Сегодня с обеда его изводил гипертонический приступ, прогнозы синоптиков насчет магнитной бури сбылись, а офис, с давящими стеклянными перегородками и пыльными искусственными цветами в фальшивых кадках, к доброму здравию не располагал. Зато выглядел по-американски, как себе представляют Америку жлобы. И посему такие аховые дневные события теперь вспоминались почти равнодушно.

Рабочий день был, да весь вышел. В центральной прозрачной банке сфинксом сидела диспетчер — эстонка Катя. Блондинка с широкой костью и алым лаком на коротких ногтях. Это была лучшая жена из всех, кого можно представить. На работе она сутки через трое говорила по телефону, а когда приходила домой, то из нее было не вытянуть ни слова, муж Катерину обожал. А вот с двумя подчиненными Буринину комиссарами она состояла в вечных контрах, потому что когда эстонка Катя устроилась в эту контору, бывший гаишник Леха приступил к знакомству в своей обычной неподражаемой манере, спросив протокольным тоном:

— Имя, фамилия?

— Екатерина Труутс.

Леха округлил глаза.

— Что это у вас за фамилия? Скорее, кличка.

Эстонка Катя ничего не ответила, но затаила обиду. А Леха восхитился. И всегда в ее присутствии рассказывал анекдоты исключительно на тему «Эстонец и автомобиль».

Буринин, сам бывший старлей ГАИ, эх, когда это было… мусолил голову пальцами, теша себя жиденькой надеждой, что массаж поможет, и наблюдал обычную картину: с каменным лицом эстонка Катя держала правую руку между страницами женского хронически-иронического дюдика, а левая была занята двойным бутербродом с селедкой и укропом. Катя меланхолично жевала, подчеркнуто игнорируя прилипшего носом к стеклу ее банки Леху. Второй комиссар, Вовка, устроился в кресле и густо пачкал огрызком карандаша японский кроссворд. На клетчатом листе постепенно вырисовывалось нечто среднее между лосем и хоккейной клюшкой.

Сегодня в мрачной игре, за которой начальник службы аварийных комиссаров страхового общества «Взаимопомощь» следил из отдаления, вырвалась вперед темная лошадка Пепел. К чему это могло привести, предстояло просчитать до миллионных долей, но голова отказывалась пахать — проклятая гипертония. «Хорошо хоть, вечер», — устало подумал Буринин: днем в аллергичном офисе было совсем невыносимо, и с особой силой сдавил виски, когда почти домашняя тишина нарушилась звонком.

— Страховое общество «Взаимопомощь», слушаю?.. Вы ГИБДД вызвали?.. Регистрирую… Свидетелей записали?.. Постарайтесь найти свидетелей и записать их телефоны. Ни в коем случае не трогайте машину с места и не позволяйте противоположной стороне уничтожить приметы ДТП. В конфликт и сговор с противоположной стороной не вступайте. Наш аварийный комиссар прибудет на место через двадцать минут.

Эстонка Катя умудрилась ответить столь чисто и мелодично, что на другом конце провода не могло даже возникнуть подозрение о булке и селедке с укропом. «Профи» — подумал Леха с непонятной гордостью.

— ДТП на углу Разъезжей и Коломенской, — сообщила диспетчер и намекающе посмотрела на Леху. — Наша «девятка» и маршрутка. Маршрутка сначала брала на горло, а потом предложила разойтись за сто долларов.

— Олег Георгиевич, я на следующий, — быстро сказал Леха.

И Буринин, которому неохота было разбираться, кивнул Вовке:

— Езжай.

Вовка покорно отложил кроссворд и ломанул на вызов. Эстонка Катя недружелюбно посмотрела в сторону Бурининского инкубатора и набычилась. Леха с Бурининым остались в офисе.

— А вот вчера, — вдруг ни с того, ни с сего начал Леха, и Буринин не сразу въехал, что рассказ адресован ему, — На Стрелке Васильевского острова, знаете, где молодожены любят к Неве спускаться, свадебный лимузин чем-то очень не понравился лошади. Их там несколько, в смысле — кобыл, туристов катают. Так она этот лимузин копытом в дверцу стукнула и скрылась с места происшествия…

— Бывает, — сухо кивнул Буринин.

— А три дня тому, — решил развить тему скучающий Леха, — Встретился с аварийщиком из «Омега-Страха», так он такой прикол рассказал. Новенький джип Toyota Land Cruiser был у них застрахован аж на сорок восемь штук. Хозяин машины пожелал застраховать свое сокровище на полную катушку. Страхование делалось через посредника-брокера. А через несколько недель прибегает жена владельца: ах, ох, машину угнали! Их генеральный смотрит полис, и вся эта комедия начинает ему сильно не нравиться. Каким-то образом владелец машины ухитрился избежать страховой экспертизы, никакой сверки всех номеров и оценки подлинной стоимости. Однако договор уже вступил в силу. Пришлось через местного дилера Toyota слать запрос в Японию. И оказалось, автомобиля с таким номером двигателя, шасси и прочей фигни фирма не выпускала!

Но всласть поиздеваться над начальником бородатыми байками подчиненному не повезло, не прошло и пятнадцати минут, как Леху вызвали на проспект Энгельса.

— Погода отвратная, вот и ДТП, — пояснял Леха, путаясь в рукавах нейлоновой куртки, и глядя на диспетчершу с выражением «Последнее прощай».

Буринин с тоской уставился на размытое отражение в стекле перегородки — ухмылка простецкая, рожа рябая, нос картошкой. Промолчал, страстно желая остаться чужим на этом празднике жизни, и налил себе чаю. Больше всего хотелось сунуть башку под горячий душ — это всегда помогало. И, конечно, он мог отвалить, сославшись на болезнь, а завтра внагляк поставить Караванца перед фактом. Однако игра начиналась такая, что устраняться — только себе дороже. Олег Буринин, хоть по болезни и туго, но соображал, что эта неделя стоит других сорока лет, нельзя снимать руку с пульса ни за какие веники.

Телефон неумолимо зазвонил в очередной раз. Буринин мысленно взмолился: только не сегодня!

— Да, это страховое общество «Взаимопомощь»… Подождите, у вас ДТП или не ДТП?.. Надо быть осторожней, сейчас такие случаи очень распространены. Но причем здесь мы?.. Да, вы — наш клиент, но вы страховались… от чего вы страховались? Вот видите, от пропажи документов вы не страховались… Ладно, не от пропажи, а от кражи, это ничего не меняет… Я вам не хамлю, я говорю с вами вежливо… А это ваше право! — Катя положила трубку и наябедничала. — Ему сказали, что он проколол заднее колесо, а пока он зевал, сперли барсетку. А теперь он претензии пытается повесить на нас!

— Бывает, — равнодушно вздохнул старшой.

И опять звонок, будто все сговорились.

— Да… ГИБДД вызвали?.. Оставайтесь на месте, не вступайте в переговоры с виноватой стороной, наш представитель прибудет на место не позднее, чем через полтора часа. — Трубка вернулась на телефонный аппарат. — Олег Георгиевич… — Торжественно начала диспетчер.

— Где? — обреченно спросил Буринин. Он смотается и вернется, и высидит всю ночь. Должен! Обязан!!!

— Большая авария, Сиверская, за километр до Асфальто-битумного завода. «Шкода-Октавиа» и «Опель-Вектра», серебристые и красивые, расквасили носы всмятку. Бампер «Шкоды» валяется на дороге, одинокий и несчастный… — с плохо скрываемой кровожадной радостью отозвалась гарна эстонска дивчина.

Не дослушивая, Буринин злобно чертыхнулся, но делать нечего, не похабить же среди подчиненных ради болячки репутацию тихого маленького начальника. В гараже он обнаружил, что лучшую для подвалившей работы тачку, не самый новый, но надежный внедорожник Chevrolet уже укатили, как сивку. «Какая сволочь это сделала? — яростно подумал Буринин, — хотя знаю. Эту сволочь зовут Леха. Мажор, грибок ему на ногти!».

Может, если бы мотать предстояло куда-нибудь в гладкий центр города, Олег Георгиевич не принял бы хамский увод служебного автомобиля так близко к сердцу. Но теперь ему выпало тащиться в Сиверскую на пижонской, дизельной BMW. Так уж сложилось, что для Буринина поездка на немецком бумере была дебютной. Он вдавил себя в водительское кресло и нервно закурил — назло самому себе, зная, что у него, гипертоника, от курева башка разболится совсем невыносимо. С первой же затяжки мозг напрягся, всосал в себя, казалось, добрую треть крови, и на том остановился, явно не собираясь отпускать.

Олег Георгиевич выехал из гаража, когда на небе собрались низкие тучи с гнойно-бурыми кучерявыми краями. От холода слегка полегчало — во всяком случае, он различал перед собой дорогу. Вскоре Буринин выкатил на шоссе, и ему пришлось включить фары. А как только оставил позади Александровскую, пошел дождь — отборные, нажористые, как брусничины, капли, со звуком придавленного таракана расплющивались об ветровое стекло. Ближе к Татьянино разразилось абсолютное стихийное бедствие. Вода уже не цедилась каплями, а обрушивалась рябой стеной. Буринин занимался самоедством, наслаждаясь злым роком — авось, повезет в заветном. Когда он подъезжал к Гатчине, на табло ко всем напастям мигнуло: мол, приустали наши кони, долгий путь — жрать давай.

— Фигу тебе, — не политкорректно послал «немца» Буринин, — до Сиверской доковыляем.

Бумер еле слышно хрюкнул в ответ и мягко остановился. Буринин качнулся вперед, голова не замедлила откликнуться; ездока сладко затошнило. Олег Георгиевич попытался завести тачку, орудуя ключом, как маньяк ножом в колотой ране. Бумер не отзывался.

— Фашист, — процедил Буринин, сознавая, что такое ругательство может быть забавным, и от идиотизма ситуации распаляясь еще больше.

Мученически закатив глаза, стараясь двигаться как можно меньше, чтобы не тревожить взбесившуюся голову, Буринин вылез под разверзшиеся небеса, тут же набрал в ботинок ледяной воды, и интуитивно прикрыл макушку ладонью. Дождь превратился в град и временно посыпался довольно безобидной мелочью. Буринин вытянул руку, и на этот приглашающий жест остановился «Камаз» с номером …665.

— Слышь, коллега, это… — от холода у Буринина стучали зубы, но бородатый, в поношенном камуфляже водила «не боящегося грязи танка» быстро сориентировался и оперативно насосал в пластиковую бутылку с этикеткой «Полюстрово» два литра солярки.

Буринин протянул спасителю моментально намокшую купюру, бородач сунул ее в карман куртки, одновременно захлопывая дверь, и скрылся с места совершения сделки. Олег Георгиевич почувствовал, как оплывает краска на новых, еще не стираных джинсах. Бутики, блин, уверяли, что настоящий «Коллинз». Бумер же остался при своем — как будто его делали партизаны. Град тем временем потерял остатки романтики, и колотил по капоту с такой силой, что не было слышно даже шума проезжавших мимо машин.

Буринин проклял все на свете, в первую очередь Баварский машиностроительный завод, а во вторую — легенду невзрачного маленького начальника, потому что человек в его состоянии тупеет от боли и посылает элементарные вещи. Может, бросить все и укатить домой на первой попутке? Не сегодня!

Он, кряхтя, вывалился обратно на дорогу и опять встал в позу вокзального нищего. На этот раз — безрезультатно: дураков тормозить в такой град не нашлось. Плюнув на все, Буринин сел в салон, закрыл глаза и выключился — как ему показалось, часов на пять, но стрелки хронометра уверяли, что всего на четыре минуты. Град успел сойти на нет, его сменил моросящий дождь. Буринин в третий раз повторил попытку и тормознул второй «Камаз» — теперь уже с номером …667. Хотел было спросить, где средний брат, но по пустякам разлеплять обмерзшие губы оказалось лениво.

— Что у тебя? — добродушно, в манере древнего гонялы, снизошедшего к чайнику, полюбопытствовал водила. Из салона пахнуло октановыми числами и булкой.

Буринин поделился проблемой. Типа в дизельной тачке топливо закончилось абсолютно, топливный насос глотнул воздуху, образовалась муторная воздушная пробка. Так и есть, пробку предстояло прокачивать. Водила укоризненно покачал мудрой дальнобойщицкой головой, вместе они разобрали полдвигателя, и через час Буринин с опустевшими карманами двинулся дальше по дороге разочарований. От бессилия даже голова перестала болеть. На пару минут.

Подъезжая к Сиверской, Буринин воспалившимися глазами заметил, черт возьми, мирно припаркованный внедорожник Chevrolet — тот самый, из их конторы. Олег Георгиевич вкусно и резко тормознул, и решительно вышел из машины, предвкушая, как он сейчас будет долго и мучительно убивать сволоту Леху, пропади он пропадом вместе со своей чухонкой. Мозг отозвался на эту инициативу возбужденной чередой особо сильных пульсаций, как древнем осцилографе. Дверь внедорожника дружелюбно распахнулась навстречу Буринину, и тот забрался на переднее правое сиденье.

— П-П-Пепел!? — подавился пропитанным салонными запахами воздухом Олег Георгиевич.

Сергей Ожогов равнодушно выбросил сигарету в окно:

— Как ты раскусил, что я — не Терминатор?

— Чеслав, как нездешный, плохо сек, где в Питере ждать дорожных пробок, именно из-за этого тебя сразу по возвращении прозевали. Ты же был в курсе, что днем на Обводном канале застрять проще простого. Кроме того, от тебя не несло псиной… А я знал, что победивший пепел не откажется пошуровать в личном барахле Терминатора. Спросишь, откуда знал? Придет время, обсудим. Только кабинет его оказался пуст, верно? Верно, ведь он — гений маскировки.

— Был гений, да весь вышел в мертвецкую. Я тоже сфоткал, что у тебя чересчур пытливые глазки. Надеюсь, и язык хорошо подвешен. Хочу услышать именно от тебя, что значит эпитафия: «Это твой билет в Китай»?

— Ты меня грохнешь и окажешься следующим, — предупредил хрипло дышащий, разом вспотевший со лба до носков, Буринин, — а я мог бы позвать тебя в долю!

— Зачем воровали детей?

Буринин пугливо сверкнул шустрыми глазками; даже то, что головная боль схлынула, его не возрадовало, челюсти так дрожали, что слова рождались с откушенными окончаниями:

— Продаж… за бугор в бездетны… семьи. Мистер тычет в слайд: «Этого хочу!». А мы — завсегда пожалуйст… Официалка пропаж — только верхушка, по детдомам еще сорок отроков и отроковиц отсутствуют, но эт… в статистику не поданы. А за каждого, минус накладные расход…, мистер максает десять штук. В итог… набегает…

— Спасибо за предложение, я подумаю, — отозвался Пепел и достал из-за пазухи «Макарова».

Дождь лопотал по крыше, от мокрой одежды валил пар, и так не хотелось подыхать, что хоть вой. Под прицелом Буринин чувствовал себя крайне нездорово, он смекал, что его туфта не прокатила:

— Может, печку выключишь? Жарко…

— Нормально, — пожал плечами Пепел, взвел курок и направил дуло на висок Буринина.

Олег Георгиевич не мог вызвать сочувствия, тем более у Пепла, и тем более, когда гаденыш оказался неисправимым лгуном. И его смерть была самому Пеплу на руку, ведь шустрик рассекретил фальшивого Терминатора.

— Нет! — отгородился ладонью Буринин, — нет, не стреляй. Черт с тобой, я все расскажу.

«Это правильно», — подумал Пепел, не любитель случайных исповедей.

— «Триаде», не таращи дико глаза, той самой знаменитой китайской «Триаде», нужно пушечное мясо с белой кожей. Четырнадцать-пятнадцать лет — идеальный возраст призывников. Мальцов не поздно перевоспитать, подсадить на блатную романтику, научить убивать и заметать следы. «Триада» обосновалась в Европе и сейчас сшиблась с набирающими силу арабами. Будет большая тихая война.

— Красиво поешь. А тебя я за что должен порешить?

— Я от Караванца болтался с группой Терминатора. Иногда на подхвате, иногда на связи. Теперь я не нужен, и авось много знаю, как и ты, ты меня грохнешь и будешь следующим. А могли бы на пару Захара сделать голым Васей!

— На пару лимонов?

— Не меньше!

Серега заскучал, «Мир жесток»:

— Убедил, полезай в багажник «бомбы». Я решил поменять машину, твоя дизелюха мне подходит.

— ?..

— Такой уж тебе выпал билет в Китай — в багажнике. — И для вящей убедительности Сергей поторопил ответственного работника «Взаимопомощи» стволом под ребра.

* * *

В который раз взбеленился отодвинутый на дальний край стола, чтобы не мешать разгребать ящики, телефон. Но сегодня Горячев отвечал на все звонки, не поднимая трубку: «Задолбали!».

— Н-да. Как же мы таперича без вас, отец родной? Все равно, что осиротели, — иронично, но с показным сочувствием произнес вечный интриган старлей Фролов.

Майор Горячев в ответ на это театральное замечание устало отмахнулся:

— Да иди ты… Как были, так и будете дальше. Только, — он обвел взглядом стены кабинета, — в другом составе. Сделай одолжение, фотку вон ту сними. Да нет, не Путина, она же казенная! Лебедева— генерала.

— Последнее поручение, — отозвался старлей все тем же тоном, — а что, отвальную какую-нибудь устраивать будем?

— Да какая там отвальная?..

— Ну, водочки-то выпить можно, — примирительно сказал Фролов, — сейчас наш «летеха-Антипепел» сгоняет.

Майор заколебался, конечно, от рож подчиненных его тошнило, но… Старлей, опережая неминуемое решение, высунулся в коридор:

— Игнатик! Слышь, Миха!

Игнатик не замедлил явиться, уже не по-юношески хлопнув дверью. «Взрослеет», — мысленно констатировал майор, и мысленно же, с подкатившей к сердцу злобой добавил «Чем больше куча мусора, тем больше в ней тараканов».

— Слушаю, товарищ старший лейтенант.

— Миха, ты бы… Это… Если неофициально.

Лейтенант сделал непонимающие глаза.

— Вот чем плохи новые, молодые сотрудники, — горько пошутил майор, у которого при виде данной комедии малость отлегло, — они спиваются позже. Не вовремя. — а сам еще подул, что все таки слава Богу — не грохнул злодейский Пепел молодца, как майор задумывал, грехом на душе меньше, да и кто бы тогда за водкой сейчас побежал бы?

— Просто это еще совсем зеленая поросль, — философски успокоил старлей, — Миша, ты понял?

— Понял, — как и предлагалось, неофициально ответствовал лейтенант Игнатик. По правде сказать, после памятного посещения собачьих питомников на водку он смотрел с отвращением, но в то же время воспринимал ее, как нечто мистическое.

— Ты, Фролов, — начал Горячев, когда дверь за ретивым Игнатиком захлопнулась, — к телефону меня, пожалуйста, не зови. Отзвонись лучше, кому надо, ну, чтоб потом не бегать, все равно придется. Это — раз. И два…

— Бу сделано, — поспешил заверить старлей, — до отвальной успею.

— И два, — майор замялся, — Павлову ко мне доставь.

На этот раз старлей не стал орать в глубину коридора, а пошел лично. «Уважает», — тоскливо подумал майор. Сейчас бывшая подчиненная заявится с перекошенной триумфом физиономией. «Что так быстро?» — не без подначки спросит Горячев оказавшуюся гораздо изворотливей, чем мечталось, подсидевшую его Анастасию свет Леонидовну.

«Я как раз собиралась зайти», — равнодушно и уже чуть свысока ответит Анастасия, усаживаясь без приглашения в кожаное потертое кресло напротив рабочего стола. «Скажи лучше, что как раз проходила мимо моего кабинета» — придется майору сменить тон на примирительный. Настя вежливо улыбнется. «Ты — как?» — для приличия осведомится майор, имея в виду неприятности в составе партии. Будем надеяться, Анастасия свет Леонидовна так никогда и не прознает, кого благодарить за нервотрепку.

— Да нормально. Что делать, товарищ майор, все течет, все меняется, — пусть Настя и заговорит о своем, случая поддеть Горячева она не упустит. А майор хоть и зафиксирует подначку, но виду не подаст, впрочем, тему переменит.

— Ну, если ближе к обязанностям… Свои дела, Настя, я передаю тебе, — покровительственно и с недоброй усмешкой объявит майор, — что носом-то дергаешь?

— Да так… Разгребать эти братковские войны, смерть Иветты Лунгиной… Не лежит у меня к ним душа.

— Какая нежная! — притворно восхитится майор, — прямо воплощенная женственность! Настя, любишь или нет — не вопрос. Вопрос в том, насколько ты успешна. А ведь с Пеплом-то кто разобрался? Никакой не Игнатик, а — ты, дорогая… Молодец ты все-таки, Павлова, сделала подарок старику к пенсии. Главное, нет, ты зверем-то не смотри, главное — я за тебя рад, за голову твою. Голова-то у тебя шибко буйная, н-да, завита, да не делом завита. Все бы вам, бабам, мужики да мужики… А ведь понимать надо, куда прешь да с кем… Ну, ладно, — осечется майор, поняв, что, судя по отнюдь не благодарному выражению Настиного лица, с комплиментами перебдел, — будешь мое дело продолжать, а оно у нас правое. Борьба, как-никак. Да тебе сейчас и карты в руки: лови — не хочу, одно слово — партия. Это сила. Власть…

Конечно, на этой прощальной встрече вслух ни в коем разе не прозвучит злая правда, почему майора выдворяют на пенсию, а все проще пареной репы. За то, что старик нашел цех Лунгина, Захар Караванец так цинично отблагодарил. Не совсем, чтобы так уж и нашел, Отощавший и заскучавший по кабакам Валерий Константинович Лунгин сам проклюнулся по телефону и выторговал себе условия почетного плена. А после майор стал не нужен, и у Захара хватило рычагов в Управе, чтобы на личное дело майора Горячева упал штемпель «Отправлен на заслуженный отдых».

Инициировав работу с компроматом на Павлову, майор сам, почитай, подписал указ о своем увольнении. Где-то произошла утечка, и Караванцу гораздо интересней оказалась испачканная компроматом дамочка, да еще с политическим потенциалом, чем прокуренный бесперспективный старик. Подлянка вернулась бумерангом.

— Правда, в незыблемости этой власти я сомневаюсь, — машинально не согласится в вымышленной беседе Павлова.

— Это уже не важно. Я вон сидел на своем месте, а теперь что? Эх, — взгрустнется майору, — даже жаль оставлять, чес слово. У нас ведь не все рутина, интереснейшие случаи порой бывают. Помню, случай был. Тебя тогда еще здесь не было. Летеха один, типа Игнатика нашего, сейчас в Германии работает, в ночи домой возвращался. Черт его дернул другим путем пройти. Смотрит — из окна первого этажа девица выпрыгивает, в одной рубашке. А время — поздняя осень. И орет, значит, орет так, как резаная, что к ней, мол, воры забрались — позовите соседей. Летеха-то молод, горяч, не сообразил, что соседей с лестницы зовут, ну и ломанул на помощь. Три месяца в больнице отвалялся — так отделали. И ведь типичный случай! Но самое смешное — девку-то отмазал! Двум подельникам вкатили «без права», а ей — условно! Поженились… Помню, пили на их свадьбе, я свидетелем был — ой… Сейчас разве так выпьешь… Начальство не позволит, а люди-то вокруг хорошие…

— Да будет вам сопли на кулак мотать, — жестко оборвет ностальгические этюды Анастасия.

Майор откроет рот дабы приструнить, но вспомнит, что здесь он уже на птичьих правах. Надвигающуюся паузу — а паузы в разговорах между майором и Павловой, пусть даже виртуальных, никогда ни к чему хорошему не приводили, — предотвратило столь ожидаемое возвращение. Игнатик, в готовой компании со старлеем.

— Принес? — радостно воззрился навстречу майор.

— Ты представляешь, еле успел у ларька догнать! — Старлей по свойски перешел с бывшим начальством на «ты». — Ну, как чувствовал — барахло возьмет! Тьфу, шляпа, — старлей отечески хлопнул Игнатика по темени.

И тут вошла Настя. Она застыла на пороге, и черта ее рта превратилась в ломанную кривую.

— А что, у нас в коллективе дама? — еще не подстроившись под новое начальство, еще не продумав линию, попытался гусарить Фролов.

— Избавьте, — отказалась Настя, — я пойду, у меня дел масса.

— Выходной, — пискнул Игнатик.

Настя смерила его пронизывающим взглядом, Игнатик скис.

— Всем пока, — бросила Настя и вышла, провожаемая тремя парами глаз.

Майор пожалел, что из мести не выставил пред светлы очи сменщицы древний приемник, авось доперла бы стерва, кого благодарить за партийную лихорадку. Авось спалила бы парочку миллионов нервных клеток.

— Ну, мужики, помянем, то есть, б-р-р, проводим, пардон, — начал старлей, и майор с горечью отметил, что за те годы, что Фролов служит в его отделении, Горячеву так и не удалось выбить из него дурную привычку напиваться с утра.

Вот так и не случился у выставленного на пенсию пинком под зад майора напоследок душевный разговор с Анастасией свет Леонидовной.

* * *

ПТС будет существовать ровно столько, сколько существует сам Питер. И все это время сопливая шпана будет самоутверждаться, обрывая трубки телефонных аппаратов. Мобильная же связь чересчур паслась чужими ушами. Решив, что платить метрополитену — надежней и даже как-то уместней (кто-нибудь приплел бы и странного свойства патриотизм), Ожогов протиснулся сквозь озлобленную толпу в вестибюле и подарил жетон местному автомату.

Захар Караванец отозвался сразу, будто и не выпускал телефонную трубку из рук:

— Алло, — буркнул он раздраженно и разочарованно, — какая… личность и какого?..

— Термит, — коротко представился Пепел, — хочу сообщить, что…

— Чеслав, не по телефону, — оживился Караванец, — лучше пересечемся. Подгребай на Гороховую у Фонтанки, там китайская обжорка. Жду. — И повесил трубку, подонок.

Ровно через две с половиной дорожных пробки, дизельное транспортное средство резко затормозило у поребрика, чуть не ткнувшись носом в припаркованный «Гольф». Пошлого подлизы-швейцара в этом заведении не нашлось, зато представительствовала ряженая под китайское эго девица, закутанная в типа кимоно, с выбеленным круглым лицом и интернациональной бусинкой на подбородке. Лапа моментально принялась обхаживать Пепла с поразительной настойчивостью и даже навязчивостью. Обстановка Пеплу не прикинулась — красные бумажные фонарики, скульптуры, скверно срисованные из фильма «Последний император» и прочая фигня с претензией. Не откликаясь на призывные взгляды официантки, Ожогов прямиком направился к дальнему столику, за которым узнал мешки под глазами Захара Караванца. Пока два телаша обмахивали Пепла металлоискателем и изымали тупой «Макар» с последним патроном, гендиректор бросился с места в карьер демонстрировать дурное настроение:

— Вот уроды, закрыли зал для нормальных людей на ремонт, а в зале типа «у нас не курят».

— У нас временно — курительная комната, — пропела псевдокитаезная официантка и плавно махнула рукой в неопределенном направлении.

Перед Пеплом на стол легла папка меню: свинина с жареными огурцами, картофель в карамели, лапшевидные древесные грибы… Перед Караванцем стояла пахнущая уже выпитым «Крувуазье» рюмка-полтинник. Два бойца из личной охраны Захара экономно слюнявили стаканы с апельсиновым соком.

— Какие новости? — проводил фифу угрюмым взглядом Захар и, не запивая, кинул под язык таблетку.

— Для начала я хотел бы получить немного денег, — ради легенды Сергей помассировал локоть правой руки и поморщился, дескать, все еще болит. Типа, костьми за твою идею ложусь и требую соответствующую оплату.

На этот зачин Караванец ответил очень гнилым вопросом:

— А сколько, Чеслав, по твоему я тебе должен? В смысле — за все старания в сумме? Вспомни, ты сам решил спровоцировать войну между теневиками от Минздрава, я здесь ни при чем. И не должен тебе за Стрельцовых-Шафаревичей ни копейки. В качестве премии могу только оплатить лечение твоих гланд, где ты горло сорвал?

После такого недоброго пассажа сохранять маску приличий теряло смысл.

— Ты мне должен по жизни! — резанул Ожогов, прикидывая, кого первым из телашей свалить прямым в челюсть, когда начнется обязательная буча.

Но нет, Захар стравил пар, может, и наезжал он для пробы, в манере барыг из девяностых годов, авось собеседник спасует:

— Я все заплачу до остатка, — хозяин страховой конторы сломал меж пальцами зубочистку. — Ты ведь знаешь мне нет смысла не делиться. Я болен — Захар зачем-то выгреб из кармана горсть полураскрошенных таблеток россыпью, показал и ссыпал обратно. — Если ты останешься со мной до конца, тебе достанется все.

— Пока я все не заработал, — с той же холодной миной ответил Сергей, — сейчас мне нужна моя заработанная доля.

— Других слов я и не ждал, дружище пан Баржицкий, — вдруг широко улыбнулся начальник страхового общества. — Принесите нам пива на всех. «Хольстен», или «Хайникен», — кинул Караванец официантке, — Надеюсь, твоему горлу не повредит? Пойдем, Чеслав, пока перекурим.

— Пойдем, — согласился Пепел, и направился вслед за соблазнительно беззащитной спиной Караванца в курилку, которая вдруг оказалась проходной. Периодически туда-сюда слонялись молодые люди узбекской, но чем пристальней взглянешь — скорее китайской или наружности.

Курили молча, молчание можно было назвать и гнетущим. Пепел мысленно выстраивал речь, которую собирался двинуть дальше, и прикидывал, что прежние наброски не годятся к офсайду, они готовились не для нервной обстановки. Захар пару раз сплюнул в огромную фарфоровую пепельницу. Сергей даже пожалел, что не увидел здесь привычных для курилок банок из-под кукурузы.

— Насчет билета в Китай… — начал переговоры Пепел. Задача ему предстояла архисложная: объявить, что никакой он не пан пшек, что Захару придется обменять подростков на опасного свидетеля Буринина. Да при этом повести беседу так, чтобы она плавно не переросла в кровавое мочилово.

Захар задавил бычка, кашлянул и предупредил:

— Ща, подожди, я отлить схожу. — Караванец вежливо дернул плечом и скрылся в соседнем помещении.

Сразу же из-за двери сквозняком понесло рыбной прелью и еще какой-то экзотически дрянной вонью. «Отдушка у них…», — подумал Пепел, оценивая, что заведение весьма странное: в сортире воняет рыбьим жиром, да и на самом сортире — никакой вывески, словно для избранных предназначен. Пепел сделал глубокомысленный вывод, что душевная беседа отменяется, пора переходить к экстриму, стал у стенки в мертвой для пули зоне и нанес костяшками в дверь три нетерпеливо-вежливых стука.

— Эй!

Ответа не последовало. «А ну как его саркома сточила в труху?», — мысленно стебанулся Ожогов. Ведь таких твердых шанкров ничего никогда не морщит. Не долго думая, Пепел осторожно ткнул носком ботинка, и — дверь поддалась. Сергей не любил фразы «А я предполагал» за ее внутреннюю импотентность, но, конечно, никакого клозета за дверью не обнаружилось. Зато поджидали совсем недружелюбные китайцы. Две пары довольно больших черных глаз уставились на чужака с дистанции метра в три, а у двери оказался обладатель третьей пары, немедля схвативший Пепла за плечи. Двое других тут же воздели руки, будто голосовали за немедленное отторжение Сахалина, и, вопреки законам гостеприимства оказались вооруженны зеркальными тесаками для разделки рыбы.

— Ша, пацаны, вы обознались, я — не Терминатор, а Пепел! — гипнотически произнес Сергей, — ваш Караванец поторопился. Так ему и передайте, что «Триада» вот у меня где! — Ожогов сжал кулак в «рот-фронт» и заодно стряхнул китайские грабли с плеч. — А его аварийный комиссар сейчас пространно колется перед магнитофоном. Можете проверить: в «Макаре», который я вернул Захару, патрон остался целехонек.

Судя по желтым лицам, бойцы не поняли слово «пространно», зато все остальное вкусили правильно.

— Провожать не надо, я сам Захара найду для беседы, — процедил Пепел и беззаботно подставил растерявшимся головорезам спину, как прежде ему Захар. Отер рукавом лоб, подошел к ближайшему стеллажу, быстро нашел ноль, семьдесят пять бутылку сакэ, нормальной русской водяры не оказалось.

Крышку сковырнул уже в курилке, Захаровских телашей в зале, конечно, и след растаял, даже стаканы с апельсиновым соком успели исчезнуть, а пиво так и не появилось. Первый глоток рисового пойла Серега сделал, когда уже колесил по Загородному — чтоб руки на руле не дрожали. «В принципе им ничего не мешало меня замочить», — с грустью сознался сам себе Ожогов. С другой стороны, не битьем, так катанием, ему удалось зарядить Караванцу условия обмена пленниками.

* * *

Переступив порог, Кандид сунул в карман отмычку и аукнул в глубь квартиры:

— Есть кто живой? — взывал он, конечно, в шутку. Кандид постарался заблаговременно получить представление о системе организации безопасности в рядах Константина Мурзенко и прекрасно знал, что апартаменты пустуют. Иначе, два бойца непременно дежурили бы по лестничной площадке напротив, а Кандид только что обтопал и обшарил противоположную жилплощадь, и никого там не встретил.

Если бы Кандид служил у Баева первый год, он бы сейчас повернулся на цыпочках и покинул чужую хату. Но с возрастом приходит опыт, и с некоторых пор Кандид ничто не ценил так, как возможность получить дополнительную информацию о недругах работодателя. А подсказки в брошенном жилище находились на каждом шагу.

Как натоптана уличная грязь в прихожей, где хранятся кухонные ножи, как стоят кресла. Люди консервативны и привычек не меняют — любой фактик в будущем, при реальной встрече, мог оказать неоценимую услугу.

— Есть кто дома? — Кандид из коридора завернул в ближайшую комнату, потирая руки в резиновых перчатках телесного цвета.

Доводилось ему работать и в хоромах понапыщенней, но видеотехника вызвала горькое чувство зависти, на такой образ жизни Кандид пока не зарабатывал. Истинно, истинно судачили о Мурзенке, что тот свободное время без остатка гробит на наркоту и видео. Ишь, каков маньяк.

Незваный гость потрогал экран, сохранил ли тот флюиды тепла, чувствительность перчаток оценить это позволяла. Нет. Значит, поляна брошена более пары часов назад. Где ж теперь искать беглецов в большом городе? Кандид почесал репу и завернул на кухню, напевая:

Грязная посуда в мойке подсохла, так что и здесь не найти подсказку, когда обитатели сделали ноги. Ни тебе характерного для тюфячных лежбищ бардака, ни тебе по-хозяйски рассудительного изобилия, в холодильнике нашлась только невскрытая бутылка кетчупа «Хан», недолго же Мурзенко тут обретался, обжиться не успел. В мусорном ведре Кандид узрел всего три хабарика, что только подтверждало прежний вывод. Как-то сама собой рука Кандида обласкала ручку топорика для раздели мяса и отказалась его, сиротинушку, оставить среди прочих кухонных причандалов.

Главное, когда Кандид найдет Мурзенко, на этот раз не забыть спросить, что тому известно о подпольном заводике Лунгина.

— Где завод Лунгина?! — заорал Кандид в пустой квартире, обращаясь к креслу, — Ты думаешь, я забуду спросить? Не мечтай! — и вооруженная сталью рука обрушилась на беззащитную спинку.

Спинка кресла жалобно хрустнула, из зияющей раны полезли желтый поролон и пакля.

— Молчишь? Не такие раскалывались. Будешь дальше молчать, я откромсаю тебе ножки, сдеру кожу и сошью из нее куртку, которую буду носить по воскресеньям! Где завод?! Адрес!? Сколько людей его охраняет?!

На храбро запирающееся кресло посыпались безжалостные удары, один увесистей другого. Кресло растопырило букет пружин.

— А ты тоже смотри, — прикрикнул Кандид на серый от страха экран телевизора. — Ты следующий. Тебя я утоплю в джакузи!

Но судьба знала, чем умаслить Кандида. Его цепкий взгляд задел застрявший в складках дивана серый пластик. Конечно, это мог оказаться отброшенный в суете сборов пульт видака или телека, но Кандид имел глаз наметанный и сразу усек, что это такое. Вогнав топорик в спинку раскуроченного кресла, будто в пень-колоду, Кандид наклонился и подобрал забытый мобильный телефон Samsung E400.

— За этот жест доброй воли, — объявил Кандид в пустоту, когда я вас найду, господин Мурзенко, вы будете мучиться на минуту меньше.

Любопытство подсказало нажать нужную комбинацию кнопок, рука прижала мобилу к уху. В ухо потекли припевные ноты хита группы «Ленинград», но на седьмой ноте спрятанный в корпусе заряд пластида сдетонировал. Samsung E400 в клубах дыма разнесло на тысячу крохотных осколков, а вместе с мобилой раскрошило в салат «оливье» и голову лучшего Баевского работника. Это выглядело, будто в брошенной квартире великан чихнул расквашенным носом.

* * *

Пепел с норовом дизеля был знаком, и, предусмотрительно заправив коня до отвала, направил свои колеса к неприглядной «мойке» на Парнасе. Предварительно он наведался в цветочный магазин и обнаружил табличку «Закрыто на ремонт», и теперь, безоружный на все сто, чуыствовал себя, словно нудист на церемонии вручения Оскара. Заморачиваясь с конспирацией, Пепел припарковался на пятачке перед мойкой. Пусть вряд ли ищейки Захара будут рыскать по далеким парнасским колдобинам, остальную дорогу до вотчины Лунгиных Сергей не поленился отмахать пешкодралом — здесь он найдет временный приют.

Конечно, его раза три чуть не обдало грязью из-под колес весело звенящих грузом «Зилков». И к подошвам грязюки прилипло щедро. Зато хватило времени осмотреться по сторонам — так, для порядка. Не похоже, чтобы на складе щербатой стеклотары кипела работа. Окружающий пейзаж был скуп, словно преуспевающий банкир. Глухие стены, ни деревьев, ни канав, пригорков и насыпей; ни одного окна на фронтоне, только входные двери.

А вот это был сюрприз не самый приятный! По ведущей из фармацевтического подвала сточенной подошвами лестнице, опираясь рукой на стену, осторожно поднимался Пашка. «Ну, сейчас начнется», — тоскливо подумал Пепел, и поймал себя на приговоре, что становится, как мысленно это обозвал, педофобом. Не по Пеплову хотенью навязанный подопечный, тем временем зажато оглянулся и стал делать знаки отчаянной мимикой в духе Челентано. Сергей зло вздохнул и не свернул за угол соседнего дома, куда Пашка столь многозначительно указывал. На что Пашка предъявил козырного туза: воровато оглянувшись, он на миг распахнул куртку, и Пепел узнал гуталиновый блеск пропавшего «ТТ».

Это меняло дело. Пепел таки свернул за угол, куда так настойчиво заманивал его маленький паскудник. «Вдарить бы сопляку по уху», — непедагогично замечталось Пеплу. Пашка дышал прерывисто, будто купленный в магазине живой рыбы пескарь.

— Что-то ты, касатик, без огня в глазах? — съязвил Пепел.

В ответ на замечание Пашка опустил голову, молча протянул стыренный пистолет и покаянно зыркнул из-под лба.

— Что, больше не нужен? — поинтересовался Пепел.

— Типа того, — с непреодолимой безнадегой в голосе отозвался младший Лунгин.

Тут уж и в Пепле проснулся воспитатель.

— Что ж ты, мерзавец, в отказ-то пер? Сказал бы сразу — мол, надо мне, уж не бейте, дяденька…

— Сироту, — закончил фразу Пашка.

Пепел не стал задавать наводящие вопросы:

— Знаешь о мамке?

— Да.

— Откуда?

— Мент, козел, сказал.

— Где ты здесь мента надыбать ухитрился?

— Ментов, Пепел, искать не надо. Они сами находят.

— Глубокомысленное замечание, — резюмировал Пепел.

— Ты вот стебешься, — глянул Пашка с недетской укоризной, — а на фабрике тебя засада ждет. Батя раскололся от безрыбья, под страховую контору лег и тебя сдал. Так что волки наши позорные караулят тебя — одни по коридорам киснут, а главный в кают-компании сидит и с батоном кофе хлещет, меня выпустили воздухом подышать. Я же ребенок и не в курсе. Ну, Пепел, — разочарованно протянул Пашка, — ты бы хоть забеспокоился, ей-Богу.

— Да, что ты говоришь? Точно именно меня ждут? — Сергей заволновался, что предприимчивый Караванец мог найти контактный проводок к сердцам серых шинелей, и те отныне не удовлетворены трупом Терминатора.

— Любого, кто явится цех из-под страховой конторы выцарапывать. Ну… Его, понимаешь, менты пасут, доблестный Санчо его спасает…

— Не менее доблестно… — Сергей позволил себе вздохнуть посвободней, ему пока гораздо выгодней жить с аксиомой «Пепел мертв», — Только на Санчо ты не тянешь, скорее — Багдадский вор, — усмехнулся Ожогов, проверяя обойму вновь обретенного ТТ, не хватало всего одного патрона, просто подарок.

Пашка пропустил скользкий комплимент мимо ушей и продолжал, как ни в чем не бывало:

— А он — ни в зуб ногой! Эх… — в голосе малолетки слышались неподдельные упрек и разочарование, — на штурм-то попрешь?

— У меня другие планы. Ментов и твоего папашку придется разочаровать.

Пашка понуро опустил плечи. «Блин, он, все-таки, великий манипулятор», — безрадостно подумалось Пеплу. И тут Пашка подарил:

— Слушай, Пепел. Давай, ты меня с собой возьмешь, а?

Пепел оживился:

— Уволь. Мы как-нибудь друг без друга проживем.

— Думаешь?

— Уверен.

— А мы с тобой еще встретимся?

— Давай обойдемся без «Трех мушкетеров», — досадливо отмахнулся Пепел.

— Как знаешь. Ну, тогда, — Пашка держал марку, — бывай.

И тут малолетний спиногрыз окончательно пришиб Пепла. Гордо заглянул в глаза, решительно протянул руку и столь же решительно стиснул ладонь, протянутую в ответ слегка ошарашенным Пеплом. Рука была сильнее, чем у многих ровесников. Для себя Пепел решил, что хватит патоки, и, не затягивая импровизированное «прощанье с матерой», развернулся. Двинув обратно к машине, боковым зрением Ожогов заметил, что и Пашка, не торопясь, вразвалочку топает к фабрике. На ходу прикуривая.

Липкая грязь под ногами помешала загрузить себя философски-астрологическими размышлениями о дальнейшей судьбе Пашки. Пепел вернулся к бээмвухе, не торопясь, отъехал, руля к заранее подмеченному заброшенному складу размокших фанерных ящиков. Цифра в круге над въездом — 3,5. Широко… Пепел затормозил, вальяжно вышел из машины, гулко хлопнул дверью и, обойдя уже набивший оскомину кузов, распахнул багажник.

Аварийный комиссар, он же — водила «скорой», он же — продувший партию в подкидного дурака Захару Караванцу Олег Георгиевич, явно нуждался в ремонте, настолько жалобно выглядел. Хотя Пепел поступил с ним весьма гуманно: с комфортом засунул в багажник, локти-колени перебивать не стал, даже голову на колесо положил, как на подушку. Пленник, похоже, Пепловой щедрости не оценил, глядел хмуро и исподлобья:

— Так меня на собственной машине еще не катали.

— Не на твоей, а на казенной, — строго поправил Пепел.

— Я так понимаю, звать на помочь — бесполезно? — как-то излишне спокойно уточнил экс-комиссар.

— Ход мыслей в целом верный.

— Дай хоть закурить-то, — попросил бывший-бывший-бывший, и в его голосе Пепел узнал умоляющие нотки на грани срыва.

— Курение вредно, — с суровой непреклонностью отказал Сергей.

— Все равно помирать, — с отчаянием хныкал Буринин.

— Не скули на бультерьерской фене. Курево — после. Рассказывай свои запутки подробней и правдивей. Повторяю — ПРАВДИВЕЙ.

— Фашист, — констатировал умаявшийся вешать лапшу комиссар, посучил по паучьи согнутыми, затекшими ногами. — С чего начнем, с Лунгина, или со страхового общества?

— Для начала попробуем вернуться к китайскому вопросу…

Теперь вспомним о большой любви, оставшейся последней в рядах союзников Насте, решил Сергей, за тягомотный час выжав из Георгиевича до донышка правду по капле. Настя обеспечит безопасность при обмене уютно упакованного в багажник товарища на племя молодое, незнакомое, подростковое. Ей — благодарность от начальства, а мне — наконец спокойную жизнь.