18
Группа «Мумий Тролль». Альбом «Морская» (1996)
— Борис Ельцин переносит операцию на сердце. У ведущих новостей появляется новая профессиональная скороговорка — «аортокоронарное шунтирование».
— Россия получает от Международного валютного фонда самый большой кредит: шесть миллиардов девятьсот миллионов долларов. Куда они делись — никто до сих пор не знает, хотя многие догадываются.
— В Елабуге открывается автомобильный завод компании «Chevrolet».
…а на российских оптовых рынках особым спросом пользуются следующие кассеты:
Влад Сташевский — «Позови меня в ночи», Андрей Губин — «Лиза», Валерий Меладзе — «Лимбо».
Чтобы понять Россию 1996 года, нужно найти альбом «Снежный лев» группы «Аквариум» и внимательно послушать песню «Древнерусская тоска». Понятно, что Гребенщиков меньше всего хотел сочинить песню «на злобу дня», но получилось так, что именно она стала отражением времени.
Характерным было и то, что «Древнерусская тоска» появилась отнюдь не в России — сочинили ее в Египте, а записали в Лондоне. С одной стороны, так была продолжена классическая традиция смотреть на Родину со стороны — недаром же «Мертвые души» были написаны в Риме, а «Записки охотника» во Франции и Италии. С другой стороны, в 1996-м многие пишутся на Западе. Цены там уже приемлемые — по крайней мере, для топовых российских рок-музыкантов. При этом культура звукозаписи несравненно выше, студии богаче, проблем со въездом-выездом нет, да и музыкальная жизнь куда интереснее, чем в Москве или в Питере.
Потому «Аквариум» безвыездно пишется в Лондоне с помощью музыкантов «Rolling Stones» и «Jethro Tull», а «ДДТ» записывает альбом «Любовь» в Бостоне с помощью менеджера «Aerosmith» Тима Коллинза. Наконец, в том же 1996-м в том же Лондоне создается альбом, который станет переломным в истории и отечественного рока, и отечественной поп-музыки.
Илья Лагутенко: Мое историческое, экономическое и филологическое образование говорило мне о том, что университетское образование пора применить в жизнь. Время распорядилось по-другому. Оказалось, что все эти образования ни к чему не пригодны.
Работа в этом русле как-то не складывалась, и мои друзья потихонечку стали закидывать удочку в плане того, нельзя ли реанимировать группу начала 1980-х годов — «Мумий Тролль». Всерьез занятия музыкой я никогда не воспринимал. «Мумий Тролль» был детской забавой. У меня была глубокая убежденность, что все это интересно, была своя концепция группы, да только все эти концепции никак не сочетались с реальной ситуацией, которая складывалась на музыкальном рынке страны.
Жизнь главного «тролля» Лагутенко бурлила, что тоже было характерным для того времени, когда люди перестали уезжать и начали ездить. То есть проблема эмиграции, столь острая на рубеже десятилетий, как-то сразу снялась.
В начале 1990-х Лагутенко уехал в Китай, потом перебрался в Лондон — однако при этом сохранил российский паспорт и время от времени заглядывал домой. Во время одного из таких заездов на родину и была написана песня, открывающая альбом «Морская».
Илья Лагутенко: «Вдруг ушли поезда» — эту песню я извлек из черновиков, посвященных моему первому пребыванию в Петербурге. Я тогда первый раз попал в город на белые ночи. Навещал своего приятеля, закончившего восточное отделение тогда еще Ленинградского университета. Мы с ним вместе проходили стажировку в Китае. И вот он пригласил меня отпраздновать это мгновение. Отпраздновали мы его весело, феерически, жестко, по-студенчески. И вот все эти воспоминания сложились в строчки еще до того, как я начал работать над пластинкой «Морская». Нужны были новые песни, и вместо того, чтобы черпать их из вдохновения, я взял свои старые материалы.
Действительно, многие песни на альбоме рождались из старых черновиков. На официальном сайте «Мумий Тролля» представлена хронология деятельности группы, и по ней видно, насколько стремительно развивались события. В мае Лагутенко и его владивостокский приятель Леонид Бурлаков решили возродить группу, а уже в июле демо-версия альбома легла на стол руководителей крупнейших российских рекорд-компаний и была ими единогласно отвергнута. Кстати, песня «Вдруг ушли поезда» была первой, записанной на пленку для демо-версии альбома. Понятно, что при работе не обошлись без домашних заготовок.
Илья Лагутенко: Была поставлена задача записать альбом и написать десять песен. Но очень быстро стало понятно, что за такие короткие сроки выдать десять новых шедевров — для меня это невозможно. И я стал привлекать прежний багаж. У меня всегда были с собой всякие записки, черновики. Захотел — написал песню, не понравилось — переписал…
До 1997 года — до момента выхода альбома «Морская» — о группе «Мумий Тролль» за пределами родного Владивостока знали немногие. Разве что в энциклопедии «Рок-музыка в СССР» под редакцией А. К. Троицкого в главе «Дальневосточный рок» «Мумий Троллю» уделили пару строк. Да и те писал не он. Сказали, что группа «ориентируется на подростковую аудиторию со свойственной ей атрибутикой дискотек и пляжей». А лично про Илью Лагутенко написали, что он обладает «своеобразным обаянием пластмассового мальчика».
На момент выхода книги — то есть в 1990 году — «пластмассовый мальчик» успел побывать вполне натуральным солдатом срочной службы, студентом Дальневосточного государственного университета и еще много кем. Что же до музыкальной стороны вопроса, то в активе «Мумий Тролля» к 1990 году было два магнитоальбома.
Судьба этих записей была очень разной. «Новая луна апреля», созданная пятнадцати-шестнадцатилетними мальчишками, произвела маленькую сенсацию. Песни, записанные на самодельном аппарате в полуподпольной студии, крутились на всех дискотеках Владивостока, транслировались по японскому радио и звучали даже в продвинутой ленинградской дискотеке «Невские звезды». Той самой, в которой Ленинградское телевидение снимало всех значимых персонажей российской сцены — от «Аквариума» и «Телевизора» до Аллы Пугачевой и Игоря Николаева. И видимо, питерские рокеры очень внимательно слушали кассету, присланную из Владивостока. Во всяком случае, звучание «Кино»-88 и «Мумий Тролля»-85 было очень схожим — с поправкой разве что на уровень записи. А вот следующий магнитоальбом, «Делай Ю-Ю», вышедший в 1990-м, замечен не был.
От того периода в «Морской» остались четыре так называемых «бонус-трека». В том числе и главная песня раннего «Мумий Тролля» — «Новая луна апреля».
Илья Лагутенко: Наверное, никто этого теперь уже не помнит, но с этой песней тоже связаны различные веселые истории. В свое время из-за нее «Мумий Тролль» стали запрещать — была тогда такая практика: запрещать группу, запрещать музыку. Дело в том, что власти решили, будто «Новая луна апреля» — это некая издевка над апрельским пленумом КПСС 1986 года, на котором Горбачев провозгласил борьбу с алкоголизмом.
Я понимаю, что вот сейчас мы говорим, и это звучит полнейшим бредом, но для меня это и тогда уже звучало бредом. А вот для многих других людей это так не звучало. Миф упорно распространялся. В том числе и за пределами Владивостока. Я прекрасно помню, как приезжал в Питер и в Москву, и люди, которые никогда в жизни не слышали наших песен, говорили:
— Да-да-да! Я знаю вашу группу! У вас есть песня против апрельского пленума!
Нас сходу начинали уважать. А я не опровергал эти слухи: как хотите, так и думайте. Может, однажды вы и песни послушаете, а там уж решите для себя, об этом песня или не об этом.
…
Последние курсы университета, 1989–1991 годы — это распад Советского Союза и вся связанная с ним вольница. Люди стояли в очередях, ходили на митинги, запоем читали газеты и смотрели телевизор, ходили на стадионы — сначала на «Кино», а потом и на «Ласковый май». А самые прозорливые уже тогда начинали делать деньги.
Что могло быть более унылым и бесперспективным зрелищем, чем советский старший научный сотрудник возраста сорока трех лет? Но именно в 1989-м сорокатрехлетний старший научный сотрудник Борис Березовский организует АО «ЛогоВАЗ». Незадолго до этого подающий надежды театральный режиссер Владимир Гусинский закрыл свой первый кооператив «Металл», в котором делал женские украшения и железные гаражи, и переключился на консультации и политический анализ в новом кооперативе «Инфэкс». В 1989-м Гусинский создал на его основе совместное с американцами предприятие «МОСТ». Их младший современник Роман Абрамович тоже стартовал на рубеже 1990-х — тогда он делал игрушки из полимеров вместе с будущим руководством «Сибнефти» в кооперативе «Уют».
Это было в Москве, а что же творилось во Владивостоке, где всегда было «до Бога высоко, до царя далеко»? Там началась полная лафа. Сперва порт открыли для захода американских и филиппинских кораблей. В городе появились первые компакт-диски — на пару лет раньше, чем в остальной России, — плюс море почти халявной бытовой техники. Чуть позже пошли и первые дешевые иномарки на Зеленом углу. Зеленый — это из-за сопок, а не из-за баксов. Так или иначе, жизнь наступила веселая, но для студентов-гуманитариев малоподходящая. Илье Лагутенко тоже пришлось приспосабливаться.
Илья Лагутенко: Песня «Забавы» родилась из каких-то воспоминаний о жизни во Владивостоке в начале 1990-х. Время было суровое, очень неспокойное. Тогда у каждого в голове были собственные методики завоевания мира, которое начиналось буквально с соседнего ларька. Соответственно, люди и гуляли так же.
У меня была определенная практика работы в точках общественного питания. Какое-то время в городе Владивостоке я постоял за барной стойкой. Все эти персонажи через меня, скажем так, проходили. Об очень многих событиях я знал не понаслышке. Можете воспринимать песню «Забавы» как реальную историю. У Элтона Джона была такая песня, суть которой: не стреляйте в пианистов. А здесь суть в том, что пианиста все-таки застрелили. У них там «Не стреляйте!» — они и не стреляют. А у нас сначала стреляют, а потом спрашивают: «Что? Не надо было, да?»
Развеселый конец 1980-х перетек в куда менее веселые 1990-е. После 1991 года каждый сам выбирал, как станет жить дальше.
Илья Лагутенко: Распад Советского Союза застал меня в Китайской Народной Республике. Там я проходил практику. Нам было предложено: или можете учиться дальше, но уже на правах китайских студентов, или возвращайтесь домой и делайте что хотите. Я предпочел учиться на правах китайских студентов.
На родину все равно пришлось вернуться, потому что я считал, что надо бы закончить университет. Я вернулся и обнаружил, что как именно ты будешь его заканчивать — это было уже твое личное дело. И зачем ты его будешь заканчивать — тоже. Все в одночасье развалилось, никаких наработанных траекторий не осталось. Раньше ты заканчиваешь университет, и у тебя есть специальность, которую ты можешь применить в жизни. Можешь заниматься внешнеэкономической деятельностью или податься в военные переводчики. А теперь тебе отдавали диплом — и устраивайся как хочешь.
От такой свободы кружилась голова: свободный выбор во всех отраслях собственной жизни. Стипендии платить перестали, и приходилось подрабатывать. Те, кто более или менее знал язык, сразу шли на какую-то работу. Иначе было не выжить.
…
«Китайский» период в истории Ильи Лагутенко освещен значительно меньше, чем все, что было до и после. Официальная биография группы под названием «Правда о мумиях и троллях» описывает это время так: «Илья по-прежнему изучает древние религии, слушает народную музыку, читает в оригинале „Книгу перемен“. По ночам ему снятся китайские императоры, самураи и дряблые курители опиума». Может, во сне оно так и было, хотя Лагутенко человек слишком дотошный, чтобы видеть японских самураев в китайских снах. Во всяком случае, действительность была другой.
Илья Лагутенко: Я работал в финансово-инвестиционной компании. Это была реальная компания, которая осуществляла реальные стройки, но, к сожалению, получилось у нее не все. Проект был серьезный и интересный. Даже сейчас, спустя годы, он имеет право на существование. Но в связи с трениями между нашими странами не все планы осуществились. Кому, как не россиянам, это понимать?
Короче говоря, китайская работа Ильи была очень нешуточной. Настолько нешуточной, что и сейчас, спустя десятилетие, он старается о ней особенно не распространяться. Во всяком случае, в то время Илье было не до песен. Они почти не писались, хотя кое-что из написанного в Китае вошло-таки потом в альбом «Морская». Например, песня «Девочка».
Илья Лагутенко: Сейчас я уже не помню, где именно была написана песня «Девочка». Единственное, помню, что написал ее за пианино. Игрок я неважный, но первый куплет просто сел за пианино и написал. Вот знаете, так бывает: сел — и песня готова!
Она потом жила своей жизнью. Действительно, в Китае я переложил «Девочку» на китайский язык. Но имелось в виду не серьезная заявка на китайскую сцену, а что-нибудь вроде студенческих капустников.
Интересно было бы сейчас послушать те песни, которые Лагутенко пел на китайском языке. Однако Илья категорически отказывается их вспоминать.
Илья Лагутенко: Я вообще очень щепетильно отношусь к своим текстам на иностранных языках. Недавно мне показали картину с иероглифами. Автор убеждал, что это что-то значит, но я-то прекрасно знаю, что таких иероглифов нет! Работа над другим языком — это для меня всегда очень серьезно. Наверное, во мне все еще живет переводчик. Я с трепетом отношусь к чужому языку.
В конце концов, слегка утомленный китайской экзотикой, Лагутенко взял билет до Лондона. Благо до азиатского экономического кризиса 1998 года рейсы между столицами Европы и Азии были частыми, это потом прежний объем перевозок восстановили с трудом. А тогда, в 1996 году, из Китая в Британию можно было даже не долететь, а доехать — дело в том, что соседний Гонконг доживал последний год под британским протекторатом. А вот в следующем, 1997-м, когда альбом «Морская» уже вышел в свет, Гонконг официально вернулся в состав Китая.
Илья Лагутенко: Я до сих пор жалею, что не побывал в Гонконге до его объединения. Так случилось, что в то время, когда я жил в Китае, это было довольно сложно: визу нужно было получать через английское посольство, и как-то не сложились обстоятельства. К тому же меня больше интересовала китайская глубинка. Я понимал, что если сейчас не съезжу, то больше никогда туда не попаду.
А про Гонконг я думал, что это все-таки мировой центр. Рано или поздно и туда заеду. Но в Гонконг я попал только спустя довольно большое время. И там, конечно, от былой развеселой жизни уже ничего не осталось. Поглощение этого города Китаем в принципе стало одним из самых значимых событий второй половины ХХ века. Круче, чем падение Берлинской стены. Это было громадное поражение старого капитализма от нового, никому не понятного коммунистического капитализма.
…
И вот Илья оказывается в Лондоне. Работа непыльная — бизнес-консалтинг одной из русских фирм. Денег мало, зато график гибкий и времени много — можно ходить по концертам! А в Лондоне в тот год было на что посмотреть. 1996-й — это расцвет брит-попа, это битва гигантов «Oasis» и «Blur», то ли возвращение 1960-х, то ли пародия на них. Впрочем, Лагутенко больше интересовали группы не стадионные, а клубные.
Илья Лагутенко: Я посещал все клубы и все концерты. Не важно: интересные — неинтересные, я впитывал любую доступную информацию. Уж коли я здесь оказался, то должен воспользоваться ситуацией по максимуму. Я интересовался музыкальной прессой, смотрел, что происходит, завел кое-какие знакомства среди музыкантов… При этом мне было неинтересно смотреть группы, которые уже достигли какого-то уровня и все о себе знали. В основном я посещал концерты групп, которые сейчас уже никто и не помнит. Это были в хорошем смысле слова группы-однодневки. Просто они не выжили, не пробились, но тогда именно они формировали лицо британской сцены.
Однако среди клубных команд, за которыми следил Илья, хватало и довольно громких имен: например, «Dubstar» или «Lightning Seeds». А знакомство с группой «Swear» принесло и практическую пользу — их барабанщик Мэтт Бодди и вокалистка Али Маас позже примут участие в записи «Морской». Что же до песен, которые начали сочиняться в Лондоне, то они, как ни странно, подпитывались старыми, владивостокскими, воспоминаниями.
Илья Лагутенко: «Морская болезнь», это из серии владивостокских песен… Это реверанс в сторону любимого города, каких-то символов, связанных со временем, которое я там провел. Я не скажу, что мне чего-то не хватало, — мне даже было замечательно в Лондоне без чего-то владивостокского. Тут дело не в ностальгии, не в плаче по березкам. Я не испытывал сентиментальных чувств. Больше хотелось объединить все это. Приехать во Владивосток, рассказать, как у меня дела, чем занимаюсь. В Лондоне хотелось подробно рассказать, кто я, откуда растут ноги.
Кроме упомянутых Мэтта Бодди и Али Маас, Лагутенко помогли в студии гитарист Род Блейк, звукорежиссер Крис Бенди, а также несколько знакомых из России. Помимо самого Ильи русскую фракцию составляли еще три человека.
Во-первых, Леонид Бурлаков — соавтор нескольких песен и человек, нашедший деньги на запись. Не просто нашедший — он распродал все свое имущество, чтобы записать этот альбом. Вторым был клавишник и аранжировщик Александр Краснов. Оба они вместе с Ильей стояли у истоков «Мумий Тролля» еще в 1983-м.
Наконец, третий, Юрий Степанов, принадлежал истории не только группы, а российского рока вообще. Он начинал еще в 1970-е в составе легендарной питерской команды «Мифы», которая тогда вгоняла в ступор саму «Машину Времени». На рубеже 1980-х Степанов из «Мифов» ушел и записал свой сольный альбом. Это была первая работа студии Андрея Тропилло, в которой потом писался весь Питер — от «Аквариума» до «Ноля».
В 1980-м Степанов перебрался в Лондон. В альбом «Мумий Тролля» он включился с энтузиазмом, хотя и без особого толку.
Илья Лагутенко: Юра Степанов подпевал у нас на пластинке своим хриплым голосом и подыгрывал на клавишах. Он не очень хорошо справлялся со своими обязанностями, ну да это и не главное. Заслуга его не в этом.
После того как альбом был готов, мы сели и стали решать: какая песня там потенциальный хит? И только Юра сказал:
— «Владивосток-2000»!
Все ему говорили:
— Да ты что?
А он отвечал:
— Не знаю. Мне нравится.
Сама эта песня пришла как раз накануне записи пластинки. Мне всегда казалось, что 2000 год так далеко, еще уйма времени, а тут вдруг начались все эти истерики по поводу миллениума. Об этом я и хотел сказать — но, например, наш звукорежиссер-англичанин говорил, что для него эта песня вообще непонятна. «Она какой-то ваш „рашн рок“», — говорил он.
Наверное, это своего рода комплимент. Наверное, это здорово, написать что-то такое, что понятно только нашему русскому человеку.
Песня «Владивосток-2000» была написана одной из последних, а ее третий куплет вообще досочинили прямо во время записи.
Илья Лагутенко: Многое сочинялось уже прямо на записи и дописывалось непосредственно в студии. Времени было мало, а тут оказалось, что во «Владивостоке-2000» и текста маловато. Приходилось дописывать на ходу. Я лепил текст сидя на корточках, а музыканты ждали, прямо за инструментами. Отсюда и появились строчки про «фантики», «жвачки» и «рельсы из кармана страны».
В 1998 году песня «Владивосток-2000» была экранизирована. Режиссер Антон Борматов и оператор Станислав Михайлов сняли концертное видео во время выступления группы в родном Владивостоке.
Илья Лагутенко: Сама история Владивостока довольно странная. Город основали хоть и русские, но черт знает где, на самом краю земли, очень далеко от метрополии. Я до сих пор не понимаю, почему в царской России отдали таитянские колонии, а Владивосток оставили. Мне кажется, лучше, если было бы наоборот. Думаю, было бы неплохо родиться в СССР, в Таитянском автономном округе. Всю жизнь провести под пальмами, на пляже, серф, бора-бора и все такое.
…
В Лондоне Лагутенко плотно занимался не только музыкой, но и кинематографом. В самом прямом смысле — одним из основных источников его заработка были съемки в массовках.
Илья Лагутенко: Я ходил на съемки фильмов «Святой» с Вэлом Килмером и «Шакал» с Ричардом Гиром. Правда, потом большинство из них в прокате я так и не увидел. В прокате смотреть неинтересно — я жду, пока выйдет кассета, чтобы посмотреть на перемотке, — посмотреть, присутствую я там или нет. Знаете, это ведь такой определенный спорт: ты снимаешься в массовке, а потом ждешь: покажут тебя или нет? Войдет при монтаже кусок с твоим лицом или не войдет? Бывает, ты и снимался-то всего ничего, а потом бац! — и лицо на пол-экрана промелькнет.
У людей, снимающихся в этих фильмах, есть определенная тусовка. Они собираются, обсуждают, кто где снимался, в каком фильме больше платят… Вы знаете, больше платят в фильмах с овертаймом, то есть когда вы работаете больше назначенного профсоюзом времени. Работаете больше всего на час — а вам за это двойная зарплата плюс премии, плюс еще и до дому довезут… Поварившись во всем этом, я понял, что для меня стать звездой кино — раз плюнуть…
…
Работа над альбомом неслась на всех парах — и чем более поджимали сроки, тем более вдохновенно работал Илья. Песня «Утекай», один из главных хитов альбома, была написана, что называется, «на раз». Кажется, Лагутенко проще было придумать ее, чем потом объяснить английским музыкантам, что от них требуется.
Илья Лагутенко: Когда я писал эти «ла-ла-лай», я понимал, что это практически гениально. Должна была получиться простая, убедительная песня, и при этом я совсем не надеялся, что английский гитарист это сыграет. Он все пытался приукрасить, а нам этого было не нужно. Партию, которую я сыграл на клавишах одним пальцем, долго не могли исполнить профессиональные клавишники. Им все казалось, что чего-то не хватает. Я объяснял: тут все гораздо проще. Па-па — и все!
Именно композиция «Утекай» первой была вброшена на российский рынок. Еще никто не слышал альбома — но о клипе, снятом Михаилом Хлебородовым, знали уже все.
Илья Лагутенко: Для меня это был новый опыт. Прежде в видеоклипах я не снимался, но ни мандража, ни нервозности на этот счет не чувствовал. Мне казалось, что это должно быть очень легко: вышел, спел, а они сняли.
В тот раз были построены две разные декорации: для клипа «Утекай» и для клипа «Кот кота». Причем в задумке это должна быть некая история, перетекающая из одной в другую. И это «из одной в другую» решили сделать посредством девушки. После съемок я многораз ее встречал, но никогда не мог узнать, потому что в клипе она была лысой, а с тех пор лысой больше не появляется. Это была идея Хлебородова: ножницы и бритва, — вживую, прямо в клипе, в реальном времени я должен был ее подстричь.
С ножницами в руке Илья Лагутенко предстал перед российским зрителем — и нанес ему удар в самое сердце. Ну, конечно, скорее не зрителю, а зрительнице. Потом Илья перевыполнит план по массовой стрижке на открытии «Нашествия-2002», да и в дальнейшем ему придется пощелкать ножницами…
Илья Лагутенко: Честно говоря, ничего особо революционного в этой идее я не видел. Но потом оказалось, это действительно произвело большой фурор. До сих пор люди вспоминают, и даже, видите, в фильме «Ночной дозор» меня решили сделать парикмахером, хотя мог быть, наверное, кем угодно.
На самом деле ножницами я умел пользоваться. В армии я подстригал многих своих товарищей, делал им модные прически. Как держать в руках ножницы, я знал, а вот машинка была ужасная. Как сейчас помню: девушка кричала и визжала, ей, бедняжке, конечно, досталось.
Съемки уложились в два дня. Помимо «Утекай» тогда же был снят клип на песню «Кот кота».
Текст этой песни Илья тоже нашел в черновиках — в своей юношеской поэме под названием «Рво-Та». Соответственно, появилась песня тоже в Лондоне и тоже в последний момент перед записью. Одной из фишек клипа на эту песню по замыслу режиссера стали гигантские рыжие тараканы. Их привезли на съемочную площадку вместе с дрессировщиком. Тот бродил вокруг тараканов в огромных кирзачах и время от времени подхлестывал насекомых маленьким кнутом — чтоб они глубже вживались в мизансцены. Гитарист Род Блейк потом вспоминал в одном из интервью, что тараканы перепугали его до полусмерти.
Илья Лагутенко: Откуда брали этих тараканов, не знаю. Говорят, откуда-то выписывали. Режиссер хотел, чтобы в клипе бегали тараканы, но если бы они снимали наших тараканов, то в кадре они получились бы не такие эффектные. Поэтому они специально заказали очень больших тараканов, в каких-то там зоофирмах, которые привезли им тараканов чуть ли не из Мозамбика. Этих киношников — их не поймешь. У них всегда какие-то собственные придури в головах. По мне, так можно было снять маленького таракана и потом на компьютере увеличить.
С таким материалом можно было ехать покорять Россию. Начали с английской радиостанции Би-би-си. В день окончания работы над альбомом «Мумий Тролль» отыграл концерт в программе Севы Новгородцева.
Илья Лагутенко: Если меня спросят, как стать звездой и известным певцом, я смогу предложить формулу: родиться во Владивостоке, играть в местной группе, изучать в университете китайский язык, потом уехать на практику, не вернуться на родину, круговым путем прибыть в Лондон, заниматься там переводами, актерствовать. А потом по приглашению друга записать первую пластинку и сходить на Би-би-си, чтобы сыграть ее там для всей страны. Так произошло с «Мумий Троллем», и я рад, что был частью этого процесса, а теперь могу рассказать вам формулу успеха.
День выхода альбома «Морская» — 24 апреля 1997 года — стал одной из ключевых дат в истории российской рок-музыки.
Собственно, к рок-музыке это трудно отнести — альбом тем и замечателен, что с его выходом плотная стена между роком и поп-музыкой была пробита одним ударом. И не случайно ни одна рекорд-компания поначалу в «Мумий Тролль» не поверила — слишком это было непохоже на то, что творилось вокруг.
Оказалось, что року совершенно незачем быть занудным и трехаккордным — в нем вполне допустима раскованность и изобретательность. Оказалось, что чисто развлекательная, популярная музыка вовсе не обязана быть тупой и примитивной — ее можно делать неодномерной и интеллигентной. Такого обаяния, хулиганства, таких абсурдистских игрищ и такого потока идей в российской музыке не было со времен аквариумовского «Треугольника».
В одночасье Илья Лагутенко и его товарищи стали суперзвездами и даже чем-то большим — они стали символом нового поколения российских музыкантов, которые до сих пор обсасывают находки альбома «Морская».
Сами «тролли» в 1997-м уже были далеки от этого — летом того же года они записывают столь же блистательный, но совершенно не похожий на «Морскую» альбом «Икра». Но это была уже совсем другая история…
19
Группа «Вопли Видоплясова». Альбом «Музiка» (1997)
— Москва празднует 850-летие.
— Пост № 1 перенесен от Мавзолея Ленина к Вечному огню.
— Подписан договор о союзе между Россией и Белоруссией.
— На пятой кнопке Российского телевидения открывается телеканал «Культура».
— Несмотря на протесты православной церкви, телеканал НТВ показывает фильм «Последнее искушение Христа».
— Распадается «Наутилус Помпилиус», появляются группы «Ленинград», «Пилот» и «Маша и медведи».
— Компакт-диск на «Горбушке» стоит пятнадцать рублей.
…а в Москве теперь можно не только услышать, но и увидеть вот это:
Паваротти— «Nessun Dorma», БрайанАдамс— «Everything I Do, I Do It for You», Жан-МишельЖарр— «Oxygene».
1997 год — последний более-менее стабильный год. Последний, когда не происходит ничего. Президент и премьер — прежние, курс доллара болтается в валютном коридоре между пятью и шестью рублями. Денежная реформа проходит незаметно и безболезненно: в ходе деноминации старые тысячные купюры меняются на новые рубли, а монетные дворы полным ходом чеканят позабытые за перестроечные годы копейки. На музыкальной сцене прорывом года становится группа «Мумий Тролль» — ее лидер Илья Лагутенко возвращается в Россию из Лондона, чтобы доказать, что брит-поп можно взрастить на российской почве. Однако в целом русский рок и модная живая музыка считаются коммерчески бесперспективными. Рок-группы крутятся на региональных радиостанциях, играют в маленьких клубах и пользуются относительной популярностью только в родных городах.
За пару-тройку лет Москва выбилась в число концертных столиц мира. Для мировых звезд стало в порядке вещей ставить в график турне и Москву, и Петербург. «Железный занавес» был, считай, прорван, оставалось прорваться к ближайшим соседям. То есть если новости из Лондона и Нью-Йорка поступали регулярно и первой свежести, то, что творится у наших соседей, за Белгородом, никто в российских столицах и понятия не имел. Эту ситуацию смогли изменить только герои данной главы.
…
В конце 1980-х годов в Киеве существовало своеобразное художественное объединение под названием «Артель». В него входили три самые модные украинские группы — «Вопли Видоплясова», «Коллежский асессор» и «Раббота Хо».
Музыка «Воплей» была наиболее доступна массовой публике. Недаром уже их первое выступление в киевском танцевально-концертном зале «Современник» сделало группу знаменитой. Фишка «Воплей» была простой, как и все гениальное: язык. Потому что в то время на Украине на родном языке не пел никто.
Олег Скрипка: Ни для кого не секрет, что для русского уха украинский язык звучит смешно. Это такая смешная версия русского языка. Но по-доброму смешная. Мы абсолютно не идиоты, и мы умеем говорить на русском языке. Но и поем, и конферанс ведем на украинском — мы знаем, что это звучит смешно. И потом, для нас это было просто — украинский язык приятен для пения.
В тот момент Советский Союз переживал упадок. На Украине начали активно действовать сепаратистские политические силы. На какое-то время петь на украинском языке стало актуально. И многие роковые группы, которые пели на русском, вдруг перешли на украинский. Но мы в этой струе выглядели прилично — мы как пели про любовь, так и продолжали. А было актуально петь о том, что страна замучена москалями или еще кем-то. Потом, с независимостью Украины, это стало как-то неактуально. Внешних врагов не осталось, и надо было просто тупо строить собственную страну. Если уж это не получается — других виноватых нет. И на такие группы перестали обращать внимание.
Как известно, хедлайнер украинской рок-сцены родился отнюдь не на Полтавщине, а в Таджикистане. Однако бо́льшая часть его жизни была связана с Киевом, да и сама идея рок-н-ролла по-украински — киевского происхождения.
Олег Скрипка: Надо понимать, что Украина делится на Западную, Восточную и Киев. Западная Украина русскоязычную эстраду не воспринимает вообще. Восточная Украина никак не воспринимает украинский язык. И есть Киев — русскоязычная, но украинопоющая столица. Как я — говорю по-русски, а пою по-украински. Только «Вопли» могут гастролировать в любой части страны и собирать полные залы.
К концу 1980-х положение на Украине с концертами стало невозможным, и две из трех групп, входивших в «Артель», на долгие годы прекратили свое существование. «Воплям» повезло больше: их заметили и пригласили во Францию. Вместе с «Кино», «АукцЫоном» и «Звуками Му».
Олег Скрипка: Во Францию мы попали следующим образом: в декабре 1988 года мы выступали на рок-фестивале в Москве. Называлось все это «Рок — Сырок». На фестиваль приехало много европейских продюсеров. И люди из французской продюсерской фирмы, которая назвалась «Янус», встретились с нами и подписали контракт на концертную деятельность. Так в 1990 году мы первый раз выехали во Францию.
Вообще-то «Кино» и «АукцЫон» увидели Эйфелеву башню чуть раньше «Воплей». Обе группы съездили очень плодотворно. Так, например, «киношники» свели во Франции альбом «Печаль», а «АукцЫон» выпустил компакт-диск «Как я стал предателем». «Вопли» поехали позже, зато и задержались намного дольше.
Олег Скрипка: Самый первый концерт — это был крупный фестиваль не только рок-музыки, а вообще европейской музыки «Весна в Бурже». Очень крупный фестиваль. Мы там выступили, и потом нас возили по другим фестивалям и по концертным площадкам. В то время у власти были социалисты и Франция была социалистическим государством. Не знаю, как сейчас, а тогда культурные мероприятия субсидировались государством. Мэрии городов строили большие Дворцы культуры, и каждую пятницу там было запланировано культурное мероприятие.
Все это совпало с потеплением отношений с Советским Союзом. Украинский, советский рок — это было очень интересно и молодежи, и французским властям. Мы объездили очень много городов во Франции и даже захватили Италию со Швейцарией.
Вопреки сложившейся традиции участники группы «Вопли Видоплясова» за границей профессию не поменяли. Все годы, проведенные во Франции, Олег Скрипка и басист Александр Пипа играли постоянно, зарабатывали на жизнь музыкой и, надо сказать, не бедствовали, хотя и не роскошествовали.
Олег Скрипка: С нами все получилось неплохо. В нас проглядывались (и сейчас проглядываются) фольклорные корни. А для французского зрителя это очень понятно. Зрители понимали, что именно им предлагают: рок с народным налетом. Поэтому все и получилось.
Во Франции современная песенная традиция довольно бедна. Поэтому они очень открыты песенным традициям других стран. Они пресыщены англоязычной продукцией, и у них довольно сложные отношения с англосаксами. А ко всему советскому они тогда были, наоборот, открыты. Поэтому и возникло место для украинского рока. Страна распростерла нам свои объятия, и «VV» безбедно просуществовали во Франции целых пять лет.
Устроились музыканты действительно неплохо. Скрипка и Пипа жили в третьем квартале Парижа. Первый — это Лувр, второй — Елисейские Поля, а третий, где мэрия и Центр Помпиду, — это как раз «Вопли». Студия, в которой писалась «Музiка», тоже находилась неподалеку.
Олег Скрипка: Наш гитарист и барабанщик не выдержали и вернулись на Украину. А еще два музыканта группы «VV» адаптировались во Франции довольно быстро — это я и Александр Пипа. Мы просто женились на француженках, обзавелись семьями, квартирами, знакомыми и родственниками. И пригласили в нашу группу играть двух французов. Какое-то время группа существовала в интернациональном составе.
Супругу Олега Скрипки звали Мари. Однако это имя в альбоме «Музiка» не встречается. Через всю пластинку красной нитью проходит другое женское имя — бог его знает, откуда оно взялось. Еще в киевские времена «Вопли» веселили публику номером «Галю, приходь» — разухабистой версией «Highway to Hell» группы «AC/DC». Потом она вошла в пластинку «Крайна Мрий». На «Музiке» имя «Галина» тоже встречается, и не однажды. Может быть, дело в ностальгии?
Отъезд «Воплей» во Францию нельзя было назвать настоящей эмиграцией. Они не теряли связи с «ридной Украйной», однако ездить на родину с концертами в начале 1990-х смысла не было.
Олег Скрипка: Мы не забывали нашу историческую родину, и Москву тоже не забывали. Время от времени мы пытались приезжать сюда на гастроли. Спад спроса я никогда не чувствовал. Просто стоял период, когда коммерчески организовать тур было невозможно. Купон или рубль беспардонно упали, а зарплаты не поднялись. И в долларах это вообще ничего не стоило.
Какой тут тур? Чисто дебет с кредитом не сходились. Проблема не в публике — проблема экономическая. Помню, когда в 1994-м мы первый раз попробовали съездить в Москву и окупили проезд — это воспринималось как гигантская победа…
Пока с гастролями на родине не складывалось, группа продолжала ездить по французским фестивалям. Частенько «Вопли» играли на одной сцене с мировыми знаменитостями — например, с «INXS» или основателями альтернативной музыки «Pixies».
В такой компании Скрипка и товарищи не тушевались — еще в 1980-х они дали совместный концерт в родном Киеве с легендами независимой сцены американцами «Sonic Youth». Тогда заокеанского авангардного звука киевляне не приняли, и все аплодисменты достались своим хлопцам.
Олег Скрипка: Приехала фура, привезла инструменты, кучу оборудования. Они собирались сыграть пятнадцать песен и для этого привезли пятнадцать гитар. Это был волшебный концерт! Я сидел в зале и наслаждался, а вот остальная публика, к сожалению, зал покинула. Не вся, но часть публики просто ушла — не прониклась.
Думаю, дело в том, что группа «Sonic Youth» тогда приехала слишком рано. Слишком авангардно было. К сожалению, хедлайнерами мероприятия тогда стали мы — «VV». Но я честно признаюсь: звезда во лбу у меня не загорелась. То есть я прекрасно понимал и понимаю, кто такие «Sonic Youth» и кто такие «VV».
После концерта мы с ними пообщались. Ну, как всегда, они подарили нашему барабанщику палочки, а мы им — свои ленинградские струны. Обменялись и расстались. Очень приятные и талантливые парни.
«Вопли Видоплясова» пересекались на одной сцене не только с известными музыкантами, но и с теми, кому еще предстояло прославиться. В 1998–1999 годах самым покупаемым диском на «Горбушке» был альбом «Clandestino» французского цыгана, анархиста и уличного музыканта Ману Чао. Вскоре Ману Чао даст многочасовой аншлаговый концерт в «Горбушке», а его песни зазвучат из эфира всех радиостанций страны. Скрипка знал Ману еще в Париже, когда тот был лидером группы «Mano Negra».
Олег Скрипка: Мы с ними пересеклись во Франции. Тогда как раз был период, когда «Mano Negra» разваливались и Ману Чао уже начинал сольные проекты. Мы с ним пересекались на разных тусовках: артисты во Франции и вообще в Европе много общаются, и это очень правильно. Это то, чего нам здесь недостает. И как-то ему срочно надо было что-то записать. Он позвонил, пригласил посреди ночи в студию, и я там записал ему песню на баяне в стиле регги. Этот материал они потом предоставили в «Virgin», и те подписали с Ману Чао контракт.
А потом я уехал из Франции, и хотя мне звонили, но работу продолжить не удалось. Я горю желаниемтеперь уже Ману Чао вызвать в Киев и устроить с ним какой-нибудь совместный проект. Он уже дал согласие, но звезды над кишлаком никак не встанут, чтоб все сошлось.
…
Между тем обстановка во Франции менялась. Во второй половине десятилетия «Вопли» почувствовали, что пора возвращаться на родину.
Олег Скрипка: Закончилась горбачевщина, появилось правительство Ельцина, и все очень поменялось. Я бы даже назвал это «неохолодной войной»: в отношении к советским вдруг пахнуло 1970-ми годами. А тут еще закончились субсидии от французского государства. Социалисты проиграли выборы, и к власти во Франции пришли «правые». В музыкальном смысле пришел шоу-бизнес, и действовал он намного жестче.
Мы там уже офранцузились, поселились, у нас была своя организация-ассоциация, какие-то связи, налаженная гастрольная деятельность. И вот все это кончилось.
Шоу-бизнес всегда диктует свои условия. Одним из главных было — петь на французском языке. Нам не казалось это совсем уж невозможным, но по большому счету это не имело смысла. Зачем нам было становиться средней, второсортной французской группой? Ну зачем? Много было материала, многое было написано текстов, и, я считаю, нормальных текстов.
В 1996-м встал вопрос о возвращении домой. Слава богу, экономический рост начинался и на Украине, и в России. Так и вышло, что с альбомом «Музiка» мы вернулись назад.
Возвращение «Воплей» было столь же постепенным, сколь и отъезд. Старые фанаты рок-н-ролла группу, конечно, прекрасно помнили, но в 1996-м они мало что решали. Тем более на Украине, которая в те годы стала одним из центров производства пиратских кассет и компакт-дисков. «Вопли» с этим столкнулись сразу.
Олег Скрипка: Все предстояло начинать с нуля. И в плане коммерческом, и в плане структуры. Ни единого продюсера, способного работать с группой, мы не видели.
Для начала нам сильно помог багаж прежней известности. Профессионалы помнили нас и в Киеве, и в Москве. Публика тоже помнила, но меньше: за то время, пока нас не было на Украине, успело смениться поколение. Впрочем, на Украине поправить все удалось довольно быстро. С Москвой было, конечно, сложнее…
По причине широко развитого пиратства ни на Украине, ни в России не существовало практики выпуска синглов. Какой смысл засвечивать три-четыре новые песни, если пираты тут же скопируют их, перемешают со старыми и запустят в продажу как новый альбом, с которого группа не поимеет ничего?
Тем не менее «Вопли» решили начать именно с сингла.
Олег Скрипка: Мы только что приехали из Европы. Мы не знали местной специфики. А там перед альбомомвсегда выпускаются синглы. И я думаю, что это, как ни странно, тоже дало свой толчок. Без всякой продюсерской поддержки мы выехали чисто за счет сингла. Он попал на пиратский рынок и быстро распространился. После этого все ждали альбома, и альбом действительно вскоре появился. То есть мы попробовали сыграть по правилам, как в Европе, и этот механизм все-таки сработал.
К 1997 году альбом «Музiка» был готов, и больше музыкантов во Франции ничто не держало. Нужно было опять завоевывать и Украину, и Россию.
Олег Скрипка: Это был очень важный и хороший повод и причина, почему мы вернулись. Потому что музыка наша стала распространяться в России и по Украине. Стало возможно играть концерты здесь — и мы тут же вернулись.
Второй — или даже третий — штурм Москвы «Вопли» начали с фестиваля «Максидром». А вскоре на Украине прошли совместные концерты «Воплей» и восходящих звезд российской сцены — группы «Мумий Тролль».
«Мумий Тролль» в 1997 году находился на пике популярности. Все, к чему прикасался Илья Лагутенко, тут же превращалось в золото. Лучшей компании для «Воплей» невозможно было даже представить. Группа отправилась на гастроли, и с того времени пустых залов у «Воплей» в России не было.
Состав был укомплектован в том же 1997-м, сразу после возвращения. В группу вернулся прежний ударник Сергей Сахно, а на гитару пригласили молодого Евгения Рогачевского. Естественно, основу концертной программы составляли песни с альбома «Музiка», а главным хитом группы навсегда стала песня «Весна».
Именно «Весну» вспоминают всякий раз, когда заходит речь о группе «Вопли Видоплясова». В 1998-м на только что открывшемся российском MTV начали показывать странный клип — с извивающимся Олегом Скрипкой и Александром Пипой, на которого с неба сыпались зерна.
Олег Скрипка: Песня «Весна» — единственная песня, полностью написанная в Париже. И текст и музыка. Причем первый голос на этой песне мой, а второй — нашего звукоинженера, который мало того что француз, так еще и черный — африканец, негр. Песня вышла такая украинско-негритянская, а восприниматься стала чуть ли не как гимн возрождающейся независимой Украине.
Может быть, такой эффект потому и возник, что писалась песня в очень ностальгическом настроении. Я никогда не думал, что буду тосковать по родине. Я уехал за границу и чувствовал себя космополитом. А потом вдруг все эти эмоции начали проявляться…
Если же говорить о клипе, то снимали мы его на «Мосфильме». Работали самый модный клипмейкер и самый модный оператор Макс Осадчий. Нам повезло, что мы попали в хорошие руки. Этот клип нам очень помог. Если бы не было этого клипа, все могло бы сложиться по-другому. А тут — мы как раз переезжали из Франции, привезли кучу стильных, французских шмоток. Крашеные ногти, яркие краски, зеленыйбаян, этно-рок — на то время очень свежая струя. Почти никто такого не играл. Все это сработало позитивно.
С 1997 года «Весна» стала именно той песней, которой «Вопли» всегда закрывают свои концерты.
Олег Скрипка: Каждый раз, когда ты исполняешь песню, ты вдыхаешь в нее новую, свежую струю. Главное — хорошо сыграть, главное — качнуть публику. А публика всегда, в общем-то, более-менее качается.
Поколение меняется, на концерт приходят какие-то новые люди: невозможно же раз за разом ходить на одну и ту же группу, правда? Приходят новые люди, и поэтому каждый раз как первый раз. А если не играть «Весну», то публика может обидеться.
По молодости мы пытались не играть хиты «Танцы» или «Весну». А потом я понял: это как прийти на группу «Deep Purple» или «Led Zeppelin» и не услышать «Лестницу в небо» или «Smoke on the Water». Пока они не сыграют эти песни, концерт просто не может закончиться! Если они откажутся играть, ты просто не поймешь почему. Тебе хочется это услышать! Ты знаешь, что да, все верно, они играли все это уже десять тысяч раз — но ты-то не десять тысяч раз был на их концерте!.. Ты просто хочешь услышать хиты!.. Вот из этих соображений мы и идем навстречу публике.
Во второй половине 1990-х годов ситуация была уже не та, что всего несколько лет назад. Стадионы и клубы начали опять понемногу заполняться. На российскую сцену началось настоящее нашествие из бывших республик Советского Союза. Из Молдавии приехали «Здоб Ши Здуб». Из Белоруссии — «Ляпис Трубецкой». Из Латвии — «Brainstorm». С Украины — «Океан Ельзi». Но в авангарде опять были «Вопли Видоплясова».
В 2000-х студийная работа «Воплей» наконец-то наладилась. Не за горами момент, когда появились и сольные проекты участников. Однако все это была уже совсем-совсем другая история…
20
Группа «Сплин». Альбомы «Коллекционер оружия» / «Фонарь под глазом» (1996–1997)
— Первый бум русской глянцевой журналистики и массовое открытие в Москве и Петербурге ночных клубов.
— На мировые экраны выходит фильм «Титаник», в России из каждого окна звучит песня «My Heart Will Go On».
— В отечественный кинопрокат выходит первый русский блокбастер — фильм «Брат», а видеохитом года становятся кадры в бане с участием министра юстиции Ковалева и нескольких девушек.
— В Париже в автокатастрофе погибает принцесса Диана.
— В лаборатории Рослинского института появляется на свет овечка Долли — первое клонированное существо.
— Вся страна болеет новой игрушкой — тамагочи.
…а прогрессивная российская молодежь проводит время под такую музыку:
DJ Groove — «Ноктюрн», «Триплекс» — «Собака Баскервилей», «СТДК» — «Лето».
Чем хорош проект, состоящий из одного человека, так это тем, что ему некуда распадаться. Не то с группой: межличностные отношения в критической ситуации всегда трещат под собственной тяжестью. Одна из самых сложных ситуаций в любой группе — это промежуток между десятью зрителями и десятью тысячами зрителей. То есть когда команду уже знают, но еще не очень хорошо. И ей постоянно приходится доказывать свою жизнеспособность.
Если долго нет настоящего хита — то все, можно считать, что ее забыли. А хит «на раз» не сочиняется. И вот эта ситуация неуверенности в завтрашнем дне выводит музыкантов из себя как ничто другое. Двигаться при таком раскладе можно либо вперед, на стадионы, либо — в разные стороны. Для героев данной главы 1997-й стал годом движения вперед. После прорыва группы «Мумий Тролль» в 1996-м всем вдруг стало казаться, что времена действительно сменились. Из радиоприемников впервые за полдесятилетия зазвучала принципиально новая музыка. Страна была готова полюбить новых героев. Именно 1997 году предстояло решить: кто именно таким героем станет?
Вообще, лучший способ представить себе тот или иной год — это вспомнить программу телепередач того времени. Например, 1987 год мы будем вспоминать по «Взгляду» и «До и после полуночи», 1991-й — по трем дням «Лебединого озера» и программе Сергея Курехина «Ленин был грибом»… Абсолютными хитами 1997-го были «Угадай мелодию» и «Империя страсти».
Характерно, что оба шоу вели выходцы из рок-н-ролла: Валдис Пельш из «Несчастного случая» и Николай Фоменко из «Секрета». Оба были одеты нарочито аляписто и вели себя запредельно раскованно, чтобы не сказать пошловато. Употреблять слово «пошлость», пожалуй, не стоит потому, что эти программы все-таки были очень добрыми — при всей заштампованности поведения и нижепоясного уровня шуток. Они были добры той добротой, которой наполнен человек, наевшийся всяких вкусностей и отвалившийся от стола в блаженстве и благодушии. Таким был и весь этот год — последним сытым, лоснящимся, с растопыренными пальцами, с голдой на шее и в малиновом пиджаке… И теперь ничто не даст нам столь яркую картинку времени, как эти шоу.
Группе «Сплин» карьера Пельша или Фоменко в 1997-м не светила. В начале года у коллектива была локальная известность (в основном, в столицах) и полное отсутствие перспектив. Зато уже в мае на их концертах стало очень жарко.
Александр Васильев: Помню, мы играли на «Динамо» в Москве. И мне радостно сообщили:
— А у вас в зале сексом занимались парень с девушкой под «Самый первый снег»!
Мы такие:
— Ну что ж? Это хорошо. Круто.
Немногочисленные поклонники группы «Сплин» в 1996 году могли похвастаться тремя записями. Кассетой «Пыльная быль» — самой первой работой «Сплина», записанной, по сути, до того, как оформилась группа. В Питере кассета разошлась десятитысячным тиражом, пара песен — «Жертва талого льда» и «Сказка» — попала в эфиры питерских радиостанций.
Потом на той же студии театра «Буфф» записали демо-версию «Коллекционера оружия», и две сотни кассет тоже разлетелись на одном из концертов. Наконец, в 1996-м, вышел полновесный студийный вариант «Коллекционера», записанный в Москве, у Стаса Намина.
Денег от этого у «сплинов» сильно не прибавилось, но известность кое-какая появилась. «Любовь идет по проводам» и «Что ты будешь делать» пошли уже во всероссийские радиоэфиры, о группе заговорили музыкальные критики, хотя, конечно, «сплины» был по-прежнему крайне далеки от народа. Время требовало чего попроще, а «сплиновский» медитативный фолк переваривался с трудом.
…
За исключением нескольких лет, проведенных в Литве, детство Александра Васильева проходило в Ленинграде. Будучи семиклассником, Саша организовал свою первую дворовую группу. А его самые ранние музыкальные переживания пришлись совсем уж на юный возраст.
Александр Васильев: Это была бобина: на одной стороне «Машина Времени», на другой — «Воскресение». И это был год 1980-й, наверное. То есть я был тогда совсем ребенком, а, например, «Аквариум» в том году только-только писал «Синий альбом».
Бобина была подарена Саше его старшей сестрой Наташей очень кстати: мальчик в то время, как и многие его соотечественники, ограничивался прослушиванием Аллы Пугачевой и Джо Дассена, которых, впрочем, очень искренне, по-детски любил. Примерно в этом же возрасте Васильеву разрешили пойти на первый в его жизни рок-концерт с участием той же «Машины Времени».
Александр Васильев: Первый раз попал на концерт, когда мне было одиннадцать лет. Хорошо, что старшая сестра тоже пошла, и она уже училась в институте. Одиннадцать лет — это маленький возраст. Одного на концерт родители бы меня, наверное, не отпустили. А так я впервые попал на стадион, на рок-концерт, причем это было в разгар советской власти. Потому что к одиннадцати годам уже понимаешь примерно, в какой стране живешь. И понимаешь, что такие концерты — это какое-то исключение и даже в чем-то подрыв советской власти. Хотя я четко не понимал, в чем именно, но то, что я увидел на концерте, шло явно вразрез с тем, что говорили по телевизору.
С тех пор начались партизанские походы на запрещенные рок-концерты, проникновения в залы через крыши и черные ходы и все сопутствующие подростковому возрасту романтические приключения.
Александр Васильев: Лет с двенадцати я уже тусовался на Невском проспекте. Сперва просто потому, что у меня школа располагалась не так далеко от Невского, а потом я узнал, что существует такое кафе «Сайгон», и все началось всерьез.
Мне сказали, что в этом кафе собираются хиппи… и вообще там курят траву… это было в 1983 году… мне рассказывали об этом, заговорщически озираясь по сторонам, — и, разумеется, я тут же поехал в это кафе! Запретный плод всегда сладок. И как-то все дальнейшие мои знакомства шли именно через «Сайгон». Хотя, естественно, я не общался с какими-то там крутыми хиппарями… тогда они были гораздо старше меня.
После школы Александр Васильев поступил в Ленинградский институт авиационного приборостроения, где и организовал свою первую серьезную группу. В ее состав вошли будущий папаша Масяни Олег Куваев и будущий сооснователь «Сплина» Александр Морозов.
Александр Васильев: Там училась моя будущая жена, там учился Олег Куваев, и только Моррис, человек, с которым мы организовали «Сплин», учился не с нами, а в Военмехе. С ним мы были знакомы какими-то другими путями, но он тоже очень часто подъезжал к ЛИАПу.
Первый вариант нашей группы назывался «Митра». Репетировали мы дома у Олега Куваева. У него очень демократичные родители: мало того, что они терпели такую толпу, так еще и подкармливали всех нас супчиками, котлетками и чем придется. Естественно, ни о какой учебе речь тогда не шла.
Занятия проходили в здании Чесменского дворца. Это такое псевдоготическое здание в Петербурге, мрачное и с коридорами длинными, а аудитории выглядели как кельи. Жутковатое зрелище — внутрь идти вообще не хотелось. Мы собирались на входе и иногда вместо того, чтобы идти учиться, всей группой сбегали с занятий и уезжали на несколько дней в Таллинн. Визы тогда были не нужны, а билет стоил четыре рубля.
Группа «Митра» просуществовала около года и никаких записей после себя не оставила. Ребята пытались вступить в Ленинградский рок-клуб, но не прошли прослушивания. А не принял их туда, между прочим, не кто-нибудь, а основатель группы «Аквариум» Джордж Гуницкий. Васильев тогда точил на него большой зуб, но, повзрослев и взглянув на творчество «Митры» с высоты прожитых лет, все-таки признал правоту мэтра. В 2000 году Васильев даже принял участие в записи альбома «Пятиугольный грех», выпущенного в поддержку Джорджа Гуницкого, где исполнил песню на его стихи «Китайцы не хотят».
Несмотря на то что в Ленинградском рок-клубе юного Сашу Васильева, мягко говоря, никто не ждал, мысль круто изменить свою жизнь его не покидала. И пошла будущая звезда рок-н-ролла совсем не по той дороге, по которой ходили его коллеги по цеху.
Александр Васильев: Я понял, что мне надо свалить из Питера на некоторое время, но не понимал куда. А тут подвернулась Советская Армия, и я подумал, что это идеальный вариант поменять образ жизни.
В итоге я бросил институт, написал заявление, и, соответственно, меня тут же забрали в армию. Все это произошло мгновенно — я даже не успел ничего сообразить. Потом уже подумал, что, раз жизнь так складывается, значит, надо идти в армию — ничего страшного.
Так или иначе, а свалить из Питера все-таки удалось. По счастью, не очень далеко. Отдавать долг Родине Васильеву довелось недалеко от ее столицы.
Александр Васильев: Я служил в Подмосковье, в Нахабино, в стройбате. Халява была полная. То есть, конечно, это была не армия. Казармы, сто сорок человек, нары во дворе, построение — но это был стройбат. Подъем в пять сорок пять, потом в семь завтрак, и после этого всех строем вели на работу. А мне повезло. Меня поставили не на тот объект, куда ходила вся рота, а отдельно. Этот объект строился уже два года, и там вообще ничего не происходило. Я жил в вагончике-бытовке. Каким-то образом достал гитару. В части была библиотека, и я брал там книги. Помимо меня на объект отправили парня, хохла из Западной Украины. Папа его был пасечником и присылал нам мед. Мы покупали булку с молоком в ближайшем магазине — так и перекусывали: булка, мед, молоко. Книги, гитара, мед; раз в две недели привозили цемент, и надо было разгрузить. Больше ничего не было.
Что и говорить, повезло. За годы службы у Васильева сложились вполне определенные взгляды на музыку и творчество, в армии же стали сочиняться первые серьезные произведения. Несколько песен того периода впоследствии будут включены им в репертуар группы «Сплин». А бо́льшая их часть составит в 2004 году основу его первого сольного альбома «Черновики».
Александр Васильев: Потому что на самом деле первые более-менее осмысленные песни начались именно в армии. Причем мне совершенно и не жалко этихдвух лет. Я был изолирован от нормальной жизни и смог ее спокойно осмыслить, как-то выдать в песнях.
К 1990 году все долги отчизне были отданы, и Васильев вернулся в родной Ленинград. А на родине вчерашнего дембеля ожидала, можно сказать, богемная жизнь.
Александр Васильев: Я встретил Куваева. С еще одним нашим общим приятелем, они тогда работали монтировщиками сцены в Театре комедии. И буквально на третий день после возвращения из армии я тоже устроился в театр. Из одного мира, такого солдафонского, с прапорщиками, с чеченами, и со всеми делами, попал, значит, в храм искусств прямо на Невском проспекте. Для меня это была очень резкая перемена, очень резкий скачок.
В Театре комедии я проработал два года, а в 1993-м Морис начал работать в театре «Буфф» и дернул меня за собой. К тому времени мы уже пробовали писать первый альбом. Причем делали это в том же театре «Буфф», в котором и работали. То есть все это было не работой, а сплошным праздником.
Окончание записи дебютной пластинки «Пыльная быль» решено было отметить. На вечеринке придумали и название новой группы — «Сплин», а дата праздника — 27 мая 1994 года — стала официальным днем рождения команды.
Кстати, тогда же состоялось рождение и еще одной звезды. На одну из песен «Пыльной были» Олег Куваев сделал свой первый в жизни мультклип. Именно после этого, махнув рукой на музыку, Куваев окончательно переключился на анимацию. Но дружить и сотрудничать с музыкантами он не перестал, а на первых порах от него даже перепадали «сплинам» кой-какие средства.
Александр Васильев: У него был период, когда он писал маслом. Это было начало 1990-х, он писал много и продуктивно. А поскольку я в то время вообще ничего не делал и просто сидел рядом, курил и бренчал, то как-то я предложил Олегу:
— Хочешь, я буду относить твои картины в «Лавку художника» на Невском проспекте? Пусть они там продаются.
Надо сказать, что картины Куваева пошли влет. На то время основными покупателями живописи в России были иностранцы. Платили они очень неплохо. Моя задача состояла в том, чтобы раз в неделю оттащить целую сумку картин в магазин. Это было очень романтично. Я тогда ходил в солдатской шинели, потому что она была очень теплая. В огромную холщовую сумку я складывал сразу по двадцать картин, относил их в «Лавку художника», а через неделю приходил и мне отдавали огромную пачку денег. Я относил их Куваеву, он отдавал какую-то часть денег мне. Мы шли в театральный буфет и радостно пили кофе, потому что теперь уже можно было спокойно рисовать дальше и не думать: что дать жене, что подкинуть родителям.
Кроме того, напомним, что Куваев и Васильев вместе работали монтировщиками в театре «Буфф», где собственно и состоялась запись демо «Коллекционера оружия». Запись альбома происходила там же, где рождалась и дебютная пластинка будущего «Сплина» — «Пыльная быль».
Александр Васильев: «Коллекционера оружия» мы писали периодами. Во-первых, все это происходило по ночам. Не каждую ночь можно было писать: надо же и отдыхать когда-то. Типа, записали барабан — перекур, неделю не появляемся. Потом Стаса вызваниваем, подъезжает Стас, за ночь записываем две песни, и все. Три дня опять сидим курим. На запись ушло где-то полгода.
Днем студия работала в обычном режиме. Там записывались песни для спектаклей. Это была театральная студия, мы там не имели права писаться, поэтому приходилось прятаться. Сначала я пел на пленку — играл на гитаре и пел. Потом мы подбирали под все это драм-машину, на это уходило довольно много времени. Потом Моррис писал бас, а Стас писал гитары. Все это придумывалось тут же, на ходу, потому что возможности репетировать заранее у нас не было.
В итоге в 1994 году для первой версии альбома было записано восемь треков. Кассеты стали реализовывать всеми возможными способами.
Александр Васильев: Не знаю, есть он сейчас, но в те годы на улице Караванная располагался музыкальный магазин «Манчестер». Как-то к нам подъехали люди из этого магазина. Они тогда сами тиражировали кассеты, и мы заключили какой-то контракт. Они даже заплатили нам какие-то деньги. Кроме того, с каждой тысячи кассет двести доставались нам. Когда потом мы устроили презентацию этого альбома, то все, кто покупал билет, бесплатно получал кассетку. Все эти двести кассет мы таким образом и раздали.
Музыканты решили не ограничиваться родным Питером и отправили несколько копий в Москву. Тогда же им удалось снять видеоклип на песню «Будь моей тенью». А главное — группа «Сплин» обзавелась собственным менеджментом.
Александр Васильев: У нас появился директор группы. Его звали Сергей Васьковский. Он просто куда-то сходил и принес две тысячи долларов.
По тем временам сумма казалась нереальной. Мы сидели, смотрели на нее и думали: ни фига себе! Это все нам?! Директор нашел спонсора, который попросил, чтобы, когда у нас выйдет кассета, мы поставили на нее их логотип. И все.
Какую-то часть денег мы тогда отдали директору, потому что он все это нашел и, значит, — молодец. А на оставшиеся деньги мы купили навороченную драм-машину и сняли клип. Тогда вполне можно было снять клип на тысячу долларов. За одну ночь мы все сняли, а еще за три смонтировали.
Вместе с демо-кассетами в Москву Васильев захватил и этот видеоролик. Как оказалось, совсем не зря. А еще оказалось, что на телевидении тоже порой попадаются хорошие люди.
Александр Васильев: Когда клип был готов, я взял кассету и отправился в Москву. Тогда на ОРТ работал Дмитрий Дибров, и все знали, что у него в утреннем эфире постоянно крутятся клипы. Каким-то образом я проник в Останкино, выцепил случайную тетку, расспросил ее, куда тут идти, и нашел музыкального редактора из дибровской программы.
Подошел к нему, такой: «Здрасьте!» Представляешь, да? Это же всегда выглядит смешно — приехалюноша из провинции, в руках держит кассетку: вот посмотрите, пожалуйста, мы клип сняли. А он оказался мировым дядькой. Звали этого редактора Юрий Бершидский. Он взял кассету, куда-то зашел, его не было минут пятнадцать, а потом он вернулся и сказал: «Мы это берем и будем крутить».
Я просто обалдел. Ни о каких деньгах тогда и речи не шло. И действительно, через какое-то время клип пошел по телевизору. Мне стали звонить друзья и говорить, что, вот, нас у Диброва видели!
Страна должна знать своих героев: этого мирового дядьку, музыкального журналиста Юрия Бершидского, очкастого и кучерявого эрудита, нередко можно видеть по телевизору в интеллектуальной телевикторине «Своя игра».
Не последнюю роль в продвижении группы на радиостанции сыграли и рок-звезды. В Питере у Васильева состоялось знакомство с Константином Кинчевым. Как выяснилось, мэтр хотел выразить начинающему музыканту свое уважение еще за «Пыльную быль», случайно оказавшуюся в его опытных руках.
Александр Васильев: У нас есть общий знакомый, который работает на «Нашем радио» в Питере. Его зовут Валера Жук. Во время гастролей «Алисы» в Петербурге Валера как раз привел меня в гостиницу к Кинчеву. Тот послушал наши кассеты и похвалил. Это был, конечно, переломный момент. Потому что когда тебе авторитетный человек говорит: «У тебя сильные песни», то это дает очень мощный импульс.
Когда в Лужниках в 1995 году происходит акция по сбору средств в поддержку строительства храма Христа Спасителя, Кинчев буквально вытаскивает Васильева на сцену перед собственным выступлением.
Александр Васильев: Костя уже ушел тогда в православие и согласился выступить на этом концерте, потому что деньги предназначались для восстановления храма. Кроме «Алисы», там были «Калинов мост» и начинающая певица по имени Валерия, которой подыгрывали музыканты группы «Воскресение». То есть концертик был очень странный. Понятно, что хедлайнером была «Алиса», и они играли последними, а мы играли первыми или вторыми и исполнили всего три песни.
Вопреки опасениям, «армия „Алисы“» — при всей своей внешней агрессивности — новичков не освистывает. Более того, им сдержанно аплодируют.
Благодаря столь массовому, а главное, бескорыстному промоушну, в эфире столичных радиостанций «Максимум» и «Радио-101» за короткое время появились сразу три песни «Сплина»: «Что ты будешь делать», «Рыба без трусов» и «Любовь идет по проводам».
С осени 1994-го по весну 1995-го группа играет по питерским клубам и без устали репетирует. А кассеты с демо-записью «Коллекционера оружия» попали не только на московские радиостанции, но и на некоторые рекорд-лейблы. Спустя какое-то время музыканты подписывают контракт со студией «SNC-рекордс» на выпуск сразу двух альбомов.
Первым, чтобы не терять времени, перезаписали уже готовый «Коллекционер оружия». В 1996 году альбом вышел в свет и был раскуплен в момент. Записанный материал до сих пор остается, по мнению многих, лучшей работой группы. Мало того, авторы альбома смогли получить от своей работы не только моральное, но и кое-какое материальное удовлетворение.
Александр Васильев: Проезжая из Крыма в Питер на раздолбанной «пятерке», мы теперь могли заскочить к московскому продюсеру и стрельнуть сто баксов на дорогу. Просто на бензин, на еду и чтобы чуть-чуть пожить в Питере — пока опять у кого-нибудь не займем.
Хотя в целом деньги тогда действительно появлялись. Какое-то вознаграждение время от времени выплачивало «SNC». Стали появляться концерты. Мы к тому времени уже давно уволились отовсюду. Мы поняли, что уже невозможно ходить куда-то на работу, потому что это настолько не твое, что непонятно, зачем это делать. И бывали действительно очень тяжелые времена, когда мы перебивались с хлеба на воду и занимали деньги у всех вокруг, совершенно не понимая, как все это отдавать.
Но ничего, выжили как-то.
Постепенно группа стала востребована в московских клубах. Концерты за пределами родного Питера кому-то нужно было организовывать. Соответственно, появлялись все новые и новые люди.
Александр Васильев: У нас появились два… вернее, три очень важных человека. Первый — это Сергей Шкодин, который непосредственно занимался записью «Коллекционера оружия» и «Фонаря под глазом» на «SNC». А еще у нас появились сразу два московских директора. Это была молодая пара, Сережа и Аня, им тогда и было-то лет по двадцать с небольшим… Они работали на радио «Юность» и делали нам концерты в клубах «Небей копытом» и «Р-клаб»… За дело они взялись очень энергично: постоянные интервью, постоянно какие-то журналисты… То есть все это нарастало как снежный ком. Потихонечку, но нарастало.
Фундамент на будущее, какой-никакой, был заложен, пора было идти дальше! После перезаписи «Коллекционера оружия» группа стала собирать новый материал. Студия находилась в Москве, так что на время записи дисков музыкантам приходилось покидать родной город на длительное время.
Александр Васильев: Тогда был очень странный образ жизни: иногда я жил у родителей, иногда у жены, иногда у друзей, иногда уезжал в Москву, иногда уезжал в Крым, иногда в Киев, где у меня были друзья. То есть мотался очень активно.
В Москве наш директор Сергей Шкодин снял для группы квартиру в Солнцево. На всю группу — двухкомнатную. Располагалась она очень далеко от студии: часа полтора-два ехать, — просто труба! И мы жили там всем бэндом: по утрам варили кашу, делали какие-то омлеты, все по очереди готовили. Денег было минимум, понятное дело. Мы старались не платить за автобус, чтобы беречь талончики, потому что они тоже стоили каких-то денег.
Кто-то приезжал, кто-то уезжал, но в основном мы жили впятером. В комнатах стояли раскладушки, а если появлялись девушки, кому-то приходилось валить из дома. Это была нормальная жизнь кочевой рок-группы. Мы через это прошли — и отлично.
Потихоньку «Сплинов» стали приглашать и в другие города.
Александр Васильев: Например, нашлись люди, которые вытащили нас в Саратов. Совершенно ни с того ни с сего оплатили группе дорогу, гостиницу, сделали концерт, заплатили какой-то гонорар…
Мы спрашиваем:
— А почему?
Они говорят:
— Нам нравится!
Клуб назывался «Ротонда» и располагался прямо на берегу Волги. То есть буквально выходишь — и перед тобой Волга. Естественно, нас никто не знал, и в клубе было три с половиной человека: компания этих людей, которые нас привезли, ну и плюс какие-то случайные посетители. Я помню, мы уже играли вовсю «Любовь идет по проводам» и «Будь моей тенью». Значит, это 1996–1997 годы.
Вслед за столичным радио и телевидением региональная пресса тоже начинает обращать внимание на «Сплин». Причем в бедных телестудиях российских городов ведущие порой бывали классом повыше, чем в Москве и Питере.
Александр Васильев: В частности, мы съездили на съемки в город Новгород. На новгородском телевидении нам, непонятно почему, дали целый час. За нами в Питер прислали автобус, привезли в Великий Новгород, что в двухстах километрах от Санкт-Петербурга, и дали отыграть целый час на местном телевидении. Ведущий задавал вопросы и был в курсе: знал названия песен, альбомов, знал людей по фамилиям. Удивительно для меня это было. Это шок для меня был.
А вот на радио Сашу Васильева удивить было нечем. Дело все в том, что он и сам тогда был радийщиком.
Александр Васильев: Я работал ведущим на радио «Рекорд». И как раз в 1996-м и мне предложили стать музыкальным редактором радиостанции. И типа, там, повысить зарплату на двадцать долларов. Для меня это было кайфово тем, что я уходил из эфира. В эфире мне вообще не нравилось работать. Это идиотская работа — заполнять паузы между песнями. Абсолютно идиотская. А раз ты музыкальный редактор, значит, тебе можно сваливать из эфира. И я согласился.
Вообще питерские FM-станции были, да и сейчас остаются, кормушкой для огромного количества музыкантов. В 1990-е на таких станциях, как «Катюша», «Модерн» или «Рокс», работали Дусер и Ай-яй-яй из «Tequilajazzz», и Дюша Романов из «Аквариума», и Шнур с Севычем из «Ленинграда» — это только те, кого мы вспомнили с ходу. Шнур и Севыч, понятное дело, использовали служебное положение на всю катушку, так что в эфире успели покрутиться и «Дачники», и даже «Мат без электричества». А вот Васильев такого селф-промо гнушался.
Александр Васильев: Рекламировать себя, или, там, ставить свою группу и что-то говорить на эту тему… есть такое армейское слово «западло». А кроме того, на том радио, где я работал, русской музыки-то и не было практически.
Радийная эпопея Васильева началась летом 1995-го и закончилась в мае 1996-го. Потому что тут ему сделали предложение, от которого он не смог отказаться. Суть предложения состояла вот в чем: на носу были президентские выборы. Кандидатов было двое — Борис Ельцин и Геннадий Зюганов. Причем у Ельцина, несмотря на почти тотальную поддержку средств массовой информации, были реальные шансы не пройти.
Тут все средства были хороши, и ради наглядной агитации решено было привлечь к делу артистов. Так и поехал по стране тур под лозунгом: «Голосуй или проиграешь». Лозунг, кстати, содрали с избирательной компании MTV в поддержку Билла Клинтона — там он звучал как «Choose or Loose».
Тактика Сергея Лисовского сработала — по оценкам социологов, кампания «Голосуй или проиграешь» заставила прийти на выборы семнадцать процентов от общего числа проголосовавших, а для избирателей в возрасте до двадцати семи лет этот показатель составил тридцать процентов. Ну и, конечно, музыканты оттянулись — поездили по стране с концертами за государственный счет. С подачи Константина Кинчева в тур вписали и малоизвестный «Сплин».
Александр Васильев: Это был как раз май 1996-го. Мне звонят и спрашивают: поедете в тур на месяц? И я понимаю, что все, работа накрывается. У меня была ночь раздумий, довольно тяжелых. С одной стороны, мне предложили работу на радио, спокойную, тихую, с повышением и двадцатидолларовой прибавкой. А с другой стороны — ехать в тур. Я выбрал второе — и все: уволился с радио, забил на все и уехал.
Васильев присоединился к общему веселью буквально на ходу. Тур проходил по маршруту Омск — Воронеж — Ростов — Волгоград — Самара — Тольятти — Уфа — Челябинск — Екатеринбург — Пермь — Ижевск и заканчивался в Нижнем Новгороде. Концерты игрались через день. Музыканты выступали во дворцах спорта, а ехавшие вместе с ними киноактеры — в кинотеатрах или домах культуры.
Александр Васильев: С нами летали киноартисты: Людмила Гурченко, Дмитрий Харатьян… А все рокеры, естественно, сидели в хвосте самолета и бухали. Артисты, наоборот, сидели на первых рядах, в бизнес-классе, и тихо летели. У них было свое общение, а у нас — свое. Ну что, я буду подходить к Людмиле Гурченко, что я ей скажу? Здрасьте, я вот такой-то такой-то? Нет — мы держались своей компанией и общались только между собой. «Сплин» тогда был никому не известен, но рокеры к нам относились очень хорошо.
Начинали концерты обычно «сплины», как новички, а закрывала «Алиса». Временами в финале устраивался джем, на котором рок-сборная нестройно распевала «Мы желаем счастья вам». Других сюрпризов не было, под огромным плакатом: «Голосуй или проиграешь» музыканты дисциплинированно гнали хиты. «Сплин» играл по три-четыре песни, в основном с «Коллекционера». Новых вещей практически не светили.
Тур закончился в Нижнем Новгороде. В двухэтажном ресторане «Охотничья изба» для музыкантов состоялся банкет, после которого Васильев вернулся домой — без больших денег, зато с богатым опытом. И без угрызений совести: политическая подоплека тура его не напрягала ни капли.
Александр Васильев: Ты знаешь, мы получили такие крошечные деньги, что совесть моя совершенно чиста. Мы были никому не известная группа и пели три песни. В тур я поехал не за политику и не из-за денег. Меня вставило, что мы едем в хорошей компании. И еще — что на этом туре были стадионы. Продержаться даже три песни на стадионе неизвестной группе — это надо что-то из себя представлять. Иначе тебя после первых аккордов освистывают на фиг, и все.
…
Сразу после возвращения «сплинов» из тура состоялось их первое выступление на большой площадке в родном городе. Это было 23 июня 1996 года на стадионе «Петровский» на организованном «Театром „ДДТ“» фестивале «Наполним небо добротой».
Это был первый большой рок-фестиваль в Питере за пять лет, концепция его была очень простой: выступающие гранды не только играют свои песни, но и представляют какие-то молодые группы. Открывала фестиваль «Алиса», которая представила «Сплин» и «НЭП».
На фестиваль было продано более тридцати пяти тысяч билетов. На сцене были «ДДТ», «Король и Шут», «Краденое солнце»… Музыканты из группы «Military Jane» специально для этого фестиваля отрепетировали русскоязычную программу, а после него взяли себе новое название — «Пилот». Под которым и играют до сих пор.
Был «АукцЫон», «Автоматические удовлетворители», «Tequilajazzz», возрожденные «Странные игры», Настя, Наталья Маркова и «Двуречье», «Ва-Банк», «Кирпичи»… Но даже на таком шикарном фоне «Сплин» был признан открытием фестиваля.
Профессиональная жизнь налаживалась, происходили перемены и в личной жизни Васильева. В декабре 1996 года он сделал предложение руки и сердца женщине, которая была рядом с ним уже десять лет. Александр и Александра сыграли свадьбу.
Александр Васильев: Свадьба была скромная. Была подруга жены, и был Моррис с моей стороны как свидетель. Я помню, что денег хватило на бутылку водки и на две пачки пельменей… или на две бутылки водки и на одну пачку пельменей… что-то такое. И когда все орали нам: «Горько!» — Морозов орал: «Ельцин… Борька!» Все орали: «Горько, горько!» — а он орал: «Ельцин… Борька!» Так и отпраздновали.
Молодожены поселились в Купчино. Этот питерский район славен своими рок-н-ролльными традициями. Там жила и сочиняла альбомы группа «Кино», там они и записывались — у Алексея Вишни. Вообще же Купчино — это рабочая окраина Северной столицы, то есть район индустриальный, довольно мрачный и гнетущий. Вместо того чтобы смотреть в окно, чета Васильевых предпочитала смотреть в телевизор. Они бы смотрели и кино — да только середина 1990-х стала, наверное, самым плачевным временем для российской индустрии кинопроката.
Сокращалось количество фильмов — в 1991 году в СССР было снято триста семьдесят пять кинолент, а в 2000-м в России — всего шестьдесят одна. Кинотеатры превращались в мебельные салоны или в пункты продажи автомобилей. Но как раз в 1996-м в стране начали появляться кинотеатры нового типа. Оборудованные Dolby-surround’ом, с хорошим изображением, удобными креслами и недешевыми, но приемлемыми по цене билетами.
Первым таким залом стал отстроенный в столице «Кодак-Киномир», куда ходили, как за шесть лет до того, в соседний «Макдоналдс» на Пушкинской. А потом и старые кинотеатры научились ремонтировать — и доводить до европейского уровня. Как ни странно, Васильев, большой киноман, в кино ходил и ходит редко. Да и собственный видеомагнитофон появился у него совсем недавно.
Александр Васильев: У меня никогда не было видеомагнитофона. То есть первый раз я купил видеомагнитофон полгода назад. Потому что до сих пор на DVD не изданы ни «Гамлет», ни «Король Лир» Козинцева. Я купил их только на VHS’е, и из-за этих двух кассет купил себе проигрыватель. А так у меня никогда не было. Нам брат жены дал свой, у него два было. И все, что нужно, мы смотрели на этом одолженном видике.
Впрочем, и в кинотеатрах, и дома народ смотрел тогда одни и те же новинки. На альбоме «Фонарь под глазом» целых две песни навеяны кинофильмами школы Тарантино. Как тут не вспомнить, что кино иногда называют «волшебный фонарь».
Александр Васильев: Все вокруг смотрели голливудское кино с русским переводом. В кино герои кричат: «Фак! Фак! Мазафака!» А наши переводят: «Черт, черт, черт подери!..» Вот это несоответствие — оно постепенно так надоело, что я написал на эту тему песню «Англо-русский словарь», или, по-другому, «Давай, лама».
«Лама» звучал и в ходе тура «Голосуй или проиграешь», и на фестивале «Наполним небо добротой», и в «Программе А» — короче, везде. Кстати, тогда считалось, что «Давай, лама» — это скрытая насмешка над БГ, который как раз в те годы начал активно ездить в Непал. Оказалось, что мишень у песни была другая.
Александр Васильев: Скорее над Линдой, потому что появилась какая-то баба, которая стала петь «Песни тибетских лам». Это вообще меня как-то прибило… Я думаю: ни хуя себе! Что ж это такое-то делается-то, а?
…
Еще со времен «Коллекционера» у «сплинов» появилась традиция записываться в Москве. В дальнейшем они будут менять студии — «Гранатовый альбом» будет писаться в «Студии SBI», а «25-й кадр» и последующее — в МГСУ. Другой традицией стало писаться либо поздней осенью, либо зимой.
Александр Васильев: Я предпочитаю зиму отсидеть в студии, а летом гулять. Ну кто же летом захочет сидеть на студии? Мы один альбом писали — чуть с ума не сошли. Всю жару пропустили, и не купались, и ничем таким не занимались. Поэтому лучше писаться зимой.
Работа в хорошо знакомой студии Стаса Намина спорилась, аранжировки обрастали деталями прямо в процессе записи, а оформить обложку готового альбома удалось опять с помощью добрых гениев «Сплина» той поры — группы «Алиса».
Александр Васильев: Обложку делала очень симпатичная девушка, жена бас-гитариста группы «Алиса», Настя Самойлова. Там была классная тусовка из оченькрасивых женщин. Это жена Кинчева, жена Самойлова и жена, по-моему, барабанщика «Алисы»… Они как-то все нас опекали. Мы как-то им очень понравились, и они здесь, в Москве, нам помогали. Когда нам было совсем уже нечего жрать, они нам давали деньги. И все они были красавицы, умницы и замечательные. Среди них была девушка Алина Крупнова, которая работает дизайнером, все в одной тусовке.
Как-то она сказала:
— Вы чего, альбом выпускаете? Давайте я вам дизайн сделаю!
И сделала.
Обложка в итоге получилась веселой, разноцветной и очень весенней. Кроме фотографий группы, на развороте были помещены рисунки Саши Васильева. Весной 1997-го диск и выпустили. Уже было солнечно.
Грандиозный успех группы «Сплин» был еще впереди. Он пришел со следующим, «Гранатовым альбомом». Вся страна стала петь про «Орбит без сахара», сама группа «Сплин» в День святого Валентина собрала «Лужники», а 11 августа 1998 года выступила на разогреве на московском концерте «Rolling Stones».
Но это уже была совершенно другая история, а прошлую главу «Сплин» старается не вспоминать.
Александр Васильев: Вообще-то альбом «Фонарь под глазом» я лично терпеть не могу. Это наш самый слабый альбом, и я очень рад, что он уже позади, что все это пройдено… Вкус провала… А-а-а-аааааа!!!
21
Земфира. Альбом «Земфира» (1998)
— «Рельсовая война». Бастующие шахтеры перекрывают крупнейшие железнодорожные магистрали.
— Дефолт в России. Падение курса рубля, отказ от оплаты государственных краткосрочных облигаций.
— Генерал Александр Лебедь становится губернатором Красноярского края.
— Начало строительства Международной космической станции.
— На околоземную орбиту выведен первый модуль — функционально-грузовой блок «Заря».
— Во Франции начинается чеканка монет единой валюты Евросоюза.
— В США разгорается сексуальный скандал, связанный с Моникой Левински.
— На прилавках всего мира появляется новое средство от импотенции — виагра.
— В России начинает полноценное вещание телеканал MTV.
…а из радиоприемников тем временем раздается следующее:
«Aqua» — «Barbie Girl», «Offspring» — «Pretty Fly (For a White Guy)», «Natalie Imbruglia» — «Torn».
В первой половине 1998-го все перечисленные события расценивались совершенно не так, как сегодня. Широкая публика больше интересовалась не перестуком шахтерских касок по Горбатому мостику возле Белого дома, а взаимоотношениями Леонида Агутина с Анжеликой Варум. Или Лолиты с Сашей — как раз тогда распадался кабаре-дуэт «Академия». Жизнь в столицах напоминала карнавал, на котором люди заигрываются и теряют ориентацию в пространстве и времени.
1998 год — это время, когда специалист не самого высокого уровня мог получать более десяти тысяч долларов в месяц. А доллар, напомню, стоил шесть рублей, а компакт на «Горбушке» — пятнадцать… Именно в 1998 году появилась бо́льшая часть анекдотов про «новых русских», при этом самих «новых русских» отстреливали почем зря.
1998 год — это время, когда почти не было новой хорошей музыки. Был, конечно, «Сплин» с «Гранатовым альбомом», был «Мумий Тролль» с «Шаморой» и «Tequila-jazzz» с «Целлулоидом». Но общее впечатление от музыки оставалось сереньким — погоду делал вал невероятной халтуры, которая не заслуживала гордого звания поп-музыки. Длилось это все до 19 августа — дня, который переломил 1990-е пополам.
После кризиса посыпались фирмы, упали цены, полопались репутации — он, как ураган, смел напрочь массу гнили и сухостоя. При всех потерях появились условия для здорового роста — в том числе и в музыке. Новые имена не заставили себя ждать, и первое из них было женским. В 1998 году в Москве и Лондоне девушка по имени Земфира записывает и сводит свой дебютный альбом, который увидит свет лишь весной уже следующего, 1999 года.
…
Если рассказывать об истории дебютного альбома Земфиры основательно, то начать надо издалека, с начала 1980-х. Тогда маленькой Земфире исполнилось пять лет, мама решила, что дочке пора заняться музыкой, и отвела ее в музыкальную школу. В это же время состоялся и первый теледебют будущей звезды.
Земфира: Года в четыре я выступала на башкирском телевидении, после чего вся группа в детсаду смотрела это по телевизору. Тогда я исполняла песенку «Жил на свете червячок».
Любопытно, что в том же 1981 году на телевидении дебютировала и группа «Аквариум». Но им в отличие от Земфиры пришлось дожидаться эфира почти два года.
К десяти годам вместе с музыкой появилось у Земфиры и еще одно увлечение. Баскетбол. Тренер называл Земфиру компьютером команды, потому что ей удавалось координировать всю площадку и быстро реагировать на сложные ситуации в игре. Серьезный комплимент, правда, если не вспоминать про уровень компьютеров того времени… В 1989 году юная баскетболистка была признана лучшей разыгрывающей среди юниоров, а затем стала капитаном сборной России среди девушек.
Несмотря на нагрузку, музыкальную школу Земфира окончила с отличием.
К этому времени она уже писала какие-то песни, хотя и относилась к ним не слишком серьезно. Но свою первую настоящую вещь Земфира помнит хорошо, и именно с нее началась демо-версия дебютного диска.
Земфира: «Снег» — это была вообще самая первая песня мною написанная. Вернее, что-то такое я писала и до этого. Но для альбома «Снег» стала самой первой песней.
Когда мне было пять лет, я уже писала песни, а родители покупали мне за это мороженое. Но это, знаете, не потому что мне хотелось писать песни, а потому что мне хотелось мороженого. Потом я писала по просьбе мамы — у нее на работе были какие-то праздники, и надо было поддержать их отделение. Потом мне исполнилось четырнадцать лет, я стала играть в переходе, накопила денег и исполнила свою главную мечту: съездила в Петербург. Побывала на могиле Виктора Цоя.
Надо сказать, что игра в подземном переходе, о которой упомянула Земфира, была неплохим способом заработка для музыкально одаренной молодежи. Точнее сказать — была и есть. Тем более что гитара и шапка практически всегда под рукой.
Земфира: Ну почему шапка? Зачем? Есть несколько вариантов. Можно класть кофр — хотя кофр у меня бывал редко. Гитару я брала у друзей: своей тогда у меня не было. Либо можно класть пакетик. Какая шапка? Зачем шапки пачкать? Пакет — и играем!
В переходе можно играть час, от силы два. Потом начинают очень сильно болеть пальцы. И вообще там очень продувает, может заболеть горло. Я тогда играла без медиатора и вообще все делала неправильно. Но зарабатывала очень прилично. Приходила домой с фруктами и вообще родителям подкидывала. Они с ума сходили.
В одиннадцатом классе Земфира поняла, что пора принимать решение — либо спорт, либо учеба и музыка. Учеба и музыка перевесили, и Земфира распрощалась с баскетболом. Говорят, что поначалу она вовсе не собиралась поступать в музыкальное училище. В старших классах девушка мечтала стать студенткой филологического факультета. Но как-то, проходя мимо Уфимского училища искусств, Земфира решила туда заглянуть и поинтересоваться правилами приема. Выяснилось, что первый экзамен должен был состояться на следующий день.
Земфира без труда поступила на эстрадное отделение училища, где ее сразу приняли на второй курс. Через несколько лет она вышла из стен училища с красным дипломом и целым веером специальностей — певец эстрады, преподаватель сольфеджио и хора и композитор.
Параллельно с учебой Земфира подрабатывала пением в ресторанах. В подобных заведениях, как известно, петь сложно, потому что люди приходят туда вовсе не затем, чтобы послушать музыку. Но это была отличная школа жизни. Каждый вечер она со своим другом саксофонистом Владом Колчиным ставила перед собой задачу отвлечь посетителей ресторана от тарелок и заставить их хоть немного послушать музыку. Репертуар у вокалистки был довольно избирательный: в отличие от большинства лабухов Земфира принципиально не пела попсу и блатняк.
К тому моменту Земфира уже активно писала собственные песни и иногда, но очень редко, играла их для ресторанной публики.
Земфира: Когда было совсем мало народа — играла. Это было уже накануне моего окончательного ухода из ресторана. Я позволила себе сыграть две или три песни, может быть, два или три раза. Никакого резонанса это не вызвало. Ну и я, в общем-то, играла для себя.
Кстати, не всегда выступления в кабаках проходили спокойно. Однажды музыка, исполняемая Земфирой в ресторане, не понравилась местным бандитам. Они предложили исполнить что-нибудь в стиле «гоп-стоп», на что Земфира отреагировала парой фраз в резкой форме с четким содержанием. Обиженные братки решили отомстить строптивой певице и несколько раз выстрелили в нее. К счастью, по пьяни стреляли они плохо. Охрана вынесла всю компанию за порог. На рассвете девушка вернулась домой целая и невредимая — хотя могла и не вернуться.
…
Ближе к 1998 году Земфира потихоньку начинала вынашивать идеи записи своих песен и собирать для этого музыкантов. Басиста и клавишника искать не пришлось — они нашлись прямо по месту работы, а вот с поисками остальных пришлось-таки потрудиться.
Земфира: Например, мой клавишник — у него был свой проект. И в рамках Уфы они были очень популярны. Это был, знаешь, такой квартет из четырех мальчиков. Очень похоже на «Отпетых мошенников», — женщины за ними бегали, девушки. У басиста был, наоборот, industrial-проект. Их любили такие очень жесткие парни. И они тоже были достаточно популярны в рамках Уфы, но, так как я их потом обоих забрала себе, эти два проекта канули в Лету.
А наш гитарист Вадим играл во многих-многих-многих группах. И после какой-то очередной солянки он просто подошел и сказал: «Хочу у вас поиграть!» Мы, разумеется, обрадовались, потому что гитаристов у нас не было. Один Вадим. Тогда, конечно, не стоял вопрос, как человек играет? Чего он играет? Главное, что есть человек.
Но все это будет несколько позже, и день рождения группы еще впереди. А пока же, прекратив выступления в переходах, Земфира решила устроиться на настоящую работу.
С работой ей повезло — Земфире удалось попасть на уфимскую «Европу Плюс». Помимо заработка местная студия давала возможность записать свои песни. Времени для этого было довольно много: работа регионального отделения станции сильно отличается от работы ее столичного офиса.
Земфира: У нас не было своего play-листа, мы были, по сути, ретранслятором. Мы лишь вставляли свою рекламу, и нам, по-моему, выдавали две часовые передачи: песни по заявкам и еще какая-то авторская передача — точно не помню.
Тем и хороша была работа на «Европе Плюс», что не было никакой официальной работы. Если у меня не было денег, я могла подойти к директору и сказать:
— Сергей, дай мне, пожалуйста, денег! Мне хочется курить и есть.
Он давал мне денег, я шла и как-то справлялась. А вообще это была достаточно сдельная работа. У меня был небольшой круг обязанностей. Мне нужно было периодически петь рекламу — но ведь рекламу можно спеть и за две минуты, а потом отдыхать весь день, правда? И еще я должна была заниматься вокалом с тремя девочками. Это было трио «Карамель». В итоге закончилось тем, что я за них спела все, что нужно. Потом эту кассету даже выпустили в Уфе тиражом десять тысяч экземпляров, что для Уфы очень прилично. Те, кто хотел заработать, заработали, и на этом проект закрылся…
Эта история, кстати, потом послужила поводом для путаницы. В конце 1990-х существовал попсовый дуэт «Карамельки». Тогда же выходили статьи о том, что Земфира якобы писала песни именно для них. Так вот: к этому продукту артистка отношения не имеет. Это была другая «Карамель», уфимская.
…
Офис Земфириной радиостанции располагался на первом этаже девятиэтажного общежития. В свободное от записи время народ загорал на крыше здания. Если, конечно, дело было не зимой.
Земфира: В тот момент, в тот период времени подобрались люди, которые создали такую, что ли, атмосферу или компанию… Все что-то писали, у всех были какие-то проекты, и эти проекты постоянно менялись. Я, например, умудрялась петь бэк-вокал аж в четырех группах.
Денег на радио не платили. Средняя зарплата до дефолта-98 составляла примерно двадцать пять долларов США. Приходилось совмещать радио с рестораном, где, собственно, основные деньги и зарабатывались. Но зато на радио можно было обзавестись кой-какими навыками работы со звуком. Земфира познакомилась со звукорежиссером Аркадием Мухтаровым, который слыл в городе большим знатоком компьютеров. Он научил певицу работать с музыкальными программами и помог записать несколько песен. Параллельно Земфира готовилась к выступлению на какой-нибудь концертной площадке и вовсю репетировала с набранными музыкантами.
Земфира: Появились репетиции — очень похабная вещь, я вам скажу. Дело в том, что мой барабанщик любил выпивать. Да и другие люди тоже любили выпивать. А репетировали, разумеется, на «Европе Плюс». И все знали, что если репетиция — значит, есть что выпить. И подтягивалось немереное количество человек, которые хотели выпить. В какой-то момент меня это стало дико раздражать. Я поставила жесткий ультиматум, потому что очень сложно было так репетировать.
Первый концерт группы состоялся в 1998 году, в Уфе, на центральной площади города перед Дворцом спорта.
Земфира: Был июнь или июль. Лето. Был праздник компании «Philips» с московскими гостями в лице группы «Рондо», ну и плюс решили добить какими-то уфимскими группами. Начиналось все танцами и плясками народных коллективов, а нас поставили прямо перед группой «Рондо». Такой вот сразу кредит доверия: предпоследние перед самими москвичами.
Обосрались мы страшно. У барабанщика прямо со стоек слетели тарелки. А человек, который помогал барабанщику, так называемый техник, попытался закинуть эти тарелки и попасть на штыри, как цирковой жонглер. Гитариста у нас тогда не было. На гитаре играла я, а я ведь не гитарист — на гитаре я играть, в общем-то, не умею. Это все бутафория, я пианист, но пианист у нас уже был, поэтому мне пришлось играть на гитаре. Кроме того, я играла сидя, потому что у меня не было ремня для гитары, а во-вторых, я вообще тогда не умела стоя играть, потому что, когда человек играет сидя, ему потом очень сложно начать играть стоя.
Выступление длилось где-то минут тридцать — сорок. Достаточно много, согласитесь, для дебюта. И к предпоследней песне я поймала себя на мысли, что хуже быть уже просто не может. И это меня так завело, что последнюю песню (а это была песня «Не отпускай!») я спела очень хорошо. Спела и поняла, что я молодец. Я спела ее очень хорошо, и после того, как мы ушли со сцены, группа «Рондо» двадцать минут намеренно выжидала, не начинала выступление, чтобы все успокоились.
Вот таким было наше первое выступление.
…
В подростковом возрасте у Земфиры часто возникали проблемы со здоровьем. Точнее, с ушами. Болезнь довольно опасная, грозящая разрушением барабанной перепонки, — можете себе представить, каково это для музыканта! Самое неприятное в этом недуге то, что полностью излечиться от него невозможно. Уже в годы звездной карьеры Земфира иногда отменяла концерты и ложилась в больницу. Раньше, когда она была более свободным от общества человеком, больничная койка в ее жизни возникала куда чаще.
Земфира: Я часто ложилась подлечиться, и у меня сложились очень хорошие отношения с докторами одной из больниц города Уфы. Когда мне хотелось сменить обстановку, я просто говорила: «А не дадите ли вы мне палату полежать?» Мне давали, потому что у меня есть кое-какие проблемы и диагноз, в общем, позволяет мне лечь в больницу в любой момент. Я ложилась и таким образом отдыхала — не то что от родителей, а просто, скажем так, меняла обстановку.
Когда Земфире удавалось пронести в больницу магнитофон, то окружающие ее больные выздоравливали гораздо быстрее и старались выписаться оттуда как можно резче. А приносить в палату Земфире удавалось не только магнитофон.
Земфира: Я ходила в больницу как к себе домой. Там работали мои друзья, и эта больница располагалась в замечательном месте. Там был такой очень красивый сквер, старые сталинские дома, золотая осень, хорошие люди… Лежала я исключительно с гитарой. У меня быладвухместная палата: на одной кровати спала я, а на другой находилась моя гитара. В один из разов, я даже умудрилась приволочь в больницу компьютер, и вообще, я вела себя достаточно вольно. Как раз в больнице я написала немало песен, например песню «Непошлое».
К началу 1998 года Земфира имеет в студийном компьютере уже тридцать записанных песен и решает наконец-то сделать пробную вылазку в Москву.
Земфира: Уже в мае я сказала себе: «Стоп! Хватит! Поехали в Москву…»
На тот момент я все еще играла в ресторане, и где-то раз в неделю появлялись умники, которые напьются, подойдут и скажут: «Девушка, вы так хорошо поете! Почему бы вам не уехать в Москву?» Ну действительно: у меня на руках был готовый диск с кучей песен, и я решила, что пора ехать в Москву и кому-нибудь его впарить. Каких-то таких конкретных планов не было. То есть я понимала, что, наверное, вся моя последующая жизнь будет связана с музыкой, потому что больше-то я ничего делать не умею, к сожалению. И я поехала.
Взяла у своего знакомого адрес московских приятелей и укатила в Москву. Вообще говоря, в Москве у меня живут родственники, но один из них работал в КГБ, и я решила к нему не ездить. Взяла первый попавшийся адрес, приехала к этой девушке и осталась у нее на неделю.
Дело было в тот момент, когда как раз проходил музыкальный фестиваль «Максидром» — то ли второй, то ли третий, я не помню. И к этой самой девушке, у которой я остановилась, приехали две журналистки из Питера. Я лежу, сплю, а они приехали с утра и тут же стали на всю квартиру орать. Я высунулась из-под одеяла и говорю:
— Может, хватит орать? Тут люди спят.
Они говорят:
— Ты кто такая?
Я ответила им, что я, в общем-то, звезда. И поэтому попрошу разговаривать со мной аккуратно. Они, естественно, взъерепенились, но девушка, у которой я остановилась, выдала им диск, они послушали, и им понравилось. Орать они перестали, а вечером пошли на «Максидром» и впарили этот диск Лене Бурлакову. Я уехала обратно в Уфу, и спустя неделю мне позвонили.
Девушки действительно вручили диск, и действительно Леониду Бурлакову. В тот момент он занимался делами группы «Мумий Тролль». Вдвоем с Ильей Лагутенко они все-таки послушали эту запись — и песни их, что называется, торкнули реально. Хотя надо сказать, что взгляды Земфиры и Бурлакова на материал сильно расходились.
Земфира: В том, как в конце концов стал выглядеть альбом, Леня Бурлаков сыграл достаточно важную роль. Я помню, что он настаивал, чтобы в альбоме не было песни «Синоптик», а я настаивала, чтобы не было песни «Ариведерчи». В итоге остались и «Синоптик», и «Ариведерчи», но не стало песни «Не отпускай!», которая появилась только во втором альбоме.
В общем-то, никто никого не зажимал. Все было обоюдовежливо. Другое дело, что я очень импульсивный человек. Конечно, я не считаю себя человеком глупым, но очень многие мои поступки — это следствие каких-то порывов. Позже, когда я начинаю анализировать, я совершенно четко вижу свои ошибки, но в момент споров остановиться никогда не могу. Конечно, я дико обиделась, что его не устроило какое-то количество моих песен. Помню, я подумала: «А не пойти ли тебе вместе с твоим „Мумий Троллем“, а?»
Как выглядели те тридцать песен, которые передала Бурлакову Земфира, сейчас уже не вспомнит никто. Хотя сама певица говорит, что где-то в компьютере у нее это все есть, но искать лень. Эх, знали бы те две девочки, что за диск они передают Бурлакову и кем станет Земфира через год, скопировали бы болванку, и толкнули бы на «Горбушке», и сделали бы бизнес!
Песни типа «Не отпускай!», «Прости Меня Моя Любовь» и «Зеро» вошли в следующий, второй по счету, диск. Что-то долежало на полке даже до третьего. Одна из песен — «До свиданья» — вышла синглом в августе 2000 года. Еще одна появилась очень ограниченным тиражом и только на аудиокассете — как подарок всем пришедшим на концерт в «Горбушке» на Рождество 2000 года. Впрочем, пираты быстро растиражировали ее на множестве сборников типа «Вечеринка у Земфиры». Ну а многие так и не увидели света до сих пор.
Однако примерно треть материала дебютного альбома Земфире пришлось сочинять уже после того, как Бурлаков послушал демо-запись и принял решение о выпуске диска.
Земфира: В это время я лежала в больнице… с ухом. Мама перезвонила мне в больницу и сказала:
— Тебе звонили из Москвы.
Дыхание мое остановилось. Я думаю, что делать? Отзвонила, разумеется. Меня вызвали в Москву. Спросили, есть ли у меня песни. Я сказала, что есть. Очень много.
Мне сказали:
— Что, даже группа есть?
Я говорю, конечно есть! Хотя на самом деле никакой группы тогда не было. Я в срочном порядке собрала кого могла, мы появились в Москве — и я выдала Лене песни. В итоге ведь даже тогда ничего не началось, потому что он мне сказал: «Маловато. Хочу сделать альбом сплошь из хитов». А мне, конечно, казалось, что у меня все хиты.
Ему так не казалось. Я обиделась страшно. Уехала в Уфу. И в итоге, где-то спустя месяц, отправила ему последний раз мини-диск, на котором была песня «А у тебя СПИД — и, значит, мы умрем».
Разумеется, Леня сразу подумал, что я больна СПИДом и что нужно срочно записывать, пока я не умерла. Он отложил все дела, срочно вызвал меня в Москву, и мы почти сразу стали записывать.
Начать работу планировали в сентябре 1998-го. Но тут — рвануло. Собственно, нехороший ветер подул еще весной, когда убрали, казалось бы, непотопляемого премьер-министра Виктора Черномырдина. На его место назначили молодого и мало кому известного Сергея Кириенко, тут же получившего прозвище Киндер-сюрприз.
Смысл в этом назначении был вот какой: самая большая страна в мире жила не по средствам, брала в долг у всего мира — а отдавать было нечем. Да никто об этом и не думал. Деньги занимались под государственные краткосрочные облигации — ГКО. Занимались — и тут же проедались или разворовывались. Наступало время эти облигации гасить, тогда выпускались новые ГКО, потом еще и еще… короче говоря, строилась финансовая пирамида по образцу недоброй памяти АО «МММ». Только роль главного жулика на сей раз исполняло государство. Произошла этакая национализация наперстков. Собственно, Кириенко как раз и позвали затем, чтобы отсрочить кризис. Он и отсрочил — но избежать его не мог.
17 августа было объявлено об отказе государства платить по ГКО. Проще говоря, Российская Федерация объявила себя банкротом, а русский язык познакомился со словом «дефолт». Отменили валютный коридор — и доллар взлетел с шести до двадцати четырех рублей. Людей, в одночасье потерявших работу, было не счесть. Как тогда шутили, «до 17 августа было модно иметь мобильный телефон — после стало модно иметь рабочий».
Деньги кончились у всех и сразу, но тем не менее работу над альбомом Земфиры было решено продолжать.
Земфира: Это было сразу после кризиса — вы не поверите. И этим Леня меня купил, в хорошем смысле. Я подумала: «Надо же! какой человек!» Ну… я, в общем-то, и сейчас так думаю. Леня — это человек, который вовсе не из-за денег, как может показаться. Он действительно верит. Если он верит, он будет делать. Не важно, дефолт тут, или еще что-то, или 11 сентября… он будет делать.
За неделю до кризиса народ побаловали в последний раз — показали ему настоящих «Rolling Stones»! Дело было на Большой спортивной арене «Лужников» 11 августа 1998 года. Билеты с руками не отрывали — они были дорогими, да и, говоря по правде, в нашей стране «роллинги» по популярности никогда с «битлами» и рядом не стояли. У нас все-таки ценят мелодию, а не ритм. Тем не менее шоу устроили по полной, включая знаменитый выдвижной мост, на котором выплясывал Мик Джаггер.
Впечатление от концерта, однако, в прямом смысле слова подмочил проливной дождь. Разогревающую группу «Сплин» народ тоже принял без восторга. Это понятно: все-таки впереди были «Rolling Stones», великие и ужасные, и народ ждал только их!
Земфира: На концерте я была со всей группой. Мы сидели на самом последнем ряду, и — ужас — к нам долетал звук через пять секунд после изображения. Никакого вразумительного ощущения у меня не осталось, кроме того, что это все пиздец как дорого.
Надо сказать, что концерт тот посетило много столичной богемы, которые всего через год будут в поте лица писать пасквили на Земфиру — и в то же время ручкаться с ней на всевозможных мероприятиях и восхищаться ее песнями. Но все это будет только через год, а пока же, летом 1998-го, Земфира подписывает контракт, собирает вещи и переезжает в Москву для записи дебютного альбома. В последний момент, на память, Земфира решила прихватить из студии радиостанции маленький сувенир.
Земфира: История такая. Мы репетировали, а в студии стоял пульт. И в результате непонятных технических накладок внутри пульта сгорело несколько каналов. На меня наехал учредитель (даже не директор, а учредитель!) радиостанции «Европа Плюс Уфа», некто Фаиль. Он сказал: «Да вы что? обалдели? идите и все почините!»
Я нашла ремонтника, человека, который все это наладит. Он диагностировал пульт и сказал, что ремонт обойдется в четыреста долларов. По тем временам, это сумасшедшие деньги, да и по нынешним тоже. И у меня, конечно, таких денег не было. Я обратилась за помощью к старшему брату, объяснила ситуацию, сказала, что я действительно облажалась, помоги мне, потому что кроме того, что я сломала этот чертов пульт, так мне ведь надо и дальше репетировать, а больше в городе пультов нет.
Брат мне помог. Прошло какое-то время, и я подошла к этому человеку, к Фаилю, и говорю:
— Отдай мне хотя бы половину стоимости ремонта. Все-таки я за свой счет отремонтировала твою технику. Так не делается.
Он сказал, что ничего не даст. Что и позволило мне, в одну из темных ночей, забрать пульт и смотаться в Москву. Кстати, об этом пульте меня спрашивали потом четыре года подряд. Ну, не меня конкретно, а каких-то людей, которые со мной связаны. Фаиль каждый раз говорил:
— Спросите у Земфиры, что там с пультом?
Так вот, на вопрос, что там с пультом, мы можем ответить прямо сейчас. На момент записи этого интервью девушка искала на него покупателя. Подробности можно поискать на сайте zemfira.ru, хотя, вероятнее всего, его уже купили… А тогда, стащив с уфимской радиостудии шестнадцатиканальный пульт, Земфира отправилась в Москву для записи пластинки и, сама того не ведая, приближалась к всенародной славе. Навсегда в прошлом остались рестораны, подземные переходы и больницы.
Какой вопрос встает перед всяким гостем, приезжающим работать в столицу? Конечно, квартирный. Встал он и перед Земфирой, и перед ее музыкантами. И здесь не обошлось без участия Бурлакова.
Земфира: Первое время Леня решал это все своими силами. Весь «Мумий Тролль» в то время базировался в микрорайоне Солнцево. Просто они все тоже приезжие, половина из Владивостока, а Илья, так я понимаю, вообще жил в Англии. И мои музыканты жили у музыкантов «Мумий Тролля», а я жила у Лени в одной из комнат… Уже потом, после того как мы свели пластинку, мне сняли квартиру — и опять в том же Солнцеве… Так что мы все из Солнцева.
Мне было очень неудобно, когда начались все эти интервью и бесконечные съемки в Останкино. Меня обязали дать какое-то количество интервью, и мне приходилось каждый день ездить через весь город. Я чуть с ума не сошла, потому что путь от Солнцева до Останкина — это то же самое, что путь из Уфы в Стерлитамак… это такой город в Башкирии.
Помимо банальных интервью, прессе был предложен и хитрый пиар-ход. Одним из самых больших скандалов, связанных с Земфирой в 1999 году, была легенда о том, что певица выходит замуж за лидера группы «Танцы минус» Вячеслава Петкуна. Для усиления эффекта журнал «ОМ» провел фотосессию с музыкантами: Земфира была в свадебном платье, а Петкун — как бы в костюме жениха. Эта тема стала главной сенсацией нескольких месяцев, пока не выяснилось, что музыканты просто пошутили.
…
Московская часть работы над альбомом началась с записи песен на студии «Мосфильм». Огромная и роскошно оборудованная тон-студия впервые пустила в свои двери рок-н-ролльщиков еще за десять лет до того — во время записи саундтрека к фильму «АССА». Гребенщиков и компания от «Мосфильма» просто плевались. Потому что местные звукорежиссеры и сами ничего не умели, и музыкантов пытались переучивать. С тех пор люди на «Мосфильме» сменились, и Земфира очень внимательно наблюдала за тем, что они делают.
Когда материал альбома был записан, музыкантам было предложено заняться сведением песен не на «Мосфильме», а совсем в другом месте. Нисколько не сомневаясь в талантах и больших возможностях Земфиры, тогда еще никому не известной певицы, продюсеры сняли для сведения ее дебютного альбома одну из лучших лондонских студий…
Земфира: Студия шикарная… В самом центре Лондона… Три этажа. Обычно входишь в студию, а там висят всякие рамочки и в них пластинки тех людей, которые там записывались. Пластинки там были везде, но из того, что я запомнила, — «Placebo» и «Savage Garden». Очень серьезная студия… комната отдыха — обязательно игровая приставка, музыкальный центр, телевизор. Каждый день на столе фрукты и рояль — настоящий «Стейнвей».
Как и на «Мосфильме», работая в лондонской студии, Земфира старалась извлечь из творческого процесса максимум пользы для себя. Забегая вперед, скажем, что полученный тогда опыт ей очень пригодился при записи следующего альбома. Осложнялось все только языковым барьером — с английским у восходящей звезды было плоховато.
Земфира: Честно признаюсь: я и в своем русском-то очень сомневаюсь. Первый раз в Англию я поехалас Леней и Ильей Лагутенко. Оба они говорят по-английски довольно бегло. Поэтому мне не нужно было на этом языке вообще говорить. А кроме того, мы ехали туда с определенной целью — свести альбом. Учитывайте, пожалуйста, что тогда я вообще не знала, что такое «свести», даже смысла слова не понимала.
Все, что тогда со мной происходило, было огромной нагрузкой на мозг. Так что мне было не до англичан и не до английского языка. У меня вот альбом — плоть от плоти моей! И мне надо было свести его любой ценой — я по двенадцать часов в сутки в студии просиживала.
Работа продолжалась две недели. Грубо говоря, у нас было четырнадцать песен, и одну песню мы сводили один день. К концу этих двух недель я кое-что начала понимать, и это уже хорошо, потому что есть люди, которые смотрят на это годами и все равно ни фига не понимают. У меня была цель: мне очень хотелось все понять, во всем разобраться и участвовать в процессе. Потому что сперва я ни в чем не участвовала. Меня не особенно спрашивали, а если говорить откровенно, то меня вообще не спрашивали, мне просто говорили, как нужно.
Релиз альбома «Земфира» состоялся в мае 1999 года, однако о начале концертного тура певица объявила лишь 1 сентября, выждав многозначительную паузу.
Первый в жизни Земфиры тур стартовал в рамках большого сборного концерта, в честь дня рождения журнала «Yes». В этот день группа «Земфира» выступала хедлайнером. Это был первый выход музыкантов перед такой многочисленной аудиторией и всего лишь пятый концерт в их жизни. Отыгран был материал с дебютной пластинки.
Земфира: Ну, не знаю, то, что у нас получилось, весь этот альбом, он не плохой, он просто немножко мудаковатый.
Тут нужно понимать, что я всегда очень настороженно относилась к положительной реакции на то, что делаю. Это может показаться странным, да? Хотя на самом деле это очень даже естественно. Потому что когда человека все начинают резко хвалить, это вызывает вполне естественное подозрение. Все это дико меня раздражало. Помню, я ездила в обычных рейсовых автобусах, и стояли люди в плеерах и через одного слушали эту кассету. А я еду и думаю: «Что за хуйня? Вам что больше нечего слушать?» Меня немножко все это настораживало.
А если говорить о том, что «проснулась знаменитой», то там была такая ситуация. Леня выждал паузу, три месяца, и первый концерт я дала, по сути, через три месяца после выхода пластинки. Ну, тогда я, конечно же, поняла, что популярна. Потому что пришло пятьдесят тысяч человек, которые хором пели эти песни. Ну, против этого сложно спорить: пятьдесят тысяч человек поет твои песни!
Выступала группа в тот раз прямо под стенами Кремля, на Васильевском спуске. Незадолго до них там же канал MTV-Россия отмечал свою годовщину грандиозным концертом. Российскую сторону представляли «Zdob Si Zdub», «Парк Горького» и «IFK». Хедлайнером же фестиваля стали впервые посетившие Москву американцы «Red Hot Chili Peppers».
Земфира: Самое смешное, что у меня не было билетов. Господи, как смешно! Так много поклонников, но никто не удосужился подогнать мне билетик. Пришлось перетьсячерез огромную толпу. Я протиснулась-таки к VIP-зоне, стала перелезать через забор, ОМОНовцы стали снимать меня с этого забора, и тут я заметила Галанина.
— Галанин! — стала кричать я. — Возьми меня с собой!
И он, в общем, этот вопрос решил. Меня впустили в эту VIP-зону, и я посмотрела концерт. Отыграли американцы очень неважно.
…
Первого мая альбом вышел в широкую продажу. Группу назвали «Земфира», дебютный альбом, не мудрствуя лукаво — так же. После релиза Земфире пришлось как минимум пятьсот раз отвечать на вопрос, как она познакомилась с Ильей Лагутенко, признаваться, что ее имя не псевдоним, каяться в том, что она не больна СПИДом и постоянно рассказывать о том, как вообще она пишет песни. Оборотная сторона популярности обострила отношения Земфиры с некоторыми представителями пишущей братии.
Земфира: Я помню свои первые интервью. Я разговаривала со всеми очень откровенно и впоследствии страшно об этом пожалела. С тех пор я несколько раз меняла манеру общения с журналистами. Бывало даже так, что просто глумилась над ними. Могла пригласить всех к себе в гримерку на пресс-конференцию, выключить свет и сидеть с зажигалкой. Они все говорили, что у меня не в порядке с головой. Просто они меня достали, очень сильно разочаровали, потому что я говорила с ними нормально, открыто, а потом читала заметку и видела, что они просто лицемеры, что по большому счету им насрать на меня и на всех, кто будет сидеть на моем месте.
Я ОЧЕНЬ разочаровалась. Я же была совсем молодой и, разумеется, хотела всем верить… Сейчас вот я предпочитаю с ними не общаться. Я думаю, что у меня неткакой-то особенной злости в адрес журналистов. Просто я предпочитаю с ними не общаться, а они предпочитают не общаться со мной, и нас это устраивает.
Общение с журналистами если и подпортило нервы нашей звезде, то уж никак не повлияло на объективный ход событий: песни Земфиры прочно обосновались на вершинах всех российских чартов. Практически все треки с нового альбома крутились по радио, а сама певица в одно мгновение приобрела статус самой интересной и противоречивой фигуры шоу-бизнеса.
С выходом пластинки началось триумфальное шествие Земфиры по всей России. Ей отдавали почести даже живые памятники нашей эстрады — такие как Алла Пугачева, которая не скрывала свои восторги по поводу дезбютного альбома певицы, а на телевидении и радио начали с завидной регулярностью появляться девушки, поющие а-ля Земфира и выглядящие так же.
В общем, год заканчивался как нельзя удачно, и, казалось бы, Земфира должна была быть счастлива: в тот год она обрела все — возможность выразить себя, славу, всенародную любовь и толпы поклонников. Но, оглядываясь на то время, Земфира отнюдь не пребывает в полной эйфории и считает, что ее жизнь сильно изменилась после записи дебютного альбома. И не только к лучшему.
Земфира: Я раньше была веселым, открытым, общительным человеком. А все, что началось потом, — оно, конечно, ломает.
Одного человека можно сломать, затравить за месяц. Он подумает: да на хер мне все это надо! Наплюет и уйдет. Другого сломают за три месяца: он посмотрит на все это и скажет — ладно, ломайте, мне всеравно надо как-то деньги зарабатывать, так что я могу вам тут петь и плясать. А кто-то будет сопротивляться еще дольше, но в конце концов сломается и он.
Ломается каждый по-своему, но прежним не будет уже никто. Не в состоянии один человек выдержать натиск стотысячной толпы…
Что было дальше, вы наверняка знаете. Это уже не история, а современность. После триумфа Земфиры стало и сложнее, и проще. Проще — потому что оказалось, что для попадания в первые строчки хит-парадов стало достаточно одного таланта. Без проплаченных эфиров. С другой стороны, оказалось, что такого таланта должно быть много. С 1999 года всех начинающих музыкантов стали сравнивать с Земфирой, и мало кто из них выдерживает такое сравнение. Можно сказать, что Земфира стала последней легендой русского рока: после нее появлялись хорошие музыканты, но они уже не были легендарными.
В новом тысячелетии в России начал налаживаться шоу-бизнес в нормальном, нестыдном понимании этого слова. Стало понятно, как надо находить звезд, как продвигать их к слушателю. Стыдный шоу-бизнес тоже никуда не делся — мало того, он начал выпекать звездочек в промышленных количествах, как блины на Масленицу. Но и в том и в другом случае — началась работа. А сказка ушла.
Последней настоящей легендой стала как раз история Земфиры, за считаные месяцы взлетевшей из ниоткуда на вершину славы. В дальнейшем Земфире пришлось снова и снова подтверждать свое особое место на российской сцене. В декабре 1999 года группа самостоятельно приступила к продюсированию и финансированию новой пластинки. Но это уже совсем другая история…
22
Группа «Би-2». Альбом «Би-2» (1999)
— За один год в Российской Федерации меняются три премьер-министра: Евгений Примаков, Сергей Степашин и Владимир Путин.
— Теракты в Москве, Волгодонске и Буйнакске.
— На экраны российских кинотеатров выходит фильм Никиты Михалкова «Сибирский цирюльник».
…а из радиоприемников все уверенней звучит следующее:
«Смысловые галлюцинации» — «Розовые очки», Чичерина — «40 000 км».
В самом конце 1998 года, 14 декабря, в Москве на частоте 101,7 открывается новая радиостанция — «Наше Радио». Огромный пласт музыки, о котором страна, казалось, почти забыла, снова становится актуальным.
Основу вещания радиостанции составил русский рок, и оказалось, что у этой музыки немало поклонников. Причем среди них были не только малолетние панки с Арбата, но и вполне состоявшиеся и состоятельные люди, которые лет пятнадцать назад были точно такими же арбатскими панками. Таким образом, и с коммерческой точки зрения новый формат оказался вполне обоснованным. Это дало возможность рисковать — то есть делать ставку на новые, никому не известные имена.
Отцы-основатели «Нашего Радио» формулировали свою концепцию так: «Самая полная коллекция рок-н-ролла и все модное в нашей музыке сегодня», благодаря чему в эфир смогло пробиться множество молодых команд. Музыканты конца 1990-х, естественно, оказались непохожими на восьмидесятников. Они выросли в других условиях, они слушали другую музыку, по-другому играли и записывались. Практически все они имели опыт жизни на Западе и к русскому року пришли через иностранный.
Таких людей было немало, но, пожалуй, самым громким дебютом года оказался тот, о котором мы с вами и продолжим наш разговор.
…
Чтобы рассказать эту историю, перенесемся не то что в другую, а в прямо противоположную часть планеты. В австралийском Мельбурне, на другой стороне Земли, встречали новый, 1999 год Лева и Шура «Би-2».
Жили небогато, но не голодали, так как Шура неплохо готовил. Какое-то время в Австралии это даже было основной его профессией, и впоследствии очень пригодилось ребятам во время их кочевого образа жизни в Москве.
Шура «Би-2»: Я работал поваром в небольшом кафе. Паста, всякие салаты, лазанья, ризотто, фокачча… Хозяин был главным шеф-поваром, а я делал блюда, которые он доверял.
Если быть точным, то Лева в Австралию из Израиля приехал в 1998-м, а Шура к тому моменту уже жил там пять лет. Причем не только жил, но и занимался музыкой в составе проектов «Шура Би-2 сотоварищи», «Сентябрь» и «Chiron». Мало того, до приезда Левы Шура успел записать под маркой «Би-2» альбом «Бесполая и грустная любовь» со своим вокалом.
Параллельно налаживались и связи с Россией. Еще во второй половине 1990-х Шура начал писать репортажи для питерского рок-журнала «Fuzz». Он даже умудрился однажды пообщаться со Стингом, что документально подтверждено фотографией. В те годы Австралию часто посещали и наши звезды, благо это были последние годы перед кризисом, когда денег не считал никто. Шура даже записал концерт «ДДТ» в Мельбурне.
И конечно же, всем гостям с родины выдавался на руки альбом. С целью его последующего издания. Особые надежды в этом смысле возлагались на «Машину Времени», так как Александр Кутиков мог издать группу на собственном лейбле «Синтез Рекордс». Однако тогда они с Андреем Макаревичем решили не рисковать.
Шура «Би-2»: Ой, это была смешная история. Периодически в Австралию приезжали российские артисты. Приезжал Шевчук, приезжали поп-исполнители, приехал Макаревич. А мы пришли в театр, где он играл…
Лева «Би-2»: Мы договаривались о встрече в гримерке…
Шура: Поставили ему пару песен… Я не помню, что он сказал…
Лева: Ну, что-то типа: «Современно!»
Шура: Да! «Современно, но скучненько»! Он сказал: «Передайте все это Кутикову. У него же есть выпускающая компания». И это тоже ничем не закончилось.
Лева: Ну да. Ответа не было никакого. Ни привета ни ответа. А потом уже, когда встречались периодически на разных фестивалях, Кутиков нам каждый раз говорил: «Эх! Почему же я тогда вам не ответил?»
Материал, который музыканты пытались пристроить Кутикову, был записан на студии «Toyland Recording». Причем одновременно с «Би-2» на этой студии оказались музыканты легендарной группы «INXS», которые «подкладывали» музыку под записанный вокал своего недавно погибшего вокалиста Майкла Хатченса.
Шура: Первый раз парней из группы «INXS» мы встретили в туалете, а потом встретили уже в нашей комнате…
Лева: В момент сведения песни «Варвара»…
Шура: Да. Это был мастеринг песни «Варвара».
Лева: В момент мастеринга Шурик всегда очень переживает. А тут открывается дверь — и в комнату вваливает какой-то тип. Шурик очень недоволен, пытается жаловаться, просит, чтобы никто не мешал. А Шурику говорят: «С ума сошел? Это саксофонист из „INXS“!»
…
Завоевание российского рынка группой «Би-2» началось осенью 1998 года. Первая проба сил была явно неудачной. Никто просто не понимал, как иметь дело с командой, которая так далеко живет. Да и вменяемый шоу-бизнес у нас тогда только-только начинал складываться. К тому же после кризиса вкладываться в никому не известную группу было, мягко говоря, рискованно.
Первым за «Би-2» решил взяться Владимир Месхи — бывший директор групп «Наутилус Помпилиус» и «Агата Кристи».
Шура: У нас были адреса всех людей, занимающихся грамзаписью в России. Мы записали порядка двадцати кассет и стали рассылать кассеты по этим адресам. Через месяц — звонок. Как сейчас помню, ночью. Звонил Месхи из компании «Экстрафон»:
— Ребята! Чем вы сейчас занимаетесь?
— Ну, мы работаем. Я работаю в ресторане.
— Все! С завтрашнего дня можете не выходить на работу. С завтрашнего дня вы миллионеры!
Чтобы оформить отношения с группой, в Австралию был прислан контракт. Ожидалось, что неопытные салаги тут же поставят под договором свои подписи. Но Шура и Лева оказались крепкими орешками.
Шура: Мы пошли к адвокату группы «INXS». Это очень дорогой адвокат, он стоит двести долларов в час. Мы перевели текст договора на английский, он прочитал и сказал, что если мы все это подпишем, то мы покойники. Мы, естественно, отказались подписывать и отослали Месхи свои условия. После этого Месхи пропал на два месяца.
В конце концов стало понятно, что такая схема работы — общение с продюсерами через два океана — плодов не даст. Тогда Шура и Лева собрали накопленное и рванули в Россию. Полетели вдвоем — музыканты остались в Австралии. Да и на двоих-то денег хватило в обрез.
Шура: У нас была некая сумма денег с собой и два билета туда и обратно: Австралия — Москва, Москва — Австралия. Правда, конкретной даты вылета там не стояло и билеты можно было продлевать в течение года. Мы благополучно приехали, забрали у Месхи все свои исходные материалы и дальше занимались походами по эфирам и пробиванием синглов уже самостоятельно.
В конце концов ребята познакомились с Василием Шугалеем, с помощью которого худо-бедно удается установить контакты с «Нашим радио» и запустить в эфиры композицию «Никто не придет».
О Василии все говорят как о легком и веселом человеке. Он писал песни для группы «Браво», руководил собственной группой «20 000 зажигалок», а в конце 1990-х годов с переменным успехом вел дела не только «Би-2», но и «Запрещенных барабанщиков» и «Жуков». Все его клиенты впоследствии встали на ноги и состоялись, но уже без Василия. Он был убит в собственном доме 7 марта 2004 года.
…
Через два месяца жизни в Москве у Левы и Шуры кончились деньги. Пора было возвращаться в Австралию.
Лева: На последние четыреста долларов, которые у нас остались с Шуриком, мы заказали автобус «икарус», купили ящик водки, ведро шашлыка…
Шура : …и с группой «Жуки» провели акцию — устроили прощальный пикник. Позвали MTV и «Наше Радио»…
Лева: Созвали всех, кого могли пригласить…
Шура: И устроили прощальный пикник.
Лева: Проводили мы все это дело за городом. Я представляю, какой ужас был у всех этих журналистов, когда они приехали на место, а там уже земля подморожена, стоит яблоневый сад без листьев. Места, где согреться, кроме автобуса, практически не было.
Шура: Но всех согрела водка и теплое отношение, а мы пели песни. На следующее утро Капитолина Деловая написала в «Московском комсомольце» огромную статью, а MTV все это показало.
Лева : Статья называлась «„Би-2“ на грядках». Это я запомнил на всю жизнь.
Проблема была еще и в том, что Лева с Шурой уезжали из СССР, а возвращались в Россию. Советское гражданство они потеряли, а российского не приобрели и приобрести не могли, потому что уезжали из Белоруссии. В итоге воз и ныне там.
Шура: Я гражданин Австралии.
Лева : А я — Израиля.
Шура : Мы сделали визу на месяц. Потом эту визу продлили на год. Что и делаем по сей день.
Лева: Для нас это больной вопрос. Получением годовой российской визы мы занимаемся каждый год.
Шура: Сейчас у Левы опять заканчивается российская виза. Ему нужно платить деньги, покупать. А еще надо покупать визу на Украину, в Белоруссию, Казахстан, Узбекистан — во все бывшие советские республики.
Ненадолго уехав, музыканты той же осенью вернулись обратно. И на этот раз — с твердым желанием добиться хоть каких-то результатов. «Би-2» жили в Москве, подбирали состав, без особого успеха пытались работать с продюсером Василием Шугалеем и параллельно развлекались.
Лева: Нам предложили посетить клуб «Вирус».
Шура : Ну, нам тогда вообще все на свете было интересно. В тот период мы старались ничего не пропускать, ходили на все концерты.
Лева : Мы были абсолютно незнакомы с местными алкогольными напитками. Нам предложили выпить «джин-с-тоником». Знаете? Это такая синяя баночка. Но в нашем-то понимании джин и тоник — это достаточно гуманный напиток. Пей сколько хочешь и голова все равно останется чистой и светлой. А здесь уже после двух банок сознание затуманилось.
Шура: Мы тогда жили на Ленинском проспекте…
Лева: Возвращаясь домой, мы еще выпили по бутылке пива, и Шурик пошел спать, а мы с Васей Шугалеем стояли внизу. Никакой мусорки рядом не было, и, когда бутылка была допита, я ее просто бросил в кусты. А в кустах, оказывается, стояла милицейская машина, в которой сидело восемнадцать милиционеров в засаде. Они там караулили каких-то наркоторговцев и дико скучали. Когда бутылка ударилась о машину, все эти восемнадцать человек выскочили из «шестерки» и погнались за нами. Причем выскочили они все с пистолетами.
Шура: Лева подумал, что это бандиты.
Лева: Я настолько испугался!
Шура: А Вася понял, что это именно милиционеры, и дисциплинированно лег на асфальт, закрыв голову руками.
Лева: Я подумал, что это бандиты, и когда понял, что меня настигают, то остановился и начал с ними драться. Естественно, меня завалили, прижали коленями к асфальту. У меня до сих пор осталось какое-то пятно на коже, ссадина. Ну и все. Обошлось какой-то суммой определенной, но я не жалею. Понятно, что все могло быть и намного хуже. Но как-то вот так разрешилось.
Зиму пережили с трудом, но все-таки пережили. А весной полегчало. В это время с Левой и Шурой стал работать Александр Пономарев по прозвищу Хип, который до этого был известен как директор «Браво», «Наутилуса» и группы «Сплин».
Шура: Вот когда появился Хип — стало легче. Там уже пошла другая история.
Лева: Хип нам сразу показал целый пакет предложений.
Шура : Хип — это был единственный реальный чел, который предлагал нам схему развития коллектива. И пошли на это, расставшись со своим тогдашним непутевым продюсером. И стали работать с Хипом. Была очень тяжелая зима, но весной стало легче: мы снялись в фильме «Брат-2», пошли другие песни, клип «Варвара» начал крутиться на телевидении.
Рекламная кампания фильма «Брат-2», осуществленная при поддержке радиостанции «Наше Радио» и телеканалов, стала мощнейшей акцией, которая осуществлялась для поддержки отечественного фильма на протяжении всех 1990-х годов. Звуковая дорожка картины была собрана из лучших представителей новой волны рок-н-ролла и разбавлена его грандами, такими как «АукцЫон», Бутусов, «Крематорий» и «Агата Кристи».
Молодые команды были отобраны режиссером фильма Алексеем Балабановым при помощи Михаила Козырева. Для многих из них этот фильм послужил мостиком к всероссийской популярности. Чичерина, «Океан Ельзi», «Смысловые галлюцинации» отлично вписывались в образы и сюжеты картины. Но главной темой фильма стала, несомненно, композиция из дебютного альбома группы «Би-2».
Первая часть фильма «Брат» была полностью построена на музыке Вячеслава Бутусова, но от участия во второй части он отказался. Тогда Балабанов предложил поучаствовать Юрию Шевчуку, и тот даже дал предварительное согласие. По сценарию герой Сергея Бодрова должен был посетить его концерт в Чикаго, и именно поэтому в некоторых кадрах фильма видны афиши «ДДТ» на стенах города. Но в последний момент и Шевчук от участия в фильме отказался, и тогда возник вариант с «Би-2». Но на пересъемку кадров не было уже ни денег, ни времени.
Шура: Балабанов не договорился с Шевчуком на саундтрек, позвонил Козыреву и сказал: «Вези мне все, что есть нового». Козырев взял чемодан с тридцатью пластинками, приехал к Балабанову, и Балабан отслушал все, что там было. Выбор пал именно на «Полковнику никто не пишет». Он сказал:
— Вот эта песня!
Приехал Хип и говорит:
— Ребята, кажется, есть проект. Отличный. Вам, наверное, понравится.
Вот, и все так случилось.
Кроме выхода фильма, продюсерами картины планировался одновременный выход саундтрека и огромный концерт в спорткомплексе «Олимпийский». В контрактный пакет между группой «Би-2» и съемочной группой фильма входили и съемки видеоклипа на песню «Полковнику никто не пишет».
Лева: Мы с нетерпением ждали, когда же получим от великого режиссера клип. А когда увидели клип, то, честно говоря, ужаснулись. Это была просто нарезка со съемок и несколько кадров самого фильма.
Шура: Мы там появлялись всего на несколько секунд.
Лева: Естественно, мы попросили все исходники, и уже сами, вместе с Валерой Макущенко, все это мероприятие перелопатили и сделали новый монтаж. А потом, где-то уже через полгода, был какой-то фестиваль, на который нас пригласили выступить, и мы встретили Сергея Бодрова. Мы с ним поделились…
Шура: Типа, смотри, какой ерунды Балабанов нам намонтировал.
Лева: Такой ужас нам сделал! На что Бодров потупил глаза и сказал: «Это я монтировал».
В конечном счете на звуковую дорожку фильма «Брат-2» попало около пяти треков с дебютного альбома «Би-2». А история с саундтреком картины в дальнейшем получила продолжение. Воодушевленные успехом первого сборника, продюсеры решили выжать из этого все соки, и через некоторое время к релизу был готов второй сборник «Брат-2: за кадром» с композициями, которые «планировались, но не попали в итоговый вариант картины». Произошло это вскоре после того, как в Москве сгорела Останкинская телебашня и в результате население Москвы несколько дней сидело без телевидения, а пейджинговые и мобильные операторы прекратили работу.
Шура: Я помню, мы сидели с Козыревым в студии на Чистых Прудах и решали, какую песню поставить на сборник «Брат-2: за кадром». И ему раздается звонок: «Миша! Все сгорело!» Я запомнил этот момент — тогда сгорела башня.
…
20 мая 2000 года «Би-2» наконец выпустили в свет свой альбом. После этого у музыкантов началась совсем иная жизнь. В одно мгновение они были признаны группой первого эшелона. Дальше были триумфальные выступления на летних фестивалях и концертах, впереди будут новые альбомы, телепередачи, стадионы, награды, клипы, дуэты — всего не перечислишь!
Но это уже совсем другая история…