Революционные события летом 1905 г., особенно ярко проявившиеся в восстании на броненосце «Потёмкин», вызвали тревогу среди буржуазии. П. Б. Струве в «Освобождении» видел «слабую сторону» восстания в том, что оно было произведено «против офицеров». Он пугал, что «.. участие вооружённых сил в политическом движении страны представляет и для дела истинной революции крупные опасности… приучая страну к идее и практике «пронунциаменто»»

Но страх перед революцией охватил буржуазию не в такой сильной степени, чтобы заставить её без всяких условий заключить союз с самодержавием. Напротив, убедившись в растерянности и бессилии правительства, буржуазия после одесских событий начала «краснеть». Это выражалось в усилении заигрывания освобожденцев с демократией и в расширении оппозиционного фронта за счёт торгово-промышленной буржуазии.

Новая попытка организации торгово-промышленной партии. Как мы видели, мартовское совещание промышленников не привело к политическому объединению торгово-промышленной буржуазии. Революционные события лета 1905 г. снова поставили перед промышленниками вопрос о политическом самоопределении.

Инициатива объединения промышленников на определённой политической платформе на этот раз принадлежала железозаводчикам.

21 июня в Петербурге на собрании группы промышленников было избрано бюро из пяти лиц. Кроме Ковалевского и Енакиева, входивших в организационную комиссию, выбранную мартовским совещанием, в новое бюро вошли М. Ф. Норпе, А. А. Вольский и гр. Андр. А. Бобринский. Бюро этому было поручено выработать программу политико-экономических пожеланий, которые по возможности удовлетворили бы потребности промышленности и торговли2.

В «преамбуле» проекта «политической и экономической программы русских торговцев и промышленников», составленного бюро, отчётливо виден мотив, толкавший капиталистов на путь политического объединения. Там говорилось: «Прошло уже полгода с тех пор, как внутренняя жизнь России вышла из своей обычной колеи. За рабочими волнениями последовали опасное аграрное движение и народные возмущения с кровопролитными столкновениями… Русские торговцы и промышленники, не видя в существующем государственном порядке должной гарантии для своего имущества, для своей нормальной деятельности и даже для своей жизни, не могут не объединиться на политической программе с целью содействовать установлению в России прочного правопорядка и спокойного течения гражданской и экономической жизни страны».

Для установления «прочного правопорядка» необходима организация народного представительства, состоящего из двух палат и обладающего правом решающего голоса.

В области экономических задач проект программы ограничился общими фразами о «планомерном покровительстве всем отраслям национального труда» в виде «поднятия земледельческой культуры», «рациональной охраны (не только одними таможенными пошлинами) русского труда от иностранного угнетения» и «создания народного кредита».

В проекте программы был ещё пункт (вскоре исчезнувший) о децентрализации государственной власти, о «расчленении страны на ряд самоуправляющихся областей под общим руководством центральной власти»3.

Эта программа была доложена 25 июня на собрании кружка промышленников, группировавшихся вокруг конторы железозаводчиков, который решил безотлагательно созвать Всероссийский съезд представителей промышленности и торговли, чтобы обсудить вопросы об отношении к предполагаемому созыву Государственной думы и существующим организациям земских и городских деятелей и избрать бюро, которое служило бы объединяющим органом. Местом съезда была избрана Москва. Было постановлено командировать в Москву М. Ф. Норпе, В. И. Ковалевского, А. А. Вольского и А. Н. Ратько-Рожнова, чтобы убедить Н. А. Найдёнова созвать в Москве от имени Московского биржевого комитета Всероссийский съезд промышленников и торговцев4.

27 июня в Москве состоялось совещание промышленников, на котором присутствовали кроме прибывших из Петербурга Норпе, Ковалевского, Вольского и Ратько-Рожнова представители Московского биржевого общества А. С. Вишняков, А. И. Коновалов, Г. А. Крестовников, Н. А. Найдёнов, Н. И. Прохоров, П. П. Рябушинский, В. Г. Сапожников и др. Совещание единогласно постановило созвать возможно скорее съезд представителей промышленности и торговли для объединения на определённой программе политического и экономического содержания и для избрания специального бюро ввиду предстоящих выборов в Государственную думу. Вместе с тем на этом совещании было признано необходимым «выяснить программу и намерения земских и городских деятелей». Выборы на съезд было решено произвести от совещательных учреждений по торговле и промышленности. Съезд решено было провести в Москве 4 июля5. Приурочивая свой съезд к земско-городскому съезду, промышленники, несомненно, хотели войти в общий фарватер либерального движения.

На съезд прибыли представители 23 учреждений: 9 биржевых комитетов, 4 специальных бирж, 2 комитетов торговли и мануфактур, 7 отраслевых обществ, контор и съездов и Петербургского общества заводчиков и фабрикантов. При проверке полномочий выяснилось, что из присутствующих лиц только представители Московского и Нижегородских биржевых обществ, Иваново-Возненского комитета торговли и мануфактур и Петербургского общества содействия улучшению фабрично-заводской промышленности были избраны собраниями соответствующих обществ и комитетов, прочие же были назначены без созыва таких собраний.

На съезде были представлены более или менее равномерно все важнейшие индустриальные районы, за исключением Польши. Отказ польских промышленников от участия в съезде объясняется тем, что в Царстве Польском крупная буржуазия политически организовалась значительно раньше, причём партийная группировка там произошла по национальному признаку. Съезд был открыт 4 июля в зале Московской биржи председателем Московского биржевого комитета Н. А. Найдёновым, но председателем съезда был выбран либеральствующий лидер уральских горнозаводчиков В. И. Ковалевский. Это явилось, как мы увидим дальше, дурным предзнаменованием для так называемой найдёновской партии.

В своей вступительной речи Ковалевский, указав на необходимость объединения промышленников в связи с предстоящими выборами в Государственную думу и неотложность выбора бюро для соответствующих по этому предмету действий, предложил на рассмотрение съезда упомянутый выше проект «политической и экономической программы русских торговцев и промышленников». При этом Ковалевский высказал своё убеждение в том, что единственной мерой, достигающей цели, представляется организация нового государственного учреждения на основаниях, проектируемых съездом земских и городских деятелей 6.

Участники съезда высказались за немедленное осуществление обещанного народного представительства, но по отношению к проекту Булыгина мнения разделились. Большинство пришло к заключению, что Дума «с совещательным голосом никого не удовлетворит и существующего возбуждения не успокоит, к тому же значительная часть населения, в том числе и фабрично-заводские рабочие, не включена в число избирателей, а само народное представительство сводится к комиссии экспертов при Государственном совете». Меньшинство же во главе с делегацией Московского биржевого общества нашло, что этот проект «при настоящем развитии народа единственно возможный к осуществлению» 7.

В. В. Рейхардт утверждает, что на съезде «столкнулись интересы стремившейся к европеизации тяжёлой индустрии с интересами московских мануфактуристов типа Г. А. Крестовникова» и лишь «в дальнейшем… наметился некоторый раскол в среде самой лёгкой индустрии»8. В действительности расхождения среди московских промышленников обозначились ещё накануне 1905 г.

Делегация Московского биржевого общества на съезде состояла из представителей «найдёновской» группы, возглавляемой Н. А. Найдёновым и Г. А. Крестовниковым. Эта группа опиралась на старые московские банки — купеческий, торговый и учётный. Её участники с трудом приспосабливались к новым условиям империалистической эпохи, медленно и неохотно расставались с устаревшими, «замоскворецкими» приёмами предпринимательской деятельности, сложившимися ещё при крепостном праве. Они привыкли проводить свои коммерческие операции в ведомственных канцеляриях и потому отличались крайним сервилизмом по отношению к самодержавию.

«Найдёновская» группа, располагая большинством в биржевом комитете, выступала от имени всего торгово-промышленного мира Москвы с политическими декларациями ультраконсервативного направления. Когда после 9 января 1905 г. Московская городская дума постановила ходатайствовать перед правительством о предоставлении рабочим права «мирных» стачек, права собраний и союзов^ то председатель Московского биржевого комитета Найдёнов направил товарищу министра финансов докладную записку, в которой заявлял, что это решение городской думы «не может быть признаваемо мнением промышленного сословия»9. 3 февраля 1905 г. Московское биржевое общество обратилось к царю со всеподданнейшим адресом, в котором выражало своё «непоколебимое сознание, что лишь под верховным водительством самодержавной (курсив мой. — Е. Ч.) власти возможно сохранение мощи и целости России и её дальнейшее преуспеяние» 10.

Реакционная позиция Московского биржевого комитета не отражала настроения всего торгово-промышленного мира Москвы. Среди выборных Московского биржевого общества была группа «молодых», возглавляемая Рябушинскими и Морозовыми, которая находилась в оппозиции к «найдёновскому» большинству. В неё входили промышленные и банковские деятели нового, современного склада. Чтобы обеспечить минимальными гарантиями капиталистическое развитие страны, эта группа выступала с требованием политических реформ, аналогичных с программой земских деятелей. Летом 1905 г. группа «молодых», среди которых уже тогда заметно выделялись П. П. Рябушинский, А. И. Коновалов, С. И. Четвериков и С. Н. Третьяков, впервые скрестили шпаги с группой Найдёнова — Крестовникова, стремясь парализовать её влияние в московских торгово-промышленных кругах и вытеснить её из Московского биржевого комитета.

При избрании представителей на июльский съезд в собрании Московского биржевого общества лидеры «молодых» П. П. Рябушинский и А. С. Вишняков возражали против императивных мандатов делегатам. Но собрание «признало надлежащим избрать для участия в совещании лиц, стремящихся к поддержанию принятого биржевым обществом направления»11, формулированного в цитированном выше всеподданнейшем адресе. На съезде при обсуждении проекта Булыгина представители «молодой» группы выступили против «найдёновской» группы за предоставление народному представительству законодательных прав.

Найдёнов, потерпев поражение, на следующее заседание съезда, 5 июля, не явился, а заместитель председателя Московского биржевого комитета Сапожников сообщил, что генерал-губернатор вследствие того, что съезд в своих занятиях вышел из программы, представленной Н. А. Найдёновым, не находит возможным допустить дальнейшие занятия съезда в помещении Московской биржи.

После этого председатель Ковалевский поставил на баллотировку вопрос о том, должна ли будущая Государственная дума иметь решающий (законодательный) или только совещательный голос. Голосование дало следующие результаты: за совещательный голос Государственной думы высказалось одно учреждение — Московский биржевой комитет, воздержалось от голосования Елецкое биржевое общество, уклонились от голосования Казанский биржевой комитет и Костромской комитет торговли и мануфактур, отсутствовали представители Иваново-Вознесенского комитета торговли и мануфактур и Московской мясной биржи. Все остальные делегаты подали голос за законодательные права народного представительства.

Следующее заседание съезда состоялось вечером 5 июля в доме П. П. Рябушинского. На заседании обсуждалась система выборов в Государственную думу. Значительным большинством (16 учреждений) съезд высказался за всеобщее избирательное право. За избрание по «бытовым» группам было подано три голоса и столько же голосов — за избрание по «бытовым» группам в качестве переходной формы к всеобщей подаче голосов. Прямая подача голосов была отвергнута. За неё голосовало три учреждения, три воздержались и 16 голосовали за двухстепенную подачу голосов. Таким образом промышленники приблизились к платформе земской оппозиции, остановившись только перед прямой подачей голосов. Остальные же три члена формулы ими были приняты точно так же, как и требование облечения будущей Государственной думы законодательными правами.

Естественно поэтому, что съезд решил приветствовать открывшийся 6 июля съезд земских и городских деятелей «как соратников на поприще изыскания средств к восстановлению порядка в России мирным путём» 12. Однако бюро земских съездов не нашло возможным принять делегацию промышленного съезда в общем заседании, не испросив на это предварительно разрешения съезда, и предложило изложить приветствие письменно. Делегаты не сочли удобным ни излагать приветствие письменно, ни ожидать результата голосования и ушли, послав председателю бюро земского съезда телеграмму, что они просят считать эпизод с неприёмом депутации промышленников как бы не бывшим 13. Отказ в приёме представителей промышленного съезда земско-городским съездом объясняется тем, что земские либералы, драпировавшиеся в это время во «внеклассовые» цвета, избегали афишировать свою близость к организации крупного капитала.

На последнем заседаний торгово-промышленного съезда вечером 6 июля было оглашено заявление представителей Московского и Елецкого биржевых обществ и Иваново-Вознесенского комитета торговли и мануфактур о том, что они, уяснив себе в течение бывших 4 и 5 июля заседаний, что между ними и большинством членов совещания обнаружилось коренное различие во взглядах по основным вопросам будущего политического строя России, не признают возможным принимать дальнейшее участие в совещании. Заявление подписали Г. А. Крестовников, В. С. Баршев, В. Г. Сапожников, Н. И. Прохоров и представитель Елецкого биржевого общества Петров14.

Перед закрытием торгово-промышленный съезд принял постановление, в котором подчёркивалось, что только при организации народного представительства с правом решающего голоса возможно «умиротворение населения». Осудив насильственно-революционное осуществление участия народа в государственном управлении, съезд высказался за двухпалатную систему. Всякий законопроект, государственная роспись доходов и расходов, налоги, подати и пошлины вступают в законную силу по принятии их палатами и по утверждении царём. Избрание в нижнюю палату производится всеобщей, тайной и двухстепенной подачей голосов. Верхняя палата является представительницей отдельных территорий и учреждений. Состав и порядок избрания верхней палаты и организация местных самоуправлений подлежат определению первых собраний нижней палаты. Непосредственное допущение женщин к пользованию активным и пассивным избирательным правом съезд признал «пока невозможным ввиду установившегося взгляда на женщину в деревне» 15.

Отметив далее, что проект Булыгина «не внесёт желанного успокоения в народную жизнь», съезд спешит заявить о своей лояльности: «Если же правительством будет осуществлён проект, не соответствующий изложенным взглядам, то в видах скорейшего введения народного представительства совещание представителей промышленности и торговли считает необходимым, чтобы представители промышленности и торговли приняли участие в выборах, в надежде, что выбранные депутаты в Государственную думу озаботятся о скорейшей реорганизации народного представительства, согласно изложенным выше основаниям» 16.

Для дальнейших шагов по созданию торгово-промышленной партии съезд избрал бюро в составе 24 лиц. В него вошли: А. А. Ауэрбах, гр. Андр. А. Бобринский, Я. П. Беляев, А. С. Вишняков, А. А. Вольский, С. П. Глезмер, Ю. П. Гужон, Ф. Е. Енакиев, Е. И. Кавос, В. И. Ковалевский, А. И. Коновалов, Э. Л. Нобель, М. Ф. Норпе, П. П. Рябушинский, М. Н. Триполитов, К. П. Фёдоров, С. И. Четвериков, Н. Н. Щепкин и др. Председателем бюро был избран председатель конторы железозаводчиков Норпе, а местопребыванием бюро — Петербург.

Бюро июльского съезда намечало созвать в конце июля — начале августа новый, более представительный съезд деятелей промышленности и торговли со следующей повесткой дня: 1) выборы центрального и организация местных бюро, 2) вопрос о выборах в народное собрание и смета расходов по отдельным районам на это, 3) издание газеты для распространения в обществе правильного взгляда на промышленность и торговлю и выяснения её нужд и потребностей и 4) разработка экономической программы русской промышленности и торговли 17.

Однако попытка создания всероссийской политической организации крупного капитала и на этот раз не увенчалась успехом прежде всего из-за противодействия «найдёновской» группы, укрепившейся в Московском биржевом комитете. На собрании выборных Московского биржевого общества 14 июля Найдёнов провёл свою точку зрения о предоставлении народному представительству совещательного голоса. «Московское биржевое общество, — писал он министру финансов, — остаётся при твёрдом сознании, что сохранение единства и мощи России возможно только при верховном водительстве самодержавной власти…» 18 Петербургское общество заводчиков и фабрикантов высказалось за отсрочку нового съезда до сентября 1905 г., с тем чтобы предварительно закон о Государственной думе был обсуждён в отдельных совещательных по делам торговли и промышленности учреждениях 19.

13 августа Трепов на письме Коковцова с сообщением о предполагаемом созыве съезда написал резолюцию: «Съезда не допускать, а Норпе прижать к стенке»20. 18 августа у Норпе был произведён обыск с изъятием бумаг июльского съезда21.

Тем временем «молодые» выборные Московского биржевого общества (С. И. Четвериков, П. П. Рябушинский, И. А. Морозов, А. С. Вишняков, В. Л. Бахрушин и др.) публично отмежевались от «найдёновской» группы и на своём совещании, проходившем в двадцатых числах июля в Москве, обсудили вопрос о выработке плана действий на случай, если бы будущей Государственной думе был дан только совещательный голос. Четвериков предложил следующие меры, долженствующие помешать организации совещательного народного представительства по проекту Булыгина: 1) отказ представителей промышленности и торговли от участия в Государственной думе; 2) противодействие правительству в реализации новых внутренних займов; 3) отказ платить промысловый налог и 4) закрытие всех фабрик и заводов для того, чтобы создать массовое рабочее движение. Но эти предложения не получили одобрения. Вишняков и Рябушинский, соглашаясь принципиально с возможностью противодействия внутренним займам, в то же время находили это слишком крайней мерой. Много возражений встретило также предложение о закрытии фабрик и заводов, но после продолжительных прений было решено этот вопрос включить в программу общего съезда представителей промышленности и торговли. Совещание отвергло предложение о бойкоте Государственной думы и признало необходимым приложить все старания к проведению в неё как можно более приверженцев оппозиции22.

На следующем совещании либеральной группы Московского биржевого общества, состоявшемся в конце августа в Нижнем Новгороде, было постановлено всеми средствами противодействовать выборам в будущую Государственную думу единомышленников Найдёнова и добиться изменения деятельности Московского биржевого комитета, введя в него на предстоящих в 1906 г. выборах новые элементы исключительно либерального направления 23.

Вовлечение в либеральное движение городских деятелей. Как мы указывали во второй главе, органы городского самоуправления до 1905 г. стояли в стороне от либерального движения.

После 9 Января только отдельные городские думы, преимущественно небольших городов, возбудили ходатайства о созыве народных представителей. Городские думы крупных городов отмалчивались или выступали в традиционном духе, выражая чувства своей «беспредельной благодарности» за акты 18 февраля.

Только под влиянием цусимского разгрома думы крупных торгово-промышленных городов стали выступать с оппозиционными заявлениями. 24 мая Московская дума большинством против 12 голосов признала необходимым «немедленный созыв народных представителей, первой задачей которых должно быть разрешение вопроса о войне и мире»24.

23 мая в открытом заседании Петербургской думы проходили прения по поводу выработанного особой думской комиссией проекта петиции о преобразовании государственного строя. Гласный Г. А. Фальборк предложил избрать чрезвычайную комиссию для представления царю петиции и адреса о немедленном созыве народных представителей. Дума одобрила петицию, но решила представить её в Комитет министров. Вопрос об адресе царю остался открытым25.

Ещё в феврале в Московской городской думе состоялось небольшое совещание городских деятелей Москвы, Харькова, Нижнего Новгорода и Киева, на котором было избрано бюро по созыву съезда представителей городов, под председательством московского городского головы кн. В. М. Голицына26.

15—16 июня происходил первый съезд городских деятелей, на котором присутствовали 117 представителей губернских городов (из 205 приглашённых). Вести о восстании «Потёмкина» повлияли на принятие съездом сравнительно либеральных решений. По крайней мере первоначальные намётки резолюции, сводившиеся к расплывчатому требованию «организации народного представительства на началах всеобщности и равенства… Для совместного с монархом строительства земли», были заменены новым проектом, в котором прямо указывалось на необходимость введения в России народного представительства на конституционных началах и выражалось отрицательное отношение к булыгинскому проекту 27.

По вопросу об организации народного представительства съезд вынес решение, что оно должно состоять из двух палат: первая — из представителей, избранных всем населением империи, а вторая из представителей, избранных органами местного самоуправления, преобразованного на демократических началах и распространённого на всю Российскую империю. В заключение съезд выразил солидарность с адресом и депутацией майского съезда земцев и поручил своему бюро соединиться с бюро общеземского съезда и собраться на общий съезд в начале июля28.

Как видим, июньский съезд городских деятелей в своих решениях приблизился к платформе земцев. Тем самым созданы были условия для образования общебуржуазного оппозиционного фронта.

Обращение июльского земско-городского съезда к народу. Во главе буржуазного оппозиционного движения по-прежнему шли земские либералы.

Под впечатлением быстрого роста революционных сил и явной растерянности правительстват бюро земских съездов решило созвать в начале июля в Москве новый съезд. В качестве легального повода был выдвинут вопрос о необходимости доложить съезду о результате представления царю депутации 6 июня 1905 г.

Московский генерал-губернатор Козлов считал возможным допустить съезд, но Трепов с согласия царя запретил его. На случай же, если бы съезд собрался вопреки запрещению, Трепов приказал полиции, «не разгоняя его силой, ограничиться переписью участников с предложением разойтись»

Открывшийся 6 июля съезд земских и городских деятелей не мог не отразить то «полевение», которое охватило самые разнообразные круги имущих классов.

На съезде либералы вынуждены были признать неудачу обращения майского съезда к царю. «Когда мы ехали в Петергоф, — говорил инициатор посылки депутации к царю И. И. Петрункевич, — мы ещё надеялись, что царь поймёт грозную опасность положения и сделает что-нибудь для её предотвращения… Когда же государь, сказав земской депутации одно, через несколько дней заявил представителям «Союза русских людей» совершенно обратное и когда полицейский режим после приёма депутации не только не был ослаблен, но, наоборот, усилился, то я пришёл к решительному убеждению, что от верховной власти земцы более ничего ожидать не могут; надо обратиться к народу и встать во главе начавшегося освободительного движения»30.

Проект обращения к народу, составленный И. И. Петрункевичем, по словам Ф. А. Головина, был написан «горячо и резко по отношению к правительству». Он вызвал горячие прения в бюро. Н. Н. Львов и кн. С. Н. Трубецкой указывали на несоответствие его с общим тоном и содержанием речи С. Н. Трубецкого, сказанной им царю в Петергофе при приёме земской депутации. Но подавляющее большинство членов бюро было за принятие проекта Петрункевича, и при баллотировке он был принят почти единогласно. Тогда Головин со своей стороны заявил, что подаёт голос против и что если съезд примет такое обращение, то он вынужден будет отказаться от поста председателя бюро и члена съезда, так как считает, что «составлять и распространять подобную прокламацию может лишь подпольная революционная партия, а не открыто действующая организация, подобно нашей»31. Головина поддержал С. А. Муромцев, видевший главный изъян проекта в том, что он как бы призывал население к противодействию правительству, не выделяя из понятия «правительство» царя32. Все члены бюро согласились с правильностью этого указания, и было решено поручить комиссии в составе юристов Ф. Ф. Кокошкина, С. А. Муромцева и В. Д. Набокова переделать текст обращения, чтобы не оставалось никакого сомнения, что речь в нём идёт только о бюрократии, но не о Царе. Комиссия смягчила резкий обличительный тон и подчеркнула мирный характер обращения.

Но и в новой редакции проект обращения встретил возражения со стороны представителей шиповского «меньшинства», которое было принципиальным противником вовлечения народа в политическую борьбу. Барон Энгельгардт (Смоленская губерния) высказался против призыва к вступлению на активный путь, так как «среди крестьян это вызовет возбуждение. У них активность проявляется в дрекольях, дубинах и поджогах». М. А. Стахович, находя воззвание «несвоевременным», предупредил, что «съезд этим шагом порвёт с земскими учреждениями на местах, а надо, чтобы он всегда действовал от их лица, в этом его сила».

Сторонники обращения к населению подчёркивали, что земцы «отстают от событий» и что «крайние партии пользуются тем, что мы не идём к народу». Для того чтобы отклонить начавшуюся революцию от «кровавых форм», земские деятели должны заслужить доверие народа, а для этого надо идти с петициями не к царю, а к народу. Д. Д. Протопопов (Самарская губерния) предлагал даже упомянуть в обращении о том, что Государственная дума займётся вопросом о земельной нужде крестьян. «Революция — факт, — говорил И. И. Петрункевич. — Мы должны отклонить её от кровавых форм. Мы пойдём для этого к народу. Мы заслужим его доверие». После патетической речи Родичева, в которой он говорил: «Мы хотим в непродолжительном времени стать представителями народа и боимся обращаться к народу. Как же мы приобретём его доверие?»33, — подавляющим большинством (более 200 голосов против 8) принято было предложение бюро об обращении к населению.

Обращение начиналось критикой полицейских репрессий против освободительного движения. Дальше упоминалось о неудаче депутации б июня, причём в обращении тщательно отделялась личность царя от его советников, которые-де нарушают царскую волю. После экскурса в историю освободительного движения, которое изображалось в таком виде, что сперва демократические лозунги выдвинуты были якобы земцами, а затем эти лозунги стали повторять рабочие, крестьяне, учащаяся молодёжь и другие, обращение призывало народ работать вместе с земцами ради «общей цели» — «достижения истинного народного представительства». При этом в воззвании с особой силой подчёркивалось, что «путь, нами указываемый, — путь мирный. Он должен привести страну к новому порядку без великих потрясений и без тысяч напрасных жертв»34.

Чтобы не оставалось и тени сомнений в том, что земские деятели по-прежнему стоят за мирные, легальные и открытые способы действий, съезд отверг подпольное печатание и распространение обращения и постановил напечатать его в газетах, а если это окажется невозможным, то разослать участникам съезда и в земские и городские управы.

По предложению Трепова царь назначил сенатора К. 3. Постовского для предварительного расследования деятельности съезда. На вопрос, поставленный Постовским, «не было ли допущено… противоречие между общим направлением съезда 6-го июля и чувствами депутации 6-го июня», кн. С. Н. Трубецкой отвечал: «Я не нахожу, чтобы деятельность съезда уклонилась от первоначального курса, чтобы земская организация себе изменила… Столь же резко, как прежде, проводилась грань между «бюрократией» и «престолом», между «приказным строем», ослабляющим престол, узурпирующим его права, нарушающим его высочайшую волю, и монархическим началом, между «советчиками» государя и его особою. Не менее решительно, чем прежде, проводилась основная тенденция — необходимость мирного, закономерного развития, мирного разрешения современного кризиса…»35

В своём ответе Постовскому И. И. Петрункевич объяснял, почему съезд избрал средством для убеждения правительства в необходимости реформ обращение к народу, а не посылку новой петиции: «У меня не оставалось более сомнений, что наше совещание не может обращаться к правительству, что мы не обладаем достаточным в его глазах авторитетом, что мы должны рассчитывать только на нравственное воздействие на сознание населения и, рассказав ему всё, что нами сделано, просить у него доверия к нам, чтобы вместе работать для восстановления мирного течения жизни»36.

Своим обращением к народу либералы стремились, во-первых, удержать массы в рамках мирной борьбы и, во-вторых, опираясь на народное доверие, поднять свой авторитет в глазах правительства и тем самым усилить свои позиции в выпрашивании политических уступок.

Вопреки демагогическому заявлению Петрункевича: «До сих пор мы надеялись на реформу сверху, отныне единственная наша надежда — народ» — либералы вовсе не отказались от идеи соглашения с царизмом. Это легко проверить на их отношении к проекту учреждения Государственной думы, составленному Булыгиным. Участники июльского съезда не жалели красок, критикуя отрицательные черты этого проекта, ставившего Государственную думу в положение подготовительной комиссии при бюрократическом Государственном совете. В принятой по этому поводу резолюции говорилось, что проект Булыгина «не может внести успокоение в страну, предотвратить опасности, ей угрожающие, и вывести её из настоящего состояния анархии на путь правильного и мирного развития на основах твёрдого государственного правопорядка». Когда же перешли к обсуждению вопроса о том, идти или не идти в Государственную думу, то тут началось типичное для либералов виляние.

Бюро внесло проект резолюции, в котором утверждалось, что будущее представительное собрание может послужить «средоточием и точкой опоры для общественного движения», а потому признавалось желательным, чтобы земские и городские деятели вошли в Государственную думу в возможно большем числе и образовали там сплочённую группу37.

«Левые» либералы опасались, что участие земских и городских деятелей в булыгинской думе, единодушно отвергнутой общественным мнением страны, окончательно похоронит популярность земской оппозиции в народе. «Как же участвовать в деле, которое мы так раскритиковали? — недоумевал Н. А. Шишков (Самарская губерния). — Ведь народ подумает, что мы солидарны с проектом». Н. В. Раевский (Курская губерния) высказал уверенность, что булыгинский проект «будет разрушен жизнью», а поэтому земцы ни в коем случае не должны вступать на этот «скользкий путь». Ещё более резко отозвался о проекте бюро А. М. Колюбакин (Новгородская губерния), заявив, что, «идя в непотребное учреждение, вы себя губите» 38.

Противники бойкота думы всячески маскировали своё стремление к сделке с самодержавием левой фразой. «Встретимся с врагом в его стане и дадим ему сражение»39,— говорил Н. Н. Щепкин.

Вопрос об участии в булыгинской думе был отложен до следующего съезда, который должен был быть созван немедленно после опубликования закона о Государственной думе40. Выжидательная позиция либералов по этому вопросу облегчала им лавирование между самодержавием и революционным народом.

На заключительном заседании съезда 8 июля Н. Н. Ковалевский поднял вопрос о привлечении в состав земских съездов крестьян «для придания их решениям большей авторитетности». Его поддержал В. И. Карпов (Екатеринославская губерния), предложивший пополнить бюро съездов представителями рабочих и крестьян. Однако не только умеренные конституционалисты типа Гейдена, но и «конституционалисты-демократы» отнеслись к этому предложению крайне несочувственно, находя, что оно радикально меняет характер съездов. В. Е. Якушкин (Курская губерния) обвинил Н. Н. Ковалевского и В. И. Карпова в попытке ввести в организацию земских съездов начала сословности и представительства интересов. По предложению председательствующего гр. Гейдена вопрос этот передан был в бюро ввиду его «сложности» для доклада следующему съезду.

Попытки либералов овладеть крестьянским движением. Июльский земско-городской съезд решил войти в сношения с населением через представителей земств и городов с целью «популяризировать взгляды настоящего съезда на народное представительство, агитируя на сельских сходах, собраниях сельскохозяйственных и ссудо-сберегательных товариществ и комментируя изустно и при посредстве популярных брошюр отношение земской России к вопросу об освободительном движении»41.

После съезда некоторые земства устраивали совещания со специально приглашёнными крестьянами, пытаясь направить аграрное движение в мирное, «приговорное» русло. Так, например, 24 июля председатель Льговской уездной управы II. В. Ширков созвал в земском доме собрание крестьян, на котором убеждал, что «надо о своих нуждах (нужда в земле, уравнение во всех правах с другими сословиями и пр.) мирным путём заявлять правительству, составляя приговоры»42. В Рузском уезде Московской губернии председатель земской управы кн. П. Д. Долгоруков, выступая на сходах, ограничился прочтением речей кн. С. Н. Трубецкого и М. П. Фёдорова и ответных слов царя, а затем объяснил крестьянам значение предстоящих реформ, при которых они мирным и законным путём будут иметь право через своих представителей доводить до сведения верховной власти о своих нуждах. Спрошенный по поводу своей агитационной поездки московским губернатором кн. Долгоруков дал ему слово в дальнейшем «довести осторожность до возможных пределов и в разговорах своих совсем не касаться и не руководствоваться постановлениями земского съезда 6–8 июля»43. Действительно, на сходах в Орешковской и Никольской волостях, созванных 7 августа, кн. Долгоруков вёл беседы с крестьянами в совершенно «охранительном» духе: «на вопросы крестьян по переделу земли говорил, чтобы они не верили агитаторам и доставляли их по начальству»44.

Действуя непосредственно от имени земства, либералы не могли рассчитывать на успех у населения, поэтому они стали использовать в качестве проводника своего влияния на крестьянские массы «третий элемент». С помощью земских служащих и вообще интеллигенции либералы пытались организовать крестьянские союзы. Либеральные деятели из Московского сельскохозяйственного общества, в составе которого было много агрономов, врачей, юристов и т. д., устроили 5 мая 1905 г. совещание крестьян Московской губернии, на котором было принято решение о создании Всероссийского крестьянского союза. Это решение, широко распространённое по всей стране, послужило толчком к возникновению местных групп крестьянского союза.

Учредительный съезд Всероссийского крестьянского союза, проходивший 31 июля — 1 августа нелегально в Москве, под влиянием либералов принял компромиссные решения. С одной стороны, он постановил, что вся «земля должна считаться общей собственностью всего народа»,

а с другой — соглашался на частичное вознаграждение помещиков за землю. Крестьянский съезд вынес резолюцию о созыве Учредительного собрания, но отказался включить в программу Союза требование демократической республики, высказался против вооружённого восстания и рекомендовал крестьянам мирную, «приговорную» тактику.

Либералы и политические союзы профессиональной интеллигенции. Воздействие на широкие массы либералы пытались осуществлять также через профессионально-политические союзы интеллигенции, в возникновении которых видную роль сыграли освобожденцы.

Ещё в ноябре 1904 г. «Союз освобождения» решил начать агитацию за образование легальных союзов адвокатов, учителей и других лиц интеллигентных профессий и соединение их как между собой, так и с бюро земских съездов в единый «Союз союзов»45. Практически организация этих союзов началась после издания указа 18 февраля 1905 г., когда население получило легальные возможности для заявления своих политических требований. В марте — апреле 1905 г. образовались союзы: инженеров и техников, академический (профессоров), писателей (журналистов), учителей, адвокатов, врачей, агрономов, статистиков, конторщиков, железнодорожных служащих и др. На учредительных съездах этих союзов либералы стремились ограничить их платформу политическими требованиями («политическое освобождение России на началах демократизма») и не допустить включения в неё лозунгов свержения царизма и демократической республики, а также аграрного и рабочего вопросов, на чём настаивала демократическая масса членов съездов.

Но даже в союзах писателей и адвокатов, где был представлен цвет буржуазной интеллигенции, влияние либералов оспаривали — и небезуспешно — левые партии. Это, в частности, обнаружилось на учредительном съезде союза писателей 5–8 апреля 1905 г. При обсуждении проекта платформы полное единогласие было достигнуто только в том, чтобы будущему народному представительству принадлежала законодательная власть и чтобы оно было организовано на началах всеобщего, равного, прямого и тайного голосования. Но по аграрному и рабочему вопросам возникли серьёзные разногласия. Большинством голосов (54 против 31) съезд признал необходимым «одновременно с преобразованием государственного строя осуществить принцип национализации земли», с тем чтобы «весь земельный фонд страны был бы предоставлен в распоряжение трудового населения». По другому «острому» вопросу — о 8-часовом рабочем дне — съезд принял взаимно исключающие друг друга резолюции: одна настаивала на немедленном введении 8-часового рабочего дня во всех отраслях производства, в другой же — требование немедленного введения 8-часового рабочего дня сопровождалось оговоркой: «где он возможен по техническим условиям в настоящее время». Далее съезд подавляющим большинством высказался за введение в платформу союза требования «содействовать пролетариату в его борьбе за политическое и экономическое освобождение и стремление к обобществлению орудий производства». После этого умеренно либеральная часть делегатов съезда заявила о невозможности для них войти в союз писателей в том случае, если в его платформу будут внесены все мнения большинства по аграрному и рабочему вопросам. Во избежание раскола редакционная комиссия, которой было поручено окончательное установление платформы, нашла возможным предложить съезду исключить пока (!?) из платформы союза социально-экономический вопрос, поставив себе задачей объединение на почве общих громадному большинству политических требований. Большинством в 101 голос против 74 это предложение было принято. В центральное бюро, которое должно было вместе с тем составить и делегацию в «Союз союзов», были избраны преимущественно освобожденцы П. Н. Милюков, М. А. Винавер, И. В. Гессен и др. Единственно, чего добилось мелкобуржуазное крыло съезда, — это принятие решения «рассматривать союз исключительно как временное соглашение людей разных воззрений для некоторых тактических действий»46.

Гораздо труднее было либералам проводить свои взгляды на всероссийском съезде присяжных поверенных, на котором было постановлено организовать союз адвокатов. На этом съезде сильное впечатление произвело заявление представителя ЦК РСДРП, в котором он предложил съезду признать, что «единственный способ для нереволюционных групп проявить себя — это всестороннее обслуживание пролетариата в подготовке вооружённого восстания». Съезд постановил, что «союз содействует вооружению организованных групп населения». Но вслед за этим, словно придя в себя от «революционного головокружения», съезд отклонил забастовку как систематическое средство борьбы и принял её только как средство для демонстрации47.

8—9 мая 1905 г. в Москве состоялся учредительный съезд «Союза союзов», в котором участвовали делегаты 14 профессионально-политических союзов. Председателем съезда был избран П. Н. Милюков. Чтобы прикрыть буржуазный характер новой организации, либералы всячески подчёркивали «нейтральность» союзов, их «вне-классовость» и «беспартийность». Задачи и тактика «Союза союзов» намеренно были очерчены его инициаторами весьма неопределённо.

При обсуждении политической платформы съезд признал, что ««Союз союзов» имеет целью мобилизацию общественности для борьбы с существующим режимом и что более подробное изложение платформы его излишне» (принято большинством 30 против 26, а при голосовании по союзам большинством 7 против 5 при 2 воздержавшихся 48).

На следующий день, 9 мая, почти половина делегатов съезда (26 из 56 голосовавших) заявила особое мнение о том, что нельзя ограничиваться общим указанием на цели «Союза союзов» (стремление к политическому освобождению и изменению существующего строя на началах демократизма), и настаивала на принятии более развёрнутой формулы целей борьбы. Они полагали, что «Союз союзов» должен поставить целью своей деятельности борьбу с существующим правительством за достижение свободы слова, печати, собраний, союзов, стачек и созыв на основе всеобщего, равного, прямого и тайного голосования без различия пола, национальности и вероисповедания Учредительного собрания, обладающего всей полнотой государственной власти, способного осуществить социальные реформы не на бумаге, а в действительности создать свободный демократический государственный строй. «Иначе, — предупреждали они, — может оказаться, что «Союз союзов» или будет идти мимо жизни, или станет на сторону той части господствующих классов, которая решила идти на политические и социальные * уступки народной массе, а не прямо на сторону интересов трудящихся масс»49.

Представитель МК РСДРП С. И. Мицкевич огласил декларацию, в которой подчёркивалось, что политическая платформа, принятая съездом, придаёт «Союзу союзов» неопределённую политическую окраску, приближающую его к умеренному либерализму511. Призвав демократическую интеллигенцию порвать с буржуазными либералами и присоединиться к революционному народу, большевики покинули съезд.

По мере роста массового революционного движения происходило левение мелкобуржуазной интеллигенции. Она выходила из повиновения либеральному руководству «Союза союзов».

На III съезде «Союза союзов» в Териоках (1–3 июля 1905 г.) центральное бюро предложило «разрешение вопроса об участии в выборной агитации и самих выборах в Государственную думу в отрицательном либо в положительном смысле считать в настоящее время невозможным». Однако эта резолюция была отклонена большинством в 41 голос против 21 при 3 воздержавшихся.

Съезд большинством в 43 голоса против 20 при 2 воздержавшихся признал проект Булыгина «дерзким вызовом со стороны правительства всем народам России», заявил, что «он будет протестовать и против всякого иного закона о народном представительстве, не основанного на принципах всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права без различия пола, национальности и вероисповедания», и признал «недопустимым для членов «Союза союзов» ни проведение кого-либо в проектируемую Государственную думу, ни личное в ней участие»51.

В. И. Ленин видел в этом решении «первый шаг мелкобуржуазной интеллигенции к сближению с революционным народом»52.

Съезд группы земцев-конституционалистов о социальной основе и платформе будущей либеральной партии. Организуя формально профессиональные, а фактически политические союзы адвокатов, журналистов, врачей, учителей и т. д., освобожденцы имели в виду в дальнейшем объединить земскую оппозицию с демократической интеллигенцией и привлечь к союзу этих двух сил «третью, решающую силу — народ»53. Таким образом, они хотели ««слить», — по словам В. И. Ленина, — всё «освободительное» движение в один поток демократизма ради прикрытия буржуазного характера этого демократизма» 54.

Но сближение демократической интеллигенции с революционными партиями по одному из важнейших вопросов политической жизни страны — об отношении к булыгинской думе — делало такие расчёты освобожденцев весьма гадательными. Это обнаружилось на съезде группы земцев-конституционалистов, который состоялся в Москве непосредственно после общеземского съезда 9— 10 июля 1905 г. Здесь был поставлен вопрос о дальнейшем существовании земской конституционной группы в связи с тем, что первоначальная задача группы, сводившаяся к пропаганде конституционных требований в земской среде, после принятия общеземским съездом в апреле 1905 г. политической платформы освобожденцев была в известной мере исчерпана и на очередь дня встала задача «объединения земских сил с общенародными», организации более широкой открытой политической партии.

Бюро группы предложило съезду избрать особый комитет, который должен войти в соглашение с представителями других групп общественных деятелей (адвокатов, профессоров, журналистов и т. п.) и совместно с ними образовать организационный комитет открытой «конституционно-демократической» партии.

Не успел съезд приступить к обсуждению этого вопроса, как произошёл инцидент, обнаруживший значительную неоднородность самого «ядра» будущей «конституционно-демократической» партии. С. М. Блеклов предложил заявить от имени съезда, что вследствие безуспешности посылки петиции и депутации «группа считает впредь подобные попытки воздействия на власть излишними и полагает невозможным мирный выход из настоящего крайне тяжёлого положения»55. М. И. Туган-Барановский предложил исчерпать инцидент занесением в резолюцию, что съезд признает безрезультатной посылку депутации. С такой оценкой акции майского съезда не согласились «реальные политики» из правого крыла съезда. Они оправдывали посылку депутации и участие в ней конституционалистов необходимостью «испытать в последний раз обращение кверху и тем снять с земцев упрёк, что они не испробовали всех средств, которые могли бы наиболее безболезненно дать России нужные реформы». В результате этого шага была достигнута координация действий конституционалистов с «многочисленными элементами справа»: «даже губернские предводители приветствуют теперь нашу депутацию»56. Не имея возможности преодолеть возникшие разногласия, бюро внесло «нейтральную» формулу, в которой признавалось, что посылка депутации 6 июня является актом коалиционного съезда и что результаты её ни в чём не связывают группу земцев-конституционалистов. Эта формула, не выражавшая ни порицания, ни одобрения акту 6 июня, и была принята подавляющим большинством57.

Те же две струи — «умеренная» и «радикальная» — определились на съезде и при обсуждении вопроса о социальной основе и платформе «конституционно-демократической» партии.

Правое крыло съезда (гр. П. А. Гейден, С. А. Котляревский, проф. В. И. Вернадский, Н. К. Муравьёв, А. А. Свечин, проф. А. В. Васильев, кн. Е. Н. Трубецкой и В. М. Петрово-Соловово) считало, что земцы-конституционалисты должны явиться главным ядром, вокруг которого сгруппируется открытая либеральная партия. Гр. П. А. Гейден следующим образом доказывал «право» земцев не только взять на себя инициативу, но и составить центральное ядро будущей конституционно-демократической партии, которой он предлагал присвоить название земской: «Земство, несмотря на преобладание в его составе представителей дворянского сословия, всегда было демократично, т. е. всегда заботилось о низшем брате и стремилось проводить социальную политику». Гейден и его единомышленники настаивали на проведении ясной демаркационной линии, отделяющей новую партию от «крайних общественных групп» с их культом «физических средств борьбы». Более умеренные делегаты признавали желательным, чтобы образующаяся либеральная партия пополнялась за счёт элементов, стоящих вправо от земско-конституционной группы. В этих видах они полагали, что не следует детализировать партийную программу, особенно в области социально-экономических вопросов58.

Напротив, «радикально» настроенные участники съезда (А. А. Мануйлов, Л. Д. Брюхатов, А. М. Колюбакин и М. Л. Мандельштам) всякое «равнение направо» признавали гибельным для будущей партии, так как оно углубит пропасть, отделяющую земскую оппозицию от народа, и ухудшит её шансы на предстоящих в скором времени выборах народных представителей. «Нам, — говорил Л. Д. Брюхатов, — не следует пугаться отпадения более правых элементов, так как нам интереснее привлечь к своей программе народные массы, что возможно только при полной определённости и детальной разработанности всех пунктов партийной программы»59. Иначе, предупредил он, нам невозможно будет бороться с левыми партиями, имеющими вполне законченные программы 60.

Некоторые участники съезда высказались в том смысле, что ни группа земцев-конституционалистов, ни «Союз освобождения» не способны взять на себя задачу создания конституционно-демократической партии, так как представляют собой «неопределённые коалиции» и в их платформах много недоговорённого. М. И. Туган-Барановский, указав, что «здесь представлены все партии и, кроме реакционной, все оттенки от красного (? — Е. Ч.) и розового и отсутствует лишь белый цвет», признал невозможным из таких разнородных элементов сложить партию61.

Другие, например Милюков, полагали, что «некоторая широта захвата и неопределённость очертаний даже выгодны в деле образования партии»62. Впрочем, и он признал, что группа земцев-конституционалистов не может вся целиком войти в состав новой партии63.

П. Н. Милюков и кн. Пав. Д. Долгоруков предлагали съезду принять «en bloc» программу «Союза освобождения» как основание для дальнейшей детальной разработки её в особом комитете, который должен быть образован вместе с другими родственными земцам-конституционалистам по духу организациями64. Однако дельцы из правого крыла съезда, которые в сущности определяли его тактическую линию, не соглашались одобрить эту программу даже в принципе. С их точки зрения, «освобожденческая» платформа с её лозунгами: «Учредительное собрание», «принудительное отчуждение», «8-часовой рабочий день» и т. д. — была «вообще очень далека от реальной политики»65. Предложение Милюкова и Долгорукова не баллотировалось.

После длительных и страстных споров съезд избрал 20 лиц, в том числе 15 освобожденцев, предоставив им вступать в соглашение с другими «близкими по направлению группами» (подразумевался прежде всего «Союз освобождения») и «составить с лицами, которые будут уполномочены от тех групп, временный комитет партии» 66.

Вслед за тем съезд перешёл к обсуждению вопроса об отношении группы земцев-конституционалистов к «Союзу союзов». Выступивший по этому поводу с докладом от имени бюро Милюков подчеркнул, что союзы интеллигенции преследуют те же цели политического освобождения страны, как и либеральные земцы, и что поэтому очень желательно, чтобы земцы-конституционалисты вошли бы в состав «Союза союзов» в качестве профессиональной группы. Но Гейден и Петрово-Соловово, сославшись на резолюцию второго делегатского съезда «Союза союзов» 24–26 мая 1905 г. по поводу цусимского разгрома, заявили в категорической форме, что земцам не следует присоединяться к такой революционной организации, какой, по-видимому, является «Союз союзов». «Левые» политиканы безуспешно пытались убедить своих более прямолинейных коллег в том, что майская резолюция «Союза союзов» о пригодности всяких средств борьбы против царского правительства была написана под впечатлением минуты, что «не время замыкаться в своей среде», что земцы ничем себя не связывают, вступая в «Союз союзов», и в то же время участие земцев-конституционалистов в делегатских съездах «Союза союзов» окажет на них умеряющее воздействие. «Мы только что сделали постановление об образовании конституционно-демократической партии, — говорил кн. Д. И. Шаховской, — для партии нужны люди. Где же мы их будем искать, раз мы уклонимся от участия в Союзе союзов?»67 На это Петрово-Соловово с циничной откровенностью ответил: «.. с одинаковым основанием нам следует идти также и в «Союз русских людей»… Вообще это значит взять на себя роль миссионеров для проповеди своей веры среди дикарей»68. Вопрос был поставлен на баллотировку и решён в утвердительном смысле, но Гейден, Е. Н. Трубецкой, В. И. Вернадский, А. А. Муханов, В. М. Петрово-Соловово и некоторые другие голосовали против69. Гейден и Петрово-Соловово в дальнейшем не вошли в «конституционно-демократическую» партию, а стали учредителями открыто контрреволюционного «Союза 17 октября».

Закон 6 августа 1905 г. и сдвиг либералов вправо. 6 августа 1905 г. были опубликованы «Учреждение Государственной думы» (такое название было заимствовано из «Плана государственного преобразования» М.М. Сперанского70) и положение о выборах в неё. Оба акта представляли собой грубую подделку народного представительства.

Роль Государственной думы была ограничена предварительной разработкой и обсуждением законодательных предположений и рассмотрением росписей государственных доходов и расходов. Дума не только была лишена решающего голоса в деле законодательства, но и не обладала правом так называемой бюджетной инициативы, т. е. правом вносить в роспись новые, не разрешённые ранее в законодательном порядке доходы и расходы или сокращать доходы и расходы, обусловленные существующими узаконениями и штатами. Таким образом самодержавие царя оставалось ненарушенным и старые основные законы продолжали действовать.

Вместе с учреждением Государственной думы был отменён указ сенату 18 февраля 1905 г. о направлении в Совет министров всех проектов, касающихся усовершенствования государственного порядка. В манифесте об учреждении Государственной думы царь объявлял, что он сохраняет «всецело за собой заботу о дальнейшем усовершенствовании» этого учреждения.

Система выборов в Государственную думу была построена по образцу старого Земского положения 1864 г. Выборы были многостепенные, и все избиратели делились на три курии: землевладельцы, горожане и крестьяне. Избирательный закон допускал к выборам, за исключением крестьян, лишь так называемые цензовые элементы — землевладельцев и городскую буржуазию. Рабочие совершенно лишены были права участия в выборах. Большинство городской интеллигенции также не было допущено к избирательным урнам.

В составе губернских избирательных собраний, на которых избирались члены Государственной думы, преобладали выборщики от крестьян. По всей России 43 % выборщиков избирались съездами уполномоченных от волостей, 34 %—съездами уездных землевладельцев и 23 % — съездами городских избирателей. Предоставление крестьянским голосам наибольшего влияния на исход выборов было обусловлено тем, что правящие круги в то время считали «сермяжное» крестьянство консервативной силой и пытались играть в крестьянский цезаризм, выдавая себя за защитников слабых, общины, неотчуждаемости наделов и пр. При рассмотрении в Совете министров проектов Булыгина Витте, по утверждению С. Е. Крыжановского, развивал мысль, что «весь успех задуманного дела зависит от того, в какой мере примут участие в народном представительстве крестьяне как основная стихия русской государственности». Он настаивал, чтобы крестьянам было предоставлено самое широкое участие в выборах71. Эта мысль стала в правящих кругах господствующей.

Широкое участие крестьянского сословия в выборах признавалось официальными кругами особенно желательным ввиду «надёжности этого сословия в политическом отношении»72. «Крестьянам, — полагали составители избирательного закона, — чужда мысль об ограничении царской власти, а в самодержавии крестьянство видит для себя естественную и единственную защиту»73.

На Петергофском совещании 19–26 июля 1905 г., созванном под председательством Николая II для окончательного обсуждения проекта Государственной думы, ультрареакционеры А. С. Стишинский, А. А. Нарышкин, гр. А. А. Бобринский и другие решительно высказались за сословную систему выборов. Они утверждали, что «Дума в том только случае будет успешно выполнять своё назначение, если в ней обеспечено будет широкое участие дворянства и крестьянства»74. С особым пафосом за широкое представительство от крестьян в Думе ратовал «кощей самодержавия» К- П. Победоносцев. «Крестьянство, — говорил он, — господствующее зерно населения, и для законодательства голос его важнее всех». Чтобы предупредить проникновение в Думу вместо настоящих крестьян неблагонадёжного «третьего элемента», Победоносцев полагал, что выборы от крестьянской курии должны и в губернском собрании происходить отдельно75. Мысль, что крестьяне, особенно неграмотные, с их «цельным мировоззрением» и «эпической речью» проникнуты «охранительным духом», разделяли и другие ретрограды. П. X. Шванебах уподобил крестьян «ценному балласту, который придаст устойчивость кораблю-Думе в борьбе со стихийными течениями и увлечениями общественной мысли». Ему вторил А. А. Бобринский, заявляя, что «об устойчивую стену консервативных крестьян разобьются все волны красноречия передовых элементов» 76–77.

Некоторые сановники (В. Н. Коковцов, А. А. Половцев), однако, выражали сомнения в непоколебимой преданности крестьян «историческим устоям». Они находили не отвечающим действительности сравнение крестьян со стеной, ограждающей Думу от «нежелательных увлечений». По их мнению, крестьяне скорее воск, благодарный материал для воздействия на них «революционеров-интеллигентов», которые могут увлечь за собой крестьян, затронув в них живые струны по наиболее им близкому вопросу — аграрному. Поэтому Коковцова и Половцева не могло не пугать наводнение Думы крестьянами78.

По-видимому, эти опасения разделяли и многие другие участники совещания. Мысль об устройстве отдельных выборов от крестьян доверху и создании таким образом Думы преимущественно крестьянской не получила одобрения. Совещание сочло достаточным, чтобы крестьянские выборщики в каждой губернии Европейской России сначала избирали из своей среды одного члена Государственной думы и затем принимали участие совместно с выборщиками от землевладельцев и горожан в избрании остальных членов Государственной думы. Правящие круги не отказались от ставки на монархические иллюзии крестьянства: относительное, а в 12 губернских абсолютное преобладание крестьян в губернских избирательных собраниях было сохранено. Но крестьянским выборщикам предназначалась роль фильтра, через который должны были пройти наиболее консервативные кандидаты в члены Думы из «цензовых» элементов. «Благонадёжный» состав выборщиков от крестьянской курии обеспечивался тем, что крестьяне по закону от 6 августа просеивались четырехстепенными выборами под строгим надзором предводителей дворянства.

Мы видели, что задолго до обнародования закона 6 августа либеральная буржуазия связывала свои надежды на «успокоение мятущейся страны» с созывом народных представителей. Не удивительно поэтому, что в акте 6 августа она увидела «поворотный пункт, от которого история поведёт новую стадию развития»79.

Правда, в кругах либеральной оппозиции не было недостатка в критике булыгинской думы. Неославянофилы из так называемого меньшинства земских съездов были недовольны тем, что закон б августа «ставил Государственную думу в положение подготовительной комиссии при Государственном совете, который являлся бюрократическим учреждением, отделявшим народное представительство от государственной власти и препятствовавшим действительному единению царя с народом»80.

Совет Петербургского общества заводчиков и фабрикантов на своём заседании 9 августа 1905 г. пришёл к заключению, что обнародованное 6 августа положение о Государственной думе «не даёт почвы для проявления чувств удовлетворённости… представительство промышленности неудовлетворительно, и проведение в Думу своих кандидатов потребует больших усилий…»81. Точно так же южные горнозаводчики жаловались на то, что «акт 6 августа отвёл для русской промышленности в Государственной думе прямо-таки третьестепенное место..»82.

Вместе с тем промышленники считали существенным недостатком закона 6 августа лишение избирательных прав рабочих. Это обстоятельство, по мнению Петербургского общества заводчиков и фабрикантов, «не может не отразиться крайне невыгодным образом на восстановлении нормальной промышленной жизни страны»83. Лидер польских промышленников В. В. Жуковский высказывался за особое представительство в Думе от рабочих по следующим соображениям: «а) рабочий класс в крупных промышленных центрах совершенно обособился от крестьянской массы, имеет свои интересы и проникнут своим особым классовым сознанием; б) мера эта могла бы повлиять успокоительно на рабочих и противодействовать революционной агитации..»81

Что касается освобожденцев, то они не щадили красок, рисуя отрицательные стороны булыгинской думы. «Вся эта «Дума» — сплошное глумление над обществом!»— писал Ф. А. Головин М. В. Челнокову 9 августа 1905 г.85 Но характерно, что центр тяжести позиции освобожденцев в отношении булыгинской думы заключался не в требовании изменения системы выборов, не в привлечении народа к выборам, а в расширении прав цензовой Думы, т. е. в превращении её в законодательную. На страницах освобожденческого «Права» П. Н. Милюков по поводу акта 6 августа писал: «Через него, мимо него — жизнь пойдёт вперёд, и те, кто надеется направить широкий и бурный поток жизни в этот канал, должны этот канал расширить..»86

Как указывалось выше, на июльском съезде земцы отвергли проект булыгинской думы и приняли освобожденческий проект конституции. Вопрос же о бойкоте Думы был отложен до следующего съезда, который должен был быть созван немедленно после опубликования закона о Государственной думе. Однако бюро съездов земских и городских деятелей не спешило с созывом съезда. Председатель бюро Ф. А. Головин следующим образом объяснял выгодность для либералов выжидательной тактики: «…подобная Дума не успокоит общественное движение… Теперь надо ждать сильного революционного движения. Умеренным элементам пока делать нечего. Собираться на законном основании и представлять правительству свои соображения нам нельзя после отмены указа 18 февраля. Надо выжидать событий… Действовать же нам теперь же, вопреки категорическим воспрещениям правительства и не имея под ногами законной почвы, значило бы вызвать репрессивные меры со стороны администрации на законном основании, вызвать волнение в обществе и дать основательный повод говорить нашим врагам, будто земцы нарушили покой и тишину, которые должны были быть результатом дарования русскому народу новой царской милости. Покой и тишина нарушены будут, конечно, и скоро, но не нами. Мы же должны вновь заговорить тогда, когда страна будет в сильном волнении, и говорить для того, чтобы успокоить волнение» 87–89.

Ф. А. Головин возбудил ходатайство перед московской администрацией о разрешении созвать 21 августа заседание членов бюро съездов с целью обсудить вопросы «о непременном участии представителей от земских и городских деятелей в предстоящей Государственной думе и необходимости организации самого энергичного противодействия со стороны земцев революционным партиям, решившим бойкотировать выборы». В последовавших затем тайных переговорах Головина с московским генерал-губернатором П. П. Дурново обе стороны быстро пришли к соглашению. Дурново разрешил созвать съезд земских и городских деятелей при соблюдении следующих условий: на заседаниях съезда должно присутствовать лицо, уполномоченное московским генерал-губернатором, заседания должны быть не публичными, за ход прений и за порядок в заседаниях отвечает председатель съезда, который не должен допускать уклонений от программы, противоправительственных возгласов и возбуждения одной национальности против другой. В случае нарушения этих требований председатель обязан был объявить собрание закрытым. Головин, который во время переговоров с царским сатрапом обещал от имени земцев сбавить оппозиционный «пыл», быть лояльными, верноподданными и легальными, охотно принял эти условия90.

Поворот царского правительства от запрещения и преследования земских съездов к их легализации объясняется тем, что правящие верхи и либеральная буржуазия оказались на одной и той же почве «антибойкотизма». В. И. Ленин подчёркивал, что «самодержавие страшно нуждается в легальной думской оппозиции, страшно боится бойкота… Без сделки с правым крылом буржуазии нельзя управлять страной, нельзя достать денег…»91.

В то время как либеральные дельцы (Головин, Г. Е. Львов и др.) налаживали закулисный сговор с царским правительством, освобожденцы в своей прессе всячески камуфлировали его лживыми фразами о недопустимости компромиссов и «перемирия» с правительством. «Закон б августа, — писал Струве, — означает для нас не мир с правительством, но дальнейшую ещё более напряжённую борьбу с ним. Из рук Николая II Россия исторгла новый инструмент борьбы с самодержавием и должна его использовать целиком и до конца»92.

Такое расхождение слов освобожденцев с их делами обусловлено было классовым положением буржуазии, попавшей в тиски между самодержавием и революционным народом. В. И. Ленин указывал, что наряду с желанием использовать революцию для обеспечения себе власти у либеральной буржуазии не менее горячо было желание сделки с царизмом против революции. Поэтому она должна была стремиться к «дружбе» и с царём, и с революцией93.

Обе эти тенденции отчётливо проявились на IV съезде «Союза освобождения» (23–24 августа) и на сентябрьском съезде земских и городских деятелей.

На съезде «Союза освобождения» были представлены группы обеих столиц и 21 группа губернских городов. Около Уз его делегатов состояли из земских и городских деятелей, а остальные — из лиц интеллигентных профессий (профессора, литераторы, врачи, инженеры, статистики и т. д.) 94.

Участники съезда единодушно отвергли бойкот Государственной думы под тем предлогом, будто воздержание от участия в выборах не может быть проведено в широких размерах и потому не даст практических результатов. В отношении думской тактики съезд постановил, что «члены Союза могут вступать в Государственную думу не ради участия в текущих повседневных законодательных работах, а исключительно с целью борьбы за введение в России действительных конституционных свобод и учреждений на демократических основах, не стесняясь при этом перспективой возможности открытого разрыва с существующим правительством»95. Однако в вопросе о проведении этой тактики между членами съезда обнаружились расхождения. «Одним, — вспоминает секретарь съезда кн. Д. И. Шаховской, более нетерпеливым (? — Е. Ч.) эта тактика представлялась в таком виде, что депутаты в первом же собрании должны или добиваться всего, или выйти из Думы, другие допускали возможность не только тактики приступа, но и правильной осады пресловутых ныне иерихонских стен, не сбиваясь, однако, на путь мелочной текущей работы и не «разбредаясь по лестнице компромиссов»96. Разные оттенки мнений были на съезде и по вопросу о том, чего следует добиваться в Думе в первую очередь— политических или социальных реформ? Вообще же большинство участников съезда полагало, что предрешать будущую тактику в Думе в совершенно конкретных формах преждевременно уже потому, что неизвестно, в каком числе попадут в неё освобожденцы, смогут ли они там делать «реальную политику» или использовать Думу только как «трибуну».

Придавая исключительное значение выборам по крестьянской курии, съезд признал желательным, чтобы волостными сходами при выборе уполномоченных были сформулированы основные нужды крестьян, как политические, так и экономические.

Рассмотрев заключение совета об отношениях «Союза освобождения» к центральной организации Крестьянского союза, съезд постановил воздержаться пока от ассигнования пособия ему из средств «Союза освобождения», но поручил совету войти в постоянное общение с органами Крестьянского союза. Местные группы «Союза освобождения» должны всеми мерами содействовать учреждению местных крестьянских союзов на почве платформы, соответствующей основным положениям «Союза освобождения», и посылке этими союзами делегатов на Всероссийский съезд крестьянских союзов. По мнению съезда, одним из важных путей для достижения этой задачи могут служить земские экономические и другие советы, где к ним привлекаются представители от крестьян, а также мелкие сельскохозяйственные общества, потребительные общества, кредитные товарищества и т. п.97

В связи с предстоящими выборами в Государственную думу съезд признал необходимым приступить безотлагательно к организации легальной конституционно-демократической партии, которая объединила бы вместе с «Союзом освобождения» земскую конституционную группу и другие группы того же направления, частью входящие в разные профессиональные союзы, частью ещё не примкнувшие ни к каким организациям. Высказанная отдельными делегатами мысль о том, что союз, в котором каждый член сохраняет за собой полную свободу действий, представляется формой, способствующей объединить больше сил, чем партия с определённой программой, не была поддержана съездом. Впрочем, съезд нашёл, что при вступлении в ряды конституционно-демократической партии допустимы разногласия, например, по вопросу о двухпалатной или однопалатной системе народного представительства или о немедленном осуществлении полного женского равноправия. Съезд избрал особую комиссию из 40 лиц, которой было поручено совместно с представителями земской конституционной группы образовать Соединённую комиссию для выработки партийной программы и подготовки учредительного съезда партии. В качестве исходной точки должна служить платформа «Союза освобождения», принятая на его III съезде98.

Сентябрьский съезд земско-городских деятелей. Раскол внутри земской оппозиции. На съезд земских и городских деятелей в Москве (12–15 сентября 1905 г.) прибыло 126 представителей земств и 68 представителей городских управлений. Впервые на съезде были делегаты от неземских губерний — от Северо-Западного края, Царства Польского, Области Войска Донского и Сибири. Даже от иностранных корреспондентов не укрылось, что настроение съезда представляло «поразительный контраст с настроением, господствовавшим на июльском съезде, когда большое число делегатов стояло за бойкот Думы» ".

Настроение съезда отразило, правда недостаточно полно, как мы увидим дальше, поворот направо либеральной буржуазии, «утомлённой упорной борьбой рабочих и обеспокоенной призраком «непрерывной революции»» 100. Как доносил московский градоначальник 18 августа в департамент полиции, по имеющимся у него данным, «среди представителей земских и городских деятелей в настоящее время не замечается более резких проявлений их либеральных стремлений, и, хотя большинство их не удовлетворены воспоследовавшим законом об учреждении Государственной думы, тем не менее, желая сохранить за собой право выборов в Государственную думу, они ныне безусловно отрешились от действий, могущих скомпрометировать их перед правительством, тем более что ввиду отмены высочайшего указа от 18 февраля они не находят уже для себя легального пути… Вместе с тем земские и городские деятели ныне сознают, что только легальным путём, при посредстве проведения своих представителей в Государственную думу, они будут иметь возможность осуществить те или иные либеральные идеи» 101.

Линяние оппозиционных настроений оказалось особенно заметным в органах городского самоуправления. Нижегородская дума, постановившая после кровавых событий в Нижнем Новгороде 9—11 июля создать городскую самооборону, 10 сентября «отложила» доклад о городской милиции102. Рязанские городские выборы 10 августа окончились полным поражением «интеллигентной» партии и победой стародумской, купеческой, которая мстила интеллигентам за протесты против расквартирования в городе казаков103. На сентябрьском съезде представители городских управлений заняли позиции на крайне правом фланге.

Как и следовало ожидать, земско-городской съезд почти единогласно (большинством 172 против 1) признал желательным участие в Государственной думе на том основании, что она «может послужить средоточием и точкой опоры для общественного движения, стремящегося к достижению политической свободы и правильного народного представительства» 104. При этом либералы не скупились на «революционные» фразы. Как образец либеральной демагогии можно привести выступление тверского земца Е. В. Роберти: «Борьба пойдёт и в самой Думе, и за стенами её; привилегия тех, которые в Думе, — идти первыми на приступ. Мы будем выбирать не сторонников 6-го числа, а смертельных врагов. Я полагаю, что первый день существования Думы окажется и её последним днём. Даже дальнейшие уступки бюрократии не спасут её» 105.

Однако воззвание от имени съезда к избирателям составлено было далеко не в таком «зажигательном» тоне. В нём по поводу думской тактики лишь указывалось, что «первая и главная задача Государственной думы состоит в том, чтобы выставить и провести необходимость преобразования самой Думы». При этом авторы воззвания ссылались на то, что «мысль об этом преобразовании высказана в высочайшем манифесте, который говорит о дальнейшем усовершенствовании учреждения Государственной думы». Выходит, таким образом, что «смертельные враги 6-го числа», поклявшиеся идти первыми на «приступ» бюрократических твердынь, действовали в данном случае… в точном соответствии со словами царского манифеста!

Одним из признаков поправения земско-городской среды может служить активизация на сентябрьском съезде так называемого шиповского меньшинства.

«Мы дошли до первого этапа. Мы добились представительства. И сразу же в работах сентябрьского земского съезда оказалась несогласованность»106. Эти слова делегата от Петербургской городской думы И. А. Лихачёва верно нащупывают корни разноголосицы, которая обнаружилась в земско-городских кругах. Мы видели, что единства в земских рядах, собственно, никогда не было, и уже на ноябрьском съезде 1904 г. наметилось обособление неославянофилов во главе с Д. Н. Шиповым от конституционалистов. Даже в июле 1905 г., когда образовался общий фронт буржуазной оппозиции, от представителей промышленников до «левых» освобожденцев, полного согласия между различными фракциями либерального движения не получилось. И тогда шиповское «меньшинство» не в состоянии было отрешиться от своей «народобоязни» и возражало против обращения к населению. Но в то время в руках «меньшинства» не было положительного оружия, которое оно могло бы противопоставить революционной пропаганде. Теперь, получив точку опоры в виде Думы 6 августа, шиповцы осмелели. Они заявляют, что никогда не перейдут Рубикона, отделяющего либеральное движение от революционного. Они возражают против резкого тона по отношению к правительству и направляют огонь исключительно налево.

Активность «меньшинства» на сентябрьском съезде находится в прямой связи с тем сдвигом вправо, который наблюдался в органах земского и городского самоуправления после издания закона о Государственной Думе и заключения мира с Японией. Земские собрания, проходившие летом 1905 г., в большинстве случаев солидаризировались с мнением шиповского «меньшинства». Так, лишь единичные из земских собраний высказались в принципе за принудительное отчуждение частновладельческих земель (Нижегородское губернское, Макарьевское и Горбатовское уездные). Некоторые земства, коснувшись аграрного вопроса, отклонили принцип принудительного отчуждения и высказались за расширение деятельности Крестьянского банка, за поощрение переселений и за обеспечение свободного выхода из общины 107.

Поправение земской среды нашло сравнительно слабое отражение в настроении сентябрьского съезда. Дело в том, что в составе съездов постепенно убывало число лиц, действительно уполномоченных на участие в съезде земствами и городскими думами, и в то же время съезды пополнялись «приглашёнными лицами» или путём кооптации в члены бюро представителями освобожденческой интеллигенции, не принадлежавшими ни к земским, ни к городским гласным. К тому же избрание делегаций на земские съезды производилось ещё весной 1905 г., а с тех пор настроение земских и городских деятелей значительно изменилось. В результате, чем дальше, тем всё меньше съезды могли выступать как подлинные представители земской среды.

Шиповское «меньшинство», находя, что оно имеет больше оснований выступать от лица земств и городов, заняло на сентябрьском съезде непримиримую позицию.

Уже при обсуждении проекта политической программы, воспроизводившего программу «Союза освобождения», но без её «крайностей» (Учредительное собрание и т. д.), К. К. Арсеньев и гр. Гейден возражали против прямых выборов и настаивали, чтобы в программе параллельно с мнением большинства была изложена и точка зрения меньшинства 108. Но особенно резко меньшинство выступило против пункта программы о выделении Царства Польского в особую автономную единицу с сеймом. Застрельщиком похода против национальной автономии выступили городские деятели. Требуя отвергнуть этот пункт программы без рассмотрения, А. И. Гучков заявил: «Если только по одному этому вопросу мы разойдёмся, мы — политические враги, если сойдёмся, мы — союзники». По его мнению, идти дальше Предоставления Польше прав местного самоуправления нельзя. Напрасно докладчик бюро Кокошкин убеждал, что признание автономии Польши необходимо для её успокоения. А. И. Гучков, А. М. Немировский (Саратов) и другие противники автономии окраин пугали, что если съезд примет программу федерации, то народ даст предпочтение на выборах правым партиям, на знамени которых написано: «Единство России» 109.

В результате горячих прений съезд высказался за гарантирование всем народам России права культурного самоопределения (единогласно), за выделение Царства Польского в особую автономную единицу с сеймом (113 голосов из 115) и за то, чтобы после установления правильного народного представительства для всей страны был «открыт законный путь для установления местной автономии» («за» 78 голосов и «против» 37).

В упорном отстаивании Гучковым «единства и нераздельности» России сказалось стремление русской буржуазии ввиду её экономической отсталости по сравнению с буржуазией передовых капиталистических стран укрепляться преимущественно за счёт развития вширь, т. е. за счёт самых первоначальных хищнических форм колониальной эксплуатации окраин. В то же время, поднимая знамя великодержавного шовинизма, «меньшинство» земско-городского съезда пыталось отвлечь народные массы от классовой борьбы в сторону национальной розни.

Не меньшие разногласия вызвал на съезде и проект экономической программы, выработанный бюро. Этот проект воспроизводил с некоторыми ретушами программу «Союза освобождения», принятую на его III съезде 25–28 марта 1905 г. Как уже отмечалось, освобожденская программа имела характер рекомендаций, не имеющих обязательной силы для членов Союза. В новом проекте условный характер программы был ещё более усилен, особенно в важнейшем для многомиллионного крестьянства вопросе — аграрном: теперь программа допускала принудительное отчуждение частновладельческих земель только в «случае надобности». Но и в такой расплывчатой формулировке проект бюро вызвал ожесточённые нападки, и притом не только со стороны шиповского «меньшинства», но и части земцев-«конституционалистов». Например, кн. Пётр Д. Долгоруков (Курская губерния) предостерегал от принятия детальной экономической программы с конкретно формулированными требованиями и пожеланиями, так как «результатом её явятся императивные мандаты от крестьян-избирателей» 110. Вообще на съезде царила атмосфера скрытой враждебности к крестьянству. А. М. Александров (Екатеринослав) выразил пожелание, чтобы в обсуждении экономической программы как на местах, так и в ближайшем земском съезде участвовали те, кого она более всего касается, — крестьяне. На это председатель бюро Ф. А. Головин возразил, что о привлечении крестьян в состав земских съездов была речь на июльском съезде и что это было единогласно тогда принято, с тем чтобы бюро обсудило способ осуществления. «Но к сожалению, изыскать такой способ нелегко»111.

Пункт о 8-часовом рабочем дне решено было изложить в программе параллельно в редакции большинства («установление 8-часового рабочего дня для взрослых мужчин во всех производствах, кроме тех, где эта мера будет признана практически неосуществимой») и меньшинства («постепенное сокращение рабочего дня для взрослых мужчин и установление 8-часовой нормы, где это возможно») 112.

Несмотря на умеренность экономической программы, двусмысленность и недоговорённость важнейших её положений, бюро предложило «ввиду спорности отдельных тезисов» принять программу «в первом чтении», т. е. не отвергать. Признав, что данная программа может служить точкой отправления для дальнейшей разработки, съезд поручил бюро продолжать начатую работу для представления результатов ближайшему съезду113.

Острые трения вызвало обсуждение вопроса, что именно из этой программы должно быть включено в воззвание к избирателям.

Бюро предложило включить из аграрной программы, одобренной съездом, в избирательную платформу требования об увеличении площади трудового землепользования и об отмене выкупных платежей. Защищая предложение бюро, М. Я. Герценштейн указывал, что признание принципа выкупа частновладельческих земель для увеличения крестьянского землевладения вовсе не предрешает конкретных условий его осуществления и что вообще «установить одну формулу для всех местностей нет возможности» 114.

Однако представители шиповского «меньшинства» оспаривали самый принцип принудительного отчуждения частновладельческих земель. Кн. Н. С. Волконский (Рязань) считал, что правовое государство не может содействовать захвату земельной ренты крестьянами и что недопустимость такого вывода должна быть особенно ярко выражена в воззвании. Кн. И. Э. Друцкой-Любецкий (Минская губерния) заявил, что для разрешения аграрного вопроса не меньшее значение, чем увеличение площади крестьянского землепользования, имеет переход к подворному владению и к хуторскому хозяйству115. Шиповцев в сущности поддержал и «конституционалист» М. М. Ковалевский. По его мнению, «предложение производить отрезки от частновладельческих земель требует крайней осторожности… Наша задача уничтожить безграничные латифундии, но не всякое частновладельческое хозяйство». Для Харьковской губернии, например, Ковалевский предлагал установить размер частного владения в 1000 дес.116

Если тем не менее большинство съезда решило ввести в воззвание к избирателям указание на обязательный выкуп частновладельческой земли, то оно сделало это из-за опасения, что иначе либералы на предстоящих выборах в Государственную думу будут иметь против себя все крестьянские голоса.

Как известно, рабочие совершенно были лишены избирательных прав по положению 6 августа 1905 г. Поэтому съезд счёл излишним заигрывание с рабочими. Он отказался внести в избирательную платформу требование установления 8-часового рабочего дня даже в одной из тех эластичных формулировок, которые предлагались от имени большинства и меньшинства бюро. Съезд оставил в избирательной платформе только право мирных стачек и свободу союзов.

Точно так же в воззвании к избирателям были обойдены молчанием и принятые съездом решения об автономии Польши и децентрализации законодательства. Это вызвало чувство особого удовлетворения у А. И. Гучкова, заявившего, что «при такой редакции раскола между ними не произойдёт, и мы все можем присоединиться к воззванию»

Хотя избирательная платформа, особенно в её экономической части, была составлена в самом умеренном тоне, шиповское «меньшинство» открыло шумную кампанию против «программы политических увлечений» сентябрьского съезда. Мишенью для нападок были постановления съезда об автономии. Умеренно-либеральное «Слово» 18 сентября писало: «Итак, России больше не существует. К разделу её приступил земский съезд в Москве… Не дай бог, если власть действительно попадёт в руки тех лиц, на знамени которых написано: «Раздел России»».

Считая, что съезды превратились в политическую партию освобожденческого направления, шиповское «меньшинство» решило поставить на предстоящей сессии земских собраний вопрос об отозвании из состава земских съездов своих представителей. Один из лидеров «меньшинства», Н. А. Хомяков, писал Д. Н. Шипову 25 сентября: «Мне думается, что на уездных земских собраниях следует обсудить вопрос, в какой степени желательно оставлять земское «знамя» в руках политической партии, ставящей во главе своей программы: 1) захват верховной власти в руки Государственной думы, 2) уничтожение единого Российского государства и замену его союзом самостоятельных областей… Несогласие уездных земских собраний с этими основными положениями должно повлечь за собой отозвание из земских съездов представителей земства как таковых, предоставив всем желающим участвовать в вышеназванной партии лично за себя, а не в качестве представителей земства»117. Инициатива «меньшинства» нашла сочувственный отклик в органах земского и городского самоуправлений. Решения сентябрьского съезда вызвали со стороны ряда земств (Калужского, Новгородского и др.) резкий отпор.

Разработка программ буржуазных партий. Параллельно с расколом внутри земской оппозиции происходило охлаждение промышленников к идее объединения с «большинством» земско-городских съездов на общей политической платформе. Мы видели, что в июле промышленники всячески стремились к установлению контакта с земско-городским съездом, подчёркивая, что в области политических требований между ними нет никаких разногласий. Политическая платформа торгового промышленного съезда мало чем отличалась от решений июльского земско-городского съезда. Если тем не менее представители съезда промышленников не были допущены на земско-городской съезд, то это объясняется боязнью земцев скомпрометировать себя перед лицом широких кругов населения открытым якшанием с капиталистами.

Но после актов 6 августа сами промышленники начинают подчёркивать демаркационную линию, отделяющую их от «большинства» земских съездов. Как видно из сообщения Я. П. Беляева на заседании совета Петербургского общества заводчиков и фабрикантов 19 сентября 1905 г., «в состоявшемся в Москве в начале августа совещании постоянного бюро с бюро съезда земских и городских деятелей выяснилась невозможность объединения программы промышленников с программой земств и городов: если по многим вопросам, чисто политическим, единение достижимо, то по вопросам экономическим, рабочему программы безусловно разойдутся. Но и при такой постановке представители земств и городов выразили готовность войти с промышленниками в соглашение относительно взаимной поддержки в проведении в Думу кандидатов одной и другой стороны»118.

Но это предложение не встретило сочувствия в промышленной среде. Табачный фабрикант А. А. Жуков, предвидя «значительные и, пожалуй, непримиримые противоречия в программах промышленников, с одной стороны, земских и городских деятелей — с другой», полагал, что, несмотря на заверения земцев, трудно рассчитывать на их поддержку на началах взаимности. По его мнению, промышленникам, возможно, удастся опереться в Петербурге на консервативные элементы купечества и домовладельцев, чтобы провести своих кандидатов в Государственную думу 119.

Проект программы, составленный бюро июльского съезда промышленников, в своей политической части дословно воспроизводил соответствующие положения программы сентябрьского земского съезда, только в разделе о народном представительстве был исключён пункт о прямой подаче голосов. Зато коренной переработке подверглась социально-экономическая часть земской программы. Было выброшено требование отчуждения частновладельческих земель и внесён пункт о содействии государства к переходу от общинного землевладения и землепользования к подворному и личному и об образовании на свободных казённых землях хуторских хозяйств; отвергнуто не только введение 8-часового рабочего дня, но и вообще законодательное ограничение рабочего времени для взрослых мужчин; наконец, в отличие от фритредерской окраски земской платформы было выдвинуто требование: «Таможенная политика в смысле наилучшей охраны в развитии народного труда» 120.

Эта программа, отражавшая в основном взгляды либеральных промышленников, группировавшихся вокруг Всероссийской конторы железозаводчиков, показалась несколько «радикальной» большинству питерских капиталистов.

На заседании совета Петербургского общества заводчиков и фабрикантов 19 сентября был поставлен вопрос: не следует ли обществу выработать свою политическую программу к предстоящим выборам в Государственную думу? Д. С. Старынкевич высказал опасение, что «точная формулировка экономических пожеланий промышленников, выраженная в виде особой платформы фабрикантов, лишит их шансов быть избранными в Государственную думу. Так, например, сохранение высоких таможенных пошлин, нежелание сокращения рабочего дня, отношение к еврейскому вопросу и многое другое не может быть выражено точно в избирательной платформе промышленников. Поэтому выработка специальной платформы фабрикантов нецелесообразна, а так как промышленники не считают для себя возможным примкнуть непосредственно к избирательной кампании земцев, то правильнее было бы вовсе отказаться от политической группировки промышленников». Но другие члены совета согласились с М. Н. Триполитовым, заявившим, что «вполне уместно и целесообразно выставить, при известной широте взгляда, даже искреннюю деловую программу» т.

Уже 22 сентября на заседании совета Общества был установлен окончательный текст программы, составленный специальной комиссией в составе Я. П. Беляева и М. Н. Триполитова при участии П. А. Бартмера, А. А. Мазинга и К. К- Шрёдера 122.

По рабочему и земельному вопросам проект повторял с незначительными изменениями соответствующие разделы программы постоянного бюро московского июльского съезда. Был лишь добавлен пункт об устранении вмешательства фабричной инспекции или иных административных органов в регулирование условий труда^. Более детально по сравнению с московской программой был разработан вопрос о покровительстве частной промышленности.

В проекте Петербургского общества подчёркивалось, что сооружение военного и торгового флота, а равно вооружение армии и флота и вообще казённое хозяйство (интендантское, железнодорожное и пр.) должны опираться на отечественную промышленность, причём казна должна быть устранена от ведения конкурирующих с частной промышленностью предприятий.

Если в первом варианте программы бюро московского съезда допускалась областная автономия, то эпиграфом к программе Петербургского общества заводчиков и фабрикантов был поставлен шовинистический лозунг «Россия — едина и неделима». Вместо требования всеобщего, равного и тайного голосования в проекте Петербургского общества содержалась довольно расплывчатая формула о распространении на всех граждан права участия в избрании народных представителей 123.

Проектируемой партии решено было присвоить наименование прогрессивной промышленной, но практически по организации партии до 17 октября 1905 г. ничего сделано не было.

На почве подготовки к выборам в Государственную думу происходило формирование и конституционно-демократической партии. Ещё во время сентябрьского съезда земских и городских деятелей начались заседания Соединённой организационной комиссии, составленной из делегатов группы земцев-конституционалистов и «Союза освобождения». В занятиях комиссии принимал участие весь «цвет» земского либерализма — Д. И. Шаховской, Павел и Пётр Долгоруковы, М. М. Винавер, Е. И. Кедрин, А. А. Савельев, А. М. Александров, Г. А. Фальборк, А. Р. Ледницкий, А. М. Колюбакин, А. А. Корнилов, Н. В. Тесленко, В. Е. Якушкин, П.Н. Милюков, М. Л. Мандельштам, Ф. Ф. Кокошкин, М. В. Челноков, С. А. Муромцев, М. Г. Комиссаров, В. А. Маклаков, М. Я. Герценштейн, Н. А. Каблуков, А. Ф. Фортунатов и др. Сохранившиеся в фонде кадетской партии протоколы заседаний этой комиссии проливают яркий свет на хамелеонство и политиканство лидеров будущей конституционно-демократической партии.

Внутри организационной комиссии наметились по крайней мере три течения в вопросе о задачах и формах политического объединения буржуазно-оппозиционных элементов в стране.

Наиболее умеренные либералы (В. А. Маклаков, М. В. Челноков, С. А. Муромцев и др.) предлагали сосредоточить все усилия на подготовке избирательной кампании в Государственную думу. При этом они предпочитали держать курс на цензовиков и на выборах вступать в соглашение даже с противниками всеобщего избирательного права. Ссылаясь на то, что «для тех курий, которые будут участвовать в выборах, программы не нужно», умеренная часть членов организационной комиссии выступала против выработки программы и образования партии вообще. По их мнению, следовало ограничиться созданием центрального избирательного бюро, которое должно наметить кандидатуры в депутаты Думы.

Эти предложения вызвали возражения П. Н. Милюкова. По его мнению, войдя в блок с более правыми элементами на укороченной программе, «мы можем таким образом провести своих противников» 124. Милюков предложил создать временный комитет для образования конституционно-демократической партии и подготовки выборов.

«Левые» члены комиссии указывали, что цель партии— длительная, а не только на время избирательной кампании. Последняя должна быть подчинена интересам партии. Для завоевания доверия «глубоких слоёв» необходимо выдвинуть программу широких социально-экономических реформ. «Левые» либералы предлагали взять за исходный пункт программу «Союза освобождения».

Впрочем, и те члены комиссии, которые были склонны довольствоваться одной политической платформой, понимали, что это приведёт к потере крестьянских голосов, которые имели большое значение на выборах по положению 6 августа 1905 г. Поэтому они предлагали «хитрить»: «Везде можно выставить только одно — долой бюрократию — и добиться контроля над финансами», но «крестьянам говорить, что они должны выбирать представителей, могущих отстоять именно их нужды» 125.

Большинство членов комиссии согласилось с тем, что программа партии должна быть в известной мере конкретизирована. Но стоило комиссии перейти к обсуждению аграрного раздела программы, как разногласия вспыхнули с новой силой. Каблуков и Фортунатов предлагали провозгласить в программе принцип «право на землю» и наделение крестьян землёй по «рабочей норме». Это вызвало возражения Герценштейна, заявившего о «логической необходимости выставить тогда и социализацию фабрик». По его убеждению, «надо считаться и с видами помещиков». Отвечая Герценштейну, Каблуков сказал, что «не понимает точки зрения Михаила Яковлевича. Это как раз та классовая точка зрения, которая должна у нас отсутствовать». Устранение классовой точки зрения Каблуков считал возможным достигнуть следующим приёмом: «Нужно ставить программу сполна, а затем уступки из неё делать при осуществлении». Однако этот фокус с «исчезновением» классовой точки зрения не был по достоинству оценён Герценштейном, который стал делать намёки на «увлечение» и «самодержавие» разных лиц. Угроза раскола была предотвращена Милюковым, пустившим в ход свою излюбленную тактику «равнодействия»: «Мы забываем цель. Мы пишем программу партии к.-д. Она не крестьянский союз и не помещичья партия. Нужно брать среднюю линию. Экспроприация возможна, но нельзя слишком детализировать» 126.

Организационная комиссия 6 октября отвергла принцип «право на землю» и «трудовую норму» и приняла проект первого пункта аграрной программы в следующей редакции: «Увеличение площади землепользования, основанного на началах личного труда как безземельных и малоземельных крестьян, так и других разрядов мелких хозяев-земледельцев, государственными, удельными и кабинетскими землями, а также путём отчуждения для той же цели государством части частновладельческих земель с вознаграждением нынешних владельцев по справедливой (не рыночной) оценке». Вместе с тем в условиях подъёма революции комиссия вынуждена была частично признать принцип национализации земли в форме образования государственного земельного фонда, куда должны были поступить земли, отчуждаемые на основании первого пункта аграрной программы партии 127.

Организационная комиссия обсудила также вопрос о созыве учредительного съезда партии. Норма представительства на съезд была установлена по 20 человек от столиц и по 3 человека от губернии (один земец, один интеллигент и один — если можно — крестьянин)128. Вследствие заявления некоторых членов комиссии о невозможности строго провести выборное начало и желательности «иметь на съезде лиц, важных по удельному весу», было признано возможным «смешать выборное начало с назначенством» 129.

Уполномоченным комиссии было предоставлено право в случае невозможности созвать для выборов совещание общественных деятелей пригласить на съезд кого-либо по собственному усмотрению. Сверх того члены комиссии (45 человек) могли входить в состав съезда без выборов.

Опасения о невозможности провести во многих губерниях выборы делегатов на съезд полностью подтвердились. Из-за начавшейся железнодорожной забастовки провинция даже через назначенных делегатов была представлена на учредительном съезде конституционно-демократической партии очень неполно. Пожелание же комиссии, чтобы от каждой губернии было послано на съезд по одному крестьянину, и вовсе не было выполнено.

Подведём итог. 9 Января 1905 г. явилось мощным толчком к развёртыванию буржуазного оппозиционного движения. Оно охватило вслед за буржуазной интеллигенцией и либеральными помещиками среднюю городскую буржуазию и даже крупных капиталистов. Революционные события летом 1905 г. привели к образованию единого оппозиционного фронта. Но кривая «левения» буржуазии, достигшая высшей точки в обращении к народу июльского съезда земских и городских деятелей, после издания 6 августа закона об учреждении Государственной думы приостанавливается, чтобы сперва медленно, а после 17 октября 1905 г. быстро пойти вниз.