Группа «Машина Времени». Альбом «Маленький принц» (1979–1980)

Изучение истории в школе обычно начинают с так называемого доисторического периода. Тогда люди, кажется, ходили в шкурах и охотились, кажется, на динозавров с помощью, кажется, каменного топора. Почему «кажется»? Потому что доисторический период отличается как раз отсутствием письменных источников и, следовательно, достоверных сведений.

Для русского рока конец 1970-х — это как раз момент перехода от доисторического периода к историческому. От предыдущих десятилетий остались одни названия. В Москве были «Славяне», «Скифы», «Скоморохи», «Удачное приобретение», «Рубиновая атака», «Соколы», «Лучшие годы», «Второе дыхание». В Ленинграде — «Санкт-Петербург», «Аргонавты», «Зеленые муравьи», «За», «Q-69», «Россияне», «Большой железный колокол». В Свердловске — первый состав «Сонанса». Это, понятно, далеко не все, а только те, кто вспоминается с ходу. Все это разнообразие ушло в никуда, так и не оставив следов. Разве что от «Соколов» осталась песенка «Фильм, фильм, фильм», да от «Скоморохов» несколько альбомов, изданных уже позже, да «Мифы» успели записаться в 1981-м почти золотым составом…

Монополия фирмы «Мелодия» на грамзапись похоронила очень многие проекты. Однако на рубеже 1980-х любительская магнитозапись стала выходить на серьезный уровень. В активе питерцев числились множество альбомов Юрия Морозова и программа «Все братья — сестры», записанная БГ и Майком Науменко. Москва ответила первыми записями «Машины Времени» и «Воскресения». Сразу же выяснилась разница школ: если ленинградцы с самого начала приняли концептуальный подход к своим альбомам, то москвичи стремились зафиксировать на пленку всю имевшуюся концертную программу. А концепцию можно было подогнать задним числом.

Именно так произошло с альбомом, с рассказа о котором мы, пожалуй, и начнем свой рассказ.

Андрей Макаревич: Если уж быть совсем точным, то идея насчет книжки Экзюпери пришла в голову не мне. Была такая девушка, ее звали Оля. Она потом стала, между прочим, директором Московского Рок-клуба, а тогда была молодая журналистка, и ей очень нравилась «Машина Времени». И как-то она говорит:

— Слушай, вот у вас песни ужасно перекликаются с книжкой «Маленький принц».

Я страшно удивился, потому что мне это совершенно не приходило в голову. Я как-то и не читал эту книжку в детстве внимательно, как-то она мимо меня прошла. Тут я ее нашел, и оказалось — действительно! Просто мы какие-то одни и те же простые мысли высказываем немножко разными словами.

Для художественно-концептуального оформления программы пригласили старого знакомого «машинистов», хиппаря Александра Бутузова по прозвищу Фагот. Фагот писал стихи и пишет их до сих пор. Андрей Сапунов из «Воскресения» и в 2000-е поет песни на его тексты.

Ничем особо выдающимся Фагот тогда не занимался, зато выглядел роскошно.

Андрей Макаревич: У нас был друг Фагот, любитель Галича и, значит, всякой антисоветчины. Когда он выпивал, то замечательно читал стихи. И мы решили, что сделаем такой спектакль: он будет сидеть на сцене, читать кусочки из книги, а они будут соединяться нашими песнями. Сейчас все это очень наивно звучит, но в те времена это выглядело абсолютно революционно, потому что ни одной нормальной группе в голову такое прийти не могло. И когда зажигался свет, вдруг, в углу сцены стоял письменный стол с лампой, там сидел бородатый, волосатый человек, хипповый, а в руках у него была старинная книга, — зал замирал.

…

1979 год для «Машины Времени» начинался тяжело. Группу лихорадило от противоречий между отцами-основателями — Андреем Макаревичем и Сергеем Кавагоэ. Дошло до того, что в апреле после чудовищно неудачного концерта в городском комитете художников-графиков Макаревич объявил о своем уходе из «Машины Времени». Оставшиеся Маргулис и Кавагоэ сидели без дела недолго — они тут же решили помочь еще одному бывшему «машинисту» Алексею Романову записать его песни. Так появилась на свет группа «Воскресение».

Датой возрождения «Машины Времени» стало 9 мая 1979 года. В этот день Макаревич и Кутиков договорились о возобновлении совместной деятельности. Вообще-то у Кутикова в это время была своя команда под названием «Високосное лето». Лидером ее был гитарист Александр Ситковецкий, позже создавший «Автограф», а тексты писала Маргарита Пушкина. Вокальные партии Кутиков делил с клавишником Крисом Кельми, а ударной установкой заведовал Валерий Ефремов.

К концу 1970-х в «Високосном лете» тоже наметились разногласия, Ситковецкий тяготел к арт-року, Кельми — к более популярной музыке, у остальных тоже были свои планы.

Андрей Макаревич: А у них одновременно случился развал в «Високосном лете». Это какое-то провидение Божие, что все так произошло.

Александр Кутиков: Это я развалил…

Андрей Макаревич: Да ладно!

Александр Кутиков: После разговора с Макаром я пришел на студию, а у нас база «Високосного лета» была на студии. Я собрал Ситковецкого, Криса Кельми и Леню Лебедева, нашего звукорежиссера, который активно участвовал в жизни коллектива. И сказал:

— Ребята, вы меня извините, но, наверное, мы с Валерой уйдем. Давайте, там, обозначим, какой-то срок доиграем вместе, чтобы не было каких-то, так сказать, напряжений между нами. А вы за это время, пока мы будем доигрывать сезон, найдете себе новых людей.

Так и вышло. Вот мы сидели за столом в студии, за зеленым сукном, друг напротив друга. Ну, и потом делили имущество, нажитое долгими годами совместной работы, потому что…

Андрей Макаревич: В виде двух микрофонов, басовой колонки…

Александр Кутиков: Не, ну у «Високосного лета» тогда уже аппаратура была серьезная. Дело в том, что мы же деньги практически не забирали, мы все деньги, которые зарабатывали, или бо́льшую часть денег… то же самое и в «Машине» было, мы тратили на оборудование, то есть мы все деньги вкладывали в сцену…

Андрей Макаревич: В аппарат.

Александр Кутиков: В аппарат, в сцену, в костюмы, во всякую гитарную глупость и так далее. А Валерку мы уговорили вдвоем с Макаром, в Парке культуры имени Горького.

Андрей Макаревич: За кружкой пива.

Александр Кутиков: За кружкой пива, за гигантскими креветками в баре «Пльзень». Вот, там мы ему все обрисовали. И Валера сказал:

— Ну, ты же не сделаешь мне хуже? (Смех.)

Я говорю:

— Да нет, Валера! Нет!

Хуже Ефремову не стало — как он пришел в «Машину» в конце 1970-х, так и остался в ее рядах. Себя в новой группе он показал сразу — именно ему принадлежит классическое решение «Синей птицы». Песня пробовалась на репетициях уже несколько лет — но звучание ее почему-то все время выходило слегка кабацким. Но пришел Ефремов, предложил другой, латиноамериканский рисунок барабанов — и все моментально склеилось… А так и по жизни, и по манере игры он человек очень сдержанный, больше всего любит дайвинг в Красном море и обладает самым фундаментальным образованием среди всех «машинистов».

Андрей Макаревич: Он закончил химфак МГУ, и он работал химиком. Собственно, почему встреча произошла в «Пльзене»? Потому что у него там неподалеку находился институт. Он пешком туда ходил.

Александр Кутиков: Там Академия наук недалеко. И он где-то там работал. Дело в том, что Валерик — он такой тихий-тихий, а на самом деле за полтора годаработы, после окончания химического факультета МГУ, у него было два открытия, которые официально зарегистрированы. А он такой тихий-тихий… Он занимался поликарбонатами, насколько я знаю. Все, что я знаю в химии, — это благодаря ему.

…

Программа «Маленький принц» в 1979–1980 годах практически целиком состояла из новых песен. Однако была в ней и пара-тройка старых, заслуженных хитов. Самый древний из них — «Ты или я», он же «Солнечный остров», появился в репертуаре «машинистов» еще в начале 1970-х. Тогда Макаревич и его коллеги время от времени играли с Юрием Фокиным — это был барабанщик группы Александра Градского «Скоморохи». По воспоминаниям, человек он был спокойный и несколько замкнутый, но когда садился за барабаны, то превращался в зверя. Он умел извлекать фирменный звук даже из чемодана, и это не метафора. Героем Фокина был Джон Бонэм.

Андрей Макаревич: Ну, «Ты или я», это понятно, — третий «Led Zeppelin», «Since I’ve Been Loving You» — это до сих пор один из моих любимых блюзов, а тогда я был гораздо более впечатлительный, чем сейчас. На барабанах у нас тогда играл Юра Фокин, это был 1973 год.

Александр Кутиков: 1972 год!

Андрей Макаревич: Ну, 1972-й. И каждый новый диск «Led Zeppelin» обсуждался, как, не знаю… как новые скрижали от Господа.

Александр Кутиков: Мы собирались компанией, допустим, у Андрюшки или у кого-то еще, на флэту. Тогда принято было говорить: «На флэт пойдем?» — «Пойдем». И таскали пластинки с собой. Так вот, когда приносился диск «Led Zeppelin» и там, скажем, была песня «Since I’ve Been Loving You», Фокин всегда перед этой песней останавливал проигрыватель и говорил: «Ну, вы — уроды…»

Андрей Макаревич: Чуваки…

Александр Кутиков: Чуваки или уроды, в зависимости от того…

Андрей Макаревич: Тише, тише…

Александр Кутиков: …сколько выпито было. Вот. «Вот сейчас семь минут тишины — полной тишины!» И ставится «Since I’ve Been Loving You». И все замирают.

В 1979 году, когда «Машина» создавала «Маленького принца», «Led Zeppelin» записывали свой последний альбом «In Through The Out Door». Создатели тяжелого рока работали в студии группы «АВВА». Джона Бонэма не станет через год: два литра водки окажется для него чересчур. Юрий Фокин живет в Америке и работает при православном монастыре. Блюз «Ты или я» до сих пор время от времени всплывает в концертной программе «Машины». А строчкой из этой песни «Все очень просто» Андрей Макаревич озаглавил свою первую книгу.

…

Флэты 1970-х, на которых слушалось чужое и придумывалось свое, — это отдельная песня. О клубах тогда даже и не мечтали, тусовались по квартирам тех, у кого они были. Общий смысл воспоминаний ветеранов тогдашних «тусовок» таков: в то время это слово еще не означало бессмысленного прожигания жизни — нет, это было собрание с не очень ясной, но высшей целью. А не только ради портвейна и девушек.

Андрей Макаревич: Ну, было несколько мест. Был Азер, который жил на бульварах, и он был хорош тем, что у него, по тем временам, стояла сумасшедшая аппаратура, зарубежная. До этого я-то и наушников-то не видел. Когда мне надели «уши» и поставили «Whole Lotta Love», я упал со стула, потому что эффект был совершенно сумасшедший. Меня просто повело вбок, от этого перелета гитары из уха в ухо. А у Игорька Саульского была «Симфония» — громкая такая радиола с двумя большими колонками. У него мы сидели, у меня сидели…

Александр Кутиков: У тебя часто мы собирались, конечно.

Андрей Макаревич: Да!

Александр Кутиков: Это называлось «субботники». У Андрея родители уезжали на дачу. В июне у него сессия, он, естественно, в городе. Да и вообще он был не дачный человек в тот период.

Андрей Макаревич: Не! Не! Какая дача?!

Александр Кутиков: Вот. И на «субботник» к Макару. Замечательное время. И рассвет! Обязательно встретить рассвет.

С самого начала «Солнечный остров» был фирменным психоделическим блюзом, музыканты и играли его как положено и выглядели соответствующе.

Андрей Макаревич: Да, мы были чудовищно модные, чудовищно. Что касается внешнего вида, это было очень серьезно… Это само собой происходило: не было желания кого-то скопировать, но все равно неизбежно выходило копирование. Мне одна девушка знакомая, подружка Маргулиса, сшила концертную рубаху, она былаявно с Хендрикса срисована. Она была из такой ярко-зеленой ткани, которую я у мамы спер, в таких вот перчиках, значит, в завитушках, а по рукавам и по периметру была пришита бахрома от знамени, золотая. Выглядело это очень круто.

Александр Кутиков: Мне кажется, что вообще внешность любого человека — это в некотором смысле отражение его души. А наше душевное состояние в тот момент было, конечно, абсолютно солнечным и жизнерадостным, абсолютно беззаботным, несмотря на все сложности, которые были в стране, вокруг нас и в жизни. Состояние было соответствующее, ну и внешность такая же.

…

Возрожденная «Машина» неожиданно обзавелась базой и студией. По крайней мере, так тогда казалось музыкантам… Студия, она же репетиционная база, находилась в здании ГИТИСа. У «машинистов» там был свой человек. Свой человек числился в ГИТИСе уборщицей. Звали уборщицу Александр Кутиков.

Александр Кутиков: Ну, полтора года я там числился уборщицей: не было другой единицы. Не было единицы «звукорежиссер», хотя я работал звукорежиссером, участвовал в учебном процессе. Там радиоспектакли делались, и был предмет такой «Основы радио и телевидения». Для чего и студия была создана.

В ГИТИСовской студии, бедной, но все-таки настоящей, Кутиков к лету 1979 года записал альбом «Високосного лета», первый двойник «Машины Времени», — он вышел через много лет под названием «Это было так давно» — и дебютную программу «Воскресения». Свежесобранная «Машина» с азартом приступила к репетициям, но тут пришел лесник — то есть пожарник — и всех разогнал. Уже в октябре по требованию пожарных студию опечатали. При этом пропали оригиналы альбомов «Високосное лето» и «Это было так давно». Приличная копия второго обнаружилась только в конце 1980-х у Александра Градского. Она и вышла на диске.

Александр Кутиков: Мы были, конечно, абсолютно отвязные люди, без башки. И, в общем, для нас эти записи были, скорее, таким приятным времяпрепровождением. Интересно было послушать со стороны, как же ты все-таки звучишь-то. Те записи, которые делали на домашние магнитофоны из зала во время концерта, — они, конечно, не давали возможности почувствовать, что же мы из себя представляем. И поэтому, скажем, эти первые студийные работы для нас были интересны. Они жили какой-то своей жизнью, и оригиналы, которые были в ГИТИСе после закрытия студии, просто исчезли! Они просто исчезли!

В книге «100 магнитоальбомов советского рока» Александр Кушнир рассказывает о том, как питерский звукорежиссер Андрей Тропилло записал программу «Маленький принц» во время одного из выездов «Машины» в Ленинград. Тогда он одолжил в Пушкинском доме репортажный магнитофон «Nagra», договорился со звукачом «Машины» Игорем Кленовым, записал весь полуторачасовой концерт, сверхудачно растиражировал катушки и на вырученные деньги приобрел самодельный пульт. С помощью этого пульта впоследствии была записана вся классика русского рока.

Кстати, с концертами в Северную столицу «Машина Времени» начала регулярно выезжать приблизительно с 1976 года. Тогда. Среди друзей группы числились звезды № 1 тогдашней питерской сцены, группа «Мифы», а также мало кому известная команда «Аквариум» во главе со студентом факультета прикладной математики Ленинградского университета Борисом Гребенщиковым. «Машина» полгода играла с «мифовским» гитаристом Юрием Ильченко, однако со временем отношения испортились. И в 1983 году на первом рок-клубовском фестивале «Мифы» исполнили крайне злую и обидную песню «Про Макара». А вот с Гребенщиковым Макаревич дружит до сих пор.

…

Итак, после закрытия студии пришлось рассчитывать только на концертные, любительские записи. Они-то и вошли в альбом «Маленький принц».

Андрей Макаревич: Дело в том, что мы не занимались записью этой программы. Тогда же не было другого способа получить у себя дома «Машину Времени», как вот прийти на концерт и записать. Это делали не мы. Это делали какие-то наши фаны, которые писали для себя или для своих друзей, или они рассчитывали потом это продать. Мы этого не знаем, но записей было много. И когда мы объявили, что собираем наши старые записи, то прислали нам (и до сих пор присылают!) большое количество хорошо сохранившихся записей тех лет. Мы выбрали две лучшие, по качеству, по исполнению — так, собственно, и получился этот альбом.

Александр Кутиков: То, что вошло в альбом «Маленький принц», — это вообще-то запись, которая была сделана во время сдачи нашей программы худсовету в 1980 году. Поэтому там нет аплодисментов: в зале сидело всего двенадцать человек. Играть было очень тяжело, просто очень тяжело. Когда ты должен играть с полной выкладкой, со светом, в костюмах, — а в запланированных местах, там, где должна быть хоть какая-то реакция, ее нет. Просто полная тишина. Это очень тяжело.

Трудно было ожидать восторгов росконцертовского худсовета при исполнении радикально тяжелых вещей. Таких, например, как песня «Дай мне ответ».

Песня была написана еще в 1976-м, во время альянса «Машины» с питерским гитаристом Юрием Ильченко из «Мифов». Этот гитарный боевик, с хриплым ревом Кутикова, навеянный Джоном Маклафлином и его «Mahavishnu Orchestra», вбивал в пол бедных старичков. Впрочем, того, что после прослушивания программа будет отвергнута, «машинисты» в тот момент совсем не боялись. Росконцерт уже тогда был организацией более-менее рыночной. То есть не получал денег из государственного кармана и вынужден был зарабатывать их сам. И «Машина» была для него просто подарком: группа собирала любой стадион любое количество раз, а сама получала копейки.

Андрей Макаревич: А мы на тот момент жили тем, что играли по восемнадцать — двадцать концертов в месяц, получая двойные высшие ставки, то есть мы получали двадцать рублей с концерта, если это Дворец спорта, и десять рублей, если это обычный зал.

Александр Кутиков: Ну, с этого еще платили налоги, как полагается, и так далее. И потом, приходилось жить на два дома: есть семьи, есть дом в Москве, а есть гастроли. То есть эти деньги — их не видно было вообще. Нужно же есть, пить…

Андрей Макаревич: Особенно пить.

Самым обидным было то, что группа получала деньги не за отработанное время, а за «выход». Как и конферансье, например. Но ставка конферансье была семнадцать рублей, а «машинистов» — по червонцу на нос. При том что ведущий работал пару минут, а музыканты — больше часа.

Репертуар любого ансамбля в те времена должен был на восемьдесят процентов состоять из песен советских композиторов. Это была очень хорошая кормушка — можно было получать деньги даже за то, чего ты не писал.

Александр Кутиков: Допустим, когда мы приезжали на гастроли в город Сочи и нас селили в гостиницу, то внизу, в самом роскошном ресторане, играла замечательная команда. Я, по случаю, знал руководителя этой команды. Он был из города Тулы, а я некоторое время работал в тульской филармонии. Так вот, каждый вечер, после концертов, у нас в этом ресторане был накрыт бесплатный, роскошный стол. Мы просто приезжали, садились, ели, пили, отдыхали и так далее.

Это все было за счет музыкантов. Они сказали, что все, что они заработали за последние три года, или почти все, — это на наших песнях. И при этом они не могли в рапортички вставлять таких авторов, как Макаревич и Кутиков. То есть запрещалось это делать. Нужнобыло вставлять официальных композиторов: Тухманова, Пахмутову и так далее. И они хотя бы этим хотели компенсировать нашу нищенскую жизнь. Мы же были по сравнению с ними нищими людьми.

Тонкость ситуации была в том, что все эти рапортички шли прямиком во Всесоюзное агентство по авторским правам, которое перечисляло Тухманову и Пахмутовой деньги за исполнение якобы их произведений. Настоящие же авторы с этого не имели ничего, кроме таких вот расплывающихся перед глазами путевых впечатлений.

Андрей Макаревич: У меня была история, когда я зашел в один из киосков звукозаписи. Там даже в те времена можно было заказать себе что-нибудь вроде «Creedence Clearwater Revival». И там в гостях у моего приятеля сидел очень толстый человек.

Приятель говорит:

— Вот, смотри, я тебя познакомлю. Это Макаревич из «Машины Времени».

Он на меня посмотрел несколько странно и сказал:

— У тебя есть пара дней свободных?

— Ну, в общем, да.

Мужчина тут же свистнул какого-то мальчика. Тот сбегал. Мне говорят:

— Вот билет. Мы с тобой летим в Якутск.

— В Якутск?

— Ну, ты же не был ни разу в Якутске?

— Ну не был.

— Вот и хорошо! — говорит он. — Понимаешь, я столько денег заработал на ваших песнях, что хочу ну хоть чем-то тебя отблагодарить.

И вот когда мы прилетели в Якутск, нас встречал духовой оркестр, ящики с шампанским и коньяком, снятый пароход, с которого выгнали всех туристов, и мы на этом пароходе поехали по реке Лене смотреть на Ленские Столбы. Во времена советской власти это было бредом каким-то, потому что это было невозможно. Он был самый богатый человек в городе, а там, в общем, и тогда жили не бедные люди. Эта поездка и до сих пор воспринимается мной как страшный сон.

…

Из предыдущего, кризисного периода «Машины Времени» Макаревич принес в новый состав немало песен, которые были написаны им еще в 1977–1978 годах, но как-то не получались. Да, собственно, и развалилась-то старая команда как раз потому, что исчезло взаимопонимание и, как следствие, способность к коллективному творчеству. В одну из самых тяжелых минут Андрей Макаревич сочинил песню, без которой теперь трудно представить себе «Машину Времени».

Андрей Макаревич: «Свеча» была написана в 1979 году.

Александр Кутиков: Раньше, Андрюш. Я тебе точно могу сказать, что раньше. Я к тебе приехал на Ленинский проспект, на проспект Вернадского…

Андрей Макаревич: Кутиков, несмотря на то что он старше, у него с памятью лучше: он всегда помнит даты.

Александр Кутиков: Я приехал к нему в очередной вечер, просто вот так, посидеть, выпить, отдохнуть, пообщаться. Очень приятно общаться с умными и хорошими людьми…

Андрей Макаревич: То есть со мной?

Александр Кутиков: Ну да. И у Андрея было не очень хорошее настроение. Он взял гитару, уже ближе к вечеру, когда мы выпили прилично и поели чего-то вкусного. По-моему, он в очередной раз крысу какую-то зажарил — нутрию. У нас было такое увлечение.

Андрей Макаревич: Все помнит! Обосраться можно.

Александр Кутиков: (Смех.) И вот он мне сыграл одну песню. Как раз «Свечу». Я говорю: «Что, так плохо?»

Андрей Макаревич: (Смех.)

Александр Кутиков: Он говорит: «Знаешь, тяжело». Я говорю: «Терпи». И вот как-то так прошел этот разговор. Я такие моменты как бы помню.

Из четырех участников нового состава «Машины Времени» мы уже рассказали о троих. Четвертого звали Петр Подгородецкий. И был он клавишником.

Андрей Макаревич: А он сидел все время в студии в ГИТИСе и просто тусовался. Он как раз пришел из армии, к этому моменту.

Александр Кутиков: Ну да.

Андрей Макаревич: Он сидел все время, играл на пианино, как тапер.

Я говорю:

— А кто это такой?

— А это Петя.

— А что он делает?

— Да ничего не делает.

— Может, возьмем?

Александр Кутиков: Ну, почти так, да. Почти так. Дело в том, что за две недели до того, как мы его пригласили в «Машину Времени», он был взят в состав «Високосного лета», вторым клавишником.

Андрей Макаревич: Бедное «Високосное лето»!

Александр Кутиков: Мы даже успели с ним провести три или четыре репетиции. Сделали аранжировку к песне «Блюз каприз», и тут Андрюшка на свою седую голову убедил его, что перспектив работать в нашем коллективе будет больше. И Петя вслед за нами перешел в «Машину Времени». А остатки «Високосного лета» превратились в группу «Автограф».

Как видите, о своем бывшем клавишнике «машинисты» вспоминают без особенного удовольствия. Подгородецкий впервые покинул «Машину» в 1982-м, после выхода в «Комсомольской правде» недоброй памяти статьи «Рагу из синей птицы». Эта статья, кстати, украшает обложку альбома «Маленький принц».

Вернулся клавишник в 1990-м, а в декабре 1999-го был со скандалом уволен. Причиной увольнения позже назвали склонность Подгородецкого к наркотикам. Сам он, правда, утверждал, что к 1999-му от наркотиков давно отказался. Но все это будет через двадцать лет, а пока, в 1979-м, трудно было представить себе «Машину Времени» без него. Новобранец Подгородецкий пришел в группу со своей очень забавной мелодией, на которую Макаревич удачно наложил текст.

Андрей Макаревич: Та Петькина музыка называлась «Ах, что за луна». И я могу сказать точно, что текст песни «Ах, что за луна» и текст песни «Поворот» были написаны в один день в течение где-то полутора часов. Я пошел куда-то выпивать… тут мы с Кутиковым расходимся…

Александр Кутиков: В «Московское» ты пошел.

Андрей Макаревич: …потому что он говорит в «Московское», а у меня такое ощущение, что я пиво где-то пил.

Александр Кутиков: Не! Не! Я был на студии, а ты пришел на студию и сказал, что принес тексты.

Андрей Макаревич: Значит, я так тебе скажу: я начал в «Пльзене» и написал там кусок «Луны». Мне этот кусок страшно понравился, потому что Петя картавил, и я написал текст так, что не было ни единой буквы «р». Помимо всего прочего, текст вообще получился смешной. Значит, я поехал на студию, а по дороге зашел в «Московское», выпил еще винца и написал «Поворот». И пришел к тебе на студию — просто ну гений пришел! Меня просто распирало от величия, потому что я принес сразу два текста.

Александр Кутиков: Хороших, хороших текста!

Думаю, мы с вами еще доживем до тех времен, когда места похождений наших героев будут отмечать мемориальными досками. Причем старые питейные заведения Москвы будут вымощены этими досками, как печка изразцами. Например, на здании бывшей кафешки «Пльзень» в Парке культуры имени Горького будут висеть как минимум две таблички, связанные с «Машиной Времени». На одной будет написано: «Здесь в 1979 году Андрей Макаревич и Александр Кутиков пригласили в группу барабанщика Валерия Ефремова». На другой — «Здесь в 1979 году Андрей Макаревич начал сочинять тексты песен „Ах, что за луна“ и „Поворот“».

Вообще, об этой пивнушке музыканты вспоминают с особым чувством. Куда теплее, чем, скажем, о концертных площадках того времени.

Андрей Макаревич: Ассортимент был такой, что либо пиво есть, либо пива нет.

Александр Кутиков: И креветки. Либо есть, либо нету.

Андрей Макаревич: Спрашивать о том, какие именно сорта есть, — на тебя посмотрели бы как на марсианина. В принципе, любое пиво там называлось «Жигулевским». Позже уже появился «Ячменный колос», потом было «Останкинское» — это уже для эстетов, темное. Но оно было дорогое, его, в общем, мало кто пил. Обычно «Жигулевское» или «Московское».

Александр Кутиков: Да, но «Пльзень» отличался от других мест тем…

Андрей Макаревич: А! Еще было «Рижское»!

Александр Кутиков: Да, «Рижское» было.

Андрей Макаревич: Были какие-то сорта…

Александр Кутиков: Нет.

Андрей Макаревич: …в розлив. Как правило, пиво — оно и есть пиво. Оно из крана шло.

Александр Кутиков: «Пльзень» отличался от других мест тем, что там иногда бывало чешское пиво.

Андрей Макаревич: Ну, это был высший пилотаж, то есть…

Александр Кутиков: Поскольку «Пльзень» как бы подразумевал, так сказать, связь с Чехословакией, то где-то, скажем, два-три раза в месяц там действительно бывало чешское пиво. И официанты своим, так сказать, очень близким людям сообщали.

Андрей Макаревич: А у нас на розливе работал товарищ по имени Боря. И он мог по нашей просьбе наковырять, значит, из двух тарелок креветок покрупнее. Потому что они все были разной величины, и он могвыбрать специально для нас. Это уже был самый большой блат, который можно было себе представить.

Александр Кутиков: Называлось это конкретно — «слоны». У Бори спрашивали: «Боря, слоны есть?» Боря отвечал: «Сделаем». (Смех.)

…

Жизнь вокруг музыкантов не то чтобы била ключом — не такое было время, — но все же потихоньку шевелилась. В преддверии грядущей Олимпиады в СССР стали потихоньку привозить западных гастролеров. В год их приезжало меньше, чем теперь в неделю, но все же! На открытие первого в стране четырехзвездочного отеля «Космос» французская сторона привезла Джо Дассена — и проспект Мира встал на несколько часов. Но настоящей сенсацией стал визит Элтона Джона. Правда, в акустическом варианте, с перкуссионистом Рэем Купером.

Впервые страну посетила рок-звезда мирового масштаба, находившаяся на пике славы. До этого — да и многие годы после — к нам выбирались лишь сильно потускневшие звезды, да и то нечасто. Впрочем, здесь они еще котировались.

Андрей Макаревич: Значит, первый-то приезд, который «голову повернул», это был Клифф Ричардс. Он приехал гораздо раньше. Какой это был год? Он выступал в «России», помнишь?

Александр Кутиков: В 1976-м, что ли?

Андрей Макаревич: Да. Вот это был первый раз, когда мы услышали настоящую живую западную музыку. Какой-то человек с балкона крикнул: «Клифф, я ждал тебя двадцать лет!» Его тут же повязали. Попасть было невозможно. Стояли люди, которые джинсы меняли на билеты. Джинсы — это было самое святое, что у человека могло быть…

Александр Кутиков: В Советском Союзе.

Андрей Макаревич: А потом приехали «Бони М», а потом уже Элтон Джон.

Александр Кутиков: Элтон Джон приехал с… вдвоем они приехали…

Андрей Макаревич: С Купером.

Александр Кутиков: Точно! С Купером! Да! И у них такая была камерная программа. Это, кстати, было очень неожиданно для многих наших людей, потому что Элтон Джон все-таки воспринимался как рок-н-ролльный музыкант. И вот такое камерное исполнение было очень неожиданно для многих.

В любом случае в то время «машинисты» не столько смотрели чужие концерты, сколько играли свои. Песен хватало.

Андрей Макаревич: Одной из первых песен, которую мы сделали в новом составе, была «Право».

Александр Кутиков: В 1979 году. Андрюшка приехал из Польши и привез сразу несколько песен, которые мы практически…

Андрей Макаревич: А слова я помню, откуда! Я очень ругался с тогдашней женой. Значит, мы чего-то ругались, и она сказала: «Я имею право!» На что я ответил: «На то, что слева, и на то, что справа». И тут же понял, что сейчас из этого получится песня. Ругань прекратилась, я потребовал, чтобы она нашла блокнотик и бумажку. Дело было ночью. Она очень удивилась, но ссора на этом закончилась.

…

При взгляде на трек-лист второй части «Маленького принца» сам собой напрашивается плохой каламбур. Дескать, «алкогольная тема плавно перетекла и в следующую композицию». На самом деле ситуация к смеху не располагала. Это сейчас в центре Москвы или Питера чуть ли не в каждом подвальчике можно выпить кофе или чего покрепче, посидеть с девушкой или даже посмотреть концерт. А тогда в многомиллионной столице приличные забегаловки можно было пересчитать по пальцам. Да и в тех сервис был, как принято говорить, «ненавязчивым».

Андрей Макаревич: Понимаете, в чем дело. Сейчас уже почти невозможно представить, как в то время выглядела Москва. Потому что сейчас заведения есть на каждом углу, а тогда их просто не было. Главным, центральным, было кафе «Московское». Но туда было очень трудно попасть. Не пускали туда…

Александр Кутиков: Там очередь стояла.

Андрей Макаревич: Дикая очередь стояла в кафе «Космос», которое было чуть ниже. И все! Больше мест не было.

Александр Кутиков: Нет. Еще было «Молодежное».

Андрей Макаревич: «Молодежное» и на Калининском проспекте была «Метелица».

Александр Кутиков: Основные такие.

Андрей Макаревич: И вот, когда открыли кафе «Лира», конечно, туда ломанулся народ, потому что еще одно заведение. Это было довольно криминальное местечко, хиппово-уголовное. Хотя никто тебя не трогал. Посидеть можно было.

Александр Кутиков: …Кафе «Лира»? Там все по полной программе.

Андрей Макаревич: Значит, вина, отечественные… Естественно, вина…

Александр Кутиков: Мускат! Мускат!

Андрей Макаревич: Сухие и крепкие, да. Потом уже коктейли. Коктейлей было три вида. «Шампань-коблер» — ну, это для девочек. Стоило рубль двадцать семь копеек. А «Международный» — это уже коктейль с коньяком. Стоил рубль восемьдесят две копейки. Это считался дорогой коктейль, но с него можно было с копыт слететь. Он был градусов сорок! Еще, значит, был ликер с коньяком, какая-то жуткая ахинея. И «Молодежный» был коктейль, да?

Александр Кутиков: Да.

Андрей Макаревич: Все.

Александр Кутиков: И для своих — для своих наливали водку с апельсиновым соком.

Андрей Макаревич: Но это было, когда открылась гостиница «Россия», когда ее только построили. В бар на второй этаж надо было проходить, кося под иностранцев. По одежде-то мы подходили, и надо было только задурить голову швейцару, поэтому выучивалась какая-то фраза, и этого хватало, чтобы проскочить мимо швейцара. Иногда срабатывало.

…

Время шло! Для «машинистов» январь 1980-го начинался удачно — песня «Снег» вышла на виниловой пластинке «С Новым, 1980 годом». Событие неслыханное. Причем это была нормальная студийная версия.

Дальше — больше. В марте «машинисты» триумфально выступили на знаменитом тбилисском рок-фестивале «Весенние ритмы-80». Они разделили первое место с Гуннаром Грапсом и его группой «Магнетик Бэнд» из Эстонии. Концерты проходили в Тбилиси и в Гори. Состав участников был, по нынешним понятиям, довольно пестрым: наряду с «Машиной Времени» и «Автографом» там была, например, кантри-группа «Интеграл» с солистом Бари Алибасовым и поющим гитаристом Юрием Лозой. Впрочем, тогда никакой антагонизм не ощущался. Все были полузапрещенные, все вырвались чудом, все не верили глазам и ушам, и тот же «Интеграл» в лучшем виде выпивал с самой скандальной командой фестиваля — ленинградским «Аквариумом». Тбилиси вспоминается до сих пор…

Андрей Макаревич: Ну, это тема для длинного рассказа. Это было очень здорово! Тогда это дало колоссальный толчок всем российским музыкантам, потому что мы увидели, что нас много, что мы играем разную музыку…

Александр Кутиков: Что мы разные…

Андрей Макаревич: …и весьма приличную. И что мы из себя представляем какую-то часть населения страны, скажем так, а не просто являемся отщепенцами.

Александр Кутиков: И была очень хорошая, дружеская обстановка. Удивительно, что джазовые музыканты всю жизнь что-то делили между собой: кто лучше, кто быстрее, кто умнее играет… А в рок-тусовке это с самого начала отсутствовало. Все были большой-большой семьей. Братство было. В Тбилиси просто изумительное состояние было у всех, благодаря вот этому.

Из Тбилиси «машинисты» вернулись победителями. Кроме того, Союз журналистов отметил поэзию Андрея Макаревича специальной премией. Этой чести удостоились песни «Снег» и «Хрустальный город». Обе они вышли на двойном диске, представлявшем участников фестиваля. Хотя ни та, ни другая песня в Тбилиси не игрались и были взяты из студийных записей. Но что-то же нужно было ставить на пластинку! Нельзя же было включать в нее песню «Кого ты хотел удивить», даром что весь яд в ней был направлен в сторону коллег по цеху.

«Машинисты» взяли классический рифф группы «Deep Purple» — из боевика 1974 года «Might Just Take Your Life», — слегка подредактировали его и сочинили на этой основе свой собственный хит, который до сих пор звучит на многих концертах, причем звучит совершенно убойно.

Сейчас песню «Кого ты хотел удивить» трудно представить себе без вокала Александра Кутикова. Однако она не всегда звучала именно так.

Александр Кутиков: Сначала ее пел Женька Маргулис, по-моему, да?

Андрей Макаревич: Сначала ее пел я, но я на ней срывал голос все время. Мы поняли, что это криминально и будут страдать концерты. Потом попробовали Маргулису ее отдать, но недолго мы с ним тогда проиграли, и Саня сказал: «Дай, я спою». А Саня вообще тяготел к агрессивному пению.

Александр Кутиков: В общем, я и до сих пор не изменился.

Андрей Макаревич: Я подумал: «Отлично! Он хочет поорать? Пускай».

Александр Кутиков: Да нет! Это не орать, Андрюша! Это выплеск энергии.

Андрей Макаревич: Да-да!

Александр Кутиков: Они очень завидуют, что у меня такой громкий, мощный…

Андрей Макаревич: …и противный голос.

Александр Кутиков: Да, противный для них. Но есть люди, которые так не считают.

…

Приближалось лето, а вместе с ним — и Олимпиада-80! На нее было истрачено как минимум три миллиарда долларов. Под нее заново отстроили чуть ли не полМосквы. Появились, например, спорткомплекс «Олимпийский», международный аэропорт Шереметьево-2 и целый район «Олимпийская деревня» на Юго-Западе. Столичных детей на две олимпийские недели от греха подальше распихали по пионерлагерям, а весь прочий сомнительный элемент, особенно имевший судимость, выселили из столицы за 101 километр. Зато в магазинах появились пепси-кола, фанта и соки в маленьких пакетиках с трубочками. Не говоря уж о более необходимых продуктах. Иностранным гостям предполагалось показать товар лицом — и не в последнюю очередь это касалось музыки. На средних волнах открылась радиостанция «Radio Moscow World Service» — полчаса информации, полчаса музыки. Станция вещала на иностранную аудиторию, хотя прекрасно ловилась и в СССР. Программы шли на английском языке, зато музыка была нашей — крутили «Воскресение» и «Машину Времени».

Из-за ввода советских войск в Афганистан московскую Олимпиаду проигнорировали США, Канада, ФРГ, Китай и Япония. Олимпийские объекты, предназначенные для заморских гостей, пустовали, так что туда волей-неволей заселяли и наших сограждан.

Александр Кутиков: Да, я очень хорошо помню, когда мы приехали на гастроли в Питер, это уже в статусе, так сказать, профессионального коллектива. Это была весна 1980 года, спустя полгода после ввода войск. Нашей стране объявили бойкот, и нас поселили в гостиницу «Прибалтийская», только что отстроенную к Олимпиаде, и она была абсолютно пустая. Там было человек тридцать каких-то случайно залетевших датчан плюс «Машина Времени», и все это работало на нас. Вот это я запомнил очень хорошо.

…

Сразу после прослушивания в Росконцерте «Машина» должна была отыграть два сольных концерта в Театре эстрады. Билеты даже поступили в продажу — чисто теоретически, поскольку до касс они так и не дошли. Зальчик там маленький, кто был — соврать не даст. Ажиотаж, соответственно, был безумный. А дальше случилось вот что:

Андрей Макаревич: Как раз тогда планировались наши первые официальные концерты в Москве, в Театре эстрады. Они были объявлены, и люди там двое суток жгли костры, потому что ждали, когда снимут бронь с оставшихся двадцати билетов. Но накануне приехал товарищ из ЦК партии с редкой фамилией Иванов, посмотрел в пустом зале, в темноте (я его даже и не видел, он сидел в темноте), посмотрел эту программу, ушел и сказал:

— Не стоит. Вы знаете, это как-то мрачновато и пессимистично. Не надо. Рановато в Москву пускать этот коллектив.

На этом наша счастливая жизнь закончилась. После этого в Москву нас не пускали шесть лет.

Что там был за Иванов в 1980 году — теперь уже и не вспомнишь. Музыкантам разрешат играть эту программу, но не в Москве — в столицу их пустят уже в перестроечные годы. Причина этого не особо афишировалась, однако:

Андрей Макаревич: Я не знаю, насколько это нужно или не нужно, но тем не менее… Дело в том, что был один из заместителей министра культуры СССР… не буду называть его фамилию, но вся эта история полностью правдива. Мне дословно рассказали ее дети этого человека.

Накануне нашего концерта дочь этого замминистра, молодая девушка… э-э-э… женщина сказала, что хочет пойти с мужем на концерт «Машины Времени» в Театр эстрады.

Он говорит:

— Какая «Машина Времени»?

— Ну, вот группа «Машина Времени». У нее завтра концерт в Театре эстрады. Возьми, папа, нам билеты, а? У тебя как у замминистра бронь, забронируй нам пару билетов, мы хотим пойти с мужем.

— Какая «Машина Времени»?! — сказал тогда он. — Это «Машина с евреями»! Кто их туда пустил?

И после этого этот концерт нам просто закрыли. После этой фразы в Министерстве культуры СССР «Машину Времени» в кулуарах иначе и не называли, как только «Машиной с евреями».

…

Последняя песня и программы, и альбома «Маленький принц» — «Поворот». Уже году в 1981-м Кутикова можно было разбудить среди ночи — и он спел и сыграл бы «Поворот» без запинки. Сейчас его, наверное, для этого и будить не надо — во сне справится… Тем удивительнее слышать версию с «Маленького принца», в которой он забывает слова! Кутиков написал эту мелодию сам, хотя в соавторах ее всегда указывается Петр Подгородецкий.

Александр Кутиков: Она была придумана как очень медленная, такое сентиментальное…

Андрей Макаревич: Чудовище.

Александр Кутиков: Красивое чудовище, да. Он так его и называл — «сентиментальное чудовище». Я когда Макару показал первый раз, он на меня посмотрел… сейчас я попробую… знаешь, как на такую… как на такую… ну, как-то вот снисходительно…

Андрей Макаревич: Как на жабу, в общем.

Александр Кутиков: Нет! Нет! Как на грязную собачонку, которая подскулила что-то. Жалко ему, с одной стороны, а с другой стороны, может, и противно слегка.

Андрей Макаревич: Потому что не рок-н-ролл это был.

Александр Кутиков: Ну да. А я внутренне был готов, что красо́ты моей души не будут понятны и доступны даже такому близкому другу, как Андрей. Поэтому я взял тут же и… (смех) и нарезал этот вариант просто от плеча. Он говорит: «О! Совсем же другое дело». (Смех.)

Андрей Макаревич: Гораздо лучше.

Александр Кутиков: …Все слова написал Андрей.

Андрей Макаревич: А музыка Сашкина.

Александр Кутиков: А музыка моя… Дело в том, что я в этом смысле человек очень щепетильный, я считаю, что когда помогают, то нужно обязательно фиксировать это дело. Дело в том, что, когда я придумывал эту мелодию, аккомпанировал мне на пианино Петр Иванович Подгородецкий. И я счел необходимым зафиксировать его участие в создании этой песни. Хотя всю музыку придумал я сам.

По итогам 1980 года песня «Поворот» возглавила хитпарад «Звуковая дорожка» газеты «Московский комсомолец» — тогда это был первый официальный чарт в стране. При том что «Машине Времени» не разрешали играть эту песню на концертах! Однако по сей день «Машину» не отпускают со сцены без «Поворота».

Вообще, две трети «Маленького принца» не сходили со сцены десятилетиями и до сих пор остаются основой программы «машинистов». Судьба Макаревича и его друзей складывалась непросто. Однако перед этим будет еще травля в газетах, отлучение от концертов, перемены состава… и опять последует успех. И критика. И творческие кризисы. И новые блестящие песни. Но все это уже совсем другая история…

 

1

Группа «Аквариум». Альбом «Треугольник» (1981)

— К своему семидесятипятилетию Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев получает четвертую Звезду Героя Советского Союза.

— Военное положение в Польше. Генерал Войцех Ярузельский прекращает деятельность профсоюза «Солидарность» и арестовывает его лидера Леха Валенсу.

— Покушение на президента США Рональда Рейгана. Преступник — Джон Хинкли — заявляет, что сделал это, чтобы обратить на себя внимание любимой актрисы, юной Джоди Фостер.

— Женой английского принца Чарльза становится Диана Френсис Спенсер — «леди Ди».

— Широкой публике представлен первый компьютер IBM PC.

… а из тех мест, которые в принципе способны издавать звук, звучит вот это:

Алла Пугачева — «Маэстро», Николай Гнатюк — «Танец на барабане», Валерий Леонтьев — «Кружатся диски».

Других по-настоящему больших хитов 1981-й не принес. Старые, заслуженные ВИА с названиями типа «Поющие голубые» или «Здравствуй, пламя» сыпались, как перезревшие колосья, а выдаваемая ими продукция в тот год выглядела какой-то совсем уж бледной и никчемной. Казенный патриотизм и кастрированная лирика больше не катили на публике и не делали кассовых сборов. Особенно в сочетании с вялой записью.

Если смена поколений на официальной эстраде была делом вынужденным, то в рок-н-ролльной среде тот же процесс происходил по естественным причинам. Новая генерация рок-групп обращала большее внимание не на кондовый хард — и арт-рок, а на более свежие музыкальные течения — панк, ска, регги и, в первую очередь, на «новую волну».

…

Западнее Бреста музыкальная жизнь била ключом! В 1981 году выходят такие альбомы, как «October» «U2», «Diary of a Madman» Оззи Осборна, «Computer World» Kraftwerk. Дебютируют «новые романтики» — «Soft Cell», «Duran Duran» и ранние «Depeche Mode». «Queen» и Дэвид Боуи выпускают совместный сингл «Under Pressure». После семилетнего перерыва собирают новый состав арт-роковые легенды «King Crimson», лидеры «новой волны» — группа «Police» во главе со Стингом выпускают четвертый альбом «Ghost In The Machine», а вот музыка регги несет невосполнимую потерю — 11 мая умирает Боб Марли.

Разоряется фирма «2 Tone Records», вокруг которой группировался британский ска. Зато «Clash» на подъеме, и набирает обороты «The Cure». Поднимается на ноги рэп — «Грандмастер Флэш» впервые использует скрэтч в одной из композиций. Надо сказать, что у продвинутой питерской молодежи была возможность постоянно находиться в курсе новостей. Все-таки Финляндия рядом, автобусы из Хельсинки приходят к тому самому ДК Ленсовета, о котором позже пел Майк.

Тон в этом процессе задавала ленинградская группа «Аквариум». Они скандально прославились на Тбилисском рок-фестивале 1980 года — тогда флейтист Дюша Романов плевался во все стороны, а виолончелист Всеволод Гаккель перепиливал смычком лидера группы Бориса Гребенщикова. Тот в это время лежал на полу с чужой гитарой и своей бородой, выкрашенной в зеленый цвет. После такого хэппенинга БГ вылетел с работы и из комсомола, Дюша — из университета, остальным тоже досталось, но жизненные передряги отнюдь не испортили им настроения.

Уже в конце 1980 года был записан «Синий альбом», а летом следующего, 1981 года группа засела в той же самой студии Андрея Тропилло и начала работу сразу над несколькими альбомами.

Студия представляла собой две комнаты в Ленинградском доме молодежного самодеятельного творчества — обычно его называли Домом юного техника. В нем Тропилло вел кружок звукозаписи. Работалось там непросто, но с удовольствием. Продюсер приходил на работу в домашних тапочках, а перед началом записи на пульт ставилась рюмка шампанского — «для старшего беса», чтоб не мешал. Впрочем, продюсера надо было еще дождаться.

Борис Гребенщиков: Бо́льшую часть времени мы сидели на крыльце Дома юных техников и ждали вечно опаздывающего Андрея Тропилло. Но сколько бы мы его ни ждали, я помню, погода всегда была хорошая. Поэтому половину песен мы написали сидя на его крыльце. И когда мы ходили гулять или пить кофе, погода тоже была хорошая. Из этого следует, что лето было если не жаркое, то по крайней мере солнечное.

…

Как известно, классический «Аквариум» того периода состоял из четырех человек. Ими были БГ, Дюша Романов, Всеволод Гаккель и басист Михаил Файнштейн по прозвищу Фан. В те времена, впрочем, с фамилией Файнштейн жилось несладко, поэтому Фан предпочитал называть себя Васильевым — по фамилии жены.

Так вот, на стадии записи альбома «Треугольник» к «Аквариуму» подключились еще двое участников. Это были барабанщик Александр Кондрашкин, переигравший практически во всех питерских командах, и легендарный уже тогда композитор и пианист Сергей Курехин.

Борис Гребенщиков: Курехина мы позвали по совету моего старого приятеля музыковеда и джазолога Саши Кана, который сказал: «По-моему, Курехин — то, что вам нужно». А мне как раз был нужен кто-то, кто сыграл бы фейерверк на рояле. Пришел Сережка и не только сыграл фейерверк на рояле, но еще и очень помог с аранжировками и со всем остальным. У него изначально был другой подход. Мы занимались художественной самодеятельностью, а он по складу ума был профессиональный музыкант.

«Аквариум», как известно, был основан еще летом 1972 года, однако по-настоящему дал о себе знать только в начале 1980-х. Причина была проста и банальна, и называлась она Советской армией. Первым отслужившим был Гаккель, он загремел еще до «Аквариума» и в 1973 году уже демобилизовался. Басист Фан служил в середине 1970-х, Дюша — в конце. Одного Гребенщикова пронесло — он успел получить высшее образование.

Всеволод Гаккель (из мемуаров): Рассказывать, что такое армия, бессмысленно. Совершенно очевидно, что это потеря времени и, может быть, самых лучших годов юности. И я очень рад тому, что для меня они прошли более-менее безболезненно.

К 1981 году с Вооруженными силами развязались все. Гребенщикову просто-напросто исполнилось двадцать семь лет, и военкомат его дергать перестал. Очень, надо сказать, вовремя: как раз к 1981 году афганская война превратилась в затяжную, и в Советский Союз потянулись первые самолеты с «Грузом-200» (тут надо сказать, что за десять лет афганской войны погибло вдвое меньше наших сограждан, чем сейчас гибнет за год в автокатастрофах). Впрочем, бо́льшая часть населения страны — и «аквариумисты» в том числе — тогда понятия не имела, что такое Афганистан.

К началу работы над «Треугольником» «Аквариум» находился в отличной форме. Группа фонтанировала идеями, и каждый из ее участников старался добавить в запись что-то от себя. Именно так получилось с песней «Старик Козлодоев» — одной из самых знаменитых на этом альбоме.

Дело было так: один из квартирных концертов «Аквариума» проходил в доме, где был маленький ребенок. Для пущего музыкального развития ребенку купили металлофон. Перед концертом слегка принявший Дюша Романов стал стучать молоточком по пластинам металлофона. Когда дело дошло до записи «Старика Козлодоева», этот мотив вспомнили и решили пустить в дело. Так и получился шедевр.

Борис Гребенщиков: Сейчас я сижу и понимаю, что не могу вспомнить, как я его написал и зачем я егонаписал. С какой стати? Что меня заставило? Все хорошие стихи того периода писались в основном где-то в кофейнях. То есть я сидел, и от нечего делать мне какие-то вещи в голову приходили, а я их записывал. Что-то мне в этих словах показалось забавным, что-то привлекло мое внимание, и я начал писать текст про этого непонятного человека. Но почему я его написал и зачем, я не знаю.

Как-то я спел ее в Москве каким-то совершенно не поклонникам «Аквариума», а просто людям, где-то в гостях. И не совсем молодые ребята, а люди уже постарше, такие московские небедные люди сказали, что да, старик, это про нас песня. Я был поражен: я никак не представлял, что серьезные, считающие себя серьезными москвичи смогут так легко отнести эту песню к самим себе. Повеселило меня это до крайности.

И тогда, и сейчас Гребенщикову задавали вопрос, кто именно выведен в образе Козлодоева. И тогда, и сейчас он обрубает всякие намеки довольно резко.

Борис Гребенщиков: Я никогда в жизни не писал песен про кого-либо конкретно. Это невозможно, потому что, с моей точки зрения, песня — гораздо более интересная вещь, чем возможно посвятить одному человеку. То есть для меня песня более серьезное переживание, чем общение с человеком. Потому что песня бесконечна, а человек все-таки конечен. Привязывать песню к одному человеку я никогда бы не стал. И скорее всего то, чем я занимался в то время, это мифы. Вот Козлодоев — это прекрасный пример мифа, под который можно подогнать уже кого угодно. Если люди в Москве сами подгоняли себя под мифы, то кого угодно можно уже подогнать.

…

Технические возможности двух магнитофонов «Студер» и самодельного пульта использовались группой на всю катушку. На самом деле по тем временам вряд ли какая-либо группа в нашей стране могла записываться в лучших условиях. Фантазия музыкантов делала будущий диск все более диковинным.

Борис Гребенщиков: «Треугольник» был именно тем альбомом, на котором чем более странные вещи происходили, тем лучше было мне. Поэтому мы старались сделать все, чтобы эту странность вызвать, чтобы она случилась. Чем страннее, тем лучше!

Особенно странным получился трек под названием «Поэзия». Голос Гребенщикова, читающий стихи его школьного приятеля Анатолия «Джорджа» Гуницкого, просто взяли и прокрутили задом наперед.

Борис Гребенщиков: Помню, что было очень смешно. То есть когда мы писали, в студии царил хохот. Пластинка удалась. «Треугольник» удался именно потому, что мы получали от записи удовольствие. Наверное, больше, чем те, кто его слушал.

А следующая композиция, «Два тракториста», можно сказать, удостоилась чести стать первым в истории «Аквариума» видеоклипом. Произошло это уже в 1982 году, когда телепрограмма «Веселые ребята» снимала выпуск под названием «О вкусах». Старинный друг «Аквариума» Артемий Троицкий передал сценаристу «Веселых ребят» Андрею Кнышеву катушку с «Треугольником», и тот загорелся идеей вытащить группу на телевидение.

Борис Гребенщиков: Ему понравилось, и нас вызвали на ТВ. Это была первая попытка записать нас для советского ТВ. И они, с одной стороны, поступили бесстрашно, потому что мы были такие непонятные типы. Было понятно, что нас нельзя. Почему нельзя — непонятно, но нельзя, не лезло ни в какие ворота. С другой стороны, раз юмор и юмористическая передача, значит, можно — с какими-то ссылками, сносками. И поскольку это была фонограмма, мы старались сделать так, чтобы было понятно, что это театр абсурда. Потому что Миша привязал свою бас-гитару к какой-то чудовищной металлической херне на колесиках и делал вид, что на ней играет. И так далее. То есть это был такой «Монти Пайтон» в детском переложении.

Эту программу до сих пор время от времени показывают на центральных телеканалах… Почему-то было решено, что про «двух трактористов» петь нельзя. В телеверсии спели про «двух пианистов». Возможно, ларчик открывался просто. В конце 1982 года, когда снимался тот выпуск «Веселых ребят», новый генсек ЦК КПСС и бывший председатель КГБ Юрий Андропов повел борьбу за повышение дисциплины на трудовых местах. Дружинники отлавливали людей в обеденные перерывы в магазинах и кинотеатрах. Пойманные в лучшем случае отделывались выговором, а зачастую — и вылетали с работы. А тут, по телевидению, в одной из самых рейтинговых программ — песня про трактористов, которые бухают в рабочее время! А вот пианистам пить было можно — они иначе как в отпуске в деревню не попадут… БГ к этой замене отнесся философски.

Борис Гребенщиков: Нас очень попросили, чтобы мы «трактористов» на кого-нибудь заменили. А поскольку это уже означало громоздить абсурд на абсурд, то я, естественно, согласился. Если уже в одной абсурдной песне люди в абсурдной ситуации просят сменить слово на еще более абсурдное — ОК, вперед!

Каждый выпуск шоу «Веселые ребята» был событием, благо и было их всего семь штук за десять лет работы. Но зато такое хулиганство было на советском телевидении невиданным и неслыханным. «Веселые ребята» первыми применили скрытую камеру, первыми стали снимать клипы, первыми стали применять на телевидении спецэффекты, причем никаких компьютеров тогда не было и каждый кадр делался вручную. Зато потом из этой программы вышли Андрей Кнышев, Дмитрий Дибров, Алексей Лысенков, Игорь Угольников и даже будущий министр печати Михаил Лесин. Именно в «Веселых ребятах» на советском телевидении впервые появились «Битлз», Андрей Макаревич, «Браво», «Центр» — и «Аквариум».

Борис Гребенщиков: Ну что касается того, как мы себя вели, да, естественно, они просто сняли то, что мы сочли нужным сыграть. Они были молодцы, онипросто поняли, что нам ничего говорить не надо, мы и так достаточно странные. Если они просто нас снимут, это уже будет хорошо. И потом они сняли еще и «Тибетское танго», и это тоже было очень смешно.

«Тибетское танго» было взято из будущего альбома «Радио Африка». К сожалению, съемку этой композиции мы уже никогда не увидим. Припев песни («Ом-хохом, ом-хохом, кукукун-фифи, кукукун-фифи») почему-то напомнил чиновникам с телевидения название расистской организации «ку-клукс-клан». Соответственно, песню вырезали, а пленку потом затерли, ибо ее телевизионщикам вечно не хватало.

…

Единственной песней с «Треугольника», которая могла быть более-менее известна поклонникам «Аквариума», являлся «Мочалкин блюз». Его первая версия была с грехом пополам записана еще в 1974 году на так называемом «доисторическом» альбоме «Искушения Святого Аквариума».

Борис Гребенщиков: Ну, в принципе я эту песню написал значительно раньше, еще без «Аквариума» и вообще для гитары. Но тогдашние слушатели нахмурились и сказали: «Это все, на что ты способен?» Девушка одна очень хмуро посмотрела на эту песню. Я подумал, что не получилось из меня сочинителя. Но песня-то осталась в голове. Она была, очевидно, хоть и с пошлостью, но смешная. То есть пошлость выступала на второй план перед юмористическим пластом.

В новом варианте во всей красе выступил Сергей Курехин. Его соло до сих пор вспоминается первым — как только мы начинаем говорить о «Мочалкином блюзе».

Борис Гребенщиков: Курехин сидел в комнатке и играл на пианино. В этой комнате, кроме пианино, стояли еще барабаны и бас. Это значило, что в комнате, где уже играет пианино и уже играют барабаны, писать еще и голос просто невозможно. Потому что они забьют друг друга, потому что барабаны будут лезть в микрофон. Мне пришлось петь в контрольной рубке рядом с Тропилло, поскольку эта песня — она настолько импровизационная по легкости, по ритму, что наложить я бы ничего не смог.

И вот Сережка сыграл на пианино, Кондрашкин сыграл на барабанах, Миша Файнштейн сыграл на басу, а я стоял рядом с Тропилло и пел. И там еще был совсем молоденький мальчик. Он сидел в углу и с ужасом смотрел на то, что происходит, потому что это не лезло ни в какие рамки. Эту песню стоя по стойке «смирно» не споешь — там нужно ужом виться около микрофонной стойки, чтобы передать все это. Ну я и вился ужом около микрофонной стойки, а мальчик сидел в углу, смотрел и боялся пикнуть. Из этого мальчика потом вырос Леша Вишня — известный звукооператор.

Композиции из «Треугольника» звучат живьем довольно редко. Тот же «Мочалкин блюз» игрался только в крайне специфических ситуациях.

Борис Гребенщиков: Ее можно было исполнять только в одном случае: если мне очень хотелось кого-то;в публике оскорбить. Тогда как бы она вытаскивалась. Такие варианты возникают до сих пор. Потому что очень часто бывает, что сидит зал, который ну пришел не совсем за тем, чтобы слушать песни. Или слушать песни, но не эти. Или как-то вести себя по-другому. И половину времени до сих пор, несмотря на то что тридцать с лишним лет мы играем, хочется иногда людям вожжу в неправильное место вставить. Чтобы они поняли, что все не совсем так, как они думают.

…

Мы уже говорили, что «Треугольник» писался одновременно с «Акустикой». Так вот, в один из дней решили писать для «Акустики» песню «Десять стрел».

Там предполагался женский вокал, и для его записи в студию позвали приятельницу музыкантов Ольгу Першину. Она же, кстати, сочинила мелодию «Двух трактористов». Так вот, все пришли в студию писать «Десять стрел» — но по дороге передумали. Гребенщиков отправился дорабатывать песню «Граф Гарсиа» — тоже для «Акустики», — а Дюша Романов сел к пианино, взял листочек с очередным текстом Джорджа Гуницкого и начал сочинять свою мелодию. Остальные добавили идей, а Ольга Першина в какой-то момент запела вместо Дюши — он планировал оставить вокальную партию себе.

Борис Гребенщиков: Принцип жизни в тот момент такой: чтобы не один я был в этом задействован. Я давал текст и предлагал на это что-нибудь написать. «Тебе этот текст нравится? Не нравится? Тогда попробуй вот на это написать». Хотелось, чтобы была группа, чтобы все сделали что-то вместе. По тому же принципу Дюшка попал в «Крюкообразность». Вышло так, что, пока я с другой песней сидел в соседней комнатке, они эту песню покрутили, покрутили, и поначалу все было неплохо, потом интересней, потом еще интересней, а потом в итоге это в такую странную штуку выродилось, что я бросил то, чем занимался, прибежал к Тропилло и стал шипеть:

— Пиши! Немедленно!

А он такой:

— Да пишу я! Пишу!

…

Пока «аквариумисты» оттягивались в студии и расслаблялись на крылечке, родная власть готовила гражданам очередной сюрприз. В сентябре прошел слух о новом повышении цен. Четырнадцатого числа у бензоколонок, ювелирных магазинов, а в особенности у прилавков винно-водочных отделов выстроились очереди, куда более внушительные, чем обычно, хотя и обычно народу там хватало.

Вечером по телевидению выступил председатель Госкомитета по ценам Глушков и объявил об очередном повышении цен на предметы, которые он назвал товарами «не первой необходимости». Цена на бензин увеличилась вдвое: сорок копеек за литр вместо двадцати. А водка стала стоить более шести рублей за пол-литра. Именно в эти дни и в этих очередях появилась знаменитая частушка:

Впрочем, «Аквариум» встретил этот кризис подготовленным.

Борис Гребенщиков: Мы не пили водку тогда. То есть пили, но как-то очень мало. Потому что был большой подбор портвейнов, их можно было пить значительно легче. А потом еще один ленинградский журналист Саша Старцев придумал метод, как гнать спирт из морилки. И этот морилочный спирт ходил в чудовищном количестве. Он стоил, по-моему, двадцать копеек. Там три слоя ваты какой-то. Мы пили и остались живы.

…

А самым главным событием 1981 года в жизни питерской рок-н-ролльной общины стало открытие Ленинградского рок-клуба. Эпохальное событие произошло 7 марта 1981 года. На открытии «Аквариум» не выступал — там играли проверенные ветераны. А именно «Мифы», «Россияне», «Зеркало» и первый состав «Пикника».

Борис Гребенщиков: Все очень ясно. Кто-то из власть имеющих, скорее всего комитет компартии города Петербурга, решил, что всех нарушителей спокойствия удобнее держать в одном месте, потому что так их будет легче контролировать. И дали отмашку Дому народного творчества на улице Рубинштейна, что можно дать добро этим волосатым, пусть там собираются. И те дали добро. Дала добро чудеснейшая, тишайшая женщина, которая была в этом Доме творчества директором. Неприятности ей были совсем не нужны, но при этом она очень защищала волосатых-бородатых на протяжении нескольких лет. То есть с ней было очень спокойно жить.

С созданием Рок-клуба стало не то что проще… стало возможным делать то, что до этого было невозможным. Потому что до этого ситуация ведь была простая: чтобы устроить какой-либо концерт, нужно было а) найти аппаратуру, которой ни у кого не было, и б) найти предлог, чтобы снять какой-то зал и сделать билеты. Да еще и так сделать, чтобы эти билеты нельзя было подделать. То есть нужны были какие-то специальные открытки, специальные штампики, а главное нужно было защититься как-то от ментов, потому что иначе менты сразу всех накроют. И только отчаянные люди могли все это осилить.

Самая большая проблема была всегда с аппаратом. Очень мало у кого была аппаратура, на которой можно было играть. Именно Рок-клуб эту проблему решил. Появился зал, куда можно было прийти и играть. И было понятно, что аппаратуру наберут, потому что много групп вместе: у одного есть одно, у другого есть другое. Кто-то приносит свой усилитель, кто-то приносит микшер. И как-то постепенно создался фонд. Любой концерт неплохо звучал, ну насколько это возможно. Люди могли приходить и официально слушать свою музыку. Это был прорыв.

…

Запись альбома занимала относительно немного времени, а все остальные часы в сутках тоже надо было как-то жить! Между тем жить было не на что.

Борис Гребенщиков: Понимаешь, благодаря советской власти у меня затянулось детство. Оно длилось где-то лет до тридцати пяти. На работе денег нельзя было заработать, на что мы жили — непонятно. Ну, как все люди в восемнадцать лет. На что они живут? Ни на что…

Дюшка работал командиром бригады сторожей. Я работал у него под начальством, потому что к этому времени я работу потерял, Мишка работал в каком-то приличном учреждении, типа инженера. Сева, наверное, работал либо грузчиком на «Мелодии», либо еще где-то. Где работал Кондрашкин — не знаю. Курехин скорее всего тоже на какой-то продвинутой работе. По-моему, аккомпанировал танцам.

По тем временам это было чудо, что есть возможность вообще что-то записать. Ни один из тех людей, которые к этому имели отношение, о деньгах вообще не вспоминал. Включая Тропилло, который просто по двадцать часов в сутки этим занимался. Он записывал не только нас, но и всех остальных. И никому даже в голову не приходило произнести слово «деньги». Делалось ради счастья все это делать. И все радовались, что нас тогда не свинтили. Так мы прожили все 1980-е годы. О деньгах никто не спрашивал ни разу. Я вот, например, сдавал бутылки. У меня уже был ребенок, но я ходил по окрестностям и собирал бутылки.

…

Ближе к концу работы над альбомом команда задумалась и об его названии.

Борис Гребенщиков: Название альбома возникло из самого простого соображения. Я подумал о том, что не нужно названия, которое человек может сказать. И поэтому на альбоме просто черный треугольник острием вниз. То есть у этого альбома, в принципе, нет названия. В этом даже была какая-то концепция: альбом, который не имеет названия.

В таком виде альбом и пошел в народ. Народ поначалу «Треугольник» не воспринял. Русский рок и тогда, и сейчас не особо ценил чувство юмора — разница была в том, что в 1981-м и самого термина «русский рок» не существовало. Только через несколько месяцев публика оценила всю свежесть и непредсказуемость этой музыки, всю непохожесть ее на то, что творилось вокруг. «Треугольник» не столько смешил, сколько будил воображение. Люди не верили своим ушам, но все-таки понимали: оказывается, в настоящем искусстве можно и так! «Треугольник» совершил такую революцию в умах, которую не производил ни один альбом — ни до, ни после. Ну, разве что «Группа крови» «Кино». Бо́льшую часть российских альбомов 1981 года сегодня невозможно воспринимать всерьез. Но именно несерьезный «Треугольник» дразнит уши точно так же, как и двадцать с лишним лет назад. Он по-прежнему блестящ, свеж и загадочен. Как загадочна последняя фраза этого диска.

Борис Гребенщиков: Я до сих пор не стану этого расшифровывать. Захотят сообразить, что это такое, могут и сообразить. Там достаточно много ключей. Это загадка, которую не в моих силах расшифровать. Она имеет прямой, самый прямой смысл. Те, кто знает, — знают.

По большому счету, жизнь «Аквариума» в искусстве только начиналась. Впереди были блестящие альбомы, записанные в невозможных условиях. Группу хоронили, но она вновь воскресала. Были стадионные концерты, громкие юбилеи и невероятная по объему дискография… Но это была уже совсем другая история.

 

2

Группа «Аквариум». Альбом «Радио Африка» (1983)

— После Леонида Брежнева компартию страны возглавляет Юрий Андропов, бывший руководитель КГБ.

— 1 сентября 1983 года в небе над Сахалином советские ПВО сбили гражданский южнокорейский «боинг».

— В Англии фирмы «Sony», «Philips» и «Polygram» представили на суд публики компакт-диск и проигрыватель компакт-дисков.

— Начинается выпуск дешевой водки: пол-литра стоят четыре рубля семьдесят копеек вместо обычных пяти тридцати. В народе новую водку тут же называют «андроповкой».

…а лучше всего под «андроповку» идут следующие хиты 1983 года:

Юрий Антонов — «Море», Алла Пугачева — «Бумажный змей», Валерий Леонтьев — «Дельтаплан».

Трудно описывать время, которое ты застал лишь по касательной. Можно, конечно, порассуждать о личности Генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Андропова, создателя того КГБ, который мы все помним по анекдотам. Но видимо, честнее говорить о том, что ты действительно помнишь. Тогда 1983-й становится годом фильмов с Пьером Ришаром, «Марии, Мирабелы» и суперхита всех времен и народов «Танцор диско»! В том году программа «Сегодня в мире» рассказывала, что американцы планируют выпустить в космос миллиарды металлических игл — чтобы пресечь сообщение советских искусственных спутников Земли с родной планетой. А кроме того, 1983-й — это еще и год Саманты Смит, американской девочки, которая написала Андропову прочувствованное письмо и была приглашена в СССР — посмотреть и показать всему миру, что русские не кусаются. Российский Интернет в один голос сообщает о том, что в мае 1983 года на стадионе в Лужниках прошел целый фестиваль «Рок за Мир», причем на нем выступили «ДДТ»! Ни в каких других источниках про этот фестиваль ничего не написано, так что степень достоверности этого сообщения можно приравнять к тем самым миллиардам иголок. А вот что действительно происходило в музыкальной жизни в 1983 году, так это арест лидера группы «Воскресение» Алексея Романова и подпольные концерты в Подмосковье Майка Науменко с музыкантами группы «ДК» (отсюда второе название «Мажорного рок-н-ролла» — «ДК Dance»). А также декабрьский дебют группы «Браво». Куда более раскованная обстановка была в Ленинграде — там существовал вполне официальный Рок-клуб, и вообще творились вещи необычайные. Только там и только тогда можно было в подполье записать в профессиональной студии один из самых знаковых альбомов в истории русского рока.

Борис Гребенщиков: В то время группа была в очень разобранном состоянии. Было понятно, что есть ударник Петя, было понятно, что есть Файнштейн на басу, а все остальные занимались всякими своими вещами. Например, мы с Курехиным на этот момент очень много занимались всяким авангардным джазом, как это можно было бы теперь назвать. Веселились напропалую и какие-то все время придумывали авантюры.

На обложке предыдущего альбома «Табу» слово «Аквариум» было написано с вопросительным знаком. Так оно и было — во всяком случае, для тех, кто привык к «Аквариуму» как к акустической четверке.

Во время записи «Табу» в августе 1982-го флейтист Дюша Романов и басист Михаил Файнштейн устроились торговать арбузами — это был серьезный приработок для полунищих музыкантов. Свято место заполнилось Сергеем Курехиным и приведенными им музыкантами. На «Радио Африке» курехинское влияние на музыку «Аквариума» достигло своего пика.

Хотя первая композиция на альбоме была для группы вполне традиционной. Она и появилась раньше других — в самом начале 1980-х.

Борис Гребенщиков: «Музыка серебряных спиц» была написана по событиям какого-то из тех лет. Каждое лето мы мотались на велосипедах. Но какой конкретно это был год: 1980-й, или там 1981-й, сказать сложно. Под Ленинградом, в поселке Солнечное, тогда существовал городской пляж, куда модно было ездить… Неподалеку там еще был нудистский пляж, но, по-моему, его с тех пор прикрыли. Вернее, ну как нудистский пляж?.. Три-четыре финна снимали трусы и гордо загорали под кустом.

В поездки на велосипеде отправлялись все той же тесной аквариумовской компанией — БГ, Дюша и виолончелист Всеволод Гаккель. Не стоит, кстати, преувеличивать склонность музыкантов к здоровому образу жизни.

Борис Гребенщиков: Ну если километров пять проедем — уже хорошо. На электричке доезжали до места, а там уже катались на велосипедах. Или у кого-то их оставляли дома. А! (Щелкает пальцами.) У Севкитам была дача! У Севки была дача… семейная, и поэтому велосипеды, как правило, хранились у него.

Никаких кроссов прямо от Ленинграда не было. При тогдашних темпах жизни это было невозможно. Мы бы выпили в двух километрах от Петербурга — и все, не доехали бы уже никуда.

…

Концерты 1983-го были крайне нерегулярными, программа и состав их подбирались в зависимости от возможностей зала. Естественно, довольно много было акустики — обычно на квартирниках, которые было нечем и незачем подзвучивать в электричестве.

Но по-настоящему «Аквариум» мог развернуться только на большой площадке. Там появлялась возможность вытащить на сцену клавишные Сергея Курехина и устроить авангардистское шоу. Тогда курехинские постановки еще не назывались «Поп-механиками», но по сути были ими. Клавишник сыпал непредсказуемыми идеями и вкладывался в музыку «Аквариума» так же щедро, как и основной автор. Собственно, само словосочетание «Радио Африка» возникло как название не одного альбома, а целой серии совместных акций Гребенщикова и Курехина.

Борис Гребенщиков: Вряд ли это был параллельный проект. Может, нам пришло в голову, что вообще мы отныне все будем делать под таким названием. Это будет как бы большой такой зонтик для всего. Планов у нас было, думаю, что миллиард.

Один из таких совместных проектов остался на пленке. У Курехина был знакомый, работавший хранителем органов в Мариинском театре. И вот однажды ночью крепко выпившие Гребенщиков с Курехиным завалились в Мариинку — типа, поиграть джаз. Благо гитара с собой была и магнитофон двухдорожечный — тоже. Этот сорокаминутный портвейновый джем потом был издан в Англии под названием «Безумные соловьи русского леса».

При записи «Радио Африка» авангарда тоже давали по полной. Например, между песнями были вмонтированы фрагменты радиопрограмм, пойманных на транзисторный приемник «Казахстан» в туалете Дома самодеятельного творчества, в котором находилась студия Тропилло. И прямо там же, в сортире, записанных.

В поисках вдохновения Гребенщиков и Курехин обращались к источникам совсем уж неожиданным. Понятно было их увлечение новой волной, фри-джазом, буддизмом, Толкиеном и еще бог знает чем — но в один прекрасный момент музыканты решили, что называется, «обратиться к корням». В 1983 году оба они активно слушали старинные русские романсы — едва ли не больше, чем Дэвида Боуи или «Talking Heads». По счастью, романсы были музыкой не особенно громкой, так что соседи за стенкой не раздражались.

Борис Гребенщиков: Во-первых, я тихо играл, а во-вторых, я жил в такой квартире, где… Это даже не могло считаться квартирой. Это было рабочее, то есть нежилое, помещение над какой-то школой на улице Софьи Перовской, где одновременно жило, по-моему, три или четыре семьи, и они были все настолько разные, что просто из соображения выживания никто ни к кому не лез. Все вели себя умеренно дружелюбно.

…

Запись альбома «Радио Африка» началась ранней весной 1983 года в студии Андрея Тропилло — в той самой, где легли на пленку все предыдущие альбомы «Аквариума».

Борис Гребенщиков: Песни из «Радио Африка» были написаны в основном во время моего ночного моциона. Я тогда работал сторожем в бане объединенных гаражей. Они находились на улице Некрасова. Самое смешное, что они так ни во что и не превратились. Так и стоит эта развалина на Некрасова, между Литейным и Маяковского.

Работа моя состояла в том, что я приходил вечером на работу, терпеливо ждал, пока придут шоферы, разденутся, выпьют свой портвейн, побьют руками по крышке шкафа — они все пытались пробить железную крышку шкафа кулаком… Ну, чтобы было круто. Они это делали каждый вечер. Когда все разбивали себе руки и портвейн оказывался допит, они уходили. Тут я спокойно тоже уходил. Закрывал дверь (ночью там делать абсолютно нечего), и, пока шел до дома, у меня как раз полпесни успевало написаться.

Там же, в студии Андрея Тропилло, запись планировали и закончить. Но дальше начались чудеса. В Ленинград приехала роскошная даже по нынешним меркам передвижная студия MCI. Ее сделали в Лондоне специально для московской выставки «Связь-80». Причем в Москве студия произвела такой фурор, что фирма «Мелодия» приобрела ее за двести пятьдесят тысяч долларов. Это был десятиметровый вагон, внутри которого находился магнитофон на двадцать четыре канала, микшерный пульт «Сони», цветной видеомонитор и другие роскошества. У нас, понятно, это чудо техники использовали только для записи симфонической и народной музыки.

В июле 1983 года вагон пригнали в Питер, и получилось так, что за пультом сидел старый приятель Тропилло звукорежиссер Виктор Глазков. Так что на десять дней — точнее, на десять ночей — музыканты оказались в лучшей студии страны.

Борис Гребенщиков: У Тропилло накопилось уже достаточно много двухканальных пленок. Как тогда на два канала умудрялись все писать — не могу понять совершенно. И вдруг организовался этот праздник: он как-то договорился с фургоном, который приехал записывать симфоническую музыку. Герой, который в этом фургоне работал, — он согласился. Только благодаря этим двум гениям, которые всем вовремя проставляли коньяк, с тем чтобы фургон не закрыли, чтоб его не отогнали, чтоб можно было там… Только благодаря им мы все и записали.

Сам фургончик был значительно меньше обычной кухни. Но как-то туда набивалось пять-шесть человек и все быстро записывали свои партии. Там было то ли восемь, то ли шестнадцать каналов. То есть какое-то чудовищное, невероятное количество. Мы записывали, сваливали, шли ко мне домой, все это слушали, рождалось еще сорок идей по поводу, что нужно делать завтра, звонили быстро этому, этому, этому, чтобы попробовать это, это, это. И продолжали.

К этому нужно добавить, что стоял фургон напротив гостиницы «Европейская», которая была нашпигована сотрудниками КГБ. Так что проникали туда музыканты по-партизански. Но зато уж и творили там все, что хотели.

Новые веяния, естественно, впитывались не только из музыки и литературы, но и из кино. Только в кино они, скорее, были старыми. У советских цензоров, пропускавших или не пропускавших западные фильмы на наш экран, вкус, несомненно, был, и кино нам показывали хорошее. Но спектр его был довольно узок. Допустим, «В джазе только девушки» знали наизусть, а «Полета над гнездом кукушки» не видели ни разу. И вот в начале 1980-х появляются первые видеомагнитофоны — и группа «Аквариум» начинает смотреть все подряд! Особенно питерские рокеры уважали Брюса Ли. И даже подражали ему по мере сил.

Андрей Тропилло: Когда над головой махается руками-ногами, это не создает хорошей творческой атмосферы. Это даже их самих сбивает с толку. Иногда приходилось говорить:

— Прекратите, ребята! Лучше возьми гитару, поиграй или распойся, потому что поешь все время мимо. Понятно, да?

Причем болели этой каратистской ерундой практически все. Даже Сергей Курехин периодически пытался махать рукой или ногой. Один я не махал, потому что мне это все было глубоко противно… Брюс Ли действительно каким-то образом воздействовал, и рокеры его пытались изображать.

Больше всех, конечно, этим увлекались музыканты «Кино» — тем более что Виктору Цою с его фактурой сам бог велел в чем-то снимать образ Брюса. Но и Гребенщиков в 1983-м выходил на сцену в кимоно и босиком.

А самая большая засада во время сессии была с бас-гитаристами. Их в студии сменилось четверо, хотя бо́льшую часть альбома отыграл приведенный Курехиным студийный басист Владимир Грищенко. Впоследствии он умер от передозировки наркотиков.

Борис Гребенщиков: Ну да, он был из этой несчастной школы музыкантов, которые употребляли какие-то чудовищные химические средства… Сложно сказать, какие именно, потому что ходит — человек и человек. А чем он занимается в свободное от работы время, сказать сложно. Люди долбались какими-то совершенно ужасными вещами. Только нас как-то Бог миловал.

Состав на записи «Радио Африка» подобрался знатный, но не беспроблемный. Основной звездой, кроме Курехина, был виртуозный блюз-роковый гитарист Александр Ляпин. Проблема была в том, что Курехин и Ляпин категорически друг с другом не ладили. И Гребенщикову приходилось как-то их конфликты гасить.

Борис Гребенщиков: Ляпин и Курехин относились друг к другу с уважением. Но они играли настолько разную музыку, что каждый не уважал тот сорт музыки, который играл другой. Сашке Ляпину тогда казалось, что Курехин играет, в общем, не совсем даже музыку, а скорее набор звуков. А Курехин, в свою очередь, ненавидел всеми силами музыку, где много гитарных нот и все остальное. Его тянуло как бы в другую сторону. Они, конечно, могли находиться вместе в студии, но это было эмоционально для меня очень тяжело. Потому что каждый обижался, если другому что-то давали сыграть…

В первый раз Гребенщиков столкнулся с этим еще во время записи предыдущего альбома «Табу». Чтобы передохнуть от постоянной перепалки, затерроризированный БГ выскочил на балкон студии и за пять минут написал, наверно, самую скандальную песню «Аквариума» «Рок-н-ролл мертв».

Впоследствии сами музыканты отмечали, что студийная запись песни не очень удалась — живьем оно выходило куда мощнее.

Борис Гребенщиков: Концертный вариант был, по определению, значительно сильнее. Потому что в студии не было возможности достичь этого размаха. Все записывалось достаточно тихо, достаточно камерно и… сумбурно. Шурка Ляпин был очень недоволен своим соло, хотя я считаю, что как раз он в очень стесненных условиях сделал все, что мог. Вагон, пульт, штекер — играй! И человек за пять минут играет соло, которое такое… вполне эпохальное.

В припеве Гребенщикову подпевают виолончелист Гаккель и флейтист Дюша Романов. Точнее, Гаккель подпевает, а Дюша чаще всего автора забивает и перекрикивает. На концертах это было еще заметнее. Фразу «Рок-н-ролл мертв, а я еще нет» публика запомнила и припоминает ее Гребенщикову по сей день. И цитирует тоже с завидным постоянством.

Вот только один пример — из «Несчастного случая»:

Существуют даже переводы этой песни — например, Джоанна Стингрей пела ее по-английски, а Максим Леонидов — на иврите.

…

Еще одним фирменным знаком «Радио Африка» стало обилие звуковых эффектов. Это был не только треск радиоприемника, но и какие-то колокола, и пение птиц… Казалось бы, элементарные вещи. Но не будем забывать, что никаких звуковых библиотек у музыкантов под рукой не было. Приходилось выкручиваться самим.

Борис Гребенщиков: Живьем у нас не было бы даже возможности записать, поскольку не было портативных магнитофонов. Поэтому что-то я брал с «Ленфильма», где у Курехина были знакомые, что-то из каких-то театров доставал сам Тропилло. В общем, брали, где было возможно.

Существовали в то время и специальные пластинки с записью звуковых эффектов — такими, например, в аналогичной ситуации пользовалась группа «Воскресение». Но в Ленинграде таких не было. Зато у самих «аквариумистов» к тому времени скопилась завидная коллекция этнической музыки. Благо виолончелист Гаккель несколько лет проработал в Доме грампластинок.

Слушалось все, что попадало в руки. Причем слушалось очень внимательно.

Борис Гребенщиков: Боба Марли, и всякое такое. Регги, крайне много «Pistols», «Stranglers»… Ну помимо всего остального «Doors», Джими Хендрикс, это все понятно. И все время появлялось что-то новое. В городе у нас был человек, которого все называли «Панкер», но не потому, что он был каким-то особенным панком, а потому, что у него была огромная коллекция панк-рока на пластинках. Все около него кормились, брали у него все это переписывать.

Панкер и сейчас жив-здоров. В начале 1980-х он записывал альбомы Майка, Константина Кинчева и «Секрета». Именно он придумал Святославу Задерию кличку Алиса, ставшую названием группы, а в последние годы Панкер ведет дела группы «Кукрыниксы». В 1983-м у него можно было найти, например, новый альбом Дэвида Боуи «Let’s Dance» — тот заиграл неожиданно танцевальную музыку и вновь возглавил мировые чарты. Был у него последний альбом группы «Police» — через год их лидер Стинг начнет сольную карьеру. Были «новые романтики» в ассортименте — от «Soft Cell» до «Duran Duran». Естественно, хватало панка типа «Clash». Ну и, конечно, вся дискография «Talking Heads» — начиная с первого альбома.

Другим — причем ценнейшим — источником актуальной музыки для «Аквариума» стали американские студенты, которые изучали в Ленинграде русский язык и постоянно зависали на подпольных сейшнах.

Борис Гребенщиков: В Ленинград имеют свойство приезжать американские студенты на стажировку. Они находят контакт с какими-то русскими студентами. Как правило, американцы передают телефоны русских людей по цепочке. И когда едет новая партия, говорят:

— Ну кто там есть?

— Ну там есть такой нормальный человек…

— Что ему привести?

— А вот он любит Толкиена, он любит панк-рок, или там регги, или что-то еще…

Таким образом мы получали информацию.

Такие знакомства, конечно, не могли не привлекать внимания кого положено.

Борис Гребенщиков: Одно время возле моего подъезда постоянно стояли черные «Волги». Просто все время. Вот что было достаточно стремно. Но жизнь есть жизнь, что делать?

(Ухмыляется.)

Забавно, что приходится об этом рассказывать. Как только собиралось больше двух человек, было понятно, что стукач уже наверняка есть. И поэтому все разговоры велись достаточно открыто, но при этом каждый в принципе отдавал себе отчет, что его слова могут быть донесены. Поэтому все говорилось как-то так, на пальцах.

…

Еще одна проблема, которую при записи «Радио Африка» приходилось решать постоянно, — это поиски инструментов. Кое-что было у самих, но очень немного. А так хотелось мощного, насыщенного звука, в первую очередь — клавишного! Позже Гребенщиков в одном из интервью обмолвится, что «новая волна» — это прежде всего большие деньги. А денег не было. На концертах в Питере зарабатывали несерьезно — но зато за них и не винтили, как в Москве.

Борис Гребенщиков: В Питере никто не брал денег за концерты. А если и брали, то речь шла о суммах в десять рублей, за которые даже менты брать не будут. Мы ездили зарабатывать деньги в Москву, в Питере ничего нельзя было сделать.

Поэтому инструменты приходилось доставать у знакомых. Даже такие, которые требовались на одну-две песни.

Борис Гребенщиков: До этого у Тропилло был строгий график. Мы начинали записывать альбом и каждый день туда ездили во внеурочные часы. Приходили и писали: вот сегодня это, сегодня это, и так подряд. А тут так получилось касательно «Африки», что мы какими-то кусками ее писали. Сначала одно, потом другое, потом я понимаю, что нужен Ляпин, поехал к Сашке, вытащил его, показал ему, какие песни мы делаем. И был такой… был поток разных музыкантов, потому что где-то один басист сыграл, где-то другой, где-то было что-то еще.

«Радио Африка» была записана в крайне хаотических условиях. К тому же мы проводили все время с Курехиным. Ночью нам приходило что-то в голову, и по утру мы ехали в такси, забирали у кого-то электронные барабаны, за ночь он кому-то дозванивался, у кого они есть. На день берешь этот барабан, вписываешь четыре ноты, отвозишь их обратно. Потом едешь за Ляпиным, потом едешь за кем-то еще или, там, басиста вытаскиваешь. И так вот она клочками записывалась.

В песню «Время Луны», например, решили воткнуть синтезаторы — чтобы получилось как у английской электронной группы «Orchestral Maneouvres In The Dark». Сейчас уже никто не вспомнит, что это была за клавиша и где ее нашли — но нашли в последний момент и воткнули. И песня получилась.

Борис Гребенщиков: Общая идея была, что это должно звучать как OMD, но за неимением возможности достать хоть какой-нибудь синтезатор, мы все-таки какую-то клавишу достали, у кого-то там заняли на одну ночь, быстренько записали…

При записи песни «Время Луны» в группе впервые появился басист Александр Титов. Он с ходу сыграл свою партию и закрепился в «Аквариуме» на долгие годы, а до 1986-го параллельно играл еще и в группе «Кино». В середине 1990-х, после записи «Снежного льва», Титов остался в Англии, но до сих пор, когда «Аквариум» выступает в Лондоне, старый басист выходит с ним на сцену.

…

Рок-н-ролльная среда Питера отнюдь не была такой дружной, какой кажется сейчас. Но друзья у «Аквариума» были. В первую очередь — Майк Науменко и младший товарищ музыкантов Виктор Цой.

Борис Гребенщиков: Точно могу сказать, что песня «Мальчик Евграф» появилась в такси, по дороге к Витьке Цою. Мы купили мешок вина и ехали к нему выпивать, потому что в то время мы ездили к нему выпивать каждые выходные. Значит, в пятницу мы выезжали, а в воскресенье приезжали обратно. Потому что у него была своя квартира. Ну, не своя… Они снимали какую-то полуторакомнатную квартиру, куда, однако, мы все помещались.

Итак, песня появилась в такси, в котором БГ и Цой ехали в гости к последнему. Там их уже ждал Курехин, которому тоже хотелось. В такси ехали, во-первых, затем, чтобы не светиться с винищем в метро, а во-вторых, потому что Цой уже в те времена метро терпеть не мог. Он передвигался по городу либо на такси, либо пешком, как в песне «Видели ночь». На сей раз машина ехала, и песня писалась.

Времени на сочинение песни у Гребенщикова было достаточно, так как работал он в центре, а Цой жил на окраине.

Борис Гребенщиков: Очень далеко, на выселках, на улице Блюхера, которая вольно переводилась как улица Синехуева. Я уже и не помню, чем в точности мытам занимались. Сложно сказать, но в основном слушали музыку, говорили про Брюса Ли и пили красное вино.

…

А еще в мае 1983-го в Ленинграде прошел самый первый фестиваль самого первого в стране настоящего Рок-клуба! На том фестивале «Аквариум» получил диплом второй степени, как было сказано, «за поиск новых выразительных средств в рок-музыке». С «новыми средствами» у группы был полный порядок — на сцену с группой вышло три саксофониста, включая мэтра авангардного джаза Сергея Летова. По контрасту с основной программой прозвучал романс Александра Вертинского «Ты успокой меня», который БГ спел просто под фортепиано Курехина.

Вскоре после этого «Аквариум» был приглашен в телепрограмму «Музыкальный ринг». Это был самый первый выпуск программы. Группу там представили как музыкальных пародистов, и увидели их тогда только Ленинград и область.

Борис Гребенщиков: Мы участвовали в «Музыкальном ринге» два раза. Первый раз нас упросили играть под фонограмму, что было очень неприятно и очень позорно, и слава Богу, что эта запись так, по-моему, и не вылезла. А второй раз мы настояли, чтобы играть живьем. Нас в течение двух недель отговаривали от этого, говорили, что это невозможно, но мы все-таки настояли. И второй ринг потом, спустя пару лет, был передан на всю Россию.

…

Работа над альбомом в вагоне MCI шла к финалу. Звукорежиссер Виктор Глазков днем записывал классику, вечером — рок, и на сон времени не оставалось. У него начались дикие головные боли, и пришлось отогревать ему затылок феном. Второй звукорежиссер — Андрей Тропилло держался как мог, подсовывал бутерброды умирающим с голода музыкантам, но в конце концов сломался и он. На финальном монтаже его начало рвать от усталости.

В шесть утра 28 июля монтаж альбома «Радио Африка» был закончен. Не приходя в сознание, «Аквариум» погрузился в электричку и поехал играть на фестиваль в Выборг — вместе с питерскими знаменитостями «Мануфактурой» и «Россиянами», а также с московскими гостями из группы «Центр». Играли в парке Монрепо перед несколькими тысячами зрителей. Дело было сделано.

Борис Гребенщиков: Я отлично помню: мы всю ночь сводили, поскольку знали, что в восемь часов нужно все закончить, потому что фургон уезжает. Все сроки были уже перейдены, уже как бы все, пора кончать. Но мы бились до последнего, то есть пока уже кровь из носа не начинала идти, но успели. Альбом оказался минут на пять дольше, чем нужно, — по-моему, сорок девять минут.

Свели, страшно обрадовались, зашли ко мне, выпили кофе, тут же погрузились на электричку и уехали в Выборг, на фестиваль, где я торжественно сделал предложение Титу, чтобы он стал басистом «Аквариума». Приехали, потусовались, сыграли и, я помню, потом голыми купались прямо в центре города в прудах… Тоже было очень неплохо. Я, естественно, в первых рядах.

Законченному альбому не хватало только обложки. Ее сделал фотограф Андрей «Вилли» Усов, оформлявший в то время все альбомы «Аквариума». На берегу Финского залива был найден особо неуютный пейзаж, виолончелист Гаккель раз за разом входил в кадр, а фотограф снимал его с разных точек. Были идеи использовать в оформлении снимки Гребенщикова на нудистских пляжах — тогда этого делать не стали, но в переиздания альбома эти фото вошли. А вот названия группы не оказалось ни на каком варианте обложки. Равно как и изображения остальных участников.

Борис Гребенщиков: Я не помню, почему появилась идея, что нельзя всю группу на обложку. У нас, собственно, нет ни одной обложки, где была бы вся группа, потому что мне всегда казалось, что это как-то суеверно, вредно. Как только мы снимали всю группу, группа сразу… разваливался этот состав. Поэтому я старался этого не делать. И поэтому мы просто выехали с нашим фотографом, с Вилли, на берег Финского залива и сделали там два десятка фотографий, и, когда он их обработал, получилась как раз достаточно яркая, впечатляющая обложка. Я попросил Сережу Пучкова, нашего тренера, сделать надпись по-китайски, вот и все. Вилли вклеил буквы «Радио Африка», так все и получилось.

Последними ударами колокола альбом «Радио Африка» попрощался со слушателем. Через несколько дней в кафе-дискотеке «Кубик Рубика» альбом был представлен коллегам по рок-клубу — и встречен бурными аплодисментами. К этому времени Гребенщиков уже наладил его распространение на катушках.

Борис Гребенщиков: Я закупал у Вилли по… чтоб его поддержать, по-моему, по десять копеек… Он мне делал штук двадцать комплектов фотографий, и потом мы сидели — Тит у себя дома клеил, с цветной бумажкой на катушке, а я у себя. И потом мы, по-моему, рублей по семь это дело продавали.

На следующем альбоме «День серебра» «Аквариум» вновь радикально изменился. Авангардные эксперименты на время были отставлены в сторону, музыка стала лаконичной и изысканной. «Аквариум» еще не однажды изменится и изменит музыку вокруг себя, но все это уже совсем другая история.

 

3

Группа «Зоопарк». Альбом «Белая полоса» (1984)

— После смерти Юрия Владимировича Андропова Генеральным секретарем ЦК КПСС избирается Константин Устинович Черненко.

— Социалистические страны во главе с Советским Союзом бойкотируют XXIII Олимпийские игры в Лос-Анджелесе.

— Светлана Савицкая первой из женщин выходит в открытый космос.

— Начинается матч на первенство мира по шахматам между Анатолием Карповым и Гарри Каспаровым.

…а в магазинах фирмы грамзаписи «Мелодия» советские любители популярной музыки могут приобрести грампластинки со следующими песнями:

Алла Пугачева — «Айсберг», группа «Круг» — «Каракум», группа «Земляне» — «Трава у дома».

Первый анекдот про нового генерального секретаря: «Почему Брежнев встречал гостей в Кремле, а Черненко — в аэропорту?» — «Потому что Брежнев питался от сети, а Черненко — от батарейки». Действительно, больше ничего не изменилось. Страна будто вернулась на два генсека назад. При Андропове все чуть-чуть зашевелилось — временами было даже жутковато. Начали бороться с прогулами — то есть отлавливать людей в кинотеатрах и магазинах во время обеденного перерыва. Сверху тоже чистили — за полтора года со своих постов полетели тридцать семь первых секретарей крайкомов, обкомов и республик, а также восемнадцать союзных министров. Но дохлая лошадь советской экономики пришпориванию больше не поддавалась.

За шесть с лишним десятилетий советской власти были изрядно растрачены и природные, и человеческие ресурсы — возможностей для нового рывка просто не было. К тому же железный генсек отнюдь не отличался железным здоровьем. На все мероприятия природа отпустила Андропову два года и четыре месяца. Впрочем, сменивший его Черненко продержится на престоле всего год и месяц. И на нем «гонки на лафетах» завершатся.

Была и еще одна тонкость: в стране успело вырасти поколение, которое было не то чтобы против режима, а как-то параллельно ему. Вослед «шестидесятникам», пытавшимся как-то окружающую жизнь реформировать, пришли «семидесяхнутые», которым советский быт был вообще пофиг. Контакты с официальной реальностью ограничивались просиживанием штанов на работе. А вся энергия уходила у кого в турпоходы с гитарой, у кого — в живопись по подвалам, у большинства — в алкоголь…

Самые отмороженные выбирали работу, которая не приносила денег вообще, но зато и времени не отнимала. «Поколением дворников и сторожей» назвал себя и своих друзей питерский сторож Борис Гребенщиков. Сторожа эти были непростые — они собирали пластинки, слушали чужую музыку и писали свою. Виднейшим человеком в той компании был Михаил Васильевич Науменко. Самого себя он называл Майком.

Майк Науменко: Я не знаю, откуда берется творчество. Много веков люди пытались в этом разобраться. До конца непонятно, откуда оно берется. Изнутри? Не знаю. А насчет света в конце туннеля… Если он будет — хорошо, не будет — немножко хуже, но тоже неплохо. Проживем и без света. Хотя хочется, конечно, чтобы он был — свет впереди.

К 1984 году в активе группы «Зоопарк» был один студийный альбом «Уездный город N». Два сольника были на счету самого Майка: «Сладкая N и другие» и «55». Плюс совместный альбом Майка и БГ «Все братья — сестры» и ужасно записанный концертник «Зоопарка» «Blues de Moscou».

Группа существовала три года, и ее лидер пользовался среди немногочисленных русских рокеров непререкаемым авторитетом. По сути, он сформировал новый поэтический язык российского рок-н-ролла — точный, неметафоричный, при этом гибкий и напрочь лишенный какого-либо пафоса или зауми. По музыке это был грязный и энергичный рок-н-ролл — в лучших образцах добитловской эпохи.

Группа триумфально выступила на открытии Рок-клуба и на первых двух рок-клубовских фестивалях. Правда, на втором им достался всего-навсего приз зрительских симпатий. А лауреатами стал бит-квартет «Секрет», которому Майк помогал, как мог. «Секретовцы» исполнили на фестивале «Мажорный рок-н-ролл» Науменко, а потом сам Майк вышел на сцену и спел с ними свою песню «Лето».

Первый трек с альбома «Белая полоса» — «Я люблю буги-вуги» — тоже обрел всенародную популярность именно в «секретовской» версии. Песня была позаимствована Майком у его любимой английской группы «T. Rex». Чего сам музыкант никогда не скрывал. Майк взял ее с альбома 1977 года «Dandy In The Underworld», там она называлась «I Love To Boogie». Кстати, это был последний альбом, записанный лидером «T. Rex» Марком Боланом. Вскоре он погибнет в автокатастрофе. Ему было тридцать лет.

…

Итак, Майк работал сторожем. Он не закончил Ленинградский инженерно-строительный институт, сумел избежать армии, но о приличной работе, понятно, речи не шло. Зато бригада сторожей у него была знатная! Бок о бок с ним трудился виолончелист «Аквариума» Всеволод Гаккель. А другой «аквариумист» — Андрей «Дюша» Романов — был у них бригадиром. Он вел график прихода-ухода коллег-сторожей на работу, расписывался в ведомости на зарплату и так далее. Дюши не стало летом 2000 года, но его воспоминания о том времени и о Майке были записаны и сохранились до наших дней.

Дюша Романов: Что отличало Майка от многих рок-н-ролльщиков тех времен? С ним было не только приятно выпить, не только поговорить, но еще и вместе работать. Редчайший случай. Место называлось «Химфарм-завод»… Завод, который делает наркотики, «колеса», и все сопутствующее этому. Приходят парни с гитарами охранять пункт… Эти парни, не выпивая водки полдня, пели песни на весь химфармзавод, шалили, как могли, и веселили публику.

Публика была в недоумении. Воровать? Не воровать? Они не понимали — охрана поет! Поет рок-н-ролл. Утром, вечером, ночью… При таких условиях не развалить советскую власть было невозможно!

Так-то оно так, но после дежурства музыканты приходили домой. На трезвую голову эта честная бедность выглядела не столь привлекательно. Особенно учитывая то, что эти веселые ребята были уже не мальчики. У всех были жены или подруги, у многих дети — и ни у кого не было даже намека на возможность жить по-человечески и зарабатывать любимым делом.

…

К 1984 году сложившийся еще за пять лет до того и более-менее сыгравшийся состав «Зоопарка» приказал долго жить.

Майк Науменко: Случилось так, что барабанщик кончил институт и уехал по распределению к себе на родину, в Петрозаводск, басист загремел в армию, как это иногда бывает, мы остались без состава.

С барабанщиком Андреем Даниловым так и было. С басистом было не так — надо понимать, что этот рассказ Майка был записан на официальном творческом вечере, где всего говорить было нельзя. На самом деле бас-гитарист «Зоопарка» Илья Куликов загремел, но не туда — за анашу. Майк к нему относился очень хорошо, и после отсидки Куликов опять вошел в состав группы. Но, по воспоминаниям музыканта «Звуков Му» Александра Липницкого, в конце 1980-х Куликов опять попал за решетку — за кражу мяса с мясокомбината.

Однако это все будет позже. А пока, в 1984 году, Майка выручили «секретовский» барабанщик Алексей Мурашов и музыканты «Аквариума» — Евгений Губерман, Александр Титов и Михаил Файнштейн.

Михаил Файнштейн: Майк был удивительно интеллигентный, очень образованный, хорошо знал язык, с великолепным чувством юмора. То есть он такой настоящий питерский интеллигент, несмотря на тот образ, который чуть ли не панк. Хотя на самом деле все основные панки как раз и были очень интеллигентными людьми. Потому что это игра, это театр. И в этом театре Майк исполнял роль совершенно безбашенного человека, который на самом-то деле обладал большими знаниями, переводил прозу (известно, что именно он первым перевел Ричарда Баха), написал несколько рассказов, а про песни — тут и говорить нечего.

Примерно таков же и лирический герой Майка. Тем более что большинство песен написано от первого лица. Однако сам Науменко предупреждал, что ставить знак равенства между автором и его героями все-таки нельзя.

Майк Науменко: Насчет моей позиции — ее нет, в общем-то. Все мои песни поют совершенно разные люди — это не я… «Маски»… я не люблю это слово… это просто другие люди. Дело в том, что, когда человек пишет книгу, рассказ, там, или роман, у него может быть двадцать персонажей, но ни один из них не является автором как таковым. Такое возможно. Может быть двадцать мнений у двадцати героев романа, и ни одно из них не совпадает с мнением автора — это все проходит. Когда человек пишет песню, почему-то должно вдруг взяться авторское «я». Мне просто непонятно — почему? У меня его нет, почти никогда. Зачем?

Бо́льшая часть материала, вошедшего в «Белую полосу», была довольно свежей. Однако нескольким песням к моменту записи уже исполнилось пять-шесть лет, они были известны и по акустике, и по концертам «Зоопарка». Первый раз Майк приехал в Москву в октябре 1980-го.

Сохранилась даже запись того концерта, на котором Майк выступал вместе с «Машиной Времени», «Аквариумом» и Константином Никольским. В зале сидели сотни людей из самого что ни на есть высшего московского света. От писательницы Людмилы Петрушевской до будущей группы «Звуки Му». Тот концерт взорвал московскую общественность. Одни влюбились в «Зоопарк» сразу, другие эту эстетику категорически не приняли. Дело доходило даже до драк между сторонниками и противниками Майка. Среди вторых поначалу оказался Андрей Макаревич.

Андрей Макаревич: Майка я услышал в первый раз на сольном концерте и не врубился в его эстетику совершенно. Я, да и Боря Гребенщиков, — мы тогда были очень романтически настроенными юношами. У нас были совершенно определенные представления о том, что красиво, а это как-то прямо ножом по стеклу. Я въехал в «Зоопарк» уже позже. Только через несколько лет у меня изменилось к нему отношение.

…

Всю свою жизнь Майк Науменко прожил по коммуналкам. Человеком он был гостеприимным, в доме бывали все, а гитарист Храбунов вообще жил в соседней комнате. Квартира, кстати, была без телефона. Короче, все описания Майка в домашних условиях совпадают:

Андрей Тропилло: Когда к Майку приходили друзья, а у них спал маленький сын, то его просто закрывали абажуром, как птичку маленькую. Он не плакал, он там успокаивался.

Михаил Файнштейн: Я где-то в 1980-х годах снял квартиру, просто по случайному объявлению. Помнится, мы с барабанщиком сидели, смотрели телевизор — вдруг звонок в квартиру. Я открываю дверь — стоит Майк в халате и в тапочках. А дело было лютой зимой. Я его пригласил, мы посидели, выпили коньячку, попили чаю, он сказал «спасибо» и пошел на выход.

Я спрашиваю:

— Может, такси вызвать?

В нашей компании все были страшно серьезные, и удивляться было не принято. Ну пришел человек — и пришел. Все нормально, лишних вопросов не задавали. Но дело все-таки было зимой, а он в халате… Майк сказал, что такси не нужно, и так и ушел. А я только через несколько дней узнал, что, оказывается, случайно снял квартиру в его собственном доме.

Александр Храбунов: У нас в квартире постоянно проходили какие-то совместные посиделки. Люди приезжали со всей страны. В то время еще был Советский Союз, и люди приезжали с Юга, с Востока, — отовсюду и постоянно.

Михаил Файнштейн: Там постоянно гости приходили. Просто потому, что Майк был очень популярный человек и интереснейший собеседник, имеющий свое мнение по всем вопросам. И он был реальным гуру для большого количества людей, которые приходили и смотрели ему в рот: что он скажет? Все это общение занимало где-то двадцать пять часов в сутки.

…

Еще до назначения на пост генсека, в июне 1983 года, Константин Черненко выступил на пленуме ЦК КПСС с докладом «Актуальные вопросы идеологической и массово-политической работы партии».

— Не все удовлетворяет нас и в таком популярном искусстве, как эстрадное, — утверждал Черненко. — Нельзя, например, не видеть, что на волне этой популярности подчас всплывают музыкальные ансамбли с программами сомнительного свойства, что наносит идейный и эстетический ущерб.

Казалось бы, кому какое дело? Кто эти доклады читал или слушал? Однако дело приобретало нешуточный оборот.

Травля рок-музыкантов началась еще в 1982 году — с появления в «Комсомолке» статьи «Рагу из синей птицы», в которой прессовали группу «Машина Времени». Их тогда не расформировали, но от московских площадок отлучили лет на шесть. В 1983-м арестовали Алексея Романова из группы «Воскресение», а в марте 1984-го за решеткой очутилась Жанна Агузарова из группы «Браво».

На совещании в Министерстве культуры РСФСР звучало вот такое: «В настоящее время в Советском Союзе насчитывается около тридцати тысяч профессиональных и непрофессиональных ансамблей. Наш долг состоит в том, чтобы снизить это число до нуля». А в сентябре 1984 года вся эта активность привела к появлению печально знаменитого «Списка запрещенных групп».

Ребята в Минкульте работали добросовестные. Они не забыли никого, в том числе и «Зоопарк». Мало того, о многих коллективах 1970-х и начала 1980-х годов, типа «Русско-турецкой войны», мы можем узнать только из этого списка, так как записей от них не осталось.

Впрочем, еще до появления запретительных списков на «Зоопарк» наконец-то обратила внимание официальная пресса. Например, газета «Смена» в статье «Кто нужен „Зоопарку“» возмущалась тем, что Майк «довольно фривольно и пошло обходится с такими, например, именами, как Лев Толстой и Маяковский». Особенных оргвыводов за ней не последовало, но, допустим, лауреатом второго питерского рок-фестиваля «Зоопарк» не стал. Хотя группа порвала зал в клочья. Сам Майк отнесся к тем публикациям довольно иронично.

Майк Науменко: Ну, я очень благодарен газете за мегатонную бесплатную рекламу. И мне очень жаль, что есть журналисты, которые… Вот я бы не стал никогда в жизни писать о кибернетике, в которой я ничего не понимаю. А вот о музыке писать можно. И мне очень жаль, что журналисты дискредитируют уважаемый печатный орган, вот и все. Потому что то, что о нас написали — будто мы призываем к насилию… это только человек с нездоровым воображением мог написать, которому очень хочется вот увидеть призыв к насилию, только и всего. Мы не ангелы, возможно. И нас есть за что критиковать, наверное. Но я за разумную критику и без подтасовок фактов, так скажем.

Когда в Уфе травили Юрия Шевчука за альбом «Периферия» — никто не удивлялся: такую резкую сатиру не могли спустить с рук. Однако Майк политикой не интересовался принципиально.

Александр Храбунов: По-моему, на Майка особенно давили за упоминание алкоголя. Что, мол, в его песнях упоминался алкоголь и описывался процесс его выпивания. Какая-то статья была в «Смене», идиотская совершенно. Вот, это была одна из причин, а так… Не знаю я — что двигало людьми?.. почему запретили? Никакойидеологии там и в помине не было. Ни протеста, ничего. «Зоопарк» всегда стоял в стороне. Чем мне, в общем-то, и нравился… Это была одна из причин, почему я стал играть в этой группе. Потому что там не было никакой пафосности. Как обычно ассоциировалось тогда? Если рок — значит, против… коммунисты — гады, надо все сломать, а что потом — непонятно… Нет, ничего этого не было. Как раз пафос начисто всегда отвергался.

…

Пока электрических концертов у «Зоопарка» не было, Майк зарабатывал на хлеб с помощью квартирников. Он не особо их любил и никогда сам не просил их организовывать — всегда ждал предложений. Мог отказаться играть, если ему не нравилась компания. Несомненным плюсом квартирных концертов было то, что они обычно не обламывались — в отличие от электрических. Хотя Майка и Цоя умудрились как-то свинтить на квартирнике в Киеве. О чем сам Майк вспоминать не любил.

Майк Науменко: Мы с Цоем отлично съездили. Была теплынь, мы хорошо погуляли. Правда, задержаться пришлось на несколько большее время, чем планировалось.

На концертах «Зоопарк» всегда играл не только собственные блюзы и рок-н-роллы, но и произведения классиков жанра. Но свое принимали теплей. До сих пор ходят легенды про концерт в Зеленограде в 1983 году. Тогда «Зоопарк» играл четыре танцевальных отделения, причем третье отделение пытался играть «Rolling Stones» и все такое прочее. На что подвыпившая публика ответила дружным свистом и криками «Кончай хуйню всякую играть — „Зоопарк“ давай!!».

…

Песня, которая шла на альбоме под номером девять, стала знаковой. Слово, которое до Майка принадлежало только питерскому сленгу, после «Белой полосы» пошло гулять по всей стране.

Андрей Тропилло: Что такое «гопники»? В Ленинграде после революции, в 1920-х годах, на Лиговке, недалеко от Московского вокзала (кстати, совсем рядом с тем местом, где всю жизнь прожил Майк), находилось заведение, которое официально называлось «Государственное общежитие пролетариата». Сокращенно: ГОП. В нем селили самое отребье, мимо которого трудно было пройти, потому что это была вечная зона драки, всяких разборок. Нормальные люди старались обходить это место. А людей, проживавших в общежитии, так и называли «гопники».

Незадолго до создания этой песни (мы уже в то время записывали «Уездный город N») Михаил Науменко шел со своей бас-гитарой. Опять же, не знаю, почему он ее нес, — просто с бас-гитарой откуда-то возвращался, и к нему пристали гопники. Отняли гитару, слегка побили. Майк был очень недоволен и написал песню «Гопники», в которой была строчка: «Они мешают мне жить».

Впервые «Гопники» были исполнены в Москве, на квартире бас-гитариста «Звуков Му» Александра Липницкого. Он потом вспоминал, как Майк пел, а гости недоумевали: что значит «кто гадит в наших подъездах»? Можно подумать, кто-нибудь в них не гадит!

Еще одна забавная история произошла во время записи песни. Андрей Тропилло вообще отличался своеобразными продюсерскими методами — мы о них рассказывали, когда речь шла об «Аквариуме». По воспоминаниям Храбунова, на «Гопниках» Тропилло тоже кое-что придумал.

Александр Храбунов: По-моему, уже когда «Гопников» писали, для создания более мрачной атмосферы он выключил свет. И писали все в полумраке, чтоб мрачняка такого поддать. Было дело.

…

1984 год ознаменовался для советских людей еще одним технологическим прорывом: в продажу поступил первый советский видеомагнитофон «Электроника ВМ-12». Работал он (если работал) со скрипом. Видеокассет в стране не было, однако ажиотаж все равно был невероятный! Первым в питерском рок-клубе видеомагнитофоном обзавелся все тот же Михаил Файнштейн :

Он у меня работал, стоя на правом боку. Лежа он не работал. Поэтому я через какое-то время от него избавился и купил японский… Все ходили и смотрели у меня фильмы — конечно, это было ужасно. Очень много музыки приносили. Тогда я впервые увидел «Beatles». Естественно, я был потрясен, чуть ли ни со всей нашей группой случился инфаркт. Потому что мы поняли, что двадцать лет имеем кумиров, которых никогда не видели.

Поэтому, как только появились магнитофоны — я сразу же купил, чтобы смотреть музыку. Ну и фильмы, конечно. Купить ничего нельзя было. Магнитофоны продавались по очереди, запись на предприятии и прочее. Я купил не новый, потому что новый купить было невозможно.

Понятно, что основная масса населения хотела смотреть по видео отнюдь не Битлов. На формирующийся рынок тут же хлынули боевики, эротика — и вскоре в Уголовном кодексе появилась статья 228, часть 1, по которой можно было сажать фактически любого владельца видеомагнитофона. Она карала за «изготовление, распространение, демонстрацию или хранение кино — и видеофильмов или иных произведений, пропагандирующих культ насилия и жестокости». На усмотрение судьи можно было получить либо штраф до трехсот рублей (это две с половиной зарплаты инженера), либо срок от двух лет.

Милиция устраивала ночные рейды, вырубая электричество. Вытащить кассету из обесточенного аппарата невозможно, для этого нужно наполовину его разобрать. И вот тут «Электроника ВМ-12» стала пользоваться особым спросом. Дело в том, что кассета в нее загружалась сверху. С нее можно было легко свинтить крышку…

Спрос на видео породил первое поколение закадровых переводчиков — Володарского, Михалева, Горчакова и других. Считается, что именно они ввели в русский язык слово «трахаться». Майк, будучи человеком продвинутым, сразу же это слово популяризировал — отсюда строчка: «страх-трах-трах в твоих глазах».

Андрей Тропилло: Сейчас слово «трахаться» понятно даже детям. Но поверьте, что в то время в слове «трахаться» был некий изыск. Это было как слово «прикол» или «фейс», — слово только появлялось и было не всем понятно. Так же как и слово «фак» — оно только входило, его еще не было…

…

История последнего студийного альбома «Зоопарка» подходит к концу. Последнего — несмотря на то что группа просуществует еще семь лет, блестяще сыграет на Подольском фестивале и объедет всю страну. В студии «Зоопарк» успеет записать только саундтрек к фильму «Буги-вуги каждый день» — он выйдет под названием «Музыка для фильма» и будет состоять наполовину из старых песен. Кроме того, уже в 2000 году оставшиеся в живых музыканты «Зоопарка» наскребут архивных записей по сусекам еще на один альбом — «Иллюзии». Во второй половине 1980-х Майк все меньше писал, все меньше играл, все больше пил и все хуже себя чувствовал.

Все кончилось 27 августа 1991 года в той самой коммуналке, где Майк жил вместе с Храбуновым.

Андрей Тропилло: Собственно, там, в этой квартире, Майк и умирал. Как бы он умирал в больнице, но умирал благодаря нашим доблестным врачам, которые не умеют отличить инсульт от перелома шейного позвонка…

Судьба творческого наследия Майка после 1991 года складывалась двояко. С одной стороны, в 1990-х его популярность даже не приближалась к уровню популярности Цоя, Гребенщикова или Кинчева. С другой стороны, ни один отечественный музыкант не удостоился такого количества кавер-версий, как Майк. Его песни поют практически все значимые музыканты российской рок-сцены. Те же песни с «Белой полосы» звучали в исполнении музыкантов от «Аквариума», «Ва-Банка» и «Чай-Фа» до «Ноля», «Секрета» и «Разных людей».

До сих пор каждый находит в песнях Майка что-то для себя, а его место так и остается незанятым. Под его песни по-прежнему не получается колбаситься или депрессовать — можно только слушать его негромкий голос и понимать, что он знает о тебе больше, чем ты сам. И сожалеть о том, что история «Зоопарка» на альбоме «Белая полоса», по сути, закончилась.

 

4

Группа «Секрет». Альбом «Бит-квартет „Секрет“» (1985)

— Генеральным секретарем ЦК КПСС становится Михаил Горбачев.

— В СССР начинается масштабная борьба с алкоголизмом.

— В Москве проходит XII всемирный фестиваль молодежи и студентов.

— Советский прыгун Сергей Бубка преодолевает высоту в шесть метров.

— Самым молодым чемпионом мира в истории шахмат становится двадцатитрехлетний Гарри Каспаров.

— В ленинградском «Эрмитаже» совершено покушение на картину Рембрандта «Даная».

— В американский прокат выходит фильм «Коммандо» с Арнольдом Шварценеггером.

…а в главной музыкальной программе СССР «Утренняя почта» можно увидеть следующие клипы:

Йак Йоала и София Ротару — «Лаванда», группа «Рок-ателье» — «Замыкая круг», группа «Веселые ребята» — «Не волнуйтесь, тетя!», Валерий Леонтьев — «Притяжение любви».

Из сегодняшнего дня середина 1980-х выглядит примерно так: суровые русские рокеры одной ногой вышли из подполья и готовятся гаркнуть правду-матку на всю страну. Вот он, весь иконостас — закаленные в боях с цензурой и милицией, кое-кто прошел и тюрьму, и психиатрические больницы, все прошли бедность на грани нищеты, и за этой гранью… Муза их была скорбна, хотя и энергична. Однако не все было так однозначно. В жизни всегда есть место сказке — и такая сказка вдруг зазвучала на всю страну. Сказка о четверых парнях из Питера, дружных, аккуратных, остроумных, обаятельных и талантливых. Причем в их талант не нужно было въезжать постепенно — он бросался в глаза сразу. Поэтому их любили все. 1986 год стал годом бит-квартета «Секрет».

Николай Фоменко: У нас есть запись с нашего первого концерта, очень смешная! Там невозможно даже ничего разобрать, потому что мы играем так быстро, так быстро! Тогда у нас было постоянное ощущение драйва. Драйв у нас опережал сами возможности. То есть когда мы играли, то мысленно уже находились в следующей песне, хотя доигрывали еще эту — настолько мы быстро все делали.

…

С обложки винила фирмы «Мелодия» на нас смотрят четыре человека в пальто, стилизованных морских фуражках и с нарисованными красными шарфами. Вся композиция напоминает об обложке первого альбома «Beatles» «Please Please Me». «Секретовцы» и не скрывали того, что они во многом копируют ранних «Битлз». Даже название группы было взято из битловской песни. Хотя первое название команды — «Кристина» — Максим Леонидов взял из песни своей. Одной из самых первых, написанных в театральном институте на пару с однокашником Дмитрием Рубиным. Рубин тоже играл в раннем «Секрете» — на басу.

Максим Леонидов: Тогда время было такое гламурное. Тогда модно было называться женскими именами: «Алиса», «Кристина».

Для песни «Именины у Кристины» я сначала написал мелодию. Была такая песня, то ли у Жильбера Беко, у кого-то из французских шансонье, она называлась «Маленькое счастье». Мне понравилось это словосочетание — «Маленькое счастье». Я пришел к Рубину, спел ему песню и сказал, что у меня есть две-три строчки: «Подари мне завтра маленькое счастье, та-та-та», дальше не знаю, надо подумать. Он думал, думал, думал… Онвообще очень долго песни писал. Иногда неделю или две ходил. Потом говорит:

— Про счастье у меня не получилось. Получились «Именины у Кристины».

Название группы «Кристина» появилось в начале 1982 года и продержалось несколько месяцев. До одной из лекций по научному коммунизму. Тут надо сказать, что актерским искусством Леонидов с Рубиным занимались отдельно от Фоменко, а научным коммунизмом вместе. На самой-самой задней парте.

Николай Фоменко: Мы с Леонидовым сидели на последней парте на научном коммунизме. Он царапал на парте строчку из «The Beatles»: «Do You Want To Know A Secret». И мы наткнулись на это слово — «секрет». Ну и выбрали себе название прямо на лекции… Он почему-то настойчиво хотел, чтобы группа называлась «Кристина». Но мне казалось, что в этом есть какая-то странность, и я, так сказать, настаивал, что «нет». Мы долго искали правильное название, а потом таким вот образом нашли.

В то время Леонидов и Фоменко только-только начинали вместе сочинять песни. Основным творческим партнером Леонидова на тот момент был Рубин.

Максим Леонидов: Как была написана песня «Алиса», я помню отлично. На втором или на третьем курсе я должен был ехать в стройотряд. Я уже, собственно говоря, собрался уезжать, но подумал, дай-ка прилягу. Что-то я уставший был. И лег у себя в комнате — лег и запел. Лег, что-то начал мурлыкать и спел всю песнюот начала до конца. Пришел к Диме Рубину, сокурснику моему, просто спел ее и сыграл, а он через день или два принес текст.

«Алиса» сразу же стала одним из самых любимых публикой концертных номеров. В середине 1980-х, когда у группы пошли туры с ежедневными концертами, она быстро наскучила музыкантам — и во время ее исполнения группа стала развлекаться кто как мог.

Алексей Мурашов: Это был уже настолько заигранный номер, что у меня даже не получалось ее нормально играть. С ума можно сойти, если каждый день играешь одно и то же. И мы начинали привязываться к залу.

Допустим, доиграли до строчки: «Алиса умеет вязать». «Стоп, почему не хлопаете? Вот два военных, дайте, пожалуйста, свет в зал!» Сидят майор и подполковник. Макс говорит:

— Как такое может быть? Майор хлопает, радуется, а подполковник — нет? Почему? Так же не может быть: он же подчиненный его? Значит, он должен тоже молчать!

Они уже красные как раки сидят, на них же все смотрят. К военным привязаться — самое интересное. Все — праздник, считай, удался.

…

Троих участников «Секрета» — Леонидова, Фоменко и Рубина — вы уже знаете, четвертым был барабанщик Александр Калинин. Первое выступление группы состоялось в ресторане на свадьбе их однокурсника Андрея Анисимова и было недлинным.

Николай Фоменко: Мы вышли, взяли инструменты, начали играть «A Hard Day’s Night» — криво, косо. Потом Леонидова ударило током, он уронил гитару «Фендер», и мы были позорно выгнаны ресторанными музыкантами, которые там обычно играли.

Это была последняя капля в моей борьбе с Леонидовым. Прежде он считал, что мы с Рубиным должны стоять вдвоем, с двумя гитарами, а за нами будет сидеть симфонический оркестр. А я как мог сопротивлялся и говорил: «Но что ты за дурак-то, а? Как старперище! Будешь стоять со своим оркестром, как старперище!»

После этого печального случая группа решила приступить к постоянным репетициям, но, увы, не тут-то было. Не выдержал барабанщик Калинин. В результате жизнь группы застопорилась на несколько месяцев, но зато за время вынужденного простоя музыканты написали почти все будущие хиты с первой пластинки.

Новым барабанщиком «Секрета» в конце концов стал Алексей Мурашов из первого состава ленинградской арт-роковой группы «Джунгли». В компанию Леонидова и Фоменко он вписался сразу и впоследствии на гастролях обычно жил с Максимом в одном номере.

Николай Фоменко: У нас уже появился Алеша Мурашов, которого нам сосватал Андрей Отряскин из группы «Джунгли». Он был такой хард-роковый барабанщик, у него были свои барабаны, и он вообще был крутой. И он неожиданно согласился.

Позвонил ему Макс. Накануне мы пошли красить лодку моего троюродного дяди, для того чтобы заработать сто рублей. Ее нужно было изнутри покрыть половой краской. Работали мы ночью, в яхт-клубе, в респираторах — чуть не сдохли. А перед этим Макс позвонил по телефону, который ему дал Отряскин. Там человек снял трубку и сказал:

— Да!

Макс ему говорит:

— Алексей, нам сказали, что вы могли бы с нами играть в группе. Вы готовы?

Алексей говорит:

— Готов! Когда приходить?

— Завтра в семь часов утра!

— Хорошо! — сказал Алексей и повесил трубку. То есть такой разговор идиотов состоялся! Леонидов еще хотел ему сказать:

— Зачеши волосы вперед! — Так было в знаменитой истории, связанной с Джоном Ленноном и Ринго Старром. Но он не успел сказать ему про «зачеши волосы вперед», хотя все остальное было своровано из книжки Хантера Дэвиса «Авторизованная биография „Битлз“».

Алексей Мурашов: Максим позвонил мне, я приехал на репетицию. В семь утра — нормально? Это еще прикинь, что я живу черт знает где, в Сосновой Поляне, понимаешь? Это во сколько надо встать, чтобы еще час ехать туда? Репетировали они с утра, потому что потом у них начинались занятия в институте.

Ты знаешь, я когда вошел, их просто снесло. Первые мои слова они на всю жизнь запомнили. Я говорю:

— Отвертку дайте!

Они говорят:

— Зачем тебе отвертка?

— Барабаны настроить!

Они говорят:

— У-у-у-у-у! Какой крутой ударник к нам пожаловал!

…

Четвертым участником золотого состава «Секрета» стал гитарист Андрей Заблудовский. Однако он придет в группу чуть позже. До его появления «Секрет» еще успеет съездить в Москву — дать концерт на Втором часовом заводе вместе с Майком Науменко. Тогда группу на сцене представлял гитарист и автор текстов Дмитрий Рубин.

Андрей Заблудовский: Это было начало 1983 года. Когда открылся занавес, по рассказам очевидцев, половина коллектива стояла к залу спиной, не понимая, что они, как и зачем. Майк свистнул: «Давай!» — и они с грехом пополам отыграли, забыв сто пятьдесят нот из ста пятидесяти двух. Получив какие-то свои копейки, они ушли со сцены, зато обратно ехали все вместе. Было здорово, замечательно, все выпивали.

Майк говорил:

— Не расстраивайтесь, ребята. Все только начинается.

Майку было сложно ездить в Москву с «Зоопарком». Бывали случаи, когда группу «винтили» прямо на вокзале. Поэтому иногда Майк приезжал в Москву один и выступал в столице с музыкантами группы «ДК». Была такая легендарная команда, которая за двадцать лет дала всего семь сольных концертов, но зато записала более полусотни магнитоальбомов.

Николай Фоменко: Майк в тот раз тоже играл с группой «ДК». Мы играли первыми и обосрались, естественно, потому что все свое сыграли мимо нот. А он вышел и сказал:

— Да ладно вам!

Там в зале сидели люди — все с портвейном, в шапках, в шляпах, какие-то хиппующие товарищи. И как с ними разговаривать, было совершенно непонятно. Но он играл, и люди просто сходили с ума. Я впервые в своей жизни увидел, что такое настоящая звезда. Он шел по проходу, а охрана из организаторов концерта его окружала, потому что со всех сторон давили так страшно, и он все время расписывался — в основном на деньгах и на паспортах, что произвело на меня колоссальное впечатление. Расписаться на паспорте! В советские-то годы! Тогда мне казалось, что это невозможно, потому что за такое можно в тюрьму сесть, и вообще! Майк был супер, просто мегазвезда.

Майк Науменко был первым человеком в Ленинградском рок-клубе, разглядевшим «Секрет» и ставшим их ангелом-хранителем. В сохранившихся интервью Майк называл «Секрет» своей любимой советской группой после «Аквариума».

Николай Фоменко: Существовали великие: «Аквариум» или «Зоопарк» — и это были такие великие, что на них было страшно смотреть… под страхом смерти страшно смотреть. Никогда не забуду, как я в первый раз увидел Гребенщикова на концерте. Они заиграли «Рок-н-ролл мертв» — и меня вообще вынесло. Он вышел на сцену, и в зале погасили свет, а потом зажгли прожектор и направили на него. Он вытянул руку вперед, вот так ее раскрыл — и дальше я ничего не помню. Дальше у меня только всполохи. Я пребывал в шоке от этой энергетики и вообще от всего. Там играли Ляпин и Трощенков — ох, как они засаживали! Ляпин поливал гитару «Гибсон» неимоверной стоимости пепси-колой и рушил колонки, но при этом он играл сумасшедше совершенно.

Впечатления были такие, что я даже не знаю. Это все навсегда остается в голове. Ничего такого больше никогда не увидишь, и такого воздействия и восприятия больше не будет, потому что все это связано с эйфорией первого раза. Любое первое — оно вот такое. И Майк — еще один великий. Майк потрясающий был человек. Мы с ним проводили огромное количество времени у него дома. У нас была такая семейно-человеческая тусовка. В отличие от того же Гребенщикова, с которым мы вообще не общались.

В Рок-клуб «секретовцы» вступили уже с новым гитаристом Андреем Заблудовским. До «Секрета» он играл в питерской группе «Выход». А в «Секрет» попал после знакомства группы с Бари Алибасовым. У того были проблемы с его собственной группой «Интеграл» — как раз в начале 1983-го оттуда ушел фронтмен и автор песен Юрий Лоза. Соответственно, Алибасов предложил взять «Секрет» под свою опеку. «Секретовцы» гордо отказались, причем Мурашов произнес ставшую классической фразу: «Бари Каримыч, мы не первый год в рок-н-ролле!» «Не первый» означало «второй»… Но отказались не все. Дмитрий Рубин решил перебираться к Алибасову, а на его место позвали Заблудовского, и дата его прихода — 20 апреля 1983 года — считается официальным днем рождения бит-квартета.

Андрей Заблудовский: Исторически так сложилось, что я имею младшего брата Сережу. Он младше меня на два с половиной года. В пионерском лагере у брата был друг Максим Леонидов. Я учился в третьем классе, а Сережа и Максим учились в первом. Постепенно Макс стал достаточно часто заходить ко мне домой. И где-то в районе восьмого или девятого класса мы уже достаточно осознанно менялись пластинками. В частности, помню, я сбагрил ему «Uriah Heep», за что получил от него «Creedence Clearwater Revival». Я считал, что провел его, а он в свою очередь считал, что провел меня. Мы остались при своих.

Потом Максим Леонидов стал больше общаться не с моим братом, а со мной. Он что-то играл, я где-то играл. В свое время была такая группа «Выход». Я умудрился поиграть там на скрипке и на гитаре, в связи с тем что закончил музыкальную школу по классу скрипки, по которой там же специализировался и Фома — в смысле Коля Фоменко. А что касается Леши Мурашова, то с ним мы познакомились уже только на репетиции.

Перед этим Коля Фоменко с Максимом Леонидовым ворвались ко мне и стали кричать:

— Ну что? Ты купил новую гитару?

— Ну купил.

А в этот момент с группой «Выход» у нас как раз был такой временный застой, потому что умер барабанщик группы Брук и мы не знали, куда двигаться дальше. То ли играть акустику, как «Аквариум» в тот период времени, то ли сосредоточиться на регги. И тут ко мне врывается вот такая молодая компания: «Ну что, будем играть?»

Я говорю:

— А в чем дело-то? У вас же все в порядке было.

— Все, — отвечают они. — Дима Рубин уехал общаться с Бари Алибасовым. Он нам больше не друг. И по этому поводу кроме тебя у нас друзей больше нет. Будешь играть?

Я говорю:

— Буду!

Все. 20 апреля я пришел на репетицию, и этот день считается днем рождения группы «Секрет».

…

В мае 1983 года Леонидов и Фоменко заканчивают театральный институт. Выпускной спектакль «Ах, эти звезды», в котором участвует весь бит-квартет «Секрет», становится главным театральным событием лета 1983 года. А музыканты между тем садятся в студию — записывать свой первый магнитоальбом «Ты и я». Звукорежиссером записи стал Игорь «Панкер» Гудков — тот самый, который записывал «LV» Майка, «Нервную ночь» Доктора Кинчева и группы «Стиль» и многое другое.

Николай Фоменко: Панкеру очень не нравилось то, что мы играем, потому что все это, с его точки зрения, было фуфло, а настоящий музон, для Панкера, это была группа «Clash». Ту-ту-тэж, ту-ту-тыж — вот это музыка! А все, что вы там гав-гав, зем-зем, — это все никому не нужно!

Магнитоальбом «Ты и я» стал коллекционной редкостью. Тем не менее у простых смертных все-таки есть шанс услышать песни с него. Дело в том, что в мае 1984 года «секретовцы» отыграли программу «Ты и я» на Втором фестивале Ленинградского рок-клуба. Сохранилась запись их выступления, которая позже была издана на кассетах. И почти все песни с этой кассеты даже для ярых «секретоманов» стали новостью.

Андрей Заблудовский: Очень хорошо принимали и неожиданно приняли за своих. По крайней мере не было никакого вопроса, что рок-н-ролл не настоящий. Обычно же говорят: настоящий рок-н-ролл или ненастоящий рок-н-ролл. В данном случае: ну что, нормально, парни из театрального института бабахают рок-н-ролл. Им нравится!

Ну, естественно, злые языки, как в том анекдоте, — злые языки говорили, что, конечно, у них театральное образование и играть-то они не умеют, но зато как они все это лихо делают! И нам дали, значит, диплом за программу. Неожиданно при всем при этом Максим Леонидов был признан лучшим вокалистом Второго фестиваля Рок-клуба, наравне с Борисом Гребенщиковым. Мы стали лауреатами, а потом уже были какие-то концерты рок-клубовские. На одной точке, на другой. Здесь три группы работают, в другом месте три группы работают.

В частности, у нас был концерт на который пришел Майк, и мы договорились, что Майк с нами вместе споет «Буги-вуги» и «Лето», а мы будем аккомпанировать. Он сказал, что «Буги-вуги» сами пойте, а на «Лето» я выйду и спою.

На Втором фестивале Рок-клуба «Буги-вуги» спел все-таки Майк. Зато «секретовцы» сами отрепетировали эту песню и включили ее в свой репертуар. Да настолько плотно, что многие и не знали, что автор песни на самом деле Майк Науменко. Хотя «секретовцы» везде указывали его имя и регулярно выплачивали авторские отчисления. Правда, Майк их долгое время не забирал — ему не приходило в голову доехать до отделения агентства по авторским правам. А сумма там была немалая… От Максима Леонидова зрители и по сей день требуют исполнять эту песню на концертах.

Николай Фоменко: И «Буги-вуги», и «Мажорный рок-н-ролл» были вообще-то большой тонкостью. Чаще всего они воспринимались народом как чистый рок-н-ролл. Хотя на самом деле это такая была ирония, — верх иронии, выше которой даже некуда. А мы, так сказать, несколько все это спрямили. И у нас это как-то попрямее смотрелось и поэтому сразу раскрутилось до сумасшедшего состояния. Тем более что в тот момент, когда мы вылезали, как раз начался бум буги-музыки, и все полезло, полезло, полезло… И мы на этой волне, конечно, и выплыли.

…

На рок-фестиваль трое из четверых «секретовцев» попали не просто так, а в увольнительную. Леонидова и Фоменко забрили осенью 1983 года. Попали они в Ансамбль песни и пляски Ленинградского военного округа, и особенно их там с увольнительными не стесняли.

Максим Леонидов: Да нет, на самом деле у нас же армия была такая довольно условная, это же был ансамбль песни и пляски. Все-таки не стройбат, поэтому там отпускали, короче.

Николай Фоменко: Вторую половину армии мы служили в Ленинграде, и наше участие в передаче «Кружатся диски» как раз приходится на это время. Совмещать армию и телевидение приходилось достаточно таким специфическим способом. Запись происходила чаще всего вечером, и мы бегали сниматься независимо от того, есть ли у нас увольнительная или нет. К тому времени мы уже были старослужащие, и у нас самих имелись пачки этих увольнительных. Мы заполняли их и отправлялись в самовол.

«Кружатся диски» — это программа Ленинградского телевидения, которая была запущена как раз в 1984 году. Ведущими ее были Максим Леонидов и попугай Вака, а сценарии «секретовцы» писали все вместе. Программа выходила раз в две недели, и для каждого выпуска «секретовцы» экранизировали одну из своих песен. Слова «клип» они тогда не знали.

Специально для «Кружатся диски» в декабре 1984 года была сочинена и записана песня «Последний час декабря». Леонидов и Фоменко написали ее ночью, в родной казарме. На съемки их отпустили, а Мурашова — нет.

Андрей Заблудовский: В песне «Последний час декабря» принимали участие практически все армейские друзья. Скрипки, виолончели, рояли — это все записывали выпускники консерваторий и музыкальных училищ, которые служили с Максом и Фомой в Ансамбле песни и пляски Ленинградского военного округа.

Мы пришли на радио, записали ее и даже сделали на эту песню клип. Леша Мурашов на этот период был в армии, его нельзя было никак выцепить на съемку, потому что он как раз проходил курс молодого бойца. По этому поводу вместо него мы посадили за барабаны его приятеля и снимали его только на общих планах, чтобы показать, что нас вроде как и четверо, но четвертый где-то там вдалеке.

У этой песни вообще-то не очень счастливая судьба. Когда «Последний час декабря» уже записывали для пластинки, то скрипичный квинтет из музыкального театра «Эстония», приглашенный на запись песни, элементарно не попал в фонограмму, а штатный звукорежиссер студии ничего не заметил. Ситуацию пришлось спасать приглашенному из Москвы саундпродюсеру — басисту «Машины Времени» Александру Кутикову.

Александр Кутиков: Я приехал, послушал и сказал, что это все надо переписать. Директор «Секрета» схватился за голову, потому что по тем временам этазапись стоила очень больших денег, и музыкантам пришлось платить еще раз, то есть там была масса сложностей…

Директора «Секрета», который познакомился с группой в 1985 году у Казанского собора, возле памятника генералу Барклаю-де-Толли-Веймару, звали Сергей Натанович Александров. Был он администратором Ленконцерта, то есть грандом шоу-бизнеса в его российском понимании. При этом «секретовцев» и их музыку он искренне любил, группу всячески опекал и в творческий процесс не вмешивался. С «Секретом» он проработал до 1990 года.

Андрей Заблудовский: Как в свое время у группы «Кино» свалился Айзеншпис, у нас свалился Александров, который тут же моментально выстроил нам и точку репетиционную с супераппаратом, и прослушивание в ДК имени Горького, где мы сдали программу, после чего нас буквально тут же Ленконцерт принял работать на профессиональные ставки.

Чтобы устроиться в Ленконцерт, нужно было сдать программу местному худсовету. Это был отдельный анекдот.

Андрей Заблудовский: Концерт состоялся для двадцати человек, пришедших освидетельствовать нашу программу. Естественно, они все это прослушали, посмотрели и потом пригласили нас в маленькую комнатку на общее обсуждение. Основой жюри были композитор Александр Морозов, певец Эдуард Хиль, художественный руководитель Ленконцерта Садовников и директор Ленконцерта Тимофеев. Они сели и стали учить нас уму-разуму, что, в общем, это, конечно же, англо-американское искусство… и, естественно, у нас оно никогда не привьется… а потому не нужно им и заниматься.

Больше всего нас поразил Хиль, который вдруг заявил:

— Вот смотрите! Вот замечательная мизансценочка: сели как будто на завалинке, взяли в руки балалаечки и аккуратненько сделали какую-нибудь народную песню. И все здорово, замечательно! Всем станет понятно, что вы смеетесь над всем этим, над этими бугами-вугами и над роками-роллами!

В итоге «Секрет» все же приняли без всяких балалаек. Правда, ставку им оформили не как ансамблю, а как шоу музыкальных эксцентриков. Пожалуй, самой новой песней в той программе был номер «Моя любовь на пятом этаже». Соавтором Леонидова и Фоменко в этой песне стал Виктор Гин — опытнейший текстовик, работавший с Валентиной Толкуновой, Иосифом Кобзоном, Анной Герман и другими первыми лицами советской эстрады.

Максим Леонидов: У нас был концерт в ДК Дзержинского в Питере, и я принес туда куплет, и прям там, в этом же ДК, мы с Фомой придумали припев. Потом мы долго мучались над текстом, у нас не все получалось. И тогда мы поехали к профессиональному поэту — первый раз мы поехали к какому-то третьему лицу. Мы ему показали, что у нас есть, и он как-то кинул две или три фразы. Я помню, он предложил строчки: «На часах четвертый час, фонарь луны давно погас». И что-то еще… В общем, он нам помог.

Вообразите, как «Секрет» пел эту песню в переполненных залах и каждая девушка представляла, что эти строки обращены именно к ней… Между тем все четверо «секретовцев» в то время были женаты. И конечно, поклонницы женам музыкантов жизни не давали.

Алексей Мурашов:  Конечно, нервировали. Звонят, например, жене моей:

— Алексей вообще дома?

— Нет, его нет дома.

— А вы знаете, что он сейчас в ресторане с девицами зависает?

— Да? Вообще-то, он мусор пошел выносить. Вы уверены, что он в ресторане?

Ну, такой идиотизм стандартный.

…

С приходом Александрова и уходом армии концертная жизнь «Секрета» вступила в новую фазу. Теперь в день бывало больше концертов, чем когда-то в месяц. Хотя, конечно, директор старался скрашивать жизнь музыкантов, как мог.

Максим Леонидов:  В городе Львов было по четыре концерта в день, на велотреке. Сначала Фома потерял голос, потом Заблудовский, а потом я уже. На последних связках вытягивал это дело. Ужас.

Аппарат какой-то у нас уже был. Но сравнить его с тем, что мы имеем сегодня, в дни цивилизации, разумеется, нельзя. Постепенно у нас получилось четыре или шесть киловатт своего аппарата плюс восемь техников, большое количество народу, обслуги.

Уже через год у нас все было свое, вплоть до массажиста. Да, ну а как по четыре концерта в день играть? Надо же выживать как-то. У нас была тетенька, она с нами ездила, массажист-медсестра. У нее уколы с собой были. Если у кого-то триппер, то можно уколоть. А заодно и массаж сделать.

Алексей Мурашов:  Ну, начиналось все замечательно. С утра надевали костюмы, пробежка у нас была такая, «о спорт, ты мир!».

Максим Леонидов:  В гостинице мы обычно брали два люкса. В одном мы жили с Мурашовым, а в другом — Фоменко с Заблудовским. Поскольку мы там долго сидели и нам было скучно, то мы устраивали какие-то войны между собой. Например, мы разделялись на две деревни, одна называлась Громозадово, а вторая — Писолысово. И вот у нас была война громозадовцев с писолысовцами, как в пионерском лагере… Подушками друг друга били…

Николай Фоменко:  Вообще в истории этой команды были периоды, которые давали определенные толчки. Мы все время менялись в системах близкой дружбы: то я с Мурой, то Мура с Заблой, то Забла с Максом, Макс со мной, потом я с Заблом, Макс с Мурой, и вот эта бесконечная череда таких сдвоений давала возможность писать музыку.

…

В 1986 году советские меломаны могли не только увидеть наступающие перемены, но и услышать их! В самом начале года на прилавки поступил долгоиграющий альбом «Машины Времени» — «В добрый час». Первый полноценный винил группы за 17 лет существования. Одновременно по лицензии фирмы EMI вышел битловский «A Hard Day’s Night». Прибавьте к этому полузапрещенную «Красную волну» и первую пластинку «Аквариума»…

У «секретовцев», впрочем, не было нужды бегать по магазинам «Мелодия».

Николай Фоменко:  У Леонидова была сумасшедшая коллекция пластинок — просто сумасшедшая! Его отцу друзья из Америки присылали. Там было все, все, что можно придумать, поэтому истерии по поводу достать «Hard Day’s Night» у нас не было. А что касается «Красной волны» — она вообще нас не касалась, потому что Джоанна Стингрей сказала, что мы говно, а мы сказали: «Сама говно» — и на этом наше общение закончилось. Вот. Мы никак не могли понять: если Заблудовский научил Костю Кинчева играть на гитаре, то почему же Костя там есть, а нас нет?

…

К весне 1986 года «секретомания» охватила страну. Секретовскую форму — пиджаки и красные узкие галстуки — узнавали все. Кто мог — копировал. Пиджаки, кстати, четверка взяла из реквизита спектакля «Ах, эти звезды». А галстуки были свои, армейские, зеленые, обшитые сверху красной материей… Самые интенсивные концерты были в Риге, в апреле 1986-го. Как раз в дни Чернобыля.

Алексей Мурашов:  Рекорд был двенадцать выходов на сцену за вечер. Это была Рига. Мы работали тогда в мюзик-холле, и работали параллельно с «Машиной Времени»: мы первое отделение, а они второе. В то же самое время мы выступали еще в местном театре. В общем, даже ездили с милицией и мигалкой на красный свет, чтобы успевать туда-сюда. Хорошо хоть, в Риге залы недалеко друг от друга.

Николай Фоменко:  Как-то во время концерта у нас загорелась колодка. Спортивный стадион «Динамо» в Риге, полно народу, двенадцать тысяч зрителей, мыиграем — и вдруг отключается звук. Горит с одной стороны колодка. Пожар, никто не двигается.

Так проходит какое-то время, а потом Алеша Мурашов бросает палки, встает, подходит к месту, где горит, расстегивает ширинку, вываливает свое хозяйство, молча стоит, потом бежит, садится обратно за барабан и продолжает играть.

Мы его вечером спрашиваем:

— Леха, а что ты собирался делать?

— Я, — говорит, — собирался пописать, чтобы потушить.

— А что же не пописал-то?

— А я понял, что это электричество и меня может убить.

— Как убить-то?

— Как, как! — говорит Леха. — По струе, вот как!

Тем летом в Таллинне группа дописывает дебютный альбом, который выйдет уже в 1987-м и разойдется двухмиллионным тиражом. Следующий диск группы «Секрет» — «Ленинградское время» — получился уже куда более жестким и социальным, почти без следов былого веселья.

«Секрет» менялся, и в формате квартета ему осталось просуществовать совсем недолго. Последний концерт с Леонидовым пройдет 20 января 1990 года, и остальные «секретовцы» продолжат работу втроем. Но это была уже совсем другая история…

 

5

Группа «Алиса». Альбом «Энергия» (1986)

— Катастрофа на Чернобыльской АЭС.

— Академик А. Д. Сахаров возвращается из горьковской ссылки.

— Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев ездит по стране и встречается с простыми гражданами. Во время одной такой поездки в Тольятти Горбачев впервые произносит слово «перестройка».

— Начинается XII пятилетка, последняя в истории Советского Союза.

— В СССР вводится «госприемка», усиливается борьба с «нетрудовыми доходами» — и одновременно принимается Закон об индивидуальной трудовой деятельности, позволивший появиться первым кооперативам.

— Стартует советская космическая станция «Мир», взрывается американский космический корабль «Челленджер».

— Футбольный клуб «Динамо Киев» выигрывает европейский Кубок кубков.

— На телеэкраны выходит последний фильм из серии «Приключения Шерлока Холмса» «ХХ век начинается», но зрители предпочитают невиданную новинку: советское телевидение показывает итальянский телесериал «Спрут».

— На Четвертом фестивале Ленинградского рок-клуба группа «Кино» впервые исполняет песню «Мы ждем перемен».

…а заключительные серии «Ну, погоди!» радуют детей и взрослых вот таким саундтреком:

Валерий Леонтьев — «Зеленый свет», Игорь Николаев — «Старая мельница», Юрий Антонов — «Крыша дома твоего».

Кстати сказать, в последнем номере — нетленке Юрия Антонова — соло на гитаре исполняет Владимир Кузьмин. В то время он не имел права выступать в Москве, так как его «Динамик» состоял в легендарном «Списке запрещенных групп». Вообще, из сегодняшнего дня события 20-летней давности видятся примерно так: семьдесят лет было ничего нельзя, а потом вдруг раз! — и стало все можно! Однако все было не совсем так, перестройка была не событием, а процессом, зачастую мучительным, и в ее начале никто не мог предсказать, чем все закончится.

Никто не думал, что колоссальное здание может рухнуть от ветерка, залетевшего в открытую форточку. А в 1985-м и форточку никто еще не открывал — наоборот, вовсю составлялись те самые запретительные списки; электрических концертов, особенно в Москве, почти не было, тексты должны были проходить цензуру. Некоторым музыкантам и распространителям альбомов довелось в те годы и в местах не столь отдаленных побывать. В общем, свободу творчества «за так» никто не давал — музыканты брали ее с боем, отвоевывая каждый раз по кусочку. И одним из первых на линии огня был герой данной главы.

…

На момент начала записи пластинки «Энергия» Константину Кинчеву исполнилось двадцать шесть лет. Возраст по рок-н-ролльным меркам уже солидный. Однако «Энергия» стала подведением итогов именно первого этапа жизни музыканта — ведь дебютная работа «Нервная ночь» была, по сути, случайной. «Энергия» — это не только юность рокера, но и его детство, то время, когда он, будучи учеником 239-й московской школы, впервые взял в руки гитару.

Константин Кинчев:  У нас был хороший пионерский лагерь. Было всего два корпуса, стоящих в лесу, в Калужской области, четыре отряда, причем последнийотряд — детский сад. Поэтому была в общем такая вольница… Ну что сказать — у нас вместо горна по трансляции звучал только вышедший тогда «Black Sabbath». Это благодаря радиорубщику. И в принципе, это не пресекалось особо ни начальником, ни старшим пионервожатым. Так что вот, пионерлагерь меня… Я в принципе все и услышал году в 1973-м, меня все это захватило. Хард-рок, во всяком случае. Ну и рядом стоял палаточный лагерь хиппи.

Короче, по возвращении в Москву голова у ребенка гудела от тягучих риффлов Тони Айомми и грубого голоса Оззи Осборна. Мрачные рокеры в черном с крестами на шеях открывали дверь в новый волшебный мир, и стоило погрузиться в него глубже. Тем более что для этого достаточно было просто выйти из дома.

Константин Кинчев:  Я родился на нынешней Тверской, и до 1969 года мы там прожили в коммуналке, а потом нашу коммуналку расселили, и я переехал к метро «ВДНХ». Я любил больше всего «Black Sabbath», «Led Zeppelin», в меньшей степени «Deep Purple». Надо было иметь одну-две пластинки, и тогда информационное поле было безграничным: ты мог заниматься постоянным обменом.

Сперва у меня была сто шестая «Вега», а потом после школы я поднакопил денег и купил магнитофон «Маяк». Были знакомые люди, которые тоже увлекались музыкой, такие же, как и я. Мы встречались и постоянно менялись.

Любимые Кинчевым «Black Sabbath» к 1974 году были на пике. На их счету было уже пять альбомов, лучшим из которых стал как раз пятый — «Sabbath Bloody Sabbath». Что у нас произносили вместо слова «bloody» — сами понимаете. На этом альбоме у бирмингемской четверки впервые появились синтезаторы — за них встал, пожалуй, самый виртуозный клавишник мировой рок-музыки Рик Уэйкман из группы «Yes». Кинчев на «Энергии» тоже будет сотрудничать с великим клавишником, только нашим…

Константин Кинчев:  Да, «Блэк Саббата» у меня было много. Я рисовал сам плакаты и доставал постеры.

Какие-то срисовывал, какие-то импровизировал. По большей части, конечно, срисовывал. Ну вот, у меня был плакат очень странный один… он был… не знаю, как эта пленка называется, на которых рентген делают, вот на такой пленке. Там был не негатив, а позитив, туда надо было подкладывать какой-то фон, и получался плакат. У меня был большой фон, я иногда красную бумагу подкладывал, иногда белую.

Рок-н-ролл вошел в жизнь школьника Кинчева сразу и во всех его проявлениях — с безумствами Оззи, отгрызающего головы летучим мышам, с Элисом Купером, которого выносили на сцену в гробу, с Сидом Барреттом, к двадцати годам превратившимся в законченного шизофреника… У Кинчева, судя по документам, тоже было не все в порядке с головой — во всяком случае, была соответствующая справка. Для военкомата.

Константин Кинчев:  В школе мне дали очень плохую характеристику. На самом деле не мне одному, а человек пять получили подобные характеристики дляпредоставления в районный военкомат. И благодаря этой характеристике нас всех сразу поставили на учет в психдиспансер. Было бы глупо не воспользоваться такой возможностью. В 1976 году меня положили на комиссию, дали отсрочку на пять лет. После этого я пробегал года два, меня опять поймали, отвезли в военкомат и второй раз положили опять же на перекомиссию, а потом дали «белый билет».

Для перекомиссии школьной характеристики уже не хватало. Пришлось Кинчеву вспомнить о своем спортивном прошлом — то есть об увлечении хоккеем и футболом. Оказалось, что здоровый образ жизни может здорово поспособствовать откосу от армии.

Константин Кинчев:  Когда я получил приписное свидетельство, у нас была книжка по психиатрии. Мы с товарищем ее изучали. Я решил, что было бы глупо не воспользоваться этой ситуацией. После занятий хоккеем у меня было зафиксировано два сотрясения мозга. И плюс одно я сделал себе сам — расцарапал голову гвоздем и сказал, что упал. Мне сделали снимки, написали «от госпитализации отказался» — и вот у меня уже три сотрясения мозга. Соответственно, я выбрал статью и на эту статью и шел: «9б: Остаточные явления черепно-мозговых травм» называется.

…

Таким образом, успешно миновав армию, Константин вступил в жизнь рядового советского студента. По формуле «учеба плюс работа». Основной упор, конечно, делался на второе.

Константин Кинчев:  Завод «Наука» на Белорусском вокзале. Сначала поступил учеником фрезеровщика, потом перевелся в другой отдел, учеником чертежника, а закончил работу на заводе в качестве художника-оформителя.

Через год я поступил в Кооперативный институт. Факультет у меня был «Экономика торговли», но я его не закончил, ушел, перевелся в Технологический и заочно закончил.

Между заводом «Наука» и Технологическим институтом было в судьбе будущего вокалиста и еще одно заведение — как бы профильное. Певческое училище при Большом театре.

Константин Кинчев:  На ВДНХ, в пивбаре, много выпили и, как обычно, песни пели. Подошел человек, говорит: «Не хочешь ли попробовать? Сейчас как раз идет набор». Я и поехал. Там шел уже третий тур. Я спел — меня взяли. Пел «Гори, гори, моя звезда» под рояль. Аккомпаниатор там был свой, это ведь такое классическое заведение. Сначала учиться нравилось, а потом надоело. Год отучился и бросил.

Параллельно с заочной учебой в Технологическом институте Кинчев трудился еще и на коммерческом фронте. Три года он провел в должности администратора областной женской баскетбольной команды «Спартак», одновременно подрабатывая натурщиком в Суриковском училище.

Константин Кинчев:  Дело в том, что, работая администратором в баскетбольной команде, я был в принципе последним администратором, и без меня на всех соревнованиях легко обходились. То есть моя задача была обеспечить покупку билетов здесь, проследить, чтобы был готов автобус для передвижений здесь, и при моем желании я мог ездить и на соревнования. Вот.

А в Сурике я работал на скульптуре, то есть как бы на самом привилегированном месте, на последних курсах. Там я тоже располагал временем, потому что мог позвонить и сообщить, что я, допустим, уезжаю в Питер и меня неделю не будет. Тем более что студенты — они же не каждый день творят. Нет вдохновения — они и не творят.

А в музыкальной жизни СССР тем временем мода на зарубежную музыку постепенно сменялась интересом к отечественной. «Аквариум» и «Машина Времени» набирали всесоюзную популярность и даже пытались выкарабкаться из подполья. Однако время «Алисы» еще не пришло.

Константин Кинчев:  Да я в ту пору еще и грузчиком в овощном работал. То есть у меня навскидку получалось сто двадцать в «Спартаке», двести в Сурике и восемьдесят в булочной. Четыреста рублей получал! У меня денег было видимо-невидимо. По тем понятиям это было очень много. В булочной я работал сутки через трое. Так что на все у меня в принципе времени хватало.

Работа грузчиком в булочной была самой пыльной, а самой прибыльной — натурщиком в училище. Но там были свои сложности.

Константин Кинчев:  Главная задача скульптурного натурщика — объяснить художнику, что образ лучше сделать в сидячем положении. Мне это обычно удавалось. У меня стоячая постановка была всего одна, и то я пришел на замену: скульптура уже была начата, а человек запил и пропал. Я пришел на замену, и мы отработали. Это была единственная стоячая постановка, остальные у меня были сидячие. А я в это время еще учился в джазовой студии на Каширке по классу бас-гитары.

Джазовую студию, разумеется, тоже окончить не удалось. Терпения не хватило. Как не хватало его и на множество групп, в которых Кинчев играл еще со школьных времен.

Константин Кинчев:  Ансамбли были у меня перманентно. Но это все настолько неинтересно… То есть в какие-то меня приглашали в качестве вокалиста, но мне не нравилось петь чужие тексты. Какие-то я сам создавал, но особого успеха они не имели. С 1976 года я начал путешествовать. Моя первая группа «Зона отдыха» — это как раз то время.

Таким образом, группы с названиями «Зона отдыха», «Сломанный воздух», «Золотая середина», «Круг черной половины» остались просто строчками в биографии Кинчева. Строчками, содержание которых сегодня уже не раскроешь.

…

В 1983 году в Ленинграде одновременно разваливаются команды «Хрустальный шар» и «Демокритов колодец». Из «Колодца» выделяется вокалист Виктор Салтыков — он уходит сначала в группу «Мануфактура», а потом в «Форум» и «Электроклуб» — распевать про коней в яблоках.

По инициативе Святослава Задерия из «Хрустального шара» обломки обеих команд объединяются. В состав новой группы вошли барабанщик Михаил Нефедов, клавишник Павел Кондратенко, гитарист Андрей Шаталин и поющий саксофонист Борис Борисов. Группа получает название по кличке Задерия — «Алиса». В 1984 году она дебютирует на Втором фестивале Ленинградского рок-клуба.

В это же время там же, в Ленинграде, Константин Кинчев с помощью знакомых решает записать свой первый альбом, который впоследствии получит название «Нервная ночь» и выйдет в свет под шапкой «Доктор Кинчев и группа „Стиль“».

Константин Кинчев:  Поскольку у меня первая жена родом из Питера, то я, в общем, в Питере проводил достаточно много времени. Притом работал на трех работах и учился в джазовой студии. Моя жена дружила с женой Андрюхи Заблудовского, и я тоже познакомился с Андреем. Мы вместе отдыхали каждое лето в Вишневке, на юге. Андрюха тогда играл в группе «Выход», а потом его пригласили в «Секрет», и он стал играть в «Секрете». Вот.

В Питере я быстро со всеми перезнакомился. Там был такой человек, его зовут Игорь Гудков, но все звали его Панкер. Так вот он все прислушивался-прислушивался к моим песням и не мог никак решиться: надо? не надо? И в конце концов он повез меня для консультации к Майку Науменко.

Майк сказал:

— Ну что? В принципе это имеет право на жизнь.

Причем он сам согласился стать на записи нашим басистом. Как только Майк сказал это Панкеру, у того все сомнения улетучились. Ну и все — на следующий день мы поехали записываться. Забл стал играть на гитаре, Андрюха Мурашов, барабанщик «Секрета», на барабанах, а я на гитаре и пел. Не было басиста (Майк неприехал) и срочным порядком выдернули Задерия. Задерий приехал, и ночью, после записи, предложил мне играть в «Алисе». Я этому не удивился, потому что я уже знал, что я там буду играть…

До этого я уже видел его «Алису» на Втором фестивале Рок-клуба. Тогда я еще подумал, что это группа, где я мог бы играть. Материал их мне не понравился, но зато мне понравилось все остальное, скажем так. За исключением вокалиста.

Вокалист Борис Борисов к этому времени группу уже покинул, и на его место удачно вписался Кинчев. Со своим материалом и своим видением музыки.

Константин Кинчев:  Когда мы начали работать с Задерием, я ему сразу говорил, что хочу быть сольным персонажем. Я не хочу быть в группе, то есть я согласен на то, что это будет «Константин Кинчев и группа „Алиса“». Амбиций было много в ту пору, но поскольку я был иногородний человек, а Рок-клуб — это все-таки ленинградская история, то мне пришлось пойти на компромисс. Я согласился, что мы будем как «Алиса», а я буду там как обычный вокалист.

Итак, в питерской группе появляется московский солист. Но конфронтация между Москвой и Питером в рок-н-ролле первой половины 1980-х была не особо актуальна — напротив, «Машину Времени» принимали в Питере как нигде, а «Аквариум» и Майк Науменко постоянно играли в столице. И Кинчев в Северной Пальмире без крыши над головой не оставался.

Константин Кинчев:  Временами у Заблудовского, временами еще на каких-то вписках, временами ночевалпросто на Московском вокзале… Я ложился на лавку, и у меня уже был заготовлен жест: рука лежала в боковом кармане, и я, не открывая глаз, доставал оттуда паспорт. Менты смотрели документы, видели московскую прописку, возвращали мне паспорт, и я продолжал спать. Билета не требовали. Тогда как бы с терроризмом еще не боролись, слава богу.

Куда вечер занесет, там, в общем, и спал. Выпивали-то крепко в ту пору, и в результате самые разные вписки бывали: и у друзей, и вообще у малознакомых персонажей.

…

В декабре 1984 года обновленная «Алиса» приступила к репетициям, а в начале 1985-го уже дала свой первый концерт в новом составе.

Константин Кинчев:  Я могу ошибаться, но это было где-то в феврале или в марте. Скажем так: в начале марта. Первый концерт мы отыграли в Ленинградском Дворце молодежи. Сперва играла группа «Союз любителей музыки рок», потом группа «Стандарт» (это такие осколки «Странных игр»), а потом играли мы.

Или мы вторыми играли? Не помню, короче.

Пока ждали выхода на сцену, мы жутко напились. Миша Нефедов, барабанщик, упал со стула, а потом вообще со сцены свалился. Это вызвало такой восторг у уважаемой публики! Наверное, тогда всем понравился скорее визуальный ряд, нежели качество игры, потому что играть-то никто из нас в ту пору не умел.

…

Умел или не умел, но уже в 1985 году музыканты группы «Алиса» оказались задействованы в фильме «Переступить черту». Сценарий картины был написан Александром Житинским — серьезным писателем, который первым обратил внимание на российскую рок-музыку и стал вести колонку «Путешествия рок-дилетанта» в журнале «Аврора». А потом издал на материале своих заметок книгу, которая стала бестселлером в начале 1990-х и впоследствии была переиздана.

Именно во время этих съемок в едва сформировавшихся рядах группы «Алиса» наметился первый разлад.

Константин Кинчев:  Грубо говоря, скандал заключался в следующем. Мы отыграли фестиваль, и я вернулся в Москву. А где-то в мае вдруг узнаю, что Задерий на мои песни записал свой голос и снимается со всем этим в какой-то киноленте. Я приехал, говорю:

— Что за дела?

Я рассказал об этом нашему гитаристу Шатлу — Шатл тоже приехал. Ситуация сложилась совершенно идиотская. Фонограмма была уже записана, и на фонограмме был задериевский голос, но сниматься дальше в фильме стал я. Причем во время записи Задерий перековеркал кучу слов: он пел не «скользкий, как медуза», а «склизкий, как медуза» и все в таком роде.

В общем, я посчитал поступок достаточно непорядочным. Это, наверное, и послужило тому, что мы уже летом с Задерием и расстались. Уже когда «Энергию» писали.

…

Нескольких концертных выступлений новой «Алисы» в 1985 году хватило для того, чтобы прославить группу задолго до выхода ее дебютного альбома. Помимо съемок в кино команда оказалась востребованной и на телевидении. Однако там им жутко не везло — до эфира дело не доходило, а пленки размагничивали. Из остатков телеработ в 1987 году удалось смонтировать два полуклипа, один из которых был снят на центральный боевик группы — «Мы вместе».

Константин Кинчев:  Существовала такая передача «Кружатся диски», где работала группа «Секрет». Вел эту музыкальную передачу Максим Леонидов, и каждый выпуск у них была новая песня. В основном, конечно, «Секрет» — работали они, как конвейер. Они предложили нам снять клип на песню «Мы вместе!». Мы приехали, что-то сняли, а когда все это посмотрели — ленинградское телевидение было в шоке, и быстро все постирали. До монтажа в принципе эти ролики не дожили. Какие-то ошметки их сейчас в Интернете бегают, но это, конечно же, не клип.

Однако по тем временам это была вполне серьезная работа. Да и песня для экранизации была выбрана очень правильно — она сразу же стала визитной карточкой «Алисы», вошедшей даже в анекдоты. И когда Борису Гребенщикову или Виктору Цою хотелось пройтись по поводу Кинчева — они вспоминали именно эту строчку — «Мы вместе».

Константин Кинчев:  Песня «Мы вместе» написалась мной в Москве, в Теплом Стане… Знаешь, есть такое состояние, когда тебя песня вдруг поглощает целиком, ты ни о чем другом думать не можешь, и только таким образом они и появляются на свет. И это может происходить за несколько минут, а может несколько лет. Это состояние тебя накрывает, продолжается, тревожит, ты что-то пишешь, потом — раз — тебя отпускает, и опять какое-то время ты вне этой песни, а потом она тебя опять накрывает.

Второе хождение музыкантов на телевидение состоялось на том же Ленинградском телевидении, во время съемок передачи «Музыкальный ринг». Результат был тот же — эфир не состоялся.

Константин Кинчев:  Потому что тоже испугались, что это фашизм. Там была смешная история.

Мне говорили:

— Может, не надо так эмоционально двумя руками на «Мы вместе» махать?

— Хорошо. А одной можно?

— Ну, одной — можно.

Я одной махал — так вообще просто как фашистское приветствие начало смотреться. Ну, естественно, его стерли. Но опять же одна какая-то камера была сохранена. Соответственно, по Интернету есть эти материалы.

…

К весне 1985-го у «Алисы» накопилось достаточно материала для записи диска. Знакомство, послужившее толчком к записи, тоже не заставило себя долго ждать. После Третьего фестиваля Ленинградского рок-клуба один гуру свел Кинчева с другим.

Константин Кинчев:  На каком-то из очередных концертов в Рок-клубе Борис Борисович Гребенщиков подошел ко мне и говорит:

— Хочешь я тебя познакомлю с Тропилло?

Он подвел меня к Тропилло и сказал:

— Вот, Андрей Владимирович. Надо уже как бы писать человека.

И соответственно, Тропилло согласился записать нас в череде тех коллективов, которые он планировалписать тем летом. Писал он одновременно «Телевизор», «Кино», «Аквариум» и «Алису».

В принципе альбом «Энергия» — это целиком его заслуга, что он вообще вышел. Потому что играть-то никто толком не умел. Например, на записи выяснилось, что Задерий вообще не умеет играть на бас-гитаре, и все партии за него пришлось играть Пете Самойлову, который вообще-то был приглашен на альбом как гитарист.

Андрей Тропилло:  Есть такая песня у Константина Кинчева, «Ко мне». До этого он никогда ее не пел, а тут пришел в студию и в каком-то упрощенном виде ее исполнил. Причем он спел ее так, что у меня волосы дыбом встали. Потом семь месяцев мы писали «Ко мне», переписывали именно подачу голоса, интонации. Можно сказать, что получилось, но получилось процентов на семьдесят от того, что было изначально.

Благодаря Андрею Тропилло в записи альбома приняли участие очень многие питерские музыканты. Однажды он пригласил в студию Михаила Чернова, будущего духовика «ДДТ», который к тому времени работал преимущественно с джазовыми оркестрами и роком особенно не интересовался. Разве что участвовал в курехинских «Поп-механиках» и помог записать первому составу «Алисы» альбом «Кривозеркалье». Дядя Миша прописал несколько партий саксофона, а его соло в композиции «Волна» стало приятным сюрпризом и для самого Кинчева, который услышал его лишь по окончании работы над альбомом.

Почти все басовые партии, как и гитарные, на альбоме «Энергия» сыграл Петр Самойлов. Кстати, именно с ним у Кинчева сложились в группе самые теплые отношения. Возможно, оттого, что оба они были в коллективе новичками.

Константин Кинчев:  Задерий познакомил меня с Самойловым, и, соответственно, мы подружились, и я уже жил исключительно у Пети. Причем я у него жил очень долго. Жена Петина до сих пор простить не может, потому что я еще продолжал в течение месяца, наверное, жить после их свадьбы в одной комнате с молодоженами. Я понимал, что поступаю как свинья. Просто мне не хотелось оттуда уезжать. Каждый вечер я думал: «Все! Завтра съеду!» Но так длились недели. Бедная Настя!..

…

Попав в тропилловскую студию, новичок получал не только магнитофон и лучшего в стране звукорежиссера, но и первоклассных музыкантов — если в этом была надобность. А у «Алисы» надобность была — Кинчев остался практически без состава. В роли сессионных музыкантов у Тропилло обычно выступали члены «Аквариума» — они помогали в записи и «Кино», и «Зоопарку», и многим другим, когда это было нужно. На альбоме «Энергия» играют виолончелист «Аквариума» Всеволод Гаккель и скрипач Александр Куссуль — он погибнет через год, в августе 1986-го, — а партию флейты исполнил сам Тропилло.

Напомним, что студия Андрея Тропилло официально числилась кружком звукозаписи в Доме самодеятельного творчества. Естественно, на записи присутствовали его ученики-старшеклассники. Один из них, Алексей Вишня, к этому времени уже создал свою домашнюю студию и работал самостоятельно, а музыканты «Алисы» забегали к нему в гости после записи. Другой семнадцатилетний школьник дневал и ночевал возле тропилловских магнитофонов. У него была своя группа «Scrap», которая очень скоро возьмет название «Ноль». А ее лидер оставит гитару и возьмется за баян.

Константин Кинчев:  Федя Чистяков был лучшим и любимым учеником Тропилло. Тогда он тоже писал там свой альбом. Юный мальчик приходил все время смотреть, как проходит процесс. Вишня и Чистяков у него были лучшие, любимые ученики. Федя уже тогда был мультиинструменталист и вообще хороший музыкант. И уже через некоторое время Тропилло начал предлагать ему с баяном работать и все такое…

В аранжировках «Алисы», правда, баян был не нужен, а то бы и Чистякова к делу привлекли. Тропилло любил задействовать тех, кто подвернется под руку. Например, в конце трека «Экспериментатор» Тропилло прописал хор из своих подопечных. Среди прочих у микрофона оказался и Михаил Борзыкин из группы «Телевизор», с которым Кинчев на этой записи и познакомился.

Константин Кинчев:  Мы сменяли друг друга в студии, а потом сообща выполняли какие-то физические работы в этом Дворце пионеров. Тропилло нещадно эксплуатировал в своих целях музыкантов. Мы постоянно переносили токарные станки куда-то с одного места на другое, еще что-то делали, расчищали какие-то помещения. Это была трудовая повинность, и в этой трудовой повинности участвовали все начинающие коллективы. Понятно, что он не эксплуатировал Гребенщикова, а нас, как молодых и зеленых, он эксплуатировал по полной программе. Но в основном это касалось «Телевизора» и «Алисы», потому что, например, «Кино» — это была уже заслуженная группа. Они ведь тогда уже выпустили у Тропилло «Начальника Камчатки».

…

К концу записи «Энергии» отношения в группе окончательно разладились. Перед одним из концертов группу покинул Святослав Задерий. Выступление удалось спасти чудом.

Константин Кинчев:  Задерий ушел из гримерки и пропал прямо перед нашим выходом на сцену. После чего мы и расстались окончательно. Я попросил помочь нам Игоря Тихомирова, который тогда только-только пришел в «Кино» и играл, по-моему, тоже первый концерт с группой. Мы быстро «гармошку» освоили, и он сыграл.

Через некоторое время группу покинул клавишник Кондратенко. В результате всех передряг к моменту окончания записи группа была ополовинена, и с подачи Тропилло в начале 1986 года альбом ушел в народ под шапкой «Доктор Кинчев сотоварищи».

Константин Кинчев:  Существовали несколько людей, которые занимались распространением музыкальной продукции. Это был такой Саша Агеев в Москве и человек по имени Андрей Лукинов, который сейчас занимается роком в Продюсерском центре Игоря Матвиенко. Тропилло дал мне телефон, я приехал к Лукинову и привез ему фонограмму. По-моему, в тот раз Лукинов заплатил мне двести рублей. Или как-то так. Акулы шоу-бизнеса. Потом, впоследствии, я все альбомы так Лукинову и отвозил.

…

В 1986 году стараниями Тропилло фирма «Мелодия» выпустила два миньона группы «Алиса» с песнями из «Энергии», что в дальнейшем послужило поводом для выхода всего альбома на виниле.

Константин Кинчев:  Миньоны были, по сути, как синглы. Они пошли гигантским тиражом — и после этого решили выпускать всю пластинку.

Пластинка, однако, вышла только два года спустя. А пока — записей нет, играть негде, электрических концертов в Москве вообще не проводят, в Питере они тоже редкость, так что приходится брать гитару — и, как пел БГ, «из города в город, из дома в дом, по квартирам чужих друзей».

Константин Кинчев:  Ну, у меня очень много квартирных концертов было в ту пору. Я в принципе и зарабатывал исключительно этим. То есть я со всех работ уволился и стал тунеядцем, в полном смысле этого слова. И стал играть квартирники. Квартирник я играл два раза в неделю. Свои тридцать рублей за концерт я получал. В неделю у меня было уже шестьдесят, а в месяц это выходило двести сорок рублей. Нормально для того, чтобы жить.

Покинувшие Алису Кондратенко и Задерий зимой 1986 года попытались собрать новую группу. Однако к апрелю они все-таки вернулись в состав «Алисы». На Четвертом фестивале Ленинградского рок-клуба музыканты представили программу «По ту сторону добра», часть которого позже войдет в альбом «БлокАда».

Константин Кинчев:  Задерий опять вернулся, но, так скажем, в качестве шоумена. А состав был такой: Серега Васильев, Петя Самойлов, Паша Кондратенко и Миша Нефедов. И мы с Задерием двумя фронтменами прыгали.

Сразу после фестиваля Задерий снова покинет группу и несколько лет спустя организует группу «Нате» — название, кстати, придумает Кинчев. Это слово можно было читать и по-русски — и вспоминать знаменитое стихотворение Маяковского — и по-английски. А история «Алисы» времен альбома «Энергия» подходит к концу.

Константин Кинчев:  Я очень много выпил привезенного Тропилло красного вина, больше похожего на уксус, и у меня случился печеночный криз. Я пожелтел — полное ощущение желтухи, и вот в этом состоянии мне пришли на ум стихи Бодлера про дохлую лошадь. Я их и начитал. То есть я заканчивал альбом, думая, что скоро умру. Потому что я был абсолютно желтый, как апельсин. Потом, как только мы альбом закончили, — все само собой прошло, отпустило.

Стихотворением Шарля Бодлера «Падаль» заканчивался трек «Энергия», после которого идет только финальная фраза всего альбома — строчка из «Мастера и Маргариты». Запись альбома длилась около семи месяцев и была закончена в декабре, как раз ко дню рождения Константина Кинчева.

В 1986 году студия Тропилло закроется, и он на долгие годы отойдет от звукозаписи, переключившись на издание пластинок. Звучание «Алисы» радикально изменится — сами музыканты назовут его «жги-гуляй-битом». Впереди группу ждали первые большие концерты, новые альбомы, съемки в кино, конфликты с властями и многое другое, но все это уже совсем другая история.

 

6

Группа «Телевизор». Альбом «Отечество иллюзий» (1987)

— Советский Союз выходит на первое место в мире по добыче нефти и газа.

— После четырнадцатилетнего перерыва возрождается КВН — Клуб веселых и находчивых.

— Секретарь Московского горкома компартии Борис Ельцин выходит из ЦК КПСС.

— в Москве на Красной площади приземлился самолет немецкого летчика-любителя Матиаса Руста.

— В тяжелейшем матче между «динамовцами» Киева и Минска Кубок СССР по футболу достается киевлянам.

…а в магазинах «Мелодия» тем временем продается вот это:

София Ротару — «Было, но прошло», Игорь Саруханов — «Парень с гитарой», Алла Пугачева — «Балет».

В октябре того же года на последнем дне рождения Аркадия Райкина Геннадий Хазанов уложил зал в истерике одной фразой: «Как нам отличить краксворд о нетрудовых доходах от регбуса об индивидуальной трудовой деятельности?» Время в этой шутке было схвачено очень точно.

Действительно, вещи, разрешаемые одной рукой, тут же запрещались другой, как оно было, например, с частным предпринимательством. Невозможно было понять, светит ли тебе статья в «Огоньке» или статья УК. С музыкой было ровно то же самое. В 1987 году вышла первая пластинка «Алисы» — и тогда же был затеян процесс против Константина Кинчева. Юрий Шевчук записывает на фирме «Мелодия» альбом «Я получил эту роль» — а в это время один из организаторов записи его предыдущего альбома «Время» Игорь Щербина находится сначала под следствием, а затем — в психбольнице. Границы разрешенного можно было исследовать только одним способом — говорить, что хочешь, а потом смотреть, сойдет это тебе с рук или нет.

Михаил Борзыкин:  Группа «Телевизор» выступала таким пробойным инструментом… Раз вот это прокатило у нас — значит, можно и остальным. Каждый, как мог, пробивал такие вот тоннельчики к свободе. В результате потом туда все ринулись и смели все перегородки.

Сейчас трудно себе представить, но в конце 1980-х группа «Телевизор» была столь же популярна, как «Алиса» или «ДДТ». Тем более нельзя было этого сказать в 1984-м, когда музыканты представили свою первую программу «Шествие рыб». Тогда самодеятельная музыкальная пресса писала о них так:

«Телевизор» воплотил идею, уже носившуюся в воздухе. Это была смесь новой волны «Talking Heads» и того, что уже вполне можно назвать гребень-роком. Но если «Кино» БГ заботливо взращивал и поливал, то «Телевизор» — это дикорастущее явление.

Через три года «Телевизор» радикально изменился. Музыка стала еще более завернутой и отстраненной от рядового слушателя. Зато тексты прошибали этого самого слушателя насквозь.

…

Историю «Аквариума», «Кино» или «ДДТ» любой российский меломан может рассказать с любого места и во всех подробностях. Не то с «Телевизором», поэтому для начала — краткий экскурс в историю группы.

Михаил Борзыкин:  У меня к концу школьного обучения возникли две стойкие привязанности: музыкаи английский язык. С девятого класса я уже играл в школьной рок-группе и пел там на английском языке. Потом я четыре года отучился в Ленинградском университете на филологическом факультете. А в конце четвертого курса была создана группа «Телевизор».

До этого я поиграл еще в трех-четырех группах, где меня, слава богу, многому научили. В этих командах я играл под руководством людей с консерваторским образованием. Мы играли арт-рок, симфо-рок — такую довольно сложную музыку, пели на пять голосов. Эта школа мне очень помогла. Мы играли на танцах, а гитаристом у нас какое-то время был Юра Каспарян из «Кино», а я там был клавишником. Мы, двадцатилетние ребята, разъезжали по школам и играли на танцах песни групп «Slade», «Rolling Stones» и «Beatles», — было очень забавно. Ну а в самом конце четвертого курса вместо сессии я вступил в Ленинградский рок-клуб.

Вступление в Рок-клуб стоило жертв. Вылететь с филфака Ленинградского университета за полтора года до диплома — это надо было уметь. Но у Михаила получилось.

Михаил Борзыкин:  Одновременно заниматься и учебой, и музыкой было невозможно. Нас сразу приняли, как-то полюбили, обогрели. И в ту сессию три экзамена из четырех я не сдал. Осенью я вяло попытался что-то пересдать, но тогда я уже понимал, что это не мой путь. Ни школьным учителем, ни переводчиком где-нибудь в посольстве быть мне не хотелось. Влезешь в эту колею — в жизни потом не отделаешься. Это все было настолько несвободно, что влезать во все это мне совсем не хотелось.

При всех сложностях взаимоотношений музыкантов, на Рубинштейна, 13 собирались свои. А снаружи оставались чужие. Вне стен этого дома Борис Гребенщиков был сторожем и собирал по подъездам бутылки, Виктор Цой считался обычным ПТУшником, а Константин Кинчев — московским туристом без определенных занятий. Но внутри каждый из них считался творцами новой музыки и нового языка. Обе реальности в лучшем случае не замечали друг друга, в худшем — вызывали друг у друга рвотный рефлекс.

Михаил Борзыкин:  Я вот жаждал свободы. И в музыке рок-н-ролл я ее всегда находил. Возможно, мое отчисление из университета было подстроено, я уж не знаю. Но меня просто отчислили, и я не стал пытаться восстановиться. Завертелась очень рок-н-ролльная жизнь. Она мне была близка, поэтому я и не закончил последний курс университета, о чем ничуть не жалею. Я сразу стал совсем свободен, хотя, конечно, родители были категорически против.

Как и любой нормальный человек моложе двадцати семи лет, раньше времени попрощавшийся с вузом, Михаил Борзыкин задумался об армии. Точнее, она задумалась о нем. Надо сказать, что как раз в 1985–1987 годах был такой короткий период, когда призывали и студентов. После чего сразу и начали появляться статьи о «дедовщине», благо новобранцы были народом грамотным, рассказать о своих армейских бедах умели, а газеты уже начали такие вещи публиковать. Борзыкин решил с почетной обязанностью не связываться и стал косить в психиатрической больнице.

Михаил Борзыкин:  Военную кафедру закончить я успел и фактически должен был получить лейтенанта. Но мне оставалось доучиться пятый курс, и тут-то, конечно, за меня взялись.

Это произошло очень быстро. Начали звонить домой, и тут я просто встал на дыбы. Я сказал маме, что если пойду в армию, то может случиться все что угодно. Если она хочет видеть сына живым, то она должна пойти со мной в психоневрологический диспансер и подтвердить, что я человек крайне депрессивный, временами невменяемый, родителей в каком-то смысле недолюбливаю, имею с ними конфликты и периодически замыкаюсь. До маниакально-депрессивного психоза мне было не дотянуться, и нужно было что-то попроще.

Чтобы подтвердить диагноз, надо было в течение месяца полежать на обследовании в тюремного типа больнице. У нас в Петербурге она называется «Пряжка». Там самая, пожалуй, жесткая из всех больниц такого рода. Там не пускают гулять даже во двор, там алкоголики бьют шизофреников — в общем, мерзопакостная атмосфера. Задача состояла в том, чтобы не сорваться ни на какую агрессию, потому что в мою легенду это не входило. Плюс попался умный врач, который как-то мне сказал:

— Либо у тебя шизофрения, либо ты симулируешь. Давай-ка пройдем еще раз тесты.

А тестов было несколько. Был очень заковыристый американский тест — триста вопросов. И был русский тест, из которого выяснялось, симулируешь ты или нет. Мне, слава богу, ничего не кололи, но за мной регулярно наблюдали и медсестры, и медбратья — все. Несколько моих знакомых, к сожалению, не выдержали: начали фантиками играть в коридорев футбол, смеяться, видя какую-то телепередачу, и этого было достаточно для того, чтобы опознали в тебе симулянта.

Мне удалось это дело пройти. Я вышел с формой, со статьей 7б «Психопатия шизоидная», что меня чрезвычайно радовало. От меня все отстали, и я продолжил заниматься музыкой.

Позже Михаил решит назвать один из своих альбомов точно так же — «7б». Но как раз в это время появилась одноименная группа с «Молодыми ветрами», и Борзыкин изменил название пластинки на «Путь к успеху». Как видим, воспоминаний из психиатрической больницы Михаилу хватило на всю жизнь.

…

Скандальная слава «Телевизора» началась с Четвертого фестиваля Ленинградского рок-клуба в 1986 году. Там вообще было много яркого — «Алиса» представила программу «По ту сторону добра» (пополам «Энергия» и «БлокАда»), «Кино» впервые спело «Мы ждем перемен», «АукцЫон» взорвал сцену своим представлением «Вернись в Сорренто»… Чтобы понять, что устроил Борзыкин сотоварищи, надо вспомнить, что перед выходом на сцену все тексты нужно было залитовать — то есть получить разрешение руководства Рок-клуба на их исполнение. «Телевизору» программу утвердили, но две песни — «Мы идем» и «Выйти из-под контроля» — все-таки залитовать не решились.

Михаил Борзыкин:  Поначалу куратор Рок-клуба сказал нам, что все в порядке. Но потом эти тексты отдали в обком ВЛКСМ и, видимо, в КГБ. Оттуда пришла резолюция: если группа «Телевизор» не будет исполнять вот эти две песни, то у них есть шанс стать лауреатами и все будет в порядке. Просто попросить их именно на фестивале эти песни не исполнять.

Нас вежливо попросили не исполнять. Нас предупредили, что, в общем, зачем вам эти проблемы? Потом все равно исполните. А пока не надо. Ну, что нам оставалось делать? Программа у нас уже была готова, мы долго репетировали и вообще старались. Нам стало как-то обидно, и мы просто решили не менять программу. Тут не было какого-то героического пафоса. Более того: сперва очень многие решили поступить так же (не буду поименно перечислять). Да только во время выступления они свои песни все-таки убрали, а мы исполнили. Вот поэтому мы и получили наказание и не стали лауреатами, зато концерт прошел очень хорошо.

Песня «Выйти из-под контроля» — это такой минорный рок-н-ролльчик. Он как раз и был навеян всей этой ситуацией. Ты приходишь в Рок-клуб, а тебе начинают говорить:

— Миша! Ну надо как-то помягче… Нельзя сейчас… Не время… Ты рано поверил в то, что это кончится… Тебя обманули, Миша! Мы-то знаем… Ничего никогда не может измениться!

Я со всей наивностью, горячностью молодости говорю:

— Ну как же! Посмотрите! Вот они сами по телевизору говорят о переменах! Они же сами декларируют — давайте просто делать!

— Да брось ты! Что они декларируют?

Причем в эту же струю вплетались голоса коллег по цеху. Некоторые музыканты группы «Аквариум» начинали говорить:

— Миша, вы своими выступлениями разрушите Рок-клуб! Вы зря все это затеяли! Надо осторожнее! Сейчас не время!

Но правы оказались не они, а мы. Потом, кстати, некоторые из них это признали.

…

Людей, впервые оказавшихся на концерте «Телевизора», больше всего цепляла пластика лидера группы. На концертах и съемках Борзыкин двигался, словно сошедший с ума робот. Это слегка напоминало брейк-данс, а брейк в те годы был верным ходом! Если на дискотеке в любом пионерском лагере кто-то начинал выделывать соответствующие коленца — народ отодвигался к стенке и смотрел на брейкера, отвесив челюсти. И до конца смены все девчонки в лагере были его.

Михаил Борзыкин:  Я в молодости довольно много шастал по всевозможным музыкальным заведениям, где люди танцевали. Но специально танец я не продумывал — просто двигался, как мог. Какие-то вещи я черпал с экрана телевизора, каким-то научился у своей жены — она была танцовщицей. А может быть, это все как-то генетически передалось, потому что папа у меня всегда хорошо танцевал.

Начинали мы с брейк-данса. Тогда в России как раз появились первые брейк-дансеры, и музыка наша им подходила. Они сами пришли к нам с предложением выйти на концерте и помочь оформить нашу музыку. Это была группа «Терра мобиле» — родоначальники всего российского брейк-данса. Нам до них, конечно, было далеко во всех отношениях. Но поучиться — мы поучились у них многому.

Танцоры из «Терра мобиле» помогали тогда и еще одной рок-клубовской группе. Брейк-дансеры появлялись вместе с «Пикником» на представлениях альбома «Иероглиф». Была у них своя песня и в шоу «Телевизора».

Михаил Борзыкин:  Было здорово: вышло человек тридцать брэйк-дансеров с этими самыми «роботическими» движениями. На песне «Полуфабрикаты» они очень хорошо смотрелись. «Полуфабрикаты» — это песня о конвейерном состоянии умов всего советского общества. Мы же были как белые вороны: на улицах на нас показывали пальцем, хихикали… Мы ходили одетые как-то совсем по-другому, за что периодически могли получить по башке от пролетарского населения. Водители такси нам говорили, что вы неудачники и с вами все ясно. Также считали в институтах, в школах… Ну то есть мы были оборванцы… то же самое, что бомжи. Рок-музыкант — это бомж, вот такое было отношение. Презрительное, снисходительное…

По счастью, любой конвейер дает сбой — и в 1987 году появился прекрасный повод убедиться в этом! Тогда двадцатилетний хулиган из Западной Германии Матиас Руст на спор преодолел всю защитную систему ПВО и посадил свой самолетик «Сессна» на Красной площади в Москве. «Телевизор» тогда от этого просто светился.

Михаил Борзыкин:  Ну, мы были в восторге, конечно. Во-первых, нам понравился сам авантюризм всей ситуации. А во-вторых, хваленая безупречность нашей обороны неожиданно потерпела фиаско. После этоговсем стало понятно, что все-таки можно нае… в смысле, обмануть любую машину. В любой системе есть брешь для хаоса. Матиас Руст был… ну, наш человек, одним словом.

Новое поколение не было похоже на родителей, не ладило с ними и не хотело с ними дружить. Борзыкин, как всегда, нашел для темы противостояния отцов и детей наиболее резкую формулировку.

Михаил Борзыкин:  «Твой папа — фашист» — эта фраза пришла совершенно внезапно, сама по себе. Видимо, произошло какое-то подключение к информационному полю. Нас же называли хулиганьем, идиотами, ублюдками — кем угодно! А родители при этом были чистые, светлые и коммунистические. Но если взять и поменять ярлык, все сразу становится на свои места.

Потому что именно их психологическая суть была фашистской. Желание подавлять в собственных детях тягу к свободе — это выглядело очень забавно.

— Какой-то в тебе не наш душок! — бывало, говорили нам родители. — Какой-то ты там в своем университете гадости поднабрался!

И мы чувствовали себя изгоями в этом смысле. Вот эта песня и явилась таким отражением…

Люди, игравшие новую музыку, должны были и выглядеть по-новому. И «Телевизор» над своим внешним видом работал очень основательно. Перед выходом на сцену артисты переодевались в странные наряды и обильно гримировались. Так делали и Константин Кинчев, и Виктор Цой, и Борис Гребенщиков, и Олег Гаркуша, а, скажем, Жанна Агузарова продолжает так делать и до сих пор.

Михаил Борзыкин:  По тем временам у «Телевизора» даже был свой дизайнер. Завали его Джимми, он довольно известный в Питере человек. На первый фестиваль он нашил нам вообще всю одежду. Задача была выдержать красно-черно-белые тона. Тогда никакого разговора про это со стороны группы «Алиса» не было. Это был 1984 год, когда еще Кинчев не работал, не играл в «Алисе».

Вот у нас все это было — вычурные, нововолновые рубашечки, с невероятными плечами. Это все подбиралось по цвету: мы даже чешки покупали красного цвета. Конечно, волосы красились различными цветами, вешались серьги, подводились глаза, губы красились самыми невероятными цветами. Тогда мы не видели в этом ничего из альтернативной сексуальной ориентации. Для нас это было просто знаком принадлежности к неземной цивилизации — и все!

Со временем больше пошло всяких традиционных рокерских одежд, но это уже позже. Появились кожаные куртки, а ведь это было непросто — достать хорошую кожаную куртку. Нам, например, подарило французское телевидение. Они привезли всей группе «Телевизор» по косухе. И это был божественный подарок! Ничего подобного мы не могли себе позволить. Красные с черным кожаные косухи специально для «Телевизора»!

…

Самым громким событием 1987 года в мире рок-музыки, безусловно, стал скандал, связанный с Константином Кинчевым. 17 ноября 1987 года группа «Алиса» давала концерт во Дворце спорта «Юбилейный». Согнанная ко Дворцу милиция показала себя во всей красе — зрителей избивали дубинками и заталкивали в воронки. Досталось и беременной жене Кинчева Анне Голубевой. Узнав об этом, лидер «Алисы» отказался выходить на сцену. А когда его все-таки уговорили, он посвятил песню «Эй ты, там, на том берегу» «присутствующим в зале иностранным гостям, ментам и прочим гадам».

После концерта в газете «Смена» появилась статья никому не известного журналиста Виктора Кокосова «Алиса с косой челкой», в которой Кинчева обвинили в том, что он орал со сцены «Хайль Гитлер». Кинчев подал в суд и через год дело выиграл. Мало кто знает, что косвенным виновником происшедшего стал как раз лидер «Телевизора». После того как за день до Кинчева на той же сцене он спел в маске Горбачева песню «Рыба гниет с головы», милиция ожидала уже всего чего угодно.

Михаил Борзыкин:  Художник Кирилл Миллер перед концертом во Дворце спорта «Юбилейный» подошел, показал мне резиновую маску с лицом Горбачева.

Маска была шикарная. Я сразу стал просить:

— Ой! Дай на концерт!

Он говорит:

— А бери!

Все это было как-то внезапно. Я еще подумал: «Ух, щас как надену ее на „Рыба гниет с головы“!» Я надел ее на затылок, повернулся спиной к залу и пел спиной к залу. То есть зал видел как бы Горбачева, поющего песню «Рыба гниет с головы».

А сама песня «Рыба гниет с головы» была посвящена Ельцину. Как раз Горбачев с Ельциным поступил не очень хорошо, на наш взгляд. Тогда Ельцин вызвал у нас некую симпатию. Нам казалось, что Горбачев душит такого свободолюбивого Ельцина… Горбачев и его окружение на том этапе начали надоедать своим пустобрешеством, пустозвонством, обтекаемостью и нечленораздельностью.

На следующий день, сразу после этого, был концерт «Алисы». У правоохранительных органов все смешалось в башке, и в результате бедный Костя получил там неприятностей. Мы ходили потом вместе, пытались отстаивать через прессу его невиновность, нефашистскость — в общем, смешная история…

Но вообще, это был удар! Несколько концертов прошло, которые взорвали ситуацию!

С тех пор прошло более пятнадцати лет. Борзыкин с Кинчевым до сих пор дружат. Альбом «Алисы» «Сейчас позднее, чем ты думаешь» начинается со звуков, созданных как раз лидером «Телевизора».

Михаил Борзыкин:  Получилось так, что им надо было срочно какое-то шумовое маленькое вступленьице, и они попросили меня быстро это сделать. Я ведь, в общем, специалист по таким вещам и давно этим занимаюсь. Я согласился, сделал все быстро и с удовольствием… Как бы я ни относился к нынешней музыке «Алисы», но Костя для меня — уже родственник. Как брат. И поэтому он как бы вне зоны осуждения. То есть мне может не нравиться все что угодно в нем. Но осуждать его, как знакомого, уже родного мне за двадцать лет человека, мне не хотелось бы.

…

Через год, в июне 1988-го, свою главу в историю русского рока вписал и Борзыкин. Дело было перед шестым рок-клубовским фестивалем, который едва не отменили в последний момент. Дальше было вот что:

Михаил Борзыкин:  Получилось так, что за день до открытия запретили проведение рок-клубовского фестиваля на Зимнем стадионе. Никто об этом не знал. Все приготовили программы, все были готовы… Тогда я был членом Совета рок-клуба и отвечал за прослушивание молодых групп. Например, принимал в Рок-клуб группу «Ноль»… Но речь не об этом.

Я прихожу к стадиону. Там сидит весь Совет рок-клуба и разводит руками:

— Не знаем, чего делать! Запретили!

Оказалось, что власти придрались к несоблюдению правил пожарной безопасности. Якобы там на полу лежит покрытие, которое может воспламениться…

Президент рок-клуба Коля Михайлов стал говорить, что мероприятие запретил обком партии и поделать ничего нельзя.

— Так и будем сидеть? — говорю я. — Надо же хоть что-то сделать!

— Что ты тут сделаешь? Это же обком партии!

— Если просто так сидеть, ничего и не изменится!

— Ну иди, собирай демонстрацию, если хочешь!

В результате я пошел собирать демонстрацию… Люди подходили, покупали билеты, и какое-то движение накануне фестиваля там было. Я стоял и орал — без всякого мегафона. Просто орал:

— Ребята! Ребята! Идите все сюда!

Кто-то меня знал в лицо. Кто-то стал говорить друг другу: «Это из „Телевизора“! Из „Телевизора“!»

— Ребята, — говорил я, — фестиваль запрещают! Надо что-то делать! Надо собираться и идтик Смольному! Потому что иначе завтра фестиваля не будет!

И вокруг меня стало скапливаться… ну, сначала человек двадцать — тридцать.

Я говорю:

— Ребята! Давайте собираемся и идем к Смольному потихонечку!

Потом смотрю — из Совета рок-клуба подтянулся Анатолий Гуницкий, еще какие-то люди. В общем, какая-никакая, но образовалась толпа. И мы все вместе двинулись в сторону Смольного. А атмосфера в городе была такая, что как только люди узнавали, что запрещают фестиваль, то все — от бомжей и алкоголиков до интеллигентов и студенчества — все присоединялись! В результате, пока мы дошли до Смольного, вырос большой хвост. И это стало представлять угрозу. И нас со всех сторон начала сопровождать милиция. И уже на подходе к Смольному милиция перекрыла все улицы. Очень мощно перекрыла: два ряда милицейских машин, между ними проход — и толпа уперлась в тупик, в эти милицейские машины!

С той стороны подъехал обкомовский лимузин, черная «Волга», и мы стали вести переговоры на нейтральной территории. С нашей стороны я и Президент рок-клуба Коля Михайлов, а с их — обкомовские работники. В общем, кино «Щит и меч», какая-то картина обмена разведчиков! С одной стороны стоит агрессивная толпа, с другой — злые менты… Небольшой такой разговор, после чего партийный работник вздыхает: а, типа, ладно! Черт с вами! Только скажите, чтобы они разошлись!

Мне дают мегафон:

— Попросите людей разойтись. Скажите им, что фестиваль будет!

И я в мегафон говорю:

— Фестиваль будет! Все отлично, все расходимся!

В те годы от желания до воплощения этого желания проходили часы и минуты. Именно потому, что общая сознательность была. Общее духовное состояние порождало такие невиданные явления. Сейчас подобное и представить-то трудно.

…

1987 год — это еще и время расцвета так называемых «неформальных объединений молодежи». Людей семнадцати-восемнадцати лет интересовали вещи, предельно далекие от комсомола. Бо́льшая часть течений — будь то хиппи, панки или байкеры (которых тогда называли рокерами) — была заимствованной. Однако образовалась у нас и группировка, которая прямых аналогов на Западе не имела. Названа она была по имени подмосковного города Люберцы. И до конца 1980-х люберы наводили страх на всю страну. Особенно доставалось от них тем, кто играл или слушал рок.

Михаил Борзыкин:  Они были повсеместно, хотя в Москве этого добра было, конечно, больше. Особенно ярко мы столкнулись с люберами на фестивале в Подольске. Туда приехали их специальные отряды, и была заранее спланированная акция по избиению публики, идущей с рок-концерта. То есть они понаехали туда небольшими группами по двадцать — тридцать человек, и таких групп было… не знаю, мне показалось, что много… наверно, групп десять, а может быть, даже двадцать.

Они рассредоточились по парку, и ситуация была уже настолько тревожная, что я схватил металлическую палку, запихнул ее себе под плащ и пошел смотреть, что же происходит.

Я увидел это все, подошел к милиции и говорю:

— Ребята, а вы чувствуете, что здесь творится?

— Да ладно, — говорят. — Вы, типа, не волнуйтесь, мы что-нибудь придумаем.

Придумать они смогли только то, что поставили живой коридор. В смысле сами встали коридором, а из-за этого коридора на нас нападали эти самые люберы. То есть ты идешь, а из-за плеча милиционера вдруг в лицо тебе летит кулак любера. Музыкантов развезли, а публика в основном схлынула, но, говорят, драки там шли везде, повсеместно.

Кроме того случая, прямых столкновений с ними у нас не случалось, потому что в Ленинграде этих людей практически не было. Все-таки люберы — это чисто московская история, ну и еще в нескольких городах. В Казани, помню, за нами охотились, после концерта. Человек пятьдесят в пыжиковых шапках и спортивных штанах долго ждали нас после концерта. Администрация провела нас какими-то тайными ходами и спрятала.

Они были настроены очень агрессивно, и вражда шла постоянно. Поэтому мы с благодарностью относились к байкерам из группировки «Ночные волки», которые помогали с этим бороться. Байкеры на тот момент сыграли очень позитивную роль. Когда на силу находилась еще бо́льшая сила, это было очень здорово.

Тогда «Телевизор» стал лауреатом Подольского фестиваля, разделив первое место с «Наутилусом». Это несмотря на то, что на одной из песен просто отрубили электричество. Тем не менее весь Подольский парк культуры и отдыха не мог оторвать от группы глаз.

…

На этом история альбома группы «Отечество иллюзий» заканчивается. Мы покидаем группу как раз тогда, когда она находится на вершине славы. Впереди — двухлетние европейские гастроли, причем характерно, что пресса стран Западной Европы обращала внимание в первую очередь на необычную музыку «Телевизора» — тексты там никого не интересовали. Из Европы группа привезла студию, на которой потом записывались и «Аквариум», и «Наутилус», и «Колибри»… Однако вернулись они в совершенно изменившуюся страну. И на больших площадках им места больше не было.

Барабанщик того состава Алексей Рацен ушел в «Аквариум», гитарист Александр Беляев — в «Наутилус», а клавишник Игорь Бабанов покинул музыку и стал преподавать английский. Михаил Борзыкин еще не однажды менял состав и до сих пор выпускает альбомы под маркой «Телевизора». А ведь в 1987-м его жизнь могла сложиться совершенно иначе — с легкой руки курировавших Рок-клуб сотрудников КГБ…

Михаил Борзыкин:  В милицию нас забирали довольно часто. Это ж обычное дело! Были всякие угрозы, но… видимо, нам повезло. Мы ведь были все вместе — одного тронешь, все завоняют. Думаю, среди питерских КГБ-шников было много продвинутых, которые уже тогда понимали, что все равно будет по-нашему и лучше с этими ребятами дружить.

Они же на каждом концерте присутствовали. Мы их знали в лицо, но общаться с ними, конечно, не хотелось. Они даже иногда с нами здоровались. То есть часть из них на тот момент уже разделяла наши интересы. Им все это было понятно и близко, только они боялись об этом сказать. Никаких открытых конфликтов с КГБшниками у меня не было. Потому что я не ставил себе задачи скандала ради скандала. Может, поэтому и не трогали. То есть я не снимал трусы на сцене, не нажирался во время концерта до синих соплей, никогда не ругался на сцене матом. Мне как-то это казалось неинтересным.

А через некоторое время эти люди даже стали приглашать меня работать в обком. У меня было такое предложение. Типа, мне по секрету куратор Рок-клуба сказал:

— Миша, а вот ты не хотел бы поработать как неформальный лидер? Они сейчас собирают людей, которые могли бы действительно вести работу с молодежью. Причем безо всякой комсомольской риторики…

Ну, я подумал и сказал:

— Нет, не хочу. Мне это не подходит.

Помню, это очень расстроило мою маму, которая иногда говорила: «Вот, щас бы уже и квартира была, уже бы и все было — ну какая тебе разница? Пошел бы поработал, что ли!»

…

История «Телевизора» — это резкий взлет на вершины популярности, потом столь же резкое падение с них и дальнейшее, более чем пятнадцатилетнее существование в андеграунде. Пропитанная социальностью лирика как-то резко показалась устаревшей. Но у каждого устаревшего явления возникает момент, когда оно вновь становится актуальным. В конце 1980-х люди наелись свободы и устали от лозунгов. И кто тогда мог предсказать, что свободу слова можно мягко свернуть обратно? И кто мог предположить, что музыканты станут намеренно уходить от сколько-нибудь осмысленных текстов, чтобы, не дай господи, не сказать чего-нибудь крамольного? Время идет, «Телевизор» — остается, и история этой группы продолжается.

Но это уже совсем другая история.

 

7

Группа «Кино». Альбом «Группа крови» (1987)

— Иосиф Бродский получает Нобелевскую премию по литературе.

— Появляются телепрограммы «Взгляд», «До и после полуночи» и «Прожектор перестройки».

— Британская рок-группа «Uriah Heep» дает в Москве десять концертов подряд.

— Роман Виктюк ставит скандальный спектакль «Служанки», в котором все женские роли исполняют мужчины.

— Появляется одна из первых компьютерных стратегий «SimCity».

…а на танцплощадках тем временем народ отрывается вот под это:

«Электроклуб» — «Ты замуж за него не выходи», Сергей Минаев — «Братец Луи», «Мираж» — «Видео».

Хотя в плане музыки 1987 год запомнился все-таки не этим — это год, когда широкая публика узнала о существовании русского рока. До той поры он был достоянием небольшого числа любителей. И вдруг оказалось, что параллельно с десятками эстрадных ВИА в стране существовала и другая культура — неизвестная, подпольная и не имеющая ничего общего с официальной. Народ и ею наестся довольно быстро, но пока для русского рок-н-ролла наступают золотые времена.

Двадцать аншлаговых концертов подряд на стадионе — не странность: такое бывало и у «Пикника», и у «Арии», и еще у многих. В 1987 году в активе группы «Аквариум» — уже две пластинки, выпущенных фирмой «Мелодия». Плюс опять же аншлаговые концерты во Дворце спорта «Юбилейный» — еще в конце 1986-го «Аквариум» стал первой допущенной туда рок-группой. Уже тянется скандальная слава за Константином Кинчевым, снявшимся в фильме «Взломщик». В октябре газета «Смена» поместит клеветническую статью «Алиса с косой челкой», Кинчев подаст в суд — и вынудит газету извиниться.

Появляются нормальные музыкальные программы на телевидении, рокеров активно поддерживает «Взгляд», «Музыкальный ринг» вещает на всю страну, а «Машину Времени» можно увидеть даже в «Утренней почте»… Следующую команду в принципе тоже знают, хотя бы по нашумевшему сборнику «Красная волна», но по-настоящему ее час еще не пробил.

…

В 1986-м группа «Кино» выступала на Четвертом фестивале Ленинградского рок-клуба. Сохранился отзыв об этом выступлении, опубликованный в самиздатовском журнале «Рокси»:

Неудачное выступление «Кино» для меня все еще остается загадкой. В чем-то это можно объяснить тем, что на первых полутора вещах в зале горел свет и Виктору это сломало настрой. Плюс — усталость публики от «Зоопарка», «Странных игр» и «АукцЫона». Сидящие в зале понимали, что все идет правильно, все идет как надо, и… ничего не могли с собой поделать.

«Кино», всегда бравшее зал эмоциональным напором прорванной энергетической плотины, к середине концерта этот напор потеряло, будто воды за стенкой дамбы не хватило. Черт его знает, что произошло, — хотя приз за лучшие тексты Цой получил совершенно заслуженно. Да и музыкально очень здорово. Такое впечатление, что Цой, пройдя через разные заморочки, вновь вернулся к простоте и душевности «45»-ти, только на более высоком уровне.

А прямо перед фестивалем в составе группы произошло последнее изменение. Бас-гитару повесил на себя Игорь Тихомиров из арт-роковой группы «Джунгли».

Георгий Каспарян:  Александр Титов любезно играл с нами некоторое время, совмещая это с работой в группе «Аквариум». Однако теперь ему стало не хватать времени играть в двух группах, и он сообщил об этом Виктору. Дело было в Рок-клубе. Виктор просто подошел к Игорю Тихомирову и предложил поиграть в нашей группе, а Игорь согласился. То есть дело заняло не больше минуты.

Георгий Гурьянов:  В то время мы уже писали альбом на студии у Алексея Вишни, но так и не записали его — ну, никак не получалось. Тогда из группы ушел Титов, и появился Тихомиров. Там и машинка была дурацкая, и звук никак не получался. Потом мы записали эти песни уже дома, на портостудии «Yamaha». Какие-то вещи вошли в альбом «Группа крови», а какие-то так и остались брошенными. Но позже их опубликовали в том виде, в каком они были брошены.

Алексей Вишня:  Мы делали треки, которые потом поперек воли Виктора вышли на пластинке «Неизвестные песни». Мы записывали первый вариант песни «Спокойная ночь». Там были слова: «А тем, кто ложится спать, спокойного сна». И в этот самый момент в квартире под нами умер сосед, пожилой инвалид. К нам пришла целая делегация родственников, попросили соблюдать тишину в течение девяти дней.

Придя вечером с работы, я попытался включить магнитофон. В момент подачи напряжения где-то внутрипрошла сильная искра, и на этом жизнь магнитофона МЭЗ-62 закончилась. Больше я не смог его запустить, даже механику, и впоследствии, разобрав по частям, я передал его в музей Рок-клуба.

…

Основная часть работы над альбомом проходила в 1987 году на квартире Гурьянова. Гурьянов и Каспарян проживали неподалеку друг от друга, в Купчино — это большущий спальный район на юге Ленинграда. Цой в это время постоянно жил то у одного, то у другого — в основном у Гурьянова.

Георгий Гурьянов:  В результате первый вариант альбома был записан у меня дома, на домашней студии, в комфортных условиях. Мы что-то сделали, а потом этот материал еще год дорабатывался.

Георгий Каспарян:  Трехкомнатная квартира в девятиэтажном блочном доме… Родители на лето уезжали на дачу. И мы были предоставлены самим себе. Ну, даже когда они приезжали, то всегда очень благосклонно относились к нашим занятиям музыкой и времяпрепровождению. Было замечательно… У матушки Георгия был знакомый начальник местного отделения милиции, поэтому соседи нас особенно не беспокоили.

Виктор Цой:  Вот вопрос: «Как приходят мысли насчет текстов песен?» Трудно сказать. Это очень естественный для меня процесс. Я даже не задумывался, как это получается. Просто в какой-то момент я иду по улице или сижу дома с гитарой, и появляются какие-то строчки…

Георгий Каспарян:  Ну, мы, естественно, играли, что-то делали. Все это происходило у Гурьянова — там стояла наша маленькая портостудия. Мы что-то пробовали. Бывало — по очереди: один что-нибудь попробует, другой. «А может, ты так сыграешь?» — ну, что-то типа такого. Ну, как обычно. Я думаю, у всех так происходит.

…

Параллельно с записью материала Юрий Каспарян обустраивал семейную жизнь. В ноябре 1987 года он наконец-то сумел зарегистрировать брак с американкой Джоанной Стингрей. До этого ей полгода не давали въездную визу.

Джоанна Стингрей:  Ты знаешь, это было самое трудное время моей жизни. У меня был сильный любовь, с вот этот Юрий. Готовиться свадьба, и это было очень трудное время. Поэтому я звонила много раз и от всех моих друзья получала письмо. Виктор писал мне больше, чем все. Ты знаешь, он больше понимает, чем другой люди, как это было трудно.

Ты знаешь, русские люди — они больше привычка, если что-то плохое случилось в жизни. Они всегда ждать, что скоро будет нормально. Я американка, и для меня это не привычка, если что-то плохо. Что я хочу делать в жизни, я делаю, и очень редко что-то выходит плохо. Поэтому когда визы закрыть, для меня это было самое страшное в моей жизни. Я не знаю почему, но Виктор понял это. Он всегда пишет мне с рисунки, funny drawing, — идет шутка все время. Не расстраиваться, мы любим тебя! Он всегда пишет очень хорошее письмо. И картины.

Свадьба Каспаряна со Стингрей, конечно, была в Питере событием года. Кое-какие кадры оттуда можно увидеть в фильме Алексея Учителя «Рок». Но снято было, понятно, гораздо больше. И в загсе, и в ресторане «Аустерия», что в Петропавловской крепости.

Джоанна Стингрей:  Ну, конечно, много друзей было. Конечно, группа «Кино», Виктор вел Юру, а его жена Марьяна вела меня. Гребенщиков был там, Гаркуша, кто-то еще… Ну, много людей, и вся моя семья из Лос-Анджелеса. Это было на обычном wedding palace, а после этого наша вечеринка была на Peter&Paul-крепость. Там был ресторан, с инструментами, мы все играли. Было очень хорошо, все пили, все кушали…

С чем у «Кино» после этого не было проблем, так это с инструментами. Благодаря Джоанне Стингрей группа была экипирована настолько плотно, что весь остальной музыкальный Питер мог только завидовать.

В 1987 году у «Кино» была настоящая четырехканальная портостудия. Была драм-машина «Yamaha RX-11», которая позволяла редактировать не только ритмический рисунок, но также тембры и громкость. Не было только клавиш — прекрасно обходились без них, но в «Группу крови» Каспарян и Гурьянов решили добавить чуть-чуть синтетики. Подходящий инструмент на примете был — роскошный сэмплер «Prophet 2000», на то время — едва ли не самый мощный в мире, с флоппи-дисками и массой других примочек. Такая клавиша имелась у Сергея Курехина, но тот категорически отказывался отдавать ее в чужие руки. Он мог предоставить его только при том условии, что сам же на нем и сыграет. В свою очередь «киношники» не хотели давать Курехину волю в аранжировках — для избранного ими стиля он был слишком дерзок. Пришлось пойти на хитрость.

Георгий Гурьянов:  Там задействован «Prophet-2000», который удалось поиметь на одну ночь. Курехин его б никогда не дал, только вместе с собой. Но в ту ночь он напился пьяный и спал, а мы с Каспаряном до утра, пока он не проснулся, украшали аранжировки. Именно в эту ночь была записана партия клавиш для песни «Попробуй спеть вместе со мной». Там был всего один свободный канал, поэтому в этой песне так все и налеплено.

…

Понятно, что была в жизни музыкантов не только музыка. Нужно было как-то зарабатывать на хлеб. В 1987-м Цой устроился кочегаром в знаменитую «Камчатку». Работа много времени не занимала, но физически была очень тяжелой.

Георгий Каспарян:  Сначала в котельной работал я, потом Саша Титов отдал мне свою синекуру: должность руководителя художественной самодеятельности в техникуме. С финансами у нас как-то решалось, главное в то время было не встать на учет как тунеядец. А раз в неделю отсидеть два часа в обществе почитателей твоих талантов — это не такая уж плохая работа. Я имею в виду должность худрука в техникуме. Я приходил, там молодые ребята: «Ну давай, покажи нам, то-се». Ну, изображали что-то, играли. Я им что-то показывал… Тихомиров работал в учебном театре на Моховой рабочим сцены, а Гурьянов… не припомню… наверное, он нигде не работал.

Действительно, Гурьянов предпочитал сидеть дома и рисовать картины. Либо совершенствоваться в игре на ударных. Ни то ни другое от статьи за тунеядство не защищало, но тут начались съемки фильма «АССА». Участие в них было вполне легальным отмазом от милиции, потому Гурьянов постоянно присутствует в кадре — он играет на барабанах в группе главного героя фильма Бананана. Для сравнения — Цой принимает участие только в паре финальных сцен.

Георгий Гурьянов:  Я в принципе нигде не работал. Это была одна из причин, почему я поехал в Ялту сниматься в фильме «АССА». Это… ну как объяснить?.. это давало мне возможность легализоваться… даже не знаю, как это сказать… такой советский абсурд. Каспарян работал в кочегарке, Виктор был на съемках в Алма-Ате, а я решил уехать в Ялту. Каспарян остался здесь, в Питере, в кочегарке. Он тоже мог поехать в Ялту, но не захотел.

…

До съемок «АССЫ» режиссер Сергей Соловьев с миром советской рок-музыки был знаком крайне слабо. Въехать в незнакомую тематику ему помог режиссер Андрей Эшпай — сын знаменитого композитора. Именно он подсунул Соловьеву целый мешок подпольных записей. Соловьев слушал очень внимательно, выбирал то, что ему понравится, а выбрав, обнаружил, что почти все песни принадлежат одному и тому же автору: Борису Гребенщикову.

Борис Гребенщиков:  Судя по всему, Сергею Александровичу Соловьеву кто-то дал послушать «Треугольник», и он так этим всем увлекся, что попросил, чтобыя обязательно в этом фильме был и все эти песни пел сам. Я ему с трудом объяснял, что никак не могу играть его героя, потому что я значительно старше и фильм немножко потеряет смысл. И он так как бы со мной соглашался, но при этом все равно хотел, чтобы я сыграл, чтобы я спел.

Фильм «АССА» открыл для кинематографа не только новых музыкантов, но и новых актеров. Например, публика впервые увидела на экране знаменитого режиссера, автора «Вертикали» и «Места встречи» Станислава Говорухина. Того очень долго пришлось уговаривать, но в итоге получился неповторимый образ хозяина жизни — мафиози Крымова. (В качестве «алаверды» Соловьев отпустил свою жену Татьяну Друбич на съемки в говорухинских «Десяти негритятах.)

Тогда никто не поверил в интеллигентного бандита — знатока классической музыки, поэзии Пушкина и Лермонтова. Однако спустя всего несколько лет доктора математических наук будут грабить людей с помощью финансовых пирамид… В роли якобы майора Шурика в «АССЕ» дебютировал потрясающий Александр Баширов. Его уговорили сниматься, посулив по шестнадцать рублей за съемочный день. Этих денег вполне хватало на ежедневную бутылку водки, — можно считать, что актер недалеко ушел от своего героя… Монолог Шурика на допросе в милиции получился настолько мощным, что вошел в переиздание пластинки на CD.

Но важнейшим открытием фильма, конечно, стал главный герой — Сергей Бугаев, по прозвищу Африка.

Владимир Матецкий, композитор, соавтор песни «Мальчик Бананан»:  Он очень хотел быть музыкантом. Когда он появился в Москве, я с ним встречался и он со мной все беседовал на тему карьеры барабанщика. Ему очень хотелось быть… то, что музыканты называют «барабанщиком», а простые люди называют «ударником» (музыкант ведь никогда не скажет «ударник в группе»). Так вот, Африканычу очень хотелось быть барабанщиком, и он со мной беседовал на эти темы…

Очевидно поняв, что эта деятельность требует очень большого количества занятий, он потом пытался что-то делать с драм-машиной, но с драм-машиной тоже не так все просто. Нужно разбираться, программировать… и потом он уже предстал в виде художника. Как я понимаю, весьма успешно.

Это да. Весь облик комнаты Бананана был скопирован с реального питерского жилища Африки. Включая ту самую коммьюникейшн тьюб и пальму, засыпанную содой. Их просто вывезли в Ялту из Питера. Но играть Африка, судя по всему, так и не научился. В середине 1980-х он довольно часто выходил на сцену в составе курехинской «Поп-механики» и в качестве второго барабанщика группы «Кино». Однако Георгий Гурьянов — человек, который постоянно отвечал в «Кино» за ударную установку, — до сих пор не любит вспоминать те концерты: по его словам, Африка вечно не попадал в такт.

Впрочем, в фильм Африку взяли вовсе не за музыкальные таланты. Он привнес туда нечто иное.

Борис Гребенщиков:  Сережка (я имею в виду Сережку-Африканца), он как русский Уорхол — на очень многое способен. И поэтому, когда Сережа появился в фильме, он не тратил времени даром: он всех туда вместил своих, он быстро Соловьеву объяснил, что и как нужно, какая должна быть эстетика и что вообще там должно происходить, и название придумал — все придумал. И получилось очень смешно, что у Сергея Александровича был сценарий искусственного фильма, но тем, что он привлек туда настоящих людей, он этот сценарий быстро наполнил такой жизнью, о которой сценарист, подозреваю, что и не мечтал. Поэтому фильм все и любят, я так думаю.

Сергей Бугаев по прозвищу Африка:  На съемки я попал достаточно случайно. Декорации там были такие: типа того, что темный зал сталинского дома Дома культуры, из одного угла идет знаменитый режиссер, лауреат Госпремии, Соловьев, с другого конца иду я, разгильдяй бездумный. И вдруг между нами возникает фигура комсомольской работницы. В темноте вообще невозможно ничего разглядеть, но она умудряется увидеть серьгу у меня в ухе, подходит и начинает говорить, чтобы серьгу я снял.

Она говорит все это, не зная, что в углу стоит лауреат Госпремии — грубо говоря, очень важный советский чиновник. Она просто говорит — снимите серьгу, и начинается тема, которая вошла потом в фильм. На самом деле Соловьев, как он мне потом говорил, обрадовался, что, я, вместо того чтоб вступать с ней в длительную полемику, спокойно снял серьгу. И в момент, когда эта тетка отошла, он сказал мне, что хочет меня пригласить играть в своем фильме…

Кстати, легендарный джазмен Алексей Козлов — тот самый «Козел на саксе» — потом предъявил Соловьеву претензии. Дескать, Африка носит серьгу не в том ухе. Не как неформал, а как гомосексуалист.

…

Бо́льшая часть музыки, написанной Гребенщиковым, была использована в сценах, посвященных убийству Павла Первого. Тогда критики недоумевали: зачем в картине еще и эта линия?

Теоретически все объяснялось просто. Крымов читал жутко дефицитную по тем временам книгу историка Натана Эйдельмана «Грань веков», посвященную жизни и смерти Павла Первого. И тут же в кадре появлялись соответствующие события, а комментировал их за кадром сам Эйдельман. Именно в «АССЕ» в павловских сценах широкий зритель впервые увидел Александра Домогарова и Кирилла Козакова — будущих звезд новых русских сериалов.

Была там и своя внутренняя рифма. Дело в том, что Павел был убит в Михайловском замке. А в середине 1970-х годов вся неформальная жизнь Питера крутилась именно вокруг Михайловского замка. На его ступенях проходили импровизированные концерты и спектакли, там складывался «Аквариум», и именно там БГ сотоварищи впервые услышали песню «Рай». Она была написана на мелодию «Канцоны и танца» композитора XV века Франческо да Милано, взятую с пластинки «Средневековая лютневая музыка».

Борис Гребенщиков:  «Город золотой» появился, я думаю, что… а фиг его знает, когда он появился. Потому что песню «Город» я первый раз услышал на спектакле любительского театра Эрика Горошевского «Сид», где роль Сида, собственно, играл наш гитарист Дюша Романов. И песня была так хороша, что я просто сразу ее запомнил.

Естественно, кто автор, никто не знал по тем временам. Ну, вот услышит человек песню на улице — откуда он знает, кто автор? И мне самые фантастические авторы приводились в качестве авторов этой песни. Но потом все-таки выяснилось, что это на самом деле Хвостенко и Волохонский. А так я лет восемь, наверно, ее пел, не зная, чья она.

После фильма «АССА» песня «Рай», она же «Город», она же «Город золотой» накрепко ассоциируется у народа с образом БГ. При том, что авторами песни являются Анри Волохонский и Алексей Хвостенко — легендарные художники и поэты, покинувшие СССР еще в 1970-х, авторы знаменитой «Орландины». На счету Хвоста, кроме того, два альбома с «АукцЫоном». В парижской мансарде БГ с Хвостом проспорили всю ночь, можно ли петь: «Под небом голубым», как было у БГ, или же обязательно «Над небом», как в оригинале.

Алексей Хвостенко:  Он сделал неплохо, но он сделал ее по-другому, не так, как я. Во-первых, он там, конечно, перепутал слова, потому что он не знал их. Очевидно, он на слух их как-то воспринял, не совсем правильно. А мелодию он повторил чисто классическую, которую взял с пластинки. Я же пою ее немножко по-другому, изменив лад в более такую русскую сторону…

…

В финале фильма Африка убит, интеллигентный бандит Крымов — тоже, и покалеченный негр Витя приводит в ресторан нового певца. Кстати, Витя — он же Дмитрий Шумилов из «Вежливого отказа» — и сам прекрасно пел. Но в фильме не довелось.

Соловьеву требовались новые герои — и он их нашел. Его вгиковский ученик Рашид Нугманов как-то привел на занятие своего знакомого Виктора Цоя. Вдвоем они показали отрывок из «Отцов и детей» Тургенева — и Соловьев был убит. Цой играл Базарова в черном плаще до пят. Потом уже Соловьев поехал в Питер, попал на концерт группы «Кино» — и дело было сделано. По просьбе режиссера Цой исключил из своего репертуара одну из новых песен — до премьеры фильма. Да-да, ту самую.

Виктор Цой:  Я вот не считаю песню «Мы ждем перемен» песней протеста. Вообще я не очень понимаю, зачем она нужна этой картине, потому что она выглядит, на мой взгляд, таким вставным зубом. Это скорее дело режиссера, понимаете? Я, в конце концов, не мог предположить, каков будет конечный результат. И отвечает за все это только режиссер. Я только рад, что мне удалось в этом фильме выглядеть максимально отдельно от всего остального.

Однако, конечно же, «АССА» повлияла на жизнь Виктора очень во многом. Например, во время одного из своих появлений на съемочной площадке «АССЫ» Виктор Цой познакомился с ассистенткой Соловьева Натальей Разлоговой, сестрой кинокритика Кирилла Разлогова. Завязался роман, и последние годы Виктор прожил именно с Натальей. Она оставила след и в его музыке, придумав аранжировочный ход в начале следующей песни.

Юрий Каспарян:  Замечательным, восхитительным образом. Взяла и придумала. Ну, Виктор выудил из нее. У нее мелодия была в голове, и он устроил процедуру психоанализа, или как это называется. И в результате напела мелодию, которую уже мы потом сыграли.

Цой появлялся на съемках у Соловьева эпизодически, а вот Гурьянов был там постоянно — его персонаж проходит через всю картину. Не то чтобы Гурьянову все это очень нравилось.

Георгий Гурьянов:  О! Фильм «АССА». Более омерзительного, скучного, спекулятивного фильма я не видел. Для меня единственный смысл съемок в этом фильме состоял в том, чтобы спастись от сорокаградусного питерского мороза и от опасности попасть в тюрьму или быть принужденно пристроенным на работу за тунеядство. И в принципе достичь обе цели мне удалось. Но фильм невозможно смотреть — можно смотреть только финальную сцену, когда появляется Виктор. Он переполнен бездарными актерами, фальшивыми, высосанными из пальца, ложными, невозможными ситуациями. Я могу его критиковать без конца. Его невозможно смотреть. Это чудовищное кино.

На съемках мы неплохо проводили время. И не то чтобы мучительно, хотя в принципе кинопроцесс — это ужасно мучительно. Я видел, как Соловьев орал: «Суки!» Особенно он издевался над своим ассистентом, козлом отпущения. И вообще атмосфера была чудовищной. Сами знаете, что это такое. Стоит ли комментировать?

…

Фильм — фильмом, а тем временем работа над новым альбомом продолжалась. Сведение записанного материала в конце концов было решено проделать у Алексея Вишни. Отношения между группой и звукорежиссером в тот момент были не сахар. Считается, что причиной этого стала запись 1986 года, которую и музыканты, и Вишня так и не сумели довести до конца. Впрочем, у последнего — свой взгляд на причины разлада.

Алексей Вишня:  В то время Костя Кинчев совершенно вскружил мне голову. Я жил музыкой «Алисы». Мне было не до «Кино» и не до чего. И как раз тогда ко мне Курехин прислал писаться Гайворонского с Волковым. В общем, я записал три пластинки, и это было все в одно время. Но тут я все-таки не смог устоять, потому что я узнал, что ну совершенно охренительный материал. Я должен принять в этом участие — и баста. А Витя Цой никак не мог мне простить мое увлечение Кинчевым. Поэтому отношения с ним у меня были довольно-таки натянутыми.

Я очень хорошо помню, как звонил Каспаряну и говорил:

— Юра! Ну давай чего-нибудь придумаем, сведем!

А Юра говорил:

— Ты же знаешь, Витенька не хочет с тобой работать.

— Ну, ты же понимаешь, что это бред! Идиотизм!

— Ну конечно, — говорил Юрик. — Я все понимаю. Я постараюсь Витеньку как-нибудь убедить.

Каспарян Цоя убедил, и когда они уже пришли ко мне сводиться, было такое впечатление, что между нами ничего не было. Все нормально, никаких проблем!

А студия у Вишни на тот момент была лучшей в городе, да и практики тоже хватало. Вишня записывал сольные альбомы с полновесными хитами, которые в конце 1980-х можно было даже увидеть в программе «Взгляд».

Да и с «киношниками» он за долгие годы сработался. Так что звукорежиссеру все-таки выдали на руки драгоценную хромовую кассету с материалом альбома. Да-да, самую обычную кассету, которые сейчас продаются на любом развале. Именно над таким исходником Вишня принялся колдовать.

Алексей Вишня:  Песню «Прохожий» вообще хотели вырезать — альбом не влезал на сорокапятиминутную кассету. Записали как шутку и серьезно к ней не относились. Мне она не очень нравилась, и Цою тоже. Одна из знаменитых гипотез Виктора гласила, что в каждом альбоме должна быть «сопля». Это такая неэнергичная, обычная, проходная, никакая песня. Но так как в этом альбоме таких песен не было вообще, то роль «сопли» взяла на себя вот эта вот песня «Эй, прохожий, проходи».

Музыканты дали ему полный карт-бланш, и Цой вмешался в процесс лишь в конце одной песни. В концовке песни «Война» он резко выкрутил ручки на пульте. Причем не вовремя.

Алексей Вишня:  Он перепутал количество тактов. Ему показалось, что песня вот-вот оборвется, поэтому он поспешил. Я-то считал такты, поэтому руку на мастерах держал и уже готовился начать уводить.

Он говорит:

— Выводи!

Я говорю:

— Рано!

— Блин! Щас кончится болванка!

Я начинаю свирепеть, набираю воздуха, чтобы заорать, и тут он кладет обе ладони на мою руку и прямо так моей рукой выводит мастера. Я уже истошно вопил, что так не делают, что надо медленнее выводить, но тут его упрямство пересилило. Он сказал, что и так нормально, и вопрос был закрыт.

Я обиделся и сидел багровый. Испортили песню.

…

На всю работу у Вишни было четыре дня — два выходных и два дня отгула на работе. Дело было в том, что Цой вылетал в Алма-Ату на съемки фильма «Игла» и хотел закончить альбом до отъезда. Так что Цой, Гурьянов, Каспарян и Вишня работали по шестнадцать часов в день.

В альбом вносились последние штрихи. Надо сказать, что во время финального штурма уже почти ничего не дозаписывалось. Но одна песня все-таки изменилась довольно сильно. Руку к ней приложил Андрей Сигле — профессиональный пианист, выпускник консерватории, автор большого количества киномузыки. Например, к сериалу «Улицы разбитых фонарей».

В песне «Закрой за мной дверь» Сигле попросили выдать что-то в духе Рахманинова. Тот подумал-подумал — и с ходу сыграл блестящее соло. На своем собственном «Профете» — таком же, как у Курехина.

Не все, однако, с клавишником было идеально. В отличие от идейных питерских рокеров он наотрез отказывался работать за портвейн или просто так.

Алексей Вишня:  Сигле работал только за деньги. Это был первый случай в моей рок-н-ролльной практике, когда в записи фигурировали деньги. Для меня это было дико, но уже вскоре я сам на свою запись брал у Сигле инструмент на один день. Впоследствии я узнал, что у профессионалов это в порядке вещей и за сто рублей тебе принесут на запись из кабака любую твою вожделенную мечту. Другое дело, что я тогда в месяц девяносто три рубля получал во Дворце молодежи и, безусловно, для меня все это было трудно.

За четыре дня музыканты и звукорежиссер надоели друг другу хуже горькой редьки.

Алексей Вишня:  Вся группа курила кубинские сигареты «Лигейрос». Запах приходил за полчаса до них. Я вообще не понимаю, как можно было курить эти сигареты, сделанные из отходов производства кубинских сигар?!

Цой всегда приносил чего-нибудь к чаю и хранил у меня свои тапочки. Как-то Гурьянов пришел раньше и надел их. А потом пришел Витенька, резко показал Гурьянову свою пятку, и Гурьянов отдал ему тапочки. Без слов. Еще они все время дрались с Каспаряном у меня за спиной, и, я помню, меня это очень сильно беспокоило, когда их тапочки в полете разлетались над моей головой. Но стоило мне заорать, как перед носом мгновенно вставал Витенькин кулак или пятка, это раздражало вдвойне и бесило.

Я понимал, что плету оболочку такому продукту, которого раньше у «Кино» еще не было. Это был альбом, сравнимый по мощи с «Радио Африка», который вышел и поразил всех в 1983-м, за пять лет до «Группы крови». А они как дети себя вели.

…

Итак, альбом готов, его можно тиражировать… и тут выясняется, что в СССР этого никто делать не собирается. Дело в том, что Цой хотел сначала выпустить виниловую пластинку в США — и только после этого подумать над тем, как распространять альбом на родине. Пришлось звукорежиссеру брать инициативу в свои руки.

Алексей Вишня:  Когда мы все записали, я поинтересовался, что будет дальше. Цой сказал, что не хочет, чтобы это издавалось в России, он хотел, чтобы альбом пришел к нам из Америки, он помнил, кем были «Beatles» до Америки и кем стали после. Я в этом увидел коммерческий мотив, но так как сам ни разу в жизни с музыкантов денег не брал, поинтересовался, обломится ли мне чего с этого дела…

— Господи, я тебя умоляю! — ответил Виктор.

Видит бог, меня никто не просил держать запись и никому ее не давать. О моих связях в Москве он не догадывался, поэтому в назначенный день передачи фонограммы Джоанне я успел слетать в Москву и сделать копию в таком месте, из которого эта запись достанет до самой отдаленной точки СССР. Я просто отдал ее московским писателям, прародителям сегодняшних крупных лейблов. Отдал за так. Решил резко продемонстрировать Виктору свои возможности.

А дальше было вот что. Цой передал фонограмму в Штаты, сел в самолет, улетел на съемки фильма «Игла»… а когда вышел в Алма-Ате, то из каждого киоска звукозаписи уже играл его новый альбом «Группа крови».

…

За предыдущие шесть лет работы электрические концерты были у «Кино» редкостью. А тут сразу начались гигантские площадки. На первых концертах 1988 года Цой только пел, но очень скоро по новой взялся за гитару. А ритм-гитаристом он был очень хорошим — это отмечали еще по первым записям «Кино».

Георгий Гурьянов:  Да, ему гораздо комфортнее было с гитарой. Потом, он очень хорошо играл на гитаре, это было необходимо. Ритм-гитара — совершенно необходимая вещь. По-моему, он только на одном концерте был без гитары. Ну, может быть, на нескольких. Он очень здорово танцевал. Высоко прыгал.

Итак, представим себе типичный концерт года 1988-го. Битком набитый стадион, ревущая толпа и аппарат, мощности которого хватило бы максимум на подзвучку актового зала в сельской школе. Звукорежиссера нет — какие-то люди за пультом начнут появляться в группе «Кино» только году в 1990-м. Виктор Цой рубит наотмашь по гитарным струнам, они рвутся в клочья, и как раз на этот случай в концертной программе припасена последняя песня из альбома «Группа крови»…

Георгий Каспарян:  «Легенду» играли все время. Там был еще маленький технический трюк: песня игралась не в середине концерта, а ближе к концу. К тому времени у Виктора на гитаре оставалось хорошо если четыре струны. Вот поэтому я ему давал свою гитару, и он под нее пел в сопровождении Георгия Гурьянова. А мы с Игорем Тихомировым за кулисами экстренно меняли струны, ставили новые.

…

Вот, в общем, и все. Когда в 1988-м почти одновременно появились фильмы «АССА», «Игла» и альбом «Группа крови», массовому сознанию был нанесен нокаутирующий удар. Виктор Цой стал героем номер один — и остается им для многих до сих пор. Уже во время премьеры новой программы на пятом рок-клубовском фестивале в июле 1987-го понимающие люди теряли дыхание от восторга. Диск, записанный почти двадцать лет назад на допотопной аппаратуре, до сих пор слушается удивительно свежо. Ни одного проходного номера — у любой другой команды такая подборка потянула бы на полноценный «Greatest Hits». «Кино», однако, на этой работе только разворачивалось — это подтвердит следующий альбом. Однако все это — уже совсем другая история.

 

8

Группа «Кино». Альбом «Звезда по имени Солнце» (1988)

— Первый громкий теракт в Советском Союзе: семья Овечкиных захватывает пассажирский самолет.

— Реабилитированы жертвы политических процессов 1930-х годов.

— На Олимпиаде в Сеуле канадский спринтер Бен Джонсон устанавливает мировой рекорд в беге на 100 м. Через день его дисквалифицируют за применение допинга и отбирают золотую медаль.

— Словарный запас советских граждан пополняется словом «рэкет».

…а из окон в это время раздается главный рок-саундтрек 1980-х:

«Аквариум» — «Город», «Браво» — «Чудесная Страна», «Кино» — «Перемен».

Этот период в творчестве группы «Кино» обычно обозначают тремя словами: «начало звездных концертов». Если углубиться в подробности и выяснить даты всех выступлений Виктора Цоя и его коллег, то возникает другой образ — разгоняющейся машины на старте «Формулы-1». В январе 1988-го Цой все еще кидает уголь в «Камчатке» и время от времени поет под гитару, не брезгуя ни квартирниками, ни выступлениями в школах. К концу года группа «Кино» дает аншлаговые концерты в переполненных залах Москвы и Ленинграда, с перевернутыми стульями, орущими толпами и прочими атрибутами большого рок-н-ролла.

Но это будет позже. А пока вчерашний кочегар сидит с гитарой наперевес в 344-й школе города на Неве, поет свои песни и отвечает на записки юных зрителей.

Виктор Цой:  Вот пришла записка:

…

С режиссером Рашидом Нугмановым Цой был к тому времени знаком пару лет и уже успел сняться в его фильме «Ях-ха» — короткометражке с участием БГ, Кинчева и Майка. Еще тогда между ними был разговор о большом фильме, но… в 1986-м Нугманов был всего-навсего второкурсником ВГИКа. Летом следующего года, после третьего курса, режиссер поехал на каникулы в родную Алма-Ату… и тут на него свалилось задание родного «Казахфильма». Нужно было спасать запущенный в производство фильм «Игла».

Худсовет запорол кинопробы, и первое, что сделал Нугманов, — выбрал других актеров. Непрофессионалов. Даже ВГИКовец Александр Баширов, сыгравший Спартака, был по образованию режиссером, а не актером. Отрицательного героя, доктора-наркоторговца, сыграл лидер группы «Звуки Му» Петр Мамонов. Роль Дины досталась Марине Смирновой — старинной знакомой Каспаряна. А главным действующим лицом был Моро в исполнении Виктора Цоя. Весь фильм первоначально был построен на музыке альбома «Группа крови», но… на съемочной площадке у Цоя одна за другой стали возникать новые песни и музыкальные темы. В результате уже на первых кадрах зрителей ждал подарок. Песня, которую они еще никогда не слышали. Песня, которой было суждено стать заглавным номером нового альбома «Кино»: «Звезда по имени Солнце».

Во время съемок «Иглы» Цой жил в Алма-Ате в доме режиссера Нугманова. А мама хозяина дома кормила его пирожками. Именно в доме Нугманова, на его гитаре, и была сочинена «Звезда по имени Солнце». Этой песне была суждена долгая сценическая жизнь: в 2000 году Вячеслав Бутусов записал ее версию для проекта «Кинопробы», а позже она вошла в постоянный репертуар группы Бутусова и Каспаряна «Ю-Питер». Ну и в качестве анекдота можно вспомнить попсовую версию песни в исполнении существа по имени Натали. Она довольно активно крутилась по телевидению в конце 1990-х.

В фильме «Игла» у цоевского героя очень мало текста. В оригинальном сценарии весь фильм был построен на диалогах, что в режиссерскую концепцию не вписывалось никак. Пришлось все выбрасывать и придумывать слова на месте. Например, монолог Спартака — Александра Баширова — полностью сымпровизирован прямо на съемочной площадке. А то, что говорит в бассейне Петр Мамонов, было вообще добавлено уже после съемок, при монтаже.

Кстати (кто помнит эту сцену), фингал у Цоя нарисованный, а вот шрам на груди Мамонова — настоящий, полученный в детской драке, — напильник пробил грудную клетку и прошел в сантиметре от сердца. Удивляться нечему — будущий музыкант жил на том самом Большом Каретном, про который пел Высоцкий. С текстом Цоя была своя история — Виктору было скучно сочинять свои реплики, так что все классические фразы Моро придуманы режиссером.

«Знаешь, Спартак, люди делятся на две категории…» Это, конечно, большущий привет Серджо Леоне и его знаменитому спагетти-вестерну «Хороший, плохой, злой». Там фраза звучит так: «Все люди в мире делятся на две категории. У одних есть пистолет (что и демонстрируется), а другие будут копать». Ну да зритель в 1988-м был неприхотливый и такие мелочи прощал. Это воспринималось не как содранная фраза, а как прямая отсылка к классике жанра.

…

Во время отсутствия Цоя остальные «киношники» находили время не только на личные дела, но и на музыку. Еще в 1985-м вся группа стала участниками «Поп-механики» — грандиозного перформанса, который время от времени устраивал композитор, пианист и человек невероятной фантазии Сергей Курехин.

Джоанна Стингрей:  Ой, трудно даже сказать, как интересно, как все было необычно! Курехин был… как это лучше сказать? Он был master! Ты знаешь, его имя в это время было Капитан. Он был рок-музыкант, вместе — джаз-музыкант, вместе — классический музыкант, и они все играли вместе. Только он может делать это, — он был класс!

И вот знаешь, «Поп-механика» — это было место, где ни один музыкант не думал, что он лучше, чем другой. Каждый был «Поп-механика», а Курехин был Капитан. Все уважают друг друга, никакой война, никакой — кто играет соло. Ничего это не было. Это просто был очень хорошо.

Юрий Каспарян:  Постоянно спонтанное что-то рождалось. Потому что Сергеем были очерчены толькосамые общие рамки, достаточно концептуальные. Поэтому происходили сплошные импровизации. Причем от концепции до реализации могла быть довольно большая дистанция.

Скажем, был авангардный модельер по фамилии Чернов. Он очень часто участвовал в «Поп-механике». И как-то он придумал замечательную коллекцию одежды из мясных изделий. То есть чтобы девушки ходили обмотанные сосисками, с окороками на голове, и все в таком роде. Идея-то хорошая, а что вышло? Поскольку с продуктами в России тогда было, прямо скажем, не очень, то дело кончилось тем, что мы с залом просто весело перебрасывались друг в друга курицей.

В 1988 году пришло время применить курехинскую фантазию в кино — и он написал музыку к первому советскому фильму ужасов «Господин оформитель». Для работы Курехин привлек Каспаряна на гитаре, Гурьянова на драм-машине и приму Мариинского театра Ольгу Кондину.

Так что к возвращению Цоя музыкантам было чем похвастаться. Потом оба фильма были показаны на фестивале «Золотой Дюк» и произвели фурор. По опросам кинокритиков журнала «Советский экран» Цоя признали лучшим актером года. От того фестиваля сохранилось телеинтервью, сделанное Сергеем Шолоховым для ленинградской программы «Пятое колесо».

Виктор Цой:  Единственный фильм, который мне здесь нравится, это «Господин оформитель». Мне кажется, что этот фильм будет вторым бельмом на глазу вместе с фильмом «Игла».

…

Первым крупным выступлением «Кино» в 1988 году стали концерты на арт-рок-параде в честь премьеры фильма «АССА». Очевидцы вспоминают, что концерты «Кино» на премьере «АССЫ» (этих концертов было несколько) получились веселыми и очень хаотичными. Судя по интервью, Цой в это время не очень хотел иметь дело с большими аудиториями.

Виктор Цой:  Этот путь очень опасный… Я имею в виду все эти большие концерты и выход в профессиональные музыканты. Сами мы в ту сторону не собираемся. Как я уже сказал, положение, в котором мы находимся, на наш взгляд, лучшее из возможных.

Джоанна Стингрей:  Как бы известен он ни был — он все делал просто. Виктор был нормальный человек. Я думаю, он был удивлен тем, как он известен. Есть артисты, которые реально понимают, как они хороши. Я не чувствовала это с Виктором, я чувствовала — он просто человек! Люди бегали за ним, трогали его — а он все равно был реальный, обычный человек!

Пока на группу «Кино» не обрушилась волна популярности, музыканты могли проводить время в своей излюбленной манере. Которую весьма красочно описала Джоанна Стингрей:

— Ты понимаешь английский? Я скажу тебе английский. Spending a lot of time doing nothing — вотчеммызанимались. И это точно было. Вот в наше время Ленинград был тусовка. Ты знаешь, как это было? Я скажу, как это было.

Мы проснуться утром:

— Юрий, ты что хочешь?

— Ну-у, я не знаю… А ты чего хочешь?

— Давай пойдем в квартира Гурьянов?

В это время кто-то звонит по телефон. Все вместе мы приезжаем Гурьянов. Он только проснуться. Он говорит:

— Давай! Давай! Заходи сюда!

Кто-то делает пища. Всегда на квартире было акустика — гитара на стене. И через час, через два, кто-то брал гитара, и мы начинали играть. А потом, через три-четыре часа:

— Давай поедем дальше?

— А куда?

— Не знаю. Но давай мы попробуем.

И мы пробовали просто весь день. Просто приезжали на люди. Ты знаешь, в Америка это невозможно. Ты всегда должен делать заказ. Что хочешь, делать нельзя. А тут это было нормально. Мы просто приезжали, и они сразу искали холодильник и начинали готовить пищу. Всегда без плана. Это было просто — мы ездили туда, туда, туда. Было очень интересно.

Видимо, именно в этой предельно расслабленной атмосфере Цою творилось лучше всего. Во всяком случае, именно так были записаны «Группа крови» и демо-версия «Звезды по имени Солнце». Потом начались гастроли, популярность, и на творческое безделье просто не осталось времени. Но иногда Джоанна вывозила Виктора с Юрием к себе в США — не для концертов, понятно, а просто так.

Джоанна Стингрей:  Мы были в Disneyland, и после этого он чувствовал: жалко русские дети. Он видел, сколько делает детям Америка, сколько хорошее время. Disneyland, очень много игрушка. Он чувствовал жалко к русские детки. Но он просто был как мальчик. Как увидел — и все. Это было хорошее время.

Мы и Юра. Мы втроем были. Мы как-то встретили мой папа. Он уезжал чуть-чуть из Лос-Анджелес. У мой папа был старый «Кадиллак», и он дал, что Юра и Виктор попробовать его машину. Это был самый первый раз, что Юра и Виктор попробовать его машину. И они были, можно так сказать, немножко нервные.

Юра был осторожный. Он говорил:

— Осторожно! Стоп! Стоп!

Это был первый раз, что они попробовали машина. А Виктор осторожный не был.

Кстати, когда мы сказали, что Цой ездил в Америку не для концертов, — это было не совсем так. Один концерт в Штатах они с Каспаряном все-таки дали. Это было в январе 1989 года на фестивале независимого кино «Sundance» — там показывали «Иглу» во внеконкурсной программе. Никто в зале не понимал по-русски ни слова, но энергетику артистов почувствовали все — и сполна. А ведь в зале сидела публика искушенная: и организатор фестиваля Роберт Редфорд, и председатель жюри Джоди Фостер, и только что поставивший «Секс, ложь и видео» Стивен Содерберг.

Вот так в 1989 году двое российских рок-музыкантов играли для голливудских звезд — и никто ничего не боялся! Похоже, более всех в этот момент была довольна сама Джоанна: наверняка она вспоминала о том, как боролась с двумя государствами за свою любовь. И ни наши, ни американские спецслужбы справиться с нею не смогли.

…

Прорыв группы «Кино» удачным образом совпал с появлением в СССР телепрограмм, ставивших в эфир рок-музыку. Новые программы были достижением уже потому, что шли допоздна. Хотя еще в 1985-м советские телезрители дружно шли спать в одиннадцать вечера после ночной политинформации в программе «Сегодня в мире». Теперь же в пятницу на «Взгляде» и в субботу на «До и после полуночи» народ засиживался у экрана до часу — до двух. Что перед этим бывало только на Пасху и в новогоднюю ночь. Новая музыка требовала новой подачи — а делать клипы на западном уровне никто не умел. Да и денег на это не было. Так что работа отечественных клипмейкеров Виктора Цоя заслуженно раздражала.

Виктор Цой:  Там очень странный принцип изготовления видеоклипов. Мы один раз попробовали это сделать, но нам это очень не понравилось, и мы перестали. Там отпускается на всю съемку всего восемь часов, и, как правило, шесть из них подключается аппаратура. За два часа надо что-то успеть снять, но ведь это невозможно. Получается просто какая-то халтура.

Тем не менее в 1988–1989 годах почти все треки со «Звезды по имени Солнце» были экранизированы. Не очень удачно, зачастую в одних и тех же декорациях — но, как показало время, эти съемки были бесценными. А на песню «Стук» было снято целых два клипа.

Песня «Стук» стала одним из любимых концертных номеров группы «Кино». Обычно музыканты, выходя на сцену, играли сорок пять минут, то есть десять-одиннадцать песен — и «Стук» обязательно был среди них. Позже, в 2001 году, песня «Стук» вошла в фильм Сергея Бодрова «Сестры». Свою версию песни «Стук» записала и Джоанна Стингрей — под названием «War».

Песня «War» вошла в альбом Джоанны Стингрей «Thinking Til’ Monday» в 1988 году. В записи альбома участвовал весь цвет питерского рока — там были и БГ, и Сергей Курехин, и братья Соллогубы из «Странных игр», и, конечно, группа «Кино». Это было время больших джемов, когда все играли со всеми, — сейчас можно поискать в архивах телеканалов клип на песню Джоанны «Feelings», чтобы полюбоваться тем, как наши классики совместно и с явным удовольствием валяют дурака. Или разыскать пластинку «Greenpeace — Прорыв» и послушать, как Джоанна поет с БГ ленноновскую «Come Together». В 1992 году Стингрей еще успеет принять участие в записи самого масштабного гимна русского рока — песни «Все это рок-н-ролл», а потом окончательно вернется в США. Последнее, что останется в памяти меломанов о Джоанне, это озвученный ею рекламный слоган в видеоролике того же «Гринписа», активно ротировавшийся в программе «МузОбоз»: «Земля это наш дом. Не надо мусорить».

…

Интернет, который знает все, сообщает, что серьезные концерты у группы «Кино» начались летом 1988-го — первую половину года Цой в основном выступал один, если не считать премьеры «АССЫ». Летом начали колесить по югам — Алушта, Евпатория и так далее, а в сентябре группа выступила в родном Ленинграде — и сразу в гигантском Спортивно-концертном комплексе. Но больше всего шуму произвел концерт памяти Александра Башлачева в Лужниках 16 ноября 1988 года. Это тогда минут через десять после начала тысячи зрителей встали и стеной пошли к сцене. По дороге переломав все стулья, так как стоячего партера в те времена не делали. Хотя Цой никаких провокаций не устраивал — он весь концерт просто стоял на месте и пел, без каких-либо реплик в зал. Тогда администрация вырубила электроэнергию, оставшиеся концерты — их должно было быть четыре — отменили, а «Кино» потом почти год не пускали выступать в Москву. Бывали ситуации и похлеще.

Георгий Гурьянов:  Я могу рассказать одну историю. В городе Братск было два концерта. Мы сыграли первый, и нам не заплатили. А поскольку они не заплатили, то второй концерт бесплатно играть мы уже не могли. Но билеты были проданы, а в городе — единственный отель. Пришли фаны, окружили гостиницу, стали бить витрины и очень агрессивно себя вести, требуя играть. Приехала милиция, но они сразу сказали: мы против своих братков не пойдем. Сами приехали, заварили здесь кашу — сами ее и расхлебывайте.

Что делать-то? Середина ночи, лютый холод, аппаратуру уже увезли — в общем, цирк настоящий. Нам пришлось отдуваться и играть. Бесплатная поездка в город Братск.

Наигранную на концертах программу решили записывать не привычным образом — на домашней портостудии, — а в профессиональных условиях. Директор группы «Кино» Юрий Белишкин договорился со студией Валерия Леонтьева на ВДНХ. Однако с самой звездой эстрады «киношники» так и не пересеклись — с ними работал звукорежиссер Михаил Кувшинов. Позже он стал руководителем студии «Кристальная музыка» и саунд-продюсером певицы Линды.

Запись альбома началась в декабре 1988 года.

Михаил Кувшинов:  В один прекрасный момент ко мне пришел директор Леонтьева и сказал: вот Миша, надо поработать. Есть наши друзья, Виктор Цой и группа «Кино».

Я не могу сказать, что я был фанатом «Кино» или сейчас являюсь фанатом Цоя, но глубина текстов меня поражала всегда. Поэтому я с каким-то трепетом приступил к этой работе. Не могу сказать, что сразу мы нашли контакт. Довольно часто у нас возникали технические проблемы. Это была первая запись группы на профессиональной студии, поэтому возникало много технологических проблем. Вот они привыкли так, а на самом деле надо писать так. Но где-то дня через два-три мы очень притерлись, и неожиданно для меня мы здорово подружились. То есть мы сблизились очень сильно, и работа просто пошла в кайф.

Впрочем, официально альбом «Звезда по имени Солнце» так и не был издан. Только в 1996 году его отремастировали и выпустили на компакт-дисках. И именно тогда у альбома впервые появилась обложка.

Михаил Кувшинов:  Писали с утра до ночи. Не замечали абсолютно время, усталости не было никакой. Было просто очень интересно работать: мы искали новое звуковое решение для звучания группы. Уже почти заканчивали альбом, когда решили отслушать материал, полностью от начала до конца. И после отслушивания все вместе сказали: все здорово, но это не «Кино».

Тогда мы начали думать, что к чему. Витя предложил: а давайте попробуем сравнить, что отличает эту запись от всех предыдущих? Начали слушать, и все пришли к выводу, что Витин голос, записанный профессиональным микрофоном… не звучит как-то. Витя полез в свою гитару и вытащил оттуда какой-то бытовой японский микрофончик, с которым были записаны все предыдущие альбомы. Мы перезаписали все голосовые треки от начала до конца за один день. И вот тогда это зазвучало непосредственно как группа «Кино».

Это было чуть хуже по качеству… вернее, «чуть» — это скромно сказано. Но зато это зазвучало так, как все к этому привыкли.

…

Запись шла очень тепло, по-семейному. В последний день работы — 30 декабря 1988 года — Виктор Цой принес всем подарки, а потом был распит ящик шампанского, проспоренный Цою директором Леонтьева Николаем Карой. После Нового года музыканты вернулись в студию и за десять дней записали альбом, который потом выйдет под названием «Последний герой». А дальше — сплошные гастроли: пятьдесят шесть концертов за 1989 год — это абсолютный рекорд для группы «Кино»… В 1990 году Виктор Цой еще успеет записать демо-версии песен, которые потом войдут в «Черный альбом», диск, на котором звучание группы изменится в очередной раз. Но все это уже совсем другая история…

 

9

Группа «Алиса». Альбом «Шестой лесничий» (1988)

— Вспыхивает вооруженный конфликт в Нагорном Карабахе.

— Джордж Буш-старший избирается сорок первым президентом США, сменив на этом посту Рональда Рейгана.

— Олимпийская футбольная сборная СССР последний раз в своей истории выигрывает Летние Олимпийские игры.

— Впервые в СССР обнаружены случаи заражения СПИДом.

— Появление и стадионная популярность группы «Ласковый май».

— В СССР проходит первый конкурс красоты.

— Запущен первый отечественный корабль многоразового использования «Буран». Слетать ему удалось только однажды.

— Впервые в истории советского телевидения программа «Что? Где? Когда?» прерывается рекламой. Зрители реагируют мешками возмущенных писем.

— В кинопрокат выходят фильмы «АССА», «Интердевочка» и «Маленькая Вера».

…а лидеры совковых телехитпарадов типа «Песня года-1988» практически не меняются:

Алла Пугачева — «Алло», София Ротару — «Золотое сердце», Александр Малинин — «Коррида», Владимир Кузьмин — «Ромео и Джульетта».

Во второй половине 1980-х год шел за десять — и каждые 365 дней означали новую эпоху. К 1988 году ведущие советские группы уже официально выпускают свои альбомы на фирме «Мелодия». Снимаются первые клипы, проводятся большие концерты, а с другой стороны — сохраняется чисто советская система запретов. Московской группе «Крематорий» не разрешают выступать под собственным названием, и приходится сокращать его до «Крем». Власти срывают концерты за пять минут до начала, как это было, например, с «Зоопарком» в СДК МАИ.

Еще одной проблемой рок-движения в 1987–1988 годах стали ославленные Майком гопники — теперь они создали организованные структуры. Самыми знаменитыми были люберы из подмосковных Люберец, но им ничем не уступали ростовчане из банды под названием «Закон и порядок» — причем и тех, и тех привечали в райкомах комсомола. Короче, все было можно, ничего было нельзя, и едва ли не самой яркой иллюстрацией двойственности того времени стало положение Константина Кинчева.

Человек, чье лицо по фильмам «Взломщик» и «Переступить черту» было известно всей стране, официально находился под угрозой ареста и под подпиской о невыезде. Тем не менее он умудрялся разъезжать по стране и продолжать работу над очередным альбомом группы «Алиса».

…

К 1989 году дискография группы «Алиса» насчитывала два полноценных альбома, к тому же выпущенных на виниле. Это альбом 1985 года «Энергия» и альбом 1987 года «БлокАда». Работа над альбомом «Шестой лесничий» длилась целых четыре года. Это если считать от момента написания первой песни и до выхода в продажу.

Альбом делался в полном смысле слова «на колесах» — то есть в легендарной передвижной студии «MCI». Это был здоровенный десятиметровый вагон, набитый под завязку высококлассной аппаратурой. Там стоял двадцатичетырехканальный магнитофон с системой шумопонижения «Dolby», микшерный пульт «Sony» и другие чудеса техники, включая цветные мониторы. Его сделали в Лондоне специально для международной выставки «Связь-80», которая проходила в Москве накануне Олимпиады. Домой англичане увезли двести пятьдесят тысяч долларов — тогда это были бешеные деньги. А вагон остался в СССР и стал записывать различные оркестры да народные хоры.

Вся эта экзотика шла за рубеж, потраченные доллары отбивались, а по ночам в этом вагоне творилась экзотика еще бо́льшая. Еще в 1983-м звукорежиссер Виктор Глазков одновременно писал в этом вагончике «Аквариум» с «Радио Африка», «Странные игры» и «Мануфактуру». В 1987-м в нем же была записана «алисовская» «БлокАда».

С «Лесничим» все было не так просто: в 1988-м вагон постоянно колесил по стране, и музыкантам приходилось за ним поспевать.

Константин Кинчев:  Мы использовали малейшую возможность, чтобы прописать уже готовый материал. Нам помогал в этом Виктор Глазков, хозяин передвижной студии. И мы двигались по его маршруту, поскольку он писал нас подпольно и совершенно бесплатно, — о деньгах никаких разговоров вообще в то время не было. Он сообщал нам свой график передвижений по стране, и мы в те города, где он работал, подтягивались. В Минске он писал, по-моему, «Сябров» или «Верасы» — по-моему, какой-то их альбом.

Бо́льшая часть записи прошла действительно в Минске. Никто из музыкантов в Минске до этого не бывал, но группа была уже к тому моменту популярна и узнаваема. Поэтому сразу по приезде в Минск Кинчев просто уселся на центральном бульваре Шевченко в надежде, что кто-то его узнает и устроит куда-нибудь на некоторое время пожить. Это сработало.

Константин Кинчев:  Приехали в Минск. Мы там не были ни разу, а нас там уже знали. Чтобы можно было прокормиться, на жизнь мы зарабатывали квартирными концертами. А жили у Маши, такая там девушка была. Еще у какой-то девушки жили, я уже сейчас и не помню. За что им, кстати, огромное спасибо. В общем, нас приютили, обогрели, а на жизнь мы зарабатывали собственными песнями, как, собственно, всегда и делали.

Девушку, у которой поселились музыканты, сразу прозвали Маха-Ямаха. Ее мать все время варила самогон для продажи, но Кинчев и Компания тогда предпочитали портвейн, который, кстати, очень удачно продавали в магазине этажом ниже. По воспоминаниям басиста Петра Самойлова сервис в той квартире был на высшем уровне — достаточно было стукнуть пяткой в пол, и тебе приносили портвейн, два удара — приносили водку.

Помимо распивания горячительных напитков, в свободное от записи время, музыканты проводили время за игрой в шахматы и шашки. Кроме того, надо было где-то находить деньги на еду, так как самогоном сыт не будешь, а прокормить такую ораву хозяйке было не под силу. Да и на портвейн деньги тоже нужны были.

Константин Кинчев:  Квартирники — это вынужденная необходимость. Когда кончаются деньги, ты брал гитару и просто шел петь песни. Я свою гитару так и называл — «кормилица». Там, где мы в этот момент жили, это в общем-то и был дом «Алисы», и никакого другого дома у нас не было. Ну а когда нужны были деньги, мы просто начинали петь.

…

После знаменитого концерта 17 ноября 1987 года во Дворце спорта «Юбилейный» и последующей статьи в газете «Смена» «Алиса с косой челкой» в творческой биографии «Алисы» начался период известный как «дело Кинчева».

На концерте стражи правопорядка, как обычно, проявили себя. На сей раз милиционер толкнул беременную супругу Кинчева. Тот заступился за жену — и был нокаутирован, а затем заброшен в «воронок». После этого он все-таки вышел на сцену — и посвятил песню «Эй ты, там, на том берегу» «иностранным гостям, ментам и прочим гадам».

Через несколько дней журналист газеты «Смена» Виктор Кокосов обвинил Кинчева в пропаганде фашизма, заявив, что, помимо драки с милиционерами, он кричал со сцены «Хайль Гитлер!». По совокупности событий прокуратура Петроградского района возбудила уголовное дело по статье 206, часть вторая — злостное хулиганство. Кинчев в ответ подал в суд на Кокосова, обвинив его в клевете. Алиби у него было железное, так как концерт был записан от начала до конца.

Тем не менее «Алисе» более года отменяли выступления и мотали нервы. Все это время Кинчев и остальные участники группы находились под постоянным контролем милиции. Но в самой идиотской ситуации находился лидер коллектива.

Константин Кинчев:  У меня в ту пору была подписка о невыезде. То есть я сильно рисковал, что меня просто могли в «Кресты» закрыть, если бы вычислили, что я, пребывая под подпиской, нахожусь в совершенно других местах. Хотя смешно: подписку о невыезде мне выдали в Питере, при том что прописан-то я всегда был в Москве.

Меня все равно умудрились закрыть, правда, ненадолго — всего на десять дней. То есть я там посидел, вышел и все равно продолжил работу над альбомом. Мы торопились, потому что было не ясно, как все обернется. Я был готов, что уеду года на два-три в места не столь отдаленные. То есть все достаточно серьезно обстояло. Поэтому в то время мы использовали малейший шанс, чтобы прописать уже готовый материал.

В Минске, где музыканты писали первую часть альбома, работать приходилось ночью. В 23:00 Виктор Глазков заканчивал писать ансамбль «Верасы» и принимался записывать «Алису». Как этот человек умудрялся работать по двадцать четыре часа в сутки — до сих пор остается загадкой. Разумеется, «Алису» записывали тайком. Добавьте к этому подписку о невыезде Кинчева и повышенную бдительность милиционеров в ночное время — запись альбома принимала поистине криминальный оборот.

Однажды, в ожидании своего времени записи, музыканты чуть было не закончили работу над альбомом досрочно…

Константин Кинчев:  Была зима, и в ожидании, пока Виктор освободится, мы обычно сидели в подъезде ближайшего дома и согревались горячительными напитками. Мы ждали, пока нам фонариком подадут сигнал, что можно заходить. И конечно, как-то нас накрыла милиция. Думаю, что просто вызвали соседи: сказали, что в подъезде сидят пять человек и распивают спиртные напитки.

Нам пришлось отдать весь запас, который мы держали в авоськах, и милиция, довольная, ушла. Они спросили, где мы живем, и мы сказали, что… э-э-э… на бульваре Шевченко. То есть просто первое, что пришло в голову. Документы проверять они не стали. Учитывая, что я находился под подпиской о невыезде, ситуация была довольно щекотливой, но все обошлось.

Так что в любую минуту из Минска Кинчев мог отправиться в одно очень рок-н-ролльное место — в поселок Шушары неподалеку от Ленинграда. Там находится знаменитая колония — концерт 1986 года на той зоне до сих пор в кошмарных снах вспоминают участники группы «АукцЫон». Кроме того, в мае 1987-го в тех же Шушарах был проведен грандиозный фестиваль. Назывался он «Рок-Нива». Его в пику питерскому Рок-клубу провел легендарный продюсер Андрей Тропилло. Во время этого фестиваля был зафиксирован на пленку альбом «БлокАда», и там же Кинчев впервые показал друзьям песню «Тыр-тыр-тыр».

Она была написана накануне, а в 1988-м вошла в альбом «Шестой лесничий». На диске в скобках было указано второе название «Тоталитарный рэп», и именно оно со временем стало главным.

Константин Кинчев:  Я помню ситуацию — был концерт в Шушарах, и чего-то мы сидели в беседке с Рикошетом. Подошел Шевчук и сказал, что у него сегодня день рождения. Мы там сразу как бы выпили, и он, значит, спел песню «Революция», а я продекламировал ему «Тоталитарный рэп». На этом мы обнялись и продолжили чествовать Юрия Юлианыча. Вот так эта песня и была впервые исполнена.

Особый резонанс среди рокеров вызвал второй куплет, в котором Кинчев пересчитал всех питерских звезд. Единственная по-настоящему обидная строчка «Тоталитарного рэпа» посвящалась группе «Кино»: «Но о „Кино“ я не хочу говорить». В Питере Кинчев и Цой общались не особенно близко, хотя за творчеством «Кино» лидер «Алисы» следил.

Отношения стали ближе, когда Цой перебрался в Москву. В то время — в последний период жизни Виктора — они часто сидели на кухне и показывали друг другу новые песни. Так, именно Кинчев стал одним из первых слушателей «Красно-желтых дней». Мало того, позже Кинчев вспоминал еще об одной неопубликованной цоевской песне — со словами «Не промахнись, атаман, не заряди холостым». По словам Кинчева, Цой не стал записывать ее из-за того, что остальные «киношники» сочли ее похожей на «Алису».

Далеко не со всеми коллегами Цоя по группе «Кино» у Кинчева были теплые отношения — может быть, это и вызвало к жизни столь резкую строчку. В любом случае уже через два года на концертах вместо «не хочу говорить» Кинчев стал петь «не могу говорить». Вскоре в репертуар «Алисы» вошла песня Цоя «Спокойная ночь». На концертах фанаты приветствуют ее особым ритуалом: во время куплета весь зал садится на корточки, а в припеве встает, выбрасывает руки вверх и поет хором. Смотрится это все потрясающе и даже жутковато.

…

И все-таки совсем без тюремной отсидки в тот раз Кинчев не остался. 14 марта 1988 года лидер «Алисы» и директор группы Александр Тимошенко были осуждены на семь суток за мелкое хулиганство.

Дело было так: за неделю до этого на квартире у Тимошенко Кинчев и Самойлов пели новые песни приглашенному в гости Андрею Тропилло. Вечеринка затянулась за полночь, соседи вызвали милицию, играть музыканты прекратили, и стражи порядка удалились, однако в четыре часа утра вернулись и без каких бы то ни было объяснений доставили Кинчева и Тимошенко во Фрунзенское РОВД. Через некоторое время по постановлению народного судьи разбирательство этого дела было отложено на 23 марта, директора оставили за решеткой, а Кинчев с разрешения того же судьи отбыл на концерты в Псков. Сам Александр Тимошенко тогда вел дела «Алисы», а сейчас является директором группы «ДДТ».

Сейчас Кинчев вспоминает эту историю со смехом. Оказывается, все было не так уж и страшно. Сыграла свою роль бешеная популярность лидера «Алисы» в народе.

Константин Кинчев:  Было смешно: в тюрьме меня вызвали к начальнику тюрьмы. Он говорит:

— Ну, что? Надо тебя стричь.

— Замечательно, — говорю, — стригите. Только через неделю будет пол-Питера бритоголовых. Вам это надо?

Он подумал и говорит:

— Ладно. Тебя не будем стричь. Но директора твоего подстрижем машинкой.

На что я сказал:

— Подстрижете директора, подстригусь я, а потом опять пол-Питера…

Таким образом, отвоевали и шевелюру директора тоже.

…

В июне 1988-го в Советском Союзе проходят двухнедельные празднования тысячелетия Крещения Руси. Центральные гулянья проходили в Москве, Ленинграде, Владимире и Киеве. Впервые христианский праздник в атеистической стране проходил с таким размахом. Именно тогда партийные деятели начали появляться в церквях со свечками. Семидесятилетняя война против Церкви была окончена.

В русский язык стали возвращаться такие слова, как «духовность». Монастыри и храмы постепенно начинают возвращать во владение Церкви. В пантеоне Русской Православной Церкви появляются новые имена — к лику святых причисляют Андрея Рублева, Дмитрия Донского и Максима Грека. Впервые в Союзе массовым тиражом в сто тысяч экземпляров выйдет Библия.

Рок-н-ролльный мир на это событие прореагировал слабо — более модными вещами в этой среде считались буддизм и славянское язычество. Однако в жизни Константина Кинчева именно в этот момент что-то начало меняться…

Константин Кинчев:  Это величайшее событие, которое опять же было тем камушком, который привел меня в результате к пути, который я избрал. Складывается впечатление, будто я вдруг, неожиданно стал православным. Но я не вдруг стал… Я долго и мучительно шел к обретению веры.

То есть в общем-то христианином я был всегда… Другое дело, что я очень много о себе воображал, любил говорить, что в общении с Богом мне не нужны посредники и все прочее, что обычно говорят люди не воцерковленные, но ищущие… Я тоже озвучивал все эти дерзкие мысли, но при этом я искал, всегда искал, постоянно обо всем этом думал… не останавливался.

И для меня это было очень значимым событием. В принципе я историей Руси начал интересоваться, по-моему, с четвертого класса школы. Все, что связано с Русью, меня действительно интересовало: я читал книжки, рисовал картинки, причем именно русских воинов, батальные сцены. Отношение ко всему этому у меня было особое…

Сам Кинчев, как известно, тоже не избежал увлечения язычеством. Поэтому его резкий поворот к православию воспринимался как нечто театральное. Кинчева вообще многие воспринимали как актера — человека с тысячей масок, за которыми чаще всего не разглядеть подлинного лица.

Константин Кинчев:  Я — шут, естественно. А кто же еще? В общем, им был, им и остаюсь.

…

8 марта 1988 года семья Овечкиных — мать и ее десять детей в возрасте от восьми до двадцати шести лет — захватывают самолет, следующий рейсом Иркутск — Ленинград. Братья Овечкины, известные в Иркутске как ансамбль «Семь Симеонов», проносят на борт оружие в футлярах от музыкальных инструментов. Требования террористов — посадка в Лондоне. Позднее они планировали перебраться в Америку. На ответ летчиков, что самолету необходима дозаправка, следует требование сесть в Финляндии. Самолет сажают в Выборге. В результате неумелого штурма погибают три пассажира, многие получают различные травмы. Четверо братьев стреляют в себя, но перед этим убивают свою мать по ее же просьбе. Из террористов в живых остаются маленькие дети, восемнадцатилетняя Ольга Овечкина и семнадцатилетний Игорь Овечкин.

Ольга будет осуждена на шесть лет, Игорь на восемь. В 1999 году эта история ляжет в основу фильма Дениса Евстигнеева «Мама».

Константин Кинчев:  Что по этому поводу можно сказать? Надо же было так затуманить головы людям, что люди были способны на такие отчаянные поступки ради того, чтобы попасть в Америку? Америка казалась каким-то раем на земле, недосягаемой мечтой. К этому приложила руку насквозь лживая коммунистическая идеология периода застоя. Путем запретов фильмов, книг, музыки формировали вот это отношение к Америке, и в результате люди были готовы убить других людей ради того, чтобы попасть туда. Ужасна и печальна судьба этих Овечкиных, которые себя уничтожили и лишили жизни ни в чем не повинных людей.

Через некоторое время после этих событий Кинчев, Шаталин и Самойлов полетели на акустические гастроли в Пермь. По понятным причинам, музыкантов в аэропорту обыскивали с особым пристрастием. Оружия в футлярах инструментов не оказалось. Зато там оказалась початая бутылка водки, которую музыкантов тут же заставили вылить и посоветовали больше заниматься физкультурой. Возможно, как раз после этого случая музыканты решили, что одним из номеров альбома «Шестой лесничий» будет написанная в 1986 году в Москве песня «Аэробика». Это получился самый динамичный и провокационный трек на альбоме и, возможно, поэтому впоследствии оказавшийся единственным клипом с пластинки.

Константин Кинчев:  Чем знаменита «Аэробика»? Тем, что, по сути, это путевка в творческую жизньбольшому и серьезному чиновнику телевидения Константину Эрнсту. Именно он снимал этот клип.

До этого мы с Костей были знакомы достаточно тепло. Частенько встречались, выпивали, отдыхали на юге. Я тогда хотел, чтоб «Аэробика» была с элементами… ну, то есть хотелось, чтоб девчонки были в достаточно фривольных позах. Костя так и сделал, но все, что нужно, сгладил и привел в меру. Уже тогда в нем ощущалась толерантность и чувство меры, необходимые чиновнику его нынешнего масштаба.

Он тогда только-только закончил институт — по-моему, биофак. Был полон творческих планов, хотел стать режиссером, но к телевидению еще не имел никакого отношения. Он предложил снять клип, мы согласились, он снял. А дальнейшие этапы его карьеры вы и без меня знаете.

Запись «Аэробики», однако, была омрачена одним неприятным случаем. Кинчев очень хотел, чтобы соло-гитара в песне прозвучала на «отлично». И буквально замучил Шаталина количеством дублей.

Когда трек наконец-то записали, Шаталин не выдержал и сказал Кинчеву:

— Ты фашист! Гитлер! Я с тобой больше работать не буду! И из группы тоже ухожу!

И ушел. На его место был приглашен гитарист Игорь Чумычкин.

Во время упомянутых гастролей в Перми произошел еще один эпизод. На последнем из четырех концертов, в самом его разгаре, на сцену вышли люди с суровыми лицами и прервали выступление группы. Как выяснилось потом, это оказались «афганцы», возмущенные строчками из песен Кинчева «Завтра может быть поздно»: «Оккупантом не может быть партизан» и «Новая кровь»: «Кто-то прошел через Афганистан, у него обнаружен СПИД».

В то время еще не было известно о случаях заражения СПИДом в Советском Союзе. Только спустя несколько месяцев станет известно о первом смертельном исходе, о заражении посредством нестерильных шприцев двадцати семи детей в Элисте, и правительство издаст «Указ о профилактических мерах по борьбе со СПИДом». На уколы разрешат приходить со своими шприцами: одноразовые еще долго будут дефицитом. Начнут публиковать санпросветбюллетени, предупреждающие об опасности заражения СПИДом не только половым путем. Люди станут бояться операций.

Но в тот момент, в Перми, «афганцы» всего этого еще не знали, и в кинчевских строчках им слышалось только оскорбление.

— Да если бы я в Афгане переспал с местной женщиной, — кричали они, — меня сразу бы расстреляли!

Кинчев пытался объяснить, что речь совсем не об этом, но не успел. С темы СПИДа перескочили на тему войны на чужой земле. Спор затянулся надолго, правда, в драку так и не перерос. Уходя, многие из «афганцев» даже пожали руку Кинчеву, но на обратном пути все равно угнали РАФик, на котором музыкантов возили по Перми.

…

В конце 1988 года фургончик фирмы «Мелодия» под управлением Виктора Глазкова, в котором записывались музыканты, переехал из Минска в Вильнюс. Пришлось ехать за ним, чтобы завершить запись альбома. В Прибалтике в это время набирали силу антисоветские настроения. В Риге был создан народный фронт Латвии. Верховный совет Эстонии провозгласил верховенство законов Эстонии над законами СССР. Совет Литвы провозгласил литовский язык государственным.

К этому времени «дело Кинчева» уже завершилось, подписка о невыезде была снята, поэтому милиционеров можно было опасаться не так сильно. Но проблема жилья в Вильнюсе для музыкантов была еще очень актуальна.

Константин Кинчев:  Где жить? Что делать? В Вильнюсе есть такие Золотые ворота. По слухам, человек, который первый раз проходит через эти ворота, может загадать желание. Проходя через Золотые ворота, я загадал единственное желание: хорошо бы нам к кому-нибудь вписаться. Хорошо бы к нам сейчас кто-нибудь подошел и вписал нас!

За воротами мы сели на лавочку, закурили, к нам подошел человек и сказал:

— О! Какими судьбами у нас в городе?

Я сказал, что мы его-то как раз и ждем.

— Меня зовут Джин Беккер, — сказал он. — Я барабанщик.

— А ты можешь нас вписать? — спрашиваю.

Он говорит:

— Конечно!

Все! Мы стали жить у него, а потом жили еще у девушек, с которыми он нас познакомил. Вот таким вот образом.

Проблема с жильем решилась отлично, песни дозаписали быстро. Виктор Глазков умудрялся по-прежнему работать двадцать четыре часа в сутки. Как-то раз, правда, он музыкантов не по-детски напугал. Представьте себе такую картину: Глазков выходит из-за пульта, говорит: «Сейчас, ребята!» — и падает лицом вниз, даже рук не вытянув, закрылок не выпуская. И лежит. Но хорошо лежит. И дышит нормально. Просто так устал человек. Но не умер.

Умер другой человек. В самом начале 1988 года Кинчев потерял еще одного друга. Его потеряла вся страна — по крайней мере, та ее часть, которая слушала хорошую музыку и читала хорошие стихи. За несколько месяцев до смерти этого человека Кинчев написал для него песню, но не смог предотвратить того, что случилось.

Константин Кинчев:  Получилось так, что Саня Башлачев был в достаточно серьезной, затянувшейся депрессии. В принципе песня «Солнце за нас» так у меня и получилась, как некая поддержка другу. Но, к сожалению, я не смог, видимо, донести до него все, что хотел. Несколько, наверное, поверхностная вышла песня. Потому что если б получилось, как я хотел, он, наверное, до сих пор был бы жив.

Что произошло 17 февраля 1988 года в питерской квартире на девятом этаже блочного дома, мы не знаем. И никогда не узнаем. Обсуждения тут неуместны, смерть поэта — почти всегда тайна, жизнь поэта — тайна всегда. Позднее Кинчев посвятит СашБашу еще одну песню «Шабаш». А 20 ноября 1988 года в Москве, в спорткомплексе «Лужники» состоялся концерт памяти Александра Башлачева. Этот день многие музыкальные критики считают концом золотого века русского рока. На сцену вышли Александр Градский, Андрей Макаревич, Юрий Наумов, «ДДТ», «ЧайФ», «Калинов мост», «Зоопарк», «Телевизор», «АукцЫон», многие другие. И «Алиса».

Константин Кинчев:  Вместо Шаталина мы взяли Игоря. Ему нужно было выучить программу. Он был москвич, и, для того чтобы было удобней его вводить в программу, я обратился к Алле Борисовне Пугачевой с просьбой. И она предоставила мне на месяц свою репетиционную базу. Я там репетировал, за что Алле Борисовне огромное спасибо. Она замечательная женщина, хороший человек… поможет, я уверен, в любую трудную минуту. Другое дело, что я после этого к ней не обращался, но это осталось в памяти, и я ей благодарен по сей день. Так что мы подготовились хорошо, сыграли тоже хорошо.

Эти три имени — Башлачев, Кинчев и Пугачева — впервые пересеклись еще в 1985-м. Тогда музыкальный критик Артемий Троицкий привел рокеров в гости к звезде. Часа в три ночи хозяйка квартиры села к пианино, Башлачев взял гитару, а Кинчев и его коллега по «Алисе» Святослав Задерий устраивали шумовые эффекты.

Константин Кинчев:  Кстати, Пугачева записывала этот сейшн на кассету. Так что теоретически эта запись могла сохраниться где-то в ее архивах, но так это или нет — знает только сама примадонна.

…

Альбом вышел многомиллионным тиражом в 1989 году. Крови он попортил музыкантам еще немало — в стране был дефицит всего, не хватало то бумаги, то целлофана, который пришлось доставать где-то в Армении. В довершение всего на первом тираже альбома обложка работы художника Андрея Столыпина оказалась не красной, а малиновой — из-за того, что красной краски найти не удалось. Все это плюс постоянные бюрократические проволочки фирмы «Мелодия» привели к задержке выхода пластинки.

Рубрика «Звуковая дорожка» газеты «Московский комсомолец» тут же признала «Шестого лесничего» разочарованием года. Немудрено — открытием года тогда был признан «Ласковый май»… Со временем история расставила все по местам, альбом оказался глубоким и при этом безупречно ярким. Впереди музыкантов ожидали новые диски, трагические события внутри коллектива и за его пределами, пополнения в семействах, духовные искания и многое другое.

Но это уже совсем другая история…

 

10

Группа «Кино». «Черный альбом» (1990)

— Михаил Горбачев избирается Президентом СССР.

— В Подмосковье убит священник отец Александр Мень. Убийство не раскрыто до сих пор.

— В Москве открывается первый «Макдоналдс».

— На границе бывшей Западной и бывшей Восточной Германии зафиксирована самая большая в мире автомобильная пробка — полтора миллиона автомобилей.

…а из всевозможных музыкальных точек мозги разрушаются вот этим:

Олег Газманов — «Эскадрон», группа «Мираж» — «Музыка нас связала», группа «Маленький принц» — «Мы встретимся снова».

После прошлогодней вакханалии «Ласкового мая» это уже казалось шагом к цивилизации! Первый удар цеха фанерщиков оказался настолько мощным, что на его фоне хорошо смотрелось абсолютно все. Коллективы нового типа были удобны в эксплуатации, не требовали дополнительных капиталовложений и моментально окупались. Не нужно было заморачиваться с мелодиями, текстами, аранжировками — хватало дешевых клавиш и смазливой мордочки. Использование фонограммы позволяло возить по стране семь-восемь «Ласковых маев» одновременно и получать во столько же раз больший доход.

С общественным мнением проблем тоже не возникало — именно на рубеже 1990-х стали появляться проплаченные публикации в газетах, а с появлением более-менее коммерческого телевидения покупать стали и его. Музыканты, которые вкладывали в музыку свои большие души и маленькие деньги, не могли что-либо противопоставить этому валу и начали сдавать позиции. Золотой век русского рока закончился, но его творцы еще об этом не подозревают. Они еще работают по стадионам и не знают, что через пару лет даже концерт в маленьком клубе будет казаться счастьем.

Успешнее других держится группа «Кино».

…

В 1990 год группа вступила как одна из самых успешных рок-команд страны. За 1989-й они дали пятьдесят шесть электрических концертов — больше, чем за всю предыдущую историю! Число не особенно впечатляет, но надо помнить, что Цой в это время активно снимался в кино. Концерты в то время были делом не просто нелегким, а выматывающим — трясешься в поездах и автобусах, выходишь на сцену, а звук у концертного аппарата хуже, чем у самогонного…

Зимой 1989 года группа «Кино» обзавелась новым директором — дела принял Юрий Айзеншпис. Один из первых советских рок-менеджеров, еще в конце 1960-х годов он вел дела группы «Соколы», а потом загремел в тюрьму за валюту и провел за решеткой в общей сложности семнадцать лет. Выйдя на свободу, он решил заняться делами команды «Звуки Му», но его друг — басист «Звуков» Александр Липницкий — обратил внимание Айзеншписа на группу «Кино». С новым директором «киношники» поехали в первый в стране полноценный гастрольный тур.

Бесконечный тур был закончен только к началу следующего лета. Финальным аккордом его стало выступление 24 июня на Большой спортивной арене стадиона «Лужники» перед семьюдесятью тысячами зрителей. Это была разношерстная сборная солянка, большинство участников которой уже и не вспомнить, однако публика пришла именно на «Кино».

В честь Виктора Цоя и его коллег был зажжен олимпийский огонь, который до того загорался лишь четырежды: во время Олимпиады-80, Фестиваля молодежи и студентов 1985 года, Игр доброй воли 1987-го и Московского международного фестиваля мира — тогда, в мае 1989-го, в Луже выступали Оззи Озборн, «Scorpions», «Bon Jovi», «Scidrow» и «Sinderella». Кстати сказать, на «Кино» в 1990-м пришло куда больше народу, чем на западных звезд в 1989-м.

Незапланированным эффектом стал отъезд музыкантов «Кино» со стадиона: машину «Чайка» фанаты вынесли на руках. Если вспомнить, что этот концерт стал для Виктора Цоя последним, совпадение получается зловещее…

…

После этого шоу группа взяла тайм-аут на все лето. Виктор Цой с Юрием Каспаряном выехали в Юрмалу.

Георгий Каспарян:  Сначала уехал Виктор, а я как раз отдыхал. Он купил машину, загрузил на нее пожитки, портостудию, усилители, инструменты и поехал в Юрмалу. Там мы тоже пытались что-то писать. Засели, помню, в каком-то сарайчике, — нам было главное, чтобы там была электрическая сеть.

В Юрмалу Виктор и Юрий поехали всего с двумя-тремя готовыми вещами. Бо́льшая часть песен была написана Цоем прямо на месте — как, например, песня «Когда твоя девушка больна».

Георгий Каспарян:  У Виктора был запас таких любимых песен, которые по каким-то причинам не входили в альбомы. Тогда он носился с мыслью создать коллектив из молодых людей, которые исполняли бы эти песни. Мы находились в плену своего героического пафоса, и петь о любви нам казалось как-то не по рангу. А песни были неплохие: «Разреши мне», «Братская любовь», «Малыш, ты меня волнуешь», «Когда твоя девушка больна». Это был целый новый стиль. Грандиозный самостоятельный коллектив мог бы существовать, и даже были наработки.

Мы искали какого-нибудь симпатичного парня и мечтали создать бойз-бэнд. Если бы все это получилось, мы могли бы делать концерты из двух отделений — сперва они, а потом мы. Много было мыслей в этом направлении.

Если бы эту идею удалось воплотить в жизнь, то тогда не показался бы столь шокирующим эксперимент клавишника «Агаты Кристи» Александра Козлова, сочинившего главный хит группы «Отпетые мошенники» «Люби меня, люби». Отечественная музыка могла бы обогатиться несколькими полновесными и абсолютно нестыдными поп-хитами… Однако все пошло по-другому, и композиция «Когда твоя девушка больна» все-таки была записана группой «Кино».

…

За месяц с небольшим рабочая запись альбома была закончена. 13 августа Юрий Каспарян вернулся в Ленинград, а Виктор Цой решил задержаться в Юрмале на несколько дней…

Из оперативной сводки Латвийской Госавтоинспекции от 15 августа 1990 года:

Столкновение автомобиля «Москвич-2141» темно-синего цвета с рейсовым автобусом «Икарус-280» произошло в 12 часов 28 минут. 15 августа 1990 года на 35-м километре трассы Слока — Талсы. Автомобиль двигался по трассе со скоростью не менее 130 км/час, водитель Цой Виктор Робертович не справился с управлением. Смерть В. Р. Цоя наступила мгновенно, водитель автобуса не пострадал…

Из результатов патолого-анатомического анализа специальной группы Латвийского республиканского бюро судебно-медицинской экспертизы. Город Рига, 20 августа 1990 года:

Виктор Цой был абсолютно трезв накануне гибели. Во всяком случае, он не употреблял алкоголь в течение последних 48 часов до смерти. Анализ клеток мозга свидетельствует о том, что он уснул за рулем — вероятно, от переутомления.

Эти объявления были опубликованы на третьей странице одной из самых популярных московских газет. На четвертой разместилась здоровенная, во всю полосу, юмористическая рубрика… В стране сам собою наступил траур — последний раз такое было десять лет назад, во время похорон Высоцкого. Тысячи людей со всей страны встречали тело Виктора Цоя на Богословском кладбище всю ночь, несмотря на милицию и омоновцев, а в Москве на одной из прилегающих к Арбату улиц возникла стена Виктора Цоя. В пионерских лагерях на месте дискотек всю ночь горели свечи, и вожатые не растаскивали детей по палатам: все понимали, что произошло… История группы «Кино» была закончена, но последний аккорд нужно было поставить. И группа начала доделывать альбом.

…

Песни с «Черного альбома» доводились до ума в студии ВПТО «Видеофильм». В бывшем особняке Лаврентия Берии музыканты придавали рабочим записям окончательный вид.

До сих пор музыканты «Кино» вспоминают студию «Видеофильма» добрыми словами. После «киношников» в том же особняке «Алиса» сводила свой «Шабаш», «ДДТ» писали «Пластун», а «Наутилус Помпилиус» — «Чужую землю». Но все это будет позже. Пока Юрий Каспарян, Георгий «Густав» Гурьянов и Игорь Тихомиров в течение двух месяцев работают над будущим альбомом. В конечном счете в пластинку решено включить восемь песен, а еще две («Сосны на морском берегу» и «Завтра война») остались за бортом. Они были включены в переиздание альбома на компакт-диске только в 1996 году.

Работа над материалом, конечно, имела свою специфику.

Георгий Каспарян:  В основном я ощущал большую ответственность. Не было радости и веселья, сопровождающей все предыдущие альбомы. Стоит ли описывать наши чувства в это время? Кажется, все и так понятно.

Мы ничего не переделывали, а, наоборот, старались сохранить звук. Из-за этого было даже трудно работать. Основной материал был записан Витей на кассете. Какие-то партии он сыграл на гитаре, что-то на ритм-гитаре. И все там постфактум было пронизано этим душераздирающим ощущением.

…

Винил «Черного альбома» напечатали полумиллионным тиражом во Франции, в компании «Metadigital». Впервые в истории советской звукозаписи пластинку удалось записать и напечатать без какого-либо участия фирмы «Мелодия».

Первый тираж начали продавать 12 января 1991 года в Московском Дворце молодежи. Цена диска по тем временам была бешеной — двадцать пять рублей. Для сравнения — самый дорогой, болгарский или индийский, пласт в магазине стоил семь пятьдесят, а обычные, нашего прессинга, — два пятьдесят или три пятьдесят. За свой четвертной покупатель получал собственно винил, пакет и плакат группы «Кино». Плакаты были в двух версиях, на одной из которых был напечатан текст неопубликованной песни «Вопрос». Она будет издана только в 1999-м.

Не обошлось без скандалов — за билет на презентацию диска сдирали по полторы сотни, что откровенно взбесило фанатов, а вскоре по стране начали продаваться винилы без плаката и пакета. Как оказалось, десять тысяч дисков были украдены с завода еще до презентации — и, соответственно, пошли в народ.

На этом история группы «Кино» закончилась, и началась легенда.

В 1991–1992 годах прошли большие концерты памяти Виктора Цоя. С середины 1990-х начались переиздания студийных и концертных альбомов «Кино» с обилием бонус-треков. Старые знакомые Виктора выпустили два диска ремиксов на его песни. Гранды русского рока включали песни Цоя в свои программы, а в 2000 году подоспел и проект «Кинопробы», в основном подготовленный музыкантами следующего поколения. А в 2004– 2005-м всего за несколько месяцев увидели свет аж шесть дисков, связанных с именем Виктора… Легенда начала жить полностью самостоятельной жизнью.

Цой Виктор Робертович. Родился 21 июня 1962 года. Погиб 15 августа 1990 года. Основатель, вокалист, ритм-гитарист и автор песен группы «Кино». Похоронен на Богословском кладбище Санкт-Петербурга:  Я стараюсь все время быть в ладу с самим собой. Во всяком случае, я не представляю себе, чтобы меня чему-либо можно было научить. Предпочитаю узнавать все сам, ну или учиться сам… На основе собственных каких-то наблюдений. Никому не верить на слово… И быть свободным. В конечном счете — свободным… Я не завишу вообще ни от чего.

 

11

Группа «Наутилус Помпилиус». Альбомы «Разлука» / «Князь Тишины» (1986–1988)

— В аэропорту Шереметьево открывается первый в СССР магазин беспошлинной торговли — Duty Free.

— Космонавты Владимир Титов и Муса Манаров проводят в космосе 366 дней, установив рекорд пребывания на околоземной орбите.

— Звезда мировой оперы Монтсеррат Кабалье записывает альбом «Барселона» с лидером группы «Queen» Фредди Меркьюри.

— Борис Гребенщиков становится первым советским рок-музыкантом, подписавшим контракт на выпуск альбома с крупной американской звукозаписывающей компанией.

…а в телепрограммах наподобие «Песни-88» все еще звучит вот это:

Игорь Корнелюк — «Билет на балет», группа «Электроклуб» — «Кони в яблоках», Алла Пугачева — «Найди меня».

На рубеже 1987–1988 годов вдруг все стало можно — и никто не понимал, что с этим делать. За годы полуподпольного существования советские рок-музыканты привыкли играть по квартирам или по каким-то стремным точкам, записываться на самодельной аппаратуре и морочить голову следователям из ОБХСС. А в конце 1980-х условия изменились. У рокеров начали выходить пластинки, появились газетные публикации, радио — и телеэфиры, а главное, началась эпоха Больших Концертов! Со всей гастрольной спецификой — то есть с хилым аппаратом на стадионах, грязными гостиницами, поездами, пропахшими потом и жареной курицей. Добавьте в этот коктейль администраторов-жуликов, приправьте вопящими поклонницами и залейте некачественной водкой. Так и разъезжали по стране новоиспеченные гранды русского рока.

Тогда стало ясно, насколько разные люди собрались в некогда единых группах. В конце 1980-х «Аквариум» существует по большей части виртуально, лидер «Зоопарка» стремительно катится к своему трагическому концу, «Калинов мост» на полтора года прекращает концертную деятельность, «ДДТ» с трудом вымучивает альбом «Пластун», полностью меняет состав «Крематорий», близок к распаду «ЧайФ».

Но ярче всего кризис 1988 года отразился в судьбе группы, которая тот год так и не пережила. Их первая пластинка вышла уже после прекращения деятельности так называемого «золотого состава».

…

Впрочем, началась вся эта история задолго до перечисленных событий, в первой половине 1980-х, и ничто сперва не предвещало ни шумного успеха, ни горького творческого кризиса. Музыкальная жизнь страны на тот момент еще вертелась вокруг двух столиц — Москвы и Питера (тогда Ленинграда). Провинциальные самородки — такие как Шевчук из Уфы и Башлачев из Череповца — перебирались в Ленинград, где и жили, и записывали альбомы. Ни о какой «третьей столице русского рока» речь тогда и идти не могла. И уж точно никому не приходило в голову, будто этой столицей сможет стать Свердловск.

К 1986 году собственный небольшой рок-клуб в Свердловске был, а вот самого рока не было. Тогдашняя история свердловского рока умещалась в одну строчку: в 70-е годы была в городе яркая команда «Сонанс», которая в начале 80-х развалилась на две группы: «Трек» и «Урфин Джюс».

Обе команды играли довольно сложные, многочастные композиции. Свежие ветра панк-рока и новой волны обошли их стороной. Альбомы «Трека» отличались высочайшим уровнем записи, который компенсировался нереально плохими текстами Аркадия Застырца. «Урфин Джюсу» тексты писал Илья Кормильцев, музыканты ругали его на чем свет стоит, но он все равно писал. Между обеими командами шла холодная война с редкими обострениями в виде драк.

«Трек» к 1986 году развалился, «Урфин Джюс» был в процессе развала. Свое слово должны были сказать группы нового поколения — и они вскоре появились. Уже существовал «ЧайФ», уже готовила сольный материал бывшая солистка «Трека» Настя Полева, уже проводил первые репетиции «ВИА радиотехнического факультета Уральского политехнического института», позже ставший известным под названием «Агата Кристи»… Но ошеломляющий прорыв свердловского рока был связан с группой «Наутилус Помпилиус».

…

Первая попытка записать имеющийся у группы материал была сделана еще в ноябре 1985 года. Тогда с «Наутилусом» сотрудничала вокалистка активно распадающегося «Трека» Настя Полева. Она пела, например, «Князя Тишины», а Бутусов сочинял для нее песни.

Помимо Насти Полевой к работе над репертуаром приложил руку и еще один приятель «Нау» — начинающий кинорежиссер Алексей Балабанов, будущий автор «Войны» и обоих «Братьев». Кстати, «Брат-1» вообще построен на музыке Бутусова.

Вячеслав Бутусов:  В силу обстоятельств того времени было принято собираться у кого-то на квартире. Других мест, в общем, и не было. Либо на квартиреу кого-то, либо в общаге — но в общаге это было обременительно и сложно, тем более что там были всякие ограничения.

И вот очень популярное место было тогда, толчковое, — это квартира у Леши Балабанова, который по тем временам уже закончил Горьковский иняз и был счастливым обладателем однокомнатной квартиры, в которой жил один. Ну, в основном у него обитали там литераторы, театралы. Он тогда уже, по-моему, работал на Свердловской киностудии, но еще не закончил ВГИКовские режиссерские курсы.

В общем, это такая была богема своего рода. Мы тогда совершенно случайно туда попали. Весь этот рок-н-ролл как-то начал будоражить общественность, и нас, по-моему, ради интереса пригласили, просто чтобы за нами понаблюдать. А потом мы там надолго задержались. Там интересный круг общения происходил.

Выпивший хозяин дома любил спеть, причем одну-единственную песню — русскую народную, «Разлуку». Это и подсказало музыкантам, так сказать, концептуальную идею альбома.

…

С инструментами у «Наутилуса» дела обстояли по тем временам очень неплохо. У Дмитрия Умецкого был хороший бас — бабушка прислала ему инструмент аж из ГДР. Гитара Бутусова тоже была приличной. Ее приобрел по случаю Анатолий Королев, один из первых менеджеров «Нау» и ведущий дискотеки в городке Верхняя Пышма — в пятнадцати километрах от Екатеринбурга. С аппаратом, как ни странно, тоже проблем не было — местные Кулибины собирали его из деталей, предназначенных для оборонки. Так что уровень техники получился на порядок выше советских стандартов и не особо далеким от мировых.

А главным «самоделкиным» города Свердловска был Александр Новиков. У Новикова была своя группа «Рок-полигон», однако к 1984 году его музыкальные пристрастия резко изменились. Он записал с половиной будущего «Наутилуса» альбом «Вези меня, извозчик» и получил десять лет лагерей усиленного режима — как раз за изготовление и сбыт электромузыкальной аппаратуры.

Выпустили его только в 1990 году и вскоре отменили приговор за отсутствием состава преступления. Однако Новиков оказался настолько крепким менеджером, что его структура и без хозяина работала как часы.

Вячеслав Бутусов:  Новиков, что называется, погорел, но по тем временам это было несложно. Зацепиться-то могли за что угодно… Производством аппаратуры он тогда был куда больше известен, чем как человек, исполняющий музыку. Потому что для него играть было если не хобби, то баловство. Конечно, в основном он был известен тем, что на пол-России делал один из самых качественных аппаратов — начиная от портала, заканчивая бэкстэйджем.

У нас все происходило так, что мы накапливали деньги до определенного уровня, сбрасывались в складчину и покупали, допустим, комбик гитарный — великое счастье! Мы покупали в основном его аппарат, потому что он был действительно качественный. Да и весь Свердловск, по-моему, играл на этом аппарате.

Короче говоря, комплект звука тоже был. Не было клавиш. А «Наутилус» 1980-х без клавиш представить было невозможно. Поэтому работа протекала так: ночью клавишник Виктор «Пифа» Комаров садился в свои старенькие «Жигули» по прозвищу Голубой Мул и начинал объезд свердловских кабаков. Делалось это после трех ночи, когда клиентура кабаков засыпала под столиками и ресторанные лабухи могли одолжить будущим рок-легендам необходимые синтезаторы.

Обычно начинали с ресторана «Центральный» — руководитель тамошней группы «Слайды» Алексей Павлович Хоменко относился к «Наутилусу» очень тепло и спустя какое-то время даже вошел в состав группы. Кроме него, никто из тогдашнего состава группы профессиональным музыкантом не был. На хлеб себе и семьям они зарабатывали совершенно по-другому. Виктор «Пифа» Комаров работал в учреждении под названием Главснаб, Дмитрий Умецкий — в Уралтеплоэнергопроекте, а Вячеслав Бутусов — в Уралгипротрансе.

Подобных институтов со сложносокращенными, похожими на особо изощренные матерные ругательства, названиями тогда было немало. Молодые специалисты с высшим образованием и низшей зарплатой убивали в этих шарашкиных конторах и свое время, и себя самих. Тем более что в 1986 году из-за антиалкогольной кампании дешевый портвейн исчез, и народ стал травиться чем попало.

Вспоминает вторая ключевая фигура «Наутилуса» — поэт Илья Кормильцев:

Илья Кормильцев:  Про Диму Умецкого и Славу еще в институте ходила прибаутка: «Чтобы день начинался и кончался быстрей!»

То есть их единственной целью было как можно быстрее утром уползти с парты, как можно быстрее нажраться портвейна и упасть — уснуть. Ясно, что так вели себя не они одни. Кто-то из нашего поколения оказался лузером… но иных уж нет, а те далече. Ощущение бессмысленности жизни — оно многих съело.

Будущих «наутилусовцев» спасло от безысходности и цирроза только творчество. Когда делать было совсем уж нечего, включался креатив.

Вячеслав Бутусов:  За кульманом я сидел совершенно наглым образом. Там можно было только текст сочинять, поэтому я времени даром не терял, сочинял тексты… Там же легко: бумажками всякими обложился — и вперед! Очень трудно было спать — это да, а текст писать легко было. Главное, что жизнедеятельность какая-то происходит. Люди видят, что ноги под кульманом шевелятся, значит, все в порядке.

Один раз меня смешно поймали. Зашел начальник отдела, и меня застукали, что я спал. Когда до меня дошло, что пришел начальник, я так спокойно оторвался от кульмана и сделал вид, что просто на минутку задумался. Но он меня все равно вычислил, потому что на лбу у меня отпечатался план какой-то коммуникации, причем не просто план, а из Первого, секретного, отдела.

Начальник мне тогда сказал:

— Вячеслав! Дело не в том, что вы спали, а дело в том, что, если бы я не заметил, вы бы вышли на улицу с секретной информацией, отпечатанной на лбу, и поехали бы в таком виде в общественном транспорте. Таким образом, вы автоматически стали бы нарушителем огромного количества советских законов.

А мы все тогда специально подписывали бумаги, что имеем дело с документами Первого отдела… страшное дело!

А вот песню «Праздник общей беды» Бутусов написал не в институте, а дома. Тогда он валялся с высокой температурой, но это все же было лучше, чем работа. Сочинил ее быстро, минут за сорок.

Вячеслав Бутусов:  Все тексты я писал без начала и без конца. То есть в них не было сюжета в отличие от того, как у Кормильцева все это писалось: у него обязательно была какая-то история. Подъем души мог зависеть, например, от того, что я с большим трудом получил больничный и мог неделю не ходить в институт из-за ОРЗ. А поскольку я взял у кого-то в прокат портативную печатную машинку, то для меня уже это было поводом, чтобы что-то написать. То есть я не мог не написать, поэтому сидел и строчил целыми днями. Мне это было просто интересно.

Бедное звучание «Праздника» по сравнению с остальными песнями альбома объясняется отсутствием во время записи этого трека нового участника группы Алексея Могилевского. Он тогда жил в деревне и работал директором клуба — по распределению после окончания музыкального училища. У него были свой дом, пара свиней и собственный проект «Ассоциация содействия возвращению заблудшей молодежи на стезю добродетели». Он даже записал альбом «Угол» — на пару с будущим гитаристом «Нау» Николаем Петровым.

Вячеслав Бутусов:  Мы как бы заманивали его к себе в коллектив, почти похищали. Потому что у него была идея вообще в деревню уехать. Он стал директором клуба и решил остаться там вообще на века. Развести хозяйство, и вообще ему все это нравилось, вся эта романтика… Он уехал в деревню, а буквально через месяц человек к нам приезжает в пиджаке, в костюме, в галстуке — настоящий директор деревенского клуба! — и начинает рассказывать, как неплохо было бы завести поросенка там, теленка, то-се…

Кроме того, он там написал материал для своего альбома, который был целиком посвящен деревенской жизни. То есть все это было очень серьезно… Я до сих пор с болью воспринимаю вот эти наши агитационные тексты. Мы ведь, считай, оторвали его от земли и вообще от всего, к чему человек должен тяготеть. Сердце кровью обливается. Сейчас бы Леша был там человеком, так сказать, продвинувшим наше сельское хозяйство на более высокий культурный уровень.

…

В те годы группа работала с удовольствием, всех откровенно перло, и каждый добавлял в альбом что-то от себя.

Илья Кормильцев:  Я не могу сказать, чтобы люди, которые проходили через «Наутилус», ничего не внесли. Наоборот! Можно назвать как минимум пять-шесть человек, которые внесли решающие моменты в звукосодержание группы «Наутилус».

Это в первую очередь Дмитрий Умецкий и Алексей Могилевский. Умецкий — это визуальный образ группы и внесение ироничной струи. Именно он создавал общее впечатление от «Наутилуса» — меланхоличное, с долей иронии, стебного студенческого юмора, иронии… Когда это утрачивалось, то разрушалась основная составляющая нашей эстетики. А Могилевский внес саксофон. Он внес пышную клавишную фактуру — восьмидесятнические нью-вэйвовские традиции.

Третьим китом раннего состава был забытый Кормильцевым Виктор «Пифа» Комаров. Как раз на его незатейливых, но крепких клавишах держался фирменный «наутилусовский» звук. Порой всего одна его находка делала шедевр. Так, именно он придумал и сыграл на перепаянном синтезаторе «Малыш» классическую «французскую» тему песни «Взгляд с экрана», или, иначе, «Ален Делон». Вещь вообще для группы историческая.

Вячеслав Бутусов:  «Ален Делон» был, по сути, первым текстом, принятым от Кормильцева как соучастника группы «Наутилус Помпилиус». До этого он сотрудничал с группой «Урфин Джюс» и еще с некоторыми музыкантами, а нам свой текст он тогда отдал как бы впервые.

Прежде мы пробовали брать какие-то его тексты, но, судя по всему, первоначально он отдавал нам только то, что отбраковывалось в «Урфин Джюсе». А «Ален Делон» стала практически первой песней, написанной на его текст.

Очевидцы, правда, утверждают, что замысел Кормильцева был совсем иным. В его исполнении стихи звучали издевательской юмореской — без привнесенного Бутусовым трагизма. Видимо, этому можно верить.

Илья Кормильцев:  Мое сердце — не большое и не доброе. Я очень педантичный, скептический и желчный человек.

Премьера этой песни состоялась в июне 1985 года во время попойки в коммуналке того же самого Пифы. Кроме хозяина, там жил манекен без руки и без ноги. Манекен звали Федором. На ночь Пифа сажал его в свою машину — отпугивать воров. Услышав, что музыканты сделали с его текстом, Кормильцев в ярости схватил Федора и выкинул его с балкона третьего этажа. Народ в ужасе шарахнулся в стороны — поди разбери в потемках, манекен это или живой человек?

Федора потом за руки — за ноги втащили наверх, а сотрудничество Бутусова и Кормильцева продлилось долгие годы. Хотя тогда поэт страшно напрягся — из-за чего Федору и досталось. А больше всего взбесило его то, что из строчки «Ален Делон не пьет одеколон» композитор выкинул слово «тройной».

Вячеслав Бутусов:  Слово «тройной» пришлось убрать, потому что оно ну никак не укладывалось… я никак его не мог уложить. Илья скрепя сердце сказал, что, ладно, пусть будет так. Так что мы бодро миновали, можно сказать, десятилетний этап жизни советского общества, убрав приставку «тройной».

А Пифа сейчас живет в Голландии, проектирует яхты и музыкой не занимается. Хотя на воссоединение «Нау» на «Нашествии-2004» его все-таки вытащили.

…

В 1986 году едва ли не больше, чем о музыке, Бутусов думал об армии. Было ему неполных двадцать пять, за плечами было законченное высшее, а прямо перед носом — реальная опасность загреметь в ряды несокрушимой и легендарной. Откосить было невозможно: каждый день Бутусов ходил в свой НИИ, и достать его военкомату труда не составляло.

Вячеслав Бутусов:  Ты был засвечен по всем параметрам. Если тебя не находили на квартире, тебя просто вычисляли на работе. Ты приходишь к начальнику… или тебя вызывают к начальнику… Ты приходишь, он говорит: «Возьми трубку»… Ты берешь трубку, а там с тобой разговаривает товарищ из военкомата… Ну или просто могли вынудить… отправить каким-нибудь насильственным образом…

Как обошлось?.. Не знаю. Каким-то чудом обошлось.

В состоянии дикого невроза Бутусов создал один из главных хитов альбома. Припев вместе с ним орали все, кто той ночью находился в ДК Свердловского архитектурного института. Через год его распевала уже вся страна.

Как только «Шар цвета хаки» стал популярен, на него тут же появилось невероятное количество пародий. Помнится, одной из коронок раннего «Несчастного случая» была песня «Фарш, фарш с мясом». На пленку она, правда, не была зафиксирована, а авторство ее принадлежит Михаилу Зуеву — музыкальному руководителю команды КВН Новосибирского университета и лидеру группы «Иван-Кайф».

Впрочем, армия задела Бутусова только по касательной. В институте он ездил на военные сборы. На фотографиях того времени Бутусов брит наголо — как позже, в эпоху «Крыльев».

Вячеслав Бутусов:  Еще один раз я ездил в качестве сопровождающего призывников на пункт, где их разоблачают, сортируют и отправляют по частям… Я, как обычно, пришел к восьми часам утра на работу, а меня там отловили и говорят:

— Значит, так! Сегодня ты на работе не будешь. Мы с твоим начальством договорились, сегодня ты отправляешься в Елань с призывниками.

Ты приходишь в военкомат, а там стоят оглоушенные эти юноши. Тебе дают такую большую папку с какими-то бумагами непонятного содержания. И вот их надо довести до места назначения, чтобы они не убили друг друга, чтобы, напившись до блевоты, не захлебнулись и не упали с поезда…

Страшная была история. Просто страшная. После этого я понял, что к этому надо быть либо морально готовым, либо постараться избежать этого. Одно из двух.

…

Думать о записи «Наутилусу Помпилиусу» в то время было рано, и поэтому члены группы в основном думали о грядущих концертах. Их было мало, и каждый был событием. А на сцене «Наутилус» образца 1986 года выглядел совершенно не так, как мы его сейчас представляем.

Вячеслав Бутусов:  Сначала мы ориентировались исключительно на глэмовую эстетику нью-вэйвовских коллективов. Что-то мы могли отсматривать на видео, тогда недоступном, или по журналам… да-а-а…

И вот у нас сложился определенный видеоряд, определенный стереотип, — это как минимум такая дартаньяновская рубашка с жабо и с кружевами, какие-то бутафорские украшения, всклокоченные волосы, по возможности мелированные, или просто покрашенные из пульверизатора. А вот то, что ниже, — было для нас загадкой, потому что все эти рукодельные фотки доходили до нас почему-то только по пояс.

Ну и у нас была задача из того, что есть под руками, слепить вот такой псевдообраз. Получалось у нас что-то типа пародии. Особенно-то нечем было оперировать, но у нас в архитектурном институте готовили мастеров на все руки. Мы накупили каких-то обычных тряпок, разукрасили их специальным образом, нашили из них каких-то бесформенных костюмов, напялили очки… собственно, и все. Еще нас размалевали специально приглашенные девушки. Вот.

Это больше напоминало студенческий капустник, Ну, я не знаю, на уровне художественной самодеятельности. Там что под рукой, все используется. Вот и у нас так же было.

Последний раз в таком имидже группа выступила 20 июня 1986 года на открытии Свердловского рок-клуба. Однако серьезные тексты ну никак не вязались с клоунским обличьем музыкантов — и на фестивале это чувствовалось.

Поэтому осенью, на следующем концерте, имидж группы радикально изменился. Грим остался, но теперь он был строгий. Музыканты, одетые в странную военную форму, застыли у микрофонов и с первых аккордов начали нагнетать ужас.

Вячеслав Бутусов:  Мы брали настоящие хаки и просто красили их в черный цвет, а сапоги мы умыкнули из ТЮЗа. Там у нас знакомый — замечательный человек Алик Лаевский, завлитчастью Свердловского ТЮЗа. И оннам после очередного совместного заседания отдал сапоги напрокат. Сперва на выступление, а после этого набрался смелости и подарил две пары ботфортов. Одни были такого наполеоновского типа, а другие именно ботфорты. Обладать такими сапогами в то время — это было что-то невероятное. Тогда же боты можно было купить, только если вступаешь в брачные узы, и то по талону.

…

По сравнению с тогдашними свердловскими грандами «Наутилус» играл музыку экстрамодную. Электроникой и новой романтикой музыкантов снабжал их звукорежиссер Андрей Макаров. Он руководил дискотекой в ДК Архитектурного института и был в курсе последних событий мировой музыки.

В дальнейшем Макаров работал с «Телевизором» и «Колибри», а потом ушел в бизнес. После расставания с ним «Нау» практически перестали интересоваться актуальными музыкальными течениями, но в 1986 году они слушали западных коллег очень внимательно. Например, песня «Рвать ткань» была написана под влиянием грандов неорокабилли «Stray Cats». Не какой-то конкретной вещи, но их стиля вообще.

Текст песни примечателен тем, что в первый и, кажется, в последний раз за всю историю группы Бутусов употребил нецензурное слово.

Вячеслав Бутусов:  «Рвать ткань» — жалкая попытка использовать мат. Почему-то я изначально всегда был против. Несмотря на то что это по тем временам, может быть, и редкость была. Во-первых, этодаже у блатных считается неприличным выражаться и сквернословить. Я уж не говорю про более высокие материи. И я был до последнего момента против, но Илья Кормильцев сказал:

— Это рок-н-ролл! Тут неуместны никакие рамки приличия!

В общем, я выдавил из себя это слово. В общем-то оно довольно безобидное, по сути дела…

Если быть точным, то слово «блядь» в тексте песни употребил все-таки не Бутусов, а Кормильцев. Бутусов его просто не вычеркнул. Из двоих авторов на виду всегда был именно Бутусов — и Кормильцев в конце концов с этим смирился.

Илья Кормильцев:  «Наутилус» оставался такой же — мрачновато-ироничный. С четким портретным лицом, всегда ассоциирующимся с лицом Бутусова. О моем существовании люди начали догадываться только в последнее время, а до этого я как бы не существовал. В сущности, я был и не нужен. Легче и правильнее, с точки зрения воспринимающего человека, было представить, будто это лицо поет эти песни от себя, про себя и оно все сделало — и музыку, и текст…

Между тем тексты для самых громких хитов «Наутилуса» создавал именно Кормильцев. Стихи для «Скованных одной цепью» он написал еще в 1984-м, ночью, в подъезде, сидя в пижаме на лестничной площадке, так как курить дома ему тогда не разрешали. Через пару лет Бутусов положил их на музыку, и получилась настолько крамольная песня, что в Рок-клубе отказались ее литовать — то есть подписывать цензурное разрешение на исполнение со сцены.

Лидера «Нау» отправили утверждать текст по инстанциям.

Вячеслав Бутусов:  По тем временам в редакциях журналов сидели очень грамотные люди. Туда попадали только талантливые — вернее, либо талантливые, либо коррумпированные комсомольские функционеры. Но мы столкнулись с человеком, который был действительно талантлив.

Интересные вещи он нам рассказал.

— Вот, — говорит, — вы здесь пишете, например, «За красным восходом коричневый закат»… Ну зачем так прямолинейно? Ведь можно тоньше все это преподать! Можно преподать тоньше, но так выстрелит, что никакие, так сказать, наблюдатели даже не поймут, в чем там бомба!

Таким образом он предложил нам переделать несколько вариантов. Например, «За красным восходом розовый закат»… Если вдуматься, то это, конечно, намного мрачнее выглядит, чем «коричневый закат», который — довольно прямолинейная ассоциация с фашизмом, и все такое.

…

В 1986 году «Наутилус» собрал весь свой ранний материал и записал магнитоальбом «Разлука». Бутусов, как профессиональный архитектор, занялся обложкой — и нарисовал свой вариант.

Вячеслав Бутусов:  Там были нарисованы такие, в жесткой графике, человечки головастые. Маленькие, но с большими головами, писающие на маленькие ядерные грибки, вот. Но это также было как бы в эстетике того времени, модой под названием «шпильки» и… С точки зрения меня, как человека, закончившего архитектурный институт, это было, э-э-э, достойно.

Однако в свет альбом пошел с обложкой, придуманной другом музыкантов — фотографом Ильдаром Зиганшиным. Он оформил обложку так: члены группы были уложены на пол студенческого клуба, укрыты сверху мокрой простыней и так сфотографированы. Эффект был убийственный — возникла легенда о том, что на самом деле на обложке изображены мертвые члены политбюро ЦК КПСС. С такой обложкой «Разлука» пошла в массы. И через год в стране началась настоящая наутилусомания.

Уже к концу 1987 года группа лидировала во всех опросах популярности — и при этом винила у них так и не было! Если бы «Нау» слушала только прежняя аудитория, им бы хватило и старых магнитоальбомов «Переезд», «Невидимка» и «Разлука». Однако народ со стадионов хотел полноценного винила. Поэтому пиратская концертная пластинка «Наутилуса» и «Бригады С», выпущенная фирмой «Мелодия», разлетелась миллионным тиражом. Тут же подоспело предложение выпустить наконец-то настоящий диск. Он получил название «Князь Тишины».

Вячеслав Бутусов:  «Князь Тишины» — это, по сути дела, кавер-версия… Это были ремейки песен изданныхи неизданных. Просто в студии Аллы Борисовны все собрали в кучу, что по тем временам считалось коммерчески выгодным для выпуска на «Мелодии». Сделали такой винегрет из песен. Я, собственно, даже не считаю его номерным альбомом.

…

Запись альбома «Князь Тишины» началась в конце 1987-го прямо по месту жительства «Наутилуса». Тогдашние директора группы поселили музыкантов в общежитии МВТУ имени Баумана, что на станции метро «Бауманская», рядом с главным корпусом университета. Кстати, приехавшая тогда же в Москву группа «Калинов мост», далеко не такая популярная, жила в это же время в дорогущей гостинице «Украина». С видом на реку, на Новый Арбат, на здание СЭВ и так далее. Тем не менее и в бауманской общаге можно было что-то делать.

В то время лидер группы подружился с финской съемочной группой, работавшей над документальным фильмом о советском роке «Серп и гитара». В результате в бауманской общаге Бутусова почти не видели, соответственно бо́льшая часть первого этапа работы над альбомом была проделана без него. Правда, финны одарили Бутусова секвенсором, благодаря которому появилась возможность добиться нормального звука и в общежитии.

Алексей Могилевский:  Значит, что я могу сказать? Жили мы в ту пору в общаге Бауманки, и вся основная забивка производилась внутри этой общаги. Секвенсор QX-1 лежал на полу, а самый продвинутый из нас, Владимир Петрович Елизаров, его осилил, связал все нашимногочисленные синтезаторы в одну медийную цепочку и все это забивал прямо туда.

То, что он мог сыграть сам, он играл. То, чего сыграть не мог, играли те, кто владел этими самыми клавишными. Ударные партии забивались в драм-машину, по тому времени инструмент дико модный и жутко дорогой. А поскольку до этого, на концертах, все игралось вживе, то теперь, когда на записи, все перелегло на жесткую привязку к ритму, материал приобрел совершенно незнакомое звучание. Даже у нас самих возникало ощущение, будто что-то не в порядке с темпами, или что-то в этом роде…

Синтетический звук, который на ранних магнитоальбомах получался от бедности, здесь был сделан ради стильности. По-настоящему вживую на «Князе Тишины» были записаны только вокал Бутусова и саксофоны Могилевского. Кстати, коллеги по сцене, с которыми «Наутилусу» приходилось выступать в конце 1980-х, относились к качеству своей музыки не столь щепетильно. Конкретно под «коллегами» мы имеем в виду нашумевшую поп-группу «Мираж», с которой «Наутилус» как-то занесло в одну сборную солянку. Да не просто занесло — звукорежиссер «Нау» Владимир Елизаров даже записывал для «Миража» фонограмму.

Алексей Могилевский:  С «Миражом» мы пересеклись совершенно случайно на каком-то фестивале. По-моему, это называлось как-то вроде «Сетунь» и, помню, там еще был Дворец спорта «Крылья Советов». Тогда там работали обе певицы — и Гулькина, и Разина. Меня все это так удивило, что я запомнил этих барышень. Онибыли очень недовольны качеством звучания своей фонограммы, на что Володя разводил руками: какая фонограмма, такое и качество!

Не весь «Князь Тишины» состоял из проверенной «наутилусовской» классики. Пара вещей были относительно свежие. Одна из них возникла по следам поездок Бутусова в Ленинград.

Вячеслав Бутусов:  Мы поездили в Питер и приобрели питерский опыт. В Питере тогда играли очень жесткую волну. Там уже тогда чувствовалось мощное влияние «Depeche Mode», со всеми их индустриальными звуками. Ну и мы тоже стали утяжеляться.

Первый выезд «Наутилусов» в Питер случился весной 1986-го. Тогда они попали прямиком на Четвертый фестиваль Ленинградского рок-клуба. Именно там у Бутусова состоялась первая попытка знакомства со звездами рок-сцены, закончившаяся небольшим конфузом.

Вячеслав Бутусов:  «Алиса» там точно была, потому что, помню, тогда я впервые почувствовал себя… как бы сказать поточнее?.. я почувствовал себя в шкуре фаната. Я подошел к Косте Кинчеву и стал что-то говорить, а он меня довольно жестко отбрил. Я пытался объяснить, что музыкант и приехал из Свердловска, а он посмотрел на меня и передразнил:

— Из СверхЖлобска!..

Тогда-то я и почувствовал, каково это — быть фанатом. «Да-а, — подумал я. — Что-то я не туда куда-то влез». Это я сейчас его понимаю: лезет к тебе товарищ сомнительного вида, а тогда я совсем растерялся и подумал: «Куда уж мне!..»

Второй выезд в Питер случился уже весной 1987-го. Тогда «ЧайФ», «Наутилус», группа Егора Белкина и «Аквариум» выступали перед пленумом Союза композиторов. «Наутилус» задержался, потому что Могилевский погулял на чьей-то свадьбе и проспал свой самолет. Первый концерт группа отыграла неплохо, а вот второй — плохо, потому что Бутусов с басистом Дмитрием Умецким всю ночь разминались портвейном. Почти сразу после начала песни «Шар цвета хаки» вокалист забыл слова, дождался, когда группа бросит играть, подошел к микрофону и сказал: «Нельзя». Зал понимающе зааплодировал.

Кончилось все тем, что басиста «Аквариума» Александра Титова забрали в милицию и народ пошел его выручать. Именно с тех питерских концертов началась большая слава «Наутилуса».

А вот в Москве до декабря 1987 года (то есть до начала работы над «Князем Тишины») группа «Наутилус Помпилиус», как ни странно, не выступала. Хотя ее слава уже гремела по всей стране. В 1987-м «Наутилус» показывался только на легендарных подмосковных рок-фестивалях: в Черноголовке и Подольске.

В Черноголовке отыграли блестяще. В Подольске, напротив, с самого начала не задалось. Барабаны по ошибке «Аэрофлота» улетели в другой город, и Владимиру Назимову пришлось воспользоваться одолженной у кого-то драм-машинкой. Мониторы на сцене не работали, то есть музыканты себя не слышали. Но публика все равно приняла группу с восторгом — им уже было безразлично, кто и как играет.

Настоящее покорение Москвы случилось на «Рок-панораме-1987», проходившей на Малой спортивной арене «Лужников» целую неделю — с 7 по 13 декабря 1987 года. Там была совершенно невообразимая, по нынешним дням, солянка: от «Арии», «Браво» и «Бригады С» до Александра Малинина и группы «Алма-Ата-студио» — это нынешняя «А-студио».

«Наутилус» играл в четверг, 10 декабря, в один день с «Мистером Твистером», «Рондо» и группой «ЭВМ» — так называла себя половина «Круиза», не ужившаяся с гитаристом Валерием Гаиной. «ЭВМ» расшифровывалось как «Эх, вашу мать». Публика в зале хотела исключительно хэви-метала и выглядела соответственно. Недаром из сорока пяти групп — участников фестиваля девятнадцать играли металл или хотя бы пытались это делать… Когда настала очередь «Наутилуса», Бутусов вышел на сцену откровенно не в форме, в паре песен забыл слова, но публике было по барабану. На «Скованных» народ в зале выхватил заранее заготовленные цепи и начал звенеть ими в такт припеву.

Концертные записи с того фестиваля потом вышли на фирме «Мелодия» на четырех виниловых пластинках. «Наутилус» оказался отмечен всего одним треком — тем самым, с цепями. Естественно, и будущий студийный альбом без него обойтись не мог. Мало того, на пластинке «Князь Тишины» именно эта песня стала первой.

Алексей Могилевский:  «Скованные одной цепью» — она как бы песня-речитатив, нудная и скучная. Ну и помнится, что там вставочка есть такая — это я ее сочинил. Нужно было как-то разнообразить песню, а в голове только Стинг сидел. Потому что мы все были в восторге от его альбома «The Dream of Blue Turtles». Ну и я сочинил что-то в этом стиле.

А сама песня никаких эмоций не вызывает. Более того, я могу сказать, что я никогда не вслушивался в слова. Понимаете, я такой странный музыкант: мне всегда нравилось играть, но о чем мы поем, меня всегда мало беспокоило. Смысл песни я понял вообще гораздо позже. Ну, я вообще малость глуповат был.

Еще один забавный эпизод, связанный со «Скованными», случился в 1988-м, когда группа весь год гастролировала по стране и один-единственный раз в ходе этих гастролей решилась-таки спеть под фонограмму.

Алексей Могилевский:  Один раз мы отъезжали на какие-то южные концерты в Анапу и Новочеркасск. В Новочеркасске нас уговорили выступить под фонограмму, а поскольку все это сидело на одной фазе, то, как только вечером люди в домах повключали свет и телевизоры, СТМ начал вести себя совершенно некорректно и стал тянуть пленку. Представляете? Песня «Скованные одной цепью» и так неторопливая и достаточно низко поется, а здесь Слава и вообще запел вот так:

— Скоооованннныыыыые ооодноооой…

И причем чем ближе к концу концерта, тем сильнее падала скорость. В финале это стало уже совсем невозможно. После концерта мы вышли, давясь — кто-то от смеха, а кто-то от злости. И Слава сказал:

— Больше ни одного концерта под фонограмму!

…

На волне успеха отношения в группе менялись. Еще в декабре был уволен звукорежиссер «Нау» Андрей Макаров, записавший «Разлуку». На его место пришел Владимир Елизаров. Звук «Князя Тишины» — дело в основном его рук. Это был профессионал экстра-класса — он и по сей день остается таковым, только в наши дни он работает с «ЧайФом» и «Сансарой». Однако Елизаров, как и один из клавишников «Наутилуса» Алексей Хоменко, был лет на десять с копейками старше Бутусова и компании. Отныне старшее поколение «Наутилуса» существовало отдельно, младшее — отдельно, да и внутри этого младшего не все было в порядке.

Алексей Могилевский:  По прошествии времени об этом легко уже рассказывать. Как только мы заехали в Москву, в эту Бауманку, так отношения тут же и кончились. Буквально сразу нас разбросало.

Прежде всего возник капитальный разлад между отцами-основателями, между Славой и Димой. Насколько я понимаю, речь шла о том, куда мы движемся? Чем мы будем заниматься? Тогда об этом самое время было задумываться. Плюс постоянно происходили какие-то пертурбации. Начали подтягиваться какие-то человекоединицы, которые говорили: «Надо делать так!» А другие говорили: «Нет, надо делать вот так!» Директорами пытались стать очень многие, да только получалось у них это не очень.

Я на все это смотрел снизу и сбоку. Тогда уже совершенно четко обособилось и отделилось в самостоятельную группу ядро «дедов». Это Хоменко, Алавацкий, Елизаров и, отчасти, такой тихий, серый кардинал Влад Малахов, который работал техником группы, но на самом деле являлся старым приятелем всех вышеозначенных господ. И тогда они, совершенно четко зная, что впереди будет какой-то развал, крах, просто объединились и скинули капитал.

Басист Виктор Алавацкий пришел на место Дмитрия Умецкого, покинувшего группу в феврале 1988-го. Пришел он прямо из свердловского ресторана «Центр» и освоил программу на ходу. Все меньше оставалось в «Наутилусе» людей, которые, собственно, и создавали легенду группы.

…

Вокал и саксофон для альбома «Князь Тишины» писали в совершенно отдельном месте. В спорткомплексе «Олимпийский». В студии Аллы Борисовны Пугачевой. Она познакомилась с «Наутилусом» в 1987-м, подружилась с музыкантами — и с ходу предложила свою помощь.

В студии Пугачевой группа приступила к работе, однако профессиональный архитектор Бутусов сольфеджио не учил и, естественно, с ходу спеть ничего не смог. В свердловские времена это проблемы не составляло, так как в условиях цейтнота вокал писался с наскока. Получалось временами неровно, но эмоционально. А вот в серьезной студии, где можно было не торопиться и делать дубль за дублем, ничего не клеилось. И чем больше было попыток перезаписать вокал, тем хуже они получались.

Клавишник Алексей Хоменко потом вспоминал, что Пугачева стояла рядом с Бутусовым с карандашом в руке и делала пометки в тексте песни — дескать, до этого места все нормально, а дальше перепевай. В одной песне у Бутусова совсем ничего не получалось, и пришлось ей самой встать к микрофону.

Вячеслав Бутусов:  Звукорежиссером у нас был Александр Кальянов. В тот момент Пугачева подошла к нему и начала что-то говорить. И он мне через микрофон в студию говорит, что, дескать, вот ты там сидишь, паришься в этой кабине, а Алла Борисовна, между прочим, говорит, что надо так-то и так-то сделать.

Я ответил, что в этом смысле профан, всех этих дыхательных приемов не знаю, а потому как могу, так и корячусь. В общем, я тужился, пока она не предложила продемонстрировать, как это надо сделать. А Кальянов взял и записал это все. И потом при окончательном сведении вставил в альбом.

Алексей Могилевский:  Я скажу проще. Слава внезапно обезголосил, и мне некоторые партии пришлось петь даже за него. Самый яркий пример — это «Доктор твоего тела», который сложен из трех голосов. Абсолютно сиплый в припевах, это, значит, Вячеслав Геннадьевич Бутусов, который практически только скрипит там голосом. Мелодическая нитка, которая проходит дальним-дальним планом, — это я чего-то верещал. Чтобы все это как бы не ломало слушателей, нас с ним просто задвинули на дальний план, а спереди наложили дивный шепот Аллы Борисовны Пугачевой. И получился вот такой микс.

Алла Пугачева:  Я действительно люблю грамотность в музыке, не люблю фальшивого пения. Я своего мужа полгода учила, чтобы он старался… Это мешаетвосприятию, чтобы это не было самодеятельностью. А вообще мне трудно называть себя продюсером — я скорее просто помогала ребятам. Может быть, на Западе это не назовут роком — то, что делают ребята, а у нас называют. Это НАШЕ.

Вячеслав Бутусов:  Нас сразу взяли в железные тиски. Я очень быстро ощутил, что такое система Росконцерта. Вообще любая система — это вещь особая… и вот эту систему я тогда ощутил. Но что для меня было особенно выдающимся, так это то, что я впервые увидел, как человек может существовать в системе абсолютно свободно… без страха и упрека. Я имею в виду Аллу Борисовну и вообще весь этот контингент. Это было как государство в государстве. Для меня это было, конечно, вызовом всему советскому строю… То есть это было мое первое столкновение с тем, что можно назвать «организованная структура»… по сути дела, мафия… то, что может противостоять государственному механизму.

…

Уже в следующем, 1988 году «Наутилус» стал одной из самых гастролирующих групп нашей страны, — если не самой гастролирующей. Группе очень повезло с директором. Борис Агрест был ветераном шоу-бизнеса по-советски. При нем у «Нау» сразу появились и достойные деньги за концерты, и достойные условия гастролей.

Алексей Могилевский:  Я и личную ванну-то впервые в жизни принял после армии. До этого мы жили в условиях такого, скажем, барака. И все гастроли были для меня фантастически прекрасными.

Во-первых, передвигались мы только самолетами, и реже — автобусами. Поездов не было никогда. Либо самолет, либо автобус, если это рядом. В эпоху Росконцерта у нас был директор, который знал, как сделать артисту хорошо, чтобы он не дергал ручками-ножками, а спокойно выходил на сцену и работал. Он всегда делал превентивный такой вот ударчик, легкий. В чем это выражалось? В предоставлении двухместного номера, в который заселялся один человек. Он мог привести себе или друга, или подругу — в одном случае побухать, в другом — побухать и поцеловаться.

В общем, было очень комфортно. Да и деньги нам платили по тем временам очень приличные.

Однако до всего этого нужно было еще дожить. В 1987-м группа только-только завоевывала популярность. Выступали они тогда в основном в сборных солянках и имели за это копейки. Например, в 1987-м группа выступила в Вильнюсе, на фестивале «Литуаника». Публика была агрессивна — тогда в прибалтийских республиках впервые заговорили об отделении от СССР. Так что наших героев поначалу едва не побили, но кончилось все общим восторгом.

Алексей Могилевский:  «Литуанику» я помню как какой-то дивный, сказочный сон. Потому что мы, во-первых, впервые в жизни приехали тогда в Литву. Для нас это была ну практически заграница. Во-вторых, мы пока еще оставались группой, не отягощенной внутренними раздорами. А в-третьих, мы были настолько не искушены в закулисных интригах, что не испугались, когда пошли все эти националистические выходки со стороны агрессивно настроенных литовских друзей.

При исполнении совершенно русской песни «Разлука», когда они услышали русскую песню, в нас полетело все на свете, начиная от горящих спичек и заканчивая там какими-то пробками. Благо, не бутылки.

Существуют хроникальные кадры, — я их помню, я их когда-то видел. Там видно, что в этот момент наши рожи не выражали ничего, кроме злости. И следующая песня грянула, «Мальчик-зима». Эта песня по тому времени делалась в диком шаффле: «туф-ту-туф-ту-туф». Мы просто лупасили им по головам.

На песне включился свет, и все увидели, что ребята, хоть и топоры уральские, но они все в гриме, они все с хвостами и косами, они в галифе и в каких-то орденах и медалях. Гитары у них вроде бы приличные. И врезали ребята по залу так нешуточно, что, по-моему, это вставило всех. Литовцы стали слушать внимательнее, а к концу нас уже провожали аплодисментами.

«Наутилус» в Прибалтике приняли так, что уже через месяц группа рискнула представить местной публике абсолютно новую песню. Правда, было это уже не в Вильнюсе, а в Таллинне. Своим лиризмом она резко выбивалась из боевой программы «Нау». Потом критики оценивали эту песню так: «свердловский архитектор совершил чудо — возвратил нашему року любовь после того, как само это слово втоптали в помои бесчисленные эстрадные козлопевцы».

Как ни странно, один из самых больших хитов «Наутилуса», песня «Я хочу быть с тобой», к 1988 году еще не был зафиксирован на пленку в студии. Он появился на свет уже после того, как была закончена запись «Разлуки». Впервые Бутусов обнародовал его на квартире все того же Алексея Балабанова. Тогда Балабанов снимал эпизод для студенческой работы. Главным героем там был басист «Нау» Дмитрий Умецкий. Он сидел в ванне, свесив ноги в горячую воду, и рассуждал:

— Если от недопоя ноги попарить минут пятнадцать, сто граммов внутри превращаются в стакан! Только помни: главное — не перепарить!

После очередного дубля Бутусов взял гитару и запел какую-то непривычно лиричную песню. Первым высказался Егор Белкин из группы «Урфин Джюс»:

— Ну, это полное говно!

Остальные присутствующие мнение Белкина поддержали. Целый час Вячеслав Геннадьевич скрашивал горе алкоголем, и в конце концов его даже в такси не стали сажать. Он уснул прямо на кухне, под газовой плитой. А еще через год эту песню пела вся страна.

…

Столкновение вчерашних музыкантов-любителей с российской гастрольной машиной выявило печальную вещь: «Наутилус» и шоу-бизнес не сочетались никак. В 1988-м у Бутусова впервые проявилась его знаменитая нелюбовь к концертам. Хуже было другое: за все лето 1988-го он не смог написать ни одной песни.

Илья Кормильцев:  Кризис был заметен невооруженным глазом. Это же достаточно очевидная вещь. Каждый человек рождается со своей психической конституцией. Слава — не очень счастливый, но очень ранимый и очень талантливый человек.

Проблемы другого рода были у Могилевского — они тоже были связаны с гастрольным житьем-бытьем. Ему как раз нравилась звездная жизнь, со всеми втекающими и вытекающими. В результате чего саксофонист из жизни группы практически выпал.

Алексей Могилевский:  Я вообще был человеком весьма экзальтированным в поведении, в том смысле, что очень любил водку попить. И девчонок. И, соответственно, я всегда попадал в какие-то ситуации. То, значит, я жену в лесу потеряю и она придет только через два дня в непонятном состоянии, то сам чего-то набарагужу. Как-то в Сочи я начал прямо на концерте на весь стадион что-то орать в микрофон. Короче, рыло у меня было в пуху.

Кончилось тем, что меня практически уволили из группы. Видимо, после этого наступила какая-то эпоха взросления. Тогда я впервые в жизни и спираль себе загнал куда положено. Я перестал употреблять, и все пошло снова на подъем. У нас были финские гастроли, где все было хорошо и замечательно… это была наша первая загранка… по-моему, в 1988 году… а потом еще был последний, ташкентский, тур…

Кончилось все в конце октября 1988 года. Бутусов, сидевший в Москве, понял, что группу пора распускать, и поручил это неприятное дело директору Борису Агресту. Он должен был объявить о решении Бутусова остальным музыкантам, которые были в родном Свердловске.

Алексей Могилевский:  Нас поставили в известность. Тогда уже было так, что группа считалась свердловской, но при этом бо́льшую часть времени Слава уже проводил в Москве. Мы вернулись домой, а Слава просто не приехал из Москвы. И оттуда пришло известие. Ко мне пришел Володя Назимов, последний барабанщик того состава, позвонил мне в дверь, я ее открыл. Как сейчас помню: я открываю ему дверь снятой квартиры, а он передо мной чечеточку отбивает и говорит:

— Все! Нас уволили!

Ну и слава богу.

Альбом «Князь Тишины» вышел уже после распада золотого состава группы. В киосках звукозаписи кассету переименовали в «Казнь тишины».

После роспуска «Наутилуса» Бутусов на год воссоединяется со своим старым другом Дмитрием Умецким. Вместе они работают над саундтреком к фильму режиссера Виктора Титова «Человек без имени». Но идея воссоздания нового старого «Наутилуса» через год закончилась грандиозной ссорой отцов-основателей.

Новый «Наутилус», возникший в 1990-м, начнет играть жесткую гитарную музыку, которая поначалу не была оценена публикой. Однако со временем все переменится. «Наутилус» еще вернется на стадионы и на первые строчки хит-парадов.

Но это будет уже совсем другая история…

 

12

Группа «Агата Кристи». Альбом «Коварство и любовь» (1989)

— В СССР проходит первый Съезд народных депутатов.

— Умирает академик Андрей Дмитриевич Сахаров.

— Впервые в русской газете «Известия» напечатана коммерческая реклама.

— Президент США Буш и Председатель Президиума Верховного Совета СССР Горбачев объявляют об окончании холодной войны.

…а из радиоприемников в тот год доносится: Женя Белоусов — «Девочка моя синеглазая», Дмитрий Маликов — «До завтра», Крис Кельми — «Ночное рандеву».

В этом же году в эфир выходит «Программа А». Долгие годы ее эфиры были единственной возможностью для отечественных рок-групп прорваться на всесоюзный/ всероссийский экран. Причем «Программа А» привечала не только грандов, но и новичков-экспериментаторов и даже совсем радикальные группы типа «Гражданской обороны»…

Открытием 1989 года, по мнению рубрики «Звуковая дорожка» газеты «Московский комсомолец», становится группа «На-На», лучшим композитором признается Олег Газманов, лучшим певцом — Дмитрий Маликов, лучшей группой — «Ласковый май» и только лучшим поэтом-песенником оказывается рок-музыкант — Виктор Цой. Зато в категорию «разочарование года» дружно попадают «Аквариум», «Наутилус Помпилиус», «Машина Времени», «Алиса», Жанна Агузарова, «Бригада С», «Мастер», «Круиз» и «Телевизор». В этой же нестыдной десятке под четвертым номером числится Алла Пугачева.

Зато с гастролерами все было просто невероятно! Концерты «Пинк Флойд» в «Олимпийском» — с лазерным шоу, летающей свиньей и взрывающейся на сцене кроватью — до сих пор взахлеб вспоминаются всеми, кто сумел туда попасть. Жалко, что не осталось записей… Зато сохранилось видео с Московского музыкального фестиваля Мира в Лужниках — оно время от времени всплывает на «Горбушке». Тогда к нам приехали «Bon Jovi», «Cinderella», «Skid Row», «Motley Crue» и «Scorpions»! А закрывал выступление еле державшийся на ногах от выпитого Оззи Осборн. Который на «Параноиде» носился по сцене этаким взбесившимся Винни-Пухом. Отдельно от Оззи приехали «Black Sabbath» с Тони Мартином, еще одни любимцы старых советских рок-фэнов — «Nazareth». И даже Сюзи Кватро. На поп-фланге тоже было некисло — сразу после развала «Modern Talking» в столице появился сам Диди Болен! А еще Сандра, а еще Сабрина — и российские девочки дружно начали обрезать джинсы так, что это даже шортами назвать было неудобно. Эта мода была по всей стране, в том числе и в Свердловске.

Что еще там было хорошего? В 1989 году в столице Урала собираются «Смысловые галлюцинации», час которых пробьет только через десятилетие. Но настоящим открытием года станет последняя группа золотого века свердловского рока — «Агата Кристи». Со своим вторым альбомом «Коварство и любовь».

Вадим Самойлов:  Этот альбом был, наверное, самым бескорыстным — в смысле не озадаченным тем, что получится. В отличие от всех остальных. Потому что дальше уже была задача, чтобы не самоповториться, а здесь все было просто в легкую сделано. Хоть и с техническими какими-то трудностями, но на одном дыхании.

…

История одной из главных групп свердловской сцены началась вовсе не в Свердловске, а неподалеку — в городе Асбесте. В средней школе № 1 имени Горького, где в разных классах учились Саша Козлов, Петя Май, Вадик Самойлов и его младший брат Глеб. А еще в школе был свой ВИА… ну, тут никому не надо объяснять, что такое ВИА в школе. Вспомните «Вечную молодость» Чижа. Короче, в один прекрасный момент прежний состав этого самого ансамбля демобилизовался из десятого класса куда-то во взрослую жизнь, а брошенные инструменты подхватили восьмиклассник Козлов и семиклассник Май. Начали играть на танцах, попутно присматриваясь к школьной малышне — вдруг еще найдутся самородки… На школьном вечере, посвященном английскому языку, было решено спеть битловскую «Let It Be». Учительница инглиша посоветовала поставить к микрофону худого розовощекого мальчика с хорошим английским произношением. Мальчика звали Вадик, и его вы уже встречали — строк этак на десять выше… Вадику доверили не только петь, но и играть на «Ионике» (Козлов в том составе играл на басу). Вскоре школьная команда получила название «Циклон». Своего материала было очень мало — в основном «Циклон» исполнял песни из репертуара «Веселых ребят» и «Добрых молодцев». Но как раз с приходом Вадима группа начала обрастать и своими песнями.

Четвертый будущий участник классического состава «Агаты» был еще моложе остальных — он только поступил в первый класс. В зрелом возрасте разница в пять-шесть лет никого не интересует, и люди ощущают себя ровесниками. Но в школе, когда тебе тринадцать лет, а кому-то другому семь, ты воспринимаешь этого человека не то что не как собеседника, а просто как какой-то другой биологический вид! Маленький Глеб Самойлов очень напоминал маленького Володю Ульянова — разница была только в том, что Глеб носил очки. Вадим шутки ради вставлял фотографию маленького Глеба — с кудрявой головой — сначала в октябрятскую звездочку, а потом и в комсомольский значок. Который все время прицеплял к знамени. Вообще же вся троица тратила на группу все свое свободное время. Вадим ради нее забросил даже музыкальную школу и хор, чем сильно напугал родителей.

…

Проблемы у молодого школьного ВИА были как у всех. Играть было не на чем. Гитару Вадиму Самойлову купили за тридцать три рубля, а бас-гитару музыканты сделали своими руками — гриф от обычной гитары за семь рублей, корпус из ДСП и струны от пианино. Записываться пытались дома, на обычный магнитофон. Барабанов не было — вместо них топали ботинком по полу и стучали ладонями по надутому шарику. Бас включался в магнитофон, а Вадим ухитрялся одной рукой играть на пианино, а другой — на гитаре.

Глеб Самойлов:  В общем-то это был такой типичный гранж. Хотя мы тогда воспринимали гранжевый звук скорее как недостаток аранжировки. Мы еще и сами не понимали, что родили новый стиль.

Первым школу закончил Саша Козлов — и уехал в Свердловск учиться на врача. Через год в Уральский политех поступил Петр Май, а через два — Вадим Самойлов. Он поступил на радиотехнический факультет (сказались детские увлечения) и вскоре собрал группу и там. Ни Мая, ни Козлова в ней поначалу не было — будущий клавишник «Агаты» на тот момент вообще забросил музыку, хотя общаться со школьными друзьями продолжал. А вот Глеб еще учился — и при этом сочинял песни. Одна из них, «Собачье сердце» — на текст Михаила Булгакова, — потом войдет в «Коварство и любовь».

Вадим Самойлов был членом комитета комсомола радиофака, что позволило ему выбить из родного вуза приличную точку для репетиций. На ней были сделаны первые записи новой самойловской команды «Импульс» (снова с Маем; сейчас их можно поискать на фан-сайтах «Агаты»). Затем «Импульс» выступил на том самом фестивале «Весна УПИ»… и получил всего два балла из десяти. Играли слишком громко! Но нет худа без добра: на том фестивале вместе с Вадимом впервые вышел на сцену Глеб, который уже учился в старших классах. А сразу после того провала в группу вернулся и Козлов. На место клавишника.

В какой-то момент команда сменила название на «ВИА РТФ УПИ». Расшифровывалось это так: «Вокально-инструментальный ансамбль радиотехнического факультета Уральского политехнического института». Свои произведения по большей части приписывались Добрынину — Дербеневу (правила насчет «восьмидесяти процентов песен советских композиторов» тогда еще никто не отменял). Над внешним видом работали не меньше, чем над музыкальной стороной дела.

Глеб Самойлов:  Мы сразу подошли к имиджу очень ответственно.

Вадим Самойлов:  Я помню, что я отобрал у Глеба куртку из кожзаменителя. Черную. Сначала я в ней ходил, еще в школе, по-моему.

Глеб Самойлов:  А потом я ходил, когда был металлистом.

Вадим Самойлов:  Даже выступал в ней пару раз.

Глеб Самойлов:  А первый раз, когда мы выступали, кстати, ты был в кооперативных штанах и кофте. А ябыл в кожаной куртке на голое тело. Тогда мне еще можно было показывать голое тело. В восемнадцать лет показать себя — самое то.

Вадим Самойлов:  Еще было обилие клипс в ушах. Как-то, я помню, мы поехали в Ижевск, в гости к нашему барабанщику, и по дороге к нам докопался человек, который сказал, что, типа, нельзя серьгу носить в правом ухе. Он долго объяснял, что в правом носят гомосексуалисты, а рокеры должны носить в левом. Вот такая хрень.

Глеб Самойлов:  А потом Вадик эту куртку у меня забрал и стал выступать в белой рубашке и черном галстуке-селедке. А я был в черной рубашке, черных штанах и белой милиционерской портупее. Это была настоящая милицейская портупея.

Вадим Самойлов:  А у Саши Козлова был английский костюм…

Глеб Самойлов:  Саша надел самое лучшее, что у него было, — английский серый, стандартный, классический костюм. Я говорю: «Саша! Это несценично!» А Саша отвечает: «Это настоящий английский костюм. Это дорогая вещь. Как в ней не выйти на сцену?»

Студенческие годы заканчивались, и пора было решать, что делать дальше. Первым делом надо было сменить название. Вадиму Самойлову пришла в голову идея использовать для названия группы чье-нибудь имя, например Жак Ив Кусто. На этом дело и застопорилось, пока в феврале Александр Козлов не произнес — «Агата Кристи». Позже он рассказывал, что читал пару детективных романов английской писательницы, но они показались ему довольно скучными. Однако звучало такое название очень прилично…

С этого момента они стали «Агатой Кристи».

…

Первый концерт группы с именем «Агата Кристи» состоялся 20 февраля 1988 года в зале № 2 Уральского политехнического института. Музыканты сами нарисовали и развесили афиши следующего содержания: «Группа „Агата Кристи“ приглашает своих друзей». Друзей набралось около двухсот человек. Глеб Самойлов к этому времени стал полноценным участником группы. Музыканты были уверены в успехе, но нервничали страшно.

Глеб Самойлов:  Я был сосредоточен исключительно на том, как бы мне сыграть все правильно.

Вадим Самойлов:  Потому что в начале это же проблема — сыграть и спеть одновременно, да еще без ошибок.

Глеб Самойлов:  Еще там при таком количестве народу! Да еще и свои песни!

Вадим Самойлов:  Я помню ощущение, когда коленки так потрясываются. Смотришь на них, они вроде на месте стоят, а изнутри трясутся.

С тех пор 20 февраля 1988 года считается официальной датой рождения группы «Агата Кристи». Тогда квартет отыграл песни из программы «Второй фронт» плюс кое-что свежее. («Второй фронт» значится в «агатовской» дискографии первым альбомом, но сами музыканты считают его «нулевым», пробным. Хотя именно из него в «Коварство и любовь» перешли «Инспектор По…» и «Пантера».) Именно после этого альбома Глеб закрепился в составе «Агаты» на постоянной основе (до него на басу играл Александр Кузнецов). Времени на музыку у Глеба было предостаточно: не поступив на истфак Свердловского университета — он не смог рассказать о восстановлении народного хозяйства после Гражданской и Великой Отечественной войн — Глеб поступил в музыкальное училище по классу бас-гитары. Но через полгода бросил.

…

Конец 1980-х был сумасшедшей эпохой повального увлечения всякого рода колдунами и психотерапевтами. Пять дней в неделю после программы «Время» улицы российских городов вымирали: люди садились к телевизору и смотрели терапевтические сеансы Анатолия Кашпировского. А те, кто больше предпочитал программы Алана Чумака, подтаскивали к экрану трехлитровые банки с водой и тюбики с кремами, чтобы зарядить их положительной энергией. Страна была счастлива — рубцы и грыжи рассасывались, спайки распаивались, извилины в мозгах разглаживались до состояния попки младенца.

Массовый психоз угрожал необратимостью процесса. Добрые волшебники Кашпировский и Чумак подготовили страну к еще более доброму волшебнику Мавроди. Времена пошли действительно безумные, но дела у группы продвигались.

Концертный дебют «Агаты Кристи» оказался весьма удачным. Музыканты стали сотрудничать с легендарной командой КВН УПИ, участвуя в музыкальных номерах. Кроме того, группу приняли в Свердловский рок-клуб, и квартет начал выезжать за пределы Свердловской области.

С самого первого концерта Вадим Самойлов вел себя на сцене крайне активно. А вот Глеб играл свои партии просто сидя на стуле. Ходила легенда, что у него одна нога короче другой, но все было проще: Самойлов-младший на сцене страшно нервничал и не знал, куда девать руки-ноги. Вот его и усадили на стул.

Вадим Самойлов:  Мы были очень запарены на сценическом действии. Все было разложено по ролям. Мы договорились, что я должен играть какого-то такого маргинального героя, а Глеб будет как бы немного шутовской. И мы долго еще на эту тему парились.

Глеб Самойлов:  У ребят был опыт выхода на сцену с какими-то студенческими ансамблями. А я и на сцене-то до этого не был. Разве что на танцах пару раз сыграл. То есть на саму сцену я залезал: в школе я участвовал во всяческих там КВНах или пел песни. Но вот, так сказать, в имидже молодежного рок-героя я еще не был и на сцену не выходил. Я просто спросил: «Что мне делать?» И Вадик сказал: «Ну, не знаешь, чего делать, сядь на стул». Я сел и до 1996 года так там и просидел.

С имиджем Глеба и впоследствии происходили забавные вещи. В конце 1980-х, кроме кудрей, он носил еще и довольно внушительные бакенбарды. И вот, в марте 1990 года «Агата» снимается в телепрограмме «Брейнринг». Поют «Африканку», Глеб сидит на стуле, и один из мэтров телевизионного «Что? Где? Когда?» громко спрашивает: «А что это за хмырь, который на Пушкина похож?»

…

Один из первых неуральских концертов, по воспоминаниям «агатовцев», состоялся в середине 1988-го в Казани. «Агате» тогда удалось буквально «поставить зал на уши», и они вернулись домой, ощущая себя королями.

В августе 1988 года директором «Агаты Кристи» стала Елена Чистова, жена дизайнера Юрия Чистова, который создал в свое время знаменитый символ Свердловского рок-клуба — ворону с сыром и гитарой. По образованию она была экономист, и в то же время считалась своей в богемной тусовке.

Появление директора пошло группе на пользу. Уже на второй день работы Елена смогла устроить молодой группе сразу десять концертов в городе Фрунзе. Постепенно об «Агате Кристи» узнавали в других городах, хотя в родном рок-клубе они пока не были особо известны.

В октябре 1988 года состоялся Третий фестиваль Свердловского рок-клуба. Чистовой удалось договориться, что «Агата Кристи» сыграет в заключительном концерте с «Кабинетом» — группой «дедушки уральского рока» Александра Пантыкина. Саундчека не получилось: когда «агатовцы» вышли настраиваться, в зал уже запустили народ. Волнения музыкантам добавлял и тот факт, что на концерте должен был присутствовать Андрей Макаревич, и ударить перед ним в грязь лицом очень не хотелось. Кое-как настроившись, группа приступила к делу.

Поначалу народ молчал. Лишь изредка были слышны вежливые хлопки. Но вдруг после четвертой песни зал встал на уши! В итоге концерт превзошел даже самые смелые ожидания; вдобавок, после выступления «Агаты», Макаревич и Вячеслав Бутусов лично выразили группе свой респект.

…

В конце 1988 года «Агату Кристи» пригласили на фестиваль «Сырок», организованный программой «Взгляд». И снова выступление прошло на ура. Концерт записывался на пленку, и группу заметила редактор «Взгляда» Марина Лозовая. Вскоре после фестиваля фрагменты выступления «Агаты Кристи» стали мелькать в разных выпусках «Взгляда».

О группе заговорили. Начались бесконечные гастрольные поездки. В период с декабря 1988 по июнь 1989 года музыканты отыграли ни много ни мало девяносто концертов от Калининграда до Красноярска!

Благодаря эфирам в программе «Взгляд» «Агата Кристи» познакомилась с Андреем Разбашем, который вызвался снять для них клип на песню «Вива, Кальман».

Вадим Самойлов:  Все происходило очень долго, хотя и весело. Я так понимаю, что внятно сценарий никто себе не представлял. Режиссер клипа Андрей Разбаш, который сейчас является президентом телекомпании «ВИД», тогда еще был одним из выпускающих режиссеров на программе «Взгляд». И как раз в этот момент он переходил из режиссеров в президенты телекомпании. Поэтому монтаж клипа происходил очень долго. Ему было не до этого. Помню, часть эпизодов клипа мы снимали в квартире его родителей на станции метро «Беговая». Там недалеко был какой-то разрушенный цирк, котлован из-под какого-то старого ипподрома, — и там мы тоже снимали. Как я понимаю, задача стояла просто хоть что-то показать.

Глеб Самойлов:  Что-то изобразить под хорошую песню…

Вадим Самойлов:  Типа того!

Сейчас участники «Агаты Кристи» уже не могут вспомнить, показывали его где-то еще, кроме «Взгляда». Да и во «Взгляде» его показали всего только раз. А жаль: многие считают, что видео получилось очень интересным, да и сама песня очень хороша. У самих музыкантов этого клипа нет. Андрей Разбаш скончался в 2006 году.

Вадим Самойлов:  Это одна из редких песен, которые появляются молниеносно. Буквально я проснулся — а у меня в голове она вся уже проиграна. Я просто записал ее в ноты.

Глеб Самойлов:  Правда, еще до этого уже существовал проигрыш. Это был проигрыш из другой моей песни. Но та песня не прижилась, и Вадик изъял его и вставил в свое произведение. Получилось очень органично.

Вадим Самойлов:  А у нас много, кстати, было таких тем. Я помню, мы довольно часто составляли песни из кусочков: куплет такой, припев такой, тема должна быть еще какая-нибудь.

…

В начале 1989 года из-за плотного графика гастролей участники «Агаты Кристи» решили оставить кто работу, а кто учебу, чтобы полностью посвятить все свое время группе.

Вадим Самойлов:  К тому времени мы уже вовсю ездили по концертам, и времени на работу не оставалось. Где-то в начале 1988 года, в первой половине того года, мы все поувольнялись с работы.

Глеб Самойлов:  В 1989-м! Мы все вместе решили тогда бросить учебу, — весной 1989-го это было!

Вадим Самойлов:  Да? Ну я-то к тому времени уже полгода, по-моему, как бросил это дело.

Глеб Самойлов:  А Саша и я…

Вадим Самойлов:  …они еще совмещали работу, а я не успевал это делать.

Глеб Самойлов:  Я в это время учился в музыкальном училище, а Саша преподавал и работал в больнице. Мы одновременно бросили все это весной 1989 года. Решили заняться исключительно музыкой.

Впрочем, музыканты не особенно жалели об этом: с тогдашними зарплатами и стипендиями, те деньги, которые они зарабатывали на концертах, не шли ни в какое сравнение. И при этом они занимались своим любимым делом.

В 1989 году в составе «Агаты Кристи» происходят серьезные изменения: ее покидает Петр Май. На место Мая заступил Альберт Потапкин, который к тому времени вернулся из армии. Вместе с ним весной 1989-го «Агата Кристи» начала записывать первую версию альбома «Коварство и любовь».

Работали в студии, принадлежавшей участникам уже развалившегося «Наутилуса». Программу записали, послушали и забраковали — тот, первый, вариант альбома «Коварство и любовь» так никто никогда и не слышал. К счастью, в Свердловский рок-клуб вскоре пришло предложение записать альбом от фирмы «Мелодия», и «Агата Кристи» материал переписала. Получился тот вариант «Коварства и любви», который теперь считается классическим.

Вадим Самойлов:  В свое время первое, что мы сделали как группа, — записали магнитоальбом «Второй фронт». Туда вошли все песни, которые у нас к тому времени были. Через какое-то время песни с этого альбома превратились в полноценную концертную программу. Именно их мы очень долго и играли на концертах.

После этого у нас постоянно появлялись новые песни. Что-то сочинял Глебсон, что-то я, что-то — Саша Козлов. Они уже были сделаны и игрались на концертах, но еще не были записаны. Как раз в этот период в Свердловске появилась студия «Наутилус». Участие в этом юридическом образовании принимали ребята изгруппы «Наутилус Помпилиус» — все, за исключением самого Славы Бутусова. С их помощью мы и начали записывать новый альбом.

Все это длилось очень долго, муторно, и мы еще сами, наверное, до конца не были готовы к многоканальной записи, — к сиквенсеру там и ко всему остальному. Но на этом альбоме мы понемногу учились. Так что когда возникла возможность записать все уже в полностью профессиональных условиях, то мы уже были полностью готовы. Из имевшихся двух альбомов (в смысле — из «Второго фронта» и из нового материала) мы быстренько скомпилировали обойму песен, которая, на наш взгляд, точно выражала суть всей «Агаты Кристи», — и записали ее.

Правда, пока «Агата» колдовала над альбомом, советская фирма грамзаписи «Мелодия» приказала долго жить. Материал был выпущен уже на студии «Синтез» Александра Кутикова. В 1989 году «Агата Кристи» приняла участие в большом и официальном фестивале «Ступень к Парнасу».

Мероприятие задумывалось как конкурс молодых исполнителей, работающих в разных жанрах — рок, поп, джаз и так далее. Концерт проходил в пафосной обстановке гостиницы «Космос», а вела его диктор Центрального телевидения Татьяна Веденеева.

«Агате» выпало выступать между певицей Азизой и командой «Санкт-Петербург». Это были уже не отцы-основатели питерского рока, а смазливые юноши, исполнявшие романс «Очарована-околдована». «Агатовцы» не потерялись в таком окружении: группа получила двадцать один из двадцати пяти возможных баллов, а, например, та же Азиза довольствовалась всего девятью. Впоследствии эту певицу и вспоминали-то только в связи с тем, что ее продюсер вроде бы застрелил Игоря Талькова.

…

После выхода альбома «Коварство и любовь» Глеб Самойлов практически монополизировал за собой право написания текстов для «Агаты», Вадим же в основном исполнял обязанности продюсера.

Вадим Самойлов:  Ну, во-первых, Глеб как поэт был совершенно очевидно сильнее меня. И для «Агаты Кристи» это был куда более удобный вариант. Во-вторых, у меня в то время не хватало времени не то что на тексты, а даже и на музыку. Я был постоянно озадачен поиском возможности хоть что-то записать. Вспоминая те годы, я вижу только стены проклятой студии. Для того чтобы мы выпустили альбомы «Коварство и любовь» и «Декаданс», я работал сутками. И мы их все-таки записали…

Глеб Самойлов:  Причем бесплатно!

Вадим Самойлов:  Да! Бесплатно! Но сразу после этого я начал искать деньги на запись «Позорной звезды». Я искал деньги, постоянно тусовался с бывшими институтскими однокашниками, которые к этому времени уже занимали разные посты. Все это отнимало очень много сил и энергии. Так что ни о каких текстах речь просто не шла.

После выхода альбома «Коварство и любовь» «Агата Кристи» закрепила за собой статус супергруппы, завоеванный еще раньше, на концертах. Среди коллег по цеху были и завистники, и те, кто искренне радовался их успеху. А поклонники ждали от группы новых песен и новых концертов. Сейчас, оглядываясь назад, братья Самойловы признают, что, как ни странно, с выходом «Коварства и любви» в их жизни начался не самый лучший период.

Глеб Самойлов:  Альбом стал не началом, а как бы концом большого этапа. Все это происходило в 1988–1989 годах, ну и чуть-чуть в 1990-м. После выхода альбома, после того, как нас стали показывать в программе «Взгляд», после того, как началась реальная популярность и мы стали ездить на фестивали, давать концерты, — после всего этого у группы началась уже совсем другая жизнь. И материал мы стали играть тоже другой. То есть к моменту выхода альбома «Коварство и любовь» у нас уже был полностью готов материал к следующему альбому «Декаданс».

Вадим Самойлов:  Внутри тогда у всех было четкое ощущение, что можем получать больше. И раздражение от того, что не получаем, а, наоборот, упускаем какие-то очень большие возможности. Вместо того чтобы пользоваться появившейся популярностью, мы по-прежнему сидели в Екатеринбурге и вынуждены были терпеть друг друга.

Впереди у «Агаты Кристи» были гастроли за границей — в Дании, Франции и Германии. Впереди был выход альбома «Декаданс» и тяжелый период, когда музыканты чувствовали себя потерянными и не знали, куда им двигаться дальше. И только после выхода альбома «Позорная звезда» «Агата Кристи» возродилась снова.

Но это уже совсем другая история…

 

13

Группа «ЧайФ». Альбом «Давай вернемся» (1991)

— По итогам референдума Ленинграду возвращено историческое название Санкт-Петербург.

— США проводит в Ираке операцию «Буря в пустыне».

— Борис Ельцин становится первым Президентом России, получив 57,3 процента голосов избирателей.

— Закрываются программы «Взгляд» и ТСН.

…а из радиоприемников доносится: «Кино» — «Следи за собой», «Технология» — «Нажми на кнопку», «Мальчишник» — «Секс без перерыва».

За несколько месяцев до наступления 1991 года фирма «Мелодия» открывает свою студию в Ленинграде. В сентябре одним из первых клиентов студии становится свердловская группа «ЧайФ» — их в Питере вообще любят, и рок-критик Андрей Бурлака — в то время «мелодиевский» редактор — приглашает музыкантов записаться. Студия не совсем готова, но никого это не останавливает. За пультом стоит клавишник Андрей Муратов («Зоопарк», «ДДТ») по прозвищу Мурзик. Материала полно, и группа рвется в бой!

Владимир Шахрин:  Я вот сейчас пытаюсь вспомнить, в какое время года происходила запись альбома, и не могу. Помню, что было как-то сыро и гадко, — но в Петербурге ведь всегда так. Скорее всего дело было или весной, или осенью. У нас как раз произошли определенные изменения в составе в этот момент, как раз ушел бас-гитарист Антон Нифантьев и пришел Володя Привалов, плюс появился Володя Желтовских по кличке Малой, который играл на альте, бубне и делал сальто на сцене.

За словами «определенные изменения в составе» скрывается драматичная история. В конце 1980-х «ЧайФ» был стадионной группой и гремел наравне с другими уральскими и неуральскими легендами. Но… к концу десятилетия команда практически перестала существовать. Из пятерых участников четверо либо ушли, либо собрались уходить. В столь кризисной ситуации Владимиру Шахрину пришлось, по сути, собирать группу заново — он убедил не уходить своего лучшего друга, гитариста Владимира Бегунова, и позвал за ударную установку еще одного армейского приятеля — Валерия Северина. После этого и Нифантьев передумал… Следами того стресса остались композиции, без которых и сейчас группу не отпускают со сцены — «Поплачь о нем» и «Ой-йО». Но невесело было Шахрину, когда он их сочинял…

В 1989 году был записан и выпущен на виниле альбом «Не беда». Отношения с Нифантьевым оставались напряженными, и в 1990-м он покинет группу (а потом вернется и опять уйдет). На его место взяли сразу двоих — Владимира Привалова и Владимира Желтовских. Привалов, по кличке Арнольд, был басистом неважным — он, например, не мог придумать свои партии самостоятельно, и Шахрину с Бегуновым приходилось соображать за него. Желтовских играл прекрасно, но пил — при всем своем нежном возрасте — едва ли не больше ветеранов. Да и делать с его альтом было особо нечего. Тем не менее это был уже боеспособный состав, с которым можно было играть и записываться.

Владимир Шахрин:  Насколько я помню, альбом мы писали недели три-четыре. Жили в гостинице «Октябрьская» в одном большом трехместном номере, и каждый день ездили на Васильевский остров, где находилась студия «Мелодия». Так получилось, что эта студия находится в помещении Лютеранской церкви, где в субботу с утра проходили службы, а все остальное время звучала музыка.

Кое-как привыкнув к новым условиям, музыканты приступают к работе. Однако жизнь не дает им расслабиться и сосредоточиться на музыке! В январе 1991 года министр финансов Валентин Павлов объявляет о денежной реформе и изъятии из обращения старых пятидесяти — и сторублевых купюр. За три дня гражданам разрешается обменять в сберкассах сумму, не превышающую их месячного оклада.

Свое решение правительство оглашает в вечернем телеэфире, и предприимчивый житель тогда еще Советского Союза тут же предпринимает решительные действия. Одними из первых под удар граждан попадают таксисты, работающие вечером на смене и ничего не подозревающие о реформе. Народ ловит такси и обменивает старые купюры на скопившуюся за день у шофера мелочь. Уже на утро следующего дня этот фокус не проходит, купюры принимают только сберкассы, в которые выстраиваются километровые очереди.

Владимир Шахрин:  Мы в тот момент были на Дальнем Востоке. У нас был большой тур по Дальнему Востоку. Однажды мы въезжаем в город… то ли Уссурийск, то ли там еще какой-то… в общем где-то на Дальнем Востоке… и вдруг видим людей, которые стоят в очереди в сберкассу. А времени — то ли шесть, то ли семь часов утра. Во, думаем, нравы в этом городе — в шесть утра в сберкассу стоять! И вдруг днем мы узнаем, что, оказывается, у нас отменили пятидесятирублевые деньги! Они больше не ходят по стране, а поменять их можно теперь только в сберкассе!

У техников, которые с нами ездили, у них как раз так получилось, что все сбережения были в пятидесятирублевых деньгах. У музыкантов, слава богу, денег не было. Мы практически ничего за тот тур не получили. В общем, тогда у нас денег не было и проблем не было. А у них были.

Ход они сделали, конечно, гениальный. Вечером в гостинице техники познакомились с двумя китайцами и купили у них на все деньги кучу какого-то товара: кожаные куртки, что-то еще… Радостные китайцы пошли в ресторан, чтобы отметить это событие, а у них деньги не берут!

Они говорят:

— Как же так? Мы вчера такими же деньгами платили!

А им отвечают:

— Ну вчера можно было, а сегодня уже нельзя.

…

В начале апреля 1991 года в московском Дворце спорта «Крылья Советов» состоялся масштабный рок-фестиваль «Рок против террора». Идея возникла у Гарика Сукачева и Александра Ф. Скляра после того, как их приняли в 108-е отделение милиции на Арбате, причем Гарика там довольно серьезно обработали. Поначалу он даже хотел назвать акцию «Рок против милицейского террора» — но тогда бы она, конечно, закончилась не начавшись… А так на одной сцене собрались «Наутилус», «ДДТ», «Алиса», «Калинов мост», возрожденный золотой состав «Бригады С», «Ва-Банк», «АукцЫон»… По итогам фестиваля был выпущен двойной альбом, который Гарик потом раздавал на баррикадах у Белого дома. А всю прибыль от акции решили передать жертвам событий в Прибалтике и Закавказье.

Фестиваль представлял собой восьмичасовое шоу, проходящее почти без пауз в переполненном зале Дворца спорта. По требованию администрации концерт должен был закончиться к двадцати трем часам. Соответственно, времени на настройку у музыкантов практически не было, и в среднем каждая группа успевала сыграть по три-четыре композиции. «ЧайФы» исполнили несколько песен, в том числе и новую композицию — «С войны»…

Владимир Шахрин:  Песня «С войны» была написана уже в Питере. Мы тогда уже жили на Петроградской стороне, в каком-то полузаброшенном доме, в полузаброшенной квартире. Там был жуткий абсолютно, разбитый двор. В эту квартиру несколько раз приходил Слава Задерий — тот самый, по псевдониму которого получила свое название группа «Алиса». Он рассказывал о каких-то своих личных переживаниях… ну, там об отношениях с женщиной… и я вдруг понял, что мы действительно как бойцы — как бойцы рок-н-ролла. Ты бьешься на фронте, а в один прекрасный момент приходишь домой, а дома нет! Тебя ждали, ждали, но не дождались — устали ждать. Отсюда и появилась эта песня. Она про мужчину-воина, потому что все равно каждый мужчина — воин. Для очень многих война, собственное дело — это главное, что остается в жизни.

…

«Давай вернемся» становится первым профессионально записанным альбомом группы «ЧайФ». Так, музыканты впервые использовали для записи двадцатичетырехдорожечный магнитофон! В той же песне «С войны» Желтовских записал партию альта на пять каналов. Но конечно, не обходилось и без лажи…

Владимир Шахрин:  Была очень хорошая история, когда мы уже записали и свели всю песню «Псы с городских окраин», а потом думаем, — чего же там не хватает? И оказалось, что мы забыли записать одну из важных гитарных партий — риффовую. Просто забыли! То есть там нет стержневого риффа! Потом уже на альбоме «Дети гор» мы ее, конечно, переписали, но сперва…

Тем временем на дворе продолжался последний год СССР — что ни месяц, то новое потрясение. И все это на фоне затянувшегося продовольственного кризиса…

Владимир Шахрин:  Я помню, в Москве мы в то время часто жили в гостинице «Салют». Это Юго-Западный район, ну или, в общем, какая-то окраина. И купить в магазине еды или поесть где-то в столовке было практически невозможно. Мы ходили к станции метро, где бабушки продавали всякую снедь: пирожки и всякую ерунду. И вот этим мы каждый день травились. Как-то решили шикануть и купить целую, бабушкой приготовленную курицу. Долго выбирали курицу, а потом Бегунов одну взял за лапу и говорит:

— О! Солидол!

Это слово тогда у него означало, «солидная курица», «очень хорошая». Однако, не разобравшись, бабушка завопила:

— Какой солидол! Люди добрые! На чистом масле жареная, никакого солидола, что ж вы несете?

…

Весь июль 1991 года «чайФы» участвовали в туре, под который ЦК ВЛКСМ выделил принадлежащий ему поезд. Это турне потом так и называли — «Пьяный паровоз»… Тур начинался в Питере, а заканчивался в городе Сочи. Помимо группы «ЧайФ» в нем участвовали «НЭП», «АукцЫон», французская команда «Mike Remboud» и представители новорожденного (и тут же загнувшегося) советско-американского журнала «Новый фермер».

Гастроли проходили с приключениями. Концерты то и дело отменяли. Периодически веселый состав отставал от графика, зависая в каком-нибудь хлебосольном городе. В конечном пункте тура — в городе Сочи — всей тусовке дали пятнадцать минут на саундчек и разрешили играть не более двух часов. Как только время истекло, администрация зала просто вырубила электроэнергию.

Кончилось все очень печально: саксофонисту группы «НЭП» оторвало руку. Спустя месяц, в августе 1991-го, группа «ЧайФ» опять находится далеко от столиц.

Владимир Шахрин:  Что касается августовского путча 1991 года, то во время путча мы были с итальянской группой «Rife» в туре по Уралу. И мы находились где-то в одном из северных городов: то ли Североуральск, то ли Карпинск — в общем где-то на севере Урала. Там мы жили на территории пионерского лагеря, где был старый черно-белый телевизор.

Показывал он еле-еле, как в старом кино. Когда начали передавать весь этот путч, танки на улицах и все в таком роде, то итальянцы заволновались, а когда потом поняли, что именно происходит, начали кричать:

— Что делать? Надо браться за оружие!

Мы им объясняем:

— Вы не представляете, насколько это далеко. И потом, в пионерском лагере мы все равно ничего не можем сделать. А находиться тут мы будем еще два дня.

В тот вечер мы просто пошли за грибами и прямо на территории пионерского лагеря набрали два ведра грибов. А тетя Маша из пионерского лагеря вкусно нам их пожарила.

Через какое-то время команда отправляется с ответным визитом в Италию. Там их радушно встречают музыканты уже такой родной группы «Rife».

Владимир Шахрин:  В начале сентября того же года мы с ответным визитом поехали в Италию. Весь север Италии был увешан плакатами: «В России демократия сильнее, чем танки!», «Россия, мы с тобой!». Нас везде встречали как героев. Мы выходили на сцену, и нам все аплодировали. Нам было стыдно, что в принципе весь этот кризис мы провели не бросаясь под танки, а отсиживаясь в пионерском лагере на севере Урала.

Один из мальчиков группы «Rife» оказался потомственным, очень именитым итальянским графом. На один из концертов пришел его папаша-графин со своей графиней. Они отсмотрели весь концерт, а потом подошли и сказали, что всей семьей благодарят нас за то, что мы в такую трудную годину спасли их сына. Они так переживали, когда понимали, что во время этих грозных событий он где-то там в России!

На прощание папа подарил нам всем по такой красивой коробочке именных часов. Очень долго мы все носили эти часы, а уже потом Володя Желтовских как-то оказался в стесненных условиях и пошел в ломбард эти часы заложить. Их взяли, на них посмотрели и говорят:

— Молодой человек, а вы вообще в курсе, что они золотые?

Но тогда, в Италии, никто из нас ценности подарка в общем-то и не понял.

Кстати, в мае 1993 года президент России Б. Н. Ельцин неожиданно награждает Андрея Макаревича и Константина Кинчева медалью «Защитник свободной России» (в просторечии «ЗАСРО») — за их участие в защите Белого дома в 1991-м…

Возможно, не будь тогда у «ЧайФа» гастролей с итальянцами, точно такая же медаль была бы и в коллекции Владимира Шахрина. Кстати, Кинчев свою вернул — в знак протеста против ввода войск в Чечню.

…

После августовских событий события развивались стремительно. Например, несмотря на то что альбом «Давай вернемся» был уже готов к выпуску, выйти он тогда так и не смог. Запись принадлежала фирме «Мелодия», а фирма в этот момент приказала долго жить, и стало непонятно, какова дальнейшая судьба материала и будет ли он когда-нибудь опубликован.

Владимир Шахрин:  В 1991 году фирма «Мелодия» практически перестала выпускать пластинки и распалась. Пленка, записанная на их деньги, несколько лет лежала у них на складах. Уже потом фирма «Фили» выкупила у «Мелодии» этот материал, — так и получилось, что альбом, готовый еще в 1991 году, вышел только в 1993-м или даже в 1994-м.

Кроме того, к весне 1991 года был готов еще один диск «ЧайФа» под названием «Четвертый стул». Это был саундтрек к так никогда и не вышедшему одноименному фильму. Диск был записан быстро, но, увы, после всех произошедших в стране событий, тоже лег на полку. Впоследствии, чтобы не было путаницы «Давай вернемся» датировали 1990 годом — когда началась запись материала, а «Четвертый стул» — 1991-м.

Впрочем, «позднее» — все-таки лучше, чем «никогда». Через несколько лет поклонники смогли услышать эту пластинку, без которой история «чайФов» была бы неполной. Альбом без всяких сомнений можно назвать самым хитовым в жизни уральского коллектива, и, собираясь на очередной концерт группы, можно быть уверенным: без «Ой-йО», «Поплачь о нем», «Псов» или «С войны» никак не обойдется! Потом будет еще много всего, включая исторический визит Шахрина на чемпионат мира по футболу во Франции, — но все это будет уже совсем другая история…

 

14

Борис Гребенщиков. «Русский альбом» (1991)

— Распущена военная организация социалистических стран — Варшавский договор.

— Официально закрыта Всесоюзная пионерская организация.

— Начинает разваливаться Югославия: республика Македония провозглашает себя независимым государством.

— Президент СССР Михаил Горбачев подает в отставку.

— Прекращает свое существование Союз Советских Социалистических Республик. Руководители России, Белоруссии и Украины принимают решение о создании Содружества Независимых Государств.

…и все это происходит под следующую музыку: «Дюна» — «Привет с Большого Бодуна», «Любэ» — «Тулупчик заячий», Буланова — «Не плачь».

К 1991 году энтузиазм первых лет перестройки уже изжил себя. Он еще вспыхнет в августе — но уже так, на полшишечки. Это был год, который плохо начался и плохо закончился. В воздухе пахло распадом. Страна действительно не пережила того года, хотя в марте был референдум и три четверти пришедших на участки высказались за сохранение СССР.

Прибалты голосовать отказались — еще в январе демонстрации в Риге и Вильнюсе столкнулись с ОМОНом. Дело кончилось человеческими жертвами. Привычную аббревиатуру «СССР» в 1991-м предлагали сократить до «ССГ» — Союз Суверенных Государств. По идее неплохо, однако произнести эти три буквы не поморщившись нельзя.

Государство пыталось жить своей жизнью, его жители — своей. На фоне всеобщего дефицита и талонной системы неоценимым сокровищем для рядового гражданина стала коробка с гуманитарной помощью. Обычно это были пайки немецких или американских солдат: галеты, масло, паштет в баночке, растворимый кофе и печенье. Эти коробки теоретически распределялись среди многодетных семей и неимущих, а на практике бо́льшая часть их сразу шла налево. И продавалась на толкучках — привычных нам мелкооптовых рынков в 1991-м еще не было.

Когда благотворители сообразили, что их дары идут не туда, они стали ставить на своих посылках штампики «Не для продажи». Торговать ими меньше не стали — наоборот, штампик служил гарантией подлинности покупки. Когда же гумпомощь все-таки распределяли, дело нередко заканчивалось дракой…

Вы спросите, что это мы все о съестном? Дело в том, что духовная жизнь тоже была не фонтан. Залежи шедевров, оставшихся после падения советской власти, иссякли, и читать было особенно нечего. Смотреть — тоже: кинотеатры опустели, а телевидение пытались давить. В 1991 году закрыли «Взгляд» и «До и после полуночи», а в Останкинском телецентре на всякий случай ввели усиленную охрану.

Весь год можно воспринимать как цепочку больших и малых распадов, один из которых случился 14 марта 1991 года. Развалилось то, что к Советской власти никогда отношения не имело — но при этом являлось для многих людей глотком воздуха в последнее десятилетие СССР. Вечером, в 23:06, в Ленинграде, во Дворце спорта «Юбилейный», на Восьмом фестивале Рок-клуба начался последний концерт группы «Аквариум».

Звук был не фонтан, да и настроение у группы было не лучшим. К 1991 году «Аквариум» находился в состоянии аморфном. Часть «аквариумистов» параллельно играла в группе «Трилистник» под руководством Дюши Романова, другие собрали свой проект «Турецкий чай» и с бывшими коллегами на сцену не выходили. Взаимоотношения музыкантов между собой с годами осложнились, и всем было понятно: пора заканчивать. Что и произошло на концерте 14 марта. Под грохот разбитого большого барабана «Аквариум» сошел со сцены, и все занялись другими делами.

Борис Гребенщиков:  После того как тяжесть ярма под названием «Аквариум» была с нас снята, все вдруг разом перестали болеть. До этого у нас были какие-то болячки, чисто физические, — а теперь все прекратилось. И у меня тоже все прошло — наверное, решение распустить тогдашний «Аквариум» было правильным.

Но делать чего-то надо и песни какие-то уже писались. У меня вдруг начали писаться песни совершенно в другой идиоме. Не рок-н-ролльные, а такие балладные, в странных размерах. В то время у меня был близкий друг, музыковед Олег Сакмаров. Мы с ним часто выпивали разные напитки, обсуждали разнообразные темы мировой культуры и даже пробовали играть. Ради того чтобы со мной играть, Олег изучил искусство игры на флейте и потом даже влился в состав группы «Наутилус». Так что мы с ним решили, что можно попробовать что-то сделать вместе…

…

Первым намеком на будущий «БГ-Бэнд» стало выступление Гребенщикова на фестивале журнала «Аврора» в сентябре 1989 года. Тогда он только-только вернулся из Соединенных Штатов после выхода альбома «Radio Silence». А возвращались тогда немногие. Гребенщиков вышел на сцену не с привычным всем стадионным «Аквариумом», а со скрипкой, флейтой и аккордеоном — то есть с Андреем Решетиным, Олегом Сакмаровым и Сергеем Щураковым.

Хитов он тоже петь не стал. Из публики раздавались крики: «„Полковника Васина“ давай!» или «„Город золотой“, Боб!», однако Гребенщиков одернул крикунов:

— Еще «Старика Козлодоева» попросите! До чего вам здесь мозги промыли!

После четвертой песни группа сошла со сцены, с помощью милиции села в автобус и уехала. В 1991-м, когда те же люди вошли в «БГ-Бэнд», они столь же сильно не хотели выезжать на материале из прошлого. Но теперь им было что предложить публике взамен песен 1980-х. Новые песни пошли одна за другой.

Борис Гребенщиков:  Получилось так, что наш один знакомый колдун, когда у меня организовалось две недели свободного времени, вытащил нас с женой куда-то в горы. Но не чтобы кататься на лыжах (я не умею этого делать), а просто в тихое, спокойное и магически проверенное место. И вот я там сидел и читал жития святых. А в столовой при этом собирались люди, которые на двух очень расстроенных советских гитарах играли инструментальные произведения группы «Led Zeppelin». Это были не очень молодые простые рабочие люди, которые сидели и играли «Led Zeppelin» на семиструнных гитарах. И вот сочетание исполнения «Led Zeppelin» и чтения жития святых — все это каким-то образом дало толчок к появлению песни «Никита Рязанский», а уже из «Никиты Рязанского» вырос весь остальной альбом.

Если вы начнете искать в православных святцах имя Никиты Рязанского — напрасный труд, не найдете. Хотя многие фанаты пытались это сделать.

Борис Гребенщиков:  Ну правильно, такого и нет — я его сам придумал. Но, наверное, дело было в том, что в начале 1990 годов у всех было абсолютно ясное ощущение, что та страна и тот строй, которые были раньше, кончились. И мы оказались в абсолютно новом мире. И новый мир требует к себе другого подхода. И вся та старая помпа, которая была, — будь то «Аквариум», будь то «Поющие гитары», будь то что угодно, — оно больше не действует. И единственное, что имеет смысл, — это начать с самого начала: с одной гитары, с одного голоса, — и научиться писать что-то, чего еще нет.

Случилось так, что песня «Никита Рязанский» была еще и экранизирована. Причем сам Гребенщиков никаких усилий к этому не прикладывал — инициатива была не его. На Гребенщикова вышел Валерий Хаттин — будущий постановщик клипов «Короля и Шута», «Кукрыниксов» и многих других питерских музыкантов. Хаттин был еще и художником, и один из московских покупателей его картин дал Валерию денег на съемку клипа Гребенщикову. Тот не возражал.

Борис Гребенщиков:  Пришел какой-то человек, сказал, что у него есть какие-то кинематографические призы и что ему совершенно ничего от меня не нужно, только чтобы я у него полчаса посидел в квартире и сыграл эту песню пять раз, а больше он никого и тревожить не будет. Я сказал, что согласен. И потом я этот клип увидел, по-моему, года через три.

«Никита Рязанский» был одним из первых российских клипов, целиком сделанных на компьютере. Если не самым первым. В 1995 году на фестивале «Экзотика» этот видеоролик занял первое место, и до сих пор его время от времени можно увидеть в сетке вещания музыкальных телеканалов.

А вторая песня, написанная для «Русского альбома» практически одновременно с «Никитой Рязанским» — «Государыня», возникла на репетиционной базе «Аквариума» в апреле 1991-го. Студия находилась в ДК работников связи. Это самый центр Питера, на Большой Морской улице, в двух шагах от Исаакиевского собора. Но на удобном расположении плюсы студии и заканчивались.

Борис Гребенщиков:  Студией тогда называлась одна комната в коридоре на четвертом этаже. В соседней комнате там был балетный кружок и все время сидели мамы, которые шумели, вязали, громко разговаривали… Там бегали дети, под окном ездили машины, и ездили так, что все тряслось. Реально записывать можно было только по ночам, когда переставали ездить тяжелые грузовики. Тогда это была единственная комната, где мы могли репетировать, если не дома. А дома уже было сложно.

…

В первые недели репетиций новый проект не назывался никак. Но уже в апреле музыканты поехали по России, и пришлось придумывать название. Чтобы, с одной стороны, было понятно, кто приехал, а с другой стороны — сразу объяснить, что это не «Аквариум». Как и все в тот период, концерты нового состава начались совершенно случайно. По инициативе Олега Сакмарова.

Борис Гребенщиков:  Мы несколько раз выезжали до этого куда-то вдвоем, втроем. А у него в Казани были родственники. Он говорит: «Поехали в Казань? Съездим, маленьким составом что-нибудь такое сыграем, а?»

С Олегом, скрипачом и аккордеонистом мы засели в ДК работников связи и несколько дней порепетировали. То, что у нас получалось, выходило довольно необычным. Было понятно, что это совсем не похоже на «Аквариум», и мы решили, что это будет называться «БГ-Бэнд».

Когда мы приехали в Казань, у нас было всего приблизительно восемь песен. По дороге мы все думали, что бы нам такого еще сыграть? Все равно процентов на шестьдесят это была полная импровизация. Но при этом концерт удался. Только люди не поняли, почему так мало. А честно сказать, у нас больше ничего и не было.

Нам говорят: «„Город золотой“ давайте!» А мы не хотим «Город золотой»… Это был «Аквариум», а то, что мы делаем сейчас, — совсем другое. Это для сегодняшнего дня. Героические 1980-е годы прошли, и хватит. Под этим лозунгом и начали писаться все остальные песни. И основное было — как можно дальше отдалиться от того образа, который был у всех в умах.

Песни для будущего альбома писались в самых неожиданных местах и в самое неподходящее время.

Борис Гребенщиков:  Курехин очень долго меня вытаскивал к себе на дачу, которую зачем-то купил на озере Селигер. А я по своим изысканиям знал, что там находится Нилова пустынь. И мы с чудовищно интересными приключениями доехали до туда. С трудом. Совершенномистическим образом. То есть мы едва не погибли пару раз за эту поездку.

Ехали мы с полной машиной детей. На очередной развилке цыгане направили нас по несуществующему пути, и в итоге в два часа ночи мы оказались в бездорожье на границе Тверской и Новгородской областей. Тверская область вообще славна своими ведьминскими традициями. Там с нечистой силой все в порядке. Нас засосало ночью в такое болото, что выбраться было просто невозможно.

Я отошел в сторону и начал молиться. Не я видел — другие люди видели, как машину отпустило, и мы все-таки смогли уехать. Дело шло уже к утру. Я все время засыпал за рулем и выезжал на встречную полосу, а скорость была за сто двадцать. То есть вполне в тот раз мог дать дуба… но как-то Бог сохранил. И уже на следующее утро после всего этого я написал заготовочки сразу для трех песен.

Отказавшись от большого состава, группа внезапно обрела мобильность. Собственно, повторилась ситуация рубежа 1980-х, когда ранний «Аквариум» просто брал инструменты в руки и ехал по первому приглашению. Без договоров, без концертных райдеров, без пресс-конференций — без малейших признаков большого шоу-бизнеса.

Борис Гребенщиков:  На самом деле, что бы я сейчас ни говорил, воспоминания все равно будут очень расплывчатые. Потому что как это все происходило? Группа грузится в поезд, куда-то мы едем, потом нас где-то селят, потом саундчек-концерт, затем выпивание большого количества водки и отчаянные споры о жизни такого-то русского святого… Все это продолжается до утра, а утром нас опять грузят, опять куда-то везут, и так происходит в течение года. Вспомнить что-либо реально невозможно.

По счастью, музыканты «БГ-Бэнда» в бытовом плане не были особо требовательны.

Борис Гребенщиков:  Путешествовалось просто. Потому что в отличие от супергруппы «Аквариум» у нас было всего четыре человека на сцене плюс в зале один человек, который строил звук, — и все. Аппаратчиком был родственник Олега Сакмарова, и он же занимался организацией гастролей.

Мы поехали раз, поехали два, а потом вдруг неожиданно выяснилось, что мы уже находимся в середине какого-то тура. Мы ездим и играем, играем и ездим — и конца этому не видно. Оттуда зовут, отсюда зовут, а денег все равно нет, но зарабатывать их надо и мы продолжаем ездить.

Там, где два концерта, — там и четыре, а там, где четыре, — там и десять. Никто на это не рассчитывал, но за год существования коллектива мы объехали какое-то чудовищное количество российских городов. Я даже не знал, что их столько есть.

Действительно так. Сто первый концерт группы прошел менее чем через год ее существования. Дело было в городе Тольятти. На тот момент «Русский альбом» все еще не был издан, так что для большинства зрителей песни все еще оставались незнакомыми. Тем не менее народ стойко выдерживал все.

Борис Гребенщиков:  До этого я год прожил в Штатах и год в Англии. А потом вернулся, и наш старинный приятель Саша Липницкий из группы «Звуки Му» начал вводить меня в мир русских икон. Поскольку он был и есть по ним большой специалист. Я начал активно скупать альбомы по этому вопросу и смотреть, что да как. Я открыл для себя русскую церковь не со стороны богослужения, а с бытовой стороны. Весь тот год я очень много читал по поводу русских святых и всего остального. И поэтому мне нравилось ездить туда, где есть какой-то особенный собор или монастырь. Мне было очень интересно поехать и своими глазами все это рассмотреть.

Когда до этого в конце 1980-х мы ездили с группой «Аквариум», там было так: гостиница — зал, зал — гостиница. А теперь мы приезжали куда-то и первым делом шли смотреть церкви. Вся группа, как солдаты, поднимались в восемь часов утра, ругаясь про себя, но со мной не поспоришь. И все валили в церковь и там стояли. Но зато я увидел Россию впервые как она есть. И это в свою очередь дало какие-то толчки для каких-то песен. Получилось так, что «Русский альбом» целиком был написан месяцев за пять — прямо во время гастролей.

…

По поводу того, кто и как повлиял на музыку Гребенщикова, написаны тома. Одно из наиболее частых сравнений — британская группа «Jethro Tull». Дело в том, что и у британцев, и в «Аквариуме» (и в «БГ-Бэнде») солирующим инструментом всегда была флейта. И надо же было такому случиться, что 21 июля 1991 года «БГ-Бэнду» суждено было столкнуться со своими кумирами на одной сцене. Причем это была сцена огромного фестиваля «Rock Summer» в Таллинне, на которой акустическая четверка в принципе должна была смотреться невыигрышно.

Борис Гребенщиков:  В основном мы выступали во Дворцах культуры или по филармониям. Нас это вполне устраивало. Потому что люди сидят, и более-менее все слышно. Но вот в Киеве мы попали на какой-то фестиваль. Мы вчетвером выходим на площадочку, а перед нами и под нами весь Киев! И мы: ой-ей-ей, что же делать, у нас всего четыре песни, и они все такие тихие!

А еще круче мы попали в Таллинне. Перед нами там играли «Jethro Tull», а сразу после нас — классики панка «Stranglers». Что в такой ситуации делать — непонятно. Я случайно встретил нашего старого ударника Сашку Кондрашкина и говорю:

— Саня! Выручай! Не хватает ритма!

Сашка оказался молодец. Он говорит:

— Показывай, какие у тебя тембры и аккорды!

И все. Так и сыграли.

…

Параллельно с работой над «Русским альбомом» был у Гребенщикова еще и кинопроект. Оставшийся в наследство от «Аквариума». В киноленте «Два капитана-2» должна была сниматься вся группа, и действительно, в одном из эпизодов можно увидеть ветеранов «Аквариума» Дюшу Романова и Михаила Файнштейна. Это те самые революционные матросы, которые сидят и пьют шампанское из котла. Шампанское, кстати, было настоящее, коллекционное, а дублей было много, и музыканты нахлестались им так, что Дюша до конца жизни не мог смотреть в сторону вина с пузырьками…

Но жизнь решила по-своему — «Аквариум» ушел в историю, у Гребенщикова появились свои идеи, а у авторов картины Сергея Дебижева и Сергея Курехина — свои.

Борис Гребенщиков:  Фильм снимался одновременно с «Русским альбомом». Поэтому в съемках я принял самое минимальное участие. Вообще говоря, фильм сначала затевался как история «Аквариума». Потом уже Дебижев начал снимать какие-то свои фантазийные вариации на тему песен. Ну а потом подсоединили Курехина, и фильм попал в надежные руки. Я уже понял, что с таким режиссерским составом о судьбе картины я могу не волноваться.

Вообще Сергей Дебижев в видеоистории Бориса Гребенщикова — одна из ключевых фигур. Как художник он нарисовал обложки «Дня серебра» и «Равноденствия», а как режиссер — снял «2–12–85–06». Именно в последнем клипе, кстати, Дебижев впервые начал работать «под хронику». А уже на «Двух капитанах-2» довел этот прием до совершенства.

Впрочем, кинокарьера БГ у большинства людей ассоциируется не с Дебижевым, а с другим режиссером — Сергеем Соловьевым. Их сотрудничество началось с «АССЫ», продолжилось фильмом «Черная роза — эмблема печали, красная роза — эмблема любви», а в 1991 году Соловьев закончил эту трилогию картиной «Дом под звездным небом», премьера которой прошла 10 ноября в Москве, в кинотеатре «Россия», и сопровождалась трагедией.

Борис Гребенщиков:  Упал фонарь и убил какого-то человека, насколько я помню. Это было на Пушкинской площади, и какого-то осветителя убило фонарем. Поэтому когда нас проводили на сцену, нам пришлось через лужу крови идти. Но этот фильм был под несчастной звездой затеян. Видит Бог, я не хотел для него писать музыку, но Соловьев меня уговорил, хотя ничего хорошего из этого все равно не вышло. Это был тяжелый фильм, это была очень тяжелая музыка, и вообще тяжелая ситуация.

…

Распад «Аквариума» в 1991-м не был событием окончательным — уже через год группа собралась под тем же названием, хотя и в другом составе. Но была в 1991-м и непоправимая потеря. Концерт «Аквариума», заявленный как последний, стал по-настоящему последним концертом Майка Науменко. Его не выпустили на сцену с родной группой «Зоопарк» — и он вышел с «Аквариумом» на свой коронный номер — «Пригородный блюз».

Борис Гребенщиков:  Я сразу узнал о том, что случилось с Майком. Потому что буквально за несколько дней до этого мы с ним встречались. Возможно, это был его день рождения, хотя, может быть, и какой-то другой праздник. Я пришел к нему в гости, и Майк был в лучшем состоянии, чем до этого, потому что до этого он был год почти парализован, а тут уже сам двигал руками и ногами. Но у него уже с головой что-то не то происходило… потому что нельзя так пить.

Вся его группа ко мне подходила. Группа у него состояла из прочнейших пьяниц, но даже эти люди приходили ко мне и просили как-то повлиять на ситуацию. Просто Майк… он был слишком большой души человек. Каждое утро к нему являлись совершенно незнакомые люди, которые заявляли, что они приехали откуда-нибудь из Ижевска специально, чтобы выпить со знаменитостью. Каждое утро! Из года в год! Ну… в результате Майк и допился… просто до какого-то ужасного состояния. Нельзя же так! Все-таки иногда нужно и отказывать.

Майка не стало 27 августа 1991 года, когда по всем каналам показывали, как страна радуется освобождению от ГКЧП. Наступало другое время, в которое лидер «Зоопарка» вписаться не мог.

…

А за неделю до этого трагического события, 19 августа 1991 года, во всех телевизорах страны зазвучала музыка из балета П. И. Чайковского «Лебединое озеро». Президент СССР Михаил Горбачев, отдыхавший в Крыму, был отстранен от руководства страной. Власть перешла к Государственному комитету по чрезвычайному положению (ГКЧП).

Этот день «БГ-Бэнд» встретил в сибирском городе Усть-Илимске. Сохранилась даже запись того концерта, правда не целиком.

Борис Гребенщиков:  Незадолго до этого на нашем горизонте появился Чиж — Сергей Чиграков. На тот момент он играл с группой «Разные люди». Каждое лыко тогда шло в строку, и вместе с этими нашими новыми знакомыми мы решили отправиться в тур по Сибири.

С группой «Разные люди» Гребенщиков был знаком уже несколько месяцев. Еще в мае 1991-го обе эти группы плюс «ДДТ» играли в Харькове концерты в пользу страдающего болезнью Бехтерева лидера «Разных людей» Александра Чернецкого. Во время гастролей по Сибири дружба еще упрочилась — вечерами, после обильных возлияний, музыкант «Разных людей» Сергей «Чиж» Чиграков пел Гребенщикову советские песни, о которых тот понятия не имел. Одну из таких песен — «Звездочку» группы «Цветы» — БГ и Чиж потом даже записали.

Борис Гребенщиков:  В то время можно было даже арендовать для гастролей отдельный самолет. Мы арендовали, улетели в Усть-Илимск и попали прямиком под объявление о переходе власти к ГКЧП. Мы услышали объявление по радио и стали думать: что теперь делать?

То есть было ясно, что в Москву нам возврата нет. Это понимали все. А куда есть? Куда из этого Усть-Илимска можно деться? Мы отыграли концерт, переехали в Иркутск и, помню, там на сцену вылез человек, который просил всех присутствующих после концерта пойти и лечь под танки.

Публика в ответ кричала:

— Да-да! Хорошо, мы ляжем! Только не мешай музыку слушать, — а потом пойдем и ляжем куда угодно!

Этот человек вылез прямо в середине концерта. Сперва я чуть не скинул его со сцены. А он все кричал:

— Готов умереть, лишь бы мы победили!

Все ему в ответ:

— Ура-а-а! А теперь вали, и мы продолжим концерт!

Время было, конечно, очень смешное.

Вскоре после августа 1991-го СССР просто перестал существовать. Сейчас Борис Гребенщиков уверяет, что совершенно не помнит того, как это произошло.

Борис Гребенщиков:  Я хочу пояснить свою позицию. Потому что, по-моему, из моих ответов складывается ощущение, что я уже давно выжил из ума и все важные для родины события просто прозевал.

Попытаюсь объяснить, как все это выглядело с моей точки зрения. Долгое время мы сидели и занимались делом, которым заниматься было нельзя. Ничто в этой стране тогда не было приспособлено для того, чтобы ты занимался своим делом. Однако год за годом ситуация меняется. В стране начинают происходить странные штуки: то, что вчера было нельзя, понемногу становится можно. Можно открыть свою фирму — пожалуйста, Курехин открывает свою фирму! Можно взять и арендовать для записи Дом радио. Кто нас раньше, на фиг, пустил бы в этот Дом радио?!

Можно то, можно это! Плюс ко всему еще и открылись границы. Мы стали ездить туда, куда раньше ездить было нельзя или нереально. К 1991 году я уже два года разъезжал по миру и успел пожить во многих довольно странных местах. Так что на фоне всего этого ГКЧП и все остальное выглядело, конечно, как крупная история, но все-таки не самая крупная на свете.

Мы продолжали ездить по стране. У тебя концерт здесь, концерт там, и нужно как-то переехать, нужно как-то добраться, нужно пьяного ударника погрузить в автобус, а потом выгрузить. Когда вечером тебе говорят, что еще и СССР развалился, — ты уже не в состоянии даже зарегистрировать это сознанием.

…

В январе 1992-го музыканты выкроили время для записи уже готовых песен. И сели на студию в Москве — в Государственном доме радиозаписи на улице Качалова. К тому времени в группе уже появилась ритм-секция — Александр Титов и Петр Трощенков из старого «Аквариума». Работа шла легко и с удовольствием.

Борис Гребенщиков:  Наш друг Саша Липницкий договорился с какими-то своими знакомыми, которые работали в Доме радио, и нас очень уважали. Каким-то чудом они договорились, что это все делается бесплатно. Вроде бы под соусом того, что позже наш альбом будет транслироваться на «Радио России».

Студия была большая, удобная. Нам дали большое количество времени, и мы все прекрасно записали, не заплатив никому ни копейки. Думаю, такие чудеса возможны были только в то странное время.

А с выпуском уже готового альбома музыкантам помог другой их приятель — Сергей Курехин. Отношения Курехина и Гребенщикова прервались после альбома «Дети декабря», но в начале 1990-х опять наладились.

Борис Гребенщиков:  До этого мы не виделись с Сережкой года три. Он занимался своим делом, а я — своим. Меня даже в России практически все это время не было. Но потом мы где-то в 1990 году пересеклись на каком-то большом общественном событии… едва не сказал «на пьянке»… и обрадовались друг другу.

Мы пошли ко мне и продолжили все это дело. В итоге заснул я под столом в пальто. С этого опять начался период буйной дружбы.

В ноябре 1992-го пластинку отпечатала принадлежащая Сергею Курехину фирма «Курицца Рекордс». Но к тому моменту, как «Русский альбом» увидел свет, «БГ-Бэнда» уже не существовало. Пришло время возродить «Аквариум» — и он был возрожден. Решение об этом, кстати, было принято во время съемок клипа на песню «Бурлак».

Новый «Аквариум» поселился на новом месте — в Петербурге в арт-центре на улице Пушкинской, дом 10. Теперь их студия была оборудована именно здесь. Обновленный «Аквариум» сразу же принялся за новый альбом, получивший название «Любимые песни Рамзеса Четвертого». После нескольких лет экспериментов группа добилась по-настоящему большого успеха с альбомами «Навигатор» и «Снежный лев».

Потом были юбилейные концерты к двадцатипяти — и тридцатилетию, ордена, поездки в Непал и, главное, много блестящих песен.

Но все это была уже совсем другая история.

 

15

Группа «Агата Кристи». Альбом «Позорная звезда» (1992)

— Виктор Черномырдин занимает должность премьер-министра.

— Новым мэром Москвы становится Юрий Лужков.

— Вводится термин «ближнее зарубежье».

— В России официально отменяется школьная форма.

— В моду входят автоответчики и определители номера.

…а тройка лидеров хит-парада в начале 1990-х выглядит вот так:

Богдан Титомир — «Делай, как я», «ДДТ» — «В последнюю осень», Алена Апина — «Бухгалтер».

Первый год жизни непонятного миру сообщества под названием СНГ поражал количеством всевозможных казусов, политических скандалов и правительственных реформ, проблемами дележки лакомого советского наследия и в то же время категоричным открещиванием от социалистического прошлого. Свобода торговли, Шоковая Терапия, Ваучер, Приватизация, Горячие Точки — все это закручивало сюжеты покруче транслирующейся в то же время «Санта-Барбары».

В 1992 году на зимние Олимпийские игры в Альбервиле будет отправлена странная команда под названием «Сборная СНГ» без собственного флага и гимна. В последний раз в ХХ веке хоккейная олимпийская сборная выиграет «золото» Олимпиады. Весь год СНГ будут потрясать военные события в Абхазии, Таджикистане и Приднестровье. Страна будет продолжать дробиться на суверенные государства и автономии, а солдаты в армии станут пытаться использовать памперсы и прокладки вместо портянок.

Но главные перемены проходили не во внешней, а во внутренней политике. В России начинается либерализация цен. Что-то подорожало в три, что-то в тридцать, а кое-что и в триста раз. Ниже прожиточного минимума моментально оказалось от половины до девяноста процентов населения. При этом самой популярной профессией новой России стала профессия бухгалтера. Газеты были завалены объявлениями частных компаний, ищущих финансистов. Да что там — «милому бухгалтеру» даже посвящались песни.

В 1992 году видеопиратство расцвело в нашей стране буйным цветом. К этому времени практически все слои населения обзавелись видеомагнитофонами, и перезапись тряпочных копий блокбастеров приносила хорошие деньги. Качество оставляло желать лучшего: на кассете порой можно было увидеть даже выходящих из зала людей. Зато благодаря пиратам основные хиты американского видеопроката добрались до наших видеомагнитофонов достаточно быстро. Московский рынок «Горбушка» славился на всю страну пиратским ассортиментом и быстротой появления западных новинок. Апофеозом оперативности российских видеопиратов станет появление через несколько лет на рынке копии фильма «Водный мир», украденной из монтажной студии, с финалом, который впоследствии так и не войдет в окончательный вариант блокбастера.

Ветер перемен донесся и до рок-н-ролльного фронта. Ушли в прошлое цензура и литовки. Питерский Рок-клуб и московская Рок-лаборатория к концу года как-то незаметно самораспустились, а вот группа «Агата Кристи», наоборот, собралась в студии, чтобы записать свой новый материал.

Ситуация была критической — либо с новым альбомом квартет из Екатеринбурга вырвется из безвестности, либо похоронит свою музыкальную карьеру навсегда.

Глеб Самойлов:  Всплывает состояние полного отчаяния, смешанного с робкой надеждой, безумной надеждой, потому что состояние группы зашло в тупик, место на музыкальном пространстве мы никакого уже не занимали, был последний шанс самоутвердиться, не продвинуться на рынке, а именно самоутвердиться как еще имеющий право на существование коллектив, творческая единица. Вот с этим настроением мы и пришли к записи нового альбома.

…

1991 год закончился для «Агаты Кристи» печально. Альбом «Декаданс» публика не приняла — зрители на редких концертах откровенно скучали, а екатеринбургская рок-тусовка поставила на группе крест. Денег не было вообще. Братья Самойловы питались одними макаронами.

В начале 1992-го был принят «Закон о свободе торговли», и вся страна превратилась в один большой базар. Улицы больших городов мгновенно стали обрастать коммерческими палатками, подвалы жилых домов — переделываться в магазины. Многие творческие люди от отчаяния и безденежья потянулись в бизнес, надеясь подзаработать, а затем снова вернуться к музыке. Группа «Агата Кристи» решила не сдаваться и пыталась хоть как-то выживать за счет своих песен, а не за счет продажи сантехники и автомобилей.

Вадим Самойлов:  Была пора кооперации, создавались коммерческие предприятия, и очень многие наши коллеги-музыканты ушли в заработки. Я помню, мы еще называли это занятие «КамАЗы и унитазы». И гордились тем, что мы не ломимся заработать денег, которые потом потратим на развитие группы, а пытаемся сочинять музыку.

Глеб Самойлов:  Потому что больше гордиться было нечем.

Вадим Самойлов:  В это очень многие уходили. Они себя уговаривали, что вот сейчас надо подзаработать, потому что денег совсем нет, а потом, когда все станет на лыжи, когда деньги появятся и все будет хорошо, — вот тогда мы вернемся. Но на самом деле оттуда никто не вернулся.

В такой непростой обстановке «Агата Кристи» приступила к записи нового материала. Первые записи осуществились на репетиционной базе группы «ЧайФ». Репетиции длились два месяца, но проку от них было мало. На базе «ЧайФа» были отработаны инструментальные версии всего нескольких новых песен, которые пока не вселяли оптимизма в души участников «Агаты Кристи». Работа шла трудно, и надежды на запись хитового, коммерчески успешного альбома улетучивались.

Группа пребывала в состоянии растерянности и полного безденежья. А ведь буквально несколько лет назад… (см. рассказ об альбоме «Коварство и любовь»). На фестивале «Open du Rock» во Франции группа получила Гран-при и денежный приз в размере десять тысяч франков. Куда братья Самойловы, Александр Козлов и Андрей Котов потратили эти деньги, — история умалчивает.

…

Первой песней нового альбома стала «Ай Лав Ю», сочиненная Глебом Самойловым. Ранее свои песни участники группы подписывали либо «Агата Кристи», либо тремя фамилиями — Вадим Самойлов, Глеб Самойлов, Александр Козлов, намекая на коллективное творчество. Но на этот раз все было по-другому. Каждый из музыкантов приносил уже фактически готовую композицию, которую потом вместе додумывали, дописывали и аранжировали. В дальнейшем «Агата» стала работать по такой схеме постоянно.

Самая большая ставка была сделана на песню «Как на войне». Хотя изначально Глеб Самойлов берег ее для себя и долго не показывал коллегам, рассчитывая включить ее в свой сольный альбом.

Глеб Самойлов:  Я точно помню, что написал песню «Как на войне» где-то в конце апреля 1992 года, но очень долго никому не показывал. У меня тогда была бредовая идея о сольном альбоме. Я вообще выдавал песни неохотно и как бы исподтишка. Потому что, с одной стороны, мне было жалко их отдавать, а с другой — все равно не терпелось всем показать, похвастаться, что получилось. «Как на войне» я тоже достаточно долго скрывал, но потом понял, что альбом получается такой, что жалеть нечего. Надо, блин, наоборот, все силы туда вложить! В общем, как-то показал эту песню.

Вадим Самойлов:  Я помню, что Саша практически сразу, как ты ее показал, сказал, что это главный хит в альбоме, и не ошибся. Еще я помню, мы очень долго, когда сводили ее, звук подбирали. Потому что если во всем альбоме звук достаточно высушенный, то здесь мы специально добивались, чтобы у записи было как бы дыхание…

Глеб Самойлов:  Воздушнее песня получилась по звуку.

Вадим Самойлов:  Да. Более воздушная такая. А вообще я могу сказать, что меня сначала в этой песне что-то сильно напрягало. Я вообще тогда считал тебя сильно попсовым.

Глеб Самойлов:  Ты просто не знал, что будет дальше с группой «Агата Кристи».

Вадим Самойлов:  И еще я не знал, что потом десять лет подряд эту песню придется петь в конце каждого концерта.

На песню «Как на войне» впоследствии был снят видеоклип. Съемки проходили в нервозной обстановке, в холодной киностудии, к тому же у Глеба вдруг возникли некоторые проблемы с внешним видом.

Глеб Самойлов:  Когда мы начали снимать клип «Как на войне», я вдруг в кои-то веки превратился в солиста группы «Агата Кристи». И надо ж было такому случиться, что ровно в ночь перед началом съемок у меня раздулся флюс. Прежде у меня такого никогда в жизни не было, а тут разнесло всю щеку. Вот вам и солист…

Крупных планов там все равно не было, был один общий план, и ближе нас не показывали. Хотя снять крупняк тоже пытались: меня ставили перед камерой и медленно поворачивали лицо до тех пор, пока из-за носа не появлялась вторая щека. То есть они пытались засечь, где именно проходит граница, до которой можно снимать, долго ловили, но так и не поймали. А самое обидное, что от флюса же ужасно лицо меняется. Там не просто распухает щека, а еще и глаз принимает очень характерную крысиную форму. Мне было очень стыдно, конечно. Из-за этого в клипе я был очень зажат.

По идее, Глеба нельзя было показывать крупным планом, но режиссеры Игорь Песоцкий и Валентин Козловский вышли из трудного положения и спасли съемку, придумав необычные декорации.

Глеб Самойлов:  Когда снимали «Как на войне», был построен павильончик, а внутри павильона — специальная комната. Представьте себе трапецию, вывернутую к вам маленькой стороной, — то есть задняя стенка у нее огромная, а передней нет и в нее вставлена камера с объективом «рыбий глаз», который все увеличивает. Когда человек по диагонали проходит из одного угла в другой, то возникает впечатление, будто он проходит через какую-то бесконечность. Все меняется в размерах, и совершенно теряется ощущение реальности пространства. Вот на этом как бы фишка и была построена.

Несмотря на большое количество видеоклипов в багаже «Агаты Кристи», братья Самойловы говорят, что никогда не были до конца довольны результатом съемок, да и вообще терпеть не могут сниматься. Тем не менее «Агата Кристи» более чем активно взялась за визуализацию своей музыки. Но, как известно, видеоролики — забава не из дешевых. И чтобы хоть как-то сэкономить, участники екатеринбургского квартета решили ездить на московскую съемочную площадку по очереди.

Глеб Самойлов:  Поскольку билеты в Москву стоили достаточно дорого, то Вадик придумал вот такую фишку. Всего решили снимать три клипа. И значит, так: в песне «Как на войне» должны были сниматься Вадик и я. В песне «Нисхождение» должен был сниматься солист Вадик и автор Саша Козлов. А в песне «Истерика» планировалось, что снимусь как солист я и соавтор музыки Саша Козлов. Таким образом, каждый получался в клипе по два раза. Выходило недорого и никому не обидно. Спорить с планом никто не стал, и, помню, для одной поездки я даже дал Вадику поносить свою джинсовую рубашку.

Действительно, Козлов для того альбома написал очень много музыки — не только «Истерику» и «Нисхождение», но и «Вольно», и часть песни «Позорная звезда». Правда, принесенные Козловым мелодии по ходу работы очень здорово редактировались.

Вадим Самойлов:  Меня, кстати, всегда удивляло Сашино умение мобильно относиться к собственному материалу. Потому что и я, и Глеб — мы оба достаточно агрессивно относимся к любым переделкам. А вот Саша в этом смысле был более дальновидный, более коммуникабельный.

Глеб Самойлов:  Да. Саша был готов оставить только гармонию и мелодию, а аранжировка могла претерпеть любые изменения. Ну, до определенного предела, конечно. До тех пор, пока он не говорил: «Стоп! Это не моя песня!»

Вадим Самойлов:  Просто с нами сложнее. Чем больше амбиций, тем меньше компромиссов. А вот когда человек сразу же идет на компромисс, то…

Глеб Самойлов:  …то с ним не поспоришь.

Сами братья Самойловы спорили и изводили друг друга постоянно. Одной из немногих песен, которая появилась на свет относительно мирно, стала «Я буду там».

Глеб Самойлов:  Время в студии уже заканчивалось, и в последний день я родил песню. Написал ее прямо с утра, но сперва не понял — хорошая она или плохая. Буквально на следующее утро я принес ее и вживую, сходу, спел ее Вадику и Саше. Спел и жду: что скажут? А они молчат. Мы вышли курить, я думаю: ну все! Провал!

Саша говорит:

— Ну что? Эту песню, наверное, последней поставим?

А Вадик отвечает:

— Да, конечно.

Так песня и родилась.

Вадим Самойлов:  Да-да! Что-то такое помню.

Глеб Самойлов:  Мы тогда все время друг друга мучили. Это было принципиально: если Вадик хотел сыграть соло, то мне было принципиально спеть.

Вадим Самойлов:  Ну в принципе не зря мучились. Хорошо ведь получилось.

…

Чем ближе был конец работы над альбомом, тем меньше музыканты группы сомневались в его успехе. Авторы «Позорной звезды» были уверены, что новая пластинка не только вернет былую славу группе «Агата Кристи», но и впишет ее имя в российскую рок-историю.

Глеб Самойлов:  К концу работы мы абсолютно четко понимали, что записали нетленку.

Вадим Самойлов:  Да! Да! Так мы и думали! Умножить это на те амбиции, о которых мы уже рассказали…

Глеб Самойлов:  Мы пребывали в состоянии, когда казалось, что все поставлено на карту.

Увы, в родном городе Екатеринбурге мало кто оценил их работу. Ситуация в стране не располагала к тому, чтобы просто слушать отечественную музыку. Музыкантам пришлось почти год ждать хоть какой-то реакции на новый материал.

Однако «Позорная звезда» все-таки обрела ценителей. Неожиданно хорошие новости пришли оттуда, откуда их не ждали. Альбом вдруг стал бешено популярен в Питере. Ленинградский рок-клуб давно закрылся, люди понемногу переставали верить в эту легенду, однако Петербург все еще оставался тем единственным городом, где ковались музыкальные репутации. Только оттуда к молодым рок-музыкантам и могло прийти подлинное признание.

Глеб Самойлов:  В Екатеринбурге существовала какая-то инерция. Все считали, что «Агата» — это вчерашний день. Представляешь? Это тогда-то! Ладно бы сейчас…

Люди недоверчиво как бы относились ко второму рождению коллектива, а в Питере мы до этого были практически неизвестны. Никакой прежний шлейф за нами там не тянулся. И «Позорная звезда» там была воспринята как первый альбом никому не известных музыкантов. Там нас приняли безоговорочно.

Питерский успех группы заставил всколыхнуться и жителей Екатеринбурга. Именно после «Звезды» Настя Полева пригласила братьев Самойловых продюсировать свой альбом «Невеста», а Вячеслав Бутусов и Илья Кормильцев из группы «Наутилус Помпилиус» подрядили Вадима Самойлова поработать с ними над новым альбомом «Титаник».

Вадим Самойлов:  Для нас этот год был примечателен еще и вот чем. Первые два альбома у нас ведь вышли на виниловых пластинках. Но к этому времени в Екатеринбурге уже появилась линия по производству компакт-дисков, одна из первых в стране. И после записи «Позорной звезды» к нам подкатил один гражданин, с целью выпуска нашего материала опять на виниле. Однако гражданину мы отказали и выпустили первую версию альбома «Позорная звезда» все-таки на CD. Сейчас это раритетное издание. Оформлено оно было так: белая страница с красными какими-то…

Глеб Самойлов:  …очень лаконично было оформлено…

Вадим Самойлов:  Там было написано название альбома «Позорная звезда» в красной траурной рамке… CD тогда еще вообще почти никто не выпускал.

Ну а дальше все шло уже почти само собой. На волне успеха альбома «Позорная звезда» на группу обратила внимание компания Росремстрой. Руководство компании предложило группе: хотите, мы будем вашими спонсорами? В итоге была предпринята беспрецедентная по своему размаху попытка совместного музыкального бизнеса.

Альбом расходился невиданными тиражами. Только-только появившиеся в России FM-радиостанции охотно играли хиты с этой пластинки в эфире. Телеканалы транслировали клипы, а музыканты не вылезали с гастролей. Очень быстро «Агата Кристи» стала частым гостем в Москве, а главное, дала большой концерт в самом пафосном зале столицы — ГЦКЗ «Россия».

Они вышли на сцену и триумфально отыграли, назло врагам, которые еще год назад не верили в то, что группа сможет снова возродиться к жизни.

Но ей это удалось.

Впереди у «Агаты Кристи» было пяти — и десятилетие, «Овация» в номинации «Лучшая рок-группа», выступление на фестивале в Монтре как признание статуса самого продаваемого в России исполнителя, а еще музыкантов поджидали очень трагические события — но это уже совсем другая история.

 

16

ЧИЖ. Альбом «Чиж» (1993)

— Октябрьские события у Белого дома.

— Принята новая Конституция России.

— Проходят первые выборы в российский парламент. «Партия власти» — «Демократический выбор России» — терпит поражение, большая часть мест в Думе достается КПРФ и ЛДПР.

— Джохар Дудаев вводит президентское правление в Чечне.

— Впервые после революции появляется отечественная «Смирновская» водка.

— Компакт-диски вытесняют из оборота виниловые пластинки.

— В храме Святой Троицы в Иерусалиме проходит венчание Аллы Пугачевой и Филиппа Киркорова.

…а на «развалах» с аудиокассетами чаще всего играет вот что:

Татьяна Буланова — «Колыбельная», Татьяна Овсиенко — «Капитан», Наталья Ветлицкая — «Посмотри в глаза».

Именно под такую музыку в 1993 году бывшее советское общество училось «жить красиво». «Шоковая терапия», объявленная правительством за год до того, начала приносить плоды. Оказалось, что без денег, но с товарами жить все-таки проще, чем и без денег, и без товаров. Продуктовые ларьки завалены американскими шоколадными батончиками — «Сникерс» и «Марс». Автомобили наконец становятся средством передвижения, а не роскошью. Именно в 1993 году русский язык обогащается неологизмом «евроремонт», а квартиры россиян постепенно заполняются импортной бытовой техникой — от утюгов до экзотических микроволновых печей. Иномарки даже десятилетней давности превосходят отечественные машины по всем статьям, включая цену. Благодаря географической близости Дальнего Востока и Японии, а также усердию моряков-перегонщиков, федеральные власти начинают задумываться о запрете автомобилей с правым рулем. Тогда же появляются первые мобильные телефоны, стоимость которых немногим отличается от стоимости праворукой иномарки. Размеры — тоже.

На этом фоне прежние рок-идеалы выглядят анахронизмом. Всероссийское рокерское братство к этому времени распалось окончательно. Оно, в общем-то, и держалось на перестроечном опьянении — в переносном, да и в прямом смысле слова. Однако все проходит, прошла и последняя сборная солянка под названием «Все это рок-н-ролл». Тут-то и выяснилось, насколько все разные.

К 1993 году не было уже многих грандов. Со скандалом распался «Ноль» — его лидер Федор Чистяков угодил в «Кресты». Тихо, не привлекая внимания, разошлась «Бригада С» — через год ее бывшие участники создадут проекты «Неприкасаемые» и «СерьГа». Зато возрожден «Аквариум», а у «Машины Времени» с альбомом «Внештатный командир Земли» открывается второе дыхание. «Алиса» выпускает «Для тех, кто свалился с Луны», а «ЧайФ» после альбома «Дети гор» наконец-то переходит в ранг народной группы. «ДДТ», нашедшее новый язык на «Актрисе весне», работает над альбомом «Это все», а «Наутилус Помпилиус» выпускают собственный трибьют — впервые в истории русского рока — и делают первые наброски «Титаника».

В том же году в Петербург (который несмотря ни на что все еще оставался столицей русского рок-н-ролла) перебирается и герой данной главы — человек, которому суждено было стать замыкающей фигурой всего прежнего русского рока. На родине дела у этого музыканта шли из рук вон плохо.

Сергей «Чиж» Чиграков:  В том году я не очень следил за новостями. Единственное, за чем я следил, — чтобы дома было чего пожрать. И чтобы с ребенком было все нормально. Вот за этим я следил. Мы с женой тогда жили в заброшенном доме, который в конце концов рухнул, и мы переехали в другой дом — точно такой же заброшенный. Там обои просто свисали со стен, каждый день отваливались. Так что мне было не до новостей.

…

Сергей Чиграков родился 6 февраля 1961 года в приволжском городе Дзержинске. Там же начались и первые занятия музыкой. С четырнадцати лет он вместе со старшим братом начинает играть в местных ансамблях, заканчивает музыкальную школу, а затем и музыкальное училище. В 1983 году Чиж становится студентом Ленинградского института культуры, через год попадает в армию, исполнив воинский долг, восстанавливается, но уже на заочном отделении.

Настоящим «взрослым» опытом для Чижа становится работа в дзержинской группе «ГПД» — «Группе продленного дня». И неизвестно, чем бы продолжились искания нашего героя, если бы не Третий Горьковский рок-фестиваль в марте 1988-го, на котором произошла встреча двух «ГПД» — дзержинской и харьковской. Последней рулил Александр Чернецкий. Встреча произвела на Чижа такое впечатление, что уже летом следующего года он переехал в Харьков и стал играть в группе Чернецкого, сменившей к тому времени название на «Разные люди».

Наступили 1990-е. Украинская «незалежность» трактовалась как полное отрицание всего русского. До сих пор на одесских «развалах» можно найти книги о том, что Адам и Ева были украинцами. Воинственной русофобией традиционно страдала западная часть Украины, которая до 1939 года была польской. В Харькове с этим было гораздо легче.

Чиж:  Ну, правда, ходили какие-то слухи, что, типа, вечером в парке лучше не гулять, потому что подойдут какие-нибудь хлопцы и скажут:

— А ну-ка почитай Тараса Шевченко по-украински!

Если прочтешь, значит, типа, свой. А не прочтешь — кирдык тебе, москаль. Но все, что помню лично я, было скорее забавно, а не страшно. Как-то вместе с «Разными людьми» мы поехали в Киев на фестиваль, а Украина только-только отделилась. И значит, все сразу начали говорить по-украински. Причем даже я слышал, что у большинства это получалось так себе. Видно ведь: русский! Нет, он говорит по-украински.

Было очень смешно: была какая-то пресс-конференция, и мы разговаривали через переводчика. Разумеется, все врубались в русский язык (вчера еще все были русскими!) и все равно говорили с нами только через переводчика. Сидел специальный человек и переводил.

Лидер группы «Разные люди» Александр Чернецкий уже тогда страдал тяжелейшей болезнью Бехтерева. Чем дальше, тем больше времени музыкант проводил на больничной койке. На первый план постепенно выдвигался Чиж. Так, альбом «Буги-Харьков» был целиком и полностью составлен из его песен. Тогда он прошел незамеченным — от отсутствия раскрутки и общего спада интереса к рок-музыке, — однако уже на нем появились будущие хиты Чижа.

При этом в бытовом плане в Харькове Чижу приходилось не жить, а выживать. Даже привыкшему к хипповской жизни человеку было тяжко. Судите сами — квартиру, работу и прописку в Дзержинске Сергей сменил на нежилой дом на окраине Харькова, где поселился со своей второй женой практически в статусе бомжа.

Чиж:  Дом, в котором никто не живет. Дом, из которого все уже уехали, и он практически шел на слом. Наверху, надо мной, жила еще одна девушка, которая рядышком работала. И все — в здании больше никого не было.

Там еще было электричество, и был газ, но больше там ничего не было. То есть если ты шел в туалет, то за собой нужно было тащить лампу. Головы мыли холодной водой — как в армии, блин… Труба… Горячей, конечно, не было. И там было очень холодно, и по ночам орудовали крысы. Страшно было выходить из комнаты — лампочка-то всего одна, а крысы могли и отгрызть чего-нибудь. У нас в армии одному чуваку они мочку уха отгрызли, пока он спал. Он даже не почувствовал — крысы очень нежно кусают.

Хипповский образ жизни Чижа в Харькове предполагал еще и отсутствие официальной работы. Зарабатываемых концертами денег едва хватало на еду. Новые струны были роскошью недоступной, так что приходилось, как в 1970-е, играть на старых, выварив их в кипятке.

Чиж:  У меня на них никогда не хватало денег. На сигареты и на пожрать чего-нибудь — и все. А струны варились.

Сейчас об этом никто уже, наверное, не помнит. Музыканты, которые только начинают, — они и понятия не имеют, что это такое. И слава богу. А делалось это так: вывариваешь струны, и они начинают звучать. Но проблема в том, что варить можно все струны, кроме первой, второй и третьей. Но мы и тут находили выход, потому что в Харькове мы базировались в ХАИ (Харьковский авиационный институт). И там имелась фигня, на которой раскручиваются авиамодели. Модели прикреплялись тонкой стальной леской, которая тоже бывает разной толщины. И вот мы эту проволоку ставили вместо первой, второй и третьей струны — и так играли.

Концертов было — кот наплакал, квартирников чуть больше, но и с них навар был невелик. От безысходности Чиж начинает музицировать на цыганских свадьбах.

Чиж:  Ездил с настоящими цыганами. Они меня взяли в свой коллектив, и я работал там клавишником, где-то года два, наверное.

Какой репертуар на цыганских свадьбах? Ясно, что цыганские народные песни… Я не разговаривал по-цыгански, но подпевать — подпевал и даже знал перевод. Ну, еще и по русским свадьбам, конечно, играл, поеврейским играл — куда звали, туда и шел. Даже на татарской свадьбе играл, но, правда, один раз. Это было офигительно, потому что для русского уха их музыка звучит как одна очень длинная мелодия.

У татар очень хорошая кухня, очень классная. А у цыган на свадьбах есть такая замечательная традиция: когда они дарят подарки, то сперва все встают в круг, и каждая семья, которая что-то дарит молодым, обязательно должна станцевать. Это очень красиво. Это была моя самая любимая часть свадьбы.

И вот однажды, возвращаясь с очередной халтуры, на крыльце харьковской школы Чиж подсмотрел сюжет для своей главной на тот момент песни. Придя домой, он вспомнил былые дзержинские времена и написал почти автобиографическую песню «Вечная молодость».

Чиж:  Я шел как раз с цыганской свадьбы. Проходил мимо школы. Дело было летом — июнь, уже тепло. И смотрю, парни выволакивают на крыльцо какую-то аппаратуру, барабаны ставят. Я думаю: «Ни фига себе! Что это такое?» Оказалось, у них последний звонок. И они, типа, будут тявкать прямо на крыльце школы.

Я подумал: «Какой класс!» Пришел домой, взял пиво. Окна у меня как раз на школу выходили. Я сидел, любовался всем этим и, в общем-то, как-то эту песню и написал. Вспомнил свое преподавательское прошлое. Я ведь, было время, тоже в школе работал, и ко мне там тоже прикрепили ансамбль. Вначале хор прикрепили, но я на хор забил, и мне сказали:

— Хорошо. Вот тебе вокально-инструментальный ансамбль. Будешь фигачить с ним.

Я целый год учил людей играть на гитаре, на барабанах, на клавишах и петь. И они у меня пели. Вот об этом я песню и сочинил.

…

Трудно понять, как от такой жизни у Чижа не поехала крыша. А вот его харьковскому дому не повезло… Пришел день, когда это здание просто рухнуло. Причем в присутствии хозяина. Это стало последним аргументом в пользу того, что место жительства пора менять.

Чиж:  Я сидел дома, и вдруг ни с того ни с сего по стене пошла трещина. Раздался страшный грохот. Жена только за пару дней до этого вышла из роддома с Дашкой, а тут такое! Ни с того ни с сего страшный грохот и по стене пошла трещина. Прямо около меня. Я схватил коляску и выскочил на улицу. Жену вытолкал, вещи какие-то вынес.

Дом, правда, простоял с этой трещиной до вечера. Вернее, даже не до вечера, а еще и ночь простоял. Утром мужики харьковские сбежались и давай тырить стройматериалы. А, помню, еще какой-то был праздник церковный. Они там пилили-пилили, и тут дом рухнул и одного, на хер, придавило. Насмерть. Ну нет мозгов — что тут поделаешь?

Вскоре после этого Сергей окончательно понял: пора забирать семью и валить из Харькова. Будущее «Разных людей» становилось все более неопределенным. Перспектив не было: на рубеже 1992–1993 годов рок-н-ролл никому не был нужен. Ни в России, ни тем более на Украине. Виднейшие украинские группы того времени — «Вопли Видоплясова» и «Коллежский асессор» — в начале 1990-х бежали в Западную Европу. У Чижа такой возможности не было, но уехать куда-нибудь очень хотелось. В марте 1993 года Чиж, воодушевленный советами друзей, решается на эмиграцию в Питер.

Чиж:  Сначала был звонок от Андрея Тропилло. Это было еще в самом-самом начале 1990-х. А потом я поехал в Питер на день рождения к своему приятелю Игорю Березовцу, и там вся эта фишка в общем-то и возникла. Вместе с Андреем Бурлакой Игорь много говорил мне, что пора, мол, писать альбом. Я долго думал и сомневался: не будет ли запись сольной пластинки предательством по отношению к группе «Разные люди»? Но потом все-таки решился.

В Питере Чиж обосновался на квартире своего приятеля Игоря Березовца. Он впоследствии выступит продюсером дебютной пластинки и станет директором группы «Чиж и компания». Вторым продюсером диска станет Андрей Бурлака — известнейший рок-журналист, работавший в то время редактором ленинградского отделения фирмы «Мелодия». Значительную роль сыграет и покровительство Гребенщикова.

В общем, все условия для работы были созданы. Оставалось набрать материал на пластинку. Бо́льшую часть диска составили песни, написанные Чижом в период работы с «Разными людьми». С трек-листом альбома Чиж определился довольно быстро — оставалось найти людей, которые все это сыграют.

Своей группы в Питере у Чижа еще не было. До сбора «Компании» пройдет еще целый год, а приглашать харьковских музыкантов Чиж не хотел. Тогда по старой питерской традиции — с бору по сосенке, — записались всем миром. Чижу помогли музыканты «Аквариума» и «ДДТ», а партию барабанов исполнила вообще фигура легендарная, прославившаяся еще в доаквариумную эпоху — в группе «Санкт-Петербург».

Чиж:  На барабанах играл Колька Корзинин. А уже потом музыканты, которые мне были нужны, подбирались по ходу той или иной аранжировки. Мне понадобилась скрипка — я звонил Ване Воропаеву. Нужна была губная гармошка — пришел Саня Бровко, любезно согласился сыграть. Саксофон, флейта — естественно, не было никаких кандидатур, кроме Миши Чернова. Точно так же было с бэк-вокалом: я попросил Борю Гребенщикова подпеть, и он подпел. Было очень интересно.

Одновременно с записью альбома Игорь Березовец, взявший на себя директорские функции, пытался устраивать хоть какие-нибудь концерты для Чижа и занимался рекламой.

Чиж:  После самого первого выступления в Питере на следующее утро я иду по Невскому, прохожу мимо Гостиного Двора, смотрю — а там надпись на стене: «Чиж»! Я думаю: «Ни фига себе!»

Иду дальше. Смотрю опять — «Чиж». Дальше — еще несколько раз. Думаю: «Вот это я молодец! Дал всего один концерт — и все! Смотри, чего делается: весь город у моих ног!»

Чуть позже оказалось, что Игорь Березовец нанял людей, которые ходили по ночам и писали на стенах. Тогда это был очень свежий рекламный ход. Никем еще не опробованный.

Через какое-то время спонтанно было организовано и первое сольное выступление Чижа на большой публике.

Чиж:  Помню, БГ выступал в «Горбушке». Он меня вытащил, сказал: «Поехали в Москву, песни попоешь». Мы с Березовцом снялись и поехали. Во время концерта БГ меня представил. По-моему, это был первый раз, когда я играл на большой публике сольно, без «Разных людей».

Я вышел, спел, выпил шампанского на сцене — и заболел. У меня была температура тридцать девять и девять. Когда потом я ехал назад в метро, то какая-то тетенька, типа, ясновидящая, подошла ко мне и говорит:

— Ой!.. От вас такое сияние исходит прямо… Ух!.. Прямо вас так всего колыхало!..

— У меня, — говорю, — температура почти сорок! Конечно, все колыхать будет.

…

В 1993 году слово «секта» неожиданно стало актуальным для населения независимых государств Украины, Белоруссии и России. Фанатики, объединенные под именем «Белые братья», провозглашают Киев новым Иерусалимом и назначают на 24 ноября конец света. Улицы сотен городов завалены листовками с изображением лидера секты Марины Цвигун.

Когда-то Цвигун была стажером в «Комсомолке» — там ее до сих пор вспоминают с присвистыванием… Но в 1993-м она именовала себя не иначе как Мария Дэви Христос. За считанные месяцы ряды «Белых братьев» достигают нескольких тысяч. На 10 ноября назначается самосожжение Марии. Официально издаются указы по борьбе с «Белым братством». Сектантов преследуют повсюду и в конечном счете арестовывают Марину Цвигун и ее мужа — главного идеолога секты Юрия Кривоногова, он же Юоанн Свами. Они получают по четыре и семь лет тюрьмы соответственно.

Тысячи сектантов еще долго будут выводить из странного сомнамбулического состояния. Наш герой, кстати, однажды тоже чуть не попал под раздачу.

Чиж:  Меня как бы прицепили к этому обществу. Вернее, чуть-чуть не прицепили. В Харькове я ехал в трамвае на репетицию. У меня была холщовая хиппанская сумка и пальто. Я еду в трамвае, никого не трогаю. Ко мне подходят менты и начинают допрашивать: типа, не из общества ли я «Белые братья»?

Я говорю:

— Да ладно вам!

— А что? — говорят. — Ты похож.

Я тогда носил длинные волосы, бороду и усы — типичный религиозный фанатик. С трудом тогда от ментов отбоярился. У меня ведь ни прописки, ни паспорта — ни хера. Думаю, все! Сейчас руки завинтят — и до свидания.

Спасло Чижа только то, что он все-таки уехал с Украины в Питер. Спустя какое-то время он уже преспокойно сидел в одном из самых роскошных интерьеров Северной столицы и отлично себя чувствовал.

Чиж:  У меня был знакомый фотограф Валера Потапов. У него было шикарное место работы: его фотолаборатория находилась прямо в Музее Ленина. А Музей Ленина в Питере находится в Мраморном дворце. Историческое место: этот дворец принадлежал, по-моему, брату императора, то есть там была невероятная красотища.

У Валерки прямо там была фотолаборатория: можно выпить, можно закусить, можно покурить, можно послушать «Pink Floyd». У меня от этой мысли просто башню срывало. Здесь, значит, воспитывались племянники императора, а теперь мы сидим и слушаем «Pink Floyd». Ух, красотища!

Кстати, именно этот фотограф оформил Чижу первый вариант обложки для диска. На нем была изображена пачка папирос «Беломор», а ниже читалась рекомендация: «ПЕРЕД ПРОСЛУШИВАНИЕМ — ПОКУРИТЬ».

Чиж:  Долго меня отговаривали эту фразу вставлять. Очень долго. И Березовец, и все отговаривали, — типа, не прокатит: прямой призыв к наркотикам. Я объяснял:

— Я же не пишу «покурить анаши»! Я пишу: «просто покурить». Покурил, сел и послушал — все! А что покурил? Сигарету покурил. Пришел с перекура, сел слушать пластинку. Обычное дело!

Первые демо-записи альбома были сделаны на бобины. Часть из них начала гулять по просторам России еще до выхода винила. Кстати, официально диск успели выпустить на виниле, хотя как раз в 1993 году их производство было окончательно остановлено. Магазины заполнили компакт-диски и вечно живые аудиокассеты.

Альбом стал популярен моментально. Следующий диск, уже под именем «Чиж и K°» появится достаточно быстро, поскольку тоже будет состоять из песен периода «Разных людей», а всего за два года Чиж запишет целых три альбома и утвердится в статусе последнего классика русского рока.

Очень скоро в жизни Чижа начнутся гастроли, телепередачи, съемки видеоклипов, первые серьезные контракты и многое другое.

Но это будет уже совсем другая история.

 

17

Линда. Альбом «Песни тибетских лам» (1994–1995)

— В ночь на 1 января 1995 года российские войска штурмуют Грозный.

— В Москве начинается строительство храма Христа Спасителя.

— Террористический акт банды Шамиля Басаева в Буденновске.

— Генерал-лейтенант российской армии А. Лебедь уходит в политику.

— На Первом российском телеканале начинает вещание Общественное российское телевидение (ОРТ).

— Жители России начинают выезжать на отдых в Турцию.

— Первым массовым средством мобильной связи в России становятся пейджеры.

…а из радиоприемников, настроенных на волны первых русских FM-радиостанций, вовсю звучит вот это:

Кай Метов — «Position № 2», «Божья Коровка» — «Гранитный камушек», Андрей Губин — «Мальчик-бродяга».

Как хорошо было тем летом в Одессе, если зажать нос! Как хорошо было тем летом в Москве, если заткнуть уши! В любой точке страны ловилось пять-шесть телеканалов. Радиостанций в той же Москве был десяток, если не больше. Рекорд-компаний, больших и малых, было, наверно, десятка три… Казалось бы, вот оно, счастье! Долой однообразный совок с его двумя телепрограммами, тремя кнопками на приемнике и одной на всю страну фирмой «Мелодия»! Увы, стало не лучше, а хуже.

В 1980-е годы телеэфиры предоставлялись по дружбе или из любви к искусству. Зато на рубеже десятилетий вдруг обнаружилось, что за них можно брать деньги! Музыкальных программ в одночасье стало навалом, и с экрана хлынула музыка, сыгранная двумя пальцами на одной клавише. На концертах звучала фонограмма. На сцене вовсю развернулось явление, которое Артемий Троицкий обозначил термином «длинноногие блондинки с кличками западноевропейских овчарок». То есть смазливые безголосые содержанки «новых русских».

Казалось бы, ну что произойдет, если на афишах появится еще одно имя без фамилии? Однако произошло. Потому что хозяйка этого имени играла и пела такое, что в рамки 1994 года не укладывалось.

Линда:  Я была такая максималистка. Когда тебе семнадцать лет, ты всегда и во всем уверен. Ты знаешь, что правильно, а что неправильно. Чем дальше, тем уверенности становится меньше. И например, сейчас такой период, что я вообще ни в чем не уверена. И все время задаю вопросы: зачем, почему, как?.. Уверенности вообще не осталось…

Никакой… Ни в чем…

…

Как известно, в день взятия Бастилии Людовик XVI записал в своем дневнике: «Ничего». По итогам 1995 года можно было сделать такую же пометку. «Ничего» — и в плане «неплохо», и в плане «ничего не происходило».

Ну застрелили в центре Москвы в собственном подъезде одного из известнейших людей страны Владислава Листьева — а так ничего. Ну еще вкладчики последних пирамид доразорились — и тоже ничего. Окончательно разваливается «МММ», одновременно падают «Гермес» и «Телемаркет», «Чара» и «Властилина»… Люди, которых всю жизнь обманывало государство, в 1995-м убедились, что и частникам тоже нельзя доверять.

События в Чечне интересовали в основном призывников у военкомата и их матерей. Однако межнациональная рознь в стране накапливалась, и в 1995-м она впервые была оформлена на официальном уровне: в документах появился термин «лица кавказской национальности». Термин сам по себе идиотский, так как национальностей на Кавказе побольше, чем во всей остальной нашей стране. Тем более если причислять к кавказцам и жителей Закавказья — грузин, армян и азербайджанцев. Ну и так далее, вплоть до узбеков с туркменами, как это делалось в Москве.

1995 год в России был богат политическими событиями. Переизбрали Думу, поделили Черноморский флот, уложили президента Ельцина в больницу. (Кстати, с освещения ельцинской болезни началась телекарьера журналистки Елены Погребижской, позднее известной как артист по имени Бучч.) По телевизору ведущие политики страны — Владимир Жириновский и Борис Немцов — обливаются соком, а ведущий программы, казалось бы ко всему уже привыкший Александр Любимов, не знает, что делать.

Впрочем, нормальных людей тогда уже мало трогали и президенты, и парламенты, и журналисты — были темы поважнее. Главный переворот сезона 1994–1995 годов — это исчезновение с российского рынка дешевого, почти технического, но все-таки очень употребимого бельгийского спирта «Ройал» и замена его совсем уж непотребными российскими водками полуподвального розлива. Их продавали круглые сутки в каждом ларьке — они стояли на витринах рядом с презервативами и мягкими игрушками. Отечественный производитель, безусловно, победил — и правительство схватилось за голову, а народ — за животы. В 1995 году в целях борьбы с поддельной водкой вводят акцизные марки. Маленькие бумажки, которыми обклеивали горлышки бутылок, тут же стали печатать и подпольщики, благо полиграфия уже была дешевой. Так что липовой водки меньше не стало и травиться народ продолжал пуще прежнего.

На родине «Ройал», в Европе, в марте 1995 года появилась шенгенская зона: Бельгия, Германия, Испания, Люксембург, Нидерланды, Португалия и Франция стали выдавать общие для всей семерки въездные визы.

Странное слово происходит от названия люксембургского городка Шенген, где в 1985 году было подписано соглашение об открытии границ. К лету 2003 года шенгенская виза давала право на въезд почти в любую страну Евросоюза, кроме Великобритании и Ирландии. В наши дни, например, граница между Германией и Францией в городе Саарбрюккен — это железный столбик высотой метра два. На одной стороне прибит кругляш с надписью «Франс», на другой стороне — точно такой же блин с пометкой «Бундесрепублик Дойчланд». Можно поехать из страны в страну на трамвае — остановка «Франкрайх». Не перепутайте, так как ничем, кроме названия, она от других остановок не отличается. На этом трамвае немцы ездят во Францию за рыбой, а французы в Германию за мясом — так дешевле. Чуть заметнее граница между Германией и тем же Люксембургом — это мост через ослепительной красоты реку Мозель. В обратную сторону немцы тарахтят из Люксембурга с полными бензобаками, так как великокняжеский бензин против республиканского в полцены будет.

В музыке ничего нового не происходит уже очень давно. Чтобы хоть как-то обозначить происходящее, в 1995 году тележурналист Леонид Парфенов пытается ввести термин «несерьезный рок». Под это определение должны были подходить столь разные группы, как «Агата Кристи», «Ногу свело» и «Чиж и K°», — однако термин так и не прижился. Никакого рока в России давным-давно не было. Уже забыты были многотысячные концерты, и мало кто верил в то, что когда-нибудь рок-музыка вернется на стадионы. Тем более что там так вольготно расположились вещевые рынки…

Впрочем, раздобыть интересную музыкальную информацию можно было и в тяжелом 1995-м. Интернет, правда, был еще огромной редкостью, и статьи в российских музыкальных журналах напрямую переводились из «Rolling Stone», «Q», «Guitar Player» и другой западной прессы. Иллюстрации вырезали из тех же журналов — ножницами, как бумажные снежинки в детском саду. Была даже такая должность в редакциях — «фотоподборщик», который разбирал фирменные журналы, помечал, на какой фотографии Мадонна, а на какой Сид Вишес, и потом вырезал их. Объем статьи определялся, исходя из размера фотографии. Версталось все на картонной планшетке с помощью булавок и ножниц.

Прогрессивный читатель читал прогрессивный журнал, сделанный столь прогрессивным методом, и отправлялся за прогрессивной музыкой! Москвичи, как впрочем и оптовики из регионов, шли прямо на «Горбушку». Именно на 1994 год приходится начало расцвета «Горбушки» — Московского ДК имени Горбунова — одного из самых культовых мест Москвы.

Аллея в Филевском парке, ведущая к «Горбушке», в выходные была усеяна палатками или просто перевернутыми картонными коробками, на которых были выложены компакт-диски. Диски тогда были болгарские — по пятнадцать рублей и китайские — по двенадцать. Доллар стоил шесть рублей. Дорога от начала до конца аллеи занимала часа четыре: настоящие меломаны совали нос в каждую коробку.

В тот год болгарские производители обратили свой взгляд на некоммерческую музыку и издали, среди прочего, альбом Питера Гэбриела «Passions».

Линда:  И это был просто переворот на сто восемьдесят градусов. Я поняла, что такое музыка. Потому что у меня этот альбом вызвал ощущение, будто раньше ты не замечал какой-то картины, пробегал мимо нее, — а потом вдруг остановился, рассмотрел, и все в мире понял.

Страсть Гэбриела к этнике сполна отразилась на всем материале первого альбома Линды. Например, песня «Беги на цыпочках» выдержана в очень «гэбриеловских» тонах. Эта песня оказалась одной из самых ритмичных на альбоме. Потому неудивительно, что продавцы с «Горбушки» чаще других прокручивали именно ее.

Линда:  К пиратству я вообще очень нормально, позитивно отношусь. Потому что у нас в стране все так построено, что мы в жизни все пираты, — не обязательно в музыке. Конечно, кто-то что-то производит — музыканты пишут музыку, компании ее тиражируют. И все в принципе согласны: этот труд должен быть оплачен. Но у меня все равно полно друзей, которые всегда покупают только пиратские диски. Просто потому, что это намного дешевле.

Конечно, хорошо бы, чтобы артистам платили нормально, но пока вся страна сама не поменяется, пока принципы шоу-бизнеса останутся прежними, — изменить все равно ничего будет нельзя.

…

Карьера Линды начиналась с сотрудничества с Юрием Айзеншписом. Тот после выпуска «Черного альбома» «Кино» взялся раскручивать клонов «Депеш Мод» — группу «Технология». Те очень быстро взлетели на вершину славы, но потом разругались с продюсером и скатились обратно в небытие.

Расставшись с одними имитаторами, Айзеншпис взялся за других — за группу «Young Guns», которая вчистую передирала «Guns’n’Roses». С этими не вышло вообще ничего (хотя барабанщик Снейк нашел себя в группах «Mad Dog» и «Наив»), и продюсер впал в творческий поиск. В конце концов Юрий Шмилиевич найдет-таки достойный своих усилий объект — Влада Сташевского. Отныне и до конца жизни он будет заниматься только поп-музыкантами. Но это будет нескоро, пока же он обратил внимание на Линду. Однако тут не сложилось.

Линда:  С Айзеншписом по-настоящему мы и не работали. Просто в Гнесинском училище я познакомилась с Андреем Мисиным, и мы решили что-нибудь сделать вместе. Андрей предложил вещь, которая называлась «Игра с огнем». Мы решили ее записать, и вот на этой стадии Андрей имел какие-то контакты с Айзеншписом. Да только уже когда мы начали снимать клип, на нашем горизонте появился Максим Фадеев. Сперва он просто сделал аранжировку для этой вещи. А потом мы уже стали работать только с ним.

Написанная композитором Андреем Мисиным песня «Игра с огнем» потом не вошла ни в один альбом Линды — ее можно обнаружить лишь на редких сборниках. Тем не менее именно на этой песне в нашей истории появляется еще один ключевой персонаж.

Максим Фадеев:  Я обязательно должен почувствовать человека. Когда мы в первый раз увиделись с Линдой, мы с ней разговаривали, как будто знали друг друга много-много лет. Мы познакомились на студии совершенно случайно. Она до этого занималась вокалом, а я в тот раз сделал аранжировку… Этот человек чисто по-человечески импонировал мне. Мы нашли общий язык за десять минут. Она стала другом моей семьи, крестной матерью моего сына. Она очень близко подружилась с моей женой, и мы вместе ездим на юга отдыхать. За прошедшие годы она совсем не изменилась. Чем больше ее популярность, тем скромнее она становится. Она очень стесняется того внимания, которое ей уделяется.

… Это интервью было взято довольно давно, еще в те времена, когда продюсер и певица работали вместе. На рубеже веков их дороги разошлись, и теперь они не слишком любят вспоминать друг о друге. Однако в 1994-м Макс и Линда понимают друг друга с полуслова.

Линда : Поскольку тогда мы зачитывались тибетской философией, все время говорили об этом, постоянно обсуждали какие-то документальные фильмы, какую-то литературу, то и музыку мы слушали тоже именно такую: тибетское пение. Все это было настолько интересно!..

В этом Линда была не оригинальна. Тибет в те годы был общим увлечением. Книги восточных гуру, например, начал переводить человек, уже многократно упомянутый на страницах этой книги: Борис Борисович Гребенщиков. Самой первой книгой, опубликованной мэтром, стал его перевод «Путеводителя по жизни и смерти», написанного ламой Чокьи Нима Ринпоче.

В том году, когда Линда начинает работать над записью альбома, восточная мудрость повернулась к зрителям и изнаночной стороной. В токийском метро неизвестные террористы распылили ядовитый газ зарин. Трагедия унесла жизни двенадцати человек, несколько тысяч получили сильное отравление. В ходе оперативного расследования ответственность возложили на религиозную секту «Аум Синрикё». Вскоре был арестован ее духовный лидер Сёко Асахара, который признал, что в планы сектантов входило скорейшее приближение конца света всеми средствами террора.

В нашей стране духовного учителя Асахару знали не понаслышке. Отделения секты во многих городах России завоевывали все большую популярность, ее телепрограммы выходили по Московскому телевидению, а под свои собрания «Аум Синрикё» арендовала крупнейшие площадки — тот же спорткомплекс «Олимпийский». Мало того, оказалось, что сектанты-террористы проходили подготовку у российских военных инструкторов и даже приобрели вертолет для распыления ядовитых газов на больших территориях. Так что очень скоро и в России Сёко Асахару осудили, а на секту наложили официальный запрет.

…

«Аум Синрикё» пугала людей в Японии, а Линда эпатировала публику в Москве. В те времена внешний облик Линды приводил людей в шок: семнадцатилетняя девушка в психоделической раскраске, пропирсингованная так, что закорачивало любой металлоискатель, — для 1994 года это было чересчур. Особенно для Гнесинского училища, куда Линда ходила на занятия.

Линда:  Это не было найдено специально. Такая я была. Потому что я не принимала какие-то законы, которые были вокруг меня. Я хотела отвечать каким-то своим ощущениям, тому, что мне было близко… Против пирсинга были буквально все. И Максим Фадеев это не совсем понимал. Но мне это очень нравилось, и я была за это. И в конце концов это осталось.

Удар по массовому сознанию наносился Линдой и Максом Фадеевым с двух сторон. Одновременно с работой над альбомом снимались видеоклипы. Благо деньги тогда были и можно было позволить себе эксперименты. Уже первый ролик на песню «Игра с огнем», снятый Федором Бондарчуком, запомнился всем. А дальше в игру вступила команда, которая сотрудничала с Линдой долгие годы.

Линда:  Все клипы обычно делали Макс Осадчий и Армен Петросян, которого сейчас уже нет в живых, к сожалению. Он был гениальный человек, режиссер всех наших клипов. Армен, так скажем, дал нам такую ветку, с корнями, из которой потом вырослоочень много плодов. На этой восточной теме мы все очень сблизились, а генератором идей выступал как раз Армен.

Клип на песню «Мало огня», по задумке режиссера Армена Петросяна, должен был сниматься в пустыне. Для экономии ездить никуда не стали. Всю песчаную натуру отсняли в подмосковном павильоне. Точно так же, как когда-то Ролан Быков в «Айболите-66» снимал Сахару в Люберцах.

В первых же песнях Линды бросались в уши мощные бэк-вокалы. За второй голос на записях Линды отвечала опытнейшая вокалистка Ольга Дзусова. Она успела поработать и сольно, и с «Крематорием», и с проектами «B.P.J.K.» и «CC-20». А на самой первой песне альбома «Сделай так» в самом начале трека звучит детский голосок. Если вы не узнали, кто это, то подскажем: голосок принадлежит Юлии Савичевой. Той самой, которая потом отметилась на «Фабрике звезд» и на «Евровидении», а также записала песню к сериалу «Не родись красивой». Правда, на «Евровидение» Савичева поехала в семнадцать лет, а здесь ей было всего семь.

Работа с этникой сразу поставила перед музыкантами массу проблем. Первой и самой очевидной была такая: а кто, собственно, будет все это играть и петь? Музыканты, играющие на каких-нибудь южноамериканских тростниковых флейтах, и сейчас не на каждом углу встречаются. А были на альбоме инструменты и поэкзотичнее. Например, диковинный десятиструнный инструмент стик, совмещавший в себе обычную гитару и бас. На таком играл Тони Левин из «King Crimson» и группы Питера Гэбриела.

В Москве же на таком не играл никто. Пришлось выцепить всех знакомых. Благо тогда уже много народу покупало на «Горбушке» одни и те же курительные палочки, ходило в одни и те же индийские магазины, читало те же книги и слушало ту же музыку. На худой конец всегда под боком был Российский университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы.

Восточная мудрость лилась из альбома пригоршнями — несмотря на предупреждение в конверте: «Альбом не несет никакого религиозного смысла. Все совпадения являются случайностью». Среди экзотических участников записи альбома были отмечены японский мальчик Иори, боливиец Хосе Лапландо, игравший на дудке-куму, и индийский перкуссионист Ника.

Едва сформированный состав тут же начал выступать на сцене. Во всех источниках указано, что первый большой концерт Линды прошел в конце 1995 года. Действительно, до этого большие площадки просто отказывались иметь с ней дело, например, из-за того, что Линда принципиально играла только живьем.

Линда:  Сначала концерты проходили крайне неудачно. Мы были разгильдяи и вели себя соответствующе. Мы ничего не пытались контролировать и доверялись самым случайным людям. Просто тогда мы были в восторге от того, что занимаемся любимым делом и все вроде бы получается.

У нас крылья выросли: нам было в принципе все равно, как именно будет проходить концерт. Собралась команда, и мы готовы были ехать хоть на Дальний Восток или идти пешком миллионы километров — лишь бы выступить, лишь бы все это сыграть, показать людям.

Нашей позитивной энергии хватило на какое-то время, а потом сплошной чередой пошли проколы. Постепенно они тебя прибивали… и прибивали… и прибивали… и ты все меньше понимал, что происходит. Очень быстро нам пришлось всерьез заняться организацией концертов и избавляться от младенческого восторга.

После появления первых песен и клипов на Линду обратили внимание отечественные средства массовой информации. Так, как они умеют это делать. Желтая пресса тогда набирала ход, фантазия журналистов не была скована ничем. До сих пор в Интернете можно найти краткие сводки основных слухов про Линду. Вот что о ней писали в таблоидах:

— Она родилась в Японии.

— Она маленький одноногий японский мальчик.

— Она двоюродная сестра Максима Фадеева.

— Она любовница Фадеева.

— Она жена Фадеева.

— Она умерла от передозировки наркотиков.

— Она сумасшедшая.

— Она лесбиянка.

— Она буддистка.

— Она кришнаитка.

— Она занимается магией.

— Она носит силикон.

— Она швырнула стул в фотографа на одной из фотосессий.

— Она отхлестала охранника букетом цветов на одном из концертов.

— В последние годы за нее поет двойник.

Надо сказать, что в 1994-м пресса все же время от времени отвлекалась от Линды. Были и другие поводы для скандальных публикаций. Например, свадьба Аллы Пугачевой и Филиппа Киркорова. Их отношения, уже закончившиеся, — до сих пор на первых полосах газет, которые приличные люди не читают. Можете себе представить, что творилось тогда.

На альбоме Линда выразила свое отношение к новорожденной русской «желтой» прессе. Вернее, Макс почувствовал, что именно ей хочется обо всем этом сказать, и сочинил песню «Купание в грязной воде».

Линда:  Эта вещь была для меня на тот период самой любимой. Потому что это был такой протест против определенных людей. Были какие-то личные моменты, я не хочу сейчас особенно в это углубляться. Просто, я не люблю тихих людей. Они всегда себе на уме. Они всегда говорят неправду и неискренни. Это мое субъективное мнение. В лицо тихие люди говорят одно, а затем начинают копаться в твоем грязном белье. Вот эта вещь была именно об этом. В тот период мы сталкивались с подобными штуками сплошь и рядом.

…

А еще в конце 1994 года в России началась война.

Назревала она долго. Отношения России с Северным Кавказом всегда складывались непросто. В первой половине XIX века война привела Кавказ к покорности России. Российская власть старалась относиться к аборигенам твердо, но тактично. При советской власти все становилось сложнее и сложнее, и в годы Великой Отечественной войны многие кавказские народы были высланы со своей родины с формулировкой «за сотрудничество с оккупантами». Вернулись они только в 1957-м, а это значит, что каждый чеченец, кабардинец или аварец старше пятидесяти родился в ссылке. Можно представить себе, что творилось в их душах…

Ситуация стала проясняться после брошенного Борисом Ельциным лозунга: «Берите себе независимости столько, сколько сможете проглотить!». Самый большой аппетит оказался у лидера Чечни, боевого генерала Джохара Дудаева. Он провозгласил полную независимость Ичкерии — так была названа Чечня, — и в республике начался беспредел.

Уже в 1992-м Чечня была криминальным центром России, оттуда проворачивались банковские махинации на громадные суммы — но не это было хуже всего. В республике началась самая натуральная травля русскоязычного населения. Людям приходилось бросать все и спасаться бегством в Россию, где их никто особенно не ждал. Переговоры с Дудаевым ни к чему не привели — да и шли они довольно бестолково.

Наконец в декабре 1994-го Чечню решили прижать к ногтю. 11 декабря войска вошли на ее территорию, уже к концу месяца начались бои за Грозный, а в марте город уже полностью контролировался российскими войсками. Короче, Ельцин провел в Чечне маленькую победоносную войну — такую же, как Брежнев в Афганистане или Наполеон в Испании…

Надо сказать, Линда знала тему. Городок Кентау, в котором она родилась и провела детство, был заселен как раз ссыльными. В основном это были греки из Крыма, но хватало и чеченцев.

Линда:  Конечно, у нас были и сейчас есть очень близкие друзья среди этой нации. Великолепнейшие люди, грамотные и мудрые. В каждом народе есть свои извращенцы — в любом народе. Просто так сложилось, что при разговоре о чеченцах, акцент делается как раз на уродстве этом. Во всей этой истории замешано очень много денег. А там, где деньги, там всегда будет такой акцент и всегда будет массовое уродство.

Воспоминания юности Линды вдохновили Макса на написание еще одной песни — «Я не останусь одна». Только навеяны они были уже не Кентау, а Тольятти и Москвой — городами, где прошли школьные годы Линды.

Линда:  Я очень хорошо училась. И закончила школу с отличием — у меня не было ни одной четверки. А золотую медаль мне не дали только потому, что для того времени у меня была не та национальность. Это очень влияло. Это всегда влияло, к сожалению. Сейчас это влияет по-другому, а в то время влияло скорее в худшую сторону.

Не забудем, на момент записи Линде — всего семнадцать лет. Школьные воспоминания свежи, и еще ничего не отболело.

Линда:  История была такая: сначала выставляются оценки, а потом они умышленно занижаются. Ну, я так думаю. Потому что у нас, к сожалению, были учителя, что называется антисемиты. Может быть, внешне это не очень сильно выражалось. Но я думаю, что зависело все именно от этого.

…

Альбом был почти готов, оставалась обложка. Она, как и все на этой записи, была сделана с применением самых передовых на то время технологий.

Линда:  У нас был такой интересный человечек, Леня Старовойтов, который делал всякие экспериментальные вещи. Тогда ведь только-только на «Макинтоше» стали появляться самые первые программы. Это была эпоха, скажем так, зарождения компьютерного мира. Самое-самое его начало…

Действительно, 1994 год — это время не только всякой компьютерной мелочи типа «Прехисторика», но и вполне себе серьезных игрушек. Типа «Вольфенштейна» или первой «Цивильки». Графики в ней никакой, конечно, не было, все сеттлеры, воины и постройки были синюшными и плоскими, как манекенщицы.

Линда:  Разумеется, как только выдавалась свободная минутка, мы бежали играть в первые компьютерные игры. Тогда это было очень свежее, только появившееся явление. Все свободное время, если оно было (и даже если его не было!), уходило именно на компьютерные игры — всякие стрелялки, всевозможные лабиринты.

Альбом «Песни тибетских лам» был закончен, пошел в свет, возглавил чарты — и вдруг оказалось, что необязательно быть тупым. Что совершенно незачем писать примитивную музыку. Можно позволить себе сложность мышления, скандальность образа и богатство постановок — тебя полюбят и так. Спустя годы на сцене появятся Маша Макарова, Земфира, многие другие, но публика уже была к ним подготовлена. Мало того, таланты Линды и Максима Фадеева на этом альбоме только разворачивались. Феноменально успешным станет их следующий диск «Ворона», об их клипах и шоу будут ходить легенды — но все это уже совсем другая история…

 

18

Группа «Мумий Тролль». Альбом «Морская» (1996)

— Борис Ельцин переносит операцию на сердце. У ведущих новостей появляется новая профессиональная скороговорка — «аортокоронарное шунтирование».

— Россия получает от Международного валютного фонда самый большой кредит: шесть миллиардов девятьсот миллионов долларов. Куда они делись — никто до сих пор не знает, хотя многие догадываются.

— В Елабуге открывается автомобильный завод компании «Chevrolet».

…а на российских оптовых рынках особым спросом пользуются следующие кассеты:

Влад Сташевский — «Позови меня в ночи», Андрей Губин — «Лиза», Валерий Меладзе — «Лимбо».

Чтобы понять Россию 1996 года, нужно найти альбом «Снежный лев» группы «Аквариум» и внимательно послушать песню «Древнерусская тоска». Понятно, что Гребенщиков меньше всего хотел сочинить песню «на злобу дня», но получилось так, что именно она стала отражением времени.

Характерным было и то, что «Древнерусская тоска» появилась отнюдь не в России — сочинили ее в Египте, а записали в Лондоне. С одной стороны, так была продолжена классическая традиция смотреть на Родину со стороны — недаром же «Мертвые души» были написаны в Риме, а «Записки охотника» во Франции и Италии. С другой стороны, в 1996-м многие пишутся на Западе. Цены там уже приемлемые — по крайней мере, для топовых российских рок-музыкантов. При этом культура звукозаписи несравненно выше, студии богаче, проблем со въездом-выездом нет, да и музыкальная жизнь куда интереснее, чем в Москве или в Питере.

Потому «Аквариум» безвыездно пишется в Лондоне с помощью музыкантов «Rolling Stones» и «Jethro Tull», а «ДДТ» записывает альбом «Любовь» в Бостоне с помощью менеджера «Aerosmith» Тима Коллинза. Наконец, в том же 1996-м в том же Лондоне создается альбом, который станет переломным в истории и отечественного рока, и отечественной поп-музыки.

Илья Лагутенко:  Мое историческое, экономическое и филологическое образование говорило мне о том, что университетское образование пора применить в жизнь. Время распорядилось по-другому. Оказалось, что все эти образования ни к чему не пригодны.

Работа в этом русле как-то не складывалась, и мои друзья потихонечку стали закидывать удочку в плане того, нельзя ли реанимировать группу начала 1980-х годов — «Мумий Тролль». Всерьез занятия музыкой я никогда не воспринимал. «Мумий Тролль» был детской забавой. У меня была глубокая убежденность, что все это интересно, была своя концепция группы, да только все эти концепции никак не сочетались с реальной ситуацией, которая складывалась на музыкальном рынке страны.

Жизнь главного «тролля» Лагутенко бурлила, что тоже было характерным для того времени, когда люди перестали уезжать и начали ездить. То есть проблема эмиграции, столь острая на рубеже десятилетий, как-то сразу снялась.

В начале 1990-х Лагутенко уехал в Китай, потом перебрался в Лондон — однако при этом сохранил российский паспорт и время от времени заглядывал домой. Во время одного из таких заездов на родину и была написана песня, открывающая альбом «Морская».

Илья Лагутенко:  «Вдруг ушли поезда» — эту песню я извлек из черновиков, посвященных моему первому пребыванию в Петербурге. Я тогда первый раз попал в город на белые ночи. Навещал своего приятеля, закончившего восточное отделение тогда еще Ленинградского университета. Мы с ним вместе проходили стажировку в Китае. И вот он пригласил меня отпраздновать это мгновение. Отпраздновали мы его весело, феерически, жестко, по-студенчески. И вот все эти воспоминания сложились в строчки еще до того, как я начал работать над пластинкой «Морская». Нужны были новые песни, и вместо того, чтобы черпать их из вдохновения, я взял свои старые материалы.

Действительно, многие песни на альбоме рождались из старых черновиков. На официальном сайте «Мумий Тролля» представлена хронология деятельности группы, и по ней видно, насколько стремительно развивались события. В мае Лагутенко и его владивостокский приятель Леонид Бурлаков решили возродить группу, а уже в июле демо-версия альбома легла на стол руководителей крупнейших российских рекорд-компаний и была ими единогласно отвергнута. Кстати, песня «Вдруг ушли поезда» была первой, записанной на пленку для демо-версии альбома. Понятно, что при работе не обошлись без домашних заготовок.

Илья Лагутенко:  Была поставлена задача записать альбом и написать десять песен. Но очень быстро стало понятно, что за такие короткие сроки выдать десять новых шедевров — для меня это невозможно. И я стал привлекать прежний багаж. У меня всегда были с собой всякие записки, черновики. Захотел — написал песню, не понравилось — переписал…

До 1997 года — до момента выхода альбома «Морская» — о группе «Мумий Тролль» за пределами родного Владивостока знали немногие. Разве что в энциклопедии «Рок-музыка в СССР» под редакцией А. К. Троицкого в главе «Дальневосточный рок» «Мумий Троллю» уделили пару строк. Да и те писал не он. Сказали, что группа «ориентируется на подростковую аудиторию со свойственной ей атрибутикой дискотек и пляжей». А лично про Илью Лагутенко написали, что он обладает «своеобразным обаянием пластмассового мальчика».

На момент выхода книги — то есть в 1990 году — «пластмассовый мальчик» успел побывать вполне натуральным солдатом срочной службы, студентом Дальневосточного государственного университета и еще много кем. Что же до музыкальной стороны вопроса, то в активе «Мумий Тролля» к 1990 году было два магнитоальбома.

Судьба этих записей была очень разной. «Новая луна апреля», созданная пятнадцати-шестнадцатилетними мальчишками, произвела маленькую сенсацию. Песни, записанные на самодельном аппарате в полуподпольной студии, крутились на всех дискотеках Владивостока, транслировались по японскому радио и звучали даже в продвинутой ленинградской дискотеке «Невские звезды». Той самой, в которой Ленинградское телевидение снимало всех значимых персонажей российской сцены — от «Аквариума» и «Телевизора» до Аллы Пугачевой и Игоря Николаева. И видимо, питерские рокеры очень внимательно слушали кассету, присланную из Владивостока. Во всяком случае, звучание «Кино»-88 и «Мумий Тролля»-85 было очень схожим — с поправкой разве что на уровень записи. А вот следующий магнитоальбом, «Делай Ю-Ю», вышедший в 1990-м, замечен не был.

От того периода в «Морской» остались четыре так называемых «бонус-трека». В том числе и главная песня раннего «Мумий Тролля» — «Новая луна апреля».

Илья Лагутенко:  Наверное, никто этого теперь уже не помнит, но с этой песней тоже связаны различные веселые истории. В свое время из-за нее «Мумий Тролль» стали запрещать — была тогда такая практика: запрещать группу, запрещать музыку. Дело в том, что власти решили, будто «Новая луна апреля» — это некая издевка над апрельским пленумом КПСС 1986 года, на котором Горбачев провозгласил борьбу с алкоголизмом.

Я понимаю, что вот сейчас мы говорим, и это звучит полнейшим бредом, но для меня это и тогда уже звучало бредом. А вот для многих других людей это так не звучало. Миф упорно распространялся. В том числе и за пределами Владивостока. Я прекрасно помню, как приезжал в Питер и в Москву, и люди, которые никогда в жизни не слышали наших песен, говорили:

— Да-да-да! Я знаю вашу группу! У вас есть песня против апрельского пленума!

Нас сходу начинали уважать. А я не опровергал эти слухи: как хотите, так и думайте. Может, однажды вы и песни послушаете, а там уж решите для себя, об этом песня или не об этом.

…

Последние курсы университета, 1989–1991 годы — это распад Советского Союза и вся связанная с ним вольница. Люди стояли в очередях, ходили на митинги, запоем читали газеты и смотрели телевизор, ходили на стадионы — сначала на «Кино», а потом и на «Ласковый май». А самые прозорливые уже тогда начинали делать деньги.

Что могло быть более унылым и бесперспективным зрелищем, чем советский старший научный сотрудник возраста сорока трех лет? Но именно в 1989-м сорокатрехлетний старший научный сотрудник Борис Березовский организует АО «ЛогоВАЗ». Незадолго до этого подающий надежды театральный режиссер Владимир Гусинский закрыл свой первый кооператив «Металл», в котором делал женские украшения и железные гаражи, и переключился на консультации и политический анализ в новом кооперативе «Инфэкс». В 1989-м Гусинский создал на его основе совместное с американцами предприятие «МОСТ». Их младший современник Роман Абрамович тоже стартовал на рубеже 1990-х — тогда он делал игрушки из полимеров вместе с будущим руководством «Сибнефти» в кооперативе «Уют».

Это было в Москве, а что же творилось во Владивостоке, где всегда было «до Бога высоко, до царя далеко»? Там началась полная лафа. Сперва порт открыли для захода американских и филиппинских кораблей. В городе появились первые компакт-диски — на пару лет раньше, чем в остальной России, — плюс море почти халявной бытовой техники. Чуть позже пошли и первые дешевые иномарки на Зеленом углу. Зеленый — это из-за сопок, а не из-за баксов. Так или иначе, жизнь наступила веселая, но для студентов-гуманитариев малоподходящая. Илье Лагутенко тоже пришлось приспосабливаться.

Илья Лагутенко:  Песня «Забавы» родилась из каких-то воспоминаний о жизни во Владивостоке в начале 1990-х. Время было суровое, очень неспокойное. Тогда у каждого в голове были собственные методики завоевания мира, которое начиналось буквально с соседнего ларька. Соответственно, люди и гуляли так же.

У меня была определенная практика работы в точках общественного питания. Какое-то время в городе Владивостоке я постоял за барной стойкой. Все эти персонажи через меня, скажем так, проходили. Об очень многих событиях я знал не понаслышке. Можете воспринимать песню «Забавы» как реальную историю. У Элтона Джона была такая песня, суть которой: не стреляйте в пианистов. А здесь суть в том, что пианиста все-таки застрелили. У них там «Не стреляйте!» — они и не стреляют. А у нас сначала стреляют, а потом спрашивают: «Что? Не надо было, да?»

Развеселый конец 1980-х перетек в куда менее веселые 1990-е. После 1991 года каждый сам выбирал, как станет жить дальше.

Илья Лагутенко:  Распад Советского Союза застал меня в Китайской Народной Республике. Там я проходил практику. Нам было предложено: или можете учиться дальше, но уже на правах китайских студентов, или возвращайтесь домой и делайте что хотите. Я предпочел учиться на правах китайских студентов.

На родину все равно пришлось вернуться, потому что я считал, что надо бы закончить университет. Я вернулся и обнаружил, что как именно ты будешь его заканчивать — это было уже твое личное дело. И зачем ты его будешь заканчивать — тоже. Все в одночасье развалилось, никаких наработанных траекторий не осталось. Раньше ты заканчиваешь университет, и у тебя есть специальность, которую ты можешь применить в жизни. Можешь заниматься внешнеэкономической деятельностью или податься в военные переводчики. А теперь тебе отдавали диплом — и устраивайся как хочешь.

От такой свободы кружилась голова: свободный выбор во всех отраслях собственной жизни. Стипендии платить перестали, и приходилось подрабатывать. Те, кто более или менее знал язык, сразу шли на какую-то работу. Иначе было не выжить.

…

«Китайский» период в истории Ильи Лагутенко освещен значительно меньше, чем все, что было до и после. Официальная биография группы под названием «Правда о мумиях и троллях» описывает это время так: «Илья по-прежнему изучает древние религии, слушает народную музыку, читает в оригинале „Книгу перемен“. По ночам ему снятся китайские императоры, самураи и дряблые курители опиума». Может, во сне оно так и было, хотя Лагутенко человек слишком дотошный, чтобы видеть японских самураев в китайских снах. Во всяком случае, действительность была другой.

Илья Лагутенко:  Я работал в финансово-инвестиционной компании. Это была реальная компания, которая осуществляла реальные стройки, но, к сожалению, получилось у нее не все. Проект был серьезный и интересный. Даже сейчас, спустя годы, он имеет право на существование. Но в связи с трениями между нашими странами не все планы осуществились. Кому, как не россиянам, это понимать?

Короче говоря, китайская работа Ильи была очень нешуточной. Настолько нешуточной, что и сейчас, спустя десятилетие, он старается о ней особенно не распространяться. Во всяком случае, в то время Илье было не до песен. Они почти не писались, хотя кое-что из написанного в Китае вошло-таки потом в альбом «Морская». Например, песня «Девочка».

Илья Лагутенко:  Сейчас я уже не помню, где именно была написана песня «Девочка». Единственное, помню, что написал ее за пианино. Игрок я неважный, но первый куплет просто сел за пианино и написал. Вот знаете, так бывает: сел — и песня готова!

Она потом жила своей жизнью. Действительно, в Китае я переложил «Девочку» на китайский язык. Но имелось в виду не серьезная заявка на китайскую сцену, а что-нибудь вроде студенческих капустников.

Интересно было бы сейчас послушать те песни, которые Лагутенко пел на китайском языке. Однако Илья категорически отказывается их вспоминать.

Илья Лагутенко:  Я вообще очень щепетильно отношусь к своим текстам на иностранных языках. Недавно мне показали картину с иероглифами. Автор убеждал, что это что-то значит, но я-то прекрасно знаю, что таких иероглифов нет! Работа над другим языком — это для меня всегда очень серьезно. Наверное, во мне все еще живет переводчик. Я с трепетом отношусь к чужому языку.

В конце концов, слегка утомленный китайской экзотикой, Лагутенко взял билет до Лондона. Благо до азиатского экономического кризиса 1998 года рейсы между столицами Европы и Азии были частыми, это потом прежний объем перевозок восстановили с трудом. А тогда, в 1996 году, из Китая в Британию можно было даже не долететь, а доехать — дело в том, что соседний Гонконг доживал последний год под британским протекторатом. А вот в следующем, 1997-м, когда альбом «Морская» уже вышел в свет, Гонконг официально вернулся в состав Китая.

Илья Лагутенко:  Я до сих пор жалею, что не побывал в Гонконге до его объединения. Так случилось, что в то время, когда я жил в Китае, это было довольно сложно: визу нужно было получать через английское посольство, и как-то не сложились обстоятельства. К тому же меня больше интересовала китайская глубинка. Я понимал, что если сейчас не съезжу, то больше никогда туда не попаду.

А про Гонконг я думал, что это все-таки мировой центр. Рано или поздно и туда заеду. Но в Гонконг я попал только спустя довольно большое время. И там, конечно, от былой развеселой жизни уже ничего не осталось. Поглощение этого города Китаем в принципе стало одним из самых значимых событий второй половины ХХ века. Круче, чем падение Берлинской стены. Это было громадное поражение старого капитализма от нового, никому не понятного коммунистического капитализма.

…

И вот Илья оказывается в Лондоне. Работа непыльная — бизнес-консалтинг одной из русских фирм. Денег мало, зато график гибкий и времени много — можно ходить по концертам! А в Лондоне в тот год было на что посмотреть. 1996-й — это расцвет брит-попа, это битва гигантов «Oasis» и «Blur», то ли возвращение 1960-х, то ли пародия на них. Впрочем, Лагутенко больше интересовали группы не стадионные, а клубные.

Илья Лагутенко:  Я посещал все клубы и все концерты. Не важно: интересные — неинтересные, я впитывал любую доступную информацию. Уж коли я здесь оказался, то должен воспользоваться ситуацией по максимуму. Я интересовался музыкальной прессой, смотрел, что происходит, завел кое-какие знакомства среди музыкантов… При этом мне было неинтересно смотреть группы, которые уже достигли какого-то уровня и все о себе знали. В основном я посещал концерты групп, которые сейчас уже никто и не помнит. Это были в хорошем смысле слова группы-однодневки. Просто они не выжили, не пробились, но тогда именно они формировали лицо британской сцены.

Однако среди клубных команд, за которыми следил Илья, хватало и довольно громких имен: например, «Dubstar» или «Lightning Seeds». А знакомство с группой «Swear» принесло и практическую пользу — их барабанщик Мэтт Бодди и вокалистка Али Маас позже примут участие в записи «Морской». Что же до песен, которые начали сочиняться в Лондоне, то они, как ни странно, подпитывались старыми, владивостокскими, воспоминаниями.

Илья Лагутенко:  «Морская болезнь», это из серии владивостокских песен… Это реверанс в сторону любимого города, каких-то символов, связанных со временем, которое я там провел. Я не скажу, что мне чего-то не хватало, — мне даже было замечательно в Лондоне без чего-то владивостокского. Тут дело не в ностальгии, не в плаче по березкам. Я не испытывал сентиментальных чувств. Больше хотелось объединить все это. Приехать во Владивосток, рассказать, как у меня дела, чем занимаюсь. В Лондоне хотелось подробно рассказать, кто я, откуда растут ноги.

Кроме упомянутых Мэтта Бодди и Али Маас, Лагутенко помогли в студии гитарист Род Блейк, звукорежиссер Крис Бенди, а также несколько знакомых из России. Помимо самого Ильи русскую фракцию составляли еще три человека.

Во-первых, Леонид Бурлаков — соавтор нескольких песен и человек, нашедший деньги на запись. Не просто нашедший — он распродал все свое имущество, чтобы записать этот альбом. Вторым был клавишник и аранжировщик Александр Краснов. Оба они вместе с Ильей стояли у истоков «Мумий Тролля» еще в 1983-м.

Наконец, третий, Юрий Степанов, принадлежал истории не только группы, а российского рока вообще. Он начинал еще в 1970-е в составе легендарной питерской команды «Мифы», которая тогда вгоняла в ступор саму «Машину Времени». На рубеже 1980-х Степанов из «Мифов» ушел и записал свой сольный альбом. Это была первая работа студии Андрея Тропилло, в которой потом писался весь Питер — от «Аквариума» до «Ноля».

В 1980-м Степанов перебрался в Лондон. В альбом «Мумий Тролля» он включился с энтузиазмом, хотя и без особого толку.

Илья Лагутенко:  Юра Степанов подпевал у нас на пластинке своим хриплым голосом и подыгрывал на клавишах. Он не очень хорошо справлялся со своими обязанностями, ну да это и не главное. Заслуга его не в этом.

После того как альбом был готов, мы сели и стали решать: какая песня там потенциальный хит? И только Юра сказал:

— «Владивосток-2000»!

Все ему говорили:

— Да ты что?

А он отвечал:

— Не знаю. Мне нравится.

Сама эта песня пришла как раз накануне записи пластинки. Мне всегда казалось, что 2000 год так далеко, еще уйма времени, а тут вдруг начались все эти истерики по поводу миллениума. Об этом я и хотел сказать — но, например, наш звукорежиссер-англичанин говорил, что для него эта песня вообще непонятна. «Она какой-то ваш „рашн рок“», — говорил он.

Наверное, это своего рода комплимент. Наверное, это здорово, написать что-то такое, что понятно только нашему русскому человеку.

Песня «Владивосток-2000» была написана одной из последних, а ее третий куплет вообще досочинили прямо во время записи.

Илья Лагутенко:  Многое сочинялось уже прямо на записи и дописывалось непосредственно в студии. Времени было мало, а тут оказалось, что во «Владивостоке-2000» и текста маловато. Приходилось дописывать на ходу. Я лепил текст сидя на корточках, а музыканты ждали, прямо за инструментами. Отсюда и появились строчки про «фантики», «жвачки» и «рельсы из кармана страны».

В 1998 году песня «Владивосток-2000» была экранизирована. Режиссер Антон Борматов и оператор Станислав Михайлов сняли концертное видео во время выступления группы в родном Владивостоке.

Илья Лагутенко:  Сама история Владивостока довольно странная. Город основали хоть и русские, но черт знает где, на самом краю земли, очень далеко от метрополии. Я до сих пор не понимаю, почему в царской России отдали таитянские колонии, а Владивосток оставили. Мне кажется, лучше, если было бы наоборот. Думаю, было бы неплохо родиться в СССР, в Таитянском автономном округе. Всю жизнь провести под пальмами, на пляже, серф, бора-бора и все такое.

…

В Лондоне Лагутенко плотно занимался не только музыкой, но и кинематографом. В самом прямом смысле — одним из основных источников его заработка были съемки в массовках.

Илья Лагутенко:  Я ходил на съемки фильмов «Святой» с Вэлом Килмером и «Шакал» с Ричардом Гиром. Правда, потом большинство из них в прокате я так и не увидел. В прокате смотреть неинтересно — я жду, пока выйдет кассета, чтобы посмотреть на перемотке, — посмотреть, присутствую я там или нет. Знаете, это ведь такой определенный спорт: ты снимаешься в массовке, а потом ждешь: покажут тебя или нет? Войдет при монтаже кусок с твоим лицом или не войдет? Бывает, ты и снимался-то всего ничего, а потом бац! — и лицо на пол-экрана промелькнет.

У людей, снимающихся в этих фильмах, есть определенная тусовка. Они собираются, обсуждают, кто где снимался, в каком фильме больше платят… Вы знаете, больше платят в фильмах с овертаймом, то есть когда вы работаете больше назначенного профсоюзом времени. Работаете больше всего на час — а вам за это двойная зарплата плюс премии, плюс еще и до дому довезут… Поварившись во всем этом, я понял, что для меня стать звездой кино — раз плюнуть…

…

Работа над альбомом неслась на всех парах — и чем более поджимали сроки, тем более вдохновенно работал Илья. Песня «Утекай», один из главных хитов альбома, была написана, что называется, «на раз». Кажется, Лагутенко проще было придумать ее, чем потом объяснить английским музыкантам, что от них требуется.

Илья Лагутенко:  Когда я писал эти «ла-ла-лай», я понимал, что это практически гениально. Должна была получиться простая, убедительная песня, и при этом я совсем не надеялся, что английский гитарист это сыграет. Он все пытался приукрасить, а нам этого было не нужно. Партию, которую я сыграл на клавишах одним пальцем, долго не могли исполнить профессиональные клавишники. Им все казалось, что чего-то не хватает. Я объяснял: тут все гораздо проще. Па-па — и все!

Именно композиция «Утекай» первой была вброшена на российский рынок. Еще никто не слышал альбома — но о клипе, снятом Михаилом Хлебородовым, знали уже все.

Илья Лагутенко:  Для меня это был новый опыт. Прежде в видеоклипах я не снимался, но ни мандража, ни нервозности на этот счет не чувствовал. Мне казалось, что это должно быть очень легко: вышел, спел, а они сняли.

В тот раз были построены две разные декорации: для клипа «Утекай» и для клипа «Кот кота». Причем в задумке это должна быть некая история, перетекающая из одной в другую. И это «из одной в другую» решили сделать посредством девушки. После съемок я многораз ее встречал, но никогда не мог узнать, потому что в клипе она была лысой, а с тех пор лысой больше не появляется. Это была идея Хлебородова: ножницы и бритва, — вживую, прямо в клипе, в реальном времени я должен был ее подстричь.

С ножницами в руке Илья Лагутенко предстал перед российским зрителем — и нанес ему удар в самое сердце. Ну, конечно, скорее не зрителю, а зрительнице. Потом Илья перевыполнит план по массовой стрижке на открытии «Нашествия-2002», да и в дальнейшем ему придется пощелкать ножницами…

Илья Лагутенко:  Честно говоря, ничего особо революционного в этой идее я не видел. Но потом оказалось, это действительно произвело большой фурор. До сих пор люди вспоминают, и даже, видите, в фильме «Ночной дозор» меня решили сделать парикмахером, хотя мог быть, наверное, кем угодно.

На самом деле ножницами я умел пользоваться. В армии я подстригал многих своих товарищей, делал им модные прически. Как держать в руках ножницы, я знал, а вот машинка была ужасная. Как сейчас помню: девушка кричала и визжала, ей, бедняжке, конечно, досталось.

Съемки уложились в два дня. Помимо «Утекай» тогда же был снят клип на песню «Кот кота».

Текст этой песни Илья тоже нашел в черновиках — в своей юношеской поэме под названием «Рво-Та». Соответственно, появилась песня тоже в Лондоне и тоже в последний момент перед записью. Одной из фишек клипа на эту песню по замыслу режиссера стали гигантские рыжие тараканы. Их привезли на съемочную площадку вместе с дрессировщиком. Тот бродил вокруг тараканов в огромных кирзачах и время от времени подхлестывал насекомых маленьким кнутом — чтоб они глубже вживались в мизансцены. Гитарист Род Блейк потом вспоминал в одном из интервью, что тараканы перепугали его до полусмерти.

Илья Лагутенко:  Откуда брали этих тараканов, не знаю. Говорят, откуда-то выписывали. Режиссер хотел, чтобы в клипе бегали тараканы, но если бы они снимали наших тараканов, то в кадре они получились бы не такие эффектные. Поэтому они специально заказали очень больших тараканов, в каких-то там зоофирмах, которые привезли им тараканов чуть ли не из Мозамбика. Этих киношников — их не поймешь. У них всегда какие-то собственные придури в головах. По мне, так можно было снять маленького таракана и потом на компьютере увеличить.

С таким материалом можно было ехать покорять Россию. Начали с английской радиостанции Би-би-си. В день окончания работы над альбомом «Мумий Тролль» отыграл концерт в программе Севы Новгородцева.

Илья Лагутенко:  Если меня спросят, как стать звездой и известным певцом, я смогу предложить формулу: родиться во Владивостоке, играть в местной группе, изучать в университете китайский язык, потом уехать на практику, не вернуться на родину, круговым путем прибыть в Лондон, заниматься там переводами, актерствовать. А потом по приглашению друга записать первую пластинку и сходить на Би-би-си, чтобы сыграть ее там для всей страны. Так произошло с «Мумий Троллем», и я рад, что был частью этого процесса, а теперь могу рассказать вам формулу успеха.

День выхода альбома «Морская» — 24 апреля 1997 года — стал одной из ключевых дат в истории российской рок-музыки.

Собственно, к рок-музыке это трудно отнести — альбом тем и замечателен, что с его выходом плотная стена между роком и поп-музыкой была пробита одним ударом. И не случайно ни одна рекорд-компания поначалу в «Мумий Тролль» не поверила — слишком это было непохоже на то, что творилось вокруг.

Оказалось, что року совершенно незачем быть занудным и трехаккордным — в нем вполне допустима раскованность и изобретательность. Оказалось, что чисто развлекательная, популярная музыка вовсе не обязана быть тупой и примитивной — ее можно делать неодномерной и интеллигентной. Такого обаяния, хулиганства, таких абсурдистских игрищ и такого потока идей в российской музыке не было со времен аквариумовского «Треугольника».

В одночасье Илья Лагутенко и его товарищи стали суперзвездами и даже чем-то большим — они стали символом нового поколения российских музыкантов, которые до сих пор обсасывают находки альбома «Морская».

Сами «тролли» в 1997-м уже были далеки от этого — летом того же года они записывают столь же блистательный, но совершенно не похожий на «Морскую» альбом «Икра». Но это была уже совсем другая история…

 

19

Группа «Вопли Видоплясова». Альбом «Музiка» (1997)

— Москва празднует 850-летие.

— Пост № 1 перенесен от Мавзолея Ленина к Вечному огню.

— Подписан договор о союзе между Россией и Белоруссией.

— На пятой кнопке Российского телевидения открывается телеканал «Культура».

— Несмотря на протесты православной церкви, телеканал НТВ показывает фильм «Последнее искушение Христа».

— Распадается «Наутилус Помпилиус», появляются группы «Ленинград», «Пилот» и «Маша и медведи».

— Компакт-диск на «Горбушке» стоит пятнадцать рублей.

…а в Москве теперь можно не только услышать, но и увидеть вот это:

Паваротти— «Nessun Dorma», БрайанАдамс— «Everything I Do, I Do It for You», Жан-МишельЖарр— «Oxygene».

1997 год — последний более-менее стабильный год. Последний, когда не происходит ничего. Президент и премьер — прежние, курс доллара болтается в валютном коридоре между пятью и шестью рублями. Денежная реформа проходит незаметно и безболезненно: в ходе деноминации старые тысячные купюры меняются на новые рубли, а монетные дворы полным ходом чеканят позабытые за перестроечные годы копейки. На музыкальной сцене прорывом года становится группа «Мумий Тролль» — ее лидер Илья Лагутенко возвращается в Россию из Лондона, чтобы доказать, что брит-поп можно взрастить на российской почве. Однако в целом русский рок и модная живая музыка считаются коммерчески бесперспективными. Рок-группы крутятся на региональных радиостанциях, играют в маленьких клубах и пользуются относительной популярностью только в родных городах.

За пару-тройку лет Москва выбилась в число концертных столиц мира. Для мировых звезд стало в порядке вещей ставить в график турне и Москву, и Петербург. «Железный занавес» был, считай, прорван, оставалось прорваться к ближайшим соседям. То есть если новости из Лондона и Нью-Йорка поступали регулярно и первой свежести, то, что творится у наших соседей, за Белгородом, никто в российских столицах и понятия не имел. Эту ситуацию смогли изменить только герои данной главы.

…

В конце 1980-х годов в Киеве существовало своеобразное художественное объединение под названием «Артель». В него входили три самые модные украинские группы — «Вопли Видоплясова», «Коллежский асессор» и «Раббота Хо».

Музыка «Воплей» была наиболее доступна массовой публике. Недаром уже их первое выступление в киевском танцевально-концертном зале «Современник» сделало группу знаменитой. Фишка «Воплей» была простой, как и все гениальное: язык. Потому что в то время на Украине на родном языке не пел никто.

Олег Скрипка:  Ни для кого не секрет, что для русского уха украинский язык звучит смешно. Это такая смешная версия русского языка. Но по-доброму смешная. Мы абсолютно не идиоты, и мы умеем говорить на русском языке. Но и поем, и конферанс ведем на украинском — мы знаем, что это звучит смешно. И потом, для нас это было просто — украинский язык приятен для пения.

В тот момент Советский Союз переживал упадок. На Украине начали активно действовать сепаратистские политические силы. На какое-то время петь на украинском языке стало актуально. И многие роковые группы, которые пели на русском, вдруг перешли на украинский. Но мы в этой струе выглядели прилично — мы как пели про любовь, так и продолжали. А было актуально петь о том, что страна замучена москалями или еще кем-то. Потом, с независимостью Украины, это стало как-то неактуально. Внешних врагов не осталось, и надо было просто тупо строить собственную страну. Если уж это не получается — других виноватых нет. И на такие группы перестали обращать внимание.

Как известно, хедлайнер украинской рок-сцены родился отнюдь не на Полтавщине, а в Таджикистане. Однако бо́льшая часть его жизни была связана с Киевом, да и сама идея рок-н-ролла по-украински — киевского происхождения.

Олег Скрипка:  Надо понимать, что Украина делится на Западную, Восточную и Киев. Западная Украина русскоязычную эстраду не воспринимает вообще. Восточная Украина никак не воспринимает украинский язык. И есть Киев — русскоязычная, но украинопоющая столица. Как я — говорю по-русски, а пою по-украински. Только «Вопли» могут гастролировать в любой части страны и собирать полные залы.

К концу 1980-х положение на Украине с концертами стало невозможным, и две из трех групп, входивших в «Артель», на долгие годы прекратили свое существование. «Воплям» повезло больше: их заметили и пригласили во Францию. Вместе с «Кино», «АукцЫоном» и «Звуками Му».

Олег Скрипка:  Во Францию мы попали следующим образом: в декабре 1988 года мы выступали на рок-фестивале в Москве. Называлось все это «Рок — Сырок». На фестиваль приехало много европейских продюсеров. И люди из французской продюсерской фирмы, которая назвалась «Янус», встретились с нами и подписали контракт на концертную деятельность. Так в 1990 году мы первый раз выехали во Францию.

Вообще-то «Кино» и «АукцЫон» увидели Эйфелеву башню чуть раньше «Воплей». Обе группы съездили очень плодотворно. Так, например, «киношники» свели во Франции альбом «Печаль», а «АукцЫон» выпустил компакт-диск «Как я стал предателем». «Вопли» поехали позже, зато и задержались намного дольше.

Олег Скрипка:  Самый первый концерт — это был крупный фестиваль не только рок-музыки, а вообще европейской музыки «Весна в Бурже». Очень крупный фестиваль. Мы там выступили, и потом нас возили по другим фестивалям и по концертным площадкам. В то время у власти были социалисты и Франция была социалистическим государством. Не знаю, как сейчас, а тогда культурные мероприятия субсидировались государством. Мэрии городов строили большие Дворцы культуры, и каждую пятницу там было запланировано культурное мероприятие.

Все это совпало с потеплением отношений с Советским Союзом. Украинский, советский рок — это было очень интересно и молодежи, и французским властям. Мы объездили очень много городов во Франции и даже захватили Италию со Швейцарией.

Вопреки сложившейся традиции участники группы «Вопли Видоплясова» за границей профессию не поменяли. Все годы, проведенные во Франции, Олег Скрипка и басист Александр Пипа играли постоянно, зарабатывали на жизнь музыкой и, надо сказать, не бедствовали, хотя и не роскошествовали.

Олег Скрипка:  С нами все получилось неплохо. В нас проглядывались (и сейчас проглядываются) фольклорные корни. А для французского зрителя это очень понятно. Зрители понимали, что именно им предлагают: рок с народным налетом. Поэтому все и получилось.

Во Франции современная песенная традиция довольно бедна. Поэтому они очень открыты песенным традициям других стран. Они пресыщены англоязычной продукцией, и у них довольно сложные отношения с англосаксами. А ко всему советскому они тогда были, наоборот, открыты. Поэтому и возникло место для украинского рока. Страна распростерла нам свои объятия, и «VV» безбедно просуществовали во Франции целых пять лет.

Устроились музыканты действительно неплохо. Скрипка и Пипа жили в третьем квартале Парижа. Первый — это Лувр, второй — Елисейские Поля, а третий, где мэрия и Центр Помпиду, — это как раз «Вопли». Студия, в которой писалась «Музiка», тоже находилась неподалеку.

Олег Скрипка:  Наш гитарист и барабанщик не выдержали и вернулись на Украину. А еще два музыканта группы «VV» адаптировались во Франции довольно быстро — это я и Александр Пипа. Мы просто женились на француженках, обзавелись семьями, квартирами, знакомыми и родственниками. И пригласили в нашу группу играть двух французов. Какое-то время группа существовала в интернациональном составе.

Супругу Олега Скрипки звали Мари. Однако это имя в альбоме «Музiка» не встречается. Через всю пластинку красной нитью проходит другое женское имя — бог его знает, откуда оно взялось. Еще в киевские времена «Вопли» веселили публику номером «Галю, приходь» — разухабистой версией «Highway to Hell» группы «AC/DC». Потом она вошла в пластинку «Крайна Мрий». На «Музiке» имя «Галина» тоже встречается, и не однажды. Может быть, дело в ностальгии?

Отъезд «Воплей» во Францию нельзя было назвать настоящей эмиграцией. Они не теряли связи с «ридной Украйной», однако ездить на родину с концертами в начале 1990-х смысла не было.

Олег Скрипка:  Мы не забывали нашу историческую родину, и Москву тоже не забывали. Время от времени мы пытались приезжать сюда на гастроли. Спад спроса я никогда не чувствовал. Просто стоял период, когда коммерчески организовать тур было невозможно. Купон или рубль беспардонно упали, а зарплаты не поднялись. И в долларах это вообще ничего не стоило.

Какой тут тур? Чисто дебет с кредитом не сходились. Проблема не в публике — проблема экономическая. Помню, когда в 1994-м мы первый раз попробовали съездить в Москву и окупили проезд — это воспринималось как гигантская победа…

Пока с гастролями на родине не складывалось, группа продолжала ездить по французским фестивалям. Частенько «Вопли» играли на одной сцене с мировыми знаменитостями — например, с «INXS» или основателями альтернативной музыки «Pixies».

В такой компании Скрипка и товарищи не тушевались — еще в 1980-х они дали совместный концерт в родном Киеве с легендами независимой сцены американцами «Sonic Youth». Тогда заокеанского авангардного звука киевляне не приняли, и все аплодисменты достались своим хлопцам.

Олег Скрипка:  Приехала фура, привезла инструменты, кучу оборудования. Они собирались сыграть пятнадцать песен и для этого привезли пятнадцать гитар. Это был волшебный концерт! Я сидел в зале и наслаждался, а вот остальная публика, к сожалению, зал покинула. Не вся, но часть публики просто ушла — не прониклась.

Думаю, дело в том, что группа «Sonic Youth» тогда приехала слишком рано. Слишком авангардно было. К сожалению, хедлайнерами мероприятия тогда стали мы — «VV». Но я честно признаюсь: звезда во лбу у меня не загорелась. То есть я прекрасно понимал и понимаю, кто такие «Sonic Youth» и кто такие «VV».

После концерта мы с ними пообщались. Ну, как всегда, они подарили нашему барабанщику палочки, а мы им — свои ленинградские струны. Обменялись и расстались. Очень приятные и талантливые парни.

«Вопли Видоплясова» пересекались на одной сцене не только с известными музыкантами, но и с теми, кому еще предстояло прославиться. В 1998–1999 годах самым покупаемым диском на «Горбушке» был альбом «Clandestino» французского цыгана, анархиста и уличного музыканта Ману Чао. Вскоре Ману Чао даст многочасовой аншлаговый концерт в «Горбушке», а его песни зазвучат из эфира всех радиостанций страны. Скрипка знал Ману еще в Париже, когда тот был лидером группы «Mano Negra».

Олег Скрипка:  Мы с ними пересеклись во Франции. Тогда как раз был период, когда «Mano Negra» разваливались и Ману Чао уже начинал сольные проекты. Мы с ним пересекались на разных тусовках: артисты во Франции и вообще в Европе много общаются, и это очень правильно. Это то, чего нам здесь недостает. И как-то ему срочно надо было что-то записать. Он позвонил, пригласил посреди ночи в студию, и я там записал ему песню на баяне в стиле регги. Этот материал они потом предоставили в «Virgin», и те подписали с Ману Чао контракт.

А потом я уехал из Франции, и хотя мне звонили, но работу продолжить не удалось. Я горю желаниемтеперь уже Ману Чао вызвать в Киев и устроить с ним какой-нибудь совместный проект. Он уже дал согласие, но звезды над кишлаком никак не встанут, чтоб все сошлось.

…

Между тем обстановка во Франции менялась. Во второй половине десятилетия «Вопли» почувствовали, что пора возвращаться на родину.

Олег Скрипка:  Закончилась горбачевщина, появилось правительство Ельцина, и все очень поменялось. Я бы даже назвал это «неохолодной войной»: в отношении к советским вдруг пахнуло 1970-ми годами. А тут еще закончились субсидии от французского государства. Социалисты проиграли выборы, и к власти во Франции пришли «правые». В музыкальном смысле пришел шоу-бизнес, и действовал он намного жестче.

Мы там уже офранцузились, поселились, у нас была своя организация-ассоциация, какие-то связи, налаженная гастрольная деятельность. И вот все это кончилось.

Шоу-бизнес всегда диктует свои условия. Одним из главных было — петь на французском языке. Нам не казалось это совсем уж невозможным, но по большому счету это не имело смысла. Зачем нам было становиться средней, второсортной французской группой? Ну зачем? Много было материала, многое было написано текстов, и, я считаю, нормальных текстов.

В 1996-м встал вопрос о возвращении домой. Слава богу, экономический рост начинался и на Украине, и в России. Так и вышло, что с альбомом «Музiка» мы вернулись назад.

Возвращение «Воплей» было столь же постепенным, сколь и отъезд. Старые фанаты рок-н-ролла группу, конечно, прекрасно помнили, но в 1996-м они мало что решали. Тем более на Украине, которая в те годы стала одним из центров производства пиратских кассет и компакт-дисков. «Вопли» с этим столкнулись сразу.

Олег Скрипка:  Все предстояло начинать с нуля. И в плане коммерческом, и в плане структуры. Ни единого продюсера, способного работать с группой, мы не видели.

Для начала нам сильно помог багаж прежней известности. Профессионалы помнили нас и в Киеве, и в Москве. Публика тоже помнила, но меньше: за то время, пока нас не было на Украине, успело смениться поколение. Впрочем, на Украине поправить все удалось довольно быстро. С Москвой было, конечно, сложнее…

По причине широко развитого пиратства ни на Украине, ни в России не существовало практики выпуска синглов. Какой смысл засвечивать три-четыре новые песни, если пираты тут же скопируют их, перемешают со старыми и запустят в продажу как новый альбом, с которого группа не поимеет ничего?

Тем не менее «Вопли» решили начать именно с сингла.

Олег Скрипка:  Мы только что приехали из Европы. Мы не знали местной специфики. А там перед альбомомвсегда выпускаются синглы. И я думаю, что это, как ни странно, тоже дало свой толчок. Без всякой продюсерской поддержки мы выехали чисто за счет сингла. Он попал на пиратский рынок и быстро распространился. После этого все ждали альбома, и альбом действительно вскоре появился. То есть мы попробовали сыграть по правилам, как в Европе, и этот механизм все-таки сработал.

К 1997 году альбом «Музiка» был готов, и больше музыкантов во Франции ничто не держало. Нужно было опять завоевывать и Украину, и Россию.

Олег Скрипка:  Это был очень важный и хороший повод и причина, почему мы вернулись. Потому что музыка наша стала распространяться в России и по Украине. Стало возможно играть концерты здесь — и мы тут же вернулись.

Второй — или даже третий — штурм Москвы «Вопли» начали с фестиваля «Максидром». А вскоре на Украине прошли совместные концерты «Воплей» и восходящих звезд российской сцены — группы «Мумий Тролль».

«Мумий Тролль» в 1997 году находился на пике популярности. Все, к чему прикасался Илья Лагутенко, тут же превращалось в золото. Лучшей компании для «Воплей» невозможно было даже представить. Группа отправилась на гастроли, и с того времени пустых залов у «Воплей» в России не было.

Состав был укомплектован в том же 1997-м, сразу после возвращения. В группу вернулся прежний ударник Сергей Сахно, а на гитару пригласили молодого Евгения Рогачевского. Естественно, основу концертной программы составляли песни с альбома «Музiка», а главным хитом группы навсегда стала песня «Весна».

Именно «Весну» вспоминают всякий раз, когда заходит речь о группе «Вопли Видоплясова». В 1998-м на только что открывшемся российском MTV начали показывать странный клип — с извивающимся Олегом Скрипкой и Александром Пипой, на которого с неба сыпались зерна.

Олег Скрипка:  Песня «Весна» — единственная песня, полностью написанная в Париже. И текст и музыка. Причем первый голос на этой песне мой, а второй — нашего звукоинженера, который мало того что француз, так еще и черный — африканец, негр. Песня вышла такая украинско-негритянская, а восприниматься стала чуть ли не как гимн возрождающейся независимой Украине.

Может быть, такой эффект потому и возник, что писалась песня в очень ностальгическом настроении. Я никогда не думал, что буду тосковать по родине. Я уехал за границу и чувствовал себя космополитом. А потом вдруг все эти эмоции начали проявляться…

Если же говорить о клипе, то снимали мы его на «Мосфильме». Работали самый модный клипмейкер и самый модный оператор Макс Осадчий. Нам повезло, что мы попали в хорошие руки. Этот клип нам очень помог. Если бы не было этого клипа, все могло бы сложиться по-другому. А тут — мы как раз переезжали из Франции, привезли кучу стильных, французских шмоток. Крашеные ногти, яркие краски, зеленыйбаян, этно-рок — на то время очень свежая струя. Почти никто такого не играл. Все это сработало позитивно.

С 1997 года «Весна» стала именно той песней, которой «Вопли» всегда закрывают свои концерты.

Олег Скрипка:  Каждый раз, когда ты исполняешь песню, ты вдыхаешь в нее новую, свежую струю. Главное — хорошо сыграть, главное — качнуть публику. А публика всегда, в общем-то, более-менее качается.

Поколение меняется, на концерт приходят какие-то новые люди: невозможно же раз за разом ходить на одну и ту же группу, правда? Приходят новые люди, и поэтому каждый раз как первый раз. А если не играть «Весну», то публика может обидеться.

По молодости мы пытались не играть хиты «Танцы» или «Весну». А потом я понял: это как прийти на группу «Deep Purple» или «Led Zeppelin» и не услышать «Лестницу в небо» или «Smoke on the Water». Пока они не сыграют эти песни, концерт просто не может закончиться! Если они откажутся играть, ты просто не поймешь почему. Тебе хочется это услышать! Ты знаешь, что да, все верно, они играли все это уже десять тысяч раз — но ты-то не десять тысяч раз был на их концерте!.. Ты просто хочешь услышать хиты!.. Вот из этих соображений мы и идем навстречу публике.

Во второй половине 1990-х годов ситуация была уже не та, что всего несколько лет назад. Стадионы и клубы начали опять понемногу заполняться. На российскую сцену началось настоящее нашествие из бывших республик Советского Союза. Из Молдавии приехали «Здоб Ши Здуб». Из Белоруссии — «Ляпис Трубецкой». Из Латвии — «Brainstorm». С Украины — «Океан Ельзi». Но в авангарде опять были «Вопли Видоплясова».

В 2000-х студийная работа «Воплей» наконец-то наладилась. Не за горами момент, когда появились и сольные проекты участников. Однако все это была уже совсем-совсем другая история…

 

20

Группа «Сплин». Альбомы «Коллекционер оружия» / «Фонарь под глазом» (1996–1997)

— Первый бум русской глянцевой журналистики и массовое открытие в Москве и Петербурге ночных клубов.

— На мировые экраны выходит фильм «Титаник», в России из каждого окна звучит песня «My Heart Will Go On».

— В отечественный кинопрокат выходит первый русский блокбастер — фильм «Брат», а видеохитом года становятся кадры в бане с участием министра юстиции Ковалева и нескольких девушек.

— В Париже в автокатастрофе погибает принцесса Диана.

— В лаборатории Рослинского института появляется на свет овечка Долли — первое клонированное существо.

— Вся страна болеет новой игрушкой — тамагочи.

…а прогрессивная российская молодежь проводит время под такую музыку:

DJ Groove — «Ноктюрн», «Триплекс» — «Собака Баскервилей», «СТДК» — «Лето».

Чем хорош проект, состоящий из одного человека, так это тем, что ему некуда распадаться. Не то с группой: межличностные отношения в критической ситуации всегда трещат под собственной тяжестью. Одна из самых сложных ситуаций в любой группе — это промежуток между десятью зрителями и десятью тысячами зрителей. То есть когда команду уже знают, но еще не очень хорошо. И ей постоянно приходится доказывать свою жизнеспособность.

Если долго нет настоящего хита — то все, можно считать, что ее забыли. А хит «на раз» не сочиняется. И вот эта ситуация неуверенности в завтрашнем дне выводит музыкантов из себя как ничто другое. Двигаться при таком раскладе можно либо вперед, на стадионы, либо — в разные стороны. Для героев данной главы 1997-й стал годом движения вперед. После прорыва группы «Мумий Тролль» в 1996-м всем вдруг стало казаться, что времена действительно сменились. Из радиоприемников впервые за полдесятилетия зазвучала принципиально новая музыка. Страна была готова полюбить новых героев. Именно 1997 году предстояло решить: кто именно таким героем станет?

Вообще, лучший способ представить себе тот или иной год — это вспомнить программу телепередач того времени. Например, 1987 год мы будем вспоминать по «Взгляду» и «До и после полуночи», 1991-й — по трем дням «Лебединого озера» и программе Сергея Курехина «Ленин был грибом»… Абсолютными хитами 1997-го были «Угадай мелодию» и «Империя страсти».

Характерно, что оба шоу вели выходцы из рок-н-ролла: Валдис Пельш из «Несчастного случая» и Николай Фоменко из «Секрета». Оба были одеты нарочито аляписто и вели себя запредельно раскованно, чтобы не сказать пошловато. Употреблять слово «пошлость», пожалуй, не стоит потому, что эти программы все-таки были очень добрыми — при всей заштампованности поведения и нижепоясного уровня шуток. Они были добры той добротой, которой наполнен человек, наевшийся всяких вкусностей и отвалившийся от стола в блаженстве и благодушии. Таким был и весь этот год — последним сытым, лоснящимся, с растопыренными пальцами, с голдой на шее и в малиновом пиджаке… И теперь ничто не даст нам столь яркую картинку времени, как эти шоу.

Группе «Сплин» карьера Пельша или Фоменко в 1997-м не светила. В начале года у коллектива была локальная известность (в основном, в столицах) и полное отсутствие перспектив. Зато уже в мае на их концертах стало очень жарко.

Александр Васильев:  Помню, мы играли на «Динамо» в Москве. И мне радостно сообщили:

— А у вас в зале сексом занимались парень с девушкой под «Самый первый снег»!

Мы такие:

— Ну что ж? Это хорошо. Круто.

Немногочисленные поклонники группы «Сплин» в 1996 году могли похвастаться тремя записями. Кассетой «Пыльная быль» — самой первой работой «Сплина», записанной, по сути, до того, как оформилась группа. В Питере кассета разошлась десятитысячным тиражом, пара песен — «Жертва талого льда» и «Сказка» — попала в эфиры питерских радиостанций.

Потом на той же студии театра «Буфф» записали демо-версию «Коллекционера оружия», и две сотни кассет тоже разлетелись на одном из концертов. Наконец, в 1996-м, вышел полновесный студийный вариант «Коллекционера», записанный в Москве, у Стаса Намина.

Денег от этого у «сплинов» сильно не прибавилось, но известность кое-какая появилась. «Любовь идет по проводам» и «Что ты будешь делать» пошли уже во всероссийские радиоэфиры, о группе заговорили музыкальные критики, хотя, конечно, «сплины» был по-прежнему крайне далеки от народа. Время требовало чего попроще, а «сплиновский» медитативный фолк переваривался с трудом.

…

За исключением нескольких лет, проведенных в Литве, детство Александра Васильева проходило в Ленинграде. Будучи семиклассником, Саша организовал свою первую дворовую группу. А его самые ранние музыкальные переживания пришлись совсем уж на юный возраст.

Александр Васильев:  Это была бобина: на одной стороне «Машина Времени», на другой — «Воскресение». И это был год 1980-й, наверное. То есть я был тогда совсем ребенком, а, например, «Аквариум» в том году только-только писал «Синий альбом».

Бобина была подарена Саше его старшей сестрой Наташей очень кстати: мальчик в то время, как и многие его соотечественники, ограничивался прослушиванием Аллы Пугачевой и Джо Дассена, которых, впрочем, очень искренне, по-детски любил. Примерно в этом же возрасте Васильеву разрешили пойти на первый в его жизни рок-концерт с участием той же «Машины Времени».

Александр Васильев:  Первый раз попал на концерт, когда мне было одиннадцать лет. Хорошо, что старшая сестра тоже пошла, и она уже училась в институте. Одиннадцать лет — это маленький возраст. Одного на концерт родители бы меня, наверное, не отпустили. А так я впервые попал на стадион, на рок-концерт, причем это было в разгар советской власти. Потому что к одиннадцати годам уже понимаешь примерно, в какой стране живешь. И понимаешь, что такие концерты — это какое-то исключение и даже в чем-то подрыв советской власти. Хотя я четко не понимал, в чем именно, но то, что я увидел на концерте, шло явно вразрез с тем, что говорили по телевизору.

С тех пор начались партизанские походы на запрещенные рок-концерты, проникновения в залы через крыши и черные ходы и все сопутствующие подростковому возрасту романтические приключения.

Александр Васильев:  Лет с двенадцати я уже тусовался на Невском проспекте. Сперва просто потому, что у меня школа располагалась не так далеко от Невского, а потом я узнал, что существует такое кафе «Сайгон», и все началось всерьез.

Мне сказали, что в этом кафе собираются хиппи… и вообще там курят траву… это было в 1983 году… мне рассказывали об этом, заговорщически озираясь по сторонам, — и, разумеется, я тут же поехал в это кафе! Запретный плод всегда сладок. И как-то все дальнейшие мои знакомства шли именно через «Сайгон». Хотя, естественно, я не общался с какими-то там крутыми хиппарями… тогда они были гораздо старше меня.

После школы Александр Васильев поступил в Ленинградский институт авиационного приборостроения, где и организовал свою первую серьезную группу. В ее состав вошли будущий папаша Масяни Олег Куваев и будущий сооснователь «Сплина» Александр Морозов.

Александр Васильев:  Там училась моя будущая жена, там учился Олег Куваев, и только Моррис, человек, с которым мы организовали «Сплин», учился не с нами, а в Военмехе. С ним мы были знакомы какими-то другими путями, но он тоже очень часто подъезжал к ЛИАПу.

Первый вариант нашей группы назывался «Митра». Репетировали мы дома у Олега Куваева. У него очень демократичные родители: мало того, что они терпели такую толпу, так еще и подкармливали всех нас супчиками, котлетками и чем придется. Естественно, ни о какой учебе речь тогда не шла.

Занятия проходили в здании Чесменского дворца. Это такое псевдоготическое здание в Петербурге, мрачное и с коридорами длинными, а аудитории выглядели как кельи. Жутковатое зрелище — внутрь идти вообще не хотелось. Мы собирались на входе и иногда вместо того, чтобы идти учиться, всей группой сбегали с занятий и уезжали на несколько дней в Таллинн. Визы тогда были не нужны, а билет стоил четыре рубля.

Группа «Митра» просуществовала около года и никаких записей после себя не оставила. Ребята пытались вступить в Ленинградский рок-клуб, но не прошли прослушивания. А не принял их туда, между прочим, не кто-нибудь, а основатель группы «Аквариум» Джордж Гуницкий. Васильев тогда точил на него большой зуб, но, повзрослев и взглянув на творчество «Митры» с высоты прожитых лет, все-таки признал правоту мэтра. В 2000 году Васильев даже принял участие в записи альбома «Пятиугольный грех», выпущенного в поддержку Джорджа Гуницкого, где исполнил песню на его стихи «Китайцы не хотят».

Несмотря на то что в Ленинградском рок-клубе юного Сашу Васильева, мягко говоря, никто не ждал, мысль круто изменить свою жизнь его не покидала. И пошла будущая звезда рок-н-ролла совсем не по той дороге, по которой ходили его коллеги по цеху.

Александр Васильев:  Я понял, что мне надо свалить из Питера на некоторое время, но не понимал куда. А тут подвернулась Советская Армия, и я подумал, что это идеальный вариант поменять образ жизни.

В итоге я бросил институт, написал заявление, и, соответственно, меня тут же забрали в армию. Все это произошло мгновенно — я даже не успел ничего сообразить. Потом уже подумал, что, раз жизнь так складывается, значит, надо идти в армию — ничего страшного.

Так или иначе, а свалить из Питера все-таки удалось. По счастью, не очень далеко. Отдавать долг Родине Васильеву довелось недалеко от ее столицы.

Александр Васильев:  Я служил в Подмосковье, в Нахабино, в стройбате. Халява была полная. То есть, конечно, это была не армия. Казармы, сто сорок человек, нары во дворе, построение — но это был стройбат. Подъем в пять сорок пять, потом в семь завтрак, и после этого всех строем вели на работу. А мне повезло. Меня поставили не на тот объект, куда ходила вся рота, а отдельно. Этот объект строился уже два года, и там вообще ничего не происходило. Я жил в вагончике-бытовке. Каким-то образом достал гитару. В части была библиотека, и я брал там книги. Помимо меня на объект отправили парня, хохла из Западной Украины. Папа его был пасечником и присылал нам мед. Мы покупали булку с молоком в ближайшем магазине — так и перекусывали: булка, мед, молоко. Книги, гитара, мед; раз в две недели привозили цемент, и надо было разгрузить. Больше ничего не было.

Что и говорить, повезло. За годы службы у Васильева сложились вполне определенные взгляды на музыку и творчество, в армии же стали сочиняться первые серьезные произведения. Несколько песен того периода впоследствии будут включены им в репертуар группы «Сплин». А бо́льшая их часть составит в 2004 году основу его первого сольного альбома «Черновики».

Александр Васильев:  Потому что на самом деле первые более-менее осмысленные песни начались именно в армии. Причем мне совершенно и не жалко этихдвух лет. Я был изолирован от нормальной жизни и смог ее спокойно осмыслить, как-то выдать в песнях.

К 1990 году все долги отчизне были отданы, и Васильев вернулся в родной Ленинград. А на родине вчерашнего дембеля ожидала, можно сказать, богемная жизнь.

Александр Васильев:  Я встретил Куваева. С еще одним нашим общим приятелем, они тогда работали монтировщиками сцены в Театре комедии. И буквально на третий день после возвращения из армии я тоже устроился в театр. Из одного мира, такого солдафонского, с прапорщиками, с чеченами, и со всеми делами, попал, значит, в храм искусств прямо на Невском проспекте. Для меня это была очень резкая перемена, очень резкий скачок.

В Театре комедии я проработал два года, а в 1993-м Морис начал работать в театре «Буфф» и дернул меня за собой. К тому времени мы уже пробовали писать первый альбом. Причем делали это в том же театре «Буфф», в котором и работали. То есть все это было не работой, а сплошным праздником.

Окончание записи дебютной пластинки «Пыльная быль» решено было отметить. На вечеринке придумали и название новой группы — «Сплин», а дата праздника — 27 мая 1994 года — стала официальным днем рождения команды.

Кстати, тогда же состоялось рождение и еще одной звезды. На одну из песен «Пыльной были» Олег Куваев сделал свой первый в жизни мультклип. Именно после этого, махнув рукой на музыку, Куваев окончательно переключился на анимацию. Но дружить и сотрудничать с музыкантами он не перестал, а на первых порах от него даже перепадали «сплинам» кой-какие средства.

Александр Васильев:  У него был период, когда он писал маслом. Это было начало 1990-х, он писал много и продуктивно. А поскольку я в то время вообще ничего не делал и просто сидел рядом, курил и бренчал, то как-то я предложил Олегу:

— Хочешь, я буду относить твои картины в «Лавку художника» на Невском проспекте? Пусть они там продаются.

Надо сказать, что картины Куваева пошли влет. На то время основными покупателями живописи в России были иностранцы. Платили они очень неплохо. Моя задача состояла в том, чтобы раз в неделю оттащить целую сумку картин в магазин. Это было очень романтично. Я тогда ходил в солдатской шинели, потому что она была очень теплая. В огромную холщовую сумку я складывал сразу по двадцать картин, относил их в «Лавку художника», а через неделю приходил и мне отдавали огромную пачку денег. Я относил их Куваеву, он отдавал какую-то часть денег мне. Мы шли в театральный буфет и радостно пили кофе, потому что теперь уже можно было спокойно рисовать дальше и не думать: что дать жене, что подкинуть родителям.

Кроме того, напомним, что Куваев и Васильев вместе работали монтировщиками в театре «Буфф», где собственно и состоялась запись демо «Коллекционера оружия». Запись альбома происходила там же, где рождалась и дебютная пластинка будущего «Сплина» — «Пыльная быль».

Александр Васильев:  «Коллекционера оружия» мы писали периодами. Во-первых, все это происходило по ночам. Не каждую ночь можно было писать: надо же и отдыхать когда-то. Типа, записали барабан — перекур, неделю не появляемся. Потом Стаса вызваниваем, подъезжает Стас, за ночь записываем две песни, и все. Три дня опять сидим курим. На запись ушло где-то полгода.

Днем студия работала в обычном режиме. Там записывались песни для спектаклей. Это была театральная студия, мы там не имели права писаться, поэтому приходилось прятаться. Сначала я пел на пленку — играл на гитаре и пел. Потом мы подбирали под все это драм-машину, на это уходило довольно много времени. Потом Моррис писал бас, а Стас писал гитары. Все это придумывалось тут же, на ходу, потому что возможности репетировать заранее у нас не было.

В итоге в 1994 году для первой версии альбома было записано восемь треков. Кассеты стали реализовывать всеми возможными способами.

Александр Васильев:  Не знаю, есть он сейчас, но в те годы на улице Караванная располагался музыкальный магазин «Манчестер». Как-то к нам подъехали люди из этого магазина. Они тогда сами тиражировали кассеты, и мы заключили какой-то контракт. Они даже заплатили нам какие-то деньги. Кроме того, с каждой тысячи кассет двести доставались нам. Когда потом мы устроили презентацию этого альбома, то все, кто покупал билет, бесплатно получал кассетку. Все эти двести кассет мы таким образом и раздали.

Музыканты решили не ограничиваться родным Питером и отправили несколько копий в Москву. Тогда же им удалось снять видеоклип на песню «Будь моей тенью». А главное — группа «Сплин» обзавелась собственным менеджментом.

Александр Васильев:  У нас появился директор группы. Его звали Сергей Васьковский. Он просто куда-то сходил и принес две тысячи долларов.

По тем временам сумма казалась нереальной. Мы сидели, смотрели на нее и думали: ни фига себе! Это все нам?! Директор нашел спонсора, который попросил, чтобы, когда у нас выйдет кассета, мы поставили на нее их логотип. И все.

Какую-то часть денег мы тогда отдали директору, потому что он все это нашел и, значит, — молодец. А на оставшиеся деньги мы купили навороченную драм-машину и сняли клип. Тогда вполне можно было снять клип на тысячу долларов. За одну ночь мы все сняли, а еще за три смонтировали.

Вместе с демо-кассетами в Москву Васильев захватил и этот видеоролик. Как оказалось, совсем не зря. А еще оказалось, что на телевидении тоже порой попадаются хорошие люди.

Александр Васильев:  Когда клип был готов, я взял кассету и отправился в Москву. Тогда на ОРТ работал Дмитрий Дибров, и все знали, что у него в утреннем эфире постоянно крутятся клипы. Каким-то образом я проник в Останкино, выцепил случайную тетку, расспросил ее, куда тут идти, и нашел музыкального редактора из дибровской программы.

Подошел к нему, такой: «Здрасьте!» Представляешь, да? Это же всегда выглядит смешно — приехалюноша из провинции, в руках держит кассетку: вот посмотрите, пожалуйста, мы клип сняли. А он оказался мировым дядькой. Звали этого редактора Юрий Бершидский. Он взял кассету, куда-то зашел, его не было минут пятнадцать, а потом он вернулся и сказал: «Мы это берем и будем крутить».

Я просто обалдел. Ни о каких деньгах тогда и речи не шло. И действительно, через какое-то время клип пошел по телевизору. Мне стали звонить друзья и говорить, что, вот, нас у Диброва видели!

Страна должна знать своих героев: этого мирового дядьку, музыкального журналиста Юрия Бершидского, очкастого и кучерявого эрудита, нередко можно видеть по телевизору в интеллектуальной телевикторине «Своя игра».

Не последнюю роль в продвижении группы на радиостанции сыграли и рок-звезды. В Питере у Васильева состоялось знакомство с Константином Кинчевым. Как выяснилось, мэтр хотел выразить начинающему музыканту свое уважение еще за «Пыльную быль», случайно оказавшуюся в его опытных руках.

Александр Васильев:  У нас есть общий знакомый, который работает на «Нашем радио» в Питере. Его зовут Валера Жук. Во время гастролей «Алисы» в Петербурге Валера как раз привел меня в гостиницу к Кинчеву. Тот послушал наши кассеты и похвалил. Это был, конечно, переломный момент. Потому что когда тебе авторитетный человек говорит: «У тебя сильные песни», то это дает очень мощный импульс.

Когда в Лужниках в 1995 году происходит акция по сбору средств в поддержку строительства храма Христа Спасителя, Кинчев буквально вытаскивает Васильева на сцену перед собственным выступлением.

Александр Васильев:  Костя уже ушел тогда в православие и согласился выступить на этом концерте, потому что деньги предназначались для восстановления храма. Кроме «Алисы», там были «Калинов мост» и начинающая певица по имени Валерия, которой подыгрывали музыканты группы «Воскресение». То есть концертик был очень странный. Понятно, что хедлайнером была «Алиса», и они играли последними, а мы играли первыми или вторыми и исполнили всего три песни.

Вопреки опасениям, «армия „Алисы“» — при всей своей внешней агрессивности — новичков не освистывает. Более того, им сдержанно аплодируют.

Благодаря столь массовому, а главное, бескорыстному промоушну, в эфире столичных радиостанций «Максимум» и «Радио-101» за короткое время появились сразу три песни «Сплина»: «Что ты будешь делать», «Рыба без трусов» и «Любовь идет по проводам».

С осени 1994-го по весну 1995-го группа играет по питерским клубам и без устали репетирует. А кассеты с демо-записью «Коллекционера оружия» попали не только на московские радиостанции, но и на некоторые рекорд-лейблы. Спустя какое-то время музыканты подписывают контракт со студией «SNC-рекордс» на выпуск сразу двух альбомов.

Первым, чтобы не терять времени, перезаписали уже готовый «Коллекционер оружия». В 1996 году альбом вышел в свет и был раскуплен в момент. Записанный материал до сих пор остается, по мнению многих, лучшей работой группы. Мало того, авторы альбома смогли получить от своей работы не только моральное, но и кое-какое материальное удовлетворение.

Александр Васильев:  Проезжая из Крыма в Питер на раздолбанной «пятерке», мы теперь могли заскочить к московскому продюсеру и стрельнуть сто баксов на дорогу. Просто на бензин, на еду и чтобы чуть-чуть пожить в Питере — пока опять у кого-нибудь не займем.

Хотя в целом деньги тогда действительно появлялись. Какое-то вознаграждение время от времени выплачивало «SNC». Стали появляться концерты. Мы к тому времени уже давно уволились отовсюду. Мы поняли, что уже невозможно ходить куда-то на работу, потому что это настолько не твое, что непонятно, зачем это делать. И бывали действительно очень тяжелые времена, когда мы перебивались с хлеба на воду и занимали деньги у всех вокруг, совершенно не понимая, как все это отдавать.

Но ничего, выжили как-то.

Постепенно группа стала востребована в московских клубах. Концерты за пределами родного Питера кому-то нужно было организовывать. Соответственно, появлялись все новые и новые люди.

Александр Васильев:  У нас появились два… вернее, три очень важных человека. Первый — это Сергей Шкодин, который непосредственно занимался записью «Коллекционера оружия» и «Фонаря под глазом» на «SNC». А еще у нас появились сразу два московских директора. Это была молодая пара, Сережа и Аня, им тогда и было-то лет по двадцать с небольшим… Они работали на радио «Юность» и делали нам концерты в клубах «Небей копытом» и «Р-клаб»… За дело они взялись очень энергично: постоянные интервью, постоянно какие-то журналисты… То есть все это нарастало как снежный ком. Потихонечку, но нарастало.

Фундамент на будущее, какой-никакой, был заложен, пора было идти дальше! После перезаписи «Коллекционера оружия» группа стала собирать новый материал. Студия находилась в Москве, так что на время записи дисков музыкантам приходилось покидать родной город на длительное время.

Александр Васильев:  Тогда был очень странный образ жизни: иногда я жил у родителей, иногда у жены, иногда у друзей, иногда уезжал в Москву, иногда уезжал в Крым, иногда в Киев, где у меня были друзья. То есть мотался очень активно.

В Москве наш директор Сергей Шкодин снял для группы квартиру в Солнцево. На всю группу — двухкомнатную. Располагалась она очень далеко от студии: часа полтора-два ехать, — просто труба! И мы жили там всем бэндом: по утрам варили кашу, делали какие-то омлеты, все по очереди готовили. Денег было минимум, понятное дело. Мы старались не платить за автобус, чтобы беречь талончики, потому что они тоже стоили каких-то денег.

Кто-то приезжал, кто-то уезжал, но в основном мы жили впятером. В комнатах стояли раскладушки, а если появлялись девушки, кому-то приходилось валить из дома. Это была нормальная жизнь кочевой рок-группы. Мы через это прошли — и отлично.

Потихоньку «Сплинов» стали приглашать и в другие города.

Александр Васильев:  Например, нашлись люди, которые вытащили нас в Саратов. Совершенно ни с того ни с сего оплатили группе дорогу, гостиницу, сделали концерт, заплатили какой-то гонорар…

Мы спрашиваем:

— А почему?

Они говорят:

— Нам нравится!

Клуб назывался «Ротонда» и располагался прямо на берегу Волги. То есть буквально выходишь — и перед тобой Волга. Естественно, нас никто не знал, и в клубе было три с половиной человека: компания этих людей, которые нас привезли, ну и плюс какие-то случайные посетители. Я помню, мы уже играли вовсю «Любовь идет по проводам» и «Будь моей тенью». Значит, это 1996–1997 годы.

Вслед за столичным радио и телевидением региональная пресса тоже начинает обращать внимание на «Сплин». Причем в бедных телестудиях российских городов ведущие порой бывали классом повыше, чем в Москве и Питере.

Александр Васильев:  В частности, мы съездили на съемки в город Новгород. На новгородском телевидении нам, непонятно почему, дали целый час. За нами в Питер прислали автобус, привезли в Великий Новгород, что в двухстах километрах от Санкт-Петербурга, и дали отыграть целый час на местном телевидении. Ведущий задавал вопросы и был в курсе: знал названия песен, альбомов, знал людей по фамилиям. Удивительно для меня это было. Это шок для меня был.

А вот на радио Сашу Васильева удивить было нечем. Дело все в том, что он и сам тогда был радийщиком.

Александр Васильев:  Я работал ведущим на радио «Рекорд». И как раз в 1996-м и мне предложили стать музыкальным редактором радиостанции. И типа, там, повысить зарплату на двадцать долларов. Для меня это было кайфово тем, что я уходил из эфира. В эфире мне вообще не нравилось работать. Это идиотская работа — заполнять паузы между песнями. Абсолютно идиотская. А раз ты музыкальный редактор, значит, тебе можно сваливать из эфира. И я согласился.

Вообще питерские FM-станции были, да и сейчас остаются, кормушкой для огромного количества музыкантов. В 1990-е на таких станциях, как «Катюша», «Модерн» или «Рокс», работали Дусер и Ай-яй-яй из «Tequilajazzz», и Дюша Романов из «Аквариума», и Шнур с Севычем из «Ленинграда» — это только те, кого мы вспомнили с ходу. Шнур и Севыч, понятное дело, использовали служебное положение на всю катушку, так что в эфире успели покрутиться и «Дачники», и даже «Мат без электричества». А вот Васильев такого селф-промо гнушался.

Александр Васильев:  Рекламировать себя, или, там, ставить свою группу и что-то говорить на эту тему… есть такое армейское слово «западло». А кроме того, на том радио, где я работал, русской музыки-то и не было практически.

Радийная эпопея Васильева началась летом 1995-го и закончилась в мае 1996-го. Потому что тут ему сделали предложение, от которого он не смог отказаться. Суть предложения состояла вот в чем: на носу были президентские выборы. Кандидатов было двое — Борис Ельцин и Геннадий Зюганов. Причем у Ельцина, несмотря на почти тотальную поддержку средств массовой информации, были реальные шансы не пройти.

Тут все средства были хороши, и ради наглядной агитации решено было привлечь к делу артистов. Так и поехал по стране тур под лозунгом: «Голосуй или проиграешь». Лозунг, кстати, содрали с избирательной компании MTV в поддержку Билла Клинтона — там он звучал как «Choose or Loose».

Тактика Сергея Лисовского сработала — по оценкам социологов, кампания «Голосуй или проиграешь» заставила прийти на выборы семнадцать процентов от общего числа проголосовавших, а для избирателей в возрасте до двадцати семи лет этот показатель составил тридцать процентов. Ну и, конечно, музыканты оттянулись — поездили по стране с концертами за государственный счет. С подачи Константина Кинчева в тур вписали и малоизвестный «Сплин».

Александр Васильев:  Это был как раз май 1996-го. Мне звонят и спрашивают: поедете в тур на месяц? И я понимаю, что все, работа накрывается. У меня была ночь раздумий, довольно тяжелых. С одной стороны, мне предложили работу на радио, спокойную, тихую, с повышением и двадцатидолларовой прибавкой. А с другой стороны — ехать в тур. Я выбрал второе — и все: уволился с радио, забил на все и уехал.

Васильев присоединился к общему веселью буквально на ходу. Тур проходил по маршруту Омск — Воронеж — Ростов — Волгоград — Самара — Тольятти — Уфа — Челябинск — Екатеринбург — Пермь — Ижевск и заканчивался в Нижнем Новгороде. Концерты игрались через день. Музыканты выступали во дворцах спорта, а ехавшие вместе с ними киноактеры — в кинотеатрах или домах культуры.

Александр Васильев:  С нами летали киноартисты: Людмила Гурченко, Дмитрий Харатьян… А все рокеры, естественно, сидели в хвосте самолета и бухали. Артисты, наоборот, сидели на первых рядах, в бизнес-классе, и тихо летели. У них было свое общение, а у нас — свое. Ну что, я буду подходить к Людмиле Гурченко, что я ей скажу? Здрасьте, я вот такой-то такой-то? Нет — мы держались своей компанией и общались только между собой. «Сплин» тогда был никому не известен, но рокеры к нам относились очень хорошо.

Начинали концерты обычно «сплины», как новички, а закрывала «Алиса». Временами в финале устраивался джем, на котором рок-сборная нестройно распевала «Мы желаем счастья вам». Других сюрпризов не было, под огромным плакатом: «Голосуй или проиграешь» музыканты дисциплинированно гнали хиты. «Сплин» играл по три-четыре песни, в основном с «Коллекционера». Новых вещей практически не светили.

Тур закончился в Нижнем Новгороде. В двухэтажном ресторане «Охотничья изба» для музыкантов состоялся банкет, после которого Васильев вернулся домой — без больших денег, зато с богатым опытом. И без угрызений совести: политическая подоплека тура его не напрягала ни капли.

Александр Васильев:  Ты знаешь, мы получили такие крошечные деньги, что совесть моя совершенно чиста. Мы были никому не известная группа и пели три песни. В тур я поехал не за политику и не из-за денег. Меня вставило, что мы едем в хорошей компании. И еще — что на этом туре были стадионы. Продержаться даже три песни на стадионе неизвестной группе — это надо что-то из себя представлять. Иначе тебя после первых аккордов освистывают на фиг, и все.

…

Сразу после возвращения «сплинов» из тура состоялось их первое выступление на большой площадке в родном городе. Это было 23 июня 1996 года на стадионе «Петровский» на организованном «Театром „ДДТ“» фестивале «Наполним небо добротой».

Это был первый большой рок-фестиваль в Питере за пять лет, концепция его была очень простой: выступающие гранды не только играют свои песни, но и представляют какие-то молодые группы. Открывала фестиваль «Алиса», которая представила «Сплин» и «НЭП».

На фестиваль было продано более тридцати пяти тысяч билетов. На сцене были «ДДТ», «Король и Шут», «Краденое солнце»… Музыканты из группы «Military Jane» специально для этого фестиваля отрепетировали русскоязычную программу, а после него взяли себе новое название — «Пилот». Под которым и играют до сих пор.

Был «АукцЫон», «Автоматические удовлетворители», «Tequilajazzz», возрожденные «Странные игры», Настя, Наталья Маркова и «Двуречье», «Ва-Банк», «Кирпичи»… Но даже на таком шикарном фоне «Сплин» был признан открытием фестиваля.

Профессиональная жизнь налаживалась, происходили перемены и в личной жизни Васильева. В декабре 1996 года он сделал предложение руки и сердца женщине, которая была рядом с ним уже десять лет. Александр и Александра сыграли свадьбу.

Александр Васильев:  Свадьба была скромная. Была подруга жены, и был Моррис с моей стороны как свидетель. Я помню, что денег хватило на бутылку водки и на две пачки пельменей… или на две бутылки водки и на одну пачку пельменей… что-то такое. И когда все орали нам: «Горько!» — Морозов орал: «Ельцин… Борька!» Все орали: «Горько, горько!» — а он орал: «Ельцин… Борька!» Так и отпраздновали.

Молодожены поселились в Купчино. Этот питерский район славен своими рок-н-ролльными традициями. Там жила и сочиняла альбомы группа «Кино», там они и записывались — у Алексея Вишни. Вообще же Купчино — это рабочая окраина Северной столицы, то есть район индустриальный, довольно мрачный и гнетущий. Вместо того чтобы смотреть в окно, чета Васильевых предпочитала смотреть в телевизор. Они бы смотрели и кино — да только середина 1990-х стала, наверное, самым плачевным временем для российской индустрии кинопроката.

Сокращалось количество фильмов — в 1991 году в СССР было снято триста семьдесят пять кинолент, а в 2000-м в России — всего шестьдесят одна. Кинотеатры превращались в мебельные салоны или в пункты продажи автомобилей. Но как раз в 1996-м в стране начали появляться кинотеатры нового типа. Оборудованные Dolby-surround’ом, с хорошим изображением, удобными креслами и недешевыми, но приемлемыми по цене билетами.

Первым таким залом стал отстроенный в столице «Кодак-Киномир», куда ходили, как за шесть лет до того, в соседний «Макдоналдс» на Пушкинской. А потом и старые кинотеатры научились ремонтировать — и доводить до европейского уровня. Как ни странно, Васильев, большой киноман, в кино ходил и ходит редко. Да и собственный видеомагнитофон появился у него совсем недавно.

Александр Васильев:  У меня никогда не было видеомагнитофона. То есть первый раз я купил видеомагнитофон полгода назад. Потому что до сих пор на DVD не изданы ни «Гамлет», ни «Король Лир» Козинцева. Я купил их только на VHS’е, и из-за этих двух кассет купил себе проигрыватель. А так у меня никогда не было. Нам брат жены дал свой, у него два было. И все, что нужно, мы смотрели на этом одолженном видике.

Впрочем, и в кинотеатрах, и дома народ смотрел тогда одни и те же новинки. На альбоме «Фонарь под глазом» целых две песни навеяны кинофильмами школы Тарантино. Как тут не вспомнить, что кино иногда называют «волшебный фонарь».

Александр Васильев:  Все вокруг смотрели голливудское кино с русским переводом. В кино герои кричат: «Фак! Фак! Мазафака!» А наши переводят: «Черт, черт, черт подери!..» Вот это несоответствие — оно постепенно так надоело, что я написал на эту тему песню «Англо-русский словарь», или, по-другому, «Давай, лама».

«Лама» звучал и в ходе тура «Голосуй или проиграешь», и на фестивале «Наполним небо добротой», и в «Программе А» — короче, везде. Кстати, тогда считалось, что «Давай, лама» — это скрытая насмешка над БГ, который как раз в те годы начал активно ездить в Непал. Оказалось, что мишень у песни была другая.

Александр Васильев:  Скорее над Линдой, потому что появилась какая-то баба, которая стала петь «Песни тибетских лам». Это вообще меня как-то прибило… Я думаю: ни хуя себе! Что ж это такое-то делается-то, а?

…

Еще со времен «Коллекционера» у «сплинов» появилась традиция записываться в Москве. В дальнейшем они будут менять студии — «Гранатовый альбом» будет писаться в «Студии SBI», а «25-й кадр» и последующее — в МГСУ. Другой традицией стало писаться либо поздней осенью, либо зимой.

Александр Васильев:  Я предпочитаю зиму отсидеть в студии, а летом гулять. Ну кто же летом захочет сидеть на студии? Мы один альбом писали — чуть с ума не сошли. Всю жару пропустили, и не купались, и ничем таким не занимались. Поэтому лучше писаться зимой.

Работа в хорошо знакомой студии Стаса Намина спорилась, аранжировки обрастали деталями прямо в процессе записи, а оформить обложку готового альбома удалось опять с помощью добрых гениев «Сплина» той поры — группы «Алиса».

Александр Васильев:  Обложку делала очень симпатичная девушка, жена бас-гитариста группы «Алиса», Настя Самойлова. Там была классная тусовка из оченькрасивых женщин. Это жена Кинчева, жена Самойлова и жена, по-моему, барабанщика «Алисы»… Они как-то все нас опекали. Мы как-то им очень понравились, и они здесь, в Москве, нам помогали. Когда нам было совсем уже нечего жрать, они нам давали деньги. И все они были красавицы, умницы и замечательные. Среди них была девушка Алина Крупнова, которая работает дизайнером, все в одной тусовке.

Как-то она сказала:

— Вы чего, альбом выпускаете? Давайте я вам дизайн сделаю!

И сделала.

Обложка в итоге получилась веселой, разноцветной и очень весенней. Кроме фотографий группы, на развороте были помещены рисунки Саши Васильева. Весной 1997-го диск и выпустили. Уже было солнечно.

Грандиозный успех группы «Сплин» был еще впереди. Он пришел со следующим, «Гранатовым альбомом». Вся страна стала петь про «Орбит без сахара», сама группа «Сплин» в День святого Валентина собрала «Лужники», а 11 августа 1998 года выступила на разогреве на московском концерте «Rolling Stones».

Но это уже была совершенно другая история, а прошлую главу «Сплин» старается не вспоминать.

Александр Васильев:  Вообще-то альбом «Фонарь под глазом» я лично терпеть не могу. Это наш самый слабый альбом, и я очень рад, что он уже позади, что все это пройдено… Вкус провала… А-а-а-аааааа!!!

 

21

Земфира. Альбом «Земфира» (1998)

— «Рельсовая война». Бастующие шахтеры перекрывают крупнейшие железнодорожные магистрали.

— Дефолт в России. Падение курса рубля, отказ от оплаты государственных краткосрочных облигаций.

— Генерал Александр Лебедь становится губернатором Красноярского края.

— Начало строительства Международной космической станции.

— На околоземную орбиту выведен первый модуль — функционально-грузовой блок «Заря».

— Во Франции начинается чеканка монет единой валюты Евросоюза.

— В США разгорается сексуальный скандал, связанный с Моникой Левински.

— На прилавках всего мира появляется новое средство от импотенции — виагра.

— В России начинает полноценное вещание телеканал MTV.

…а из радиоприемников тем временем раздается следующее:

«Aqua» — «Barbie Girl», «Offspring» — «Pretty Fly (For a White Guy)», «Natalie Imbruglia» — «Torn».

В первой половине 1998-го все перечисленные события расценивались совершенно не так, как сегодня. Широкая публика больше интересовалась не перестуком шахтерских касок по Горбатому мостику возле Белого дома, а взаимоотношениями Леонида Агутина с Анжеликой Варум. Или Лолиты с Сашей — как раз тогда распадался кабаре-дуэт «Академия». Жизнь в столицах напоминала карнавал, на котором люди заигрываются и теряют ориентацию в пространстве и времени.

1998 год — это время, когда специалист не самого высокого уровня мог получать более десяти тысяч долларов в месяц. А доллар, напомню, стоил шесть рублей, а компакт на «Горбушке» — пятнадцать… Именно в 1998 году появилась бо́льшая часть анекдотов про «новых русских», при этом самих «новых русских» отстреливали почем зря.

1998 год — это время, когда почти не было новой хорошей музыки. Был, конечно, «Сплин» с «Гранатовым альбомом», был «Мумий Тролль» с «Шаморой» и «Tequila-jazzz» с «Целлулоидом». Но общее впечатление от музыки оставалось сереньким — погоду делал вал невероятной халтуры, которая не заслуживала гордого звания поп-музыки. Длилось это все до 19 августа — дня, который переломил 1990-е пополам.

После кризиса посыпались фирмы, упали цены, полопались репутации — он, как ураган, смел напрочь массу гнили и сухостоя. При всех потерях появились условия для здорового роста — в том числе и в музыке. Новые имена не заставили себя ждать, и первое из них было женским. В 1998 году в Москве и Лондоне девушка по имени Земфира записывает и сводит свой дебютный альбом, который увидит свет лишь весной уже следующего, 1999 года.

…

Если рассказывать об истории дебютного альбома Земфиры основательно, то начать надо издалека, с начала 1980-х. Тогда маленькой Земфире исполнилось пять лет, мама решила, что дочке пора заняться музыкой, и отвела ее в музыкальную школу. В это же время состоялся и первый теледебют будущей звезды.

Земфира:  Года в четыре я выступала на башкирском телевидении, после чего вся группа в детсаду смотрела это по телевизору. Тогда я исполняла песенку «Жил на свете червячок».

Любопытно, что в том же 1981 году на телевидении дебютировала и группа «Аквариум». Но им в отличие от Земфиры пришлось дожидаться эфира почти два года.

К десяти годам вместе с музыкой появилось у Земфиры и еще одно увлечение. Баскетбол. Тренер называл Земфиру компьютером команды, потому что ей удавалось координировать всю площадку и быстро реагировать на сложные ситуации в игре. Серьезный комплимент, правда, если не вспоминать про уровень компьютеров того времени… В 1989 году юная баскетболистка была признана лучшей разыгрывающей среди юниоров, а затем стала капитаном сборной России среди девушек.

Несмотря на нагрузку, музыкальную школу Земфира окончила с отличием.

К этому времени она уже писала какие-то песни, хотя и относилась к ним не слишком серьезно. Но свою первую настоящую вещь Земфира помнит хорошо, и именно с нее началась демо-версия дебютного диска.

Земфира:  «Снег» — это была вообще самая первая песня мною написанная. Вернее, что-то такое я писала и до этого. Но для альбома «Снег» стала самой первой песней.

Когда мне было пять лет, я уже писала песни, а родители покупали мне за это мороженое. Но это, знаете, не потому что мне хотелось писать песни, а потому что мне хотелось мороженого. Потом я писала по просьбе мамы — у нее на работе были какие-то праздники, и надо было поддержать их отделение. Потом мне исполнилось четырнадцать лет, я стала играть в переходе, накопила денег и исполнила свою главную мечту: съездила в Петербург. Побывала на могиле Виктора Цоя.

Надо сказать, что игра в подземном переходе, о которой упомянула Земфира, была неплохим способом заработка для музыкально одаренной молодежи. Точнее сказать — была и есть. Тем более что гитара и шапка практически всегда под рукой.

Земфира:  Ну почему шапка? Зачем? Есть несколько вариантов. Можно класть кофр — хотя кофр у меня бывал редко. Гитару я брала у друзей: своей тогда у меня не было. Либо можно класть пакетик. Какая шапка? Зачем шапки пачкать? Пакет — и играем!

В переходе можно играть час, от силы два. Потом начинают очень сильно болеть пальцы. И вообще там очень продувает, может заболеть горло. Я тогда играла без медиатора и вообще все делала неправильно. Но зарабатывала очень прилично. Приходила домой с фруктами и вообще родителям подкидывала. Они с ума сходили.

В одиннадцатом классе Земфира поняла, что пора принимать решение — либо спорт, либо учеба и музыка. Учеба и музыка перевесили, и Земфира распрощалась с баскетболом. Говорят, что поначалу она вовсе не собиралась поступать в музыкальное училище. В старших классах девушка мечтала стать студенткой филологического факультета. Но как-то, проходя мимо Уфимского училища искусств, Земфира решила туда заглянуть и поинтересоваться правилами приема. Выяснилось, что первый экзамен должен был состояться на следующий день.

Земфира без труда поступила на эстрадное отделение училища, где ее сразу приняли на второй курс. Через несколько лет она вышла из стен училища с красным дипломом и целым веером специальностей — певец эстрады, преподаватель сольфеджио и хора и композитор.

Параллельно с учебой Земфира подрабатывала пением в ресторанах. В подобных заведениях, как известно, петь сложно, потому что люди приходят туда вовсе не затем, чтобы послушать музыку. Но это была отличная школа жизни. Каждый вечер она со своим другом саксофонистом Владом Колчиным ставила перед собой задачу отвлечь посетителей ресторана от тарелок и заставить их хоть немного послушать музыку. Репертуар у вокалистки был довольно избирательный: в отличие от большинства лабухов Земфира принципиально не пела попсу и блатняк.

К тому моменту Земфира уже активно писала собственные песни и иногда, но очень редко, играла их для ресторанной публики.

Земфира:  Когда было совсем мало народа — играла. Это было уже накануне моего окончательного ухода из ресторана. Я позволила себе сыграть две или три песни, может быть, два или три раза. Никакого резонанса это не вызвало. Ну и я, в общем-то, играла для себя.

Кстати, не всегда выступления в кабаках проходили спокойно. Однажды музыка, исполняемая Земфирой в ресторане, не понравилась местным бандитам. Они предложили исполнить что-нибудь в стиле «гоп-стоп», на что Земфира отреагировала парой фраз в резкой форме с четким содержанием. Обиженные братки решили отомстить строптивой певице и несколько раз выстрелили в нее. К счастью, по пьяни стреляли они плохо. Охрана вынесла всю компанию за порог. На рассвете девушка вернулась домой целая и невредимая — хотя могла и не вернуться.

…

Ближе к 1998 году Земфира потихоньку начинала вынашивать идеи записи своих песен и собирать для этого музыкантов. Басиста и клавишника искать не пришлось — они нашлись прямо по месту работы, а вот с поисками остальных пришлось-таки потрудиться.

Земфира:  Например, мой клавишник — у него был свой проект. И в рамках Уфы они были очень популярны. Это был, знаешь, такой квартет из четырех мальчиков. Очень похоже на «Отпетых мошенников», — женщины за ними бегали, девушки. У басиста был, наоборот, industrial-проект. Их любили такие очень жесткие парни. И они тоже были достаточно популярны в рамках Уфы, но, так как я их потом обоих забрала себе, эти два проекта канули в Лету.

А наш гитарист Вадим играл во многих-многих-многих группах. И после какой-то очередной солянки он просто подошел и сказал: «Хочу у вас поиграть!» Мы, разумеется, обрадовались, потому что гитаристов у нас не было. Один Вадим. Тогда, конечно, не стоял вопрос, как человек играет? Чего он играет? Главное, что есть человек.

Но все это будет несколько позже, и день рождения группы еще впереди. А пока же, прекратив выступления в переходах, Земфира решила устроиться на настоящую работу.

С работой ей повезло — Земфире удалось попасть на уфимскую «Европу Плюс». Помимо заработка местная студия давала возможность записать свои песни. Времени для этого было довольно много: работа регионального отделения станции сильно отличается от работы ее столичного офиса.

Земфира:  У нас не было своего play-листа, мы были, по сути, ретранслятором. Мы лишь вставляли свою рекламу, и нам, по-моему, выдавали две часовые передачи: песни по заявкам и еще какая-то авторская передача — точно не помню.

Тем и хороша была работа на «Европе Плюс», что не было никакой официальной работы. Если у меня не было денег, я могла подойти к директору и сказать:

— Сергей, дай мне, пожалуйста, денег! Мне хочется курить и есть.

Он давал мне денег, я шла и как-то справлялась. А вообще это была достаточно сдельная работа. У меня был небольшой круг обязанностей. Мне нужно было периодически петь рекламу — но ведь рекламу можно спеть и за две минуты, а потом отдыхать весь день, правда? И еще я должна была заниматься вокалом с тремя девочками. Это было трио «Карамель». В итоге закончилось тем, что я за них спела все, что нужно. Потом эту кассету даже выпустили в Уфе тиражом десять тысяч экземпляров, что для Уфы очень прилично. Те, кто хотел заработать, заработали, и на этом проект закрылся…

Эта история, кстати, потом послужила поводом для путаницы. В конце 1990-х существовал попсовый дуэт «Карамельки». Тогда же выходили статьи о том, что Земфира якобы писала песни именно для них. Так вот: к этому продукту артистка отношения не имеет. Это была другая «Карамель», уфимская.

…

Офис Земфириной радиостанции располагался на первом этаже девятиэтажного общежития. В свободное от записи время народ загорал на крыше здания. Если, конечно, дело было не зимой.

Земфира:  В тот момент, в тот период времени подобрались люди, которые создали такую, что ли, атмосферу или компанию… Все что-то писали, у всех были какие-то проекты, и эти проекты постоянно менялись. Я, например, умудрялась петь бэк-вокал аж в четырех группах.

Денег на радио не платили. Средняя зарплата до дефолта-98 составляла примерно двадцать пять долларов США. Приходилось совмещать радио с рестораном, где, собственно, основные деньги и зарабатывались. Но зато на радио можно было обзавестись кой-какими навыками работы со звуком. Земфира познакомилась со звукорежиссером Аркадием Мухтаровым, который слыл в городе большим знатоком компьютеров. Он научил певицу работать с музыкальными программами и помог записать несколько песен. Параллельно Земфира готовилась к выступлению на какой-нибудь концертной площадке и вовсю репетировала с набранными музыкантами.

Земфира:  Появились репетиции — очень похабная вещь, я вам скажу. Дело в том, что мой барабанщик любил выпивать. Да и другие люди тоже любили выпивать. А репетировали, разумеется, на «Европе Плюс». И все знали, что если репетиция — значит, есть что выпить. И подтягивалось немереное количество человек, которые хотели выпить. В какой-то момент меня это стало дико раздражать. Я поставила жесткий ультиматум, потому что очень сложно было так репетировать.

Первый концерт группы состоялся в 1998 году, в Уфе, на центральной площади города перед Дворцом спорта.

Земфира:  Был июнь или июль. Лето. Был праздник компании «Philips» с московскими гостями в лице группы «Рондо», ну и плюс решили добить какими-то уфимскими группами. Начиналось все танцами и плясками народных коллективов, а нас поставили прямо перед группой «Рондо». Такой вот сразу кредит доверия: предпоследние перед самими москвичами.

Обосрались мы страшно. У барабанщика прямо со стоек слетели тарелки. А человек, который помогал барабанщику, так называемый техник, попытался закинуть эти тарелки и попасть на штыри, как цирковой жонглер. Гитариста у нас тогда не было. На гитаре играла я, а я ведь не гитарист — на гитаре я играть, в общем-то, не умею. Это все бутафория, я пианист, но пианист у нас уже был, поэтому мне пришлось играть на гитаре. Кроме того, я играла сидя, потому что у меня не было ремня для гитары, а во-вторых, я вообще тогда не умела стоя играть, потому что, когда человек играет сидя, ему потом очень сложно начать играть стоя.

Выступление длилось где-то минут тридцать — сорок. Достаточно много, согласитесь, для дебюта. И к предпоследней песне я поймала себя на мысли, что хуже быть уже просто не может. И это меня так завело, что последнюю песню (а это была песня «Не отпускай!») я спела очень хорошо. Спела и поняла, что я молодец. Я спела ее очень хорошо, и после того, как мы ушли со сцены, группа «Рондо» двадцать минут намеренно выжидала, не начинала выступление, чтобы все успокоились.

Вот таким было наше первое выступление.

…

В подростковом возрасте у Земфиры часто возникали проблемы со здоровьем. Точнее, с ушами. Болезнь довольно опасная, грозящая разрушением барабанной перепонки, — можете себе представить, каково это для музыканта! Самое неприятное в этом недуге то, что полностью излечиться от него невозможно. Уже в годы звездной карьеры Земфира иногда отменяла концерты и ложилась в больницу. Раньше, когда она была более свободным от общества человеком, больничная койка в ее жизни возникала куда чаще.

Земфира:  Я часто ложилась подлечиться, и у меня сложились очень хорошие отношения с докторами одной из больниц города Уфы. Когда мне хотелось сменить обстановку, я просто говорила: «А не дадите ли вы мне палату полежать?» Мне давали, потому что у меня есть кое-какие проблемы и диагноз, в общем, позволяет мне лечь в больницу в любой момент. Я ложилась и таким образом отдыхала — не то что от родителей, а просто, скажем так, меняла обстановку.

Когда Земфире удавалось пронести в больницу магнитофон, то окружающие ее больные выздоравливали гораздо быстрее и старались выписаться оттуда как можно резче. А приносить в палату Земфире удавалось не только магнитофон.

Земфира:  Я ходила в больницу как к себе домой. Там работали мои друзья, и эта больница располагалась в замечательном месте. Там был такой очень красивый сквер, старые сталинские дома, золотая осень, хорошие люди… Лежала я исключительно с гитарой. У меня быладвухместная палата: на одной кровати спала я, а на другой находилась моя гитара. В один из разов, я даже умудрилась приволочь в больницу компьютер, и вообще, я вела себя достаточно вольно. Как раз в больнице я написала немало песен, например песню «Непошлое».

К началу 1998 года Земфира имеет в студийном компьютере уже тридцать записанных песен и решает наконец-то сделать пробную вылазку в Москву.

Земфира:  Уже в мае я сказала себе: «Стоп! Хватит! Поехали в Москву…»

На тот момент я все еще играла в ресторане, и где-то раз в неделю появлялись умники, которые напьются, подойдут и скажут: «Девушка, вы так хорошо поете! Почему бы вам не уехать в Москву?» Ну действительно: у меня на руках был готовый диск с кучей песен, и я решила, что пора ехать в Москву и кому-нибудь его впарить. Каких-то таких конкретных планов не было. То есть я понимала, что, наверное, вся моя последующая жизнь будет связана с музыкой, потому что больше-то я ничего делать не умею, к сожалению. И я поехала.

Взяла у своего знакомого адрес московских приятелей и укатила в Москву. Вообще говоря, в Москве у меня живут родственники, но один из них работал в КГБ, и я решила к нему не ездить. Взяла первый попавшийся адрес, приехала к этой девушке и осталась у нее на неделю.

Дело было в тот момент, когда как раз проходил музыкальный фестиваль «Максидром» — то ли второй, то ли третий, я не помню. И к этой самой девушке, у которой я остановилась, приехали две журналистки из Питера. Я лежу, сплю, а они приехали с утра и тут же стали на всю квартиру орать. Я высунулась из-под одеяла и говорю:

— Может, хватит орать? Тут люди спят.

Они говорят:

— Ты кто такая?

Я ответила им, что я, в общем-то, звезда. И поэтому попрошу разговаривать со мной аккуратно. Они, естественно, взъерепенились, но девушка, у которой я остановилась, выдала им диск, они послушали, и им понравилось. Орать они перестали, а вечером пошли на «Максидром» и впарили этот диск Лене Бурлакову. Я уехала обратно в Уфу, и спустя неделю мне позвонили.

Девушки действительно вручили диск, и действительно Леониду Бурлакову. В тот момент он занимался делами группы «Мумий Тролль». Вдвоем с Ильей Лагутенко они все-таки послушали эту запись — и песни их, что называется, торкнули реально. Хотя надо сказать, что взгляды Земфиры и Бурлакова на материал сильно расходились.

Земфира:  В том, как в конце концов стал выглядеть альбом, Леня Бурлаков сыграл достаточно важную роль. Я помню, что он настаивал, чтобы в альбоме не было песни «Синоптик», а я настаивала, чтобы не было песни «Ариведерчи». В итоге остались и «Синоптик», и «Ариведерчи», но не стало песни «Не отпускай!», которая появилась только во втором альбоме.

В общем-то, никто никого не зажимал. Все было обоюдовежливо. Другое дело, что я очень импульсивный человек. Конечно, я не считаю себя человеком глупым, но очень многие мои поступки — это следствие каких-то порывов. Позже, когда я начинаю анализировать, я совершенно четко вижу свои ошибки, но в момент споров остановиться никогда не могу. Конечно, я дико обиделась, что его не устроило какое-то количество моих песен. Помню, я подумала: «А не пойти ли тебе вместе с твоим „Мумий Троллем“, а?»

Как выглядели те тридцать песен, которые передала Бурлакову Земфира, сейчас уже не вспомнит никто. Хотя сама певица говорит, что где-то в компьютере у нее это все есть, но искать лень. Эх, знали бы те две девочки, что за диск они передают Бурлакову и кем станет Земфира через год, скопировали бы болванку, и толкнули бы на «Горбушке», и сделали бы бизнес!

Песни типа «Не отпускай!», «Прости Меня Моя Любовь» и «Зеро» вошли в следующий, второй по счету, диск. Что-то долежало на полке даже до третьего. Одна из песен — «До свиданья» — вышла синглом в августе 2000 года. Еще одна появилась очень ограниченным тиражом и только на аудиокассете — как подарок всем пришедшим на концерт в «Горбушке» на Рождество 2000 года. Впрочем, пираты быстро растиражировали ее на множестве сборников типа «Вечеринка у Земфиры». Ну а многие так и не увидели света до сих пор.

Однако примерно треть материала дебютного альбома Земфире пришлось сочинять уже после того, как Бурлаков послушал демо-запись и принял решение о выпуске диска.

Земфира:  В это время я лежала в больнице… с ухом. Мама перезвонила мне в больницу и сказала:

— Тебе звонили из Москвы.

Дыхание мое остановилось. Я думаю, что делать? Отзвонила, разумеется. Меня вызвали в Москву. Спросили, есть ли у меня песни. Я сказала, что есть. Очень много.

Мне сказали:

— Что, даже группа есть?

Я говорю, конечно есть! Хотя на самом деле никакой группы тогда не было. Я в срочном порядке собрала кого могла, мы появились в Москве — и я выдала Лене песни. В итоге ведь даже тогда ничего не началось, потому что он мне сказал: «Маловато. Хочу сделать альбом сплошь из хитов». А мне, конечно, казалось, что у меня все хиты.

Ему так не казалось. Я обиделась страшно. Уехала в Уфу. И в итоге, где-то спустя месяц, отправила ему последний раз мини-диск, на котором была песня «А у тебя СПИД — и, значит, мы умрем».

Разумеется, Леня сразу подумал, что я больна СПИДом и что нужно срочно записывать, пока я не умерла. Он отложил все дела, срочно вызвал меня в Москву, и мы почти сразу стали записывать.

Начать работу планировали в сентябре 1998-го. Но тут — рвануло. Собственно, нехороший ветер подул еще весной, когда убрали, казалось бы, непотопляемого премьер-министра Виктора Черномырдина. На его место назначили молодого и мало кому известного Сергея Кириенко, тут же получившего прозвище Киндер-сюрприз.

Смысл в этом назначении был вот какой: самая большая страна в мире жила не по средствам, брала в долг у всего мира — а отдавать было нечем. Да никто об этом и не думал. Деньги занимались под государственные краткосрочные облигации — ГКО. Занимались — и тут же проедались или разворовывались. Наступало время эти облигации гасить, тогда выпускались новые ГКО, потом еще и еще… короче говоря, строилась финансовая пирамида по образцу недоброй памяти АО «МММ». Только роль главного жулика на сей раз исполняло государство. Произошла этакая национализация наперстков. Собственно, Кириенко как раз и позвали затем, чтобы отсрочить кризис. Он и отсрочил — но избежать его не мог.

17 августа было объявлено об отказе государства платить по ГКО. Проще говоря, Российская Федерация объявила себя банкротом, а русский язык познакомился со словом «дефолт». Отменили валютный коридор — и доллар взлетел с шести до двадцати четырех рублей. Людей, в одночасье потерявших работу, было не счесть. Как тогда шутили, «до 17 августа было модно иметь мобильный телефон — после стало модно иметь рабочий».

Деньги кончились у всех и сразу, но тем не менее работу над альбомом Земфиры было решено продолжать.

Земфира:  Это было сразу после кризиса — вы не поверите. И этим Леня меня купил, в хорошем смысле. Я подумала: «Надо же! какой человек!» Ну… я, в общем-то, и сейчас так думаю. Леня — это человек, который вовсе не из-за денег, как может показаться. Он действительно верит. Если он верит, он будет делать. Не важно, дефолт тут, или еще что-то, или 11 сентября… он будет делать.

За неделю до кризиса народ побаловали в последний раз — показали ему настоящих «Rolling Stones»! Дело было на Большой спортивной арене «Лужников» 11 августа 1998 года. Билеты с руками не отрывали — они были дорогими, да и, говоря по правде, в нашей стране «роллинги» по популярности никогда с «битлами» и рядом не стояли. У нас все-таки ценят мелодию, а не ритм. Тем не менее шоу устроили по полной, включая знаменитый выдвижной мост, на котором выплясывал Мик Джаггер.

Впечатление от концерта, однако, в прямом смысле слова подмочил проливной дождь. Разогревающую группу «Сплин» народ тоже принял без восторга. Это понятно: все-таки впереди были «Rolling Stones», великие и ужасные, и народ ждал только их!

Земфира:  На концерте я была со всей группой. Мы сидели на самом последнем ряду, и — ужас — к нам долетал звук через пять секунд после изображения. Никакого вразумительного ощущения у меня не осталось, кроме того, что это все пиздец как дорого.

Надо сказать, что концерт тот посетило много столичной богемы, которые всего через год будут в поте лица писать пасквили на Земфиру — и в то же время ручкаться с ней на всевозможных мероприятиях и восхищаться ее песнями. Но все это будет только через год, а пока же, летом 1998-го, Земфира подписывает контракт, собирает вещи и переезжает в Москву для записи дебютного альбома. В последний момент, на память, Земфира решила прихватить из студии радиостанции маленький сувенир.

Земфира:  История такая. Мы репетировали, а в студии стоял пульт. И в результате непонятных технических накладок внутри пульта сгорело несколько каналов. На меня наехал учредитель (даже не директор, а учредитель!) радиостанции «Европа Плюс Уфа», некто Фаиль. Он сказал: «Да вы что? обалдели? идите и все почините!»

Я нашла ремонтника, человека, который все это наладит. Он диагностировал пульт и сказал, что ремонт обойдется в четыреста долларов. По тем временам, это сумасшедшие деньги, да и по нынешним тоже. И у меня, конечно, таких денег не было. Я обратилась за помощью к старшему брату, объяснила ситуацию, сказала, что я действительно облажалась, помоги мне, потому что кроме того, что я сломала этот чертов пульт, так мне ведь надо и дальше репетировать, а больше в городе пультов нет.

Брат мне помог. Прошло какое-то время, и я подошла к этому человеку, к Фаилю, и говорю:

— Отдай мне хотя бы половину стоимости ремонта. Все-таки я за свой счет отремонтировала твою технику. Так не делается.

Он сказал, что ничего не даст. Что и позволило мне, в одну из темных ночей, забрать пульт и смотаться в Москву. Кстати, об этом пульте меня спрашивали потом четыре года подряд. Ну, не меня конкретно, а каких-то людей, которые со мной связаны. Фаиль каждый раз говорил:

— Спросите у Земфиры, что там с пультом?

Так вот, на вопрос, что там с пультом, мы можем ответить прямо сейчас. На момент записи этого интервью девушка искала на него покупателя. Подробности можно поискать на сайте zemfira.ru, хотя, вероятнее всего, его уже купили… А тогда, стащив с уфимской радиостудии шестнадцатиканальный пульт, Земфира отправилась в Москву для записи пластинки и, сама того не ведая, приближалась к всенародной славе. Навсегда в прошлом остались рестораны, подземные переходы и больницы.

Какой вопрос встает перед всяким гостем, приезжающим работать в столицу? Конечно, квартирный. Встал он и перед Земфирой, и перед ее музыкантами. И здесь не обошлось без участия Бурлакова.

Земфира:  Первое время Леня решал это все своими силами. Весь «Мумий Тролль» в то время базировался в микрорайоне Солнцево. Просто они все тоже приезжие, половина из Владивостока, а Илья, так я понимаю, вообще жил в Англии. И мои музыканты жили у музыкантов «Мумий Тролля», а я жила у Лени в одной из комнат… Уже потом, после того как мы свели пластинку, мне сняли квартиру — и опять в том же Солнцеве… Так что мы все из Солнцева.

Мне было очень неудобно, когда начались все эти интервью и бесконечные съемки в Останкино. Меня обязали дать какое-то количество интервью, и мне приходилось каждый день ездить через весь город. Я чуть с ума не сошла, потому что путь от Солнцева до Останкина — это то же самое, что путь из Уфы в Стерлитамак… это такой город в Башкирии.

Помимо банальных интервью, прессе был предложен и хитрый пиар-ход. Одним из самых больших скандалов, связанных с Земфирой в 1999 году, была легенда о том, что певица выходит замуж за лидера группы «Танцы минус» Вячеслава Петкуна. Для усиления эффекта журнал «ОМ» провел фотосессию с музыкантами: Земфира была в свадебном платье, а Петкун — как бы в костюме жениха. Эта тема стала главной сенсацией нескольких месяцев, пока не выяснилось, что музыканты просто пошутили.

…

Московская часть работы над альбомом началась с записи песен на студии «Мосфильм». Огромная и роскошно оборудованная тон-студия впервые пустила в свои двери рок-н-ролльщиков еще за десять лет до того — во время записи саундтрека к фильму «АССА». Гребенщиков и компания от «Мосфильма» просто плевались. Потому что местные звукорежиссеры и сами ничего не умели, и музыкантов пытались переучивать. С тех пор люди на «Мосфильме» сменились, и Земфира очень внимательно наблюдала за тем, что они делают.

Когда материал альбома был записан, музыкантам было предложено заняться сведением песен не на «Мосфильме», а совсем в другом месте. Нисколько не сомневаясь в талантах и больших возможностях Земфиры, тогда еще никому не известной певицы, продюсеры сняли для сведения ее дебютного альбома одну из лучших лондонских студий…

Земфира:  Студия шикарная… В самом центре Лондона… Три этажа. Обычно входишь в студию, а там висят всякие рамочки и в них пластинки тех людей, которые там записывались. Пластинки там были везде, но из того, что я запомнила, — «Placebo» и «Savage Garden». Очень серьезная студия… комната отдыха — обязательно игровая приставка, музыкальный центр, телевизор. Каждый день на столе фрукты и рояль — настоящий «Стейнвей».

Как и на «Мосфильме», работая в лондонской студии, Земфира старалась извлечь из творческого процесса максимум пользы для себя. Забегая вперед, скажем, что полученный тогда опыт ей очень пригодился при записи следующего альбома. Осложнялось все только языковым барьером — с английским у восходящей звезды было плоховато.

Земфира:  Честно признаюсь: я и в своем русском-то очень сомневаюсь. Первый раз в Англию я поехалас Леней и Ильей Лагутенко. Оба они говорят по-английски довольно бегло. Поэтому мне не нужно было на этом языке вообще говорить. А кроме того, мы ехали туда с определенной целью — свести альбом. Учитывайте, пожалуйста, что тогда я вообще не знала, что такое «свести», даже смысла слова не понимала.

Все, что тогда со мной происходило, было огромной нагрузкой на мозг. Так что мне было не до англичан и не до английского языка. У меня вот альбом — плоть от плоти моей! И мне надо было свести его любой ценой — я по двенадцать часов в сутки в студии просиживала.

Работа продолжалась две недели. Грубо говоря, у нас было четырнадцать песен, и одну песню мы сводили один день. К концу этих двух недель я кое-что начала понимать, и это уже хорошо, потому что есть люди, которые смотрят на это годами и все равно ни фига не понимают. У меня была цель: мне очень хотелось все понять, во всем разобраться и участвовать в процессе. Потому что сперва я ни в чем не участвовала. Меня не особенно спрашивали, а если говорить откровенно, то меня вообще не спрашивали, мне просто говорили, как нужно.

Релиз альбома «Земфира» состоялся в мае 1999 года, однако о начале концертного тура певица объявила лишь 1 сентября, выждав многозначительную паузу.

Первый в жизни Земфиры тур стартовал в рамках большого сборного концерта, в честь дня рождения журнала «Yes». В этот день группа «Земфира» выступала хедлайнером. Это был первый выход музыкантов перед такой многочисленной аудиторией и всего лишь пятый концерт в их жизни. Отыгран был материал с дебютной пластинки.

Земфира:  Ну, не знаю, то, что у нас получилось, весь этот альбом, он не плохой, он просто немножко мудаковатый.

Тут нужно понимать, что я всегда очень настороженно относилась к положительной реакции на то, что делаю. Это может показаться странным, да? Хотя на самом деле это очень даже естественно. Потому что когда человека все начинают резко хвалить, это вызывает вполне естественное подозрение. Все это дико меня раздражало. Помню, я ездила в обычных рейсовых автобусах, и стояли люди в плеерах и через одного слушали эту кассету. А я еду и думаю: «Что за хуйня? Вам что больше нечего слушать?» Меня немножко все это настораживало.

А если говорить о том, что «проснулась знаменитой», то там была такая ситуация. Леня выждал паузу, три месяца, и первый концерт я дала, по сути, через три месяца после выхода пластинки. Ну, тогда я, конечно же, поняла, что популярна. Потому что пришло пятьдесят тысяч человек, которые хором пели эти песни. Ну, против этого сложно спорить: пятьдесят тысяч человек поет твои песни!

Выступала группа в тот раз прямо под стенами Кремля, на Васильевском спуске. Незадолго до них там же канал MTV-Россия отмечал свою годовщину грандиозным концертом. Российскую сторону представляли «Zdob Si Zdub», «Парк Горького» и «IFK». Хедлайнером же фестиваля стали впервые посетившие Москву американцы «Red Hot Chili Peppers».

Земфира:  Самое смешное, что у меня не было билетов. Господи, как смешно! Так много поклонников, но никто не удосужился подогнать мне билетик. Пришлось перетьсячерез огромную толпу. Я протиснулась-таки к VIP-зоне, стала перелезать через забор, ОМОНовцы стали снимать меня с этого забора, и тут я заметила Галанина.

— Галанин! — стала кричать я. — Возьми меня с собой!

И он, в общем, этот вопрос решил. Меня впустили в эту VIP-зону, и я посмотрела концерт. Отыграли американцы очень неважно.

…

Первого мая альбом вышел в широкую продажу. Группу назвали «Земфира», дебютный альбом, не мудрствуя лукаво — так же. После релиза Земфире пришлось как минимум пятьсот раз отвечать на вопрос, как она познакомилась с Ильей Лагутенко, признаваться, что ее имя не псевдоним, каяться в том, что она не больна СПИДом и постоянно рассказывать о том, как вообще она пишет песни. Оборотная сторона популярности обострила отношения Земфиры с некоторыми представителями пишущей братии.

Земфира:  Я помню свои первые интервью. Я разговаривала со всеми очень откровенно и впоследствии страшно об этом пожалела. С тех пор я несколько раз меняла манеру общения с журналистами. Бывало даже так, что просто глумилась над ними. Могла пригласить всех к себе в гримерку на пресс-конференцию, выключить свет и сидеть с зажигалкой. Они все говорили, что у меня не в порядке с головой. Просто они меня достали, очень сильно разочаровали, потому что я говорила с ними нормально, открыто, а потом читала заметку и видела, что они просто лицемеры, что по большому счету им насрать на меня и на всех, кто будет сидеть на моем месте.

Я ОЧЕНЬ разочаровалась. Я же была совсем молодой и, разумеется, хотела всем верить… Сейчас вот я предпочитаю с ними не общаться. Я думаю, что у меня неткакой-то особенной злости в адрес журналистов. Просто я предпочитаю с ними не общаться, а они предпочитают не общаться со мной, и нас это устраивает.

Общение с журналистами если и подпортило нервы нашей звезде, то уж никак не повлияло на объективный ход событий: песни Земфиры прочно обосновались на вершинах всех российских чартов. Практически все треки с нового альбома крутились по радио, а сама певица в одно мгновение приобрела статус самой интересной и противоречивой фигуры шоу-бизнеса.

С выходом пластинки началось триумфальное шествие Земфиры по всей России. Ей отдавали почести даже живые памятники нашей эстрады — такие как Алла Пугачева, которая не скрывала свои восторги по поводу дезбютного альбома певицы, а на телевидении и радио начали с завидной регулярностью появляться девушки, поющие а-ля Земфира и выглядящие так же.

В общем, год заканчивался как нельзя удачно, и, казалось бы, Земфира должна была быть счастлива: в тот год она обрела все — возможность выразить себя, славу, всенародную любовь и толпы поклонников. Но, оглядываясь на то время, Земфира отнюдь не пребывает в полной эйфории и считает, что ее жизнь сильно изменилась после записи дебютного альбома. И не только к лучшему.

Земфира:  Я раньше была веселым, открытым, общительным человеком. А все, что началось потом, — оно, конечно, ломает.

Одного человека можно сломать, затравить за месяц. Он подумает: да на хер мне все это надо! Наплюет и уйдет. Другого сломают за три месяца: он посмотрит на все это и скажет — ладно, ломайте, мне всеравно надо как-то деньги зарабатывать, так что я могу вам тут петь и плясать. А кто-то будет сопротивляться еще дольше, но в конце концов сломается и он.

Ломается каждый по-своему, но прежним не будет уже никто. Не в состоянии один человек выдержать натиск стотысячной толпы…

Что было дальше, вы наверняка знаете. Это уже не история, а современность. После триумфа Земфиры стало и сложнее, и проще. Проще — потому что оказалось, что для попадания в первые строчки хит-парадов стало достаточно одного таланта. Без проплаченных эфиров. С другой стороны, оказалось, что такого таланта должно быть много. С 1999 года всех начинающих музыкантов стали сравнивать с Земфирой, и мало кто из них выдерживает такое сравнение. Можно сказать, что Земфира стала последней легендой русского рока: после нее появлялись хорошие музыканты, но они уже не были легендарными.

В новом тысячелетии в России начал налаживаться шоу-бизнес в нормальном, нестыдном понимании этого слова. Стало понятно, как надо находить звезд, как продвигать их к слушателю. Стыдный шоу-бизнес тоже никуда не делся — мало того, он начал выпекать звездочек в промышленных количествах, как блины на Масленицу. Но и в том и в другом случае — началась работа. А сказка ушла.

Последней настоящей легендой стала как раз история Земфиры, за считаные месяцы взлетевшей из ниоткуда на вершину славы. В дальнейшем Земфире пришлось снова и снова подтверждать свое особое место на российской сцене. В декабре 1999 года группа самостоятельно приступила к продюсированию и финансированию новой пластинки. Но это уже совсем другая история…

 

22

Группа «Би-2». Альбом «Би-2» (1999)

— За один год в Российской Федерации меняются три премьер-министра: Евгений Примаков, Сергей Степашин и Владимир Путин.

— Теракты в Москве, Волгодонске и Буйнакске.

— На экраны российских кинотеатров выходит фильм Никиты Михалкова «Сибирский цирюльник».

…а из радиоприемников все уверенней звучит следующее:

«Смысловые галлюцинации» — «Розовые очки», Чичерина — «40 000 км».

В самом конце 1998 года, 14 декабря, в Москве на частоте 101,7 открывается новая радиостанция — «Наше Радио». Огромный пласт музыки, о котором страна, казалось, почти забыла, снова становится актуальным.

Основу вещания радиостанции составил русский рок, и оказалось, что у этой музыки немало поклонников. Причем среди них были не только малолетние панки с Арбата, но и вполне состоявшиеся и состоятельные люди, которые лет пятнадцать назад были точно такими же арбатскими панками. Таким образом, и с коммерческой точки зрения новый формат оказался вполне обоснованным. Это дало возможность рисковать — то есть делать ставку на новые, никому не известные имена.

Отцы-основатели «Нашего Радио» формулировали свою концепцию так: «Самая полная коллекция рок-н-ролла и все модное в нашей музыке сегодня», благодаря чему в эфир смогло пробиться множество молодых команд. Музыканты конца 1990-х, естественно, оказались непохожими на восьмидесятников. Они выросли в других условиях, они слушали другую музыку, по-другому играли и записывались. Практически все они имели опыт жизни на Западе и к русскому року пришли через иностранный.

Таких людей было немало, но, пожалуй, самым громким дебютом года оказался тот, о котором мы с вами и продолжим наш разговор.

…

Чтобы рассказать эту историю, перенесемся не то что в другую, а в прямо противоположную часть планеты. В австралийском Мельбурне, на другой стороне Земли, встречали новый, 1999 год Лева и Шура «Би-2».

Жили небогато, но не голодали, так как Шура неплохо готовил. Какое-то время в Австралии это даже было основной его профессией, и впоследствии очень пригодилось ребятам во время их кочевого образа жизни в Москве.

Шура «Би-2»:  Я работал поваром в небольшом кафе. Паста, всякие салаты, лазанья, ризотто, фокачча… Хозяин был главным шеф-поваром, а я делал блюда, которые он доверял.

Если быть точным, то Лева в Австралию из Израиля приехал в 1998-м, а Шура к тому моменту уже жил там пять лет. Причем не только жил, но и занимался музыкой в составе проектов «Шура Би-2 сотоварищи», «Сентябрь» и «Chiron». Мало того, до приезда Левы Шура успел записать под маркой «Би-2» альбом «Бесполая и грустная любовь» со своим вокалом.

Параллельно налаживались и связи с Россией. Еще во второй половине 1990-х Шура начал писать репортажи для питерского рок-журнала «Fuzz». Он даже умудрился однажды пообщаться со Стингом, что документально подтверждено фотографией. В те годы Австралию часто посещали и наши звезды, благо это были последние годы перед кризисом, когда денег не считал никто. Шура даже записал концерт «ДДТ» в Мельбурне.

И конечно же, всем гостям с родины выдавался на руки альбом. С целью его последующего издания. Особые надежды в этом смысле возлагались на «Машину Времени», так как Александр Кутиков мог издать группу на собственном лейбле «Синтез Рекордс». Однако тогда они с Андреем Макаревичем решили не рисковать.

Шура «Би-2»:  Ой, это была смешная история. Периодически в Австралию приезжали российские артисты. Приезжал Шевчук, приезжали поп-исполнители, приехал Макаревич. А мы пришли в театр, где он играл…

Лева «Би-2»:  Мы договаривались о встрече в гримерке…

Шура:  Поставили ему пару песен… Я не помню, что он сказал…

Лева:  Ну, что-то типа: «Современно!»

Шура:  Да! «Современно, но скучненько»! Он сказал: «Передайте все это Кутикову. У него же есть выпускающая компания». И это тоже ничем не закончилось.

Лева:  Ну да. Ответа не было никакого. Ни привета ни ответа. А потом уже, когда встречались периодически на разных фестивалях, Кутиков нам каждый раз говорил: «Эх! Почему же я тогда вам не ответил?»

Материал, который музыканты пытались пристроить Кутикову, был записан на студии «Toyland Recording». Причем одновременно с «Би-2» на этой студии оказались музыканты легендарной группы «INXS», которые «подкладывали» музыку под записанный вокал своего недавно погибшего вокалиста Майкла Хатченса.

Шура:  Первый раз парней из группы «INXS» мы встретили в туалете, а потом встретили уже в нашей комнате…

Лева:  В момент сведения песни «Варвара»…

Шура:  Да. Это был мастеринг песни «Варвара».

Лева:  В момент мастеринга Шурик всегда очень переживает. А тут открывается дверь — и в комнату вваливает какой-то тип. Шурик очень недоволен, пытается жаловаться, просит, чтобы никто не мешал. А Шурику говорят: «С ума сошел? Это саксофонист из „INXS“!»

…

Завоевание российского рынка группой «Би-2» началось осенью 1998 года. Первая проба сил была явно неудачной. Никто просто не понимал, как иметь дело с командой, которая так далеко живет. Да и вменяемый шоу-бизнес у нас тогда только-только начинал складываться. К тому же после кризиса вкладываться в никому не известную группу было, мягко говоря, рискованно.

Первым за «Би-2» решил взяться Владимир Месхи — бывший директор групп «Наутилус Помпилиус» и «Агата Кристи».

Шура: У нас были адреса всех людей, занимающихся грамзаписью в России. Мы записали порядка двадцати кассет и стали рассылать кассеты по этим адресам. Через месяц — звонок. Как сейчас помню, ночью. Звонил Месхи из компании «Экстрафон»:

— Ребята! Чем вы сейчас занимаетесь?

— Ну, мы работаем. Я работаю в ресторане.

— Все! С завтрашнего дня можете не выходить на работу. С завтрашнего дня вы миллионеры!

Чтобы оформить отношения с группой, в Австралию был прислан контракт. Ожидалось, что неопытные салаги тут же поставят под договором свои подписи. Но Шура и Лева оказались крепкими орешками.

Шура:  Мы пошли к адвокату группы «INXS». Это очень дорогой адвокат, он стоит двести долларов в час. Мы перевели текст договора на английский, он прочитал и сказал, что если мы все это подпишем, то мы покойники. Мы, естественно, отказались подписывать и отослали Месхи свои условия. После этого Месхи пропал на два месяца.

В конце концов стало понятно, что такая схема работы — общение с продюсерами через два океана — плодов не даст. Тогда Шура и Лева собрали накопленное и рванули в Россию. Полетели вдвоем — музыканты остались в Австралии. Да и на двоих-то денег хватило в обрез.

Шура:  У нас была некая сумма денег с собой и два билета туда и обратно: Австралия — Москва, Москва — Австралия. Правда, конкретной даты вылета там не стояло и билеты можно было продлевать в течение года. Мы благополучно приехали, забрали у Месхи все свои исходные материалы и дальше занимались походами по эфирам и пробиванием синглов уже самостоятельно.

В конце концов ребята познакомились с Василием Шугалеем, с помощью которого худо-бедно удается установить контакты с «Нашим радио» и запустить в эфиры композицию «Никто не придет».

О Василии все говорят как о легком и веселом человеке. Он писал песни для группы «Браво», руководил собственной группой «20 000 зажигалок», а в конце 1990-х годов с переменным успехом вел дела не только «Би-2», но и «Запрещенных барабанщиков» и «Жуков». Все его клиенты впоследствии встали на ноги и состоялись, но уже без Василия. Он был убит в собственном доме 7 марта 2004 года.

…

Через два месяца жизни в Москве у Левы и Шуры кончились деньги. Пора было возвращаться в Австралию.

Лева:  На последние четыреста долларов, которые у нас остались с Шуриком, мы заказали автобус «икарус», купили ящик водки, ведро шашлыка…

Шура : …и с группой «Жуки» провели акцию — устроили прощальный пикник. Позвали MTV и «Наше Радио»…

Лева:  Созвали всех, кого могли пригласить…

Шура:  И устроили прощальный пикник.

Лева:  Проводили мы все это дело за городом. Я представляю, какой ужас был у всех этих журналистов, когда они приехали на место, а там уже земля подморожена, стоит яблоневый сад без листьев. Места, где согреться, кроме автобуса, практически не было.

Шура:  Но всех согрела водка и теплое отношение, а мы пели песни. На следующее утро Капитолина Деловая написала в «Московском комсомольце» огромную статью, а MTV все это показало.

Лева : Статья называлась «„Би-2“ на грядках». Это я запомнил на всю жизнь.

Проблема была еще и в том, что Лева с Шурой уезжали из СССР, а возвращались в Россию. Советское гражданство они потеряли, а российского не приобрели и приобрести не могли, потому что уезжали из Белоруссии. В итоге воз и ныне там.

Шура:  Я гражданин Австралии.

Лева : А я — Израиля.

Шура : Мы сделали визу на месяц. Потом эту визу продлили на год. Что и делаем по сей день.

Лева:  Для нас это больной вопрос. Получением годовой российской визы мы занимаемся каждый год.

Шура:  Сейчас у Левы опять заканчивается российская виза. Ему нужно платить деньги, покупать. А еще надо покупать визу на Украину, в Белоруссию, Казахстан, Узбекистан — во все бывшие советские республики.

Ненадолго уехав, музыканты той же осенью вернулись обратно. И на этот раз — с твердым желанием добиться хоть каких-то результатов. «Би-2» жили в Москве, подбирали состав, без особого успеха пытались работать с продюсером Василием Шугалеем и параллельно развлекались.

Лева:  Нам предложили посетить клуб «Вирус».

Шура : Ну, нам тогда вообще все на свете было интересно. В тот период мы старались ничего не пропускать, ходили на все концерты.

Лева : Мы были абсолютно незнакомы с местными алкогольными напитками. Нам предложили выпить «джин-с-тоником». Знаете? Это такая синяя баночка. Но в нашем-то понимании джин и тоник — это достаточно гуманный напиток. Пей сколько хочешь и голова все равно останется чистой и светлой. А здесь уже после двух банок сознание затуманилось.

Шура:  Мы тогда жили на Ленинском проспекте…

Лева:  Возвращаясь домой, мы еще выпили по бутылке пива, и Шурик пошел спать, а мы с Васей Шугалеем стояли внизу. Никакой мусорки рядом не было, и, когда бутылка была допита, я ее просто бросил в кусты. А в кустах, оказывается, стояла милицейская машина, в которой сидело восемнадцать милиционеров в засаде. Они там караулили каких-то наркоторговцев и дико скучали. Когда бутылка ударилась о машину, все эти восемнадцать человек выскочили из «шестерки» и погнались за нами. Причем выскочили они все с пистолетами.

Шура:  Лева подумал, что это бандиты.

Лева:  Я настолько испугался!

Шура:  А Вася понял, что это именно милиционеры, и дисциплинированно лег на асфальт, закрыв голову руками.

Лева:  Я подумал, что это бандиты, и когда понял, что меня настигают, то остановился и начал с ними драться. Естественно, меня завалили, прижали коленями к асфальту. У меня до сих пор осталось какое-то пятно на коже, ссадина. Ну и все. Обошлось какой-то суммой определенной, но я не жалею. Понятно, что все могло быть и намного хуже. Но как-то вот так разрешилось.

Зиму пережили с трудом, но все-таки пережили. А весной полегчало. В это время с Левой и Шурой стал работать Александр Пономарев по прозвищу Хип, который до этого был известен как директор «Браво», «Наутилуса» и группы «Сплин».

Шура:  Вот когда появился Хип — стало легче. Там уже пошла другая история.

Лева:  Хип нам сразу показал целый пакет предложений.

Шура : Хип — это был единственный реальный чел, который предлагал нам схему развития коллектива. И пошли на это, расставшись со своим тогдашним непутевым продюсером. И стали работать с Хипом. Была очень тяжелая зима, но весной стало легче: мы снялись в фильме «Брат-2», пошли другие песни, клип «Варвара» начал крутиться на телевидении.

Рекламная кампания фильма «Брат-2», осуществленная при поддержке радиостанции «Наше Радио» и телеканалов, стала мощнейшей акцией, которая осуществлялась для поддержки отечественного фильма на протяжении всех 1990-х годов. Звуковая дорожка картины была собрана из лучших представителей новой волны рок-н-ролла и разбавлена его грандами, такими как «АукцЫон», Бутусов, «Крематорий» и «Агата Кристи».

Молодые команды были отобраны режиссером фильма Алексеем Балабановым при помощи Михаила Козырева. Для многих из них этот фильм послужил мостиком к всероссийской популярности. Чичерина, «Океан Ельзi», «Смысловые галлюцинации» отлично вписывались в образы и сюжеты картины. Но главной темой фильма стала, несомненно, композиция из дебютного альбома группы «Би-2».

Первая часть фильма «Брат» была полностью построена на музыке Вячеслава Бутусова, но от участия во второй части он отказался. Тогда Балабанов предложил поучаствовать Юрию Шевчуку, и тот даже дал предварительное согласие. По сценарию герой Сергея Бодрова должен был посетить его концерт в Чикаго, и именно поэтому в некоторых кадрах фильма видны афиши «ДДТ» на стенах города. Но в последний момент и Шевчук от участия в фильме отказался, и тогда возник вариант с «Би-2». Но на пересъемку кадров не было уже ни денег, ни времени.

Шура:  Балабанов не договорился с Шевчуком на саундтрек, позвонил Козыреву и сказал: «Вези мне все, что есть нового». Козырев взял чемодан с тридцатью пластинками, приехал к Балабанову, и Балабан отслушал все, что там было. Выбор пал именно на «Полковнику никто не пишет». Он сказал:

— Вот эта песня!

Приехал Хип и говорит:

— Ребята, кажется, есть проект. Отличный. Вам, наверное, понравится.

Вот, и все так случилось.

Кроме выхода фильма, продюсерами картины планировался одновременный выход саундтрека и огромный концерт в спорткомплексе «Олимпийский». В контрактный пакет между группой «Би-2» и съемочной группой фильма входили и съемки видеоклипа на песню «Полковнику никто не пишет».

Лева:  Мы с нетерпением ждали, когда же получим от великого режиссера клип. А когда увидели клип, то, честно говоря, ужаснулись. Это была просто нарезка со съемок и несколько кадров самого фильма.

Шура:  Мы там появлялись всего на несколько секунд.

Лева:  Естественно, мы попросили все исходники, и уже сами, вместе с Валерой Макущенко, все это мероприятие перелопатили и сделали новый монтаж. А потом, где-то уже через полгода, был какой-то фестиваль, на который нас пригласили выступить, и мы встретили Сергея Бодрова. Мы с ним поделились…

Шура:  Типа, смотри, какой ерунды Балабанов нам намонтировал.

Лева:  Такой ужас нам сделал! На что Бодров потупил глаза и сказал: «Это я монтировал».

В конечном счете на звуковую дорожку фильма «Брат-2» попало около пяти треков с дебютного альбома «Би-2». А история с саундтреком картины в дальнейшем получила продолжение. Воодушевленные успехом первого сборника, продюсеры решили выжать из этого все соки, и через некоторое время к релизу был готов второй сборник «Брат-2: за кадром» с композициями, которые «планировались, но не попали в итоговый вариант картины». Произошло это вскоре после того, как в Москве сгорела Останкинская телебашня и в результате население Москвы несколько дней сидело без телевидения, а пейджинговые и мобильные операторы прекратили работу.

Шура:  Я помню, мы сидели с Козыревым в студии на Чистых Прудах и решали, какую песню поставить на сборник «Брат-2: за кадром». И ему раздается звонок: «Миша! Все сгорело!» Я запомнил этот момент — тогда сгорела башня.

…

20 мая 2000 года «Би-2» наконец выпустили в свет свой альбом. После этого у музыкантов началась совсем иная жизнь. В одно мгновение они были признаны группой первого эшелона. Дальше были триумфальные выступления на летних фестивалях и концертах, впереди будут новые альбомы, телепередачи, стадионы, награды, клипы, дуэты — всего не перечислишь!

Но это уже совсем другая история…

 

Группа «Ленинград». Альбом «Дачники» (2000)

— В подземном переходе на Пушкинской площади в Москве срабатывает взрывное устройство. Погибают тринадцать человек, сто восемнадцать получают ранения.

— В книжных магазинах бестселлером становится серия детективов Бориса Акунина о сыщике Эрасте Фандорине.

— Вице-президент Российской академии наук Жорес Алферов становится лауреатом Нобелевской премии по физике.

…а в радиоэфирах начинают появляться новые имена:

«Король и Шут» — «Прыгну со скалы», «Пилот» — «Кеды со звездами», Майк Борзов — «Суперзвезда».

На рубеже веков на российской сцене прошла смена поколений.

Новые люди, пришедшие по следам «Мумий Тролля», с самого начала понимали, что такое саундпродюсирование и маркетинг, как делать радио-френдли-хиты, выбирать менеджеров, «давать креатив» в лайв-шоу. Правда, с русским языком, судя по текстам, у многих из них были нелады…

Так или иначе, ситуация более-менее стабилизировалась, а значит, пора было ставить ее с ног на голову! Что и сделали герои последней главы нашей книги. В том году, когда продвинутые люди писались на «Мосфильме» и сводили записи в Лондоне, на прилавках появился альбом «Мат без электричества» — двенадцать песен по две минуты каждая, записанных во время трехчасового пьяного джема.

В 1999-м популярность группы «Ленинград» была широкой. К 2000-му она стала всенародной. И связано это было с выходом альбома «Дачники».

* * *

Что и говорить, одной из главных причин популярности раннего «Ленинграда» был не просто русский язык, а то, что называется «русским устным», которым до того почти все рок-исполнители брезговали. Ну, была у «Аквариума» одна строчка «все рокеры в жопе, а джазмены в пизде», но соответствующая песня никогда в студии не писалась и существует только в концертных вариантах. Ну, Александр Чернецкий с Чижом время от времени позволяли себе. Эстеты со стажем помнили «Мухоморы», «ДК» и «Автоматических удовлетворителей». А так поклонники крепких текстов слушали «Гражданскую оборону», «Сектор газа», «Хуй забей» и Александра Лаэртского. «Ленинград» же с самого начала побил все рекорды ненорматива. Это было заметно уже по заглавной песне альбома, нанизанной на классический «перпловский» рифф из композиции «Space Trucking».

Сергей Шнуров:  «Дачники» — как-то само собой придумалось. Мы тогда снимали квартиру на Васильевском острове, и там каким-то странным образом оказалась бас-домра. Песня «Дачники» была впервые показана на одной из пьянок. Там был Севыч, и совершенно точно присутствовал я… Вот на этой бас-домре, как сейчас помню, я пьяный изображал дачников. Севыч дико смеялся, и мы поняли, что это то, что нам нужно.

На той самой бас-домре в той самой квартире была впервые сыграна чуть ли не половина альбома «Дачники». В условиях более чем спартанских.

Сергей Шнуров:  Слушай, как нам тогда повезло! Квартиру я снимал за пятьдесят долларов. Правда, квартира была без ванны — вот какая фигня. То бишь нужно было ходить в баню. Зато пятьдесят долларов — совсем недорого…

При этом дачи у Сергея Шнурова не было. Дача была у его родителей, за все детство он побывал на ней два раза — и оба раза ждал, когда же эта растительная жизнь кончится и можно будет вернуться в город.

Сергей Шнуров:  Я не понимаю дачников. Я не понимаю, как можно всем этим заниматься. Тем более эти жуткие поезда, куда по пятницам вечером битком набивается куча народу. Все эти люди с котомками… Уж лучше никуда не ехать, чем пережить этот поезд.

В то время людям, не знакомым с группой «Ленинград», объясняли их стилистику так: «ска с матерными текстами». С текстами все понятно, а вот про ска стоит сказать пару слов — эта музыка на наших просторах не особенно распространена. Она возникла на Ямайке в начале 1960-х — тогда группы типа «Skatalites» смешивали американский джаз с латинскими ритмами и играли все это так, как они это понимали. То есть на слабую долю, с дудками, расслабленно и очень весело.

В 1970-е ска попал в Британию вместе с ямайскими иммигрантами. На новой родине веселья в этой музыке даже добавилось, а вот расслабленность исчезла напрочь — англичане «Madness» сделали ска жестким и агрессивным.

У нас наследие Ямайки наиболее активно осваивала питерская группа «Странные игры», но их работы так и остались широко известными лишь в узких кругах. Единственным всенародно известным ска-номером осталась «2–12–85–06» «Аквариума». Кое-какие отголоски ска можно было найти в раннем «АукцЫоне», в «Бригаде С», ну и в «Ленинграде» тоже.

Сергей Шнуров:  Ска я слушал довольно часто. Хотя на момент написания альбома «Дачники» предпочитал совсем другую музыку. Почему-то я усиленно слушал «AC/DC». У меня был автомобиль «Победа», и я слушал «AC/DC» в автомобиле «Победа». А еще там была одна кассетка, совершенно замечательная, называется «Неизвестный гаражный панк». Мне прислал ее один приятель из Канады. Я долго ее искал и вот нашел. В то время я очень любил такую музыку. А «Победу» я купил у дедушки по объявлению в газете за пятьсот долларов. Машина офигенная, очень хорошая. Приемник поставили и слушали «Ретро FM», а в День Победы вешали на антенну красный флаг.

Хорошо жить группе «Пятница»: когда у тебя в составе два человека и директор, то концертных гонораров в принципе хватает. Но «Ленинград» с самого начала замышлялся как биг-бэнд, а таким коллективам всегда кормиться тяжело: даже приличная сумма, разделенная на десятерых, выглядит убого. Так что на первых порах все «ленинградцы» не только музыку играли, но и работу работали.

Сергей Шнуров:  Пузо работал в шведской строительной компании. Получал по тем временам совершенно бешеные деньги. Долларов что-то около трехсот-пятисот, и это после дефолта! Я работал на радио. Севыч работал на радио. Андромедыч работал на погрузчике пивзавода «Балтика». Тоже получал какие-то нереальные бабки.

Кто еще? Тогда в составе группы был Ромеро. Ромеро преподавал баян детям. Сашко работал в военном оркестре, играл на трубе. Квасо, который играл на тромбоне, работал в мюзик-холле вторым тромбоном… или даже первым? Митя Мельников работал гардеробщиком в клубе «Грибоедов». Вот, наверное, это и был весь состав.

А Леха Микшер — Леха Микшер нигде не работал.

К моменту выхода альбома многие песни из него были уже прекрасно известны публике. В то время Шнур часто пел со сцены еще не изданные вещи — это потом, во времена альбомов «Для миллионов» и «Бабаробот», он прекратил это делать.

Сергей Шнуров:  Вот, например, «Руки из карманов». Это какая-то давнишняя песня. К моменту записи она уже тысячу раз игралась на концертах, поэтому я уже не помню, когда ее придумал. На концертах она звучала постоянно.

Тема тоже взята из жизни. Шнур с милицией сталкивался регулярно, да и сейчас случается. Во время фестиваля «Нашествие-2003. Свободный доступ» наряд приехал за ним прямо в студию «Нашего Радио». Еле удалось отвлечь милицию и вывести музыкантов «Ленинграда».

Сергей Шнуров:  Ну, такого, чтобы у меня в кармане был шприц, — нет, такого не было. А вообще, конечно, да. В нашей стране, по-моему, нет таких людей, которые не пересекались бы с ментами. В Петербурге с этим попроще. Такой жесткости, как в Москве, нет. Да и менты там такие, что в принципе могут отпустить запросто так. А в Москве если не дал денег, то не отпустят ни в какую. Так что это песня скорее про московских ментов.

Песней «Руки из карманов» Шнур, конечно, себе напророчил. В конце 2002 года группу «Ленинград» перестали пускать в Москву с концертами, превратив их таким образом в первый в XXI веке запрещенный в столице коллектив. При том, что концерты, к примеру, неофашистских групп проходят в Москве без особых проблем и собирают свою публику. Тогда, однако, будущих приключений никто не мог предвидеть — все просто развлекались. Не запариваясь даже по финансовым вопросам.

Сергей Шнуров:  Честно говоря, это было хобби. Поскольку мы все работали, для нас это было времяпрепровождение уикенда. Мы собирались вместе, пьянствовали, шутили, радовались, и при этом еще играли музыку.

По поводу репертуара тоже не особо грузились. Весь альбом был сделан за полторы недели, пока Шнур был в отпуске. Материала было навалом. В стандартный концерт влезало десятка три-четыре песен. Все это игралось лихо, но с паузами — кто помнит на сцене «Ленинград» образца 2000 года, тот плохо понимает, как группа вообще могла стоять на ногах.

Сергей Шнуров:  Бывают жутко пьяные концерты, а бывают концерты чуть выпившие. Но сам по себе выход на сцену в пьяном виде целью не является. Просто я не понимаю, как вот можно петь о том, что ты алкоголик и придурок, будучи трезвым как стеклышко.

…

«Звездный» период жизни Сергея Шнурова освещен довольно подробно. О нем пишут и серьезные издания уровня «Новой газеты», и всяческие «желтые» листки. О своей юности он рассказывает реже, зато куда откровеннее большинства коллег.

Сергей Шнуров:  Ленинградский инженерно-строительный институт. Жуткое место, конечно. Потому что там очень сложные переходы и несколько корпусов. Ну и потом, мне не нравятся студенты. Я не понимаю разговоров о том, как кто что сдал, — мне это неинтересно.

Был еще Советский Союз. Тогда в институтах учились в основном друзья из солнечных республик. Чуть ли не 3 сентября кто-то из них подарил нам целый полиэтиленовый пакет анаши. Дальше мы именно этим и занимались. Анаша, правда, довольно быстро кончилась, но тогда было еще разливное пиво. Ходили на концерты «АукцЫона» в ДК работников связи…

Потом у одного моего приятеля собака заболела эпилепсией. Ей прописали какие-то «колеса», которые назывались, как сейчас помню, «Детепил». Будучи экспериментатором по жизни, приятель естественно, решил попробовать их на себе. «Колеса» оказались жуткими галлюциногенами, и дальше весь курс был связан с «колесами» «Детепил», анашой и трехлитровым пивом.

А! Еще был самогон! Его гнал какой-то сосед, и он жутко вонял ацетоном. А стоил самогон пятнадцать рублей!

Песни Шнур писал еще в студенческие времена. А свою первую группу он собрал еще в школе — юные музыканты даже пытались записывать что-то на магнитофон «Романтика», — но потом в творческой жизни Шнура образовался довольно долгий перерыв. Человек, скажем так, набирался жизненного опыта.

Сергей Шнуров:  Тогда было очень модно заниматься золотом. То бишь золото было в дефиците, в ювелирном магазине купить его было невозможно. А тут ты заключаешь фиктивный брак, тебе дают талончик на покупку золотого кольца. Идешь покупаешь — и тут же его сливаешь.

Это было еще в студенческие времена, в Инженерно-строительном. После первой же сессии Шнур оттуда ушел — и вот тогда-то началась взрослая жизнь.

Сергей Шнуров:  Я пошел работать грузчиком в кондитерский магазин. Было жутко блатное место. Там я проработал целых полгода. Прочитал, что требуется грузчик, зарплата сто шестьдесят рублей, подумал: «Нормальные бабки, Серега». И пошел работать грузчиком.

Побочный бизнес там был уже другой. Были такие конфеты… по-моему, они назывались «Юбилейные»… или «Подарочные»?.. Ну, короче, не важно… вот такенные шоколадные коробки, — жуткий дефицит! Стоили они в районе трех рублей. Если ты покупал коробок десять, ты мог тут же слить их по пять рублей бабкам, которые постоянно толкались около нашего магазина. А они потом, наверно, рублей по десять продавали их в районе Сенной площади.

С музыкальным образованием Шнур разобрался несколько раньше.

Сергей Шнуров:  В музыкалке я учился с пяти лет по четвертый класс — почти шесть лет. Это была начальная музыкальная школа. Я специализировался по классу скрипки. После того как я ее закончил, планировалось, что я поступлю в Музыкальное училище имени Римского-Корсакова, а потом в консерваторию.

Но мне скрипка не очень нравилась. Дальше учиться музыке я просто не стал. В детстве я хотел быть летчиком-испытателем, а потом как-то сразу — дипломатом. Потому что я подумал, что дипломат — это нормальная тема: жвачки, джинсы… а у скрипачей или, скажем, у летчиков-испытателей нет ни жвачек, ни джинсов.

Короче, ни летчиком, ни дипломатом Шнур не стал. После того как у него ничего не вышло с институтом, Сергей решил попробовать поучиться в техникуме.

Сергей Шнуров:  Я пошел в Реставрационный лицей. Опять же с приятелем из института, которого выгнали еще быстрее, чем меня.

Вернее, сперва он попробовал заниматься «Солутаном». «Солутан» — это лекарство от кашля, которое продавалось совершенно свободно и стоило копейки, но после небольшой химической обработки превращалось в довольно тяжелый наркотик. Но заниматься «Солутаном» приятелю быстро надоело, и мы решили поучиться еще.

В те времена было много интересных мест, каких-то непонятных лицеев. На какие деньги все они существовали, совершенно непонятно. На лицей, в котором учился я, деньги давала чуть ли не английская королева. Денег было много, и нас там, например, бесплатно кормили три раза в день.

Это-то и было решающим в нашем поступлении. До конца даже доучился! Года три все это тянулось, точно не помню. Теперь у меня есть корка, что я реставратор произведений из дерева четвертого разряда, хотя по идее из техникумов выпускают только с третьим разрядом. Так что я там был на хорошем счету.

На случай, если вы запутались в изгибах трудовой биографии Сергея Шнурова — напомним лишний раз основные вехи:

Школа № 564.

Ленинградский инженерно-строительный институт — ушел после первого курса.

Кондитерский магазин — работал грузчиком.

Реставрационный лицей — закончил за три года, получил специальность реставратора произведений из дерева четвертого разряда.

Курсы при Петербургской духовной академии — проучился три года и ушел.

Работа художником — делал копии картин. Специализировался на голландцах, особенно на Брейгеле-младшем.

Рекламное агентство — работал дизайнером.

Радиостанция «Модерн» — работал промоушн-директором и эфирным ведущим.

Создание группы «Ленинград».

Любимым местом «Ленинграда» в конце 1990-х был петербургский клуб «Грибоедов». Открыли его музыканты дружественной группы «2ва Самолета», а «ленинградцы» и играли там, и просто оттягивались.

Сергей Шнуров:  Мы ходили только в «Грибоедов» и там же репетировали. Зачастую в субботу придешь, нажрешься — и до понедельника наружу не выползаешь. В «Грибоедове» был чулан, где можно было уснуть. Некоторые так и поступали, но у меня хватало сил добираться домой. Хотя если ты не успевал до разводки мостов, то, естественно, ночевал в чулане.

А если мы не сидели в «Грибоедове», то сидели у меня в снятой квартире на Васильевском острове. По пятницам вечером приходили друзья, я ставил им порнуху, кинчики какие-то интересные. У меня был приятель, который потом снимал первые клипы «Ленинграда» — Дима Токин. У него была интересная коллекция видеофильмов. Он приносил фильм, рассказывал о нем, вставляли в видеомагнитофон, и мы все сидели смотрели кино. Я называл все это «мой собственный видеосалон».

Интерес к кинематографу прослеживался у Шнурова задолго до его знаменитых саундтреков. Например, песня «Прогноз погоды» была построена на теме из кинофильма «Эммануэль», которая долгое время звучала в прогнозе погоды самой официальной советской программы «Время».

Сергей Шнуров:  В каком же это классе было? Чуть ли не в шестом. Папа моего приятеля каким-то образом вымутил видеомагнитофон, причем не советский, а «Panasonic». А буквально через пару недель после появления видеомагнитофона мы с приятелем отыскали и место, где папа прячет порнуху. Ну и дальше постоянно смотрели. А «Эммануэль» я посмотрел уже классе в восьмом.

Несмотря на присутствие в тексте матерных слов, песня все же стала радиосинглом. А у себя в Питере Шнур работал промоушн-директором радио «Модерн», выходил в эфир и творил в этом эфире что хотел.

Сергей Шнуров:  В эфире мы баловались вместе с Севычем. Севыч тогда был диджеем. У него была ночная программа, называлась «Эротическое кабаре». Параллельно в этой программе я открыл рубрику, которая называлась «Клуб любителей страхоты». Мы там забавлялись… после чего получали жутких пиздюлей от начальства… Когда в дневном эфире я как-то сказал слово «блядь», по тем временам это было ого-го!

Работа на радио подразумевала прослушивание большого количества новой музыки. Что-то приносили друзья.

Сергей Шнуров:  У меня есть друг, фамилия у него Шамаев. По национальности он чеченец. Я ему постоянно говорю, что он обязательно должен работать диджеем и сделать проект «Полевой командир Шамаев».

Он постоянно таскал мне всякие интересные записи. Он очень увлекался музыкой, при том что до этого пять лет прожил в Валаамском монастыре. Туда он убежал от наркотиков, а потом вернулся. Как раз в этот период мы с ним столкнулись, а потом он опять заторчал и сейчас опять живет на Валааме.

Ну так вот. В тот раз он притащил мне запись группы «Skatalites», как раз с их вариацией на тему Джеймса Бонда. Мне она очень понравилась, и я написал какие-то стишки. Собственно говоря, я украл у них эту тему, чуть-чуть переработал, и вот так получилась эта песня.

В конце концов родоначальники ямайской музыки ска и реггей, группа «Skatalites» добралась и до России. В первый день лета 2001 года они выступили в «Горбушке».

Шнур отыграл на той же сцене за день до них, пригласил всю публику прийти на ямайских дедушек, причем анонсировал их так: дескать, «это те самые, у которых мы спиздили тему „007“». И сам тоже пришел на них посмотреть.

Сергей Шнуров:  Честно говоря, не впечатлило. Я, конечно, готов сказать, что это культовая группа, но все-таки массовая культура, поп-культура — это дело молодых, а дедушкам далеко за семьдесят… Хотя проект, конечно, культовый.

Кстати, сами-то «Skatalites» шнуровскую версию «007» вполне одобрили.

…

Самый легендарный трек с альбома «Дачники» появился в последний момент. И текст, и музыка родились уже в студии, прямо во время записи альбома. Речь идет о песне, которая называется «День рождения», а не так, как ее обычно называют, — «Все задолбало, ваще, на фиг, блин!»

Кстати, насчет дня рождения — тут сразу вспоминается несколько историй. Например, о том, как «Наше Радио» отмечало первую годовщину вещания. День рождения случился в декабре 2000 года. Отмечали его в «Кремлевском зале» ресторана «Прага»: это место очень богатое и торжественное. «Ленинградцев» пригласили туда как гостей — не выступать, а просто зайти. Но шоу они там все равно устроили. В частности, саксофонист Ромеро справил малую нужду прямо на стол, уставленный яствами. На тот самый стол, за которым когда-то Урмас Отт снимал свою нашумевшую программу «Телевизионное знакомство».

Сергей Шнуров:  Для меня это было дико, но сейчас уже немного и смешно. Конечно смешно! Ромеро — ну, он такой. С этим вообще ничего не сделаешь. Совершенно замечательно, что есть такие люди, потому что мало кто ссыт на столы в этом мире. Тем более в ресторане «Прага». Тогда вообще веселое было время.

…

В последний день 1999 года, буквально 31 декабря, Президент России Борис Николаевич Ельцин неожиданно заявил об уходе в отставку, попросил прощения у всего народа и назвал своим преемником Владимира Путина.

Именно эта история подтолкнула Шнура к созданию песни «Я и. о. Б. Г.». Пару месяцев она существовала только как текст, потом была написана музыка.

Сергей Шнуров:  Песня была придумана в момент, когда появились вот эти И. О. и, например, Путин был И. О. Ельцина. Еще была смешная фраза, которую придумала одна моя подружка: «и. о. Иа», — в смысле «исполняющий обязанности ослика из мультфильма про Винни-Пуха».

А Гребенщиков мне нравился еще когда я учился в школе. Мне жутко нравился альбом «Радио Африка» — жутко вообще. Я его запилил. Особенно песня «Я вызываю капитана Африка». Она потом прыгала на каждой секунде, поскольку была прослушана сто миллионов раз. И по-моему, я даже купил вторую пластинку, потому что первую слушать уже не мог.

Когда альбом «Дачники» появился в продаже, он сразу обратил на себя внимание ядовитой ярко-желтой обложкой, на которой был изображен смешной уродец с лопатой. Это тоже была работа Шнура.

Сергей Шнуров:  Оформление альбома я нарисовал на компьютере. На работе как-то задержался и нарисовал. У меня до сих пор есть такой друг, Петрович. Тогда он был креативным директором радио «Модерн». Петрович первый увидел этого зеленого человечка и говорит:

— Да! Офигенно! Офигенное оформление! Так и оставляй!

А все внутренности потом, конечно, испортили местные издатели: дурацкий шрифт внутри альбома, дурацкие фотографии. Зато обложка хорошая. На мой взгляд, она яркая получилась и до сих пор, по-моему, узнаваема.

Рисованные персонажи встречались и среди песен альбома. Вообще, ближе к концовке его оказался такой «кинематографический блок» — сразу три песни по мотивам легендарных фильмов. Самым культовым киногероем, помянутым в альбоме «Дачники», стал железный Арнольд Шварценеггер — Терминатор, он же Терминатор-2. Третий тогда еще не сняли.

Сергей Шнуров:  Терминатор — это, пожалуй, Илья Муромец в современной мифологии. Ну, может быть, не Илья Муромец, но вот какое-то мифическое животное. Давно вошедшее в культуру и плотно в ней сидящее. Занимающее свою нишу, почти как Ленин.

Именно эта песня стала первым радиохитом с альбома «Дачники» — остальные вещи пошли в эфир значительно позже. Так что для многих слушателей «Ленинград» начался именно с «Терминатора». И именно эту песню громче всех хором пел ипподром в Раменском во время фестиваля «Нашествие» в 2000 году.

Это было первое выступление «Ленинграда» на большой публике, к которому музыканты подготовились основательно. Вокальные партии в песне были усилены женским бэк-вокалом Светланы Колибабы — она потом засветится со Шнуром в проекте «Три дебила», а еще позже начнет сольную карьеру.

Не только Света, но и все музыканты вышли на сцену Раменского в женских платьях. В том числе и сам Шнур.

Сергей Шнуров:  С платьем? А, это Светик мне купила платье в секонд-хенде. Мы чего-то ходили-ходили, и купили мне платье. По-моему, за восемьдесят рублей. Потом, пока оно не порвалось, я очень долго в нем выступал. Это было давно.

А в тот раз мы отыграли «Нашествие» и поехали в клуб «Бункер». У нас был концерт, и в этот же день у Лехи Микшера был день рождения. Мы пили водку из горла прямо на сцене, а потом в момент соло я залез на плечи Пуза, и Пузо держал меня, а я играл соло… Было круто.

Спустя год, в 2001-м, уже на следующем «Нашествии» к группе «Ленинград» присоединился Гарик Сукачев. Причем самые нецензурные строки он выпевал с особенным удовольствием.

Сергей Шнуров:  С Гариком я впервые пересекся на его концерте. Я тогда принес ему кассету, по-моему, даже еще не совсем готовую, а рабочее сведение. Это был альбом «Дачники», я отдал ему, и Гарик стал, наверное, одним из первых слушателей этой пластинки.

Сукачева особо зацепила песня «Все это рейв», ее он тогда на «Нашествии» и спел. Шнур в рейве толк знал, ходил на гигантские питерские техно-фестивали, типа «Восточного удара», а вот в Берлин на «Love Parad» не ездил — по вполне прозаической причине.

Сергей Шнуров:  У меня паспорта не было. В гражданском кончилась фотография, а без гражданского заграничный не давали. За границу я поехать не мог, так что во всякие там Белоруссии и Финляндии группа ездила без меня. Пел Пузо. Да, во время первых заграничных гастролей группы «Ленинград» в ней пел не я, а Пузо.

Вот в таком рейверском стиле (слово «rave» переводится еще и как «безумие») группа «Ленинград» и прожила тот год. Да, пожалуй, и несколько последующих. Казалось бы, найденную однажды золотую жилу можно разрабатывать и дальше, но постепенно «Ленинград» менялся.

Уже в 2001 году прямо из студии была украдена кассета с черновыми записями новых вещей — страшных и жестких. Она пошла в народ под названием «Я бухаю, но могу ускориться». Строчка была взята из песни «Мне бы в небо», вошедшей в официальный альбом «Пираты XXI века». Потом будет много всего, шлейф самой скандальной группы страны так и будет тянуться за Сергеем Шнуровым и его коллегами…

Но все это будут уже совсем другие истории…

История продолжается!