди должны быть гарантированы от засады. В этом случае я постараюсь пригласить их на сегодняшний вечер, а вас пока приму как добрых друзей. За кушаньем и вином время пролетит незаметно!

Услышав хорошо знакомые слова, наконец оживился и Метревели, который сидел до сих пор как в воду опущенный:

— Соглашайтесь, дорогие, — горячо заговорил он. — А то я век себя не прощу, что так подвел вас! Позор будет моей седой голове!

— Да мы вовсе и не отказываемся, — решил Марат, переглянувшись с Бобом.

Он решительно встал и положил на стол возле гранаты свой мобильный телефон:

— Положите его в сейф, Давид Луарсабович, — предложил он, — чтобы полностью его экранировать. Боб, давай свою игрушку.

Боб с готовностью отдал телефон, но прибавил при этом:

— А вот трофеи мы, с вашего позволения, оставим при себе. Эти пистолеты мы захватили в честном бою…

Князь недовольно поморщился о того, что ему напомнили о поражении его «придворных воинов»:

— Лучше я вам подарю настоящее оружие, а эти дешевые пукалки недостойны таких джигитов, как вы.

Поскольку князь оставил свое оружие на столе, Боб и Марат почувствовали некоторое смущение оттого, что за столом они оказались с пистолетами за поясом. Однако сцена в гараже еще не выветрилась из памяти и это удержало их от излишней учтивости и доверчивости.

Давид, по-видимому, решил загладить неприятное впечатление от стрельбы роскошью стола. Впрочем, Боб утверждал, что даже бедные грузины, которые каждый день едят дешевое лобио, к приходу гостя готовы уничтожить весь свой птичник — лишь бы поразить гостя широтой души.

Хозяин налил в большие бокалы вино из кувшина, принесенного специальным человеком, который до конца пира был занят только доставкой спиртного. Он поднял кубок и сказал:

— Прошу моих невольных гостей выпить эту чашу и с нее начать наше знакомство, стерев из памяти, как со школьной доски, все ошибки. Я надеюсь, что это знакомство перерастет в доверие, доверие — в симпатию, а симпатия — в крепкую мужскую дружбу.

Тост был принят, вино выпито, и атмосфера за столом начала постепенно оттаивать.

— Попробуй, Марат, — указал он на глубокое блюдо с чем-то похожим на вареных кальмаров. — С этого принято начинать застолье. Верно я говорю, Гия?

Метревели перевел дух и с готовностью поддержал эту тему:

— Именно так! Это, сказать по-русски, холодная закуска. Надо обязательно попробовать, — и он подал пример.

Марат взял тонкий белый ломтик из маринада и положил в рот. Он сочно захрустел хрящиком на зубах.

— Это мужужи. Просто замаринованные в уксусе и бульоне отварные свиные ушки, — объяснил Боб со смехом. — Нравятся?

— Вполне.

На столе было раздолье от нарезанных колбас, окороков и разнообразных грузинских копченостей и соленостей, не говоря обо всех видах овощей, холодного лобио и аджик. Однако оказалось, что никто не воспринимал это как пиршественный стол, потому что горячие блюда не были еще даже заказаны.

— Женщина! — громко позвал князь, и на его зов появилась пожилая грузинка в черном. — Позови Ираклия. — Гостям он пояснил: — Ираклий — это лучший повар, которого я смог взять к себе на работу. Он получает больше министра за свое искусство, и я считаю, что это справедливо, потому от министров я вижу много бед, а от гениального повара в жизни бывает только радость!

Последние слова смог услышать и толстый краснолицый грузин, появившийся на зов хозяина.

— Гамарджоба! — сказал он. — Можете напрячь свою фантазию и придумать любое блюдо, господа. Сациви, чахохбили, харчо, купаты, эларджи, сацебела, хачапури?..

Князь предоставил это право своим гостям.

— Чакапули! — заявил Боб, и Метревели горестно замотал головой к удивлению Марата.

— Какой коварный человек! — воскликнул Гия и повернулся к Суворову: — Понимаешь, дорогой, чакапули — это всего-навсего вареный молодой барашек со свежей зеленью. Но главная часть приправы — это первые плоды ткемали. Казалось бы, чепуха — мягкая косточка, едва прикрытая зеленой кожицей, но в этом кисленьком пустяке, — голос Гии повысился, — главный вкус чакапули! Горе мне, но ткемали появится только после того, как отцветут миндаль и вишня, в конце апреля.

Повар сделал протестующий жест:

— Желание гостя — закон! У меня есть маринованный ткемали с прошлого года. Будет вам чакапули!

Тут запротестовал Боб:

— Нет, нет, я только пошутил. Мы встретимся в конце апреля и обязательно поедим свежайший чакапули, а пока не будем забегать вперед. Как вы смотрите на хинкали?

— Замечательно! — зааплодировал Гия.

— Тогда я как гость заказываю настоящий хинкали с восемнадцатью складочками у хвостика!

Ираклий переглянулся с хозяином и сказал:

— Разве видел в этом доме кто-нибудь хинкали, чтобы на нем было меньше двадцати прищипочек?! Спуститесь ко мне в кухню и вы увидите своими глазами, что в этом доме свято хранят традиции: я не знаю, что такое мясорубка — и мясо рубят на мельчайшие кусочки двумя острыми кинжалами на дубовой доске. Тогда вы оцените их вкус!

Тут свое слово сказал Метревели:

— Дорогой Ираклий предлагал нашему вниманию сациви. Хотя сейчас не Новый год, но я уверен, что в доме хозяина найдется молодая индейка, откормленная орехами. Что если нам попросить у князя сациви?

— Ираклий, — торжественно сказал князь, — мы пришли к единому мнению. Готовь все, что тут перечислили! К вечеру прибудут гости, так что все пригодится. Поэтому не жалей мои подвалы и покажи свое искусство! — И он отпустил своего кулинарного гения в храм чревоугодия.

Налили и выпили, закусив на этот раз острым и соленым, со «слезой» сыром «Гуда», который ценят даже в далекой Франции, как объяснили Марату Боб и Гия. Получив за стол гостя, не знакомого с национальной гордостью Грузии — ее кухней, все трое его сотрапезников испытывали наслаждения от возможности поразить его местной экзотикой.

— И все это разрушает наш молодой «отец нации», — не утерпел пожаловаться на Саакашвили хозяин, наливая новые бокалы. — Все началось с того, что он перекрыл Транскам. Он потребовал, чтобы в Южной Осетии был установлен совместный КПП на этой «дороге жизни»! Конечно, Цхинвали на это не дал «добро» — зачем им отдавать 35 процентов своего бюджета? Тогда Михаил объявил, что все привезенное в Осетию — контрабанда, потому что ему не заплатили. И вот у людей стали забирать на границе Осетии и Грузии даже самые мелкие товары!

Все это «горе» матерого контрабандиста Марат и Боб уже знали из краткого досье. Давид умалчивал только о том, что сам он встречал с Транскавказской автомагистрали целые колонны грузовиков. В свое время Саакашвили доложили, что, по данным налоговой службы, грузины не моются, не чистят зубы, не бреются. Оказалось, что мыло и парфюмерные товары поступают в страну исключительно нелегально.

Боб поддержал тему:

— А потом он закрыл Эргнетский оптовый рынок на осетино-грузинской границе…

— Да! — всплеснул руками Давид. — И после этого цены поползли вверх. Я не бедный человек, и на сациви у меня всегда найдется. Но мой друг и родственник Гия, скажи, ты часто ешь теперь сациви?

Метревели с готовностью подтвердил:

— Только у тебя, дорогой, если не считать новогодний праздник!

Марат спросил:

— Цхинвали потерял на этом девяносто миллионов рублей — три миллиона долларов. А вы?

Князь нахмурился, но ответил откровенно:

— Думаю, не меньше, если подсчитать недополученную прибыль.

В столовую две женщины торжественно внесли дымящееся блюдо:

— Кушайте, гости дорогие, — сказала старшая, и обе удалились.

На тарелки разложили особого рода грузинские пельмени. Марат удивился такому уважению к обычному блюду. Он зацепил вилкой один из кусочков теста с мясом…

— Стой, — вскричал Боб. — Так хинкали не едят! А если едят, то потом долго стирают и чистят свою одежду. Весь вкус хинкали в сочной начинке. Бери его рукой, иначе весь сок будет у тебя на груди. Это опасно, как наши вареники.

— Дайте гостю салфетки, — крикнул Давид, и Марат, точнее, его костюм был спасен.

— Истину говорят: «Жалок человек, вынужденный есть в одиночку». Выпьем за прекрасную возможность узнать друг друга! — провозгласил Гия, хинкали подняли его настроение.

Оказалось, что мясо с многими специями, которое содержалось внутри «пельменя» пустило обильный сок, он, обжигая неумелого едока и пачкая его галстук, тем не менее составлял главную прелесть этого блюда. Что и говорить, мясо для него было использовано отборное.

Пистолеты пришлось вскоре переложить из-за пояса в карманы. Животы начали вспучиваться, а ноги наливаться тяжестью, и гости запросились на перекур. Давид и Гия в это время принялись обзванивать своих друзей, сообщая им, что Ираклию приказано «готовить все». Судя по разговору, это был сильнейший аргумент…

Расположившись в курительной комнате, они с интересом разглядывали роскошные кальяны и коллекции трубок, собранные хозяином.

— Ну, как тебе все это, Седой? — спросил Боб.

— Грузия — страна контрастов, — пошутил Марат.

— По-моему, мы попали, куда следует, наконец, — рассудил Боб.

— Сейчас покормят и опять поведут на убой.

— Будем отстреливаться, — Богуслав достал из кармана пистолет и проверил его. — Три патрона. А у тебя?

Марат протянул ему запасную обойму, извлеченную из кармана одного из похитителей:

— У меня один пустой — этот дурак расстрелял все, а второй полный. И даже почищенный…

— Ничего, прорвемся.

Под вечер, когда Боб стал с трудом отдуваться от поглощенной пищи, начали собираться гости, и застолье постепенно набирало настоящую силу. Собрался традиционный политический бомонд: партийные функционеры, депутаты, журналисты, бизнесмены. Покатились один за другим пышные тосты, в которых без всякой меры расхваливались присутствующие.

Ираклий лично подал фундаментальное сациви из трех индеек, заслужив аплодисменты, переходящие в овацию.

Познакомившись с десятком гостей, Боб и Марат почувствовали себя в относительной безопасности — при таком количестве свидетелей с ними ничего дурного произойти не должно было. Хотя бдительности, конечно, не теряли.

Когда за окнами стемнело, а они в очередной раз отдыхали от еды в курилке, туда зашел Давид Лоладзе. Он был насторожен и заметно волновался:

— Как вы, готовы к встрече?

— Оба или только один? — спросил его Боб.

— Не знаю, но вас ждут в саду. Из комнаты налево спуститесь по лестнице и выходите. Не обнажайте оружие, иначе они сразу начнут стрелять. Надеюсь, вы не устроите нам бойню под деревьями.

— У вас для этого отведен гараж? — довольно нелюбезно напомнил Марат.

— Идите… — сказал грузин. — В подвале вас не собирались убивать.

Они поправили оружие, снова переместив его за пояс, и спустились.

— Хорошенькое напутствие, — пробормотал Боб, Марат молчал.

Напрягая слух, они пошли один за другим с некоторым интервалом по дорожке. В саду горели фонари, поэтому все было наполнено переплетением густой тени от молодой листвы фруктовых деревьев и мертвенного света плафонов.

— Остановитесь на свету, — потребовал глухой голос, когда они достаточно далеко углубились и даже увидели ограду невдалеке.

Остановились, расставили руки, слегка повернулись, показывая себя.

— Хорошо, пистолеты за спиной не трогайте, и все будет в порядке, — сказал второй голос.

С двух сторон показались мужчины, державшие в руках миниатюрные полицейские автоматы чешского производства. Стволы были вежливо направлены вниз, но парни были наготове. Насколько можно было рассмотреть, один был действительно русским, второй, — наверное, осетин.

— Что передавал нам Хачик? — спросил осетин. — Как его здоровье?

— Благополучно, — начал было Боб.

Марат перебил его:

— Извините, парни, я не знаю вас в лицо и не очень доверяю Давиду. Как мне узнать, что вы — это вы?

Русский усмехнулся:

— А кто я должен быть?

— Ованесян говорил, что тебя называли «майор» или «Кожан». Настоящих имени и фамилии он не знает.

— Правильно. Что же делать? Разойдемся или постреляем? Документы мои — липа, у Зураба тоже.

— Фото Зураба я мельком видел, но старое, к тому же ты отпустил бороду, изменился. Надбровные дуги похожи… Слушайте, я вспомнил: у тебя должен быть шрам.

— Вот здесь, — Зураб ткнул пальцем в правую ногу.

Марат промолчал. Повисла пауза. Ее разрядил Кожан:

— Да ладно тебе, покажи парню шрам. Я его знаю.

Тогда осетин положил автомат на землю, вышел на свет и высоко закатал широкую штанину — на бедре высветился широкий и длинный шрам, небрежно зашитый в полевых условиях.

— Осколочный? — сочувственно спросил Боб.

— Да, — равнодушно ответил тот. — Откуда ты его знаешь, майор?

Кожан обратился к Марату:

— Я видел тебя. Ты из этих — «крестоносцев», — он похлопал себя по плечу в том месте, где у Марата была татуировка.

Тогда Суворов в свою очередь обнажил плечо и показал черный круг с крестом.

— «Черная метка», — сказал Кожан. — Так ее у нас называли. Немного же ваших осталось…

— Я тебя не помню.

— Так ведь я обычным летехой бегал в мотострелковом полку в те времена, а вы были заметными людьми, хоть вас и прятали на спецбазе.

— Не опасаешься, что я служил в войсках ГРУ?

— ГРУ за единую Осетию. Чего тут бояться? — резонно ответил тот. — Однако тебя разжаловали и списали «на берег». Так что ты — такая же вольная птица, как я.

Внезапно он пронзительно свистнул. Через секунду от дома прибежала молоденькая девушка.

— Ольга, принеси нам еды и вина в беседку, хорошо?

Девушка кивнула и унеслась.

— Пошли, расскажете как дела, — совершенно по-бытовому предложил Кожан. Оружие исчезло, спрятавшись под курткой на ремне.

Они уселись в изящной беседке, увитой плетьми виноградной лозы. Появилось неизбежное в этих краях вино и еда.

— За нее — за удачу, — сказал Кожан.

— И за всех нас, — добавил Зураб.

— Хачика давно видели? Не обижают его там?

— Дня четыре назад. И, по-моему, обидеть его, конечно, легко, но живым уйти после этого трудно.

— Верно, он хороший воин… хитрый очень. Что он передавал нам?

Марат сосредоточился и повторил в точности:

— Он сказал так: «…если будешь искать непримиримых людей, не спрашивай армян. Ищи в Грузии. Если найдешь Зураба Гасиева или русского, которого называли «майор» и «Кожан», скажи, что был гостем в доме Хачика Ованесяна. Я не знаю тебя, но это их дело проверить человека».

— Понятно. Считай, что тебя проверили, — ребята с аппетитом наворачивали сациви, на которое Марат с Бобом уже глядеть не могли. — Что за проблемы? Зачем вам «непримиримые люди»?

— Хотим попугать British Petroleum, чтобы поделилась с нами. Нехорошо гнать нефть из Каспия в Европу без участия России.

— Диверсия?

— Желательно.

— И чтоб след вел к местным? Понимаю. Готовы платить или ищете патриотов?

— И то, и другое, и сами поучаствуем, — ответил Марат на скользкий вопрос.

— Попугать, конечно, можно. Но вообще, эта труба — спасение для страны. Правда, «Мишанька», при его амбициях, пустит деньги на оружие и полезет к нам в Осетию… Но все равно.

Зураб сказал:

— Говорите с Давидом, ребята. Мы сегодня уходим, нам в Тбилиси делать нечего. Тут свои игры… А Давида сильно давят: его участки под строительство, по которым проложили трубу, больше ничего не стоят. Никто из богатых людей там не захочет жить. А компенсации — ноль. Так что этого он не простит. Попортьте кровушку Саакашвили, и чтобы за океаном поняли, как они ошиблись, — этот парень мира не принесет. А им вокруг трубы мир нужен.

— Правильно мыслишь, — сказал Кожан. — Поиграйте здесь на нервах. Поговорите с курдами, но они парни жадные. Старая гвардия тоже не лучше новых — крови хотят. А люди уже к мирной жизни потянулись.

— Вы — как Хачик, — сказал Боб, — навоевались…

— А ты — нет? Ты ведь тоже хочешь к трубе присосаться, а не в горах партизанить… Осторожнее здесь с уголовщиной — продадут. Если доберетесь до Боржоми, спросите массажиста Левана — он там личность известная. Он свяжет с нами или с нашими. Про вас будут знать, не опасайтесь. Может, там для вас дело найдется. Если здесь не срастется.

Зураб подтвердил:

— Выбирайтесь из Тбилиси, здесь такие, как вы, долго не живут, — он налил еще по стаканчику. — За вашу удачу. Вы позовите к нам Давида, мы с ним поговорим и будем уходить. До встречи.

Боб и Марат спокойно ушли в дом, там встретили Ольгу и передали ей просьбу Зураба. Сами отправились в курилку, там было пусто.

— Фу-у, — перевел дух Богуслав. — Ну и волки.

— Думаешь, не справились бы?

Боб посмотрел на друга с удивлением:

— Там же был третий, все время держал нас на мушке карабина.

— И четвертый — со стороны дома. Они очень осторожные. Пойдут с нами на контакт, только если нас в Тбилиси проверят и на крови повяжут. И вообще, ты прав: шансов уйти было мало — даже одному.

— Ладно, проехали…

Минут через пятнадцать появился Давид Луарсабович. Чувствовалось, что и он переволновался. Эти люди, которых накликали москвичи, просто излучали опасность. Говорить с ними было трудно.

— Ох, ребятки, слава богу, все хорошо. Больше к вам вопросов нет. Прошу прощения за утреннюю проверку и спасибо, что пожалели моих людей… и меня тоже. Кожан сказал, что ты, Марат, был в «черной метке» и что он лично не хотел бы с тобой поссориться. Говорит, вы — «крестоносцы» — хуже всяких Рэмбо из кино… Правда?

— Он пошутил, — ответил Марат.

Было видно, что старик в это не поверил, а поверил Кожану, но возражать «крестоносцу» уже не решался.

— Поужинайте с нами, ребята. Сейчас мы самое главное начнем, — от этих слов Марат и Боб запаниковали. — Я пока вас познакомлю с несколькими людьми. А когда лишние уйдут, посоветуемся в тесном кругу…

Разговор с двумя курдами из организация «Курдский проект по правам человека», как их представил Давид, был коротким и откровенным.

— Сколько вы готовы заплатить? — после недолгих церемоний спросили они.

Затем они изложили свои расценки: общественный протест и мирные демонстрации — столько, убийство рабочих для создания напряженности — столько, диверсия — дороже, остановка проекта — за каждый месяц задержки отдельная плата.

Марат понял, что эти ребята просто торгуются, кто больше заплатит, — Эмираты, которым нефтепровод как кость в горле, или British Petroleum — чтобы они не мешали. Если появится новый спонсор саботажа в виде России, они с удовольствием продадут одну и ту же услугу двум странам, а потом возьмут деньги у англичан за то, чтобы прекратить акцию.

Ко всему прочему, они собирались действовать в основном на территории Турции, где чувствовали себя вольготно.

Оставалось только вежливо заверить их, что их расценки будут доведены до сведения руководства, а о решении им сообщат.

Тем временем шла подготовка к главному действу: на обширную площадку на заднем дворе был вынесен мангал. Теперь в нем полыхали жаром угли из бука. Ираклий с особо доверенными помощниками готовились нанизывать шашлыки. При этом шеф-повар не менее громогласно, чем Гия, рассказывал тайны этого священнодействия.

— Только говядину и баранину можно мариновать в уксусе или вине, с луком и перцем и зернами граната, а вот свинину уксусом можно только испортить, — поучал Ираклий каких-то горе-специалистов. — А ты знаешь, что лучшие куски мяса — это «суки» — куски вырезки, которые располагаются под позвоночником. Даже от коровы не взять больше трех килограммов такого мяса. Но, дорогой мой, попробуй, понюхай! — Повар совал шампур прямо в нос спорщику. — Его можно сырым есть!

Блеснул знаниями Богуслав:

— А скажи, пожалуйста, уважаемый Ираклий, а ты в «сетку» заворачиваешь мясо?

— Вот молодец! — сказал Ираклий. — Самое главное спросил! Хоть русский, а понимает шашлык.

— Так я же болгарин! — возразил Богуслав.

— То-то я и думаю! Бери, дорогой, вот «сетка» в кастрюле, доверяю тебе заворачивать, становись рядом.

Метревели покрылся потом от зависти к гостю. Марат спросил его:

— А что такое «сетка»?

— Это нутряной жир у свиньи, в него заворачивается каждый кусок мяса, перед тем, как его нанизают на шампур. Рассказать про вкус невозможно, надо попробовать самому. Видишь, как твой друг делает?

Гие необходимо было хоть как-то проявить себя, поэтому он набрался мужества и заявил Ираклию:

— А все-таки одно истинно грузинское блюдо ты никогда не делал!

— Что?! — вскричал повар. — Говори, негодяй, какое?

— Бык на вертеле!

Далее он рассказал под хохот присутствующих «рецепт приготовления»: внутри целой туши быка помещают теленка, в теленка кладут барашка, в барашка — индейку, в индейку — гуся, в гуся — утку, в утку — цыпленка. В промежутках между этими животными и внутри них во все уголки набивают пряные травы — кинзу, базилик, эстрагон, лук-порей, мяту, сдобренные и пересыпанные красным перцем, чесноком, шафраном, корицей и орехами. Все это гигантское жаркое жарят на вертеле над ямой полной раскаленных углей в течение нескольких часов. Снаружи довольно толстый слой его обугливается, так что часть мяса пропадает. Зато внутри такое изобилие сока, такой неповторимый аромат, что по сочности и тонкости вкуса мяса с ним не может сравниться ни одно другое мясное блюдо в мире.

Ираклий, выслушав эту истинно грузинскую кулинарную поэму, вытер слезы, выступившие от смеха, и сказал:

— Клянусь мамой, мы когда-нибудь приготовим это блюдо! А ты поможешь мне закладывать теленка в корову, Гия Метревели!

Пиршество затянулось до глубокой ночи, после чего «лишних людей», о которых говорил Давид Лоладзе, развезли по домам, но затевать какое-либо совещание было уже нелепо. Поэтому гостей просто развели и разнесли по гостевым комнатам, оставив ночевать.

— Понял теперь, как срываются грузинские революции? — спросил Богуслав Марата, укладываясь спать.

— Я удивляюсь, как они вообще умудряются что-либо задумать или сделать, — заплетающимся языком ответил Марат.

— Хорошо, что мы не пили красного вина… — вместо «Спокойной ночи» сказал Боб.

За несколько часов до этого Мари Кунц потребовала срочной встречи с Маркусом Миллером. Она прошла грязным коридорчиком лучшей гостиницы Акстафы в его номер и присела на стул.

— Что случилось, Мари? — обеспокоенно спросил Миллер.

— Очень странное сообщение из Лондона, — строго сказала она. — Боюсь, мы напрасно отпустили москвичей в Тбилиси. Надо их отзывать и бросать здесь на выявление партизан.

— Каких партизан? — удивился британец.

— Господин Ольховский — беглый олигарх, которого мы приютили в нашей стране, — сообщил МИ-6, что некий источник в Москве передал ему сведения о существовании большого склада вооружения на территории Азербайджана.

— Очень странно…

— Вот документальное свидетельство. В 1942 году, когда вермахт был уже в Чечне и Дагестане, всерьез рассматривалась возможность захвата каспийских месторождений. Понятно, что для Гитлера нефть была проблемой номер один. Его стратегической базой оставалась одна Румыния. Захвати он тогда Нефтяные Камни — и история могла бы быть переписана совершенно иначе. Поэтому военные готовились к худшему варианту развития событий и организовывали склады боеприпасов для организации массовой партизанской войны на территории Азербайджана. Вот приказ об их организации под соответствующим грифом. Один такой склад существует до сих пор и кто-то имеет к нему доступ.

— То есть имеют доступ к неограниченным запасам взрывчатки и стрелкового оружия времен Второй мировой войны? Я верно вас понял?

— Верно.

— Надо запросить Москву и получить во что бы то ни стало координаты этого склада.

— Все не так просто. Это не армейский склад, о котором есть данные в архиве, это диверсионный склад особой секретности СМЕРШа. После войны он был законсервирован и оставался в ведении ГРУ. С конца 80-х, когда обострилась обстановка в Закавказье, он, как утверждает источник Ольховского, использовался спецподразделениями ГРУ для ведения секретных операций на территории бывших республик СССР. Он даже пополнялся современными боеприпасами и оружием. Из этого вывод — из Москвы мы не получим ничего. Тот, кто передал эти сведения Ольховскому, скорее всего, единственный обладатель секрета.

Миллер был в высшей степени озабочен:

— А что реально имеет в руках этот Ольховский и почему он вообще лезет во все это?

— Он передал в службу внешней разведки карту, на которой обозначен схрон взрывчатки, извлеченной из этого склада, — Мари положила на стол листок факса с картой-верстовкой.

— Надо его проверить. Где это?

— В районе Северного Карабаха.

— Уже. Я летала туда сегодня на вертолете.

— Вы себя раскроете такими действиями.

— Это уже не так важно. Вот, — и Мари положила на стол вещественное доказательство — брусок тринитротолуола.

— Это взрывчатка?

— Да, времен Второй мировой войны.

— Много ее там?

— Около двухсот килограммов плюс множество ручных гранат.

— Чудовищно! — сказал Миллер. — Сколько же ее на самом складе?

— Не знаю, но гораздо больше.

— И чего же хочет Ольховский и его источник в Москве?

— Ольховский, как и раньше, беспокоится о судьбе своего партнера и друга Романа Хухашвили с его интересами в долине Боржоми.

— Опять вы со своей экологией, Мари! Вы не можете заниматься чем-то одним: или спасением природы или разведкой?

— Да, я на его стороне. Боржоми — это достояние всего мира. И одного жадного грузина. От того, что Хухашвили заработает лишние миллионы, мир не развалится. А губить Боржоми преступно. Я говорила вам это, Миллер.

— Хорошо, этот вопрос последовательно решается и будет решен положительно. Этот грузин уже пять лет грозится взорвать трубопровод!

— Все это время мы приписывали эти высказывания бурному темпераменту этого южного человека, но все меняется, если для этого теперь имеется взрывчатка. Надо либо изолировать его, либо привлечь на свою сторону.

Миллер сдался:

— Роман Хухашвили получит все мыслимые гарантии. А что хочет источник из Москвы?

Мари Кунц сделала паузу и выпалила:

— Вернуть свои вышки на Каспии или получить за них полную компенсацию!

Миллер разинул рот, он наконец осознал, чьи уши торчат за всей этой интригой:

— Так это Губаренко?! Вот старый негодяй!

Миллер вовремя прикрыл рот, чтобы не рассказать о своей «английской шутке» — издевательском ответе, который он послал по факсу генералу Губаренко в ответ на его наглые претензии. Становилось ясно, что теперь амбициозный генерал постарается отыграться и говорить с ним будет весьма непросто.

Миллер походил по комнате, размышляя. Мари терпеливо ожидала его решения.

— Сначала этот старый диверсант заминировал шесть вышек и требовал платы за то, чтобы убрать свои же «адские машинки». Теперь он зашел с другой стороны — и, оказывается, заминировал всю республику. Представляю, что он запросит теперь… Послушайте, Мари, надо выманить его сюда и передать в руки наших москвичей. Пусть вытряхивают из него сведения любым способом. Это надо поручить Сергею Смирнову.

— Каким образом можно его выманить сюда? Ведь он только что был и уехал два дня назад. Как я поняла, — ни с чем.

Еще немного поразмыслив, Миллер нашел выход:

— Ольховского оставьте пока без ответа. Пусть думает, что мы несерьезно отнеслись к его информации. А я потороплю своих чиновников с составлением документов для Смирнова-старшего. И я потребую, чтобы он привез с собой господина Губаренко — ведь документы по скважинам находятся у него. Пусть уговаривают его своими способами. Вы же предупредите Сергея Смирнова, что на него возлагается поручение чрезвычайной важности — узнать у Губаренко место большого склада. Скажите, что именно вам прислали это сообщение из редакции. Мол, у вас связи со спецслужбами и так далее… British Petroleum не впутывайте в эту возню!

Мари ничего не возразила на этот план и собралась уходить. У дверей она остановилась:

— Не забудьте распорядиться извлечь всю взрывчатку и организовать засаду на месте схрона. Надо же задержать и исполнителей, — сказала Мари на прощание, оставив за собой последнее слово.

Ни один, ни другой все еще не представляли себе, что слова Маркуса Миллера, прозвучавшие в их разговоре о Губаренко, заминировавшем «всю страну», не столько поэтическая метафора, сколько суровая жизненная реальность.

Утром в саду Давида Лоладзе оглушительно пели птицы. Возможно, так только отдавалось в разламывающейся голове. Ни Марат, ни Богуслав никогда не жаловались на здоровье, за исключением тех случаев, когда получали ранение (или спортивную травму — во втором случае), однако такое количество «легкого белого вина», выпитого накануне, потрясло с непривычки их могучие организмы.

Марат поднялся с кровати, немилосердно браня все народные грузинские обычаи, и вышел в сад, чтобы усиленной зарядкой выгнать из себя похмелье. Боб предпочел лечиться лежа, хотя был знаком на практике с «болгарскими народными праздниками».

Свежее утро и хорошая нагрузка оказали свое целительное воздействие, а контрастный душ довершил реанимацию Суворова.

К удивлению Марата, грузинские «старички» уже через часок после его подъема начали шевелиться и появляться на свет. Суворов ожидал, что они вообще не встанут сегодня после такого пьянства и обжорства. Однако он их недооценил.

В десять часов после легкого завтрака началось совещание узкого состава, которое запланировал хозяин дома. Присутствовали только трое гостей, каждый из которых представлял определенную общественно-политическую силу, что выглядело очень символично. В серьезности собравшихся Марата убедил тот факт, что на столе, наконец, не было вина, а среди собравшихся отсутствовал пустой болтун Метревели.

— Я познакомил вас вчера, — безо всякой вчерашней эмоциональности начал Давид Лоладзе, — но сегодня расставлю все точки над «i». Все мы знаем, чего хотим, потому что над нами нависла недвусмысленная угроза. Наше бездействие убеждает Саакашвили, что он может творить все, что захочет. А наши новые друзья убедительно показывают нам, как надо говорить с компанией British Petroleum на понятном ей языке, чтобы не считала, что купила весь Кавказ. Наши московские друзья заминировали пять вышек в Гюнешли и предъявили консорциуму ультиматум. Я правильно излагаю известные мне обстоятельства, господин Кочаров? Я полагаюсь на свои источники из МВД Баку…

Богуслав оценил мастерство «утечки информации», которую устроил Миллер:

— В целом, верно. Минировали не мы, но ключ к минам у нас. Поэтому мы рассчитываем получить эти вышки в концессию.

— Правда ли, что вы с господином Смирновым, известным нефтепромышленником, лично сняли одну мину и предъявили ее спецслужбам?

— Совершенная правда. Но это был Смирнов-сын, сослуживец Марата, — он указал на Суворова.

Господин с жестким лицом и ломаным носом боксера неприятным голосом задал вопрос:

— Тогда зачем вам впутываться в наши дела? Вы свои сделали.

Боб спокойно объяснил:

— За назначенный срок — неделю — они не приготовили предварительные документы. Поэтому у нас есть приказ — подстегнуть неторопливых англичан. Они понимают только реальную силу и не отдадут ни одного евроцента, пока их не возьмешь за глотку.

Послышались одобрительные возгласы. Давид продолжал:

— Поэтому мы собрались здесь и сейчас проведем поименное голосование. Кто за то, чтобы провести к приезду комиссии БТД демонстративную акцию на нефтепроводе? Я, Давид Лоладзе, голосую «за», потому что они полностью обесценили мои земли, проложив по ним свою трубу. И можно сказать, что в эту трубу вылетаю я сам. Извините за каламбур в серьезном деле. — И князь передал слово по кругу. — Мамука Сесиашвили, твой завод железобетонных конструкций просто закрыли, чтобы построить на этом месте станцию подкачки 2. Что скажешь ты?

Пузатый грузин в расстегнутом пиджаке сказал:

— Я голосую «за». И предлагаю взорвать эту станцию к чертовой матери.

— О конкретных способах — чуть позже. Сейчас голосуем принципиальное решение, — строго поправил его председатель собрания. — Теперь наши русские… и болгарские друзья.

Боб ответил:

— Скажу за двоих: мы готовы принять личное участие.

— Эдуард Сакварелидзе, ты самый опытный политик из нас, что говоришь?

— Меня интересуют не деньги, как всех вас, а политический курс страны. Я за то, чтобы нанести серьезный удар по Саакашвили. «За»!

— Рамаз Хоштария, ты наша сила, что скажешь?

— Если не ударим сейчас, проиграем все. Удобный момент настал — и у меня все готово. «За».

«Два опальных предпринимателя, представитель старой шеварднадзевской гвардии из парламента и уголовный авторитет из спортивной мафии — классический подбор, — подумал про себя Марат. — За каждым стоит влиятельная группировка. Первые воровали и приватизировали, вторые обеспечивали законы и решения, третьи стали силой большей, чем армия и полиция. Классика! Молодые волки отогнали их от кормушки — и они готовы на все, чтобы отвоевать свое право. Мы оказались в нужном месте».

Давид подвел итог:

— Я не сомневался, что мы примем единогласное решение. Давайте говорить о конкретном плане.

Его перебил боксер:

— Прежде чем мы откроем свои планы, я хочу знать, почему вместо известных нам людей появились эти двое русских. Ты вчера привел убедительные аргументы, но мне этого недостаточно.

Марат подумал: «Бандит мыслит практически — и он совершенно прав».

— Известные нам люди вчера были здесь, вы это знаете, но сегодня они далеко…

— Если Зураб и Кожан не захотели работать, надо обходиться без них. Зачем непроверенные участники?

Давид попытался объяснить:

— Нам нужны профессионалы, а Кожан давно знаком с господином Суворовым. Это отряд «черной метки», дорогостоящие специалисты, которых прислали из Москвы для решения важных вопросов…

— Они не нам служат, — уперся бывший боксер. — Мои люди все сделают сами.

Вмешался Марат:

— Это не те вчерашние сопляки «все сделают сами»?

Рамаз Хоштария побледнел, ему было сделано публичное оскорбление:

— Вы не знаете, с кем говорите… — начал он повышать тон.

Марат снова перебил:

— Разве Рамаз предлагает нас отпустить? Он хочет нас убить, — давайте называть все своими именами. Мы ведь уже знаем ваши имена и…

Марат не успел договорить. Дверь в кабинет распахнулась и в нее ворвался человек с автоматом, за которым следовала целая группа. На самом деле человек этот — вчерашний знакомец Гига — успел только приоткрыть дверь и сделать половину шага. Марат неуловимо быстро взмахнул рукой, послышался сухой стук лезвия, вонзившегося в дерево, — и все увидели своими глазами убедительный образец ювелирной работы профессионала. Старинный кинжал с червленой чеканкой, которым за завтраком резали мясо и который, оказывается, Марат прихватил с собой, — сейчас он глубоко засел в дубовой двери, пригвоздив у самого корня ухо Гиги. Его голова оказалась прижата к деревянной панели, а сам боевик загораживал вход, не пуская остальных.

— Стой! — крикнул им их предводитель Рамаз, потому что Боб уже держал его голову в захвате, вставив свой пистолет прямо в глаз. Марат успел укрыться за книжным шкафом со старинными фолиантами, выставив перед собой пистолет и переводя его с цели на цель. Каждый, на ком на короткое мгновение фиксировался прицел, слышал в своей голове чавкающий звук удара пули, попавшей в мозг.

Все замерли, и только Гига вертелся, пытаясь освободить свое ухо.

— Я же тебе обещал вчера, что ухо отрежу, и советовал на будущее верить моим словам, слышишь меня, Гига? — спросил Марат. — В следующий раз, когда ты на меня нападешь, я отверну тебе голову.

Боб вежливо попросил своего пленного главаря:

— Пусть твои люди сдадут пока оружие и подождут в коридоре, здесь же солидные люди разговаривают. Скажи мне шепотом, сколько их?

— Восемь.

— Я посчитаю автоматы. Отдай команду.

— Автоматы не у всех, — предупредил Рамаз и громко скомандовал: — Быстро положите в комнату все оружие и ждите меня внизу. Уходите все вон из дома!

Бандиты-боевики по одному заходили и тихо складывали на узорный паркет свой арсенал, затем на цыпочках уходили. Спросив разрешения, они выдернули с большим трудом нож из твердой древесины и освободили полуотрезанное ухо Гиги.

Спрятав оружие, «дорогостоящие специалисты» заняли свои прежние места. Рамаз потер шею и мирным тоном спросил:

— А «черная метка» — это что такое вообще?

— Диверсионно-разведывательный отряд ГРУ, — объяснил ему Марат.

— Так вы и со взрывчаткой умеете работать, господин Кочаров? — спросил грузинский бандит у Богуслава, к борцовскому захвату которого почувствовал уважение.

— Только Марат, но очень профессионально.

Суворов удивился:

— Богуслав Кочаров — спортсмен, разве вы не знаете его? Вольная борьба — Московская Олимпиада-80?

Рамаз хлопнул себя по лбу:

— Извините меня, батоно, не признал! Второе место в тяжелом весе, а потом чемпион мира — болгарский атлет Богуслав Кочаров! Как же я не вспомнил? Я тогда не попал в призовую тройку, Заев выбил меня в полуфинале!

Богуслав добродушно подхватил любимую тему:

— Я помню ваш бой с этим троглодитом, — он передразнил стойку давно забытого чемпиона. — Полусогнутый такой и очень коварный, с длинными руками. Тяжелый был нокаут?

Рамаз замялся:

— Как сказать?.. Не очень легкий.

— Понимаю, — посочувствовал Боб. — Меня ведь тоже Медведь из Минска положил. Великий спортсмен!

— Медведь — да, — закивали все, вспоминая старинных кумиров еще советского спорта.

Суворов улыбнулся:

— Да, Александр Медведь — это действительно великий борец. Правда, я знаю одного человека, который вот уже тридцать лет предлагал Медведю побороться, а тот увиливал.

— Не верю! — воскликнул Боб. — Саша Медведь никого и никогда не боялся. Он принимал любой вызов и побеждал.

— Один мой знакомый, сейчас он генерал, известный писатель. Ему пришлось три года повоевать в Афганистане, в молодости тоже спортсмен. Он и Медведь дружат около сорока лет. Так вот, где бы они ни встречались, мой знакомый на людях говорит: «Давай, Александр Васильевич, давай, Саша, поборемся…» А Медведь только смеется. Помню, как моего знакомого чествовали в театре на его юбилей. Медведь пришел поздравлять его и, поднявшись на сцену, вручил своему другу борцовское трико и сказал: «Ты хотел со мной побороться? На, надевай!» А его друг не зря работал долго в уголовном розыске, каким-то образом учуял, что Александр может его таким образом поздравить, шагнул за пианино, стоявшее на сцене и через мгновение вынырнул из-за него с каской милицейской на голове, резиновой дубинкой в одной руке, а в другой — алюминиевым милицейским щитом. Встал напротив Медведя и, постукивая палкой по щиту, заявил: «Ну, давай, подходи!» Медведь стоит, пораженный такой догадливостью друга, а зал ложится от хохота. Александр не обратил внимания, что друг держит щит внешней частью к зрительному залу, а там написано «Щас завалю Медведя!» А когда увидел, то предложил: «Хорошо, я предлагаю ничью!» Они под бурные аплодисменты зала обнялись и заявили, что они никогда не боролись и не будут бороться друг с другом. — Суворов помолчал немного и с грустью сказал: — Согласитесь, сейчас так мало видишь настоящих людей, все помешались на деньгах.

— Да, — согласился Боб. — По-настоящему дружить могут только спортсмены.

— И только борцы из них, — пошутил Рамаз. — Но, действительно, настоящую мужскую дружбу в наше время увидеть… Ну что, продолжим?

Мирная атмосфера переговоров была восстановлена, однако груда стрелкового вооружения у дверей напоминала о разногласиях. Все понимали, что фактически внутри комнаты их всех держат в заложниках москвичи, а вокруг дома все перекрыто бандитами Рамаза. Если же оглядеть более широкую перспективу, то они окружены спецслужбами и полицией Саакашвили.

Давид снова взял ведение совещания в свои руки.

— Продолжим наш разговор, — сказал он. — Надеюсь, наше голосование остается в силе?

Последовали возгласы согласия. Инцидент был, как говорится, исчерпан.

Давид принес какие-то чертежи и разложил их на столе.

— Мы с Мамукой, — он кивнул на промышленника, — предлагаем сделать убедительное предупреждение всем. Вот план станции подкачки, которая стоит на его земле. Мы ее взорвем, и комиссия будет осматривать развалины. Что скажете?

Мамука Сесиашвили добавил:

— Там стоит взвод охраны, забор под сигнализацией, но мы все это изучили и есть даже свои люди внутри. Так что мне представляется, что все это реально.

Почему-то предложение, которое, наверное, они уже не раз обсуждали между собой с глазу на глаз, не вызвало никакого восторга у остальных.

Старый сподвижник Шеварднадзе недовольно произнес:

— Это хорошо только для вас. Вы напугаете British Petroleum, они заставят Саакашвили выплатить вам компенсацию за ваше потерянное имущество. Ну и что? Политические репрессии только усилятся, он получит в руки козырь.

Слово вставил Боб, почувствовав общее настроение:

— Думаю, после взрыва господин Маркус Миллер пойдет навстречу Саакашвили и даст свою санкцию посадить вас всех в тюрьму. Не только лично вас, а разогнать всю оппозицию.

— Наша задача, — продолжал политик, — нанести удар по тираническому режиму, всколыхнуть общество, не просто устроить шантаж ради ваших двух-трех миллионов.

— Вы нас дешево цените, — возмутился Сесиашвили, который хорошо знал, что речь идет о сумме впятеро больше, как минимум, но не собирался называть ее вслух — он боялся боксера.

— Нет крови — нет политики, — сказал здравомыслящий Рамаз.

Давид взвился:

— Мы не дадим согласия на кровь! Ты, Рамаз, уйдешь в Абхазию, прихватив «общак», — и ничем не рискуешь! А мы свои заводы и земли куда унесем?

Рамаз мрачно взглянул на князя:

— Ты отвечаешь за базар, что общак у меня?

Тот мигом стушевался:

— Это я к слову. Откуда я знаю, у кого общак?

— Тогда фильтруй свой гнилой базар!.. Я говорю: нужна серьезная акция — штурм парламента, как это сделала Нино Бурджанадзе!

Поднялся шум. Коротко говоря, как прикидывал Марат, политик и бандит требовали крови, коммерсанты стояли за шантаж. Спор был беспредметен, потому что решал все Рамаз, который обладал реальными автоматами и боевиками. Депутатская неприкосновенность и счет в банке всегда проигрывают, когда дело идет о том, кто кому глотку перегрызет. Силу обманут позже — хитростью.

Давид убеждал:

— Взорвем станцию и поставим их перед фактом. Они же поймут, что это только начало, первое предупреждение. А если начнутся репрессии — тогда мы с полным правом пойдем на крайние меры. Люди будут на нашей стороне.

Марат подал голос:

— После взрыва комиссия прекратит инспекцию, а все меры охраны будут усилены. Мы тоже немедленно покинем страну. Так что рассчитывайте только на одну подготовленную акцию.

Эдуард Сакварелидзе настаивал на том, что без спровоцированного политического кризиса народ на улицы не выйдет, Запад не станет принимать их всерьез:

— Ты, Давид, давно перевел свои активы за границу, — разоблачал он. — Ты просто не хочешь покинуть свой дворец и лишиться повара Ираклия! А это придется сделать, потому что Саакашвили тебя ненавидит. Решайся сейчас! Нам не бык на вертеле нужен, а власть.

Давид, чувствуя справедливость этих слов, защищался:

— Если тронуть представителей комиссии, нам этого никогда не простят. Даже если свалим «цветных», с нами не будут разговаривать.

— А ты что, сам пойдешь на дело? Или я? Все будет приписано южноосетинам, абхазам и русским. Может быть, курдам и Арабским Эмиратам. Но мы будем спасителями Грузии, и 235 километров трубопровода — наши!

Они еще долго препирались, а Марат с Бобом в это время рассматривали карты-схемы, разложенные на столе.

— Когда по плану визит комиссии на эту станцию?

— Через пять дней.

Марат задумчиво сказал:

— Можно успеть. Почему вы не хотите объединить две акции?

Все замолчали и прислушались к его дельным словам.

— Специалисты комиссии будут производить пробный пуск насосов и силовых агрегатов — так?

— Ну да, — ответил Мамука, который и раздобыл все эти планы станции, построенной на месте его завода.

— Вы ведь хорошо знаете всю эту территорию? Они использовали, наверное, многие ваши постройки?

— Да! Коммуникации, склады, производственные помещения.

— Мне нужны будут ваши специалисты-электрики, — сказал Марат.

— И что вы предлагаете? — спросил Давид.

— Производственную аварию при пробном пуске. Власти и British Petroleum будут подозревать диверсию, но доказать ничего не смогут. Погибнут члены комиссии и встречающие лица, но они не смогут доказать теракт. Кто будет на объекте? Саакашвили?

Депутат парламента ответил:

— Нет, это не в его ранге. Но Нино Бурджанадзе поедет наверняка.

— Вас это устраивает? Ее ликвидация?

— Конечно! Но только если нельзя будет доказать теракт. Грузины не любят, когда убивают женщин… Как можно устроить аварию?

— Вот здесь трансформаторная подстанция, — указал пальцем Марат. — Мне нужно, чтобы ваш инженер-электрик разобрался по схеме, как увеличить напряжение на насосы, чтобы они пошли вразнос. Возникнет избыточное давление в системе, а точечный взрыв прорвет трубу. Все, кто будет в помещении, сварятся в одну минуту, как паровые котлеты.

Боб добавил:

— Мину, которая стояла на буровой платформе в Баку и которую мы сняли, была установлена по такой же схеме. Чувствуется почерк спецназа…

Марат серьезно прокомментировал его слова:

— Лучшее решение всегда только одно. Взрывотехника — это точная наука. Есть один нюанс — нужен натовский пластид для спецопераций. Его марка — JMP-25. Профессионалы называют его «jump» — прыжок.

— Почему только он?

— Он специально составлен так, чтобы нельзя было выявить следов взрывчатки на месте диверсии. Это «ноу хау» ЦРУ: так они проводят диверсии во всем мире — без следов.

— Где его взять за пять дней?! — рассердился Рамаз Хоштария.

— У меня, — спокойно ответил Марат.

— Сколько стоит кило? — якобы шутя спросил политик.

— Я оказываю услуги, но ничем не торгую, — так же выдержанно ответил Марат. — Еще нужен самый простой взрыватель, который не оставит микроосколков для идентификации, и приемное устройство для того, чтобы взрыв был радиоуправляемым. Ведь нельзя предугадать, когда именно Бурджанадзе и комиссия зайдут в насосную…

Все с глубоким уважением смотрели на настоящего профессионала.

— Но осколки от приемного устройства не скроешь… — подал робкий голос князь.

— Обычный мобильный телефон! — сказал Боб. — Что вы, ей-богу, как дети! Наберем его номер — и все взорвется. Осколки телефона — не доказательство.

Все облегченно вздохнули:

— Действительно, как просто!.. — радовался князь. — А я уже чудеса всякие придумываю. Но у меня есть один важный вопрос к нашим многоуважаемым гостям: сколько будет стоить ваша… м-м-м… услуга?

Марат и Боб переглянулись.

— Вообще-то нам платит человек, у которого мы работаем, — строго сказал Боб. — И мы получаем долю акций в нашем предприятии. Уважающему себя мужчине нельзя служить двум заказчикам, как ваши курды, с которыми мы вчера говорили.

Тут сказал и Рамаз:

— Я бы тоже предпочел заплатить профессионалу. Я знаю «диких гусей»: они честно делают то, за что взяли деньги.

Мамука добавил:

— И пластид, наверное, очень дорогая вещь…

Боб рассмеялся:

— В таком случае, — ради вашего спокойствия — мы не станем отказываться от лишних денег. Но торговаться не будем — вы без нас посоветуйтесь и решите, сколько стоит наша услуга. Целиком полагаюсь на вашу щедрость…

Давид Луарсабович постучал по столу, привлекая внимание участников совещания:

— Ставлю на голосование вопрос о принятии плана акции, которую описал господин Суворов. Голосование поименное. Я — «за».

Старая политическая лиса Эдуард Сакварелидзе отмахнулся от князя:

— Да что ты, генацвале, время тянешь? Разве не видишь, что все согласны. Пора переходить в столовую, пока у меня не лопнула от боли голова!

— У нас много конкретных вопросов к вам, Рамаз, в первую очередь, — сказал Марат.

— За вином обсудим, дорогой. Я скажу своим, чтобы забрали эти железяки и шли по домам, да? — спросил он у Марата, указав глазами на склад оружия.

 

ГЛАВА 10

ЗАМИНИРОВАННАЯ РЕСПУБЛИКА

Смирнов ворвался в свой номер и с ходу взял за глотку Шеина:

— Ну что, сука, давай начнем рассказывать про склад боеприпасов, где мои ребята полегли!

Холодное бешенство в его глазах обещало мало хорошего в короткий остаток жизни Федора Константиновича. Проще говоря, врач понял, что из него будут долго выбивать всю правду до последней капли, а потом удавят железной рукой — так, что глаза вылезут из орбит и вывалится наружу язык. Поэтому он быстро сказал:

— Твой отец!..

— Что «мой отец»? — зло спросил Сергей, но чуть ослабил хватку.

— Твой отец умер!

Голова Сергея дернулась, глаза быстро потеряли яростный блеск и остекленели. Хватка разжалась.

— Встать! Смирно! — скомандовал Шеин. — Закатай рукав на левой руке для укола.

Повторив всю стандартную операцию для введения в состояние транса, которую сегодня пришлось начать сразу с кодовой фразы, чтобы сохранить здоровье. Шеин, массируя шею, на которой уже проступали красно-синие кровоподтеки, быстро выяснил причины эмоционального поведения пациента.

— С кем ты недавно разговаривал о складе боеприпасов?

— С Мари Кунц.

— Кто это?

— Журналистка Би-Би-Си.

— Шпионка?

— Скорее всего, да.

— Что она сообщила?

— Ей пришел факс из Лондона, на котором отмечен схрон тротила. Ей сказали, что существует большой склад со времен войны. Склад контролировало ГРУ. Кто-то через Ольховского в Лондоне продает его координаты British Petroleum. Мари сказала, что это, скорее всего, Губаренко. Она предложила вызвать его сюда, чтобы я, Марат и Боб могли по-своему допросить его и выведать координаты.

— Как ты отреагировал на ее предложение?

— Сказал, что это довольно легко, потому что документы предварительного соглашения о выделении концессии готовы, и мой отец завтра вылетает в Баку на встречу с министром экономики. Он может настоять на присутствии Губаренко, у которого находится техническая документация на платформы.

— Почему ты накинулся на меня?

— Я догадался, что после минирования буровых платформ в 1995 году было задание расконсервировать этот склад. Значит, там мои ребята и погибли. На карте, которую она показала, пометки сделаны моей рукой — я узнал свою манеру наносить знаки.

— Ты жалеешь погибших?

— Да. Но я выполнял приказ.

— Правильно… — рассеянно подтвердил Шеин, размышляя над полученной информацией.

Он набрал на телефоне номер Губаренко:

— Здравствуй, Степан Гаврилович, когда к нам собираешься?

— Завтра вылетаю. Как у вас дела?

— Пока все под контролем, но очень зыбко. Произошел второй шок, он догадался про склад, хотя и не вспомнил. Я сейчас гашу последствия. К счастью, этот шок послабее первого.

— Продержи его еще немного, а потом он мне не нужен.

— Продашь координаты склада через Ольховского?

— Откуда знаешь про Ольховского?

— Сергей сказал.

— Что?!

Шеин разъяренно ответил:

— Старый дурак! Ты все еще думаешь, что с тобой будут чикаться из уважения к твоим звездам? Ты пенсионер! Смирнову предложили захватить тебя, отвезти в горы и там допрашивать, пока не расскажешь про координаты склада! Хорошо, что он прибежал первым делом меня трясти за глотку! Вся шея в синяках!

— Не кричи на меня, говнюк, — гаркнул генеральским голосом Губаренко. — Я все понял. То-то они сначала прислали письмо с издевательским предложением, а потом пошли на попятную… У меня есть в запасе козырь. Держи там руку на пульсе. Сергея береги, вскоре он может сильно пригодиться.

Губаренко повесил трубку, а Шеин принялся составлять на бумаге текст поведенческих и психологических установок, которые предстояло ввести в сознание пациента прежде, чем освободить.

Перед тем, как отпустить дорогих гостей, князь отвел их в оружейную комнату. Оказалось, что он не забыл своего обещания подарить им оружие, «достойное настоящего мужчины», — просто он не торопился его выполнять, пока соглашение не будет достигнуто. Теперь же он с многословными похвалами преподнес им два ствола. Взамен «трофейного» «Макарова», Марат получил отличный израильский «Джерихо-941», запасной магазин и коробку 9-миллиметровых патронов к нему.

— О, «Орленок»! — обрадованно сказал Марат, поглаживая длинный ствол и убеждаясь, что глубокая рукоятка удобно сидит в руке.

— Его так зовут? — удивился князь.

— В Америке он называется «Baby Eagles» — маленький орел. А этот произведен в Израиле и носит марку «Джерихо». Это и есть 45-й калибр — наши девять миллиметров.

Марат извлек коробчатый магазин, убедился, что он рассчитан на максимальное для этой марки количество патронов — 16 штук. Затем сдвинул назад затвор, заглянул в патронник, щелкнул довольно тугим крючком. Отвел затвор и, нажав справа на ось затворной задержки, извлек ее из рамки. Снял затвор со стволом, вытряхнул из него возвратную пружину с направляющим стержнем, извлек ствол и внимательно рассмотрел его изнутри на свет — там сверкали чистотой шесть нарезов. Затем снарядил магазин, вскрыв коробку, собрал пистолет в обратном порядке, загнал патрон в патронник и перевел в безопасное положение флажок предохранителя на затворе-кожухе.

— Боец Суворов к стрельбе готов, — браво доложил он князю. — Спасибо, отличное оружие. Хорошо бы опробовать в гараже.

— Пожалуйста, дорогой мой! — расплылся в радушной улыбке князь.

Боб получил в подарок не такую дорогую импортную «волыну», а новенькую отечественную «Гюрзу», чей массивный кожух полностью скрывал внутри себя ствол.

— О, «Гюрза» — моя любимица, — обрадовался он. — Жаль, патроны у нас разные, мои длиннее на полсантиметра. Постреляем? Спасибо, Давид Луарсабович, уважил, этот пистолет по мне. Из него медведя остановить можно и по бронежилетам хорошо бить — не пробивает, но ребра ломает классно!

Постреляв внизу в импровизированном тире и оставшись весьма довольны личным оружием, они оставили на столе ненужные три «Макарова» сели в машину к Мамуке, у которого был свой непьющий шофер, чтобы вернуться после полуторасуточного отсутствия в гостиницу.

Развалившись на мягких сиденьях новенькой машины «Лексус GS», они переглянулись. Суворов демонстративно крутил в руках свой подарок, который стоил раза в три больше, чем оружие Кочарова.

— Поменяемся? — предложил Марат.

— Ищи дурака! — ответил ему Боб.

Переодевшись в гостинице, они заторопились в популярное туристическое агентство «Иверия», которое разместилось в ряду многочисленных магазинчиков напротив здания Оперы. Они проскочили под проспектом Шота Руставели по знаменитому в Тбилиси подземному переходу, где происходил непрерывный джем-сейшен непрофессиональных музыкантов. Стены, залепленные плакатами Джона Леннона, Джимми Хендрикса и «Пинк Флойд», многоцветные граффити, надписи «NOT WAR!», — все это промелькнуло перед глазами, а уши наполнились музыкой трех различных команд, одновременно игравших в переходе. К сожалению, им некогда было глазеть на посторонние забавы.

В турагентстве их немедленно принял директор, с которым они связались еще по дороге:

— Где вы пропадаете? Я ожидал вас еще вчера! — обеспокоенно вскричал он. — Миллер оборвал телефон, в гостинице ничего про вас не знают, телефон вчера целый день не отвечал.

Действительно, свои телефоны они забрали у князя только час назад.

— Ничего, Лев Давидович, зато у нас есть новости и просьбы.

— Сейчас же свяжитесь с Миллером! — закатывая глаза, потребовал старый тбилисец Лев Давидович.

«Интересно, — подумал Марат, — с какого года он завербован МИ-6?»

Боб строго спросил у тбилисского резидента МИ-6 (такое впечатление у него сложилось о должности пожилого грузина во время инструктажа у Миллера):

— Комнату давно проверяли на прослушивание?

— Мы свое дело знаем, — сказал Лев Давидович тоном, в котором читалось: «…в отличие от вас», — проверили два дня назад лучшими сканерами, готовимся к визиту как-никак.

Грузин сам набрал необходимый номер и доложил:

— Господин Миллер, они появились. Да, здесь. У меня в бюро. Даю трубку.

Марат от протянутой трубки отвернулся, поэтому ее взял Боб:

— How do you do, mister British Petroleum? («Как поживаете, господин "Бритиш Петролеум"?») — с ходу огорошил его Богуслав новой кличкой.

Тот поперхнулся от такой фамильярности, но быстро справился с собой:

— Что случилось, почему вы исчезли? Загул, как у Смирнова?

— Вы практически угадали — мы выпили вчера ведра по два их слабого винца и очень утомились.

— Напрасно, вы необходимы здесь. Объявился склад боеприпасов в районе Карабаха. Он представляет собой немалую угрозу, а потому все силы надо сконцентрировать здесь.

— Жаль, а то мы только-только побратались с местными террористами.

— Что вы несете? — рассердился господин Миллер. — У вас есть какие-то сведения?

— Вы ведете запись разговора?

— Нет.

— Включите, а то много текста и фамилий, можете не запомнить.

— Не беспокойтесь об этом.

Для начала Боб продиктовал расценки курдских представителей, назвав их имена.

— Это не очень важно, но для отчетности сгодится, — сказал Боб.

Миллер отозвался:

— Это они впрямую вам сказали?

— Да.

— Редкостный цинизм. Это все.

— Это начало. Два боевика — осетин Зураб Гасиев и русский по кличке «майор Кожан» — вчера вечером отбыли в Боржоми, отменив свое участие в теракте, который готовится в Тбилиси. По-видимому, там у них нашлась более интересная работа. С ними можно связаться через некоего массажиста Левана. Только будьте осторожны, пригласительные билеты выписаны только нам с Маратом, а в остальных они имеют обыкновение стрелять без предупреждения. Серьезные ребята…

— Я знаю, кто это, — совсем другим голосом сказал Миллер. — Неужели вы виделись с ними?

— Вчера в двадцать часов.

— Сможете опознать их?

— Да.

— Это очень ценная информация в свете последних событий. Хозяин Боржомской компании связан с делом о схроне взрывчатки. Эти люди могут появиться у нас. Срочно выезжайте в Акстафу!

— Да подожди ты, торопыга, — рассердился Боб, правда, сказав это по-русски. — Я еще не начал о важном. — Снова перешел он на английский.

— Ах да, вы сказали об их несостоявшемся участии в каком-то теракте в Тбилиси, — спохватился британец. — У вас есть информация?

— Мы сами разработали план, если вам это интересно, — скромно ответил Богуслав и замолк.

Немного послушав молчащую трубку, Миллер подал голос:

— Я слушаю. Это очень интересно.

Боб спросил со значением:

— А насколько это вам интересно, мистер Миллер?

Тот немного подумал и ответил:

— Я, кажется, понимаю вас. Хочу сообщить, что мы подготовили предварительные документы по концессии, поэтому мистер Смирнов-старший завтра будет уже в Баку для обсуждения и подписания договора. Вы можете связаться со своим руководством и получить их подтверждение.

— Я так и поступлю, мистер Миллер, — вежливо сказал Боб. — Я не прощаюсь.

Он набрал телефон Федорцова и сказал ему:

— Буду краток, Андрей Павлович, как наш президент. У нас есть что продать British Petroleum. Мы вышли на хвост серьезным заговорщикам в Тбилиси. Вопрос: а собираются ли англичане платить?

— Рад вас слышать, — ответил Федорцов. — Марат цел?

— У него голова болит от грузинского вина, ребра ноют — в Баку спецслужбы напинали, — а так ничего, жив. Сидит напротив меня.

— Завтра рано утром мы со Смирновым вылетаем в Баку на подписание. Это еще не дело — но уже полдела. Так что можете работать спокойно — пока они слово держат. Это очень опасно?

— Как обычно.

— Значит — очень.

— В общем-то — да, — подтвердил Боб. — До теракта пять дней, за это время добейтесь решительного результата, потому что мы держим их за горло.

Требуйте смело, речь идет о покушении на Бурджанадзе.

— Ого! Вас понял. Примите телеграмму: «Подтверждаю восемь процентов. Удачи. Федорцов».

Они распрощались, а Боб записал на клочке бумаги короткий текст и передал его Марату со словами:

— Срочная телеграмма от Федорцова!

Марат прочитал и понимающе кивнул. А Боб кивнул английскому резиденту или кто он там:

— Набирай Миллера еще раз.

Лев Давидович, который только что услышал слова: «Речь идет о покушении на Бурджанадзе», — сделал это с величайшим почтением.

— Миллер слушает.

— Санкция руководства получена. Готовится диверсия на подкачной станции № 2 во время ее посещения комиссией БТД и председателем парламента Грузии Нино Бурджанадзе. Основные организаторы: коммерсант Давид Луарсабович Лоладзе, коммерсант Мамука Сесиашвили, депутат парламента Ираклий Сакварелидзе, уголовный «авторитет» Рамаз Хоштария. Закладка взрывного устройства поручена нам. Поэтому необходим образец пластида JMP-25 — немного, но настоящего — на случай испытания.

— Какой у вас номер в гостинице?

— Четырнадцать в «Алазани».

— Образец доставят сегодня вечером. Ваш вызов в Акстафу, конечно, отменяется. Дайте мне к телефону Льва Давидовича, я проинструктирую его относительно поддержки вашей операции. В оперативном отношении вы должны тесно сотрудничать с ним, он очень опытный человек, хотя излишне осторожный. Он снабдит вас всем необходимым, включая оружие.

— Вообще-то, у нас уже есть.

— А автомобиль?

— Пока не обзавелись.

— Я распоряжусь. Вы, как я понимаю, настроены довести операцию до взятия с поличным?

— Если хотите, но, как говорится, за отдельную плату.

— Я понял вас. Окончательное решение примем позже, у нас есть пять дней. Но пока желательно, чтобы вы продолжали разработку этой группы.

— Хорошо, передаю трубку.

Следующий час они обсуждали с резидентом различные тонкости связи, кодовых сигналов, планирования операции закладки заряда. Старик в целом одобрил их план действий, но сделал множество ценных замечаний. Он выдал им одноразовые ручки-пистолеты с малокалиберным патроном внутри, который выстреливал надпиленную разрывную пулю, если крепко ударить ее ладонью в торец. Затем помог им взять напрокат подержанную, но резвую «девятку».

— Если что, не жалейте ее, — сказал он, — платить не придется.

На прощание Боб не удержался и спросил его:

— Как же вам такое «троцкистское» имя дали, Лев Давидович? Ведь вы еще при Сталине родились?

— В эмиграции, — коротко ответил тот. — Мой отец и был сподвижником Льва Давидовича Троцкого.

Марат улыбнулся:

— Теперь я понимаю, почему и сейчас актуален лозунг Троцкого: «Руби столбы, забор сам упадет!»

— Я вернулся на родину уже во времена «перестройки».

Немного позже, когда Маркус Миллер «висел» на телефоне, консультируясь со Львом Давидовичем и планируя с ним операцию, в комнату снова ворвалась Мари Кунц. По ее виду британец понял, что новости еще хуже, чем в прошлый раз.

— Что случилось? Склад взорвался? — попытался он остудить ее пыл нелепым предположением.

— Не дай нам бог, чтобы он взорвался. Сколько, вы думаете, там взрывчатки?

— Несколько тысяч килограммов.

— Что вы скажете о десятках тонн, которые находятся в пещере над азербайджанскими селами в Нагорном Карабахе?

— Я скажу, что это чревато серьезными жертвами и вспышкой следующего витка войны в этом регионе. Все это будет означать приход к власти крайних националистов — и еще один виток напряженности в зоне нефтепровода. О своей отставке я уж молчу.

— Вы быстро анализируете ситуацию, — саркастически сказала Мари.

— Но зачем партизанам столько динамита?

— Он прислал еще один документ, — и Мари положила на стол Миллера факс.

Докладная записка была датирована 1943 годом и носила гриф «Совершенно секретно». Она содержала перечень боеприпасов и взрывчатки, перемещенных на тайный склад силами батальона НКВД из военного склада в г. Ждановске после налета на него татарских «фашистов», как они именовались в документе. Группа националистов из преимущественно татарской диаспоры предприняла вооруженный налет на склад с целью ограбления. Захватив большое количество стрелкового оружия и боеприпасов, они скрылись в горах. Отмечалось сильное влияние мусульманской антисоветской пропаганды, призывавшей правоверных организовать «пятую колонну» в поддержку наступающих германских войск. 314-й специальный полк НКВД был снят с фронта и вел малоуспешное преследование этого отряда в горной местности. Опасаясь подрыва складов в Ждановске, большая часть взрывчатки была перевезена в тайное горное хранилище и вручную перенесена в пещеру. Цифры говорили о ста двадцати тоннах тротила и многих других боеприпасах.

— Но ведь на складе уже находился значительный запас, — сказала Мари. — Позже могли еще добавить. Сейчас никто не может сказать, сколько там хранится всего.

— Это все сообщение? — спросил Миллер.

— Нет. В сопроводительной записке говорится: «Поскольку неизвестными лицами склад обнаружен и ведется вынос взрывчатых веществ, возможен неосторожный подрыв всего арсенала. Взрывчатка, пролежав более шестидесяти лет, зачастую становится неустойчивой. В зоне возможного обвала находятся села азербайджанцев. Обладатели координат склада требуют за карту два миллиона долларов. Номер счета в банке Буркина-Фасо прилагается». Что скажете?

— Прямой шантаж и угроза.

— Юридически мы ничего не докажем.

Миллер подумал и сказал:

— Мы не будем доказывать. Я сейчас же звоню лорду Джону Брауну. Посмотрим, что на этот раз придумает Губаренко… Между прочим, он отказался ехать со Смирновым. Либо его предупредил Смирнов-младший, либо старый волк почуял капкан.

Мари задумалась.

На следующий день в далеком и цивилизованном Лондоне господин Ольховский был срочно вызван из своего поместья к министру иностранных дел. За ним специально приехала полицейская машина, и высокопоставленный офицер, одетый по всей форме, не захотел слушать никаких возражений, заявив, что уполномочен применить меры принуждения в случае отказа. Игорь Наумович был поражен и с негодованием и недоумением подчинился.

В кабинете министра, куда он был немедленно проведен, его не пригласили присесть, а сразу же предъявили копии факсов, которые он передал МИ-6. Далее министр буквально заявил:

— Господин Ольховский, вы привыкли в России заниматься политическими играми и сотрудничать со спецслужбами. Однако Великобритания — это страна, которая соблюдает законы. Вы позволили себе участвовать в игре, которая граничит с преступлением.

Ольховский попытался тут же вступить в объяснения, но был невежливо прерван.

— Ваш источник в Москве — а это не кто иной, как отставной генерал-майор Главного Разведывательного управления Губаренко — в чуть завуалированной форме и не в первый раз шантажирует компанию British Petroleum. На этот раз он переступил всякие границы. Речь идет о возможном взрыве, который погубит несколько мирных селений и приведет к социальным волнениям. В письме предъявлены финансовые требования.

Как лицу, которому предоставлено политическое убежище в нашей стране, вам следует быть благодарным и лояльным правительству. Однако мы в данном случае убеждаемся в обратном.

Говоря открыто, мы предоставляем вам выбор: либо в течение трех суток вы сумеете убедить своего информатора передать все сведения правительству Азербайджана, либо мы будем вынуждены считать вас косвенным соучастником угрозы террористического акта в дружественной державе. Это приведет к немедленной высылке вас из страны.

Министр перевел дух после неприятной речи, а господин Ольховский попробовал возразить:

— Но это с моей стороны всего лишь акт доброй воли — передать спецслужбе Великобритании сообщение, которое я получил от анонимного информатора!

— Не будем прятаться за юридическую недоказуемость вашей вины. Мы вовсе не собираемся предъявлять вам обвинения. Мы только потеряем к вам доверие и предпримем законные меры. Я больше не задерживаю вас.

Через полчаса состоялся телефонный разговор одного из богатейших людей планеты и отставного генерала. Разговор изобиловал нецензурной лексикой и велся на повышенных тонах — со стороны Ольховского. Суть его сводилась к фразе: «Ты перегнул палку, старый дурак!»

Приехав во «дворец» Давида Луарсабовича на своей потрепанной «девятке», Марат застал там в сборе весь «революционный комитет». Нынешнее собрание было кратким и посвящалось испытаниям импортной специальной взрывчатки, которую наконец доставили Суворову. Он сам настоял на том, чтобы произвести этот опыт.

Он потребовал обыкновенное жестяное ведро, которое нашлось в теплице с розами. Марат надел медицинские перчатки, вынул из кейса полиэтиленовый пакет с изрядным комком некой вязкой массы, напоминающей глину. Он оторвал пальцами от нее скромный комочек величиной с крупную вишню и прилепил его на дно ведра. В этот кусочек пластида он воткнул стеклянную трубочку с двумя контактами, от которых протянул длинный двужильный провод в гараж.

— Можно пощупать? — спросил князь.

— Вам не следует иметь на пальцах микроследы этого вещества, — сказал Марат. — Они будут стоить вам свободы до конца жизни.

Хозяин дома испуганно отдернул руку.

Ведро установили на землю в саду — днищем вверх. Затем все укрылись в гараже, осторожно выглядывая, а Марат присоединил проводки к клеммам обыкновенной прямоугольной батарейки. Как только второй провод замкнул электрическую цепь, со стороны сада раздался звучный хлопок. Ведро, мгновенно лопнув по шву и развернувшись в плоскую фигуру, вознеслось метров на тридцать вверх, а затем косо спланировало куда-то за ограду.

Подобным образом Марат развлекался еще в детстве, правда, использовал для этого картонные взрыв-пакеты, а не секретную взрывчатку.

— Надо принести, — сказал Суворов самым серьезным тоном.

— Зачем нам испорченное ведро? — поинтересовался Давид Луарсабович. — Ведь и так ясно, что пластид настоящий.

— Мы ради этого проводили опыт, — убедительно сказал Суворов, и никчемную жестянку вскоре отыскал и принес шофер Мамуки.

Марат вручил бывшее ведро депутату грузинского парламента Ираклию Сакварелидзе и сказал ему:

— Попросите, пожалуйста, пользуясь своими правами, сделать экспертизу этого предмета и выявить следы взрывчатых веществ. Если таковые найдутся, то пусть они установят тип взрывчатки. Это необходимо сделать как можно быстрее.

— Очень толковый шаг, — одобрил мысль Марата Рамаз. — Мы должны иметь гарантии.

Марат договорил его мысль до конца:

— Если на этом куске железа найдут следы применения взрывчатого вещества, то нашу операцию придется отменить, — заявил Марат. — У меня не останется времени, чтобы привезти из Москвы другой образец.

Вслед за этим он попросил прощения и отправился спать в гостевую комнату. Дело в том, что ему предстояло третью ночь подряд провести с мощным ночным биноклем на чердаке дома, стоящего ближе всего к станции подкачки. Днем эту работу выполнял Богуслав.

Давид Луарсабович проводил гостя до комнаты и сказал ему доверительным тоном:

— Мы обсудили вопрос о вашем гонораре и решили предложить вам скромный задаток в двадцать тысяч. Это на расходы, да и стыдно ездить такому человеку на такой машине. Купите себе хороший автомобиль.

— У меня есть хороший автомобиль, но он будет бросаться в глаза в поселке возле станции «Два».

— В случае, если акция удастся в полном объеме, — я имею в виду присутствие Нино Бурджанадзе — гонорар составит еще восемьдесят тысяч. Если нет, то вдвое меньше. Вы меня понимаете…

— Да, понимаю, — сказал Марат. — Ничего не имею против этой суммы. Вы помните, что сами настояли на оплате. Ну, так где же задаток? — совершенно нелогично закончил он свою речь.

Князь сначала растерялся, затем понимающе рассмеялся и обещал, что принесет деньги к тому моменту, когда надо будет разбудить Марата.

Немного поворочавшись, Суворов позвонил Бобу и сообщил другу, что им отвалилось по десять тысяч. На остальные деньги он, конечно, никак не рассчитывал…

Лев Давидович сообщил друзьям, которые сидели в его офисе, что экспертиза, которую депутат Сакварелидзе заказал, пользуясь мандатом, в криминалистической лаборатории МВД и за которую он заплатил сто долларов взятки — для ускорения процесса — подтвердила: пластид не дает никаких следов присутствия взрывчатых веществ. Официальное свидетельство будет ему вручено через час.

— А на самом деле что вы мне подсунули? — спросил Марат.

— Все честно, — заверил старый разведчик, — в таких делах мелочи решают все.

— Спасибо и на том.

— Нино Бурджанадзе согласилась участвовать в спектакле на станции подкачки. Так что все будет очень достоверно.

— Хорошо.

Боб не согласился:

— Что хорошего, укрепляем власть Саакашвили, позволим ему разгромить всю оппозицию, но они с Ниной — ярые враги Москвы. Что нам за выгода?

— Им предъявлены факты: излишне жесткая позиция порождает экстремизм, некоторые силы из Москвы — это вы имеетесь в виду — готовы спасать самую непримиримую противницу России. Вашей компании это точно пойдет на пользу, — здраво рассудил Лев Давидович. — Вы лучше о себе побеспокойтесь.

— Есть тревожные симптомы?

— А как вы думаете? Сегодня вы всем нужны, потому что закладываете ночью бомбу. Но как только рванет, вас постараются немедленно убрать — вы же главные свидетели. Ни один киллер не идет на политическое покушение за деньги, потому что знает — его немедленно ликвидируют.

— Тоже мне новость.

— Рамаз готовит сюрприз — в виде автобуса с боевиками. Если Нино уцелеет, он совершит обыкновенное покушение, воспользовавшись неразберихой и паникой. Если же все пойдет по плану, то вашу машину будут ожидать на дороге два десятка автоматчиков с двух сторон. От нее и воспоминания не должно остаться.

— Откуда это известно?

— За ним ведется круглосуточное наблюдение, прослушка и съемка с применением всех технических средств. Этот план он изложил твоему знакомцу Гиге. Его легко опознать по забинтованному уху.

— Значит, надо ехать на танке. ПТУРС у них есть?

— Напрасно веселитесь, молодой человек. И не расслабляйтесь сегодня ночью — никто из охраны объекта не предупрежден. Там наверняка есть человек Мамуки Сесиашвили. Так что стрелять по вам будут совершенно реально, если вы допустите неосторожность.

— Я буду осторожен, — заверил его Марат.

— Миллер спрашивал сегодня, допускаете ли вы сговор между младшим Смирновым и Губаренко?

— Допускаю. В его поведении много подозрительного. Однако мне кажется, что это не сговор, а влияние доктора, который сейчас с ним. Он его чем-то обкармливает или гипнотизирует, так что доверять секреты, касающиеся Губаренко, ему не следует.

— Понятно. Он сам хотел уже сегодня появиться здесь, но его задержали хлопоты с оружейным складом. Обнаружен схрон со взрывчаткой.

— Так вот это тоже дело Губаренко, информация о складе исходит от него, он пытается продать ее.

— Схрон нашли в северной части Нагорного Карабаха? Где-то на долготе Кюрдамира?

— Да…

— Кажется, я знаю, кто там бывал в 1995 году… — задумчиво сказал Марат. — Но это нам пока не поможет.

Он думал о Сергее.

Закладка «взрывчатки», которую Марат изготовил из обыкновенного пластилина и только с краешка прилепил кусок настоящего пластида, была имитацией только со стороны его самого. Вневедомственная охрана, которая получала на этом объекте твердую зарплату без всяких задержек, работала честно, к тому же за последние дни ее несколько раз проверяли, давали накачки, опасаясь каких-либо проколов. Проникнуть через бетонный забор сверху даже ночью нечего было и думать.

Марату пришлось спускаться за два километра от станции в канализационный люк и все это расстояние идти в густом смраде от протекающих старых труб, по колено в воде. Спасали высокие резиновые сапоги от костюма химзащиты. Под мышкой он нес гигантские кусачки для резки стали с метровыми рукоятками. Они были необходимы, чтобы преодолеть стальную решетку, установленную под уровнем ограды.

Добравшись до нее, Марат смазал толстые прутья, прочно сваренные между собой, по кругу толстым слоем термической смеси и поджег ее. В этих местах за пару минут сталь раскалялась до малинового свечения. После этого Марат перекусил ее своими кусачками. Через двадцать минут преграда сдалась.

Марат поднял крышку четвертого от решетки колодца — она единственная не была заметна с вышек, прячась между подсобными мастерскими. Патруль, чье расписание и привычки были детально изучены, в это время обходил противоположную часть зоны.

Теперь предстояло самое ненадежное — взобраться на виду у часовых на вышках по пожарной лестнице под крышу здания насосной и взломать замок.

Для невыполнимого задания всегда есть невероятно простое решение. Пяток уголовных «пацанов» Рамаза Хоштария, прихватив с собой специально нанятых девиц, резвились на пикнике под деревьями в полукилометре от вышек. Поскольку богатая фирма снабдила часовых на вышках биноклями, то они вовсю использовали эту оптику для того, чтобы наблюдать, как голые «матрешки» скачут вокруг костра. Для надежности «пацаны» в это время запускали десятки шутих, ракет и каких-то «адских свечей». Эта иллюминация просто завораживала часовых, которые не могли оторвать глаз от этого представления.

Марат убедился, что никакая сила не заставит их повернуться спиной к этому зрелищу, и быстрым без суетливости шагом поднялся по лестнице на площадку под самой крышей. Дверь он вскрыл, просто перерезав тончайшей электропилкой фирмы Bosh с напылением, которое позволяло почти бесшумно вгрызаться даже в бутылочное стекло, замочную задвижку. За те две минуты, которые все это заняло, никто из охранников не оглянулся на территорию внутри периметра.

Проникнув в чердачное помещение, Марат уже не испытывал значительных трудностей. Он спустился в машинный зал и спрятал в переплетении труб муляж мины, чтобы операторам из прокуратуры было что снимать в качестве вещественных доказательств преступления.

Затем он сел и в течение пятнадцати минут курил. По графику в это время он должен был забраться под кожухи мощных электромоторов и закоротить некоторые агрегаты, чтобы на короткое время форсировать их мощность.

Это изящное решение, изрядно поломав голову, предложил инженер-электрик, работавший на Мамуку Сесиашвили, когда в результате наблюдений выяснили, что электрическая подстанция совершенно недоступна. Она стояла на открытом месте, ярко освещенная прожекторами.

Однако эту работу выполнять не имело смысла, к тому же Миллер был категорически против порчи имущества. Поскольку делегация должна была появиться с утра, а весь предыдущий день был посвящен проверке работы силовых агрегатов, то никто из заговорщиков не видел опасности в том, что кто-нибудь захочет еще и с утра включить моторы для проверки.

Марат поднялся на чердак и подошел к взломанной двери. Предстояло уйти. Он набрал на «мобильнике» номер «пацанов», которые устраивали представление для часовых. По этому сигналу они подожгли «огненную мельницу», обеспечив Марату спокойный спуск.

Приоткрыв дверь, Марат вылил на косяк густой быстросхватывающийся клей. Когда дверь захлопнулась за его спиной, то через несколько минут намертво приклеилась к косяку. Теперь никакая охрана, дернув для проверки ручку — снаружи или изнутри — не обнаружит взлома.

Марат спустился, успев увидеть, пока находился выше уровня забора, фейерверк, устроенный в его честь.

На невысоком холме, откуда открывался вид на скучный индустриальный пейзаж станции подкачки № 2, сегодня утром собралось сотни две народу. Только что от города мимо по дороге возле холма проехали в ворота станции два автобуса и множество автомобилей. Люди, которые встречали делегацию, стоя вдоль дороги, теперь тоже поднимались наверх, чтобы увидеть что-нибудь из происходящего внутри.

Цепко держась за бинокли, в ту же сторону, что и все, вглядывались пятеро из шести заговорщиков. Отсутствовал только депутат Ираклий Сакварелидзе. Он находился сейчас на заседании парламента, чтобы вырваться на трибуну с первым политическим заявлением по поводу трагедии.

В толпе издалека узнали выходящую из машины женщину и загалдели:

— Нино, Нино, Нино Бурджанадзе!

Она постояла некоторое время снаружи в окружении членов комиссии и сопровождающих лиц. Лицо Давида Луарсабовича побелело от еле сдерживаемого волнения и ожидания. Было заметно, что это — лучшая охота в его жизни.

Телефон, который Рамаз держал, не выпуская в руке, зазвонил, он приложил трубку к уху и выслушал доклад.

— Слышно гудение машин, — сообщил он сообщникам.

— Запустили, — пробормотал Мамука. — Скоро все пойдут вовнутрь.

Главный инженер станции размахивал во дворе руками, показывая свое хозяйство. Наконец, все двинулись в насосную. Опустевший плац тут же стал поливать из шланга водой бородатый дворник.

Пятеро мужчин переглянулись между собой. Все ощущали волнение.

Прошло минут десять. Никто не решался дать команду. Наконец Марат решил, что пора.

— Я позвоню? — будничным тоном спросил он.

Мамука подтвердил:

— Машины уже набрали мощность. Пора.

Марат набрал номер.

На балконах второго этажа насосной и на чердаке возле всех окон — а они были только на фасадной стороне здания — стояли автоматчики с подствольными гранатометами. Двое техников держали толстую трубу в направлении окон за балконами.

Нино Бурджанадзе попросила всех присутствующих отойти как можно глубже в машинный зал, чтобы осколки стекол случайно никого не поранили.

— Мы проводим внезапные учения служб спасения, проверяя их готовность на случай аварии насосов высокого давления, — уверенным голосом объясняла Нино Бурджанадзе. — Для этого будет разыгран целый спектакль, из-за которого придется позже вставить заново все окна. Однако это совсем небольшие расходы, чтобы проверить реальную способность наших служб реагировать на критическую ситуацию.

Все загомонили, ожидая представления:

— Приоткройте, пожалуйста, рот и сглотните, можно заткнуть уши, чтобы их не заложило. Сейчас будет шумно!

В руке человека в гражданском, который поднял над головой стартовый пистолет, зазвонил телефон — и он тут же нажал на курок, подавая сигнал.

Автоматчики все разом по сигналу выстрелили в переплеты окон шумовыми учебными гранатами. Раздался чудовищной силы хлопок. У тех членов комиссии, которые поленились заткнуть уши, в них звенело еще несколько часов.

Автоматчики бросились врассыпную в обе стороны балкона и кубарем скатились по лестнице вниз.

Тут же взревела широкая труба, извергнув из своей пасти мощную струю пара в направлении прямоугольных дыр, в которых только что были рамы и стекла.

Марат увидел, как выгибаются наружу и вылетают все матовые стекла и рамы высоких окон, расположенных на фасаде здания. Затем донесся оглушительный хлопок взрыва. И уже после этого из оголившихся оконных проемов повалил пар, быстро скрывающий всю эту зрелищную картину от наблюдателей.

— Готово, — небрежно сказал Боб.

Восхищенный Рамаз три раза хлопнул в ладони, глядя на москвичей.

— Я приглашу вас на «быка на вертеле» в тот день, когда мы свалим Саакашвили! — мечтательно проговорил бледный князь.

— А как насчет гонорара? — спросил Боб.

— Подождем заключения врачей, — веско сказал Рамаз.

Давид Луарсабович смягчил его тон:

— Я жду вас вечером, к тому времени все будет известно.

— Поехали в город, — скомандовал Рамаз.

Марат направился вниз по холму в сторону парового вулкана.

— Куда вы? — растерянно крикнул князь.

— Мы — члены комиссии, — сказал, оглянувшись, Боб. — Узнаем состояние здоровья остальных. Подождите нас.

Те растерянно топтались.

Углубившись в клубы пара, они с трудом ориентировались, но все-таки нашли сначала распахнутые ворота, которые сейчас никто не охранял, а затем и двери в насосное отделение.

Внутри пара почти не было, зато стоял рев от трубы, изрыгающей пар в окна. В дальней части стояли, столпившись, члены комиссии, окружив, как цыплята курицу, уверенную Нино Бурджанадзе.

Перед ними полукругом стояли наготове автоматчики. Оставалась опасность нападения.

Марат и Боб подняли руки вверх и замерли, увидев, как разевают рот охранники. Не надо быть глухонемым, чтобы понять по артикуляции, что те кричат: «Стой! Стрелять буду!»

Вскоре их узнали и пропустили. Они попробовали договориться, крича друг другу на ухо, с Миллером.

— Снаружи все выглядело правдоподобно. Вы здесь не оглохнете?

— Куда вы собираетесь сейчас? — спросил Миллер.

— Сообщим заговорщикам, что вы все сварились в лучшем виде.

— Хорошо. Минут через десять мы перекроем пар, а потом машины «Скорой помощи» начнут вывозить «трупы». Снаружи никто не пострадал?

— Нет, дворник начал поливать площадь, чтобы никто не бродил там.

— Это не дворник. А лично сам Снайдер с бородой, — открыл тайну Миллер.

Поднявшись на холм, друзья сообщили, что задание все-таки выполнено и можно приступать к расчету.

Поскольку все здесь были без охраны, то спорить с ними не приходилось.

— Хорошо, поехали, я только депутата нашего предупрежу: можно начинать выступление.

Рамаз на своей BMW возглавил колонну. Марат и Боб плелись позади на «девятке». Проезжая мимо полосы кустарника через два километра, Рамаз дал длинный-длинный гудок клаксона.

— Это он нам реквием исполняет, — заметил Боб.

Рамаз был поражен в самое сердце — два десятка его автоматчиков, снаряженные и подготовленные, куда-то запропастились, и машина этих головорезов-москвичей следовала, как ни в чем не бывало.

Сцена расчета в доме растерянного Давида Луарсабовича была непродолжительной.

Марат и Боб попросту достали дареные пистолеты и сказали:

— Князь, принесите наш гонорар.

Как только выяснилось, что он еще не готов, ребята сказали: «Приготовь к вечеру, мы зайдем. А может быть, ночью, или утром, или еще когда». Но деньги приготовь к вечеру!

Затем они ушли на выход, не выпуская из рук пистолетов.

— Что случилось, где твои люди? — вскричал князь.

Рамаз, едва не заикаясь от страха и злобы, ответил:

— Заткнись! Я не знаю. Телефоны молчат.

В этот момент со двора послышалась стрельба из двух пистолетов, которую тотчас же перекрыли автоматные очереди. Часть пуль прошила окна, поэтому трем заговорщикам пришлось лечь на пол и дожидаться ОМОНа там.

Они услышали, как входивший капитан докладывал в телефон:

— Двое ушли из дома через сад. Вооружены пистолетами, ведут огонь на поражение. Есть раненые. Трое задержаны: Лоладзе, Хоштария, Сесиашвили…

В парламенте, заседание которого вел заместитель Нино, стоял содом и гоморра. Захвативший трибуну старейший лидер «древней» оппозиции Ираклий Сакварелидзе никому ее не уступал, хотя его уже пытались стащить оттуда при помощи рук. Он уже два часа кричал о том, что пока президент находится в зарубежной поездке, парламент должен принять всю ответственность за положение в стране и принять меры против русских, осетин, курдов и прочих террористов. А когда президент вернется, надо будет подумать, сможет ли он сохранить в стране порядок, если он допустил такую страшную трагедию.

— Надо немедленно идти на площадь, к народу! — кричал он, оставаясь сам на трибуне.

Он просто ждал, пока подтянутся активисты партии на площадь и соберется народ, а главное — автоматчики Рамаза.

Еще через час он, охрипнув, но не сдавшись, дождался того, что в зал стремительной походкой ворвалась Нино Бурджанадзе с охраной.

Она согнала его с трибуны и сказала:

— Я только что пережила покушение. Перед вами два часа выступал его организатор. Я прошу проголосовать по вопросу лишения его депутатской неприкосновенности. Кто «за»?

Марат и Боб, выполнив свое поручение до конца, не теряя времени, отправились на полицейской машине к гостинице Tbilisi Marriott, куда уже доставили всех членов комиссии, неожиданно оказавшихся в кипящем политическими страстями городе.

Их на минуту провели к Миллеру, который пытался разорваться на десять частей, но все успеть.

Они о чем-то говорили с Мари Кунц, причем Мари покрикивала на него — и он это терпел.

— Поздравляю, — с некоторым облегчением вырвался он из общества журналистки. — Ваша операция войдет в учебники спецслужб всего мира!

— Думаю, ее назовут вашим именем, — галантно предположил Боб.

— Или — Мари, — указал глазами Марат на эту раскрасневшуюся от напора энергии женщину.

Миллер оглянулся:

— Ах да, Мари… Я хочу попросить вас выполнить два срочных поручения, хотя вы полностью выполнили свои обязательства по нашему соглашению.

— Увести от вас Мари? — сделал догадку Боб.

Миллер сумел оценить его юмор даже в такой экстремальной ситуации:

— Да, в некотором роде. У нее в распоряжении вертолет, это облегчит проблему перемещений. Во-первых, нам нужно знать, где находятся Зураб Гасиев и «майор Кожан». Мы предполагали, что они отправились к обнаруженному нами схрону, но их там нет как нет. Есть опасение, что они узнали расположение главного склада. Тогда это может закончиться катастрофой. Этот Леван предупрежден относительно вас, и если поторопиться, пока он не узнал о провале покушения, то вполне может вывести вас на эту парочку.

— Это нетрудно, — сказал Боб. — Я согласен. А второе.

— Пропал ваш друг Смирнов. Его не может найти отец. Гостиницу он покинул сутки назад. В Тбилиси он ни с кем не ехал. Телефон не отвечает. Остальное вам объяснит Мари… Вы можете разделиться для скорости!

Мари уже набросилась на свои новые жертвы:

— Куда сначала?

— Боб на машине — в Боржоми. Мы с вами на вертолете — в Акстафу. Сергей ведь остался там?

В легком английском «Скауте» было не в пример тише, чем в привычном Марату Ми-8. Можно было даже поговорить или вздремнуть. Марат, которому в последнее время спать приходилось редко, сначала с часок поспал, а уже потом обратил внимание на девушку.

— Давно хотел у вас спросить, — заговорил Марат, — что же вас больше увлекает экология или шпионаж? Вы бываете так убедительны в роли защитницы природы, что я поневоле вам сочувствую. Однако вряд ли экология стоит на первом месте…

Мари сморщила нос и ответила, не пытаясь что-нибудь выдумать для спасения «легенды»:

— Я люблю животных и деревья, и траву, а поэтому защищаю их от людей. Но я христианка и люблю людей не меньше, а потому должна защищать их от зверей — таких, как религиозные фанатики, национальные параноики, просто бандиты. Вот и все. Только времени на все не хватает и сил.

— А где доктор Шеин, который в последнее время был с Сергеем?

Мари спохватилась:

— Я совсем упустила это из виду!

Марат взялся за телефон и набрал номер старшего Смирнова:

— Петр Петрович, Сергей не объявился?

— Нет.

— Вы не скажете мне номер Шеина? Они вместе…

— Он не отвечает. Но — запишите…

Марат позвонил врачу. Телефон был доступен, но трубку никто не брал. Однако Марат, выждав десять гудков, почему-то не отключился, а продолжал гнать в эфир гудок за гудком.

— Вы не умеете искать! — сказал он, когда на сороковой раз кто-то ответил. — Доктор Шеин?

— Да, — раздался слабый голос.

— Где вы?

— Под городом, в овраге. Умираю…

— Далеко от города? В какой стороне?

— Километров пять к Баку…

— Мы на вертолете, сейчас найдем вас. Если вы не станете пока умирать и скажете в трубку: «Вижу!» — когда мы пролетим над дорогой, то все это будет быстро. Мы ведь подлетаем? — спросил он у пилота.

— Город уже виден, — показал он пальцем.

Вертолет на максимальной скорости и минимальной высоте полетел над шоссе в сторону Баку, пока в трубке не раздалось:

— Вижу… Я дожил…

— Пилот вас тоже заметил, разворачивается.

Они нашли доктора на дне оврага, туго связанного по рукам и ногам. Как он умудрился, извиваясь, выкинуть из кармана «мобилу», а потом нажать на нужную кнопку носом в таком состоянии — уму непостижимо. Но звонки тревожили его, и он сумел это сделать.

— Сколько вы уже связаны? — тревожно спросила Мари, увидев состояние конечностей.

— Сутки, — еле слышно ответил живой труп. — Не развязывайте, иначе я потеряю сознание от боли, а потом погибну от заражения…

— Сейчас мы доставим вас в больницу. Кто вас так, Сергей?

— Да.

Вмешался Марат:

— Он пошел к складу? Все-таки прорвалось в памяти?

— Нет, — сказал Шеин. — Губаренко вызвал его к телефону, сказал кодовое слово и отдал сам команду. Там было и про меня…

— Где склад?

— Покажите карту и водите по ней карандашом, я скажу…

Через несколько минут на летной карте пилота было обозначено точное место входа в пещеру.

— Скажите уж и заветное слово! — потребовал Марат.

— Он запрограммирован только на двоих — меня и Губаря… Вам не поможет… А команда выхода его убьет…

Когда они, сев прямо на площади, передали его «Скорой», а сами немедленно продолжили полет, Марат сказал Мари:

— Классический случай Франкенштейна! Он управлял им, как куклой, а потом заставлял все забыть. И погиб от руки своего порождения. Он ведь помрет?

— Не обязательно. Ему ампутируют конечности выше веревок, будет шанс выжить.

— Лучше б я его пристрелил…

— Зачем он пошел на склад? — спросила Мари.

— Как зачем? Взорвать, конечно. Что еще мог приказать Губаренко, чтобы спрятать концы и отомстить? Если б он хотел мирно разойтись, то просто отдал бы нам карту и вышел из игры.

— Там многие десятки тонн тола… — сказала Мари.

— Мне хватит и одной шашки.

— Думаете его остановить?

— Конечно, — уверенно сказал Марат.

Мари недоверчиво переспросила:

— И сколько у вас шансов из ста?

— Один! Из ста, из тысячи, из ста тысяч — все равно один. Но мой!..

Позвонил Боб:

— Слушай, Марат, нашел я этого Левана. Он говорит, опоздали мы, он ушел. Больше ничего не говорит. Я ему пообещал руку прострелить, которой он массаж делает. Выстрелил между пальцев в стол. Он побледнел, но все равно упирается. Ты его уговори, если знаешь, как. А то ведь пропадет со мной…

В трубке послышался другой голос:

— Да.

— Я — Марат, мы с Кожаном служили когда-то. Он говорил про меня?

— Да.

— Слушай меня внимательно. Если его послал Роман Хухашвили и он идет туда, куда я думаю, то там засада. Дай мне его телефон, я его только спрошу: «Ты туда идешь?» И все. Его не успеют засечь за такой короткий разговор.

— Поклянись, что правда.

— Чем поклясться?

— Мамой.

— У меня нет никого, кроме друзей. Сирота. Друзьями клянусь!

— Запомни телефон…

Через секунду он говорил с Кожаном:

— Майор? Это Марат. Говорю коротко, чтоб не засекли. Ты на схрон идешь, за старым толом?

— Хочешь присоединиться?

— Роман уже сдал это место, там засада. У меня все. К Хачику тоже не надо, там следят.

— Прощай, друг.

Мари не стала мешать Марату, хотя не разделяла его мнение относительно этой пары. Поразмыслив, она сказала:

— Однако одному жадному парню скоро трудно придется… Может, ты и прав. Пусть идут в свою Осетию с миром.

Они подлетали к горному ущелью, указанному на карте…

В два часа ночи в марте 1995 года в небо над лодочной станцией взвилось две зеленые ракеты — знак, что спецназовцы готовы к погрузке в вертолет. Лодочная станция была предварительно разрушена так, чтобы никаких следов деятельность боевой группы не оставалось. Перед посадкой Коробков отрапортовал, что успешно затоплены и лодки, на что Смирнов с досадой заметил, что для рыбалки на гражданке очень бы пригодились.

— Ну, что, старлей, все по плану? — обратился к Смирнову командир вертушки.

Смирнов кивнул ему и достал карту, еще раз сверяя координаты нужного квадрата.

— Ты уверен, что там можно сесть? — спросил вертолетчик.

— А что тебя смущает.

— Во-первых, район опасный, там же все напичкано армянскими и азербайджанскими зенитками, а ты предлагаешь доставить ребят прямо на точку. Кроме того, мы перекрываем нормативы полетного времени в два-три раза, и это — в условиях гор и обстрелов.

— А нам ты позавидуешь? — спокойно парировал монолог командира летного экипажа Смирнов. — У меня за четыре месяца дважды сменился состав группы. А знаешь почему? Думаешь на побывку, домой отправили? Это зона боевых действий: риск определенный есть, но у тебя ведь есть координаты огневых точек обеих сторон. Что-то еще? — невозмутимо спросил у вертолетчика Смирнов.

— Местность плохая, не сядем, — после некоторой паузы неуверенно и раздраженно ответил командир Ми-8.

— Мы десантируемся с борта здесь, — Смирнов указал на карте точку, — а ты свою вертушку спокойно посади здесь. — Он ткнул в другую точку. — Мы там долго не задержимся. Жди через три-четыре часа.

Летчик нехотя повиновался приказу.

До места десантирования добрались без приключений. В зоне карабахского конфликта на этот раз было спокойно, так что командир Ми-8 мог спокойно приписать это везению Смирнова.

Бойцы были в каком-то напряжении. Они осмотрели на Смирнова, но, как и в начале операции, он все больше отмалчивался. Странные мысли преследовали его — это становилось чем-то глубоким. С одной стороны — это была бравада — обычная на войне, когда «пуля — дура и штык молодец», когда не жалеешь себя и других. Но и раньше, в боевых операциях, он ощущал какую-то логику, а сейчас у него было ощущение, что он плывет по течению и это течение затягивает не только его, но и его ребят.

Странное чувство на войне — не знаешь, что будет с тобой через пять, двадцать минут. Каким будет завтрашний день? Сегодня Смирнов не знал ничего. Не только не знал, но и не был уверен в собственных действиях. Перед глазами как из тумана выплывали слова секретного приказа. Слова как слова, но он чувствовал, что в них есть что-то большее, чем он мог представить и что он мог узнать. «Шифр, какой-то код, чепуха! — думал Смирнов. — Я солдат и видел такое не раз, неужели я сдрейфил, испугался».

В этот момент он попытался собраться с мыслями и вспомнил, что спецназовцев в такие моменты учили меньше всего переживать. «Спецназовец должен думать о выполнении задачи, а затем о себе», — чуть ли не вслух повторил слова своих командиров Смирнов.

— Эй, Васильев, ты что, заснул, — неожиданно переключившись на другую тему, спросил Смирнов, двинув в плечо своего радиста. — Так и эфир проспишь.

Молодой спецназовец чуть было не вскочил, как на подъеме по тревоге, а потом сообразил, что его действия могут стать поводом для смеха товарищей, нарочито громко отрапортовал:

— Никак нет, товарищ старший лейтенант.

— Какая обстановка в квадрате? — спросил у радиста Смирнов.

— По данным радиоперехвата все спокойно. Ближайшие огневые точки азербайджанцев находятся в семи километрах от района десантирования и не готовы к развертыванию. Радиоперехвата каких-либо мобильных групп не обнаружил, — отрапортовал спецназовец.

— Хорошие новости, — сказал Смирнов и приказал приготовиться к выполнению задачи.

Вертушка медленно спускалась к высокогорному ущелью у подножия небольшой по меркам района скальной группы. Когда до земли было метров шесть, Смирнов кивком показал, что пора — бойцы один за другим стали выпрыгивать из машины. Командир шел последним. Вертушка скрылась за поворотом ущелья.

— Итак, у нас почти четыре часа времени. Задача такая — в трехстах метрах отсюда находится склад вооружений времен последней войны. Нам нужно проверить сохранность этого объекта и доложить о его состоянии, на всякий случай заминировать, чтобы не достался воюющим сторонам. Прошу отнестись к этому серьезно. Склад находится в зоне боевых действий бандформирований. Обо всем подозрительном немедленно докладывать. В поле нашего внимания — подозрительные объекты и предметы, сломанные ветки, следы. Все лишнее оставить здесь!

«Карабах — как наркотик, — думал Смирнов, — кто однажды пришел сюда с автоматом, тот «заболел» им безнадежно». У Смирнова было много знакомых, которые катались сюда всякий раз, когда им готовы были заплатить противоборствующие стороны. Был среди них и Сергей Сечкин, который успел повоевать и за армян и за азербайджанцев. И делал он это не столько из-за денег, сколько из-за того, что не мог уже жить без звуков автоматных очередей, запаха пороха и вида человеческой крови. «Жаль, хороший был парень, — подумал Смирнов, — сгинул где-то в этих краях».

Пока все шло как по маслу — и это не могло не насторожить. «Неужели окончание задания пройдет как увеселительная прогулка», — думал Смирнов. Однако за этими размышлениями нельзя было терять бдительности. Смирнов, не зная местности и удивляясь самому себе, приказал группе из девяти человек остановиться. Тишина могла быть и обманчивой.

По дороге ничего подозрительного замечено не было — в поле зрения немногочисленные деревья, росшие купами, и лишь срывающиеся под ногами камни заставляли группу постоянно останавливаться и прислушиваться. Оранжевые кустарники пригибались от ветра и были похожи на размытые очертания кострищ. Одну такую рощицу венчала верхушка на очередном подъеме, за которым было место последнего задания спецназовцев.

Группа остановилась на небольшой площадке, поросшей кустарником, и, вспомнив лодочный домик с «двойным дном», ожидала действий Смирнова. Однако командир, минут десять ощупывая каменную стену, не мог найти нужную нишу, за которой, по его информации, находилась расщелина, переходящая в пещеру, где и был оборудован потайной склад.

Только по обильно осыпавшейся щебенке он понял, что в этом месте под двухсантиметровых слоем известняка, находится стенка-обманка, которую нужно поддеть ножами и отставить в сторону.

Через несколько минут проделав эту нехитрую операцию и развалив стену прикладами, они обнаружили перед собой путь. Сергей оставил четверых присматривать наверху, а остальные, протиснувшись через расщелину, довольно долго шли по расширявшейся сухой пещере, включив фонари. Наконец, начались стеллажи и просто стопки из ящиков. Тротил, гранаты, стрелковое оружие… На стенах укреплены повсюду керосиновые лампы. Видны и бидоны с горючим для них. Заправляй — и живи с ярким светом.

— Зачем это все здесь? — спросил кто-то из бойцов.

— Для партизан готовили, когда немцы были близко. А потом законсервировали за ненадобностью.

— Это как же они в такую пропасть всего сюда затащили? — удивился молодой солдат.

— Пердячьим паром, — солоно ответили ему, — на своих двоих. Людей же не жалко!

— Эти ящики нужно придвинуть ближе к проходу, — сказал Смирнов. — Загородить. Под второй установить мину. Пусть лучше все грохнет в горе, чем по кишлакам растащат. Мину ставьте на полное реагирование — на свет, на звук. Срок — год. Потом — отключается.

— Товарищ старший лейтенант, — обратился к Смирнову Коробков, — так по всем правилам их нужно осмотреть, хрен его знает, в каком они состоянии.

— Согласен, прапорщик, — официально ответил Смирнов. — На все про все даю двадцать минут. У нас нет времени.

Смирнов ощутил, как его обдало жаром. Капли воды, медленно стекающие с этих стен, казалось, превращались в чьи-то лица, а они в каких-то уродов и вурдалаков. Смирнов попытался закрыть глаза — не помогало. Закрыть уши и не слышать — тоже слабая попытка избавиться от непонятных голосов. Но через минуту его на время отпустило. Он почувствовал облегчение, и показалось, что все, что они здесь делают, — не имеет никакого смысла, — ведь они уже выполнили задание и нужно скорее выбираться отсюда. Он еще раз прокрутил в голове приказ, который был заложен ему в голову накануне вылета. Шеин приказал: «Слушать боевое задание полковника Губаренко!» А тот зачитал по бумажке задание — нет — сверхсекретное задание. Кровь ударила ему в лицо. Он стиснул зубы, но какая-то неведомая сила заставила его снять с плеча автомат.

«А ты не знаешь, что нужно делать в случаях выполнения сверхсекретного задания?» — как будто услышал знакомый голос Смирнов. Он понял, что это был голос полковника Губаренко. «Ты должен ликвидировать свидетелей», — вновь услышал его голос Смирнов. При всей нелепости он ощутил, что может только повиноваться этим словам, а если мысленно сопротивляется, то получает ужасную головную боль, с которой можно справиться лишь при полном повиновении.

— Все в порядке, товарищ старший лейтенант? — обратился к командиру Коробков.

Смирнов ответил не сразу. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Смирнов смог осмыслить происшедшее и ответить на вопрос.

— Да, прапорщик, кончайте возиться, — неожиданно приказал Смирнов, — у нас нет времени!

Но прапорщик, как завороженный, продолжал смотреть не него.

— Все в порядке, Коробков, — еще раз ответил Смирнов. — Выведи всех в коридор! Оружие не брать! Там придется тяжести таскать.

— Куда мы идем? — в недоумении, чуть ли не хором спросили несколько спецназовцев.

— Вперед, заходите в ту боковую нишу и спускайтесь! — продолжал командовать Смирнов. В его голосе чувствовались железные нотки. И это не могло не вызвать беспокойства у его подчиненных.

Спускались вниз по длинному коридору, так что можно было держаться за железные перила. Здесь еще больше, чем наверху стены были отданы во власть влаги. Кое-где вода небольшими струйками спускалась по стенам на бетонный пол, образовав многочисленные лужи. Воздух становился спертым. Когда последние метры спуска были пройдены и группа очутилась в большой комнате, обитой плотными листами железа, Смирнов, идущий позади, спросил:

— Все пришли?

Услышав одобрительный ответ, Смирнов вздернул автомат с предохранителя, так, что лязг железа откликнулся долгим эхом в помещениях военных казематов.

— Что мы здесь делаем, командир? — в недоумении спросил Коробков.

Но Смирнов смотрел на лица бойцов стеклянными глазами. Образовалась зловещая тишина.

— Командир, с вами все в порядке? — нарушил тишину Коробков.

— Все будет в порядке, — медленно, чуть ли не по слогам ответил Смирнов.

— Вам, наверное, необходимо отдохнуть, — уже решительно произнес прапорщик и сделал шаг по направлению к своему командиру.

— Да. Конечно, Коробков, ты меня, надеюсь, поймешь…

Смирнов вдруг ощутил, что не может сдерживать внезапное чувство гнева, которое охватило его.

— Заткнитесь и слушайте! — начал он раздраженно, обратив дуло автомата на своих подчиненных. — Это задание совершенно секретное. Я не могу оставить вас в живых, вы понимаете это? Полковник не может доверять вам! Только одному. А его слово — закон! Я должен быть лучшим! — прокричал последние слова Смирнов.

При этом он нажал на курок, и стальная очередь ударила по оказавшимся в железной западне бойцам. Спецназовский командир бил наверняка, в цель, не боясь рикошета.

Он видел, как первого на несколько метров отбросило Коробкова. Несколько бойцов, так и не поняв происходящего, медленно сползли на землю. В этой стрельбе не было слышно ничьих-то криков, ни слов, ни стонов. Через несколько секунд комната наполнилась удушающим дымом, и Смирнов уже не мог разглядеть куда стреляет. Стрельба продолжалась несколько минут, во время которых Смирнов сумел сменить несколько рожков. Затем все умолкло, но эхо продолжало звучать в коридорах еще несколько минут.

Он опустил автомат. В этом смраде и внезапной тишине Смирнов услышал, как сильно бьется его сердце. Трясущиеся руки не могли больше держать АКМ, а тело обмякло. Он почувствовал, как медленно опускается на бетонный пол комнаты.

Внезапно из-за толщи дыма на него выскочила фигура. Смирнов не был готов к этому. Сознание несколько секунд назад говорило, что никого в живых не осталось. Он почувствовал удар в грудную клетку, а потом в голову.

— Ах ты… — слов из-за захлебывающейся хрипоты нападавшего разобрать было невозможно. Он чувствовал новые удары, но не мог ответить.

В дыму он различил лицо нападавшего. Это был прапорщик Коробков. Перекошенное от боли лицо старого вояки внушало ужас. Смирнов не мог смотреть ему в глаза. Для него он был восставшим из преисподней. Кем угодно, но не человеком. В эти секунды Смирнов был готов отдать все что угодно, лишь бы не видеть лица умирающего прапорщика.

— Ты будешь гореть в аду. За ребят… — Коробков булькал словами, захлебывался. Смирнову в этот момент казалось, что ад уже наступил, и он был готов на все, лишь бы не слышать этих слов, не находится рядом со своим боевым товарищем. Но к счастью Смирнова, удары Коробкова становились все слабее и слабее. Через несколько секунд какое-то дикое непередаваемое злорадство охватило Смирнова, злорадство спасения. Удары продолжали сыпаться на него, но он уже не чувствовал их. Смех вырвался из его груди. Теперь стены казематов сотрясались от жуткого, звериного хохота. Эта вакханалия зла продолжалась еще несколько минут. Смирнов никак не мог остановиться. И когда голос его начал надсаживаться, Смирнов умолк. Так он лежал до того момента, пока дым от стрельбы не рассеялся и он увидел, что мертвые руки Коробкова лежали рядом с его ногами. Он увидел своих боевых товарищей, которые, как ему показалось ожили. Они были слишком близко. Ему казалось, что сейчас бойцы оживут и протянут к нему свои руки. Смирнова снова охватил дикий ужас. Он не мог больше находиться в этой комнате. Но он не мог подняться. Через несколько минут, собрав последние силы, он сбросил с себя навалившегося на него Коробкова и попытался ползти к выходу, держа в правой руке автомат. Но подъем был слишком крутой и он еще минут пять вскарабкивался и падал вниз, туда, где были его товарищи. Одолев через некоторое время подъем, он по стене начал продвигаться и пошел к выходу. Слезы катились по его щекам.

Смирнов шел в трансе, не видя перед собой ничего. Лица его солдат, истекающих кровью, тела, бьющиеся в конвульсиях. «Что я наделал!» — Смирнов остановился и закрыл лицо руками.

Потом наступило забытье. Он лежал без движения несколько минут. Открыв глаза, спросил:

— Где я? — сначала тихо, а затем несколько раз громко: — Где я и что со мной?! — уже не сдерживаясь, во все глотку, прокричал Смирнов.

Вокруг звезды и горы, ветер качал редкие деревья на крутых, отвесных скалах. Он заметил свою тень и испугался, вскинул оружие и нажал на курок. Но автомат не отвечал — закончились патроны. Потом через несколько минут окончательно придя в себя, осмотрелся, искал нет ли дополнительного рожка, и пока искал, услышал движение внизу. По издаваемым звукам Смирнов понял, что к нему приближаются два человека. Бежали на его крик. Он судорожно искал патроны в карманах, везде, где только можно, но не находил.

— Сволочи! — прокричал он истошно. — Ублюдки, ненавижу, всех ненавижу!

— Товарищ старший лейтенант, что случилось? — спросил первый из подбежавших. — Вы в порядке?

Смирнов молчал. Только через несколько секунд он сообразил, что перед ним его боец Петров — салага, всего четыре месяца в его взводе. Хороший боец, но слишком обязательный, дотошный исполнительный и, как оказывается, невезучий.

— А, это ты, Петров? — ответил склонившемуся над ним бойцу. — Ты, чего прибежал, оставил пост? — спокойно спросил Смирнов.

— Услышал ваш крик, пришел на помощь, товарищ старший лейтенант.

В этот момент из кустов выбежал еще один спецназовец, старшина Кухта. И, чуть отдышавшись, спросил:

— С вам все в порядке, товарищ старший лейтенант?

— Боец, дай автомат! — приказал Смирнов старшине.

Кухта, не задумываясь, протянул оружие Смирнову.

— Так что случилось? — переспросил Петров.

— При выполнении ответственного задания правительства Российской Федерации, — начал торжественно Смирнов, — погибли ваши товарищи. Смерть почетна для спецназовца, — продолжил Смирнов, но при этом вздернул затвор автомата и дважды выстрелил.

Бойцы, прибежавшие на помощь, не успели произнести ни единого слова.

— Наиболее опасная вещь, которую может сделать солдат спецназа, — это довериться своему товарищу, — цинично отметил Смирнов, склонившись над убитыми.

Обезумев, он вышел на место встречи неточно, расстрелял все сигнальные ракеты, крича: «Заберите меня скорее отсюда!»

Его подобрал экипаж Ми-8. Командир вертолета пытался расспросить Смирнова, что случилось с его группой. Но тот твердил, что их нет в живых, что они все до одного погибли при выполнении секретного задания. Командир Ми-8 не решился организовать поиски тел и ограничился только тем, что передал начальству координаты места трагедии.

Марат наконец нашел вход в расщелину и без особого труда протиснулся в нее. Мари следовала за ним, хотя Суворов возражал. Тогда он потребовал, чтобы она держала дистанцию, пряталась за поворотом — словом, страховала и в случае гибели смогла бы предпринять что-то разумное.

Когда началась пещера, они включили фонарик, но Марат строго следил, чтобы его лучик не был виден с того места, где шел он. Марат вообще больше полагался здесь на слух.

Увидев за поворотом показавшийся ярким свет, он вернулся к Мари и сказал:

— Вижу искусственный свет. Он здесь. Постарайся приблизиться на расстояние слышимости. Я попытаюсь поговорить с ним. Если он совсем уже не человек, то застрелю его. Мне нужно твое свидетельство.

— Хорошо, — согласилась Мари.

Марат продвинулся осторожно вперед, еще, еще… Он увидел Сергея.

Смирнов сидел перед стопкой ящиков, загораживающих проход. Присмотревшись, он понял, что Сергей колдует над миной МЭСУ-40. Что-то у него не получалось, потому что он бормотал себе под нос, при этом жестикулируя:

— Чепуха!.. Как я могу поставить пять минут? Тогда я не смогу доложить о выполненном задании! Я проявляю инициативу, я ставлю шесть часов… Но теперь я не могу доложить о выполненном задании, потому что я нарушил приказ! — Он снова перещелкнул кнопки. — Я поставил пять минут…

Дальше все пошло по кольцу. Марат понял, что Сергей пришел к тупиковой ситуации. «Чем же она закончилась бы, не приди я?» — подумал Марат.

— Привет, Серега! — окликнул он.

— А, Марат, — отозвался Сергей. — Нашел меня. Наверное, Шеина нашел? Я его связал, как барана, и бросил в овраг, — так сказано в приказе. А ты нашел. И меня нашел. Я не могу выполнить приказ!

Он беспомощно посмотрел на Марата.

— А ты его уточни. Выйдем наверх — и позвонишь Губаренко, уточнишь.

— Нельзя. Приказ: исполнять. Точка. По исполнении доложить.

Марат воспользовался услышанным:

— Прояви инициативу.

— Инициатива, товарищ солдат, заключается в том, чтобы выполнить приказ, а не в том, чтобы уклониться от его выполнения, — назидательно сказал Сергей.

— Генерал Губаренко разговаривал с твоим отцом и решил изменить приказ. Ты должен выйти отсюда и связаться с ним. Он просил меня найти тебя и передать это.

— Нельзя никого слушать, кто говорит — не выполняй приказ. Это обман. Я — безупречный воин.

— Что же делать? — задумался Марат. — Я протяну провод от вертолета — и у тебя будет антенна, чтобы связаться. Генерал сам хочет говорить с тобой. Я помогу тебе.

Сергей встрепенулся, услышав новые ключевые слова:

— Всех помощников — ликвидировать после…

Он рванулся в сторону Марата с такой скоростью, что тот не успел толком среагировать, только переносицу чуть переместил, поэтому не был убит на месте, а получил здоровенный удар в лоб и отлетел к дальней стене.

Нечего было и думать сражаться врукопашную с этой машиной смерти. Марат выхватил пистолет… но Сергей уже был рядом — и не слева, как увидел и выстрелил Марат, а справа — и выбил оружие из рук.

— Да ты что… — непроизвольно вырвалось у Марата, который воочию увидел смерть.

Но тут движения Сергея кардинально замедлились. Он реагировал на звук голоса!

— Какой же я помощник, если я еще не помог. Помощников надо ликвидировать тогда, когда они выполнили свои функции. А я еще не успел! — Марат с радостью заметил, что Смирнов застыл.

Если разговаривать и драться, то он не опаснее инвалида-тугодума. Внезапно Марат, который стал в последнее время что-то понимать в компьютерах, понял, что мозг Сергея просто не может справиться с нагрузками. Большая его часть парализована логической противоречивостью приказа. Когда он вступает в бой, то логический блок отключается совсем, иначе нельзя победить. А когда он пытается хоть чуть-чуть анализировать слова, которые могут оказаться важными для исхода боя, наступает сбой и перегрузка, потому что мозг тут же «зависает» от главной проблемы.

— Хорошо, — сказал Сергей, — сначала помоги мне. Ты ведь друг.

— Давай я тебе как друг прикажу плюнуть на это! — просто так сказал Марат, чтобы «загрузить» Серегу.

— Друг не приказывает.

— А кто приказывает? Враг?

— Приказывает начальник.

— Я твой начальник!

— Ложь. Мой начальник Шеин сказал, ты — разжалованный рядовой, не надо тебя слушаться и уважать.

— А сам себе ты не можешь приказать?

— Что?

— Выполнять только свои приказы.

— Я — безупречный воин по складу души, а не анархист.

— Дурак ты.

— Неправда, ты меня любишь, ты мой друг, ты мне поможешь.

— А тогда ты меня ликвидируешь.

— Приказ, — объяснил Сергей, как что-то само собой разумеющееся.

— Ты здесь ребят потерял?

— Здесь, убил как помощников, которые выполнили задачу.

— Жалко?

— Да. Я безупречный воин, — тут же добавил он.

— А приказ хоть вспомнил, который читал в вертолете.

Сергея вдруг страшно перекривило — он снова видел в руках эту бумажку:

— Твой… отец… умер…

— Да что ты, Серега… твой отец жив, здоров, я сегодня с ним разго…

Марата потрясло выражение лица, которое появилось у Сергея. То, что называется — человек увидел ад.

Сергей отошел к стене, сел, привалясь к ней спиной, и зарыдал. Навзрыд.

Марат присел рядом и обнял за плечо. Серега привалился к нему, все так же сотрясаясь от рыданий.

— Пришел в себя?

— Пришел, — ответил Смирнов, и это был голос нормального человека, только убитого горем. — Это пароль выхода: «Твой отец жив». Но на этот раз не было никаких установок — забыть, не слушать, не верить, и наоборот…

— Разряди мину.

— Сейчас, — Сергей поднялся и пощелкал кнопками, вскрыл крышку и выбросил ампулу.

— Застрелишься?

— Сначала — Губаренко, — Сергей помолчал и подумал. — Нас судить надо. Надо ребят похоронить, они же, как собаки, здесь валяются! Высохшие…

Он снова заплакал навзрыд — от бессмысленности и отчаянности их смерти.

Молча подошла Мари, присела на ящик.

— Что же теперь делать?..

— Теперь будешь решать сам.