Больничный холл. Работает телевизор. Перед телевизором на стульях сидят больные в тапочках, халатах, спортивных костюмах… Все — худые, с растрепанными, жидкими волосами, некоторые — лысые, у женщин головы повязаны косыночками. Прислонившись к стене, стоит санитарка в белом халате и шапочке.
На экране телевизора — кадры полуразрушенного дома с черным провалом ровно посредине корпуса.
Голос тележурналиста:
— В очередной раз Москву потряс взрыв в многоквартирном жилом доме…
Коридор, ведущий от холла, кабинеты врачей. Дверь, на ней — дощечка: «Заведующий отделением». Ниже — в стеклянном окошечке — надпись: «Дворецкий Михаил Львович».
Напротив кабинета в глубоком кресле сидит красивая молодая женщина. Она изысканно одета, тщательно причесана, на ней — высокие сапоги с каблуками-шпильками, в руках — сумочка. Женщина напряженно ждет.
Из холла доносится голос телерепортера:
— Две основные версии на сегодняшний день: террористический акт и утечка бытового газа…
Женщина встает и, громко цокая каблуками, проходит по коридору к холлу. Некоторые больные оборачиваются, смотрят на нее с любопытством. Санитарка возмущенно глядит на сапоги женщины.
Голос телерепортера:
— Количество жертв пока не установлено…
— А почему вы без сменной обуви? — возмущенно спрашивает санитарка. — Кто вам позволил войти в отделение без сменной обуви?
Красивая женщина смущается, хочет что-то ответить санитарке, но из-за спины, из коридорчика ее вдруг появляется молоденькая медсестра и любезно говорит:
— Вы — Воронова Альбина Дмитриевна? Михаил Львович готов вас принять.
Санитарка умолкает, но возмущение не сходит с ее лица.
Альбина Воронова скрывается в коридорчике вслед за молоденькой медсестрой.
Голос телерепортера:
— Первым из-под развалин был извлечен жилец из квартиры, находившейся на пятом этаже: Говоров Олег Сергеевич. Мужчина находился в сознании и, к удивлению спасателей и врачей «скорой помощи», практически не получил телесных повреждений…
Альбина заходит в кабинет.
Захлопнувшаяся дверь заглушает голос телерепортера.
* * *
Кабинет.
Молодой кудрявый врач (тот самый врач, с которым говорил Олег), сидящий у стола с какими-то бумагами в руках, вскакивает при виде Альбины.
— Лялечка, лапочка, прости, я заставил ждать… Садись, я сейчас чайку согрею.
— Миша, что показали анализы? Результат положительный или отрицательный?
Миша бросает на нее смущенный, испуганный взгляд:
— Ты только не беспокойся, Лялечка, не беспокойся. Все не так страшно. Послезавтра же я тебя госпитализирую, проведем курс лечения… Может быть, понадобится небольшая операция. Но я тебя уверяю: это совсем не так страшно, как ты можешь…
— Миша, результат — положительный? У меня рак?
— Ну, Альбина, ты же понимаешь, что я не могу прямо так…
— Я хочу знать свой диагноз. Да, я знаю, у нас не принято говорить, ты сейчас начнешь мне врать… Господи, Миша, мы с тобой знакомы уже восемнадцать лет! Достаточно, чтобы узнать друг друга… Ты знаешь: я не закачу истерику и не выброшусь из окна. И вообще ничего такого не сделаю. Я лягу в твою больницу и буду мужественно лечиться. Даже если лечение уже не имеет смысла. Я все равно сделаю все, что ты прикажешь. Ты — врач, ты командуешь… Я только хочу знать свой диагноз. Опухоль была злокачественная? Это рак?
Миша глубоко, словно перед прыжком в холодную воду, вдыхает и на одном дыхании выпаливает:
— Да. Результат биопсии положительный. Это рак.
Но, увидев, как сразу сникла Альбина, начинает быстро-быстро говорить:
— Но я уверяю тебя, это излечимо! Мы захватили на ранней стадии, может, обойдемся без химеотерапии, курс облучения назначим минимальный… Без операции, конечно, не обойтись, но у тебя будет лучший хирург и лучший анестезиолог, я позабочусь, я сам буду наблюдать, я тебя вылечу, Альбина, я тебя вылечу, клянусь, ты не умрешь, потому что я люблю тебя и я хочу на тебе жениться, я не допущу, чтобы ты умерла…
— Миша, — очень мягким, ласковым голосом перебивает его Альбина. — Мишенька, дорогой, скажи мне пожалуйста правду, а? Я слишком долго тянула, да? Я слишком поздно пришла?
— Нет! Нет! — пылко восклицает Миша и даже воздевает руки, словно защищаясь от ее слов. — Я уверяю тебя…
— Ну, хорошо, хорошо, я тебе верю… Это будет очень мучительно? Я просто хочу знать, что меня ждет.
— Я сделаю все, чтобы ты не мучилась.
— Все-все? — Альбина буквально впивается взглядом в лицо Миши. — Все, что понадобится?
— Что ты имеешь в виду? — испуганно переспрашивает Миша. — Я позабочусь о лучших лекарствах… Я для тебя все сделаю, обещаю, клянусь… Ты даже родителям пока не говори, чтобы они не волновались… И я не скажу…
— Спасибо, Миша. Я не скажу. Пока — не скажу. Я просто подумала о методе доктора Кеворкяна, когда спрашивала, все ли ты готов для меня сделать, — быстро произносит Альбина, просияв очаровательнейшей улыбкой.
Миша буквально столбенеет при этих ее словах.
— Ты с ума сошла! Я тебя вылечу!
— Так мне ложиться послезавтра?
— Да. Ты пока собери вещи, все, что тебе понадобится здесь. И закончи с делами, какие неотложные…
— Да. Мне надо сдать в издательство рисунки к энциклопедии… И написать заявление, что выполнение обязательств по второму договору откладывается на неопределенный срок.
— Два месяца. Месяц — на лечение. Месяц — на отдых. Через два месяца я разрешу тебе вернуться к работе.
— Точно?
— Точно. И… Альбина, для меня ведь это не просто — дело врачебной чести или как там еще можно красиво сказать… Для меня это — дело жизни.
— Если я умру, ты тоже жить не станешь, да? — с иронической улыбкой спрашивает Альбина.
— Да. И в этом нет ничего смешного.
— Просто… Мне казалось, мы слишком стары для таких страстей.
— Я — нет. А ты уже родилась слишком старой для страстей! — обиженно отвечает Миша.
— Мишенька, если я выживу, я выйду за тебя замуж, брошу свое высокое коммерческое искусство, по меньшей мере до того времени, когда наш второй сын пойдет в школу. Я не шучу. Я говорю серьезно, я обещаю. Я даю обет, если хочешь знать. Если я выживу — я начну другую жизнь. Я буду жить для тебя и рожать детей, — неожиданно серьезно заявляет Альбина. — Так значит, послезавтра? Во сколько?
— В десять… Я заранее назначу дополнительные анализы… Ты это правда?.. Не шутишь?
— Нет. Мне не до шуток. До свиданья, Мишенька, и спасибо тебе за помощь. И за то, что папе с мамой не скажешь…
— Альбина встает и быстро выходит, не дождавшись, пока и Миша попрощается с ней.
* * *
Солнечный осенний день. Альбина, в элегантном пальто, очень быстро, ни на кого не глядя, идет по улице. Проходит мимо церкви, доходит до перекрестка, поднимает руку, чтобы «поймать» машину. В этот момент начинают бить колокола. Альбина опускает руку. Мгновение стоит в задумчивости. Поворачивается и возвращается ко входу в церковь. Быстро, не глядя проходит мимо рядов нищих. Потом — поворачивается, выгребает из кармана мелочь и начинает раздавать милостыню старушкам, бомжам и грязным детям.
На красивом лице Альбины застыла брезгливость. Она торопливо опускает монеты в протянутые руки. Вдруг один из нищих — старик, с ног до головы, словно мумия, закутанный в какие-то рваные тряпки, хватает ее за запястье. Альбина дергает руку, пытается высвободиться — но старик держит крепко.
— Пустите! Пустите меня немедленно! — бормочет сквозь зубы Альбина.
Лица старика она не видит — оно скрыто каким-то подобием капюшона — виден только рот, искривленный в усмешке, и подбородок, заросший седой щетиной.
— Успокойся. Я знаю, как тебе помочь, — звучит мягкий, бархатистый, необыкновенно красивый голос нищего…
Альбина перестает вырываться и завороженно смотрит на грязный капюшон, скрывающий лицо нищего.
Сквозь ткань капюшона красными огоньками светятся глаза.
* * *
Пасмурно, накрапывает дождь.
На паперти у церкви стоят нищие.
Среди них — старик, закутанный, точно мумия, в рваное тряпье.
Нищие голосят, протягивают руки…
Старик стоит неподвижно, молча.
Словно ждет кого-то определенного.