Нежный перезвон колокольчиков оповестил о появлении постояльцев.

— Так рано?

Хозяйка «Приюта-между-миров» удивленно посмотрела на черную как душа ночи кошку и втянула носом воздух, в котором что-то неуловимое так и витало с самого утра.

— Ты права, Сахарок, Гроза стремительно надвигается.

Она бросилась к календарю на стене и огрызком карандаша, висящего рядом на шнурочке, обвела сегодняшнее число. Это не имело какого-то особенного смысла, но было важно именно для нее, как дань прошлой жизни. Бросив мимолетный взгляд в потемневшее окно, Линетт поймала собственное отражение. Подмигнув ему, огладила руками синий передник, повязанный поверх нарядного черного с золотым переливом платья, поправила светлые локоны. Замерев на мгновение перед выходом, привычно вздернула подбородок и улыбнулась.

— Кому-то сегодня нужна наша помощь, идем встречать гостей, ленивица?

Возмущенно мяукнув, кошка с достоинством продефилировала мимо, но потом не удержалась и стрелой припустила вниз по лестнице. Хозяйка, снисходительно улыбаясь, последовала за ней. Остановившись на последней ступеньке, она осмотрела свои владения. Большой зал с круглым очагом посередине. Вокруг диваны и кресла. Большие окна, за которыми бушует грозовая ночь и несколько молчаливых девушек, с тревогой всматривающихся в темноту за стеклом. Надвигающаяся буря выгнала их из своих комнат, поближе к волшебному огню. Они еще не знают, но уже чувствуют, что то, за чем они пришли, уже близко…

Очередная вспышка молнии вернула Линетт в прошлое. Когда-то и она была такой же потерянной душой, неприкаянно мечущейся в поисках приюта, а вокруг сквозь все миры бушевала гроза, способная расколоть бытие на части. Земля стонала, небо полыхало белым пламенем. Ей некуда было идти, ее никто не ждал, и грозила гибель. Отчаяние и желание спастись было столь сильным, что случилось чудо, ее воля создала это место. Перешагнув порог этого дома, Линетт окончательно стала его полноправной и единственной хозяйкой и хранительницей. Лишь старый Календарь-всех-времен на стене помнит, сколько «грозовых ночей» подряд она дает приют сердцам, что в нем нуждаются.

— Ну и погодка сегодня, да девочки? — отгоняя прошлое, прозвучал ее собственный голос. — Ничего не бойтесь, эти стены и не такое выдерживали. Дом надежный. Только от огня далеко не отходите, не стоит в такую непогоду оставаться в одиночестве.

Киррана тин Даррен

Невероятные, ослепительные молнии без роздыха бьют то справа, то слева. Их сияющие первозданным огнем полосы толщиной со ствол дерева с оглушительным сухим треском разветвляются во все стороны, непредсказуемо изламываясь. Как симурану удается лавировать промеж них — загадка. В редкие мгновения темноты сквозь плотно зажмуренные веки мне мерещатся мечущиеся тени, или это играет шутки растревоженное зрение?

Мертвой хваткой вцепившись в густую шерсть, пригнулась к холке, обвив своего скакуна ногами, чтобы не свалиться и принялась молить Керуна, чтобы вернул мне хоть капельку силы на щит. Это немного успокоило. Это, и ставший уже родным, волчий запах.

Наконец Могута прекратил метаться и выписывать пируэты — будь у меня послабже желудок и не так пуст, я бы, наверное, не сдержалась. Шум постепенно стих тише, а по щекам наотмашь ударили упругие струи дождя, но я им только обрадовалась, с наслаждением подставив лицо. Краткий миг покоя, и Вожак рычит:

— Беги быстрей, волчонок Каррона! Торопись, это последний шанс его спасти!

Ничего не объясняя, он оттолкнулся и снова взмыл в грозовое, темное как суть Саршан-хо, небо.

Я побежала раньше, чем поняла, куда именно мне следует направиться. Чутье подобное звериному неумолимо толкало вперед, и я сама не заметила, как перешла в боевой транс и ускорилась. Будто почуяв это, воспротивились какие-то силы, точно сговорившись остановить, ту, что задумала невозможное. Только бы вот еще и самой знать, что именно? Но отвлекаться некогда. Каждая новая вспышка высвечивает горную гряду, да такую громадную, какой я в жизни не видела. И еще двухэтажный дом, как в Птичьем Тереме или Красных горках, только еще чуднее — с большими горящими окнами и широченным крыльцом. Он показался мне оплотом покоя и спасения в этой бушующей вокруг буре. Знание пришло, словно непреложная истина: мне — туда.

Каменистая тропа, обманчиво приветливая, на деле оказалась усеяна острыми камнями и извивалась как рассвирепевшая змея. Презрев её наличие, я понеслась по прямой, не впервой пролагать собственный путь там, где не хожено. Свет клинка пробился из ножен. Неспроста. Коротко оглянувшись, я поднажала — позади, неслись смутные тени, обдавая ужасом.

Только вот не впервой мне с тенями бороться, да и со страхами тоже. Я теперь и не припомню, чего боюсь… Не то рык, не то хрип вырвался из глотки. Тело будто бы объяло пламя: огнем полыхали легкие, опалял грудь громовик, горели сжигаемые движением и боевым трансом мышцы. Впереди неумолимо сужалась полоска света — закрывалась дверь, отсчитывая последние мгновения жизни.

Моей и, возможно, его жизни тоже…

В последний миг таки успела просунуть в щель ногу. Мгновение, показавшееся вечностью, мы женщиной в синем переднике пялились друг на друга. Молча. У меня на слова не осталось дыхания. Отчего молчала она, я не знаю.

Медленно, как это всегда кажется в трансе, ко мне приблизилась черная кошка. Остановилась напротив. Зрачки расширились, полностью скрыв зелено-золотую радужку, спина выгнулась, шерсть вздыбилась, увеличивая котейку вдвое. Пасть открылась, демонстрируя острые белоснежные клычки, послышалось грозное шипение. Смотрела она на что-то за моей спиной. Отцовский нож сам оказался в ладони. Я резко развернулась, одновременно убирая ногу. Пускай хозяйка дверь прикроет, не гоже подвергать людей опасности. Маленькая, но неожиданно крепкая рука ухватила меня за согнутый локоть, да дернула, втягивая внутрь. Только после этого дверь затворилась, отрезая от скрытых во тьме ужасов. Транс тоже как-то разом спал, и навалилась невероятная усталость.

— А я говорила, что еще не все пришли.

Женщина в синем переднике и красивом платье буднично задвинула внушительный засов, и прошла мимо меня за стойку.

— Добро пожаловать в приют, странница. Проходи, не стой. Чего-нибудь выпьешь?

Она щелкнула пальцами, и одежда на мне разом высохла, да и косы больше не висели мокрыми плетями.

— С-спасибо.

Осознав, что продолжаю сжимать в руках нож, убрала оружие в нодны и хлопнула по карманам.

— У меня нет денег, чтобы заплатить за ночлег…

— И не надо. Здесь ценится иная монета.

Взгляд серых глаз стал испытующим, казалось женщина видит то, что другим недоступно.

— Такой у тебя вдосталь. Присядь-ка к огню и расскажи о своей беде. Я принесу тебе пряного вина, чтобы согреть тело и душу. У тебя там такой мороз…

Она передернула плечами. В этот миг точно морок рассеялся, и я вдруг увидела большой зал, с окнами во всю стену и необычным очагом посередине. Да и, вообще, все тут было каким-то диковинным, такого и в княжеском дворце не видывала. Вроде бы и просто все, да с выдумкой. Видать, великие мастера-умельцы поработали. Вокруг этого очага разместились другие гости, и всё как-то — бабы. Что же это за постоялый двор такой? Почти все глядели на меня с любопытством. Одна даже указала рукой на свободное место, и я не стала долго раздумывать, приняла приглашение.

Вернулась хозяйка с подносом, подала вино в странном прозрачном кубке. Поторопила:

— Ну, рассказывай.

Черная кошка, вившаяся у нее в ногах, бесстрашно запрыгнула мне на колени. Поставив маленькие лапки на плечи ткнулась прямо в губы мокреньким носом. Умильно чихнула и с независимым видом села умываться. Я погладила теплое тельце, вдруг ощутив, как с рваным выдохом расслабляется в груди тугой ком. Сморгнула пелену на миг застлавшую взор и уставилась в огромные окна, словно затянутые снаружи мерцающей пленкой — ничего толком разглядеть за ними неможно, но хозяйка меж тем покойна. Знать на них добрая защита стоит. Да и клинок мой больше не светится, громовик тин Хорвейга тоже не жжется. Нет здесь зла. Я перевела взгляд на огонь и, собираясь с мыслями, принялась наблюдать, как танцуют языки пламени. Сердце точно рукой стиснуло от плохих воспоминаний, но тут же внутри потеплело, точно зло с добром борется прямо у меня в груди. Вот ведь! Так торопилась, а с какого конца теперь к рассказу подступиться, не пойму…

Поднесла к губам кубок, вдохнула аромат и отхлебнула, ощутив, как живительное тепло мгновенно разливается по венам, оседая приятной слабостью в натруженных икрах. Кашлянула, прочищая горло, и заговорила, удивляясь, как хрипло и надломлено звучит мой голос:

— Один — Защитник. Тот еще мерзавец, но, пожалуй, один из самых искренних людей, что мне встречались. Второй полный загадок сагалийский ассасин. Да не простой, а глава клана. Кажется, я толком его так и не успела узнать… Хм… Кто бы мог подумать, что все так выйдет? Наши отношения начались странно, но обоих я полюбила всем сердцем…

Пауза, чтобы справиться с нехваткой воздуха. Как же трудно об этом говорить. Как свежа еще рана…

— Разве такое возможно, любить сразу двух? Теперь сама сомневаюсь… Иногда все совсем не так, как кажется. К примеру, сила, что дана мне Керуном, оказалось, не только и не столько в том, чтобы сражаться. Скорее меня сотворили щитом, но я так и не смогла их уберечь и спасти. Опустошение. Вот что я теперь чувствую. Леденящая пустота внутри, выедает ядом душу. Они погибли, а я ровным счётом ничего не смогла сделать.

Стиснув зубы, отогнала снова подступивший к горлу ком, всё равно слёз не осталось, лишь сухое удушье. Слушательницы сидели мрачные и тихо-тихо, точно каждая вспоминала что-то свое. Я снова с усилием вздохнула и покосилась на кубок, отпила еще немножко. Хотелось бы залпом, да только жизнь научила осторожности. Вон как и с глотка похорошело! И слова-то рекой, и голос заново прорезался. Утаив новый вздох, продолжила:

— Сегодня над Пустошью впервые взошло солнце. Мороз сковал грязь, и она оглушительно хрустела под подошвами сапог, обозначая каждый мой шаг.

Пламя в очаге затанцевало, сливаясь в образы, вроде тех, что я сама когда-то показывала еще тогда на празднике — в Ордене. Понурая фигурка, точно придавленная неподъемным грузом, бесцельно брела куда глаза глядят. Она подняла голову встречаясь со мной взглядом и вдруг я снова оказалась там, заново проживая былое…

Я шла, не осознавая толком, куда направляюсь. То и дело навстречу попадались недобитые твари, такие же потерянные и неприкаянные. Порой, они натыкались друг на друга и разбегались или же затевали грызню, но даже это делали вяло. Точно по привычке, без охоты. На меня порождения Излома совсем не обращали внимания. На земле вокруг повсюду лежали тела ратников, среди них встречались и рискнувшие зайти так далеко к Излому Защитники и даже братья Керуна в своих рясах.

Никогда не видела раньше столько тел.

Никогда раньше не была столь равнодушна к мертвецам…

Стая баргестов при свете дня напомнила утопленников. Их шкура больше не светилась, а висела осклизлыми шматами. Эти не дрались, сохранив остатки разума. Завидев меня, они будто обрадовались, завыли, задрав морды к небу. Это послужило сигналом, и в мою сторону направились еще несколько отродий: заковылял кошмарный «сенокосец» на несуразных лапах, две из которых отсутствовали, на еще одной не хватало сегмента. Споро перебирая ногами, торопилась сороконожка размером с корову. Поднялись два мертвяка преотвратного вида, захромали, пошатываясь — еще вчера они были княжескими ратниками, а теперь твари. Что ж, не иначе боги решили сделать мне подарок — возможность погибнуть в бою, так же как Пасита и Райхо.

Хриплый хохот, вырвавшийся из саднящей глотки, показался чужим. Отцовский нож сам прыгнул в руку, требуя крови. Засиял голубым рений. Пространство взорвалось воем тысячи глоток, одновременно вздрогнула и затряслась земля. Вскинув голову увидела, как на севере всколыхнулось серое море.

Стая весной?!

Обернулась, определяя источник новой опасности, и ошеломленно замерла — с юга во весь опор скакали сартоги — вся, дери ее Стая, несметная Орда!

Что ж, смерти осталось ждать недолго. Я криво улыбнулась, прошелестев пересушенным ртом:

— Ну? Кто первый?

Атаковал баргест, обдав гнилостным запахом. Я даже не пыталась призвать силу, ее не осталось ни капли. Качнулась в сторону за миг до того, как клыки коснулись горла. Промахнувшись, тварь пролетела вперёд и неловко приземлилась, подвернув лапу. Не жалея, я отвесила ей пинка, отбросив подальше. Второго баргеста сбил прямо в полёте волк — первый из добравшихся. Принялся остервенело рвать на части.

Лошадиный топот раздался уже совсем близко. Обернувшись, я закрылась от яркого света рукой — солнце ослепило, и силуэт привставшего в стременах кочевника, занесшего руку с копьем, показался вырезанным из мрака.

Вот и всё…

Выпрямилась, опустив отцовский клинок, и позволила себе слабость — закрыла глаза, все равно ничего не видно. Смерть достойная воина — добрая сталь всё лучше, чем поганые клыки гадких тварей.

Глухой удар справа. Протяжный скрежет. Яростный рык позади. Запах лошадиного пота, мертвечины и псины.

Почему я ещё жива?! Где спасительная боль, что заменит ту, что ест изнутри?

Усталость и разочарование навалились разом. Захотелось упасть, свернуться калачиком и уснуть навсегда.

— Хаанас-Маалун? — позвал голос с гортанными нотками.

Не сразу осознала, что это он мне, медленно подняла веки. Рядом корчилась пришпиленная копьем сороконожка, которую рубили топорами подоспевшие сартоги.

— Хаанас-Маалун, — поклонился, не слезая с лошади, тот самый кочевник.

От удивления или усталости у меня вдруг подкосились ноги. Поддержал Могута, прижавшись теплым боком.

— Неужто, сам Вожак снизошел до меня?

Голос звучал как чужой, слова рождались медленно.

— Помоги мне. Убей, прошу. Не смогу без них жить!

— Помолчи, волчонок Каррона! — недовольно рыкнул Вожак.

Его желтые зрачки, изловили мой взгляд, расширились до целого мира, освобождая от мыслей, чаяний и дум…

Темнота.

Мускусно пахло зверем. Жестая густая шерсть щекотала лицо, и от этого хотелось поверить, что я дома, только вот непривычная поза и мерное покачивание говорили об обратном.

«Киррана, проснись!» — раздался голос в моей голове.

Мгновенно собравшись, скинула остатки наведенного сна и села щурясь. Волк продолжал шагать, чутко прислушиваясь и принюхиваясь, но я чувствовала, как напряжено его тело, как чутко ловят звуки уши. Серый свет еле пробивался сквозь густой клубящийся туман, что напомнил мне об Изломе. Земли под лапами волка не было видно, и слезть с его спины совсем не тянуло. Решила остаться, пока сам не прогонит, хотя мне все равно… И все же остатки любопытства заставили задать вопрос:

— Где мы?

— Там, где живым не место. Держись крепче, волчонок.

Что-то в его словах настораживало еще пуще, чем должно, пробившись даже сквозь поселившееся в груди равнодушие.

— Кто это? — спросила едва слышно, завидев впереди силуэт.

— Старая знакомая, — прозвучало ворчливо.

Шерсть на загривке Вожака встала дыбом, закаменело тело. Силуэт приближался, очертания становились все четче, пока из тумана не показалась…

— Пайшан?! — не сдержала я удивленный возглас.

— Здравствуй, Саршан-хо, старая воровка, — с неприязнью поздоровался Могута.

Я так и не поняла, когда оказалась стоящей рядом с принявшим человеческий облик волком — даже голова на этот раз у него стала человеческой.

— Не такая уж и старая, — Пайшан кокетливо взмахнула ресницами, и переступила с ноги на ногу, соблазнительно качнув бедрами.

— Не старайся. На меня это не действует.

— И правда, ты же всегда предпочитал уроженок Яросса! — всплеснула руками женщина. — Ну да ладно, на самом деле я пришла, чтобы поговорить с ней, а не с тобой.

— Не за чем, мы спешим!

Могута ухватил меня за руку точно дитя, обходя сагалийскую шл… Кхм! Богиню покровительницу воров и убийц по широкой дуге. Нет, я точно в бреду, на деле меня доедает гигантский сенокосец, не иначе…

— Киррана, ты же любишь Райхо?

Ее слова заставили замереть и повернуться. Пальцы Вожака крепче сжались на моем запястье.

— Пожалуйста, пусти, — шепчу еле слышно. — Я должна… Мне нужно…

Волк, тяжко вздохнув, выпустил мою руку. Приблизившись на несколько шагов к богине, я остановилась, глядя в наглые раскосые глаза.

— Что с ним? Ты можешь помочь?

Сейчас она потребует плату, и я пообещаю, что угодно…

— Ты можешь помочь, — ответила она с нажимом.

Алые губы разъехались в хищной улыбке демонстрируя заостренные зубы.

— Что нужно делать?

— О! Сущую малость, — махнула богиня рукой, подходя ближе. — Дай мне руку.

— Киррана, стой!

Предупреждение было излишним, я уже научилась не верить никому. Не подумав принять протянутую ладонь, рыкнула:

— Говори толком!

Сил на почтение у меня не осталось, да и не моя Саршан-хо богиня, а после встречи с Керуном ей меня уже не удивить. По неуловимо изменившемуся выражению лица я поняла, она читает мои мысли.

— И не напугать подавно, — сказала уже вслух. — Мне больше нечего бояться, у меня ничего не осталось.

— А шанс спасти любимого, неужели упустишь?

Мой голос не дрогнул, прозвучал лишь чуть устало, только вот сердце дало перебой от всколыхнувшейся надежды:

— Ну же!

Саршан-хо улыбнулась.

— Райхо. Он всегда мне нравился. Я благоволила ему, помогая в трудные минуты. А теперь, благодаря твоей силе и демону, что живет у него внутри, он достоин занять место в моих чертогах и… постели.

Богиня похотливо ухмыльнулась, жадно наблюдая за моей реакцией.

— Смерть излечила его от отравы, которой напитала его кровь шлюха Киалана, — Саршан-хо выплюнула имя моей богини, тем самым упрочив в мысли, что доверять ей не стоит. — Теперь ему ничто не мешает любить только ее, — изящным жестом она указала на собственное тело — тело Пайшан, — а заодно и меня. Маленькое недоразумение, что произошло между ними, он попросту забудет. Как и то, что ты была в его жизни.

Стало мучительно больно в груди, но намек на то, что вместе с тем Райхо получит шанс, заставило проглотить ревность и задать главный вопрос:

— Но он будет жить?

— А я в тебе не ошиблась!

Рот Пайшан-Саршан-хо искривился в очередной улыбке, напомнив о ведьме, что спалил у Излома Пасита. Богиня нахмурилась, точно почуяв, что я близка к разгадке. Поднажала:

— Тебе же не все равно? Ты ведь не позволишь ему умереть окончательной смертью?

Я чувствовала, есть подвох. Причина, по которой она — богиня не может сделать это сама, но поддаваться все равно не хотелось. Пока молча сомневалась, хотя бы уже одним этим, причиняя ей беспокойство, подошел Могута, остановившись по правую руку от меня. Он снова принял волчье обличие, но его слова я разбирала без труда:

— Никчемная тварь, ты использовала бедную девочку, чтобы добраться до него! Думаешь, я не догадался о твоих грязных делишках?

Грозные клыки обнажились, и Саршан-хо снова зачастила, обращаясь ко мне.

— Киррана, во имя твоей любви к Райхо, отдай мне свою силу, — она протянула руку. — Клин клином вышибают. Так я смогу его спасти. Ну же!

Богиня проявляла такое нетерпение, что я расхохоталась.

— Даже если бы я тебе поверила… Моя сила — ее больше нет.

— Отлично! Значит нет больше и его любви к тебе. Только на твоей силе она и держалась. Отрава Киаланы это все, а не чувства!

Это был подлый удар, но чего еще ожидать от покровительницы авантюристов? Я вдруг почувствовала, она не врет, и что-то внутри окончательно умерло, когда пришло осознание, Райхо и правда был неравнодушен к Пайшан, иначе бы богиня-воровка не использовала сейчас ее облик. То, что он жив и без моей помощи, я поняла тоже. Моя сила Саршан-хо нужна только, чтобы крепче привязать его к себе. А значит…

Вместе нам уже не быть точно.

Молча развернувшись, я пошла прочь. Глухо рыча, волк шагал следом.

— А как же Пасита, неужели про него ты забыла?

Против воли это заставило меня остановиться, точно уткнувшись носом в стену.

— Что ты хочешь?

— О, этот экземпляр тоже хорош, но не представляет для меня никакой ценности. Кстати, он-то тебя любит взаправду. Хоть с силой, хоть и без.

Обернулась:

— Зачем тебе помогать мне?

— Считай, это плата за причиненные неудобства. Или откуп, — она издала короткий смешок. — Нет, все же, скорее, обмен.

Ага. Обмен-обман. Несмотря на недоверие ей все же удалось раздуть уголек надежды.

— Отдай мне самое дорогое, что есть с собой, и в расчете.

Проследив ее взгляд, без раздумий сняла с шеи громовик тин Хорвейга, протянула ей.

— Кирра, нет!

Рык волка запоздал, а хитромудрая богиня тут же возникла подле меня, окутав нас подобием мерцающего щита, по поверхности которого струились вязью кроваво-красные символы. Снаружи бесновался Могута, грудью бросаясь на преграду и не в силах ее преодолеть, внутри же не было слышно ни звука.

— Давай же!

Богиня ухватила меня за руку, ее глаза полыхали багрянцем, и я поняла — громовик ее интересует меньше всего…

Закричали разом. Нутро скрутило в тугой узел, показалось, что по капле из меня выдавливают жизнь. Это продлилось совсем недолго, в ладони потеплело, и лже-Пайшан, отдернув руку, принялась ее баюкать. Громовик на моей ладони ярко сиял чистым золотом, ему вторил голубым светом клинок в ножнах.

— Что это такое?! — визгливо, точно Глафира, Саршан-хо показала мне след на трясущейся руке.

Там, где «солнцеворот» коснулся ее кожи, остался четкий отпечаток свежего ожога, на котором даже просматривались буквы: «Тин Хорвейг». В этот миг за пределами кокона сверкнула молния. В ее свете огромный волк разворачивал неведомо откуда взявшиеся крылья. Удар лапой, и кокон рассыпался мерцающей пылью.

— Еще встретимся, Могута!

Взвизгнула панически Саршан-хо и исчезла.

«Надо торопиться, скорее садись!»

Крылатый белоснежный волк выглядел совершенно незнакомо, но голос в голове определенно принадлежал Вожаку, и я послушалась, только надела на шею громовик и убрала под одежду. Никому не отдам!

«Как ты могла ей поверить? Как могла забыть о ребенке?!»

Я вздрогнула и вдруг снова оказалась на белом диване. Высоко и ровно горел в очаге огонь, будто довольный новой историей, всё так же внимательно смотрели на меня девушки, моя рука точно сама собой легла на живот.

А тем временем…

Пасита тин Хорвейг

Пасита тин Хорвейг равнодушно наблюдал, как наполняется кровью очередная колба. Он уже привык к этой процедуре и даже больше не пытался оторвать доходяге-лаборанту очкастую башку.

Кира снова не пришла, занятая своими исследованиями. Порой ему казалось, что даже в постели она думает только о науке. Последний раз даже повздорили, когда она попросила для анализов его семя. Он тогда слегка погорячился, выломал дверь и разбил по пути пару стеклянных перегородок, тогда его снова заковали. Разорвать хлипкую цепочку ничего не стоило, но зачем нервировать этих людей еще больше?

Неожиданно что-то изменилось, странное напряжение разлилось в воздухе. Запахло дождем и грозой. Пасита вскочил на ноги, даже не заметив, как выдернулась из тела иголка. Упала колба, расплескав содержимое прямо на белый халат лаборанта.

— Что вы снова творите, тин Хорвейг? — возмутился было тот.

— Отдохни-ка, мозгляк.

Легкого тычка хватило, чтобы отправить парнишку в беспамятство, но охрана, привыкшая было к его покладистости, быстро проснулась. На него взглянули сразу несколько автоматных стволов, а как неприятно получать пулю он уже знал. Успел испробовать на собственной шкуре. То, что там боевые патроны, сомнений не было, ведь местное сонное зелье на него не действовало.

Звездный щит окутал точно мерцающий шар, одновременно жалобно звякнула цепочка наручников. Легкое напряжение воли, и их остатки жижей капнули на пол. Заискрили, плавясь, развешанные по углам камеры, а Защитник уже спешил в сторону лифтов, что вели на глубинные этажи.

— Дери Сартог! — выругался он, едва добравшись до поворота к лифтам, и побежал обратно.

Походя прихватив два обездвиженных тела и их оружие, спрятал в кабинете за опрокинутой кушеткой — не слишком надежное укрытие, но и сразу в глаза не бросаются. Сорвав с одного мужика маску, хмыкнул. Уж больно тот внешне напоминал его самого. Да и телосложением почти не отличался.

«Скажи — у одной матери в чреве братьями росли, никто и не подумает, что врешь».

Он нахмурился, силясь вспомнить мать, но не вышло. Из-за неудачи волна гнева отозвалась жжением в нутре и покалыванием в кончиках пальцев. В который уже раз он поклялся отплатить тому, кто посмел лишить его памяти. Впрочем, мысли не мешали действовать. Форменная куртка села идеально, черная маска скрыла лицо и волосы. Оружие удобно легло в руки.

Орала сирена, озаряя лабораторию красными всполохами, но сейчас это было только на руку. Меньше шансов, что кто-то узнает. До лифтов добрался без приключений, там в кабину загружался отряд похожих сейчас на него как две капли людей. Заскочив в последний момент вместе с ними, Пасита опустил глаза в пол.

«Керун, помогай!» — вспомнил он вдруг имя бога-воина.

Убивать здесь никого было нельзя. Неправильно. Зачем он всё это творит и куда так торопится, Пасита не мог себе объяснить, только чувствовал, что должен быть там как можно быстрее. Разошлись двери лифта, выпуская воинов этого мира на волю. Взгляду открылось невероятное зрелище, заставившее всех обмереть. Здесь на глубине восьмого этажа прямо посреди коридора открылось окно в другой мир, в его центре распростер крылья гигантский волчара, который вдруг гаркнул человеческим голосом:

— Шевели булками, Хор-рвейг! Я не смогу долго дер-ржать проход!

Громогласный рык едва не сшиб с ног, и неожиданно Защитник вспомнил все. Охрана пришла в себя удивительно быстро, и в симурана полетел град пуль, а несколько воинов, раскусив Паситу, уже разворачивали к нему стволы. Транс на мгновение смазал очертание фигур, превращая людей в застрявших в паутине мух. Стрелять Пасита не стал, хоть и выучился. Просто ткнул прикладом одного, выбил оружие из рук у другого. Одновременно прикрыв себя и симурана звездным щитом, бросился к нему что есть мочи.

Защитники этого мира тоже были не лыком шиты, его пытались схватить, остановить. Оружие, сила, боевое искусство — всего вдосталь. Он встретил достойных соперников, сумевших настичь и связать его ближним боем. Неизвестно чья бы взяла.

— Поднажми, если твои девочки тебе дор-роги! — рыкнул волк, и это придало тин Хорвейгу сил.

Но и Защитники этого мира просто ловили беглеца, а он всей душой рвался домой. Их цели — несопоставимы. Пасита больше не осторожничая, смел с пути всех, кто мешал и, прыгнув, в последний момент проскочил в закрывающееся окно перехода. Инстинктивно ухватившись руками, повис на шее у парящего в нигде симурана и бросил прощальный взгляд через плечо. Как раз в этот момент Кира Дареная выскочила из лифта, закричала:

— Пасита, нет!

Поморщившись, одними губами он ответил: «Прости!», испытав легкий укол совести.

— Ну ты и здоров! Киррана-то полегче будет. Забирайся уже на спину, амбал! Несподручно лететь, — проворчал Могута. — Первый и последний раз, когда я допустил подобное!

«Что-то не заметил, что ты, кобель летающий, сильно напрягся» — подумал тин Хорвейг, но вслух спросил, осматриваясь по сторонам:

— Где мы?

Размеренные взмахи мощных крыльев, тем временем поднимали их все выше и выше — из бушующей бури в покой.

— В межмирье.

Пасита немного помолчал, осознавая и окунаясь в нахлынувшую точно прилив память.

— Ты сказал, «твои девочки», кого ты имел ввиду? — спросил он хрипло.

— Киррану тин Даррен конечно. И твою дочь, бракоделище.

Киррана тин Даррен

Закончив рассказ, тем, как я сюда попала, всмотрелась в танец языков пламени. Вдруг они на мгновение взметнулись вверх до самого потолка, сменив цвет на голубой, точно огонь в глазах тин Хорвейга, и рассыпались мерцающими искрами.

— Можешь задать вопрос, что так тебя волнует. Но выбери только один, — предложила очутившаяся рядом Хозяйка приюта.

То, что казалось таким простым, вдруг стало неимоверно сложно сделать. Спросить, жив ли Пасита? Смогу ли я ему помочь? И чем, если вместо того, чтобы что-то делать, рассиживаюсь тут и точу лясы? Я вдруг осознала, что умру, если ответ окажется не тем, какой я приму.

— Но ведь есть и другой вопрос, — мягко намекнула Хозяйка, помогая определиться.

— У меня правда будет дочь?

Пламя снова колыхнулось навстречу, затягивая точно сон. Только теперь это было иначе, чем в первый раз. Я будто стала незримым призраком, что наблюдает со стороны за чужим-своим счастьем…

Вот той счастливой мне подают новорожденное дитя. Будто издали доносится первый крик…

Сосущий грудь младенец, смотрит сияющими, как принято у Защитников, глазенками…

Бежит светловолосая девчушка зим пяти. Растрепанные косички скачут по плечам, грозно хмурятся брови, и палка в руке явно тотчас будет пущена в ход…

Босоногая девочка постарше скачет верхом без седла, точно сливаясь с конем в единое существо. С трепетом в сердце узнаю Ярого…

Девушка с распущенными волосами ниже талии, обнимающая широкоплечую фигуру, и переминающийся поодаль статный парень — но все как-то смазано, никаких лиц… Сердце отбивает набат, я едва могу дышать. Вдруг она отстраняется и смотрит через мужское плечо, точно заметив меня. Смотрит и настороженно хмурится, а я впервые вижу, как знакомые черты, мои и его, странно переплелись, создав совершенно новый облик, только цвет глаз остался прежними — холодная серая сталь, что может загораться огнем…

Все прекратилось разом. Тяжело дыша, будто ныряльщик, ошалевшим взглядом я обвела помещение, по очереди встречая настороженные лица присутствующих. Безмятежно умывается черная кошка. Ее хозяйка, загадочно улыбаясь, смотрит на меня, склонив голову набок. Понимаю, она увидела все то же самое.

— Похоже, тебе уже пора.

С опаской кошусь на кубок, из которого едва успела отпить. Поднимаюсь и дрогнувшей рукой ставлю его на ближайший столик. Неловко вышло, он упал. Мгновение наблюдаю, как на пол капает вино, как когда-то давно в прошлой беззаботной жизни…

Внутри полыхает пожар, нет никакой мочи оставаться на месте. Слова не идут, вместо них просто кланяюсь в пол — сразу всем — и стремглав бросаюсь к двери. Та, как ни странно, не заперта и с легкостью, выпускает наружу. Сходу срываюсь на бег, стремительный, до колотья в боку, до жара в груди. Но не тягостный, а радостный и легкий, будто к матери в объятия торопиться дитя.

Щебет птиц, прохлада, вокруг встают стеной березы… Я и не заметила, когда изменилась местность вокруг. Скала впереди и отколовшийся от нее в незапамятные времена большой камень. На нем ко мне спиной сидит мужчина, одетый в непривычную зеленую рубаху, каких я отродясь не видывала. Он бросает камушки, и каждый трижды отскакивает от гладкой поверхности, прежде чем уйти под воду…

Ки… Керун! Я же у Девичьих купален!

Хочу окликнуть его, но во рту пересохло. И мнится, повернись он — я тут же сомлею. Его спина напрягается, он тоже чувствует мое присутствие. Замирает на миг, прежде чем медленно повернуть голову. Поднимается на ноги, не сводя с меня напряженного взгляда. Крепче сжимает челюсти, до хруста стискивает кулаки. Затем делает странное движение головой, и тут замечаю, как странно блестят его глаза.

Резкий звук вырывается из горла. Это что это, я?

— Кир-ра, — хрипло рычит Пасита, выговаривая мое имя так, как может только он.

Это словно разбивает сковавшие меня незримые кандалы. Шаг. Другой. Бегу навстречу, не в силах поверить в счастье.

— Жив! — не шепот, мышиный писк на грани слуха.

Не могу наглядеться. Не могу надышаться.

Сильные руки одновременно крепко и бережно заключают в объятия, закрывая от бед и невзгод. Разделяя жизнь на до и после…

— Кира, девочка моя. Любимая, ненаглядная, моя жизнь, моя душа, мой свет, — шепот обжигает макушку, заставляя улыбаться, несмотря на катящиеся градом слёзы.

Молчу затаившись, наслаждаясь крепостью его тела. Родным запахом, что сводит с ума и будит внутри женщину. Плавлюсь от тепла ладоней, что гладят спину. Дурею от силы, что наполняет иссушенные смертным боем потоки, точно талая вода ручьи по весне. Глаза тин Хорвейга светятся знакомым голубоватым огнем. Он отстраняет, чтобы бережно заключить мое лицо в ладони. Проводит большим пальцем по нижней губе и долгий миг смотрит прямо в глаза.

Не выдержав, сама тянусь к нему, больше всего на свете желая ощутить вкус его губ, чтобы окончательно поверить, что все это не морок, не бред умирающего тела. Убедиться, что все на самом деле. Желание, приправленное любовью и силой, поглощает нас с головой. Остановиться нет мочи, да и незачем. Перед богами мы уже связаны на веки, я и так ношу под сердцем его дочь…