Педагог третьего отряда Анна Петровна была очень встревожена. Еще утром заметила она отсутствие в отряде четверых пионеров, но все надеялась, что уж к обеду-то голубчики непременно заявятся. Обед, однако, подходил к концу, а четыре места за столом так и остались пустыми. Остыл жирный борщ в тарелках, остыли тефтели с картофельным гарниром, нетронутым стоял компот в стаканах.

В столовой затихал гул голосов, дозвякивали ложки, дожевывались компотные фрукты, дежурный отряд, весь в белом, принялся за уборку.

«Неужели побег?» — думала Анна Петровна, все еще ожидая, что вот-вот в дверях появятся эти четверо и, виновато опустив глаза, двинутся в ее сторону, к столу, где только что обедал отряд. Но четверо не появлялись.

Анна Петровна поднялась, прошла между столами, еще заставленными грязной посудой, усыпанными хлебными крошками и урюковыми косточками. Вышла из столовой и по гнетущей полдневной жаре добралась до своего корпуса. С минуту постояла на террасе, прислушиваясь к голосам, доносящимся из палаты мальчиков, потом строго заглянула в приоткрытую дверь. В палате мгновенно стихли разговоры, глаза стали закрываться, носы усиленно посапывать — мертвый час. Обычно вид примерно отдыхающих под белыми простынками пионеров доставлял Анне Петровне удовольствие, но сегодня…

«Ну и детки пошли, — подумала она, отметив это притворство, а также и то, что три кровати остались неразобранными, — черт знает, что за дети!».

В палате девочек тоже пустовала одна кровать.

«Черт знает, что за дети!».

Анна Петровна принялась ходить по террасе от одной двери до другой.

«Убежали! Групповой побег… Где они сейчас? Что делают? А вдруг…»

И стали вспоминаться разные случаи, когда пионеры тонули, блуждали в лесу, травились ядовитыми грибами… А потом — следствие, допросы, скажите, гражданка Васильева Анна Петровна, когда обнаружили вы отсутствие в отряде пионеров?

Анна Петровна почувствовала, что ей не хватает воздуху, опустилась на табуретку, стоящую у перил.

И ведь не хотела нынче в лагерь, не хотела! Устала за год, отдохнуть бы, почитать, поездить на пляж всей семьей, а вместо этого опять нервотрепка! И все из-за льготных путевок, пропади они пропадом! Да в прошлые годы было еще ничего, с самого начала возьмешь пионеров в руки, а потом без горя, без заботушки. Что делать, чем их занять, она, Анна Петровна, знала. Нынче же невозможно, невозможно! И отряд попался хулиган на хулигане, и вожатый вон…

Анна Петровна осуждающе покосилась в сторону беседки, что стояла неподалеку от палаты. В тени беседки на красном надувном матрасе лежал вожатый и, подперев кулаком бородатую голову, читал. Длинные ноги в черных штанах и стоптанных сандалетах торчали из беседки. Солнце припекало ноги, и время от времени вожатый убирал их в тень.

«Никудышный вожатый, — подумала Анна Петровна. — Только и заботы, что учебники листать. В университет, говорит, готовлюсь, физиком хочу стать. Ученый!.. Смех один… Да, может, и станет, только мне-то от этого?.. Мне помощник нужен, а не…»

— Иван Ильич! — громко окликнула она вожатого. И смотрела, как он закрывает книгу, поднимается и не спеша идет к террасе. — Вы бы хоть изредка интересовались, что в отряде-то творится. Ведь четверых сегодня с утра нет…

— Четверых… С утра? — видно было, что он еще не пришел в себя, не очнулся от чтения.

— Спрашивала ребят, пожимают плечами, глаза в сторону — не знаем. Знают, но не хотят выдавать, это же ясно.

— Купаются где-нибудь, жарища-то вон… — подавив зевок, начал было вожатый.

— Купаются! — перебила Анна Петровна, чувствуя, что еще мгновение, еще слово, и она не сдержится, накричит на него. — Какой вы, право… Ну, а если утонут? В заливе же глубь страшенная, заплыл далеко, ноги судорогой свело — и готов. Или заблудятся: леса-то вон какие кругом… Да если бы одни мальчишки, ну, еще полбеды, а то ведь девчонка с ними, соображаете? Трое мальчишек, и она… А что случись? Уголовное дело!

— Кто хоть убежал-то?

— Муханов, Анохин и, конечно же, Ширяев…

— Опять Ширяев?.. Ну, смотри-ка… А девочка?

— Пинигина.

— Пинигина, Пинигина, погоди, погоди, — вспоминал он. — Ах, Пинигина! — И сонноватая физиономия: умиленно расплылась.

— Да, Пинигина, — повторила Анна Петровна, — дочка нашей кастелянши. Не понимаю, чему вы улыбаетесь. Девчонка разболтанная. Вся, видно, в мамочку пошла…

— Не знаю, какая у нее мать, а знаю саму девочку. И уверен: там, где Людка Пинигина, ничего плохого быть не может.

«Невозможный тип», — подумала Анна Петровна, а вслух сказала, как оттрубила:

— После полдника пойдете искать, Иван Ильич. И не возвращайтесь, пока не найдете.

— Да зачем их искать?.. Никуда не денутся, к отбою заявятся как миленькие. Спать-то им где?

— Ну, вот что, Иван Ильич, или вы пойдете искать, или…

— Да пойду, пойду, разве я против? — и, направляясь к своей беседке, пробурчал: — Пойду, если уж вы… так беспокоитесь…

«Еще и лодырь к тому же!» — подумала Анна Петровна, с презрением глядя в мускулистую спину помощника.