***

Раока слабела с каждым ударом: силы утекали вместе со светящейся кровью, обильно орошая песок на арене. Шип Розы был действительно профи, сумел нанести ей несколько довольно хитрых ран, не смертельных, но пришедшихся точно на стыки пластин брони, а потому — изматывающих и болезненных. Не добавляли радости и мертвецы, превратившиеся из наблюдателей в активных участников боя: круг призраков сомкнулся, уплотнился, и фейри буквально чувствовала, как утекают её силы в их жадные, ненасытные руки.

Тут можно было порадоваться только тому, что её оппоненту приходилось немногим легче: убитые им существа приблизились к нему ещё плотнее. Особенно старались его родственники, буквально цеплявшиеся за крылья парня. Надо сказать, Раока тоже несколько раз чувствовала прикосновение к своим крыльям, но лёгкое, мимолетное, словно порыв ветра, словно её мертвецы просто не успевали уцепиться.

Хотя, Эллин бы наверняка успел, не так ли?

Впрочем, не было времени останавливаться и искать ответы на идиотские вопросы — не с таким противником, не с такими ставками, потому фейри просто сражалась, сцепив зубы и расходуя последние амулеты из тех, что были. Сколько она продержится без них? Ответ не радовал.

Между тем, было очевидно, что её противнику тоже непросто продолжать бой, ибо его призраки ещё больше усилили натиск, то и дело открывая юного лорда для ударов. И, возможно, Шипу Розы доставалось даже больше, чем казалось со стороны, потому что он отошел от своей предыдущей тактики постепенного изматывания противника и рванулся вперёд. В ту долю секунды Раока успела прочесть по его переполненным отчаяньем, яростью и пустотой глазам, что это последний рывок, и почти что с равнодушием поняла, что уклониться в этот раз не успевает. И лежать бы ей мертвой на песке со вспоротым нутром, если бы призрачная рука в последний момент не оттолкнула её в сторону, отчего удар ядовитого клинка чиркнул по боку, не нанеся смертельных увечий.

Между тем, мертвецы окончательно сорвались, вцепились обоим сражающимся в крылья, вгрызлись призрачными клыками, жадными до жизненной силы, в плоть, отчего и Раока, и Шип Розы полетели вниз. И понятное дело, что даже в броне падение с высоты четырёх-пяти этажей в дивной компании оголодавших мертвецов — не то удовольствие, о котором можно мечтать, но Раоке снова не позволили удариться пребольно, придержали перед самой землёй полупрозрачные руки, и на этот раз она успела обернуться, встретившись глазами с Эллином.

Он подмигнул ей — задорно, тепло, как делал всегда — и быстро изобразил условный знак, который в их тандеме значил: "Не отвлекайся, я прослежу". И Раока поступила, как всегда — послушалась, краем глаза отметив, как Эллин отпихивает в сторону парочку особенно наглых призраков, защищая её.

Шипу Розы с убиенными не настолько повезло, ибо они либо упорно пытались ему навредить, либо просто держались в стороне, не порываясь помочь. Но и сам эльфийский лорд был не лыком шит: его чары расшвыривали призраков, раздирали в клочья. Фейри поняла: либо сейчас она сделает что-либо, либо противник, имеющий преимущество в опыте и скорости, просто убьёт её. И она решилась — нащупала под киото родовой кинжал, способный пробить броню любого аристократа-фейри, и под прикрытием взбешённых мертвецов метнулась вперёд, приноравливаясь для своего любимого удара. Оружие в руках накалилось, признавая за ней право владеть им, и стало продолжением ладони — вовремя.

Краем уха Раока услышала, как кричит та самая девочка-человек, страшно и отчаянно:

— Руаду!

Её вопль отразился от стен амфитеатра, а Раока осела на залитый кровью песок, глядя в застывшие глаза лорда Шипа Розы. Руаду… так вот, как тебя звали…

Призраки отступили, истаяли, и Эллин на прощание снова изобразил знаками: "Будь осторожна, не верь мне", но не то чтобы Раока среагировала на это. Кажется, мертвецы забрали с собой все чувства: фейри тяжело осела на колени, едва чувствуя многочисленные кровоточащие раны, и глупо уставилась на прорастающий сквозь сердце Руаду Шип Розы цветок. Перед её глазами кружилось прошлое — забытое, закрытое на тысячи замков, похороненное в Цветении.

— Ты моя принцесса, Ника, — говорил отец, расчесывая её волосы, — Самая красивая!

— Расскажи ещё раз о настоящих принцессах!

— Ну, они добрые, красивые и возвышенные, знаешь? Потому-то их все любят.

— Значит, нужно быть красивой и возвышенной?

— Ну, главное — быть доброй и не отвечать злом на зло, — сказал отец серьёзно, — Тогда весь мир будет у твоих ног. И…

— Ну, и зачем ты забиваешь ей голову этой вашей рафинированной человеческой ерундой?!

Маленькая Раока сжимается в комочек, потому что Леди Крылья Ночи сердитая и страшная, но очень… красивая.

— Это не ерунда, — говорит папа серьёзно, — Это — сказки.

— Да брось, — фыркает леди, — Я участвовала в половине этих ваших сказок и лично видала принцесс, благо в большинстве из них текла наша кровь. И знаешь, что? Ты совершенно зря ей внушаешь, что можно жить, не замарав ручек. Девицы эти были жестоки, коварны и хитры, они убивали, лгали, лицемерили, но не потому, что были добрыми или злыми. Это иначе работает, милый! Когда на одной чаше весов то, что любишь ты, а на другой — то, что любит твой враг, когда или ты, или он, добрым быть уже не получается.

— Ну, мы же говорим не о войне!

— Жизнь фейри и есть война.

Раока молча смотрела, как расцветает Смертный Цветок, проросший сквозь сердце розоволосого.

Мне хотелось бы, папа. Мне так хотелось бы быть доброй принцессой, но правда в том, что это другая сказка.

— Эй, — сказал Эллин, — И что ты расселась? Забирай цветок и пойдём отсюда.

Раока вздрогнула всем телом и посмотрела на ставшего материальным, вернувшего способность разговаривать мальчишку, который одно время был ей другом, братом, любовью и смыслом, чья смерть окончательно разбила её на кусочки.

— Я знал, что ты придёшь за мной, — сказал он, сверкая своими синющими глазищами, — Знал, что ты не оставишь меня здесь одного!

И вот тут ей стало по-настоящему страшно. А что, если он действительно ждал? Вдруг это был его изначальный план? Неужели он рассчитывал, что она победит в Игре и придёт за ним, поселит его в чьём-то теле, спасёт? Ледяная рука сжала её горло.

Она не пришла за ним, даже не задумалась об этом. Не пришла!

— И это изящно, — сказал Эллин между тем, — Ты уже подготовила мне подходящее тело. Не очень люблю оборотней, но тут уж нет смысла придираться, правда?…

— Мой князь, Вы звали меня, — этот нежный голосок вырвал Тира из раздумий. Мия Призрачная, пара его второго советника и внучка одного из членов Совета Старейшин, склонилась в выверенном изящном поклоне, отчего её розовое милое киото зашелестело и засверкало. Она выглядела совсем юной — таковой, в общем-то, и была — но глаза выдавали существо куда более взрослое и хитрое. Тут сказывалось противоречие между людской кровью и наследием нелюдей: если в моральном плане она взрослела со скоростью, приличествующей человеку, то её тело вело себя в соответствии с драконьей физиологией, в то время как характером девица явно пошла в эльфийских предков. Это диуое сочетание создавало во многих вопросах немалые сложности, но в сложившихся обстоятельствах должно было сыграть князю на руку.

— Да, — сказал Тир, — У меня есть личная просьба к Призрачному дому, которая не должна быть предана огласке.

Девушка опустила реснички.

— Служить моему князю — вот и все, чего желает каждый член семьи, — сказала она своим нежным голосочком, — Если мой князь не хочет, чтобы мы что-то помнили — мы забудем.

Тир медленно кивнул:

— Отлично. Я очень ценю подобное отношение. Помнится, вы хотели войти в младшую свиту Княжны Иветты наряду с госпожой Фиа-той? Я готов рассмотреть этот вопрос.

Даже с учётом того, что глаза девушки были прикрыты, сложно было не заметить полыхнувший в них хищный блеск.

Войти во Внутренний Женский Круг, как называли придворные крайне ограниченную свиту княгини, Мия пыталась по наущению своего краснокрылого дедушки уже некоторое время, но вполне себе безуспешно: Ирейн расширять список приближенных не спешила. Фактически туда были допущены лишь особы, коим пара князя доверяла, а в вопросах паранойи бывшая трактирщица не уступала некоторым политикам. Её женское окружение составляли Госпожа Му, матушка Оса, Мика, его почти-уже-супруга, Фиа-та, его приёмная дочь, и русалка Элена, его преданнейший друг и сторонник. Ещё при определённых раскладах в этот список попадали Шу, пара Казначея, и Ми Ледяная, но их вовлечённость в Женский Круг была минимальной. Ми Ледяная, следуя заветам своего дома, поддерживала с княгиней-человеком ровно те отношения, что были необходимы для успешного шпионажа и выполнения обязанностей; сблизиться по-настоящему с разношёрстной компанией простолюдинок истинной драконьей аристократке было не так-то и просто — колоссальная разница в воспитании не сказываться просто не могла. Касаемо же Шу сложилась ситуация иного рода: проведя пятнадцать лет в роли слуги-помощника Ара, лисичка в некотором роде таковой и осталась, по большей части занимаясь делами Ара Серого и сторонясь княжеской резиденции. Во многом, конечно, тут прослеживалось влияние самого Казначея: дракон, во всеуслышание громче всех голосивший о нежелании заводить пару, на деле трясся над ней почище остальных. В итоге, Шу в нарушение всех придворных традиций практически не присутствовала на официальных мероприятиях.

Таким образом, княгиню Ирейн окружали по большему счету исключительно ставленники Оса Водного. Как несложно догадаться, такой расклад крайне не нравился Алому Старейшине, готовому в лепёшку расшибиться ради восстановления былого могущества их дома. Новообретённая внучка была в этом смысле весьма кстати.

— Я буду счастлива служить Вам, мой князь, — предсказуемо прощебетала девушка, — Что мы должны сделать?

— О, сущую безделицу: навестить вместе с почтенным Призрачным Старейшиной, вашим близнецом и господином Исом Страну Холмов. Полагаю, вам будет любопытно посмотреть на родину предков?

Она беззаботно рассмеялась.

— Ну разумеется! Всегда мечтала о подобном путешествии, княже. Могу я узнать детали?..

***

Раока смотрела в глаза Эллину и чувствовала, как внутри все переворачивается и распадается на части.

Призрак предупреждал: "Будь осторожна, не верь мне". Теперь и ей окончательно стало очевидно, о чём шла речь. К сожалению, намного легче от этого не становилось.

Если отбросить детали, то Раока действительно предала его, не пришла за ним, и вот с этим уже ничего нельзя было поделать. Вдохнув и выдохнув, она протянула руки и с усилием сорвала Цветок.

— Я пришла не за тобой, — сказала она ровно, глядя ему в глаза, — Ты умер.

Лицо синеглазого фейри закаменело.

— Ради тебя, — прошипел он, — Ты убила меня.

Раока прикрыла глаза.

— Да, — выдохнула, как перед нырком на глубину, — Но я не просила ни о чём — это был твой выбор.

— Вот как? — его лицо, искаженное презрительной улыбкой, уже никак нельзя было назвать добрым, — Как удобно, наверное, жить за счет меня. Неужели кошмары не мучают?

— Ты и сам прекрасно знаешь ответ, — сказала она спокойно, — Ты никогда не перестанешь мне сниться.

Он покачал головой.

— Тогда в чем дело? Моя жертва ничего не стоит? Неужели и правда рассчитываешь на какую-то "парность"? Думаешь, он будет с тобой, хоть кто-то из них? Зря, и мы оба это знаем.

Раока криво улыбнулась.

— Да, знаем.

— Как только этот твой оборотень очнётся, инстинкты дракона возьмут верх, и ты останешься за бортом.

— Скорей всего, — признала она, — Но я и не рассчитываю на большее.

Синие глаза напротив полыхнули.

— Так верни меня, меня! Ты же знаешь, что я любил бы тебя, был бы только твоим. Мы могли бы сбежать ото всего и всех, осесть где-то в человечьем государстве и больше не быть куклами для особо мерзких поручений. Неужели ты никогда не хотела другой жизни?

Раока сдавленно фыркнула. Другая жизнь…

— Нельзя покинуть тёмную сторону улицы, — ухмыльнувшись, процитировала она Иса, — Можно только качественно притвориться, что сделал это.

— Значит, предашёшь меня? — спросил Эллин, — После всего?

— Значит, предаю, — подтвердила Раока устало, и он кинулся на неё. Впрочем, добраться до фейри ему не позволили: черный волк, которого до того было не разглядеть, метнулся вперёд и вцепился в её собеседника. Эллин, не будь дурак, истаял черным дымом.

— Гор, — прошептала фейри, — Уйдём отсюда.

И волк, встревоженно глядя на её опустошенное лицо, осторожно кивнул и подставил спину в качестве опоры. Направление не заставило себя ждать — арена в считанные мгновенья заросла пушистым ковылем, среди которого вилась тропинка. Покрепче сжав в руке цветок, полыхающий холодным зеленоватым смертным пламенем, Раока с волком двинулись вперёд.

Бран смотрел на синие глаза, глубокие, как две бездны, на алое яблоко и делал единственное, что ему тут оставалось — думал.

Вообще война — штука, быстро отучающая от самообмана и пиздостраданий, потому что там ты или хладнокровен, или сдох. Других опций, как сказал бы излишне образованный Ос, не предусмотренно. Ребята, которые утверждают, что чувствовать там надо сердцем или ещё каким ливером, явно не продвинулись дальше армейского штаба. Бран же повидал много такого, чего не хотел бы помнить, такого, что забыть был обязан по долгу гостайны, и такого, чего по всем официальным бумагам не было и быть не могло.

Именно потому даже в тот момент, посреди наполненной странными эмоциями и поступками сцены, он старался взвесить риски и вероятности. Одна беда — его нутро ныло, кровоточило, мыслить здраво получалось с трудом, настоящие воспоминания сталкивались с памятью Короля Бранана, как льдины при ледоходе, создавая внутри его головы неприятный грохот и шум. Его чувства словно бы сорвались с цепи, и Бран готов был поклясться, что такая вот повышенная восприимчивость имела не самое естественное происхождение.

— Ты хороша не только в ядах, но и во внушениях, — сказал он люби… Королеве.

— Да, — она улыбнулась с некоторой гордостью, — Ты всегда плохо поддавался эльфийским чарам, даже моим. Поразительное свойство ума, меня это всегда в тебе восхищало.

Полулис моргнул.

— Ты можешь просто затолкать это яблоко мне в глотку, — отметил он, — К чему такие сложности?

— Ах, с этой древней магией всегда все непросто, — сказала Мирана с напускной печалью, — Только истинное волеизъявление может лежать в её основе, то есть — все добровольно.

Полулис покачал головой:

— То есть, если я откажусь, ты вот так вот запросто меня отпустишь?

Она небрежно передёрнула плечиками:

— Ну, сначала я прикажу убить пленников каким-нибудь особенно интересным способом, потом запру тебя в своих лучших покоях и найду другой способ давления — если вдруг ты откажешься, хотя я уверена, что ты не.

— Это называется — добровольно? — восхитился Бран, — Воистину, хвалёное эльфийское милосердие в действии.

— Да, добровольно, — ответила Мирана спокойно, — Ты можешь отказаться, а я могла бы солгать и сказать, что отпущу. Но после тысяч лет ожидания мне не хочется обманывать и снова терять тебя только потому, что тебе опять вздумается героически самоубиться на каком-нибудь устланном гниющими солдатскими внутренностями поле. Потому… Кушай яблочко, мой свет. И, к слову… запись нашего разговора, которую ты сейчас делаешь, не понадобится, но все же — похвальная предосторожность, вызывает чувство ностальгии. Помнится, ты всегда очень серьёзно относился к предательству и был верен долгу. Спросить меня, так люди с их жалкой жизнью бабочек-однодневок не стоили ни капли твоей крови, но приятно думать, что эти годы совсем не изменили тебя. Увы, меня — да. Потому прости, любовь моя. Я могу сделать сейчас многое для тебя, но не отпустить.

Шум в голове усилился, и Бран решился.

В конечном итоге, зная паранойю Иса, тот все равно проверит его — это после возвращения-то из лап условно дружеского государства. И, если полулису таки промоют мозги до состояния покорного Королеве овоща, Ледяной дракон быстро сломает ему шею в порыве милосердия, чтобы никому из своих навредить не успел.

И да, Брана такой расклад устраивал.

В остальном Мирана была права, конечно. Она — Королева Фейри, одно из самых могущественных существ их мира, стоящее в одном ряду со старейшими драконами, Владыкой Демонов и Главами сильнейших оборотничьих кланов. Мирана Цвет Аконита — та, кто совершил военное чудо, прогнав драконов из своего государства и заключив с ними мирный договор, та, кто превратил раздираемую противоречием кучку эльфийских семейств в один из самых величавых и опасных Дворов их тысячелетия. О её уме и жестокости слагали легенды, и сама магия, казалось, текла в её жилах, наделяя свою избранницу немыслимыми дарами. Да, и был Бран — так себе маг, вчерашний наёмник, недоагент Предгорья, недонаследник престола Ликарии. У него не было никого, кроме товарищей. Таким образом, расклад сил был очевиден, и брыкаться бессмысленно.

По крайней мере, ему нравилось думать, что причина в этой самой логической выкладке, а не в нежности, вспыхивающей при каждом взгляде на эту хрупкую девушку, не в чужих-своих воспоминаниях, где она была другой — нежной, хрупкой, полной юношеских идей и желания сделать этот мир лучше.

Впрочем, не сказать, что у неё совсем не получилось. Но какова была цена?..

Бран, не отводя взгляда от её лица, нежно обхватил её запястье, тонкое, с голубоватыми жилками вен, и поднёс к своим губам вместе с яблоком.

Не из-за шантажа, на самом деле. Просто, если быть честным с собой, он хотел этого — больше, чем чего-либо другого.

Яблоко было таким, ну… яблочным. Разочаровывающе обычным. Нет, вполне себе вкусным и сочным, явственно-осенним, оно ассоциировалось с празднествами урожая в любимом саду его матери, дымом костров и шелестом опадающей листвы. Полулис, который успел нафантазировать разного, начиная от сладости неземных медов фейри и заканчивая чёрной ядовитой гнилью, теперь не знал даже, что и думать.

— Вкусненько, — сообщил он, — Со всей этой вознёй даже пожрать не успел.

Мирана с улыбкой склонила голову набок.

— Я бы приказала приготовить тебе роскошных кушаний, но, увы, не могу сейчас этого сделать, — сказала она мягко, — Празднование Темнейшей Ночи священно для фейри, я не могу его прерывать — даже для тебя. Позволишь?

Не то чтобы Бран был против поделиться яблочком. Ну, особенно таким вот способом, ибо губы у Королевы были мягкие, умелые и знакомые, да и вообще вся окружающая действительность постепенно переставала казаться такой уж важной.

— Давным-давно я вырастила эти яблоки для внучки одной из моих придворных леди из рода Снежных Ягод, — улыбнулась Мирана, отстраняясь, — Думаю, ты слышал о фейри из этой семьи — кожа белая, как снег, губы алые, как кровь, волосы чёрные, как смола, клыки острые, как бритва… хотя, люди в своей обычной манере не упоминают в своих новых сказочках о клыках. Зря, если хочешь знать мое мнение. Так или иначе, род Снежных Ягод особенно ценится за редкостный, просто потрясающий дар к лесной магии, доставшийся от самого Короля-под-Горой. У их рода очень редко рождаются дети, потому даже полукровки весьма ценны. Такой была и та девица… Забавно, кажется, люди называют её нынче Белоснежкой.

— И что с ней сделало яблоко? — уточнил Бран.

— О, убило её, — усмехнулась Мирана, — И сделало бессмертной. Но не беспокойся, я с тех пор основательно усовершенствовала этот яд, так что умирать не придётся. А то, знаешь ли, у меня в спальне слишком мало места для хрустального гроба, да и некрофилией, в отличие от достопамятного принца, разбудившего на свою голову ту девицу, я не страдаю.

Бран ухмыльнулся:

— Интересная, должно быть, была вечеринка.

— О, — фыркнула Мирана, — Это я ещё о семи порабощенных её магией дворфах не упоминала… Так что да, можно сказать, ты прав в своих оценочных суждениях.

— Ладно, — кивнул Бран, — Я пока слишком маленький для такой пошлятины, потому давай-ка вернёмся к вещам более приземлённым: мне показалось или ты сказала, что это яблочко сделало меня бессмертным?

— Никто не бессмертен, любовь моя — к счастью. Однако, теперь убить тебя… скажем так, значительно сложнее. Скажем, вероятность того, что ты опять умрёшь раньше меня, невелика. Ну и, конечно, теперь я могу быть уверена, что ты не уйдёшь от меня.

Бран прислушался к себе.

— Пока непохоже, что ты промыла мне мозги или поработила волю.

Она дёрнула плечиком:

— Ты удивишься, но у меня и так предостаточно кукол, человеческих и не только, которые по одному моему слову доставят мне удовольствие в постели или красиво спрыгнут с крыши, уточнив только, лететь надо ласточкой или рыбкой. Нет, тут все несколько сложнее. Я все понимаю: ты молод, лисья кровь, много устремлений… Так что ты можешь уйти, не держу. Есть лишь одно "но" — тот, кто вкусил еду темнейшей ночью внутри Холмов, вынужден будет сюда возвращаться.

Полулис прищурился.

— Звучит не так уж страшно.

— Просто ты молод и наивен, — хмыкнула она, — Но это не важно. Ночь почти на исходе, и скоро, полагаю, прилетят твои друзья ящерицы. Нас не видно и не слышно, так что…

Ему не надо было предлагать дважды.