Небо было лазурным, море лазоревым, галька — сизой, а настроение безмятежно-голубым. В первый отпускной день Майка взахлеб бултыхалась в море; во второй — томно возлежала на пляжу; на третий начала звереть. В прибрежном грунте абрикосовых косточек и окурков оказалось больше, чем камешков. Из глубин Черного моря всплыли чудовищные медузы, мутировавшие от сероводорода. Детишки, оккупировавшие пляж, похоже, в раннем детстве были поголовно похищены цыганами, выращены в таборе и возвращены флегматичным родителям в возрасте, не подлежащем перевоспитанию.
Переступая через черные, белые и бордовые тела, Майка покинула пляж и отправилась покорять горы.
Маршрут она выбирала чисто умозрительно. У нее имелось две карты: старая, доставшаяся от родителей, и новая, купленная в магазине «Атлас». На старой карте горы изображались натурально, горами и пиками, некоторые с шапкой снега, а городки — в виде рядов трогательных домиков с красными крышами. Вторая карта выглядела солиднее, там были обозначены параллели, меридианы, линии высот и прочие топографические премудрости.
Врали обе.
Майка поняла это, когда пыталась добраться до симпатичного круглого озерца в ближайшем ущелье. Сначала она забрела на татарское кладбище. Оттуда она убралась как можно быстрее. Потом оказалась в экспериментальном питомнике винограда, яблонь и каких-то незнакомых растений с красными круглыми ягодами. Каждый сорт был оснащен табличкой с латинским названием и кратким описанием. Например Muskat Gamburgskii. А на незнакомом растении табличку частично смыло дождем, осталось «Ackonit…» чего-то там.
Ни на кладбище, ни в питомнике ни одной живой души не наблюдалось.
Родители, средства массовой информации и баснописец Крылов предупреждали Майку, что немытый виноград есть нельзя ни в коем случае. И она держалась, пока не дошла до Gamburgskii Muskat. Над делянкой виноградных кустов, над прогретыми солнцем янтарными гроздями зрелых ягод висело облако аромата, по интенсивности напоминающее выброс на парфюмерной фабрике. Майка осторожно отщипнула одну ягодку, протерла о запотевшую майку, положила в рот, закрыв от наслажденья глаза…
В следующий раз она открыла глаза совсем в другом месте. То есть, сначала она их не открыла. Сначала Майка обнаружила себя лежащей на земле. Голова была словно ватой набита. В памяти зиял провал, в котором, как выхваченные фонариком, всплывали обрывки видений. Вот она тянется к красным ягодам. Вот бредет по тропе. Вот перед глазами оказывается табличка «Кладбище домашних животных», и чей-то голос повторяет снова и снова: «Иди к озеру, освежись». Потом огромная туша вырастает рядом, ее несут…
— Ой, баюсь, баюсь! — заверещало над головой. Голова немедленно включилась и тут же заболела.
— Ой, баюсь, баюсь! — не унимался голос.
— Ну, убей себя апстену! Чего верещишь? — сказал кто-то рядом.
— Медвед пришол!
— Тупайа афца! Медвед давно ушол. Это другое жывотное.
— Из Бабруйска? — с надеждой спросил голосок.
— Нет, из газенвагена!
Майка попыталась подняться и оглядеться. Вокруг по-прежнему никого не было. Маленькая разноцветная птичка вспорхнула с камня над ее головой и отлетела подальше. Большая рыжая ондатра шлепнулась в воду и поплыла, виляя широким мохнатым задом.
От озера шла тропа, переходящая в дорогу. Кое-как умывшись, оправив одежду (местами мокрую, местами грязную), Майка поплелась домой. Солнце уже село, когда она вошла в комнату, которую снимала, и рухнула на кровать.
Наутро Майка проснулась в разбитом состоянии и прекрасном настроении. Приключение стало казаться забавным — по крайней мере будет чего рассказать! Несколько настораживали провалы в памяти. Образы, пейзажи и действия вчерашнего дня сливались в туманную полосу. Как говорила подруга, у которой такие провалы случались с перепою: «Помню факт, но не помню процесс».
Во дворе послышались голоса. Хозяйка привела очередного постояльца. Потом, судя по шагам, повела его на второй этаж.
— Красавчег, — одобрительно сказали за окном.
Майка выглянула. Хозяйкина кошка, белая с черными пятнами, грелась на утреннем солнышке. Рядом крутился хозяйкин пес. Увидев Майку, он радостно замахал хвостом:
— Превед, какдила?!
Майка протерла глаза. Так. Дожила. Опять. Слуховые галлюцинации.
— Что вы сказали? — спросила она неуверенно в пространство.
— Ржунимагу! — это явно была кошка. — Красавчег пришол, поняла?
— Поняла. Ниипет, — растерянно сказала Майка на незнакомом языке и рухнула обратно в кровать.
Кошку звали Мария Ивановна и никак иначе. Пса — Семен Семеныч, по жизни — Сема. «Красавчег» оказался молоденьким парнишкой с большими рыжими усами. Вечером к нему присоединились еще двое таких же — молодых и усатых. Они учились в техникуме МЧС на пожарников и называли себя «братусы». Братусы азартно отдыхали — бегали на дискотеки, мотались к пещерам, прыгали в море со всех возвышающихся строений и обрывов. На Майку они внимания не обращали, поскольку относились к другой возрастной категории.
— Крысюки стайные, — сказала про них Марь Иванна, разочаровавшаяся в «красавчеге». Однако кошка считала, что одинокая курортница — это неприлично, и всеми силами старалась найти ей пару.
Второго кавалера, предложенного Семой, Марь Иванна не одобрила.
— Тошший, как сааффтар, — пояснила она. — Фтопку.
Третий кавалер нашелся сам. Майка шла домой с пляжа, щелкая вкуснючие семечки. Она уже привыкла и не обращала внимания на птичьи сплетни, переругивание и сторожевые крики собак, вкрадчивый шепот медуз.
Возле калитки Марь Иванна с Семен Семенычем устраивали представление. Марь Иванна, выгибая спину, шипела на заборе и норовила цапнуть Сему, бросавшегося на нее с яростью волкодава. За сценой наблюдал привлекательного вида мужчина в светлом костюме. У него в руках имелся чемодан среднего размера и авоська с дыней. Марь Иванна, зашипев в последний раз, спрыгнула с забора и взвилась на дерево. Семен Семеныч заплясал внизу. «Красота! — подумала Майка. — Станиславский видел бы — плакал!»
— Сема, фу! — строго сказала она.
— Это Ваша собака? — немедленно спросил мужчина.
— Хозяйкина.
— Вы не знаете, здесь есть места? Я приехал к знакомым, а там все занято.
— Найдем.
На следующий день съезжало большое семейство, а пока мужчину — Кирилл, как он представился, — подсунули ночевать к братусам. Впрочем, необходимости в этом не было, поскольку Майка и Кирилл всю ночь прогуляли по набережным. Как и последующие вечера, ночи, утра. Только днем Кирилл уходил, пока Майка устраивала себе сиесту, отсыпаясь.
За это время она узнала про Кирилла все. Его интеллектуальные и гастрономические предпочтения, отношение к жизни, любви, браку, животным. Нелегкое детство в разведенной семье, нескладные отношения с девушками. Трепетное сердце измученного одиночеством мужчины легло в ее раскрытую ладонь…
Кирилл уезжал на три дня раньше. Взяв клятвенное обещание звонить, как только она приедет. Майка промучилась три дня, ругая себя за инертность и нерешительность — ну что ей стоило обменять билеты! Как только она въехала в зону действия сети, принялась названивать по мобильнику. Никто не подходил, и это было странно. Перебрав все возможные варианты, начиная от самого страшного: неправильно записала номер, заканчивая банальным: едет в метро, с замиранием сердца Майка вернулась домой.
Таща за собой огромный чемодан, она поднялась на второй этаж и на минуту остолбенела перед опечатанной дверью. «Понаклеили тут», — подумала она, с раздражением срывая бумагу, и повернула в замочной скважине ключ.
Войдя в квартиру, она зажгла свет и направилась на кухню, но натянутая желтая лента тугой полосой перегородила ей дорогу. Осторожно перешагнув, Майка подошла к столу, на котором в креме двухъярусного свадебного торта грустила одинокая невеста. У плиты белым мелом некто обвел контуры тела высокого человека. Впрочем… сам труп отсутствовал.
Испытывая страх и растерянность, Майка ринулась бежать.
— Стоять! — сказала возникшая милицейская овчарка. Майка попятилась обратно на кухню.
— Взлом с прррроникновением в жилище?! Бэлглэрррри? Безобррразие! Аррррестовать! — овчарка зарычала, выстави желтые клыки.
— Я здесь живу, — пролепетала Майка, дрожащими руками пытаясь достать паспорт, но сумочка никак не желала открываться.
— Матильда, фу! — из туалета вышел молодой розовощекий лейтенант, застегивая на ходу портупею. — Предъявите документы, — сказал он строго.
Майка справилась с застежкой и протянула ему паспорт.
— А Вы что здесь делаете? — спросила она в свою очередь.
— В засаде сижу, — объяснил лейтенант.
— Хорошее место для засады, — съехидничала Майка.
В этот момент ожила рация. Лейтенант начал с кем-то переговариваться, а Майка вернулась на кухню.
— Ух ты! Тортик! Фоннтастега! — голос звучал тихо, но отчетливо. Майка пригляделась. Черный тараканчик подбежал к торту, куснул, заверещал, закрутился и упал лапками кверху. Следом подбежал второй.
— Тортик! Ура, — он куснул и тоже свалился рядом.
Подошел большой рыжий таракан.
— Тортик. Вася дохлый, — Он обнюхал торт. — Торт. Федя дохлый, — он снова обнюхал. — Нет, ну торт же!
С криком: «А-а-а-а!» — таракан ринулся вперед, отхватил от торта изрядную крошку и свалился рядышком.
На кухню вошел лейтенант с мужчиной в костюме в полосочку.
— Старший следователь Цветочных, — представился он.
— Что здесь произошло? — спросила Майка. — Я только что с курорта…
— Произошло убийство путем причинения смерти посредством отравления организма неизвестными токсинами, — любезно объяснил следователь.
— Почему неизвестными? А торт?
— Торт свежий. И ненадкусанный.
— Да вы посмотрите! Вот же, тараканы дохлые!
При слове «тараканы» следователь Цветочных кинул на Майку неодобрительно-осуждающий взгляд, но посмотрел, куда она указала.
— Действительно, дохлые. Так. Проведем следственный эксперимент. Матильда!
Цокая когтями по паркету, прибежала овчарка.
— Какие будут пррриказания?
Следователь подцепил кусочек торта на тарелку и протянул Матильде. Она потянулась, принюхиваясь.
— Не ешь. Он отравлен, — тихо сказала Майка.
— Хуясссеее! — Матильда подпрыгнула всеми четырьмя лапами и забилась под диван. — Сам пей свой йад, — проскулила она оттуда.
Прибежал лейтенант, на ходу поправляя портупею.
— Ты что, гад, с моей собакой експериментируешь?! — заорал он.
— Соблюдайте субординацию! — заорал в ответ следователь несколько смущенным тоном. — Хорошо, торт отправляем на экспертизу. Вам, гражданочка Белоглазова…
— Синеглазова, — поправила Майка.
— Неважно…. предписывается не покидать помещения, явиться на допрос… вот повестка… не нарушать поле события происшествия и не переступать маркерной линии.
— Куда не переступать, — спросила Майка. — Туда или обратно?
Цветочных взял Майку за руку и отвел за желтую полосу.
— Сюда не переступать. Понятно?
— Понятно.
Лейтенант, следователь и собака направились к двери.
— А кто умер-то? — спохватилась Майка.
Лейтенант пожал плечами. Следователь сделал вид, что не слышал.
— Митрофанов Кирилл Семенович, — сказала милицейская овчарка. — 1970 года рождения, место рождения — город Лоухи, женат третьим браком на гражданке Осеменицкой, имеется ребенок от первого брака, работает в… — Матильду дернули за ошейник и Майка осталась одна.
— Как женат… — прошептала она. — Третьим браком?!!!
То, что он умер, потрясло ее меньше.
Еще не оправившись от нахлынувшего, Майка обошла квартиру. Было сравнительно чисто, на первый взгляд ничего не пропало. Только хомяка в клетке не было, дверца уныло болталась на петлях. Майка мельком подумала про Матильду, потом решила, что зря клевещет и принялась разбирать чемодан. Она складывала в шкафчик в ванной комнате крем, зубную пасту и остатки шампуня, когда в дальнем углу послышалось шебуршание.
— Ахтунг! — сказали под ванной страшным шепотом. — Падонок пришол!
Из-за края раковины высунулась серая мордочка, сверкая бусинками глаз.
— Превед. Какдила? — спросила Майка по-албацки.
— Ахуеть, дайте две! — мышка от изумления свалилась с трубы. Под ванной зашебуршало и запищало с новой силой. До Майки долетали отдельные выкрики: «Хундерстандит… беспесды!.. фигассе…»
— Цыть! — вмешался новый голос. — Зочем ви тгавите?
— Батя, аффтар жжот непадецки! На албацком.
— Готично! Ще десь?
Из-под ванны высунулась и тут же скрылась мышиная мордочка.
— Ще десь!
На синий ванный коврик вышел солидный лохматый хомяк.
— Аффтору решпект, — сказал он.
Майка подхватила его на руки.
— Ах ты мой Лютик, ах ты малыш. Как ты тут, бедненький?
— Ужоснах, — вздохнул хомяк. — Сабачка ухромала?
— Ухромала.
Майка отнесла Лютика в клетку, положила ему зерна и налила воды в плошку. «Зачот», — пробурчал хомяк и погрузился в еду.
Все дела были переделаны, чемодан разобран, роковой торт унесен двумя веселыми молодыми людьми, пол (в пределах дозволенного) подметен, Лютик накормлен. Майка села на пол и стала предаваться отчаянию. Из пучины горя ее вырвал телефонный звонок.
— Але… — сказала она печально.
— Любимая, — зашептали в ухо. Майка чуть трубку не выронила.
— Кто это? — спросила она тревожно. Голос был похож и непохож.
— Любимая, нас разлучили на пороге счастья злые люди. Но на Земле и в небесах всегда мы будем вместе, я надеюсь…
— Кирилл? — спросила она неуверенно.
— Немного времени отведено нам на общение. О, злобный рок, чьим воплощеньем стала одна особа…
— Кто?!
— Не могу назвать, поскольку запечатаны уста мои молчания печатью. Ты узнаешь ее по сарафану мерзкому в горошек, по лживым и несдержанным речам, по имени нелепому Светлана…
Голос, замирая, затих. Майка осторожно положила трубку на рычаг. На сердце у нее стало полегче. Три — не три жены было у Кирилла, да хоть восемь — а с того света он позвонил именно ей! Почему-то Майке казалось, что это как право на один звонок в американском детективе.
Внезапно ее озарила догадка.
— Лютик! — она поворошила хомячка по лохматой холке. Тот недовольно поднял морду. — Лютик, кто здесь был?
Хомяк поморгал глазами.
— Красавчег. Пелотка. Красавчик херакнулся. Пелотка ушкандыбала. Пришло еще пелотка. Потом падонки, падонки, падонки и сабачка.
— Спасибо. Спи, дорогой.
Значит, Кирилл пришел с женщиной. Почему? Кто это был? За что она его убила? Майка ломала себе голову до часу ночи, потом выпила стакан коньяку и легла спать.
В районной прокуратуре у кабинета следователя сидела мощная смуглая тетка в черном плаще с гривой черных жестких волос. Посверкивая рядом золотых зубов, она вполголоса что-то обсуждала с пожилым седоватым холеным мужчиной. До Майки долетало отдельное: «…нотариус… договор составлен… по завещанию…» «Ну и что ж, что умер!» — сказала вдруг тетка в полный голос. Мужчина дернул ее за рукав, и они зашептались снова.
Из кабинета следователя Цветочных вышла какая-то девушка с печатью облегчения на лице. За ней вышел сам Цветочных, оглядел присутствующих и сказал:
— Осеменицкая!
Тетка продолжала увлеченно беседовать с седоватым.
— Светлана Абдульрашидовна Осеменицкая! Есть такая?
Тетка встрепенулась, подхватила мужчину под руку и потащила. Когда она огибала стул с замершей Майкой, пола плаща отлетела, продемонстрировав ткань в крупный синий горошек, туго облегающий круп.
Лютик высунулся из-за пазухи, задумчиво поводя носом.
Через некоторое время из кабинета выглянул следователь и поманил Майку.
— Гражданка Косоглазова?
— Синеглазова! — возмутилось Майка.
— Неважно. Проходите.
Майка вошла в кабинет. Тетка посмотрела на нее с неприязнью и снисхождением.
— Гражданка Осеменицкая предъявляет претензии на Вашу жилплощадь. Документы оформлены в соответствии, подписи и печати наличествуют.
Майка задохнулась от возмущения. Ее квартира?!! Доставшаяся в наследство от бабушки сначала пятиэтажка, потом новоселки, которые она поднимала своим горбом — ремонт, плитка, обои, линолеум, паркет, в конце концов?!!! И какая-то выдра золотозубая смеет ей тыкать дрянную бумажку?
— Это Ваша подпись? — Цветочных протянул ей бумажку. Подпись была ее. Родная. Со всеми вычурными завитушками. С потеками пасты на конце росчерка. У Майки упало сердце…
В этот момент зазвонил телефон.
— Цветочных! — рявкнул следователь. — Кто любимая? Я любимая? Что вы там шепчете?
Майка вырвала у него трубку.
— Любимая, — жарко зашептали. — Не верь наветам. Твоя лишь подпись подлинна. Все остальное тлен. Ты помнишь, кровью сердце обливая, тебя заставил расписаться на листе под тем предлогом, что руки любимой росчерк с собою я хочу носить навечно. Но не довел я до конца то злодеянье, ибо любовь мешала бизнесу. Прощай. Будь счастлива, любимая…наавеекиии…
Голос опять пропал. Майка положила трубку и внимательно осмотрела на договор купли-продажи ее квартиры.
— Требую экспертизы подлинности документов! — твердо сказала она.
— Че ты ерепенишься? — оскалилась тетка. — Продала и баста!
— Печать поддельная. Что это за «кАнтора нотариЮса Фукса»?
Тетка вырвала договор, прочитала, ахнула, стукнула седоватого сумкой по голове и закричала почти по-албански:
— Подонок! Сука! Ты мне обещал, что все будет в ажуре!
Седоватый вяло отбивался.
— Гражданка Осеменицкая! — объявил следователь. — Вы обвиняетесь в подделке документов, мошенничестве, убийстве гражданина Митрофанова…
Тетка на мгновение замерла, потом с криком: «Всех порешу, одна останусь!» — выхватила из сумки баллончик. Лютик выскочил из-за Майкиной пазухи, взметнулся вверх по плащу и вцепился зубами в запястье. Тетка выронила баллончик, Цветочных подхватил.
— Вот он, неизвестный токсин, — сказал он значительно.
Когда Майка шла домой, к ней подкатил шикарный черный мерседес.
— Эй, красавица, давай подвезу, пока хозяин не видит, — сказал мерседес. Майка отмахнулась и подумала: «Что это за жизнь, если каждый пылесос будет приставать!».
Пылесоса у Майки не было, а кухонный комбайн «Мулинекс» здоровался каждое утро, ибо был сконструирован в лучших французских традициях.