Ирина смотрела на Лилайона ак-лидана и тихо злилась на себя саму. Ведь она, Ирина, пришла сюда с твердым намерением отказаться от дальнейшего лечения! Несколько дней назад с нее сняли полную ментограмму… то еще развлеченьице, можете поверить. А потом Ирина твердо решила — все, хватит, надоело. Отказаться от этого лечения, и все тут. Чтобы в жизни никогда больше этого ак-лидана не видеть, не слышать, не разговаривать и не соглашаться с ним.
Она полна была яростной решимости. И что же? От всей ее решимости не осталось и следа буквально за три минуты. Причем по собственной воле! Страшный он человек, кто бы там что ни говорил, страшный…
— Отказаться от терапии? — искренне изумился Лилайон ее словам. — С чего бы? Именно на середине курса!
— Не хочу, — кратко заявила Ирина.
— Почему?
Не хотелось вдаваться в подробности. Но ак-лидан ловко выведал у нее про тот разговор между а-дмори леангрошем и Клаверэлем барлагом. Спрашивается, зачем? Что он, на ментограмме не прочитал? Или после сканирования своими вопросами не мучил? Раздражение не утихало. Но бросить все, встать и уйти Ирина, хоть и хотела отчаянно, но отчего-то не могла.
— Я не человек, понимаете? — со злостью говорила она. — Клон, биоробот. И потому все это ваше лечение ни к чему. Зря возитесь.
— Поразительно, — воскликнул ак-лидан с нездоровым ликованием. — И вы в это верите?
— А вы нет? — дерзко спросила Ирина. — Ведь все, все же сходится. И мое появление на Анэйве. И похищение. И все то, что на Лиме было…
— Так. Давайте тогда по порядку. Вам кто эту дивную теорию преподнес? Насчет биоробота и клона.
— Как — кто? — удивилась Ирина. — Арэль Дорхайон. В разговоре со своим сыном!
— Арэль Дорхайон, — медленно повторил ак-лидан, нехорошо улыбаясь. — А кто он такой?
— Как — кто? Он же ваш а-дмори леангрош!
— Правильно, — сказал ак-лидан. — А-дмори леангрош. Управленец, политик, бывший военный. У которого в предках до ста сорок седьмого колена включительно ни одного ак-лидана не замечено. И вот его словам вы верите. А специалисту с многолетним стажем практической работы доверять не хотите. Чудеса!
Ирина упрямо молчала.
— И вы считаете, что у вас нет собственной воли, что все ваши поступки равно как и вся ваша память вместе с опытом, приобретенным на Анэйве, — результат психического кодирования?
— А что, нет, что ли? — упрямо буркнула Ирина.
Ак-лидан только вздохнул.
— Вы, наверное, тоже специалист в моей профессии, — сказал он с иронией. — Я смотрел ваши ментограммы. Все. Изучал их внимательно. Начиная с самой первой, которую с вас сняли тогда, когда вы объявились на Анэйве. И заканчивая недавней, которую получил от вас несколько дней тому назад. Разницу способен отличить даже самый нерадивый стажер, между прочим. А я, к примеру, уже давно не стажер. Я вижу больше! Скажу прямо, такой значительный прогресс достаточно редкое явление в моей практике. Мне случалось проводить адаптацию детей, пострадавших от гормона роста и психического кодирования. Поверьте мне, я знаю что говорю.
— Хотите сказать, что я — не робот?
— Выбросьте эту глупость из головы, — посоветовал ей Лилайон. — Выбросьте! Вы такой же робот, как и я сам. Вы бросились в озеро, разом преодолев психокод от Натален Магайон-лиа и директиву послания преступников, и все потому, что хотели спасти Арэля Дорхайона, ведь вы же понимали, чем ему это грозит. Вы спасали его жизнь по собственной доброй воле! А теперь вот сидите передо мной и отчего-то уверяете меня в том, что никакой собственной воли не имеете в принципе. Чудеса.
— Но… он сказал, что это тоже психокод. Когда я в озеро… что это специально было подстроено.
— Кто сказал? — уничтожающе поинтересовался ак-лидан.
Ирина промолчала.
— Вот что, — решительно заявил Лилайон. — Вам необходим активный отдых. Подальше от лан-лейрана и команды а-дмори леангроша. В каком-нибудь маленьком курортном поселочке, скажем, на берегу моря, дней двадцать, не меньше. И чтоб вас никто не тревожил и не волновал зря.
— Я не могу, я на работе! Меня не отпустят.
— Кто не отпустит?
— Раласву сэлиданум! Она такая… такая…
— Вот она и отпустит. Не беспокойтесь. Это уже не ваши заботы…
Лазурная Поляна — небольшое поселение, зажатое на узкой полосе суши между морем и горной цепью, отделявшей побережье от материка. Поэтому поселение вытянуто вдоль на несколько десятков километров. Добраться к нему можно морем либо по воздуху.
Никаких официальных зданий, клиник, центров, только частные домики и дворики, утопающие в зелени. Ирина даже удивилась немного. Вроде бы ее лечиться отправляли. Но, с другой стороны, курорт и смена обстановки — это тоже лечение… Один лишь взгляд на зеленые растения, от которых давным-давно отвыкла в лан-лейране, приносил душевное успокоение.
Ее встречали. Немолодая чернокожая женщина назвалась Минхай Нанпоркэ. Имя Ирины она уже знала. Ее дом располагалася у самого моря, украшенные вьющейся зеленью террасы нависали над самым пляжем. Песок на пляже переливался всеми оттенками синего, надо думать, именно из-за этого необычного песка поселок получил свое название…
Минхай показала Ирине ее половину — три комнаты, одна другой больше, уютная веранда, во дворике — круглый бассейн с проточной водой, стилизованный под натуральный грот. Настоящий дворец после той квартирки, что принадлежала Ирине в лан-лейране. А Минхай еще спрашивала, понравилась ли гостье обстановка!
Ирине не терпелось спуститься к морю. Тем более, что оно здесь совсем рядом.
Море!
Ирина столько лет не видела моря. Столько лет! В детстве когда-то возили, а потом… не до моря стало. А здесь море под самым боком!
… Плавала Ирина плохо, и потому загребала у берега, то и дело пробуя дно ногой. Дно оказалось настолько плотно утрамбованным — все тем же голубым песком — что бестолковое Иринино бултыхание ничуть не сказывалось на прозрачности воды. А прозрачность была такова, что сквозь воду каждую песчинку увидеть можно. Ирина с наслаждением плескалась, повизгивая от восторга, совершенно ничего не замечая вокруг. И зря.
Откуда-то из глубины рванулась вдруг к ней стремительная хищная тень. Ирина заметила ее только тогда, когда стало уже слишком поздно. Она подавилась визгом, рванула к берегу, но медленно, так медленно по сравнению с восставшей из морских глубин тварью.
Одним-единственным могучим движением зверь выметнул себя на песок, прямо над головой у Ирина, и оглушительно взревел. Ирина скорчилась, закрывая голову руками и в ужасе понимая, что вот сейчас ее начнут жрать, с костями и потрохами. Зверь взревел еще раз и утих… жрать свою добычу он не торопился, и тогда Ирина рискнула раздвинуть пальцы, чтобы посмотреть, в чем дело.
А зверь чихать хотел на свою добычу. Он с наслаждением валялся по песку кверху ластами, подставляя солнцу нежно-сиреневое крапчатое брюхо. А перед Ириной сидел на корточках чернокожий парень, лицом очень похожий на гостеприимную Минхай Нанпоркэ, и весело улыбался во все сорок зубов.
— Ты чего? — добродушно спросил он. — Матукка испугалась, что ли? Не бойся! Он испуганными девочками не питается.
— Я не девочка, — сердито огрызнулась Ирина.
Ее колотило от пережитого испуга, руки тряслись, речь пробивало на заикание.
— Вижу, — сказал парень и назвался. — Лагьям.
— Ирина.
Она вдруг заметила еще одного человека, бестрашно гладившего клыкастую морду зверя. Повязка на глазах, знакомые радужные волосы…
— Фарго! — воскликнула Ирина, не веря своим глазам. — Не может быть!
Тот не отозвался.
— Это моя приемная сестра, Бэлен, — пояснил Лагьям
Но Ирина уже и сама видела, что ошиблась. Бэлен была поменьше ростом и поуже в плечах, кроме того, она заплела волосы в длинную косу, чего Фарго, к примеру, никогда не делал…
— Слушай, — загорелся вдруг Лагьям, — а давай-ка мы тебя прокатим!
— Ни за что! — Ирина аж отшатнулась.
— Да не съедят тебя, не бойся!
— Я… я плавать не умею!
— А я тебя научу!
— Вот когда научишь — тогда.
— Ловлю на слове, — засмеялся Лагьям.
Он подошел к матукку, нежно погладил ему нос.
— Вессспе, — сказал он, свистяще растягивая звук 'с',- вессспейссселе. Сиирт-ка!
Зверь вскинулся, взревел по-слоновьи, показывая всем страшенные клыки.
— Саирсссу, спейле.
Снова рев. Затем матукк неуклюже развернулся и пошлепал в море.
— Он разумен? — изумленно спросила Ирина.
— Она, — рассеянно ответил Лагьям, провожая взглядом своего любимца. — Веспе — самка. Да, матукки — очень умные и сообразительные. Все понимают с полуслова, только говорить не могут.
Бэлен тем временем уселась, поджав ноги, и стала пересыпать песок из ладони в ладонь. Судя по всему, заниматься этим важным делом она могла до бесконечности. Синдром Тойвальми… Ирина вспомнила, что такие дети неизбежно страдают аутизмом. В общем-то, глядя на Бэлен, нетрудно поверить.
Лагьям взял ее за руку.
— Пойдем, — сказал он, — пойдем домой.
Бэлен нехотя встала. Она так и не сказала ни слова. Ирине стало жаль ее. Но что она-то могла поделать?
Вечером Минхай позвала Ирину на ужин. За круглым столиком на открытой веранде, обращенной к морю, было на удивление уютно. Лагьям сыпал байками и остротами, Ирина то и дело прыскала в кулачок. Минхай больше слушала, потом сказала с усмешкой:
— Смотрите с ним.
— А что? — не поняла Ирина.
— Сердцеед он у меня. Вскружит голову, — пропадете.
— Да ну тебя, тетушка, — отмахнулся Лагьям. — Скажешь тоже…
Незаметно разговор сам собой коснулся Бэлен.
— Я думала, такие дети не выживают, — сказала Ирина.
— Да, верно, — отвечала Минхай. — Но у девочки отец — не последний человек в клане. Он настоял на том, чтобы сохранить ей жизнь. Убедил Службу Генетического Контроля, — как, не спрашивайте, этого я не знаю, — провести эксперимент. Привел в пример Фарго… Удивительно, что они согласились. Фарго — это все-таки исключение…
— А Бэлен? — спросила Ирина.
— Пока… хвастаться рано. Первый каскад принес ей память матери, и она назвалась ее именем, но… Впереди второй каскад. Фарго повезло, к нему пришла память по-настоящему великого человека. Что будет с Бэлен, мы не знаем. Мы можем лишь надеяться…
Минхай любит свою приемную дочь, это же очевидно. Врагу не пожелаешь такого: растить ребенка, не зная, будет тот жить или погибнет…
Поздним вечером Ирина стояла на своей террасе, смотрела на сонно вздыхающее море. Удивительно, за весь день она ни разу не вспомнила ни о лан-лейране, ни о Лиме, ни даже о Лилайоне ак-лидане. Правильно, очень правильно ак-лидан сделал, отправив ее сюда!
На хозяйской половине играли на синтезаторе. Негромко, но слышно было хорошо. Мелодия оказалась знакомой, но Ирина никак не могла опознать ее. Ну и шут с ней, разве это важно?
Она вернулась домой, легла в постель. Думала не заснет, но вышло иначе — провалилась в сон, как в колодец. И впервые после возвращения с Лима спала до самого утра крепко и безмятежно, безо всяких снов.
Встала она поздно. Умылась, вышла во двор… И сразу же увидела Бэлен. Она сидела прямо на дорожке, перед нею лежал синтезатор и девочка неловко тыкала пальчиком в его активную зону. Да. Вчера явно играла не она. Потому как назвать игрой упражнения Бэлен не поворачивался язык.
— Привет, — сказала девочке Ирина.
Бэлен не отреагировала. Она жила в своем мире, в том мире, где Ирине и всем остальным людям попросту не было места. Надо оставить девочку в покое и уйти. Разыскать Минхай и сказать ей… Но уйти Ирина отчего-то не могла. Жалела Бэлен, не без того. Вдобавок ей все казалось, будто девочка очень похожа на кого-то из знакомых Оль-Лейран, но вот на кого — никак сообразить не удавалось. Неужели, дочка самого а-дмори леангроша? А что? Не последний человек в клане, само собой. И Фарго — его сын. Отчего бы не сохранить жизнь и дочке тоже? Тем более, сынуля очень уж удачный получился.
Но вот уж на Фарго Бэлен не походила нисколько. Радужные волосы и повязка на глазах, одна на двоих генетическая болезнь, — вот и все, что роднило их. Ведь Фарго при всем желании невозможно было назвать аутистом…
— Хочешь, поучу тебя? — спросила Ирина, опускаясь на дорожку рядом с девочкой. — Смотри, надо вот так…
Она наиграла вчерашнюю мелодию, насколько сумела вспомнить ее. И тут вдруг пришло узнавание: да ведь это же 'Синий закат', та самая мелодия, из-за которой она, Ирина, поссорилась с Фарго! Ладно, неважно. Важно лишь то, что Бэлен не замкнулась в своем мирке, а попыталась повторить урок.
Ничего у нее толком не вышло. Слуха нет, что ли? Да…
Музыкальный талант вовсе не входит в комплект свойств, присущих синдрому Тойвальми. Фарго повезло, он уже родился с талантом, несмотря на болезнь. А что оставалось этой девочке? Аутизм и умственная отсталость. Плюс вероятная гибель при втором каскаде, если тот пойдет не так, как надобно…
— Знаешь, тебе бы попроще что-нибудь, — сказала Ирина. — Вот смотри…
Откуда, из каких уголков искалеченной памяти пришла эта мелодия? Из детства, из тех далеких дней, когда солнце светило теплее и ярче, и руки матери могли обнять, защитить от всех бед…
И вместе с музыкой пришли слова:
— Я люблю бродить одна
По аллеям, полным звездного огня.
Я своих забот полна…
Вы, влюбленные, не прячьтесь от меня!
Ничего не вижу, ничего не знаю, ничего никому не скажу!
Бэлен засмеялась, захлопала в ладошки. Тут же попыталась повторить. Получилось не слишком, но это девочку уже не расстроило.
Ирина невольно улыбнулась тоже. Может, не все потеряно, может, Бэлен еще сумеет стать полноценной личностью…
Лагьям твердо вознамерился научить Ирину плавать. И ведь слово свое сдержал, научил. А потом наступил день, когда Ирине пришлось прокатиться на матукке по имени Веспе. Восторгу ее не было предела!
Бэлен умела ладить с матукками едва ли не лучше самого Лагьяма. Она часто и подолгу пропадала с ними в море, уходила и приходила, когда ей вздумается. Ирина спросила у Лагьяма, неужели они за нее совсем не волнуются? Все-таки девочка особенная. Мало ли что с ней в море случится может…
— С ней ничего не случится, — убежденно сказал Лагьям. — Пока с нею матукки, беспокоиться не о чем. Эти друзья пропасть ей не позволят.
Ирина сомневалась, но потом посмотрела, как звери обращаются с Бэлен, и поняла, что Лагьям прав. Девочка ни на минуту не оставалась без надзора. А что матукки — твари умные, в том сомневаться не приходилось.
Этих же, ко всему прочему, явно специально натаскали для того, чтобы составлять Бэлен компанию! На Земле — Ирина знала об этом — детей-аутистов приводили в дельфинарий, чтобы ребенок плавал с дельфином. Некоторым это помогало, и со временем диагноз уходил в прошлое. А здесь для одной-единственной девочки кормился целый выводок матукков. Неужели не помогут?
А Лагьям все не унимался. Затеял Ирине горы показать. Рассказывал об озере Семи Ветров, о том, что собирается неплохая компания, и что Ирине полезно будет подышать свежим горным воздухом.
Лагьям Ирине нравился. Ну, легкомысленный малость, ну, балагур. Да, наверное, просто мальчишка еще совсем, вот и все. Но с ним было легко и весело. И отчего бы не сходить в горы?..
Компания и впрямь подобралась хорошая. Два парня и три девушки, такие же балагуры, как и Лагьям. Но весело было только первый час. Не приучен ходить по горам — не берись, вымотаешься до предела, и красоты никакой не увидишь, усталость не позволит.
На привале Ирина буквально рухнула на первом же, пригодном для лежки, пятачке. Какое-то время она просто лежала, наблюдая яркую полосу синего неба над мрачными скалами. Ущелье оказалось узким, но очень глубоким. Стены его, покрытые ржавыми подтеками, стояли отвесно, отшлифованные временем до глянцевитого блеска. По дну ущелья рокотала бурная речка, рождая гулкое, низкое эхо. Ирина шевельнулась и вдруг увидела совсем рядом с рукой жесткие желтоватые стебли, увенчанные крохотными серебряными колокольчиками. Цветы, надо же. И как они сумели пробиться сквозь камни, сквозь скалы? Воистину, жизнь неистребима!
— Твердник, — пояснил Лагьям, присаживаясь рядом. — Цветет раз в сорок лет; нам повезло. На-ка, выпей, — он протянул Ирине кружку с горячим напитком.
Ирина ожидала кофе, но в кружке оказался бульон, вкусно пахнущий вареной курицей и пряностями. Хорошо!
— К вечеру выйдем на перевал, — оптимистично заявил Лагьям. — Там и заночуем.
Ирина сомневалась, что к вечеру сохранит способность передвигаться на своих двоих. Но благоразумно промолчала.
Удивительное дело, но она дошла. Не свалилась по дороге, и никому нести ее не пришлось. Да, устала как собака, но все-таки не настолько, чтобы терять сознание. Озеро ждало их, овальная чаша с зеркальной поверхностью, в которой отражались ледяные пики гор.
Надо было помочь товарищам по походу… хотя бы палатку поставить, что ли… или костер развести… или еще что. Но сил не осталось совершенно. И Ирина сидела у озера, бездумно наблюдая за тем, как ветер гоняет по его поверхности слабую рябь.
В пустой памяти зашевелились вдруг яркие образы-картинки.
В юности Ирина ездила с классом на турбазу на Кавказ. Память услужливо высыпала перед внутренним взором цветные конфетти ярких образов.
Поход на Шхельду… и точно такая же дикая усталость во всем теле, но там тоже было озеро… они сбились с дороги и вышли не к Шхельде, а к какому-то озеру, из которого выплескивалась бурная речка… а из скал вырывались нарзанные источники… станция Азау и двуглавый исполин Эльбрус на пронзительно-синем холсте неба.
Канатная дорога от Азау к станции Мир… оттуда планировали подняться к Приюту Одиннадцати, но в тот день непонятно почему дорога оказалась закрыта, и дальше Мира никто не пошел…
Ярко вспомнилась панорама — горы, горы, горы, до самого горизонта — белоснежные пики, между ними — темные провалы ущелий. Из одного ущелья встает одинокое сизое облако, крупное и плотное, оно так похоже на толстенького великана, решившего вдруг поразмяться…
Да. Воистину, лучше гор могут быть только горы!
Отчетливо вспомнилась песня и гитара и хриплый голос, но имя певца оказалось утрачено, погребено под белыми пятнами амнезии, даже не помнилось совершенно, был этот парень с ними тогда в горах или же нет… не понять…
Лагьям тронул ее за плечо:
— Спишь, что ли? Ступай в палатку, не то замерзнешь…
Ранним утром Ирина проснулась от холода. Ее всю трясло, зуб на зуб не попадал. Она осторожно — чтобы не разбудить соседку — выползла из спального кокона, вышла из палатки. Снаружи стоял такой холод, что при выдохе в воздухе образовывался парок.
Ирина отошла к озеру, стала прыгать и махать руками, чтобы согреться.
Светало. Вспыхнули тончайшей бирюзовой вязью перистые облака. Ирина остановилась, стала смотреть, настолько это было красиво. Словно кто-то макнул кисточку в баночку с синей флуоресцентной гуашью и небрежно покрыл небосвод прихотливыми мазками. Вспыхнули синим огнем ледяные шапки на вершинах обступивших озеро гор. И во всем мире не осталось никакого другого цвета, только синий во всех его оттенках. От нежной лазури облаков до густой фиолетовой тьмы под деревьями, вросшими в каменистые склоны.
Ирина ощутила как растворяется в окружающем великолепии без остатка. Она словно бы застряла в центре гигантского сапфира. И сапфир этот полон был радости.
Беспричинной, почти детской радости, восторга, трепетного преклонения перед явленной вдруг красотой…
Что-то укрыло плечи. А, теплая куртка… Лагьям позаботился.
— Красиво, верно? — тихо спросил он.
Его вторгся в безмолвное великолепие и нарушил его. Тишина исчезла, попранная многоголосым гамом птиц, проснувшихся к новому дню. Вновь вернулся холод, а вместе с ним — и боль в натруженных на вчерашних косогорах мышцах. Порыв ветра сморщил зеркало озера, погнал по нему полосатую рябь.
Сапфир разбился.
И вместе с ним разбилась радость.
Эх, Лагьям… И что тебе не спалось вместе с остальными?
— Знаешь, почему озеро зовется Озером Семи Ветров? — продолжал между тем Лагьям.
Ирина не знала и не хотела знать, но Лагьям, не дожидаясь ответа, начал рассказывать.
Слово 'ветер' в языке чернокожих мирету принадлежит к женскому роду. Вот и жили на перевале восемь дев, повелевающих ветрами, восемь прекрасных ахэрискэ. Хорошо жили и счастливо. До тех пор, покуда старшая сестра, суровая владычица северного ветра, не полюбила смертного юношу из ближайшего поселка. Она стала ему женой, перед людьми и Небом, и жили они долго и счастливо… ровно до тех пор, пока избранник прекрасной ахэрискэ не начал стареть и умирать, как это у людей положено. А потом он умер от старости и тело его, по обычаю, предали морю. И прекрасная ахэрискэ не вынесла смертельной разлуки, ушла вслед за супругом на дно моря.
Младшие сестры оплакали ее, и слезы их обратились в горный хрусталь, прозрачный и яркий. А над Лазурной Поляной с тех пор никогда не дует северный ветер.
Ирина молча слушала. Допустим, северный ветер над Лазурной Поляной — явление и впрямь редкое из-за особенностей рельефа. Но легенда была красивая и печальная. Если, конечно, не помнить о том, что мирету, как и все остальные расы Анэйвалы, здесь пришлые чужаки…
Лагьям приобнял Ирину за плечи, вроде как чтоб плотнее запахнуть на ней куртку, спасая тем самым от холода…
Неизвестно, что бы могло произойти дальше. Но из палатки вышел приятель Лагьяма, окликнул его. Ирина тут же отстранилась…
Обратная дорога оставила в памяти лишь мутную тоску, помноженную на дикую усталость. Ирина вдобавок старалась держаться как можно дальше от Лагьяма. Ишь, придумал что. Делать ему больше нечего…
Едва дотащившись до дома, Ирина тут же упала в постель и заснула как убитая.
Проснулась она только к вечеру. С наслаждением потянулась, разминая тело. Да. Не приучен бродить по горам, — не берись.
Она заставила себя выбраться из постели, в самом деле, сколько уже можно валятья без дела.
Вышла на террасу, устроилась в плетеном кресле-качалке — самое обычное кресло, без электронной начинки и, похоже, вообще сделанное вручную. Вечерний ветерок приятно холодил лицо. Маленькое солнце сапфировой каплей зависло над горизонтом…
С хозяйской половины доносились голоса. Точнее, всего один голос. Ирина прислушалась. Да никак это Бэлен разговорилась наконец!
Девочка при Ирине дай Бог памяти обронила всего пару слов, а тут, смотри-ка, говорит и говорит, что-то рассказывает, захлебываясь словами и проглатывая некоторые звуки, словно наверстывает упущенное за проведенное в полном молчании время. И уже по одному тону голоса можно определить, что у девочки действительно не все ладно с головой…
Собеседник Бэлен ее не перебивал, просто слушал, наверное, именно этого девочке и не доставало — чтоб ее слушали и слышали. Ирина с большим трудом разбирала ее речь: та говорила на языке оль-Лейран. Что-то о море, о матукках, о подводных течениях… Впрочем, легко было и ошибиться. Ирина и так не очень-то понимала этот язык, а тут еще накладывалась нервная манера разговора и банальное неумение выговорить некоторые звуки. Н-да. Логопед девочке явно не помешал бы. А может, она и занималась с логопедом, кто знает.
Ирина поняла, что в сущности практически ничего о Бэлен не знает. Какая она. Кто она…
Но с кем же она может так долго разговаривать?
Лагьям как-то обмолвился, что к Бэлен часто приезжает ее отец. Когда Ирина осторожно спросила о матери, то получила ответ, что ее никто никогда не видел. 'Но надо понимать этих Оль-Лейран, — добавил Лагьям.- 'Они стыдятся неполноценных детей. А уж таких, как Бэлен, и вообще, наверное, всего двое в целой Вселенной — она сама и Фарго…'
Ирина тихонечно подобралась к живой изгороди и, умирая от любопытства, стала смотреть сквозь веточки. Да, рядом с Бэлен и впрямь сидел мужчина Оль-Лейран. Не последний человек в клане, хм. Ирина почему-то ожидала увидеть а-дмори леангроша, никто другой ей на ум просто не приходил, но нет, это оказался вовсе не он.
И вдруг Ирина узнала его!
Она поначалу не поверила своим глазам. Смотрела и не верила. Не может быть! Она даже ущипнула себя хорошенечко, чтобы убедиться в реальности. А реальность была такова, что таинственным папой Бэлен оказался… Алавернош!
Может, это его брат-близнец?
Да, как же, сейчас прям. А то Ирина Алаверноша не знала! Успела уже изучить за столько-то дней.
Тут ее накрыло таким смятением, что хоть топись. Сразу вспомнился мучительный сплав вины и желания, связавший ее с этим мужчиной… и все это смешалось с сегодняшним открытием: у Алаверноша есть несовершеннолетняя дочь! А раз есть дочь значит, есть мать дочери — жена или любовница; какая разница, что она в Лазурной Поляне не показывается, может, на то есть веская причина…
Ирина прижала ладони к горящим щекам. Что со мной, ко всем чертям, творится такое?
Она знала, что. То безумие, что толкнуло ее тогда в объятия садовника, то, что связало ее с этим человеком навсегда едва ли не с первого взгляда… и попробуй как-нибудь определить одним словом этот громадный сплав отчаяния, вины и желания, ведь не получится. А теперь ко всему этому букету добавился еще один комок нервов — по адресу матери Бэлен. Для полного комплекта, так сказать.
"Господи, ревную я, что ли?" — ужасулась Ирина сама себе. Она села в кресло, покачалась немного, чтоб успокоиться. Успокоиться не получалось. Никак.
— Ясного вечера, Ирина.
Лагьям. Ирина тихонько вздохнула, ей никого не хотелось сейчас видеть, а Лагьяма — так в особенности. Но… не гнать же его?
— И тебе ясного вечера, — вежливо ответила она.
Он подвинул второе кресло, сел. Сказал:
— Что-то ты невеселая сегодня. С самого утра! Почему?
Она пожала плечами:
— Так… Настроения нет. А у вас гости, верно?
— Да. Это к Бэлен отец приехал. Он часто ее навещает. И она его любит, все время ждет.
— Да, ты рассказывал. А мать Бэлен где?
— Кто ее знает, — отмахнулся Лагьям. — Ни разу не видел. Сама ведь знаешь, как у них принято…
Лагьям вдруг взял Ирину за руку:
— Как тебе у нас? — спросил он. — Понравилось?
Ирина осторожно вытянула пальцы из его руки. Сказала, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно:
— Да, очень.
— Может, останешься? — предложил Лагьям шутливо.
Я не могу, — искренне отвечала Ирина. — Я ведь рассказывала… Я работаю в Детском Центре.
— А мы и здесь найдем тебе дело, не переживай, — не унимался Лагьям.
— Лагьям, — сказала Ирина, не понимая, чего ему надобно. — Я… не могу. Понимаешь?
Он снова взял ее за руку. И сказал очень серьезно:
— Останься, Ирина. Останься со мной.
Вот это новость. А с другой стороны, после похода в горы, следовало догадаться!
— Лагьям, я…
— Не спеши, не отказывайся сразу, — с горячностью воскликнул он. — Сначала подумай. Что тебе лан-лейран? Ты сама говорила, каково тебе там пришлось. А здесь, у нас… другая жизнь. Совсем другая!
Да, Лазурная Поляна действительно жила другой жизнью. Дни, проведенные здесь в безмятежной радости, промелькнули в памяти единой золотистой лентой.
Ирина поняла, что была счастлива здесь, по-настоящему счастлива. Но именно что — была…
Пришла пора возвращаться. В Детский Центр, к въедливой Раласву Ди-Тонкэ. К детям… к Ойнеле. Полоснуло болью: я здесь развлекаюсь, а Ойнеле, быть может, там плачет…
Остаться… А кто позволит забрать сюда Ойнеле? Хотя, может, и позволят. Если Лагьям согласится. А если нет? Но приняла же его семья слепую Бэлен! С чего бы отказываться?..
— Останься со мной, — тихо повторил Лагьям. — А я… я тебя не обижу…
— Лагьям, — выговорила Ирина, страдая. — Ну, зачем…
— Ты мне сразу понравилась, — честно ответил он.
Обижать симпатягу Лагьяма не хотелось. Славный он парень. Но… Ирина как представила себе, что с ним целуется, так ей словно кто жабу за воротник кинул. Непонятно с чего. Симпатичный же парень. Не урод, не сволочь… Легкомысленный, шутник, язык без костей, но, в общем-то, человек хороший. И все же…
— Это так неожиданно, — сказала Ирина наконец. — Я не знаю… Надо подумать.
Мелькнуло в памяти что-то обрывочное… Из далекого детства, из той памяти, что была оборвана наймитами Артудекта, из прежней жизни на родной Земле. Эта фраза, которую Ирина сказала Лагьяму, насчет "подумать", она будто не ей принадлежала… будто пришла из какого-то фильма, романа, рассказа. И прозвучала не так, как должна была прозвучать…
— Хорошо, — между тем согласился Лагьям. — Подумай. Я подожду. Вот сколько захочешь, столько и подожду!
Он улыбался, словно Ирина ему что пообещала. Вот беда. И что теперь делать? Нет, надо сразу сказать. Чтобы он зря не надеялся. Да и навряд ли он серьезно, здесь же среди отдыхающих всегда девиц полно, быть такого не может, чтобы Лагьям, балагур и весельчак, отважный укротитель матукков, у них успехом не пользовался.
— Может, прогуляемся? — вдруг предложил он. — К морю. Посмотрим, как там наша Веспе.
Ага, прогуляемся. Море, закат и остальная романтика. Несложно догадаться, на что ты, друг Лагьям, рассчитываешь. Ирине стало грустно. Жаль, что все заканчивается именно так. Что нельзя остаться друзьями.
Не зря же говорят, что между мужчиной и женщиной не может быть дружбы. Потому как в этом случае любая дружба неизбежно оказывается в постели…
— Нет, Лагьям, — сказала Ирина. — Я устала, я лучше здесь посижу. В другой раз, хорошо?
Лагьям не стал настаивать. Но Ирина из вежливости все же проводила до калитки… Но лучше бы она осталась невежливой!
Потому что мимо как раз шли Алавернош и Бэлен, прогуливались, надо думать. Девочке Лагьям с Ириной без разницы, а вот Алавернош аж остановился. Вежливо, жестом, поздоровался. Ирина неловко ответила.
— Так вы знакомы! — удивился Лагьям.
— Ну… да… — неохотно ответила Ирина.
Алавернош сказал что-то жестами, а Лагьям неожидано ответил — он, оказывается, хорошо знал жестовую речь.
— Лагги, — сердито вмешалась вдруг Бэлен, — иди! Иди!
Алавернош взял девочку под руку и пошел с ней дальше. Лагьям смотрел им вслед, и лицо его… Ирина невольно поежилась, зябко обхватывая плечи ладонями. Что такого он мог услышать от Алаверноша?
— Что он тебе сказал? — спросила Ирина чуть погодя.
— Так… ничего, — ответил Лагьям, и вдруг спросил, неожиданно жестко:- Он сказал, что ты — его женщина. Это правда?
— Я…
А что, собственно, 'я'? Было ведь у нее это дело с Алаверношем? Было. И что теперь отпираться?
— Лагьям, а ведь ты — психолог, верно? — догадалась Ирина. — Это твоя работа, развлекать девушек с нервами, которых посылает сюда клиника Лилайона ак-лидана. Верно?
— Почти, — ответил он. — Но не так, как ты думаешь! Я… работаю с матукками. И занимаюсь с детьми. А ты… ты мне просто понравилась!
— Извини. Я не знала…
— Почему ты не сказала, что ты с ним?! Почему?
— А ты спрашивал? — спросила Ирина. — И вообще, я тебе никаких поводов не давала! С чего ты решил…
— Понятно, — перебил он ее. — Все понятно. Прости. До завтра.
Он повернулся и пошел прочь. Ирина проводила его взглядом. Было ей тоскливо и грустно, и захотелось вдруг вновь вернуться в прошлое, в тот день, когда она, Ирина, испугалась Лагьямова матукка… Но машина времени даже в этом фантастическом мире оставалась всего лишь фантастикой. По крайней мере, для простого обывателя.
Ирина вернулась на веранду. Села в кресло. И долго сидела в кресле, бездумно раскачиваясь. Смотрела на закат, а потом, когда он угас, на звезды. Анэйва в своем движении по орбите вошла в пылевое облако и потому небо оставалось затянутым сплошной золотистой кисеей, дававшей света примерно столько же, сколько, скажем, Луна в ясную ночь… там, на Земле. Но самые крупные, самые яркие звезды просвечивали даже сквозь эту кисею. Синие звезды на золотом небе…
Здесь, в Лазурной Поляне, растения и цветы по ночам не светились, как в лан-лейране. Вдоль дорожек стояли столбики с круглыми шарами фонарей. Ирина отрегулировала их на желтый неяркий свет еще в первый же день.
Ирина зябко поежилась — морской ветерок принес прохладу. Хватит сидеть, пожалуй. Этак и простыть недолго. А что может быть обиднее простуды в летний день да еще на море?
Шаги. Легкие, почти бесшумные. Кого там принесло в такое позднее время? Лагьям, что ли?
Гость вступил в круг света, и Ирина поняла, что ошиблась. Это, конечно же, был не Лагьям.
Алавернош.
И тогда Ирина поняла, почему так долго сидела в кресле, даже после того, как совсем стемнело. Она ждала. Ждала его, Алаверноша, бессознательно, не отдавая себе отчета, не желая разбираться в себе, заниматься самокопанием и прочей тому подобной ерундой; она просто ждала.
И он пришел.
Все остальное сразу потеряло всякое значение…
Они расстались лишь на рассвете. Проводив Алаверноша, Ирина долго смотрела на зарю, зажегшую небо над горами на востоке.
— Что же ты, дура, делаешь? — спросила она у себя самой.
Ответа не было. И быть не могло.
Ирина вернулась в дом, бросилась на постель, накрыла голову ладонями. Это какое-то безумие, наваждение, бред навязчивости! И никогда больше, никогда…
Но она знала, что не сдержит свое обещание. Это "никогда" ни за что не сбудется, не наступит… разве только солнце погаснет, мир рухнет, Вселенная пополам расколется!
К Лилайону ак-лидану Ирина пришла раньше назначенного времени. Побоялась опоздать, опаздывать она не любила. Лилайона она увидела еще издалека… Тот разговаривал с кем-то из своих соплеменников. Бог мой, это ведь Клаверэль барлаг! Ирина сразу поняла, что барлаг пришел сюда не просто так. Он расспрашивает именно о ней, Ирине.
Они говорили на языке Оль-Лейран, само собой. Насколько Ирина знала этот язык, настолько и поняла, о чем речь…
— Это возможно? — спрашивал Клаверэль барлаг.
— Теоретически — да, — отвечал ак-лидан. — На практике — еще ни разу не встречал. А что? У вас есть конкретные подозрения?
— Пока не могу сказать точно… Но тех, кто в течение тридцати лет покинул профессию из-за третьего каскада, всего двадцать семь человек. Восемь из них сейчас за пределами Анэйвалы, двое скончались, остается семнадцать. Семнадцать подозреваемых — это уже вполне симпатичное количество, согласитесь!
— Вообще говоря, очень интересный случай, — задумчиво выговорил ак-лидан. — Знания, полученные до третьего каскада, вероятнее всего, сохраняются. Сохраняются в скрытом, латентном состоянии. Воспользоваться ими — крайне сложно… Никогда о таком не слышал.
— Значит, услышите.
— Вы так уверены в этом, барлаг… Что ж. Посмотрим. Но вам необходимо обосновать применение к этим лицам процедуры полного ментосканирования. Без соответствующего разрешения я не имею права проводить обследование.
— Будет вам разрешение, — пообещал барлаг.
Он наконец увидел Ирину.
— Здравствуйте, — неловко сказала она.
Клаверэль барлаг лишь кивнул ей. Попрощался с Лилайоном и пошел прочь. Ирина посмотрела ему вслед. Интересно, кого он подозревает?
— Пройдемте в кабинет, — с улыбкой предложил ак-лидан.
Ирина подчинилась.
— Вижу, пребывание в Лазурной Поляне пошло вам на пользу, — заметил Лилайон.
— Наверное, — отвечала Ирина. — Вам со стороны виднее.
Он только улыбнулся.
— Вы слышали наш разговор.
— Да. Знаю, подслушивать нехорошо. Но вот… не удержалась! Обо мне ведь говорили, не так ли?
— Как сказать…. Клаверэль барлаг поделился со мной догадками насчет личности нейрохирурга, работающего на Артудекта. Возможно, он и прав…
Ирина подалась к нему:
— И его найдут?!
— Возможно. Барлаг думает, это кто-то из моих бывших коллег или учеников… причем именно Оль-Лейран, переживший третий каскад обретения наследственной памяти. А таких, как вы слышали, всего семнадцать.
Ирина обдумала новость. Если найдут этого типа, кем бы он ни был, того, кто стер ей, Ирине, память… Значит, найдут и Землю. И тогда она, Ирина, вернется домой.
Домой!
К Игорьку и Рустаму.
И тут же кольнуло совестью — а ведь с Алаверношем придется расстаться.
А она готова расстаться? Ирина не знала толком. Так все запуталось, так запуталось! И как смотреть в глаза Рустаму после всего этого? Как? И что сказать Алаверношу? Мол, все, дорогой, до свидания?
Вот уж не было печали!
Но придется выбирать. И выбор будет очень нелегким…
Кого из двоих предавать…
Не об этом ли предупреждала когда-то Клаемь?..