Я сражалась с собственными руками, досадуя, что они дрожат и судорожно сжимаются, вместо того чтобы повиноваться. На этот раз победа осталась за мной, и я заставила их поднести флягу к губам. Я сделала глоток и приказала пальцам вернуть на место крышку и закрутить ее. Потом отпустила флягу, и она повисла на ремешке у меня на груди, утешительно тяжелая.

В голове у меня мутилось все больше, как бы я ни старалась удержать мысли. Чаще всего я забывала, где нахожусь, воображала себя где-нибудь в другом мире, мне грезились поднятые бурей пески. Потом я просыпалась и обнаруживала сведенные судорогой побелевшие пальцы на крышке фляги.

В мою пещеру просочились бледные солнечные лучи. Значит, уже наступил новый день.

«Два дня», — подумала я отрешенно.

Мои мысли были медленными и вялыми. Целых два? Или уже прошло больше дней с тех пор, как я в последний раз выглядывала наружу, была в состоянии вставать и ходить? Фляга пустела, а я теряла силы. Но лихорадка уже прошла.

Каким-то образом я удерживала свою ментальную защиту столь же крепко, как сжимала флягу. Он поджидал меня, я знала это, он рыскал где-то на границе моего бреда, самый пугающий кошмар, какой я только могла себе представить. Я черпала силы из страха перед Йихтором, потому что все прочие источники уже давно иссякли. Раз или два я не выдерживала и пыталась переместиться к Моргану, позвать на помощь. Но лихорадка отняла у меня и эту способность.

Скудный глоток воды прояснил сознание, но я не оценила этого подарка. Когда мысли переставали путаться, меня накрывало леденящей уверенностью, что очень скоро я умру. Одна. Здесь. Слеза, которой я не могла себе позволить, холодной каплей скатилась по щеке.

Солнечный зайчик скользнул по ладони и тут же исчез. Я попыталась унять свое тяжелое дыхание и нашарить бластер, лежавший где-то рядом со мной. То, что закрыло вход в пещеру, не издавало ни звука. Когда солнечный луч снова вернулся миг спустя, я с тихим вздохом выпустила из руки тяжелое оружие. Глаза у меня слипались. Я страшно устала.

Все началось как сон, но это был не просто сон, я понимала это даже в полудреме. Я очутилась в обитой деревянными панелями комнате, освещенной портативными светильниками, которые свисали с потолка на цепях разной длины. Под каждым из них на деревянных постаментах размещались разнообразные диковины. Пол был неровным, поднимавшимся вверх неправильной формы ступенями.

Я была не одна. Высокий мужчина, в котором я признала собственного отца, неторопливо обходил коллекцию, внимательно оглядывая по очереди каждый экспонат. Этим драгоценностям никогда больше не было суждено прикоснуться к теплой коже, ими можно было лишь любоваться; с игрушек и дорогих игр, в которые никто больше не играл, просто по мере необходимости вытирали пыль и не более.

Потом всплыли и другие воспоминания. Мне откуда-то было известно, что порядок и система расположения экспонатов имеют немаловажное значение. Некоторые из них были явно выделены из общей массы, причем вне зависимости от их кажущейся ценности.

Каждому предмету соответствовало свое имя. Я вдруг поняла, что смотрю на генеалогическое древо, составленное из вещей и устроенное с целью продемонстрировать силу каждого его члена в м'хире. То был зал Предков, святая святых моего отца.

И освещен каждый предмет тоже был по-разному. В темноте не остался ни один, но некоторые, чтобы привлечь к ним особое внимание посетителей, заливал более яркий свет. Самый мощный светильник висел над небольшим обрывком материи, вмурованным в кристалл, который отбрасывал по всему залу россыпь переливчатых искр, заявляя свое безоговорочное превосходство над всеми остальными экспонатами.

И снова в моем мозгу непроизвольно всплыло воспоминание. Этот бережно хранимый клочок ткани был единственным, что осталось от личных вещей моей прабабки, Первой Избравшей Дома С'адлаатов, которая возглавляла Тех, кому доступен м'хир, в период Расслоения. Откуда-то я знала, что сверкающие искры были куда более точным воспоминанием о ней, чем этот обрывок ткани, просто удерживающий их здесь. Ту часть моего существа, которая была Сийрой Морган, согревала мысль о том, что я знаю имя своей прародительницы, могу представить себе ласковое прикосновение ее руки. Другая часть меня ощутила просто прилив жгучей собственнической гордости.

Я приходила сюда довольно часто, хотя старинные предметы не слишком меня привлекали. Тогда зачем же?

Похоже, воспоминания снова незаметно для меня перетекли в бред, более сильный, чем прежде, и я упустила все ответы, которые могли просочиться сквозь блоки в моей памяти. В бреду я слышала голоса, сливавшиеся в неразличимый гомон. Потом мне почудилось какое-то движение: сначала резкое, так что я даже протестующе что-то пробормотала, потом более плавное, почти убаюкивающее. На меня снизошла прохлада, лихорадочный жар отступил.

Очнувшись, я обнаружила, что мои горячечные сны обернулись явью. Пещера исчезла. Я лежала, свернувшись калачиком под простынями, на кровати в комнате, которая показалась мне угнетающе знакомой. В мягком дневном свете, пробивающемся сквозь жмущиеся к потолку окна, я оглядела спальню. Обставлена она была чуть получше, чем тюрьма Моргана, но у меня почти не было сомнений в том, что предназначение у нее то же самое. Значит, Йихтор все-таки до меня добрался.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил женский голос.

Я повернула голову и нахмурилась, безуспешно пытаясь вспомнить женщину, стоявшую у моей кровати. От уголков ее глаз и губ разбегались в стороны лучики старческих морщинок. На голове у нее, словно затем, чтобы прибавить ей немного роста, громоздилось какое-то сложное сооружение из волос. Но она все равно казалась низкорослой. Я загорелась к ней неприязнью с первого же взгляда.

— Где я?

Уголки губ пожилой женщины дрогнули в многозначительной улыбке, придав лицу хитрое выражение.

— В Караате, фем ди Сарк. В главном городе Экренема. Йихтор ди Караат великодушно оказал тебе гостеприимство.

Я уселась в подушках и с радостью обнаружила, что голова у меня больше не кружится и я с каждой секундой чувствую себя все лучше и лучше.

— Передайте Йихтору, что я не намерена принимать от него ничего, будь оно предложено от всей души или как-нибудь еще.

Старуха фыркнула.

— Думаешь, твои намерения кого-нибудь волнуют, дочь Джареда? Слишком долго мы с сыном дожидались тебя. — Она нахмурилась. Во взгляде, которым меня окинули, было что-то такое, отчего мне сделалось не по себе. — Надеюсь, наши ожидания были не напрасны. Кому ты открылась, девочка? Не вздумай сказать мне, что это был не мой сын.

— Открылась? — Это слово было исполнено какого-то неизмеримо глубокого смысла. Не обращая на нее внимания, я выскочила из кровати, очень удивившись собственным силам, и подбежала к висевшему на стене зеркалу. Мать Йихтора подошла и встала у меня за спиной — так я впервые узнала о произошедшей со мной перемене.

Мое тело куда-то исчезло.

То есть исчезло то худое и угловатое тело, к которому я привыкла. Фигура под простой белой сорочкой, которую на меня надели, странным образом округлилась. Мое лицо… я с недоверием провела кончиками пальцев по нежной коже, которая больше не была землистой и покрытой царапинами, а просто сияла жизнью. Я коснулась своих губ, потрясенная тем, какими полными они стали. Из зеркала смотрела незнакомка с гривой пышных волос, огненно-рыжим нимбом обрамлявшей ее лицо, внезапно превратившееся из изможденного в пышущее здоровьем.

— Я же болела… — начала было я, обращаясь скорее к самой себе, нежели к неприязненно поглядывающей на меня старухе за моей спиной.

— Ерунда, — отмахнулась фем Караат. — Хотя тебе повезло, что пилот аэрокара заметил в ущелье аварийную капсулу. Избирающие обычно не ютятся во время Открытия одни в пещерах, Сийра ди Сарк. С твоей стороны это было крайне неразумным поступком. А вдруг на тебя напал бы какой-нибудь зверь?

Я не стала ничего отвечать: эта женщина тревожилась о своих планах, а не обо мне. Вместо этого я более придирчиво оглядела свое отражение — незнакомку с до боли знакомыми мне чертами. Серые глаза определенно были моими, и в их глубине плескалось то замешательство, которое я то и дело, испытывала все последнее время. Мне следовало бы предвидеть эту перемену, буднично заметила какая-то часть моего существа. Однако же время ее наступления меня удивляло.

— Как ты себя чувствуешь? — снова осведомилась старуха.

Ее эгоистичное беспокойство начинало меня раздражать.

— А как я должна себя чувствовать? — огрызнулась я, отвернувшись от зеркала. — Сначала чуть не отдала концы от лихорадки, а теперь очутилась в заключении здесь.

Она хохотнула.

— Ну, если мне не изменяет память, ты должна чувствовать себя великолепно.

Я взглянула на пожилую женщину, с неохотой признавая, что она права. Сила бурлила во мне с головы до кончиков пальцев ног; каждая клеточка моего тела пульсировала жизненной энергией. Пожалуй, так замечательно я еще никогда себя не чувствовала.

Но действительное значение имело лишь то, что было у меня внутри. Я сосредоточилась и потянулась в м'хир.

И как будто с разбегу врезалась в стену из какого-то густого и вязкого вещества, которая слегка подалась, но держала крепко. Моя защита сработала, но ищущая мысль оставалась надежно запертой в голове. Я снова стала самой обычной женщиной, осознала я, и это мне совершенно не понравилось.

Я взглянула на фем Караат.

Та злорадно улыбнулась. Ее палец указал на столик около моей кровати. Небольшой флакончик вместе со шприцем в одно мгновение разъяснил мне все.

— Зелье Роракка, — ахнула я. С радостью бы ее удушила, если бы это принесло хоть какую-то пользу.

— Вообще-то это мы снабжали им пирата. Местные леса удовлетворяют очень многие наши нужды. Изящное решение, не правда ли? К тому же так будет легче нам всем, милочка. Ты определенно не захотела бы, чтобы мы пустили в ход другие наши методы. А теперь выкладывай. — Старуха, словно клещами, сжала мое плечо. — Кому ты открылась?

Я стряхнула ее руку.

— Ты не имеешь права допрашивать меня, — ответила я ледяным тоном, в то время как в мозгу у меня шел лихорадочный подсчет шансов, а мои глаза отчаянно оглядывали лишенную двери комнату в поисках помощи. Конечно, моя жизнь стала бы гораздо проще, если бы я понимала, о чем она говорит, но вот признаваться в своем невежестве матушке Йихтора я стала бы в последнюю очередь.

Внезапно я почувствовала, что мы уже не одни. Рядом со старухой стоял Йихтор, его напряженное лицо было усеяно бисеринками пота. Фем Караат разъяренной кошкой накинулась на него, прошипев:

— Тебе здесь не место!

— Кто осквернил ее? — хрипло выдохнул он.

Моя спина одеревенела.

— Да кто только не осквернил, клановец! — отрезала я.

Фем Караат в ярости махнула на меня худой рукой.

— Веди себя пристойно, девочка. — Потом, обращаясь к сыну, велела: — Уходи!

— Как она может отвергать меня? — почти жалобно проговорил тот, сверху вниз глядя на низкорослую старуху. — Сила-Выбора пылает в ней, я чувствую это. Она зовет меня.

Наркотик почти заглушил мою собственную силу, но я ощущала нарастающее давление силы Йихтора. Его мать решительно встала между нами — я не могла понять зачем. Хотя, конечно, это неожиданное покровительство было мне как нельзя более кстати.

— Потерпи. Соединение состоится сегодня вечером в присутствии гостей, как мы и планировали. — Она слегка выделила голосом последнее слово.

Похоже, ее слова успокоили клановца. Пугающий огонь в серо-зеленых глазах немного утих.

— Я подожду, — согласился он. — Но только до вечера. И исчез.

Комната мгновенно показалась мне больше. Фем Караат бросила на меня неодобрительный взгляд и покачала головой.

— Бедный мальчик сходит по тебе с ума. — Потом усмехнулась, и морщинки вокруг глаз обозначились явственней. — Естественно, ты ведь Избирающая.

— Не знаю, что вы там затеяли…

— Ну разумеется, ты это знаешь. И должна быть польщена, что твоя великолепная сила соединится с силой Дома Караатов, как должно было случиться с самого начала. — Она шагнула ко мне, и я невольно попятилась. — Думаешь, мы не узнали бы, что тебе уготовили? Думаешь, Йихтор не смог бы организовать слежку за монастырем? В конце концов он все равно бы подстерег тебя! Думаешь, мы позволили бы бросить тебя на Ауорде и использовать в чужих планах, когда ты должна принадлежать моему сыну?

Я почувствовала на лице горячее дыхание старухи — она придвинулась ближе, тесня меня назад.

— Сила! — проскрежетала она, разговаривая скорее с собой, чем со мной. — Сила — это все, дочь Джареда. Имена, жизни, будущее — все это ничто по сравнению с силой. Мы покинули Клан, потому что Совет отказался дать моему сыну ту силу, которую он желал и заслужил по праву. Теперь он возьмет ее сам. — Она посмотрела на меня каким-то странным взглядом.

— Когда-то давно мы жили страстями. Мужчина и женщина соединялись в пару потому, что это было им предначертано, а не под диктовку Совета. Они жили и умирали так, как велела им их природа. Сегодня вечером Караат станет свидетелем возвращения страсти, и мы будем праздновать Соединение Караата и Сарк. Ты исполнишь свое предначертание. Ты сделаешь Выбор и соединишься с моим сыном.

— Нельзя навязать Выбор, — сказала я, сама не зная почему уверенная в этом до глубины души.

— Нельзя, — согласилась, к моему удивлению, старуха. — Но мой сын не тратил времени даром, Избирающая. Он неплохо подготовился. Он разузнал кое-какие секреты, по крупицам извлекая необходимое ему знание из лучших умов Пакта. Если ты не захочешь или не сможешь избрать его, как это подобает дочери Клана, что ж, — она пожала плечами, — это означает твой конец. Но не наш.

— Что вы такое говорите?

Следующие слова оглушили меня, как удары.

— Если понадобится, Избирающая, мы просто подавим твой разум, заставив повиноваться нашей воле. Тебе не стоит волноваться, о твоем теле и его потенциале должным образом позаботятся, — злорадно пообещала старуха. — Плодотворное Соединение Домов Сарк и Караат состоится сегодня вечером — будешь ли ты в состоянии заметить это или нет.

Она снова хихикнула.

— В шкафу одежда твоего размера, фем ди Сарк. Не забывай, у нас была масса времени, чтобы подготовиться к этому знаменательному событию.

Мать клановца-отступника подобрала юбку и исчезла, оставив в воздухе после себя что-то неуловимо неприятное.