13 октября, в субботу

Незадолго до полуночи Артемий Иванович с Фаберовским приехали в Уайтчепл, чтобы ощутить настроение местных жителей и понять, возымела ли действие отправленная ими открытка.

Улицы были полны народа. Вдоль тротуаров Уайтчепл-роуд рядами располагались ярмарочные балаганы и тиры, в которых люди отводили душу после трудовой недели. У балаганов стояли зазывалы и голосили на всю улицу, стараясь перекричать шум толпы:

– Леди и джентльмены! – кричал какой-то шарлатан в индийском тюрбане из старой простыни с хорошо видным клеймом Уайтчеплского работного дома прямо на лбу. – Патентованное средство доктора Тамулти! От запора в желудке для любой проститутки! Необходимо каждому мужу – дал жене, у ней и кишки наружу, понос всю ночь в награду, и Потрошителя уже не надо.

– Купите игрушку, – подхватывал рядом чумазый мальчик, махая тряпичной куклой, из которой во все стороны торчала вата, – потрошеную старушку!

– Какие деньги они делают на нашем Потрошителе! – восхитился Фаберовский. – Мне бы надо сейчас дома сидеть да книжку свою доделывать. А я тут с паном Артемием таскаюсь.

– Да ладно вам, кому она нужна, ваша книжка! – заговорила в Артемие Ивановиче авторская зависть. – Лучше бы сказку какую написали поучительную. Например: жили были Кое-Как и жена его Авось. Было у них трое сыновей: Сикось-Накось, Шиворот-Навыворот и Тяп-Ляп. Но самой любимой была младшая доченька – Накося-Выкуси. Ой, что это?!

Он показал рукой на балаган, рядом с которым было выставлено семь щитов, на каждом из которых злодей в черном зарезал тем или иным образом женщину.

– Павильон восковых фигур, – сказал поляк.

– Давайте сходим. Сколько туда вход?

– Один пенни.

– Для пользы дела мы вполне можем посетить этот аттракцион за казенный счет, – заявил Артемий Иванович. – А Рачковскому отпишем, что поставили свечки в честь Покрова Богородицы. За успех дела.

Он сунул монету сидевшему при входе инвалиду и они с поляком вошли внутрь. В полутемном балагане при свете плававших в плошках с маслом фитилей перед ними предстало семь грубо сделанных восковых фигур с одинаковыми, отдаленно напоминавшими человеческие, лицами. Под каждой из фигур на куске картона было подписано имя жертвы.

– Почему их семь? – шепотом спросил Артемий Иванович. – Мы же столько не резали.

– Да какая разница! – сказал поляк. – Лучше посмотрите, как живописно выполнены обернутые вокруг шеи кишки вот у этой персоны. Любезный, – щелчком пальцев поляк привлек внимание хозяина балагана. – У одной из фигур уже совсем перестала сочиться кровь из ран.

Хозяин засуетился, внимательно осмотрел фигуру и исчез за ширмой. Спустя несколько секунд он появился с ведром, полным чем-то вроде клюквенного киселя, и большой жестяной воронкой, которую он вставил фигуре в затылок, прежде чем забраться с ведром на табурет и наполнить торчащий из спины фигуры бачок красной жидкостью.

– Пойдемте отсюда, пан Артемий, – сказал Фаберовский. – Это скучно и неэстетично.

Они купили у уличного торговца пару имбирных пряников и пошли вдоль тротуара, разглядывая развлекающуюся толпу. Им то и дело попадались полицейские, но гораздо чаще им встречались одетые каким-то невероятным образом люди, подозрительно следившие друг за другом.

– Сыщики, – сразу определил Артемий Иванович. – Новички. Сразу видно, никакого опыта. Им бы к Медникову в филерский летучий отряд на учебу, он бы их выдрессировал!

– А господин Продеус у Медникова обучался? – спросил Фаберовский.

Владимиров испуганно оглянулся.

– Нет, он сам по себе.

Продеуса нигде не было, но тревога, посеянная поляком в душу Артемия Ивановича, не утихла. Они прошли еще немного, а он не переставал вертеть головой.

Огласивший улицу визг заставил его вздрогнуть: в подворотне сцепились две пьяные женщины и принялись таскать друг друга за волосы и мутузить кулаками. Мигом вокруг образовалась толпа. Спустя несколько мгновений женщины разом отскочили в стороны и встали напротив, тяжело дыша друг другу в лицо перегаром.

– Что, де Грассе, разве тебя сегодня еще не выпотрошил Джек? – крикнула одна, в которой Артемий Иванович узнал Мэри Келли.

– Я только утром вышла из лазарета, – ответила другая, поправляя разорванную в драке шаль. – А уж тебе, Имбирь, он сегодня в животе ножом-то поковыряется!

Келли грязно выругалась и опять кинулась в драку.

– Я знаю эту де Грассе, – сказал Фаберовский. – С нею я сфотографировал старого Рейвнскрофта. А ну-ка, разойдитесь!

Фаберовский поднял над головой свою внушающую уважение трость и люди расступились.

– Вам как раз сюда, хозяин, – ухмыльнулся какой-то парень. – Здесь тройное убийство.

Кругом засмеялись. Под насмешки и издевательства ротозеев Фаберовский и Владимиров растащили дерущихся женщин. Еще не окрепшая после болезни де Грассе минуту назад была на грани полного поражения, но теперь, почувствовав за собой поддержку, готова была вновь ринуться в битву. Однако Фаберовский и не подумал отпускать ее. Келли же, оказавшаяся волей случая в медвежьих объятиях Артемия Ивановича, и не помышляла о продолжении драки. Оцепенев от ужаса, она думала только о том, как бы ей живой добраться до дома.

– Вы же обе знаете, что в эту ночь Потрошитель пообещал убить еще двух! – сказал поляк. – Неужели вам не страшно?

– Да-да, я уже иду, – пролепетала Келли, протрезвев от ужаса в обществе двух страшных гостей Хаи Шапиро. – Меня уже ждет Барнетт, он сам меня выпотрошит, если я опоздаю.

– Подумаешь, Потрошитель! Мне ли его бояться! – пьяно расхохоталась де Грассе, глядя, как Келли бегом пустилась домой. – Я о нем знаю!

Висевшая на Уайтчеплом туча наконец разродилась дождем. Владельцы балаганов и палаток засуетились, сворачивая свое хозяйство, стали расходиться зеваки и улица быстро опустела.

– Ну вот что, – сказал де Грассе поляк, раскрыв над собой зонт. – Я дам тебе полкроны. Ты знаешь, где находится «Корона»? Иди туда, там все время находятся люди из Комитета бдительности. Выпей за мое здоровье и за здоровье мистера Ласка. И не вздумай до утра высовываться на улицу.

Осчастливленная де Грассе схватила серебряную монету и выскочила из под зонта прямо под дождь, направившись в сторону Майл-Энда.

– По-моему, мы дали маху, отправив открытку, – сказал Артемий Иванович, когда на улице не осталось вообще никого, кроме редких проституток, державшихся по двое, по трое, да толп переодетых сыщиков-любителей, фланировавших по улицам в надежде поймать неуловимого убийцу. – Такое ощущение, что сюда на охоту за Потрошителем собрался весь Лондон.

– Идиоты, – устало сказал поляк. – Мы же ясно написали, что на этот раз не в Уайтчепле, потому что здесь стало слишком шумно!

– Так они вам и поверили! – хмыкнул Владимиров.

– У меня нехорошие предчувствия. Предлагаю пану Артемию пойти в «Улей» и выпить.

Быстрым шагом они добрались до Фэрклаф-стрит и вошли в трактир. Первым делом Артемий Иванович с тревогой осмотрел всех присутствовавших, опасаясь увидеть среди них Продеуса.

– Ущипните меня, – вдруг шепнул он поляку.

Фаберовский с удовольствием исполнил его просьбу.

– Я думал, что все еще сплю, – кривясь от боли, простонал Артемий Иванович.

– А в чем, собственно, дело?

– Да вот же, смотрите! Ваша невеста с женой доктора Смита.

В трактире действительно сидели Эстер и Пенелопа. Хотя обе были одеты весьма скромно для их класса, они все равно выделялись из прочих женщин, находившихся в «Улье», и заполнявшие кабак мужчины бросали на них косые взгляды. Артемий Иванович с Фаберовским переглянулись. Взор Владимирова был ясен и чист.

– Что это значит? – спросил, не здороваясь, Фаберовский, подходя к дамам.

В смятении те долго не могли найтись, что ответить.

– Мы с Пенни решили положить конец страшным Уайтчеплским злодеяниям, – все-таки призналась Эстер. – Вы читали, что этой ночью Потрошитель обещал совершить еще два убийства? Он хотел убедить всех, что совершит убийства не в Уайтчепле, но мы-то знаем, что они произойдут здесь.

Пенелопа жалкой улыбкой подтвердила ее слова.

– А вы обе решили стать этими двумя его жертвами? И как это вас доктор Смит сюда на ночь глядя отпустил? – Фаберовский пристально посмотрел на девушку, пытаясь прочесть по ее лицу ее отношение к Артемию Ивановичу.

– Не бойтесь, мы вооружились револьверами и ножами.

Эстер достала из муфты и продемонстрировала поляку маленький бескурковый дамский револьверчик «Паппи», помещавшийся у нее в ладони. – А Гилбарту мы сказали, что останемся сегодня на ночь в клубе «Виктория» на Олд-Кавендиш-стрит, это женский клуб и там при необходимости предоставляют его членам спальные комнаты.

– Да таким револьвером только орехи колоть! – нервно рассмеялся Артемий Иванович, которому тоже было не по себе от этой встречи. – И часто вы можете себе позволить ездить на ночь в этот клуб?

– Мужчин в наш клуб не пускают, – с легким раздражением сказала Эстер.

– Зачем же в клуб? Мы можем встречаться у меня в номере.

– А кто вам, мистер Гурин, сказал, что я желаю встречаться с вами? – оборвала его Эстер, краем глаза посматривая в сторону Пенелопы, которая со страхом ожидала от поляка вопроса о ее ужасном поведении.

– Я не могу позволить вам оставаться здесь, – сказал Фаберовский. – Либо я сейчас отвожу вас обеих домой и вы даете мне слово не пытаться возвратиться сюда, либо уже сегодня ваш обман будет известен доктору Смиту.

– Так вы, мистер Фейберовский, собираетесь нас шантажировать? – сердито спросила Эстер.

– Если бы я собирался вас шантажировать, я не стал бы убеждать вас покинуть это злачное место, а утром потребовал бы плату за молчание.

– Забирай их, Степан, быстрее отсюда, – сказал со слезой в голосе Артемий Иванович. – Я к ней со всей душой, а она меня вон как обидела! Не нужен я ей, видите ли!

Фаберовский понял, что сегодня удачи не будет. Но он должен был увезти отсюда дам и оставить Владимирова одного. Забрав Эстер с Пенелопой из «Улья», поляк вывел их на Коммершл-роуд и сел вместе с ними на голубой блэкуэлльский омнибус, чтобы у Лондонского банка пересесть на какую-нибудь линию, идущую по Оксфорд-стрит. Долгая дорога требовала от них поддерживать хотя бы видимость светской беседы и Фаберовский спросил, пытаясь нащупать нейтральную тему:

– Как ваше здоровье?

– Сейчас хорошо, – поддержала его Эстер, – а неделю назад Пенелопе так было скверно…

– Мистер Гурин хотел, чтобы мы выпили за здоровье его лучшего друга, то есть вас… – еле слышна произнесла Пенелопа, стыдливо отворачивая лицо к стеклу, за которым в паутине дождевых струй проплывало мокрое серое здание церкви Марии Матфелон.

– Она раньше даже вина не пила, – заступилась за нее Эстер. – А тут Гурин заставил нас пить виски.

– Но давайте поговорим о чем нибудь другом, – умоляюще попросила Пенелопа.

Фаберовский чувствовал, что совершает одну глупость за другой. Он оставил Артемия Ивановича обиженного в трактире без присмотра, а ведь мог посадить дам на омнибус одних и пригрозить, что расскажет все доктору, если узнает, что они не ночевали дома. Но гораздо большей его ошибкой будет, если, учитывая их серьезное положение, он позволит вмешаться эмоциям в ту сложную игру, затеянную, чтобы обезопасить себя от доктора Смита, и частью которой был брак с Пенелопой Смит.

– Хотите, я расскажу вам о спиритическом сеансе, который мы устроили с мистером Гуриным намедни, пригласив королевского медиума Роберта Лиза? – спросил он, пытаясь подавить в себе растущее ощущение краха.

– Ой, хотим, хотим! – захлопали в ладоши дамы.

– Мистер Лиз сумел проследить психический след убийцы и назвал нам его имя.

– Кто же это?

– Вы даже представить себе не можете, кого он назвал! Я не могу сообщить вам его имя, потому что вы все равно мне не поверите. Скажу только, что по профессии он врач. Да-да, он доктор.

– О Боже, я не верю, – сказал Эстер.

– Я же говорил, – развел руками Фаберовский.

– Вы специально говорите это, потому что не любите моего отца! – заявила Пенелопа.

– Да я ни словом не обмолвился про вашего отца. Я и в мыслях его не имел!

– А что вам еще медиум сказал? – поспешно спросила Эстер.

– Я задавал ему разные вопросы, но он так и не ответил мне на главный вопрос, – голос поляка задрожал, он потерял контроль над собой, – что же произошло в Гайд-парке?

Пенелопа всхлипнула и, уткнувшись лицом в муфту, зарыдала.

– Да, я хотел это знать, – подтвердил поляк, – но у Гурина нет ауры, а вместо нее плавает всякая дрянь туда-обратно!