В половине второго пополудни в Миллерс-корт приехал суперинтендант Арнольд и его заместитель, старший инспектор Уэст, возглавлявший Эйч-дивизион во время убийства на Бернер-стрит. Полицейские с трудом освободили для них узкий проход в угрюмой толпе, молча стоявшей перед входом во двор.

– Вы полагаете, что это проделки все того же убийцы? – спросил Арнольд, обращаясь к Абберлайну. – Но ведь тот всегда совершал убийства на улице.

– А вы загляните внутрь через окно, у вас сразу же пропадут всякие сомнения, – посоветовал Абберлайн.

Сержант Тик просунул руку в дырку и отодвинул занавеску, чтобы суперинтенданту было легче разглядеть то, что находилось в комнате.

– Очень плохо видно, – Арнольд распрямился, отошел от окна и нервно почесал свою бородку. – Однако, в любом случае повезло владельцу этого дома. Теперь от него съедут все жильцы.

В горле у Арнольда что-то забулькало: должно быть, он смеялся.

– Кто здесь владелец? Вы? Выломайте окно, я хочу получше рассмотреть.

Лицо стоявшего рядом Маккарти скривилось, как от зубной боли, но он покорно пошел к себе и вернулся с киркой.

– Мы ожидаем собак, – сообщил суперинтенданту инспектор Рид.

– Полагаю, они нам могут сильно помочь в розысках, – добавил Абберлайн. – Я специально перекрыл двор и не хочу заходить в комнату, чтобы не затоптать следы. Инспектор Бек сказал, что вы привезете ищеек сюда.

– И куда вас привели бы эти собаки? К ближайшей же мясной лавке, – булькнул Арнольд. – Да и что может быть путного от этих ищеек из Скотланд-Ярда? Только что в участок пришла телеграмма, что Скотланд-Ярд решил возвратить их за непригодностью хозяину. Они уже в Скарборо. Разбейте окно.

Маккарти взмахнул киркой и под звон осыпающегося стекла выломал раму. Скрипя лакированными туфлями по осколкам, суперинтендант подошел к оконному проему и сорвал муслиновую занавеску.

– Фу, как это мерзко! – Арнольд отвернулся. – Но придется входить внутрь. Ломайте дверь. Внимательно осматривайте комнату, джентльмены, может быть вам удастся найти нож или какое-нибудь иное орудие убийства.

Маккарти просунул жало кирки в щель около замка и отжал дверь. Полицейские гурьбой втиснулись в маленькую комнатушку. Залитая кровью кровать с обезображенным и изрубленным до неузнаваемости трупом тонула в полумраке, небольшой очаг напротив двери испускал неимоверную вонь сгоревших тряпок, которая еще не успела выветриться через выставленное окно. На гвозде у окна, загораживая свет, висела мужская куртка, что-то вроде морского бушлата.

Первым делом полиция наткнулась на окровавленный топорик, который был торжественно передан сержанту Тику для приобщения к уликам. Стараясь не смотреть на лежащее на кровати тело, которое больше походило на освежеванную и выпотрошенную корову, чем на человеческий труп, детективы приступили к осмотру тела. Отставив в сторону женские ботинки, инспектор Бек присел на корточки около очага и пощупал пальцами пепел.

– Очаг еще теплый. Похоже, здесь не так давно что-то горело.

– Надо просеять золу, – сказал инспектор Рид. – Тик, пройдитесь по соседям, раздобудьте мне сито.

Сито нашлось у Шапиро. Рид взял у сержанта сито и стал методично просеивать теплый и неприятно пахнущий горелыми тряпками пепел. Вскоре сержант Тик получил во владение обугленный кусок ткани, признанный всеми присутствующими за остатки нижней юбки, и обгорелые края черной креповой женской шляпки с куском атласной ленты.

– У моей жены точно такая же шляпка, – сказал инспектор Бек. – Должно быть, убийца сжигал одежду убитой.

– Странное действие для убийцы, – возразил Рид. – Понятно было бы, если б он попытался по неопытности в таких делах сжечь тело, чтобы скрыть следы преступления. К тому же, вот ее одежда, висит на стуле в изножье кровати.

– Думаю, что убийца пытался таким образом осветить комнату, – заметил инспектор Абберлайн, открывая дверцы буфета и доставая оттуда пустые бутылки из-под имбирного пива, дешевую посуду и зачерствевший хлеб. – Даже сейчас, днем, здесь очень темно. Видите, свеча на окне сгорела почти до конца. Будьте добры, инспектор Бек, снимите куртку с окна, она только загораживает свет.

– Свеча сгорела почти, но все-таки не до конца, – сказал Рид, осматривая сальную свечку, насаженную на отбитую ножку перевернутого бокала. – Ее должно было бы хватить на все время, что он здесь орудовал. Неужели при маленьком пламени свечи риск был больше, чем при огне в камине?

– Для него вовсе не было риска. Кто мог прийти к ней в это время? Разве только ее сожитель.

Инспектор Рид оттеснил Бека и присел у очага.

– Сержант, – Он обернулся к стоявшему у него за спиной сержанту Тику. – Это надо взять с собой для осмотра.

– Да, сэр, – сержант засунул тряпки в просторный холщовый мешок. – Посмотрите, здесь на каминной полке чайник с отпаявшимся носиком.

– Жар должен быть достаточно сильным, чтобы расплавить припой. Не так ли, инспектор Абберлайн? – Рид повернулся к Абберлайну и Бек тоже с ехидной усмешкой посмотрел на инспектора. – Едва ли нужен такой огонь, чтобы осветить эту комнатушку.

Абберлайн протиснулся к камину, взял чайник, потом носик и, повертев и то и другое в руках, вернул на место:

– Откуда вам известно, господа, что повреждение чайника произошло именно в эту ночь? Он холодный – носик мог отпаяться значительно раньше. А чья это трубка? – Абберлайн взял с каминной полки старую глиняную трубку. – Мистер Маккарти, идите сюда. Вам известно, чья это трубка?

– Наверное, это трубка ее мужа, Джоя Барнетта, – протиснулся вперед Маккарти.

– Трубка – не такая вещь, без которой можно обойтись неделю. Барнетта еще не нашли?

– Нет, сэр, – ответил Тик. – Но он от нас не скроется.

* * *

После ухода высокого начальства на труп убитой словно стервятники набросились полицейские доктора. Сперва за дело взялся доктор Филлипс с ассистентом и, прогнав из комнаты детективов, сделал осмотр тела.

– Ну, что? – спросил Абберлайн у вышедшего во двор доктора таким тоном, словно тот был готов сообщить ему имя Потрошителя.

– Порез и пятно крови на простыне свидетельствуют, что она была наброшена на лицо убитой перед нападением и первый разрез был, вероятно, сделан через простыню, – ответил Филлипс. – Затем тело было перетащено с одной стороны кровати на другую. Возможно, убийца, набросив простыню ей на лицо, затем задушил ее и только потом взялся за нож. Лицо и область головы так изрублены, что ничего определенного я сказать не могу.

Но не успел Абберлайн задать Филлипсу следующий вопрос, как Миллерс-корт почтили присутствием еще трое врачей, которые не работали на полицию в Уайтчепле, зато могли вволю покритиковать выводы доктора Филлипса после оглашения на дознании. Среди пришедших присутствовал и доктор Бонд из Вестминстера, приглашенный лично Робертом Андерсоном. Пользуясь знакомством с главой Департамента уголовных расследований, Бонд сразу же заявил Абберлайну, что необходимо сделать фотографии трупа.

– Мы бы с удовольствием, – сказал Абберлайн, – но вы же знаете трудности, которые существуют с фотографами у Столичной полиции.

– Я имею честь быть полицейским хирургом полиции Сити, – заявил еще один из пришедших, доктор Браун. – Поэтому мы можем пригласить сюда фотографа из Сити.

– Ну что ж, – нехотя согласился инспектор. – Инспектор Суонсон говорил мне, что министр был очень недоволен тем, что в прошлых случаях не были сделаны фотографии мест преступлений.

Посовещавшись с остальными докторами, доктор Браун послал своего ассистента за фотографом, а сам с коллегами вошел в комнату. Доктора долго копались в трупе, прежде чем убраться прочь.

Последним, кто посетил в этот день роковую комнату, был фотограф полиции Сити, тащивший свой тяжелый фотоаппарат.

– Не забудьте сделать снимки глаз, – сказал ему Браун.

– Снимки глаз? – переспросил Абберлайн.

– Да, джентльмены, – подтвердил фотограф. – Считается, что на сетчатке глаза жертв остается изображение убийцы – последнее, что она видела в своей жизни.

– Что она могла видеть, – сказал инспектор, – если тут даже днем темно как в могиле?

– Человеческий глаз очень чувствительный орган. Наверняка что-нибудь да запечатлелось, – возразил фотограф. – Но чтобы сфотографировать сетчатку, требуется электрическая батарея. У меня в ателье как раз есть такая батарея. Сперва мы на небольшое расстояние вынем глазное яблоко из глазной впадины и подсветим его сзади небольшой лампой. Мы снимем глаз с освещенным зрачком, потом с освещенным зрачком и возбужденным при помощи электричества глазным нервом, а третья фотографии будет сделана при выключенной лампе, но возбужденном электричеством нерве.

– Я не верю в то, что можно таким образом получить портрет убийцы, – сказал Абберлайн. – Даже если у вас и получится какое-нибудь пятно, оно в равной степени будет похоже как на убийцу, так и на какого-нибудь мистера Фейберовского.

Когда около трех фотограф, сняв тело, органы, обстановку комнаты и все ее содержимое, наконец освободил комнату, привели Джоя Барнетта.

– Его нашли в пансионе мистера Буллера на Бишопсгейт, – сказал сержант Тик.

– Это ваша трубка? – спросил Абберлайн.

– Моя, – ответил Барнетт и добавил, слегка заикаясь: – Вчера вечером в п-половине восьмого я п-пришел к ней, но у нее в это время была женщина, к-которая живет в этом дворе – я не знаю ее имени, но знаю, что она п-порядочная стерва. Я п-пробыл у Мэри с п-полчаса, мы п-поругались с ее п-подругой и я ушел, со злобы забыв т-т-трубку.

– Взгляните на труп: это та женщина, которую вы знали под именем Мэри Келли?

– Т-трудно сказать, сэр. Но волосы были у нее т-точно т-такого же цвета.

– Абберлайн, там прибыл фургон за телом, – сообщил инспектор Бек.

– Отведите мистера Барнетта в участок. А вы, Бек, велите констеблям принести сюда гроб.

Из одноконного мебельного фургона с обычным брезентовым тентом, стоявшего напротив Миллерс-корта, полицейские вынули длинный гроб, грязный и исцарапанный от постоянного пользования, и принесли его в комнату, где в него прямо на простыне уложили изуродованные останки.

– Ведь вы, Бауэр, служили в Индии, не так ли? – спросил Абберлайн у Индийца Гарри, запечатав сургучом ремни гроба и выходя на свежий воздух. – То, что лежит в гробе, похоже на сипая, расстрелянного из пушки?

– Ей богу, сэр, я служил п-поваром и могу сказать, что это больше п-похоже на разделанную священную корову.

– Вот, вот, Бауэр, а чем вы разделывали коров?

– Топором, с-сэр.

– Убитую тоже, похоже, разделали топором.

Слухи о том, что перевозят тело, вызвали большое возбуждение среди людей, выбегавших из дворов на Дорсет-стрит. Со стороны Коммершл-стрит толпа попыталась прорвать полицейское оцепление, но дюжим констеблям удалось сдержать людей. На руководившего оцеплением инспектора Бека выплеснули из окна ведро с помоями и только чрезмерное количество джина, поглощенное накануне владельцем ведра и лишившее его меткости, спасло инспектора от унижения. Толпа у Кроссингемской ночлежки взревела, недовольная промахом, и Бек поспешно убрался во двор.

– Что, легавый, досталось? – злорадно спросила Шапиро.

– Заткнись, шлюха, пока не вытянули по спине дубинкой!

– Только попробуй, грязный фараон! Да тебя на куски разорвут!

Полицейские вытащили через узкую дверь покрытый поношенной тканью гроб и понесли его через подворотню на улицу. Инспектор Бек поспешил за ним следом. Когда гроб стали грузить в фургон, люди замолкли, мужчины сняли потрепанные кепки, а неопрятные женщины роняли слезы. Возчик прикрикнул на кобылку и она в сопровождении нескольких констеблей и возбужденной толпы повлекла свою повозку в Шордитчский морг.

– Инспектор Бек, зашейте окна досками, – сказал Абберлайн, в последний раз оглядывая комнату. – Доски возьмете у мистера Маккарти.

– Господи, за что! – возопил Маккарти, когда молоток в руках Бауэра в первый раз ударил по гвоздю. – Теперь все жильцы разъедутся! Я разорен, я разорен этой неблагодарной девчонкой! Это ее дело, кто и где ее будет резать, но причем тут я!

– Потому что ты гнида! – сказала Шапиро. – С родной племянницы деньги за комнату брал! Вот и получай!

Абберлайн навесил на дверь замок, запер его и отдал ключ инспектору Беку, который небрежно опустил его в карман и разрешил своим людям снять оцепление. Людской поток хлынул в узкий двор.