Июнь, 2008 год.
По дороге из ЗАГСа они молчали.
Алекс вёл машину, с улыбкой поглядывая на свою правую руку, которая ловко справлялась с ручкой коробки передач. Он привык всё держать под контролем. Всегда. Потому и машины собирались для него индивидуально. Ручная сборка, и никакой «автоматики». Друзья старались, зная пристрастия Туманова.
Правая рука на обтекаемой ручке.
Контроль. Свобода. Безопасность.
Только теперь на той самой правой руке сияло изящное обручальное кольцо. Платиновые кольца — золото Ирка не носила из-за аллергии, а серебро не годилось для такого случая — были именные и изготовлены на заказ два года назад.
Алекс заказал их знакомому ювелиру прямо из машины в тот самый день судьбоносной встречи. За весь разговор Туманова по телефону выражение лица Серёги Корзина постоянно менялось. Алексу тогда посчастливилось изучить всю палитру эмоций своего друга. От дружеского любопытства на широкой физиономии: зачем Туманову понадобился ювелир да еще такой именитый мастер? До искреннего изумления в маленьких светлых глазах: Туманов, оказывается, собрался жениться!
— Вот это новость! — ахал Корзин, почёсывая белобрысый затылок. — Жениться на девушке, которая ещё ни сном, ни духом обо всём этом! Она и тебя-то, гения и знаменитость, лично не знает. И знакомиться не собирается.
— Это ничего, — говорил Туманов с нелепой щенячьей радостью. — Она всё равно будет со мной. Не сомневайся.
Тогда Серёга Корзин не узнавал своего друга. Он никогда не видел его таким и никак не мог взять в толк, что стряслось. Его, что, подменили?! Да нет, вроде он…
И Сергей внимательно, как невиданную доселе диковинку, осматривал друга со всех сторон. И даже своего одноклассника припомнил — первоклассного психиатра.
— Всенепременно, — смеялся Алекс, когда Корзин вдруг предложил ему проконсультироваться со специалистом. А потом заверял друга, что это он — Алекс Туманов собственной персоной. Тогда Сергей растерянно разводил руками.
Нет, точно подменили!
С того дня как Алекс увидел Ирку, он изменился. С того самого момента, как осознал, что они предназначены друг другу, Алекс стал другим. Он и сам не знал, что может быть таким.
Он не преследовал Ирку, хотя имел массу знакомств и способов для этого. Не искал встреч с ней, не смотря на отчаянное желание видеть её каждую минуту. Пожалуй, он даже избегал её, особенно когда читал лекции в институте. Боялся не сдержаться, поддаться чувствам. А подобная опрометчивость могла всё разрушить.
Но и сидеть на месте он не мог. Ему всё время хотелось удивлять её, дарить подарки, радовать, видеть счастливый блеск в её глазах. И он удивлял через Леську. Благодаря сестре, Алекс многое узнал об Ире: о непростых отношениях с матерью, о пылкой влюблённости в того парня из университетского парка, о привычках, вкусах и мечтах. Алекс знал, что Ирка обожает блинчики с творогом, жасминовый чай и дыни. Живёт морем, но не умеет плавать. Любит осень и ненавидит дождь. Ей нравится снег, бесшабашное катание на санках и детская игра в снежки. Она мечтает побывать в Норвегии, чьими фэнтезийными историями зачитывается по ночам. Но при этом она жуткая мерзлячка и зимой с большой неохотой вылезает из-под одеяла. Для Ирки Алекс вместе со знакомым ресторатором открыл чайное кафе, названное «Амри», с коллекцией рисованных ею комиксов в интерьере и вечерами встреч авторов и поклонников фантастики. Он подарил ей удивительное путешествие в сказочную страну фьордов, где она провела незабываемый месяц с Лесей. Исполнил мечту стать журналистом — сделал её автором популярного глянцевого журнала о моде, главный редактор которого была хорошей знакомой Алекса. Он дарил ей цветы, и ему с Леськой частенько приходилось импровизировать, чтобы доставить очередной букет адресату. А порой доходило до абсурда: выбранный Алексом подарок Ирке дарил её тогдашний парень, а цветы — случайный прохожий. Алекса заботило лишь одно — счастье в любимых шоколадных глазах. Он стал её персональным волшебником, убеждённым в главном, — настанет день, когда она окажется рядом с ним. И уж тогда он ни за что на свете её не отпустит. Он скорее умрёт, чем позволит ей уйти.
И она оказалась. Дважды. И оба раза не самым лучшим образом, но с судьбой не поспоришь. Только теперь он её не отпустил. И совершенно не знал, что делать дальше.
А он так привык всё держать под контролем. Всё и всех. Одна Ирка никак не вписывалась в его привычный уклад жизни. Не взирая на три года тайных ухаживаний, доводивших Алекса до сумасшествия. Ирка была словно с другой планеты, из другого, параллельного и абсолютно чуждого ему мира. Такая притягательная и по-прежнему недоступная. Хотя теперь всецело его. По закону. Только чувства по этому закону не предусмотрены; любовь не прописывают в штампе. И это единственное, что пугало Алекса. Как влюбить в себя эту очаровательную и такую желанную женщину? Алекс бегло глянул в зеркало заднего вида.
Ирка сидела, сцепив на коленях руки, и смотрела в окно. Машинально Алекс повернул голову и тоже взглянул за окно.
Ничего интересного. Всё как всегда. Шоссе, машины…Машины, шоссе…
Снова посмотрел в зеркало заднего вида. Ирка даже не шелохнулась.
Что с ней? Неужели боится?!
Алекс перевёл взгляд на шоссе, мельком глянув на обручальное кольцо, и улыбнулся. Как всегда украдкой. Чтобы Ирка не заметила.
Он тяжело выдохнул. Как же ему хотелось остановить машину, вытащить из салона Ирку и поцеловать. По-настоящему. Долгим страстным поцелуем. Прямо посреди шоссе. А потом поскорее добраться до своей огромной квартиры и…
Алекс тряхнул головой. От внезапно ожившего воображения Туманова резко бросило в жар, заломило затылок, помутилось в глазах, в спине заболело, на лбу выступил пот. Он взъерошил волосы, смахнул со лба капли пота, ещё раз улыбнувшись обручальному кольцу. Сокрушено покачал головой, мысленно укоряя себя за неосмотрительность.
Кто же упускает из виду дорогу, когда на заднем сидении сидит беременная жена? Жена…
Алекс даже присвистнул от удовольствия, так ему нравилось!
Жена…
…Ирма смотрела в окно и ничего не видела.
Там снаружи, конечно, что-то есть.
Наверняка есть шоссе, кишащее автомобилями. Магазины, выстроенные вдоль шоссе в расчёте на проезжающих мимо или живущих по соседству. Жилые дома, задвинутые вглубь этими самыми магазинами и ресторанами.
Там за окном есть жизнь. Ирма знала это наверняка. Там есть жизнь: самая настоящая, бурлящая, кипящая. И Ирма не видела её.
Она сидела в теплом уютном салоне, где так приятно пахло кожей, кофе и корицей.
В салоне пахло дорогой машиной и Алёшей.
Это Ирма тоже знала наверняка. Она не понимала, откуда, но она всё это знала. Несмотря на то, что её собственная жизнь остановилась. В тот самый миг, когда она сказала «да». В тот самый момент, когда Алёша надел на её палец тоненькое обручальное кольцо, всё остановилось.
Замерло. Застыло.
И Ирма замерла и застыла.
Она сидела, крепко сцепив на коленях пальцы. Ногти впивались в ладони, а она не могла их разнять. Не могла, потому что боялась. Боялась увидеть то самое тоненькое колечко, теперь сияющее на её пальце. Боялась, если она взглянет, мир рухнет. Её мир, который она так долго создавала. Страшилась, что там дальше ничего нет. Впрочем, там дальше тоже есть чьи-то миры и чужие жизни. Но только всё это уже не её. Поэтому она и боялась. И ничего не могла с этим поделать.
И Алёша ей ничем не помогал.
Внезапно машина затормозила. Ирма не удержалась и ткнулась лицом в спинку водительского кресла. Охнула, зажав нос ладонями. Он пылал так, что казалось: вот-вот пойдёт кровь. Она хотела возмутиться, но встретилась с встревоженными глазами мужа.
— Родная, ты в порядке?
— Нет, — пробормотала Ирма, зажимая нос. Переживала, что пойдёт кровь, что в последнее время с ней случалось довольно часто. — Нос болит.
— Дай гляну, — велел он. Для этого Ирме пришлось передвинуться на среднее сидение. Алёша отнял её руки от лица, и сосредоточенно осмотрел его. — Ничего страшного, не волнуйся. Держи, — он протянул ей блестящую зажигалку. Ирма удивилась, потому что никогда не видела Алёшу курящим. — Приложи к переносице, чтобы не распух и кровь не пошла.
Ирма кивнула и только взяла зажигалку, как Алексей перегнулся через сидение и поцеловал её в самый кончик носа. Ирма и среагировать не успела — распахнулась дверца, и с рёвом машин в салон ворвался «трёхэтажный» мат, «изрыгаемый» прокуренным мужским голосом.
Алёша подмигнул Ирме и выпрыгнул из машины, грубо ответив нарушителю порядка.
И в этот момент взгляд её наткнулся на обручальное кольцо. Тонкое, искусно отлитое из платины, кольцо благородно сияло на безымянном пальце. Оказалось вовсе не страшно. Даже наоборот. Приятно и необычно. Просто нужно привыкнуть. Свыкнуться с мыслью, что она теперь жена. Она теперь не одна. У неё теперь семья. Семья…Какое странное слово…
Ирма оторвала глаза от кольца и выглянула в лобовое стекло.
Алёша стоял на дороге напротив какого-то мужика. Они что-то выясняли. Машины объезжали их с двух сторон, а водители с любопытством поглядывали на место происшествия. Никто не останавливался, а если и притормаживал, Алёша не позволял вмешиваться. Он нервничал, ругался и жестикулировал проезжающим зевакам, чтобы не задерживались. О чём мужчины спорили, Ирма не слышала, но сообразила, что виновником аварии был «крутой» с настоящей бандитской рожей.
Тем временем ситуация на дороге зашла в тупик. «Крутой» «наезжал» на Алёшу, указывая на вдребезги разбитую заднюю фару, и Ирма даже решила выйти мужу на подмогу (толком и не зная, чем сможет помочь), но тут всё изменилось. Алёша будто что-то вспомнил. Он успокоился, улыбнулся и достал из кармана мобильник. «Крутой» помрачнел и побледнел, когда Алёша заговорил в трубку. Однако Алёшу это, похоже, развеселило. Хотя поначалу он жутко нервничал и постоянно оглядывался на машину, в салоне которой сидела Ирма. Может, разбил сильно?
Ирма видела, как «крутой» отвешивал Алёше поклоны едва ли не до земли и сыпал извинения. Ирма поняла это по виноватой физиономии «крутого» и самодовольному лицу мужа. И в считанные минуты «крутой» смылся с горизонта вместе со своим джипом.
Через минуту Алёша вернулся в машину. Он плюхнулся в водительское кресло, насмешливо наблюдая за отъезжающим джипом, и взглянул в зеркало заднего вида.
— Ты как? В порядке?
Ирма кивнула. Ей вдруг показалось, что она не может говорить. Алексей улыбнулся.
— Ириш, — Алексей по-прежнему смотрел на неё через зеркало. Ирма рассеянно подняла глаза. — Не нужно меня бояться.
Его проницательность напугала её.
— А с чего…как…почему ты решил, что я боюсь?
Он усмехнулся.
— Ты молчишь всю дорогу. Со мной не говоришь. Смотришь в окно отсутствующим взглядом. Заламываешь пальцы, и голос дрожит.
— Я… — Ирма запнулась.
Он прав. Она его боится. И что? Да, боится!
Алексей всё понял. Он повернулся, внимательный и сосредоточенный. Сейчас он говорил с Ирмой не как с женой. Жена…Батюшки, какое глупое слово!
Он говорил с Ирмой как с капризным пациентом, нуждающимся в твёрдых и длительных разъяснениях, яко дитя неразумное. И это было так…невыносимо. Особенно его взгляд.
— Ириш, меня не нужно бояться. Я тебя ни к чему не принуждал и не собираюсь. Если ты меня боишься, может, не стоит так старательно взбираться на Голгофу? Ты не жертва, а я не палач. Удерживать силой тебя не стану.
Он отвернулся, и Ирма вдруг поняла, что ему сложно говорить. Почему?
— Ты не в плену. Поэтому, если ты меня боишься, — указательным пальцем он почесал левую бровь, — мы можем всё переиграть.
— Ч-что…переиграть?!
— Всё. Развести нас могут так же быстро, как и расписали.
И он повернул ключ в зажигании. Мотор приятно заурчал.
— Нет-нет, — торопливо залепетала Ирма, вцепившись пальцами в сидение Алексея. — Я…я не хочу…не хочу переигрывать.
Для неё это значило сделать два шага назад, когда она уже решила твердо идти вперёд.
Алёша пожал плечами. Машина под возмущения обгоняющих его других водителей покатилась по серому шоссе. Ирма откинулась на спинку сиденья и взглянула в окно. Там, за пределами уютного салона, кипела жизнь. Мир не стоял на месте, и Ирма его видела. Теперь видела.
Алексей крутанул руль, минуя очередной — и последний перед домом — перекрёсток. За окном появился уже знакомый район. А Алёша тихо насвистывал мелодию детской песенки.
— Ты чего?! — удивилась Ирма.
— Я сегодня женился на удивительной женщине…
…Тьма сгущалась над городом. Тяжёлым бархатом цеплялась за пожухлые от знойного солнца ветви. Окутывала молчаливые пятиэтажки особым ночным безмолвием. Амина сидела на узком подоконнике, устремив взгляд в беззвёздное ночное небо, и курила. Её знобило. Дрожь не унял ни обжигающий кофе, ни выпитая бутылка коньяка. Озноб был внутри неё, её частью, отголосками прошлого. От него невозможно было избавиться. Ничто не могло согреть от одиночества, давно ставшего её единственным спутником. Из открытой форточки тёплый ветерок тормошил её короткие чёрные волосы, мурашками пробегал по телу. В голове тяжело отдавались звуки гитары и барабана, рвущиеся из чьей-то стереосистемы. И сердце разбивалось на осколки в такт очередному барабанному соло, возвращая Амину в далёкое прошлое, ни на минуту не отпускающее из своих гнусных лап.
Она выдыхает клубок дыма, прикрывает глаза и вновь оказывается на старой, на ладан дышащей койке приюта…
…Ей тринадцать. Растрёпанные волосы слиплись от грязи и крови. Распухшее лицо украшают сломанный нос, разбитая губа и рассечённая бровь. Живот жжёт нестерпимой болью. Дергает и рвёт на части между ногами. Руки трясутся, и хочется плакать, но слёз нет.
Пару часов назад её привезли из больницы, где ей удалось немного поспать после осмотра гинеколога, и заперли в «комнате совести». Так воспитатели детского дома называли тёмную комнату два на два, куда отправляли провинившихся воспитанников подумать над своим поведением. Амина была частой гостьей карцера и подозревала, что некогда здесь был чулан. Ни окна, ни свободного пространства, только полуразвалившаяся, сильно скрипучая кровать, на которой можно было лишь сидеть или лежать, свернувшись в три погибели.
Но в ту ночь её заперли там несправедливо. Изнасилованную, изувеченную, два года прожившую в аду подопытным кроликом, едва не ставшую расходным материалом.
Спасибо молодому доктору, который вместо того, чтобы пустить её «в расход» отпустил и даже денег дал, чтобы она смогла добраться домой. Только не знал её спаситель, что нет у неё дома. Один приют, куда не хотелось возвращаться. Несколько дней она скиталась по улицам чужого города, ночевала в подворотнях без медицинской помощи, пока не нарвалась на милицейский патруль. В отделении её накормили и даже врачу показали (он один и помог ей хоть немного уменьшить разрывающую на части физическую боль), а потом отправили обратно в детдом, где бросили в тёмный чулан. Зачем? Чтобы вернуть назад в ад?
Тогда, сидя в карцере и дрожа от холода, боли и страха, Амина ненавидела весь окружающий мир и лихорадочно искала путь для побега. Он нашёлся случайно. Из заточения её выпустила повариха приюта тётя Рая, всегда подкармливающая вечно голодную Амину чем-то вкусненьким. Единственная, кто стала Амине почти матерью. Единственная, кто искренне любила и хотела удочерить Амину. Не дали. Возникли проблемы с документами. Да и одинокой женщине практически нереально усыновить ребёнка, разве что за большие деньги. Но таких у обожаемой тёти Раи не водилось. Откуда? У простой-то поварихи. Прознав о случившемся с ней, тётя Рая выкрала ключи от карцера и освободила девочку. Она принесла Амине сменную одежду, немного еды и денег. Амина помнила, как тётя Рая не сдерживала слёз, убиваясь, что не может приютить сиротинушку. Как просила прощения. И как уговаривала её бежать. Куда угодно, только подальше от этих извергов. Они ведь не для помощи возили Амину в больницу. Оказывается, она была беременна, и ей сделали аборт, пока девочка якобы спала. Заметали следы, чтобы никто не узнал о тёмных делах приюта, продающего детей и подростков для опытов. И она сбежала, снова оказавшись на улице. Холодной зимой без крыши над головой в абсолютном неведении, что делать дальше. Вновь совершенно одна. Израненная маленькая девочка с искалеченной душой.
А спустя несколько недель ночёвок в бомжатниках и питания на помойках, она найдёт в одежде измятую визитку с надписью на обратной стороне: «Скажешь, от Алекса. Тебе помогут», — и позвонит по указанному номеру. И ответившая девушка окажется следователем прокуратуры. Она поможет ей вернуть нормальное лицо, залечить раны, наказать виновных в муках Амины и найдёт хорошую приёмную семью…
…Внезапно затихшая музыка разорвала нить воспоминаний. Амина выбросила истлевшую до фильтра сигарету и прижалась лбом к холодному стеклу. С того жуткого времени прошло десять лет. За это время Амина узнала, что то были за опыты, ведь сама стала «продуктом» тех экспериментов. Выяснила она и какие влиятельные люди стояли за всеми теми кошмарами. И даже то, что та милая девушка-следователь обманула её. Власти так и не наказали всех виновных, которые по сей день продолжали свою мерзкую и губительную деятельность. Но сегодня она запустила собственный карающий механизм, который уже не остановить.