Дверь я прикрыла с такой тщательностью, что самый педантичный поборник тишины не нашел бы, к чему придраться. Да, настоящие лайди не хлопают дверью. А еще они не шепчут себе под нос слова из лексикона пьяниц и бродяг и уж точно не ударяют изо всех сил кулаком по стене, едва миновав прилегающий к кабинету отца коридор.

Руку тут же прострелило болью, а на звук удара, пусть и довольно глухой, поспешила выглянуть протирающая подоконники Лисси.

— Лайдис, что-то случилось? — озираясь по сторонам в поисках источника шума, опасливо спросила она.

— Нет-нет, все в порядке, — растянув губы в улыбке и поспешно спрятав ладонь, которая начала слегка кровоточить, за спину, отозвалась я. Хозяйка всего-то зла, как стая химер, с кем не бывает? — Споткнулась немного. Венейна еще здесь?

— Лайдис отбыла полчаса назад.

— Хорошо, — задумчиво констатировала я, хотя хорошего, разумеется, ничего не видела. Мне нужно было уйти отсюда. Из дома, который в мгновение ока из родного превратился в клеть со сжимающимися прутьями. Как можно скорее и желательно дальше. И решение пришло само. — Прикажи Артешу нанять хаб.

Можно было приказать подготовить и собственный экипаж отца, но управлял им наш же кучер, а значит, любые мои передвижения оказывались под контролем. Нет уж, хватит на сегодня напоминания о том, кто именно здесь вершитель чужих судеб.

Лисси кивнула, удивившись, но не рискнув уточнять, и с тряпкой в руках умчалась выполнять распоряжение, а я направилась в свои покои. Прежде чем устраивать демарш, нужно провести кое-какие подготовительные работы.

Когда я буквально через пятнадцать минут спустилась, облаченная в невесть как оказавшиеся в гардеробе брюки и тунику, как никогда похожая на разбитную бродячую магичку, а никак не приличную лайди, Артеш меланхолично отирался у дверей.

— Хаб прибыл?

— Лайдис, я прошу прощения, но лайд Ирвин не рекомендовал вам покидать дом.

Я отвлеклась от попытки уложить кошелек в сумку так, чтобы ее бока не топорщились уродливо, и подняла на него взгляд. Наш управляющий всегда отличался определенной долей своеволия и наличием собственного мнения, но практически всегда это оказывалось на пользу. А вот сейчас лишь повысило градус раздражения. И тоном, которым я высказалась, вполне можно было замораживать воду.

— Я приняла данные рекомендации к сведению. А теперь, будь добр, найми экипаж. — И я расположилась на ближайшей банкетке, демонстративно скрестив руки на груди. А уже через пять минут устраивалась в уютном нутре миниатюрного хаба, управляемого совсем молодым магом-землянником. Не сомневаясь, впрочем, что до Ирвина информацию о моем непослушании донесут в ближайшее же время.

Дом моих лучших друзей, в отличие от отчего, располагался далеко не в центре столицы, хоть и вполне приличном районе. Но ехать в любом случае предполагалось не менее получаса, да еще и наедине с собственными мыслями.

Раненая рука прошлась по обивке, мимолетно приласкав живущего в древесине хаба земляного элементаля, отозвавшегося волной пусть и не физического тепла, но чего-то очень похожего. Да, хороший мой, мы с тобой тоже похожи, верно. Оба, заключенные в рамки чужих желаний и велений. Только ты — в силу призвавшей магии, а я в силу собственной слабохарактерности, наверное.

Я даже не могла припомнить, когда последний раз принимала какое-то серьезное решение, если это не касалось артефакторики. Десять лет назад отец выбрал лучшую школу, и я послушно отправилась учиться туда. Пять лет назад предложил продолжить обучение в столичной академии, и я даже не подумала спорить. Хотя Дениза всегда с восторгом говорила об академии в Столе, и Лиза с Кларой впоследствии отправились именно туда. А полтора месяца назад добровольно протянула руки, позволяя надеть на них брачные оковы. Овечка, послушно бредущая под понукающим голосом пастуха, да и только.

От жалости к себе засвербело в носу, но вместо того, чтобы дать волю слезам, я поводила пальцами по разбитым костяшкам, переключая чувства на боль. Вот так-то лучше. Меняться, может, и поздно, но уж побарахтаться напоследок мне никто не может запретить. Даже венценосный, как оказалось, супруг, что бы он там себе ни думал.

Хаб скрипнул колесами и остановился перед аккуратным двухэтажным домом с утопающим в розах палисадником. Я замешкалась, не успев мгновенно вынырнуть из мыслей, а в следующую секунду дверь уже открылась, и кучер подал руку, помогая спуститься. Руку я приняла с благодарностью, а оказавшись на земле, протянула мужчине сальд, сразу же пресекая попытку дать сдачу.

— Спасибо. Вам и… — Пальцы вновь махнули по борту хаба. — Как его зовут?

Предположение оказалось верным — как и многие стихийники, этот относился к вызванному им элементалю скорее как к другу или питомцу на крайний случай, но никак не слуге. И улыбка на его лице была лишним тому подтверждением.

— Эньо, лайди.

— Спасибо, Эньо, — повторила я, вновь почувствовав ту волну странного, приятного ощущения. И направилась к ступеням под звук тихо хлопнувшей дверцы.

Из слуг в доме Тилистера и Налиады была лишь повариха Марта да ее дочь, занимающаяся уборкой и прочими мелкими поручениями. Так что самостоятельно открывшему дверь Тилю, совершенно домашнему и слегка растрепанному, я не удивилась. А вот он — еще как.

— Гера? — Друг смотрел так, словно перед ним было привидение.

— Гера, Гера, — согласилась я. — В дом пустишь, или женам второго наследника престола (первого вообще-то, но кому это интересно?) здесь больше не рады?

— Боги, входи, конечно! — Он посторонился, пропуская меня внутрь, а потом обнял так крепко, что на секунду стало нечем дышать. — Почему не предупредила, что собираешься к нам? Я бы встретил. Ты что, одна по городу катаешься?

— Почему одна? В прекрасной компании с грустью, апатией и разочарованием, — мрачно пошутила я.

— Я заметил. И бледная, как моль. Куда твой муж смотрит только. — Я бы непременно сказала, куда Ирвин смотрит, если бы знала сама. — Но наряд тебе к лицу, так по дворцу и ходи.

— А падающих в благородные обмороки придворных дам кто по коридорам собирать будет? Что для магического мира норма, то для них — срам и распущенность. Не для всех, конечно, так как среди аристократок подавляющее большинство обладали магическими способностями, но все же.

— И не говори, отсталые люди, — вздохнул Тиль, а потом спохватился: — Проходи, что мы на входе встали. Ты по делу или просто?

— Соскучилась и решила заглянуть. — Я даже не помнила, здоровалась ли вчера с друзьями, повод как-то не располагал к общению. — Да и с наследником вашим пора познакомиться.

На последних словах Тиль сам разулыбался, как ребенок.

— Сейчас посмотрю, не спит ли он. Заодно Налу обрадую, что ты пришла. Располагайся пока. — И легонько подтолкнув меня в сторону гостиной, счастливый отец семейства устремился к лестнице на второй этаж.

А я, заходя в знакомую комнату в теплой бежевой гамме, вдруг подумала, как же друзьям повезло. Да, у них не было титулов или несметных богатств. Зато у Налы был Тиль, у него — Нала, а теперь еще у них обоих появился Свен. Был собственный, небольшой, но уютный дом и хорошая работа. А еще родители, которые просто радовались счастью своих детей, а не пытались их продать как можно более выгодно для страны и короны.

— Ну, здравствуй, пропажа! — Щелчок пальцами над ухом — любимое подругино развлечение, когда я слишком погружалась в мысли, как всегда сработало на ура.

— Нала-а-а… — протянула я, поднимаясь с кресла и обнимая ее.

— Неужели ты еще помнишь, как меня зовут? — Полнота после родов еще не сошла, но выглядела Налиада, как по мне, только лучше. Женственнее, так точно.

— Не ерничай, создание, — праведно возмутилась я. Постоянные препирательства давно стали основой нашей дружбы, и сейчас я словно вернулась в академию, в комнату, ставшую домом на целых пять лет.

— Да уж куда нам. — Подруга отодвинулась от меня на расстояние вытянутых рук, обозрела непривычный наряд, собранные в простую косу волосы, особенно тщательно выражение лица и констатировала, словно подслушав слова мужа: — Бледная, замученная и грустная. Рассказывай, что у тебя произошло.

— Все хорошо, — попыталась привычно отговориться я, но Нала — не Нейни, с ней такие разговоры не пройдут. Никогда не проходили.

— Когда мне было так же хорошо, я рыдала у тебя на плече по паре часов кряду. Но у тебя есть пять минут на то, чтобы придумать, с чего начать. — И, пощекотав кончиком моей косы мой же нос, подруга направилась к двери, игриво зацепив бедром остановившегося в проходе Тилистера.

— Тиль, отец вчера приносил наливку по своему рецепту, где она? — раздался голос уже из коридора.

— Ты кормишь моего сына, — отозвался он. — Ни о какой наливке не может быть и речи.

— Я о подруге беспокоюсь, чурбан ты бесчувственный! Гере нужно расслабиться.

— Гере не нужен алкоголь! — тоже повысив голос, чтобы эта упрямица услышала, предупредила я, но Нала была непреклонна:

— Гера просто не знает, что ей нужно. Поэтому она сейчас просто немного помолчит и послушает свою мудрую подругу.

Я встретилась глазами с Тилем, шутливо-обреченно разведшим руками, и почувствовала, как на губы против желания наползает улыбка. Кажется, решение приехать сюда было единственно верным из тех, что я приняла сегодня.

Дегустировать наливку все же пришлось. Совсем немного и после настоятельного вопроса Налы, не хочу ли я обидеть ее папу. Как будто господину Ромалу было до этого дело, даже если дочь и поделилась бы с ним информацией о моем отказе. Остальное содержимое бутылки досталось Тилю, принявшемуся подтрунивать над супругой и предлагавшему ей насладиться хотя бы терпким вишневым ароматом, раз вкус нынче недоступен.

Глядя на привычно пикирующих друзей, я окончательно расслабилась в мягком кресле, даже отбросив ненадолго дурные мысли. Да, кому-то, быть может, нужна была пылающая страсть, но эти двое были счастливы в своей ровно тлеющей нежности. А во фразах вроде недавнего «чурбана бесчувственного» было куда больше любви, чем в иных высокопарных признаниях.

От шуток мы как-то плавно перешли к воспоминаниям из студенческой жизни, казавшейся уже совсем далекой, обсуждению коллег по цеху и преподавателей, а там и артефакта, определяющего яды, зачем-то срочно понадобившегося брату Налы. На мое резонное замечание, что вообще-то она и сама может это сделать, подруга забавно сморщила нос и нарочито наставительным тоном пообещала вернуться к вопросу наличия свободного времени для артефакторики после того, как у меня появятся дети. Правда, сразу же припомнила, что няню никто не отменял.

А после, в самый разгар вечера, как хороший охотник, дождавшись, пока добыча потеряет бдительность, Налиада вдруг пристально уставилась на меня угольками глаз и почти велела:

— А вот теперь рассказывай, что у тебя там за «все хорошо».

— Нала… — Не знаю, чего я хотела добиться таким умоляющим тоном — то ли чтобы она отстала, то ли, наоборот, спросила настойчивее.

— Да-да, кажется, именно так меня мама с папой назвали. Может, ты Тиля стесняешься? Так только скажи, мы его мигом выгоним.

Расположившийся на диване Тилистер закатил глаза и покачал головой в ответ на такое предложение, а я лишь усмехнулась. Когда он только добился наконец внимания черноокой девы, то старался проводить с ней все свободное время. И едва не ночевал под дверью нашей комнаты. Точнее, ночевал бы, если б не комендант. Так что не смущаться его присутствия при обсуждении самых разнообразных тем, кроме исключительно женских, я разучилась уже давно. А вот советы он давал на редкость толковые, и серьезные проблемы я старалась обсуждать именно с ним. Вопрос был в другом — что именно из гложущего душу я имела право рассказать? Дураку ясно, такие вещи, как истинное положение наследников в стране, открывать никому нельзя. В первую очередь затем, чтобы не подвергать их такой информацией опасности.

— Вот скажи, — ловя за хвост пытающуюся ускользнуть мысль, начала я, — если бы Тиль тебя обманул…

— Тиль меня обманул? — тут же повернулась к супругу Нала. Побуравила его взглядом и развернулась обратно. — Я чего-то не знаю?

— Маленькая эгоистка, — раздалось справа, заставив меня проглотить неуместный смешок.

— Хорошо, представь, что тебя обманул муж — не Тиль, а просто…

— Подожди, у нее есть какой-то другой муж, о котором я не знаю? — вмешался уже Тилистер. Издеваясь явно же, но на диво с серьезным выражением лица.

Я наклонилась вперед, утыкаясь лицом в ладони и не понимая, плакать или смеяться.

— Боги, вы просто невозможны.

— За это ты нас и любишь, — едва ли не в унисон отозвались супруги.

— Тоже верно. Итак, попытка номер три. Предположим, что какой-то гипотетический муж обманул свою такую же гипотетическую жену.

— Изменил? — деловито предположила Нала.

— Что? Нет! Нет, конечно. — Я даже головой помотала, настолько дикой казалась мысль о возможной измене Ирвина. Не знаю, доверие это или наивность, но такое я и предположить не могла. — Просто скрыл от нее очень важную информацию о себе.

— Что-то противозаконное или аморальное?

— Да нет же!

— А это «что-то» повлияло бы на их отношения? — не выдержал уже и Тиль, подключаясь к угадыванию. — Ну, она бы отказалась выходить за него замуж и разорвала отношения, если бы узнала обо всем раньше?

— Тоже нет, — вынуждена была признать я.

— Тогда в чем проблема? — переглянувшись с мужем, поинтересовалась Налиада.

— Но он же солгал! Разве в отношениях честность — не главное? И как я… то есть как эта гипотетическая жена сможет ему дальше верить?

— Милая, я тебе сейчас скажу одну вещь. Любимый, закрой уши — лгут все. Абсолютно все, как бы тебе ни хотелось верить в обратное. Кто-то для собственной выгоды, кто-то во благо, кто-то просто потому, что может, или, наоборот, потому, что не может по-другому. И в отношениях, как по мне, главное — вовсе не верить, а доверять. Вот я Тилю доверяю. И уверена, что даже если он соврет мне, у него будут на это причины. — Подруга по-кошачьи потерлась щекой о плечо мужа и замолчала, словно предлагая мне обдумать ее слова.

Я не могла сказать, что согласна с ней, поскольку это, вот ирония, было бы ложью. Но что-то в этом определенно было. В этой дихотомии верить — доверять, как в двух сторонах одной монеты. И хотя обида на Ирвина никуда не делась, как и уверенность в том, что он все же должен был все мне рассказать, было и кое-что другое. Понимание, что ничего эта правда не изменила бы в моих чувствах и отношении к нему, как не изменила и сейчас.

От браслета на руке Налы раздалось сначала сонное хныканье, а потом уже и полноценный детский плач, и молодая мама подскочила с дивана.

— Свен проснулся, я сейчас, — словно это не было понятно, быстро проговорила она, направляясь к дверям. Вот тебе и отсутствие свободного времени. На подслушивающие чары, приспособленные для присмотра за ребенком, оно, однако, нашлось.

— Я, конечно, не самый сильный маг, — почему-то понизив голос, начал Тилистер, — да и вообще не самый сильный… Но уж на какую-нибудь месть твоему гипотетическому меня точно хватит.

— Прекрати. — Я рассмеялась. — Ты же знаешь, что я никогда на подобное не соглашусь!

— Знаю. Потому и предлагаю, — подмигнул друг. Ну, вот и как их после этого не любить?

А наследник Роусов оказался совершенно потрясающим. И когда вернувшаяся Нала предложила подержать его, я не колебалась ни секунды. Миниатюрный сверток удобно устроился на руках «тети Геры» (за такое название подруга заработала мрачный взгляд), беззубо улыбаясь и пуская пузыри. Глаза были еще слегка мутными, и цвет определить я затруднялась, а вот ушами мальчик явно пошел в папу, о чем не преминула сообщить. Тиль вновь засветился как от самого лучшего комплимента, а вот Налиада начала горячо убеждать, что форма носа, который у Свена был похож на пуговку, точно ее. Спорить я, понятное дело, не стала.

В присутствии ребенка все серьезные темы оказались забыты, а разговоры перешли на радости материнства и отцовства соответственно, которыми с удовольствием делились друзья. А я как-то невольно подумала, что это было бы, безусловно, совсем не ко времени и некстати, но… Пришлось даже головой мотнуть, отгоняя эту мысль. Какие дети, когда все так зыбко и непонятно.

На улице уже начало темнеть, когда я все-таки засобиралась, решив дольше не напрягать хозяев своим присутствием. В конце концов, Свена пора было купать и укладывать спать, да и мало ли какие дела у них в законный выходной. Попытка отправиться самостоятельно искать хаб оказалась пресечена на корню укоризненным Тилевым замечанием:

— Ну и куда ты собралась одна, на ночь глядя? Сиди спокойно, я сейчас соберусь и провожу тебя домой.

Возражения, судя по тону, мало того что не принимались, так еще и не предусматривались вовсе, так что озвучивать их не стала. Сразу вспомнилось и показалось странным, что за весь день супруг так и не вспомнил про меня. Даже не попытался связаться по эхо, если уж был совсем занят. Доверие и взаимопонимание во всей красе, да-да.

— Заходи почаще, — попросила Нала, провожая нас до порога и обнимая меня одной свободной рукой. — Необязательно дожидаться, пока будет «все хорошо», ладно?

— Я постараюсь, — смущенно улыбнулась я, поочередно целуя ее и Свена, а затем выходя на порог через предусмотрительно открытую другом дверь. Да так и замерла на первой ступени, едва успев сделать несколько шагов.

Фонари уже горели, улица перед домом оказалась освещена почти как днем. И не узнать замершую у невысокого забора фигуру никак не представлялось возможным.

— Кажется, мои услуги провожающего не так уж и нужны, — констатировал Тиль, верно расценив представшую нашим глазам картину.

Я молча кивнула, непроизвольно крепче сжимая ремешок сумки и начиная спускаться, чтобы поприветствовать мужа. Конечно, совершенно неслучайно оказавшегося в этом районе в этот час.

Но в следующий же момент полетела лицом вперед, неловко оступившись. Точнее, непременно полетела бы, не схвати меня Тиль за плечо. А через секунду талию обвила воздушная плеть, окончательно возвращая потерянное равновесие. Да, с реакцией у стихийников точно все хорошо.

— Ну, вот как тебя вообще одну отпускать можно? — укоризненно, но с изрядной долей беспокойства произнес друг. А муж уже стоял напротив, в два счета преодолев расстояние до порога.

— Ты в порядке?

— Цела, — подтвердила сразу обоим, прижимая руку к бьющемуся в сумасшедшем ритме сердцу. Да уж, подобной эмоциональной встряски я точно не желала.

— Светлого вечера, лайд Ирвин, — воспитанно поздоровался Тиль. — Вы уж присмотрите за ней, сами видите, что творится.

— Просто Ирвин, — попросил муж, отвечая на рукопожатие, пока я размышляла, как бы незаметно ущипнуть друга в качестве мести за явно издевательский, хоть и заботливый тон. — Непременно присмотрю.

— Ну, тогда, с вашего позволения, я удаляюсь. Надеюсь, в следующий раз вы присоединитесь к супруге. — Он и голову склонил с поистине аристократическим изяществом. А потом спустился ниже, прощаясь: — Если передумаешь, мое предложение в силе.

Нет, он определенно напрашивается! Сказал так, что у Ирвина, стоящего рядом, просто не было шанса не услышать, к тому же обнял при этом, что мужу явно могло не понравиться. Мне еще в храме казалось, что Тилю он как-то не особенно рад, зачем усугублять. Прищурившись, я мысленно пообещала другу непременно отомстить за его шуточки, но тот лишь улыбнулся ослепительно и, едва ли не насвистывая, скрылся за дверью.

— Что за предложение? — тут же поинтересовался Ирвин, едва я успела развернуться к нему.

— Сделать какую-нибудь гадость тому, кто меня расстроил, — и не подумала скрывать я.

Но ожидаемой реакции не дождалась, стрела ушла в молоко. Ирвин улыбнулся краешками губ, глядя на меня.

— Хорошие у тебя друзья.

— Лучшие, — согласилась я.

Он стоял на ступень ниже, в росте мы практически сравнялись, и для того, чтобы заглянуть в глаза, не пришлось даже поднимать головы. Очевидно, сюда Ир пришел прямо со службы, потому как на нем был форменный камзол. А светлые волосы, успевшие слегка отрасти со дня свадьбы, были растрепаны, вроде кто-то то и дело запускал в них руку. Картинка, как я немного наклоняюсь вперед, утыкаясь лбом в его лоб и обнимая за шею, так легко и правильно сложилась в голове, что я почти почувствовала тепло чужой кожи под ладонями. И понадобилось существенное усилие над собой, чтобы не воплотить это наяву. Ну уж нет, никаких объятий, пока мы не поговорим! Даже если он стоит, сам не делая и попытки прикоснуться, кроме исчезнувшей уже стихийной плети, и выглядит таким усталым и родным… И даже если очень-очень хочется.

— Давно ждешь?

— Не очень. — И не дожидаясь уточнения, добавил: — Пару часов.

— Пару часов? Почему не зашел, если знал, что я здесь?!

— Подумал, что компания друзей тебе сейчас куда приятнее, чем моя.

Желание объятий схлынуло, а вот желание немного стукнуть супруга по глупой голове, напротив, появилось. Объяснение просто на грани бреда, не меньше. И пусть я предполагала, что и это время он умудрился потратить с пользой, например, раздавая указания по эхо, но… два часа?

— Знаешь, то, что ты сегодня озвучиваешь после «я подумал», как-то совершенно мне не нравится. — Если честно, особенно утреннее продолжение, но до этого, надеюсь, он дойдет и сам.

— Мне не думать?

— Не озвучивать. Хотя бы до того момента, пока не подумаешь трижды.

Разговор получался странным. Больше похожим как раз на наши пикировки с друзьями или те дни, когда мы с Ирвином только нашли общий язык. Но пока это устраивало нас обоих, какая разница. Узнать бы только, что по этому поводу думает он.

— Иногда мне кажется, что если бы ты закатывала скандалы, было бы проще, — словно подслушав, признался муж. Не в качестве претензии, скорее мысли вслух. — Когда ты так спокойна, я совершенно не могу понять, что ты чувствуешь на самом деле.

— Скандал? На улице? Лайд, за кого вы меня принимаете?

— Мы можем переместиться домой. — Портал приглашающе замерцал в нескольких шагах справа.

— Или просто погулять по городу. Если мой супруг не собирается вскоре испариться по срочным и чрезвычайно тайным делам.

— Сегодня — я весь ваш, — подыграл Ир, помогая мне спуститься и предлагая руку. — Моя лайди?

Отказываться я, понятное дело, и не подумала. Портал схлопнулся как будто бы сам собой.

Пожалуй, мы довольно забавно смотрелись — Ир в форме департамента правопорядка, и я, скорее похожая на задержанную его учреждением, нежели жену, шагающие под руку. Но разумных на улицах было слишком мало, чтобы на это стоило обращать внимание, а тем паче тратить время и силы на маскировку внешнего вида иллюзией.

Я вообще чувствовала себя как-то странно — легкой и свободной. Как будто решение впервые поступать так, как хочется, без оглядки на чужое мнение, открыло новое дыхание. Я не смирилась с ситуацией, скорее примирилась с ней, логично рассудив, что изменить все равно ничего не в силах — время вспять повернуть не в состоянии даже самые сильные маги. И на Ирвина, пожалуй, больше не обижалась, не видя в том ровным счетом никакого смысла. Но озвучивать свои мысли ему не собиралась. По крайней мере, до того момента, пока не услышу более-менее полной версии того, что он от меня скрывал.

Вопросов было много, но подобрать тот единственно верный, который потянет за собой цепочку остальных, все никак не удавалось. И я уже готова была сказать хоть что-то, лишь бы нарушить тишину последних минут, когда Ир начал вдруг сам:

— Знаешь, я все представлял, как это будет. Надеялся, правда, что наши самопровозглашенные боги заберут клятву прежде, чем все дойдет до крайности.

— Клятву? — зацепилась я за слово. Глупая женская натура зачастую старается найти что-то, позволяющее оправдать мужские поступки. И я, к сожалению, не была исключением. Разумом понимала, что если бы Ир хотел, нашел выход не держать меня в неведении, но эмоции продолжали искать варианты, при которых виноват был не он, а кто-то другой.

— Клятва Грасса. — Заклинание о неразглашении с одной из самых строгих формулировок было мне знакомо. Каждого из студентов заставляли испытывать его на себе, и я как сейчас помнила ощущение беспомощности и немеющего языка или пальцев при попытке раскрыть то, что запрещено. — Мне только исполнилось четырнадцать, Истару шестнадцать — ну, по официальной версии, когда многоуважаемые отцы решили, что пора бы сыновьям узнать правду. Ты ведь знаешь, как она чувствуется, да? Мы тогда не знали. Подумаешь, поклясться никому не рассказывать о том, что сейчас услышим… Это потом пришло осознание вместе с ощущением, что сходишь с ума. Хочешь сказать «отец», а губы сами заменяют его на «дядю» или «ваше величество». И пальцы при письме выводят то, что позволено, а не то, что хочется, как будто ты им не хозяин вовсе.

Мы дошли до небольшой площади с фонтаном, и муж потянул меня к скамейке в отдалении от фонарей. И лишь присаживаясь, я поняла, что упустила момент, когда Ирвин поставил щит от прослушки. Ну, хоть кто-то об этом позаботился, потому как я о подобном и не подумала.

— Каково вам было? — когда молчание вновь стало затягиваться, спросила я. Не знаю, для чего — поддержать разговор или убедиться, что не для меня одной узнать подобное стало ударом.

— О, — кривовато усмехнулся супруг, — хотел бы я сказать, что воспринял все с достойным положению спокойствием, но на самом деле я тогда повел себя как истеричный идиот. К счастью, не помню всего, что умудрился высказать, иначе бы со стыда сгорел. Что? — Он поймал мой недоверчивый взгляд и усмехнулся снова. — Да, выдержку и спокойствие мне долго вырабатывать пришлось, и было это куда позже. Учителя, что занимались со мной до академии, могли бы рассказать много чего интересного о тех временах.

— Не могу представить. Мне казалось, ты всегда был таким уравновешенным, как сейчас.

— Нет, уравновешенным и сдержанным был Истар. Он и меня пытался сдерживать, правда, не всегда получалось. А иногда, когда понимал, что останавливать бесполезно, присоединялся. И тогда в итоге получали мы оба.

— Вы с ним дружили, да? Тогда на башне ты сказал, что вы ладили…

— Вот до этого «момента откровенности» и ладили.

— Истар не простил, что принц ты, а не он?

На этот раз в улыбке Ирвина было куда больше тепла.

— Ты ведь знаешь его таким, как сейчас, отсюда и неверные выводы. Он не жаждал трона. А вот мысль, что собственный отец… — Он словно прервал сам себя. — Когда нас отпустили после аудиенции, мы поднялись как раз на ту башню проветрить головы, побыть подальше от всех. Я бушевал, проклинал все и вся, заклинаниями кидался из тех, что уже знал. Истар пытался меня успокоить, хотя сам был не в себе. Кого же не раздражает, когда кто-то лезет с утешениями в неподходящий момент, верно? Я сорвался. Снова. Наговорил кучу гадостей, обвинил во всем, в чем только мог, а завершил тем, что именно он отнял у меня отца.

Я судорожно сглотнула, подавив желание поднести ладонь к губам. Мне было жаль Ирвина, того мальчика, каким он в то время был, но и Истара жаль не меньше.

— Ис посмотрел на меня и сказал только, что все это затеяли лишь для того, чтобы я выжил. Его же жизнь никого не интересовала. А потом развернулся и ушел.

Рука метнулась к шее, оттягивая ворот туники, потому что мне вдруг стало нечем дышать. Брат — мне пока стоило труда назвать его так, даже мысленно — был прав. Именно он в первую очередь был пострадавшим, он был разменной монетой в этой жестокой игре. И сейчас совершенно с другой стороны виделось его несерьезное поведение. Действительно, к чему создавать видимость идеального наследника престола, когда ты сам ощущаешь себя лишь ширмой для чужих дел. Как он вообще сумел не озлобиться в такой ситуации, только боги знают.

— Неужели за столько лет вы так и не помирились?

— Я пытался извиниться. Позже, когда осознал, что из нас двоих был не прав именно я. Только Истар уже окончательно замкнулся в себе и все попытки игнорировал. Он даже звать меня наедине начал не иначе как «ваше высочество», да и вообще на «вы». Потом перестал, конечно, но вернуть ту дружбу, что была раньше, уже не получилось. А позже я взялся за голову и начал пытаться соответствовать реальному положению дел, а Ис, наоборот, жить в свое удовольствие. Результат спустя шестнадцать лет ты можешь лицезреть сейчас.

— За что они так? С вами, со всеми нами…

Ирвин нервно дернул плечами.

— Считали, что так будет лучше. Да и до сих пор считают, наверное, все же сложилось, как планировали. Это то, чего я боюсь. Что однажды уже мой сын спросит, за что я с ним так, а я не смогу оправдаться ничем, кроме «так было нужно для страны». Или же вовсе не посчитаю нужным оправдываться, ослепший в своей уверенности.

Разговор получался немного странным — я чувствовала себя так, будто подглядывала за чужой жизнью сквозь окно. Но при этом складывалось ощущение, что Ирвину он нужен был не меньше, а может, и больше, чем мне. Наверное, не нужны были даже вопросы, достаточно просто дать ему время собраться с мыслями, и он продолжил бы сам. И словно откликом на эту мысль муж запрокинул голову на спинку скамейки и, глядя в небо, признался:

— Ты не представляешь, насколько непривычно кому-то об этом рассказывать. Непривычно, но… приятно? Даже слово не могу подобрать.

— Тогда почему ты тянул так долго? Прошел уже не один день с нашей свадьбы, Ир. Неужели за это время нельзя было придумать что-то? Нельзя было убедить короля, что я имею право знать, а ты — не продолжать и дальше жить с этим наедине.

— Наверное, я оказался слишком труслив для этого. — Я недоуменно нахмурила брови, глядя на него, но супруг продолжал смотреть вверх. — Помнишь тот разговор на террасе? Наутро после свадьбы? У меня ведь был определенный план, мнение, что начинать семейную жизнь со лжи не дело. Думал, как только немного наладим отношения, пойду к отцу на поклон за разрешением рассказать все тебе.

— Но не пошел, — убежденно произнесла я.

— Не пошел, — согласился Ирвин. — Ты была так искренна в своей речи о том, почему не хочешь быть королевой, что я убедил себя — слишком рано для такой правды, она лишь все испортит. Ты закроешься от меня, страшась привязаться к человеку с ненужным титулом.

— А потом? — Мой голос прозвучал чуждо. — Я ведь уже привязалась. Ты не мог этого не видеть.

— Как не мог не чувствовать, что и сам привязываюсь к тебе. И с каждым днем все больше боялся потерять. Каждый раз, когда в голову приходила мысль, что дальше тянуть нельзя, я вновь говорил себе — нет, рано. Я еще не настолько нужен тебе, чтобы поступиться ради этого мечтой. А ты уже не настолько была безразлична мне, чтобы я мог так спокойно это пережить.

— Ты испортил не меньше, чем мог бы тогда. Ложь никогда не будет лучше правды.

— Я знаю. Знаю хорошо. — Он уткнулся лицом в поставленные на колени руки. — Вот это — знаю, в отличие от того, как все исправить. Поэтому сижу тут и жалуюсь тебе, как распоследний слабак.

Может быть, он действительно жаловался, но вот слабаком от этого не стал точно. Напротив, для меня это было скорее проявлением силы воли — взять себя в руки и открыть душу. Для меня решиться на такое было всегда непросто, а особенно будучи припертой к стене. В такие моменты хотелось отбиваться до последнего, а никак не сдаваться.

— Ты сможешь меня простить? — по-своему расценил молчание Ир. — Не сейчас, понимаю, но позже? Мне не хочется думать, что собственными руками разрушил то, что мы только начали строить.

Боги, как мне хотелось ответить «да». Сказать, что непременно прощу, а может, уже и простила. И что все у нас будет хорошо. Но…

— А что будет дальше? — Я даже пальцы в замок сцепила, чтобы не протянуть руки к его плечу. — Какую правду ты скроешь от меня в следующий раз? О том, что завел любовницу? О том, что кто-то из дорогих мне людей неизлечимо болен? О чем ты мне не захочешь рассказать в страхе потерять?

— Гера…

— Нет, Ирвин, послушай. Я хочу тебе верить, правда хочу. Но как я могу это сделать? То, что случилось однажды, легко может повториться еще раз. Где гарантия, что ты будешь честен со мной?

— Ее нет, — глухо признал он. — Я даже не могу пообещать рассказывать тебе все, потому что всегда будет что-то, что открыть я просто не буду иметь права. Рабочие вопросы, чужие тайны, государственные дела…

— Да плевать мне на государство! — воскликнула я, только потом осознав, что именно сказала. Но не прервалась, не закрыла в испуге рот. — Мне плевать на то, от кого дочь у королевского казначея или как распределяются налоги и арлы. Но если дело касается меня или тех, кто мне близок, я хочу быть в курсе. Пусть это будет что-то плохое, пусть ты станешь сомневаться в том, как я отреагирую или справлюсь — не важно. Я хочу знать. Это ты мне можешь пообещать?

— Могу. Могу поклясться, если тебе будет проще поверить.

— Не надо клятв, — устало мотнула я головой. — Одна уже существенно подпортила несколько жизней.

— Обещаю. — Ирвин поймал мою руку и поднес ее к губам, целуя. Не выверенным светским жестом, а осторожно коснувшись внутренней стороны ладони. — Обещаю, что буду рассказывать все, что бы ты посчитала нужным знать.

Супруг слегка потянул меня к себе, и я не нашла сил сопротивляться, выдохнув облегченно и утыкаясь на несколько секунд носом в его плечо. Да, ничего не кончено. Это не конец, лишь самое начало. Но я соскучилась и хочу, чтобы он обнял меня. А значит, имею на это полное право.

— Если честно, я тебе немного завидую. — Дыхание пощекотало мои волосы. — А может, и не немного…

— О чем ты?

— О твоей мечте. Собственная мастерская, помнишь?

Я-то помнила. Но в свете последних событий эта самая мечта становилась все более призрачной.

— Когда я брал дополнительные курсы в академии, планировал, что буду заниматься в департаменте чем-то важным: искать пропавших, раскрывать убийства. А потом отец и Навастир решили, что быть рядовым законником это слишком мелко, и повесили на меня руководство управлением.

— А предыдущий куда делся? — Разумеется, такому раскладу я была удивлена не слишком. Это то, чего стоило бы ожидать. Тем более я давно заметила, что вся эта бумажная волокита Ирвину не доставляла совершенно никакого удовольствия, а глаза горели лишь тогда, когда он занимался настоящей работой.

— Алларо пребывал уже в достаточно почтенном возрасте, отправили на покой. Его сын сейчас заведует вторым управлением.

— Ну, можно ведь считать это своего рода тренировкой? — попыталась я найти положительные стороны. — Если тебе придется править, такой опыт будет полезен.

— Ты говоришь, как отец, — усмехнулся Ирвин. — Правда, у него это было не «если», а «когда».

Я вздохнула.

— Вот видишь, нечему тут завидовать. Потому что при таком раскладе полетит моя мечта к архайну на лысину. Кто позволит жене наследника заниматься изготовлением артефактов для простых разумных, сидя в уютной мастерской где-нибудь в районе ремесленников?

Ирвин замолчал. Только напрягся как-то, да хрустнуло под ладонью дерево скамьи.

— Можешь мне тоже кое-что пообещать? — пока я размышляла, что сказала не так, попросил он. — Если… если ты поймешь, что я тебе не нужен… что тебе плохо со мной и ты хочешь совершенно другого, просто скажи, хорошо? Я отпущу. И с отцом сам вопрос решу, не беспокойся. С ними обоими.

— Ты противоречишь сам себе, — обалдело произнесла я, совершенно не ожидая подобного.

— Нисколько. Я хочу, чтобы ты была рядом, безумно хочу. Но удерживать тебя насильно просто потому, что у меня есть для этого рычаги, было бы худшим, что я мог сделать.

— Это предложение?

— Предложение я тебе должен был делать совершенно другое. — Он снова поцеловал мою руку прямо рядом с обручальным кольцом. — Это обещание. Когда бы ни пришло осознание, что тебе все это больше не нужно, через пять лет или через десять, я пойму.

— Даже сейчас?

— Даже сейчас. — Ир старался говорить спокойно, но, прижавшись к нему, я могла в полной мере ощутить, каково ему на самом деле и как напряжена, казалось, каждая мышца в его теле. — Скажем, что я тебе изменил, и ты имеешь полное право разорвать договор. Хочешь?

— Не хочу, — ни секунды не сомневаясь, уверенно откликнулась я и почти сразу почувствовала, как он расслабился. Может, через те самые двадцать или пятьдесят лет, сидя на троне на каком-нибудь скучнейшем мероприятии, я и буду думать по-другому, но сейчас — точно не хочу.

— А чего хочешь? Назови, что угодно, ты же знаешь, возможностей у меня хватает.

И снова мне не понадобилось много времени на раздумья.

— На море. Дениза говорила, что ее мужа назначили градоправителем в Ойло, прибрежный городок, и звала в гости.

— Будет море непременно. Разобраться бы только с заговором, а потом устроим себе настоящий шелковый альков, хорошо? Начнем все заново.

— Заново? Мне нравится эта идея.

Ир вдруг отстранился и, отодвинувшись немного, развернулся ко мне.

— Лайди, к сожалению, я не имел чести быть вам представленным. Меня зовут Ирвин Аратэр, и я принц. Только это тайна, о которой никому нельзя рассказывать. Обещаете?

И, несмотря на явную карикатурность его поведения, вызванную не иначе как общей нервозностью, я улыбнулась. Да и боги с ним, с этим титулом. С таким недостатком любимого мужчины я как-нибудь постараюсь справиться. Мы вместе постараемся.