Много позже они летели навстречу поднимающемуся солнцу, и Раока, свернувшись в компактный комочек подальше от остальных, щурила глаза. Самая темная ночь, которую она и не чаяла пережить, сменялась самым длинным днём, и, видят боги, она слишком устала, чтобы по достоинству оценить вложенный в это символизм, благо у неё был ещё один, и весьма внушительный, отвлекающий фактор.

Фейри чувствовала взгляд Иса всей кожей, всем своим существом. Более того, несмотря на то, что после возвращения Гора их связь в теории должна была истончиться, растаять, на практике она ощущала его эмоции, как свои. Были они, правда, так перемешаны, что не понять, где начинается одна и заканчивается другая, но это как раз после её поступка было более-менее объяснимо.

Да, она отказалась лететь с ним в одной сфере, предпочла остаться с Браном и парочкой людей, которых Королева с какого-то перепугу решила подарить полулису (как она сама выразилась, "он очень меня развлек, и я обещала подарок ему взамен"). Женщина из техногенного мира, прижимавшая к себе усталого ребёнка, от её соседства были не в восторге, Ис тоже впал в ярость, но Раока просто не могла находиться с ним рядом, о чём и сообщила, не вдаваясь, впрочем, в детали. На самом же деле, стоило ему приблизиться, и она вспоминала поцелуй в Лабиринте, а ещё — тот простой факт, что Гор жив, а значит, с игрой в какие-то там пары пора заканчивать. Она — его подчиненная, и ей не пристало бы плакать, прижавшись к нему на манер маленькой девочки, искать утешения или криком кричать от ужаса, как бы ей того ни хотелось.

Она боялась, что стоит Ледяному обнять её, окутать снова лекарской магией, да просто прикоснуться — и она сломается, окончательно и бесповоротно. Слетит маска спокойствия, треснет, как фарфор, равнодушие, и обнажится вся боль, весь ужас, вся муть, поднявшаяся из глубины души после Лабиринта, а допускать такое было никак нельзя. Раока, как никто, знала: случаются точки невозврата, после которых все становится куда сложнее — притом что их с Исом отношения и до того простотой не блистали. И фейри впервые по-настоящему задумалась о том, что можно поискать себя вне Предгорья, разорвать эту странную недо-связь, и, возможно, действительно покончить со шпионажем.

А, может, ввязаться в какую-нибудь очередную заварушку, но такую, чтобы уже наверняка. В конечном итоге, она давно на это нарывалась, верно?..

Солнце поднималось все выше, топя земли фейри, которые она и не чаяла увидеть ещё хоть раз, в своем ослепительном сиянии.

— Мэм, а у вас тоже есть крылья? — тихий голосок ворвался в её мысли, заставив повернуться, встречаясь взглядом с тем самым человеческим мальчиком. Раока мысленно возблагодарила переводчики — без них она точно не поняла бы ни слова, а так лишь улыбнулась криво, отмечая нервничающую мать. Человечка ещё не понимала, как же им обоим, в сущности, повезло…

— Есть, — фейри постаралась вложить в голос немного успокаивающих чар, — Но только в другой ипостаси.

— Так вы тоже умеете превращаться, как те, другие феи?

— Да, — вздохнула Раока, — Но сейчас не смогу, извини.

— Жаль, — поделился ребёнок, — Я всегда знал, что вы — феи, драконы и прочие — правда существуете, знал, что попаду к вам рано или поздно. Так должно было быть!

Раока усмехнулась.

— Ну, ещё как существуем! Только вот мы не такие безобидные, как хотелось бы людям.

Мать мальчика бросила на Раоку цепкий, острый взгляд; неглупая женщина. И смелая. Мирана сделала все ещё дрыхнущему Брану не худший из возможных подарков — какой бы психопаткой она не была, но в характерах разбиралась отменно.

— Ну, это же неудивительно, — сказал между тем мальчик серьёзно, — Вот у вас есть канал Дискавери?

— Полагаю что нет, — вздохнула Раока, — А почему ты спрашиваешь?

— Знаете, там показывают разных животных. Вот, например, лягушек-древолазов, маленьких и очень ярких. Они выглядят просто волшебно, красиво поют, а тронешь их — сразу умрёшь. Но они не становятся от этого хуже, правда? Древолазам просто не нравится, когда их трогают и пытаются съесть. Они изменились, стали ядовитыми, чтобы защитить себя от больших и хищных зверей. Разве их нельзя понять? Это ведь, наверно, очень тяжело — быть маленьким, слабым, ярким и красивым. Таких всем хищникам хочется съесть, так ведь? Потому-то им только и остается, что стать или совсем незаметными, или очень опасными. И я думаю, что феи похожи на древолазов. А вы?

Раока удивленно моргнула, глядя в серьёзные коричневые глаза, слишком взрослые и глядящие словно бы сквозь неё. Может, ребёнок действительно не зря сюда угодил?

— Ты прав, — сказала фейри тихо, — И едва ли можешь представить, насколько прав.

Дальше опять полетели молча, но апатия, накатившая на фейри, отступила. Солнце взошло окончательно, и драконы купались в его лучах, являя собой зрелище невиданной красоты. Фейри начала было расслабляться, но чужие взгляды не давали покоя. Ко встревоженному, ищущему взгляду Иса добавился острый, препарирующий — человечки. Неужто напасть хочет? Это было бы грустно. Сама-то Раока даже в таком состоянии в два счета её скрутит, но вот Ис может отреагировать… неоднозначно.

— У вас рана открылась, на боку, — внезапно хрипло сказала женщина, — Нужно зашить.

— Вы лекарь? — заинтересовалась Раока.

— Я хирург, — пояснила женщина, — И хороший, один из лучших. Я… могу быть полезна, вам стоит знать.

Фейри одобрительно улыбнулась — да, она нравилась ей. Определённо.

— Вам не стоит волноваться, — сказала она мягко, — Драконы куда более лояльны по отношению к людям, чем фейри. Вы вытянули счастливый билет.

— Думаете?

— Да, — сказала Раока и себе, и ей, — Дерьмо случается, но ночь особенно темна перед рассветом.

Они снова умолкли, потому что на Раоку внезапно навалилась сонливость. Возможно, дело было в недостатке сна или очень обильной, даже для её нечеловеческой природы, кровопотере, но привкус знакомой магии не давал обмануться — Ис был особенно хорош в разного рода "колыбельных". Криво улыбнувшись, фейри, тем не менее, позволила себе откинуться на стенку магической сферы, уплывая в вязкий, тяжелый сон. Последнее, что она успела почувствовать — осторожные руки, касающиеся лица. Потом была блаженная пустота.

Приходить в себя непонятно где — это была уже почти традиция. Серьёзно, Раоке стоило бы привыкнуть и относиться к таким вещам, как к ежедневной рутине. Тем более что душу наполняло какое-то чрезмерное — неестественное — спокойствие, оттесняющее тревоги и переживания, естественные для такой ситуации, на задний план. Это чем же таким, интересно, её накачали…

— Ты в безопасности, — негромко сказал знакомый голос рядом, — Нет нужды притворяться спящей.

Раока села тут же, да так, что аж голова закружилась, и во все глаза уставилась на Гора — совершенно точно живого. Да, он исхудал и осунулся, но эта чуть кривоватая улыбка и мягкий блеск жёлтых глаз говорили сами за себя. На неё обрушилось облегчение — несмотря ни на что, она до последнего сомневалась, но теперь, глядя в эти глаза, убедилась в двух вещах: все получилось и оно того стоило.

— Как ты? — спросил оборотень, — Над тобой колдовали лучшие лекари Предгорья, но и досталось тебе сильнее, чем обычно, даже тот случай с царевной-лебедью ни в какое сравнение не идёт. Клинок того мальчишки был пропитан чем-то крайне пагубным, даже нейтрализатор ядов Джейса справился не до конца.

Раока дёрнула головой, отгоняя воспоминания о лорде Шипе Розы — не сейчас. Возможно, вообще никогда.

— Я в порядке, — сказала она, — Только какая-то слишком уж… успокоенная, чтобы не сказать погрубее. Чувство, будто не спала неделю, а потом выкурила какой-нибудь забористой дури, отполировав пыльцовой настойкой.

Гор вздохнул.

— Я предупреждал, что не стоит сильно усердствовать с успокоительным. Но меня тут слушать никто не хотел, а кусать почтенных лекарей за задницы как-то ну совсем уж несолидно — по крайней мере, пока они пытаются тебе помочь. У них и так была сложная атмосфера — приходилось работать под присмотром Иса и Джейса с его новым домашним любимцем. Так что, ребята и так проявили поразительное мужество, можно сказать — в такой обстановке у любого могла бы проявиться преждевременная седина.

Раока фыркнула и снова откинулась на поразительно мягкую кровать.

— У Джейса новый любимец? Кто на этот раз?

— Я даже затрудняюсь ответить, — сказал Гор, — Это лучше один раз увидеть, чем что раз описать, но мне кажется, тебе должно понравиться.

Фейри улыбнулась.

— Ну, заинтриговал. Навестим наш великий мозг?

Волк слегка смутился.

— Знаешь, с этим могут быть некоторые проблемы.

До затуманенного лекарствами мозга Раоки дошла, наконец, простая истина. Она внимательно осмотрела обстановку, замечая на этот раз все или почти все.

— Гор, я вот прямо стесняюсь спросить — нас что, арестовали? Что мы делаем здесь?

На лице оборотня возникло то самое специальное смущенное выражение, которое очень часто посещало его в разгар официальных приёмов или особенно забористых светских мероприятий, где все лгали всем обо всем. Если попытаться расшифровать этот мимический выверт, получилось бы что-то вроде: "Я не знаю, что вам ответить и надо ли вообще отвечать, и вообще не хочу быть здесь, но приходится".

— Нас не арестовали, — порадовал оборотень первым делом, — Но тут понимаешь какое дело… Если верить Ису, мы тут теперь будем жить.

— …?

— По крайней мере, некоторое время.

— …?

— Ну, не смотри на меня так. Кушать хочешь?

Раока ещё раз оглядела одну из самых глубоко расположенных и охраняемых темниц, о существовании которой и знал-то не каждый — как-никак, одна из самых дурно пахнущих страниц истории Предгорья. В своё время тут провёл треть своей жизни Иди Золотой, законный наследник княжеского титула, который был слишком невыгоден для многих, чтобы править — вот и был заточен здесь, в богатой обстановке, но вдалеке от неба, где стены слишком узки, чтобы превратиться. В итоге этот мальчишка и начал Клановую Войну, когда вырос. И можно ли его за это винить?

А темница была роскошной, с этим не поспорить. Кэ Золотой, так и не осмелившийся ни убить двоюродного брата, ни отпустить его, оборудовал потрясающие помещения — богато обставленные, идеально защищенные буквально ото всего, уютные. Одна проблема — тюрьмой они от этого быть не перестали.

— Гор, — вздохнула фейри, — Не хочешь объяснить, что на него нашло? Чем мы ухитрились настолько провиниться?

Оборотень хмыкнул и устроил на невысоком прикроватном столике поднос с просто поражающим количеством одуряюще пахнущей еды.

— Присоединяйся, — предложил он, — Лекари сказали Ису, что я должен после стазиса очень хорошо питаться, и я теперь чувствую себя внуком, которого привезли к очень любящей бабушке — шеф-повару по совместительству.

— Гор?..

Волк вздохнул.

— Не обижайся на него, — попросил он мягко, — К сожалению, это одна из первых реакций Иса на стрессы. Я тоже разозлился, когда впервые тут оказался…

Фейри моргнула. Отупение, навеянное лекарствами, крайне пагубно сказывалось на мыслительном процессе, потому она переспросила:

— Так ты тут не первый раз? Кн иго ед . нет

— Встречное предложение, — улыбнулся Гор залихватски, — Мы сидим, ты кушаешь — я говорю. Идёт?

Кто бы тут отказался?

— Да, — вещал оборотень, прихлёбывая какой-то жутко полезный фруктово-овощной коктейль, — Я тут не в первый раз и даже не во второй. Когда-то два месяца в этой комнате проторчал, после того, как из Предгорья сбежать пытался.

Раока, будь она достаточно искушена в магии, превратилась бы в гигантский вопросительный знак, но, увы ей, пришлось ограничиться крайне выразительным взглядом. Волк, вознамерившийся было потянуть паузу, сжалился и пояснил:

— Знаешь, мне не так уж просто было привыкнуть ко всему этому дерьму. В смысле, Ис моя пара, тут нет никаких вопросов, но к нему прилагается, ну, знаешь, небольшой такой придаточек — придворная должность, семейка интриганов, плюс у самого Иса характер просто чудный… да ты не хуже меня знаешь нашего дракошу и то, каким очаровашкой он может быть примерно всегда. Привыкнуть к этому всему было… тяжело, не обходилось без эксцессов. Волкам в целом тяжело иметь дело с замкнутыми пространствами и постоянным контролем, плюс доброжелатели поездили мне по ушам, убеждая, что пара вроде меня будет Ису только во вред… В общем, решил я тогда, что мне нужно слегка от Предгорья отдохнуть, и свалил в закат после очередной нашей ссоры. Честно оставил записку — мол, мне нужно немножечко пространства.

Раока сдавленно простонала, представив реакцию Ледяного. Волк согласно фыркнул в ответ.

— Нет, — сказал он, — Развлеклись мы тогда знатно, играя в догонялки — следопыт я или где? Но все же с Главой Безопасности одной из богатейших стран мне не тягаться, и его люди меня в итоге поймали, сдуру и от избытка усердия основательно при этом потрепав.

— Эти идиоты выжили?

— Не знаю, — вздохнул Гор, — Больше их не видел. Так или иначе, Ис тогда очень надолго закрыл меня здесь и был… слегка не в себе. Ну, я тоже был в бешенстве, сама понимаешь, потому время мы проводили весело и изобретательно. Это потом, когда этот ледяной придурок чуть не сдох в очередной передряге и я сидел рядом, неудачно изображая гребанную сиделку, его прорвало на откровения и я многое… понял. Просто… ты не злись на него за то, что он нас сюда запихнул. Это не потому, что он хочет обидеть или унизить, ему просто страшно. Воспринимай как… ну, не знаю… отпуск.

— Ну, отпуск так отпуск, — зевнула фейри, — Под хорошие колёса и не таким новостям порадуешься. А где сам виновник торжества? Работает?

— Ага, — мрачно согласился Гор, — Очень показательно притом — почти не заглядывает сюда и опасается тебя испугать.

Раока прикрыла глаза.

— Гор, — позвала она, — Мне эта вся ерунда снится, да?

— Вот об этом я и говорю, — вздохнул оборотень, но она уже вновь уплывала на волнах сна.

В следующий раз она проснулась от того, что было как-то уж очень жарко, как будто сзади к ней придвинулась печка. Личность печки тоже выяснилась достаточно быстро — запах Гора она узнала, даже не успев запаниковать, и тут же подуспокоилась, слушая его ровное сердцебиение.

Не то чтобы в такой близости было что-то новое, на самом деле — им нравилось друг друга касаться всегда, Гор с Исом позволяли ей то, что не было разрешено больше никому, и это было просто нормально. Они никогда не говорили об этом, не обсуждали этот вопрос — существует категория вещей, которые как бы не существуют, пока ты не признал их вслух, и их странные отношения определённо к таковым относились.

Так или иначе, необычного ничего в этом не было, да и волк вполне очевидно спал, но вот волна желания, пронесшаяся сквозь её собственное тело, не добавила радости. Тут же захотелось притереться поближе, так, чтобы у горячего и вкусно пахнущего мужчины за спиной тоже появилось нужное настроение, а потом перевернуться и…

Где там были эти успокоительные? Раока была готова сожрать их добровольно, кроме шуток.

Усилием воли подавив охватившие её чувства, она распахнула глаза — и встретилась взглядом с другими, льдисто-прозрачными, расчерченными вертикальным зрачком.

Ис устроился тут же — в шаге от них, в кресле, полускрытый густой темнотой, и смотрел… скажем, совсем не так, как нормальный дракон мог бы смотреть на свою пару, обнимающую другое существо: было в этом взгляде нечто жадное, голодное, напоминающее о самой природе летающих крылатых монстров, оберегающих свои сокровища в глубочайших пещерах.

Несколько мгновений они не двигались, потом Ледяной махнул рукой, явно окутывая Гора звуконепроницаемым куполом.

— Ненавидишь меня? — спросил он, и это было на самом деле последнее, что Раока ожидала услышать.

— Нет, — голос от неожиданности стал высоким, — Конечно, нет! Я просто…

— Все в порядке, — сказал Ледяной мягко, — Тебе не нужно врать. Я в очередной раз никого не спас, хотя и был уверен, что теперь достаточно силён. Но никогда не бывает достаточно силы, как никогда не бывает достаточно власти. Всегда найдётся кто-то сильнее — судьба и смерть, например.

Раока тихо вздохнула; да, ей следовало бы этого ожидать и теперь, благодаря Королю-под-Горой, она даже знала, откуда произрастают эти слова.

— Ты любил того, кого убил Лаари? — спросила она тихо.

Ледяной криво улыбнулся.

— Сложно сказать. Мы были подростками со всеми вытекающими последствиями вроде спермотоксикоза головного мозга или вечного чувства вселенской несправедливости. Миору был амбициозен — мечтал стать актёром — и жаден до чувств, впечатлений, эмоций. Между нами были страсть и юношеская привязанность из тех, что потом проходят бесследно… как правило.

Раока кивнула, принимая ответ. Она могла бы сказать тысячу слов утешения, но по себе прекрасно знала, насколько это бессмысленно и глупо. Никакие словоблудия не помогут, не смогут сделать чистым то, что однажды испачкалось, не смогут стереть из памяти то, что уже случилось.

Правда в том, что разум, однажды столкнувшийся с неразрешимой дилеммой, грязью и тьмой, всегда похож на разбитое зеркало с тысячей отражений. Кому-то вовек не собрать осколки, кто-то упрямством и кропотливой работой склеивает их воедино — криво, косо, как умеет, но все же воссоздает заново пусть карикатурного, гротескного и нелепого, но себя. Увы, даже в этом случае швы и неровности видны всегда — вот как это работает. Раока знала о таких штуках получше прочих, но там, лёжа в темноте, она пришла ещё к одному пониманию.

Да, невозможно стереть швы, не получится снова сделать зеркало цельным, но нужно ли это? Порой можно просто протянуть руку и принять другое существо — сломленным, запутавшимся, разбитым, со всеми болями и сомнениями. Наверное, иногда единственное, что возможно сделать — просто понять и быть рядом.

Улыбнувшись Ису, она осторожно протянула руку, переплетая свои пальцы с его. Дракон усмехнулся и вдруг поцеловал её запястье, пройдясь языком по венке. Фейри едва не выругалась, чувствуя, как поутихшее было желание снова ворочается под кожей, сворачиваясь внизу живота тугим клубком.

— Значит, не ненавидишь, — пропел он вдруг резко изменившимся тоном, — Это хорошо, с этим можно работать.

Его дыхание прошлось по влажному запястью, и как-то сразу вспомнилось, что в предках у этого красавчика — фейри из Цвета Аконита, способные очаровывать с полувздоха. _Читай на Книгоед. нет_ Да и опыт не пропьешь: если верить слухам, до обретения пары Ледяной сношал все, что под руку попадалось, в разных позах и вариациях. Так или иначе, при желании он мог завести с полоборота даже нечто малооодушевлённое — и беззастенчиво этим пользовался.

— Если решите перейти к чему-то интересному, я не против изображать мебель, но звук все же верните: во-первых, не люблю чувствовать себя глухим, во-вторых, не откажусь послушать, — раздался у Раоки над ухом весьма ехидный и совершенно не сонный голос Гора, и его рука чуть сжалась, притягивая её ближе.

Бровь Ледяного поползла вверх, но жест, отменяющий воздушный блок, он послушно изобразил.

— Ты обнаглел совсем, — сказал Ис раздраженно, — Когда это ты научился так контролировать сердцебиение, что можешь даже меня обмануть, притворяясь спящим?.. Нет, забудь. Главный вопрос — кто тебя учил?

— Серьёзно? — простонал волк, — Все драконы — психопаты, но мне досталась бракованная, повернутая на ревности ящерица. За что я тебя, придурка, вообще люблю?

— Снимай штаны — напомню, — предложил Ледяной, — Глубоко и со вкусом.

— Ис, блядь…

— Я не такой, я полюбил и дал, — отбрил дракон, и вот тут Раока все же не выдержала — заржала в голос.

Иса, кажется, её смех успокоил и вдохновил на какие-то там подвиги — по крайней мере, он тут же пертёк на кровать одним очень плавным, вкрадчивым движением, навевающим воспоминания об охотящихся кошках, и устроился так близко, что его дыхание задевало её губы.

Раока подумала об успокоительных со все возрастающей ностальгией.

— Люблю слышать твой смех, — выдал между тем Ледяной, — Я всегда прислушивался к тому, что происходит у тебя в кабинете, чтобы поймать момент, когда ты смеёшься.

Раока чуть нервно хмыкнула, потому что голос дракона был переполнен силой и соблазном, в нём плескались чары фейри, те самые, подвластные только сильнейшим представителям могущественнейших домов, которым воспротивиться всерьёз почти невозможно. На самом деле, он мог бы сейчас зачитывать сводку новостей или проповедь о вреде добрачных половых связей — все равно эффект был бы сродни сшибающему с ног афродизиаку. А эти глаза были так близко, и запахи двух мужчин переплетались, погружая её на какую-то запредельную глубину, и цепляться за разум было все тяжелее…

Да и надо ли? Что с ней не так, на самом-то деле? Она так долго об этом мечтала!

— Ты мне кое-что обещал, — сказала она тихо, но быстро, не позволяя себе передумать, — Когда мы препарировали метаморфа, помнишь? Показал картинку и сказал, что, мол, если мы все выживем…

По лицу Иса скользнула усмешка.

— Сегодня все для тебя, — пропел он и склонился, провел губами в миллиметре от её шеи, но не касаясь — садистическая сволочь как есть, — Лишь пожелай.

Его голос густой, как патока, обволакивал и пленял, рука Гора поглаживала её живот, легко, едва касаясь, и если это был сон, то она не хотела просыпаться.

— Желаю, — шепнула она вроде бы уверенно, но прозвучало как-то на удивление хрипло и сорвано. На счастье, сценарий мероприятия больше не предусматривал глупых вопросов.

Это было совсем не так, как она ожидала. Почему-то ей представлялось, что ночь с этими двумя будет наполнена страстью и удовольствием на грани боли, и это было бы правильно и просто — она привыкла к такому, научилась это любить. После всего, что делали с ними кураторы в Цветении, она не думала, что может быть хоть что-то, чего она в постели не пробовала, чем её можно напугать, удивить или смутить. Однако, жизнь все ещё была полна сюрпризов, и её поджидал как раз один из таких: внезапно выяснилось, что к искренности и нежности Цветение её совсем не готовило.

Да, она никогда не была с кем-то, кто действительно дорожил бы ею, кто хотел бы её всю, а не просто тело — потому в этот раз всего всего было слишком много. Эти двое, в жизни умудряясь цапаться каждый десять минут, в постели были словно один человек, понимая друг друга не то что с полужеста — с полувзгляда. При этом им почему-то показалось, что короткой прелюдией они не обойдутся и её нужно довести до нужной кондиции. Её стоны, просьбы и даже ругательства при этом особенного влияния на это убеждения не оказывали.

Таким образом, довольно скоро Раоке стало настолько хорошо, что даже страшно: она ничего не контролировала и просто позволяла делать со своим телом вещи, которые уносили её за грань… вообще всего. И это было почти слишком, почти чересчур, и они не собирались облегчать ей задачу, доводя до состояния полной невменяемости.

Она и сама не поняла, почему в момент, когда все вокруг взорвалось ослепляюще-белым удовольствием, её щеки стали мокрыми от слёз.

— Все хорошо, — шептали ей, — Теперь все будет хорошо, слышишь?

И она была бы рада успокоиться, остановиться, потому что это было слишком личным, выворачивало наизнанку, разламывало все стены, возведённые вокруг остатков души. Ей было немного страшно от силы тех чувств, что полыхали внутри — что она будет с ними делать потом?

Выдыхая, глядя в потолок сквозь пелену слёз, чувствуя омывающие её волны удовольствия, она позволила себе не думать ни о чём. Она успеет об этом пожалеть, конечно… но это будет завтра.