День похорон я провела как в тумане — густом и вязком, где и дышать-то удается с трудом. И кто знает, стало ли тому виной превышение дозы успокоительного, которым меня напоила с утра Риза; тот факт, что за ночь я поспала всего полтора часа или же общая нервозная и угнетающая обстановка.

Это был тот же главный столичный храм, что и в прошлый раз, те же бесконечные ряды скамеек и даже та же гроза, царившая сегодня не на улице, а лишь в душах присутствующих. И везде, куда ни взгляни, темно-бордовая ткань, как никогда напоминающая кровь. Меня замутило на секунду, но пара глубоких вздохов помогла справиться с дурнотой, а крепкая рука мужа под моей ладонью давала уверенность, если я, не дай боги, упаду в обморок, он сумеет удержать.

Сестры были уже здесь — старшие с мужьями и детьми, младшие — жмущиеся друг к другу. Адели и Мадлен, неразлучные как всегда, держались поблизости от Диатриссы, Лиза и Рейлин о чем-то беседовали с Нейни, а Клара… Я ни капли не удивилась, заметив Седрика, стоящего рядом с сестренкой. Кларамей была не только самой влюбчивой из нас, но и самой чувствительной, так что в данном случае я бы даже поблагодарила лайда Самани, но Ирвин уверенно вел вперед — туда, где на постаменте…

Если бы только была такая возможность, я бы предпочла и вовсе не подходить к гробу. Я хотела запомнить зайни другой — улыбающейся и растроганной, со слезами счастья на глазах и в чудном платье жемчужного цвета. А в теле, облаченном в траурный бордовый цвет, в закрытых глазах и запавших щеках, в сложенных лодочкой руках с неуместно идеальным маникюром так трудно было узнать ту, чья душа уже приближалась ко вторым вратам царства Митьяны.

Я осенила себя божественным кругом и отошла к стоящему чуть позади Ирвину, позволяя отвести себя к первому ряду скамей, где уже рассаживались родные. Не хватало только отца, и я отчего-то была уверена, что его величество придет тоже.

Взгляд скользнул по присутствующим, выделяя среди них тех, кого я действительно хотела здесь видеть, и кто пришел не потому, что того требовали правила приличия. Лайд Сааран и Бертран с супругами, Тиль и Нала, пославшая мне вымученную короткую улыбку, выглядевшая непривычно в платье Кайли, коллеги из моего отдела в департаменте. Никто не спешил приносить соболезнования или лезть со словами сочувствия, но то, что они были сейчас здесь, казалось куда более важным и нужным.

Венейна, стоило присесть рядом с ней, потянула мою руку к себе, переплетая пальцы, стискивая их до боли, но даже не повернула головы. Не знаю, сколь странным казалось со стороны поведение членов нашей семьи, словно накинувших полог спокойствия, не проявляющих почти никаких эмоций, но на это было, по сути, плевать. Сейчас — пусть думают, что хотят. Пусть говорят, что хотят.

Младшие жрецы уже начали окуривать зал, и я вновь запоздало поняла, что сейчас начну чихать, но Ир среагировал почти мгновенно, устанавливая воздушный фильтр. А я ведь даже не успела ничего сказать, да и в день похорон Вернона об аллергии упомянула лишь вскользь, не думая, что он запомнит в такой-то момент. Но стоило открыть рот, чтобы поблагодарить, как появился папа в сопровождении короля, жестом разрешившего никому не вставать, а вслед за ними — Истар под руку с лайди Ниарин. Я впервые за утро испытала сильный всплеск эмоций, да и те оказались отрицательными. Неужели хотя бы сегодня нельзя было обойтись без фаворитки? Это неуважение, в конце концов! К счастью, принц с лайди сели на вторую скамью с другой стороны прохода, и я заставила себя забыть о них, развернуться и смотреть вперед. Туда, где словно дождавшийся отмашки верховный жрец начинал речь.

Конечно же, он вел службу на дастаране, но даже те, кто языка не знал, понимали, о чем речь. Ведь это были те основы, что известны любому ребенку. Говорил о том, что все мы смертны независимо от того, сколько лет нам отмерили боги. И что милостивая Митьяна за руку приводит каждого в этот мир и за руку же уводит из него, когда наступает время, указывая путь к первым вратам. А вторые врата душа должна найти сама, и не удастся ей это до тех пор, пока не будет справлен ритуал прощания. Оттого и нет покоя тем, кто не был предан земле по правилам, оттого и появляются призраки — души, застрявшие в пограничье. Говорил диа о том, что есть и третьи врата — те, через которые пройдут лишь достойные, да и то не сразу. Долог и труден будет путь, но тем, кто пройдет его, разрешит богиня родиться еще раз, прожить еще одну жизнь. Потому и не стоит скорбеть после похорон, а наоборот, нужно хранить об ушедшем лишь светлые воспоминания, чтобы зажигали они огни на его дороге к перерождению. И кто знает, кем станет эта чистая, обновленная и забывшая все душа? Может быть, она возродится на другом конце континента, а может — в твоем ребенке или ребенке его ребенка?

Клара не выдержала — разрыдалась болезненно и некрасиво, и все обернулись к ней, желая успокоить. Но Седрик уже обнимал сестру за плечи, прижимая к себе и что-то быстро нашептывая на ухо. А когда она закивала, соглашаясь с чем-то, прижался губами к виску. И это так напомнило те моменты, когда так же целовал меня Ирвин, — не поступком даже, а теми чувствами, что были в него вложены, что я вмиг почувствовала себя последней дрянью за то, что пыталась лезть в их жизнь. Каким бы лайд ни казался со стороны — он нужен Кларамей. И она нужна ему. И это уже определяло сторону, на которую я должна встать, если понадобится.

Жрец замолчал на секунду, а затем, перейдя на самани, предложил подойти первому из прощающихся. И отец твердой походкой двинулся к гробу, на ходу снимая с пальца кольцо, которое должно было стать последним даром. И лишь немногие, самые близкие видели, каково на самом деле приходится сильному и непоколебимому магу, вынужденному хоронить сестру, которая посвятила жизнь ему и его детям.

Людской поток, казалось, был нескончаем. Подходили по традиции даже те, кто лично зайни не знал, в храм прибыл поддержать кого-то из членов семьи, а таковых было достаточно. Сплетенный из отрезанной пряди волос браслет давно лежал в изножье гроба, и сейчас я снова сидела на скамье с Ирвином по одну руку и Мадлен по другую.

Сестренка что-то быстрыми, уверенными движениями набрасывала писарем в блокноте, с которым почти не расставалась. И хотя взглянуть на предусмотрительно отвернутую в сторону бумагу я не пыталась, предчувствия отчего-то были не самыми хорошими. А когда Мади закончила и осторожно потянула меня за рукав, укладывая на колени вырванный лист, поняла, что опасения были не напрасны.

— Милая, это ведь не просто рисунок, да? — стараясь не привлекать излишнего внимания, я попыталась свернуть бумагу в трубочку, но Ирвин успел раньше, вытягивая ее буквально из рук. И уставился на схематичный черно-белый силуэт женщины, из спины которой торчал совсем не схематичный кинжал.

Сестра покачала головой, покусывая побледневшие губки, и я взяла ее за руку, стараясь успокоить, хотя сама в этот момент ничего подобного вовсе не ощущала. Стихийные пока способности некроманта и эманации смерти, которых в храме Митьяны хоть отбавляй, дали пусть и неожиданный, но вполне логичный результат в виде предсказания. Оставалось только понять…

— Мадлен, ты знаешь, кто это? — вновь опередил Ирвин, наклоняясь через меня и обращаясь напрямую к сестре. Голос его звучал тихо и спокойно, но что-то подсказывало, что ледяные мурашки сейчас резвятся не только по моей коже.

Младшая вновь покачала головой и, раскрыв блокнот, написала несколько слов, позволяя нам прочесть их.

— Ты не видела лица? Только со спины? — на этот раз ответом ему служил кивок. Муж тоже кивнул, словно уже своим мыслям, а затем понизил голос еще сильнее: — Это точно была не Илгерта?

Ладонь, утонувшая в его руке, дрогнула, хоть сама я и смогла остаться относительно непоколебимой. Это ведь правда могла оказаться я! Это не портрет даже — так, набросок, к тому же не цветной. А фигурой изображенная вполне походила на меня, да и не отдала же Мадлен рисунок кому-то другому.

Сестра вновь взялась за писарь. «Не Ила. Но связана с ней. Не могу объяснить». Почерк плясал от попытки писать быстрее, но разобрали мы оба и переглянулись. И если в глазах Ирвина было облегчение от такого ответа, то беспокойство в моих никуда не делось. Связана со мной. Это ведь мог оказаться кто угодно! Почти любая из сестер, приятельниц или коллег.

— Мади, хоть что-то еще запомнилось? Возраст, цвет волос, голос — что угодно?

Светлые бровки нахмурились, а зубы сомкнулись на кончике писаря. Я плохо себе представляла, в каком виде информация приходит к некромантам или провидцам — явно же не показанной от и до картиной происходящего, но должно же было быть хоть что-то, способное сузить круг поисков.

«Светлые. Ты ее видела, но не знаешь, она тебя видела и знает». Пояснения почти ничего не дали, скорее запутали еще больше, но я улыбнулась сестре, благодаря за помощь. И, не отпуская ее руки, придвинулась чуть ближе к Ирвину. Вот только предсказаний для полного счастья нам и не хватало…

В стенах усыпальницы рода Таури я никогда не бывала — зайни была первым членом семьи, ушедшим после моего рождения. Других братьев или сестер у папы не было, а его родители умерли задолго до того, как на свет появилась даже Нейни. И теперь, спускаясь по ступеням, оглядывалась по сторонам, хотя ситуация этого и не предполагала.

Вообще после окончания ритуала прощания и слов жреца, предваряющих закрывшуюся по мановению его руки крышку гроба, что-то изменилось. Я не забыла зайни и по-прежнему ощущала потерю от ее ухода. Но на место боли пришло странное ощущение правильности происходящего. Ненормальное с точки зрения мыслей, но самое верное — со стороны чувств. Это понимание, что ее душе пришло время двигаться дальше, к перерождению, не казалось навязанной свыше божественной волей. Скорее подсказкой к тайне, которую разгадать самим было слишком сложно. И глядя на лица сестер, на лицо отца, несшего гроб вместе с другими мужчинами, я видела, что они испытывают нечто подобное. Перестала до побелевших пальцев стискивать платок Клара, распрямилась спина шагавшей впереди Беренис, перестала напоминать каменную статую Гвендолин.

И, осеняя себя божественным кругом перед каменным постаментом, на котором установили деревянный короб, я впервые за три дня смогла вздохнуть, не чувствуя боли в подреберье. Я буду скучать, тетушка. Мы все будем скучать. Но будем и верить, что в новой жизни вы будете счастливее, чем в этой.

А ночевать мы с супругом остались в столице. Получилось все довольно спонтанно, но в итоге таким решением оказались удовлетворены все.

— Вы сейчас все уйдете, да? — Прижимаясь к поглаживающей ее по волосам Венейне, Адели даже не попыталась скрыть разочарования в голосе. И я ее понимала.

Поминальный обед, на котором присутствовали лишь члены семьи да его величество с сыном и Арин, прошел в воспоминаниях о зайни Силете. И хотя она всегда в памяти большинства из нас была истиной лайдин, забавных историй вполне хватало. А папа даже припомнил кое-что из их детства, о котором никогда раньше не рассказывал.

Но когда время начало близиться к вечеру, все постепенно начали собираться по домам. Теперь в гостиной остались лишь папа, мы с Ирвином, Нейни с мужем и пятеро младших. А если учесть, что Кларе, Лизе и Рейлин завтра все равно пришлось бы возвращаться на учебу, дом оказывался почти опустевшим.

— Может, останетесь на пару дней? — обращаясь к нам с мужем, предложил вдруг отец. Если вспомнить, что отправить нас в арл Ирвина было именно его инициативой, ситуация выходила не совсем понятной. — Присмотришь за девочками, пока я подберу им гувернанток. По-хорошему, давно нужно было это сделать, но Лете так нравилось заниматься этим самой…

Ир пожал плечами и адресовал мне вопросительный взгляд, предлагая решать самой. Но даже без двух умоляющих голубых взоров ответ был вполне очевиден. И остаток дня мы провели как самая обычная семья, в которой не было наследников престола, придворных магов и проблем «как предотвратить заговор против короля».

— Гера, мне кажется, что тебе лучше не ходить на работу, — одеваясь перед зеркалом в принесенную из арла одежду, словно мимолетом произнес Ир.

Я в это время пользовалась возможностью и нежилась в кровати, наблюдая, как широкие плечи мужа скрываются под тканью рубашки, а затем пальцы ловко застегивают каждую из дюжины пуговиц. Стоит ли говорить, что искать в его словах двойное дно при этом было весьма затруднительно?

— Я помню, мы же решили, что эти выходные я проведу с девочками.

— Нет, ты не поняла. — Супруг поймал мой взгляд в отражении, параллельно надевая камзол. — Я вообще не хочу, чтобы ты ходила на работу, пока все не образуется.

— Ты же шутишь, правда? — В горле разом пересохло.

— Предсказание даже неопытного мага — это не шутки. Милая, мы не знаем всей картины, а это опасно. И кто знает, может быть, Мадлен все же ошиблась, и на рисунке изображена ты? Мы не можем так рисковать.

— Ирвин, пожалуйста, ты не можешь так со мной поступить! — Я приподнялась, сбрасывая с себя одеяло. Он же не собирался всерьез запереть меня дома? Тем более теперь, когда я почувствовала, каково это — быть нужной, быть той, чья работа приносит пользу.

— Не могу защищать тебя? — Он повернулся. — Прости, это не обсуждается. Пока не разберемся со всеми проблемами, в департаменте ты не появишься.

— Разберетесь с этими — появятся новые. — Я не узнала свой голос, так безэмоционально он прозвучал.

— Хорошо, как только раскроем заговор и убедимся, что предсказание не касается тебя напрямую, вернешься к работе. А пока считай, что у тебя бессрочный отпуск. Не думаю, что…

— Не думай, — не дослушав, перебила я. Получилось грубо, но и его поступок был груб не менее. — Ты же сейчас все портишь. Неужели сам не понимаешь.

— Понимаю. — Ир подошел к кровати и опустился на край, попытавшись взять мою руку, но я убрала ее. — Гера, я все понимаю. Но пойми и ты — я не могу и не хочу рисковать тобой. И не буду этого делать. Если для этого понадобится закрыть тебя за тремя замками — что ж, так тому и быть.

Ему тоже нелегко давался этот разговор — это было заметно. Но мое желание всегда слышать от него правду на этот раз сыграло против меня. Может, другая и возгордилась бы тем, как ее собираются защищать. Я же чувствовала себя птицей, которую сажают в клетку, объясняя это желанием сберечь от кота. Наверное, потому и прорвались наружу вместе с обидой ядовитые слова, о которых не раз потом пришлось пожалеть:

— В прошлый раз ты был почти рядом. И как помогло это меня защитить?

Ирвин вздрогнул, словно я отвесила ему пощечину. Но справился с собой — и секунды не прошло. Даже умудрился улыбнуться кривовато и натянуто, прежде чем шагнуть в открывшийся портал, сумев не сделать ответного словесного удара.

А я от души толкнула тут же свалившуюся с постели подушку, сожалея в этот момент лишь о том, что не настолько импульсивна, чтобы бросить ее в не закрывшийся еще проход вслед за мужем.

Поначалу я вела себя как самый настоящий капризный ребенок, надувшись на весь мир и не пожелав даже вставать с постели, хотя уже было понятно, что снова не засну. Но находиться в таком состоянии долго оказалось не так-то просто, особенно если ты не получаешь удовольствия от самого факта страданий. Скоро мысли от выдумывания ста одного способа отомстить раскомандовавшемуся супругу свернули в несколько другую плоскость.

Нет, на Ирвина я все еще была не то зла, не то обижена, и тот факт, что он не имел права так поступать, опровержению не поддавался. Точнее, он не должен был так поступать, пусть даже право все-таки имел. Причем самое что ни на есть законное. И заяви муж, что не хочет, чтобы я не только работала, но и вообще занималась артефакторикой, противопоставить особо было и нечего. Да и облечь такой запрет в красивые слова было не так сложно.

Но Ир ведь этого прежде не делал! Его поведение вообще не слишком походило на то, что я всегда себе представляла, когда думала о договорном браке. Взять хотя бы то, что мне так и не влетело за подслушивание и тот эпизод с артефактом в его кабинете. Сомневаюсь, что все мужчины были бы столь же лояльны. И работа в департаменте — сам ведь предложил, за язык никто не тянул, тем более что о подобном я даже не мечтала. И вроде даже гордился моими успехами. И вот — получите. «Я не хочу, чтобы ты ходила на работу, пока все не образуется». Радовало только, что под «всем» подразумевался заговор, а не избавление страны от преступников. Потому как до последнего, несмотря на хорошую работу наших законников, я едва ли сумею дожить.

Я почти неосознанно переползла на ту сторону кровати, где спал муж, словно это могло помочь в размышлениях. В голове никак не хотело окончательно оформляться понимание — почему именно сейчас? Ведь не в предсказании дело, точнее, не только в нем. К нему, конечно, не стоит относиться несерьезно, но если Мадлен сказала, что девушка на рисунке не я, значит, так оно и есть. И это наводило на одну вполне разумную мысль — Ирвин от меня что-то скрывает. Нечто такое, что делает мое нахождение в стенах департамента, но все же неподалеку от него самого, более опасным, чем в одиночестве, в четырех стенах дома — отцовского или нашего, не суть.

Сидеть, вернее, лежать спокойно стало некомфортно, и я поднялась, пройдясь по комнате туда-обратно. Ир не самодур, заставлять других вести себя, как ему хочется, только ради самоутверждения, не стал бы. Только вот что? Что же он узнал?

— Лайдис, вы проснулись? — Голос Азиры прозвучал настолько тихо, что если бы я все же спала, вряд ли его услышала. Однако бодрствовала уже не меньше часа, поспешила открыть камеристке дверь, на время отложив животрепещущую тему. Но пусть супруг не думает, что я так это все и оставлю. Дома, может, и посижу, но подробности ему рассказать все равно придется!

— Светлого утра! — Радость от встречи с Азирой была совершенно искренней.

— Светлого дня, лайдис. Семейная жизнь на вас хорошо сказывается — раннее утро, а вы уже на ногах. — Отношения между нами позволяли ей подобное, так что шпильку я спустила, не задумываясь. Тем более что против правды и спорить было нечего.

К счастью, часть одежды так и осталась здесь, и я выбрала одно из домашних платьев, а потом Азира вызвалась заняться прической как в не такие уж давние, но добрые времена. И все время, пока она возилась с волосами, мы болтали совершенно по-приятельски — ни о чем и обо всем сразу. О том, что замужем оказалось совсем не так плохо, как я опасалась, об арле Ирвина и его обитателях, о том, что моя нынешняя камеристка и сестра Азиры, кажется, влюбилась в присматривающего за псарней юношу. А напоследок, понижая голос и оглядываясь по сторонам, словно кто-то мог послушать, девушка призналась, что в ближайшем будущем станет мамой, с чем я ее от души поздравила, сделав мысленную заметку озаботиться подарком.

Но вообще количество беременных вокруг стало как-то странно множиться. Оставалось только радоваться, что через прикосновение это не передается. Совета папы я, конечно, придерживалась, но все равно была рада, что боги пока не одарили нас с Ирвином ребенком. Если уж он обо мне одной так печется, страшно представить, что будет, когда я окажусь в положении…

— Ила, а что мы будем делать? — Младшие, просыпавшиеся еще раньше, наведались в мои покои, и завтракать мы расположились тут же, решив не спускаться ради этого вниз. И теперь, приступив к десерту, Адели заинтересовалась планами на день.

— А что хотите? — Сестренки переглянулись, а я в очередной раз подивилась тому, насколько они похожи. И ведь сами это наверняка осознают и всячески стараются подчеркивать прическами и нарядами.

— Гулять! — Мадлен с готовностью закивала, подтверждая желание, а я задумчиво поднесла пальцы к губам.

Если быть откровенной, пройтись или хотя бы прокатиться по городу я не отказалась бы и сама, тем более что подобная возможность не выдавалась уже давно. Вот только было ли это разумно? Что ни говори, а поручиться, что никто не предпримет повторной попытки похищения, а то и чего похуже, было нельзя. Да и не для того Ир отлучил от работы, чтобы я поступала подобным образом. Так что, как бы ни хотелось расстраивать сестер, пришлось отрицательно покачать головой.

— Простите, хорошие мои, но с прогулками придется повременить. Однако мы можем перенести обед в сад и устроить там пикник. Как вам идея? — Идея была поддержана одобрительным писком, хотя, как альтернатива прогулке, она была однозначно слаба. Пусть сад был ухоженным и красивым, но тому же королевскому парку, где можно было ходить весь день и не обойти и половины, существенно уступал. Но выбирать особенно не приходилось, пока остановились на этом варианте, решив занять себя чем-нибудь другим.

В учебной комнате воспоминания накатили с новой силой. Конечно, занятия здесь проводили и другие учителя, но место за столом, развернутое к остальным, все равно ассоциировалось именно с лайдин Силетой. Мы замерли на несколько секунд на пороге, и даже вздохи украдкой вышли почти в унисон.

— Ила, а правда, что когда зайни родится, она не будет нас помнить? — Амели всегда умела задавать вопросы так, чтобы поставить в тупик. Вот и сейчас мне пришлось задуматься, прежде чем ответить, — в принципах перерождения разбиралась я не слишком. И, вспомнив детство, устроилась за столом рядом с сестренкой, пока Мадлен занялась установкой мольберта.

— Понимаешь, милая, возможно, когда ее душе придет черед вновь появиться на свет, нас уже не будет. Мы же не знаем, когда это случится, верно? И у нее будет новая жизнь, новое имя, новая семья. Так что мы можем только надеяться, что она будет счастлива.

Адели кивнула серьезно, а потом вдруг выдала:

— Когда у меня родится дочь, я назову ее в честь зайни.

— Хорошая идея, — не могла не одобрить я. — А вдруг будут только сыновья?

— Нет, — светлые кудри лайди-непосредственности отрицательно закачались, — дочь — Силета Даррени.

Я несколько обалдело взглянула на сестру. Вообще имя было распространенное, хотя лично я знала лишь одного Даррена — сына Венейны. Но Адели-то с чего выбрала именно его?

— А почему такое имя отца? — поинтересовалась осторожно.

— Мадлен сказала, — все с той же детской уверенностью отозвалась она, — что, когда я вырасту, выйду замуж за Даррена, и мы будем жить в красивом доме в другой стране.

Я перевела дух — значит, это определенно какой-то другой юноша с таким именем. Наша семья хоть и весьма странная в плане родственных уз, но замуж за собственного племянника — это уже нечто, выходящее за рамки. Не вампиры же мы или драконы, в конце концов…

Мади тем временем разобралась с мольбертом и писарями и теперь усаживала меня так, как подсказывал ее художественный вкус — сегодня мне предстояло выступить моделью для портрета, раз уж выдалась такая возможность. Как и любая аристократка, я в свое время тоже училась этому наряду с танцами, музицированием и рукоделием, но особыми успехами похвастаться не могла. Вот набросать заготовки для украшения, которое впоследствии станет артефактом, — это запросто, а на что-то более серьезное не хватало ни таланта, ни усидчивости. Я не слишком любила тратить время на то, что заведомо не могла довести до идеала.

А после пикника, который все-таки состоялся, несмотря на гуляющие по небу тучи, домой вернулся папа с несколькими претендентками на роль гувернанток для девочек и Нейни в качестве моральной поддержки. Конечно, отец всегда предпочитал не откладывать важных дел на потом, но такой оперативности я все равно не ожидала. Послушно сдав сестренок в заботливые руки старшей и отговорившись почти правдоподобным «все хорошо» на ее вопросы, я отправилась в комнату.

Однако ноги сами привели к двери в покои тетушки. И противиться желанию не посчитала нужным. Я помнила, как несколько лет назад она выбирала шелк и дерево для стен, спорила с мастером насчет мебели и твердой рукой указывала место, где должно стоять ее любимое кресло. И вот теперь все выглядело так, словно она лишь вышла на несколько минут и вот-вот должна была вернуться. Только разумом понимала, что этого не будет никогда.

Я прошла по гостиной, по скрадывающему звук шагов ковру до каминной полки, на которой стояли милые сердцу лайдин мелочи, и провела кончиками пальцев по волосам куколки, преподнесенной ей Ирвином. Наверное, стоило забрать ее себе на память, но не хотелось разлучать с соседками — еще пятью миниатюрными красавицами, оставшимися со свадеб сестер. Статуэтка из оникса вызвала дрожь по плечам, и ее я предпочла не трогать вовсе. А правее стояла небольшая шкатулка с металлическими уголками и вытертым от касаний рук замком.

Я сняла деревянный ларчик с полки и расположила на коленях, усаживаясь на край дивана. Замок щелкнул, открываясь, и крышка откинулась, являя содержимое. Когда-то давно, когда зайни впервые показала мне тот свадебный портрет — ее и лайда Илу, — она достала его именно из этой шкатулки. И сейчас он был первым, на что наткнулся взгляд. Молодая пара, красивая и счастливая, смотрела, казалось, прямо на меня. Знали ли они, что спустя совсем короткое время боги разлучат их? Что он уйдет из жизни, а она так и не решится связать судьбу с другими желающими. А они были, эти другие, я знала точно. И не только дастарцы — тетя была завидной невестой.

Я отложила портрет в сторону и достала пачку перевязанных лентой писем. Адресат указан не был — магические вестники в этом не нуждались, — но догадаться не составляло большого труда. Так что конверты тоже отправились в сторону, потому как совать нос в настолько личное я себе позволить не могла. А ниже лежала еще стопка портретов. Из тех, небольших, буквально в пару ладоней размером, что рисовали художники по поводу и без буквально за несколько часов. На большинстве была сама зайни — сначала юная, затем повзрослевшая. На нескольких папа, как будто застывший в том состоянии, каким привыкла его видеть я, не старше и не моложе. Были портреты со свадеб сестер и наши же детские. Я с умилением заулыбалась, разглядывая Мадлен, саму еще совсем крошку, обнимающую едва научившуюся сидеть Адели. Боюсь представить, какого труда стоило заставить их позировать.

Последняя карточка оказалась на самом дне, лицевой стороной вниз. И размером — точно со шкатулку, так что извлечь ее стоило большого труда. Зато когда извлекла…

Бумажные прямоугольники дождем посыпались с подола платья, но сейчас мне было на это наплевать. Потому что с портрета взирали трое — лайдин Силета примерно моих сегодняшних лет, та самая Элейн, что искали дастарские законники по всем пяти континентам, какой я ее запомнила, только со светлыми волосами, и мужчина, слишком похожий на принца Истара, только, напротив, — брюнет.

В горле пересохло, я зажмурилась посильнее, думая, что вот сейчас открою глаза, и увиденное окажется всего лишь внезапно возникшей галлюцинацией. Но картинка не изменилась, заставляя усомниться уже не в зрении, а в собственном рассудке. Этого же не могло быть, правда? Таких совпадений просто не бывает…

Мысли метались молниями, но ни одну из них не удавалось поймать за хвост и обдумать как следует. Пришлось вновь зажмуриться, до боли надавив на переносицу и глубоко дыша, попытавшись сосредоточиться. И дыхательная практика помогла, пусть и не сразу. Ну вот с чего я вообще решила, что это Элейн? Я же видела ее едва ли полминуты, прежде чем потерять сознание, лежащую на полу, с закрытыми глазами. А незнакомка на портрете просто напомнила мне ее — сходным типажом и вот этой крупной, тщательно прорисованной художником родинкой справа над губой. И цвет волос у них совершенно разный — эта натуральная блондинка с почти бесцветными бровями, а у той были волосы цвета шоколада и брови почти смоляные, если мне не изменяла память. К тому же портрету лет восемьдесят, не меньше, судя по возрасту зайни. И даже если представить, что Элейн — настолько сильный маг, чтобы в сто лет выглядеть на двадцать, сомневаюсь, что она стала бы девочкой на побегушках у заговорщиков.

И мужчина, если внимательно приглядеться, тоже не копия Истара, как мне показалось с перепугу. Похож определенно, особенно если прикрыть верхнюю часть лица — подбородок с характерной ямочкой, форма губ, скулы. А вот нос и глаза совершенно другие. Я непроизвольно сдвинула пальцы ниже, оставляя открытыми лишь серые глаза, словно они могли что-то подсказать. И ахнула, отдергивая ладонь, будто обжегшись, и прижимая ее к губам. Нет, это уже точно галлюцинации! Но эхо уже посылало стук отцу, повинуясь нервному порыву дрожащей руки.

— Папа? — Неуверенный шепот вместо голоса. — Мне очень нужно с тобой поговорить… — И получить подтверждение, что я не сошла с ума. Потому что других вариантов просто не вижу.

К счастью, с выбором гувернанток еще не закончили, и во дворец отец вернуться не успел. Он уделил мне время, передоверив беседу Венейне и перебравшись из гостиной в кабинет. Куда я и вошла на негнущихся ногах, забыв даже постучать, чего не бывало с малых лет.

— Дочь, ты в порядке? — обеспокоенно сдвинул он брови, наблюдая, как я прикрываю дверь — нарочито медленно, чтобы не хлопнуть, — и подхожу к креслу, почти падая в него.

Сразу вспомнилось, что именно так, а не поименно, папа звал нас с сестрами, когда был зол или встревожен чем-то. А если учесть, что злиться повода я не давала, выглядела, наверное, и впрямь неважно. А покачивание головой в ответ вышло лишним этому подтверждением. Затем положила на стол портрет, который весь путь до кабинета сжимала в руках, и подвинула его на противоположный край.

Отец вновь нахмурился на несколько секунд, а потом опустил взгляд. Я не слишком хорошо умела читать по лицам, но промелькнувшее на мгновение удивление не заметить было сложно. Но секунда — и он безмятежно спокоен.

— Не знал, что он все еще существует, — проговорил он наконец. Причем таким тоном, что становилось понятно — знай папа, и на существовании портрета можно было поставить крест.

— Я просто хотела взять что-то на память о тете, а нашла… — Я кивнула на карточку, непонятно зачем решив оправдаться, чтобы он не подумал, что это было результатом специальных поисков.

— Лета обещала, что уничтожила его, — пояснил, глядя на изображение сестры, папа. — Оказывается, у нее тоже были секреты.

Я пришла сюда, чтобы получить ответы, но отчего-то не знала, какие именно вопросы задать. Или боялась, что один из них все разрушит, поставит более-менее устоявшуюся для меня картину мира с ног на голову. И все равно спросила, внутренне сжимаясь от ожидания:

— Кто он?

Наверное, с нашей сумасшедшей семейкой давно нужно было научиться ничему не удивляться. Одиннадцать дочерей с разницей в возрасте между каждой в три года, такие разные внешне, по характерам и способностям, не знающие своих матерей. Услышанное однажды мельком брошенное кем-то: «Селекцией он занимается, что ли?» намертво въелось в память и сейчас всплыло уродливой кляксой в воспоминаниях о том, как я была счастлива расти именно в такой семье. А ведь и правда, чем не селекция? Шинтайка, заривийка, дастарка, орандийка, даже демоница — от кого только не было у лайда Навастира дочерей. Так что необычного, если среди его женщин оказалась не одна королева, а две? И что удивительного, что слухи о существовании сына оказались совсем не слухами?

И все равно я оказалась совсем не готова, когда отец, скупо улыбнувшись уголком рта, уронил:

— Я.

Мир остался стоять. Не перевернулся, не накрылся волной цунами или вулканической лавой. И я даже сумела улыбнуться в ответ, ворочая непослушными губами:

— Но почему?..

Отец взглянул на меня с нечитаемым выражением лица, а затем вдруг полез в тумбу стола, извлекая из нее пару бокалов и бутыль с широким горлышком и янтарной жидкостью внутри. Откупорил, плеснул в один бокал совсем немного, почти на донышке, а в другой побольше и подвинул первый мне. За спиной раздался щелчок закрывающегося замка, и звуки вокруг вдруг исчезли, позволяя догадаться об установке защиты от подслушивания, а я все переводила взгляд с хрустальной посуды на папу.

— Ты пей, пей, — то ли посоветовал, то ли приказал он, и я послушно опрокинула в себя жидкость, прокатившуюся по горлу огненным шаром. Боги, как это вообще пьют?! Отец проследил за тем, как я тщетно пытаюсь отдышаться, и продолжил: — Вообще-то, ты должна была все узнать позже, но раз уж так получилось… Чуть больше тридцати лет назад в Дастаре было не все так ладно, как сейчас. Мирный договор с Орандией только заключили, и обе страны еще пошатывало, но это тебе, думаю, не интересно. Инзор в те годы женился во второй раз, и новая королева пришлась ко двору еще меньше, чем прежняя. Если Таникай была хоть и чужачкой, но аристократкой, то Сальма могла похвастаться разве что сильным активным магическим даром, но никак не десятком поколений титулованных предков. Пожалуй, дар ее и спасал до последнего. — Папа сделал глоток коньяка, смачивая горло, а взгляд его при этом был направлен куда-то мимо меня, словно он с головой погрузился в дни минувшего. — Семнадцать покушений — это те, что знаю лично я. Сколько было всего, архайн его знает. Но покушения мы с Инзором смогли предотвратить, а вот божественную волю…

Я крутила в руках пустой бокал, даже дыша через раз, чтобы не прервать рассказ. Да, результат мне был уже ясен, но куда важнее сейчас казалось другое — почему все случилось именно так, а не иначе.

— Сальма ушла сразу после рождения сына, едва успев дать ему имя. Количество возмущавшихся существенно сократилось — теперь, когда не стало королевы, которая им была, как кость в горле, повод отпал сам собой. Ну, это мы на тот момент так думали. И расслабились. Не сразу, конечно, но расслабились, расставили новые приоритеты, бросили все силы на восстановление пострадавших от войны арлов. А через два года родился второй сын у сестры короля — Кайти. Первому на тот момент было почти семь, смышленый рос парень, весь в отца. — Еще пара глотков, пауза, чтобы обновить напиток, и продолжение: — Когда принцу исполнялось пять, Инзор решил устроить праздник. Грандиозное должно было получиться зрелище — одних групп комедиантов что-то около ста с разных концов мира, театр, в котором собрался весь цвет дастарской аристократии. Должно было. В королевской ложе, кроме его величества, меня, Кайти с Тэймаром и детей, никого не было — охрана у входа, лучшие заклинания, беспокоиться не о чем. А посреди выступления доложили, что какой-то наглец пытается прорваться со срочным сообщением для короля, дескать, вопрос жизни и смерти, и ни с кем другим разговаривать не желает. Мы вышли. Заодно отдали детей нянькам — Истар начал плакать, а Ирвин тогда все повторял за братом. А через две минуты в ложе раздался взрыв.

Мне с трудом удалось подавить едва не сорвавшийся всхлип, впившись ногтями в собственную ладонь. Одно дело знать, что родители Ирвина погибли много лет назад в результате попытки переворота, и совсем другое — осознавать сейчас, что вместе с ними могли прерваться еще четыре жизни. И не было бы сейчас ни папы, ни меня, ни Ирвина. И сидел бы на троне нашей страны совсем другой человек…

— Заговорщиков поймали. Не всех, но и информации от тех, кто оказался в подвалах департамента, было достаточно, чтобы понять — целью были Инзор с сыном, остальные так, сопутствующие жертвы. — Перед моими глазами встало лицо голубоглазого и светловолосого мальчика лет десяти, коим представлялся старший брат мужа. И которому так и не суждено никогда стать старше, потому что кто-то посчитал его сопутствующей жертвой. — И тогда нам пришла в голову идея, как обезопасить наследника хотя бы частично. Я не считаю нужным обелять себя, ведь в итоге это и было тем, что пару раз спасало его жизнь, но… Принц тогда отличался слабым здоровьем, выглядел младше настоящего возраста, а вот сын Кайти — наоборот. Уволить всех, кто близко контактировал с детьми, и набрать новых нянек из тех, кто умеет держать язык за зубами, не представляло проблем.

— Боги… — Я наконец поняла, к какой мысли подводил отец. И просто застыла от дикости и безнравственности того, что они сотворили. Вот так просто решить, что ради жизни одного ребенка можно подставить под удар другого — это было настолько не укладывающимся в голове, что я замотала ею, как оглушенная.

— Так что нет, Гера, — в упор следя за сменой выражения моего лица, которое я и сама сейчас не могла представить, произнес отец, — у меня не было романа с супругой короля, как ты себе вообразила. Только с его сестрой.

И это стало каплей, переполнившей чашу моих эмоций. И я расплакалась от потрясения, разочарования и обиды. Это же мой любимый папа, человек, которым я гордилась и считала лучшим примером. Как? Как он мог так поступить с собственным сыном? Как он мог поступить так со всеми нами…

С противным звуком проехал по столу бокал, заново наполненный коньяком, но я не собиралась прикасаться к нему. Разве что затем, чтобы бросить в стену изо всех сил, хоть так проявив то, что творится сейчас в душе. Но даже представить это оказалось достаточно, чтобы справиться со слезами. Голова, казалось, готова была разорваться от мыслей, но главенствующей была одна.

— Они знали? — То, что знают сейчас, не поддавалось опровержению. Всплыли мелочи, на которые раньше и внимания-то не обращала, вроде того, как принц назвал меня сестренкой и как не понравилось это отцу и Ирвину. Боялись, что глупенькая Гера узнает обо всем слишком рано? Да нет, для того, чтобы догадаться, я слишком сильно доверяла им обоим, слишком непогрешимыми считала.

— Поначалу — нет. Узнали, когда повзрослели и смогли понять, что нас заставило поступить именно так, а не иначе.

Поняли? Как подобное вообще можно понять? Как объяснить одному, что он вовсе не принц, а второй наследник, да еще и незаконнорожденный, и что родной отец был готов пожертвовать им при необходимости в угоду интересам страны и престола? Как рассказать другому, что якобы данная из милости королевская фамилия — его по праву, а отец не погиб тридцать лет назад, а вот он — восседает на троне. Как оправдать то, что все в их жизни, начиная с детства, даже имена, было напрочь лживым?

— А остальные? Как вы собирались объяснять это остальным? — Куда уж мне, если такую рокировку придется растолковать всей стране, да и не одной.

— Когда у вас с Ирвином появится наследник, Истар подпишет отречение от престола.

— Истар об этом знает? — Эмоции все же прорвались ядовитым тоном, которым я никогда прежде не позволяла себе разговаривать с отцом.

— Мальчик осознает, что это не его место, — не поддался он.

Мальчик? Это твой сын, папа, а ты лишил его законного места уже однажды и собираешься лишить еще раз. Неужели за то, что вы с ним сделали, Истар не заслужил твоей фамилии? Я закрыла глаза.

Как бы мне хотелось повернуть время вспять и никогда не находить этого портрета. Никогда не входить в этот кабинет, чтобы услышать историю, разрушившую мой собственный внутренний мир. Жить счастливой, безмятежной жизнью, родить мужу детей и, быть может, остаться с ним навсегда. Но теперь этого не будет. Ирвин ведь тоже знал, все знал, но не обмолвился и словом, даже намеком. Смирился с навязанной женой, удовлетворившись ее хорошей родословной и непоколебимой верой в то, что папино решение — самое верное. Как, должно быть, смешно ему было, когда я говорила, что не жажду быть королевой.

Не хочу всего этого. Больше не хочу. Пусть разбираются со своими заговорами, отречениями, детьми и прочим. А я вернусь к первоначальному плану и буду терпеливо ждать истечения пятилетнего кабального срока и свободы. К хисам эту корону, чьей бы она ни была по праву, и его лживое высочество Ирвина туда же!

Мне хватило самообладания подняться со стула и ровным тоном спросить у отца разрешения удалиться. И даже получить его вместе с пристальным взглядом, с которым так и не решилась встретиться. Но, уже дойдя до двери и даже открыв замок, вспомнила, что шла не только за тем, что уже узнала.

— Девушка на портрете, кто она?

— Моя сводная сестра. Дочь отца от служанки, но мать настояла на том, чтобы он признал Тарессу, и воспитывалась она вместе со мной и Летой. Тари, как и ты, была талантливым артефактором. Погибла много лет назад от неудачного эксперимента.

Я кивнула, не испытывая ровным счетом никаких эмоций от такого признания. Перегорела, наверное, но кроме мысли, что могла бы и сама предположить нечто подобное, других в голове не возникло. Разве что мимолетная и едкая, за которую я, возможно, возненавижу себя после — лишнее подтверждение, что кровь — не водица. И папе явно было с кого брать пример в «правильном» создании семьи.

— У нее были дети?

Кажется, впервые мне удалось его удивить, хотя цели такой и не ставила.

— Да, дочь. — Вопрос прозвучал и в его голосе, но я сочла возможным это проигнорировать.

Лишь вновь кивнула, словно сама себе. Да, Элейн вполне могла оказаться внучкой или даже правнучкой этой Тарессы. После всего, что только сейчас узнала, поверишь и не в такие совпадения.

— Попробуйте показать портрет Киру или тем менталам, что считывали его память. Та порталистка Элейн очень на нее похожа. Даже… — Я пальцем указала на собственную губу, где у неизвестной доселе тетушки была родинка. И не дожидаясь ответной реакции, вышла из кабинета.

Илгерта давно ушла, а Навастир так и сидел за столом, грея в руках бокал с коньяком и поглядывая на оставшийся лежать на столе портрет. На самом деле произошедшее не нарушило сколь-нибудь серьезно его планов. Да, разговор планировался значительно позже и в более расширенном составе, но и в том, как все вышло, были свои плюсы. И у дочери будет время обдумать свое положение и смириться с ним.

Нет, формально ее договор предусматривал возможность расторжения брака по истечении пятилетнего срока, как давалась такая возможность и любой из его девочек. Вот только воспользовалась этим правом одна лишь Венейна, видимо, не все детали и нюансы удалось на тот момент учесть, а может, сыграла свою роль и дурная мамашина кровь.

Таресса, Таресса, и что тебе не вести себя достойно той фамилии, что посчастливилось носить? Никто бы никогда и не узнал, что на самом деле ты дочь служанки, а не лайдис Таури. Как не вспомнили бы и того, сколько сил и денег пришлось потратить, сколько связей задействовать отцу, вытаскивая тебя из постоянных неприятностей и обеляя репутацию негодяйки, на которой клейма ставить было негде. Сильный маг с незаурядным даром, перед которым были готовы открыться любые двери, ты выбрала слишком кривой путь к своим целям… Хорошо еще, что твой муж давно переселился в царство Митьяны и не объявится ненароком, чтобы испортить Венейне жизнь. Дочь придворного мага, королевский распорядитель и супруга главы начальника дворцовой стражи, мать уже собственных детей… Родители-преступники или даже память о них последнее, что ей нужно.

А он ведь даже скорбел, независимо от ее поведения, считая испорченную девчонку сестрой. Скорбел, отдавая последний дар пустому гробу, потому что от тела ничего не осталось, и радуясь лишь тому, что Силета настояла, чтобы ребенок жил у них, пока Тари не прекратит свои незаконные эксперименты.

И чем же эта дрянь решила отплатить?

Это Гера, со слишком малыми обрывками информации и присущей возрасту наивностью могла предположить, что Элейн — потомок Тарессы. Навастир же довольно быстро пришел совершенно к другим выводам. Тела не было, потому что его и не могло быть — талантливому артефактору едва ли пришлось сильно напрягаться, чтобы уничтожить взрывом дом и инсценировать собственную гибель. И сбежать от законников, которые буквально дышали в затылок. А потом вернуться через несколько десятилетий. Зачем? Чтобы разрушить то, что даже строить не помогала?

Несколько минут, отведенные самому себе на воспоминания и размышления, истекли, и Навастир решительно хлопнул по столу ладонью. Нет уж, не для того потрачено столько усилий, чтобы теперь позволить неблагодарной и беспринципной хаашке все испортить. Рука потянула из-за ворота эхо, посылая вызов зятю.

— Есть информация по порталистке, — едва дождавшись ответа и не теряя времени на расшаркивания, произнес он.

— Сейчас буду, — в том же тоне отозвался Ирвин, не задавая лишних вопросов. — Вы в кабинете?

— Домашнем. И захвати Теренса, или кто там у тебя сканированием занимался по этому делу. И… — Он на секунду нахмурился невидимо для собеседника. — Ладно, при встрече расскажу.

Если на том конце эхо и удивились, то это никак не проявилось. А затем связь и вовсе прервалась после короткого «понял». Придворный маг и лучший друг короля откинулся на спинку кресла в ожидании гостей.