— Вот скажи, ты мя уважаешь? — вопросил Нод, размахивая руками, как мельница. Мика, на чистой привычке уворачиваясь от его лапищ, кивнула-икнула:

— Ага.

— Я хороший!

— Ещё бы!

— Так объясни, почему она мне не дает?

Мика залипла: вопрос был из разряда философских. Оглядела Нода — косая сажень в плечах, лапищи на манер лопат, рожа широкая, нос приплюснутый, переломаный столько раз, что считать задолбаешься, в глазах проблеска ума не обнаружено.

— Дура потому что, — резюмировала Мика, — Души твоей не видит. А уж у тебя её… во!

Колдунья попыталась показать, сколько души, как-то неловко дёрнулась, и кружки покатились по полу. Все радостно заржали.

— И агрегат у тебя ничего так. И тело. Точно, походи перед ней голым! — воодушевилась Мика, — Она ж не слепая?

— А ты откуда знаешь — про агрегат? — заржал Нат, один из воинов, — Любофь, да? — и изобразил губами что-то малопонятное.

— Это ты показал, как сосешь воду из чайничка? Рада за тебя, ага. А голыми я почти всех вас видела. Лечила потому что, а не это вот все. Тьфу. Я со своими — ни-ни! Это как срать себе в кровать, сам потом в этом же дерьме изваляешься.

— Видел я твои ни-ни, — хмыкнул ехдненько Бран, — Но да ладно. Нод, ты нам лучше поведай, что за новая пассия?

Мика только фыркнула — после третьего литра Бран всегда забывал, что он простой парень и умных слов знать не должен. Мика не одёргивала: кому надо, и так в курсе, а другие не заметят — не меньше приняли.

— Она того… поэт, — выродил Нод гордо. Все за столом застонали — все бабы, в которых влюблялся Нод, были, как на подбор, душами такими тонкими, что не поймешь, как подступиться. На кой он выбирал таких — загадка загадок, но сердцу не прикажешь — это было как раз про Нода.

— Где ты её откопал вообще? — выразил общую мысль рыжий Марко.

— В Вилли, — мечтательность в тоне громилы перевалила за все границы адекватного, — Она стихи на площади чистала.

Умолкли все, как на панихиде.

— И о чём они были? — конечно, Бран, кому ещё тут стихи интересны?

— О любви, — расплылся в улыбке Нод, — Я половину слов не понял, но у ней так глаза сияли… Как сигнальные заклятья!

Все молча выпили.

— Так ты ей тоже стихи почитай, — воодушевился Бран.

— Лучше не надо, — буркнула Мика.

— Вот что б ты понимала, Зелёнка? — возмутился полулис, — Сама ж такая, а все туда — бабы. Лучше со своей личной жизнью разберись — сидит вон за баром, сюда косит. Заодно и перестанешь о чужих агрегатах думать!

Мика скривилась — лис, как всегда: не в бровь, а между ног.

— Так вот, стихи, — Брана было уже не остановить, — Можно с чего простого начать, нерифмованного, как во времена раннего Предгорья. Что-то вроде: «Взывая к тебе на краю пропасти, изнывая в долине воды от жажды, мне не надышаться ни единым вдохом, и выдох — как боль, и дрожь — как агония, и ты — как запрет, когда до тебя, моё единственное небо, мне не дотянуться без сломанных крыльев, не докричаться сорванным голосом, не коснуться, как я мечтаю».

Мику передёрнуло, и она наткнулась на взгляд лиса-полукровки — удивительно трезвый.

— Не, — Нод заржал, — Опять ты ерунду говоришь. Это не стихи, Бран. Стихи иначе звучат!

У мага глазищи полыхнули, и кто знает, не кончилось бы дело очередной кучей малой, но тут, как гром, загремел голос Натана:

— Какого… прямо… просто… вы так нализались?! — заорал он, — Зелёнка, все понимаю, но ты…

— У меня травма! — возмутилась Мика, — Меня украсть хотели!

— Оригиналы выискались. Живы?

— Не, — махнула колдунья рукой. Натан вздохнул и рявкнул:

— Ну и пёс с ними. Все, кабака! Лавочка закрыта! Разошлись по комнатам, быстро! У нас завтра уже встреча с нанимателем, а от вас разит, как из бражной.

Мика вздохнула, но послушно встала. Ой, ноги… правая, левая… щас она уснёт, и никаких снов. Правда ведь? Не вписавшись в особо хитровыкрученый вираж, Мика врезалась в какого-то громилу.

— Эй, образина, смотри, куда пр… — громила вдруг исчез, а её осторожно подхватили знакомые руки.

— Снова ты, — буркнула Мика, вдыхая солоноватый запах, и под пытками не смогла бы сказать, чего хочется больше: бежать со всех ног или слизывать этот аромат с него языком, чтоб получше запомнить вкус, — Что тебе надо от меня?

Хотелось спросить строго, зло, но вышло почти с отчаяньем. Ос прижал Мику к себе чуть крепче, распахивая дверь в её комнату.

— Я мог бы сказать, но ты не поверишь.

Мика хмыкнула:

— Не поверю, говоришь?

— К сожалению, пока нет, — Ос попытался устроить её на кровати и отойти. Ну уж нет! Мика вцепилась в него руками, магией и даже губами — кожа на шее оказалась идеально-солоноватой, тёрпкой, как она и думала.

— А мне кажется, я знаю, чего ты хочешь, — шепнула она доверительно, — Так сделай это, здесь и сейчас. Хватит мотать нервы и тебе, и мне. Я готова.

Он чуть отстранился и заглянул ей в глаза.

— Я не хочу, чтобы это было так, здесь, в этом клоповнике. Ты пьяна и не понимаешь, что творишь. Я не хочу.

Губы Мики покривились в усмешке, а рука скользнула вниз, слегка сжимая доказательство кое-чьей лжи.

— Не хочешь? Не похоже… — по его телу прошла дрожь, — Нравятся такие, как я? Извращенец, но мне даже лучше, — её руки скользнули по пуговицам, местами расстегивая, местами отрывая их с мясом, — Ты знаешь и сам, что ты — как картинка. Тебя хочется… всего облизать, как мороженое. Поиграем по моим правилам?

— Нет, по моим, — и все изменилось. Её руки прижали к матрасу чужие, более сильные, не позволяя вырваться и даже сдвинуться, сверху навалилось тело, фиксируя на месте, и она непроизвольно вздрогнула. Дёрнулась, но без толку — это кого другого она могла легко сбросить, того же Дики, безропотно принимавшего её правила игры к общему их удовольствию, но здесь этот номер не проходил. Вот в чём была проблема с Осом — он был сильнее.

Сердце отчаянно забилось, магия забурлила. Мике стало тошно от самой себя — ни туда ни сюда, как собака перед двумя мисками или тупая бабень в розовом из женских книг.

— Выпусти, — голос охрип. Ос хмыкнул:

— Уже не такая смелая?.. — и принялся шептать, покрывая её кожу лёгкими, нежными поцелуями, — Не сразу и не так… ты должна запомнить: меня не надо бояться, только не меня. Ты — моё небо, я скорее умру сам, чем причиню боль тебе, понимаешь? Но, уж прости, — он прикусил острый кончик уха, отчего Мику замкнуло, как плохо скроенные защитные чары, — Это будет по моим правилам. И я расскажу тебе обо всем, что хочу проделать с тобой. Сначала…

От контраста между жёсткой, фиксирующей хваткой рук и нежными поцелуями, между страхом, оцепенением от чужого контроля и охватывающей тело истомой Мику вело так, как на её памяти никогда. Его шёпот добавлял ситуации прелести, потому что воображение пустилось вскачь, и всего, о чём он говорил, хотелось сейчас и здесь. Потому, когда он отстранился, она смогла выродить только нечто среднее между протестующим стоном и выдохом:

— Куда?

— К себе, — выдал этот бог обломов, тяжело дыша, — Нам пора остановиться.

Серьёзно? Мика ухмыльнулась и с силой провела ладонями по его бокам:

— Как знаешь, но учти: шаг на выход, и я пойду вниз, искать кого другого. Хочешь?..

И вот тут он, наконец-то, поцеловал её в губы. И чары окутали Мику, унося в мир ярких и приятных снов.

— Доброе утречко!!! — прогудело над бедовым Микиным котелком так громко, что в черепе разразился звон колоколов из храмов Толстого Счастливого бога, — Подъём, напарник!

Мика отчаянно простонала и, выдав в ответ что-то определённо матерное, попыталась закопаться в подушку. Без особой надежды, правда — с Натаном такие фокусы никогда не проходили.

— Не дождешься, — предсказуемо прибавил громкости партнёр, — Меньше надо было пить вчера! Я за здоровых образ жизни! И, если серьёзно, поболтать надо, так что отскребайся от кровати.

Мика простонала, но послушно приняла сидячее положение — обрывки воспоминаний мелькали в голове на манер рыб, выныривающих пузом кверху в застоявшейся реке.

— Тебе вон водички кто-то — прям не догадаться, кто! — оставил. Выпей, что ли!

Мика скосила налитый кровью глаз и правда узрела на перевёрнутом ящике, подрабатывающем тут прикроватной тумбой на полставки, кубок, наполненный призывно поблескивающей подозрительно знакомой магией водой. Думать она была не способна, потому просто выпила, чувствуя, как с каждым глотком мысли проясняются, а воспоминания восстанавливаются и выстраиваются в ряд. «Специально хотел, чтобы я все вспомнила в подробностях?» — подумала Мика зло, но за мгновенно исчезнувшее похмелье не могла не быть благодарна.

— Пришла в себя? — уточнил Натан.

— Никуда не уходила, — буркнула Мика, — Я уже проснулась, говори, что хотел.

Натан хмыкнул и присел на край кровати.

— Встречался вчера с Халли-Ка.

— И как оно?

— Он все такой же скот, как и всегда, если ты об этом, потому отбываем мы сегодня же и, кажется, с фанфарами.

Мика сдавленно простонала.

— Что на этот раз?

— Подробностей не знаю, но он закусился с кем-то из коллег и обманом перехватил серьёзный заказ.

Колдунья вздохнула: Халли-Ка платил очень, очень хорошо, но и проблем с ним всегда хватало. Дельцом он был не то чтобы нечестным, просто хватким и рисковым: другие в пустыне Хо и не выживали.

— Поняла, — хмыкнула Мика, — Все как всегда.

Натан кивнул:

— Насчёт твоих вчерашних приключений, Бран сказал мне, что гости были именно за тобой. Есть варианты, от кого привет?

— Не знаю от слова совсем, — сказала Мика хмуро, — Но с ними был маг-фантом.

Натан присвистнул:

— Круто девки пляшут… На нашем уровне таких ребят не нанимают, сама знаешь.

— Знаю, — ответила колдунья хмуро, — Потому и думаю, может, перепутали меня с кем?

— Точно, — хмыкнул Натан, — Ты ж такая стандартная, вот ни разу не выделяешься!

Мика вздохнула — перепутать с кем-то зеленоволосую остроухую бабу с иссеченной шрамами мордой действительно надо ещё суметь.

— Слушай, дело не моё, но Ос, он кто? Ну, когда с нами тут зельевара бездарно не изображает, — спросил Натан. Мика хмыкнула:

— Да мне-то откуда знать? И почему это — бездарно? Колдует он, как дышит, этого не отнять.

Натан закатил глаза:

— Дурой не притворяйся, мы оба знаем, что место ему точно не здесь, в том числе потому, что он колдует, как дышит. Что он рассказывал о себе? Я не из любопытства, сама понимаешь, просто пытаюсь понять, не тащим ли мы с собой проблему.

— Не знаю, — Мика даже плечами дёрнула, — Мы с ним и не говорим толком, откуда мне знать?

— А ты узнай, — отрубил Нат, — Язычком поработай, тебе полезно будет. С нами он уж точно откровенничать не станет, а вот с тобой… Надо понять, что этому чуду тут надо — но на этот счет есть у меня мысли — и кто он вообще такой.

Мика вздохнула:

— Может, просто его прогоним?

— А ты этого хочешь?

Колдунья отвернулась. Натан между тем добавил:

— Парень хорош, и от такого мага в команде отказаться — надо быть дураком, а я им не являюсь, тем более что в этот раз, кажется, Халли-Ка отличился по-крупному и дорога будет непростой. Но знаю и то, что у таких, как этот Ос, и враги им под стать — первое правило весовой категории и все такое. И я не хотел бы случайно оказаться посреди замеса пары тварей, от чьего взгляда люди кровью до смерти истекают. Понимаешь? Мне на войне такого хватило, по самые помидоры и глубже гланд. Ты была под Идшаси, все видела.

Мика согласно кивнула — тоже помнила тот котёл, где они оставили сотню товарищей, остатки иллюзий и, возможно, даже самих себя. По крайней мере, не раз Мике казалось, что то, что здесь и сейчас, нереально, а она все ещё там, под обжигающим солнцем северных степей, у стен проклятой богами человечьей крепости, а вокруг полыхает магический огонь, да так, что не видно ни себя, ни неба…

— Я поговорю с ним, — сказала она хмуро.

— Вот и хорошо, вот и ладно, — хлопнул себя Натан по коленям, — Пойду будить орлов и трясти Оса на предмет антипохмельного — по тебе видно, что в этом парень дока!

Мика долго таращилась на закрывшуюся за напарником дверь.

Собирались они, и правда, как в зад ужаленные — Халли-ка, в строжайшем секрете подготовивший свои обозы к дороге, хотел выдвинуться с наступлением темноты, что прибавило Мике и её магам и работы, и геморроя: надо было успеть наложить на обозы все мыслимые защитные чары, проверить транспорт и управляющие животными кристаллы на предмет сюрпризов, навесить маячки на всех будущих спутников — во избежание, ну и так далее. Колдунье не хотелось признавать, но в этот день она возблагодарила небо и духов за то, что Ос был с ними: Нод, при всех его прелестях, был чистым силовиком, Бран отвечал за сюрпризы для нежданных гостей, так что все тонкие плетения ложились на плечи Мики и Оса, которым в итоге пришлось мотаться по точкам купца, раскиданным по всему городу, и без устали колдовать.

Говорили они мало и больше по делу, о предыдущем вечере не упоминали, и только взгляды, прожигающие колдунью до самых печёнок и заставляющие вспоминать — жар, поцелуи, запах, вкус — только жадные тени в этих глазах заставляли её дрожать и осознавать, что вчера — нет, не приснилось.

Да уж если быть честной, Мика и сама недалеко ушла: залипала то на губы, шепчущие магические формулы, то на руки, выплетающие в воздухе фигуры так изящно, что обзавидуешься, то на задницу — на взгляд Мики, идеальную. Он весь был идеальный, с головы до ног. Не для таких, как Мика. Но она ничего не могла с собой поделать: отводила глаза, как тупая малолетняя девка, когда он ловил её жадный взгляд. Не было бы шрамов, покраснела бы, тьх-тьху. Ох, как Мику это все выбешивало, кто бы знал! Ещё и утренний разговор с Натаном, будь он неладен, все варился в мыслях, как дерьмовая каша в исполнении Нода: и не проглотишь, и не выкинешь — прилип намертво.

— Может быть, перекусим? — уточнил Ос, отвечая на возмущенное бурчание в желудке колдуньи. Мика, которой казалось, что на ней вспахали парочку полей, а потом ещё и попрыгали сверху, даже сил спорить в себе не нашла.

— Угу, — только и сказала она, не поднимая головы.

Когда мозг все же принял участие в фестивале, Мика обнаружила себя сидящей в уютном кресле на оплетенной лианами беседке одного из самых дорогущих заведений в Баккаре, где каждый столик был отделён от другого кучей зелени.

— С какого… Почему мы здесь? — возопила она, наблюдая, как молчаливые слуги приносят отменно пахнущую еду и напитки.

— У нас свидание, — выдало Чудо безмятежно. Мика моргнула.

— У нас ещё треть работы не сделано!

— Одно другому не мешает, да и поесть все равно надо, — он был абсолютно непрошибаем.

— Я не стану платить такие деньги за жратву, даже если она сделана из гномьего золота!

— Я уже все оплатил, — он был безмятежен, — Можешь не есть, но тогда труд повара пропадёт зря. А, насколько я могу судить, готовят тут хоть сколько-нибудь удобоваримо.

И Мика сдалась. И говорить себе что-то навроде: «Солдат халяве лучший друг» — смысла не было, потому что все было горше в разы. Мика поняла, что попала, и с этим мужиком сожрала бы и ракообразных с золотой тарелки, и дорожную пыль с кровью вперемешку.

— Ладно, — сказала она скорее себе, вгрызаясь в ближайшее блюдо. Жрать хотелось, как перед смертью, да и готовили в заведении, надо признать, просто отменно, потому некоторое время ей было не до разговоров. Ос тоже отдавал должное еде и с дурацкими вопросами не приставал.