В эту ночь я почти не спал. К половине шестого я настолько измучился, что решил встать с постели и чем-нибудь заняться.

В доме было тихо, настолько тихо, что, открыв окно, я услышал, как на далекой ферме кричали петухи.

Я оделся, привел себя в порядок и посмотрелся в зеркало. Признаюсь, это было не лучшее, что я видел в жизни, но все же способность моего организма приспосабливаться к изменяющимся условиям помогла мне и на этот раз.

Я придумал небольшой маневр — решил не медля спуститься вниз и подождать Элен там. В конце концов, не все ли равно, где проводить эти часы до завтрака?

В доме еще не стирали пыль, а на столике лестничного пролета не было графина. Слуги, наверное, только поднимались с постелей.

Я неторопливо прошел по коридору, оставил позади две лестницы, и мне представился обычный вид холла, но я замер… Элен уже была там. Она сидела в кресле спиной ко мне и не могла меня видеть, но зато прекрасно слышала и то, как я спускался, и как остановился от неожиданности. Прошло несколько секунд, прежде чем она повернула голову в мою сторону и чуть улыбнулась. Я подошел к ней и встал напротив.

— Доброе утро, мисс Лайджест, — сказал я.

— Здравствуйте, мистер Холмс, — ответила Элен.

— Как спали?

— Вы знаете, скверно. Вечером выпил слишком много кофе, да и дело не дает мне ни минуты покоя. А вы?

— Почти никак.

Я кивнул и не смог сдержать улыбки. Элен мягко посмотрела на меня в ответ, и от этого взгляда мне стало хорошо, тепло и спокойно. Я сел напротив, принял непринужденную позу и был готов говорить о чем угодно, только бы она еще раз посмотрела на меня так.

— Хотите, будем завтракать сейчас тем, что есть? Или вы подождете?

— Я присоединюсь к вам, если вы будете завтракать, мисс Лайджест.

— Тогда я предлагаю выпить соку и пока никого не беспокоить, — в ее промелькнуло злорадство.

— Хотя, если говорить честно, я думала, что у вас с самого утра будет хороший аппетит, мистер Холмс — насколько я помню, за обедом вы почти ничего не ели.

— Да, довольно часто я не обедаю вообще.

— Нет аппетита? В чем причина?

— Ну, иногда появляется нечто более важное, чем еда.

— А может быть, вам не хватает естественных стимуляторов аппетита? Прогулок, например. Не тех, что вы предпринимаете, когда ходите по деревне и решаете свои дела, а настоящих без всякой видимой причины.

— Таких, как те, что вы делаете в парке по вечерам? — мое лицо выражало ангельскую невинность.

— Да, что-то в этом роде. Вчера, кстати, это было особенно приятно.

— Охотно верю. Вам хватило этого для аппетита или вы и сейчас собираетесь повторить свой маршрут? Еще так рано, а вы здесь…

Ее глаза блеснули из-под роскошных ресниц, и я решил, что в игре, которую она затеяла, мне все же не стоит слишком рисковать и самому вынимать кирпичи из фундамента наших с ней отношений.

— Вы спрашиваете меня, что я делаю так рано в своем холле, мистер Холмс? — спросила она.

— А сами вы что здесь делаете, позвольте узнать?

— Я спустился пожелать вам доброго утра, вот и все, — ответил я, улыбаясь.

— В такой час?

— Да, и я не ошибся, ведь правда?

— В чем?

— Вы уже здесь…

— Вас не подвело ваше профессиональное чутье, мистер Холмс, — заметила Элен, едва сдерживая улыбку.

— В этом случае я меньше всего полагался на него.

Она спокойно встретила мой взгляд, когда я прямо посмотрел на нее после этих слов.

— Что и говорить, вам неплохо удается желать мне и доброго утра, и доброй ночи тоже, — сказала она, испытующе глядя на меня.

Я оставил этот намек без ответа, продолжая с улыбкой смотреть на нее. Элен, несомненно, тоже оценила забавную сторону происходящего — в ее глазах заиграли азартные искры.

— Я сейчас принесу сок, — сказала она и удалилась в кухню, но я заметил, что она широко улыбается и именно поэтому поспешила отвернуться.

Через несколько минут мы пили сок. Я, подыгрывая Элен, предложил прогулку для аппетита, и она, подыгрывая мне, сразу согласилась.

…Она увела меня в какое-то неизвестное мне прежде место за парком, заросшее пышным высоким кустарником и ветвистыми деревьями, которые были настолько густыми, что солнечный свет opnahp`kq до низу лишь тонкими случайными лучами. Это можно было бы назвать совершенно дикой рощей, если бы не слишком отчетливые тропинки, которые, похоже, специально обрабатывались. Здесь было тихо и прохладно. Тенистые дорожки, трава и цветы были покрыты свежей росой, которая почти не испарялась. Элен уверенно вела меня по лабиринтам естественных аллей и беспрестанно говорила то о том, как нужно разбивать сады и парки, чтобы они были удобными и красивыми, то об особенностях нашего климата, позволяющего легко выращивать некоторые редкие растения. Вскоре она перешла на рассуждения о природе вообще и в нескольких пространных монологах выказала широкую осведомленность в ботанике, зоологии и растениеводстве. Я не был слишком удивлен — она была способна во всем, что касалось жизни и красоты, но я невольно радовался, как радовался всякий раз, когда находил все новые связующие нас нити.

— …о да, мисс Лайджест, мне в университете отводили даже отдельный день на занятия в химической лаборатории, потому что общих практикумов мне катастрофически не хватало.

— Расскажите об этом, — оживилась Элен. Из-за необычности нашей прогулки она была без шляпы и перчаток, и только заворачивалась в шаль, держась за мой локоть.

— Вам это будет интересно?

— Вы же знаете, что да. Я всегда слушаю ваши рассказы с глубоким вниманием.

— Что ж, хорошо, но тут, собственно, мало что рассказывать.

— И все же.

— Я страстно увлекался химией. Я и сейчас ею увлекаюсь, но тогда у меня было больше времени. Я имел отдельную программу…

— …запирались по ночам в лаборатории, — продолжила Элен с улыбкой.

— И это тоже. Вообще, я не любил принимать на веру то, что утверждалось лекторами, и все проверял собственноручно. Теперь, правда, во мне оседает мудрость, и я, наконец, дошел до того, чтобы опираться на чужой опыт.

— А теперь как вы используете свои знания?

— Для личного удовольствия: ставлю опыты дома и совершенствуюсь, а также порядком мучаю Уотсона запахом испарений.

Элен рассмеялась:

— Сомневаюсь, что последнее доставляет вам удовольствие.

— Почему же, — улыбнулся я, — даже очень доставляет. Вы не представляете, как приятно иногда подискутировать с Уотсоном о пользе химических опытов в домашних условиях.

— Это уже удовольствие иного рода — вы упиваетесь своим умением спорить.

— Возможно, но ничего не могу с собой поделать.

— Скорее не хотите.

— Тоже возможно.

— Так что насчет применения химии?

— Если серьезно, то в последнее время я пытаюсь направить химию в русло криминалистики.

— И каковы успехи?

— По крайней мере, я могу сказать, что реализовал все задуманное. У меня уже достаточно материала для научной монографии, и в скором времени я планирую ею заняться.

— Хорошо. А теперь расскажите, что у вас с биологией.

— О, мисс Лайджест! Если бы не ваше дело, я вооружился бы сачком, банками и булавками и не гулял бы просто так по таким великолепным рощам, как эта.

— С вашей дотошностью вы, наверное, истребили много флоры и фауны на территории университета. Признайтесь, мистер Холмс!

— Признаюсь. В свое время я собрал вполне приличные коллекции растений и насекомых.

— А я долго разрывалась между ботаникой и филологией. Я была совершенно неутомима, когда нужно было собирать растения, сушить их, идентифицировать, составлять описания — сущее удовольствие!

— Однако в итоге вы выбрали филологию и полиграфию.

— Да, невозможно хорошо делать сразу два таких серьезных дела — пришлось выбирать.

— Не жалеете?

— О выборе? Ни в коем случае! Меня угнетает лишь мысль о том, что я не успею сделать все, что хочу. А еще заполучить желаемое наследство старины зачастую бывает труднее, чем найти какое-нибудь редкое растение.

— Извините мне мою меркантильность, но вы не пробовали оценить свою коллекцию?

— Пробовала, и не раз. Цифры колеблются около ста тысяч фунтов. Кстати, потенциальных покупателей у меня очень много. Но я никогда по доброй воле не расстанусь со своими сокровищами, даже если мое состояние вдруг превратится в прах… Но я предлагаю на время прекратить наши высоконаучные беседы — сейчас я вам кое-что покажу.

Впереди был подъем в несколько ярдов, и мы взошли на него. Роща осталась позади, а перед нами был спуск с другой такой же роще.

— Спуститесь там, мистер Холмс, и встретьте меня внизу.

— Хорошо, только будьте осторожны.

Я пошел в другую сторону, нашел спуск и сошел вниз. Стоя у подножия, я махнул Элен рукой. Она крикнула, что спускается, и быстрым шагом пошла вниз. Там, где пригорок становился круче, ей пришлось почти бежать, чтобы не поскользнуться.

Я поймал ее в объятья. Несколько мгновений мои руки сжимали ее талию, лишь одно мгновение я чувствовал ее учащенное дыхание, какую-то долю мига я видел ее приоткрытые губы совсем близко — она тут же отошла от меня и села на камень.

— Здесь чудесно, правда? — спросила она, все еще учащенно дыша.

Я огляделся.

— Просто удивительно!.. Господи! Неужели здесь нет даже тропинок? Мне казалось, человеческая настырность уже не оставила ни одного дикого уголка в природе, — ответил я.

— Эти рощи не пользуются популярностью: крупных животных здесь нет, особых ягодных мест — тоже. Так что перед вами почти райский уголок, мистер Холмс!

Элен поднялась с камня, поправила платье и посмотрела на меня.

— Ну что, наши усилия стоили того, чтобы оказаться здесь? — спросила она.

— О да! Чтобы оказаться с вами на лоне дикой природы стоило предпринять и не такие усилия, — вкрадчиво заметил я.

Элен улыбнулась:

— Останемся здесь или желаете двинуться еще дальше?

— Этого, пожалуй, достаточно — давайте посидим здесь. Я боюсь, вы уже сильно промочили ноги росой.

Элен вдруг подошла ко мне и нежно дотронулась до моей руки.

— Спасибо вам, мистер Холмс, — тихо сказала она, глядя на меня своим глубоким синим взглядом, — спасибо вам! Еще ни один человек на свете не заботился обо мне так, как заботитесь вы. С вами я чувствую себя защищенной и сильной, как никогда! Вы потрясающий человек, мистер Холмс, а ваша помощь и поддержка — это самое ценное, что у меня есть!.. Молчите ради Бога и дайте мне закончить то, что я давно должна была сказать вам.

Она на секунду умолкла, а потом продолжала со все нарастающим волнением, тщательно подбирая слова:

— Я знаю, что кажусь сдержанной, но поверьте, мистер Холмс, я просто не всегда могу выразить словами то, что чувствую. Я преклоняюсь перед вашим талантом и вашим умом, но не меньше перед вашей душой. Все, что вы говорите и делаете, приносит мне необычайное облегчение и душевный покой. Я давно не чувствовала такой полноты жизни, полноты ощущений и мыслей, как чувствую в эти недели вашего пребывания здесь. Вы не просто расследуете дело, мистер Холмс — видит Бог, с каждым днем вы изменяете меня саму и…

Она умолкла и продолжала смотреть на меня, держа за руку так, словно боялась, что я могу оттолкнуть ее, и в глазах ее была тупая боль, а не благодарность, о которой она говорила.

Меня мгновенно бросило в жар от ее слов. Еще никогда, кажется, я не был так близок к разгадке, как сейчас, и никогда не ощущал такой гаммы противоречивых чувств… Я даже не сразу нашелся, что сказать в ответ, и несколько мгновений просто смотрел на Элен. Какого черта я не сказал, что люблю ее? Что опять встало непреодолимым препятствием в горле? Возможно, эти неотвязные сомнения о мотивах ее поведения, мысли о том, что, может быть, глубокая симпатия и благодарность — это единственное, что она чувствует ко мне, и что мое признание лишь смутит и отдалит ее.

— Мисс Лайджест, — сказал я, наконец, — мне очень приятно, что вы так высоко цените меня, но мои заслуги перед вами не настолько велики: за все время моего пребывания в вашем доме я только и смог, что поддержать вас, а дело, между тем, стоит на месте.

— Вы умаляете свои достижения.

— Мне так не кажется. Но я вам очень благодарен за теплоту, с которой вы ко мне относитесь. Вы, мисс Лайджест, единственная женщина на свете, чье отношение мне не безразлично, далеко не безразлично…

Мы стояли совсем близко друг к другу, и я тоже взял Элен за руку. Утренняя прохлада, запах сырой земли и листьев, ранний час и почти звенящая тишина вокруг — все это создавало атмосферу нереальности, словно отрывало нас от наших дел, домов, проблем.

— У вас холодные пальцы, мисс Лайджест, — сказал я, — я буду чувствовать себя ужасно, если по моей вине вы заболеете после нашей прогулки. Давайте вернемся и выпьем горячего кофе.

— Я не отказалась бы даже от рюмки хорошего коньяку, ответила Элен с улыбкой.

— Видите, как быстро я теперь даю сбои: еще несколько лет назад я гуляла здесь часами и чувствовала себя бодрой и здоровой. Время, казалось, останавливалось, когда я сидела тут. А сейчас я продрогла и недалека от того, чтобы пить коньяк по утрам…

Меня словно окатили холодной водой.

— Что вы сказали? — вскричал я, хватая Элен за плечи.

Она широко раскрыла глаза.

— Что я сказала? Сказала, что скоро, наверное, начну пить коньяк по утрам.

— Нет, что вы до этого сказали? — не унимался я, пораженный своим озарением.

— До этого я говорила, как хорошо было гулять здесь раньше, когда во мне было больше сил и здоровья…

— …И время останавливалось… — пробормотал я.

— Может быть, вы объясните, что происходит, мистер Холмс?

— Ради всего святого, ответьте мне, мисс Лайджест — Гриффит из своей поездки, что была перед убийством, привез вам подарок? Он привез вам что-нибудь?

— Погодите… Да, вообще-то привез. Это был медальон, очень красивый медальон с изумрудами и бриллиантами, но я не приняла его. А что?

— Почему вы раньше не сказали мне?

— Вы не спрашивали, а я почти забыла об этом…

— О господи, мисс Лайджест! Это ведь был не просто медальон? Он открывался, и внутри… Внутри были часы, не так ли?

— Да, были. Откуда вы об этом знаете? Объясните, наконец, что происходит!

— Обязательно, но по пути домой… Скорее, мисс Лайджест, нам надо спешить! Господи, какой же я идиот! Как я мог не видеть всего этого раньше?!

Элен едва поспевала за мной, когда я с необычайной резвостью взбегал вверх по склону. Ну конечно, все было так, как сказала Сьюзен! Гриффит Флой воспользовался первым, что оказалось у него под рукой, и обманул всех. Всех, но не меня! Лучше прозреть поздно, чем никогда!

— Все дело в этом медальоне, который вы не приняли в подарок и который Гриффит Флой затем подарил Сьюзен Симпсон, — сказал я Элен, когда она уже не могла бежать за мной и, держа меня под руку, требовала спокойного шага и объяснений. — Все замечательно сходится! Сьюзен показала мне медальон, но вы ничего не говорили о нем, и я не смог сразу сопоставить факты, но теперь все ясно как день! Гриффит Флой привез подарок для вас (поэтому он был так роскошен и сразу бросался в глаза на шее простой деревенской девушки), но вы, конечно, не приняли его. Что же делает Гриффит? Очевидней всего, он просто кладет медальон в карман и забывает о нем до поры до времени! Не помните случайно, в каком пиджаке он был десятого?

— В том же, что и накануне.

— Вот видите! Эта вещица случайно оказалась с ним, когда погиб его отец и когда срочно нужно было придумывать себе алиби. Заставить вас ничего не видеть и не слышать в течение некоторого времени было для него проще простого, но ему нужны были спасительных полтора часа. И тут ему в голову приходит почти исключительная по своей дерзости мысль — медальон в кармане из безделушки превращается в оружие! Дом Сьюзен находится неподалеку, девушка, к его счастью, оказывается в саду, и ему с его подарком ничего не стоит убедить ее в том, который сейчас час…

— И Сьюзен таким образом давала ему алиби, сама того не зная! Ну конечно — с нею постоянно были часы!

— Именно так, — согласился я и продолжал:

— Конечно, Гриффит не мог быть уверенным, что Сьюзен не посмотрит на часы за минуту до его прихода, но игра стоила свеч. С помощью ласковых обещаний и вина, он окончательно ввел девушку в заблуждение. Когда она уснула, он перевел часы назад, чтобы на каком-нибудь допросе, если дело дойдет до этого, не всплыл наводящий на некоторые мысли факт, что «эти часы, кстати, немного отставали в первый же день».

— И все же эта идея с часами выглядит чересчур рискованно и фантастично! — заметила Элен.

— Но я уверен в ней так же, как в том, что иду сейчас рядом с вами! — ответил я.

— Удивительно просто, как я мог не додуматься сразу!

— Фантастические идеи никогда нельзя сбрасывать со счетов только потому, что они не вписываются в наши представления об обыденных вещах! Наше практичное мышление попросту отфильтровывает их вместо того, чтобы приглядеться к ним получше и, возможно, отыскать искомый ключ!.. Кроме того, все косвенные обстоятельства были против вас, мисс Лайджест, и это сильно укрепило поначалу несколько шаткое алиби Флоя: мистер Лайджест не скрывал, что отправил вас с запиской в Голдентрил, кто-то видел вас идущей по дороге за считанные минуты до убийства, и уж чего-чего, а слухов о ваших весьма неровных отношениях с Флоями ходило достаточно по всей округе. Я уже не говорю о кровавой картине, которая представилась взорам очевидцев: кровь, нож… Видевшие вас тогда, уже не смогли и мысли допустить о вашей невиновности. В итоге ваш мотив для обывателей и полиции выглядел куда более убедительно, чем спонтанная ярость нашего неуравновешенного друга.

— Простите меня, мистер Холмс, но я не понимаю, чему вы так радуетесь, — сказала моя Deesse Raison, — вы и раньше делали открытия, но это не помогло и инспектора не впечатлило. Почему сейчас что-то должно быть иначе? Мне кажется Лестрейда может встряхнуть лишь записка самого Гриффита Флоя с самоличным признанием вины.

— Инспектор может не верить в дедукцию, но с фактами он обязан считаться. Если все это правильно преподнести, то, я уверен, удастся получить нужный эффект!

— Так вы поэтому так спешите? Не терпится взяться за работу? Если наш с вами бег — все еще меры, предпринимаемые для аппетита, то с меня достаточно.

— Не преувеличивайте, мисс Лайджест, мы просто идем быстрым шагом. Но в том, что касается дела, вы правы — все это слишком затянулось, и я хочу порасспросить кое-кого сразу после завтрака.

— Надеюсь, наш завтрак нас уже ожидает. Вы успели проголодаться?

— О да! — улыбнулся я.

— Скудный обед все же дает о себе знать!

Она улыбнулась мне улыбкой заговорщицы.

Мы подошли к дому и поднялись по лестнице, и Элен продолжала держать меня под руку. Мы оба были несколько взволнованы ранней прогулкой и внезапным открытием и поэтому живо обсуждали разные мелочи, приходившие на ум в связи с делом.

Очевидно, выражение наших с Элен лиц слишком явно переменилось, когда мы вошли в холл и увидели сидящих там Гриффита Флоя и Уотсона. Они, видимо, уже успели познакомиться и потому о чем-то оживленно говорили.

— Доброе утро, мистер Холмс, — Флой прервал повисшую в воздухе паузу и, поднимаясь нам навстречу, добавил, счастлив видеть вас, моя дорогая. Вы, я вижу, не ждали меня.

— Если бы вы потрудились заранее сообщить о визите, я назначила бы удобное для нас обоих время, — холодно ответила Элен, — и извольте называть меня по имени.

— Это выше моих сил, моя дорогая, — последовал ответ.

Элен тут же отвернулась от него, скрывая раздражение:

— Доброе утро, доктор! Вы приехали самым ранним поездом, как я понимаю?

— Да, — ответил Уотсон, пожимая нам руки, — но поверьте, мисс Лайджест, я в силу обстоятельств не смог предупредить вас о столь раннем своем появлении в Грегори-Пейдж, и мне жаль, если я причиняю неудобства.

Элен приветливо улыбнулась:

— Вы не причиняете никаких неудобств, доктор, тем более, что мы с мистером Холмсом решили прогуляться ранним утром. Как ваши пациенты?

— Пока нет ничего срочного, и поэтому я свободен. Я и сам, наверное, приехал бы на днях, чтобы быть полезным, чем смогу, но тут пришла телеграмма от Холмса…

— Вы просили доктора приехать, мистер Холмс? — спросила меня Элен несколько удивленно.

— Да, — ответил я, — вы, Уотсон, можете мне пригодиться в очень скором времени.

— А как продвигается дело?

— Отлично. Мы с мисс Лайджест сделали кое-какие открытия, которые существенно ускорят дальнейшее расследование.

Я посмотрел на Флоя, полагая, что он внимательно слушает, но он стоял, опустив руки в карманы брюк и, казалось, не слышал нашего разговора — его взгляд изучал Элен, он задумчиво улыбался.

— Завтрак готов, миледи, — раздался за спиной голос Келистона. — Прикажете подавать?

— Подавайте через десять минут, Келистон. Мы с мистером Холмсом сильно проголодались, а доктор Уотсон, я уверена, выпьет вместе с нами кофе, не так ли доктор?

— С удовольствием, мисс Лайджест, — радостно согласился он, это было бы кстати после дороги.

— Вот и хорошо. У вас есть десять минут, чтобы отнести багаж и приготовиться, — Элен повернулась к Флою. — А я за эти десять минут успею разрешить проблему, которая привела мистера Флоя ко мне в столь ранний час. Можете идти, Келистон.

— Погодите, Келистон! — сказал сэр Гриффит и обезоруживающе улыбнулся всем нам. — Элен имеет обыкновение недооценивать важность наших дел — боюсь, десяти минут нам не хватит. А большее время оторвало бы вас от завтрака, дорогая, чего я не могу допустить. Принесите кофе и для меня тоже. Я выпью его вместе с вами, господа.

Дворецкий удалился, и скоро мы все сидели в столовой.

Гриффит Флой пил свой кофе как ни в чем не бывало, ел печенье и много говорил, размахивая чашкой. Элен сама подливала всем кофе из кофейника и поддерживала общую беседу с той непринужденностью, на какую только была способна.

Гриффит много шутил, но даже когда он улыбался, я замечал в его глазах недобрый огонь. Он говорил с нами, держался в своей обычной несколько развязной манере, и каждую секунду Элен была под его контролем. Но он не просто смотрел на нее, даже не пытаясь скрывать своих желаний, — он властвовал! И эта власть была настолько сильна, что ему не нужно было ее открыто демонстрировать — каждый его жест, каждый взгляд говорили об этом…

Наконец на столе остался только кофейник и пепельницы, а мы расположились вне стола на креслах и стульях.

— Ну так что, мистер Холмс, — сказал Гриффит Флой, вытягивая ноги в своем кресле, — как скоро мисс Лайджест станет свободной от обвинений?

— Теперь уже очень скоро, — ответил я, вынимая трубку изо рта.

— Все движется к развязке довольно стремительно.

— Вы не просветите нас относительно этого? Ах да, это ваше правило о неразглашении материалов по ходу следствия! Но в любом случае я рад, что дело движется вперед.

— Думаю, никто не может быть рад этому больше, чем мисс Лайджест, — заметил я.

— Я прав, мисс Лайджест?

— Я не знаю. Моя жизнь так стремительно изменилась за последние недели, что я с трудом вспоминаю свои ощущения от предыдущей жизни. Это обвинение стало почти что стилем моего существования.

Гриффит вдруг потянулся через столик и положил свою руку на руку Элен.

— Наша жизнь изменится еще больше, когда обвинение будет снято, — сказал он, посмотрев на нее своим пронизывающим взглядом.

Уотсон вопросительно посмотрел на меня. Элен встала с кресла и подошла к окну. Гриффит снова откинулся в кресле и выдохнул сигаретный дым.

Когда я раскланялся со всеми и поехал по делам расследования, Уотсон собирался на прогулку, а Элен удалилась в свой кабинет вместе с мистером Флоем. По пути из своей комнаты я слышал, как он громко смеялся, но голоса Элен слышно не было.