14 ноября, в среду
В контору на Стрэнд Фаберовский приехал в самом решительном настроении.
– Где Легран? – спросил он у Батчелора.
– Как вы и велели, уехал покупать мопса.
– Я еще вчера велел ему купить мопса!
– Вчера у него были какие-то амурные дела, – сказал Батчелор. – Каждый раз, когда он возвращается от какой-нибудь проститутки, он занимает ванну на полдня.
– Амурные, говоришь? Ну что ж, тем хуже для него. Все, Батчелор, закрывайте контору.
– Но зачем? – спросил детектив, послушно поворачивая ключ в замочной скважине.
– Мы будем делать, как говорили у нас в Польше, хипись. Я хочу посмотреть, что находится в норе этой хитрой лисы Леграна. Он переписывается за моей спиной с мистером Рачковским, может, у него сохранилось что-нибудь из корреспонденции.
– Мерзавец! – ключ в руке у Батчелора согнулся.
– Выпрями ключ, иначе мне будет не выйти на улицу, – Фаберовский достал связку отмычек и привычно отпер дверь в спальню Леграна. – Вот тебе спица, ты обыщешь кровать, а я посмотрю в столе.
С рычанием Батчелор принялся за истязание матраса, представляя на его месте ненавистного француза. Но вскоре Фаберовский остановил его.
– Тебе не ведом такой характер письма? – спросил поляк, показывая детективу бумагу, взятую им из шкатулки для бумаг.
– Но это же ваш почерк, сэр!
– Вот именно. Между прочим, это письмо Розмари должна была отправить вчера во Францию. Оно не могло находиться тут.
– Вы знали, что оно у Леграна? – поинтересовался Батчелор.
– Я предполагал это. Вчера он был у меня дома в мое отсутствие, мистер Гурин спугнул его из моего кабинета. Я ведал, что он прохиндей, но, как оказывается, глупый прохиндей. Мало того, он и меня уважает за тупицу. Хранить мое вскрытое письмо у себя в шкатулке для бумаг! Жалко только, что больше ничего не удалось найти. Все, Батчелор. Можете открыть контору.
– А что теперь с Леграном?
– Пока пусть ищет ирландцев. Ты же должен следить за ним и отныне ни на минуту не спускать с него глаз.
* * *
Никогда инспектору Пинхорну не было так тоскливо работать, как в последнее время после убийства Келли. Ожесточенные жители Уайтчепла в каждом мужчине видели Потрошителя, даже детективам из Отдела уголовных расследований небезопасно было работать, облачившись в штатское. Три дня назад детектив-констебля, патрулировавшего улицы в надвинутой на глаза широкополой шляпе, едва не линчевали, когда на Коммершл-роуд кто-то крикнул, что он – Джек-Потрошитель. Тут же собралась толпа, а когда он попытался обойти ее, ускорив шаг, линчеватели бросились за ним. Если бы не люди Пинхорна, детективу пришлось бы ой как несладко и ему могла быть уготована участь одного сыщика-любителя, доктора из больницы Св. Георгия, который испугал женщину, вынырнув из тумана в Джордж-Ярде. Этот незадачливый сыщик носил очки и, наверное, просто не разглядел ее. Когда она спросила, что он хочет, доктор засмеялся и поторопился прочь. Тогда женщина заверещала «Убийство!» и на доктора набросилась толпа, среди которой был даже боксер, призывая линчевать его. Доктор отчаянно сопротивлялся и был спасен полицией, которой он продолжал сопротивляться. Пинхорн допросил его и оказалось, что он ходил по Уайтчеплу в различной маскировке, надеясь поймать убийцу.
Но самым раздражающим было частое присутствие в участке инспектора Салливана, приезжавшего из Особого отдела каждый раз с какими-то новыми бредовыми идеями и тут же требовавшего их реализации. Сегодняшний приход Салливана в тот самый момент, когда они с Абберлайном уединились, чтобы отдохнуть от постоянной суеты участка и выпить чаю, едва не вызвал у Пинхорна приступ язвы.
– Мы собрали доказательства четырех случаев грязной непристойности и неприличного нападения мистера Тамулти на мальчиков с применением силы и рук между 27 июля и 2 ноября. Все они совершены в пятницу и в воскресенье между июлем и ноябрем 1888 года. Одно нападение произошло в день убийства Николз, затем в пятницу 27 июля, в пятницу 31 августа, в воскресенье 15 октября и в пятницу 2 ноября 1888 года.
– Что же вы хотите от нас, Салливан? – спросил Пинхорн. – Арестовать Тамулти? Но мы с вами уже ходили несколько раз на аресты – и что?
– Мистер Тамулти нами уже арестован и будет представлен перед судом магистратов послезавтра, 16 ноября, – сказал Салливан. – Но мне позарез нужен второй ирландец.
«Если я не найду этого ирландца, Монро просто оторвет и мне, и Литтлчайлду голову», – подумал он про себя.
– Неужели вы считаете, что с его помощью мы сможем доказать виновность Тамулти также и в Уайтчеплских убийствах? – спросил Пинхорн. – Мистеру Фейберовскому тоже позарез нужны те самые ирландцы.
– А еще ваших ирландцев разыскивали детективы Гранд и Батчелор, – сказал Абберлайн. – Помните, которые сделали дурака из вашего любимца, сержанта Уайта, допрашивавшего Мэттью Пакера с Бернер-стрит?
– Это значит, что все мы идем по одному верному следу, – энергично заявил Салливан. – И моя теория верна.
– Теории! – воскликнул Абберлайн. – Да мы все погрязли в теориях! Бьюсь об заклад, что первый же человек, которого приведут сюда в комнату, сообщит вам новую теорию. А то и даст вам очередного подозреваемого.
Случай проверить его слова представился очень скоро, когда констебль доставил в участок задержанного им на Коммершл-роуд еврейского торговца с покрытым сыпью лицом и двух проституток.
– Ну, расскажи нам, кто это такие, – предложил инспектор Салливан полицейскому.
– Сэр, я шел по Коммершл-роуд, – стал оправдываться констебль, – когда вот эти две женщины, с которыми он разговаривал, вдруг заверещали на всю улицу, что он – Джек Потрошитель.
– Ты все еще работаешь, де Грассе? – ностальгически улыбнулся Абберлайн, узнав одну из проституток. – Как приятно, что теперь всеми твоими гнусностями вместо меня занимается инспектор Рид.
– Мы тоже рады больше не видеть тебя в наших краях, Фредди, – осклабилась де Грассе.
– Как твоя фамилия? – спросил у прыщавого еврея Абберлайн.
– Меня зовут Вульф Левисон, – ответствовал еврей.
– Что же произошло у тебя с этими шлюхами?
– Я хотел воспользоваться их услугами.
– Тогда что же вы верещали, дуры? Для чего вы шляетесь по улицам, как не для этого?
– Но петушок, – сказала Де Грассе, – он так похож на Потрошителя. Я всегда знала, что он в прыщах и с гнилыми зубами. А дурак Хатчинсон говорит, что именно еврея с такими напомаженными усами он видел вместе с Мэри Имбирь перед тем, как ее убили. И еще у этого в руках черный блестящий чемоданчик!
– Мистер Левисон, прошу вас передать мне ваш саквояж. – Абберлайн взял чемоданчик, положил на стол и, открыв его, присвистнул. – Впервые вижу, чтобы бабы испугались пудры и румян.
– Инспектор, вы же видите, что я никакой не Потрошитель, – обрадовался Левисон. – Но у меня есть некоторые подозрения насчет того, кто им может быть.
– И кто же? – спросил Пинхорн с чрезвычайно кислой рожей, ожидая услышать еще одну умопомрачительную историю. – У нас в участке Мэттью Пакер теперь постоянно видит убийцу. В конце прошлого месяца он заметил его, когда убийца прыгал на конку на Коммершл-роуд, и привлек внимание к нему чистильщика сапог. Потом память его прояснилась еще сильнее и он вспомнил, что видел убийцу несколько раз незадолго до убийства.
– Я хочу сказать, – в голосе Левисона появилась обида, – что когда я в ночь двойного убийства возвращался домой по Коммершл-стрит, то встретил человека, похожего на того русского, что работает мозольным мастером в цирюльне на Вулворт-роуд, куда я однажды заходил предложить свои товары. Он набросился на меня с бритвой, и я даже лишился товару, уронив чемоданчик прямо на улице.
– Мы проверим это, – сказал Абберлайн, – а вы все можете быть свободны. Кстати, Пинхорн, сегодня утром я допрашивал нашего друга Пакера.
– Кто на этот раз?
– Американский кузен того человека, что покупал у него кроликов. Там рядом крутился журналист из «Иллюстрированных полицейских новостей», так я ему сказал, что это чрезвычайно важные сведения.
И оба захохотали, немало изумив проституток и инспектора Салливана, никогда не видавших смеющегося Пинхорна.