Чтобы убедить Коупелапа отвести меня поближе к сцене, я пустила в ход все аргументы, какие только смогла изобрести: и жаловалась, что от смотрения на маленький экранчик у меня разболелись глаза (что было чистейшей правдой), и изъявляла желание выведать секреты моего соперника — этот предлог показался мне вполне правдоподобным. Но скептик был непоколебим — должно быть, у него имелись свои причины не пускать меня вперед.

Хорошо, хоть солнце село, и я могла смотреть в свое крошечное окошечко на мир, не щурясь. Похоже, драпски все же нуждались в определенном количестве света, хотя и не очень сильного: амфитеатр подсвечивался с пола, по крайней мере на стенах никаких источников света я не заметила. Мягкое освещение еще сильнее скругляло тела драпсков — один ряд повторяющихся кругляшей за другим, так похожие на здешнюю архитектуру, что меня словно окружал их город в миниатюре, а изогнутые хохолки этих удивительных существ сливались с пурпуром сгущающихся сумерек.

Этот город бурлил. Провал участника ниакиев и слухи о достоинствах кандидата хеериев, похоже, дали пищу для нескончаемых толков — некоторые из них высказывались вслух и даже на общем диалекте. Мое беспокойство возрастало с каждой минутой. Драпски — то есть мои драпски — были совершенно убеждены, что я выиграю. Поскольку я до сих пор пребывала в полнейшем неведении, каких именно действии они от меня ожидают, их уверенность казалась мне несколько самонадеянной.

Когда Великий Бендини вместе с завоеванными им сокровищами удалился — в сопровождении незадачливых ниакиев, — до появления следующего участника оставался еще примерно стандартный час, и в толпе замелькали разносчики еды и напитков с оранжевыми хохолками. Я не уловила названия их племени, но, на мой взгляд, выбор вряд ли мог быть более удачным: их огненные хохолки отлично выделялись на фоне рядов сидящих драпсков. Я соблазнилась рулетом с горячим напитком, и Коупелап с пугающей поспешностью проверил и то и другое. Когда я шутливо поинтересовалась, не подозревает ли он хеериев в намерении отравить меня, скептик не выказал никаких признаков веселости.

И я уже в который раз принялась гадать, какую выгоду драпски надеялись извлечь из этих празднеств, если они так много значили для них.

— Участник хеериев, — наконец прошептал мне на ухо Коупелап и кивнул на экранчик.

Его антеннки и хохолки, как и у всех до единого драпсков, которых я могла видеть, стояли торчком. Великому Бендини такое внимание и не снилось. «Они улавливают разницу», — подумала я, и меня кольнула легкая жалость к упивающемуся своим мнимым триумфом незадачливому иллюзионисту.

Между тем овальная площадка в сердце амфитеатра все так же пустовала; единственным, что появилось здесь нового, было какое-то подобие длинного четырехугольного помоста, собранное из похожих на ящики штуковин и задрапированное, судя по виду, белым исса-шелком. Потом я увидела то, что уже привлекло к себе внимание Коупелапа.

Небольшая процессия из нескольких сине-зеленых драпсков-хеериев с желтосултанным скептиком во главе вступала в амфитеатр через ближайший к нам вход, напротив их собственного сектора. Двое из них тянули плывущие по воздуху носилки, на которых громоздился здоровенный неправильный ком какой-то массы, покрытый все тем же белым шелком. Ддинная вялая рука, больше похожая на щупальце, чем на настоящую руку, свешивалась с края носилок и едва не волочилась по земле.

Не клановец. Я украдкой вытерла вспотевшие ладони о платье — не забыть бы спросить драпсков, почему они заставили меня напялить это безобразие, хотя двое других участников, похоже, оделись по собственному вкусу, — и запретила себе думать, разочаровало меня то, что я увидела, или обрадовало. Я и сама не отдавала себе отчета, как сильно надеялась, что второй участник окажется одним из моих сородичей. Или все-таки боялась? Я покачала головой. Сейчас не это было главное.

Получше разглядеть таинственное существо, которое хеерии с такими предосторожностями вынесли в центр и опустили на помост, мне не удалось. Я предположила, что оно занемогло или ослабло, возможно, из-за непривычной гравитации. Покрывало постоянно съезжало то в одну, то в другую сторону, как будто то, что под ним находилось, было не вполне твердым. Безвольная рука убралась под него, словно ее владельцу страшно было выставить на обозрение даже столь малую часть себя.

Большего контраста с той помпой, с которой преподносил себя Великий Бендини, и представить себе было невозможно, подумала я с одобрением. Это таинственное существо заинтриговало меня куда больше незадачливого иллюзиониста. Разумеется, я не могла быть уверена, что замечу волшебство, которое оно будет творить, — драпски не использовали никакого способа вербального оповещения тех зрителей, кто был лишен обоняния.

К счастью, на Коупелапа нашло поэтическое настроение.

— Обрати свой взор, о Непостижимая, на этого мужественного рагерена. Он первый из них, кто отважился покинуть свою родину.

— Он единственный рагерен, который отважился покинуть свою родину, — поправил капитан Макайри. Я заметила, что, возвысившись, бывший лекарь ничуть не утратил своего докторского такта.

— А где она, их родина? — поинтересовалась я, глядя на экран, но думая исключительно о том, как бы выжать из своих драпсков побольше информации. Я никогда ничего не слышала о рагеренах. Моргану приятно будет первым из людей узнать о новой разумной расе. Я уже размечталась об эксклюзивном праве торговли чем-нибудь эдаким, что производили рагерены, и о новых фитингах для двигателей малой тяги по правому борту «Лиса».

— Хеерии, разумеется, откроют столь ценные сведения лишь своему собственному племени — или тому, которое сегодня добьется главенства. Роль, которая, как макии свято верят, благодаря тебе достанется нам, о Непостижимая.

«Великолепно», — сказала я себе, испепелив самодовольных поганцев убийственным взглядом.

— Чего вы…

Я уже открыла рот, чтобы произнести «хотите», как что-то произошло.

Я ощутила это, и в тот же самый миг драпски — весь амфитеатр — в одном порыве вскочили на ноги, причем хохолки всех трех племен нацелились на неподвижный комок в середине сцены. Как будто волна прокатилась через м'хир, краешком задела мое восприятие и бесследно скрылась из виду.

Хотя… не совсем бесследно. Я ощутила на щеках влагу и утерла слезы. Волна оставила у меня привкус тоски и горя. И даже больше. Теперь я знала — и подозревала, что все драпски тоже знают, — существо внизу умирало. Это появление на их Состязании стало для него последней каплей.

Я не рассуждала. Не строила планов. Я просто внезапно разозлилась. И, не долго думая, рванулась в м'хир…

Хотя очень удивилась, когда у меня все получилось и я оказалась на овальной сцене, в шаге от угасающего рагерена.

Я подошла к нему, не позволяя его огромному размеру и странным очертаниям под шелковым покрывалом сбить себя с толку и помешать сделать то, что я считала единственно правильным. На этот раз драпски зашли уж слишком далеко. Не следовало им запирать на своей планете этого беднягу. Кстати сказать, эти самые драпски сейчас застыли в комически остолбенелых позах, и ни один, казалось, даже не дышал. Тем лучше. Я была в таком настроении, что не потерпела бы ни насилия, ни уговоров.

Очень осторожно я приподняла угол покрывала. Под ним оказалась пульсирующая масса, такая темная, что невозможно было определить цвет, с какими-то проблесками — не то капельками влаги, не то чешуйками. Трудно сказать. Я задумалась, где лучше за него взяться, но вопрос отпал сам собой: щупальце-рука вновь появилось, колыхнулось на уровне моих глаз — и опустилось всем своим поистине сногсшибательным весом мне на плечо. Мне пришлось поднапрячься, чтобы не согнуться под его тяжестью, а чтобы усмирить охваченные неожиданным энтузиазмом волосы, которые принялись хлестать меня по лицу, понадобилось задействовать обе руки.

Но это прикосновение было всем, что мне нужно. Я открылась навстречу м'хиру и отыскала еле теплящийся огонек — все, что оставалось от рагерена. Он готов был вот-вот угаснуть, доведенный почти до безумия неловкими действиями драпсков, — хотя я не сомневалась, что ими руководили самые благие побуждения. Но они не знали, что это существо не может прожить без своих сородичей, что ему нужно их постоянное присутствие и взаимная поддержка. И эта тоска, эта отчаянная необходимость, которую я уловила в мелодичных мыслях рагерена, едва не заставила меня зарыдать от той пустоты, которая зияла в моей собственной душе.

От этого было лишь одно спасение. Существо подсказывало мне, что делать, по-настоящему умоляло меня, и я согласилась.

Я собрала всю свою силу до последнего и толкнула умирающее существо в м'хир, вместе с ним пытаясь отыскать дорогу к его дому. Шелк с легким шелестом опал на землю, и, внезапно освободившись от давившего на мои плечи бремени, я упала на колени.

Ни я, ни другие клановцы так не путешествовали, думала я, в то время как часть моего существа сопровождала рагерена в его пути. Вместо того чтобы раствориться там или начать барахтаться, он, похоже, вбирал в себя окружавшую нас обоих силу, готовился — и неожиданно нырнул в непроницаемую тьму, как рыбка в океан, и я в тот же миг перестала ощущать его.

Я высвободилась и вновь начала видеть то, что происходило в амфитеатре. Оказывается, я стояла на полу на четвереньках и тяжело дышала — напряжение не прошло даром.

Слышала я лишь свое дыхание — и больше ничего.

Сквозь пелену все еще дрожащих волос я подняла глаза на несколько сотен тысяч разноцветных, неподвижных и, наверное, невероятно потрясенных драпсков.

Пожалуй, Коупелап останется не в восторге от своей Непостижимой.