Ирина провела в доме Феолэска в общей сложности дней семнадцать. Первые тринадцать суток находилась без сознания и лежала, понятно, в терапевтическом саркофаге. Потом отсыпалась в комнате для гостей, в той, с расписным потолком. Зато а-дмори леангрош в эти дни даром времени не терял: раздавал серьги планетарному правительству Лима. Было обнаружено и вычищено еще четыре бандитские ухоронки и тайные базы. Двум сийтским домам велели собирать манатки и выметаться из Анэйвалы в десятидневный срок. Кое-кого повесили, невзирая на знатность, связи и прошлые заслуги. Об этих новостях Ирина узнала из больничного информа уже на Анэйве.

Она пролежала в госпитале еще полных десять дней. Ей сделали биоблокоду, и пережить ее оказалось непросто. Все равно, что переболеть всеми известными болячками сразу, пусть и ослабленной форме.

Ирину никто не беспокоил. Даже Клаемь не пришла, хотя официально все еще оставалась ее опекуном. Наверное, не могла простить своей подопечной самовольного обращения к Лилайону ак-лидану. Который, кстати, оказался единственным, кого Иринино здоровье действительно интересовало. Он несколько раз разговаривал с врачами и с самой Ириной через информ, один раз даже пришел лично, но Ирина притворилась, что спит. Она не хотела видеть ак-лидана. Она вообще никого не хотела видеть.

Однажды, проснувшись, она увидела рядом с кроватью цветы, и поняла, что приходил Алавернош… Она испытала облегчение от того, что спала и не увидела его.

Когда ее наконец-то отпустили восвояси, она чувствовала себя как досуха выжатый лимон. Ноги не болели, но слушались плохо, и ходила Ирина с черепашьей скоростью. Она думала, что на работе ее за это не похвалят, но Раласву сэлиданум ничего ей не сказала и даже не посчитала нужным вызвать к себе в кабинет для разговора.

Они встретились в коридоре, каждая шла по своим делам. Игнорировать начальство — некультурно, и потому Ирина вежливо поздоровалась, хотя предпочла бы вовсе промолчать…

— Что с вами? — спросила вдруг Раласву сэлиданум.

— А что такое? — Ирина не поняла вопроса.

— Вы сами на себя не похожи, — сочувственно проговорила заведующая. — Что случилось?

Ирина прикусила губу, стараясь совладать со рвущейся на свободу злобной истерикой. "Шла бы она куда-нибудь подальше со своей заботой!"

— Я плохо справляюсь со своими обязанностями? — осведомилась Ирина.

— Нет, почему же, вы справляетесь неплохо…

— А все остальное, — яростно проговорила Ирина, — вас не касается. С вашего позволения!

Она пошла прочь, напряженно ожидая строгого окрика в спину. Но заведующая промолчала…

С детьми Ирина чувствовала себя почти по-прежнему. С ними легко забывалось обо всем. Маленькие, доверчивые, смешные человечки. Что люди без них бы делали? Неизвестно…

Началась весна. Собственно, она началась тогда, когда Ирина лежала без сознания еще на Лиме. Но погода оставалась холодной и снег лежал, даже не думая таять, хотя ветра уже несли в себе весенние запахи. Ирина жила как во сне, ничего не замечая… до сегодняшнего дня.

Короткий путь от Детского Центра к жилому блоку занимал теперь уйму времени. Донимала слабость, донимали ноги, не желавшие слушаться так, как надо бы. Ирина шла медленно, подолгу отдыхая на лавочках. Сегодня выдался теплый солнечный день. Тут и там прямо сквозь снег пробивались подснежники. Синие, зеленые и бордовые колокольчики, каждый на тонкой длинной ножке. Ирина долго рассматривала нежные цветы, ни о чем не думая. В голове было пусто, как в безвоздушном пространстве.

Появился Алавернош. Ирина кивнула ему, отвечая на приветствие. Он подошел, сел рядом. Протянул ей красивую трость светлого дерева… наверняка ведь сам и вырастил. Ирина взяла, не в ее положении было отказываться. Да и Алаверноша обижать не хотелось.

Он и раньше скупился на разговоры, даже жестовой речью, а в последнее время вообще замкнулся в глухом молчании. Ирина была ему признательна за это. Ей самой не хотелось разговаривать. Ни с кем. Так они и сидели рядом, в молчании. Редкие прохожие с любопытством косились на них. В самом деле, сидят двое, вроде рядом и в то же время не вместе, и молчат, оба. Ненормальные, скорее всего.

Ирина встала, опираясь на трость. Алавернош тоже поднялся. Они не разговаривали друг с другом, но как-то само собой получилось так, что он всегда встречал Ирину после смены и провожал ее. Каждый день.

С тростью идти оказалось намного легче, чем без нее. Ирина, конечно же, не смогла ограничиться простым "спасибо". Как-то неуютно становилось: вот ведь, находит время, заботится, такую трость замечательную подарил, а ты ему — "спасибо" и "до свидания"…

— Может, зайдете? — неловко предложила Ирина у дверей своей квартиры. — Я кофе сделаю…

Она понадеялась, что Алавернош вежливо откажется. Сама бы Ирина в такой ситуации точно отказалась бы. Но садовник отказываться не стал…

… Ирина принесла кофе. И только потом вспомнила реакцию Кмеле на ее кофе. И сообразила, что нашла чем угощать того, кто каждое утро пьет кофе, в разы превосходящее тот суррогат, что водится в Иринином доме. А, к черту все. Сам напросился. Мог ведь отказаться. Ирина не сомневалась, что Алавернош, в отличие от невоспитанной Кмеле, ничего по поводу качества кофе не скажет. Еще и похвалит, чтобы хозяйку не расстраивать. А Ирина, вместо того, чтобы послать эту похвалу куда подальше, вынуждена будет промямлить в ответ что-нибудь такое же вежливое, пустое и насквозь фальшивое…

И так вдруг подперло комом к горлу, такое навалилось вдруг, отчаянное, страшное… Ирина не выдержала, ткнулась лицом в ладони и разрыдалась. Слезы душили ее. Оказывается, слезы копились все это время, за барьером отупения и безразличия, копились и копились, день за днем, и вот сейчас барьер прорвало.

Ирина не сразу поняла, что Алавернош обнимает ее, неловко пытаясь успокоить. Она вцепилась в него и разревелась по новой, совершенно не владея собой.

Алавернош принес ей воды, заставил выпить. Ирина чуть успокоилась, но ненамного. Ее всю трясло. И тогда Алавернош снова обнял ее.

И тогда она рассказала все. Все, что случилось на Лиме. Весь этот кошмарный разговор между а-дмори леангрошем и его сыном. Все.

— Я — биоробот, понимаете? И вся моя жизнь, вся моя память, все мое я — это сплошной психокод, нацеленный на уничтожение главной семьи клана Дорхайонов. Я не могу… не могу с этим жить… я…

Алавернош коснулся ее мокрой щеки. Потом написал на своем коммуникаторе:

— Биороботы не плачут.

Ирина только отмахнулась. Что он понимает? Что он вообще может понять? Каково это — знать, что ты всего лишь игрушка в руках негодяев. Хоть Артудект, хоть этот их а-дмори леангрош… оба они сволочи.

Алавернош притянул ее к себе. Бережно и очень нежно поцеловал в зареванные щеки.

А дальше…

Позже, вспоминая потом все, что случилось дальше, Ирина так и не смогла уяснить для себя, почему. Почему позволила, почему не прекратила все в самом начале? Ведь могла бы, наверное?

Хотя что она там могла. Разве можно справиться со шквалом древнего, как сама Вселенная, инстинкта, который от века сводит вместе мужчин и женщин вопреки всем разумам и здравым смыслам? Это она и тогда понимала, и потом отбросить в сторону не смогла, как ни пыталась.

…Алавернош притянул ее к себе, обнял и не отпускал очень долго. Ирина тихо терпела, чувствуя, как вскипает в глубине души смешанное со стыдом отчаяние. Сама виновата, не на кого пенять. Сама!

Потом, когда он ушел, Ирина долго плакала, не зная и не понимая толком, что, к черту, с нею такое творится.

— Господи, — шептала она, прижимая ладони к горящим щекам, — что я наделала! Как мне жить теперь с этим дальше, как?

Да никак, скорее всего. Как все. Как подружки Иринины на Земле живут! Легкое приключение, однодневный романчик. Ничего особенного. Проглотили и забыли. Нормально.

Впрочем, шут их знает, этих Оль-Лейран, что нормально для них, а что ненормально. "Еще решит, что я теперь ему до конца дней своих обязана…"

— Что я Рустаму скажу?..

А что можно сказать человеку, которого уже просто не помнишь толком? Ни лица, ни голоса, — ни-че-го. Да и не факт еще, что Рустам вообще был в ее жизни. Ложная память…

Ирина вспомнила свадьбу. Белое платье, гости… Счастливые глаза Рустама. Как он подхватил еена руки и закружил, закружил по площадке, а она смеялась, и они целовались и все кричали им "горько!" Голуби, выпорхнувшие из рук в небеса. Белые голуби и синее небо. В горе и радости, в болезни и здравии… Или этого никогда не было?

"Я люблю Рустама", — яростно подумала Ирина. — "Он — мой муж, отец моего сына. И я люблю его!" Младенец у груди, круглое, как у папы, личико, карие папины глазки… Игорек, сынулечка… Его первая улыбка, его первые шажки на толстеньких неуверенных ножках, первое "мама", сказанное детским непослушным голоском…

Или и этого никогда не было тоже?..

Не в силах вынести бесконечной муки, Ирина разрыдалась снова.

Звонок в дверь оказался настолько внезапным и неожиданным, что Ирина подскочила на месте. Она торопливо и кое-как утерлась, а потом вдруг подумала, что это, возможно, вернулся Алавернош, и при мысли о нем ее бросило в жаркий озноб; она и хотела безумно, чтобы он вернулся, а там хоть трава не расти, и безумно же боялась именно этого.

Но она ошиблась, Алавернош не вернулся.

— Вы? — изумилась Ирина.

— Я, — улыбнулся Лилайон ак-лидан. — Может быть, пропустите?

— А… да, конечно, — спохватилась Ирина. — Проходите… Кофе?

— Благодарю, не надо, — вежливо отказался Лилайон. — Позволите?

Ирина кивнула. Ак-лидан ловко устроился на диванчике, жестом велел Ирине присесть рядом. Сама не зная почему, она подчинилась.

Ирина заметила в его глазах блеск профессионального любопытства и невольно поежилась. Принесло же его сюда! Именно сегодня, именно сейчас. Других дел не было, что ли?

— Чем обязана? — вежливо поинтересовалась Ирина.

— Видите ли, — проговорил ак-лидан, внимательно Ирину рассматривая, — вы ко мне не приходите почему-то. Уже третий сеанс пропустили. Непорядок. Вам, между прочим, назначено. И, судя по вашему внешнему виду, я могу сказать, что вы совершенно напрасно пренебрегаете помощью специалиста.

— Да чем же мне вы-то помочь можете? — горько спросила Ирина.

— На самом деле, — очень многим, — невозмутимо проговорил Лилайон ак-лидан. — Прежде всего, могу не допустить тяжелейшего нервного срыва, к которому вы близки сейчас как никогда. Очень, знаете ли, — тут он мягко улыбнулся своей обычной улыбкой, — не хотелось бы отдавать вас моим коллегам из Службы Психического Здоровья…

— Угрожаете? — усмехнулась Ирина.

— Что вы! — оскорбился ак-лидан. — Пытаюсь помочь. Всего лишь.

— Шли бы вы с вашей помощью… — не удержалась Ирина, отворачиваясь.

Ак-лидан вздохнул, вставая:

— Я-то пойду. Но вы ведь все равно ко мне попадете. Только уже на принудительную терапию. Это, как говорится, лишь вопрос времени. Спрашивается, оно вам надо?

— Ладно, — внезапно обозлилась Ирина, — ладно! Я вам сейчас расскажу, что меня в последние несколько дней проняло до самых печенок!

Лилайон с готовностью опустился на свое место.

— Меня использовали, меня предали, меня хотели убить, — нервно заговорила Ирина, — и я действительно едва не умерла, у меня на глазах умирали другие люди, а под конец я сама, по собственной дурости, вляпалась в большое, прямо-таки гигантское по объему, дерьмо! Довольны?! И ничего вы с этим не сделаете, при всем желании! Где вас раньше черти носили, хотелось бы знать. Если бы вы пришли на час раньше, может быть, хоть последнего мне удалось бы избежать…

— Так, — ак-лидан подался вперед, взял Ирину за безвольные руки. — Вам нужна помощь, хотя бы этого вы не отрицаете?

Ирина всхлипнула, не в силах больше сдерживаться.

— Я помогу вам, — уверенно произнес Лилайон, его нечеловеческие кошачьи глаза без белков буквально гипнотизировали Ирину. — Плачьте, если хотите… Отпустите ваши чувства…

Ирину вновь накрыло истерикой. Лилайон ак-лидан не мешал ей. Он терпеливо дождался, когда поток иссякнет, а потом невозмутимо продолжил расспрашивать:

— Давайте по порядку. Вы говорите, вас использовали. Кто?

— Ну… ик… кто… Артудект.

— Понятно. А кто вас предал?

— Ваш драгоценный а-дмори леангрош, — вырвалось у Ирины прежде, чем она успела захлопнуть рот.

— Надо думать, именно он хотел вас убить?

Ирина только головой покачала:

— Меня хотели убить все, кому не лень. Просто…

— Просто поведение именно Арэля Дорхайона оказалось для вас неожиданным, не так ли?

Ирина молча посмотрела на него.

Внезапно она поняла, что Лилайон в курсе событий. Кто ему рассказал — врачи госпиталя, Клаверэль барлаг или сам а-дмори леангрош, значения уже не имело.

— Хорошо, оставим пока, — небрежно отмахнулся ак-лидан. — А в какое такое дерьмо вы, по вашим же собственным словам, вляпались?

— Нет, ну вот уж этого я вам не расскажу, извините! — вспыхнула Ирина, утираясь.

— Почему? — с любопытством спросил Лилайон.

— Мне стыдно, — объяснила она, пряча глаза.

— Что ж, мог бы и сам догадаться…

— Неужели? — съязвила Ирина. Она уже начала постепенно приходить в себя.

— Вы забываете об издержках моей профессии, — мягко напомнил ак-лидан. — После нескольких десятков лет непрерывного стажа решительно невозможно избавиться от привычки внимательно наблюдать даже за совершенно незнакомыми людьми. Ну, а тот парень, с которым я разминулся по дороге к вашему дому, слишком хорошо мне известен.

Ирина онемела. Принесла же нелегкая сюда этого типа! И как он понял?! Что ему нужно?

— Я хочу вам помочь, — искренне сказал ак-лидан. — Вам обоим. Пока вы вдвоем не натворили непоправимых глупостей. Ведь того, что между вами сейчас произошло, вовсе незачем стыдиться. Поверьте мне.

— Вы суете нос туда, куда вас не просят, — грубо сказала Ирина. — Какое вам… Зачем вам это надо?!

— Мне — низачем, — терпеливо объяснил Лилайон. — Это вам надо. Прежде всего, именно вам. Разобраться в себе и найти ту точку равновесия, которая поможет вам выстроить жизнь с начала.

Какое уж тут начало! Это не начало, это полный конец. Проще умереть, чем искать это самое начало… Ирина чувствовала себя раздавленной и уничтоженной. Все, что ей хотелось сейчас — умереть и не вставать больше, не чувствовать, не вспоминать ни-че-го. Тем более, не слушать этого настырного доктора, которому просто не понять, как это страшно осознавать, что вся твоя память, вся жизнь, от самых первых дней до теперешних, — лживая подделка.

— Вот вы сейчас малодушно думаете о смерти, — сказал ак-лидан с укоризной. — Но любая проблема имеет решение. Из любой ситуации можно найти выход. А самоубийство, — это, простите меня великодушно, трусость.

— Вы что, мысли читаете? — потрясенно спросила у него Ирина.

— Мысли? Нет… Конечно же, нет. Мозг не книга, мысли не пропечатаны в нем большими буквами толстым шрифтом. Полагаю, чтение мыслей, как это понимают обыватели, невозможно в принципе. Но если человек чем-то расстроен или подавлен или, наоборот, счастлив, его чувства отражаются во всем его облике как в зеркале. Выражение лица, мимика, жесты, походка, движения, — все просто кричит о об этом. Надо только уметь воспринять этот крик и расшифровать его правильно. Всего лишь.

— Страшный вы человек, ак-лидан, — сказала Ирина, зябко обхватывая себя за плечи.

— Ну что вы, — мягко улыбнулся он, ничуть не обидевшись. — Я всего лишь врач. Я забочусь исключительно о вашем же собственном душевном здоровье. Только и всего.

Заботится он! Ирина испытала вдруг громадное чувство обреченной безысходности. Ей с особой силой показалось вдруг, что она угодила в чей-то сон, и никак не может проснуться, хотя проснуться-то можно, причем довольно легко. Но как ей проснуться, Ирина не понимала. Или не помнила. Или вообще никогда не знала.

— Ну, что ж, для первого раза, я думаю, достаточно, — сказал Лилайон, поднимаясь. — Сейчас вам нужно отдохнуть и хорошенько выспаться. Сон — отличная натуральная терапия, не будем пренебрегать ею.

— Не хочу я спать! — уперлась Ирина.

— А придется, — мягко улыбнулся Лилайон ак-лидан, вновь беря руки Ирины в свои ладони. — Ничего не поделаешь… Надо…

— Я только сегодня вернулась из дипломатической поездки за пределы Анэйвалы, — объясняла Клаемь. — И вот, пожалуйста, новости с Лима. Арэль в последнем градусе бешеного озлобления, такимего еще никто не видел. И он мне (!) ничего не объяснил! Может быть, вы расскажете?

Ирина пожала плечами:

— Что тут рассказывать…

Она пересказала все, что случилось с нею — от черного озера до разговора с Кмеле. Рассказала ровно, как про чужое. Усталое безразличие вновь вернулось к ней и ровно после разговора с ак-лиданом, словно Непаэль Лилайон выключил какой-то рычажок в ее голове. Щелк, и — ни одной эмоции теперь. Только серое безликое пустое равнрдушие…

Ирина и Клаемь вдвоем прогуливались по парковым дорожкам. Вовсю светило весеннее теплое солнце. Снег давным-давно сошел, и от множества цветов, возникших буквально за одну ночь практически ниоткуда, рябило в глазах.

— Вы знаете про Кмеле? — спросила Ирина. — Знали, что она с собой учудила?

— Нет, — ответила Клаемь. — Мне было не до нее. Но… я нисколько не удивлена. Девочку просто загнали в угол. Я предупреждала, что именно этим все и закончится.

— Мне ее жаль, — сказала Ирина. — Она сейчас совсем одна, никого с ней нет рядом. Это очень плохо.

— Я к ней зайду, — ответила Клаемь и добавила:- Мне все равно надо на Лим: дела.

Какие дела, Клаемь уточнять не стала. Впрочем, нетрудно догадаться. Шороху а-дмори леангрош навел на Лиме порядочно. Кому-то надо было теперь это все разгребать.

— А вы как? — спросила Клаемь.

— Ничего, — буркнула Ирина. — Нормально…

— Я знаю, что вы болели.

— Ну… да… Болела. Клаемь… Расскажите про Лилайона ак-лидана.

Клаемь быстро посмотрела на нее.

— Это лучший специалист в Анэйвале…

Она не сказала: "я же вас предупреждала!", но именно эта фраза прописалась на ее лице крупным готическим шрифтом. Ирина с трудом сдержала раздражение и вертевшиеся на языке ласковые словечки.

— Вы его давно знаете?

— Да, давно.

Клаемь скупо улыбнулась. Потом сказала:

— Мы вместе защищали Фарго. Фарго тогда был двенадцатилетним подростком и грозила ему эфтаназия: за синдром Тойвальми. Непаэль ак-лидан весьма уважаемый человек в Анэйвале, у него статус наблюдателя в а-свериоме. Правда, уже несколько лет он своим правом не пользуется… Говорит, без того дел много.

— Он… страшный человек, — нервно выговорила Ирина. — Страшный! Он вчера пришел ко мне и… Ну, я пропустила несколько сеансов, забыла о них, если честно. Вот он сам ко мне и пришел. И… Не знаю, он так разговаривал… Я ничего не смогла сделать. Я с ним соглашалась…

Клаемь кивнула:

— Следовало ожидать. Зря вы спорили с ним. Вы ведь спорили? Не спорьте с ним. Делайте все, что он говорит. В конечном счете, это пойдет вам только на пользу.

— Да какая польза! — вскричала Ирина. — Он меня заставил, понимаете? Он вообще… а я ничего не могла сделать!

— Понимаю. Специалисты его уровня в полной мере владеют техниками подавления воли. Я еще раз вам говорю: если вы не хотите снова испытать это на себе, не спорьте с ак-лиданом. В конце-концов, вы же хотите, чтобы вас восстановили в правах? Ваше будущее сейчас целиком и полностью зависит от Непаэля ак-лидана. И если у вас хватит глупости с ним поссориться, я вам не позавидую.

— Я хочу вернуться домой, — сказала Ирина. — И только. Больше мне ничего не нужно…

Она помнила, что ее желания всегда сбываются. И потому верила, что вернется, вернется домой обязательно! И встретит Рустама с сыном. И все снова станет как прежде…

Иначе просто быть не может.

Не может быть…

Возле одной из клумб они встретили Алаверноша. Он возился с цветами, по своему обыкновению. Но при виде женщин поднялся и сложил руки жестом приветствия. Клаемь ответила тем же. Ирина опустила голову. Не хотела она ни видеть его, ни разговаривать с ним. Но его взгляд, словно высокоточный лазер, прожигал насквозь. Ирина не знала, куда деваться. Прямо хоть сквозь землю проваливайся…

— Ваш дом — здесь, — сказала Клаемь, продолжая прерванный разговор.

Алавернош вернулся к своим цветам, слава Богу. Ирина не представляла себе, что с ней стало бы, вздумай он заговорить с нею, пусть жестами, все равно. Или подойти ближе. Или…

— Клаемь, скажите. Ведь вы все знали, не так ли? С самого начала!

— О чем вы?

— Не притворяйтесь! — не сдержалась Ирина. — Все вы про меня знали. Потому и взялись меня опекать. Правда?

Клаемь помолчала. Потом сказала:

— Вам ни к чему в деталях знать то, что знаем мы…

— А я хочу знать! — яростно выговорила Ирина. — Я имею право знать все! Это моя жизнь, моя, а не ваша!

Клаемь покачала головой:

— Нет.

Ирина поняла, что не добьется никаких объяснений. И незачем даже начинать скандал. Толку не будет.

А по большому-то счету, не все ли ей равно? Клон.

Биоробот…