Уже за полночь большой спасатель «Абакан» — флагман базы снялся со швартовов и якоря, тихо пересек гавань и вышел в море. Ночь обещала продержаться спокойной и темной: небо сплошь затянуло низкой облачностью, на море — полный штиль.

Стоя по правому борту на мостике главного командного пункта корабля — ГКП, как его попросту называют, командир «Абакана» капитан третьего ранга Ладога оглянулся на проблесковый огонь маяка и негромко спросил:

— На румбе?

Из рубки ГКП рулевой тотчас ответил:

— На румбе триста четырнадцать.

— Право два. Курс триста шестнадцать.

— Есть право два... На румбе триста шестнадцать.

Из штурманской вышел старший помощник Ладоги — невысокий подвижный крепыш капитан-лейтенант Чумбадзе. Дружески блеснул улыбкой из-под черных подбритых усов.

— Иди-ка отдыхать, Иван Иванович, день-то нелегким был. Все наши учебные и рабочие планы — коту под хвост.

— Это нормально. Кому как не нам, спасателям, привыкать к внезапностям. А насчет отдохнуть — пожалуй.

Командир спустился по крутому трапу к себе в каюту.

Высчитав ход так, чтобы на место работы «Абакан» пришел к утру и команда спокойно выспалась, Чумбадзе велел вахтенному начальнику сбавить обороты машины, походил по мостику и устроился на своем излюбленном месте — между обвесом крыла и нактоузом пеленгатора...

Раскурив трубку, замполит капитан-лейтенант Венциус прошел на ют. Здесь у обреза сидели матросы подвахты, а с ними — огненно-рыжий главстаршина Шнейдер с «Труженика». На «Абакане» он временно замещал Сергея Сафонова, поощренного за разминирование отпуском в Ростов, к маме. Подыгрывая себе на гитаре, Шнейдер негромко пел:

— Чудо́ва писня. Аж за душу чипляет! — вздохнул кто-то.

— Хороша, только не ко времени, — сказал Венциус.

Только тут заметив замполита, матросы вскочили.

— Это я виноват, товарищ капитан-лейтенант. Извините, — признался Шнейдер, скомандовал: — Кончай курить. Отбой! — и первым шагнул в темноту: корабль шел по-боевому, без огней.

Полная противоположность Чумбадзе по характеру и темпераменту, Венциус отличался спокойствием и выдержкой. И потому, если на вспыльчивого старпома матросы иногда и обижались, то на замполита — никогда, хотя добреньким он не был и поблажек не давал. Он посидел еще, покурил, выбил в обрез золу из трубки. Поднялся, пошел на мостик. Легко взбежал по трапу:

— Что нового, Гвидо?

— А что у меня может быть нового? — отозвался Чумбадзе. — Все то же: там — норд, тут — зюйд, кругом море, а в нем — вода.

— Иди, чайку попей. Я велел заварить.

— В-ва! Спасибо, дорогой-заботливый, сейчас...

Чумбадзе выждал, пока вахтенный начальник скомандует поворот, задаст новый курс, и тогда уж спустился в кают-компанию.

Теперь «Абакан» шел у границы наших территориальных вод, параллельно берегу. Идти этим курсом, постепенно приближаясь к суше, предстояло до утра.

Но разве в море можно что-либо гарантировать загодя...

Вахта давно засекла, а теперь и Венциус время от времени следил по развертке локатора-репитера за сближением с каким-то судном. До пересечения их курсов оставалось еще изрядно. Но вот, держа к берегу, неизвестное судно пересекло курс «Абакана» — и Венциус успокоился. В общем-то, он и не беспокоился, но... море! Казалось бы, чего уж просторнее? А вот поди ж ты — ежедневно ллойды регистрируют самые нелепые, зачастую трагические столкновения судов! Поэтому каждый офицер на мостике при сближении с другими судами всегда внутренне настораживается.

Какое-то время прошло тихо-спокойно...

Вдруг сверху — с поста сигнальщиков хрипловатый тенорок старшего доложил:

— Справа по носу, курсовой — двенадцать, дистанция — две с половиной мили: факел!

Что за чертовщина! Венциус с вахтенным офицером одновременно вскинули бинокли. Замполит долго не мог ничего углядеть, потом заметил: действительно, в глубине ночи мерцали красноватые, еще еле заметные вспышки огня. Молодцы сигнальщики, глазастые!

Вахтенный начальник взял пеленг, спокойно приказал:

— Право тринадцать. Курс — девяносто восемь. Сигнальщики! Наблюдать факел.

— Есть право тринадцать!.. Есть наблюдать!..

Застегивая на ходу китель, вернулся Чумбадзе. Замполит молча показал ему в ночь. Чумбадзе посмотрел в бинокль и все понял, прежде чем вахтенный начальник успел доложить ему. Сказал вахтенному:

— Дайте «самый полный» обеим машинам.

Тот передернул рукоятки машинного телеграфа: мелко задрожав, «Абакан» мощно рванулся вперед, взбив штевнем седые усы пены. Рывка этого оказалось достаточно, чтобы чуткий командир проснулся и тоже поднялся на мостик.

— Что такое, куда мы помчались?

— Товарищ командир, замечен, вероятно, пожар на судне, — доложил вахтенный начальник. — Сейчас рассмотрим.

Вскоре уже ясно стали видны взметы пламени на неизвестном судне.

Темпераментный Чумбадзе метнулся в радиорубку, рванул дверь:

— Почему не доложили SOS?

— Сигнала бедствия не было, товарищ старпом.

— Не может этого быть! Ушами хлопаете, спите на вахте! Ладно, после поговорим! — угрожающе пообещал он.

По международному закону каждые полчаса — в «минуты молчания» — все морские радиостанции работают только на прием, вслушиваясь, не просит ли кто помощи. Горящее судно, конечно же, взывало.

— Играйте тревогу, лейтенант, — приказал Ладога вахтенному начальнику.

«Др-дррр! Др-дррр! Др-дррр!..» — по всему кораблю зашлись дробью электроколокола громкого боя. Матросы, старшины, офицеры взметнулись с коек. Через несколько секунд на ГКП посыпались доклады о готовности боевых частей.

— Командир АСП, на мостик! — приказал по трансляции Ладога.

Тотчас командир аварийно-спасательной партии старший лейтенант Серебров предстал перед начальством...

Горящее судно оказалось иностранным небольшим старым «купцом». На корме и грязно-черном носу его белело претенциозное имя «Sirena». Пока что на судне явно горела лишь надстройка. Горела буйно. Но удивило спасателей другое: «Сирена» стояла на воде без хода и была уже покинута командой!

— Тоже мне, моряки. Подонки! Удрали, даже не попытавшись спасти судно, — презрительно процедил Чумбадзе.

— Да уж, — согласился Серебров. — А на судне и сейчас еще вполне можно работать.

— Конечно. С какого борта подходить, командир? — спросил Чумбадзе.

— Подожди с подходом, не суетись, — ответил Ладога, вглядываясь. — Что-то не нравится мне эта картина. Поспешное бегство команды при пожаре на судне — первый признак взрывоопасного груза.

— Так оно же не в грузу!

Действительно: грузовая ватерлиния на корпусе и марки углубления показывали, что судно шло в балласте.

— То-то и оно. Мощной взрывчатке большого тоннажа и не надо.

Из тьмы к «Абакану» подлетел военный катер погранохраны. Заглушив моторы, плюхнулся носом на воду и по инерции подошел к спасателю. Знакомый абаканцам командир катера — молодой, веселый — громко объявил по мегафону:

— Привет братьям-спасателям! Греетесь? Попрошу капитана третьего ранга Ладогу.

— Слушаю вас, Зиновьев, — отозвался тот, выйдя на крыло.

— Здравия желаю! Поиск людей с бедствующего судна нами уже открыт.

— Добро, Зиновьев, спасибо. Желаем удачи!

— Взаимно!

Поодаль во тьме перемигнулись другие катера. Взревев моторами, катер Зиновьева тоже умчался.

Повременив, Ладога решил:

— Рискнем. Действуйте, Серебров.

Защитив себя жемчужным каскадом распыляемой воды — на синем бархате ночи да еще в багровых бликах пожара это выглядело феерически! — спасатель подошел к «Сирене» и ударил по огню тугими струями изо всех лафетных стволов. Командуя, Серебров то разводил эти струи, то сводил в одну цель — и тогда могучий напор их крушил переборки, вышибал двери, отрывал и швырял за борт горящие обвесы, мебель, рундуки...

Огонь стихал. Горящее судно окуталось дымом и паром. Стало темно, прохладно, запахло угаром.

— Врубить прожектора! — приказал Серебров. Доложил Ладоге: — Товарищ командир, пожар притушен, обстановка позволяет — разрешите высадить десант?

Ладога медлил. Кто его знает: высадишь — а тут как раз и рванет!.. И выйдет — послал людей на верную смерть.

Серебров ждал. Офицеры молчали. И тут с «Сирены» донесся слабый протяжный крик. Здесь, конечно, уже прочь все опасения.

— Добро, высаживайте. И поживее!

Первым на борт «Сирены» перебрался сам Серебров. Произведя наружную рекогносцировку, подал знак — за ним последовали в термостойких костюмах, волоча за собой воздухопроводные шланги и сигнальные концы, Шнейдер и Сыроежка. И замыкающими — старшина Шлунок и Скултэ.

Тут произошла маленькая заминка. Шлунок умудрился сорваться с борта — его подняли из воды обратно на «Абакан» и быстро заменили старшим матросом Изотовым.

Задачи парам были поставлены разные. Шнейдеру с Сыроежкой — найти и ликвидировать главный очаг пожара. Местами палуба уже прогорела. Рискуя провалиться или запутаться шлангами в хаосе разрушений, парни пробирались по задымленной, тлеющей руине жилой палубы, обследуя залитые водой по самые комингсы помещения. Пожар начался с провизионки, где хранились вина, ром, спирт и прочее. Вероятно, тут что-то случайно подожгли — струсили и удрали. От огня лопнули бутылки со спиртом, спирт рванул — и пошло!.. И сейчас еще пузырилась, как раскаленная магма, смесь масла, спирта, сахара, рома и водок. Главстаршина с матросом приняли с «Абакана» пенный ствол, заполнили провизионку углекислотной пеной и тем надежно ликвидировали очаг пожара.

Изотов и Скултэ первым делом поспешили на поиск гибнущего. Это далось им весьма не просто, однако нашли. Обреченным на гибель оказался молодой симпатяга-пес — мокрый, грязный, с опаленным боком.

— Эх ты, бедолага, — пожалел его Изотов. — Бросил тебя хозяин на погибель, предал, мерзавец!..

Пес, дрожа и жалобно скуля, благодарно лизал резиновые маски спасителей.

Серебров дал сигнал — и уже вся аварийно-спасательная партия, вооруженная табельными приборами и инструментами, перешла с «Абакана» на борт «Сирены». А еще через полчаса командир АСП доложил Чумбадзе о результатах первичного осмотра и состоянии спасенного судна.

Тем временем катера погранохраны нашли одну шлюпку с моряками «Сирены», затем — на большом курсовом расхождении — вторую. А третья... Третья, вместо того чтобы держать курс на «большую морскую дорогу», где ее скорее бы заметили, пошла, как оказалось, к берегу...

Берег был уже совсем близок, но не виден — ночь. В шлюпке все оказались из начсостава «Сирены»: помощник капитана, второй электрик, механик, боцман... Правда, как гребцы эти люди не утруждались, шлюпка имела подвесной мотор. Пассажирами на носу шлюпки сидели двое мужчин в диверсионных легководолазных гидрокостюмах «Ихтиандр». На коленях они держали объемистые прорезиненные сумки с каким-то припасом. Потерпевшие бедствие отнюдь не были удручены происшедшим, держались спокойно и деловито.

— Пора, — решил помкапитана. Заглушил мотор, скомандовал гребцам: — Весла на воду! — Кивнул боцману: — Давай!

Боцман пальнул в небо красной ракетой.

— Держите по курсу двести восемь — и выйдете аккурат на хорошее место. Там будет удобно и ориентироваться, и выйти: участок берега каменистый, следов не останется, — сказал помкапитана молчаливым таинственным пассажирам. — Давай еще, боцман.

Боцман пустил еще ракету. Все притихли, прислушиваясь. Вскоре из ночной тиши донесся шмелиный гул еще далекого катера.

— Идут... Ну, с богом! Курс точно двести восемь! Ни пуха вам ни пера.

— К дьяволу, — буркнул диверсант помоложе, натягивая маску.

Оба перевалились через борт, взяли по наручным компасам курс и скрылись в воде.

— Еще ракету! Две! — велел помкапитана. — А теперь — навались, да так, чтобы по-настоящему взмокнуть-взопреть! И — раз!.. И — два!..

Повел шлюпку хитро: не обратно в море, а почти параллельно берегу. На ходу завернул в карту гаечный ключ — отправил за борт. Следом ушли шлюпочный компас и подвесной мотор.

Шмелиный гул постепенно превращался в рев. Он приблизился и оборвался. Совсем близко вспыхнул прожектор и слепящим голубым потоком захлестнул шлюпку.

— Пограничный дозор. Кто такие, откуда? — спросили из тьмы и повторили вопрос по-английски.

— Моряки с потерпевшего бедствие сухогруза «Сирена», — ответил помкапитана и поименно назвал спутников. — Где мы находимся, господин офицер? У нас ни карты, ни компаса...

Рассвет медленно выявлял понурую, грязную, закопченную и изувеченную пожаром «Сирену». Рядом с ней мощный крепыш «Абакан» выглядел даже элегантно-чистым и аккуратным. С берега радировали, что за «Сиреной» уже выслан морской буксир. Пока ее команда разместилась в салоне команды «Абакана», а капитан — в каюте Чумбадзе.

Едва на горизонте зарделось солнце — возле спасателя и спасенной «Сирены» приводнился гидроплан с экстренной комиссией. Совещание ее проходило в кают-компании. Понимая, что люди были подняты среди ночи с постелей, Ладога распорядился тотчас подать туда свежий чай, бутерброды и консервы.

— Итак, люди все в целости и наличии, — констатировал морской офицер-пограничник, сверив найденную на «Сирене» судовую роль с рапортами командиров катеров, разыскавших в море три шлюпки с ее командой.

— С людьми и документами вроде бы все в порядке, — согласился помначштаба базы. — С судном тоже...

По международным законам судно, почему-либо брошенное в море капитаном и командой, становится трофеем того, кто его спасет. С позиции правовой данный случай являлся бесспорным. А вот кое-какие частности вызывали некоторое недоумение комиссии.

Например. Следуя из Окерсберга в Киль, прихватив попутный груз какой-то фирмы, чего ради «Сирена», вместо того чтобы идти обычной большой дорогой Балтики, свернула в наши территориальные воды?

Или. Судя по документам, «Сирена» в Окерсберге взяла у некоей частной фирмы попутный фрахт, а на поверку никакого груза в трюмах судна и духу не было! Куда же он делся?

Капитан «Сирены» ответил на этот вопрос удрученно: чего, мол, тут о грузе толковать, когда теперь все судно ваше!..

Упоминание об этом на совещании комиссии вызвало общую улыбку.

— Удручаться ни ему, ни хозяину нечего, — пробасил инженер-капитан первого ранга. — Судно — старое корыто еще довоенной постройки. Корпус — ни к черту, двигатель — рухлядь... Как его еще выпускали в море! Трофей, прямо скажем, незавидный. На металлолом разве что сгодится...

Загадку с грузом прояснил представитель Регистра:

— Вы, товарищи, народ военный и потому просто не знаете некоторых тонкостей морского торгового бизнеса. Эта «Сирена» — собственность частной транспортной фирмы, то есть капиталиста. Безусловно, давно и выгодно застрахована в одном из ллойдов. Посудина старая, дрянная, ремонтировать ее — выгоднее утопить. Но алчному владельцу одной страховки мало, хочется урвать кусок пожирнее. А как? Делается это гениально просто. По личной договоренности в каком-либо порту берется фрахт на перевозку какого-либо ценного груза. Оформляется по всем правилам. Груз остается у грузовладельца — вместе с определенной мздой, разумеется, — а судно якобы с грузом выходит в море, «терпит аварию» и благополучно тонет. И ллойд выплачивает владельцу судна страховку да еще стоимость груза. Все законно, все довольны!

— В этом, кстати, и объяснение местонахождения «Сирены», — дополнил от себя пограничный комиссар. — По роковой случайности могло статься, что именно в момент пожара и гибели «Сирены» на «большой морской дороге» как назло не окажется поблизости никаких других судов. Бывает так. Значит, «Сирена» может погибнуть без свидетелей и — поди доказывай ллойду ее гибель! Дело рисковое. А наши воды патрулируются кораблями погранохраны, они-то уж непременно обнаружат даже не горящее судно. Но пока пограничники сообщат, пока на берегу решат, пока выйдет и придет спасатель — «Сирена» великолепно сгорит и потонет. Судно утонет, а свидетельство останется. А свидетельство СССР авторитетно во всех ллойдах! Так все аккуратненько и рассчитали. Но бог шельму метит: едва жулики подожгли «Сирену» и покинули, тут как тут оказался «Абакан»! И что теперь будет с владельцем «Сирены», когда он узнает, какую свинью ему подложил наш дорогой Ладога, — страшно подумать!

Члены комиссии дружно рассмеялись. Все стало на свои места, все нашло свое объяснение. Лишь один нюанс остался неизвестным комиссии: то, что в порту «погрузки» капитан с помощником тайно приняли на борт «Сирены» еще двух мужчин, не вписанных в судовую роль...

В кают-компанию Ладоге позвонили с мостика. Выслушав, Ладога ответил: «Добро» — и сообщил председателю комиссии:

— Буксир на подходе, товарищ капитан первого ранга.

— Очень хорошо. Передайте ему «Сирену», ее людей, а сами отправляйтесь на свою работу. Мы тоже отбываем сейчас.

— Есть! — обрадовался Ладога: из-за этого происшествия он и так потерял уйму дорогого времени.

На точку разведки «Абакан» пришел уже к полудню. Мутнел серый день, близкий берег прятался в тумане. Едва подгребая винтами, «Абакан» полз вдоль берега, пока не приблизился к свайному домику гидрологического поста № 17. Застопорил машину.

— Отдать правый! Пятьдесят метров на клюз! — дал команду на бак вахтенный офицер.

Боцман Трофимыч отпустил стопора лебедки, и якорная цепь весело загрохотала в чугунной ноздре-клюзе корабля...

К обеду слегка распогодилось.

Первыми на разведку топляка пошли асы и ветераны соединения — флагманский специалист водолазной службы капитан третьего ранга Тутаринов и мичман Журбенко. Глубина здесь всего метров пятнадцать, стало быть, до верхней линии топляка и того меньше.

Важное преимущество малых глубин — простота спуска-подъема водолазов. На больших глубинах водолаз работает полчаса, а то и меньше, а поднимают его часами, подолгу выдерживая на «ступеньках». Иначе — азотное вскипание крови и смерть, если рядом нет декомпрессионной камеры.

На «Абакане» она, конечно, была. Металлический цилиндр ее с двумя узкими койками, аптечкой, телефоном и даже библиотечкой, с герметической дверцей, смотровыми иллюминаторами и прочим оснащением был намертво принайтовлен поперек палубы возле огромной буксирной лебедки. Однажды экстренно «выдернутый» с глубины мичман Голодов провел в этой камере — на пару с фельдшером — почти сутки. Ничего, обошлось. Даже с пользой: Голодов наконец одолел «Братьев Карамазовых».

Прежде всего водолазам предстояло найти сам топляк. Сегодня это было особенно непросто — видимость никудышная: метрах в пяти-семи от водолаза — сплошная муть.

Придя на грунт, Тутаринов с Журбенко сориентировались, разделились и пошли на поиск. Назвать это поиском в прямом смысле едва ли можно. Приходилось действовать по интуиции. Минимальная прозрачность сделала свое дело, и первые шаги ничего не дали.

Но вот наверху открылось солнце, туманная дымка сгинула — и видимость на грунте сразу улучшилась. Вскоре Журбенко радостно объявил:

— Ага, ось, навить, вин!.. Пэвно — топляк! Та який гарнесенькый... Ходыть сюды, товарищ кап-три... Сообщаю командиру: корабль найден, стоит на ровном киле с небольшим креном на правый борт... А ну, хлопцы, вирайте менэ помалу... Стоп, добре... Сообщаю: нахожусь, вероятно, на полубаке... Иду... Точно: вышел к брашпилю. Занесло все на палубе... Майнайте мне по сигналу конец буйрепа... Есть, принял... Сообщаю: носовой буй прикреплен...

Тутаринов поднялся на ют и обозначил буем корму затонувшего корабля. Теперь, ориентируясь на поплавки-буи, «Абакан» мог сразу точно становиться «на точку».

— Добро. Хватит, выходите, — распорядился Ладога. — Обедать пора.

Поговорив с Тутариновым и Журбенко, Ладога связался по радио с командиром Коногоновым:

— Нашли, товарищ командир. Да, только что, перед обедом. Долгонько искать пришлось, видимости не было... На первый взгляд: топляк, несомненно, военного времени, стоит почти на ровном киле, в грунт не засосан, но сверху занесен песком изрядно... Нет, видимо, какое-то небольшое патрульное судно или сторожевик, пока трудно сказать... Вооружен довольно сильно для него. Нет, поднимать, пожалуй, нет резона. Порежем, сдадим на металлолом... Конечно, отмоем, посмотрим еще...

После адмиральского часа второй парой на грунт пошли командиры водолазных отделений Шнейдер и Шлунок. Пока они осматривали корпус топляка, с берега, где в зелени лесопарка мрамором сияло здание санатория «Белый камень», задул ветер и, окрепнув, развел на море волну балла на три. Вообще-то, на глубину волнение не проникает и работе водолазов не мешает. Но на малой глубине все же чувствуется, а главное — раскачивает наверху корабль и тот дергает шланги водолазов.

Не доверяя прогнозу, Ладога сам осмотрел небо, «потрогал» ветер, вздохнул и приказал сворачивать работу. К ночи «Абакан» вернулся на базу.

Немногим раньше вернулся к себе в Балтиморск и майор госбезопасности Рязанов. Как член экстренной комиссии, он вместе с другими офицерами подписал все акты спасения «Сирены» и ее моряков. Подписал без колебаний, но, возвратясь на берег, все же «мобилизовал» у пограничников двух лучших следопытов и вместе с ними лично проверил многие километры природной КСП, — совершенно пустынного здесь дикого пляжа. Никакого намека на след вышедшего из воды нарушителя найдено не было. Чекист мог спать спокойно. Мог, но не спал. И не потому, что ныли ноги, отвыкшие от таких переходов, — не давало беспокойство, вызванное всей этой историей, смутное, аморфное.

Лишь засыпающему уже Рязанову припомнился помощник капитана «Сирены» — и аморфное беспокойство сразу выкристаллизовалось: как это могло статься, чтобы помкапитана — ш т у р м а н — вдруг забыл взять в шлюпку компас и карту?!

Сомнение определилось, но осталось лишь сомнением. А оно, увы, не основание для официального допроса. Тем более иностранца. Но ни малейших фактов и улик у чекистов не имелось...

...Аквалангисты, конечно, не попали сразу на узкую каменистую полосу, пересекающую берег. Пришлось немало побродить по колено в воде, пока не углядели спины выступающих из воды валунов. Это были очень напряженные минуты: нарушители знали, что, получив извещение о ЧП в море, береговые пограничники тотчас выступят на усиленную охрану. Так что тут каждая секунда могла оказаться роковой.

Наконец, переступая с камня на камень, они вышли на травянистый берег. Рассвет застал их уже далеко от моря. А к полудню напарники добрались до живописного курортного городка Сосногорска. Встретить тут хабаровца, мурманчанина, алмаатинца или киевлянина было проще, чем местного жителя. Поэтому появление здесь еще двух курортников никак не могло привлечь чье-либо внимание. Закопав в сосновом бору свои мешки, напарники налегке вошли в город...

Прежде они мало знали друг друга. Оба состояли в ГОР — группе особого резерва генерала Z, что сразу указывало на их высокое положение в некоей разведывательной «фирме», — но были специалистами разного профиля и квалификации. Старший по возрасту Пауль — мастер еще гестаповской школы. Латыш по национальности Оскар — диверсант уже послевоенной выучки. Оба, конечно, хорошо знали русский язык, Россию и оба прекрасно дополняли друг друга, являя оптимальное для данного задания исполнительское целое.

Третьим был сам Федотов. А дабы троица не перегрызлась между собой, хитрый лис Z ограничил их осведомленность и функции. Федотову поручил финансировать оперативные расходы и всячески содействовать агентам. Паулю — обеспечивать организационно диверсию. Ему же были доверены пароль и явка к Федотову, а Оскару — информация о документах с затонувшего корабля и непосредственное исполнение диверсии. Таким образом, дружная работа троицы была гарантирована.

Паулю было за пятьдесят, но сил, подвижности и мастерства он не потерял. Округлое лицо его с мягкими чертами казалось простоватым и добродушным. Хорошее лицо, неброское — удобное для агента.

Оставив напарника на бульваре, он вошел в курортное посредбюро, реклама которого сулила уйму всяческих услуг, и вскоре вышел уже с листком в руке. Оглянулся по сторонам.

— Я здесь, Павел Иванович, — объявился Оскар, выступив из тени каштана.

Пауль махнул: пошли!..

В дома они зря не заходили: присматривались с улицы, оценивали и — шли дальше. Наконец вернулись к маленькому одноэтажному домику в глубине довольно обширного сада.

— Ступайте разведайте, — сказал Пауль. — Кажется, это то, что надо. Только не вздумайте отдать на прописку свою липу.

— Опасаетесь выборки?

— Даже не выборки, а сплошной проверки. После ночного чепе проверить на всякий случай всех прибывших сюда сегодня — дело отнюдь не глупое, а потому вполне вероятное. Так что остерегитесь.

— Да? А я, представьте, просто жаждал получить прописку в санатории с решетками! — Оскар усмехнулся и вошел в калитку.

Пауль пристально посмотрел ему в след. Нет, каков! И откуда у них, у нынешних, эта манера разговаривать со старшими этаким ерническим тоном?.. Ладно, черт с ними, с манерами, был бы напарником хорошим. А он хорош, говорили, смел, умен, находчив и везуч. А удачливость — бесценное качество! Недаром даже Наполеон, назначая командующих, интересовался всегда, удачлив ли этот генерал?..

Пристанище Оскару понравилось. Однокомнатная квартира-домик имела застекленную верандочку с диваном, столиком и еще выходом прямо в садик. Эту-то верандочку и сдавала курортникам одинокая пожилая хозяйка. Поторговавшись для блезира, Оскар снял веранду, заплатил вперед, но паспорт свой лишь показал и отправился с ним «на почту за переводом».

Прогулочным шагом напарники шли к вокзалу. День разгулялся, хвойный сосновый озон в смеси с морским делал воздух чудесным. После высадки и ночного марш-броска к Сосногорску путники сейчас действительно отдыхали. Но — только физически. Оскар зло сетовал:

— Черт бы побрал эти сложности! Тут каждый день на вес золота, так еще эта канитель...

— Все правильно, — возразил Пауль. — Ведь все побережье — погранзона. И не какая-нибудь, а советская! Иметь надежные документы, их подстраховку на всякий случай и точную ориентировку в обстановке нам просто необходимо.

— Да понимаю, понимаю. — Оскар сладко потянулся, взбодрился. — А хороша погодка! И местность тут... Чего вы хмуры, как сыч?

— Да так. Высадка удалась на редкость, проход тоже, дачку сняли отличную запросто... Меня всегда гнетет и тревожит, когда дело начинается так гладко.

— Сплюньте, — всерьез предложил Оскар. — Кстати, я не уверен, что нам надо здесь базироваться. Смотрите... — Остановился, ткнул носком туфли три точки в дорожной пыли: — Сосногорск, Балтиморск, санаторий «Белый камень». Так?.. — Соединил точки линиями: — Равносторонний треугольник. Добираться до санатория из Балтиморска и удобнее электричкой, которой отсюда до санатория нет, и безопаснее в массе пассажиров. А Балтиморск все равно станет нашим главным опорным пунктом: город!

— Так-то так, но Сосногорск курорт — полно приезжих. А в Балтиморске... Ладно, подумаем. А сейчас возвращайтесь на дачу и тихо сидите тут. Я в столице долго не задержусь.

— Надо думать. Пламенный привет от меня симпатяге Марсу.

— Вы его знаете? — мрачно насторожился Пауль.

— Я знаю, что крупно заработаю на нем — потому он мне уже симпатичен!