Я не собиралась на Драпскию. Я определенно не хотела оказаться на этой планете. Но когда драпски торжествующе возвестили, что «Макмора» прибыла в их родную систему, принимать в расчет мои планы и желания было уже поздновато.

К тому же, решила я, это место ничем не хуже прочих. Как бы я ни отказывалась это признать, повреждения, нанесенные моему телу, были весьма серьезными. Если бы не драпскский лекарь… Я быстро отбросила эту пустую мысль. Боль прошла, я чувствовала, как ко мне с каждым часом возвращаются силы, а все, что осталось от разрезов у меня на животе, — это две тонюсенькие линии. Я была готова ухватиться за любую возможность найти другой корабль и отправиться в свой настоящий поиск. Но во всем этом была одна закавыка.

Любая подобная возможность будет зависеть от намерений драпсков.

Драпския была планетой, необычной во многих отношениях, а не только из-за поведения своих обитателей. Драпски были счастливы снабдить меня географической информацией — что ж, хоть на этом спасибо.

Луны у них не было, а та вода, которая существовала в несвязанном состоянии, большую часть времени находилась в глубоких трещинах, пробороздивших континенты параллельно экватору, как будто какой-то не в меру расшалившийся великан пытался растянуть планету, ухватившись за ее полюса. За исключением бурых вкраплений пустыни, угнездившейся на подветренных склонах горных кряжей, саму сушу полностью покрывали клочки сельскохозяйственных угодий и расползающиеся во все стороны драпскские города. Не знаю уж, было ли тому причиной отсутствие интереса к дикой природе или же отсутствие дикой природы, к которой можно было бы проявлять интерес.

Это была старая, с древней цивилизацией планета, с такими же установившимися традициями, как и погодой — местный климат был на удивление однообразным, хотя драпски в отличие от множества других видов не утруждали себя попытками управлять им. Единственные сколько-нибудь значительные ветры были умеренными, постоянными и предсказуемыми, а их причиной было само вращение Драпскии; почти круглая и уединенная орбита, по которой она вращалась вокруг здешнего солнца, маленького белого карлика, в свою очередь, практически не влияла на смену сезонов. Здесь не имелось крупных открытых водных пространств, которые могли бы запасать тепловую энергию, а потом отдавать ее обратно в атмосферу, — думаю, именно этот факт был причиной предостережений, которые то и дело звучали с видеолент: дважды в день, на время ночного похолодания и палящей полуденной жары, загонять скот в помещение. Там еще говорилось о необходимости свернуться на это время в клубок и выполнить эопари, но я сочла, что гуманоидных посетителей планеты это не касается.

Многочисленные горные кряжи разбивали воздушные потоки и превращали их в предсказуемые местные ветры. Драпски, что для вида, общавшегося на химическом уровне, было вполне логично, различали сотни типов движения воздуха и ветров, которые возникали благодаря микроклиматическим эффектам и варьировали от скольжения воздуха по остывающим ночью горным склонам до запланированных воздушных волн над взлетными и посадочными полями их космопортов. Эти разделы учебных видеолент я пропускала.

То, что я тщетно пыталась выудить из предоставленных мне дисков, была информация о самих драпсках. От видеозаписей Моргана в моих воспоминаниях осталось лишь впечатление о цивилизации столь закрытой, но при этом вежливой, безупречно воспитанной и невероятно методичной, что никто не приглядывался пристально к тому, что драпски делали, — и к их одержимости магией. Меня, проведшую столько времени в четырех стенах каюты на драпскском звездолете, это поразительное отсутствие информации пугало куда больше, чем все то, что я знала о скатах.

«Ну что ж, — сказала я себе, когда появился Макоори и сообщил мне, что мы вот-вот приземлимся, — по крайней мере, я определенно смогу пополнить базу данных „Серебристого лиса“. Джейсон будет счастлив; он собирал информацию с такой страстью, как некоторые копят кредиты.

Я не позволила себе углубиться в эти мысли. Та часть моей души, которая принадлежала Моргану, походила на нагноившуюся рану, которую лучше не трогать совсем, в особенности здесь и сейчас, когда у меня не было совершенно никакой возможности исцелить ее.

Одно из первых дополнений, которые я смогла сделать, касалось кажущегося внешнего сходства драпсков. На самом деле это впечатление было обманчивым. Хотя я так и не научилась различать своих, можно сказать, старых знакомых, членов племени макиев, без бирок или каких-либо других подсказок, трое драпсков, встречавших нас на выходе из «Макморы» следующим утром, сильно отличались друг от друга, да и от макиев тоже.

Драпскский космопорт, как и следовало ожидать, оказался намного лучше покьюлианского, ничуть не уступая тем, что находились на богатых и развитых мирах, вроде моей бывшей родины, Камоса. Автоматический лифт с легкостью вознес нас с нижнего уровня, где располагался непосредственно космопорт, наверх, к движущимся пешеходным дорожкам. Я оглядывалась вокруг, недоумевая, как же взлетно-посадочные буксиры могут проводить звездолеты сквозь такой лабиринт постоянных, судя по их виду, сооружений. По-видимому, они все же как-то ухитрялись это делать, иначе мы сейчас не наслаждались бы подобной роскошью. Уверена, драпски отнесли мое постоянное глазение по сторонам на счет любопытства или сочли подтверждением достоинств их космопорта. Я, само собой, не поделилась с ними тем, что просто пытаюсь запомнить маршруты для возможного бегства.

Встречающие, которые поджидали нас у трапа «Макморы», ни словом не обменялись ни со мной, ни с двумя сопровождавшими меня драпсками, капитаном Макой и моим маленьким приятелем Макоори. Те, похоже, не нашли в подобной молчаливости ничего предосудительного, так что, по-видимому, какое-то общение все-таки имело место, другое дело, что не обладающая столь развитым обонянием почетная гостья была лишена возможности поучаствовать в нем.

Я принялась разглядывать новоприбывших драпсков. Один из почетного трио был значительно выше других, так что его антеннки, желтовато-красные в отличие от уже знакомых мне пурпурно-розовых хохолков членов экипажа «Макморы», периодически щекотали мне ухо. Я не имела ни малейшего понятия, был ли этот контакт намеренным или случайным, смущавшим драпска так же сильно, как пугал меня; единственное, что мне оставалось, это пытаться не отпихнуть от себя этот, скорее всего, весьма чувствительный орган, как соблазнительно нашептывал мне неосмотрительный инстинкт.

Два других драпска фигурой и размером походили на макиев, отличаясь от них лишь кисточками на кончиках антеннок. Не знаю уж, был ли этот эффект косметическим, чтобы как-то отличить одно племя от другого, или же отражал действительно физиологическую разницу — в возрасте, например, или в поле. Если, конечно, у драпсков вообще было разделение по полам. Во всяком случае, всех драпсков обычно именовали «он» — таков был их обычай. В общем, не важно, почему, но у одного из чужих драпсков хохолки были кричаще оранжевого цвета, а у другого — столь же яркого оттенка бирюзового. Поэтому когда я опускала глаза на свой эскорт, у меня тут же возникало впечатление, как будто я нахожусь в самой середине клумбы оживших метелок для пыли.

Движущаяся дорожка везла нас по космопорту, и я уже привыкла к ощущению беззаботного скольжения, не требующего от меня ни малейших усилий, — более того, это чувство приводило меня в восторг. Поверхность дорожки слегка пружинила под ногами. Мне никогда прежде не приходилось видеть или слышать о чем-то подобном — главным образом потому, что Клан всегда относился к технике с большим недоверием. Мои сородичи покупали все необходимые им для комфорта и удобства приспособления у людей, но проявлять какой-либо интерес к ним или пытаться разобраться в оных считали ниже своего достоинства и где только можно полагались на свой Дар. Я не разделяла подобного отношения — мне куда ближе была искренняя любовь, которую Морган питал к своему кораблю.

К несчастью, мои собственные познания в технике были прискорбно скудными, несмотря на свежеприобретенный к ней интерес. Вряд ли стоило рассчитывать за год исправить все то, что было накоплено за целую жизнь, проведенную в Клане. Но я тем не менее была убеждена, что эта движущаяся дорожка даже людям показалась бы необычной. Я обратила внимание на то, как отдельные дорожки сливались в одну и снова разветвлялись — система походила скорее на энергетический поток, чем на какое-то механическое устройство. Я вдруг поймала себя на том, что сравниваю ее с той размытой реальностью, которая представляла собой пол в зале Совета Клана, частично существовавшего в м'хире, и снова подозрительно взглянула на своих маленьких спутников. Пришлось одернуть себя: сейчас не время экспериментировать, и спохватилась я как раз вовремя, вспомнить хотя бы реакцию экипажа драпсков на мое присутствие в м'хире.

Мы с моим внешне молчаливым эскортом наконец добрались до границы космопорта. Я ожидала пересадки с движущейся дорожки на какой-либо другой вид транспорта — возможно, в аэрокар, повсеместно распространенный в других мирах. Но только не здесь. Возможно, для драпсков аэрокары поднимали слишком много беспорядочных воздушных потоков. Я смотрела на ни на секунду не замирающие антеннки и досадовала, что не могу узнать, о чем они переговариваются.

Движущаяся дорожка видоизменилась практически сразу же после того, как мы пересекли границу собственно города и стали передвигаться между лишенными окон изогнутыми сооружениями, которые, видимо, и были городскими зданиями. Мы пересекали обширную площадь, походившую скорее на песочного цвета пруд, чем на мостовую, на поверхности которого покоились бесчисленные чашеобразные предметы. Один из них послушно скользнул вперед и замер перед нашей маленькой компанией. Он оказался больших размеров, чем все те наземные машины, в которых мне доводилось передвигаться, плавных очертаний, как, видимо, вообще все устройства драпсков. Ни водителя, ни каких-либо управляющих рычагов видно не было. Мы просто забрались внутрь, уселись на теплую податливую поверхность пола, и чашеобразное купе пришло в движение — сначала медленно, потом все быстрее и быстрее увлекая нас к какой-то неведомой мне, но, должно быть, заранее определенной цели.

Но куда? Из купе мне было не видно дороги. Верхушки строений, проплывавшие надо мной, были похожи друг на друга как близнецы, если не считать постоянного увеличения в размерах. После непродолжительного созерцания одинаково безликих физиономий сопровождавших меня драпсков я встала на колени и попыталась выглянуть из-за бортика, чтобы понять, куда мы направляемся. Мгновенно последовавшее за этим дружное втягивание щупальцев немедленно заставило меня снова принять прежнюю, более приличную и скучную позу. Что ж, стоическое молчание ни к чему не привело. Настала пора, решила я, зайти в лоб.

— Уж теперь-то ты точно можешь рассказать мне, куда мы направляемся, капитан Мака, — начала я, избрав среднюю между недовольством и надеждой интонацию.

— Непременно, о Непостижимая, — мгновенно отозвался Мака, деликатно выпустив изо рта щупальца, что я сочла выражением облегчения. — Непременно.

Я выждала три долгих мига между ударами сердца, потом решилась слегка поторопить его:

— И куда же мы едем?

— Во Дворец правосудия, — ответил самый высокий из встречавшей нас тройки драпсков на довольно чистом, хотя и с заметным акцентом общем диалекте.

В его голосе и поведении не было никакого намека на подобострастие перед «Непостижимой». Краешком глаза я заметила, как половина щупальцев Макоори немедленно снова очутилась во рту. О нет! Только не это.

— И зачем… — Я невольно запнулась — купе на растущей скорости под крутым углом пошло вверх, и я очутилась в клубке щупальцев молчаливых драпсков. Они были теплыми, гладкими и какими-то пушистыми на ощупь, примерно как их меблировка. Кабинка выровняла свой ход, и мы с драпсками осторожно распутались. — Я как раз собиралась спросить, — продолжила я, изо всех сил стараясь не расхохотаться, — зачем мне ехать в ваш Дворец правосудия?

В голосе высокого драпска прозвучало явное удовлетворение.

— Чтобы предстать перед судом по обвинению в попытке выдать себя за истинно магическое существо, разумеется.

«Разумеется», — повторила я про себя. Смеяться мне мигом расхотелось.

— Капитан Мака? — спросила я, с прищуром воззрившись на того, кого считала виновником всего произошедшего.

Он тоже всосал в рот все щупальца, но тем не менее пролепетал довольно внятно:

— Это простая формальность перед Состязанием и празднествами, о Непостижимая. Ты предстанешь перед своим скептиком, и приговор будет в твою пользу, уверяю тебя.

Никто больше не произнес ни слова — ни за, ни против. Я впилась пальцами в губчатую обивку пола, пытаясь не выдать свои чувства.

— А что произойдет, если приговор будет не в мою пользу?

— Нет никаких сомнений…

— Что произойдет в этом случае, Мака? — безжалостно перебила я.

Драпск с бирюзовыми хохолками произнес что-то на мягком и певучем языке, которого я не знала и предположила, что это и есть их родной язык, затем втянул в рот мясистые красные щупальца, вероятно, для того, чтобы придать своим словам веса.

Антеннки Маки поникли, и у Макоори тоже, но капитан все-таки ответил.

— Тогда мы — макии — потеряем «Макмору», о Непостижимая. Она отойдет другому, более достойному племени. — Антеннки вдруг снова отважно встали торчком, четырехпалая ручка коснулась моего колена. — Но мы не сомневаемся в тебе, Сийра Морган. Совершенно не сомневаемся. Ты — та, кого мы ждали…

— Довольно, — нахмурился высокий драпск. — Не нам, но скептику решать, достойна ли она участвовать в Состязании. — Его голос стал менее резким, круглое лицо обернулось в мою сторону. — Не бойтесь, фем Морган. Вы будете нашей почетной гостьей на протяжении всего Фестиваля, каков бы ни был приговор скептика. Немногие чужаки удостаивались такой чести.

— Большое спасибо, — только и нашлась я.

Мне почему-то показалось, что, даже вздумай я отнекиваться, это ничего бы не изменило. Но на Маку и Макоори я бросила сердитый взгляд, надеясь, что привычные к общению с гуманоидами драпски поймут выражение моего лица. Я не просила вешать на меня ответственность за четыреста сорок пять крошечных макиев и их корабль в придачу. Даже если я и смирилась с навязанной мне ролью, все равно мне было совершенно неизвестно, о чем будет судить какой-то там скептик.

Оставалось лишь надеяться, что макии знали, зачем притащили меня сюда.

Или уносить ноги с этой планеты — да поскорее.