На следующее утро я снова застал в столовой только Уотсона.

— Похоже, мы с вами снова будем завтракать вдвоем, — сказал я.

— Да, похоже на то. Но на этот раз я не знаю, где мисс Лайджест.

— Тогда будьте любезны, позовите Келистона.

Дворецкий предстал перед нами по первому зову. На мой вопрос о том, где сейчас мисс Лайджест, он ответил, что не знает:

— Она не давала мне никаких распоряжений, сэр. После того, как вы вчера попросили кофе в кабинет, она сказала, что я могу быть свободен, а сегодня я ее не видел.

— Но она не уехала?

— Нет, она не покидала дом, сэр. Я бы знал об этом.

— Спасибо, Келистон, можете идти. Нам больше ничего не нужно.

Мы с доктором позавтракали и обменялись новостями, но мисс Лайджест так и не появилась, а слуги, очевидно, не решались искать ее, боясь потревожить.

Около половины одиннадцатого я поднялся на второй этаж и прошел в конец коридора, где располагалась библиотека мисс Лайджест. Что-то подсказывало мне, что я могу найти ее здесь.

Так и случилось: постучав и не получив ответа, я вошел в комнату, обогнул два стеллажа с рукописями, а затем увидел большой письменный стол и, наконец, саму мисс Лайджест… Она лежала в кресле перед столом, запрокинув голову, и с пером, повисшим в пальцах. Она спала. Видимо, проработав здесь всю ночь, она так и уснула, не успев вспомнить о кровати.

Меня охватило странное чувство: я внезапно ощутил всю глубину ее уникальности и понял, что мисс Лайджест каким-то образом вышла за рамки того, что я понимал под словом «женщина».

Ее правильное лицо сейчас сохраняло выражение расслабленности и slhpnrbnpemh, столь редко присущее наяву ее сильной и энергичной натуре. Я вдруг понял, что улыбаюсь от чувства, близкого к умилению.

Я смотрел на мисс Лайджест с минуту, а потом взял ее кисть за запястье, вынул перо и положил его на стол среди бумаг. Как только я опустил ее руку на подлокотник кресла, мисс Лайджест вздрогнула, вскинула голову и широко открыла глаза. Ее взгляд выражал удивление и испуг всего несколько мгновений, потом он принял свое обычное внимательное выражение.

— Доброе утро, мисс Лайджест, — сказал я, улыбаясь.

— Простите, я опять мешаю вашей работе.

Она несколько смущенно улыбнулась.

— Который час, мистер Холмс?

— Половина одиннадцатого.

— О, боже! Почему меня никто не разбудил?

— Все боялись потревожить вас.

— Кроме вас?

— Ну, я предположил, что вы можете быть здесь. И, кроме того, я чувствую себя немного виноватым.

— Почему?

— Не стоило сидеть за шахматами так долго вчера, но я ведь не знал, что после игры вам вздумается провести ночь за работой, и это, согласитесь, немного искупает мою вину.

Мисс Лайджест посмотрела на меня, потом на свое платье, заглянула в чашку со вчерашним кофе и встала.

— Вы завтракали, мистер Холмс? Ах, да! Конечно, завтракали. Тогда придется расплачиваться за непредусмотрительность одиночеством во время завтрака.

Она принялась приводить в порядок бумаги на столе.

— Вам, наверное, мое поведение кажется странным, мистер Холмс? спросила она, укладывая листы в аккуратные стопки.

— То, что я занимаюсь своими научными изысканиями по ночам, не заставляет вас относиться ко мне с опаской?

— Нет, мисс Лайджест, — улыбнулся я. — Я лишь пытаюсь понять, когда вы спите.

Она тоже улыбнулась после моих слов:

— Мне не нужно много сна: только несколько часов, чтобы восстановить силы. Кроме того, теперь я стараюсь создавать себе как можно более напряженный график работы, чтобы не оставалось времени лежать на диване, смотреть в потолок и жаловаться на судьбу.

— Но вам стоит подумать и о том, что такой режим подрывает силы, не говоря уж о здоровье.

— Вы говорите, как доктор Рэй! — усмехнулась она. — Наверное, общество мистера Уотсона со временем делает с вами свое дело, мистер Холмс.

— Уотсон тут ни при чем. Во мне говорят опыт и здравый смысл, мисс Лайджест. Поверьте, мой образ жизни отнюдь не отличается правильностью, и поэтому я знаю, что порой он приводит к усталости и меланхолии.

— О, мистер Холмс! Я ведь целыми днями занимаюсь только тем, что доставляет мне удовольствие! Между прочим, сегодня ночью я почти закончила свою статью для следующего «Бритиш Сайенс», и она получилась даже лучше, чем я ожидала. До завтра я ее непременно закончу, и, тогда вы, возможно, согласитесь ее прочитать… — она вопросительно посмотрела на меня.

— Я вижу, вас невозможно переубедить! Но статью вашу я прочитаю непременно.

— Это я и хотела услышать! Но вы, по-моему, хотите о чем-то спросить меня, мистер Холмс.

— А вы, видимо, научились безошибочно определять мои намерения, мисс Лайджест: вы правы, как и в прошлый раз. Я бы хотел спросить вас, кто из слуг в Голдентриле может больше всего знать о хозяевах?

Она пожала плечами:

— Наверное, Уиксбот: он служит там с давних пор и во многом разбирается. Однако все зависит от того, что именно и о ком из хозяев вам требуется выяснить. Сэр Чарльз, например, был человеком искренним и чрезвычайно открытым и вполне мог доверять дворецкому даже какие-то свои тайны, а Гриффит Флой другого сорта человек, и с ним в этом отношении придется сложнее.

Я кивнул:

— Спасибо и на этом, мисс Лайджест.

— Пожалуйста, мистер Холмс. Рада, если как-то помогла вам.

Я отправился в Голдентрил, чтобы встретиться с Уиксботом и в очередной раз побеседовать с ним. В рамках своих попыток выяснить что-нибудь об алиби Гриффита Флоя я решил завести с дворецким доверительный разговор и спросить, не известны ли ему какие-то связи младшего мистера Флоя с местными женщинами. Принимая во внимание все услышанное об этом человеке, с моей стороны было закономерно предполагать, что он мог не особенно хранить верность своей возлюбленной, тем более что та не отвечала на его горячие чувства. Какая-то женщина, ставшая для Гриффита Флоя временной заменой предмету его страсти, вполне могла одновременно явиться и его укрывательницей. Разумеется, об истинных целях своих расспросов я не собирался распространяться и выдумал для своих вопросов благовидный предлог.

Уиксбот тепло принял меня и легко согласился поговорить на щекотливые темы при условии, что я никогда и нигде не упомяну о том, что будет сказано. Мои заверения в этом и в том, что данный разговор может быть полезен мисс Лайджест, окончательно подкупили дворецкого.

Однако пользы из всего этого никакой не вышло: я видел искреннее желание Уиксбота помочь мне, но он действительно ничего не знал. Я услышал, что мистер Флой очень старался убедить мисс Лайджест в своей любви, а мелкие интрижки если и были у него, то он о них ничего не знал. Однако он никогда не страдал от недостатка женского внимания и потому при желании легко мог найти кого-нибудь для мимолетного и тайного романа. Уиксбот сказал, что у сэра Гриффита когда-то была знакомая где-то неподалеку, с которой он поддерживал неопределенные отношения, а сэр покойный сэр Чарльз этого не одобрял, но ни имени, ни адреса этой женщины дворецкий предоставить не мог.

Уиксбот с моего согласия даже пригласил свою жену, которая была женщиной скромной и в высшей степени любезной. Она быстро прониклась идеей помощи правосудию, но тоже не смогла сказать чего-нибудь вразумительного.

На оба мои вопроса о том, могла ли какая-то служанка заинтересовать мистера Флоя и мог ли кто-то другой, живущий в доме, кроме дворецкого и его жены, располагать бОльшими сведениями о личной жизни хозяина, оба ответили отрицательно. Поблагодарив их за доверие и посильную помощь в моем расследовании, я велел не говорить никому о моих расспросах и покинул поместье.

Следующим шагом стала попытка разыскать приятелей Гриффита Флоя, имена которых мне накануне назвала мисс Лайджест. С этой целью я отправился в трактир и выложил перед стоящим за стойкой хозяином сверкающий шиллинг. Через пятнадцать минут мой список пополнился на три пункта, и я получил исчерпывающую информацию о месте проживания всех интересующих меня субъектов, а также некоторые полезные сведения об их жизни и характере отношений с мистером Флоем. Как я понял, большинство этих людей, как и говорила мне мисс Лайджест, действительно когда-то оказывали Гриффиту Флою разные услуги и за это получили его расположение.

Дальнейшие несколько часов я провел в разговорах с указанными лицами и в тщетной надежде узнать у них что-то, хоть сколько-нибудь соответствующее моим подозрениям. Знакомства мистера Флоя не вызвали моего одобрения: почти все посещенные мной молодые люди были ненадежны и подозрительны. Однако категорически никто из них не мог бы являться искомым укрывателем, и для такого вывода были весомые причины: четверо мужчин были женаты и провели интересовавший меня вечер со своими супругами и детьми, что было незамедлительно подтверждено кем-то из последних; один из молодых людей, вообще, находился в отъезде, что явно противоречило бы намерениям Гриффита Флоя относительно своего мнимого свидетеля; двоих из восьми не было дома, но их родные предоставили убедительную информацию о том, как и где эти люди провели вечер десятого августа; и, наконец, последний так называемый приятель быстро увязал мой вопрос со смертью сэра Чарльза и чрезвычайно испугался, тут же предоставив доказательство своего неотлучного присутствия дома в виде недостроенного сарая и велел удостовериться в его правдивости расспросом соседей. Все мужчины, как и следовало ожидать, жили далеко от Голдентрила. Но в любом случае, если кто-то из них все же помогал Гриффиту Флою, по всей логике он должен был сразу рассказать мне о том, что мистер Флой был у него в гостях вечером десятого августа, а не скрывать это, дабы потом не попасть в затруднительное положение.

Прогуливаясь после неудачных розысков по улицам деревни, я раздумывал над тем, что еще мне следовало предпринять. Пытаясь найти изъяны в своей версии и перебирая другие варианты, я решительно не мог понять, где ошибся и ошибся ли вообще. В целом все выглядело вполне логично, но никаких фактических подтверждений найти не удавалось, и это меня беспокоило.

На одной из улиц я увидел лавку старьевщика и, недолго думая, решил в скором будущем воплотить в жизнь старый прием, для которого в этом расследовании пока не находилось места… К немалому удивлению хозяина лавки, я предложил ему не принять старые вещи, а продать их мне. Он с подозрением поглядывал на меня из-под густых бровей, но все же за полсоверена выложил на прилавок несколько потертых штанов и многократно заштопанных сорочек. Услышав, что предложенные вещи слишком новые, он стал смотреть на меня еще менее дружелюбно и тем не менее в итоге нашел среди своего хлама грязный пуловер, имевший когда-то претензию на спортивный стиль, широкие штаны серого цвета с заплатой с одного боку вместо кармана и сюртук с такими швами по бокам, что, казалось, он вот-вот развалится на части. По моей просьбе он дополнил этот ансамбль помятой шляпой и убогими ботинками, которые выглядели еще более убого из-за своего яркого светло-коричневого цвета, над которым не было властно даже время. Видя удовлетворение на моем лице, старьевщик упаковал выбранные вещи в большой бумажный сверток и вручил его мне с видимым нетерпением.

— Ваша теория, Холмс, очень похожа на правду, — сказал мне Уотсон, когда вечером перед обедом мы с ним прогуливались по парку Грегори-Пейдж.

— Во всяком случае, она не грешит против логики и увязывает все факты воедино, — ответил я, раскуривая свою трубку.

— Однако наше расследование остановилось, и я пытаюсь найти тому причину.

— Причина очевидна, Холмс, — вам нужен Гриффит Флой.

— Я это знаю, но, согласитесь, с моей стороны было бы непростительным сидеть сложа руки даже тогда, когда его нет.

— Но что вы можете сделать?

— Я могу на основе логики, здравого смысла и имеющихся фактов предположить, каково алиби мистера Флоя, а затем попытаться это алиби проверить еще до того, как он вернется. Собственно именно этим я и был занят в течение последних дней.

— И что, никаких результатов?

— Абсолютно никаких. Либо что-то ускользнуло от моего внимания, либо я вообще на ложном пути.

— А третьего варианта быть не может?

— Может. Возможно, Гриффит Флой состряпал себе такое алиби, какое мне даже в голову не приходит, и он сам понимает, что оно настолько хорошо, что можно даже поездить по стране в свое удовольствие, а потом в случае чего заявить о нем и не бояться проверки.

— Но ведь, как вы сами говорите, убийство было неумышленным! Как за один или полтора часа можно было не только укрыться от постороннего глаза, но и как-то заполучить такое алиби?

— В том-то и вся загадка! Не зная лично мистера Флоя, я уже невольно проникся к нему своеобразным уважением.

Я рассказал Уотсону о том, что я предпринял в надежде найти хоть что-нибудь, и попросил его попытаться указать на причину моих неудач. Он подумал немного и признался, что не видит в моих рассуждениях никакой ошибки.

— Вот и я не вижу, — сказал я, выпуская дым изо рта, — и поэтому нам остается довольствоваться моей версией, пока не обнаружится что-то такое, что бы явно ей противоречило. В конце концов, вся эта игра наугад — только способ как-то приблизить окончание расследования и освобождение мисс Лайджест. Если мне так и не удастся выяснить, какое алиби себе заготовил мистер Флой, я просто подожду его возвращения и на это время найду себе другие занятия. Я уверен, что в этом деле гораздо больше темных пятен, чем кажется на первый взгляд, и именно ими мне тоже стоит заняться.

— Что вы имеете в виду, Холмс?

— Хотя бы мисс Лайджест.

— А что с ней? Вы думаете, она что-то скрывает?

— Я в этом уверен!

— Но что она может скрывать?

— Я думаю, она знает, почему Гриффит Флой хотел смерти ее отчима и почему он стремился не допустить, чтобы с сэра Джейкоба полиция сняла показания.

— Но Холмс! Это значит, что она знала о готовящемся убийстве, когда была у вас на Бейкер-стрит!

— Нет, Уотсон, я говорю, что она знает о мотивах некоторых поступков Гриффита Флоя и скрывает это от нас, но смерть отчима была для нее неожиданным и трагическим событием.

— Но зачем ей скрывать то, чего Гриффит Флой явно боится и что могло бы, возможно, подорвать его положение? Неужели она все же испытывает какие-то чувства к нему и поэтому его покрывает?

— Что ж, может быть, — согласился я уклончиво, — но я думаю, мисс Лайджест тоже невыгодно, чтобы то, что она скрывает, всплыло на поверхность. В этом их интересы совпадают.

— То есть они скрывают что-то, что объединяет их?

— Да, какую-то общую тайну.

— Господи, Холмс, что это может быть?

— Я не знаю, Уотсон, — ответил я, — но вам предстоит попытаться это выяснить.

— Мне? — удивился он.

— Да, вам. Я хочу, чтобы вы вернулись в Лондон, пошли в какую-нибудь библиотеку с приличным архивом и просмотрели подшивки основных английских и французских газет на несколько лет назад.

— Вы хоть представляете себе, сколько это займет времени, Холмс?

— При терпении и старании не больше двух-трех дней.

— И что я должен искать?

— Я не знаю, Уотсон.

— Вы шутите? Хотите, чтобы я просто полистал газеты за несколько лет в поисках чего-нибудь интересного?

— Нет, вы должны попытаться найти какую-нибудь заметку о мисс Лайджест, которая бы дала возможность приблизиться к их с мистером Флоем тайне. Она принадлежит к высшему обществу, хотя и не вращается в нем регулярно, и любое выходящее из ряда вон событие в ее жизни могло быть отражено в прессе. Может быть, вы и правы, и они были помолвлены… Но вы, разумеется, должны быть готовы вообще ничего не найти.

— Но причем здесь французская пресса?

— Мисс Лайджест училась во Франции и провела там несколько лет. Не волнуйтесь, Уотсон, работы не так уж много: во-первых, во всех газетах вас будет интересовать только светская и хроника, во-вторых, газеты за этот год можете вообще не смотреть — если бы наша клиентка как-то выделилась недавно, об этом бы упомянули сейчас, когда она арестована.

— Но если Гриффит Флой приехал в Великобританию только три года назад, мне можно изучать газеты только за прошлый и позапрошлый года?

— Нет, Уотсон. Кто знает, как образовалась их общая тайна? Возможно, с мисс Лайджест что-то произошло гораздо раньше.

— Тогда это могло произойти и в ее детстве!

— Ну, не будем заходить так далеко. Десяти-одиннадцати последних лет ее жизни вполне достаточно.

— А может стоит просто напрямик спросить ее, что она скрывает и почему?

— Я два раза спросил ее, знает ли она почему Гриффит Флой хотел смерти ее отчима и почему он боялся его показаний. Она сказала, что ничего не знает.

— Но зачем вообще она обратилась к вам? Глупо было ожидать…

— Вы забываете, Уотсон, — перебил я его, — что когда она просила меня о помощи, ее отчим был еще жив. Она предполагала только расследование, связанное с убийством сэра Чарльза, где ей не нужно было рассказывать мне или кому-либо еще об этой тайне. То, что они оба скрывают, может не иметь никакого отношения к смерти сэра Чарльза, зато, в сущности, является причиной смерти сэра Джейкоба.

Уотсон задумчиво затянулся своей сигарой.

— Должно быть, примечательный человек этот Флой, — сказал он, — да и мисс Лайджест не назовешь заурядной личностью.

— В этом вы правы. Насколько я знаю с чужих слов, Гриффит Флой отличается большой духовной и физической силой, красив и обладает своеобразным характером. Еще он является обладателем несколько развязных американских манер, чем в корне отличается от нашей с вами очаровательной клиентки.

— О да! Мисс Лайджест истинная англичанка.

— Давайте свернем на эту аллею, Уотсон, а то мы опоздаем к обеду. Сколько у нас времени?

— Еще двадцать минут… Скажите, Холмс, что она собой представляет? Вы ведь провели с ней гораздо больше времени.

Я задумался над тем, что ему ответить: с момента нашего с ней знакомства я и сам много раздумывал над этим вопросом.

— Мисс Лайджест уникальный случай слияния острого ума, глубокой эрудиции и выдающихся талантов, — сказал я.

— Вы правы, Холмс, но, по-моему, в ряду ее уникальных качеств стоило бы отметить прежде всего ее удивительную внешность. В жизни не видел более красивой женщины!

Я улыбнулся:

— У меня есть глаза и они мне верно служат, Уотсон, но я вижу также и то, что притягательность этой женщины складывается из множества черт, которые дополняют друг друга и складываются в совершенно неповторимый феномен. Ее редкая даже для мужчин сила духа не мешает ей быть женственной, ее холодность и легкая отстраненность qnwer`~rq с открытостью и постоянным вниманием ко всему внешнему и живому… Она соткана из противоречий, но при этом удивительно цельна, а это вызывает мое восхищение.

Уотсон внимательно выслушал меня и посмотрел на приближающийся дом.

— Все это так странно, Холмс, — сказал он наконец, — мисс Лайджест и у вас вызывает симпатию, и при этом мы вынуждены в ней сомневаться. Вы хотите, чтобы я отправился в Лондон завтра?

— Да, если сможете. Я понимаю, Уотсон, что отправляю вас гоняться за догадкой, но это один из способов узнать хотя бы что-то.

— Хорошо, Холмс, в конце концов, я ведь взялся помогать вам и сделаю то, что мне по силам.