Заплыл далеко. Вокруг таинственно и жутковато шевелились блики лунной дороги. Отдохнул, как всегда, на спине и вспомнил, что в детстве его пугала мысль — внизу под тобой нет дна, там только мрак, который цепко схватит, лишь перестань загребать руками. Смешные детские страхи!.. Он заставил себя нырнуть и долго шел вниз головой ко дну, в черную глубину, однако дна не достал, не хватило воздуха. Всплыл, отдуваясь и фыркая, и торпедой понесся к берегу, так что вода журчала, обтекая тело.

Берег надвигался. Стали различимы «грибки», раздевалка, полоска песка, на которой маячили две фигурки.

«Ирина с Зоей», — сразу же подумалось.

Поплыл тише, всматриваясь и гадая, с чем это они там возятся? Ближе… ближе… точно, они! Испугались вроде… бегом в купалку, странно…

«Оботрусь, чтобы не дрожать, и подойду», — решил Иван, направляясь к скамейке, где оставил одежду и полотенце.

— А-а, это вон кто! — будто бы только что узнав его, воскликнула Зоенька.

Ирина что-то зашептала ей, обе прыснули.

Потянул за полотенце — так и есть! Рубашка, штаны и полотенце мокрые и завязаны в узел. Ухватил зубами — не поддается! В купалке хохот.

— Ну, погодите! — и, угрожающе подняв над головой мокрый узел, бросился к девушкам.

Они, панически вскрикивая, метнулись за раздевалку. Иван сделал несколько шагов вслед, потом резко повернул назад, притаился за углом, расставив руки, и в следующее же мгновение Ирина оказалась у него в объятиях. Сила инерции прижала их друг к другу, да еще на миг Иван замешкался разомкнуть руки. И все. Когда через секунду из-за угла раздевалки выкатилась Зоенька и, чуть не наскочив на них, взвизгнула, они уже стояли в метре друг от друга.

— Попались! — торжествовал Иван, а голос у него был не свой, и сердце колотилось, колотилось.

Ирина же сделалась мрачной и на Зоенькин вопрос, что с ней, вдруг заявила:

— Да… ушиблась я. О дерево.

— Ты что! — Зоя даже растираться полотенцем перестала. — Здесь и деревьев-то близко нет. Какое дерево, ха-ха-ха?

— Да, о дерево! — упрямо повторила Ирина.

Возвращались вместе. Зоя всю дорогу тараторила о том, как здорово он, Иван, выступил на педсовете, как вообще хорошо, что наконец заговорили о скуке в лагере, как хитро ушел начальник от этого разговора, как… А пионерка Пинигина… да, знаете, говорят, у начальника с ее матерью, ну, в общем, роман… А еще говорят, что они где-то собираются по ночам…

«Ах, вот как, оказывается…» — рассеянно подумал Иван и опять покосился на Ирину: что же она хотела сказать этим своим «деревом»? Издевка? Насмешка?.. Почему бы ей прямо не ответить Зое: налетела, мол, на него, стукнулись, мол, почти что лбами? Посмеялись бы все вместе, да и делу конец.

Возле центральной линейки распрощались. Зоина рука была теплой и сильной, Иринина — прохладная и не расположенная долго задерживаться в чужой руке…

«Ну и дене-ок!»

Иван растянулся под простыней и попытался было вспомнить, с чего же начался этот длиннющий и переполненный впечатлениями день? Утро казалось неправдоподобно далеким, случившимся, по крайней мере, неделю тому назад. Вспоминал, вспоминал и задремал уже, как вдруг кто-то рядом совершенно отчетливо и строго сказал:

— Ни минуты впустую!

Иван подскочил и сел на кровати. Ему стало стыдно. Стыдно оттого, что опять он забыл этот свой девиз: ни минуты впустую!

Ведь он решил поступать в университет, решил стать ученым. Пока служил в армии, близ города закончилось строительство крупного научного центра. Приехав в отпуск, Иван на следующий же день отправился посмотреть городок науки и сразу влюбился в него. Городок был разумно и осторожно вписан в лесистую местность, белые, желтые, голубые брусья зданий живописно разбросаны на склонах холмов, на полянах, пестрых от цветов; дороги не ломились напрямик, а вежливо огибали лесные массивы.

Иван разглядывал корпуса научных институтов, задирал голову, и каждое окно казалось ему значительным, умным: ведь за этими окнами думали, считали, работали ученые!

Лучи солнца остро дробились в стекле и стали вестибюлей, зайчики играли в замках солидных портфелей, гримасничали в лаке машин. Неторопливо беседуя, шли, сидели и ехали люди, необыкновенно красивые люди, среди которых было много молодых бородачей. Иван глядел, слушал обрывки бесед, старался вникать в них.

«Ни минуты впустую! — такой девиз взял он с того дня на вооружение. — Закончить службу, год на подготовку, и — университет. А потом!..»

Он уже работал на заводе, там же, где и до армии, там же, где и его отец, механик Илья Кувшинников. А каждую свободную минуту использовал, чтобы читать, читать, читать. Книги по физике, химии, математике, биологии были одинаково интересны; Иван не знал еще, на чем остановиться, какой сделать выбор, но знал — туда, в городок, к этим необычным парням, в их среду, в лаборатории, в эксперименты, в научный поиск! «Ни минуты впустую! — подхлестывал он себя. — Ни минуты».

Но свободных минут становилось меньше и меньше. А все потому, что… Ведь кому-то надо и в комитете сектор возглавлять, и подшефных школьников в поход сводить, и спортивную честь завода защищать, и повышенные обязательства не только брать, но и выполнять.

Уж урезал, урезал Иван свой сон, да больше некуда. «Ваня, это что же такое! — стонала мать. — Ты посмотри на себя. Ты же зеленый весь. Демобилизовался — лучше был, справнее. Ну, куда же годится: проснусь, погляжу — сидит. Эдак ведь и до худа недалеко…»

Иван в ответ только посмеивался, однако чувствовал, что мать права, что так и «до худа недалеко».

«Да, это, пожалуй, единственная возможность подготовиться в университет, — думал он, слушая белобрысого Кешу-секретаря, когда тот агитировал его поехать в лагерь. — Свободное время, свежий воздух, режим…»

«Все теперь полетело к чертям! — досадовал он, сидя на кровати. — Вот зачем сунулся? Что смыслю в этой педагогике? С Анной Петровной испортил отношения. В ораторы полез! Критиковать принялся, поручательства брать! Права Ирина — дерево я, дубина и больше никто. Над такими смеются: в каждой бочке затычка…»

А в это самое время на своей кровати ворочалась и не могла заснуть Ирина.

«Как же ничего не произошло? Как же не было? — спорила она с собой. — Нет, это не просто столкновение. Вначале — да. Но потом… его руки… Да было же, было! Что я, не почувствовала, что ли? Не поняла? Дерево… Сморозила сама не знаю что!»

А через минуту:

«Надо было пощечину ему влепить. Как он посмел!.. И вообще, что в нем может быть интересного? »

«Но ты же совсем его не знаешь! А вдруг он в тысячу раз интереснее этого кривляки Вадима? Вон он как на педсовете выступил! Смогла бы ты, будущий педагог, так выступить?»

«Но надо спать, спать, спать. Мама как наказывала? Минимум восемь часов… Я буду умницей, мама, я сейчас засну. Я смертельно хочу спать».

И вдруг всем телом вспомнила прикосновение. «Какое горячее дерево!» — и беззвучно рассмеялась. Сон не приходил, сна не было ни в одном глазочке…

«Завтра же объясниться с Анной Петровной! Сделать так, чтобы все было по-старому. Накрутил! И ведь за один день! Поразительные способности, черт побери!.. Нет, это, наверное, лес виноват, обалдел я в лесу, утратил контроль и… Лес виноват… Лес… А Ирина-то?.. Ирина… не сердись… я не хотел тебя… обидеть…» — Иван засыпал.