Записки комбрига

Контр-адмирал Юрий Даньков

12 октября 1960 года… С этого дня началась моя 25-летняя служба на Северном Флоте в легендарной, 4-й Краснознамённой ордена Ушакова 1 степени эскадре подводных лодок - ровеснице Северного Флота. Все подводные лодки 633 проекта, прибывшие на Северный Флот, вошли в состав 96 бригады 33 дивизии подводных лодок (15 июля 1961 года дивизия переформирована в 4-ю эскадру). Командовал дивизией капитан 1 ранга Николай Иванович Ямщиков (впоследствии - контр-адмирал). Так получилось, что на первых этапах службы моим становлением руководили люди, которые, даже судя по их фамилиям, обладали даром умелого управления (в период учёбы в училищах - начальник ВМУЗ - адмирал Кучеров, который занимал должность во время войны начальника штаба Северного Флота; с прибытием на ЧФ - комбриг капитан 1 ранга Кучер; с прибытием на СФ - командир дивизии капитан 1 ранга Н.И Ямщиков).

96-я бригада начала осваивать новый проект лодок, которые вошли в ее состав: "С-350" (командир - О.К Абрамов); "С-351" (командир - Жданов В.В); "С-352" (командир - М.Лепницкий); "С-353" (командир - Новожилов); "С-354" (командир - Бунин); "С-32" (командир - Забояркин); "С-34" (командир - О.П Шадрич.); "С-11" (командир -В. Жураковский).

В это же время остальные бригады начали осваивать также новый проект - большие океанские подводные лодки 641 проекта. Штаб бригады (командир бригады капитан 1 ранга И.Лихарев, начальник штаба бригады - капитан 1 ранга В.Агафонов, который в 1962 году в должности комбрига повёл четыре подводных лодки в район острова Куба для выполнения специального задания, связанного с Карибским кризисом) принял нашу подводную лодку строго. Мы считали, что наш экипаж отработан хорошо, тем более что мы совершили успешно сложный переход с одного театра на другой, техника содержится в хорошем состоянии. Однако штаб бригады был другого мнения, считая, что мы пришли с курортного Чёрноморского Флота и что мы должны понять суровую северную службу. И действительно, только после того, как мы переделали всю документацию, изучили и организовали службу и содержание техники в соответствии с северными требованиями, изучили новый для нас театр плавания, штаб бригады подтвердил кораблю задачу № 1 и принял нас в дружную семью северян, да и мы сами стали считать себя полноценными северянами. Начались повседневные служебные будни, отработка задач боевой подготовки, совершенствование организации службы.

В 1961 подводников флота потрясла трагедия - затонула в Баренцевом море подводная лодка 644 проекта "С-80", правда не из состава 4 эскадры. Это была подводная лодка 613 проекта, переоборудованная под ракетное вооружение. Подводные лодки нашей эскадры и бригады принимали активное участие в поисках в море этой пл, на некоторых лодках для этой цели устанавливалось специальное оборудование. Ужесточились требования к проверке готовности лодок к выходу в море.

В начале 1962 года произошла новая трагедия, теперь уже на нашей эскадре - взрыв на подводной лодке 641 проекта "Б-37" 211 бригады (командир - капитан 2 ранга Анатолий Бегеба). 11 января утром стояла морозная полярная ночь. Пл "Б-37" готовилась к выходу на боевую службу (выход планировался на следующие сутки), она была ошвартована первым корпусом правым бортом у третьего причала и имела полностью загруженные все запасы, включая оружие. На подлодке шло контрольное приготовление корабля к походу. Вторым корпусом у этого же причала к "Б-37" была ошвартована пл 633 проекта "С-350", накануне прибывшая из заводского ремонта (оружие, топливо, вода и другие запасы на нее ещё не были загружены, она сидела высоко и выглядела, как картинка, блестя свежЕе выкрашенными бортами). У соседнего четвёртого причала первым корпусом была ошвартована ПКЗ - 82 (плавказарма финской постройки), а к ней - четыре ПЛ 633 проекта 96 бригады. Наша подводная лодка - пл "С-351" стояла крайним корпусом. У нас шло обычное ежедневное проворачивание оружия и технических средств.

В 8.22, когда только что поступила команда "провернуть в электрическую, гидравликой, воздухом", сверху раздался удар (первое впечатление, будто на палубу уронили головку шпиля), но при этом лодку закачало. Командир капитан 2 ранга В.В. Жданов, находящийся в это время в 1-м отсеке, производя обход корабля, немедленно убыл на мостик и тут же подал команду "по местам стоять, со швартовых сниматься". Когда швартовые команды прибежали на палубу (я, согласно корабельному расписанию, возглавлял носовую швартову команду), перед нами предстала картина: две подводные лодки у третьего причала стояли с большим дифферентом на нос, их носовые оконечности почти до рубки были полностью погружены в воду, из рубочного люка "Б-37" шёл густой дым, на всех подводных лодках эскадры прожектора прощупывали воду Екатерининской гавани, в воде мелькали плавающие люди.

Оказалось, что на "Б-37" произошёл пожар и затем - в 8.22 взрыв от детонации запасных торпед в 1-м отсеке, причём такой мощности, что взрывной волной были оторваны от корпуса и погрузились на дно гавани все торпедные аппараты с торпедами, сорвана надстройка лёгкого корпуса с баллонами ВВД (воздуха высокого давления - каждый баллон по 410 литров давлением 200 атмосфер), повреждён прочный корпус соседней "С-350", разрушено здание МТЧ (минно-торпедной части) береговой базы) вместе с хвостовыми частями торпед, находящимися в нём. Баллоны ВВД с большим свистом и осколки лёгкого корпуса разлетелись на большое расстояние по всему городу Полярный, нанося различные повреждения зданиям и людям (например, головка шпиля залетела в штаб бригады на второй этаж в кабинет флагманского минёра), в ближайших от причалов зданиях были выбиты все стёкла. Родственники подводников, проживающие в городе, ринулись на территорию эскадры для выяснения судьбы своих близких. В связи с этим командование вынуждено было выставить оцепление из матросов в районе взрыва. Я возглавлял группу оцепления непосредственно на 3-м причале вблизи кормового люка "Б-37". Люк был отдраен и к нему перенесён трап. На моих глазах, когда в лодку через люк спустились три лёгких водолаза в снаряжении с целью разведки, кормовая часть корпуса стала быстро погружаться, двое из них выбраться наверх не смогли и погибли. На "С-350" в результате разрушения прочного корпуса были затоплены 1-й и 2-й отсеки. Личный состав этих отсеков пытался отдраить переборку в центральный пост, но центральный пост им этого не позволил, т.к. в противном случае была бы затоплена вся подводная лодка. Спастись через торпедопогрузочный люк они также не смогли. Там погибли 11 человек (из них - два офицера и один мичман). Остальной личный состав лодки был выведен из аварийной ПЛ под руководством старшего помощника командира Е.Г. Малькова через люк 7-го отсека. Всего погибло при взрыве более 100 человек, включая личный состав "Б-37", несколько солдат-строителей, ремонтирующих 2-й причал, несколько матросов береговой базы, заваленных торпедами в здании МТЧ и несколько человек с других подводных лодок. С нашей "С-351" погиб молодой матрос Яблоков, который в момент взрыва шёл по причалу на свою лодку, взрывной волной был отброшен к сопке и погиб от удара об нее. Истинная причина пожара на "Б-37", вызвавшего детонацию боевых головок запасных торпед, до сих пор не выявлена. Возможно, причиной пожара было возгорание регенеративных патронов, хранящихся в 1-м отсеке. По результатам работы многочисленных комиссий после этой трагедии, были сделаны существенные выводы: откорректированы многие корабельные расписания, было запрещёно хранение в 1-м отсеке горючих вещёств и, в первую очередь, патронов регенерации воздуха, предписано обязательное присутствие на корабле всего личного состава при ежедневном осмотре и проворачивании оружия технических средств под руководством командира, на боеголовки запасных торпед были введены огнезащитные чехлы, усилена дежурно-вахтенная служба дежурным торпедистом и другие.

 

В дальних походах

В основном моя служба на Северном Флоте прошла в дальних плаваниях (на боевых службах) с перерывами на учёбу на командирских классах и в Академии. Боевая служба - это высшая форма боевого дежурства кораблей, приравниваемая к выполнению боевой задачи. Всего - 11 боевых служб, из них 8 продолжительностью более 6 месяцев (максимальная продолжительность - 13 месяцев). В чистом виде в дальних плаваниях вдали от дома и близких я прослужил 10,5 лет.

На свою первую боевую службу я пошёл в начале 1964 года в должности старшего помощника командира "С-351". Район, в котором нам предназначалось выполнять задачу боевой службы был расположен в нейтральных водах вблизи военно-морской базы стратегических подлодок Великобритании Холи лох. И вот за трое суток до окончания нашего пребывания в назначенном районе, гидроакустик доложил, что слышит на низких частотах непонятные звуки. Первоначально эти звуки были классифицированы, как звуки, издаваемые морскими животными. Но затем, подстроившись по частоте, мы начали различать слова на английском языке. Оказалось, что какие-то три объекта вели переговоры между собой, используя звукоподводную связь (ЗПС), Это были три подводные лодки (одна атомная и две дизель-электрические), проводившие учения и маневрирующие вместе с нами в одном районе. При этом они сообщали друг другу свои курс и скорость. Прошло не так много времени (чуть больше года) после известного так называемого "Кубинского кризиса", когда три из четырёх наших подводных лодок были вынуждены всплыть в надводное положение для зарядки аккумуляторной батареи (АБ) после преследования их противолодочными силами США. Поэтому командование ВМФ болезненно реагировало на каждый случай потери скрытности нашими подводными лодками. Перед командиром Владимиром Васильевичем Ждановым стояла дилемма: продолжать находиться в районе для выявления характера действий обнаруженных ПЛ или срочно уходить из района. В первом случае имелась высокая вероятность быть обнаруженными и соответственно нести ответственность за потерю скрытности. Командир выбрал первое, и мы продолжали вести наблюдение за обнаруженными объектами, соблюдая максимальную скрытность действий. Все переговоры объектов по ЗПС записывались нами на магнитофон, переводились на русский язык, а их маневрирование наносилось на карту. Таким образом, был выявлен район боевой подготовки английских субмарин, характер их маневрирования.

На третьи сутки закончились запасы магнитофонной плёнки, которые специально выдавались в поход для этих целей, поэтому пришлось использовать культмассовые плёнки замполита с записями популярных артистов. Однажды при всплытии на перископную глубину на очередной сеанс связи, при осмотре горизонта, командир обнаружил, что на расстоянии не более пяти кабельтов на него смотрит такой же перископ подводной лодки. Пришлось срочно уклоняться уходом на глубину. К этому времени наша аккумуляторная батарея требовала подзарядки, командир принял решение произвести ее зарядку под РДП (работа двигателя под водой) в тёмное время суток на перископной глубине. Но в течение ночи зарядить АБ нам не удалось, так как приходилось много раз выполнять срочное погружение, уклоняясь от обнаружения самолётными радарами. Радиоразведка выявила, что в нашем районе противолодочная авиация производит интенсивный поиск подводной лодки (до 21 самолётовылетов противолодочных самолётов "Шеклтон"). К исходу суток гидроакустик доложил об обнаружении работы корабельного гидролокатора, сила сигнала которого быстро увеличивалась. Командир попытался уклониться от обнаружения, используя манёвр, ход и пассивные средства ГПД (гидроакустического противодействия). Но попытка успехом не увенчалась, так как аккумуляторная батарея была уже значительно разряжена, и нельзя было использовать полный ход, а средний ход можно было дать только кратковременно. Поэтому командир дал приказание погрузиться на предельную глубину и насколько возможно дольше продержаться на экономическом ходу 2 узла, уходя из района на запад, надеясь на вероятность (хотя и малую) того, что противолодочный корабль потеряет контакт с из-за большой глубины погружения подлодки и, возможно, по причине изменения гидрологии моря. Но противолодочный корабль надёжно удерживал контакт с нами. Работа корабельного гидролокатора прослушивалась уже без приборов во всех отсеках.

В 6 часов утра 6 марта после доклада командира БЧ-5 о том, что плотность электролита аккумуляторной батареи 1,050 (то есть чуть выше плотности воды), мы вынуждены были всплыть в надводное положение для зарядки АБ и, гордо подняв Военно-Морской флаг, начать ее зарядку. По корме подводной лодки в расстоянии не более пяти кабельтовых маневрировал английский СКР (сторожевой корабль) "Блэквуд", имея полностью освещённой палубу и надстройки. Над нашей рубкой на низкой высоте пролетел противолодочный вертолёт, дав над лодкой очередь из пулемёта трассирующими пулями (возможно холостыми). После нашего доклада обстановки на командный пункт по его приказанию мы начали открытый переход в базу в надводном положении. В течение 2-х последующих суток вплоть до 8 марта нас постоянно сопровождал СКР, а над лодкой производили облёты противолодочные самолёты "Шеклтон". Наш командир В.В. Жданов решил использовать эти обстоятельства для уточнения тактико-технических возможностей нашей техники по непосредственному вероятному противнику (относительную силу сигала и точность пеленгования нашей поисковой РЛС английской самолётной РЛС), а также тактику действий английских противолодочных сил при вторичном поиске пл. Так, после того, как мы полностью зарядили АБ, мы решили посмотреть, что будут делать англичане, если мы попытаемся от них оторваться. Вытащили на мостик две большие банки из-под галет. Одну - запаяли, чтобы она могла плавать, а из второй сделали уголковые отражатели, прибив их к аварийному брусу с грузом таким образом, чтобы они также находились на плаву. Эти плавающие банки должны были давать отражающий сигнал РЛС, как от подводной лодки. Приготовили лодку к погружению, и в тёмное время суток срочно погрузились, выбросив при этом банки из-под галет за борт. Отойдя на некоторое расстояние от точки погружения, всплыли под перископ, чтобы наблюдать за действиями противолодочных сил. Англичане обнаружили исчезновение подводной лодки, и самолёт сразу же поставил отсекающий барьер по первоначальному нашему курсу из 3-х радиогидроакустических буёв. Командир группы радиоразведки старший лейтенант Орлов посоветовал командиру поднять эти буи и привезти в базу для изучения, так как вроде бы этих буёв у них в разведке нет. Командир принял это предложение. Мы всплыли в надводное положение и, на виду у англичан, начали швартоваться к буям и поднимать их на борт вместе с гидрофонами. С возвращением в базу командование высоко оценило результаты нашего похода, особенно была довольна разведка, утверждая, что ещё ни одна подлодка не приносила из похода так много ценных данных. Абсолютно весь экипаж поощрили на разных уровнях - кого комбригом, кого командиром эскадры, кого командующим Флотом. Только командира никто не поощрил, ожидая, что командир должен быть поощрён на уровне Главнокомандующего ВМФ. Через некоторое время из Москвы, наконец, пришло долгожданное "поощрение" и командиру - предупреждение о неполном служебном соответствии за потерю скрытности.

В 1965 году после сдачи зачётов на самостоятельное управление подводной лодкой 633 проекта, мне пришлось срочно, в связи с новым назначением, сдавать зачёты на допуск к самостоятельному управлению большой океанской подводной лодкой проекта 641. Это была подводная лодка того же поколения, что и предыдущий проект, поэтому больших трудностей сдача зачётов у меня не вызвала. Подводными лодками этого проекта с середины 60-х годов были укомплектованы все четыре бригады 4-й эскадры, и они хорошо себя проявили в многочисленных дальних океанских походах, которыми жила эскадра. Дальние походы дизельных подводных лодок внесли ощутимый вклад в становление океанского Военно-Морского Флота. Зоной оперативной ответственности 4-й эскадры было в основном Средиземное море, поэтому в этом районе постоянно несли боевую службу несколько подводных лодок эскадры. В период несения боевой службы подводные лодки решали не только противолодочные задачи, они эффективно использовались для решения практически всех задач, свойственных данному роду сил ВМФ, а главное демонстрировали присутствие Военно-Морского Флага в этом конфликтно-опасном районе.

Сначала это были походы на полную автономность одиночных подводных лодок. В такие походы мне довелось сходить в должности старпома в 1965году на "Б-6" (командир - капитан 2 ранга Игорь Ястремский) и, после окончания командирских классов, на "Б-4" в 1967 году (командир - капитан 2 ранга Игорь Корнеев). Это были обычные автономные плавания. Переход на Средиземное море и возвращение в базу совершались, как правило, скрытно. В тёмное время суток, в плохую видимость и в штормовую погоду, когда зрительными средствами наблюдения вероятность обнаружения лодки была минимальной, подводные лодки имели возможность совершать переход в надводном положении, производя подзарядку аккумуляторной батареи, поддерживая среднюю скорость около 5 узлов. В светлое время суток лодки следовали в подводном положении на оптимальной для обеспечения скрытности глубине под мотором экономического хода, для чего периодически производились погружения на максимальные глубины для замеров гидрологии моря. Вообще всё на подводной лодке было подчинено повышению ее скрытности и максимальной экономии электроэнергии. Ходовые огни ПЛ в целях уменьшения ее заметности в надводном положении не включались. Выход личного состава на мостик осуществлялся строго по одному человеку с отсека под контролем вахтенного офицера по специальным биркам, чтобы в случае срочного погружения обеспечить максимально быстрый уход подлодки на глубину. Наблюдение велось только исключительно пассивными средствами. Выброс мусора производился по специально отработанному расписанию в начале тёмного времени суток в кратчайшие сроки, чтобы ПЛ за ночь могла отойти как можно дальше от того места, где был выброшен мусор (для надёжности это делалось несмотря на то, что перед выбросом мусор готовился таким образом, чтобы он мог сразу затонуть). При плавании вдали от берега для определения своего местоположения подводникам можно было надеяться главным образом на астрономический способ обсерваций. Каждые вечерние и утренние сумерки, когда наиболее чётко выражена линия горизонта, специально отработанный расчёт (вахтенный офицер, вахтенный командир и вахтенный штурман) определяли местоположение подводной лодки по заранее выбранным звёздам с помощью морского секстана. При отсутствии на небе звёзд приходилось полагаться на тщательность счисления пути корабля. В период плавания в прочном корпусе шла размеренная жизнь подводников. Непрерывное многомесячное несение всеми без исключения ходовой вахты: в основном - трёхсменной по 4 часа, а для командира со старпомом (командирская вахта) и для некоторых боевых постов - двухсменная по 8 часов. Для каждой смены имелся свой распорядок дня, который предусматривал в свободное от вахты время всё, что должно быть согласно уставу предоставлено каждому моряку. В нём предусматривалось для каждой смены: время для сна, время для приёма пищи, личное время (включая просмотр кинофильмов в кают-компаниях или в 7 отсеке, другие культурно-массовые мероприятии), тренировки по специальности и на боевых постах, различные корабельные учения, занятия по специальности, уход за материальной частью и другие мероприятия. На подводных лодках 641 проекта имелись штатные кондиционеры воздуха, однако они, как правило, не использовались, так как потребляли много электроэнергии и при работе шумели. Поэтому при плавании в подводном положении и, особенно в южных широтах в отсеках значительно повышалась влажность и температура воздуха (до 400-500 и даже выше). Для обтирания тела в гигиенических целях каждому подводнику в автономном плавании предусматривалось 15 грамм медицинского спирта. Корабельный врач ежедневно проходил по всем отсекам с тазиком, наполненным разбавленным водой спиртом и смоченными в нём тампонами, которыми моряки могли обтереть отдельные участки тела. Запасы пресной воды (30 тонн) из расчёта обеспечения автономности плавания 90 суток позволяли расходовать в сутки не более 300л. Поэтому пресная вода расходовалась только на приготовление пищи, а на умывание, чистку зубов и помывку личного состава в бане использовалась морская вода. Мыло для морской воды, которое выдавалось подводникам по нормам снабжения, почему-то в морской воде не мылилось и морякам перед выходом в плавание приходилось запасаться на весь поход стиральным порошком "Новость" или шампунем "Солнышко", которые хорошо мылились и могли использоваться для умывания и помывки в бане. Надо сказать, что все без исключения подводники понимали необходимость переносить сложности подводного быта, и я не могу припомнить, чтобы кто-нибудь проявлял недовольство по этому поводу.

Пролив Гибралтар подводные лодки форсировали в каждом случае по-разному. В большинстве случаев - скрытно или в подводном положении или в надводном положении, используя интенсивное судоходство в этом районе, иногда - открыто в надводном положении, демонстрируя пребывание в Средиземном море советских кораблей или маскируя своим открытым плаванием вход в Средиземное море (или выход из него) других подводных лодок в подводном положении. С прибытием на Средиземное море подводные лодки, как правило, решали противолодочные задачи. Переход на Средиземное море занимал примерно месяц, примерно столько же лодки выполняли задачи в Средиземном море, и месяц уходил на возвращение в базу. Коэффициент боевого использования подводных лодок непосредственно для выполнения задач в Средиземном море был невысок.

Корабли 6 Флота США и НАТО в Средиземном море были в более благоприятных условиях. У них имелись постоянные пункты базирования, а у нас, их не было. Если удавалось в период плавания заправить подводную лодку запасами воды, продовольствия и комплектов регенерации воздуха, провести небольшой планово-предупредительный ремонт и отдых личного состава, то продолжительность выполнения задач на Средиземном море увеличивалась. Командование ВМФ постоянно искало пути для повышения коэффициента боевого использования наших подводных лодок на Средиземном море.

Поход в 1965 года мне запомнился эпизодом встречи на Средиземном море с советскими кораблями. Накануне дня Военно-Морского Флота нам было приказано прервать скрытное плавание, всплыть в надводное положение и встретиться с отрядом советских кораблей во главе с крейсером "Слава" (бывший крейсер "Молотов", командир крейсера - капитан 1 ранга Мясоедов) под командованием контр-адмирала Молодцова. Такое же приказание получила другая подводная лодка эскадры - "Б-105" (командир - капитан 2 ранга Смирнов Ю.Ф.), которая также несла боевую службу в это время на Средиземном море. Говорят, что когда Молотова спросили, как он относится к переименованию крейсера в "Молотов" в крейсер "Слава", он ответил, что он относится к этому нормально, так как его имя Вячеслав, т.е. Слава. Всплытие в надводное положение, а тем более возможность выйти наверх и подышать свежим воздухом - для подводников двойной праздник. И вот две подводные лодки в солнечный праздничный день (температура воздуха около 400) швартуются к крейсеру. По причине большой жары швартовые команды одеты в разовоё белье, на одной лодке синего цвета, на другой - белого. Дело в том, что в это время разовое бельё на подводных лодках только ещё начало внедряться и на складах перед выходом мы получали различные партии этого белья в различной комплектации, которые отличались и цветом и формой. Надводники нас встретили с большим радушием и гостеприимством. Для офицеров подводных лодок были освобождены лучшие каюты, подводникам предоставлена возможность помыться пресной водой, на юте крейсера были накрыты праздничные столы, а также организовано костюмированное представление с "Нептуном". На крейсере находилась группа офицеров Тыла Вооружённых Сил с целью изучения вопросов по изменению корабельной формы одежды. Они пригласили меня и старшего помощника "Б-105" капитана 3 ранга Кочеткова Вячеслава Николаевича для беседы по интересующим их вопросам. На вопрос какое разовое бельё удобнее - трусы или кальсоны, мы, смеясь, ответили, что конечно кальсоны, так как матросы всё равно нижнюю часть кальсон отрезают и таким образом пополняют запасы ветоши на корабле. Вскоре разовое бельё на подводных лодках было утверждено светло голубого цвета и конечно трусы, а не кальсоны. С В.Н. Кочетковым нам посчастливилось совместно выполнять различные задачи и в будущем, когда мы уже были командирами подводных лодок. Это исключительно организованный, требовательный к себе и подчинённым офицер. Впоследствии - контр-адмирал, возглавлял разведку Балтийского Флота, занимал должность заместителя начальника Военно-Морской Академии. После пополнения запасов, проведения небольшого планово-предупредительного ремонта и отдыха личного состава наши подводные лодки продолжили выполнение задач боевой службы. Отряд кораблей под командованием контр-адмирала Молодцова был прообразом 5-й эскадры, которая через 2 года была сформирована и постоянно несла боевую службу на Средиземном море.

В 1967 году мне очень запомнился деловой заход "Б-4" в югославский порт Сплит, где нас радушно встретили югославские моряки и мы смогли пополнить запасы корабля, провести осмотр механизмов, походить по твёрдой земле и просто по-человечески отдохнуть. Удивительной красоты сам город, зелёные острова, голубая чистейшая вода Адриатики оставили неизгладимый след в моей памяти.

Во второй половине 1967 года на Средиземном море была сформирована 5 эскадра ВМФ. Штаб эскадры функционировал на постоянной основе, а оперативные соединения (бригада подводных лодок, бригада надводных кораблей, бригада вспомогательных судов обеспечения и дивизион десантных кораблей), входящие в ее состав, формировались из кораблей и судов, прибывающих на Средиземное море для несения боевой службы.

В том же году с 24 марта по 12 октября была проведена экваториальная экспедиция "Прилив-1" под руководством адмирала Л.А.Владимирского с целью освоения межпоходового ремонта (МПР) подводных лодок и смены их экипажей в океанских условиях у борта плавбазы на большом удалении от базы. В экспедиции участвовали две подводные лодки 4-й эскадры "Б-36" и "Б-21", два экипажа 4 эскадры, одна атомная ПЛА "К-128" и плавбаза. Проведённые мероприятия дали возможность увеличить время пребывания подводных лодок на Средиземном море. Подводные лодки стали ходить на Средиземное море группами поочерёдно из состава бригад 4 эскадры, а продолжительность походов увеличилась до 6-8 месяцев. Первыми по этой схеме в 1967 году пошли на боевую службу подводные лодки 96-й бригады, которой командовал в то время капитан 1 ранга Олег Петрович Шадрич.

С возвращением в базу после несения боевой службы на "Б-4", я был назначен командиром подводной лодки "Б-21" 641 проекта 69-й бригады (командир бригады капитан 1 ранга Владимир Дмитриевич Шакуло). Эта лодка только что возвратилась из длительного семимесячного плавания в южных широтах (экваториальная экспедиция "Прилив-1"). Основной экипаж находился на отдыхе, командир капитан 2 ранга Иванов В.Е. убыл на учёбу в Академию. Пришлось принимать лодку у второго экипажа, которым временно командовал Е.С.Фалютинский. Подводная лодка числилась в составе сил постоянной готовности со сроком готовности 5 суток. Фактически она была не на ходу. Для того, чтобы сохранить корабль в составе сил постоянной готовности, мне пришлось срочно уже в новой должности командира отработать и сдать ходовые задачи курса боевой подготовки на других подводных лодках, включая весь курс торпедных стрельб. В командирской должности моя служба пролетела с такой интенсивностью, что почти 4 года прошли, как говорят, на одном дыхании. Экипаж подобрался отработанный, имеющий опыт дальних походов. Дружный офицерский коллектив, отличающийся высокой профессиональной подготовкой, способствовали выполнению сложнейших задач, выпавших на долю этой подводной лодки. С особой благодарностью могу отметить взаимопонимание и поддержку мне со стороны таких офицеров, как замполита Виктора Лычёва (впоследствии видного учёного Военно-Морской Академии), старшего помощника В.Протопопова (впоследствии он служил на атомоходах, где ему было присвоено звание Героя Советского Союза), инженер-механика Э.И.Куклева, корабельного врача Шайковского и других офицеров. В январе 1968 года "Б-21" была поставлена в большую камеру дока на СРЗ-35 в Росту. Предстоял большой и длительный ремонт. С лодки для ремонта были выгружены основные механизмы для ремонта после их длительной эксплуатации при большой влажности в экваториальных широтах в период плавания в экспедиции "Прилив-1" (перископы, часть электронавигационных приборов, дизель-компрессора и др.). Большинство цистерн главного балласта в период межпоходового ремонта у борта плавбазы в океане были разбиты и имели вогнутости не наружу, а внутрь. Требовалась замена около 250 квадратных метров лёгкого корпуса. Только срок докового ремонта был определён в 45 суток (при норме - 24 суток).

Вдруг получаю приказание прибыть в Полярный к командиру эскадры. Прибыв в Полярный, получаю от командира эскадры контр-адмирала С.Г. Егорова задачу - временно вступить в командование "Б-40" 96-й бригады. А всё дело, оказывается, заключалось в том, что ожидалась проверка эскадры Главным штабом ВМФ и перевод одной из бригад в полную боеготовность. Было решено, что наиболее целесообразно переводить в полную боеготовность 96-ю бригаду (командир бригады капитан 1 ранга О.П.Шадрич), так как лодки этой бригады недавно в конце 1967 года возвратились с боевой службы, и поэтому их уровень боевой подготовки был выше, чем на других бригадах. Но проблема заключалась в том, что многие офицеры и мичманы находились в отпусках после длительного плавания, запасов топлива на эскадре было недостаточно, чтобы пополнить до полных норм все подводные лодки. Топливо на лодки 96-й бригады перекачали с лодок других бригад. Аналогично все лодки 96 бригады были укомплектованы личным составом за счёт других бригад. Вот почему я и был прикомандирован к "Б-40" 96-й БПЛ. Ознакомившись с кораблём, я вступил в его командование. С получением сигнала о повышении боеготовности, после приготовления подводной лодки к бою и походу, я доложил оперативному дежурному о готовности к погрузке спец. торпед и выходу в точку рассредоточения. В ответ получил приказание командира эскадры о том, что моё прикомандирование к "Б-40" отменяется, мне предписано срочно убыть на свою подводную лодку в Росту и в установленные 5 суток перевести ее в полную боеготовность.

Не знаю, по причине того, что кто-то перепутал числа 96 и 69, или по другой причине, но из Главного штаба ВМФ поступил сигнал о переводе в полную боеготовность не 96-ю БПЛ, как это планировалось, а 69-ю БПЛ, в состав которой входила моя "Б-21". Поставленная задача была сверх сложной, если учитывать техническое состояние корабля погодные условия (мороз - минус 200), отсутствие на борту многих механизмов и полностью всех запасов. Была организована круглосуточная работа, составлен почасовой график для решения поставленной задачи. Завод работал в три смены, весь экипаж был разбит на две смены. Одна смена обеспечивала работы ночью под руководством старпома, другая под моим руководством - днём. За срыв графика даже на 20 минут рабочим грозило увольнение с завода. По приказанию командующего Флотом помощь в восстановлении боеготовности оказывали все службы штаба и Тыла Флота, их специалисты сами доставляли на лодку приборы и механизмы, производили их настройку.

Я прекрасно понимал, что завод, подключив всю свою промышленную мощь, может уложиться в установленный срок и, выполнив все заводские работы, выведет лодку из завода. А для окончательного приготовления корабля к выходу в море, включая погрузку торпед и всех запасов, у меня уже время не останется. Приём запасов в доке полностью исключался. В этой обстановке я принимаю решение все запасы, кроме торпед, масла и топлива, принять по окончанию заводских работ во время заполнения камеры дока водой. Заранее на стенку дока были подвезены автономный запас провизии на 90 суток, полный запас регенеративных патронов, лёгководолазное снаряжение на весь личный состав, хим. имущество и другие запасы, подсоединены шланги для приёма воды. С неимоверным напряжением завод выполнил все работы за четверо суток. Как только началось заполнение водой доковой камеры, мы приступили к погрузке запасов. Автономную провизию грузили с помощью башенного докового крана на палубы носовой и кормовой надстроек (в ковш крана вмещалась одна автомашина продовольствия). И вот в момент отрыва лодки от клеток дока вдруг создаётся крен 50 и две горы ящиков и паков продовольствия, находящихся на палубе, начинают сползать в док. Пришлось в нарушение всех инструкций выравнивать крен продуванием цистерн воздухом высокого давления, рискуя сбить с места доковые клетки, а также отдраивать все люки (которые при всплытии должны быть задраены) и срочно забрасывать через эти люки ценное продовольствие внутрь подводной лодки. Часть продовольствия, конечно, спасти не удалось, и она осталось плавать в воде. С выходом из дока мы в оставшиеся сутки пополнили запасы топлива, масла, погрузили боезапас и окончательно приготовили корабль к выходу в море. В установленные сроки перевода в полную боеготовность мы уложились. Задачу выполнили, и «Б-21» заступила в боевое дежурство в губе Титовка на два месяца. Так, благодаря обстоятельствам, усилиям служб Тыла Флота и эскадры, работе заводских специалистов, напряжённой и плодотворной деятельности всего экипажа Флот досрочно получил боеготовую подводную лодку.

После боевого дежурства, мы участвовали в учении "Север" в Норвежском в море, а в середине года возвратилась в базу, и лодка была поставлена в плановый текущий ремонт на СРЗ-10 в губу Пала. Экипажу поставили новую задачу - сменить экипаж "Б-6" в порту Александрия АРЕ (Арабской республики Египет), куда эта подлодка прибыла на ремонт после несения боевой службы в Средиземном море, обеспечить ремонт подводной лодки и затем выполнять на ней задачи боевой службы. Аналогичную задачу получил экипаж "Б-46" под командованием капитана 2 ранга Вячеслава Николаевича Кочеткова, с которым мы в должностях старших помощников встречались на крейсере "Слава", выполняя задачи боевой службы в Средиземном море. Экипаж "Б-46" должен был менять экипаж "Б-49". Такая задача пред нашими подводными лодками ставилась впервые. В этот период развитие дружественных отношений между СССР и АРЕ имело положительную динамику. Закончилось строительство с помощью советских специалистов судоверфи в порту Александрия и с руководством АРЕ было достигнуто соглашение о регулярных заходах советских кораблей на эту судоверфь для выполнения ремонта, пополнения запасов и отдыха личного состава. Это дало возможность увеличить время пребывания подводных лодок на Средиземном море (т.е. увеличить их коэффициент боевого использования на Средиземном море) и держать там постоянно 6-8 подводных лодок. Подводные лодки 4 эскадры стали ходить на боевую службу в Средиземное море бригадами вместе со своими штабами. Первыми на такую боевую службу в марте 1969 года пошли подводные лодки 161-й бригады, которой командовал капитан 1 ранга Л.Д.Чернавин (впоследствии - командир 4 эскадры). Вплоть до 1976 года, пока сохранялись дружественные отношения между СССР и АРЕ, в Александрии постоянно ремонтировались, включая иногда даже и доковый ремонт, наши подводные лодки, несущие боевую службу на Средиземном море. Но это было всё потом, а первый такой опыт ремонта в порту Александрия с привлечением арабских рабочих осуществили два экипажа "Б-21" и "Б-46" на подводных лодках соответственно "Б-6" и "Б-49" под руководством командира 69-й БПЛ капитана 1 ранга Владимира Дмитриевича Шакуло и небольшой штабной группы, в состав которой входили политработник капитан 2 ранга Соколов, офицер штаба 4 эскадры капитан 2 ранга Болотов, флагманский РТС бригады капитан 3 ранга Ю.Жуков, помощник флагманского механика бригады капитан 3 ранга В.Паршин. В. Д. Шакуло, опытный подводник, отличный организатор, заботливый к подчинённым военачальник, во многом помог мне в моём командирском становлении. Он строго спрашивал с подчинённых, но и всегда защищал их, если со стороны выше стоящего начальства проявлялась к ним несправедливость. Наши два экипажа убыли с Севера в декабре 1968 года, доехали поездом через Москву до Севастополя, затем на ПРТБ-13 Чёрноморского Флота прибыли в Александрию.

Новый 1969 год мы встречали уже в Египте. В это же время состоялся официальный визит в порт Александрия подводной лодки 627 проекта "К-181" под командованием капитана 2 ранга Н.В.Соколова (впоследствии контр-адмирал, начальник оперативного Управления ТФ, начальник кафедры "Управления Силами" Военно-Морской Академии) и старшего на борту командира дивизии капитана 1 ранга А.П. Михайловского (впоследствии командующего СФ, полного адмирала, героя Советского Союза).

С прибытием в Александрию экипажи были размешены на плавбазе "Волга". Приняв подводные лодки от основных экипажей "Б-6" (командир капитан 2 ранга Е.С.Фалютинский) и "Б-49" (командир капитан 2 ранга В.И.Сендик), мы с Вячеславом Николаевичем Кочетковым приступили к организации ремонта на своих принятых подводных лодках. Были составлены ремонтные ведомости с переводом на английский язык, в составлении которых активное участие принимал помощник флагмеха капитан 3 ранга Виктор Паршин, хорошо владеющий английским языком. Был организован допуск иностранных рабочих на подводные лодки с соблюдением режимности и контроля над их работой. Арабским рабочим доверялись в основном работы, не требующие высокой квалификации. Конечно, не забывали и об отдыхе личного состава. В свободное время полностью были использованы возможности пребывания в такой древнейшей экзотической стране, как Египет. А посмотреть там было что.

Экскурсии по достопримечательностям Каира, включая, естественно, Великие пирамиды, оставили у подводников неизгладимые впечатления. Систематически личный состав выходил в город Александрия в увольнение, знакомясь с бытом и жизнью этого древнейшего города. Комбриг постоянно поддерживал связь с культурным советским центром в Александрии и через него добивался приглашения на наши корабли наших артистов, которые прибывали в Египет на гастроли. Так у нас на плавбазе побывала в гостях группа известных артистов, гастролирующих в Египте в связи с празднованием 2000-летия Каира, включая популярного ленинградского певца Эдуарда Хиля со своим ансамблем "Камертон". Затем была организована встреча личного состава с известными киноактрисами Дорониной, Шангелая и Чурсиной. Командование ВМФ придавало большое значение первому опыту ремонта подводных лодок в иностранном порту. Прибывший в Александрию недавно назначенный начальник главного технического Управления ВМФ контр-адмирал Новиков дал высокую оценку организации ремонта. Через 35 суток ремонтные работы были завершены, запасы пополнены, и лодки могли продолжить выполнение задач боевой службы в Средиземном море.

На контрольном выходе после окончания ремонта не обошлось, к сожалению, без небольшого навигационного происшествия. 7 февраля 1969 года "Б-6" отошла от причала судоверфи. Для выхода в море необходимо было пройти внешнюю гавань порта Александрия, ограждённую искусственным молом. Погода была свежая: ветер - 5 баллов, море - 3 балла. На рейде стояли на якорях 4 транспорта и 2 арабских эсминца. На подводной лодке были выполнены все необходимые мероприятия при проходе узкости, движение осуществлялось под двумя электромоторами малым ходом. Учитывая большое скопление судов по маршруту движения и возможность навала на их натянутые якорь-цепи (длина вытравленных якорь-цепей при свежей погоде была увеличена до 100 метров), я принял решение обойти стоящие суда по корме. У меня не было сомнений относительно глубин, так как глубины по маршруту в соответствии с картой были более 13,5 метров. Этих глубин было более чем достаточно для плавания лодки в надводном положении. Десятиметровая изобата на карте проходила всего в 25-30 метрах от ближайшего мола, расстояние до которого было более 200 метров. Весь период маневрирования эхолот не показывал менее 5 метров под килём. Это означало, что глубины соответствуют карте. Однако, при проходе по корме нашего советского транспорта «Лениногорск», я обнаружил, что лодка не имеет инерцию движения вперёд. Замеры ручным лотом показали, что нас навалило ветром левым бортом в районе рубки на небольшую банку, которая не была обозначена на карте, а эхолот, излучатель которого расположен в носовой оконечности, продолжал показывать пять метров под килём. Ветром «Б-6» была прижата к этой банке, поэтому пришлось с помощью буксира сняться с банки и возвратиться на судоверфь. Осмотр водолазом показал, что повреждений подлодка не имеет. На следующий день мы спустили баркас с плавбазы, для того, чтобы произвести промеры в районе обнаруженной банки с целью уточнения ее местоположения и нанесения на карту. Капитан порта мистер Тауфик такие промеры делать нам не разрешил, заявив, что все необходимые промеры в Египте сделаны ещё со времён Александра Македонского и предоставил в наше распоряжение карту внешнего рейда порта Александрия английского издания, на которой эта банка была обозначена. Таким образом, с нас вина была снята и виновником была объявлена наша Гидрография.

После благополучного завершения ремонта Б-6 успешно выполнила задачи боевой службы и во второй половине 1969 года возвратилась в родную базу в Полярный. При возвращении домой я получил приказание пролив Гибралтар форсировать скрытно в тёмное время суток в надводном положении. Это означало, что погружаться в Гибралтаре мне запрещёно, так как в это время Гибралтар могла форсировать другая наша подводная лодка в подводном положении и в то же время за период тёмного времени я должен успеть в надводном положении подойти к проливу, форсировать и оторваться от него на достаточное расстояние. Однако с началом вечерних сумерек при обсервации места обнаружилась значительная невязка к востоку. То есть до пролива ещё было более 20 миль, и создалась опасность того, что я не успею за период тёмного времени проскочить Гибралтар. Невязка образовалась тогда, когда мы шли в светлое время суток в подводном положении на экономическом ходу 2 узла - из-за неправильного учёта подводных течений. Направления и скорость подводных течений в этом районе мало изучены, а их скорость могла превышать скорость движения подводной лодки. В сложившейся обстановке принимаю решение всплыть и до Гибралтара следовать максимально возможной скоростью в надводном положении. Ходовые огни подводной лодки расположены низко над водой, и их характерное расположение даёт возможность достоверно ее классифицировать. Чтобы не вызывать любопытство встречных судов, количество которых с приближением к проливу возрастало, решил закрепить переноску на поднятую воздушную шахту РДП, изображая рыболовное судно. В тёмную южную ночь обнаруживаю на горизонте огни большого судна, следующего в восточном направлении скоростью 20 узлов. По расположению топовых огней определяю, что судно большого водоизмещёния и его курсовой угол близкий к траверзному, а это значит, что мы спокойно расходимся контркурсами. Но вдруг топовые огни состворились и судно на большой скорости идёт прямо на нас. Погружаться в этих условиях для обеспечения скрытности было бессмысленно, так как было ясно, что судно меня обнаружило, а погружение только подтвердило бы, что обнаруженная цель была подводная лодка. Поэтому решил не погружаться и продолжать движение к Гибралтару скоростью 12 узлов. Неизвестное судно, сблизившись на дистанцию 10 кабельтов, развернулось и начало движение параллельным курсом. В это время обнаруживаю огни второго судна поменьше, которое следует в кильватер за первой громадиной. Приборов ночного видения на лодке не было. Наблюдая в обычный бинокль, я предположил, что большое судно - это контейнеровоз, так как разглядел на палубе предметы, вроде бы похожие на контейнеры с иностранными надписями, а по имеемой разведсводке в этом районе военных кораблей не предполагалось. Со второго судна получаю прожектором семафор: "Командиру пл. Веду слежение за авианосцем "Сарратога". Командир БПК 522". Вот теперь все прояснилось. Оказывается то, что я принимал за контейнеры, были на самом деле самолёты на палубе авианосца, внимание которого привлекли непонятные ходовые огни моей пл. Авианосец, пройдя некоторое время параллельным курсом, увеличил ход, пересёк мой курс по носу и продолжил движение на восток, сопровождаемый, как нитка иголку, нашим БПК. Обменявшись с командиром БПК пожеланиями счастливого плавания, мы также продолжил свой переход в базу. И только на следующие сутки, когда мы вышли из Средиземного моря в Атлантику, была получена разведывательная сводка, в которой сообщалось, что американский авианосец "Сарратога" вошёл в Средиземное море. В дальнейшей своей практике я больше никогда сам не использовал переноску на РДП для маскировки подлодки под рыбацкое судно и не рекомендовал это делать другим командирам.

Возвратившись с автономки наш экипаж сдал "Б-6" основному экипажу и, после использования послепоходового отдыха, принял в заводе свою родную "Б-21", ремонт которой близился к завершению. После ремонта, отработки необходимых задач боевой подготовки в 1970 году мы пошли в очередной 8-ми месячный поход на Средиземное море в составе 69-й БПЛ уже на своей подводной лодке. Поход возглавил командир эскадры контр-адмирал Пётр Николаевич Романенко. Переход на Средиземное море был осуществлён в надводном положении при охране надводных кораблей в следующем походном порядке: с носовых курсовых углов плавбазы шли надводные корабли, а с левого и правого борта плавбазы двумя кильватерными колоннами по три ПЛ - 6 подводных лодок 641 проекта. На подводных лодках, идущих во главе колонн, старшими на борту находились начальник штаба бригады капитан 1 ранга Натнёнков Николай Иванович и заместитель комбрига по боевой подготовке капитан 1 ранга Хлопунов Вадим Иванович. Почти до самого Гибралтара шли при волнении моря 8-9 баллов и незначительной видимости. В этих условиях было очень сложно удерживать своё место в ордере. Волна зачастую накрывала мостик пл. Чтобы вода не поступала в центральный пост, приходилось задраивать верхний рубочный люк и воздух для дизелей брать через поднятую шахту РДП, а вахтенного офицера и сигнальщика во избежание их смыва за борт штормовой волной приходилось или закреплять штормовыми поясами с цепью или убирать с мостика в отсек, ведя наблюдение через перископ. Это, конечно, снижало качество наблюдения.

При проходе Британских островов, когда видимость ухудшилась до 15-20 кабельтовых, произошёл курьёзный случай. В порядки нашего походного ордера вошёл фрегат НАТО, который вёл наблюдение за советскими кораблями. Колонна лодок, возглавляемая капитаном 1 ранга Н.И. Натнёнковым, в условиях пониженной видимости перепутала фрегат с нашей плавбазой и стала удерживать своё место относительно этого фрегата, в результате чего вся колонна начала отклоняться в сторону от маршрута движения ордера. Управляющий штаб, вовремя заметив странные действия подводных лодок, возвратил колонну на своё место в ордере.

В этом походе моей подводной лодке кроме традиционной противолодочной задачи (поиск атомных ракетных подводных лодок в готовности к их уничтожению с началом боевых действий) довелось выполнять и другие не совсем обычные задачи. В течение месяца мы действовали на коммуникациях морских судов в Мальтийском проливе, где лодке был нарезан обширный район. Задача состояла в том, чтобы, скрытно маневрируя, выполнять условные атаки по всем транспортным судам, проходящим через пролив и каждые двое суток доносить на управляющий командный пункт количество обнаруженных и атакованных судов. При этом необходимо было их классифицировать, определять национальную принадлежность и порт приписки, а при возвращении в базу представить документальные доказательства этих атак (фотографии, зарисовки, выполненные через перископ). Задача была интересной, держала нас постоянно в напряжении и оказалась не такой уж простой. Современные морские транспортные суда на переходе морем следуют обычно экономичной скоростью 16-20 узлов, значительно превышающей подводную скорость подводной лодки. Гидроакустическое вооружение подлодки позволяло нам обнаруживать суда на значительном расстоянии, а торпедное вооружение позволяло выполнять условную стрельбу с больших дистанций. И всё-таки по многим целям мы не сумели выполнить условную стрельбу, так как не успевали выйти на дистанцию залпа, при которой торпеды могли дойти до целей. Удачными были атаки в основном по тем судам, маршруты которых проходили непосредственно через позицию подводной лодки. Я на собственном опыте понял состояние наших командиров подводных лодок военных лет, когда при позиционном методе им иногда приходилось возвращаться из боевого похода ни с чем, поскольку через назначенную позицию не прошло ни одно судно. И с другой стороны, их высокую ответственность за то, чтобы не упустить возможность успешной атаки, если посчастливилось, и через позицию подводной лодки прошли маршруты кораблей и судов противника. Как правило, наши подводники в Великую Отечественную войну, имея высокую выучку и мастерство, такие возможности не упускали. Примеров тому множество. Определённую сложность представляла также задача документирования атак, определения национальной принадлежности и порта приписки судов. Дело в том, что транспортные суда на переходах в открытом море вне видимости других судов зачастую не несут государственные флаги в целях экономии, чтобы не трепать их на ветру. Иногда качественное фотографирование через перископ было невозможно по погодным условиям и по причине большой дистанции. А для того, чтобы прочитать через перископ даже при 15-ти кратном увеличении порт приписки на борту судна, необходимо было сблизиться с судном на дистанцию менее 10 кабельтов, что было затруднительно, да и не нужно, так как современное вооружение лодки позволяло выполнять атаки с больших дистанций. К тому же, на десятые сутки действий на коммуникациях у нас вышел из строя перископный фотоаппарат. Пришлось с помощью корабельных художников делать зарисовки судов через перископ. Думаю, что такие же проблемы с документированием атак были и у подводников военных лет.

С увеличением продолжительности автономных плаваний ещё с 1956 года на подводные лодки начальниками медицинских служб стали назначаться офицеры с высшим врачебным образованием, которые к тому же обязательно должны были иметь хирургическую подготовку (до этого начальниками мед. службы на подлодки назначались фельдшера). На моей подводной лодке эту должность занимал отличный специалист своего дела капитан медицинской службы Шайковский. Поэтому я нисколько не волновался, когда получил приказание оказать хирургическую медицинскую помощь нашему советскому транспорту в Средиземном море. Задача была поставлена так: "соблюдая скрытность с наступлением вечерних сумерек в назначенной точке всплыть, произведя опознавание, осуществить встречу с советским транспортом, в тёмное время суток выполнить хирургическую операцию по поводу острого аппендицита больному матросу этого транспорта, после чего погрузиться и продолжать ранее поставленную задачу". Оказалось, что на этом транспорте по штату хирурга не было, была только врач-терапевт. Когда возникла ситуация, требующая срочного хирургического вмешательства, врач растерялась. До берега было несколько суток хода. Министерство морского Флота обратилось за помощью к командованию ВМФ, которое, уточнив, что к району расположения транспорта ближе всего маневрирует моя подводная лодка, поставило передо мной выше названную задачу. Мы благополучно встретились с транспортом, с которого был спущен баркас и наш врач, взяв с собой хирургическую укладку, убыл на судно с химиком санитаром инструктором, который был подготовлен, как ассистент при операции. Пока шла операция, мы маневрировали в подводном положении в районе транспорта. Шайковский успешно удалил аппендикс у больного матроса, проинструктировал врача по дальнейшему наблюдению за больным и был доставлен на подводную лодку. Мы пожелали счастливого плавания капитану транспорта и продолжили выполнение прежней задачи. Так что наши гражданские суда могли спокойно плавать в любом районе Мирового Океана, так как были уверены в том, что при необходимости им будет оказана из-под воды квалифицированная медицинская помощь.

Возвращаясь в базу, в районе острова Сицилия, осматривая в перископ горизонт при всплытии в утренние сумерки на сеанс связи, я обнаружил, что по корме за лодкой в кильватер друг другу следуют несколько бурунов. Попробовал осуществить манёвр - буруны повторяли манёвр лодки. Стало ясно, что лодка за собой что-то буксирует. Пришлось всплыть в позиционное положение для выяснения обстановки. Оказалось, что подводная лодка попала в перемёт, поставленный сицилийскими рыбаками. Носовые горизонтальные рули были полностью опутаны толстой с мизинец толщиной леской. К леске через определённые интервалы были прикреплены тросики с небольшой ставридкой (видимо перемёт был поставлен на тунца), а обнаруженные мною буруны создавали буйки из пластиковых канистр. На горизонте рыбаков, а также других судов не наблюдалось. Пришлось поторапливаться, освобождая корпус и рули от лески, крючков и канистр, так как быстро рассветало. Освободившись от перемёта, подводная лодка погрузилась, и мы продолжили переход в базу.

Возвратившись в базу, в 1970 году, в году 100-летия со дня рождения В.И.Ленина подводная лодка "Б-21" была объявлена отличной.

В 1973 году после окончания Академии я был назначен начальником штаба 69-й БПЛ, сменив в этой должности капитана 1 ранга Евгения Георгиевича Малькова, который получил назначение на должность комбрига. Наша бригада готовилась к беспрецедентному эксперименту - несению боевой службы на Средиземном море в составе бригады со штабом, плавбазой продолжительностью год. Неудивительно, что для выполнения этого ответственного мероприятия выбор пал на бригаду, которую возглавлял опытный подводник Иван Николаевич Паргамон. Иван Николаевич имел опыт службы в Полярном на подводных лодках различных проектов с 1949 года, в своё время он командовал головной подводной лодкой 641 проекта "Б-94", занимал должность зам. командира дивизии атомных ПЛ в Гремихе. С вступлением в должность я сразу же без раскачки включился в бурный " водоворот " подготовки к этому легендарному походу, до выхода в который оставалось всего две недели. Надо было за короткий срок сделать много: ознакомиться со штабом, изучить состояние дел на кораблях, предусмотреть всё необходимое для длительного плавания и, самое главное, вместе со штабом помочь командиру бригады качественно подготовить и проверить готовность подводных лодок к плаванию. Этот поход был уникален по многим показателям. Это была самая продолжительная боевая служба бригадным составом подводных лодок за всю историю боевых служб 4 эскадры (388 суток - с 15 сентября 1973 года по 8 октября 1974 года). По своему составу в этом походе бригада имела рекордное количество подводных лодок - 10 подводных лодок 641 проекта и одна приданная бригаде ракетная подводная лодка 651 проекта из 9-й эскадры ПЛ Северного флота. 4-я эскадра постоянно нести боевую службу бригадами с таким напряжением, конечно, была не в состоянии. В последующих походах состав бригад по количеству подводных лодок был значительно меньше, а их продолжительность не превышала 10-11 месяцев. В этом походе впервые начал осваиваться межпоходовый отдых экипажей подводных лодок в Севастополе и Ялте с межпоходовым ремонтом подводных лодок в этот период вторыми экипажами. Этот поход бригады являлся наиболее результативным и по решению противолодочных задач (за весь период подводные лодки имели 71 обнаружение иностранных подводных лодок).

У меня нет данных, проводились ли исследования по вопросу о том, насколько продолжительно могут находиться в отрыве от обычной береговой обстановки, в отрыве от семьи, женского общества здоровые молодые люди и как эта продолжительность сказывается на психическом и физическом состоянии их здоровья. У американцев, насколько мне известно, продолжительность различных экспедиций, дальних плаваний ограничивается 6-тью месяцами. Говорят, что когда этот вопрос задали одному из наших академиков, он ответил, что чем дольше, тем лучше (как оказалось, возраст академика был более 90 лет). Когда ещё только решался вопрос о годичной боевой службе, командованием ВМФ рассматривались различные варианты отдыха подводников. Один из вариантов заключался в том, чтобы в период межпоходового ремонта подводной лодки в иностранном порту арендовать гостиницу и доставлять туда из Союза семьи подводников. Но этот вариант был затруднителен в исполнении, т.к. не все семьи по состоянию здоровья жён или детей, а также по другим причинам могли прибыть в иностранный порт и, кроме того, этот вариант не решал задачу отдыха неженатых подводников, а также задачу встречи моряков с родной привычной обстановкой.

Другой вариант заключался в том, чтобы на период отдыха экипажей, фрахтовать какой-нибудь пассажирский морской теплоход и устроить на нём круизное плавание экипажа вместе с семьями. Но и этот вариант отвергли, т.к. во-первых, не у всех подводников есть семьи, а во-вторых, моряки в этом случае попадали из одного плавания в другое, а им требуется в период отдыха обязательно походить по твёрдой земле. Остановились на варианте отдыха в Севастополе, для чего на мысе Феолент стали срочно строить для этих целей базу межпоходового отдыха подводников. После семимесячного плавания мне пришлось возглавлять первый такой межпоходовый 24-х суточный отдых двух экипажей - "Б-440" (командир капитан 2 ранга Бурунов) и "Б-413" (командир капитан 2 ранга Погорелов). База отдыха на Феоленте ещё не была готова, поэтому отдых подводников срочной службы был организован в расположении 153 бригады подводных лодок ЧФ в Севастополе, а отдых офицеров и мичманов - в Ялтинском доме отдыха.

Усиление сил 5 эскадры на Средиземном море полноценной бригадой подводных лодок было как нельзя кстати. В ноябре 1973 года разразился израильско-арабский кризис. Обстановка была напряжённой. В восточной части Средиземного моря были сосредоточены значительные военно-морские силы, как ВМС НАТО (две АУГ 6-го Флота США), так и кораблей 5 эскадры ВМФ. Под водой в восточной части Средиземного моря в общей сложности маневрировало более двух десятков подводных лодок (включая наши лодки, лодки США и НАТО). Советский Союз осуществлял помощь Сирии поставкой военной техники морским путём. На подходах к сирийским портам израильской морской ракетой был потоплен наш транспорт "Мечников". В этих условиях две подводные лодки из состава бригады ("Б-409" - командир Ю.Н.Фомичёв, "Б-130" - командир В.В.Степанов) были развёрнуты на защиту наших морских коммуникаций и получили от Министра обороны разрешение использовать обычное оружие в целях противолодочной обороны. Задача, поставленная в таком виде, для командиров подводных лодок была не понятна и практически невыполнима. Не ясно, каким же образом они должны защищать наши транспорты, идущие в порты Египта и Сирии. Лодки, конечно, были готовы использовать противолодочные торпеды, но в какой момент (с обнаружением подводной цели или с обнаружением применения оружия по нашим лодкам) и по каким лодкам (американским, французским, итальянским - ведь не все страны принимали боевое участие в конфликте), командирам было не ясно. Кроме того, на наших подводных лодках не было объективных гидроакустических классификаторов целей, а достоверность классификации подводной лодки, основываясь, только на докладе гидроакустика, была далеко от 100 процентной. Обычно для подтверждения гидроакустического контакта с подводной лодкой, командиры должны были всплывать под перископ и убеждаться визуально и с помощью РЛС, что по обнаруженному пеленгу надводных целей нет, но в боевых условиях это было не допустимо. Ошибка в выполнении поставленной задачи могла привести к международному конфликту. Через двое суток эта задача всё же была снята с наших лодок, и они возвратились к выполнению основной задачи - поиск ПЛАРБ в готовности к их уничтожению с началом боевых действий. Оба командира по результатам похода, как фактические участники боевых действий, были награждены боевыми орденами.

Необходимо отметить, что по отношению к подводникам 4-й эскадры допущена несправедливость, заключающаяся в том, что почти все они лишены права быть причисленными к участникам боевых действий, в которых принимали участие наши Вооружённые Силы в послевоенное время. И это несмотря на то, что почти все подводные лодки эскадры выполняли задачи боевой службы (по всем документам боевая служба приравнивается к выполнению боевой задачи) в таком взрывоопасном районе, как Средиземное море, где всегда сталкивались интересы многих стран мира и где систематически возникали международные конфликты. Согласно Закону "О ветеранах" определены страны и периоды ведения боевых действий в послевоенное время, в которых участвовали наши Вооружённые Силы. Удостоверение участника боевых действий выдаётся военнослужащим, которые именно в эти периоды выполняли боевые задачи, находясь в этих странах. Но подводные лодки не могут выполнять свои задачи на суше, они выполняют свойственные им боевые задачи только в море. Поэтому лодки, которые выполняли боевые задачи в море в период конфликтов, под действие Закона "О ветеранах" не подпадают, а лодки, которые в период конфликтов заходили в перечисленные в Законе страны не для ведения боевых действий, а лишь для пополнения запасов, ППР и отдыха, могут подпадать под действие Закона. Мы видим явное несовершенство Закона. Кроме Закона "О ветеранах" существует ещё и подзаконный документ - специальная директива Главкома ВМФ, в которой названы все корабли ВМФ, которые причислены к участникам боевых действий, но в эту директиву по нерадивости штабных чиновников не включена ни одна подводная лодка 4 эскадры. Ярким примером этой несправедливости могут служить "Б-409" и "Б-130", которых нет в директиве Главкома, а свои боевые задачи выполняли не в Египте или Сирии, а в море, поэтому они под Закон "О ветеранах" не подпадают. В декабре 1973 года в период конфликта я возглавлял отряд кораблей в составе плавмастерской, "Б-105" (командир Н.И.Горшков, впоследствии зам. командира 5-й эскадры по подводным лодкам, контр-адмирал) и "Б-31" (командир Л.Р.Куверский, впоследствии герой Советского Союза) при деловом заходе в сирийский порт Латакия с целью пополнения запасов, ППР и отдыха личного состава. В порту реально ощущалась военная обстановка - в городе ходили военные патрули, наблюдалось много зенитных постов, патрульные катера систематически осуществляли профилактическое бомбометание в гавани против боевых пловцов. Эти лодки также в директиве Главкома не числились.

Мне довелось руководить работой штабного поста подводных лодок на флагманском корабле 5 эскадры. Работа всего штаба 5 эскадры в период конфликта была исключительно напряжённой. Поток донесений, которые корабли эскадры делали на командный пункт согласно табелю срочных донесений, был настолько велик, что всю эту информацию было трудно обработать. Каждую телеграмму надо было прочитать, принять решение по ней и наложить резолюцию, адресовав соответствующему исполнителю. Я наблюдал, например, что начальник штаба эскадры контр-адмирал А.Ушаков работал почти круглосуточно, делая короткие перерывы на приём пищи и ночной отдых, при этом количество поступающих донесений превышало количество донесений, по которым были приняты резолюции. И когда он уходил на короткий ночной отдых, оставалась стопка необработанных телеграмм, которые по правилам не могли храниться более суток и к утру уничтожались. Было совершенно очевидно, что управление работой штаба необходимо автоматизировать.

Наши корабли и корабли 6 Флота США постоянно осуществляли слежение друг за другом в готовности применить оружие. Силы, конечно, были не равны, но при необходимости корабли и подводные лодки 5-й эскадры могли дать достойный отпор. По мнению самих американцев, надводные корабли эскадры для них особой угрозы не представляли, так как все они на виду и их действия контролировались, а вот наших подводных лодок они побаивались, так как их местонахождение им не было известно. Мы учитывали это и иногда провоцировали их на бессмысленные противолодочные действия. Спасательное судно, например, заходило в боевые порядки АУГ и начинало производить переговоры по ЗПС (звукоподводная связь), имитируя установление связи с подводной лодкой. Корабли охранения АУГ при этом немедленно начинали поисковые действия подводной лодки в зоне действия АУГ, которой на самом деле в этом районе не было.

Возвратившись из 13-ти месячного плавания 69-й БПЛ, после оформления отчёта за это плавание и, отгуляв отпуск за два года, в феврале 1976 года я был назначен на должность командира 96-й бригады, той бригады, на которой я начинал службу на Северном Флоте. При формировании 33 дивизии на базе Краснознамённой ордена Ушакова 1-й степени бригады подводных лодок первой была сформирована 161-я БПЛ в 1951 году (полярнинцы ее так и называли - 1-я бригада). 96-я бригада была сформирована в 1952 году - по счёту третьей в составе дивизии, и за ней закрепилось название - 3-я бригада.

Бригадой командовали: с ноября 1952г. по сентябрь 1954 г. - Макаренков Георгий Филлипович; с сентября 1954г. по май 1956г. - Горожанкин Александр Васильевич; с мая1956г. по август 1958г. - Петелин Александр Иванович; с августа 1958г. по август 1960г. - Евсеев Иван Александрович; с августа 1960г. по январь 1965г. - Лихарев Иван СергЕевич; с января 1965г. по декабрь 1966г. - Илюхин Михаил Григорьевич; с декабря 1966г. по февраль 1969г. - Шадрич Олег Петрович; с февраля 1969г. по июль 1972г. - Акимов Владимир Ильич; с августа 1972г. по ноябрь1972г. - Чернавин Лев Давыдович; с ноября 1972г. по февраль 1976г. - Хлопунов Вадим Иванович; с февраля 1976г. по декабрь 1985г. - Даньков Юрий Николаевич; с декабря1985г. - Сучков Геннадий Александрович.

Штаб бригады возглавляли: с июня 1952г. по февраль 1954г. - Гунченко Николай Григорьевич; с февраля 1954г. по октябрь 1955г. - Ямщиков Николай Иванович; с октября 1955г. по апрель 1956г. - Петелин Александр Иванович; с апреля1956г. по август 1958г. - Хомчик Сергей Степанович; с августа 1958г. по август 1960г. - Лихарев Иван Сергеевич; с августа 1960г. по март 1962г. - Агафонов Виталий Наумович; с июля1962г. по июнь 1963г. - Соколов Иван Алексеевич; с июня 1963г. по июнь 1964г. - Зенченко Пётр Трофимович; с июня 1964г. по сентябрь1969г. - Броневицкий Леонид Михайлович; с сентября1969г. по декабрь 1970г. - Парамонов Василий Алексеевич; с января 1971г. по ноябрь 1973г. - Гвадзабия Геннадий Владимирович; с ноября 1973г. по декабрь1974г. - Широченков Анатолий Матвеевич; с декабря 1974г. по октябрь 1978г. - Поведёнок Михаил Васильевич; с октября 1978г. по август 1983г. - Ануфриев Виктор Александрович; с августа 1983г. - по сентябрь 1985г. - Сучков Геннадий Александрович; с сентября 1985 г. - Егоров Евгений Владимирович.

За 10-ти летний период моего командования бригадой основным видом деятельности ее было несение боевой службы в Средиземном море. Как я отмечал ранее, бригадным составом во главе с комбригом и штабом подводные лодки 4 эскадры начали нести боевую службу на Средиземном море продолжительностью 8-11 месяцев с 1969 года (за исключением 69-й БПЛ, которая несла боевую службу в течение 13 месяцев в 1973 - 1974 г.г.). С 1969 по 1982 годы командиры бригад 4-й эскадры, сменяя друг друга, возглавляли дальние походы своих соединений на Средиземное море в следующей последовательности:

Чернавин Лев Давыдович (161 БПЛ, в 1969 г.);

Хлопунов Вадим Иванович (69 БПЛ, в 1969-1970 г.г., В.И.Хлопунов занимал должность зам. комбрига по БП, а переход бригады до Средиземного моря возглавлял командир эскадры Пётр Николаевич Романенко);

Акатов Альберт Васильевич (211 БПЛ в 1970 - 1971г.г., переход бригады до Средиземного моря возглавлял командир эскадры Пётр Николаевич Романенко);

Акимов Владимир Ильич (96 БПЛ, в 1971 - 1972г.г.);

Паргамон Иван Николаевич (69 БПЛ, в 1972 г.);

Акатов Альберт Васильевич (211 БПЛ, в 1972 - 1973г.г.);

Хлопунов Вадим Иванович (96 БПЛ, в 1973 г.);

Паргамон Иван Николаевич (69 БПЛ, в 1973 - 1974г.г., 13 месяцев);

Акатов Альберт Васильевич (211 БПЛ, в 1974 - 1975г.г.);

Мальков Евгений Георгиевич (161 БПЛ, в 1975 - 1976г.г.);

Даньков Юрий Николаевич (96 БПЛ, в 1976 - 1977г.г.);

Кузьмин Анатолий Алексеевич (69 БПЛ, в 1977 - 1978г.г.);

Даньков Юрий Николаевич (96 БПЛ, в 1978 г.);

Поведёнок Михаил Васильевич (211 БПЛ, в 1978 - 1979г.г.);

Ларионов Виталий Петрович (161 БПЛ, в 1979 - 1980г.г.);

Широченков Анатолий Матвеевич (69 БПЛ, в 1980 - 1981г.г.);

Даньков Юрий Николаевич (96 БПЛ, в 1981г.);

Мохов Игорь Николаевич (211БПЛ, в 1982г.).

Как видим, все командиры соединений эскадры в основном по разу возглавили несение боевой службы своих подводных лодок на Средиземном море, за исключением Иван Николаевича Паргамона и Вадима Ивановича Хлопунова, которые дважды водили подводные лодки своего соединения в составе бригады на боевую службу. Мне и Альберту Васильевичу Акатову выдалось трижды выполнять эту ответственную задачу.

Я вместе со штабом возглавлял несение боевой службы лодок в составе бригады в 1976г., в 1978г. и в 1981 г.

В 1976 году моя бригада меняла на Средиземном море 161-ю бригаду, которой командовал Евгений Георгиевич Мальков. Евгений Георгиевич ввёл меня в курс событий на Средиземноморском театре. Взаимоотношения между СССР и АРЕ ухудшились, и нашим кораблям пришлось распрощаться с удобным для захода подводных лодок портом Александрия. Евгению Георгиевичу довелось участвовать в выводе наших кораблей и эвакуации техники, имущества и советских граждан из Египта. По договорённости с руководством Сирии, был оборудован пункт ремонта наших подводных лодок в сирийском порту Тартус, куда были заведены плавучий склад и плавмастерская. Подводные лодки могли в этом порту производить ремонт, пополнение запасов, отдых и смену экипажей при организации межпоходового отдыха в Севастополе. Конечно, ремонтные возможности в Тартусе по сравнению с Александрией были значительно скромнее и ограничивались ремонтными возможностями плавмастерской, а межпоходовые ремонты выполнялись силами вторых экипажей. Небольшой ППР (планово-предупредительный ремонт), кратковременный отдых и пополнение запасов подводные лодки производили в основном в точках якорных стоянок в обеспечении плавбазы, плавмастерской и вспомогательных судов 54 оперативной бригады судов обеспечения 5-й эскадры ВМФ. Если погода позволяла, лодки швартовались к борту плавбазы или плавмастерской, но при усилении волнения моря, они осуществляли ППР, маневрируя в заданном секторе, так как большие глубины в точках якорных стоянок (в основном более 50 метров) не обеспечивали безопасность стоянки на якоре. Необходимо было расширить возможности захода наших подводных лодок в порты дружественных стран на Средиземном море.

В октябре 1976 года я получил приказание возглавить отряд кораблей в составе плавбазы, подводной лодки "Б-409" и черноморского тральщика для делового захода в Тунисский порт Бизерта. В сентябре этого же года командующий ВМС Туниса контр-адмирал Джудиди по приглашению командования ВМФ осуществил визит на эсминце "президент Бургиба " (фактически это был старый американский сторожевик типа "Батлер", переименованный в эсминец) в Севастополь. Такой визит корабли Туниса не осуществляли последние сто лет. В Севастополе тунисских моряков встретили с большим гостеприимством, дали возможность ознакомиться с боевыми кораблями, посмотреть строительство наших кораблей в Николаеве, показали достопримечательности города и организовали встречу с главнокомандующим ВМФ адмиралом Флота СССР Горшковым С.Г., предоставив для этого специальный самолёт. Визит широко освещался в нашей прессе. Так случилось, что деловой заход наших кораблей в Бизерту состоялся непосредственно сразу после визита тунисских моряков в Севастополь. Под благоприятным впечатлением этого визита, в Бизерте нас встретили исключительно доброжелательно. Корабли ошвартовали у причалов военно-морской базы, поставив корабли в соответствии с нашими пожеланиями. Как только мы ошвартовались, на берегу нас встретил почётный караул тунисских военных моряков. В моё распоряжение на весь десятидневный период делового захода была предоставлена автомашина с водителем (правда воспользоваться этой машиной у меня необходимость не возникла). Встретивший нас представитель посольства сразу, как только подали с плавбазы трап, вручил мне план первоначальных мероприятий: визит к мэру города, визит к бургомистру, визит к командующему флотом - все визиты по 20 минут. Я был в некотором замешательстве, так как я, по общепринятому церемониалу, должен был для каждого из этих должностных лиц организовать ответный приём, а это было затруднительно. Дело в том, что наш деловой заход не являлся официальным визитом, и на него выделение представительских денег не предполагалось. Тогда я принимаю решение пригласить всех троих тунисских руководителей на обед русской кухни, который организовать в тот же день на флагманском корабле продолжительностью 1 час, руководствуясь принципом взаимности. Что касается горячительных напитков, то пришлось воспользоваться моими личными запасами и запасами командиров кораблей. Поэтому на столе оказались разномастные бутылки - и коньяк, и сибирская водка, и охотничья водка. Но за доброжелательными тостами эти шероховатости замечены не были. При моём визите к командующему Флотом, контр-адмирал Джудиди лично встретил меня у входа в здание свое резиденции. При согласовании порядка пребывания советских моряков в Бизерте, на все наши вопросы мы получили самые доброжелательные ответы. Например: никакой оплаты за пользование электроэнергией, водой; увольнение наших моряков в город в любое время по нашему усмотрению; при спусках водолазов для осмотра подводной части кораблей никаких разрешений запрашивать не надо, ну и т.д.

Во время пребывания в Бизерте наши моряки произвели качественный ремонт материальной части, хорошо отдохнули (были организованы между советскими и тунисскими моряками футбольный матч, спортивные состязания по баскетболу и волейболу), посмотрели достопримечательности города.

Бизерта - небольшой, но очень живописный приморский городок. В начале ХХ века Бизерта являлась главной базой французского флота на Средиземном море, куда были выведены в 20-х годах прошлого века остатки царского российского Черноморского флота (33 корабля), нашедших здесь своё пристанище до конца своей морской жизни.

 

И был поход…

Контр-адмирал Иван Татарицкий

Из воспоминаний заместителя командира по политчасти подводной лодки Б-807

 

В тот поход мы уходили экстренно, времени на полную подготовку не оставалось. Военно-политическая обстановка 1978 года требовала развертывания в Средиземном море наибольшего числа советских подводных лодок.

А на нашей Б-807 - множество переназначений: из 65 матросов 56 уволились в запас! Почти все офицеры - первый раз в должности. Подготовка офсостова - аховая. Новоназначенный командир капитан 2 ранга Дмитрий Косолапов каждый день по четыре часа проводил с ними занятия по тактике. На рулях - матрос Мерзаралиев. Он и по-русски то с трудом понимал не то что команды в экстремальной обстановке.

В ноябре поставили нас на доковый осмотр в Росте. А зима 1978 года выдалась суровой - все обмерзало и замерзало. Невозможно было проверить, как держат клапана забортной арматуры. Лодка стоит с креном и дифферентом в три градуса. Допустимая норма - полтора. Командир говорит механику:

- Поддуйте же цистерны!

А тот ему:

- Без толку! Все равно такой же крен примет. Дуем, дуем…

Заставили его выяснить, в чем дело. Оказалось в Кронштадте, в заводе рабочие-ремонтники забыли поставить крышку на ЦГБ (цистерну главного балласта) №10!

А нас отцы-командиры торопят с выходом в море: надо план закрывать!

Готовы были выпихнуть без сдачи первой задачи, без замера шумности, без размагничивания, без радиодевиации. И это при том, что по документам нам положено 180 суток для нормальной отработки всех этих задач! Мы с командиром взмолились: дайте хоть одну задачу отработать!

Вышли на мерную линию. Нам ее зачли как задачу Л-2 - одиночное плавание подводной лодки, на что по нормативам отводится не менее пяти суток. Ладно - сдали за сутки.

Вышли на глубоководное погружение. Душа не на месте: что-то будет… После такого ремонта уходить на 250 метров - рисковый номер. С нами идет комбриг капитан 1 ранга Юрий Даньков.

Погрузились на 150 метров - доклад из второго: в отсек поступает вода! Бьет сверху! Самый опасный тип пробоины - подволочная! Лезем в отсек и видим: резиновая прокладка съемного листа выпирает в отсек! Ее выдавливает забортным давлением. Оказывается, ее поставили наоборот! Ласточкиным хвостом кверху! Всплыли. Открутили все шпильки, подняли съемный лист. Это тоже надо было ухитриться. Тем более что волны через проем заплескивают в отсек, который, как известно - аккумуляторный. Пока меняли прокладку, матросы во втором отсеке прикрывали «дыру» тюфяками… Эх, народ у нас - умнейший. Золотые головы у мужиков! Заводскую работу в море сделали!

Всю предпоходную подготовку нам свернули до предела, прошли галопом размагничивание корпуса, мерную милю - это в шторм, когда не видно створных знаков, командир только успел левый мотор на малом ходу определить! Все для того, чтобы поставить птичку - «вып.» Это самая страшная птица не белом свете - «вып». Не выпь, а именно «вып» - «выполнено». Выполнено по принципу: «записал, но сделал - упущение; сделал, но не записал - преступление».

Очень торопились отправить нас в автономку, потому и на торпедные стрельбы в шторм послали, заранее зная, что торпеду в таких волнах никакой торпедолов не выловит. Заранее нам это простили - дали торпеду на утопление, лишь бы зачет подписать да птицу «вып» в документах поставить.

Наконец, настал срок выхода в автономку.

* * *

Уходили мы 12 февраля в 23часа 55 минут. За пять минут до рокового 13-го числа да ещё понедельника,… Комбриг Даньков лично чалки сбрасывал, как это было принято еще с военных времен.

Едва мы вышли за Сеть Наволок - шторм в шесть баллов. А ведь по флоту был объявлен ветер-раз на всю неделю! А нас выпихнули!

Ладно, идем. Бьем зарядку. Скис левый дизель. В чем дело? Механик докладывает - заводской брак.

Левый у нас левосторонний, к нему особый ЗИП нужен. Правый и средний - правосторонние. Средним - пошли. Правый на зарядку.

А шторм - жестокий зимний шторм - набирал силу: ураганный ветер с дождем. Пошло мощнейшее обледеневание. Глянул в корму, а вместо «Ивы» (антенна дальней радиосвязи) - ледяное бревно. Волна дикая. Стали поднимать выдвижные. Ещё один дизель вышел из строя. Зарядку не успели добить. Надо погружаться. Уходим под воду, даю малый ход. И вдруг резко пошли вниз - камнем!

Командир кричит:

- Три мотора полный вперед! Дуй в нос! Пошел ГОН из уравнительной за борт!

Всплыли. Ураган неиствует! «Иву» выбило из стопоров. И не поднимается она, и на стопора не ложится. Пытаемся кувалдами подбить. Ничего не выходит.

Погружаюсь. И снова камнем вниз. Еле всплыли. Косолапов вызывает командира БЧ-5:

- Механик, в чем дело?!

- Разбираемся, товарищ командир…

Доклад помощника нас просто убил - провизионка центрального поста залита морской водой. А там чай, сахар, кофе, печенье - все на выброс.

На корму глянул - а «Ивы» вообще нет. Только шестиметровый обрубок торчит. Штормом снесло.

Погружаемся в третий раз и опять - камнем. Понять ничего не можем. Однако все же докопались до причин.

Труба уравнительной цистерны проходит, как известно, через цистерну пресной воды. А в трубе - коррозия разъела дыру. Держала ледяная пробка, но после нескольких часов движения под водой она растаяла, и пресная вода естественно засолилась. Шесть тонн пригодной для питья и готовки пищи воды осталось только в кормовой цистерне.

И это столько бед всего за первые сутки похода!

Без пресной воды, без дальней связи, с поломанными дизелями… Вижу, командир всерьез задумался: а стоит ли идти с такими проблемами на боевую службу в Средиземное море?

По идее надо было возвращаться в базу…Это разумно. Но все мы представляли, какой после этого разразится скандал!

Капитан 2 ранга Косолапов собрал всех свободных от вахт офицеров в кают-компании: на «совет в Филях».

Обрисовал обстановку. Задумались. Никому не хочется возвращаться с позором. Стали кумекать: что имеем. Идем в надводном положении, потому что страшный туман. Норвеги сидят дома и не летают. Уже хорошо. Значит можно подремонтироваться в надводном положении. Провизионку осушили, две тонны воды откачали.

Имеем по стакану воды в сутки. Значит, кашу на морской воде будем варить.

Тут механик заверил, что опреснитель можно наладить. Ну, что ж действуйте, ребята!

На лодках нашего проекта опреснитель обычно демонтируют за ненадобностью. Механики таким образом удлиняют свои каюты. А здесь, на Б-807 в шестом отсеке ещё кое-что осталось. Наладили из чего смогли, все перебрали, собрали… А ведь это заводская работа! Золотые руки у нашего народа! Если захотят - черта в ступе сделают!

Воду парили в трюме шестого отсека. На десятые сутки получили первые литры.

Очень толковый был старшина команды мотористов - мичман Виктор Берлизов. На нем многое держалось. Командир БЧ-5 Мордовин из резервного экипажа. В поход из комендатуры забрали. Командир группы - молодой, неопытный. И только мичман Берлизов всё дело спасал.

Стоим на мостике. Лодка искалечена штормом - смотреть страшно. Идем в тумане. Надо в рынду звонить. Где рында? А она, как однажды выяснилось, у прежнего командира в гараже стоит - он ее на память о службе снял…

Однако идем. Сделали себе запас на 100 миль. Мало ли что?

* * *

19 февраля, воскресенье. Всплываем. Штормит. Легли на курс 120 градусов, чтобы волну с кормы под углом принимать. Дали людям отоспаться. Постепенно приходим в норму.

Идем, бьем зарядку. На мостике вахтенный офицер - лейтенант Самойленков. Небо чистое. Накат с кормы. Впервые взяли звезды, определились более-менее точно.

За пять минут до полуночи вдруг в центральный пост ударила из шахты рубочных люков вода. Била столбом секунд пять-семь, почти вечность. Понимаю - лодка фактически уходит под воду с открытым люком. Но почему? Вахтенный трюмный бросился к колонкам продувания. Но все цистерны уже продуты. Что за черт?!

И тут нижний люк - бац! - и закрылся. Ниагара перекрылась, только по настилу центрального поста морская вода гуляет. Трюм полон выше пойл- все переменники враз сгорели. Рубка полна воды. А в ней - матрос-рулевой и старпом капитан-лейтенант Владислав Иванов. Однако они не растерялись - нашли клапан осушения рубки, спустили воду. Наконец, выбрались в отсек. Смотрю, а у старпома носок правого ботинка как-то странно свисает.

- Слава, а что это у тебя с ногой?

Носок ботинка - просто отваливался… И кровь течет. А старпом в болевом шоке, ничего не чует. Доктора в центральный пост! Доктор осмотрел ногу и только присвистнул:

- Мама родная, все пальцы перебиты, надо ампутировать!

- Может, пришить можно?

- Да они на одной коже висят. Не спасти…

Увел доктор Иванова во второй отсек, дал ему полстакана «шила» (спирта) вместо наркоза, и раз, раз - перекусил хирургическим секатором перебитые пальцы.

Владислав Леонтьевич Иванов потом рассказывал: когда в лодку хлынула вода, он попытался закрыть из рубки нижний люк. Пока он крышку со стопора снимал, лодку качнуло и литая стальная крышка весом в 300 килограмм рубанула по ботинку правой ноги, стоявшей на комингсе люка. Но крышку старпом все же успел задраить. Молодец! Просто геройский мужик!

Что же все-таки произошло? Есть такое явление в открытом море - сплэш, всплеск по-английски. Это когда при небольшом волнении вдруг поднимается огромная волна и обрушивается на корабль. В нашем случае волна-убийца поднялась с кормы, вахта смотрела вперед и опасность не заметила.

Откуда она взялась эта волна? Видимо, ветры меняли направление, возникла интерференция - наложение волн и…здравия желаю!

А тут новая беда - зависли захлопки продувания балласта выхлопными газами. Теперь идем только в позиционном положении, скорость, конечно, упала… Иванов с перевязанной ногой лежит в своей каюте и не стонет. Но фактически старпома у нас нет, как нет и «Ивы». Вместо «Ивы» сделали леерную антенну, вполне пригодную для дальней связи. Матросы - умницы. Все-таки талантливейший у нас народ!

Которую ночь без сна. Изменение глубины погружения нутром чуешь. Дремлешь в каюте и чувствуешь, как ноги пошли вниз, дифферент на нос градуса три заложили. И тут же голос командира из соседней каюты:

- Центральный! Что случилось? Где доклад?

Какой уж тут сон… Вся надежда на подход к плавбазе. Доносить, что лодка искалечена - бессмысленно, никто ничем не поможет. Подходим к Гибралтару. Пролив, как всегда, оживлен. Транспорта прут и справа и слева - того и гляди подомнут! Надо идти со скоростью потока - а это 14 узлов. Пришлось идти над водой.

Приняли радио: проверить слежение за нашим атомоходом 675-го проекта. Это ракетная «раскладушка» - с подымающимися контейнерами. По условиям гидрологии мы должны погрузиться на 190 метров - за два слоя скачка.

Свою лодку обнаружили сразу. А «иностранки» нет как нет. И час, и два… В конце четвертого часа все же взяли. Есть контакт! Позиция слежения 166 кабельтовых правее американского атомохода.

Проходим Тунисский пролив. А там есть очень коварные места. Банки глубиной до 0,6 метра! Особенно у острова Лампедуза. Взяли звезды. Вдруг - туча не туча - движется на нас стальная громадина! Французский вертолетоносец «Жанна д'Арк». Уклонились.

Как назло - зависла гидроакустическая станция МГ-200. Антенна не крутится.

Дали нам 62-ю точку в заливе Хамамет. Идем в надводном положении. У нас крен на правый борт, лодка вся ободрана, красная… И вдруг опять авианосец. На этот раз - наш: «Киев» в эскорте двух больших противолодочных кораблей. Проходят мимо, слышим - играют большой сбор, нам семафорят: «Советским подводникам слава!». Захождение сыграли! Нам! Обычной линейной подлодке. На душе потеплело. Будто за все наши муки доброе слово нам сказали. Однако главные испытания были впереди…

Идем с нашими кораблями в точку №3 - в залив Хамамет. Наконец, встали на якорные бочки. Хоть дух перевести. Но расслабиться особо нам не дают. На борт подваливает штаб 3-й бригады во главе с комбригом Альбертом Акатов и начинается дотошная проверка.

Итак, лежим в дрейфе. Бьем зарядку аккумуляторной батареи, проводим лечебный цикл. На борту - штаб бригады, проводит расследование.

Вдруг доклад:

- Аварийная тревога! Пожар в аккумуляторной яме второго отсека!

Горела вторая группа - как раз в нашем, жилом отсеке. На элементе №112. вспыхнула вольтова дуга.

В кают-компании суета. Матросы включились в ПДУ - они на десять минут рассчитаны, чтобы только найти свои «идашки» и включиться в них, а свои основные дыхательные аппараты (ИДА) отдали офицерам штаба.

Командир из центрального поста громко предупредил всех, что дает фреон в аккумуляторную яму. Наш механик впопыхах разбил стекло в своей маске. Общий переполох. Один из офицеров штаба капитан 3 ранга так вцепился в стол, что матрос силой натягивал ему маску ИДА.

Пошел фреон во вторую яму. Команда по трансляции:

- Всем покинуть отсек!

Выводят штабистов. Кое-кто в шоке. Вдруг гидроакустик матрос Николай Буланцев теряет сознание и падает спиной вниз прямо с вертикального трапа в центральный пост. Сняли маску - на губах легкая пена. Баротравма!

Доктор стал делать искусственное дыхание, да так перестарался, что сломал при этом шесть ребер, как показало потом вскрытие. Матрос все же погиб, прекрасный был гидроакустик, красивый парень, высокий, под метр восемьдесят…

А дело было в том, что Буланцев, как и все матросы второго отсека, отдали свои ИДА офицерам штаба, а сами включились в ПДУ - устройства весьма хлипкие и ненадежные. Буланцев в общей суматохе где-то ударился дыхательным мешком, и получил баротравму легких.

После этого трагического случая ПДУ старого образца изъяли и ввели ПДУ-2, сделанные несколько понадежнее. А про наши старые кто-то очень точно сказал: «Вы свою смерть на боку носите!».

В конце концов, аварийный отсек обесточили, да и фреон сделал свое дело - пожар в аккумуляторной яме погас. Расследование показало, что дуга вспыхнула оттого, что на 112-ом элементе неправильно соединили борны. Качнуло и замкнуло, ток нешуточный - шесть тысяч ампер. Кто работал на 112 элементе? Никто из четырех электриков так и не признался.

Итак, у нас на борту труп. Приспустили флаг. Тело Буланцева передали на плавбазу.

Настроение убийственное. Ждем, что нас снимут с боевой службы и с позором вернут в базу. Вот и комиссия от штаба 5-й эскадры прибыла - нас проверять. Это тебе не штаб бригады копает, тут и вовсе все чужие.

Командир эскадры контр-адмирал Рябинский сам провел учения по живучести. Все действовали, как надо и адмирал вынужден был поставить нам «отлично».

Из всех моих «автономок» тот поход был, пожалуй, самый тяжелый и потому самый памятный…

Старпом капитан-лейтенант Владислав Иванов, потерявший пальцы правой ноги, был признан негодным к службе в плавсоставе и был списан на берег. Прослужил какое-то время в отделе кадров эскадры, а потом все же прорвался в большие моря и стал плавать на надводных кораблях. Был назначен командиром большого океанографического корабля «Аджария», потом командовал «Молдавией», последний его корабль - «Академик Крылов». Обошел на них все океаны планеты, и никто никогда не догадывался о его боевом увечье. А ведь это подвиг сродни тому, что совершил Алексей Маресьев. И Владислав Иванов достоин своей «Повести о настоящем человеке».

В конце своей морской карьеры капитан 1 ранга Иванов был награжден орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР».

Он и сегодня на плаву - работает лоцман в санкт-петербургском морском порту.

А рубка с Б-807 сегодня стоит в качестве памятника подводникам в Питере - на Кондратьевском проспекте. Как раз у входа в музей подводных сил имени Александра Маринеско. Бывая в Питере, я иногда к ней прихожу. «Здравствуй, родное железо!»

Москва.

2006 г.

 

Как невыездные стали невъездными

Капитан 1 ранга Владимир МАРКОВ, командир подводной лодки.

Зимой 1979 года подводная лодка Б-515 (641Б пр.) готовилась на очередную боевую службу в Средиземное море. Обычная суматоха подготовки была значительно осложнена тем, что в громадном перечне необходимых в таком случае подготовительных мероприятий и, как обычно, срочных дел неожиданно появился пункт об оформлении загранпаспортов. Дело в том, что боевым распоряжением была предусмотрена смена экипажей непосредственно в Средиземном море. Другими словами, экипажу нашей подводной лодки через 4,5 месяца плавания предстояло сдать корабль другому экипажу, а самим на самолете вернуться на Родину.

Командование решило, что, поскольку трасса предстоящего перелета проходит через территории натовской Италии, нейтральных Югославии и Австрии и, тем более, с возможной посадкой в капиталистической Вене, загранпаспорта просто необходимы. Кто оформлял в советское время загранпаспорт, тот наверняка помнит, сколько мороки это доставляло. Проверки, автобиографии, анкеты, особые требования к фотографиям и пр. А теперь представьте, что в короткие сроки все это необходимо было сделать для восьми десятков моряков, собранных из всех городов и весей нашей необъятной Родины. Некоторые матросы не только делали грамматические ошибки в «важных документах», но часто не помнили (или вообще не знали) не только дат рождения, но и отчеств своих родителей, не говоря уже о родственниках, некогда раскулаченных или репрессированных. Матросов отвлекали от подготовки техники и корабля и десятками уводили в политотдел, где они часами потели над своими автобиографиями и анкетами, а также многократно фотографировались и перефотографировались «по гражданке», т.е. в белой «замовской» рубашке, кстати, одной на всех. Кончилось тем, что, когда мы уже отдавали швартовы, на пирсе появился бригадный особист с охапкой очередных забракованных «наверху» автобиографий и анкет. Неистово подпрыгивая, он размахивал бумагами и кричал, что несколько членов экипажа необходимо срочно перефотографировать. После четырех с половиной месяцев плавания и посещёния сирийского порта Тартус, где довелось воочию наблюдать прямо над гаванью бой сирийских средств ПВО с израильскими «Фантомами», наша лодка вошла в алжирский порт Аннабу. «Забрежневцы» (командир капитан 2 ранга В. Забрежнев) начали готовить корабль к передаче «базимировцам» (командир капитан 2 ранга Ю. Базимиров), которые вот-вот должны были прилететь и, помимо всего прочего, доставить наши загранпаспорта. Когда «базимировцы» наконец прилетели, вдруг выяснилось, что на семь человек нашего экипажа загранпаспартов нет. Местный «средиземноморский» особист авторитетно пояснил, что этим людям за границу нельзя, они, мол, «невыездные», их там «наверху» не пропускают, поскольку с родственниками не все в порядке…

В этот список, в основном, попали уроженцы западных областей Украины, прибалты, но были и наши родные рязанские и владимирские. Поражало и «качество» оформления наших паспортов. Так, например, в моём документе - потомка ногайских степняков (рост 165, глаза - карие) - в графе «Особые приметы» значилось: «Рост 185, глаза - голубые». Приступы гомерического хохота счастливых обладателей оригинальных документов постепенно сменились тревогой за судьбу сослуживцев, которых «базимировцы» не собирались оставлять. Оно и понятно: хоть лодка и называлась в обиходе «резинкой» (обрезиненный корпус), по сути, таковым не являлся. Летчики военно-транспортного самолета Ту-154, замаскированного под гражданский «Аэрофлот», в свою очередь, также не хотели брать «беспачпортных» пассажиров, которые, вполне естественно стремясь на Родину, не собирались оставаться за границей ни под каким предлогом. Попытки решить проблему через советского посла в Алжире по тёмным субботним обстоятельствам успехом не увенчались. Подогревала ситуацию и нервозность пилотов, уже сутки занимавших дефицитное место в международном аэропорту вместо запланированных нескольких часов. Местные арабы взирали на все происходящее с восточной невозмутимостью, однако временные рамки операции требовали немедленных действий. Мало того, что арабские чиновники не афишировали наши дела, они же пытались проделывать все с максимальной скрытностью от своих соотечественников. Не говоря уже о наймитах империалистических разведок и исламских экстремистах. Все мы под легендой смены экипажа гражданского теплохода «Ока» переоделись в «гражданку» (белый верх, белая рубашка и чёрный низ - одинаковые для всех чёрные флотские ботинки и форменные брюки).

Проблему вылета решил в конце концов обалдевший за сутки телефонных переговоров и беспрестанной ругани советский консул в Аннабе. Прекрасная дипломатическая выучка не помешала ему отпустить по различным адресам массу совершенно недипломатических выражений и отдельных слов, одно из которых, кстати, неплохо рифмовалось со словом «зашибись», махнув на все рукой, отважный дипломат взгромоздил ответственность на себя, и наш экипаж в полном составе в автобусах с зашторенными окнами, под покровом кромешной тьмы двинулся к заждавшемуся самолету. К счастью, он не просто занимал полосу, а регулярно заправлялся, держа двигатели в прогретом состоянии.

Как мы летели над спящей Европой и как экипаж самолета во главе с дивизионным штурманом пробивали сквозной коридор до Москвы, умоляя командование и всех попутных авиадиспетчеров не сажать самолет ни в Вене, ни в других капиталистических аэропортах, соглашаясь, в крайнем случае, на Прагу или Варшаву, - рассказ особый. Так или иначе, ранним воскресным утром мы приземлились в родном Подмосковье.

В аэропорту Чкаловск экипаж поджидала заспанная таможня и бодрые ребята в зеленых фуражках. Пограничники - достойные наследники Карацупы - призваные держать рубежи СССР на замке, классифицировали семерых помятых, а главное, «беспачпортных» молодых людей, у которых зуб на зуб не попадал (результат путешествия в одной рубашке в холодном салоне), как злостных нарушителей государственной границы. «Невыездные» мгновенно превратились в «невъездных». С раннего утра до позднего вечера наш самолет оставался на взлетно-посадочной полосе Чкаловска, ожидая разрешения на вылет в Североморск. В течение всего воскресного дня, теперь уже наш командир, Виктор Степанович Забрежнев, висел на телефоне, тщетно пытаясь решить этот вопрос с командованием Северного флота, ГШ ВМФ, командованием Пограничных войск КГБ и другими инстанциями. Все это время экипаж в полном и переносном смыслах слова «торчал» на продуваемом всеми ветрами летном поле. Голодный и холодный, не имея даже возможности присесть, разве что упасть на бетонку. И, скорее всего, упал бы, узнай, что в Североморске тем временем мерзли на летном поле наши жены и дети. Их привезли из Полярного для тожественной встречи. Но хуже всего приходилось нашим «беспачпортным» соотечественникам, которые долгое время уныло маячили отдельной группкой за чертой, обозначающей госграницу. Что они думали в это время о матери-Родине, столь негостеприимной и бессердечной к своим сыновьям - доблестным героям-подводникам, я точно не знаю. Впрочем, догадываюсь.

 

«Рица»

 

Капитан 1 ранга запаса Николай ЧЕРКАШИН

Куда мы шли, вольноотпущенники на час, с наших кораблей, из наших казарм? Конечно же, в «Ягодку» - главный приют холостых офицеров, работавший по вечерам в режиме ресторана, а днем - как военторговская столовая. Или же направлялись в «Космос», если подводные лодки стояли в доках Росты или Чалмпушки. А этот лейтенант, имея все данные - приглядный и рослый - чтобы быть любимцем гарнизонных див, манкируя дружеские пирушки и прочие офицерские развлечения, корпел над учеными книжками и электронными плато, разъятых на части приборов. Знать бы тогда, что замышлял этот самый странный на Северном флоте лейтенант - Виктор Курышев!…

Зато сегодня я могу с гордостью сказать, что Четвертая эскадра подводных лодок не только пахала моря, но и двигала науку. И дело не только в том, что на наших кораблях по ходу службы проводились всевозможные эксперименты самых разных ведомств, а в том, что некоторые офицеры, несмотря на чудовищную занятость по службе, несмотря на все соблазны береговой жизни, находили время, чтобы посидеть над схемой того или иного прибора, дабы улучшить его возможности; более того, они сами создавали уникальную аппаратуру, которую ещё только разрабатывали в столичных НИИ. Жизнь заставляла подводников изобретать то, без чего невозможно было надеяться на победы в дуэльных поединках под толщей воды. Формула успеха весьма очевидна: кто кого первым обнаружил, тот и выстрелил первым. У вероятного противника поисковая техника была намного эффективнее, чем та, которой были оснащены советские подлодки. Как ни обидно это было сознавать, ещё обиднее было ощущать это в море, на боевой службе. Исправить положение взялся молодой офицер, выпускник высшего военно-морского училища радиоэлектроники имени А.С.Попова лейтенант Виктор Курышев. С самонадеянностью молодости он взялся за проблему немыслимой технической сложности и… добился ошеломительного результата. Впрочем, все по порядку.

Все началось с научно-технического кружка во ВВМУРЭ, где курсант Курышев, хорошо знавший английский язык, помогал преподавателю Юрию Григорьевичу Тарасюку переводть научный труд «Основы гидроакустики». Именно тогда Виктор Курышев и увлекся идеей цифровой обработки сигналов.

Смысл её был таков: очень слабый сигнал от цели, принятый гидрофонами подводной лодки, но неразличимый на экране штатной аппаратуры и неслышимый человеческим ухом, регистрировался компьютером, переводился на цифровой код, очищался от помех, прежде всего шумов своего корабля (адаптивное подавление помех) и классифицировался по образцам шумов (из базы данных, из шумовых «портретов» иностранных ПЛА). Таким образом определялся пеленг на цель, идущей за порогом чувствительности штатных ГАС - гидроакустических станций.

Важно было и то, что подлодки не надо было переоснащать новой гидроакустической аппаратурой, довольно было поставить к бортовым станциям весьма компактную приставку, названную автором БПР-ДВК, а в последствии - «Рица».

Существенный недостаток курышевского прибора - медленность обработки сигналов. На дальних дистанциях это было не столь важно, а вот ближние цели попадали в мертвую зону и успевали выйти из сектора наблюдения. Но при доработке можно было бы избавиться и от этого изъяна. Главное то, что «Рица» позволяла обнаруживать подводные лодки на запредельной для советской гидроакустической аппаратуры дистанции.

 

Кое-что о градации лейтенантов

Служить выпускник престижного ВВМУЗа лейтенант Курышев попал в медвежий угол Кольского полуострова - в далекую заполярную базу подводных лодок Гремиху, прозванную из-за частых шквальных ветров «городом летающих собак».

Есть такая флотская шутка о лейтенантах: младший лейтенант - ничего не знает и ничего не умеет; лейтенант - все знает и ничего не умеет; старший лейтенант - что-то знает и что-то умеет; капитан-лейтенант - ничего не знает, но все умеет… Лейтенант Курышев - статья особая!

Летом 1979 года лейтенант Курышев доложил флагманскому РТС капитану 1 ранга Буреге о возможности обнаружения целей на более дальних дистанциях, чем нынешних. Бурега внимательно выслушал «умного лейтенанта» и доложил о нем командующему 11-й флотилии Герою Советского Союза вице-адмиралу Вадиму Коробову. Тот отнесся к цифровой идее с большим интересом. Курышев начал разрабатывать математический аппарат цифровой обработки, создавая качественно новый метод поиска и обнаружения подводных целей. Это сегодня «цифрой» никого не удивишь, а тогда, в начале 80-ых это был прорыв в XXI век.

 

«Пусть чертит свои «иероглифы!»

В 1981 году старшего лейтенанта Курышева перевели в Полярный - на 4-ю эскадру дизельных подводных лодок. Ходил он на боевые службы на подлодке капитана 2 ранга Геннадия Нужина в качестве командира гидроакустической группы. Проводил в море опыты по цифровой обработке сигналов. О результатах доложил командиру бригаду капитану 1 ранга А.Широченкову. Тот, не долго думая, послал «хитрого» старлея на три буквы. Без тебя де, ученые люди разберутся, твое дело - служить, лелеять любимый личный состав да подбивать документацию, и нечего соваться поперед батьки в пекло. Убитый таким отношением Курышев вышел из кабинета комбрига. Лица на нем не было, и света белого не видел, пока не налетел на капитана 3 ранга Евгения Сазанского, командира подводной лодки. Человек веселый, известный на всю эскадру своими шутками, приколами и розыгрышами, за что снискал кличку «Хулиган Сазанский».

- Витя, что стряслось?!

Курышев рассказал все как было.

- Ну-ка, пойдем к начпо! Меня как раз к нему вызывают…

Начальника политотдела эскадры капитана 1 ранга Василия Павловича Ткачева, в отличие от своего предшественника, подводники любили и уважали - за человечность, отзывчивость, готовность помочь найти выход из трудных житейских и служебных ситуаций. Как ни странно, но именно политработник сразу же оценил труды молодого офицера и немедленно позвонил начальнику штаба Северного флота адмиралу Вадиму Коробову. Вадим Константинович вспомнил «умного лейтенанта» из Гремихи и пригласил его на приём. Вместе с Курышевым, дабы тот не робел перед большим начальством, Ткачев направил в Североморск, столицу Северного флота и «Хулигана Сазанского».

Адмирал Коробов встретил их тепло, подвел Курышева к карте Атлантики.

- Объясни, лейтенант, почему они берут нас на таких дистанциях, а мы их нет?

Курышев четко изложил техническую суть проблемы.

- И что нам делать?

- А делать надо то-то и то-то…- Уверенно излагал старший лейтенант то, что было давно уже продумано и отчасти просчитано.

Тогда первый заместитель командующего флотом адмирал Коробов позвонил командиру 4-й эскадры контр-адмиралу Василию Парамонову и дал сначала устный, а потом и письменный секретный приказ: старшего лейтенанта Курышева освободить от всех вахт и служб, дабы тот «чертил свои иероглифы», то есть занимался наукой.

Курышева поселили в помещёнии отдела разведки эскадры (верхний этаж казармы «Помни войну!»). Выделили ему стол и стул. Назначили куратора - разведчика капитана 3 ранга Виктора Михайловича Хламкова.

Тем временем адмирал Коробов доложил о работах Курышева в Москву - первому заместителю Главнокомандующего ВМФ СССР адмиралу флота Николаю Ивановичу Смирнову. Тот распорядился отдать расчеты лейтенанта на экспертизу в профильный НИИ. Что и было исполнено без промедления.

И тут ведомственная «наука» обиделась. Восемнадцать титулованых мужей науки подписали разгромный отзыв, где отмечалось, что «метод Курышева не только не повысит дальность обнаружения, но и уменьшит ее на 30%». Резюме - надо бы наказать нахального лейтенанта.

И предстал Курышев на ковре перед начальником политотдела эскадры Ткачевым.

- Вот приказали тебя наказать. - Грустно вздохнул Василий Павлович. - Что делать будем? Ладно, не вешай носа, что-нибудь придумаем…

Неизвестно, успело или нет исполнительное начальство занести в служебную карточку старшего лейтенанта Курышева строгий выговор. Известно другое - адмирал Коробов, моряк от Бога и Герой Советского Союза - взял Курышева под свою личную защиту и снова позвонил в Москву адмиралу флота Смирнову. Тому тоже стало жаль «нахального» лейтенанта, и Николай Иванович принял соломоново решение: пусть Курышев соберет свой аппарат и докажет на практике эффективность своих расчетов. А там видно будет - наказывать его или награждать.

Разговор с высоким начальством состоялся по «вертушке» в присутствии старшего лейтенанта Курышева.

- Ты все понял? - Спросил его Коробов. - Что тебе нужно!

Курышев назвал необходимые ему приборы и материалы.

Адмирал выдал ему 400 рублей на командировочные расходы и отправил по Советскому Союзу с рекомендательными письмами от военного совета Краснознаменного Северного Флота.

- С Богом, лейтенант! Победишь, докажешь, сделаешь - флот тебе памятник поставит. При жизни. Только сделай - не ради диссертации, ради дела. И держи все это в секрете…

И Курышев отправился в долгий путь в сопровождении трех специалистов-акустиков В.М. Хламкова, А.М. Сумачёва и Ю.В. Буковского…

 

На Лубянке бар «Кукушка»…

Мы сидим с героем этих строк в прокуренном баре «Кукушка» на Лубянке, беседуем, косо поглядывая на двух типов за соседним столиком, которые внимательно прислушиваются к нашему разговору. Ну, да пусть слушают, хотя речь идет о некогда суперсекретных вещах.

- Я проехал весь Союз от Риги до Новосибирска. - Рассказывал Курышев. - Встречался с академиками Колмогоровым и Глушковым, со специалистами в области цифровых технологий. Практика флотской гидроакустики теперь дополнилась математической теорией вероятности.

Академик Виктор Михайлович Глушков направил меня во Львов, где уже собрали первый отечественный малогабаритный цифровой анализатор спектра шумов - «БПР-214».

Адмирал Коробов дал мне семь рекомендательных писем на предъявителя с просьбой оказывать мне максимальное содействие. Письма с такой солидной подписью безотказно действовали.

В подмосковном Зеленограде с закрытой выставки мы получили, благодаря усилиям адмирала флота Смирнова один из первых наших малогабаритных компьютеров.

Вскоре из двух первых цифровых анализаторов, созданных в СССР, оба уже были в Полярном, в неприметном домике возле нижнего КПП.

Начальник управления боевой подготовки ВМФ СССР адмирал Григорий Алексеевич Бондаренко всеми правдами и неправдами добывал и переправлял новейшее оборудование в Полярный. Надеялся, что именно там, работа по острейшей флотской теме, получит наибольшую скрытность от американской разведки, которая, разумеется, не оставляла без внимания закрытые военные НИИ. Какому Джеймс Бонду придет в голову выслеживать никому неизвестного старлея в его задрипанном сарае, гордо именованным «лабораторией шумности».

Быть может по тем же соображениям адмирал Г.Бондаренко инкогнито (минуя командира эскадры контр-адмирала В.Ларионова) наведывался в курышевскую «лабораторию шумности» без лишнего шума.

- Необходимо было наладить сопряжение цифрового анализатора с портативной ЭВМ, то есть персональным компьютером. - Рассказывал Курышев, настороженно поглядывая на наших задумчивых соседей. - У меня это получилось.

И тут первая стычка с РТУ - радиотехническим управлением ВМФ СССР. Дело в том, что академик Глушков получил ту же задачу, что и я. Но у него что-то там не заладилось. Потребовались немалые деньги на проведение работ в АН СССР. Суть скандала: академия наук делает за 200 тысяч рублей то, что лейтенант Курышев делает для флота бесплатно.

Зам Главкома Смирнов вызвал адмирала Коробова и старшего лейтенанта Курышева в Москву (должно быть ни один лейтенант ещё не переступал порога столь высокого кабинета) пригласил начальника РТУ ВМФ, контр-адмирала имярек. Тот стал было защищать честь мундира, ссылаться на письмо академиков и постановление ЦК КПСС, но Смирнов его резко оборвал:

- Можешь засунуть все это себе в ж…! Ты, п…, понял, что надо делать!

- Так точно!

- А теперь катись, п…, отсюда!

Отныне адмирал флота Смирнов взял всю ответственность за научно-практическую деятельность Курышева лично на себя.

Главнокомандующий Военно-Морским Флотом СССР Адмирал Флота Советского Союза С.Г. Горшков тоже благословил «умного лейтенанта»: «Коли Курышев уверен, пусть работает…» И подписал секретную директиву.

Воистину, действовать приходилось по принципу - нам не ждать милостей от науки, подводник, помоги себе сам!

 

«Супостат засуетился!…» или триумф «умного лейтенанта»

Итак, была создана первая приставка «Рица». Ее поставили на полярнинскую подводную лодку Б-443, которой командовал капитан 2 ранга Чуканцов. Чуть позже в декабре 1985 года командир Б-517 капитан 2 ранга Юрий Могильников вышел на официальные испытания «Рицы». Вместе с ним вышла и комиссия из Москвы - самые офицеры из спецНИИ, которые подписали когда-то разгромный отзыв на работу Курышева.

- Койки заправили по белому. Питание по первому разряду. - Рассказывает Курышев. - Вышли мы в Баренцево море. Работали с атомоходом и дизельной подлодкой. По атомоходу - дистанция обнаружения составила 315 кабельтовых, по дизельной лодке - 147, что в пять раз перекрывала стандартные нормативы.

И тут полный триумф! Причем совершенно неожиданный. Когда Могильников отдал приказание всплывать на зарядку аккумуляторной батареи, «Рица» вдруг выдала пеленг на…американскую атомную подводную лодка, которая следила за нашим атомным подводным крейсером.

О том, как это было я узнал из первых уст - от самого Юрия Могильникова. Мы знакомы с ним лет тридцать - ещё со времен первой встречи на боевой службе в египетской Александрии. Человек прямой и бескомпромиссный, Могильников никогда не кривил душой, как не кривил он, рассказывая и об этом эпизоде:

- Я взял ее с дистанции почти в 400 кабельтовых! - Он и сейчас ещё не может спокойно вспоминать тот давний эпизод. - «Американка» шла в кормовом секторе нашей «Азухи» на расстоянии пяти-семи кабельтовых, то сокращая, то увеличивая дистанцию. Уверенный шумопеленг мы взяли на дистанции 40-50 кабельтовых. Супостат почувствовал слежение засуетился и зашарахался. Я доложил командующему флотом, выдал координаты цели - «шапка»-«добро». Все, берите её!

Комфлота выслал противолодочный самолёт, обвеховали американскую лодку буями. Контакт подтвержден… Я сам обалдел от той дистанции, на которой мы её взяли! Когда в Москву ушли наши кальки, никто не верил. Но я же сам бывший РТС-овец! ВВМУРЭ кончал. Я же сам это всё видел! Однако московская наука была глуха. То ли тогда уже подыгрывали штатникам. Не хотели, чтобы мы брали америкосов на такой дистанции. А чем ещё это объяснить? Полный ноль интереса!

Зато к нам тут же приехал адмирал Волобуев, начальник ПЛО - управления противолодочной обороны ВМФ. Изучал, расспрашивал… Всё подтвердилось. Мне потом орден дали - «Красную Звезду». В штабах тоже орденов наполучали…

Виктор Курышев:

- Наутро мы получили телеграмму от командующего Северным флотом адмирала флота Ивана Матвеевича Капитанца: «Поздравляю командира и экипаж с обнаружением ПЛА. Контакт подтвержден самолетами ПЛО и двумя эсминцами».

И все мои враги от официальной науки, находившиеся на борту могильниковской подводной лодки, вынуждены были подписать акт о беспрецедентной дистанции обнаружения!

Да, это была победа! Которую, однако, РТУ ВМФ не спешило признавать: как это так - без участия науки, какой-то старлей…

Тем не менее, адмирал флота Н.Смирнов дает директиву: внедрить 100 комплектов «Рицы» на атомных подводных лодках.

К тому времени адмиралы Г.Бондаренко и Е.Волобуев задумали операцию «Атрина», активно поддержанную новым главнокомандующим ВМФ СССР адмиралом флота Владимиром Чернавиным. В 1985 году советские подводные силы провели операцию «Апорт» в районе Ньюфаундленда. Но не очень удачно. Теперь решили оснастить подводные лодки приставками «Рица».

- Но у меня нет столько комплектущих элементов! - Заявил Курышев.

Тогда адмирал флота И. Капитанец, к тому времени член ЦК КПСС, убедил члена политбюро ЦК КПСС Л.Зайкова напрячь нашу электронную промышленность.

К лету 1986 года на Северном флоте уже было пять чудо-приставок. Их собирали в Полярном, в хибаре на берегу Екатерининской гавани рядом с причалами подводных лодок.

Когда адмиралы Бондаренко и Волобуев, начальники управлений главкомата ВМФ, минуя командира эскадры Ларионова, пришли в «лабораторию шумности» к капитан-лейтенанту Курышеву и спросили его, какую дистанцию может гарантировать его «Рица», тот ответил:

- Сто миль.

Не поверили. Показал расчёты…Потом Бондаренко хлопнул его по плечу:

- Ты, урод, где ж ты раньше-то был? У тебя коньяк есть?

Добыли бутылку коньяка и выпили за успех будущей операции. В катер комфлота садились с песнями…

* * *

В секретных документах эта операция носила кодовое название «Атрина» - абсолютно искусственный термин, придуманный так, чтоб даже смысловой оттенок слова не выдал суть дела. Тем не менее мне кажется, что автор этого «петушиного слова» сознательно, а скорее подсознательно ввел в него первый слог чудо-прибора «Рица».

Операция «Атрина» была настолько секретной, что о ней не знали даже «особые отделы», представляющие на флоте КГБ. Атомарины из Западной Лицы поодиночке заходили сначала в Североморск, там на них ставили «Рицу» и после этого они уходили в океан.

«Рица» позволяла контролировать предельную дистанцию между подводными лодками в завесе. Таким образом все пять лодок, участвовавшие в операции «Атрина» могли образовать «гребенку» для прочесывания Атлантики длинной в 500 миль! А главное, что американские противолодочники, не веря в такую дистанцию между русскими подлодками, безрезультатно бы искало их по старым схемам построения в завесу! Так оно потом и вышло.

В чем состоял смысл «Атрины»? Спустя годы и годы об этом поведал тогдашний Главнокомандующий ВМФ СССР адмирал флота Владимир Чернавин:

- Дело в том, что американцы привыкли, что наши подводные крейсера выдвигаются в районы боевой службы - Северную Атлантику - по одному и тому же направлению с небольшими отклонениями: либо между Фарерскими и Шетландскими островами, либо в пролив между Исландией и Гренландией. Так вот за годы наших многих боевых служб противолодочные силы НАТО научились перехватывать советские подводные лодки именно на этом главном маршруте развертывания. Надо было слегка проучить зазнавшегося «вероятного противника» и показать, что при необходимости мы можем стать «неуловимыми мстителями», то есть действовать достаточно скрытно для нанесения ответного удара, «удара возмездия».

Капитан-лейтенант запаса В. Курышев:

- Была и ещё одна важная причина, по которой дивизия атомоходов направлялась в Атлантику. К тому времени американские ПЛАРБы, вооруженные баллистическими ракетами системы «Трайдент» перестали выходить в Атлантику. С увеличением дальности полета ракет их стартовые позиции сдвинули поближе к берегам США. Они могли наносить удары по СССР даже из глубин Мексиканского залива. Надо было разведать позиционные районы «Трайдентов». И приставка «Рица» как нельзя лучше подходила для этой цели.

Выбор Главнокомандующего ВМФ СССР адмирала флота В. Чернавина пал на 33-ю противолодочную дивизию атомных подводных лодок Северного флота, оснащенную к тому времени наиболее современными кораблями и укомплектованную опытными офицерами-подводниками, а главное - приставками «Рица».

Адмирал флота В.Н. ЧЕРНАВИН:

- Итак, пять многоцелевых атомных подводных лодок, пять командиров, пять экипажей должны были быстро и скрытно подготовиться к небывалому совместному плаванию в Западном полушарии планеты. Чтобы оно и в самом деле стало неприятным сюрпризом нашим недругам, чтобы скрыть смысл операции от всех видов натовской разведки (а мы - я имею в виду подводные атомные силы Северного флота - находились в эпицентре внимания всех мыслимых и немыслимых разведывательных средств начиная от древней как мир агентурной сети и кончая спутниками-шпионами), в 33-й дивизии было проведено мощное легендирование. Даже командиры лодок только в самый последний момент узнали, куда и зачем выходят их корабли.

Вместе с атомными подводными лодками в операции должны были участвовать два надводных корабля с гибкими буксируемыми антеннами типа «Колгуев» и дивизия морской авиации. Причем планировалось, что самолёты будут взлетать не только с аэродромов Кольского полуострова и центра России, но и с аэродромов Кубы.

В начале марта 1987 года из Западной Лицы вышла первая подводная лодка будущей завесы. Через условленное время от причала оторвалась вторая, затем третья, четвертая, пятая… Операция«Атрина» началась…

Надо сказать, что атомоходы уходят на боевую службу обычно в одиночку. Реже - парами. Впервые за всю историю нашего подводного плавания в океан уходила целая дивизия атомных подводных лодок: К- 299 (командир капитан 1 ранга Клюев), К-244 (командир капитан 2 ранга Аликов), К-298 (командир капитан 2 ранга Попков), К-255(командир капитан 2 ранга Муратов) и К-524, которой командовал капитан 2 ранга Смелков. Возглавлял отряд контр-адмирал Анатолий Шевченко.

За «уголок» - как называют североморцы Скандинавский полуостров - дивизия выдвигалась обычным путём. Поэтому вероятный противник, для которого, конечно же, исчезновение из Западной Лицы пяти «единичек» не осталось тайной, поначалу не очень обеспокоился. Идут себе нахоженной, а значит, и хорошо отслеженной тропой - и ладно. Аналитики из Пентагона могли даже предсказать, куда - в какой район Атлантики - идут русские, полагаясь на старые шаблоны. Но в тот раз они здорово ошиблись.

В условленный день, в назначенный час атомные подводные крейсера дружно повернули и исчезли в глубинах Атлантики. Так из походной колонны - довольно растянутой во времени и в пространстве - образовалась завеса, быстро смещающаяся на запад.

Весьма обеспокоенные тем, что дивизия атомных подводных крейсеров СССР движется к берегам Америки с неизвестными целями, движется скрытно и бесконтрольно, Пентагон бросил на поиск завесы десятки патрульных самолетов, мощные противолодочные силы.

Много позже командиры докладывали мне, что порой невозможно было подвсплыть на сеанс связи или поднять шахту РКП (работа компрессора под водой) для подбивки воздуха в баллоны высокого давления. Это была самая настоящая охота с применением всех средств поиска и обнаружения подводных лодок. Работали радиопеленгаторы и радары, гидролокаторы надводных кораблей прощупывали ультразвуковыми лучами глубины Атлантики.

Самолеты базовой и палубной патрульной авиации кружили над океаном круглосуточно, выставляя барьеры радиогидроакустических буев, используя во всех режимах бортовую поисковую аппаратуру: магнитометры, теплопеленгаторы, индикаторы биоследа… Работали гидрофоны системы СОСУС, размещённые на поднятиях океанического ложа, и космические средства разведки. Но проходили сутки, вторые, третьи, а исчезнувшая дивизия атомоходов не отмечалась ни на каких экранах и дисплеях. В течение восьми суток наши корабли были практически недосягаемы для американских противолодочных сил. Они вошли в Саргассово море - в пресловутый Бермудский треугольник, где год назад погибла наша атомная ракетная лодка К-219, и, не доходя несколько десятков миль до британской военно-морской базы Гамильтон (на ней, кстати говоря, с 1940 года базируются и американские корабли и самолёты) круто изменили курс.

Вскоре начальник разведки ВМФ доложил мне, что из Норфолка вышли на поиск отряда Шевченко шесть атомных подводных лодок. Это не считая тех, которые уже находились на обычном боевом патрулировании в Атлантике. В противодействие нам были брошены три эскадрильи противолодочных самолётов, три корабельные поисково-ударные группы, причем одна из них английская во главе с крейсером типа «Инвенсибл», три корабля дальней гидроакустической разведки. Американские моряки не совсем верно классифицировали наши подводные лодки, определив их как чисто ракетные, - дивизия действовала в смешанном составе. Президенту США Рейгану доложили: русские подводные ракетоносцы находятся в опасной близости от берегов Америки. Вот почему против советских подводников направили столь крупные поисково-ударные силы. Они преследовали отряд капитана 1 ранга А. Шевченко почти на всем обратном пути и прекратили работ) только в Норвежском море.

Чтобы оторваться от этой армады, прикрыться от ее средств активного поиска, я разрешил применять командирам приборы гидроакустического противодействия, которыми снабжены подводные лодки на случай реальных боевых действий. Они выстреливали имитаторы шумов атомохода, сбивая преследователей с истинного курса. Использовались и ЛДЦ - ложно-дезинформационные цели, маскирующие маневренные действия подводных крейсеров, а также другие уловки.

В такой вот обстановке детище Курышева - приставка «Рица» - и приняло боевое крещение.

День 11 апреля 1987 года - может, по праву считаться праздником советской акустики, днем гидроакустического реванша. Именно в тот день мы встали вровень с американцами в области гидроакустических технологий. И вот почему.

11 апреля атомная подводная лодка под командованием капитана 2 ранга Попкова шла в глубинах Атлантики. Попков собирался прилечь в своей каюте после затянувшейся командирской вахты, но в этот момент оператор «Рицы» мичман Шильдяев доложил о цели, взятой приставкой на запредельной дальности. С Попкова мгновенно слетел сон. Веря в эффект «Рицы» командир 8 (!) часов шел по «виртуальному» пеленгу пока не вышел на акустический контакт с американским подводным ракетоносцем. Взял его за 40 миль и вел слежение за ним в течении 11 часов.

А Курышев ничего об этом не знал. Его перевели из Полярного (возможно подальше от лишних глаз) в Архангельск, преподавателем в школу младших специалистов ВМФ. Начальник школы был очень удивлен, когда в адрес капитан-лейтенанта Курышева пришла поздравительная телеграмма от адмирала флота И.Капитанца.

А дальше судьба «Рицы» была печальной. В 1988 году умер адмирал Г.Бондаренко. Затем ушел из жизни адмирал В.Коробов. Адмирал флота И.Капитанец перевелся в Москву, став заместителем главкома. Перестройка. Гласность. Ускорение…

С большим трудом старшему лейтенанту Курышеву удалось получить очередное воинское звание. Командир бригады подводных лодок капитан 1 ранга Геннадий Сучков, который тоже как мог покровительствовал «умному лейтенанту» Курышеву, назначил его на месяц командиром БЧ-3 - минно-торпедной боевой части, чтобы тот смог получить четвертую звездочку на погоны.

А потом грянуло ГКЧП! Тут и вовсе началось флотокрушение. Новый главком ВМФ адмирал Громов приказал закрыть работы по теме «Рица». А новый командующий Северным флотом адмирал Олег Ерофеев пошел ещё дальше - отдал капитан-лейтенанта Курышева под суд за «разбазаривание государственных средств в особо крупных размерах». В советские времена это была «расстрельная» статья. С большим трудом с Курышева сняли обвинение, но предложили уволиться в запас. В 1991 он ушел с флота в чине капитан-лейтенанта.

Жизнь пришлось начинать заново. Курышев не сразу, но все же нашел он себя в частном бизнесе. Лесковский Левша тоже не дождался признания. Нет в своем отечестве ни пророков, ни изобретателей… Вот только в Англии ружья кирпичом как не чистили, так и не чистят…

- А мои «Рицы» были использованы на сорока боевых службах. - С гордостью сообщил Курышев, принимая из рук официанта очередную кружку пива. И тут наши странные соседи, двое мужчин в штатском, пересели за наш столик.

- Ребята, - сказал тот, кто постарше, - я так понимаю, что вы бывшие подводники? Разрешите представиться - капитан 1 ранга Александр Дмитриевич Комаров, бывший командир камчатского ракетно-ядерного исполина.

Вот ведь какие люди заглядывают в бар «Кукушка»! Поговорили, конечно же, нашли общих знакомых и на прощание сфотографировались вместе с автором легендарной «Рицы» Виктором Курышевым. На память и для истории… Она дама строгая и справедливая - всем воздаст по заслугам.

Вот те, кто верил в изобретение «умного лейтенанта» и всячески ему помогал:

Адмирал флота И.М. Капитанец, адмиралы В.К.Коробов, Г.А.Бондаренко, Г. А.Сучков, вице-адмиралы А. И.Шевченко и В.И. Панин, контр-адмиралы В.П.Парамонов, В. П. Ларионов, В.Д. Ямков, В.ПТкачев, командиры подводных лодок капитаны 1 ранга Е.П.Сазанский и Ю.А.Могильников, С.А.Клеймихин.