Ирина закричала:
— Это яд! Он ядом плюнул! Плевок отравленный!
Мгновенно поднялась суматоха.
— Ты сдохнешь, Дорхайон! — радостно орал Артем Денисович. — Сдохнешь! И подыхать будешь долго и мучительно, под конец взвоешь, сам в петлю полезешь!
Он получил под дых и по шее, но его это ничуть не угомонило.
— Я работал над составом полжизни! Противоядия нет. Ты сдохнешь, урод! Сдохнешь!
Итэль Дорхайон ничего не отвечал. Он жестом отогнал Тэйнхари ак-лидана, потом так же, жестом, велел охране пленника не бить и даже отпустить его.
Артем Денисович с трудом поднялся на ноги. Ему никто не помогал. Злобная радость искажала его лицо до неузнаваемости. Любимый учитель… Полно, да он ли это? Обезумевший от собственной ненависти зверь…
Глава клана молча слушал отборную брань, разбиравшую по косточкам всех его предков до сотого колена. Молча слушал. И смотрел. Под его взглядом поток ругательств как-то сам по себе начал иссякать, пока не выдохся совсем. Артем Денисович, конечно же, продолжал смотреть в лицо своему врагу, но Ирина видела: в этой странной игре в гляделки хвастаться придется не ему.
— Посмотри ей в глаза, Кету, — сказал глава клана, кивая вдруг на Ирину. — Посмотри ей в глаза и попроси прощения. Может, она тебя прости. Я — не могу.
Он повернулся и пошел прочь. Тэйнхари ак-лидан поспешил следом.
Артем Денисович посмотрел на Ирину. Она не отвела взгляда, лишь крепче прижала к себе сынишку. Молчала. Да и что тут скажешь?
— Будь счастлива, Ирочка, — серьезно сказал он. — Будь счастлива…
Его ткнули в спину: иди, мол. Он пошел. Потом оглянулся. Его снова пихнули. И больше он уже не оглядывался.
И почти сразу же грянул новый скандал.
Фарго шипел на а-дмори леангроша и Клаверэля барлага. Наверное, они давно уже между собой потихоньку грызлись, только за сольным выступлением Артудекта на них никто внимания не обращал. Теперь "сцена" опустела, и каждое слово звучало резко и громко.
— Уймись, Фарго, — говорил а-дмори леангрош. — Ты обезумел.
— Да пошел ты… — Фарго выдал куда. — Ты, ублюдок. Я бы глотку тебе вырвал, глаза бы выдавил! — он бешено плюнул отцу под ноги. — Падаль! Но я не могу тебя вызвать!
— Какая жалость, — язвительно заметил а-дмори леангрош. — Можно подумать, ты посмел бы.
— Да! Посмел бы, и еще как! Ты подставил ее, это ты подставил ее! Из-за тебя она погибла. Ненавижу!
Ирина ошеломленно поняла, что Фарго говорит о Раласву сэлиданум. Все правильно, она была его матерью. Она не просто родила его, она сохранила жизнь больному ребенку — вопреки закону, вопреки всему. Неудивительно, что Фарго был так к ней привязан…
Разум по-прежнему отказывался видеть в слепом певце женщину. Ничего женского в нем не было и в помине. Особенно сейчас, когда Фарго больше всего напоминал разъяренного саблезубого тигра. Уши прижаты, лицо свирепое. Лишь хвоста, метущего землю, недостает…
— А ты знал обо всем, подонок, — отнесся Фарго к Клаверэю барлагу. — Знал, и пальцем не шевельнул, чтобы прекратить! Сальдну, я тебя порву! Прямо здесь, прямо сейчас!
— Я не буду драться с тобой, брат, — сказал барлаг.
— Трус!
— Уймись, Фарго.
— Я тебя вызываю! Сейчас! Вызываю на райлпаг! Ты мне ответишь…
— Я не буду драться с тобой, Фарго.
— Тогда сдохни.
Он стремительно рванулся вперед. Но Клаверэль барлаг не стал выламывать слепому руки. Не стал с ним драться, как и обещал. Просто Фарго, не закончив атаку, вдруг упал к его ногам и скорчился; наверное, ему было очень больно.
— Прости, — сказал барлаг и повторил терпеливо, как нашалившему ребенку:- Я не буду драться с тобой.
А-дмори леангрош взял его за плечо, что-то сказал, но тихо, Ирина не расслышала. Барлаг кивнул. И они ушли, предоставив Фарго самому расхлебывать последствия своей несдержанности. Кое-как, но он все же поднялся сам. Послал врачей, попытавшихся ему помочь…
Ирина за ним уже не следила. Своих забот хватало! Игорек, напуганный происходящим, расплакался в голос и успокаиваться не желал ни в какую. Врачам пришлось усыпить его… какой-то прибор, Ирина так и не поняла, что это такое. Прижали ребенку к запястью. И мальчик притих уже на второй минуте.
Оставалось только надеяться, что это ему не повредит…
— Мам! Они теперь опыты над нами делать будут?
— Нет, Игореша, — мягко сказала Ирина. — Они будут тебя лечить. Ты болен, сынок. Но тебя вылечат.
Она затемнила окно. Стоял солнечный полдень, и от яростного дневного света надо было спасаться. Центр нейрохирургии стоял на побережье, а палата, где находились Ирина с Игорьком, как раз выходила окнами на океан.
Столько простора! На далекий горизонт хотелось смотреть бесконечно.
— У меня ничего не болит, мама! Я не хочу лечиться!
Ирина присела на краешек постели. Обняла сына. Как ему объяснить? Да и надо ли?
— Это не люди, мама. Это инопланетяне. Эти, с ушами. Они злые. Они нас на опыты забрали.
Злые, с ушами. Так Игорек называл Оль-Лейран. Что с ушами, это верно. Еще и шевелят этими самыми ушами совсем по-кошачьи. Но что злые… и что на опыты… Бедный ребенок. Как же его запугали!
— Нет, сынок. Они — добрые. Они очень хорошие врачи. Они тебя вылечат.
— Но у меня ничего не болит!
— Сынок, — терпеливо объяснила Ирина, — у тебя и не может ничего болеть. Потому что мы дали тебе лекарство. Но на медицинском сканере — помнишь, ты лежал в такой особенной постели? Это сканер и был. Вот он показал, что ты болеешь. И что тебя надо лечить. Ничего страшного не будет. Ты уснешь. А потом проснешься, уже здоровеньким…
— А если не проснусь? — спросил мальчик.
Ирина обняла его крепче, стала гладить по голове и по спинке. Честно говоря, она сама безумно боялась именно этого. Может быть, сынок уловил ее страхи?..
— Ты обязательно проснешься, родной, — уверенно сказала она. — Быть такого не может, чтобы не проснулся.
— А ты меня не бросишь?
— Господи, Игорек! Конечно, нет!
Мальчик прижался к ней, крепко обнял.
— Никогда меня больше не бросай. Никогда.
— Не брошу.
Ирина обнимала сына и плакала. Сердце сжимало противной колющей болью. И страхом. Она боялась предстоящей операции, боялась до безумия. Вот уж не зря говорят: ожидание смерти хуже самой смерти. Скорей бы уже все закончилось. Скорей бы…
В палату заглянула девушка-медсестра. Хотя медсестра, это еще как сказать. Здесь даже у медсестер имелись научные степени…
— Что, уже? — спросила Ирина, обмирая от страха
— Нет… Но к вам посетитель. Пройдите в холл, пожалуйста.
— Кто? Какой посетитель.
Но девушка уже исчезла. Ирина осторожно отцепила Игорька:
— Побудь здесь, сынок.
— Нет, я с тобой!
— Я вернусь, не бойся. Тебе нельзя вставать, сынуля. Пожалуйста, не хнычь. Ты ведь мужчина, верно?
— А ты когда вернешься?
— Очень скоро.
— Мам!
Ирина вернулась, обняла сына и поцеловала его:
— Отпусти меня, сынуля, — мягко попросила она. — Отпусти. Я быстро вернусь, обещаю.
— Правда?
— Самая правдивая правда, сынок. Можно, я пойду? — шутливо спросила она. — Отпускаешь?
— Иди, — разрешил Игорек.
Он отвернулся, уткнулся носом в подушку. У Ирины сердце обрывалось при одном взгляде на него. Но она решительно взяла себя в руки и вышла в коридор.
В палатах информ-терминалов информа не было по той простой причине, чтобы пациенты не нарушали режим сна и отдыха. И с собой приносить планшетки категорически запрещалось. А поговорить можно было в специально отведенном для этого помещении. Узел междугородней связи, как окрестила про себя Ирина это место. Большая комната с окнами во всю стену. И несколько информационных терминалов. Хочешь — разговаривай как обычно, хочешь, включай приват, тогда никто из соседей и мимо проходящих тебя не услышит…
… Кому же понадобилось? Кто знает, что Ирина в госпитале? Очень и очень немногие. Еще меньше тех, кому захотелось бы вдруг с нею поговорить…
Да не просто поговорить, лично явиться… Впрочем, Ирина сразу же узнала гостя.
— Непаэль ак-лидан!
— Ясного дня, Ирина, — вежливо ответил он.
— Простите, — виновато проговорила Ирина. — Я совсем забыла…
— Неудивительно. Я бы и сам забыл, в вашем-то положении. Как дела у вашего мальчика?
— Плохо…
Ирина не выдержала, расплакалась. Стала рассказывать. Лилайон слушал внимательно, не перебивал. Ирина отстраненно подумала, что только он один ее и слушал. Всегда. Если не считать Алаверноша. Но Алаверноша здесь не было… и о нем Ирина не вспоминала.
— Ой, извините, — спохватилась она, сообразив, что уже очень много времени потратила на разговоры с ак-лиданом.
Слишком много времени! А ведь обещала сыну, что вернется быстро.
— Я пойду, я должна… как я могла его бросить!
— Погодите, — остановил ее Лилайон, — не паникуйте. Ведь за ребенком присматривают, верно?
— Да-а…
В палате присутствовали датчики медсканеров. Врачи в первый же день показали их Ирине. Это на тот случай, если пациенту станет внезапно плохо, объяснили они. Это оправданная мера. Ущемляет права на частную жизнь, но исключительно ради блага больного, поэтому возражения не принимаются. Ирина не возражала. Конечно, неприятно знать, что за тобой следят, но… это же ненадолго. Пока лечишься. И действительно, ради твоего же блага.
— Вы места себе не находите. Идите к ребенку, успокойте себя. Я подожду.
— Спасибо, — поблагодарила Ирина.
Она поспешила в палату.
— Игорек! Сынок, вот и я…
Мальчик не отозвался. Ирина обмерла. Она мгновенно оказалась у кроватки и умерла еще раз: ей показалось, что он не дышит. Но Игорек просто спал… просто спал… а будь иначе, датчики медсканеров сработали бы… а вдруг они сломались?! Ирина с криком вылетела из палаты.
Она переполошила всех, кого только успела встретить. Врач, пожилая женщина-Оль-Лейран, появилась незамедлительно. И тут же выяснилось, что с ребенком все в порядке, мальчик просто крепко спит. Не в порядке именно Иринина голова, но тут уже нейрохирургия бессильна. Впрочем, врач воздержалась от таких выводов. Это Ирина поняла уже сама…
Игорек проснулся от суеты и захныкал. Ирина присела рядом, обняла его. Слава Богу! — думала она. — Слава Богу, мой сын жив. Он жив, жив… Жив! Но щупальца страха не спешили разжиматься.
Краем уха Ирина услышала обрывок разговора между хирургом и Лилайоном ак-лиданом:
— …помогите ей. Она совсем уже извелась.
Но это прошло мимо сознания. Мой сын жив!
Отпустило ее не сразу
— Вы переволновались, — сказал Лилайон ак-лидан, он остался в палате, видно, ему разрешили. — Вам надо отвлечься.
— Отвлечешься тут… — не сдержавшись, буркнула Ирина.
— Да, именно так. Скажите мне, как давно вы не спите?
Ирина вскинула голову. А это здесь при чем?!
Ак-лидан вздохнул:
— По вашим глазам все видно. Они у вас красные от хронического недосыпания. Хороший крепкий сон вам сейчас не помешал бы.
— Что вы, я не могу! — возмутилась она. — Как я засну? Игорька сейчас на операцию заберут, а я, значит, спать? И не надо мне никаких лекарств, — яростно добавила она. — Не хочу я ребенка бросать, понимаете?
— Понимаю. Но вам нужна поддержка, с этим-то вы не спорите?
У Ирины сил спорить никаких уже не было. Поэтому она просто кивнула.
— Вам нужен кто-то, кто смог бы побыть рядом с вашим сыном, пока вы, к примеру, спите…
— У меня никого нет, — ответила на это Ирина.
Лилайон помолчал, раздумывая.
— Когда операция?
— Скоро. Вот сейчас и придут…
— Я подожду вместе с вами.
— Спасибо, — растерялась Ирина. — Но… разве вы можете? Ну, то есть, у вас же свои дела есть и все такое. Я не могу заставлять вас…
— Это вас пускай не заботит.
— Но спать — сейчас — я все равно не буду! — уперлась она. — Не надо меня заставлять. Пожалуйста!
Лилайон мягко улыбнулся.
— Не буду. Вначале мы дождемся результатов. Извините, я сейчас выйду, надо отменить несколько встреч.
— Мне правда очень неловко… — начала было Ирина. — То есть, вы не обязаны…
Но ак-лидан только отмахнулся. И исчез за дверью. Он вернулся очень скоро. С довольной улыбочкой. Ирине некогда сейчас было думать над этой улыбкой, но она запомнила ее. Невозможно было не запомнить!
Игорек вел себя подозрительно тихо. Он боялся ак-лидана — из-за его нечеловеческой внешности, конечно же. И потому мальчик старался не отлипать от мамы. Ирина сама не отпускала его. Игорек был единственным, что у нее оставалось. Сын любимого человека, родная душа, самое главное сокровище ее сердца.
Не забывала Ирина и об Ойнеле. Правда, девочке сейчас ничего не угрожало, и находилась она в безопасном месте. Ирина твердо решила, что будет добиваться опекунства — сразу после того, как ее восстановят в правах, разумеется. Но вначале надо вылечить сына…
Пришли врачи. Игорек с перепугу поднял дикий рев. Он прятался за маму и орал так, что стены падали. Ирина сама расплакалась, не зная, как успокоить сына. И тогда вмешался Лилайон ак-лидан.
Он хлопнул в ладоши, чтобы привлечь внимание. Игорек сразу же закрыл рот и уставился на него во все глаза. Так, словно в комнате никого больше не было. А дальше…
Ирина так и не поняла, что ак-лидан сделал. Что сказал. Или не говорил вовсе? В общем, осталось за гранью понимания. Но Игорек больше не кричал. Дал себя уложить в передвижной бокс. Ирина пошла рядом, проводила до дверей операционной. И вернулась в палату…
Ждать.
— Что это такое было? — спросила она у Лилайона. — Это вы со всеми так можете?
— Как сказать, — ответил он, — не со всеми, конечно же. Дети наиболее восприимчивы. И люди, лишенные эмоционального равновесия, тоже.
— Но что это? Как вы так можете? Вы и со мной так же поступали, я помню!
— Это из арсенала паранормальных дисциплин Земли-три, — очень неохотно объяснил Лилайон. — Своеобразная цивилизация… Очень многого достигли в неврологии.
— Я слышала о Земле-три, — сказала Ирина. — А защититься от этого можно?
— Вполне. Держите в узде свои эмоции, и все будет в порядке. Понимаете, я наблюдал за вашим ребенком. Он очень запуган. Ему нужна помощь детского психоневролога. Если вы хотите, чтобы не случилось рецидива.
— Рецидива? — не поняла Ирина.
Ак-лидан вздохнул:
— Наше физическое здоровье во многом зависит от здоровья психологического. Длительный неперенесенный стресс награждает тело болезнями разной тяжести, это общеизвестно. Ребенку нужна помощь, ему необходимо примириться с пережитыми потрясениями. Он потерял отца, насколько я понимаю. К нему вернулась мать, которую он практически не знал. Вдобавок, его вырвали из родного мира, привезли — похитили! — какие-то не-люди, держат в больнице, непонятно что делают… Здесь и взрослый растерялся бы. А вашему мальчику всего лишь пять лет.
— И что же делать? — беспомощно спросила Ирина.
— Вы ведь будете оформлять его в Детский Центр, верно? Там хорошие специалисты.
— Хотите сказать, что ребенка у меня отберут? — насторожилась Ирина. — Из-за того, что я в правах ограничена?
— Нет, скорее всего, — нет. Но ему необходимо общение со сверстниками. И обучение. Он должен привыкнуть к нашему миру, адаптироваться. Дети в этом возрасте быстро привыкают, но им надо помогать. Собственно, лично меня беспокоит не столько ваш сын, с ним в конечном итоге все будет в порядке, сколько вы сами.
— Со мной все нормально, — сказала Ирина. — Вот Игореша поправится… и все будет хорошо…
Лилайон промолчал. Но Ирина видела, что он остался при своем мнении. И пусть. В конце-концов, это его работа.
Время тянулось медленно-медленно. Солнце тонуло в океане, заливая мир лилово-сиреневым закатным светом. Ирина сняла с окон затемнение.
— Расскажите мне что-нибудь, — попросила она. — Может, время быстрее пройдет…
— Что вы хотите услышать? — поинтересовался Лилайон.
— Объясните, что такое райлпаг.
— А, слышали уже новости… — досадливо поморщился он. — Неудивительно, вся Анэйвала, что называется, в курсе. Райлпаг — это любимое развлечение воинов, освященное древнейшими традициями. Бой без правил. Грубо говоря, если двое серьезно друг друга не полюбили, они могут разобраться между собой без риска втравить в спор свои семьи и кланы. Даже если кто-нибудь будет убит, мстить за него запрещается.
— Жуть какая, — поежилась Ирина. — А если, допустим, человека вызвали, а он драться не хочет?
— Все станут считать его трусом. И это значительно усложнит его жизнь.
— Детство какое-то, — пробормотала Ирина.
— Откровенно говоря, — да,- сказал Лилайон. — Но это — традиции. Клаверэль Дорхайон оказался в скверном положении. Если он примет вызов брата, то погибнет, ведь Фарго как боец его превосходит намного. Если же не примет вызов… его перестанут уважать. А неуважение в воинской среде хуже смертного приговора, хуже изгнания. Любой сочтет своим долгом плюнуть в неуважаемого.
— А если Фарго передумает и, скажем, извинится? — спросила Ирина.
Ей вспомнилось, как барлаг говорил: я не буду драться с тобой, брат. Может, и впрямь не будет? Может, Фарго передумает?
— Нет, Фарго не извинится, — задумчиво сказал ак-лидан. — Уж слишком далеко все зашло. Он не сможет остановиться. Он вообще не из тех, кто умеет останавливаться.
Ирина промолчала. Ей было жалко обоих — и Фарго, и Клаверэля барлага. Но жалость жила в ней отстраненно. Как не самая важная проблема на свете.
Пришла врач. Наконец-то! Она терпеливо и очень обстоятельно рассказала о том, как проходила операция. Что результаты обнадеживают. Что прогноз на выздоровление благоприятный. Что беспокоиться, в общем-то, незачем. Ребенок сейчас в реанимации, спит. И будет спать еще сутки.
— Можно, мне посмотреть на него? — попросила Ирина.
— Вообще-то, это запрещено…
Лилайон ак-лидан вмешался.
— Под мою ответственность, — сказал он.
— Ну что ж… пойдемте… Только — не надолго!
Игорек спал. Он лежал в знакомом терапевтическом саркофаге, такой маленький, такой беззащитный. Ирина смотрела на него и большим трудом удерживала в себе слезы. Не хватало еще сорваться в истерику… вот позору будет. Над прозрачной крышкой саркофага, в изголовье, светился приличных размеров голографический экран.
Лилайон ак-лидан негромко пересказал Ирине содержимое экрана. Что все в пределах нормы. Что опухоль удалена успешно. Что остальные проблемы с больными органами опять-таки в пределах нормы… Пока восстановление организма после наркоза идет хорошо. И остается только ждать.
— Вы разбираетесь в этом? — удивленно спросила Ирина, кивая на экран.
— Конечно, — ответил Лилайон. — Изучение медицинской техники входит в основной курс подготовки любого врача. — Пойдемте… Нам здесь не место.
Ирина позволила себя увести.
Она поняла свою ошибку в палате. Лилайон ак-лидан опять воспользовался своими профессиональными приемчиками. Он заставил Ирину прилечь и посоветовал ей заснуть.
Вот только совет оказался самым настоящим приказом. Ирина сразу же почувствовала, как тяжелеют веки.
Опять. Опять ее заставляли и не спрашивали, хочет она этого или нет…
…Но ведь только Лилайон ак-лидан сможет снять ограничение в правах. После курса терапии и после психологической экспертизы…
Это было последнее, о чем Ирина подумала, прежде чем провалиться в глубокий беспамятный сон…
Сон не хотел отпускать ее. Ирина брела сквозь бесконечные ватные полотнища, липкие, противные, замедлявшие шаг… Брела куда-то вверх, по очень крутой тропинке, оскальзывалась, падала, поднималась и снова шла. Бесконечно. Понимая прекрасно, что это сон. Какая-то часть разума твердила: брось ты эту дурацкую дорогу, остановись, отдохни, зачемтак напрягаться? Там, наверху, ничего интересного. Если он вообще еще есть, этот самый верх…
Ирина с доводами разума вроде бы соглашалась. Но все равно упрямо шла и шла, вверх и вверх, упорно раздвигая сырую серую вату тумана. И этот путь пролег в бесконечность. Не осталось ни прошлого, ни будущего. Только безвременное сейчас, серый бестеневой миг, растянувшийся на века…
В какой-то момент рядом появился кто-то. Кто-то знакомый и не-знакомый одновременно. Он молчал и шел вроде бы рядом, но на шаг впереди, всегда впереди. Ирина, спотыкаясь, побежала за ним… И сон растаял.
Ирина села, потерла лицо. Голова болела. Все тело было склизким, липким от пота. Ирина подобрала волосы, кое-как скрутила их в подобие косички. Ничего, без шнурка не разойдутся, слишком мягкие…
И вдруг с испугом она обнаружила, что не одна в палате.
Рядом с ее постелью сидел Алавернош.
Нетрудно догадаться, откуда он здесь взялся. Лилайон ак-лидан, больше некому. Просили его… Вот он почему тогда так улыбался!
Ирина опустила голову. Ее накрыло огромным мучительным чувством… ведь не вспомнила об Алаверноше, вообще не вспоминала, а он пришел к ней, едва только услышал, где она находится. Хотя имел полное право обидеться. Наверное, и обиделся, кто его поймет. Но услышал, что у Ирины сын болен, и пришел.
Алавернош осторожно и очень бережно взял ее за руку. Ирина сдержалась, не отдернулась.
Прикосновение теплой ладони странным образом успокоило ее.
Они не сказали друг другу ни слова.
Слова были не нужны.
Все когда-нибудь заканчивается. Закончилось и лечение в Центре нейрохирургии. Игорек выздоровел. Конечно, в ближайшее время ему не рекомендовалось, к примеру, лазать по деревьям или носиться по-сумасшедшему, как это делают все мальчишки. И приезжать на осмотры надо будет не реже, чем каждые пятнадцать-двадцать дней. Но это все казалось мелочью по сравнению с тем, что осталось позади.
Ирина взяла сына, попрощалась с врачами и вернулась в лан-лейран. В Детский Центр.
Она наивно полагала, что вернется к своей прежней работе…
Первый сюрприз она получила у дверей своей квартиры. Дверь не открылась. А кодификатор выдал сообщение об отсутствии доступа.
Тогда Ирина пошла в Детский Центр. Но ее коллеги дружно прятали глаза и советовали обратиться к новому заведующему, которого звали Хазьям Окэнрим. Делать нечего, Ирина пошла.
Господин Окэнрим оказался среднего возраста чернокожим мужчиной. Он занял кабинет Раласву ди-Тонкэ и успел уже переделать его под свой вкус. Исчезли подушки, вместо них появилась громоздкая и от того мало уместная здесь мебель. Разве только терминал остался прежним…
Разговор с господином заведующим поразил своей краткостью:
— Вы не являлись на работу в течение 17 дней, — говорил он, глядя не на Ирину, а куда-то сквозь нее. — Вы не уведомили меня о причинах вашего отсутствия. Вы уволены. Ваш жилой блок перейдет другому сотруднику.
— Понятно, — кивнула Ирина. — Но я могу хотя бы забрать вещи?
— Можете.
Он взял у нее кодификатор, внес изменения.
— Сегодня, до полуночи. Потрудитесь переехать.
Она вышла в коридор, держа за руку притихшего Игорька. И удивилась полному отсутствию эмоций. Все в ней словно замерло, смерзлось в ком ледяной пустоты.
На полном автомате она вернулась в свою квартиру. Вещи… А какие у нее тут были вещи? Синтезатор, подарок Феолэска. Горшок с растением, чей бутон успел распуститься в шикарный алый цветок. Несколько флэш-кубов с записями. Все…
Ирина вышла, закрыла за собой ставшую чужой дверь. Она не представляла себе, куда идти и что делать. Мир словно отодвинулся в сторону, стал вязким, враждебным, чужим… Так ведь он и не был ей родным с самого начала. Следовало ожидать…
— Мама, я устал! Мама!
— Сейчас, сынок… сейчас… — невпопад ответила Ирина.
Она подвела ребенка к ближайшей лавочке, усадила его. Села сама, горшок поставила на землю, синтезатор положила рядом. Сынок устроил голову у нее на коленях.
Ирина гладила Игорька и не думала ни о чем…
— Вот вы где! Я искала вас в больнице, но мне сказали, что вы оттуда уехали…
Ирина с трудом сосредоточилась. Клаемь? Да, она.
— Это ваш сын? А что вы оба здесь делаете?
— Меня уволили, — объяснила Ирина. — И я теперь на улице.
— Как уволили?
Она пожала плечами.
— Так, — сказала Клаемь.
Она вынула планшетку комма, быстро произвела вызов.
— Окэнрим, — сказала она появившемуся в экране изображению. — Это что за дела?
Новоиспеченный заведующий при виде Клаемь сразу вытянулся во фрунт.
— Достопочтенная Клаемь а-свери, — начал было он.
— Ирину Исмуратову восстановить в прежней должности, — приказала Клаемь.
— Но она же не появлялась на работе семнадцать дней! По закону…
— Окэнрим, — сказала Клаемь сквозь зубы, — ты сам уволен.
И отключилась
— Все, — сказала она. — Можете возвращаться в квартиру. Если возникнут какие-то проблемы, сразу же обращайтесь ко мне.
— Спасибо, — сказала Ирина, но не стронулась с места.
— Даршан пест, — выразилась Клаемь, — стоило только отлучиться по серьезному делу, и мир перевернулся.
Она села рядом с Ириной и пояснила:
— Фарго обезумел. Не знаю, что с ним и делать… Рвет и мечет, обвиняет Клаверэля в смерти матери… Раласву Ди-Тонкэ умерла, поверить не могу!
Ирина молчала.
— Что с вами? — заметила Клаемь неладное.
— Ничего, — мотнула головой Ирина.
— Что же вы меня не дождались? Вот так ушли, никому ничего не сказав. Могли бы сообщить мне. Я вас в Центре нейрохирургии искала!
Ирина промолчала. Слова — Центр нейрохирургии — упали на поверхность стоячей воды словно камень. И от них пошли круги…
Ирину окатило внезапным ужасом:
— Господи! — она вскочила, — Да я же должна вернуться в нейрохирургическое отделение. Моему сыну будут делать операцию! А я здесь прохлаждаюсь.
— Ирина, — удивилась Клаемь. — Вот же ваш сын. Вас уже выписали…
— Нет, нет, я должна идти…
— Погодите… постойте, — Клаемь проворно схватила ее за руку. — Что с вами?
— Отпустите меня! — завизжала Ирина не своим голосом. — Отпустите. Я должна идти к сыну… отпустите, а то не успею! Отпустите!
Мир заволокло какой-то серой ватной мглой. Сквозь которую доносился слабый крик Игорька:
— Мама, мама!
Сейчас, сыночек! Я иду! Я тебя не брошу.
Не брошу.
Никогда.