Проснулась Алиса уже радостно взволнованной. Так пробуждаются в праздник дети, жаждущие подарка. Она тщательно занялась туалетом. Умылась, старательно причесалась, наложила косметику. Надела узкий в талии, длиннополый халат, прошлась, посмотрела в зеркало. Нет, так не пойдет — слишком для начала. Надела шортики, легкую рубашку с полурукавчиками, стянула полы узлом на талии. Вот так хорошо: вполне современно и прилично. Довольная собой, отправилась в кухню и вскоре позвала:

— Алексей Алексеевич, прошу к завтраку!

С аппетитом завтракая, Оскар откровенно любовался Алисой. Приятно видеть рядом живую статуэтку и сознавать, что достаточно только протянуть руку... Но Оскар не спешил.

— У вас фотоаппарат есть, Алиса?

— Нет, не увлекаюсь. У папы где-то лежит «Практифлекс», могу найти.

— Давайте съездим на пляж, где побезлюднее, я поснимаю вас, посмотрим фотогеничность. А там и о кинопробе подумаем.

— Стоит ли? — усомнилась Алиса, скрывая восторг. — Может быть, просто так съездить, отдохнуть... — И заторопилась на лекции.

Оскар перебрался в кабинет развалился в кресле, закурил. Итак, в Сосногорске все обошлось благополучно. И здесь сложилось лучше не придумаешь. Знакомство с Алисой — просто дар! Дом великолепный, во всем подъезде всего шесть квартир — по две на этаже. Можно месяц ни с кем не встретиться! Однако все надо предусмотреть. До возвращения Пауля ничего серьезного предпринимать нельзя, но и время терять попусту досадно. Надо произвести хотя бы общую рекогносцировку местности близ санатория «Белый камень»...

В такой день и впрямь грешно не поехать на море!

Старый лесопарк, окружающий санаторий, был прекрасен. В прибрежной его части мраморно белело здание санатория, а по берегу простирался природный пляж. В отличие от сосногорского и других — чрезвычайно тихий и малолюдный.

— Какая прелесть! — восхитилась Алиса. — Представьте, Алекс, я тут никогда не бывала. А здесь, оказывается, чудесно!

— Конечно. Недаром здешние старожилы посоветовали мне.

Отдалясь от загорающих курортников, они расположились возле гранитного валуна с указателем «Граница пляжа». Здесь Оскар устроил привал. Выложил из сумки припасы, расстелил на песке «скатерть-самобранку». Алиса тем временем облачилась в пляжный мини-костюм.

Позировала она с удовольствием и сноровкой опытной манекенщицы. В статике и движении. Нащелкав кадров двадцать, Оскар объявил:

— А теперь — к столу, к столу, к столу! Я уже шатаюсь от голода!

На пляже всегда естся с аппетитом. Усердно работая челюстями, Оскар продолжал «любоваться» морем. Правее их недалеко от берега торчал из воды свайный домик-будочка с круговым балкончиком. Явно гидрологический пост. А близ него стоял на якоре какой-то вспомогательный военный корабль. Какой? Примет и флага его отсюда было не разглядеть без бинокля. Уж не «Флинка» ли он уже разведует?.. Интересно, он постоянно тут торчит или уходит на ночь?

Увидеть это сегодня ему не удалось: по берегу уже шагал, приближаясь, первый пограничный наряд — еще не строгий, но... лучше все же заканчивать пикник. Стряхивая «самобранку», Оскар расслышал комариный зуд подвесного мотора. Присмотрелся: вдоль берега шел дюралевый катеришко. Пограничники глянули на него в бинокль и пошли дальше. Катеришко причалил к посту и через две-три минуты отправился дальше, проплыв мимо санаторного пляжа. «Так, так, так. Понятно: смотритель обходит посты, снимая показания приборов. Это надо учесть», — решил Оскар и засек время.

Получив копию дислокации и плана работ на топляке — это входило в сектор его наблюдения — капитан Сысоев отправился к своему непосредственному начальнику, майору Рязанову.

Когда-то начинающего чекиста Рязанова определили помощником к Сысоеву. Они хорошо сработались, подружились. Потом обстоятельства разлучили их. Но по прошествии нескольких лет снова свели вместе, только уже поменяв местами. Это, однако, ничуть не ухудшило их отношений.

Сейчас майор был один, а наедине они говорили без чинов. Капитан показал Рязанову полученные документы:

— Читал, конечно?.. Петр Петрович, я понимаю: «Абакан» — спасатель и потому должен быть на «товсь» под рукой у командования, а не болтаться где-то. Но почему не поставить на топляк какую-нибудь брандвахту, что ли? Надо же как-то охранять...

— Кому это надо? — Рязанов вышел из-за стола, подсел к товарищу на диван. — Флоту надо? Да флоту этот топляк — как рыбке зонтик.

— Но уж коль скоро он нашелся...

— Резонно, резонно. Мы согласные, мы завсегда за охрану — было бы чаво охранять! А тут что? «Черный принц», набитый золотом? Новейший корабль с новейшим вооружением? Старая рухлядь, не представляющая никакого...

— Э-э, нет! А вдруг как раз представляет!

— Да я что, против, что ли? Нереально это. Сам посуди: где они возьмут эту брандвахту? Флот наш народные денежки бережет и бездельников не содержит. Значит, для охраны придется снимать со службы какой-либо корабль. И только потому, что Сысоев с Рязановым, видите ли, считают это не лишним. Тем паче топляк — на дне, да еще в пограничной полосе, которая и так бдительно охраняется. — Рязанов встал, прошелся по кабинету. Остановился перед Сысоевым: — А вот насчет «а вдруг» — твоя правда. Это наша забота. Надо хотя бы в принципе определить: может эта находка быть чем-то интересной и важной?.. Я уже сказал Ладоге, чтобы водолазы поднимали каждую найденную вещицу. Так ведь пока не отмоют топляк от наносов, в него не проберешься. А что мы еще можем?

Сотрудники помолчали. Разминая «беломорину» — иных папирос он не признавал, — капитан сказал:

— А ты знаешь, можем, пожалуй. Хотя бы по наружным обводам определить принадлежность, класс, тип топляка. Может, он сам по себе уже чем-то примечателен. Чем черт не шутит!

Рязанову предложение понравилось:

— Дельная мысль, Алексеич! Давай-ка, привлечем Тутаринова... Молодежь-то не знает давние типы судов, а он и сам войны хлебнул, да и других ветеранов знает — может их приобщить.

«Почтовый ящик» в Сосногорске пустовал — значит, Пауль еще не вернулся. Оскар поддернул плечом лямку рюкзака, зашагал к вокзалу. Электричка на Балтиморск шла почти пустой. Естественно: утро погожее, все сейчас едут сюда, к морю. Вечером картина будет обратной. Оскар затолкал рюкзак с «Ихтиандром» в угол под скамью, сел к окну. Частичная разгрузка тайников прошла благополучно, а вот задержка Пауля тревожила.

Оскар задумался, глядя в окно. Отсюда до родных мест рукой подать и вполне можно встретить какого-нибудь знакомого земляка. А это почти верный провал.

Отец Оскара хуторянин-середняк Ансис своевременно вступил в ряды националистов-айзсаргов и круто пошел в гору. Латыши вообще умеют работать, Ансис же умел не только сам работать, но и из батраков выжимать силы. Хутор скоро вырос в имение, а сам Ансис — в фигуру уездного масштаба. И младшенького, своего любимца Оскара, отец с пеленок растил ярым националистом и выжигой. Старшая дочь Ансиса, Милда, жила самостоятельно в Риге, состояла в молодежной организации компартии и была функционером-подпольщиком. И Оскар, определенный отцом в городскую гимназию, жил у сестры и доносил о ее знакомствах и деятельности жандармскому офицеру, приятелю отца.

А тут Латвия снова стала советской. Раскулаченный Ансис сам поджег свое бывшее имение, ставшее колхозным, и ушел в лес в банду «межа кати» — «лесные кошки». Туда же подался и Оскар. Бандит-подросток быстро заматерел в Курземских лесах и оттуда был взят в немецкую разведшколу «Абверштелле-Остланд» в Балдоне, близ Риги. Война близилась к концу, но юный диверсант успел отличиться, был отмечен и переправлен на Запад. Там прошел полный курс специального «высшего» училища и уже отлично подготовленным специалистом пришел в диверсионно-разведывательную «фирму» генерала Z. И тут, обойдя многих коллег, сравнительно быстро выдвинулся в ГОР.

«Работал» Оскар в прибалтийских, скандинавских и социалистических странах Центральной Европы. Специально готовился и для СССР. Последний раз был в Союзе недавно и довольно долго — месяца три, приехав как турист-социолог. Единственным его заданием было как можно глубже познакомиться с сегодняшним производством, бытом, культурой, нравами, модами, общественными заботами — укладом жизни советских людей. Теперь же — конкретное и чрезвычайное задание.

...За окном вагона поплыли городские кварталы: тупиковый курортный вокзал обосновался в самом центре Балтиморска.

При выходе с перрона на площадь Оскара толкнул какой-то торопыга в летней шляпе и теневых очках. Оскар оглянулся и обрадовался: Пауль!

Вскоре они уже беседовали в кабинете Туманова. Пауль по достоинству оценил новое пристанище Оскара. А на веранде у старушки решили поселить Пауля: документы теперь у него были надежные.

— А у вас и того крепче, — заверил он Оскара, достав из кармана плотный конверт. — Вы улиток и пиявок любите?.. Придется полюбить, хотя бы временно. Вот вам паспорт, вот удостоверение инженера-ихтиолога, научного сотрудника... Командировка на работу в прибрежной зоне. Отношение в здешний НИИ. Все, разумеется, фиктивное, но настоящее. И даже, пока цел Марс, обеспечено подтверждение на случай проверки! Вот еще и рабочее научное задание: исследование моллюсков прибрежной зоны юго-восточной Балтики.

— Крыша прочная, ничего не скажешь.

— Есть еще один паспорт с документами, про запас. Он пока вам не нужен, я его прячу.

— Ладно. Вы молодец, Пауль, с вами можно крепко работать! Только... Я же ни черта не смыслю в головастиках.

— А кто смыслит? Думаете, настоящие ихтиологи толком в них смыслят? Купите «Юный натуралист», подчитаете. Кстати, когда на разведку отправитесь?

— Завтра же. Сегодня уже поздно. Сейчас купите мне в «Спорттоварах» акваланг — мой «Ихтиандр» для дела беречь надо. Да и приметный он.

Утро выдалось прохладным, но, пока Оскар с Алисой добирались до санатория, потеплело. Скинув с плеч довольно увесистый рюкзак, Оскар первым делом посмотрел на море: «Абакана» не было. Но это не обрадовало, а скорее, обеспокоило: вдруг придет, да в самый неподходящий момент?..

Лодку взял у санаторного заведующего пляжем, в распоряжении которого было несколько шезлонгов, пляжные зонты, лежаки и пузатые фофаны. Греб Оскар неуклюже — откуда режиссеру уметь! Подплыл сначала к свайному домику поста. Точно: «Пост № 17»! Отсюда уже были видны незаметные с берега буи обозначения топляка. Подгреб ближе к ним, остановился.

— Самое, по-моему, место. Лещей тут — тьма тьмущая! — предсказал, бросая якорек.

Изготовили и закинули удочки. Ни одной поклевки не последовало, и Алисе вскоре такая ловля наскучила.

— Ну, где же они, Алексей Алексеевич? — капризно спросила она.

— Тут! — указал Оскар в воду. — Придется, наверное, просто хватать их за жабры, раз не хотят клевать, — решил он, надевая акваланг. — Вот это спорт! Ни грести уметь не надо, ни даже плавать всякими батерфляями. Люблю!

Аквалангистом Оскар был отменным, но перед Алисой разыгрывал неумеху. Только говорил о своих классных ныряниях в Черном море. Алиса же, глядя на увлеченного Оскара, раззадорилась и стала просить дать и ей понырять.

— Я же умею, Алекс, ей-богу, умею! Вот посмо́трите...

Пришлось уступить. Но с условием: погружаться только на страховочном поводке. Так они и ныряли поочередно, отогреваясь в паузах: вода была еще холодной.

Алиса все же не утерпела и, отвязавшись в воде от страховочного конца, пошла на глубину. И там вдруг увидела смутные очертания какого-то затонувшего корабля! У нее дух захватило — так это было романтично! Вынырнув, она сорвала с лица маску и закричала:

— Алекс! Я нашла затонувший пиратский корабль! Честное слово!..

К ее удивлению, потрясающая находка ничуть не удивила и не заинтересовала Алексея, а вот сущий пустяк — возмутил. Почти до грубости:

— К черту ваши пиратские фрегаты! Да после войны здесь таких находок — куда ни ткнись! Тоже мне находка!.. Кто вам позволил отвязываться?! Что за самодурство?! Вы соображаете что-нибудь? Понимаете, что я — я! — отвечаю за вашу жизнь? А случись что — у меня даже нет второго акваланга, нырнуть на помощь! Вы хоть об этом подумали?.. Не-ет, все. Все, все, все! Вылезайте!..

Алиса испугалась. Испугалась не опасности, какой себя подвергла — честно признаться, особой опасности она так и не осознала, — испугалась возможной ссоры с Алексеем. Она покорно влезла в лодку и виновато захныкала, прося прощения. Но не разжалобила. Гребя к берегу, Алексей продолжал возмущаться и даже высказал ужасное предположение: если она уже сейчас позволяет себе такое, то чего можно ждать от нее на киносъемках!

Тут Алиса скисла окончательно.

На берегу Алексей молча стал собираться. Тем более что и погода начала хмуриться под стать его настроению. Да и ее тоже.

Дома он безмолвно застыл в кресле, прикрыв глаза. Алису это даже взбодрило: как он переживает из-за нее! Она присела на подлокотник, заворковала:

— Вы все сердитесь? Ну не надо, Алекс, прошу вас...

Оскар поморщился. Он обдумывал результат первой разведки. Топляк действительно лежит неглубоко и удобно: в грунт не засосан и не на боку. Это хорошо. Не надо делать подкопы, извиваться внутри... Сильно занесен сверху песком — илистым, плотным, слежалым. Это плохо: чтобы только отрыть подступ к двери в надстройку — одному на год работы хватит! Придется ждать, пока водолазы отмоют... «Абакан», как сегодня выяснилось, приходит не каждый день. Значит, будут дни, когда можно спокойно действовать. Теперь — пост. Внутри него сегодня побывать не пришлось, но под водой Оскар обнаружил достаточно широкую, открытую с обоих концов трубу-лаз со скоб-трапом внутри и водомерной рейкой. Когда разгуляется волна, внутри трубы определить ее истинный уровень легко и удобно. Если загодя пробраться в домик поста, то даже при «Абакане» можно по трубе спуститься под воду и также незаметно подняться обратно! Остается придумать способ, как добираться до этой морской избушки с берега? Проще всего было бы, конечно, пользоваться санаторной лодкой, но это неразумно...

— Я не сержусь, Алиса, я думаю... Я думаю, мне все же надо перебраться в гостиницу. Я сейчас...

— Нет, нет! — запротестовала Алиса. — И не выдумывайте!

— Это не выдумка. Я не вправе рисковать вашим реноме. Да и своим тоже. Заметят соседи, пойдут кривотолки...

— Алексей Алексеевич! Мы же условились! Вы — папин приятель, моряк, пришли в наш порт на ремонт. У нас же в Балтиморске такие гости — обычное явление.

Зазвонил телефон. Алиса отозвалась, показала Оскару: вас... Передала трубку.

— Слушаю... Да, да. Здравствуйте, товарищ генерал! Так... Да, конечно, удобно. Сейчас приеду, спасибо.

Положил трубку, поднялся, надел пиджак.

— Начальник милиции — насчет обеспечения съемок. Пойду, Аля, потом договорим.

...Прохаживаясь по перрону в ожидании электрички, «генерал» тихо переговаривался с «режиссером».

— Я очень неплохо устроился на вашей веранде.

— И сейчас вызвали меня, чтобы сообщить эту потрясающую новость?

— Не только. Вот вам крок карты с точным обозначением места топляка...

— Благодарю, я уже был на нем.

— Уже?! Даже без моего ведома? Ну, знаете!.. Если бы вы рисковали только собой, то черт с вами. Но вы...

— Прекратите, — оборвал Оскар. — И вообще, коллега, бросьте этот менторский тон. По отношению ко мне, во всяком случае.

Пауль осекся. Промолчал, потом спокойно спросил:

— Ну и как, что там?

— Не знаю. Внутри я еще не был, обстоятельства не позволили.

— Так вот вам еще план офицерского отсека. Крестиком помечена каюта командира. А теперь запоминайте: в ее правом углу над койкой — настенный шкафчик с бронзовыми львиными мордами на створках. За левой — просто шкафчик. А вся правая половина и есть командирский сейф. Так что не тычьтесь, как слепой котенок, по всей каюте, а...

— Понятно. Вот за это спасибо, ориентировка дельная.

— Вас еще интересовал смотритель гидрологических постов. Я узнал. Вот его данные, адрес.

— Вот это оперативность! А самого его не поглядели?

— Смотрел. Мерзкая личность, этакий кремень с партбилетом.

— Жаль. Но лучше подосадовать, чем раскрыться. Ничего... Ваша электричка отходит!

— Спешу! До завтра!

К утру «Абакан» пришел на «точку» и приступил к работе.

Молодые водолазы начали отмывку топляка. Тутаринов не спешил на грунт, ждал полудня, когда под водой станет светлее. А пока с Сергачевым и Евсеевым — заслуженными фронтовиками, бывшими разведчиком и корабелом-ремонтником, прибывшими на «Абакан» накануне, — наблюдал за спусками.

Гости уже вошли в морскую семью абаканцев и подружились с молодежью. Встретили их вчера с почетом и флотским гостеприимством, а вечером в матросском клубе состоялась встреча ветеранов с моряками. Любознательная молодежь расспрашивала о службе и боевых походах, о тонкостях корабельного и водолазного дела, морской разведке, советовалась. Ветераны радостно удивлялись: что́ только не интересует их наследников!

Тем более было приятно продолжить беседу уже на корабле, за столом в салоне команды у пузатого самовара-ветерана с клеймом «Тула, 1895». Евсеев знал об этом знаменитом самоваре и привез с собой, к удивлению абаканцев, пластикатовый мешочек с углем и чаями. И пока он священнодействовал, заваривая чай и угощая им абаканцев, Сергачев рассказал случай из своей фронтовой биографии.

...Был момент, когда вся авиация Ленинградского фронта оказалась под угрозой бездействия. Военный совет приказал немедленно доставить через Ладогу горючее! А как?.. Танкеров нет, на баржах — только на перекачку из цистерн в бочки полмесяца уйдет! Но на том берегу — блокадный Ленинград, а в кармане — приказ! Что делать?! Два офицера — моряк и военинженер, два командира заперлись в кабинете. Среди ночи отдали приказ: экстренно, архисрочно отвести от береговой колеи стометровую ветку в... воду! Еще затемно военинженер постучал каблуком по хилой укладке: «Ладно, полчаса вытерпит...» Моряк расписался у начальника перевалочной базы ГСМ в приемке груза, махнул машинисту паровоза: «Не расцепляя вагонов, толкай потихоньку состав в озеро. Аккуратненько». Все присутствовавшие ахнули и растерялись. Машинист побелел: «Да вы что?!» Моряк повторил: «Выполняйте! Я приказываю!» — «Н-не могу. Нап-пишите», — заикаясь, прошептал машинист. Моряк черкнул в блокноте приказ, вырвал лист — и машинист, зажмурившись, тронул. Все с напряжением смотрели, как цистерны с бесценным горючим одна за другой скрывались в воде... Но, погрузившись по самую горловину, ни одна не утонула! Мощный буксир завел концы и потянул караван из десяти цистерн в бухту Гольцмана, где успели соорудить такую же ветку и по ней выкатили цистерны на берег. Тщательный математический расчет оказался точным, а невыполнимый приказ — выполненным блестяще! Выполненным благодаря знаниям, чувству долга, огромной находчивости и смелости двух командиров! Говорили, оба поседели за эти полчаса. Так ли это — неизвестно. А вот что награждены были высоко — это точно!

И сегодня, вспоминая находчивость и мужество балтийцев-фронтовиков, молодые водолазы особенно тщательно и серьезно готовились к спускам.

Незаметно подошло время обеда. Работы прервались. Муть, поднятая отмывальщиками, должна была рассеяться и осесть. Поэтому Тутаринов спустился на грунт в адмиральский час отдыха. Тогда и он никому, и ему никто не мешал.

Бродил он на дне вокруг топляка довольно долго, а поднявшись, уединился с Евсеевым и Сергачевым в их каюте, где уже кипел, радостно фырча, самовар.

— Где бумага?.. Картина, значит, такова, други мои. Вот черт, рисовальщик я аховый! Ну, в общем, так...

Рисовал Тутаринов и вправду коряво, но тут особого таланта не требовалось, важна была правильность контуров и соотношений. Да и Сергачев тут же перерисовывал наброски Тутаринова куда более художественно. Так на ватмане появились силуэты топляка в профиль, в фас, с кормы, обводы в плане, надстройки...

Евсеев требовал уточнения деталей, Сергачев — количества иллюминаторов, типа клюзов... Евсеев сам уже не мог погружаться, но отлично представлял, как все может выглядеть на дне и чего можно требовать от Тутаринова, а чего нельзя. Друзья выпили по чашечке «евсеевского», и Тутаринов снова отправился под воду.

Потом они долго спорили, рисовали, пили чай, вспоминали, снова рисовали... В конце концов, уточнив детали, переворошив память и старые альбомы и опорожнив не раз самовар, убежденно заключили: топляк — немецкий, предвоенной постройки.

Получив это заключение, майор Рязанов прошел к капитану Сысоеву и застал его за довольно странным для чекиста занятием — он старательно наносил на морскую карту курсы, отмерял по ним расстояния и вырисовывал какие-то подобия дынных семечек.

— Ты что это, Алексеевич, никак в штурмана податься решил?

— Да вроде того. Вот, навигационную задачку решаю.

— И успешно?

— Да вроде того. Любопытная картинка, понимаешь, нарисовалась. Смотри... Вот этот огурчик — это я так «Сирену» изобразил, эти линии от нее — курсы, по каким разошлись шлюпки с ее моряками. А это сами шлюпки на тех местах, где их остановили пограничники. Шлюпки все одинаковые, гребные. Спущены на воду были почти одновременно. Течений тут нет, ветра не было — условия одинаковые. И шлюпки, шедшие на ост, отдалились от «Сирены» почти на равные расстояния. А шлюпка, задержанная у берега, чуть ли не вдвое дальше! Видишь, вот ее место... Теперь скажи: разве не любопытно, как это корабельные «аристократы» оказались гребцами лучшими, чем матросы? А?

Рязанов посмотрел на карту, на Сысоева, снова на карту. Потер подбородок.

— Черт побери! Выходит, у них был мотор...

— ...который они перед задержанием утопили. Другого объяснения быть не может. А зачем утопили?

— На этот вопрос они уже не ответят: их отправили домой.

— То-то и оно. Придется нам самим... А ты с чем пожаловал?

— Да тоже с одной любопытной картинкой. Вот она... Наши милейшие консультанты точно определили и даже старую фотографию двойника нашли: топляк — немецкий СБТ «Флинк», то есть скоростной буксировщик-тральщик типа «Юркий». Строились они как коммерческие, потом были мобилизованы. У немцев их было всего несколько вымпелов, но зарекомендовали на войне они себя весьма разносторонне и хорошо.

— Немецкий? — удивился Сысоев. — Гм.. Признаться, я ожидал иного...

Отмывку топляка от наносов водолазы начали с носа к корме. И одновременно, следуя за отмывщиками, приступили к осмотру палубы, форпика, палубных механизмов, носового трюма...

Подошел черед надстройки. Предварительный общий осмотр ее достался главстаршине Сафонову.

Как обычно, к началу рабочего дня на ют «Абакана» сошел командир корабля. Сегодня Ладога был хмур. Только что он получил радиограмму-распоряжение штаба: не смотреть на топляк только как на металлолом. И все. Как хочешь, так и понимай. А Ладога, как все военные, неопределенностей не любит.

Покуривая у фальшборта, он наблюдал за подготовкой водолазов к работам. Жестом подозвал Сергея:

— Вот что, Сафонов. Если обстоятельства позволят, обследуйте первым делом штурманскую рубку и жилой отсек комсостава. Поищите несгораемый ящик или сейф. Кодовые таблицы, шифры — они могут оказаться и в радиорубке. Личные вещи, записные книжки.... Результат доложите лично мне...

За долгие годы подводного плена корабль сплошь оброс ракушками, осклизлыми водорослями, местами еще оставался покрытым иловатыми наносами. Под тяжелыми свинцовыми «галошами» Сергея с хрустом крошились мидии, илистая муть поднималась из-под ног, будто дымок, курилась в зеленовато-серой воде.

На грунте водолаз движется медленно: плотность воды сковывает его резвость. Поэтому водолаз и идет, то наклонясь — будто боднуть хочет, то — будто вагонетку одним плечом толкает и подгребает руками. Но наклоняться тоже надо умеючи, а то воздух из рубашки кинется в штаны — и барахтайся вниз головой! А если еще с золотником не управишься, не стравишь лишний воздух, то и вовсе выбросит на поверхность — «сушить лапти». Хорошо еще, если с маленькой глубины, что в учебном отряде почти с каждым случается, — конфузом да насмешками отделаешься. А если с большой — можно и жизнью поплатиться.

Набычась и подгребая, Сергей прошел по палубе до наружного трапа, поднялся по мохнатым от водорослей ступеням. Дверь в ходовую рубку приросла намертво, войти не удалось. Спустился.

Помещения первого яруса надстройки разделялись сквозным поперечным коридором. С левого борта литая стальная дверь оказалась неплотно закрытой. Сергей втиснул в щель жало ломика, навалился — дверь, скрежетнув ржавыми навесами, приоткрылась. Отжал еще маленько.

— Трави помалу. Иду внутрь первого яруса, — буркнул наверх.

С надводным миром водолаза непременно связывают, как минимум, воздухопроводный шланг, телефон и капроновый трос, на котором водолаза спускают, поднимают и еще сигналят, если телефон почему-то откажет. Оба этих связующих так и называют «шланг-сигнал», и оба они все время в руках товарища, страхующего наверху.

Сейчас на борту «Абакана» страхующим на шланг-сигнале Сафонова стоял матрос-водолаз Изотов. Возле его ног крутился еще не уяснивший всех корабельных уставных правил собачоныш с «Сирены».

На посту телефонной связи стоял друг Сафонова главстаршина Коля Чуриков.

— Добро, топай, — сказал он Сергею. — Аккуратненько только, впервой ведь. Да хоть пой, что ли!..

Под водой психика, а стало быть, и характер, и поведение водолаза несколько меняются, и у каждого по-своему. Один становится разговорчивым, вроде Журбенко, другой угрюмым, третий резким... Сафонов на грунте работал молча, затягивая иной раз такие паузы, что с борта его уже сами запрашивали, как он там...

Спускаться в неизвестность внутренних помещений старых топляков водолазам радости не доставляет. Это и трудно, и опасно: можно запутать шланг-сигнал, порвать рубаху, провалиться сквозь прогнившую палубу...

Перешагнув через высокий комингс-порог, Сергей вошел в коридор. Включил фонарь, осмотрелся: справа от него находился санузел, слева шли шифровальный пост, радиорубка, а между ними — трап вниз.

— Спускаюсь в каютный отсек...

Мастера-водолазы виртуозно управляют своей плавучестью — утяжеляются, легчают, подвсплывают, а то даже зависают в невесомости. Пожалуй, как это ни парадоксально, именно им наиболее близко состояние космонавтов. Недаром же космонавты и тренируются в бассейнах...

Сергей прикопил в рубахе воздуху и плавно сошел, еле касаясь еще непроверенных ступеней трапа. В тупиковый коридор выходили четыре двери — по две слева и справа. Первая направо распахнута, за порожком — тесная кают-компания. Сергей вообразил, как остальные двери распахиваются и моряки идут сюда, весело переговариваясь. И вдруг смех действительно звонко ударил в уши водолазу! Сергей в ужасе зажмурился... Тьфу, черт! Это же наверху у поста связи что-то рассмешило матросов! Сафонов чувствовал себя как в склепе и со страхом оглядывал закрытые двери, не в силах шагнуть к ним.

— Сергей, ну что там? — Спросил Чуриков. — Ты где?

— Здесь, — сипло буркнул Сергей. — Первая направо — кают-компания. Иду во вторую.

Голос друга ободрил. Сафонов прошел вперед, ударил — тонкая прогнившая дверь рассыпалась, слегка замутив воду. Он вошел, повел фонарем. От движения воды в двухместной каюте заколыхалось разное гнилье, а на полу водолаз увидел широко улыбающийся череп. Снова стало жутко, но Сергей все же поднял череп, осмотрел: зубы все целы — белые, крепкие. «Видно, недолгой была твоя жизнь, неизвестный моряк!..» — отметил, оглядывая останки, не знавший войны водолаз.

Противоположная каюта пустовала. Последняя — напротив кают-компании — принадлежала, очевидно, капитану или командиру корабля. Она, конечно, могла бы что-то рассказать, но немногочисленные судовые журналы и документы в столе, книжки на полочке — все давно превратилось в подобие папье-маше. Сохранились лишь чернильный прибор, какая-то фотография над ним, да еще в углу над койкой настенный шкафчик со звериными мордами-ручками на створках. Сергей попробовал открыть: левая створка сразу отвалилась, ничего не обнаружив внутри, правая — вообще не поддалась. Сергей постучал — железная. Взяв прибор и фотографию, сказал:

— Выбирайте помалу. Выхожу...

С задачей разведать носовой кубрик топляка под воду шел Чуриков. Матрос Скултэ стал страхующим на его шланг-сигнал. Строго по правилам, страхующий сам должен быть одетым по-водолазному на «товсь», то есть уже в комбинезоне, только без шлема и грузов. Но, видно, тот, кто писал эти правила, не представлял, каково страхующему стоять на солнцепеке в таком виде! Так что теплая одежда и зеленая трехболтовка Скултэ просто висели поблизости.

Отправив еще на грунт шустрого Швайку, мичман Голодов повернулся к поднятому на борт Сафонову, стоявшему уже без шлема.

— Ты, Сергей, отдыхай пока. Хлопцы, раздеть водолаза!

Развязав «подхвостник», матросы первым делом сняли с Сергея груза́: как-никак, а тридцать пять килограммчиков! Затем — манишку. «И-и р-раз!.. И-и два!..» — растягивая ворот, спустили комбинезон до колен. Сергей сел, устало выпростал ноги из штанин, стянул длинные теплые чулки, рейтузы, снял феску, свитер, тельняшку и с наслаждением растянулся на брезенте, вдыхая не стиснутый компрессором, пахнущий резиной, спиртом и маслом, а вкусный, вольный морской воздух. Отдыхая, осмотрел свои трофеи. На чернильном приборе не было даже фабричного клейма. Сергей обтер фотографию. Плотно зажатая рамкой-скобой между двух стекол, она уцелела, но поблекла, еле-еле сохранив портрет молодой красивой женщины. Лицо ее показалось Сергею знакомым, и он долго всматривался, припоминая. Тут как раз подошел Ладога и тихо спросил:

— Ну, что там?

— Бумаги все — каша, товарищ командир. А сейф... Не понял я — сейф это или что. Половинка настенного шкафчика, но железная. Похоже, сейф. Маленький, вот такой. — Сергей показал руками. — Я бы его запросто прихватил, да он оказался приваренным к стойке и бимсу.

— И ладно, что не прихватил, — одобрил Ладога. — А вдруг это еще потребует оформления каким-либо актом... Больше ничего не нашел?

— Вот... — подал Сергей чернильницу и портрет.

Ладога посмотрел, повертел, вернул.

— Сдай мичману, пусть запишет в ведомость? А чего загрустил, моряк?

— Просто устал немножко. — Сергей смутился. — А там еще мертвяки эти...

— Понял. Да, Сережа, водолазам при судоподъемах открываются подчас страшные картины. Мне некоторые до сих пор снятся... К этому нельзя привыкнуть, да и не надо, а то зачерствеем душой. Но мы люди военные и обязаны уметь укрощать свои эмоции.

— Я понимаю. Да я что? Я ничего: раз надо, значит, надо.

— Правильно. Я рад: ты становишься настоящим моряком и водолазом. Так держать! — улыбаясь, приказал Ладога, легко и ловко поднимаясь на ноги. — Лежи, лежи, отдыхай...

Сергей откинулся. Вдруг в бок ему торкнулось что-то теплое и мягкое.

— Это ты, псина?.. Надо отвечать «так точно!», а не молотить меня хвостом по животу. Экий ты... — Сергей погладил собаку. — Слышал? Обязаны волей укрощать свои эмоции! — Сергей вздохнул, припомнив свое возвращение...

Возле самых ворот базы неожиданно встретил Венциуса. Взглянув на часы, замполит одобрил: «Молодцом, Сафонов, даже на час раньше срока. В Балтиморск ездил? У Сысоева-то был хоть?» — «А как же! Вместе и отправились: он на концерт, а я домой». — Венциус кивнул, довольный: когда моряк, даже машинально, называет свой корабль домом, это замечательно! «Добро. А тебя тут спрашивали — в команду зачислить. Ты же самбист-разрядник, а скоро соревнования с рыбфлотом». Вот так раз! Это значит — прощай, увольнения, Балтиморск, Лида... И Сергей увильнул: «Да я только команду подведу и сам опозорюсь. Сколько уже не занимаюсь — сырой совсем». — «Нагонишь. Переведем пока на берег, для тренировок». — «Некрасиво получится, Ояр Янисович. Кабы учебные спуски, а то ж по-настоящему авралим. Значит, все будут на грунте ворочать, а я на бережку сачковать! Что ребята скажут?» Расчет на особую щепетильность замполита оправдался. Венциус досадливо поморщился: «Да, действительно неладно. Тем более командир отделения. Ладно, ступай...»

На корабль Сергей пришел расстроенным: впервые он покривил душой перед Венциусом, которого, как все абаканцы, глубоко уважал.

На «Абакане» первого Сергей увидел командира третьего отделения Шлунка — личность малоприятную и язвительную. «Здорово, выдвиженец. Наведаться пришел?» — «То есть как это — наведаться?» — «Обнакновенно. Говорят, ты в штаб словчил — к Тутаринову. А Шнейдер на «Труженик» вернулся только оформиться да барахлишко прихватить». Хотя и знал Шлунка, а все равно покоробило.

Припомнив все это, Сергей поднялся с горячего брезента, тоскливо посмотрел на море.

— Хоть бы заштормило, что ли! — сказал насторожившемуся псу.

Тот в ответ неуверенно помахал хвостом.

Тем временем Ладога по радиотелефону доложил начальнику штаба базы о результате осмотра каютного отсека и испросил указаний.

— Пока ничего не предпринимайте, — решил тот и пояснил: — Понимаешь, Иван Иванович, разнобой с этим «Флинком» получился. Это же не чисто военный корабль — судьбу таких топляков решает морское ведомство. От него мы сразу получили: «Находка интереса не представляет, режьте на металлолом». А наши, наоборот, вдруг заинтересовались... Да, и москвичи и здешние. И майор Рязанов — помнишь его? — официально порекомендовал: работы на топляке продолжать по нашему плану, но входы в офицерский отсек пока что задраить наглухо. Этим и руководствуйся.

Выйдя на палубу, Ладога, прищурясь, посмотрел на небо, на санаторный пляж. «А хорошо бы с Ольгой и Славкой тоже этак на песочке пожариться да по лесу побродить!» — позавидовал курортникам и подошел к посту связи.

— Кто старший на грунте? — узнал у Голодова, беря микрофон. — Чуриков. Слышите меня? Командир говорит. Примите сейчас сверху инструмент и прихватите сваркой в двух-трех точках обе двери в сквозной коридор первого яруса надстройку. Задачу понятна? Выполняйте.

Матросы на палубе недоуменно переглянулись...

А вечером в салоне команды довольно бурно прошло комсомольское собрание. Вопрос стоял один: Шлунок. Поведение его давно уже возмущало матросов и офицеров. Водолазом Шлунок был слабеньким и трусливым, командиром отделения — надменным, придирчивым и незаботливым, а товарищем и комсомольцем вовсе дрянным — мелочным, язвительным, непорядочным. Зато горлопан первостатейный! А вчера он напортачил на грунте и поставил подчиненному условие: возьми вину на себя, не то пожалеешь! Честный, добросовестный парень взорвался...

И вот все накипевшее выплеснулось. Да еще как! Горячо выступали все — матросы, старшины, молодые офицеры. И решение приняли суровое: ходатайствовать перед командованием о разжаловании Шлунка и списании с корабля!

Молчавший до этих пор Венциус только тут попросил слова и сказал:

— Мне понравилось, что все выступавшие говорили искренне и справедливо. Такими и должны всегда быть собрания. Только вот насчет разжалования — это вы, по-моему, сгоряча. Вопрос присвоения или снятия воинского звания — это, согласитесь, вопрос не компетенции комсомольского собрания...

Моряки согласились. Первый пункт был вычеркнут из решения. Однако после ухода Венциуса официально закрытое собрание продолжилось, и абаканцы долго еще обсуждали события прошедшего дня и свою находку.

— Давайте толком рассудим. Двери приварили. А зачем?

— Элементарно: чтобы в отсек не шастали, кому вздумается.

— Вот-вот. А кому может вздуматься? Только водолазам! Так чего просто не сказать: «Товарищи, в отсек пока не спускаться», а? Разве кто ослушается?

— Да ни в жисть! Командир сказал — все! Закон! Мы же моряки...

— Вот именно. А тут безо всяких — приварить! Треба до комиссара...

Венциус оказался легким на помине. Он еще на собрании заметил особую нервозность матросов и сейчас будто бы мимоходом заглянул к ним.

— О чем спор, если не секрет?

Моряки поведали замполиту и попросили объяснить, за что их так обидел командир? Венциус ответил искренне:

— По правде сказать, я еще тоже не знаю, чем вызван этот приказ. И не догадываюсь. И вам не советую ломать свои светлые, горячие, молодые головы. Давайте рассудим. Я задам три вопроса... Только уговор: отвечать как на духу! Идет? Первый. Было когда-нибудь, чтобы наш командир отдавал нелепые приказы?

— Нет! Что вы! Никогда! — посыпались ответы.

— Так. Было когда-нибудь, чтобы командир не уважал вас, не доверял?

— Да что вы! Николы нэ було! Да у нас такой командир — поискать!..

— И последний. Уважаете вы своего командира, верите в него?

— Абсолютно! А как же — и уважаем, и любим!

— Ну вот. А раз так, то должны быть уверены и спокойны: если командир дал такой приказ, значит, имеет на то основания. А какие — это уже, простите, его командирское дело, а не ваше, и даже не мое. Согласны?.. — Венциус добродушно усмехнулся: — Стало быть, нечего и базарить, а надо спокойно ложиться и отдыхать, чтобы завтра еще лучше выполнять его приказы.

Чей этот таинственный «Флинк», оставалось пока неясным. Точно, что это за корабль, знали лишь те, кто сейчас всячески старался оставить это в тайне. Последним звеном цепи были Оскар и Пауль. Но и они не знали всего — по законам «фирмы».

В сосногорском парке садовники спилили старую пихту, дупло которой служило напарникам почтовым ящиком, и Оскару пришлось пройтись мимо дачи — показаться. Пауль варил на веранде утренний кофе.

— Заходите! — позвал он. — Смелее. Пелагея в Балтиморск укатила. Берите чашки, бисквиты, идите в сад. Вам, может, яичницу?..

Смахнув со столика птичий помет, Пауль расстелил газету, сервировал. Разговаривать можно было без опаски, и, как всегда в таких случаях, напарники перешли на английский.

— Как это усложнило дело! И чем дальше, тем будет сложнее, — предрек Оскар, помешивая кофе. С досадой бросил ложечку на стол: — И как это ни Марс, ни «фирма» не предупредили, что сейф приварен! Знать бы, прихватили портативный автогенный резак. Или взрывпатроны.

— Лучше уж лазер! — сыронизировал Пауль.

— Идите вы!.. — озлился Оскар. — Я вправе возмущаться. Это вы, обеспечивающий, можете спокойно лавировать, выжидать. Я же — как на ринге! Только без публики.

— Я не хотел вас обидеть. Вы правы, конечно, вам действительно трудно придется. Но «фирму» и Марса вы напрасно клянете. Я уверен: они сами не знают, что сейф приварен.

— Допустим. Вам от этого легче? Мне нет.

— Мне тоже. Патроны, конечно, мечта. А вот автоген... Автоген я вам добуду. Это моя обязанность.

— А как я смогу работать им? Чтобы отрезать сейф, необходимо минимум двадцать минут совершенно безопасного времени. Его вы мне тоже добудете? Когда? Днем на топляке «Абакан» стоит, ночью пограничники бдят. Выдирать сейф в таких условиях — это вырывать сало из капкана.

— Вы правы. Но не требуйте от меня невозможного, дружище. Снять «Абакан» с работ и отменить погранохрану, согласитесь, — выше моих сил. Так что придется рисковать. Сейчас главное — найти, как отрезать этот проклятый ящик. И мне думается, не вернее ли будет поручить это самим абаканцам? Способ, конечно, старый, но проверенный.

— Подкуп? — Оскар посмотрел на Пауля с ироническим прищуром. — Ну что ж, отправляйте меня за ненадобностью назад, я согласен. Действуйте! Только не просчитайтесь...

— Бросьте, Оскар. Я советуюсь, а вы сразу в амбицию... Надо серьезно взвесить каждый вариант.

— Серьезно? Серьезно, этот безусловно оптимальный вариант имеет одно «но»: если только карась выплюнет крючок — вся операция сразу проваливается! А я уверен: он выплюнет. Ибо советская нынешняя комсомолия — это те же Кошевые и Космодемьянские. Да и как присмотреться к ним, прощупать? Не лезть же на военно-морскую базу!

— Да... А другого варианта у вас нет?

Таковой у Оскара уже наметился: смотритель гидрологических постов. Пауль не знает, что «кремень с партбилетом» уехал, а заменил его отнюдь не кремень. Но стоит ли открывать Паулю эту новость?.. Пост — идеальное укрытие для тайных спусков в воду. А заарканить временного смотрителя Оскар и сам великолепно сумеет.

— Нет, другого, увы, не видится, — с сожалением ответил Оскар. — Придется самому играть ва-банк. Добывайте автогенный резак.

В Балтиморск Сергея отпустили в воскресенье только после обеда и без ночевки. А автобус-то — вот-вот! Сергей помчался и впрыгнул уже на ходу.

...Лида была дома и встретила его тихо, спокойно, молчаливо. Но что-то непонятное, отчуждающее таилось в ней по-прежнему. Сергея это ранило, он ждал доверия, откровенности.

И как это время умеет так растягиваться и сжиматься! Вроде бы только что пришел...

Прощаясь, Лида подошла к Сергею, коснулась ладонями его груди и, не поднимая глаз, тихо попросила:

— Я хочу сказать тебе, Сережа, не надо, не приходи ко мне...

— Но почему, почему?! — горячо выдохнул он.

— Не спрашивай.

— Я мешаю кому-то? Или неприятен тебе?

Она ответила не сразу, еще тише.

— Приятен. Очень. — Тряхнула головой, посмотрела в лицо и уже громко и решительно: — Вот поэтому и не приходи. Прощай...

Вдруг приподнялась на цыпочки и поцеловала — ласково и стыдливо, как школьница. Сразу же отступила и отвернулась. Сергей задохнулся, оторопев. И в каком-то сумбурно-восторженном порыве вылетел из мезонина, дробно простучал ботинками по ступеням лестницы...

Времени наведаться к дяде уже не хватало, и Сергей пошел прямо к автобусу.

— Бонжур, камарад. С праздником! — Только огненно-рыжая шевелюра помогла Сергею узнать в штатском моднике главстаршину Шнейдера.

— Здравствуй, — ответил Сафонов. — С каким это праздником?

— Я знаю? Сияешь, как новенький рубль...

— Сам-то как самовар. А чего пижоном таким? Отслужил уже?

— Ша! — Борис засмеялся, подняв руку. — В увольнение словчил, здесь же — майн либер муттер унд швестер. Вон в том доме.

— Да? А чего же ты ребятам про Херсон травил?

— Пардон, мсье, Борис Шнейдер — сама правда. В милом сердцу Херсоне прозвенела моя розовая юность. А сюда мама с сестренкой недавно переехали, — пояснил Борис. — А вы, сэр, к Лидочке изволили наведываться?

— Да. Ты ее знаешь?

— Ну, не ночую у нее, как некоторые...

Шнейдер не договорил — сокрушительная затрещина отшвырнула его. Если бы он ответил тем же — стычка эта не стала бы столь постыдной. Борис тоже здоровяк, верзила — повыше Сергея. Но в том-то и беда, что Шнейдер рванулся было к Сергею и — сдержался...

На следующий день перед обедом Сергей с мичманом Голодовым, сопровождаемые Юнгой — так абаканцы нарекли пса с «Сирены», — отправились к ремонтникам, из-за которых «Абакан» не вышел нынче на топляк. Шли вдоль причалов. И надо же: возле «Труженика» встретились на стенке именно со Шнейдером! Левую скулу его оттеняла замечательная багрово-синяя припухлость. Голодов весело удивился:

— Ого! Кто это тебя так, главный?

— Если я-таки скажу, что это Маша, — вас устроит?

Добродушная сластена бурая медведица Маша была общей любимицей военной гавани, и Голодов погрозил Шнейдеру:

— Не клепай напраслину на животную! Это ж тебя при погрузке храпцами садануло, я сам видел. А будешь кому еще байки травить — в город больше не поедешь! Понял?

— Так точно, товарищ мичман! Храпцами.

Мичман козырнул и пошел со сконфуженным Сафоновым дальше. «А мичман-то, хотя и строгач, а мужик товарищеский!» — приятно подумалось Сергею.

Обратно он увлек Голодова другой дорогой — подальше от причалов. На этом пути возле штаба мичмана окликнул капитан третьего ранга Тутаринов:

— Голодов! Постой... Я с матросами в Балтиморск еду на склады. Нужны еще два толковых старшины из водолазов. Посоветуй, кого.

— Кого же, Василий Васильевич? Чумарчука с «Капитана Трефелева» возьмите и...

Коля Чуриков давно мечтал о поездке в Балтиморск, и Сергей из-за спины Тутаринова засигналил мичману: указал на свой старшинский полупогон и на «Абакан». Мичман понял:

— ...и Чурикова нашего, по-моему. Вы же сами всех знаете.

— Но не так, как ты. Верно, парни хорошие. Добро.

Однако Чурикову, бедняге, не повезло: отделению его приспел табельный медконтроль и командира не отпустил Чумбадзе. Заменил Чурикова Сафоновым.

Склады, где получали водолазное снаряжение, находились далековато от квартиры Сысоева, но рядом с Лидиным домом. И не утерпев, Сергей на другое же утро, еще до работы, отпросился у Тутаринова «сходить за сигаретами ребятам» — курево действительно кончилось.

Горожане только просыпались. Сергей мчался, мечтая, как сейчас разбудит Лиду и увидит в ее глазах радостное удивление.

Мягко взойдя по лестнице, тихо постучал. Лида не отозвалась. Еще чуть сильнее. Тщетно. Подождал... И хотя из-за двери не слышалось и шороха, тишина в светелке показалась затишьем. Сергей понуро сошел вниз. Выйдя, приостановился: может быть, Лида просто крепко спит?..

Перед цветником под окнами флигеля пролегала песчаная дорожка. И тут на эту дорожку упал дымящийся окурок с золотым ободком-фильтром! Сергей взбросил взгляд, но никого не увидел. Лидино окошко было открыто, но ведь и высокие окна первого этажа тоже распахнуты! Откуда бросили этот окурок?

Возвратясь на склад, Сергей весь день и сам ожесточенно ворочал ящики, бухты шлангов и тросов, и матросов в пот вогнал. Сутки прожил мучительно: сердце скребли черные кошки.

В воскресенье под стать настроению Сергея с утра дождь сменялся солнцем, солнце — туманом. Получив от Тутаринова «законную» увольнительную, Сергей снова поспешил к Лиде.

Она была дома. Одна. В первый миг в ее глазах мелькнуло какое-то замешательство, но только мелькнуло. Хитря, Сергей умалчивал о своем приходе позавчера, ждал: упредит она его вопрос упоминанием «невзначай» о своем дежурстве в ту ночь или отсутствии по другой причине? Однако она ничего не сказала. Он тоже промолчал.

Лида опять была тиха и приветлива. И Сергей почувствовал себя хорошо и уютно. Идти никуда не тянуло, но он все же рыцарски предложил:

— Может, погуляем? Пройдемся по центру, зайдем куда-нибудь...

— Нет-нет! — поспешно отказалась она. — Тебе плохо тут, скучно со мной?

— Что ты! Я подумал — тебе.

— А ты не думай. Давай чаевничать...

Торопливость, с какой Лида захлопотала у стола, подчеркнула ее желание отвлечь Сергея от прогулки. «Неужели стыдится гулять с простым старшиной? Не похоже, она не из таких. Стесняется моего безденежья? Чепуха. Она проста и нетребовательна. Может, опасается встречи с курящим сигареты с золотым ободком?!» Сергею стало очень горько и обидно, но он и виду не подал, «волей укротив свои эмоции», как сказал Ладога.

— А у нас на корабле Юнга появился, — сообщил Сергей, чтобы отвлечься от горьких дум своих, — славный такой...

— Юнга? — удивилась Лида. — Воспитанник? Так они же только в войну разрешались, и то не особенно...

— Да не такой, четвероногий, пес, — улыбаясь, пояснил Сергей. — И такой, знаешь, симпатяга, смышленый...

Так они и чаевничали, ощущая неизъяснимую приятность своего общения. Но в благодушии этом все же была горчинка. Уже уходя, Сергей сказал:

— Утром мы грузимся и уезжаем, а там — в море. Так что когда теперь увидимся...

— Ну зачем ты сказал это! — искренне пожалела она. — Так бы я все время ждала тебя, мне бы легче было... — Откинулась на подушку тахты, зажмурилась и застыла.

На складе тишина. Моряки все отсыпались: машины почему-то не пришли. Не пришли они и утром. Тутаринов чертыхался, звонил в штаб базы, выяснял, требовал... Наконец прикатили после обеда. Тутаринов объявил аврал, ребята навалились, и к ночи машины были уже загружены и затянуты брезентом. Но мест в кабинах всем не хватило, а ехать поверх груза пассажирам не разрешается.

— Ладно, — решил Тутаринов. — Мы трое поедем автобусом. А тебе, Сафонов, за отличную работу разрешаю до утра побыть у дядьки.

— Есть! — обрадовался Сергей — Спасибо!..

И через час уже мягко взбежал по Лидиной лестнице, но постучать не успел — дверь сама распахнулась, и он едва не столкнулся с моряком загранплавания. В растерянности, что ли, тот посторонился, открыв взгляду Сергея разрумянившуюся Лиду.

На миг все опешили. Первой спохватилась Лида:

— Сережка! — фальшиво обрадовалась она и пояснила своему гостю: — Это мой приятель, я тебе говорила... Знакомьтесь...

— Надо бы, да поздно уже, к сожалению. Другим разом! — зло пообещал тот и вышел, хлопнув дверью.

Тихо звучала модная пластинка. На столе, рядом с «валютными» закусками, лежали пачки «Мальборо». В одной из грязных тарелок поблескивал разбитый бокал.

Лида закурила сигарету и развалилась в кресле, закинув ногу на ногу. Вызывающе бросила:

— Ну-с, надо полагать, будут бурные объяснения? Начинайте.

Сергей стоял в тяжелом оцепенении.

Покачивая ногой, Лида продолжила с издевкой и отчаянием:

— Не будут. И так все ясно. Ну и правильно: давайте просто выпьем на прощание. Как-никак, а... Ах да, вы же непьющий! Вы вообще безупречны. Голубой рыцарь печального образа...

Сергей еле сдерживал желание ударить ее.

Лида взорвалась:

— Ну, что молчишь, истукан! Неужели тебе все равно?! Ну накричи, обругай, ударь!.. — Отвернулась и еле слышно добавила: — Может, легче станет.

Сергей вдруг почувствовал щемящую жалость к ней: еще чуть-чуть — и он бросится утешать ее! Чтобы не упасть до такого слабодушия, он стремглав выбежал из комнаты.

...Большие кабинетные часы мягко пробили половину третьего ночи.

— Н-да, в незавидном ты очутился положении, — посочувствовал дядя Шура. Закурил «беломорину», прошелся по кабинету, остановился возле Сергея, поглядел на него и вдруг улыбнулся: — Слушай, а почему, собственно, в незавидном? Давай-ка без панихиды, объективно. Судя по твоему рассказу, встреча ваша оказалась для всех троих полной неожиданностью.

— Абсолютной.

— Так. Значит, ей можно верить, она не сыграна. А встретил ты его в дверях уже выходящим.

— Да.

— И злым. А на столе в комнате узрел незаконченный ужин.

— Точно.

— Тогда вопрос: почему он, вместо того чтобы остаться ночевать, для чего он, разумеется, и пришел, вдруг оборвал застолье и, обозленный, отправился восвояси?

— Не знаю.

— А не потому ли, что Лида дала ему от ворот поворот? У тебя есть другое объяснение?

— Я... я даже не подумал о таком, — растерянно признался Сергей.

— Напрасно. Зачастую бывает очень полезно подумать.

Дядя Шура помахал пустым чайником, поставил его на место. Взял термос, налил из него и подсел с чашками на диван к Сергею:

— Держи... Конечно, Сережа, осудить и оттолкнуть человека — проще всего. А вот вникнуть в суть, понять обстоятельства и оправдать проступок — куда труднее.

Племянник и дядька задумались.

— Ладно, давай-ка поспим, сколько осталось, — прервал молчание дядя Шура, залезая под одеяло. Протянул руку, погасил лампу на тумбочке и уже в темноте сказал: — И все-таки, Сергуня, нельзя жить спокойненьким трусом. Надо рисковать, надо верить в людей и людям! Надо! Иначе не жизнь будет, а слякоть какая-то — гладенькая, но гаденькая. Спокойной ночи.

Родная гавань встретила Сергея солоноватой свежестью солнечного утра. На проходной рядом с большими воротами, сверкающими латунными якорями на створках, главстаршину придержал дежурный офицер:

— Сафонов? Водолаз? Бегом на второй причал! — приказал, крикнув уже вдогонку: — Бортовой ноль-девять!

Стремительные ракетные катера уже нетерпеливо-сердито рычали дизелями, обдавая бетонную стенку сизой вонью соляра. Возле ноль-девятого стоял Тутаринов, подгоняя Сергея резкими жестами: «Давай, скорей!»

— Поспел! Сигай на катер: «Абакан» на работе, тебя забросят на него.

Испросив у головного «добро», ноль-девятый просигналил мателоту и вышел из походного ордера. Взревев двигателями, рванул к «Абакану».

Едва ступив на палубу родного корабля, Сергей увидел Голодова, а рядом с ним — Шнейдера!

— Видим, что прибыл, — добродушно прервал доклад Сергея мичман. — Весь корабль любовался твоим шикарным прибытием: адмирал, да и только!.. Вот, — указал на Шнейдера, — наш новый командир третьего отделения. Вместо Шлунка. Да вы же знакомы давно.

Улыбаясь, херсонец подтвердил:

— Давно. Связаны, так сказать, крепкой и нежной дружбой. Здравствуй, Сергей!

— Здравствуй. С прибытием... — пробормотал Сергей и поспешил доложиться вахтенному офицеру.

Значит, херсонец стал не только сослуживцем, но и соседом по койке в их старшинской каюте. «Только этого и не хватало для полного счастья!» — с усмешкой подумал Сергей.

Так началась их совместная служба.