— Пошли, — сказал барлаг.
Ирина посмотрела на него. Слишком рано он пришел! Надо было уточнить, "завтра днем" — это когда конкретно!
— Я еще занята, — сказала она осторожно.
— Что? — Клаверэля, казалось, хватит сейчас удар.
— Я не могу бросить детей на улице, — терпеливо объяснила Ирина. — Мне надо отвести их в игровую и передать моей сменщице, которая подойдет чуть позже.
— Да ты издеваешься! — вспылил барлаг, хватая Ирину за руки.
— В чем дело? Что здесь происходит?
Да. Не любила Ирина госпожу заведующую, но тут готова была ей руки расцеловать за своевременное появление!
Клаверэль барлаг Ирину отпустил и сказал что-то на своем языке, что именно, разобрать оказалось невозможно. Зато Раласву сэлиданум поняла каждое слово как нельзя лучше.
— Негодяй, — задумчиво выговорила она, нехорошо улыбаясь.
— Оскорбление должностного лица при исполнении, — сказал барлаг. — Напомнить, чем карается?
Сэлиданум бешено посмотрела на него. Еще миг, и — взорвется что твоя Сверхновая. Ирина невольно зажмурилась. Она понятия не имела о причинах ссоры. Но интонации говорили сами за себя: мать и сын находились в крайнем градусе взаимного озлобления. И дошли они до него не сегодня и даже не вчера.
— Клавьме, — тихо и горько выговорила вдруг сэлиданум. — Придет день, и ты пожалеешь…
Барлаг только ухмыльнулся, и его ухмылку наблюдать было крайне неприятно. Ирина неприязненно подумала, что он говнюк все-таки. Что бы там ни произошло, а мать есть мать и так вот с ней обращаться, да еще при посторонних, нельзя.
— Прости, сынок, — сказала сэлиданум, и голос ее вдруг дрогнул. — В тот день я не смогу тебя утешить. Прости.
Она повернулась и пошла прочь. Прямая, гордая. Ее слез никто не увидит. Да она и не плакала.
— Пошли, — велел Ирине барлаг.
— Подождешь, — жестко ответила она. — Вначале я отведу детей в игровую…
Лилайон ак-лидан Ирину испугал. Был он невысок — по меркам Оль-Лейран, разумеется, — но шкаф-барлаг держал себя перед ним с глубоким почтением. И даже Клаемь, которая, конечно же, пришла тоже, явно чувствовала себя не в своей тарелке.
Но было и еще что-то. Что-то, что Ирина затруднилась бы объяснить даже самой себе. Во взгляде, в манере держаться, в том, как ак-лидан двигался, как разговаривал, в самом звуке его голоса. Во внешности — ак-лидан отличался от тех Оль-Лейран, которых Ирина встречала раньше. У него были светлые, серебристого оттенка волосы, светло-серые глаза, немного не такие лицо, руки… Он попросил медицинскую карточку, Ирина дала, стараясь, чтобы пальцы не слишком дрожали. Получалось у нее плохо.
— Ограничение в правах? — осведомился ак-лидан, едва глянув на карточку. — А где опекун?
— Я, — сказала Клаемь. — Опекун Ирины — я.
Лилайон удивился, хотел что-то сказать, но передумал и предложил только:
— Пройдемте.
… Спина взлипла едким страхом, ухнуло куда-то вниз, затем вернулось и зачастило сердце… и кто-то другой, чье лицо оставалось неясным, тянул руку и приказывал: "Иди!"… и шаг непослушного тела внезапно протянулся в вечность… в голове со страшным гулом закрутилась черная воронка… и пропала… все пропало…
… Ирина пришла в себя рывком, внезапно. Голова кружилась, тело колотилось в жестоком ознобе. Она поняла, что сидит прямо на полу, среди пестрых подушек, заменявших Оль-Лейран мебель, и с одного боку ее поддерживает Клаемь, а Лилайон ак-лидан сидит напротив, совсем рядом.
— Право же, — мягко, сочувственно сказал ак-лидан, касаясь руки Ирины, — вовсе незачем так сильно бояться…
Ирина осторожно вытянула руку из его пальцев.
— Я… н-не вас… б-боюсь, — сказала она, заикаясь, ее трясло. — Я… однажды… уже было такое… было… был… человек… вашей профессии, ак-лидан.
— Ты еще скажи, что и его тоже помнишь! — язвительно вставил Клаверэль барлаг, маячивший за спиной ак-лидана.
Лилайон обернулся и свирепо посмотрел на него. Барлаг сразу же стушевался, даже отступил на шаг, и странно же было наблюдать за ним. Шеф анэйвальской спецслужбы боялся ак-лидана. И даже не считал нужным это скрывать! Чудеса…
— Вот, выпейте, — в руках врача невесть когда объявился стакан с водой. — Поможет.
Ирина взяла стакан обеими руками, принюхалась. От воды шел слабый, приятный запах. Ясное дело, растворили в ней какую-нибудь валерьянку…
— Пейте, пейте, — сказала Клаемь. — Легче станет…
Ирина послушно поднесла стакан к губам. Вода имела странный, но вполне приятный привкус, и Ирина выпила все до дна, как ее и просили. Довольно скоро ее отпустило. Перестали дрожать пальцы, в голове чуть прояснилось.
— Простите, — сказала она со стыдом, — прямо не знаю, что со мной…
— Что же случилось? — терпеливо спросил у нее Лилайон ак-лидан.
— Не знаю, — беспомощно отвечала Ирина. — Но понимаете… мне стерли память. Ничего не осталось, только чувства… обрывки чувств. Кто-то же это сделал, верно? Мне кажется, это был человек вашей профессии, ак-лидан. Кто-то такой же, как вы. Специалист. Понимаете?
— Вполне, — сказал Лилайон.
— Вы разберитесь, пожалуйста, — попросила Ирина. — Что-то я все-таки помню. Пусть плохо, пусть искаженно, отрывочно. Но что-то же осталось!
— Я постараюсь, — пообещал ак-лидан.
Ирина кивнула. Она уже не боялась его, ничего не боялась. Страх ушел, уступив спокойной безмятежности.
— Пойдемте.
В соседней комнате Ирина увидела знакомую кушетку-саркофаг. Опять двадцать пять! Забираться в этот египетский гроб следовало раздевшись догола.
— Отвернитесь, — краснея, попросила она Лилайона и барлага.
— Я помогу, — вызвалась Клаемь.
Она ожидала чего-то, похожего на прошлый опыт общения с ментосканером — тошноты, головной боли, полной потери себя в ярком водовороте памяти…
Ничего подобного.
Тишина и ватный покой. Словно белое облако подхватило и унесло. Покой и тишина. Ни единой мысли, ни одного чувства. И это, пожалуй, было еще пострашнее боли, хотя и страха не было тоже. Старинная формула "мыслю, значит, существую" здесь не работала: Ирина существовала, но не мыслила. И это длилось и длилось — бесконечно.
Постепенно облако начало слоиться. Ирина словно бы всплывала через эти слои, постепенно освобождаясь от цепенящего плена. Первым вернулся звук…
— Что скажете, ак-лидан? — монотонный искусственный голос: Клаемь.
— Необходимо время, чтобы разобраться детальнее, — а это Лилайон ак-лидан, его голос ни с каким другим не спутаешь. — Но первое, что могу сказать — в сравнении с начальной ментограммой… тому, кто ее снимал, оторвать бы… голову… отвратная работа! Да, в сравнении видны значительные изменения. Причем изменения не к лучшему. Девочка из закрытого мира, ее вырвали оттуда насильно, искалечили личность… и адаптация к нашим реалиям проходит очень тяжело. Странно, что вы, опекун, этого не замечаете. Ей необходима помощь. Терапия.
— Ваша терапия, — сказал барлаг, — ей только помешает. Она же хочет вернуться в свой родной мир!
— Вот как? — спросил ак-лидан. — Где ее мир? Покажите мне на карте. Посмотрю на досуге в информе, что за цивилизация.
— Мы… его ищем, — стушевался барлаг.
— И как успехи? — совсем уже ядовито осведомился ак-лидан. — Можете не отвечать… Вы что, думаете, отвезти ее туда и там потом бросить? Она не сможет адаптироваться в родном мире. Она там погибнет. Проще уж сразу пристрелить, чтобы не мучилась.
— Ак-лидан!
Показалось, или в монотонном механическом голосе Клаемь и впрямь прорезались эмоции?..
— Ак-лидан сфагран нари лаитанош, — сварливо уточнил Лилайон. — Это я. Вот уже сорок восьмой год как я. И моего авторитета вполне хватит, чтобы запретить вашей подопечной выезжать за пределы Анэйвы.
— Но…
— Но ее семью вполне можно перевезти сюда. Когда найдете этот мир, разумеется. Почему бы и нет? Вы перед девочкой в огромном долгу, госпожа Клаеммеларасвейшнь. Расплачивайтесь.
Он произнес полное имя Клаемь на одном дыхании, не прерываясь ни разу. Значит, давно ее знает. Ирине по-прежнему трудно было думать, поэтому она старалась просто запоминать все, что слышит. Чтобы потом разобраться. На досуге…
— Вы не справляетесь, это же очевидно. Вам следовало бы передать опекунство другому человеку, госпожа Клаеммеларасвейшнь. Собственно, именно это в заключительной рекомендации я и напишу. Либо вы исполняете свои обязанности в полной мере, либо лишаетесь опекунства. Это вам не игрушки. Это жизнь и судьба человека…
Голоса отдалились, растворились в ватном тумане. Кажется, Ирина уснула. Она не помнила. Сон-вечность. Он длился и длился — бесконечно.
Потом, в какой-то момент, Ирина открыла глаза. Словно проснулась. И какое же это было счастье — вновь ощутить свое собственное тело! Она пошевелилась, с трудом, — слабость была прямо чудовищная, как после наркоза.
— Не пытайтесь вставать, еще рано, — сказал Лилайон ак-лидан.
Он сидел рядом с кроватью, — Ирина поняла, что лежит именно в кровати, а не в "саркофаге", укрытая тонким покрывалом, и, кроме ак-лидана, в комнате никого больше не было.
— Вот, выпейте… — он протянул тонкий стакан, до краев наполненный светло-синим напитком.
Ирина послушно взяла. Ак-лидан помог ей, придержал ей голову, пока она пила. Оставалось только удивляться, почему он нагнал на нее такого ужаса в самом начале. Вполне приятный, вежливый, доброжелательный человек… то есть Оль-Лейран.
— Что вы узнали? — спросила Ирина с надеждой. — Вы ведь уже что-то узнали, правда?
— Видите ли, — доброжелательно сказал Лилайон, — сканирование идет на атомарном уровне. Отсюда, кстати, ваши слабость, тошнота, головная боль… По результатам сканирования выстраивается точная копия вашего мозга. Вашей личности. Вашей памяти, как суммы всех ваших чувств и поступков в прошлом. Но эта копия, эта модель, ничего не стОит без хозяина. Без вас.
Ирина смотрела на него, ничего не понимая. К чему это он? Ак-лидан вздохнул:
— Я должен задать вам несколько наводящих вопросов. Даже не несколько — множество. Это необходимо.
— Спрашивайте, — сказала Ирина. — Я отвечу…
— Некоторые вопросы могут показаться вам бесцеремонными или оскорбительными, — продолжал Лилайон. — Лгать, хитрить, изворачиваться не надо. Просто скажите, что отвечать не будете. Или не можете. Или не хотите. Этого будет достаточно.
— Хорошо, — кивнула Ирина. — Спрашивайте.
— Как давно вы попали на Анэйву? Вы хорошо помните тот день? Не спешите, постарайтесь вспомнить все максимально точно.
Ирина поежилась под покрывалом. Помнит ли она тот день? Еще бы ей было его не помнить!
— Вы должны знать… В тот день было покушение на а-дмори леангроша в аэропорту Сихраува. Вот там, в аэропорту, я и осознала себя. Не пришла в себя, не опомнилась, а именно — осознала… Поначалу я не помнила ничего, даже собственного имени. Я вообще считала, что потерялась в другой стране… у нас, на нашей Земле, много разных стран, и все они между собой отличаются, одни сильнее, другие слабее… понимаете?
— Понимаю, — кивнул ак-лидан. — продолжайте.
— Ну и вот. Я была без очков… я плохо вижу. И лица людей, они были размытыми пятнами для меня. Я решила подойти к кому-нибудь и спросить, где я… попросить о помощи… не знаю… Вот подошла, а это оказался а-дмори леангрош. То есть, это потом только я узнала, что это а-дмори леангрош. А тогда я была без очков и не могла понять, кто он такой. А потом я вдруг ясно и четко увидела одного прохожего. И сразу узнала его. Это был Флаггерс, убийца, — Ирина поневоле вздрогнула, потерла плечо, где давным-давно уже не осталось никакого шрама. — Вот. Меня ранило, я оказалась в госпитале. Пришла в себя, увидела Клаемь. Она мне все и объяснила. Вот примерно так…
— Хорошо. А что было дальше?
Дальше… Ирина начала пересказывать. Удивительно, как много, оказывается, всего уже успело произойти с нею в этом странном чужом мире! И работа нянькой в доме Фарго, и Детский Центр, сайфлопы вместе с Саттивиком Феолэском и сумасбродная девчонка Кмеле, магазин музыкальных инструментов и приключения в ночном парке на пару с Фарго… Ревность Клаемь, подростковая дурь Кмеле.
И Лилома Рах-Сомкэ. Про Лилому рассказывать было очень больно. До слез. Ирина боялась, что ак-лидан начнет смеяться, но он слушал спокойно, внимательно и сочувственно. Он все это знал. И понимал. Приятно рассказывать тому, кто действительно тебя слушает. Пусть даже в силу профессиональных обязательств…
Ирина не подумала, что ее словоохотливость вполне могла быть вызвана тем самым стаканчиком, из которого она пила в самом начале разговора с ак-лиданом…
— Скажите, вам известен социальный статус вашего опекуна?
Не врать… Ирина прикусила губу, но ответила честно:
— Да. Только я… Я сама в информе нашла. Клаемь мне не говорила. Вы ей не скажете?
— Не волнуйтесь, — улыбнулся ак-лидан. — Не скажу… Наш разговор записывается, разумеется, но эта запись останется в моем личном архиве. Ею никто, кроме меня, не сможет воспользоваться. А не в моих интересах кричать о тайнах моих пациентов на каждом перекрестке.
— А если вам прикажут… — начала Ирина.
— Кто?
— Ну… Клаверэль барлаг, например. Или а-дмори леангрош.
— Пусть только попробуют, — с неприятной улыбкой заявил ак-лидан.
Ирина вспомнила, с каким почтением отнесся к врачу шеф анэйвальской спецслужбы. Да, действительно, пусть попробуют. Наверняка, у этого Лилайона есть над ними какая-то власть, причем власть нешуточная.
— Кроме того, — продолжал ак-лидан, — вам, наверное, это не известно. Но мы, Лилайоны, ревностно бережем честь нашего клана. Нарушение правил медицинской этики немыслимо для любого из нас.
— Я вам верю, — сказала Ирина, ей было очень неловко.
— Хорошо. Продолжим? Что было до вашего первого дня на Анэйве. Самое последнее воспоминание, которое относится к вашему миру.
— Последнее?.. — Ирина потерла пальцем переносицу. — Плохо помню… очень плохо. Всю свою прежнюю жизнь… она как в тумане, как за грязным стеклом.
— И все же постарайтесь вспомнить, это важно.
— Я… укачивала сына. Он уснул. Потом пошла на кухню, надо было готовить обед… Не было хлеба. Сказала Рустаму… Рустам — это мой муж… сказала ему, что пойду за хлебом, там магазин совсем рядом, даже дорогу переходить не надо… Взяла пакет, сумочку, деньги, Игорька будить не стала. Он так крепко спал… Вот… вышла за порог, поздоровалась с соседом… Спустилась вниз, и вот там, на дорожке, что-то случилось.
— Что случилось?
— Что-то, — Ирина долго старалась припомнить, что же именно тогда случилось, но ничего не вышло. — Не помню, — сказала она беспомощно. — Я кого-то встретила или увидела или еще что-то. И все оборвалось. Следующее воспоминание — аэропорт Сихраува и Флаггерс, чтоб ему сдохнуть…
— Ну-ну, не надо так категорично, — примиряющее сказал Лилайон. — Сдохнуть — это уже слишком… С соседом, говорите, поздоровались?
— А вы его, что ли, подозреваете? — не выдержала Ирина. — Это учитель истории, очень уважаемый человек, он в нашей школе знаете сколько лет преподает! Еще моя мама у него училась!
— Вы его имя вспомнить можете?
Имя… Имя соседа Ирина вспомнить не смогла, как ни старалась. Но что тут удивляться? Ей стерли память, стерли безжалостно. Вот любимого учителя уже и не вспомнить как следует… Да что там учителя, сына не помнишь уже, не помнишь совсем, только общий образ годовалого малыша. А в деталях, а в подробностях — ничего. И даже фотографий нет, которые могли бы помочь. Даже сотового телефона с сынулькиным голоском! Все, все отняли, разбили, разрушили!
Ирина сердито отерла щеки. Ненавидела, всегда ненавидела плакать при посторонних. Слезы — это знак слабости, а на слабость Ирина не имела права. Тем более, здесь и сейчас.
Лилайон терпеливо ждал, пока Ирина возьмет себя в руки. А она вдруг прямо возненавидела его — за его слоновье профессиональное спокойствие. В самом деле, за каким чертом понадобилось это проклятое глубинное ментосканирование, если она, Ирина, уже рассказала ак-лидану буквально все до последней точечки? Нельзя было просто спросить? Обязательно надо было упаковывать в саркофаг и мучить…
— Скажите, а вы пытались устроить свою интимную жизнь после того, как освоились на Анэйве?
Хорош вопрос! Интимная жизнь…
— Нет, — неприязненно ответила Ирина.
— А почему? Можете не отвечать, если не хотите.
— Почему же. Отвечу. Не хочу я ничего устраивать! Я замужем. Не хочу мужу изменять, я его люблю. Понимаете?
— Вполне. Но ваш супруг далеко и неизвестно еще, встретитесь вы когда-нибудь или нет. Надежда на скорую встречу — это хорошо, но…
— Никаких "но", — отрезала Ирина. — Мы с Рустамом клятву друг другу в церкви перед Богом дали. Может, кому-то такие клятвы — пустой звук. Но для нас это очень важно. Я родила Рустаму сына. Я не смогу их предать. Даже если мне придется сдохнуть здесь от старости, безо всякой надежды когда-либо их увидеть снова!
— Предать, — задумчиво проговорил ак-лидан. — Слишком категорично вы мыслите. Время лечит, затягивает боль. И тогда приходят новые чувства. Надо уметь вовремя распознавать их. Чтобы груз прошлого не заставлял совершать ошибки. Не приносил бы новую боль.
— Красиво говорите, — согласилась Ирина, не желая спорить.
— Профессия обязывает. Так, а когда вы впервые увидели Алаверноша Магайона?
— Черт! — выдохнула Ирина во внезапном озарении. — Вы сейчас спросите, не мечтаю ли я подсознательно залезть к нему в постель!
Ак-лидан улыбнулся. Затем доброжелательно проговорил:
— Заметьте, это сказали вы. Не я.
— Какая разница! — вспылила Ирина. — А зачем вам тогда понадобилось спрашивать меня о моей интимной жизни?
— Хорошо, — доброжелательно сказал ак-лидан. — Я спросил. И что скажете?
— У нас… на моей Земле… жил когда-то ученый по фамилии Фрейд. Он считал, что все поступки человека определяются сексуальным чувством. Его методика легла в основу современного психоанализа. Вот я думаю, что в вашей профессии, ак-лидан, тоже был когда-то точно такой же Фрейд!
— Но вы же не будете спорить, что сексуальная сфера — одна из важнейших чувственных составляющих нашей жизни? — сказал ак-лидан.
— Я не спорю, — запальчиво сказала Ирина. — Но сексуальную симпатию к этому вашему Алаверношу вы мне не шейте. Нет ее, и быть не может!
— А почему?
— Он не человек! — вырвалось у Ирины прежде, чем она успела захлопнуть рот. — Ой!.. Извините…
Надо ж было сесть в этакую лужу! Честно говоря, ак-лидан просто достал уже своими вопросами. У Ирины уже болела голова от этих вопросов. Болела голова и зверски хотелось в туалет. Когда только эта пытка прекратится?..
— Не извиняйтесь, — мягко сказал ак-лидан. — Было бы странно ожидать от вас, человека из закрытого мира, чего-то другого.
— Но меня-то вы человеком называете, — пробормотала Ирина.
— Профессия обязывает, во-первых. А во-вторых, я и все мои предки до сорокового колена включительно воспитывались в галактической культуре. Между тем даже здесь, на Анэйве, несмотря многовековые традиции межрасовых браков, случаи жесткой ксенофобии встречаются гораздо чаще, чем нам того хотелось бы. Ваша реакция вполне естественна. Ведь в вашем мире ничего не знают о Галактике, верно?
— Не знают, — согласилась Ирина. — Мы в космос дальше Луны еще не летали…
— Ну вот, видите. Я бы очень удивился, если бы вы повели себя иначе.
— Вы только не подумайте плохого, — торопливо выговорила Ирина. — Я к вашей расе нормально отношусь. У меня есть друзья-Оль-Лейран. Но про интимную жизнь вы меня больше не спрашивайте, хорошо? Я ведь уже сказала, что не хочу изменять мужу. Мне оно не нужно, и вы мне, пожалуйста, поверьте. Без секса вполне обойтись можно, что бы там ни говорили эти Фрейды, наши и ваши.
— Хорошо. Я вам верю, — серьезно сказал Лилайон. — Продолжим? Вы расскажете, что связывает вас с Алаверношем?
— Господи, да ничего нас не связывает! — вспылила Ирина. — Мы просто знакомы. А еще у меня возникло странное такое чувство, будто я его давно знаю. Будто где-то видела уже и успела узнать. А где я его видеть могла? Я его впервые только в Детском Центре встретила, когда Раласву сэлиданум меня на работу взяла по приказу а-дмори леангроша! Не дома же я могла его видеть! Только в шайке Артудекта, негде больше. Память мне стерли, а чувства остались. Вот поэтому я и думаю, — нет, уверена! — что он с ними связан.
— Н-да, — задумчиво проговорил Лилайон. — Очень трудно будет разобраться. Видите ли, у меня нет вашей исходной ментограммы. Мне не с чем сравнивать. Определить, где настоящая память, а где — ложная, наведенная с неведомой целью специалистами этого Артудекта.
— Неужели ничего нельзя сделать? — в отчаянии спросила Ирина. — Совсем ничего?
— Этого я не говорил. Было б неплохо получить ментограмму самого Алаверноша и сравнить… Но это огромная дипломатическая проблема, как я понимаю.
— Почему?
— Спросите у вашего опекуна, — доброжелательно предложил ак-лидан. — Она объяснит вам лучше меня. Ну что ж, хватит, я думаю. Отдыхайте… постарайтесь уснуть.
Ирина кивнула. Но, едва ак-лидан скрылся за дверью, она тут же подхватилась на поиски заветной комнатки.
Сколько счастья могут доставить человеку простые радости! Не передать словами. Ирине стало смешно, и она смеялась — истерически, до колик, до слез. А потом ей вдруг стало плохо, так плохо, словно смерть пришла.
В голове зашумело, мир завертелся кругами и стал отдаляться, сердце сжало болью, воздуха не хватало…
… Очнулась Ирина на полу. Дышать по-прежнему было трудно, но голова уже не кружилась. Тогда Ирина кое-как, по стеночке, поднялась, — коленки дрожали, — доползла до кровати и рухнула в нее.
В какой-то момент она уснула. Проснулась — и следа от недавнего недомогания не осталось. Наоборот, лишь легкость и пьянящий прилив сил.
— Ясного дня, Ирина.
Ровный монотонный голос. Клаемь…
— Мне разрешили вас забрать отсюда, — пояснила Клаемь. — Сам ак-лидан не придет, его вызвали. Вам помочь переодеться?
— Спасибо, — сказала Ирина. — Я сама.
Она оделась, Клаемь взяла ее под руку. Вот так, вдвоем, они и вышли на улицу. В молчании.
— Я очень хочу вернуться домой, — сказала наконец Ирина. — Я здесь больше не могу!
— Ак-лидан прав, — проговорила Клаемь. — Я действительно плохой опекун. Надо мне чаще навещать вас.
— У вас и без меня проблем достаточно, — сказала Ирина. — Не надо… Я уж как-нибудь.
— Проблем всегда достаточно, — сказала Клаемь. — Нет уж, хватит. Вот мой супруг вас на свой концерт приглашал. Пойдем вместе.
Ирина хотела сказать, что, мол, спасибо, но не надо, но не отважилась. Вместо этого она спросила:
— Расскажите мне об Алаверноше. Кто он такой. И почему все за него так заступаются.
— Он просто зла никому никогда не сделал за всю свою жизнь, — объяснила Клаемь. — Ваши эмоции насчет Алаверноша — это все-таки ложная память. Чтобы он был пособником преступников… нет, немыслимо!
— А может, он под психокодом! — Ирина не собиралась сдаваться. — Тогда что?
— Все может быть, — с несчастным видом согласилась Клаемь.-
— Ак-лидан сказал, что неплохо бы получить ментограмму Алаверноша, — сказала Ирина. — И сравнить.
— А больше он вам ничего не сказал? — спросила Клаемь.
Ирине не понравилась ее улыбка. Недобрая какая-то. Если не сказать — злая.
— Еще он сказал, что это — дипломатическая проблема. И чтобы я спросила об этом у вас.
Клаемь только вздохнула:
— У Оль-Лейран есть понятие "та-бэйльфлау", родство по памяти, — начала объяснять она. — Это родство превыше кровного. То есть, если второй каскад приносит подростку наследственную память другого клана, девушка или юноша уходят к новым родственникам. Безвозвратно. Так случилось в свое время и с Алаверношем. По крови он — старший сын главы клана Дорхайонов и брат нашего а-дмори леангроша, а по памяти — приемный сын главы клана Магайонов. Магайоны же — древнейший клан, один из семидесяти великих кланов Оллирейна.
— Ого, — только и сказала Ирина.
— Именно, — подтвердила Клаемь. — Натален Магайон-лиа сейчас на Анэйве. И я уже связалась с ее референтом. Вот, жду ответа, — Клаемь помолчала и со вздохом добавила:- Не знаю, что из этого получится…
Ирина промолчала. Не хотела думать о последствиях. Она устала, безумно устала от этой инопланетной жизни, она хотела вернуться домой, к Игорьку и Рустаму, и если получится — то какое ей, Ирине, дело до этого Алаверноша?..
— Она должна вас понять, — добавила Клаемь. — Она сама родом с Земли-три и должна понимать, каково вам здесь приходится. Надеюсь.
— Как! — удивилась Ирина. — Глава клана — женщина другой расы? То есть, она не Оль-Лейран, да?
— Магайоны вообще очень странные люди, — пожала плечами Клаемь. — Впрочем, Натален попала к ним совсем еще ребенком. Они успели воспитать ее в духе клана прежде, чем она получила над ними верховную власть. Сейчас она — даже больше Оль-Лейран, чем некоторые биологически урожденные представители этой расы. Ну да сами увидите. Если она еще пожелает с вами встретиться, разумеется…
Остаток дня прошел словно в нервном сне. Ирина вдруг вспомнила, что должна была забрать из больницы мальчика, повредившего недавно спину… Вовремя вспомнила, ничего не скажешь. Помчалась в госпиталь сломя голову, хорошо хоть опоздала не намного, минут на пять-семь. То-то был бы фитиль от заведующей! Да и ребенку, без того обделенному, каково пришлось бы…
Мальчик, впрочем, расстроенным не казался. Здоровый, веселый малыш. Он так напоминал Игорька, особенно когда улыбался, вот как сейчас, — задорно, весело… Защемило сердце. Ирина не смогла раскрыть рот, когда мальчишка снова назвал ее мамой…
По закону невезения, они наткнулись на госпожу Ди-Тонкэ — как раз по дороге к детским игровым. И мальчишка не преминул похвастаться. Славный малыш, и как же его не понять — нафантазировал себе сказку и сам в нее поверил… ну, что с ним было делать? Не пинать же, не шлепать…
Но у заведующей сомнений не возникло.
Она внимательно посмотрела на мальчика. Ребенок сразу увял.
— Дилльям Нполэрим, — сказала Раласву сэлиданум строго. — Лгать — нехорошо. Понятно?
— Да-а, — отозвался мальчик понуро.
— Ступай к своим товарищам.
Ирина проводила взглядом маленькую фигурку. Зря заведующая с ним так. Вот уж поистине человек безжалостный.
— Незачем внушать ребенку ложные надежды, — сказала Раласву сэлиданум, будто мысли Иринины прочла. — Вам — сейчас! — не позволят усыновить его. Ваши социальные права ограничены.
— Но, может быть, потом… — заикнулась было Ирина.
— Когда вы получите наконец статус полноценного гражданина, — ядовито проговорила заведующая, — у этого малыша будут уже правнуки.
Ирина промолчала. Ответить ей было нечего, она прекрасно это понимала. Вот только обидно стало до слез. Ирина стиснула зубы — расплакаться, еще не хватало.
— Для вашего же блага. И для блага этого мальчика, — продолжила сэлиданум. — Воздержитесь от подобного. Иначе мне придется вас уволить.
Ирина промолчала. А что тут скажешь? Правильно, ничего. Вот Ирина и молчала.
Вечер не принес облегчения. Одинокий вечер, особенно тоскливый именно сегодня, именно сейчас. Ирина чесала гребешком изрядно отросшие волосы и думала об Игорьке и Рустаме. С горькой нежностью: только бы снова увидеть, обнять… услышать родные голоса!
Утром объявился Клаверэль барлаг, злой, как тысяча чертей. Один взгляд чего стоил! Ирина зябко поежилась: видно же было, что барлаг именно на нее злится.
— Пошли. Натален Бэйль-алум Магайон-лиа желает тебя видеть…
Ирина не посмела спросить — зачем. Можно было и самой догадаться.
Вся Иринина жизнь крутилась в Детском Центре и около него. То есть на земле. Даже к Лилайону ак-лидану она пришла пешком — психиатрическая клиника или как это там называлось на самом деле, находилась совсем недалеко, за пару кварталов от Детского Центра. Летать было некуда и незчам, так что Ирина напрочь забыла об этих штуках, тантах.
Круглое блюдце с голосовым управлением, настоящая летающая тарелка. Даже не суповая, а десертная, плоская. Клаверэль барлаг не потрудился затемнить обзор, что доставило Ирине немало неприятных минут при старте и наборе высоты. Но потом…
Весь город открылся как на ладони. Он был невыносимо, безумно красив. Той красотой, перед которой пасует разум…
Сверху четко были видны сектора, на которые делился город — по числу рас, населявших планету. Все — четко и строго, в полном соответствии с генеральным планом, который сам по себе являлся шедевром градостроительного искусства. Ни на один город Земли он похож не был. Москва, к примеру, больше всего напоминает бесформенную медузу, и это — на карте. Что уже говорить о натуральном виде сверху. Не хотелось, конечно, думать плохое в адрес родной столицы. Но сравнение ей на пользу не шло.
Сектор Оль-Лейран располагался в центре. Ирина была там всего раз, и запомнила немного, разве только то мощное впечатление, которое оставили громадные деревья, заменявшие Оль-Лейран дома. Но вид сверху оказался невероятным…
Клумба. Гигантская клумба — иное сравнение не приходило в голову. Самые высокие "цветы" — в центре, от них расходились спиралью вниз, постепенно уменьшаясь в росте, точно такие же, только другого оттенка. На таком расстоянии невозможно было различить кроны отдельных деревьев, все сливалось в цветной узор, и узор этот был живым. Синие, серые, белые, фиолетовые цвета. Немного зелени и желтизны. Серебро.
— Нравится? — с хвастливой гордостью спросил Клаверэль барлаг.
Ирина вдруг поняла, что забыла дышать. Она втянула носом воздух и торопливо ответила:
— Д-да. Очень красиво…
— Теперь понимаете, насколько мы уважаем специалистов по парковому дизайну.
Ирина ощетинилась. Алаверноша защищает! Ну, конечно, они же близкие родичи.
— Хотите сказать, что это — дело рук Алаверноша? — дерзко спросила она.
Барлаг прижал уши и до смешного стал похож на рассерженного кота. Только шипения не хватало и хвоста, хлещущего по бокам.
— Ты… дура, — с обманчивой ласковостью сказал он. — Понимаешь? Самая настоящая тупая дура из всеми забытой черной дыры на окраине Вселенной. Как ты думаешь, почему мы терпим тебя?
Ирина стиснула зубы. Ей стало нестерпимо обидно, до дрожи в ладонях, до слез. И очень много чего захотелось высказать в ответ, может быть, даже закатить скандал с истерикой. Но куда это годится — идти на прием к высокопоставленному лицу с разбухшей от плача носярой? "Не дождутся!" — мрачно подумала она. И стала смотреть на проплывающий внизу древесный город.
— Это лан-лейран, — пояснил барлаг. — Старейший город Анэйвалы. Он создавался поколениями мастеров в течение нескольких столетий. Глупо думать, будто сотворить такое возможно всего лишь за одну жизнь…
Ирина прикусила губу.
"Я не дура, барлаг, — думала она. — Я просто очень хочу вернуться домой. Мне здесь надоело. И я прекрасно понимаю, что ты используешь меня, чтобы дотянуться через мою голову до этого ублюдка-Артудекта. И что ты растопчешь меня и выбросишь в мусорник не моргнув глазом — если это принесет тебе хоть какие-то проценты в твоем деле. И мне плевать, что ты там на самом деле обо мне думаешь! И на Алаверноша твоего мне тоже плевать! Я просто хочу вернуться домой. Домой хочу, неужели это так трудно понять?!"
Но вслух она ничего не сказала. Зачем? Можно подумать, кому-то легче станет…
Тант между тем направился прямиком к центру клумбы, к самому высокому цветку-дереву. И припарковался на самой его макушке. Которая вблизи оказалась громадной пустынной площадью с узкой высокой башней посередине.
— Пошли, — нелюбезно велел Клаверэль барлаг.
Ирина выбралась из танта, поневоле ожидая ветра в лицо. Бешеного ветра, который наверняка дует на такой высоте постоянно, нехватки кислорода и, может быть, еще какой пакости… холода, например.
Ничего подобного. Тепло, тихо, спокойно. Как-то даже чересчур спокойно…
Возле башни их встречали. Всего один тип, но какой! Еще повыше здоровяка-барлага, морда — свирепая, кулаки размером с Иринину голову, не меньше. Все произошло в полном молчании. Ирине жестом велели идти следом, напутственного слова от Клаверэля она не дождалась. Ну, и подумаешь. Больно оно надо было.
Короткий изогнутый коридор привел к небольшой, без дверей, комнате. Хотя комната — это как сказать. Фигурная площадка, несомненно, один из тех, самых верхних лепестков, которые Ирина наблюдала во время полета на танте. Стен не было, только невысокие перильца-метелки. Великолепный вид на оставшийся далеко внизу город ничто не загораживало — так, наверное, и задумывалось. Низкие круглые лавочки-диванчики или как их еще назвать… такие штуки, вросшие в пол короткой толстой ножкой или выросшие из пола. Скорее всего — выросшие. На одном из них, спиной к городу, сидела женщина.
Она была не молода и не сказать, чтобы красива. Полнотелая, круглолицая. Удивительно скромно одета — в простое светлое платье с глухим воротом. Никаких украшений. Длинные рыжеватые волосы через плечо…
Она величественным жестом велела сопровождающему Ирину воину исчезнуть. Тот исчез, мгновенно и бесшумно. Таким же исполненным величия и достоинства жестом Ирине велено было присесть на одну из лавочек.
Ирина неловко села, подобрав под себя ноги.
— Итак, — сказала Натален Магайон-лиа. — Почему вы решили обвинить моего приемного сына?
"Господи, да я все уже рассказала", — с раздражением подумала Ирина. — "Не может быть, чтобы ты не читала отчет Лилайона ак-лидана!" Но вслух такое высказывать было бы, по меньшей мере, опрометчиво. Ирина стиснула вспотевшие ладони.
— Вы, наверное, знаете, что мне стерли память, — осторожно начала она. — События стерли, а эмоции — остались. Когда я встретила… вашего сына… у меня возникло стойкое ощущение, будто я его знаю. А откуда я могу его знать, если он не преступник? Моя планета — закрытый мир. У нас никто никогда не встречал никого из Оль-Лейран. У нас вообще считают, что мы — единственные разумные во Вселенной. То есть, обнаружить где-нибудь в космосе другой разум пытаются много лет, но пока безуспешно.
— И на этом основании вы обвинили Алаверноша, — задумчиво выговорила Натален.
— Да, — сказала Ирина. — А что мне еще оставалось делать?
— Попытаться разобраться в себе? — с обманчивой мягкостью предположила глава Магайонов. — Ощущение, будто хорошо знаешь человека, способно возникнуть, к примеру, при влюбленности.
Приплыли. И она туда же. Ирина прикусила губу, сдерживая эмоции.
— Нет, — решительно заявила она. — Никакой… ничего такого. Правда!
— Вот как? — Натален усмехнулась, медленно и беспощадно. — А я, к примеру, не возражала бы против вашего брака. Поскольку опекает вас семья а-дмори леангроша Анэйвалы.
— Я не собираюсь замуж! — в панике воскликнула Ирина.
— Что, мой приемный сын недостаточно хорош?
Ирина взялась за голову. Господи, ну и вопросик! Да при чем тут хорош или не хорош, в этом разве дело?!
— Я уже замужем!
— Ваша планета до сих пор не найдена. Возможно, ее не найдут никогда. Скорее всего — никогда. Ваша жизнь, ваше будущее принадлежит Анэйвале. Хотите вы этого или нет, но вы останетесь здесь. На всю жизнь.
— Я хочу вернуться домой, — с отчаянием сказала Ирина. — У меня там ребенок остался. У меня дома семья. Я… только об этом и думаю. Извините. Я не хочу замуж. Ни за вашего сына, простите. Ни за кого-либо другого. И не нужно мне здесь никакого будущего! Ничего мне не нужно. Совсем. Понимаете?
— Вполне, — сказала Натален. — Ну, что же. Мой приемный сын прошел ментальное сканирование. Такое же, какое было применено к вам. Хотя был не обязан, и я возражала. Однако же он настоял на своем полностью вопреки моей воле. Сканирование показало, что он — ни к чему — не причастен. Вы ошибались.
— Но…
— Ваши чувства в отношении Алаверноша — либо влюбленность, в которой вы не желаете признаваться даже самой себе, либо ложная память, наведенная специалистами Артудекта именно с целью запутать следствие. Либо и то, и то другое, вместе взятое. В любом случае, мой приемный сын вне подозрений. Любых. Вам придется принять это как факт и впредь не возвращаться к прежним обвинениям. Иначе вас обвинят в клевете. Со всеми вытекающими из этого последствиями. Я достаточно ясно выражаюсь?
— Д-да, но…
— Вы не доверяете компетентности Непаэля Лилайона ак-лидана? — ласково осведомилась Натален.
— Доверяю… — растерянно промямлила Ирина. А что еще ей оставалось делать?
— В таком случае, какие у вас еще могут быть вопросы?
Ирина покачала головой:
— Никаких…
— Ступайте. Вы свободны.
Ирина торопливо встала и поспешила убраться из комнаты.
Тот же угрюмый молчаливый тип вывел ее из башни. Ирина увидела Клаверэля барлага, который терпеливо дожидался ее возвращения. Вот только он был не один. Он о чем-то беседовал с Алаверношем на языке жестов. Черт! Вот уж кого Ирина не хотела бы сейчас видеть. И сбежать нельзя — попросту некуда…
Барлаг ее заметил. И Алавернош тоже. Ничего не оставалось, кроме как подойти ближе. Дыхание застревало в горле, и воздуха не хватало. Ну почему, почему! Почему этот чертов садовник приперся сюда именно сейчас!
— Извинись, — зашипел на нее Клаверэль барлаг.
Алавернош свирепо глянул на своего племянника и жестом показал ему, что о нем думает.
Ирина не знала, куда деваться от стыда. Надо было извиниться, но слова не шли на язык.
И все же извиниться было надо…