4 ноября, в воскресенье

В воскресенье после трех дней почти беспрерывных дождей и мрачности наступила хорошая погода, и хотя было уже по-ноябрьски холодно, в разрывах легких облаков то и дело проглядывало солнце, озаряя хмурую физиономию Лондона некоторым подобием улыбки.

Фаберовский достал из гардероба длинное рваное дорожное пальто-ольстер с пелериной и капюшоном и шляпу с широкими отвислыми полями. После чего посвятил почти полчаса наложению грима и приклеиванию усов. Когда в десять часов он вышел из дома, опираясь на грубый растрескавшийся костыль, в длинном ольстере с крымской медалью на груди и шляпе, из под которой можно было разглядеть только кончики усов, любой принял бы его за нищего инвалида Крымской войны. В этом наряде он отправился к церкви Всех Душ, где крепкими тумаками и парой отборных ругательств закрепил за собой среди прочей нищей братии на паперти место у самого входа.

Столь странному для джентльмена маскараду было простое объяснение. Фаберовский был уверен, что проспавшийся доктор раскается в том, что пустил поляка в дом, и хотя Пенелопа ни за что не раскроет настоящую причину визита Фаберовского, доктор наверняка удвоит бдительность и к Пенелопе никому чужому уже не будет возможности подступиться без его разрешения.

Еще в субботу сразу после тяжелого объяснения с Пенелопой поляк заехал к стряпчему Генри Крофорду на Каннон-стрит и договорился подписать во вторник в его присутствии брачный контракт. Крофорд вместе со своим партнером к этому времени должны были составить текст договора, следуя указаниям Фаберовского. Во вторник Крофорд должен был приехать на Эбби-роуд к половине одиннадцатого утра и удостоверить подписи обоих вступающих в брак.

Теперь Фаберовскому надлежало организовать присутствие на этой церемонии самой мисс Смит и совершенное отсутствие на ней ее отца. Для этого он с утра пораньше сел за стол в кабинете и написал записку: «Пенни, во вторник в десять часов до полудни тебя будет ждать рядом с домом экипаж. Он отвезет тебя ко мне домой. Сделай это, даже если тебе придется выпрыгнуть из окна. После нам уже ничто и никто не будет страшен и мы сразу поедем к твоему отцу получать благословение. Целую. Твой Стефан Фаберовски».

Для того, чтобы вручить записку, поляку и понадобился этот странный маскарад. Чета Смитов и Пенелопа в сопровождении Энтони Гримбла пришли в церковь к одиннадцати. Доктор шел под руку с Эстер, надменно задрав носом кверху птичью голову на длинной худой шее, а Пенелопа шла чуть сзади, охраняемая Гримблом и Ботли, подозрительно оглядывавшем всех, идущих в церковь вместе с ними.

В целях маскировки поляку пришлось оставить очки, поэтому он очень боялся, что сослепу пропустит семейство Смитов, и был очень доволен, когда еще издали заметил их. Подойдя к нищим на паперти, доктор Смит засунул руку в карман и достал специально приготовленную на этот случай дюжину медных фартингов. Их он отдал дочери и велел раздать попрошайкам во славу Господа. Когда Пенелопа наклонилась, чтобы бросить крымскому ветерану монетку, тот вдруг схватил ее грязной лапой за руку. Наглость нищего не укрылась от бдительного ока Ботли и он с бранью набросился на нахала, угрожая сдать его полиции, если тот немедленно не уберется.

Когда семейства Смитов покидало церковь после службы, обладателя крымской медали уже не было на паперти и только нищие удивленно судачили о том, почему такой сильный и нахальный попрошайка вдруг так быстро исчез, испугавшись угроз какого-то слуги.

* * *

С самого утра улицы заволок очень плотный туман и Курашкину пришлось сесть со своим точилом у самых дверей ирландцев, рискуя раскрыть себя. Никто не желал в такой туман точить ножи, и Курашкин даже поорал для приличия:

– А ну, кому вострити ножы, ножыци, брытвы!

Русского языка никто не знал и на зов его никто с ножами не явился. Зато вынырнула из тумана, словно баранье ребро из горохового супа, какая-то прилипчивая старуха-еврейка.

– Тут стоят, – заворчала она, становясь напротив Курашкина и упирая сухие ручонки в бока, – точат ножи, а потом женщин кругом режут.

– Що? Успокойся, стара калоша, я тильки ножы потрошителям вострю, – неудачно пошутил Курашкин.

Старуха завизжала и бросилась на него с клюкой.

– Потрошитель! – верещала она. – Убивают!

Дверь в доме открылась и из нее вышли Даффи с Конроем. Мельком взглянув на орущую женщину, они повернули налево и пошли к Уайтчепл-Хай-роуд, исчезнув в тумане. Уровни старушку на мостовую, Курашкин схватил свое точило и побежал за ирландцами. Вскоре он нагнал их и умерил шаги, идя на таком расстоянии, чтобы в тумане оставались все время видны их темные силуэты. Сзади из тумана его настиг старушечий крик: «Держи Потрошителя!», миновал его и заглох впереди, так и не явив взору его производительницу. Ирландцы дошли до большака, отловили в тумане кэб желтого цвета и укатили. К счастью для Курашкина, следом ехал еще один.

– Знаемо мы вашу королеву, – ворчал Курашкин, залезая в кэб вместе со станком. – Поезжай за тым жовтым кэбом!

Из-за тумана оба кэба вынуждены были идти вплотную друг за другом. Доехав до Эбби-роуд, желтый остановился и ирландцы исчезли за воротами. Курашкин с точилом тоже выбрался из своего кэба, расплатился и сел на станок дожидаться возвращения из дома своих подопечных.

* * *

– Чего это вы, господа болотоходцы, то письма панические пишете, что вас со всех сторон обложили, то вовсе на полторы недели пропадаете, а сами почки рассылаете кому ни попадя, и меня не спрашиваете? – спросил у ирландцев поляк, впустив их в дом.

Конрой опустил голову и с преувеличенным вниманием стал колупать пальцем стену.

– Или за вами следить уже перестали?

– Нет, следят вовсю, – буркнул старик.

– Надеюсь, вы хотя бы хвоста за собой сюда не привели.

Фаберовский выглянул в окно, но из-за густого тумана ничего невозможно было разглядеть.

– Я проверил, – сказал Даффи. – Мы сделали крюк на кэбе, прежде чем поехать сюда.

– И что же вам тут надо? – спросил у молодого ирландца Артемий Иванович, сидевший вместе с Хаей Шапиро за столом, на котором был разложен план Лондона.

– Мы пришли за своим жалованием, мистер Гурин, – ответил Даффи. – Нам совсем не на что жить. Последние недели мы питаемся раз в день холодным гороховым пудингом.

– Вы же видите, – Артемий Иванович загнул половину карты, чтобы прикрыть ею от ирландцев стоявшую перед ним вазочку с печеньем и рюмки с шерри-бренди, – мы сами не жируем и не едим ананасы с шампанским! Мне нечего пока вам дать. Ждем-с денег из Парижу. Степан, может, ты накормишь их на кухне чем-нибудь?

– Рози, у тебя есть, чем накормить этих оболтусов? – вошел поляк на кухню, где возилась Розмари. – Тогда я оставлю их тебе на попечение.

Он вернулся в гостиную и присоединился к сидевшим за столом.

– В начале недели они с ней разодрались и он ушел, – говорила Шапиро. – Теперь только изредка к ней наведывается. А после всего из ее комнатушки до меня один шаг сделать, где и вымыться можно, и пятна с одежды оттереть, – добавила она, словно опасалась, что ее протеже будет отвергнута. – И ключ от ее комнаты у меня есть. Она его потеряла, а я нашла.

– А что нам за это будет? – спросил Даффи из кухни.

– Благодарность, – ответствовал Артемий Иванович.

– А динамит будет? – поинтересовался Конрой.

– Будет, будет, – успокаивающе ответил поляк.

– А жалование?

– И жалование заплатим.

– Ты сможешь купить себе новые кальсоны, – заметил Даффи своему соотечественнику.

– Да, розовые и с кружевами! – подхватила Шапиро, поставив ногу на стул и задрав юбку. – Вот как у меня. Можете у меня и купить, недорого отдам, и они совсем не ношенные.

Ирландцы пришли посмотреть.

Артемий Иванович тоже радостно хрюкнул и сделал попытку дотянуться до ноги Шапиро, однако вставать ему было лень. Конрой отнесся к делу совершенно серьезно.

– Я себе куплю зеленые кальсоны, – мрачно заметил он, чем еще более увеличил общее веселье, так что Фаберовскому пришлось постучать костяшками пальцев по столу, чтобы вернуть мысли присутствующих в деловое русло.

Объяснив Даффи его задачу, поляк отпустил ирландцев обратно во владения Розмари, куда они устремились, словно лососи на нерест, толкаясь в узких для них двоих дверях.

– Как я убедился, нет никакого смысла заранее что-либо подробно планировать, – сказал Фаберовский. – Поэтому я предлагаю только самую общую схему. Шапиро заранее познакомит Даффи с Мэри Келли и расскажет ей о фельдшере, а в пятницу заедет за Уродом в Вулворт и к одиннадцати вечера привезет его в «Британию», где их обоих уже будет дожидаться Даффи.

– А почему бы Даффи самому не съездить в Вулворт? – выступила Шапиро.

– Потому что за ирландцами следят, – терпеливо пояснил поляк. – Самое худшее для нас, что может произойти, если, следуя за ирландцами, полиция обнаружит наше логово в Вулворте. Ты привезешь Васильева, встретишься с Даффи и вы пойдете к тебе. Затем ты отправишь фельдшера к Келли. Конрой к полуночи тоже подойдет к тебе, чтобы они вдвоем с Даффи отвели фельдшера в какую-нибудь ночлежку на ночь, а утром мы бы забрали его оттуда.

– А я?! – спросил Артемий Иванович. – Что буду делать я?

– Пан как начальник будет руководить происходящим отсюда, с Эбби-роуд, а мы с Батчелором будем состоять при заложенном экипаже.

Дверь в гостиную распахнулась и вошли отяжелевшие от еды ирландцы.

– Ну, мы пошли домой, – довольно сказал Конрой. – Как-нибудь еще зайдем. Миссис Шапиро едет с нами?

– Мне она больше не нужна, – ответил Фаберовский. – Так что раз вам с ней по пути, можете ее забрать.

– А мистер Гурин? Он едет с нами?

– Пан Артемий, вы едете с ирландцами?

– Пожалуй, нет, – сказал Артемий Иванович. – Я тут подумал и решил, что останусь на ужин.

– Ох, Господи, – ссутулился Фаберовский. – Ну, оставайтесь. Можете хоть до завтрака остаться, но тогда у меня к пану будет дело. Утром я отлучусь, а к половине одиннадцатого сюда подъедет Крофорд. Вы его непременно дождитесь, потому что я могу задержаться.

– Зачем вам опять нужен этот Крофорд?

Фаберовский достал из кармана кольцо с аметистом и показал Артемию Ивановичу.

– Вот, я купил его сегодня утром за пять фунтов. Подарок моей невесте по случаю помолвки.

* * *

Устав сидеть напротив дома Фаберовского, Курашкин дошел до Риджентс-парка, влез со станком в омнибус и поехал прямо к Салливану.

– Ой, що я бачив! Що я бачив! – заголосил он, едва он перешагнул порог знакомого кабинета.

– Что ты видел, господин Kurashkin? – сказал Салливан, вставая из-за стола и поспешно накрывая газетой кучку конфискованных порнографических открыток, которая уже неделю кочевала из одного кабинета Скотланд-Ярда в другой и наконец осела дома у инспектора.

– Бачив, як воны булы в гостях у богатого хрена! – восторженно проговорил Курашкин, заметив полную вазу яблок на буфете.

– Что есть hren? – рассеянно спросил Салливан, чьи мысли никак не могли отрешиться от соблазнительных видений.

– Ну, джентельмень, – Курашкин замялся.

– И они есть теперь там? – уже осмысленно спросил Салливан, стряхнув с себя наваждение.

– Ноу, – упавшим голосом проговорил Курашкин, понимая, что ему не видать ни яблок, ни отдыха. – Зараз воны уихали до соби до хати.

– Ты имел узнавать, где он живет?

– На западний сторони. Мабуть, ин Бейкер-стрит, зараз не упомню. О, здаеться, на Ебби-роуд!

– Я немедленно еду в Скотланд-Ярд, договорюсь, чтобы за этим домом установили наблюдение, – схватил пальто инспектор, в жилах которого забурлила кровь, вскипяченная сексуальной энергией, излиться коей помешал приход Курашкина и которая теперь была направлена в правильное русло.

– Так навищо вам потрибне це спостереження! – ревнивый Курашкин не собирался никого подпускать к кормушке с яблоками. – Вам прыйдеться взяты додатковых агентив. Давайте пойдемо туды прямо зараз и арештуемо ирландцив.

– Ты уверен, что они там?

– А як же, бесперечно там, – уверил Курашкин. – Тильки не можна втрачаты ни часу.

– Well, мы будем идти непосредственно теперь. Мы должны установить имена каждых лиц, с которым они имеют держать сношения.

– Тут полицийськи инспекторы пишкы ходять, на що же королева мени верстат купить! – ворчал Курашкин, семеня с точильным станком на плече вслед за Салливаном.

И слова его возымели действие. Утомившись от стенаний своего агента, инспектор взял кэб и остальную часть пути до Эбби-роуд Курашкин со своим станком проделал в экипаже.

– Боже! – воскликнул Артемий Иванович, открыв дверь и увидев Курашкина в сопровождении полицейского в штатском. – Тарас! Ну, что ты таращишься! Заходи.

– От, зазнайомься, товарыш Артемый, це мое начальство с Особливого отдилу, – сказал Курашкин, смущенно протискиваясь мимо пуза Владимирова в дом. – Инспектор Салливан. А це той самый Гурин.

– Степан, тут к тебе! – крикнул Артемий Иванович по-русски. – Неприятности пришли.

– В моем мнении, мы имели с вами знакомство, – тоже по-русски сказал Салливан, когда Фаберовский вышел из гостиной ему навстречу.

– Совершенно верно, – ответил поляк, пожав руку инспектору. – Я присутствовал при обыске комнаты некоего Тамулти на Бетти-стрит.

– От этой комнаты для полиции один неприятность. Две недели раньше человек, кто поселил себя там после Тамулти, устроил реальный погром, когда к нему прибыл его знакомый от Парижа. Он победил этим знакомым дверь хозяйки, миссис Куэр, и погнул чугунный фонарь на улице. Четыре констебля и соседи от всей улицы едва завязали его. К счастью, он был удален назад в Париж.

– Ура! – завопил Владимиров. – Ну, там ему не поздоровится!

– Цей джентльмень и есть хрен, – шепнул на ухо Салливану Курашкин, подмигивая в сторону Фаберовского. – Сюды ирландци и ходыли.

– Он соответствует описанию человека, который арендовал для ирландцев квартиру на Брейди-стрит, – сказал Салливан. – Сообщите мне, кто такой есть мистер Гурин? И почему мистер Гурина не смог быть найденным моими людьми ни в одной гостинице Лондона?

– Мистер Гурин сыщик, – сказал Фаберовский, чувствуя, что вот-вот обделается. – Можете удостовериться в этом у инспекторов Рида и Абберлайна. А найти вы его не могли, потому что он жил у меня.

– И что, зачем он водил ирландцев в еврейский клуб?

– Мы следили за ними. Вот уже несколько месяцев эти ирландцы морочат нам голову, утверждая, что знают личность Уайтчеплского убийцы. Однако мы убедились, что их свидетельствам цена – дерьмо.

– Где они живут?

– Раньше они жили на Брейди-стрит. Где живут теперь, я не ведаю. Я оставлял им свой адрес и они сами нашли меня.

– Что они делали в вас сегодня?

– Что, хохол вам настучал? – спросил Артемий Иванович.

– Самий кацап! – огрызнулся Курашкин.

– Они хотели предупредить меня, что скоро должно состояться очередное убийство. Но я им не верю. Я уже говорил Абберлайну: мы с мистером Гуриным следили за ними перед убийством на Ханбери-стрит и теперь уверены, что они не только не имеют отношения к убийствам, но даже не ведают, кто убийца.

– Хорошо это, пьяное лицо?! – озлился на своего агента Салливан. – Ты сделал хотеть из меня круглый болван! Я уже непосредственно не понимаю, кто от них хрен, кто джентльмен, и позади кого мы наблюдали весь сей раз!