Мир схлопнулся в серое безвременье. День сменялся ночью, но отличить переход одного времени суток в другое оказалось невозможно. Приходили незнакомые люди, пытали нечто безымянное и вновь уходили. И так продолжалось и продолжалось — бесконечно.

Однажды пришла Клаемь. Ирина узнала ее. Но ей не хотелось разговаривать, и она просто молча смотрела на нее.

А вот Непаэля Лилайона она возненавидела. Замучил! Ирина с удовольствием увидела бы его в гробу и в белых тапочках. Но доставлять ей такое удовольствие никто не собирался.

Однажды она вышла в коридор… Не то, чтобы дверь в ее комнату запиралась. Просто Ирине в голову не приходило, что можно куда-то уйти. А тут будто толкнула что. Подошла к двери, а дверь открылась…

Она вышла в коридор, из коридора прошла в парк. Долго бродила по дорожкам, заблудилась. Собственно, возвращаться назад ей и не хотелось.

Она села прямо на траву, ппислонилась спиной к дереву, обхватила коленки руками и так сидела, неподвижно и молча. В голове было пусто. Ни эмоций, ни мыслей. Ничего…

Шаги.

Санитары, наверное. Или как их назвать. Милые улыбчивые люди, которые, в общем-то, против Ирины ничего не имели. Они были терпеливы до отвращения. Но истерить в их присутствии отчего-то совершенно не хотелось. И, хочешь ты этого или не хочешь, но как-то само собой получается, что делаешь все, о чем они ни попросят…

Впрочем, шаги принадлежали не им… Ирина увидела женщину в светлом брючном костюме. Она неторопливо прошла мимо… скользнула по Ирине невидящим безмятежным (безумным?) взглядом… не заметила. Или не воспиняла? Пошла дальше. Ирина смотрела ей вслед, ничего не понимая…

… отчего эта странная женщина…

… настолько сильно испугала одним своим видом?

Ирина не смогла понять.

Смеркалось. Цветы-светильники вспыхнули ровным молочно-серебристым сиянием. Надо было, наверное, возвращаться, но вставать не хотелось.

Здесь и нашел ее Лилайон ак-лидан. Он сел напротив, сказал с укором:

— Что же вы так…

Ирина молча отвернулась. Он только вздохнул:

— Пойдемте…

— Не хочу.

— А что же вы хотите?

Ирина быстро подняла голову, посмотрела на него.

— Я хочу увидеть сына, — сказала она. — Хочу знать, что с ним!

— Ваш ребенок чувствует себя прекрасно, — терпеливо объяснил Лилайон. — За ним присматривают.

— Кто?

— Ваш опекун, Клаемь а-свери…

Ирина только фыркнула. Из Клаемь нянька… как из волка — комнатная болонка.

… и Алавернош Магайон.

Вот Алавернош — дело другое. На него можно положиться…

— Я хочу увидеть сына, — повторила она.

— Хорошо, — согласился ак-лидан. — Завтра. А сейчас вам надо вернуться в…

— Я хочу увидеть сына!

— Завтра увидите, — терпеливо повторил ак-лидан. — Посмотрите, уже темно, уже поздно. Ребенок спит. Зачем будить его? А завтра утром вам его привезут, пообщаетесь…

Ирина молча смотрела на него. Он прав… прав… Не надо тревожить спящего Игорька. Но как же долго ждать до самого утра!

Как долго…

— Пойдемте, — мягко выговорил Лилайон. — Вам ведь тоже не помешает поспать…

Ирина сдалась. А что оставалось делать? Бесполезно дергаться, все равно ак-лидан добьется своего. И еще отправит на дополнительные процедуры, а Игорька повидать так и не даст, с него станется.

…Спала она плохо, все вскидывалась, боялась, что проспит долгожданное утро. Забылась лишь перед самым рассветом, мутным беспокойным сном. Во сне кто-то уходил от нее, уходил в туман, и не оглядывался. Ирина бежала следом, звала, отчаянно пытаясь дотянуться. Ничего не получалось.

Проснулась она невыспавшейся, с головной болью. Голова болела так, что аж подташнивало. Вот уж не было печали…

— Что-то мне ваше лицо не нравится, — сказал ей Лилайон ак-лидан. — Вы хорошо себя чувствуете?

— Да, — решительно заявила Ирина.

Вот как отправит сейчас в постель, спать… или на процедуры… не даст сына увидеть!

— Вы уверены?

Ирина стиснула зубы. И сказала, что уверена. Тем более, что головная боль сама по себе утихла до терпимого предела…

Ак-лидан с сомнением посмотрел на нее. Потом сказал со вздохом:

— Пойдемте…

Детей привел Алавернош. Ирина не удивилась бы, если б увидела Клаемь. Но, с другой стороны, отчего надо было удивляться появлению Алаверноша?.. Клаемь ведь возиться с чужими детьми некогда. У нее на своего ребенка времени не хватает! Что уже за чужих говорить.

Игорек подрос, поправился. "Сколько же времени я провела в клинике?", — мелькнула непрошенная, очень неприятная мысль. Ойнеле сразу же залезла к Ирине на колени, обняла, уткнулась носиком в шею.

Что-то царапало память, что-то насчет дочки. Ирина никак не могла сообразить, что. Голова болела.

Она смотрела, как Игорек общается с Алаверношем — жестами. Быстро же перенял. И вообще… стал такой взрослый. Такой самостоятельный. Весь его страх перед Оль-Лейран — эти, злые, с ушами — куда-то подевался, как рукой сняло.

Сколько же я здесь пробыла?

— Игореша, — сказала Ирина по-русски, — а как у тебя дела?

Он начал пересказывать, часто вставляя в разговор слова из языков Анэйвалы — Дармреа и Оль-Лейран. А говорил про то, какой у него теперь хороший дом. И какие друзья в школе. А школа, мам, совсем настоящая! И что вот сестричка теперь есть. Она, конечно, девчонка — рева-корова, часто хнычет не по делу. Ну, да что с девчонки возьмешь?..

Сестричка. Ирина слушала сынулькин голос и никак не могла связать свои мысли в единое целое. А еще ак-лидан глаз с нее не спускал… вон, сидит, улыбается. Вроде как поодаль, чтобы не мешать, и в то же время совсем о нем не забудешь.

Ирина слушала Игорька вполуха, а сама посматривала на Алаверноша. Тот, ясное дело, молчал по своему обыкновению. Но Ирина видела, как он смотрел на детей. И как Игорек к нему тянулся. Нашли общий язык, вот ведь как.

Алавернош коснулся ее руки. И вновь возникло то громадное чувство, которое всегда поднималось в его присутствии. Вспомнился день, когда она, Ирина, вернулась с Лима, вернулась мертвой, с пустотой в душе. Ведь никого тогда с нею не оказалось рядом. Никого, кроме Алаверноша. Лилайон ак-лидан и тот пришел позже. Причем никакого утешения он не принес, только страх.

Алавернош достал свою планшетку и стал рассказывать ей о детях. О том, что возил Игорька в Центр нейрохирургии на плановый осмотр…

Так это я здесь уже больше месяца! — ахнула про себя Ирина.

… что получил разрешение удочерить Ойнеле. Что Игорек теперь ходит на неполный день в Детский Центр — ему надо много учиться, чтобы догнать своих сверстников, все-таки разница между Ирининой Землей и Анэйвалой значительна. Что, в общем-то, за детей беспокоиться незачем, с ними все хорошо.

"А что еще надо-то?" — удивилась вдруг Ирина. — "Что мне надо, спрашивается? Вот мужчина, который меня любит настолько, что готов моих детей принять как своих… усыновить их… и дети его вроде как принимают тоже… Так что еще нужно?.. Рустама нет… Я не предаю его. Не предаю. Но его нет со мной рядом, нет рядом… когда он так мне — нам! — нужен… нет его… и никогда уже не будет… а мне надо детей поднимать. Смогу я сделать это без Алаверноша? Без работы, с ограничением в правах, с полным курсом психиатрической терапии?"

Такие мысли отдавали изрядной долей цинизма. Такие мысли Ирине не нравились совсем. Она даже удивилась — полно, я ли это?

Но — дети… Ирина знала: дети важнее. Черт с ней, с Ириной. Раз уж жизнь такая у нее вышла, изломанная и исковерканная. Но дети должны расти в семье, с любящими родителями… Правильно ведь, да?

Ак-лидан тоже этого хочет. Вон, улыбается, змей… Вообще, конечно, это его работа. Из несчастных людей делать людей счастливых.

Какими методами — вопрос другой.

Я хочу отсюда выбраться.

Я безумно хочу отсюда выбраться!

— Забери меня отсюда, — тихо сказала Ирина Алаверношу. — Мне здесь плохо.

Он посмотрел на ак-лидана, потом на Ирину.

— Ну его, — враждебно сказала на это Ирина. — Я — нормальная, нормальная. Не больная! Мне здесь плохо, и будет еще хуже, если я останусь. Забери меня отсюда!

Но решение здесь принимать не Алаверношу, Ирина понимала это. Надо было поговорить с Лилайоном ак-лиданом. Не зря же он остался с ними!

Но ак-лидан отказался Ирину отпускать. Ничем его пробить было невозможно.

Он терпеливо, с мягкой улыбкой, отвечал на вопросы Алаверноша. Ирина слушала и чувствовала, как тает надежда. Ей предстояло лечиться в этой клинике, будь она неладна, еще как минимум дней двадцать.

Двадцать дней!

С ума сойти.

Ирине показалось, будто ее душат удавкой. Медленно так, беспощадно. Двадцать дней в психушке! За что?!

И накатило вдруг таким, чисто звериным, животным ужасом. Накатило, и смыло начисто последние остатки рассудка…

Впоследствии, вспоминая о том, что случилось, Ирина никак не могла вспомнить точно, а что, собственно, с ней случилось? Алавернош наотрез отказался рассказывать. Игорька расспросами мучить Ирина не посмела… Лилайона же расспрашивать — от этой мысли сразу же затошнило.

Но это было потом.

… Она пришла в себя в палате. Кажется, это была другая палата. Больше, с двумя широкими окнами. И первое, кого она увидела — а-дмори леангроша. Она крепко зажмурилась, затем открыла глаза. Арэль Дорхайон не испарился. Наоборот, подошел к ней. Поздоровался — вполне вежливо. За его спиной Ирина увидела Непаэля Лилайона. Тот благополучно изображал профессиональное спокойствие.

— Сгинь, пропади, нечистая сила, — пробормотала Ирина по-русски, закрывая лицо локтем.

— Вы в состоянии разговаривать? — спросил а-дмори леангрош.

— Да, — буркнула Ирина неохотно. — А что?

— Хочу задать вам несколько вопросов.

Ак-лидан шевельнулся.

— Да? — обернулся к нему Дорхайон.

— Она ничего не знает, — очень неохотно сказал он.

— Вот как? Тогда расскажите.

— Не хотелось бы. Еще рано.

— О чем вы? — не выдержала Ирина. — Что такого мне рано знать? В чем дело?

— Оставили бы вы ее в покое, достопочтенный, — неприязненно сказал Лилайон. — Хотя бы на несколько дней. Пусть в себя придет хоть немного. Пойдемте. Пойдемте отсюда.

Они ушли. А Ирина осталась лежать и гадать, о чем а-дмори леангрош пожелал у нее выспросить. Постепенно она задремала. А когда проснулась, то решила, что ей показалось…

… Утро началось с Лилайона ак-лидана. Как всегда. Каждое утро с него начинается.

Стандартные вопросы о самочувствии. Ирина отвечала односложно, мечтая о том, чтобы собеседник убрался отсюда поскорее…

— Наверное, не стоит больше тянуть, — сказал Лилайон со вздохом. — Вы должны знать о своем состоянии.

— О чем вы? — не поняла Ирина.

— Дело в том, что вы — ждете ребенка, Ирина. Вы беременны.

Ирина только глаза раскрыла. Не может быть!

— Не может быть! — выдохнула она.

— Может, — сказал ак-лидан. — И это на самом деле очень хорошо…

Ребенок… Ирина положила ладонь на живот. Как же так? Она попыталась припомнить, когда у нее последний раз были месячные. Очень давно. Тогда, после того, как она побывала на Земле, она не придала значения задержке: не до того было. У нее ведь и раньше бывали задержки…

— Теперь понимаете, насколько важно вам взять себя в руки? — спросил Лилайон. — Пусть прошлое останется в прошлом, вам надо жить будущим.

— А как же так могло получиться? — растерянно спросила Ирина. — Я же ни с кем… то есть… я… — она припомнила день, в который вернулась с Лима. Припомнила Алаверноша и все, что между ними было.

— Понятно, — сказала она.

Ребенок. Следовало ожидать. Если она родила Ойнеле от Флаггерса… благодаря той подготовке, которую провели над ее телом в подпольной лаборатории… А не была ли эта подготовка проведена с ее добровольного согласия? Ирина не помнила. Да это и не важно было.

Биологического родства еще никто не отменял. Флаггерс — племянник Алаверноша. Дитя инцеста между братом Алаверноша, а-дмори леангрошем Анэйвалы, и дочерью Алаверноша, Раласву сэлиданум.

Так чему же здесь удивляться?

— Это об этом а-дмори леангрош хотел спросить меня? — внезапно догадалась она. — Верно? А вы сказали, что я еще ничего не знаю и знать мне рано. Да?

— Да, верно, — ответил Лилайон. — Но вы не волнуйтесь, вам вредно волноваться.

Да. Наверное. Волноваться вредно…

Ребенок.

Ирина не знала, как отнестись к информации. Растерялась она здорово. Царапнуло тем, что придется ей все-таки выйти замуж за Алаверноша. Ребенок-то — его. И вряд ли он захочет остаться в стороне, чужим дяденькой. Но он ведь и так уже усыновил твоих старших детей! Прямо сериал какой-то, с ума сойти. С первого же раза — залететь. Люди по многу лет пытаются, и ничего у них не выходит, а она, Ирина, нате вам, пожалуйста.

Впрочем, такое тоже случается, причем необязательно в сериалах. Удачно совпало место и время. Все.

Об аборте она даже не задумалась.

Несколько дней она жила в завидной безмятежности. Рана наконец-то начала затягиваться; теперь с ней было можно мириться…

Ребенок. Почему-то Ирине думалось о дочери. О второй девочке. Сама не знала, почему. Дочка, и все тут.

Через несколько дней в палате снова возник а-дмори леангрош в сопровождении Лилайона ак-лидана, да еще и Клаемь пришла. Ирина сразу почуяла неладное. И приготовилась к неприятностям.

Вежливые формальности. Приветствия и все такое. Ирина занервничала еще сильнее. Чего ему надо? Все уже, Артудекта поймал и повесил, что ему еще надо?

— Итак, вам рассказали о вашей беременности, — сказал а-дмори леангрош.

— Ну да, — ответила Ирина. — И что?

— Что у вас было с моим братом? — напрямик спросил он. — Генетическая экспертиза подтвердила отцовство!

Ирина переварила информацию. Это он про Алаверноша спрашивает, так?

— Да ничего… особенного. А вам-то что?

— Она не понимает! — язвительно воскликнул Дорхайон, игнорируя возмущенный взгляд ак-лидана.

— Я объясню, — вмешалась Клаемь. — Вы, Ирина, ограничены в правах. И это ограничение никто не отменял. В числе прочего, вы не можете самостоятельно вступать в брак…

Ирина мгновенно вспомнила тот, давний, разговор, когда Клаемь объясняла ей тонкости ее, Ирининого, социального статуса. То есть, отец ее ребенка будет считаться насильником, потому что, по идее, ограниченная в правах женская особь не в состоянии сама разобраться со своей жизнью. Все это Ирина сообразила за несколько секунд, если не меньше.

Ее внезапно кинуло в дрожь. Вот это новости!

— Не трогайте Алаверноша, — завизжала она яростно. — Не трогайте его! Он единственный из всех вас, кто отнесся ко мне по-человечески!

— Так что у вас все-таки было?

— Глупость была. Моя глупость, моя! Всего один раз. Это я виновата, я сама… напросилась… а вы его не трогайте! Не смейте его трогать!

Она взбеленилась капитально. Настолько, что помутилось перед глазами. И ак-лидану пришлось ее успокаивать своими подлыми приемчиками. Чем разговор окончился, Ирина не запомнила.

Дальше все опять слилось в одну серую пелену. Наверное, из-за этих чертовых процедур и лекарств. Поначалу Ирина еще пыталась бунтовать, но потом у нее не осталось никаких сил. Ни на что.

Так она и лежала днями, уткнувшись носом в стену, не желая никого видеть. И разговаривать. И вообще.

Но однажды случилось неожиданное.

Итэль Бэйль Дорхайон пришел к ней в палату.

Ирина никак не отреагировала. Чего ему надо? Пусть убирается. В любом случае, и с ним разговаривать она не собиралась.

— Так, — Глава клана прошелся по комнатке, посмотрел зачем-то в окно. — И ты решила, что этим все должно закончиться. Психиатрической клиникой.

Ирина промолчала. Она села, уткнулась лицом в колени, вцепилась пальцами в волосы. "Пусть он уйдет. Пусть убирается! Не хочу его видеть. Не хочу"

— Ты на самом деле не так безнадежна, как он говорит, этот Лилайон. Он считает, что ты безнадежна. А я вот думаю иначе. Ты можешь найти стимул для полноценной жизни. Удивишься, но я в тебя верю.

— Да кому я нужна… — горько проговорила Ирина, не меняя позы.

— Моему сыну.

— Неправда, — безразлично ответила она. — Что же он не приходит ко мне? Его же не стали из-за меня наказывать, верно? Не стали. А он ко мне не приходит. Не навещает. Нужна ему психбольная дурочка. Вот дождется, когда рожу, заберет ребенка и все, поминай, как звали…

— А ты за него не решай, — посоветовали ей. — Кроме того, как ты ведешь себя? Позор один. Напомнить?

— Да не больная я, — она подняла голову и посмотрела в глаза Дорхайону. — Не больная! Я нормальная. Нормальная! Просто мне плохо здесь. Мне — здесь — плохо. Не хочу жить. Здесь — не хочу, — она отвернулась. — Это не жизнь. Это ад. Сил нет больше терпеть это все. Я сойду здесь с ума. По-настоящему. Но вам же это все равно. Использовали и отбросили…

— Ты хочешь уйти отсюда?

— Кого тут волнует, чего я хочу? — Ирина легла носом к стене, свернулась калачиком. "Заснуть бы… Может, увидят, что сплю и не станут будить на эти проклятые процедуры? "

— Пойдем.

— Что? — Ирина вскинулась, не веря своим ушам.

— Я тебя забираю. Впрочем, — холодно добавил он, видя ее нерешительность, — если хочешь, можешь оставаться…

Ирина стремительно вскочила на ноги, откуда только силы взялись.

— Ни за что!

В коридоре им встретился Непаэль ак-лидан. Он вежливо приветствовал Главу клана, а потом обратился к Ирине:

— Вам необходимо вернуться в палату…

Ирина невольно подалась назад. Испугалась: а вдруг авторитета Итэля Бэйль Дорхайона не хватит, чтобы убедить врача оставить психически больную в покое?

— Она пойдет со мной, — отрезал Дорхайон. — И сюда больше не вернется.

— Простите, — искренне удивился ак-лидан. — Я же показывал вам записи. И, вообще говоря, кто давал вам позволение беспокоить пациентку? Она нуждается в профессиональной помощи, в специальном лечении и я…

— Ты в этом нуждаешься? — обернулся к ней Дорхайон.

— Нет! — враждебно заявила Ирина.

— Но…

— Довольно, — он поднял руку, и ак-лидану пришлось проглотить все вертевшиеся на языке возражения.

И тот умолк на полуслове. Ирина не выдержала. Показала ненавистному доктору язык. Вот тебе, мол.

Итэль Дорхайон спросил недовольно:

— Зачем?

— Простите, — Ирина мучительно покраснела. — Не смогла удержаться… Он меня достал.

— Понятно. Все же впредь воздержись от подобных выходок.

Он предложил Ирине пройтись по парку. Сказал, что вызвал Алаверноша, но тот сейчас на другой планете, на Синраххоре. Понадобится время, чтобы добраться оттуда до Анэйвы…

Вид у него был — под одеялом только лежать. Словно переболел тяжело болезнью. Наверное, так оно и было, не мог же плевок Артема Денисовича пройти без последствий? Ирина вскользь подумала об этом и забыла.

— Зачем вы это делаете?.. — спросила Ирина. — Зачем помогаете мне?

— Затем, что вам обоим давно пора перестать страдать глупостями, — категорично сказал он. — У вас ребенок скоро родится. И этих двоих, старших, тоже растить надо. А ты себе в клинике отдыхаешь.

— Отдыхаю! — возмутилась Ирина. — Врагу такого отдыха…

Он усмехнулся. И Ирина поняла, что ее просто провоцируют. Она стиснула зубы и удержалась от дальнейших фраз.

— Почему вы помогаете мне? — повторила она вопрос.

— А ты сама как думаешь?

Ирина растерялась. Что она думала? Она и сама толком не знала. Но Глава клана ждал ответа, и молчанием от него не отделаешься.

— Я… не понимаю, — буркнула Ирина, отводя взгляд. — С самого начала вы прицепились ко мне как репьи. Вы все. И Алавернош тоже. Что во мне такого особенного? Почему Артем Денисович выбрал для своей мести именно меня? Что, я и впрямь так похожа?

— Да. Присядь, — он указал на лавочку. — В твоем положении долго стоять на ногах вредно.

Ирина села. Дорхайон устроился рядом. Он вынул из кармана планшетку, включил ее.

В воздухе возникло голографическое изображение. Любительский видеофильм Море, закат, пустынный пляж. Девушка… тоненькая, ладная… заразительно смеется, машет рукой… бежит к морю. Крупным планом — лицо…

— Но это же… я! — воскликнула Ирина.

— Да. В некотором роде. Ты — ее клон.

— Но кто она.

Глава клана спрятал планшетку.

— История самая что ни на есть обычная. Таких историй во все времена было немало. Два мальчика и одна девочка. Один мальчик был наследником клана, другой мечтал стать хирургом, как его родители, а девочка — девочка воспитывалась в Детском Центре. Ее мама умерла в родах, такое очень редко, но все же случается, а папе до нее дела не было… это тоже бывает. Девочку звали Орлоемь.

Ирина вздрогнула. Именно это слово выкрикнул тогда обезумевший Артем Денисович!

— Девушка не могла взять в мужья обоих юношей. Она выбрала одного. Второму пришлось смириться. А дальше… У наследника клана прав меньше, чем у самого последнего воина с красной линией в генетической карте. Ему не позволили общаться с девушкой. Было все… Много чего было. Под конец я пригрозил, что оборву родство и сбегу из клана на край Вселенной, да хоть бы и на Землю-три, там до сих пор живет и прекрасно себя чувствует отступнический клан Тойвальшенов. Тогда нас оставили в покое. И тогда же Орлоемь решила сделать мне сюрприз. Втайне.

Она решила родить мне ребенка.

Для чего обратилась в подпольную лабораторию — в официальных ей, понятно, отказали.

Если бы она выбрала себе в мужья Кету, такой проблемы перед ней не возникало бы, они оба из Дармреа.

Он замолчал, переживая давнюю боль.

Ирина молчала тоже. Странно было слушать такие откровения от того, кто казался воплощением неприступного достоинства. Глава огромного клана, очень могущественный человек.

— В таком браке у мужчины могут быть только дочери. Синдром Тойвальми передается по мужской линии, но страдают им только девочки. Наш ребенок родился с синдромом Тойвальми. Нам… не позволили оставить дочку в живых.

Ирина невольно коснулась рукой живота. Вынашивать ребенка девять месяцев, а потом, после родов, отдать его безликим врачам, чтобы те провели эвтаназию. Да уж.

— В Дармреа принято сохранять жизнь увечным детям. Рианки вообще трепетно относятся к жизни как таковой. В их медицинских центрах спасают всех… Нашей Службе Генетического Контроля такая практика не подходит. Мы обязаны сохранять память рода и гены рода — в здоровом потомстве, иначе погибнем. Но эти рассуждения хороши, когда не касаются тебя самого. Не думаю, что Орлоемь знала, на что шла, рожая ребенка без дозволения Службы Генетического Контроля. Я сам тогда этого толком не понимал. Случившееся потрясло нас обоих. Но Орлоемь ударило сильнее. Она так хотела родить ребенка! Так ждала его. И ее разум… не выдержал. Она… замкнулась в себе. Ушла в тот мир, где ее дочь осталась жива. Навсегда ушла. Насовсем.

У нее не осталось ничего, что могло бы привязать ее к этому миру и вытянуть из тьмы безумия. А ты — совсем другое дело. У тебя есть сын и дочь, скоро ты родишь третьего ребенка. Генетическая экспертиза не выявила никаких отклонений, твоему ребенку эвтаназия не грозит. У Генетического Контроля, конечно, могут возникнуть кое-какие претензии, но они тебя пускай не заботят, я с ними сам разберусь…

— Скажите, — тихо спросила Ирина, — а что случилось с Орлоемь? Она погибла?

— Нет, — Глава клана на нее не смотрел, — она не погибла… Она жива до сих пор. Вот в этой самой клинике. Я… часто навещаю ее.

Ирина внезапно вспомнила. Вспомнила, как ушла из палаты. И как увидела женщину с безумным взглядом. Память услужливо выдала лицо. Она! Не слишком старая, не старуха морщинистая… хотя сколько ей могло быть лет? Безумно много. Много, но лишенные рассудка стареют иначе. Как же я сразу не догадалась! — потрясенно подумала Ирина.

— Я хочу, — продолжил Дорхайон, — чтобы хоть ты была счастлива. Раз уж у нас с Орлоемь не получилось. По закону о клонах, ты ее дочь. А значит, и моя тоже. Я обязан о тебе позаботиться. Что сейчас и делаю.

— Спасибо… — пробормотала Ирина.

Что еще она могла сказать? Что — в ответ на такое откровение? Ничего. Только спасибо. Единственное, что было уместно в этой ситуации

Они помолчали. Потом Ирина осторожно спросила:

— Скажите… а тот яд, что был в плевке… его обезвредили?

Дорхайон пожал плечами:

— Да.

— Врете ведь, — неожиданно даже для себя сказала Ирина. — Вид у вас…

— Вру, — легко согласился он, думая о чем-то своем.

— Но… вы же умрете!

— Мы все умрем, рано или поздно.

— Но… надо же что-то делать!

Она вспомнила радостный смех Артема Денисовича. Противоядия нет… подыхать будешь медленно… сам в петлю полезешь…

— Ак-лиданы работают. Может быть, успеют, — равнодушно ответил он.

Потрясающее самообладание! Или это показное, на публику? Кто же скажет…

— Иди. Тебя встречают…

Ирина увидела Алаверноша. Она порывисто встала. Потом села. Потом снова встала и бросилась навстречу.

… Только сейчас, после стольких мук в клинике Лилайона, она вдруг отчетливо поняла, насколько Алавернош ей дорог. Единственный человек, который был ей другом в этом мире. Который полюбил не благодаря своей треклятой генетической памяти, а вопреки ей. Ведь к нему память пришла по женской линии, из другого клана…

Она уткнулась лицом в его руки и расплакалась.

— Не бросай меня больше! Никогда больше не бросай меня!