Почти одновременно с донецкими акванавтами, но не в Ласпи, а у берегов Кавказа, на дне Сухумской бухты, поставили дом акванавты Ленинградского гидрометеорологического института.

Ленинградские акванавты нарекли своего первенца «Садко» — по имени певца-гусляра, который, если верить преданиям, первым из русичей побывал на дне морском, был представлен ко двору тамошнего царя и потом жив-здоров возвратился на землю.

 

Лагерь у маяка

На окраине Сухуми, на улице Красномаяцкой, огородившись семью заборами, расположился филиал Акустического института Академии наук СССР. Территория его подходит к самому морю. На одном полюсе — проходная со строгими вахтерами, на другом — береговая отмель с пристанью, охраняемой столь же бдительным стражем. Ничего не поделаешь — посторонним сюда, как говорится, вход строго воспрещен. И даже в разгар летнего сезона бесчисленные курортники и «дикари»-отдыхающие обходят это место стороной.

В трех шагах от института возвышается знаменитый Сухумский маяк — он слева, если смотреть с моря. Вот здесь, на самом берегу, и разбили свой лагерь акванавты из ЛГМИ. Соседство с маяком особого значения не имело. Но зато близость научного института была отнюдь не случайна: в экспедиции вместе с ленинградцами деятельное участие приняли сухумские ученые, и не удивительно: ведь море — главный предмет их внимания.

Новый подводный дом необычен по конструкции — круглая стальная голова диаметром три метра. Для двух акванавтов — экипажа «Садко» — места вполне достаточно.

Снизу пристроена маленькая прихожая. На стальной подставке три сорокалитровых баллона. В них — аварийный запас воздуха.

Внутри домика две койки. Одна подвесная, откидывающаяся. Вторая — рундук. Есть и стол. Развернувшись на шарнире, он превращается в скамейку. Рядом обычное, «земное» кресло, телефон, аппаратура, контролирующая микроклимат, вентиляторы. Ярко горят судовые светильники. Всего три таких герметичных фонаря. Четвертый, под красным стеклом, несет дозор — следит за уровнем воды у входа.

Чтобы погасить излишек плавучести «Садко», к дому подвешен балласт. Восемь с половиной тонн. Но этого мало, еще есть мертвый якорь — стальные чушки весом пять тонн. Они-то и держат «Садко» на глубине, не позволяя ему выпрыгнуть на поверхность моря.

От подводной обсерватории через блок на мертвом якоре к берегу идет трос. Если стравить трос, «Садко» всплывает. При обратном ходе береговой лебедки дом медленно погружается в пучину.

Это выгодно отличает «Садко» от других подводных домов. Впрочем, никакие иные подводные дома, не считая «Спида», «Спрута», «Пурисимы» да разве что польских «Медуз» — о чем речь впереди, — здесь не устояли бы: крутизна берегового склона в этом районе под сорок градусов!

Электроэнергия, сжатый воздух и пресная вода в дом подаются с берега, но можно и с корабля. К «Садко» было прикомандировано небольшое судно «Нерей».

«Садко-1» и «Нерей»

В домике тепло и уютно, а за стеклом гуляет веселая стайка рыбешек, приплывших на электрический свет, струящийся из окошка. Хорошо бы отдохнуть у иллюминатора, забыв обо всех земных заботах…

 

«Кто, кто в теремочке живет!»

Спуск «Садко» стал настоящим праздником. По старинной морской традиции Муза Ильичева — жена директора филиала института — разбила о стену подводного дома бутылку с шампанским. Настроение у всех радостное, приподнятое. Да и денек выдался замечательный — погожий, солнечный.

Погружение «Садко» поначалу ограничили двенадцатью с половиной метрами. Это предельная глубина, на которой азот не грозит кессонной болезнью. А далее «Садко» то поднимался до десяти метров, то опускался вниз до сорока.

Первыми квартиросъемщиками «Садко» стали два кролика и собака. Два дня они пробыли под водой, а затем еще сутки погостили в барокамере. Время показало, что эти приключения не повредили их здоровью. Наступила очередь акванавтов. В море побывали восемь экипажей по два человека. Они провели в «Садко» по шесть часов. Оставляя подводный дом, акванавты опускались на глубину сорока пяти метров.

В этих экспериментах участвовали главный конструктор подводного дома Анатолий Викторович Майер, его первый помощник Всеволод Джус, Владимир Бурнашев, Вениамин Мерлин…

Приходил посмотреть, как идут дела под водой, и директор филиала института Ильичев. Его визиты не удивляли. Виктор Иванович — в прошлом один из лучших наших спортсменов, неоднократный чемпион страны по плаванию…

Премьера на дне Сухумской бухты вполне удовлетворила ее участников и режиссеров.

 

От Белого до Черного

«Подводные исследования, связанные с проникновением человека в толщу морей и океанов, — сравнительно молодое направление в океанологии. Может быть, оттого-то работы ученых в этой области окутаны дымкой романтичности, а сообщения о них, время от времени появляющиеся в прессе, читаются с не меньшим увлечением, чем фантастические романы. Деятельность Лаборатории подводных исследований Ленинградского гидрометеорологического института, по-видимому, не представляет в этом смысле исключения. Это одна из первых лабораторий в нашей стране, поставившая на службу науке легководолазное снаряжение».

Лаборатория подводных исследований, о которой рассказывает Владимир Бурнашев — а он был в ряду ее пионеров, — создана в ЛГМИ в конце пятидесятых годов, когда большинство нынешних активистов учились на первом-втором курсе института. Первое время лаборатория была самодеятельной. Молодые исследователи побывали в экспедициях на Черном, Белом, Балтийском, Баренцевом и Каспийском морях. Полезность и необходимость лаборатории была доказана со всей очевидностью, о чем красноречиво свидетельствовали ее дела. И через несколько лет благодаря заботам и настойчивости заведующего кафедрой океанологии ЛГМИ профессора Всеволода Всеволодовича Тимонова, а главное, стараниями самих акванавтов лаборатория получила права гражданства — вошла в штат института.

— Всеволод Всеволодович очень много сделал, чтобы наша лаборатория стала на ноги и окрепла, — рассказывает ленинградец Всеволод Джус. — Тогда мало кто верил в наше дело. Нам говорили: «А зачем вам все это нужно, зачем вы все это делаете?..» Честно говоря, скептики в институте не перевелись до сих пор. Да и в самой лаборатории было не все в порядке. Особенно беспокоила текучесть кадров. Ежегодно состав обновлялся примерно наполовину; Искатели спокойной жизни и маловеры уходили. Но взамен им приходили новые люди, и лаборатория постепенно, переболев всеми болезнями роста, набиралась сил и опыта. В ту пору мы — те, кто не свернул с дороги, — особенно много и увлеченно работали, не считаясь со временем. Я даже отказался от предложенной мне аспирантуры.

Три года ленинградцы работали на Каспии, на Нефтяных Камнях. Это исключительно интересное место для подводников-легководолазов. Скафандровые водолазы здесь беспомощны.

Старожилы говорят, что под Нефтяными Камнями лежит еще один город — подводный. И действительно, на дне моря громоздились целые горы металлических и железобетонных конструкций, нередко высотой десять-пятнадцать метров. Все это лежало вповалку, перевитое обрывками кабелей, проволоки, тросов… Ничего подобного акванавты нигде прежде не встречали.

— Во время яростных каспийских штормов и из-за грифонов здесь падали нефтяные вышки и целые участки эстакады, ломались стволы скважин — такое случалось в прошлом. Некоторые скважины повреждены, из них, видимо, и сейчас сочится нефть, загрязняя море и убивая вокруг все живое… — говорит Всеволод.

И вот, убедившись в том, что акванавты легко могут посещать этот «мертвый город» на дне, руководители нефтепромыслов попросили их исследовать находящиеся поблизости подводные сооружения — опоры эстакад и буровых «островов» и подводные устья скважин.

На Каспии акванавты стали свидетелями образования грифонов — опасного, коварного явления, доставляющего нефтяникам массу хлопот и неприятностей. Грифон — это подводный нефтегазовый вулкан. Бывают случаи, что нефть из-подо дна Каспия прорывается по микротрещинам на поверхность. И если уж начала сочиться, то вслед за собой вымывает песчинки. Отверстие увеличивается, ток возрастает, все больше увлекается породы. И вот уже мощный поток нефти и газа устремляется сквозь зияющую брешь в морском грунте. Но со временем мощность пласта ослабевает. Ослабевает и извержение. Стенки желоба обрушиваются, и он превращается в воронку — грифон. Если поблизости от грифона оказывается эстакада или буровая вышка, то все это рушится в его жерло — иногда в течение нескольких дней, иногда — месяцев…

Акванавты много раз бывали в таких грифонах, наблюдали за их рождением и развитием, определяли состав пород, крутизну склонов.

Запомнилась командировка к берегам Дании — к месту гибели советского рыболовного траулера «Тукан», затонувшего во время жестокого шторма на Северном море. Без помощи акванавтов было бы трудно обследовать это судно.

А был случай, когда акванавты помогли гидростроителям. На сей раз уезжать далеко не пришлось, даже трамвай не потребовался. В четверти километра от их Alma mater во время зимнего ледохода на Неве сильно повредило сваи опор строящегося моста Александра Невского.

Встал вопрос, что делать — ремонтировать сваи или взорвать и на их место поставить новые? Скафандровые водолазы делу не помогли. Тогда по просьбе строителей под воду спустились акванавты из ЛГМИ. На фотографиях; сделанных под водой, отчетливо виднелись тяжкие раны — пробоины в теле свай, нанесенные таранными ударами дрейфующих льдин…

— Фотоустановка, позволившая получить эти снимки, демонстрировалась в Москве, на ВДНХ, и удостоилась золотой медали, — говорит один из ее авторов, Валентин Беззаботноз.

— Лично я очень много снимал под водой все эти годы. У нас имеется множество фотографий и кинолент, отснятых нами и в северных и в южных морях, — добавляет Всеволод Джус.

Наконец, совместно с Абхазским советом грузинского общества охраны памятников акванавты участвовали в археологической экспедиции на дне Сухумской бухты — исследовали затопленные руины древнего города Диоскурии…

 

Гвоздика в море

Зимой 1966/67 года акванавты, не забывая о подготовке к очередной экспедиции на юг, продолжили исследования на Голубых озерах, под Ленинградом. Изучали образование и развитие ледового покрова, теплообмен между поверхностью озер и атмосферой, прозрачность, температуру и освещенность воды.

Эти наблюдения важны для прогнозов ледовой обстановки в заливах и лиманах и времени вскрытия рек, в которых особенно нуждались моряки, промысловики, гидростроители.

Что и говорить, работать с аквалангом в таких условиях было нелегко. Но ведь и в теплых южных морях на большой глубине вода холодна как лед…

С наступлением летних дней начали строить новый подводный дом. Авторами проекта были Всеволод Джус и Анатолий Игнатьев. А над воплощением его в жизнь трудился весь коллектив лаборатории. Каждый вносил в общее дело свою долю ума и сердца.

На компьютере под руководством кандидата физико-математических наук Анатолия Старшинова рассчитали режим декомпрессии на разные случаи жизни акванавтов.

И вновь дом готов только к осени.

Корреспондент «Комсомолки» Леонид Репин так описал подводный дом ленинградцев:

«Странная конструкция, которая лежала на берегу, не могла не привлечь к себе внимания. Два огромных шара диаметром по три метра каждый были соединены в одно целое и напоминали фантастический марсианский корабль, незаметно опустившийся на пустом берегу.

Потом этого «марсианина» на специальной тележке спустили, будто корабль, по рельсам в воду, прицепили к небольшому буксиру и оттащили от берега. В море конструкция стала торчком — так, что нижний шар оказался под водой, а верхний словно бы плыл, и все могли прочитать на его крутом боку яркую надпись: «Садко-2».

Пожалуй, главное достоинство дома — его полная независимость. Это маленький замкнутый и вполне самостоятельный мир. Специально разработанная система осушки и регенерации воздуха — все прекрасно понимают, что никакого воздуха в доме нет, а совершенно иная газовая смесь, — делает жизнь в доме немного похожей на жизнь в космическом корабле, летящем в спокойном и молчаливом пространстве…»

Дадим слово еще одному представителю прессы — спецкору «Известий» Станиславу Сергееву, который сам побывал в подводном доме. «…Зеркало воды подступает к нижнему люку. Последний всплеск ластами. Зеркало разбивается, осколками разлетается в разные стороны стайка ставриды, и ты — в первой сфере. Это прихожая, «бытовка». Здесь — вешалка («повесьте, пожалуйста, ваш акваланг на этот крючок»), умывальник, душ. Рабочий кабинет, спальня, столовая — все это одновременно — в верхней сфере. Здесь же электропечь. Пульт управления электроосветительной системой. Приборы. Установка для конденсирования влаги, сработанная из обычного холодильника. Телефон. Две койки, как в матросской каюте. Даже пылесос. Короче говоря, «Садко-2» — двухэтажная квартира со всеми удобствами. Последнее слово архитектуры».

К чести корреспондента, столь живо и кратко описавшего подводное жилище, Сергеев вместе с акванавтами принял участие в трудном и не совсем безопасном для такого посредственного подводного пловца — чего он сам не скрывал — погружении на глубину без малого пятьдесят метров. К тому же море в этот день штормило.

Дом, как и в прошлом году, поставили на траверзе Сухумского маяка, укрепив его на мертвых якорях и тросах, натянутых береговыми лебедками.

Первая стоянка — на глубине одиннадцать метров. Обжив подводный дом, акванавты запросились на намеченную глубину — двадцать пять метров. На такой глубине в нашей стране никто никогда еще долго не жил.

В экипаж «Садко-2» вошли инженер Вениамин Мерлин и океанолог Николай Немцев. Николай — опытный подводник, плавал на подводных лодках, а все же и он волнуется. Акванавты Владимир Бурнашев и Валентин Беззаботное — их дублеры.

На проводы явилось все население лагеря и многие сотрудники института. К Немцеву же по сему случаю из Ленинграда прилетела Таня, жена. Под воду Николай ушел с букетиком алых гвоздик в руках.

 

Встреча с термоклином

Час за часом незаметно потекли подводные будни.

Каждый день утром и вечером акванавты анализировали состав воздуха в своем доме. По нескольку раз в сутки измеряли температуру своего тела, артериальное давление. Испытывая друг друга, проводили психологические тесты.

Как и в прошлый раз, в экспедиции трудились три опытных врача: Евгений Александрович Коротаев, корабельный врач с «Нерея» Владимир Кужелко и отоларинголог из ленинградской больницы водников, любимец акванавтов Виктор Павлович Афанасьев.

В сущности, без отоларинголога немыслима ни одна сколько-нибудь серьезная подводная экспедиция, потому что дыхательные органы акванавтов, не только легкие, должны быть идеально исправны. Ибо самый пустяковый насморк — барьер для аквалангиста, и часто неприступный.

Один раз в сутки, подчиняясь приказу сверху, акванавты сдавали кровь. Анализами ее занимался Володя Кужелко, за что заслужил прозвище «этот кровопивец Кужелко».

— Получены весьма интересные данные о жизни акванавтов в подводном доме. В частности, был определен период приспособления организма акванавтов к окружающей среде. Он длится трое суток. За это время происходит ряд физиологических отклонений в организме: в крови изменяется содержание белых и красных кровяных шариков, понижается артериальное давление… Но на четвертые сутки равновесие в организме полностью восстанавливается, улучшается и общее самочувствие, которое в первое время было несколько подавленным. К исходу этого же дня почти бесследно исчезли все те незначительные физиологические сдвиги и апатия, — говорит Евгений Александрович.

Акванавты много трудились. Кроме помощи, оказываемой медикам, надо было выполнить довольно-таки обширную и трудную для двух человек программу гидрологических исследований под водой. Испытывали опытную партию часов «Амфибия», предназначенных специально для водолазов и аквалангистов. Это поручил им Чистопольский часовой завод.

Любопытными оказались наблюдения над так называемым слоем скачка в море. Вот что о нем рассказывает Владимир Бурнашев:

— Этот слой иначе называется термоклином — здесь резко меняется температура, соленость и плотность воды. Он очень хорошо ощущается погружающимся под воду пловцом, когда из теплой попадаешь неожиданно в холодную, словно в колодезную, воду. Иногда этот слой выражен настолько резко, что его можно осязать, окунув палец. Его можно и увидеть. Обычно на слой скачка оседают планктон, медузы, отмершие водоросли.

Акванавты применили красящие индикаторы. Краситель, оседая на термоклине, повторял все его контуры движения, делая зримой динамическую структуру слоя и, в частности, внутренние волны. Например, наблюдались удивительные явления, когда в слое толщиной всего полтора метра — на его верхней и нижней границах — течения воды имели противоположное направление… Если на море долгое время нет ветра, нет волнения, то термоклин поднимается все выше. Напротив, при сильном шторме слой скачка размывается…

 

Гнев и милость царя морского

Эта необычная история приключилась в Стокгольме. Однажды аквалангист швед Свен Налин гулял по берегу реки со своим терьером Лавли. Что-то заинтересовало собаку, она неожиданно прыгнула в воду и нырнула. Это ей очень понравилось. С тех пор Лавли стал сопровождать Свена и в его подводных странствиях.

Но Свен боялся, что Лавли при его неумеренной страсти к плаванью, переоценив свои возможности, захлебнется. И Свен Налин отправился в магазин. Но, увы, аквалангов для собак еще никто не делал. Тогда он решил восполнить этот пробел и сам сконструировал однобаллонный аппарат — все как полагается, с легочным автоматом и маской. Был сделан и гидрокостюм, ведь собаки, как и люди, быстро мерзнут в прохладной воде. Вскоре Лавли настолько привык к аквалангу что не обращал на него ровно никакого внимания.

Лавли стал снобом: он уже совсем не плавает по поверхности, а только ныряет. Слава акванавта Лавли растет. О нем пишут в газетах, его фотографии печатают в журналах. А как-то раз Лавли даже «выступал» по стокгольмскому телевидению…

В отличие от Лавли Чика, как видно, не помышляет о карьере подводного пловца. Да и молод он еще — всего месяца четыре. Хотя, впрочем, наша пресса тоже не обошла его вниманием.

Чике больше нравится водить дружбу с акванавтами на берегу, нежели лазать с ними в море — в собачьем ли акваланге или без такового. Этот веселый, смешной щенок, кстати, тоже терьер, появился в лагере неизвестно откуда и вскоре стал баловнем акванавтов.

…Беда, как обычно, пришла неожиданно. В тот день — четвертый с начала подводного эксперимента, — занятые своими заботами, люди не обратили внимания на то, как суетливо и беспокойно бегала по лагерю маленькая, неразумная собачонка. А к ночи на море разыгрался сильнейший шторм. Приближение его своим звериным чутьем и почуял Чика.

Ураганный ветер снес все палатки, где жили ленинградцы. Лагерь в буквальном смысле слова взлетел на воздух. Волнами смыло и палатку — пост наблюдения и связи с экипажем «Садко». Седой от пены девятый вал сорвал с якоря и потащил в море дежурный катер.

Положение в лагере становилось угрожающим. Промокшие до нитки и продрогшие на суровом ветру люди спасали аппаратуру, одежду и свои палатки, едва не превратившиеся в ковры-самолеты.

Сообщение с подводным домом прервалось. «Как они там?» — тревожила и мучила мысль. Но тросы, связывающие подводный дом с берегом, были туго натянуты — отчаянный скрип их таял в сердитом грохоте прибоя. И это внушало надежду, что все обойдется…

Так и было. Море, натворив дел на берегу, обошлось с «Садко» довольно миролюбиво: дом лишь несколько раз сильно встряхнуло. И акванавты спали ночь напролет, еще не подозревая о драме, разыгравшейся в окрестностях Сухумской бухты.

— Видно, не зря назвали наш дом именем былинного гостя. Морской царь и на этот раз оказался милостив. И хоть устроил бучу на море, жителям подводного дома вреда не причинил, — шутили акванавты.

К счастью, шторм был непродолжителен. Утром, когда море немного успокоилось, связь с «Садко» восстановили. Акванавты получили приказ: «Из дома не выходить. Питаться из НЗ». Но вскоре Вениамину с Николаем лишь с небольшим опозданием доставили горячий завтрак. Добраться до них было все еще сложно. Самое трудное — на старте и финише: удержать равновесие при входе в море и возвращении, не дать сбить себя с ног, иначе волны швырнут тебя о булыжную гальку, побьется маска, а самого тебя, беспомощного, отбросит от берега и непременно заставит хлебнуть горькой, мутной водицы.

В тот день первыми в нелегкой роли подводных связных выступили врач Володя Кужелко, захвативший с собой необходимые инструменты, и — с горячим завтраком в другом боксе — вахтенный аквалангист Анатолий Игнатьев.

В этот же самый день, в пятом часу, в сопровождении Вали Беззаботного и отправился под воду корреспондент «Известий» Станислав Сергеев, о чем нам уже известно.

«Море по-прежнему штормило. Волны, словно сокрушаясь о чем-то незавершенном, яростно бросались на берег. Картину дополняли ветер и ливень. Связанные с Валентином бечевой, мы прыгнули в кипящую неуютными барашками пучину, подплыли к шлангу и по нему пошли к дому. Уже метра через три нас поглотила кромешная тьма. Не видно собственной руки, приставленной к маске. Только слабое подергивание веревки напоминает о присутствии спутника. Ощущение, что тебя веретеном крутит вокруг шланга, — это работа подводных течений. Добрались до дна… Цепляемся на ощупь за камни и ракушки. В глазах — непонятные искры. Объяснили: фосфоресцировал планктон. Наконец, сквозь мрак прорываются блестки электрических иллюминаторов «Садко»…»

Вид у подводных жителей гораздо лучше, чем у гостей. Попав в дом, оба долго не могли отдышаться. А те дышат ровно и вообще чувствуют себя прекрасно. Через полчаса визитеры возвращались обратно. Обессиленный спецкор и его уставший проводник появляются на берегу моря…

Прошло еще несколько суток. Владыка морской не изменил своего доброго расположения к «Садко». Дом стоял так же прочно, как и раньше. Прошло еще несколько суток. Уже ни у кого не было сомнения в успешном окончании начатого дела.

На десятые сутки Вениамин Мерлин и Николай Немцев, счастливые, побледневшие, ступают на твердую землю. И море тихо плещет им вслед…