Подгоняемые звуками горна, отряды спешили к линейке и выстраивались напротив трибуны. На высокой мачте ветерок пошевеливал приспущенный на ночь флаг. Горнисты, кончив трубить, встали по стойке «смирно», на трибуну поднялись сонный физрук Филимонов, цветущий, добродушный Василий Васильевич и старший вожатый с бледным, как при головной боли, лицом, но как всегда чисто выбритый и образцово опрятный.
Командиры отрядов по одному сдали рапорты командиру дружины, тот повернулся к старшему вожатому и тоже отрапортовал. Юрий Павлович, откашлявшись, крикнул:
— Здравствуйте, ребята!
— Здрасс!
— Пионеры! За дело Коммунистической партии Советского Союза будьте готовы!
— Всегда готовы! — прогремели пять сотен голосов, и эхо покатилось по лесным далям.
И было в этой мощи что-то такое, от чего у Ивана сжалось сердце. «Ни черта не смогу я их бросить, — подумал он. — Влип я окончательно…»
А уже Юрий Павлович скомандовал: «На флаг смирно!», и строй застыл, и все смотрели на флаг. «Флаг поднять!» — последовала команда, и запели горны, и флаг побежал, как огонек по жердочке, и развернулся, потрескивая на ветру.
Когда старший объявил о военной игре, в ответ раздалось громогласное «ура!».
— Все отряды, — дождавшись тишины, стал пояснять Юрий Павлович, — по жребию делятся на группировки «Север» и «Юг»… Группировкой «Юг» командует генерал Филимонов Эдуард Николаевич, — жест в сторону физрука, — группировкой «Север» — генерал Кувшинников Иван Ильич.
И не успел Иван «взять под козырек», как третий отряд опять закричал «ура!», и, нарушая строй, пионеры окружили Ивана; вихрастые, загорелые, конопатые, курносые — все они страшно обрадовались, что их Иванлич — самый главный во всей армии. Кричали, что надо победить, предлагали, как лучше окружить врага, говорили разом, подняли шум.
Восстанавливая порядок и строй, Иван подумал, что уж если ребята загорелись такой «войной», то можно себе представить, с каким бы восторгом они восприняли игру, которую предлагала Таня Рублева.
Старший вожатый, между тем, стал разъяснять условия игры, и строй мгновенно затих.
Оборону флага предстояло организовать на поляне с травянистым холмиком посредине. Из самых крепких мальчишек своего и второго отряда Иван составил ударную группу под командованием Юрки Ширяева, общее же руководство наступлением поручил вожатому Жене Петухову.
— Твоя задача, Евгений Петрович, — сказал он, — создавать как можно больше шума. Пусть Эдуард Николаевич думает, что ты с войском — главные силы…
— Шум? — хехекнул Женя, нескладный длиннорукий и длинноволосый предводитель «мальчиков-безобразников». — Шум — это мы можем!
— Но на прорыв пойдет вот он, — Иван указал на Юрку. — Твоя задача, Юра — штурм. Район ты знаешь, для скрытого подхода используй каждый овражек, заросли, болота, словом, маскируйся, хитри и главное — не спеши. Евгений Петрович будет делать вид, что усиленно атакует, а ты, тем временем, выискивай слабое место в обороне — и когда найдешь, тут уж… кровь из носу, но прорваться и захватить знамя, а генерала взять в плен!
Юрка кивнул, в серых раскосых глазах его было понимание, и они уже жили предстоящим. Козырнул, посерьезнел и требовательным голосом закричал:
— Удар-рный отр-ряд, ко мне!
Явились вожатые-посредники, с ними была Зоенька и сам Юрий Павлович с кинокамерой. Далеко в глубине леса пропел горн, извещая войска обеих армий о начале военных действий.
Когда наступающие скрылись в лесу, Иван составил из девочек повзрослев подвижный заградительный отряд и его командиром назначил Люду Пинигину.
Оставались еще младшие отряды — сплошная мелюзга.
— Внимание! — крикнул Иван. — Вот знамя. К нему не должна прорваться ни одна душа с белой нашивкой на рукаве. Помните, ребята, от вас зависит, победим мы или проиграем войну.
— Ясно! — за всех ответила худенькая рыжая девчонка.
— Окружите холм тремя цепями! — приказал Иван. — Да плотнее, плотнее! Вот так. Первая цепь — не разжимайте рук вообще. Вторая — срывайте белые нашивки. Третья цепь последняя, позади знамя!
Только успели защитники опоясать холм тремя плотными живыми стенками, как по краям поляны зашевелились кусты, и оттуда небольшими группками с четырех сторон сразу поползли вражеские разведчики. Правда, они не учли, что в траве надо прятать не только голову, но и все остальное, и отсюда, с холма, Ивану отлично была видна эта оплошность наступающих. И все же хитро было придумано, что с четырех сторон сразу: заградительный-то отряд у него один…
— Тревога, тревога! — громко сказал Иван: — Они наступают.
Легкий босоногий отряд Марии Стюарт отделился от цепей и, рассыпавшись по полю, завязал бой с повскакавшими на ноги разведчиками. Тогда из лесу, уже во весь рост, открыто, показались наступающие.
— Ну, держись, моя гвардия! — крикнул Иван, и с этой минуты окружающее для него перестало существовать.
Он видел только атакующих и свои неподвижные цепи, молча стоящие на склонах холма. Он видел потом, как девчонки и мальчишки сдвинули плечики, сплелись руками; видел, как наступающие накатились на эту упругую трепещущую стенку; как двум крепышам удалось прорваться к последней третьей цепи, где они и были «уничтожены».
Однако заградительный отряд, добивая атакующих, совсем рассеялся, и Мария Стюарт никак не могла собрать его.
Тогда-то от кустов слева крупными скачками понеслись к холму мальчишки старшего отряда.
«Главные силы!» — решил Иван и закричал, сделав ладони рупором:
— Люда! Пинигина! На левый фланг! Быстро на левый фланг!
И это была ошибка.
Как только поредевший заградительный отряд схватился с атакующими слева, главные силы вырвались там, где был самый короткий перебег от леса к холму. Они шли сплошной лавой, шли под барабанную дробь, они хорошо знали свою задачу, они быстро приближались, и во главе их была Таня Рублева.
Иван знал, что Таня отличный стратег.
— Отставить, Пинигина, отставить! — что было мочи закричал он, когда прошла минута растерянности. — Отставить, говорю, направо гляди, направо!
Таня Рублева, вся всклокоченная и красная, придерживая на носу очки, врезалась со своими хорошо обученными штурмовиками в цепи защитников. Это был напор, таран, тайфун! На мгновение Ивану показалось, что синие береты поглотили его малышек. Их цепи прогнулись, попятились, стали рваться. Однако защитники не пали духом, они сдирали белые нашивки, работая руками, ногами, всем телом, не исключая, наверное, ногтей и зубов; вокруг холма стоял писк, кряхтенье, выкрики, треск материи и ниток; холм окружила сплошная кольцеобразная свалка. Вот цепкие руки облепили Таню Рублеву, впились в ее синюю куртку, в знаменитые техасы, вот уже тянется рыжая гвардейка к белой нашивке и «с мясом» отдирает ее от синего рукава, вот другая чья-то рука стаскивает с Таниного носа очки…
Тут Иван в изнеможении присел.
Но в следующую же минуту ему стало не до смеха. Таня ощупью выбралась из схватки и, сдернув с себя красный галстук, отчаянно засигналила им.
«Резерв!»
— В цепи, в цепи, чтоб вас!!! — закричал Иван уже охрипшим голосом и бросился растаскивать кучи малы, восстанавливать цепи, призывая защитников к хладнокровию.
Едва успел наладить жиденькую оборону, как новая волна атакующих обрушилась на нее. Танины очки опять сидели на носу и поблескивали совсем уже близко.
— Татьяна Георгиевна, как не стыдно! — возмутился Иван: — Вы же убиты, вы же мертвы!
Но Таня ничего не слышала, она отдавала команды, подталкивала штурмовиков вперед и, как никогда, походила на Гавроша. Стенка защитников была просто-напросто отброшена. Вражеский солдат, красный как морковка, вылез из свалки и, не поднимаясь даже с четверенек, покарабкался к древку. На душе у Ивана стало тоскливо. «Проиграли к чертям!» — подумал он.
Но тут на холм с другой стороны выскочила Зоенька, бывшая посредником между воюющими армиями.
— Коне-ец! — крикнула она и три раза выстрелила из стартового пистолета.
Все застыли. И в наступившей тишине отчетливо стал слышен захлебывающийся горн, который извещал обе армии о том, что знамя группировки «юг» захвачено, а генерал Филимонов Эдуард Николаевич взят в плен.
— Ур-рр-ра-а! — прокатилось по распаренным, взмокшим и взлохмаченным защитникам.
Полковник Рублева с досады плюнула и пошла прочь.
— Ну, Татьяна Георгиевна… — Иван догнал ее и зашагал рядом. — Задала ты нам жару. Не атака, а блеск!
— Ой, ехида! — Таня, решив, что над ней смеются, даже приостановилась. — Да если бы не этот упрямый осел Филимонов, посмотрели бы еще, кто кого? Говорила же олуху: усиль оборону! Так нет, уперся: лучшая, говорит, оборона — это наступление…
— Таня, — сказал Иван, — да ей-богу, совесть твоя чиста. Ты сделала все, что могла, и даже больше. Ведь разнесла же мои цепи в пух и прах. И не будь у меня такого молодца, как Юрка Ширяев…
— Нет, ты это серьезно? Ничего была атака? — Таня пристально посмотрела на него.
— Взгляни, — Иван показал на растрепанных, грязных и раскрасневшихся защитников, которые шумной толпой направлялись в лагерь.
Таня взглянула, и оба рассмеялись. Подошел Юрий Павлович и, укладывая камеру в чехол красной кожи, сказал, что он прямо-таки в восторге от кадров, которые удалось отснять.
В лагерь пошли вместе. Иван хотел поскорее увидеть Юрку Ширяева и услышать рассказ, как это случилось, как ему, Юрке, удалось прорваться?
Поглядев на старшего, молча шагающего рядом, Иван вспомнил свои вчерашние раздумья у костра и неожиданно для самого себя сказал:
— Слушай, Юрий Павлович… А я ведь решил остаться в лагере. Остаюсь… еще на одну смену.
— Да-а? — удивился старший, замедляя шаги.
И вдруг краска залила его постоянно бледное и невозмутимое лицо, он даже как-то весь растерялся, даже сосну задел плечом.
— А… как же с экзаменами?
— Да сдам я экзамены! — ответил Иван, не замечая перемен, происшедших со старшим. — Подумаешь, сложность…
И опять пошли молча, каждый думая о своем.
А в это самое время с другой стороны в лагерь возвращалось смешанное воинство: победители и побежденные. Центральной фигурой здесь был, разумеется, Юрка Ширяев. Свернув знамя, он нес его на плече, неуважительно нес, небрежно. Широкая скуластая физиономия его горела, одна щека была в грязи, волосы прилипли ко лбу. Юрка торопился рассказать вожатому, как ударный отряд прополз на животах по непролазному болоту и вышел в тыл «белых», вышел почти к самому штабу. Как пришлось повалить на землю часового, связать брючными ремнями, предварительно заткнув рот его же кепкой. Как потом, придерживая штаны, они рванули что было сил к знамени, которое со стороны болота почти не защищалось. Все это Юрка спешил рассказать Ивану Ильичу, ну, и этой задаваке Пинижихе. Если, конечно, спросит…