Католическая сакраментология. Отступления от древних преданий в совершении таинств

Число таинств у католиков такое же, как и в древней Церкви, то есть семь. Но общий взгляд на все таинства принципиально отличается от древнецерковного. Католики учат что таинства являются не только действительными, но и спасительно — действенным и, вне зависимости от состояния человека, который их приемлет.

Наша Церковь учит, что церковные таинства считаются действительными при совершении их всяким канонически правильно поставленным священником по Церковному уставу (если, в крайнем случае, крещение совершает мирянин, оно тоже считается действительным). Но спасительно — действенным таинство является только тогда, когда человек приемлет его с должным расположением. Апостол Павел в Первом послании к Коринфянам предупреждал о том, что если человек причащается без рассуждения, без должной подготовки, то он делает это в осуждение себе.

Католики же считают, что во всяком случае — вне зависимости от того, с верой или без веры подходит человек к восприятию таинства, — оно является спасительно — действенным.

Это очень опасно, потому что при таком подходе таинства начинают рассматриваться как некие магические обряды. То есть если правильно поставленный священнослужитель правильно прочтет положенные слова, если есть тот, над кем этот обряд совершается, и есть все внешние атрибуты, необходимые для его совершения (вода для крещения, хлеб и вино для Евхаристии), то наличие этих формальных элементов является достаточным для того, чтобы таинство оказалось спасительно — действенным.

 

Таинство крещения

В Православной Церкви формула крещения такова: «Крещается раб Божий имярек во имя Отца, аминь. И Сына, аминь. И Святого Духа, аминь». У католиков же происходит перенос внимания на фигуру совершающего таинство. Католический священник говорит: «Я крещаю тебя».

У католиков со средних веков введено обливательное или окропительное крещение. Мы не можем сейчас говорить об этом как об отличии, потому что и у нас за последнее столетие многие взрослые и дети были крещены таким образом. Но в нашей стране условия жизни были таковы, что Церковь была вынуждена допускать крещение обливанием или кроплением. В крайней ситуации такое крещение допускалось и древней Церковью — если надо было выбирать: крестить человека обливанием или не крестить вовсе. Католики же в средние века не были побуждаемы к этому никакими основательными неизбежными причинами. У нас хотя и был временный отход, но сейчас мы стараемся по возможности вернуться в отношении взрослых — и это есть уже во многих храмах — к практике крещения погружением, как это и было в древней Церкви, в то время как католики по — прежнему принципиально считают достаточным обливательное или даже только окропительное крещение.

 

Таинство миропомазания

В Католической церкви это таинство называется конфирмацией. Совершается оно, в отличие от Православной Церкви, как правило, епископом. Это отличие не так уж существенно, ведь и у нас священник помазывает миром, которое освящено архиереем. В практике Русской Православной Церкви миро раз в два года освящает Патриарх, затем оно распределяется по епархиям и по приходам (то есть епископ таким образом часть своих полномочий препоручает священнику). А у католиков сам епископ совершает это таинство через возложение рук.

Существенным отличием является то, что конфирмация не совершается над младенцем сразу после крещения, а лишь по достижении отроческого возраста. В разных странах и в разные века возраст конфирмации колебался от семи до двенадцати лет. Чем руководствуются католики, отодвигая миропомазание — конфирмацию — от крещения? Они учат так. Если младенец крещен, то он освобожден от вины первородного греха. Младенец личных грехов не имеет. Если он и умрет, то все равно будет спасен и сподобится лучшей участи, поэтому нет смысла преподавать ему другие таинства до достижения отроческого возраста. Это чисто внешний, рационалистический подход, при котором игнорируется благодатное действие таинств.

 

Таинство Евхаристии

Более всего отступлений от древне — церковной практики у католиков в таинстве Евхаристии. Во — первых, младенцев до конфирмации не причащают. Во — вторых, причащение мирян совершается только под видом хлеба. Хлеб для Евхаристии употребляется пресный.

Практика причащения мирян только хлебом возникла в средние века из соображений санитарно — гигиенических. В то время Европу часто посещали болезни, такие, как чума, холера, уносившие до четверти населения. Как один из способов борьбы с заразой и было введено причащение мирян только под одним видом, когда каждому причащающемуся дается так называемая облатка — кусочек пресного хлеба.

Понятно, что в этом проявилось неверие в силу таинства, исцеляющего не только духовные, но и телесные недуги, недостаточная вера в силу Тела и Крови Спасителя. Это произошло уже после отделения католичества от Вселенской Церкви, когда многое в церковной жизни католиков стало приходить в угасание.

Моментом преложения Святых Даров у католиков считаются установительные слова Христа Спасителя: «Примите, ядите, сие есть Тело Мое…» а не молитва призывания Святого Духа, как в Православной Церкви. Эпиклеза (призывание Духа Святого) есть в древних литургических текстах и конечно же в литургиях святого Иоанна Златоуста и святого Василия Великого. В католической мессе этой молитвы нет. В этом проявляется различие богословского подхода. Для католиков главное — произнесение формулы, даже если в роли этой формулы выступают слова Христа Спасителя. Главное — чтобы формула была вовремя произнесена.

Иначе в Православной Церкви. Хотя мы, молясь на каждой литургии, верим и знаем, что чудо совершится, что вино и хлеб действительно станут Телом и Кровью Христа Спасителя, но все же главное в литургии — это молитва о том, чтобы чудо совершилось, чтобы Дух Святой пришел и преложил то, что было хлебом и вином, в Тело и Кровь Христа Спасителя. А для католиков главное — это формула, а все остальное — обрамляющие ее моменты.

 

Таинство брака

Первое отличие состоит в том, что совершителями брака в Католической церкви признаются сами брачующиеся, а не священник. Брак и у них совершается в храме, перед алтарем. Священник дает жениху и невесте кольца. Но священник нужен лишь для признания канонической законности брака.

Второе отличие — признание абсолютной нерасторжимости брака. Развод у католиков недопустим ни по какой причине — даже по той, которая указывается самим Спасителем в Евангелии (то есть по причине нарушения супружеской верности). В Католической церкви супруг, который является пострадавшей стороной, не имеет права на развод и, следовательно, на вступление в другой брачный союз при жизни изменившей ему стороны.

Однако из книг известно, что в средние века католики разводились. Дело в том, что у католиков все можно изящно обойти. Брак абсолютно нерасторжим, но он может быть признан недействительным. По каким причинам? Главная причина — что брак совершался из побуждений, которые не соответствуют цели брачного союза. В средние века этим очень часто злоупотребляли, и иные европейские монархи не раз вступали в брак, пользуясь этой формулировкой. Теперь тоже таких процессов довольно много. Все они идут через Ватикан.

Большие хлопоты соответствующему ведомству Ватикана доставляют многочисленные процессы о признании недействительными браков, заключаемых жителями «третьего мира» (в основном испанцами и португальцами из Латинской Америки), с целью получить гражданство в странах Южной Европы (Испании, Португалии, Италии). В Испании и Португалии гражданский брак практически не имеет места или, по крайней мере, не дает права гражданства. Поэтому иные люди решаются на такое беззаконное действие.

 

Таинство священства

Во второй половине XI века у католиков был введен обязательный целибат (то есть безбрачие) священства.

Целибат не надо путать с монашеством. Священников и епископов из католических монашеских орденов не так много. Целибат — это просто обет отказа от семейной жизни.

В древней Церкви в брак могли вступать пребывающие в сане всех трех степеней священства: диакон, пресвитер и епископ.

В Послании апостола Павла к Тимофею говорится: «Епископ должен быть непорочен, одной жены муж» (1 Тим. 3, 2). Такая практика существовала на протяжении первых веков. Постепенно (примерно к VI веку) на Востоке утвердился обычай безбрачия епископата. При византийском императоре Юстиниане Великом все епископы стали обязательно безбрачными (не монахами, а именно безбрачными). И только потом, значительно позднее, стало так, что во епископы может быть рукоположен только монах. В древней Церкви, как и у нас сейчас, для диаконов и священников до хиротонии разрешался первый и единственный брак.

На Западе с самого начала брак духовенства скорее попускался, чем считался нормой. Там распространилась психология тушения браком, на брачный союз стали смотреть как на что — то нечистое, в особенности применительно к священнослужителям. На Востоке тоже существовало такое мнение, но оно было отвергнуто Соборами древней Церкви. Поместный Собор в городе Гангры, а затем и Трулльский Собор приняли специальные правила — каноны, в которых говорится, что, если кто отпускает жену свою или мужа своего не по стремлению к чистоте и благочестивой жизни, а по причине гнушения браком, таковой, если священник, — да будет извержен из сана, а если мирянин — да будет отлучен. Или если кто не желает принимать Причастие у женатого священника, потому что гнушается им, как живущим в браке, то таковой, если пресвитер, — да будет извержен, а если мирянин — да будет отлучен.

Отношение к браку как к чему — то оскверняющему человека древняя Церковь решительно не приняла. Однако на Западе оно постепенно укреплялось и привело к признанию всецелого обязательного целибата.

Рукоположение у католиков сохраняется. Единственное отличие — в том, что рукоположение епископа у них совершается одним епископом, а в Православной Церкви — не менее чем двумя. А прочее по форме достаточно похоже.

Диаконов у католиков почти не осталось. Они формально признаются, но чин диаконского служения при совершении католического богослужения не нужен. Само богослужение сокращено — нет ектений. Сан диакона для католиков — это просто ступенька: посвящаемый на 10 минут рукополагается в диакона, чтобы после этого стать пресвитером. Фактически же диакон отсутствует, как у нас фактически отсутствует иподиакон (кроме тех, кто служит при епископе). Тем не менее у нас каждый, кто рукополагается во диакона, сначала посвящается в чтеца (то есть иподиакона) и некоторое время, пока он стоит и ожидает диаконской хиротонии, бывает иподиаконом. Примерно так же у католиков произошло с диаконским служением.

 

Таинство покаяния

Католики учат, что грехи подразделяются на простительные и смертные.

Попутно необходимо заметить, что в некоторых наших молитвенниках, изданных в XX веке или западного издания, имеются перечни «Семь смертных грехов» или что — нибудь подобное. Все эти списки — по семь, по восемь и по девять — благополучно перекочевали к нам из католических книжек.

Какой грех называли смертным святые отцы? Не формально какой — то определенный: скажем, воровство или убийство. Исаак Сирин писал: «Грех к смерти есть тот, если кто, согрешая, в не раскаянии пребывает».

То есть смертным грехом является тот, в котором человек не раскаивается. Он может быть по видимости и мелким. Но если мелкая страсть крепко привязывает человека к земле и душа пребывает в не раскаянии, то и небольшой на первый взгляд грех может оказаться гибельным для души.

Святые отцы не делят грехи по каким — либо внешним признакам на смертные и простительные. У католиков же такое деление есть.

Кроме этого каждый грех делится на два составляющих его элемента: вина греха и наказание за грех.

В чем же особенность католического учения об исповеди?

В крещении человеку прощаются все грехи: и смертные, и простительные: и в отношении вины, и в отношении наказания. То есть в крещении человеку прощается все.

А в таинстве исповеди, как учат католики, все происходит по — другому: смертные грехи прощаются и в отношении вины, и в отношении наказания, но вот простительные грехи прощаются только в отношении вины, а наказание при этом остается. Наказание человек непременно должен понести. Отсюда и индульгенции, и учение о чистилище и о разного рода канонических наказаниях.

Понести наказание — это способ дать Богу удовлетворение. Поэтому после исповеди, как правило, духовник выдает католику точный перечень канонических наказаний, которые тот должен понести за грехи. Католическое «Руководство по пастырскому богословию» — книга Очень толстая, по содержанию похожая на «Уголовный кодекс». Там написано, за кой грех, при каких обстоятельствах, в каком возрасте, при каких смягчающих, при каких отягчающих обстоятельствах и т. д. полагается такое — то наказание. Оно может быть увеличено, смягчено, за него может быть дана такая — то индульгенция. Одним словом, все очень точно расписано, и это понятно. Ведь если видеть спасение в удовлетворении, которое непременно нужно принести, то важно не ошибиться, потому что если наказание дать меньше, чем полагается, то человек будет приносить его в чистилище, а духовник ответит за то, что он не наложил правильного наказания по мере исповеданных грехов. Духовник здесь выступает как судья, а не как душепопичитель. Этот аспект весьма преувеличен в католической пастырской практике.

И еще одна интересная особенность, связанная с католическим учением о спасительной действенности таинств вне зависимости от расположения приступающего к таинству. Как считают католики, для того, чтобы таинство покаяния оказалось спасительным, не требуется глубокого сокрушения, продиктованного любовью к Богу, а достаточно легкого сожаления о грехах, продиктованного страхом или другими мотивами.

Это учение католики выделяют как один из самых положительных моментов своей доктрины в учении о таинстве исповеди. В Римо — католической богословской энциклопедии, вышедшей в 1967 году, написано по этому поводу следующее:

«Превосходство нового закона как раз в том и состоит, что неполное сокрушение, не являвшееся достаточным для отпущения грехов ни в первобытной религии, ни в религии иудейской, становится достаточным в соединении с таинством в религии христианской».

Получается, что подлинное покаяние, которое требовалось в первобытных религиях и в иудаизме, теперь не требуется (и в этом будто бы главное преимущество Нового Завета). Поэтому теперь на исповеди можно покаяться лишь слегка и тем не менее получить разрешение грехов. Это опять проявление того же формального, внешнего подхода к таинствам.

 

Католическая экклезиология: папский примат и папская непогрешимость

Наиболее ярко отражает сущность католицизма слово папизм. Кто же такой Римский Папа и как о нем учат сами католики? Его официальный титул:

«Епископ Рима, Заместитель Христа, Преемник Князя Апостолов, Верховный Первосвященник Вселенской Церкви, Патриарх Запада, Примас Италии, Архиепископ и митрополит провинции Романии, Суверен государства — града Ватикан, раб рабов Божиих».

Латинское слово викарий буквально переводится как «заместитель» или «наместник» — именно в таком смысле понимается католиками роль Римского Епископа. Под Князем Апостолов подразумевается святой апостол Петр, который мыслится католиками как некий абсолютный, монархический возглавитель апостольской общины. Примас — это значит «старейший», «первенствующий» из епископов. Слово суверен означает независимый светский правитель. Очень симптоматично, что поныне папа решительно настаивает на том, чтобы оставаться независимым главой светского государства, хотя бы такого маленького, территория которого занимает меньше гектара.

Может быть, этот громкий титул — только дань истории? В Средние века и в эпоху Возрождения такого рода титулы были очень в ходу. Православный Александрийский Патриарх и сейчас официально именуется Тринадцатым Апостолом и Судией всей вселенной.

Но когда Александрийский Патриарх произносит свои титулы, он понимает, что это не более чем некий привесок, оставшийся от громких и славных веков. А для католиков титул папы — это не просто пышные слова, не гомилетика, не искусство красноречия, это предмет веры.

Именно на этом, на признании того, что папа является преемником Князя апостолов, видимым главой Церкви и заместителем Христа на земле, зиждется римский католицизм. Все остальное католики готовы затушевать. Например, современные униаты стараются не делать акцент на других догматических отличиях.

Что же вытекает из этого титула на практике? В римо — католическом праве записано: «Верховная кафедра (то есть кафедра епископа Римского. — Ред.) никем не может быть судима».

Из этой короткой фразы следует, что Римский Первосвященник не подлежит суду Вселенского Собора и что в самой Римо — Католической Церкви нет такого органа, который мог бы сказать папе, что он заблуждается, поступает неправильно, и осудить его. Папа выше Церкви и выше Вселенского Собора.

А также самые правила Вселенского Собора не могут быть признаны действительными, если Собор не был созван папой и эти правила не были им утверждены. Ни один епископ в мире не может считаться подлинным епископом, если он свое посвящение получил без санкции Римского папы.

Из учения о том, что папа стоит выше Вселенской Церкви, что он неподсуден не только человеческому, но и церковному суду, католики сделали еще один очень страшный вывод.

У них существует догмат о папской непогрешимости.

Это не значит, что католики считают, будто бы папа как человек лично непогрешим. Когда в некоторых полемических трудах указывается на недостойную жизнь отдельных пап и с этой точки зрения подвергается критике этот догмат, то это несерьезный аргумент.

Католики учат, что Римский Первосвященник, когда он говорит от лица всей Церкви (есть такой римо — католический термин ex cathedra, то есть «с кафедры» — не в том смысле, что он обязательно произносит свои слова, восшедши на кафедру, но в том, что он выступает официально) о вопросах вероучения или нравственности, не может заблуждаться и его определения непогрешимы сами по себе и не нужно ни подтверждения, ни принятия их церковной Полнотой.

Это довольно новый догмат. Он был принят только в 1870 г. на Первом Ватиканском Соборе, который католики называют Двадцатым Вселенским. Они продолжали счет Вселенских Соборов, причисляя к ним некоторые свои Соборы периода Средних веков, Возрождения и Нового времени. Сейчас они насчитывают двадцать один Вселенский Собор.

Если признать этот догмат, то получается, что свойство непогрешимого учительства, которое принадлежит всей Церкви в целом, присваивается одному лицу — Римскому Епископу.

А кто у нас в Православной Вселенской Церкви считается хранителем истины? Есть ли какой — то орган, который дает такие определения, которые все должны принимать и считать, что они безусловно являются истиной?

Может быть, Вселенский Собор? А кто определяет, является ли Собор Вселенским? Между Третьим и Четвертым Вселенскими состоялся Собор, который потом в церковной истории получил название Ефесского разбойничьего соборища. На нем присутствовали почти все епископы Востока, так что формально его можно было бы назвать вселенским. Но эти епископы пребывали в монофизитском заблуждении. Собор этот, конечно, не был признан Церковью.

В Православии для того, чтобы даже самый авторитетный Собор был признан Вселенским, нужно, чтобы его постановления были приняты Полнотой Церкви. Чтобы весь народ церковный сказал свое «да» на постановления этого Собора. И только если это «да» от народа Божия прозвучит, то будет утверждено, что Собор подлинно отражает учение всей Церкви. Это определяется не по каким — либо внешним признакам, таким, как формальное большинство голосов: в истории Церкви неоднократно бывало, что большинство составляли еретики. Мы исповедуем веру во единую Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Соборная Церковь — это не просто статистический перечень тех, кто ходит в храм. Мы веруем в то, что, несмотря на немощи человеческие, несмотря на заблуждения иерархов и мирян, Церковь как Полнота не может ошибаться.

В Послании Восточных патриархов 1848 г. (к которому присоединился, признав его отражающим веру Церкви, и Святейший Синод Российской Церкви написанном по поводу призыва тогдашнего Римского папы к соединению (конечно, на католических условиях), говорится так:

«Хранительницей истины и благочестия является у нас вся Полнота Церкви.

Эта формулировка, по сути дела, развивает слова апостола Павла, что Церковь есть «столп и утверждение истины» (1 Тим. 3, 15). Она не содержит указания на какой — либо внешний авторитет. Таким образом, нет никакой внешней зацепки, которая даст возможность наверняка знать, кто безусловно говорит истину, а кто заблуждается, чтобы можно было просто присоединиться к одному мнению, а другое отвергнуть — и больше ни о чем не думать.

В этом и заключается кардинальное отличие православной точки зрения от католической.

Католики желают иметь внешний авторитет, к которому можно присоединиться. Таким авторитетом стал голос Римского Епископа.

Но ведь в Церкви на каждого из нас возложено то, что апостол Павел называет бременем свободы, говоря:

«Стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства» (Гал. 5, 1) и «Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков» (1 Кор. 7, 23).

В жизни христианина всегда есть внутренняя проблема, которую каждый из нас должен разрешать сам, и никто не имеет права переложить ответственность на другого. Это проблема пребывания в церковной истине, в согласии с Церковью. Критерий истины для всякого православного христианина в том, чтобы свое личное мнение проверять Преданием церковным. И здесь не может быть никакой внешней указки. Конечно, Поместные Соборы, решения Патриарха, постановления Синода — это те важнейшие ориентиры, которым должен следовать христианин. Но если вдруг Собор или Патриарх впадут в заблуждение в вопросах канонических или даже вероучительных, то конечный суд — это суд совести каждого христианина. История знает примеры, когда патриархи заблуждались (это было и в Константинопольской Церкви, и в Антиохийской, и в Александрийской), когда Соборы принимали неправильные решения.

Как, скажем, Собор, осудивший Патриарха Никона, который безусловно был дивным святителем и борцом за церковную правду. Церковь и народ не помнят этого Собора, память его с шумом упала, а память о Патриархе Никоне вошла в историю Русской Церкви.

Какие выводы делают сами католики из своего учения о папе? Приведу несколько цитат из авторитетных римо — католических богословов. По этим цитатам можно увидеть, как такое учение приводит к кардинальному искажению римо — католического духовного мира.

В XIII веке авторитетнейший католический богослов Фома Аквинский, по имени которого официальная богословская доктрина католицизма называется томизм (от Томас — Фома), писал о папе так:

«С каждым папой Христос пребывает вполне и совершенно в таинстве и авторитете».

Если заменить в этой формулировке слово «папа» на слово «Церковь», то она будет звучать вполне православно. Это характерный образец того, как католики переносят на фигуру Римского Епископа то, что является на самом деле свойством всей Церкви.

В XIX веке немецкий богослов Дирингер, автор официально признанного католиками учебника по догматическому богословию, писал:

«В папе продолжается бого — воплощение или соединение Божества с человечеством, занимающее середину между соединением ипостасным и нравственным».

Мы знаем, что ипостасное соединение Божества и человечества имело место в Лице Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа. К соединению нравственному призван каждый из нас. Обожение по благодати — это цель жизни христианина. Католики не дерзают сказать про папу, что в нем продолжается ипостасное соединение Божества и человечества, ибо это значило бы совсем уподобить папу Христу Спасителю. Но они не говорят применительно к папе и о нравственном соединении, как у всех прочих людей. А говорят они, что папа находится посредине между всеми людьми и Христом Спасителем.

Еще одна очень характерная цитата. Уже в нашем столетии в книге французского епископа Буго, которая называется «Церковь» (Париж, 1922), написано следующее:

«В таинстве Евхаристии имеем, так сказать, лишь половину Христа, ибо Он вне таинства Евхаристии. Где же искать другую половину Иисуса Христа, реально пребывающего в Церкви? Она в Ватикане, она в папе. Папа есть второй способ реального присутствия Иисуса Христа в Церкви. Христос создал Себе два способа реального присутствия, совершенно различных, оба неизъяснимых и которые, соединенные вместе, образуют полноту Его вочеловечения. О великая тайна двух покрывал, под которыми скрывается Иисус Христос в Своей целости! Идите к Иисусу, глаголющему: идите к папе. В этом и состоит тайна христианства. Это чудо реального присутствия, воплощения, предложенного и распространенного под двумя покровами».

Вот как добрый католик относится к Римскому Епископу. Это тем более страшно и трагично, что приведенные выше слова писались не лицемерно, не с желанием что — то для себя приобрести. Автор этих строк — человек искренне верующий, но только предмет его веры, объект, к которому устремлены все его религиозные переживания и чувства, решительно не достоин того, во что и в Кого должен верить христианин. Ведь он приравнивает таинство Евхаристии к тому переживанию, которое испытывает католик, когда он видит Римского Епископа или прикасается к нему. Это трагично, так как это есть кардинальное искажение веры христианской и замутнение образа Того Единого Посредника между Богом и человеком, Каковым является Господь Иисус Христос.

Кардинал Беллармин (XVI в.) писал:

«Папа в прямом и абсолютном смысле слова выше Вселенской Церкви».

Тот же Беллармин из этого делал еще более страшный вывод о том, что если бы папа предписал считать добродетель пороком, а порок добродетелью, то Церковь должна была бы поступать так, как ей предписывает папа. Конечно, писалось это исходя из веры в то, что папа никогда не прикажет считать добродетель пороком. Но характерно то, что нравственные ориентиры всей Полноты Церкви ставятся в зависимость от слова одного только епископа, пусть даже верховного.

В том же XVI веке другой кардинал, Каэтан, сказал очень неслучайные слова: «Церковь есть рабыня папы». Ссылаясь на Священное Писание, католики часто приводят в качестве аргумента известные слова Христа Спасителя апостолу Петру: «Ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою» (Мф. 16,18).

Слова эти были сказаны Христом Спасителем незадолго до крестных страданий. Перед этим Он вопрошал учеников: «За Кого люди почитают Меня?.. Они сказали: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков» (Мф. 16,13–14). Многие тогда, хотя относились ко Христу хорошо, не понимали того, что Он есть пришедший на землю Мессия. Спаситель спросил у учеников: «А вы за Кого почитаете Меня?» И от имени учеников апостол Петр ответил: «Ты Христос, Сын Бога живаго». За что и получил в ответ: «Блажен ты, Симон, сын Ионин; потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах» и «Ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее».

Католики любят говорить, что здесь дано апостолу Петру быть неким особым главой и камнем краеугольным, на котором зиждется Церковь. Святые отцы понимали эти слова, сказанные Спасителем апостолу Петру, совсем по — иному. В том смысле, что камнем, на котором зиждется Церковь, является высказанная апостолом Петром вера в Христа как Сына Божия.

И действительно, где нет признания Христа Сыном Божиим, там нет и Церкви. Новейшие учения вроде толстовства или древние ереси типа арианства, или несторианства, которые так или иначе ставили под сомнение подлинность богочеловечества Иисуса Христа, находятся за пределами церковности.

Католики же понимают эти слова буквально и говорят о том, что Римский Епископ является преемником апостола Петра и что он есть тот камень, на котором стоит Церковь. Если вынуть краеугольный камень, то вся постройка рухнет. Поэтому даже Вселенский Собор не может созываться, как считают католики, когда папа Римский умер. В отсутствие Римского Епископа Церковь не обладает ни непогрешимостью, ни полнотой вероучительных определений, и нужно ждать, пока будет избран новый папа, ибо только он может вести дальше церковный корабль.

Власть папы возрастала и развивалась на протяжении веков. Такое возвышение Римского Епископа объясняется и объективными историческими обстоятельствами. Город Рим был единственной апостольской кафедрой на Западе.

Долгое время государственность на Западе была очень нестабильна, и единственным стойким институтом была Римская кафедра во главе с Римским Епископом.

К Римскому Епископу на протяжении веков обращались как к арбитру в спорах с еретиками, появлявшимися на Востоке, и он привык осознавать себя таким арбитром, который выносит суждения по поводу всех догматических и иных воззрений.

К этому, конечно, прибавилась и человеческая немощь, гордость, иной раз просто малодушие, а иногда совершенно рационалистическое маловерие.

Все эти факторы вместе привели сначала к учению о главенстве Римской кафедры над всей Церковью, потом уже о главенстве самого Римского Епископа. Затем был сделан вывод, что Римский Епископ является абсолютным и неподсудным главой Церкви, а значит, ошибаться он не может. Как же может ошибаться тот, о ком Церковь не может выносить никаких определений? Так что здесь был великий соблазн и, в некотором смысле, победа врага рода человеческого, который для многих и многих миллионов христиан исказил образ подлинной веры Христовой.

 

Римская курия. Современное положение и структура Римо — католической церкви

В настоящее время главой Католической церкви является Папа Иоанн Павел II, поляк по происхождению. Это первый более чем за 500 лет папа — неитальянец и первый папа — славянин. До избрания на папский престол он был кардиналом Краковским.

Избирают Римского папу кардиналы, то есть высший слои духовенства Римо — католической Церкви, который идет сразу вслед за папой. Кардиналов немного, всего около 250 человек. Они избирают папу на особом заседании, которое называется конклав.

Конклав — это интересное, идущее со средних веков установление Римской Церкви. В переводе с латыни означает «со ключом». Участников заседания вводят в некое помещение, вход закладывают кирпичами, цементируют. Выйти с конклава кардиналы могут только тогда, когда изберут нового Римского папу. В XIV веке был случай, что кардиналы полтора года не могли ничего решить, люди возмутились и заперли их, сказав, что, пока новый папа не будет избран, они оттуда не выйдут. С тех пор утвердилась такая практика. Сейчас конклавы происходят в Сикстинской капелле. Чтобы побудить кардиналов к скорейшему избранию нового папы, им каждый день дают пищу во все меньшем количестве и все худшего качества. Римский папа избирается двумя третями голосов кардиналов.

Папа руководит Римо — католической Церковью при помощи центрального государственного аппарата, который называется Римская курия. Это своего рода правительство, в котором есть подразделения, называемые конгрегациями. Они осуществляют руководство определенными областями церковной жизни. В светском правительстве это соответствовало бы министерствам.

Есть конгрегация по вопросам вероучения, которая должна рассматривать вопросы, связанные с чистотой католической доктрины. Есть конгрегация дисциплины таинств, которая рассматривает все спорные вопросы, связанные с совершением таинств. Есть конгрегация канонизации святых.

Особенное отношение к нам имеет конгрегация по делам Восточных Церквей, которая занимается униатами.

Униаты, или католики восточного обряда, — это выходцы из Православной Церкви или из древних восточных Церквей (Коптской, Армяно — григорианской и др.), которые присоединились к Католической Церкви, признали ее вероучение и главенство Римского папы, но сохранили свой богослужебный обряд. Например, на Украине или в Белоруссии — это традиционный византийский обряд, который употребляется и в нашей Церкви. Но как глава Церкви на литургии, безусловно, поминается Римский папа.

Римский папа руководит Католической Церковью как абсолютный монарх, конгрегации же являются лишь совещательными и административными органами при нем. Римо — католическая Церковь насчитывает сейчас более 600 миллионов членов. Это самая большая из христианских конфессий. Католицизм распространен прежде всего в странах Южной и Центральной Европы, а также в странах Южной и Центральной Америки (в силу того, что колонизация их осуществлялась в свое время испанцами и португальцами). Много католиков также в Северной Америке, в США, особенно в южных штатах, которые тоже были исторически связаны с Испанией, и в восточных штатах. Распространен католицизм и в таких странах Юго — Восточной Азии, как Индонезия и Филиппины. Из стран, которые входили в состав Российской империи, католическими являются Польша, страны Прибалтики — Латвия и Литва, особенно Литва. В Латвии лютеран больше, чем католиков. Эстония исторически преимущественно лютеранская страна. Там есть католики, но более всего лютеран.

Структура Католической Церкви похожа на нашу. Там есть епископат: митрополиты, архиепископы, епископы. Эта структура напоминает то, что было в древней Церкви.

У католиков есть и монашество, в отличие от православных католические монахи объединены в так называемые монашеские Ордена. Что это значит? У нас каждый монастырь живет своей самостоятельной жизнью и подчинен епархиальному архиерею. Ставропигиальные монастыри подчинены непосредственно Святейшему Патриарху. У католиков ряд монастырей с одним уставом подчиняется одному общему главе, который называется генералом монашеского Ордена. Он, как правило, является настоятелем старейшего из монастырей этого Ордена. Монастыри Ордена могут быть разбросаны по огромной территории, даже по всему миру, но тем не менее у них есть единое общее руководство, которое направляет всю их жизнь.

Орден бенедиктинцев — самый древний. Он возник еще в V веке. Его основателем был святой древней неразделенной Церкви Бенедикт (или, в нашем произношении, — Венедикт) Нурсийский. Это был монах, подвижник благочестия, который организовал первые монашеские общины на Западе и дал им устав, основанный на восточных уставах. Известен девиз преподобного Венедикта: «Молись и трудись», который он положил в основу своего монашеского устава. В XII–XIII веках возникли Ордена францисканцев и доминиканцев, названные по именам своих основателей — католических подвижников Франциска и Доминика.

Вступавшие в Орден францисканцев давали обет нищенствования. Орден доминиканцев известен в истории прежде всего тем, что именно ему было поручено ведение инквизиционных процессов, то есть процессов по выявлению, суду и казни мнимых или действительных еретиков. Сами доминиканцы любили называть себя иначе, употребляя некоторую игру слов. Дело в том, что по — латыни Domini canes — «собаки Господни». Они так и называли себя, подчеркивая свою охранительную и антиеретическую роль. Интересно, что у нас в истории было нечто похожее с опричниками. Они присваивали себе подобный символ.

Наверное, более всех других католических Орденов известен Орден иезуитов. Он основан в 1534 году испанским дворянином Игнатием Лойолой со специальной целью — противодействия протестантизму и вообще борьбе с любыми некатолическими конфессиями. У иезуитов есть так называемый специальный четвертый обет, которого нет ни в каком другом монашеском Ордене. Три обычных монашеских обета — безбрачие, послушание и нестяжательство — всем известны, они одинаковы на Востоке и на Западе. У иезуитов есть еще обет абсолютного послушания папе.

Орден иезуитов построен очень своеобразно и интересно. Там существует многоступенчатая иерархия. Есть послушники, есть так называемые новички; на следующей ступени человек дает три обета — и потом только избранные дают обет абсолютного послушания папе. Из них уже выбираются руководящие члены Ордена. История иезуитов более или менее всем известна, так же как и их лозунг, что благая цель оправдывает средства, с помощью которых она достигается. Поныне из Ордена иезуитов выходит значительная часть епископов Римо — католической Церкви. Иезуитам принадлежат большинство католических средств массовой информации и издательств. Чтобы представить размах их деятельности, можно привести такие цифры: они руководят 94 католическими высшими учебными заведениями и 59 светскими учреждениями, не носящими специально духовного характера. Они осуществляют общее руководство всей миссией Римо — католической Церкви.

Весь мир разбит иезуитами на 50 провинций, или областей. Во главе каждой из этих областей стоит управляющий, или препозит, который руководит иезуитами на этой 50–й части мира. Иезуитам дано исключительное право не подчиняться местным католическим епископам. Они подчиняются только генералу Ордена, а тот — Римскому папе. Местный епископат не имеет никакой власти над иезуитами.

Католическая миссия на территории нашей страны сейчас в значительной мере руководится и осуществляется Орденом иезуитов.

В 1917 году, сразу же после Февральской революции, в нашей стране католиками был основан Папский восточный институт. Он должен был осуществлять руководство работой на территории России. В 20–е годы высокопоставленные представители Ватикана не раз бывали в советской России и встречались с тогдашним руководством.

Вот слова, сказанные главой миссии Ватикана на территории России французом Мишелем д'Эрбиньи в 1922 году:

«Большевизм умерщвляет священников, оскверняет храмы и святыни, разрушает монастыри. Но не в том ли как раз заключается религиозная миссия антирелигиозного большевизма, что она обрекает на исчезновение носителей схизматической мысли (речь идет о православных. — Ред.), то есть делает «чистый стол», tabula rasa, и этим дает возможность к духовному воссозиданию России».

На протяжении 20–х и в начале 30–х годов католики активно пытались использовать ситуацию в нашей Церкви, пытались истолковать мученичество сотен тысяч православных как благоприятный шанс будущей католической миссии на территории России, освобожденной от «схизматического» влияния. Примерно так они поступают и сейчас.

В Москве есть несколько католических приходов. Сейчас кроме храма святого Людовика на Лубянке открыт костел на Малой Грузинской. Католики претендуют еще примерно на семь зданий. В Москве есть Католическая семинария, которая в отличие от многих новообразованных православных учебных заведений очень быстро получила регистрацию и помещение. Сейчас в стадии образования находится Католический университет, который официально именуется Интерконфессиональным. Они приглашают к обучению не только католиков, но и представителей других конфессий и даже вообще людей нехристианского мировоззрения, учитывая накопленный веками богатый опыт образовательной и воспитательной работы по формированию католического мировоззрения.

В Москве пребывает католический епископ. Он, правда, не является главой Римо — католической Церкви на территории России. Пока еще католики этого шага не сделали, ибо назначить епископа в Москву и назвать его экзархом всея России или дать ему титул архиепископа или митрополита было бы слишком вызывающе.

Пока еще в Москве нет униатов, по крайней мере официально. Те приходы, которые есть в Москве, — западного, латинского обряда. Там месса может совершаться и на латинском языке, и на европейских или на русском. Есть целый ряд средних школ, в которых представители Католической семинарии или прихода святого Людовика преподают Закон Божий.

У нас сейчас нет точных статистических данных о количестве католиков в России, потому что опросов по признаку конфессиональной принадлежности не проводилось. Понятно, что в Литве формальных католиков насчитывается 70–80 % всего населения. Количество католиков на территории России никогда не превышало 1,5–2 % населения. Поэтому если сейчас создаются какие — то епархии в Магадане или в Новосибирске, то очевидно, что главная цель — не окормление ста или двухсот католиков, а именно миссионерская деятельность, прозелитизм — обращение населения, живущего в этих местах.

P.S. В Смоленске, например, до последнего времени не было католиков. Сейчас там организован приход, который реально посещают 10–15 человек. Но община, которая была записана, насчитывала до 1,5 тысяч человек. Так получается потому, что есть люди, которые не являются на деле католиками, но сознательно желают католического влияния, как «цивилизованного европейского» в противовес «кондовому православию».

 

Иезуиты

Иезуиты — преданные слуги папы и ревнители его власти, иезуиты выработали целую практическую систему, дабы поступки человеческой совести направлять разнообразно, смотря по требованию обстоятельств. Основным правилом иезуитского ордена служит безусловное подчинение высшим и всех генералу ордена. Иезуит не знает, что такое добро само по себе; высшая доблесть у него — послушание; следовательно, можно делать все, даже преступление, если в этом нужно выполнить долг послушания. Поставив для себя задачу в том, чтобы сохранить в целости римско — католическую форму христианства и подчинить этой форме, если можно, весь мир, иезуиты чудовищным образом попирают нравственный божественный закон во имя закона же.

Преследуя свою цель — подчинить волю католика внешнему, якобы непогрешимому, божественному авторитету в лице папы и сделать из неё вполне послушное орудие папской воли, иезуиты стали заботиться не о том, чтобы духом евангельского закона возбудить и усилить нравственное чувство в римских католиках до того, чтобы при его помощи и при свете Слова Божия они могли чувствовать и ясно сознавать, что в каждом акте их деятельности есть добро и что зло, что составляет их обязанность и что — грех, а о том, чтобы ослабить, угасить это чувство и заменить его различными внешними предписаниями, которыми бы, однако же, наилучшим образом достигалась цель ордена.

Ввиду этого, иезуиты все свое внимание направили на то, чтобы предусмотреть каждый возможный случай в жизни человека и выработать для его поведения подробные, точные и обстоятельные правила (казуистика). Но так как вытравить нравственное чувство из природы человеческой оказалось делом непосильным, даже для иезуитов, и так как они видели, что благодаря этому чувству люди, не одушевленные истинной любовью к Богу и к ближним, находят для себя внешний закон игом тяжелым и неудобоносимым, а одушевленные удаляются и от самих иезуитов, и от их цели, то богословы этого ордена и стали стремиться к тому, чтобы верующие под видом исполнения нравственного закона, в сущности, привыкли нарушать его, но не подозревали бы этого и всегда были покорны им.

Приемы, к которым прибегали и прибегают иезуиты для произведения такой метаморфозы с христианской нравственностью, т. е. чтобы люди, нарушая нравственный закон, были убеждены, что в точности исполняют его, состоят в следующем:

1. предлагая верующим положительные евангельские требования или заповеди, они заботятся не о том, чтобы эти верующие понимали и исполняли их согласно с духом евангельским и по образцу, указанному Христом, но о том, чтобы так или иначе извинить их нарушение, а равно облегчить и упростить их исполнение. Относительно, напр., гражданских законов они прямо учат, что их «можно не исполнять», если, напр., большинство сограждан не исполняет или совсем не принимает их или, по — видимому, не намеревается принять.

2. Говоря о положительных запрещениях евангельского закона или о грехах, иезуитские богословы заботятся, главным образом, о том, чтобы как можно больше расширить область так называемых простительных грехов, т. е. таких грехов, которые, по иезуитским понятиям, не требуют очищения чрез таинство покаяния и потому не могут считаться грехами в собственном смысле. К числу таких грехов относятся: суетные помыслы, желания и вожделения, не переходящие в дела, расточительность, леность, невоздержность в еде и питии, алчность к деньгам и т. п.

Но и то, что они признают тяжким или смертным грехом, требующим покаяния и удовлетворения, у них легко превращается в простительный грех, коль скоро к нему может быть применено одно из восьми условий, совершающих это превращение; напр., «если согрешивший усматривал злостность как бы в дремоте или если он, согрешив, после того внимательно обсудил дело и убедился, что не впал бы в грех, если бы поступок его с самого начала представился ему в настоящем его виде» и т. п.

3. Приучают прямо ко лживости, утверждая, что можно, не греша, скрывать правду и говорить что — либо в одном смысле и в то же время подразумевать про себя другой смысл (мысленные ограничения); напр., по иезуитской морали, «присяга вяжет совесть в том лишь случае, когда присягающий действительно имеет про себя намерение присягнуть, если же он, не имея такого намерения, произносит лишь формулу присяги, то он не считается присягнувшим и не вяжется присягою» и т. п.

Еще более тонкую и развращающую сердце нравственную ложь проповедуют иезуиты во всех тех случаях, когда считают нужным то порицать, то извинять одно и то же преступление, смотря по тому, с каким намерением преступник совершал его или с какой точки зрения он смотрел на объект своего преступления; напр., прелюбодейная связь не ради прелюбодеяния, а ради чадородия не есть что — то нравственно недозволенное, так как чадородие есть не злостная, а добрая цель. Неудивительно теперь, почему все то, что на языке простых смертных называется убийством, воровством, клеветою, предательством и проч., на языке иезуитов называется «законным ограждением своей жизни, здоровья, чести и имени» или превращается в «законное самовознаграждение».

Равным образом ясно теперь, что известный, осуждаемый всеми здравомыслящими людьми, принцип — цель освящает или оправдывает средства — считается и должен по праву считаться принципом собственно иезуитским, хотя он, так формулированный, нигде не встречается в их сочинениях и хотя они на словах обыкновенно отказываются от него.

4. Самый же обыкновенный и употребительный способ полнейшего извращения нравственного закона, практикуемый иезуитами, состоит в так называемом пробабилизме, или правдоподобии. Сущность пробабилизма заключается в следующем правиле: «Кто в своих действиях руководствуется правдоподобным мнением (opinio probabilis), тот может быть спокоен, ибо ни в каком случае не грешит. Правдоподобным признается всякое мнение, основанное на доводах сколько — нибудь уважительных, т. е. если имеет за себя авторитет нескольких мужей благочестивых, мудрых и опытных или даже одного такого мужа».

Вся ложь и безнравственность пробабилизма заключается в том, что он, во — первых, учит католиков сообразовать свои действия не с нравственным законом Божиим, а с мнениями отцов иезуитов, и притом с мнениями только похожими на правду или правдоподобными, во — вторых, уверяет, будто человек, следующий какому бы то ни было правдоподобному мнению, хотя бы было много других правдоподобных мнений, даже прямо противоположных ему (т. е. считающих известное действие грехом смертным), и в том числе немало правдоподобных, «ни в каком случае не грешит, потому что действует в пределах правдоподобия». Он может погрешить только в том единственно случае, когда будет следовать мнению, осужденному папою. Насколько пробабилизм сам по себе безнравственен и вреден, можно видеть из того, что нет такого порока, начиная с грубейших и кончая самыми утонченными, нет той слабости, для которой бы иезуиты не придумали благовидного оправдания и поблажки.