Среди ровной, как стол, томительно скучной, выжженной солнцем степи этот ничем не отгороженный участок меньше всего походил на аэродром. Ни огромных ангаров, ни застекленных диспетчерских вышек, ни полосатых конусов-ветро-указателей, ни даже самих самолетов тут не было; одно приземистое и широкое здание с камуфлированной под степь грязноватой желто-зеленой крышей, два глинобитных домика да редко расставленные по периметру невысокие железобетонные колонны — вот все, что находилось здесь. Тем не менее это был аэродром и притом— особо охраняемый.

Невидимые лучи, испускаемые скрытыми в колоннах аппаратами, зорче всякого часового днем и ночью сторожили территорию от незваных гостей. Стоило кому-нибудь хоть ползком пересечь линию луча, как в ту же секунду от караульного помещения отъезжала машина с автоматчиками и мчалась точно к тому (месту, где это случилось. Контрольно-пропускной пункт был вынесен за три километра на единственную дорогу, связывающую этот аэродром с главным аэродромом Н-ского гвардейского военно-морского авиасоединения. Кругом простиралась степь без деревца, без кустика. Минуя КПП, невозможно было незаметно приблизиться к запретной территории.

Солнце бросало на степь еще только свои первые лучи, когда на крыльцо глинобитного дома вышел офицер среднего роста и отнюдь не могучего телосложения. Проведя рукой по редеющим волосам, тронутым сединой на висках, он надел флотскую фуражку, прищурился на небо и через плечо позвал:

— Сергей!

— Иду, иду, — раздалось в ответ, и, что-то дожевывая на ходу, из дома вышел другой офицер — черный, как жук, остроносый, с подвижным, веселым лицом. — Пошли…

Стоявший неподалеку авиационный механик с особым старанием приветствовал проходивших мимо офицеров. Как же! Несмотря на скромные звания капитанов, оба они были известными летчиками-испытателями, специально приехавшими сюда для испытания новой машины. Дмитрий Петров и Сергей Сергеев! Механик вчера лично слыхал, как на старте один летчик в споре с другим, — а летчики любят поспорить, — сказал: «Мне сам капитан Петров говорил», — и тем положил конец спору.

Сергеев и Петров неторопливо шагали по растрескавшейся бурой земле, скудно поросшей сухой и жесткой, как проволока, травой. Того пряного аромата, какой царит над степью весной, не было уже и в помине. По дороге к аэродрому мчались автомашины, оставляя позади себя густую едкую пыль.

— А что это мы с тобой, друже, как отшельники, здесь день и ночь торчим? — глядя на проезжавших, подумал вслух Сергеев. — Большинство наших в городе живет.

— А зачем? Здесь — ближе к делу, — пожал плечами Петров.

— Ну все-таки… Там — театр, курзал, пляж…

— …погребок, — в тон другу шутя подсказал Петров, и оба рассмеялись: Сергеев был непьющим. — А вообще — верно. Вот закончим испытания — вызову телеграммой жену с ребятами и недельку побултыхаюсь с ними в море.

— Соскучился уже по своим карапузам?

— А что ж, они ведь у меня…

— Лучше всех ребят в мире!

— Ну, лучше не лучше, а родней… Выкатывают мою пташку, — кивком головы указал Петров.

Из большого здания, наполовину врытого в землю, по скошенному въезду тягач тащил на буксире новенький самолет. Со стороны казалось, будто автомобиль вытаскивает из тела земли пронзившую ее насквозь большую металлическую стрелу. Наконец самолет показался весь и покатился по ровному месту, свысока поглядывая стеклянными глазами на автомобиль-буксировщик.

Сдвинув фуражку набок, Сергеев жадно оглядел самолет и подмигнул Петрову:

— Сила и красота!.. Ничего, мой тоже скоро выкатят, полетаем парой. Ну, я пошел в сборочный. Не взлетай без меня — я приду на старт.

— Добро!

Приятели разошлись: Сергеев направился к приземистому зданию, а Петров зашагал дальше — к взлетной полосе. Позади послышались торопливые шаги. Петров оглянулся: его догонял инженер-майор — начальник технической группы, которой командование доверило сборку первых самолетов новейшей конструкции.

— Дмитрий Дмитриевич, здравствуйте. Летим, значит? Волнуетесь?

— Здравствуйте… Немножко, — спокойно улыбнулся Петров.

— А я злюсь: уже и начальство приехало и комиссия, а Дудника нет!.. Вот он, слава создателю! — облегченно вздохнул инженер-майор, весьма выразительно погрозив щеголеватому инженер-лейтенанту, обогнавшему их на почтительном расстоянии слева.

На командном пункте было людно и чувствовалась общая деловая взволнованность. У спецмашин и внутри них возились, проверяя аппаратуру, радисты, операторы и другие специалисты; под новеньким, только что натянутым тентом переговаривались члены комиссии; в старой беседке, покрытой латаным, выгоревшим брезентом, толпились техники. Среди них, уже успев натянуть комбинезон, стоял как ни в чем не бывало и Дудник.

Ретивые на «подначку» товарищи подтрунивали над ним, но добродушно: при своем щегольстве и любви погулять Дудник оставался хорошим специалистом и за это его уважали.

Капитан Петров доложил по-уставному, поздоровался с членами комиссии, в которую входил и сам, и отошел в сторону с начальником метеослужбы — обсудить прогноз и сводку метеорологической обстановки.

Началась работа. «Голубую стрелу» — так назывался новый самолет — тщательно осмотрели и проверили инженеры и техники. Потом заправили торпедоносец горючим, запустили и стали «гонять» двигатели на разных режимах; останавливали, осматривали, снова запускали и снова глушили…

Через два с половиной часа после этого на аэродром примчался серый «Зим». Из автомобиля вышел высокий, грузный моряк с адмиральскими погонами на плечах и значком депутата Верховного Совета СССР на кителе. Он дружески тряхнул руку председателю комиссии генералу Соколову, познакомился с генералом — конструктором «Голубой стрелы», ответил на приветствие офицеров.

— Душа и гроза военморов, адмирал Кулагин, — шепнул Петрову один из офицеров.

Густым, рокочущим баритоном адмирал сказал председателю комиссии:

— Насилу вырвался: флот вышел на учения, дел больших и малых куча… Однако к вам не приехать не мог. Покажете новинку? Вот эта и есть? Интересно!..

С пронзительным шумом, изрыгая могучий, раскаленный поток газов, на взлетной полосе стояла и подрагивала от сдерживаемого стремления вперед изящная боевая машина. Обжигающее дыхание «Голубой стрелы» чувствовалось уже на расстоянии.

— Около сопла температура такая, что, если неосторожно сунуться, «поджарит» и сдует, как былинку! — улыбнулся Кулагину генерал.

Оглядев самолет со всех сторон, адмирал восторженно воскликнул:

— Здорово! Но я ведь моряк и в тонкостях авиации не силен, так уж вы отрекомендуйте мне свое детище, — попросил он конструктора.

Тот с улыбкой пожал плечами.

— Детище не мое, коллектива! Нам удалось повысить запас прочности — теперь машина должна выносить громадную перегрузку. Главное же — другое.

Животрепещущим вопросом в авиации являлась проблема дальности и скорости полета реактивных самолетов — дело упиралось в большой расход горючего и ограниченность его запаса в полете.

Наши ученые решили эту проблему. Они разработали особое химическое соединение — газ, который накачивается в обыкновенный стальной баллончик, подключаемый к двигателю. В полете содержимое этого баллончика микроскопическими дозами впрыскивается в камеру сгорания как дополнитель к горючему, что дает поразительный эффект: температура горения топлива повышается в несколько раз.

Следовательно, бортовой запас горючего значительно возрос, сохранив прежний вес и объем, что сделало возможным пропорционально увеличить время беспосадочного полета и по мере надобности повышать скорость: инженер Андреев снабдил двигатель новой огневой трубой повышенной жаропрочности,

— Послушайте, так ведь это — колоссальное достижение!

— Совершенно верно, — подтвердил генерал.

…Чуть сдвинув со лба белый байковый подшлемник, капитан Петров подошел к самолету, сопровождаемый остальными членами комиссии, инженерами и командованием соединения, и по дюралюминиевому трапику взобрался в кабину.

Худощавое спокойно-приветливое лицо Петрова стало деловым и строгим. Закрыв колпак кабины, он опробовал рацию, педали, штурвал управления и запустил двигатели. Проверив мат шину на земле, летчик вырулил на старт и запросил разрешение на взлет. Руководитель полетов дал «добро». Петров пристегнул себя к сиденью, улыбнулся, кивнул головой стоявшему близ самолета Сергееву и сосредоточил внимание на приборной доске.

Когда специфический шум двигателей достиг предельно высокой, звенящей ноты, «Голубая стрела» чуть «клюнула» — это Петров отпустил тормоз, — пронеслась по аэродрому и легко взмыла в воздух.

В тесной кабине реактивного самолета летчика окружает множество приборов. Петров должен был тщательно следить за показаниями каждого из них. Не прошло и двух секунд, как «Голубая стрела» была уже далеко от аэродрома. Петров сориентировался, проверил послушность машины рулям и, «вежливо» заложив вираж, начал первую «коробочку».

По радио запросили: «Стрела», «Стрела», я — «Лук». Сообщите, как себя чувствуете, как ведет себя «стрела», как — «самовары»?» Петров улыбнулся, обнажив справа три золотых зуба — след аварии военных лет, ответил: «Я — «Стрела». Самочувствие хорошее, «стрела» и «самовары» ведут себя отлично».

На командном пункте все невольно вздохнули. Конструктор подошел к радиолокатору и тронул оператора за плечо:

— Как наблюдается цель?

— Слабо, товарищ генерал. Прямо не знаю, что это такое, — сконфуженно ответил тот, уступая место у экрана. — Вот посмотрите сами.

Генералы, члены комиссии и полковник, руководивший полетами, по очереди посмотрели на-экран, затем многозначительно переглянулись.

— Ничего, ничего, продолжайте наблюдения. Вы не виноваты: это так и должно быть, — усмехнулся генерал оператору.

Капитан Петров освоился, поверил в новую машину и начал выведывать ее «характер», возможности, маневренность. Но с земли его одернули, приказав вернуться в горизонтальный полет. «Голубая стрела» стала стремительно выписывать над морем и берегом гигантскую «восьмерку».

— «Стрела» поет, товарищ полковник, — доложил радист.

— Что, что? — не понял и сердито удивился полковник. — Точно докладывайте.

— Есть! Капитан Петров поет марш летчиков.

— Теперь — ясно. — Полковник оглянулся на членов комиссии и вместе с ними улыбнулся. — Ну что ж, это — хороший знак.

Солнце пекло вовсю. Над степью дрожало марево, слабые порывы ветра не освежали, а опаляли людей. Петров уже налетался, «слазал на высоту» и сейчас снижался. На земле ждали его радиоинформации о высотно-скоростном полете, но вдруг голос оператора ударил всех, как электрическая искра:

— Товарищ полковник! На экране — вторая цель! Курс… Третья цель! Еще две! Еще!..

Отстранив оператора, полковник на миг прильнул к экрану.

— Что за черт!.. Включить второй радиолокатор! Радист, запросить Петрова!

Конструктор, побледнев, метнулся к председателю комиссии. Генерал крепко взял его за руку:

— Спокойно. И не будем мешать полковнику. Здесь он хозяин.

— Товарищ полковник, весь экран забит беспорядочно движущимися целями! — доложил оператор другой радиолокационной установки.

— Товарищ полковник, «стрела» не отзывается! — как эхо прозвучал за ним голос радиста.

Полковник решительно приказал:

— Передать истребителям сигнал «зэт» и координаты 47–95. Продолжать вызов «стрелы».

— Есть!.. Сигнал передан, товарищ полковник.

Полковник машинально взглянул на часы.

Прошло всего несколько секунд.

Конструктор опустился на скамейку и, ломая спички, стал прикуривать горящую папиросу.

— Сейчас выяснят, у нас было обусловлено… — ни к кому не обращаясь, начал и не договорил полковник.

Около получаса прошло в томительном ожидании и тишине, которую нарушали лишь скупые, приглушенные фразы да монотонный голос радиста: «Стрела»… «Стрела»… «Стрела»…»

Затем пришло сообщение от истребителей: «Море затянуто сплошной дымкой. В воздухе» в квадратах 46–94, 5, 6; 47–94, 5, 6 и 48–94, 5, 6, никого не обнаружено».

Полковник с тревогой посмотрел на капитана Сергеева и вполголоса приказал шифровальщику:

— Закодируйте и немедленно оповестите по радио командование, корабли и береговые части флота и МВД о пропаже самолета и летчика капитана Петрова…