КОРОЛЬ ГРАС тоже разрабатывал планы, правда, не знал, принесут ли они пользу.

– Сражаться с ментеше – это как бить молотком по капле ртути, – сказал он прискакавшему с севера Гирундо. – Капля никуда не исчезает, просто разлетается на много маленьких капель.

– Значит, следует бить по маленьким каплям по очереди. – У генерала-весельчака всегда имелся ответ. – И вам удастся избавиться от них, нужно только приложить усилия. С настоящей каплей ртути это не удастся сделать, как ни старайся.

– Не удастся, – согласился король, – но маленькие капли настоящей ртути не бегают, стараясь соединиться в большую.

– Если все вызывает у вас такое беспокойство... – начал Гирундо.

Грас прервал его громким смехом, хотя ему не было смешно. Став королем, он довольно быстро понял, что должен беспокоиться буквально обо всем. Кто будет беспокоиться, если не он?

Костер затрещал, когда прогорела тоненькая ветка, поддерживающая более толстую. Где-то вдалеке мрачно заухала сова. Аворнийская армия выставила дополнительных часовых по периметру лагеря, кроме того, отряды кавалерии были готовы практически мгновенно вступить в бой.

Впрочем, даже после таких мер Грас чувствовал себя лишь в относительной безопасности.

– Ментеше похожи на лис, – сказал он. – Они могут подкрасться ночью.

– Лисы, сделанные из ртути, – подсказал Гирундо.

– Я приказал тебе прибыть сюда не для того, чтобы изощряться в сравнениях, – перебил его Грас, – а для того, чтобы ты помог мне понять, как можно разгромить солдат принца Эврена.

– Точно так же, как кочевников, когда это нам удавалось. – Генерал пожал плечами. – Нам нужен энергичный молодой человек, чтобы выманить их к реке, и умный капитан речной галеры, чтобы не дать им скрыться на южном берегу.

– И где же мы сможем найти таких офицеров? – спросил Грас, и они оба рассмеялись. Те времена, когда Гирундо прижимал ментеше к реке, а Грас не давал им переправиться, казались такими далекими.

Как будто чтобы доказать, насколько они были далеки, на следующее утро королю пришлось садиться в седло. Он многое отдал бы, чтобы ощутить под ногами качающуюся палубу речной галеры. Кому, как не опытному капитану, известно, что следует предпринимать на корабле в любых непредвиденных ситуациях!

Даже по прошествии всех этих лет к лошадям он относился крайне подозрительно. А ментеше и аворнийцы испытывали друг к другу дикую ненависть. Солдатам Гирундо удалось окружить отряд кочевников, подкравшись к их кострам. Прежде чем ментеше поняли, какая опасность им угрожает, аворнийцы отрезали все пути отступления.

Для соблюдения формальностей Грас послал с белым флагом офицера, предлагая сохранить солдатам принца Эврена жизнь, если они сдадутся. Для соблюдения формальностей парламентера отпустили живым. Потом началась резня.

Король знал, к своей величайшей досаде, что из него получился весьма посредственный наездник. Многие аворнийцы в отличие от него превосходно овладели искусством верховой езды. Для них лошади стали друзьями и товарищами, а не средством передвижения, для того чтобы переместиться из одного места в другое быстрее, чем пешком. Однако по сравнению с ментеше они выглядели такими же неуклюжими, как Грас по сравнению с ними. Говорили, что кочевники рождаются в седле. У Граса, который стал участником этого боя, не осталось в этом ни малейших сомнений.

Лошади ментеше не представляли собой ничего особенного – они едва достигали до холок коней аворнийцев. Но эти животные были быстрыми и сильными и, казалось, не знали, что такое усталость.

Грас относился к числу самых ненавистных врагов ментеше, но он не позволил бы себе назвать их трусами. Когда аворнийцы двинулись на них со всех сторон, они знали, что им не спастись бегством, но не стали ждать, пока их убьют, а бросились в атаку. Противник в восемь или десять раз превосходил их, но ментеше вели себя так, словно перевес был на их стороне.

Потом они начали стрелять, и на минуту Грас задумался, насколько оправданным было такое поведение. Он много слышал о том, как ментеше стреляют из луков. Видел, как они это делают в прежних боях. Но сегодня... Луки кочевников, сделанные из рогов и сухожилий, посылали стрелы дальше луков аворнийцев. Кроме того, ментеше стреляли быстрее, чем мог обычный смертный человек. Существовали легенды о том, как тучи стрел затмевали солнце. Как только стрелы, выпущенные из луков солдат Эврена, со свистом понеслись в аворнийцев, Грас понял, как рождались такие легенды, и поднял щит, чтобы защитить лицо. Впрочем, щит не помог бы, если бы одна из стрел попала в цель. Луки кочевников обладали не только большей дальностью стрельбы, но и большей ударной силой. Они пробивали щиты, кольчуги, они пробивали плоть – людей и лошадей. Люди кричали, лошади ржали и падали на землю, сбрасывая или давя седоков. Другие лошади налетали на них и тоже падали.

Стрела просвистела мимо лица Граса так близко, что оперение коснулось бороды. У него не было времени даже испугаться, потому что прямо на него неслись галопом ментеше, намереваясь вырваться на свободу сквозь пробитую в рядах аворнийцев брешь. Они уже обнажили сабли. Клинки засверкали в лучах показавшегося над горизонтом солнца.

– Мы должны их сдержать! – крикнул Грас. – Нельзя допустить, чтобы они прорвались! – И обнажил свой меч.

Он надеялся, что вокруг было достаточно людей, чтобы сдержать ментеше до подхода основных сил кавалерии, которые могли бы покончить с кочевниками.

На палубе речной галеры бывший командор обладал бы неоспоримым преимуществом над любым кочевником. На лошадях, однако, роли поменялись. На него летел, что-то крича на своем языке, ментеше, а спустя мгновение нанес удар. Грас отбил клинок ментеше и рубанул своим мечом по лошади кочевника. На крупе лошади, недалеко от хвоста, появилась глубокая рана.

Лошадь заржала от боли и поднялась на дыбы. Ментеше прилип к седлу как смола. Король нанес удар сзади. Кочевник был одет в рубашку, сшитую из кожи, вываренной в сале, не такую прочную, как кольчуга, но более легкую. Она оказалась достаточно прочной, чтобы меч Граса не разрубил спину кочевника, впрочем, судя по крику боли, удар был ощутимым. Противник развернулся, пытаясь сдерживать лошадь и сражаться одновременно. Ему удалось отбить еще один удар Граса, но потом лезвие меча попало в шею выше кожаной рубашки и ниже стального шлема. Брызнула невероятно красная кровь. Ментеше завопил от боли. Грас нанес еще один удар, прямо по лицу. Сабля выскользнула из руки кочевника, он сполз с лошади и упал на землю.

Король Грас на мгновение оглянулся. Вырваться удалось лишь нескольким кочевникам. Прямо на его глазах один был сражен выпущенной в спину стрелой. Он погнал лошадь вперед, чтобы помочь расправиться с остальными.

– Сдавайтесь! – крикнул он, когда в живых остались только четверо или пятеро кочевников. – Сдавайтесь, и мы сохраним вам жизнь.

Он не ожидал, что кочевники так поступят. Чаще стычки между ментеше и аворнийцами были боями не на жизнь, а на смерть. Но эти кочевники... Решив, что жить лучше, чем умереть, они сняли стальные шлемы и повесили их на концы сабель.

– Вы сделаете из нас рабов? – спросил один из них на ломаном аворнийском.

– Нет, клянусь богами, мы так не сделаем. – Грас покачал головой.

– Только слова, – сказал ментеше.

Он заговорил с товарищами на родном языке. Судя по тону разговора, они тоже не верили.

Со вздохом усталости и облегчения король повернулся к своим солдатам.

– Займитесь ими и соберите луки, которые не растоптаны лошадьми. Будет лучше, если наши мастера научатся делать такое оружие.

Солдаты поспешили подчиниться. Они также согнали в одно место лошадей, хозяева которых пали, и прекратили страдания животных, которые были слишком серьезно ранены, чтобы выжить. Некоторые лишили жизни раненых ментеше, и на глазах у Граса один солдат перерезал горло аворнийцу, которому попала стрела в живот, – к тому же несчастному досталось от лошадиных копыт.

Подъехал улыбающийся Гирундо.

– Итак, ваше величество, эта капля ртути больше не сможет нас беспокоить. Кстати, нам не пришлось платить слишком высокую цену, чтобы от нее избавиться.

– Это как посмотреть...

– Что вы имеете в виду? Они попытались нас атаковать, это верно, но мы убили гораздо больше кочевников, чем они наших солдат.

– Да, это так. Ты прав, когда говоришь о только что закончившемся бое, и мне нечего возразить. Но сколько крестьян убили эти ментеше? Сколько домов, амбаров и полей они сожгли? Сколько коров, лошадей или овец они угнали или забили с тех пор, как перешли Стуру? Мы вернули часть долга, но разве этого достаточно?

Гирундо с удивлением уставился на него.

– Ваше величество, вы обо всем этом думаете? Если бы я вас не видел, то решил бы, что разговариваю с Ланиусом.

– А он думает обо всем этом, верно? – Грас улыбнулся, но глаза оставались серьезными. – Знаешь, генерал, чем дольше я сижу на троне, тем больше мне нравится это занятие.

В данный момент король Ланиус думал, не швырнуть ли что-нибудь в Чугуна. Он пытался нарисовать портрет котозьяна, а его питомец не хотел сидеть неподвижно. Если бы Ланиусу нужно было, чтобы тот носился по кругу, капризная тварь, несомненно, замерла бы на месте. Пока же все попытки заставить животное принять такую же позу, как и днем раньше, когда началась работа над портретом, были безуспешными.

Тем не менее, молодой человек не стал ничего швырять, просто щелкнул пальцами. Звук заставил Чугуна посмотреть в его сторону, но только на мгновение, после чего котозьян забрался под потолок. Ланиус нисколько не расстроился.

– Подкуп! – Он усмехнулся. – Какой же я король, если не подумал о подкупе?

Он вышел из комнаты Чугуна и поспешил на кухню. Повар дал ему несколько кусков баранины и, пошарив по шкафам, кусок бечевки.

– Все это предназначено для жалких заморских тварей, ваше величество? – спросил он.

– Не говори ерунды, Колинус, – совершенно серьезным тоном ответил Ланиус – Просто мне захотелось немного поиграть с едой, прежде чем съесть ее. – В его слова вряд ли можно было поверить, так как баранина была сырой. С другой стороны, король вроде бы не шутил. Повар остался задумчиво чесать затылок, а Ланиус вернулся в комнату Чугуна.

Котозьян вдруг стал гораздо более дружелюбным, чем всего несколько минут назад. Путь к его сердцу определенно лежал через желудок. Ланиус привязал один кусок баранины бечевкой так, что Чугун должен был потянуться, чтобы достать его, и, соответственно, принять почти нужную Ланиусу позу.

Зверь тянулся, Ланиус делал эскиз. Прошло совсем немного времени, и Чугун доел мясо. Он повернулся к Ланиусу и мяукнул, явно жалуясь на судьбу, так как чувствовал, что ему отдали не все мясо.

Теперь котозьяну баранина доставалась маленькими кусочками. Скоро котозьян съел все мясо, а Ланиус закончил эскиз. Последние штрихи и мазки краски можно было нанести, не торопясь. Он именно этим и занимался в своей спальне, когда подошла Сосия и посмотрела на портрет через его плечо.

– Очень хорошо, – сказала она.

Удовольствие было бы более сильным, если бы она говорила менее удивленно, и все же Ланиус решил никак на это не реагировать.

– Спасибо, – коротко поблагодарил он жену. Сосия наклонилась, чтобы получше рассмотреть картину, пощекотав волосами его щеку.

– Очень хорошо, – повторила она. – Может показаться, что он живой и только замер на мгновение.

– Спасибо, – еще раз поблагодарил ее Ланиус, но более теплым тоном. – Именно это я и пытался изобразить.

– И у тебя это получилось. Достаточно посмотреть на картину, чтобы понять, как выглядит атакующий котозьян.

На этот раз Ланиус улыбнулся. Вернее, он едва не замурлыкал.

– Ты действительно считаешь картину хорошей?

Его нечасто хвалили, поэтому он решил насладиться моментом.

– Я считаю ее прекрасной, – сказала Сосия. – Любой человек, который никогда не видел котозьяна, но которому хочется посмотреть на него, заплатит за такую картину большие деньги.

– Ты действительно так думаешь?

– Я уверена в этом, – твердо заявила Сосия.

Она поцеловала его снова, и почему-то ее слова стали еще более убедительными.

Этот разговор мог бы закончиться ничем, кроме похвалы любящей женой своего мужа. Мог бы, но не закончился. Ланиус вдруг щелкнул пальцами и воскликнул:

– Деньги!

– Что? – Откуда Сосии знать, о чем он говорит.

– Помнишь, Петросус отказался дать нам деньги, и мы вынуждены были отпустить слуг? Если я смогу продавать картины, мы не будем зависеть от казначея. Он хочет сделать меня нищим, но это не значит, что я позволю ему.

Говоря так о Петросусе, он имел в виду Граса, но не сказал об этом, не желая оскорбить дочерние чувства. Казначей не стал бы отвечать отказом на его просьбу, если бы не получил указания Граса. Ланиус был уверен в этом, как в своем собственном имени.

– Ты действительно сможешь продать такие картины? – спросила Сосия. – Король Аворниса когда-нибудь этим занимался?

– Я так не думаю, – ответил Ланиус. – И также не думаю, что кто-нибудь из моих предшественников попрошайничал.

Он не понимал, как мог быть нищим правитель Аворниса. В конце концов, именно король контролировал сбор налогов и таможенные пошлины, собираемые чиновниками. Он мог тратить на себя столько, сколько хотел. По крайней мере, так могли почти все короли – Грас определенно мог, хотя отличался скромностью в повседневной жизни. Ланиус? Конечно, нет. Он жил на то, что выделял ему тесть.

Но сейчас все может измениться.

– Если я буду продавать картины, – сказал он, – то в качестве художника, а не короля. Многие люди купили бы эти картины, считая, что помимо холста приобретают влияние.

– Ты получишь больше денег, если люди будут знать, что они написаны королем Аворниса, – заметила практичная Сосия.

– Возможно, – согласился Ланиус. – Весь вопрос в том, а нужно ли мне это?

– А насколько сильно ты хочешь, чтобы этот, как его там, Петросус выглядел дураком?

Она задала верный вопрос. «Насколько сильно я хочу, чтобы Петросус выглядел дураком?» – задумался Ланиус. Он вспомнил надменную улыбку казначея – какое удовольствие испытывал он, отвечая отказом. «Насколько сильно я хочу, чтобы Петросус выглядел дураком? Честно говоря, очень сильно».

– Хорошо. Я буду продавать их под своим именем.

– Их? – переспросила Сосия. – Ты напишешь еще?

Ланиус кивнул.

– Если я решил этим заняться, то не остановлюсь на полпути. Кроме того... – он хотел показать, что может быть не только гордым, но и практичным, – нам нужны деньги.

Король Грас, естественно, следил за событиями в Аворнисе, пока находился на юге. Странные идеи могли возникнуть у Ланиуса или у Орталиса, у старика Лептуруса или даже у Ансера – одним словом, у любого амбициозного человека, решившего, что временно пустующий трон больше подходит к его заднице.

Когда он прочитал письмо и узнал, к чему стремится Ланиус, лицо его было настолько удивленным, что Гирундо, не удержавшись, спросил:

– Что-нибудь интересное, ваше величество?

– Можно и так сказать, – ответил Грас – Похоже, король Ланиус решил стать художником.

– Художником? – Генерал тоже удивленно заморгал. – Не знал, что у него есть такой талант. Я имею в виду, парень он сообразительный и все такое прочее, но...

– Собрался рисовать котозьянов, ни больше и ни меньше. И уже продал три картины за... нелепую цену. – Грас не мог поверить цифрам, которые сообщил ему один из его шпионов. – Кто мог заплатить такие деньги за картинку, на которой изображено животное?

Гирундо заставил его понять, что он неправильно ставит вопрос.

– Любая цена не может быть нелепой, – заметил генерал, – если ты платишь королю Аворниса. Пусть даже такому.

Он склонил голову перед Грасом – странный жест, учитывая то обстоятельство, что они сидели у костра, на котором жарилась баранина на палочках. Только что закончилась очередная утомительная погоня за ментеше.

– Конечно, – согласился Грас, – ты прав. Вопрос лишь в том, сколько влияния переходит из рук в руки вместе с деньгами. Я думал, что Ланиус выше этого, но, вероятно, ошибался.

– Насколько хорошо написаны картины? – поинтересовался Гирундо. – Возможно, это все объясняет.

– Судя по тому, что здесь написано, они достаточно хороши. Кто бы мог подумать?

Может, приказать Петросусу еще сократить денежные средства, выделяемые Ланиусу? Пожалуй, этого делать не следует. Если Ланиус решил заработать и нашел способ, он имел на это полное право.

Где-то вдалеке завыл волк – по крайней мере, Грас надеялся, что это был именно волк. Вой мог оказаться условным сигналом ментеше или, как сказал Гирундо:

– Солдаты Эврена снова решили повыть на луну.

– Если у них осталась хотя бы доля разума, они давно должны были уйти на север, – сказал Грас. – Но кто знает, насколько они разумны.

Кто знает, что заставит их сделать Низвергнутый?

– И это тоже. Они не всегда поступают так, как хотят. Они делают то, что нужно ему, что служит достижению его целей.

Гирундо обнажил в улыбке острые зубы.

– Надеюсь, он решил уничтожить как можно больше ментеше, потому что именно это пока происходит.

– Не понимаю, как может не знать об этом Эврен? – Грас пожал плечами. – Что заставляет его воевать за Низвергнутого, что заставляет всех принцев ментеше воевать на его стороне, если это сулит только беды на их головы?

– Если бы они не объединились с Низвергнутым, – со смехом ответил Гирундо, – они должны бы были объединиться с кем-нибудь еще, например с нами. Вероятно, они считают это худшим вариантом.

Наверное, он шутил. Нет, генерал определенно шутил, тем не менее, в его словах заключалась очень важная истина. Как любые другие люди, ментеше считали своих врагов нечестивыми только потому, что они были врагами.

– Они все равно будут ненавидеть нас, – сказал Грас. – Пусть хотя бы боятся. Нужно придумать что-нибудь, чтобы их вой не пропал даром.

Такая возможность появилась на следующее утро. Прискакали разведчики, которые сообщили о большом отряде ментеше неподалеку. Король отдал приказ, и в лагере аворнийцев взревели трубы.

Прежде чем выступить, Грас отправил разведчиков во всех направлениях.

– Правильно, – одобрил Гирундо. – Нам не нужны неприятные сюрпризы.

– Сюрпризы нам определенно не нужны, – согласился Грас. – Граф Корвус был первостатейным ублюдком, но я благодарен за то, что он преподал мне урок. Если бы он обратил внимание на действия фервингов, то сейчас, вероятно, был бы королем Аворниса.

– К счастью, этого не произошло, – сказал Гирундо, и Грас сложил губы в улыбку.

Он улыбнулся еще раз – через несколько минут, – когда разведчик сообщил, что порядка двухсот всадников ментеше спрятались в зарослях миндаля, неподалеку от равнины, на которой был разбит основной лагерь.

– Они вас видели? – спросил король.

– Кажется, нет, ваше величество, – ответил разведчик.

– Хорошо. Мы организуем атаку на основные силы так, словно понятия не имеем об отряде на фланге. Когда они появятся из деревьев, чтобы захватить нас врасплох, сами окажутся в засаде. Гирундо!

– Да, ваше величество!

– Позаботься о том, чтобы наши солдаты на этом фланге были начеку и ждали нападения кавалерии ментеше, которая попытается их смять. Я хочу, чтобы этого не произошло. Я также хочу, чтобы они не заподозрили о наших планах. Ты понимаешь меня?

– Кажется, да. Вы хотите, чтобы они попытались захлопнуть ловушку, а потом разгромить кочевников.

– Вот именно. – Грас хлопнул его по плечу. – А теперь пошли проверим, мы действительно умны или только кажемся себе умными.

Бывший моряк почти не чувствовал неудобства, сидя на лошади, и это немного его беспокоило: значит, он проводит в седле слишком много времени. Но нельзя было отрицать, что Грас достаточно хорошо ладил с лошадью, если она не была слишком горячей. Сейчас под ним был мерин, на котором он сражался с мятежным бароном Пандионом.

Увидев ментеше, его солдаты закричали. Кочевники между тем уже перестроились в развернутый боевой строй – видимо, увидели поднятую копытами аворнийских лошадей пыль. Ментеше начали стрелять, когда аворнийцы приблизились на дальность стрельбы своих луков. Затем, вместо того чтобы броситься вперед и сразиться на клинках, армия Эврена поскакала прочь. Всадники стреляли, развернувшись в седлах. Аворнийцы один за другим падали из седел. Потерь среди кочевников почти не было. Кочевники не наносили армии Граса ущерб, о котором стоило беспокоиться, но сами не несли никаких потерь. А потом с дикими воплями и криками из засады вырвались прятавшиеся в зарослях миндаля всадники и помчались вдогонку аворнийцам. В этот момент находившиеся впереди ментеше прекратили отступление и тоже бросились на армию Граса, крича что-то на непонятном языке.

Если бы разведчик не обнаружил засаду, аворнийцам пришлось бы несладко. Грас закричал:

– Вперед! У нас появился шанс сразиться с ними! Он верил, готов был поставить свою жизнь на то, что аворнийцы на левом фланге и в тылу не дадут ментеше смять его ряды.

Да, разумеется, конный лучник из него никчемный. Он мог только обнажить меч и ждать, когда обе шеренги сойдутся, если, конечно, ментеше опять не предпочтут спастись бегством.

Воины Эврена не стали убегать. Те, кто находился впереди, были уверены, что засада в роще выполнит свою задачу. Слишком поздно они поняли, что Грас со своими всадниками почти одержал победу.

– За короля Олора и королеву Квилу!

В ближнем бою аворнийцы обладали преимуществом. Их лошади были больше малорослых лошадей ментеше, их кольчуги лучше защищали от ударов, чем кожаные рубахи. Теперь аворнийские всадники, выкрикивая имена богов, выбивали врагов из седел, мстя за понесенные из-за дальнобойных луков потери.

Кочевник попытался нанести Грасу удар по голове и промахнулся – лезвие просвистело меньше чем на ширине ладони от лица Граса. Король нанес ответный удар, и противник парировал его. Искры полетели от столкнувшихся в воздухе клинков. Спустя мгновение кочевник взвыл и схватился за залитое кровью лицо. Следующий удар Граса заставил его сползти с лошади в грязь.

Король рискнул оглянуться. Его люди налетели на появившихся из зарослей ментеше. На этот раз бегство казалось реальным, а не притворным: значительно меньше стрел было выпущено через плечо, чем при прошлом отступлении.

Пускаться в длительную погоню было бессмысленно.

Грас поискал взглядом трубача, и по его приказу был дан сигнал осадить лошадей. Аворнийская армия не испытывала большего удовольствия, чем при виде улепетывающих ментеше.

К Грасу подъехал генерал.

– Итак, ваше величество, им пришлось сполна заплатить за то, что они учинили на этом берегу реки.

– Верно. – Однако Грас, как и раньше, не мог не напомнить о другой стороне монеты. – Мы тоже несем потери.

– Я знаю, – согласился Гирундо. – Но мы способны делать это дольше.

– Правда? Не уверен. Потребуются годы, чтобы возродить опустошенные ими земли. Это относится и к территории, которая постоянно подвергается набегам фервингов. Что, если у нас не будет крестьян, которые могут стать солдатами или платить налоги?

– Поэтому вы подняли такой шум по поводу знати, отбиравшей землю у мелких владельцев? – спросил Гирундо.

– Конечно. – Грас понимал, что ответ не столь несомненен для Гирундо. – Либо я являюсь королем Аворниса, либо все эти бароны и графы становятся маленькими королями внутри королевства. Я не позволю, чтобы это случилось. – Он посмотрел на облако пыли, скрывавшее остатки армии ментеше. – Я также не позволю править Аворнисом этим дикарям или их хозяину.

– Вы можете остановить кочевников, особенно если поступите мудро, как сегодня, – сказал генерал. – Но как вы собираетесь остановить Низвергнутого?

Грас молчал – у него не было ни малейшего представления, как это сделать.

Король Ланиус кивнул священнику в зеленой мантии, вышедшему ему навстречу из небольшой комнатки, расположенной в дальнем углу резиденции архипастыря. Иксореус не обладал каким-либо значимым духовным саном. Белоснежная борода свидетельствовала о том, что он уже никогда не будет им обладать, и о том, что это не сильно его беспокоило. Рядом с ним Ланиус чувствовал себя более свободно, чем со многими другими людьми: оба они испытывали непреодолимую тягу к знаниям.

Секретарь архипастыря ответил на кивок так, словно приветствовал равного.

– Как всегда, в архив? – спросил он.

– Да, – ответил Ланиус. – Я хочу узнать, как изменились наши молитвы и службы с незапамятных времен.

Иксореус, прищурившись, смотрел на него. Судя по тому, как старик наклонился вперед, он плохо различал предметы на расстоянии.

– Это может оказаться интересным, не так ли? – сказал он.

– Мне тоже так кажется.

Ланиус не стал уточнять, что ему хочется узнать, каким именно богом был Низвергнутый до изгнания с небес. Он считал, что чем меньше он скажет о Низвергнутом, тем лучше будет и ему, и Аворнису.

– Посмотрим, что нам удастся найти.

Секретарь архипастыря горбился и опирался на палку. Ходил он шаркающей походкой, и его могла перегнать черепаха. Ланиус последовал за ним, не сказав ни слова, даже не подумав пожаловаться. В конце концов, священник вел его туда, куда он хотел попасть, и он последовал бы за красивой девушкой с гораздо меньшим рвением.

Недалеко от алтаря главного собора находилась лестница, которая вела вниз в архив, который занимал огромное подвальное помещение.

– Настанет день, я упаду, и эта лестница станет моей могилой. – Ланиус собирался было возразить, но Иксореус остановил его улыбкой. – Можно представить и худший конец.

Наконец спуск закончился, и ноздри Ланиуса вздрогнули, почувствовав затхлый запах древних пергаментов.

– Этот аромат ни с чем нельзя спутать, – сказал он.

Его слова, казалось, произвели на Иксореуса огромное впечатление.

– Да, самый приятный в мире, за исключением, пожалуй, запаха чернил.

Ланиус и он обменялись взглядами отлично понимающих друг друга людей.

Здесь горело всего несколько ламп. И как всегда, Ланиус испытал минутный страх, ощутив не только груз веков, но и тяжесть каменного здания.

– Вам нужен проводник или вы предпочитаете заниматься самостоятельно? – спросил Иксореус.

– Прошу прощения, ваше святейшество... – начал было Ланиус.

Священник громко рассмеялся.

– Вы хотите, чтобы я удалился и вы могли делать все, что пожелаете. Обычные люди хотят, чтобы я держал их за руку. Иногда они находят то, что им нужно, но чаще ничего не ищут. Люди другого сорта... часто возвращаются с пустыми руками. Впрочем, иногда происходит по-другому...

Ланиус его почти не слушал. Король смотрел по сторонам, не понимая, откуда начать. Он также не понимал, почему не приходил сюда раньше. Да, в королевских архивах было достаточно документов, чтобы хотя бы на знакомство с ними ушла вся жизнь. Тем не менее, ему следовало прийти именно сюда еще несколько лет назад.

Он сел, и стул заскрипел под ним. Наверняка этот предмет мебели стоит здесь со времени утраты Скипетра милосердия, а может быть, даже со времени изгнания Низвергнутого с небес. В другом месте он рассмеялся бы над собственными мыслями. Здесь, почти в полной темноте, они не казались нелепыми.

Он уже собирался позвать Иксореуса и спросить о порядке хранения документов, но передумал, решив разобраться самостоятельно. Очень быстро он понял, что никакого порядка не было. Документы, составленные во время правления его отца, лежали рядом с другими, восходящими ко времени, когда короли Аворниса владели Скипетром милосердия. Итак, для того чтобы найти нужный документ, ему потребуются удача и терпение.

Удачу даровали боги. Терпение... Ланиус заерзал на древнем стуле. Терпение у него было. Губы его искривились в горькой улыбке. В конце концов, если он будет проводить здесь дни и ночи, перебирая один пергамент за другим, это не отвлечет его от решения жизненно важных государственных проблем. Этим занимался исключительно Грас.

Он торопливо перебирал самые разнообразные документы, относящиеся то ко времени правления его прадеда, то рассказывавшие о событиях, произошедших три-четыре века назад. Только Олор и Квила знали, что могло оказаться среди этих свитков...

– Но если бы я не просмотрел их, – бормотал Ланиус, – наверняка нужное мне письмо оказалось бы на самом дне ящика.

Его слова исчезли без малейшего намека на эхо, словно пергаменты, ящики и стеллажи поглощали звук. Определенно они были голодными. На протяжении долгих лет им нечасто удавалось полакомиться хоть какими-нибудь звуками.

Ланиус перешел к очередному ящику, потом к очередному стеллажу. Он ждал, что появится Иксореус и с издевкой пригласит его вернуться в обычный мир. Но священник в зеленой мантии не беспокоил его. И король был доволен этим. Как хорошо, что Иксореус понимает его, Ланиусу нечасто приходилось встречаться с такими людьми...

В конце концов, терпение и настойчивость были вознаграждены. Просматривая протоколы заседания какого-то церковного совета, которым было всего двести пятьдесят лет, он обнаружил пожелтевший от времени пергамент. Ланиус едва слышно присвистнул – вряд ли столь древний документ встречался ему в королевских архивах.

Он составил вместе три лампы, чтобы как можно лучше осветить документ, и склонился над ним. Древним оказался не только сам документ, но и язык, на котором он был написан. Почти каждая фраза напоминала загадку.

Закончив чтение, юный король осторожно положил пергамент на место. Он не сказал ни слова о таинственном манускрипте, когда вернулся в мир воздуха и света, – священник все равно не поверил бы ему. Ланиус даже не знал, верил ли он сам себе или просто хотел верить.