У Юрия Павловича была своя кинокаморка. Так он называл крохотную комнатку в хозяйственном корпусе, служившую раньше складом лопат, метел, граблей и прочего дворницкого инвентаря. Теперь комнатушка была забита бачками, склянками, жестяными банками с кинолентой, на столе стоял проектор, перемоточный механизм, валялись пачки химических реактивов.

— Надо непременно показать ваши работы всему лагерю, — заговорил старший, усадив Ивана на единственную табуретку. — Ведь это и есть, черт побери, развитие в ребятишках творческого начала! Нужно обязательно распространить это… Только ведь заштампуют, — вдруг погрустнел Юрий Павлович. — Наши вожатые заштампуют! Ты хоть знаешь, что стал, так сказать, отцом штампа?

— Какого? — удивился Иван.

— Модным стало водить детей в лес. Вожатая, которая не делает этого, считается абсолютной дурой… Я на днях случайно наткнулся на отряд бабы-яги неподалеку от лагеря. «Дети, — говорит эта особа, — посмотрите: перед вами береза. А там вон осина». А дети чуть не хором: «А мы знаем». На что баба-яга кричит: «Ты бы помолчал, Егоров! Вечно больше всех знаешь!» Ну, что скажешь?

— Идиотизм, конечно… но слушай, Юра, у меня к тебе дело. Я ведь пришел просить твоего согласия на поход.

— Да? — старший помолчал. — Догадываюсь, что это будет нестандартный поход…

— Как тебе сказать? Обычный поход, только со сплавом на плотах, ну и без продуктов почти.

— Без?

— Без.

— На подножном корму?

— В основном.

— Ага, питание такой пустяк, что им можно пренебречь?

— Я подсчитал вес необходимых грузов и получилось, что нам не унести всего. Вначале это меня озадачило, а потом подумал: а что? Даже интересно! И полезно… Кое-что мы все-таки берем, сухари, например.

— Сухари? — Юрий Павлович поднял бровь. — Откуда же сухари?

— Уметь надо, — рассмеялся Иван. — Контакт с поварами, и дело в шляпе. Помаленьку подсушивали, все равно несъеденный хлеб идет завхозовским поросятам.

— Тэ-экс, — сказал Юрий Павлович. — Ну, а чай — без сахара?

— Ягоды, Юра, ягоды.

— Викинг, истый викинг! — вроде бы восторженно пропел старший, но глаза его сделались холодными.

— Да, — спохватился Иван, — с нами пойдет Ирина Дмитриевна. Посмотрит, что и как. Потом поведет своих тем же маршрутом.

— Ну конечно же!.. Здорово! — говорил Юрий Павлович, а глаза стали еще напряженнее и холоднее.

— Значит, ты согласен?

— Кадрики получились бы отменные, чует мой нос. Я бы и сам с вами пошел, кадрики будут что надо. Но… — старший цокнул языком, — голову на отсечение, Вася поход не разрешит. Бесполезно даже и разговор начинать.

— Тогда вот что, Юрий Павлович… к Васе я не пойду. Надоело. Да и чувствую — не уломать мне его, ускользнет, даже если к стенке припру, ускользнет. Не применять же физическую силу? Ты уж возьми Васю на себя, ты его лучше знаешь, да и вес у тебя больше, ты второе лицо в лагере… А не разрешит, — добавил Иван, собираясь уходить, — поход все равно будет. И такой, каким я его задумал. Но это так, между нами… Желаю успеха, Юра. — Слегка тиснул старшего за плечо и отправился к отряду.

Юрий Павлович, оставшись один, сел на табуретку и с минуту сидел, уставившись в одну точку.

«Если б я знал, — думал он об Иване, — что тобой движет? Если б я мог заглянуть к тебе в самые потроха… Кто ты? Машинка, которую завели, крутнули и… Так вроде нет. Наивный малый, начитавшийся героических книжек? Тоже вроде нет… ты, скорее, буйвол, чем восторженный юноша. Так что же все-таки тобой движет? Честолюбие, желание прославиться? Но какая тут, к дьяволу, слава? Одни шишки на лбу… Любовь? Да, эта Ирина славная бабенка, и она ему нравится. Но как это все увязать? Не увяжешь, чепуха одна… Ведь каждым человеком, если содрать с него шелуху, движет простая, как… как грабли, страстишка. Один упирается на работе из-за денег, другого сжигает тщеславие, третий зарабатывает квартиру, четвертой доказывает своей избранной, что он не лыком шит; пятый уходит в работу от сложностей века, как пьяница в водку… ну, есть еще, говорят, призвание… Может быть, и есть. Может, вот как раз такой случай?.. Чего ради Иван с темна и до темна возится с пацанами, чего ради идет напролом, чего ради затеял такой поход? Ведь это же… это черт знает что! Без продуктов. Корнями, что ли, они будут питаться?»

И вдруг Юрий Павлович поймал себя на том, что ему неодолимо хочется пойти с Иваном, что он уже не может не пойти. Как и у всех людей на свете, у Юрия Павловича тоже была «страстишка», даже две. Одна — всем известная и нескрываемая самим Юрием Павловичем. Это кинолюбительство. И другая, — главная и тщательно скрываемая. «Препарирование людишек» — так он называл свою неутолимую жажду докапываться до тайная тайных человеческих характеров и поступков. Тут он мог пойти на все — лишь бы докопаться до сути, до подноготной.

Выкурив подряд две сигареты, Юрий Павлович закрыл на ключ свою кинокаморку и зашагал к административному корпусу.