16 сентября, в воскресенье
Выйдя из цирюльни, Васильев около Лондонского госпиталя натыкается на Купер и Аллен, которые устраивают на него погоню толпы. Это видит доктор Смит, который стоял в дверях и курил. Смит узнает его. Полицейский арестовывает Васильева прямо напротив цирюльни и доставляет в Коммершл-стритский полицейский участок.
Здесь его сдают инспектору Чандлеру, который ворчит на Стивенса, что тот не мог прийти на несколько дней раньше. Тогда бы Чандлер не ездил в Фарнборо и не потратил бы свои деньги (8 шилл. 8 пенсов), которые еще не известно когда ему возместят, если сделают это вообще.
Он в сердцах давит на Васильева, но тот отказывается о чем-либо говорить. Подключение к допросу Тика, которому проститутки говорили про этого человека раньше, тоже ничего не дает. Его одежду тщательно осматривают. Затем выясняется, что он не может говорить по-английски. Посылают за Курашкиным.
Единственный человек, который может подтвердить его алиби (т. к. он не знает, где проживают другие) – Дарья, но газет она не читает и об убийствах ничего не знает. Она и в мыслях не может допустить, что Николай Спиридонович убийца, и наверняка ляпнет правду.
У полиции нет никаких прямых свидетельств, тем не менее, они решают оставить его под арестом на двадцать четыре часа, дозволенных законом, чтобы попытаться хоть что-то про него выяснить.
Закончив работу в госпитале, доктор Смит приходит в участок, чтобы выяснить про судьбу пациента, когда-то приведенного к нему Фаберовским. С ним не хотят говорить, полагая, что он переодетый журналист. Тут выходит Курашкин и за монетку сообщает, что интересующего доктора господина подозревают в причастности к Уайтчеплским убийствам.
* * *
«Арбайтер Фрайнт» еще на неделе объявила, что в качестве протеста против еврейской религии и дня Искупления, еврейские социалисты и свободомыслящие евреи организовывают банкет, который будет иметь место в Международном Клубе Рабочих, Бернер-стрит, 40, Коммершл-роуд. Речи будут представлены на различных языках. Объявление вызвало среди ортодоксальных евреев сильное волнение, и обросло слухами, что на банкете могут иметь место беспорядки. Члены Международного Клуба Рабочих заявляли что они подготовлены, и нет нужды в помощи полиции, чтобы подавить беспорядки. Этот банкет беспрецедентен в еврейской истории.
Полиция наносит визит Дымшицу как раз перед началом банкета и выясняет, не сдавал ли кто ему кольца, могущие происходить от жертвы с Ханбери-стрит. У всех в клубе красные цветки, купленные на последние деньги из кредита Леви.
В то время как ортодоксальные евреи Ист-Энда в субботу праздновали День Искупления постом и молитвой, социалисты и свободомыслящие евреи проводили банкет в Международном Клубе Рабочих, Бернер-стрит, где говорились речи, указывающие, что бедствия и деградация народа были не из-за какой-то там божественной власти, но что они были вызваны капиталистами, которые монополизировали все средства производства и платили нищенское жалование. Ортодоксальные евреи очень обиделись на этот банкет и собрались на Бернер-стрит в большом количестве. Окна клуба были разбиты, и когда трое мужчин в клубе отправились поймать человека, который нанес ущерб, с ними очень грубо обошлись, пока около сотни их коллег не пришли к ним на помощь. Полиция впоследствии разогнала толпу и охраняла клуб до последнего часа.
В этой драке участвовал Артемий Иванович, который отправляется зализывать раны к Дарье. Она оказывает Владимирову необходимую медицинскую помощь. Артемий Иванович поносит Васильева в никчемности, а когда Дарья начинает защищать его, высказывает предположение, что Дарья в него влюбилась как институтка. Возникает перепалка и поднимается вопрос о том, почему Артемий Иванович на ней не женился Нижебрюхов ему отказал («А какие от вас дети произойдут! Незачем паноптикум разводить». «Да неужто я стал бы на трех тысячах жениться! Бесприданница!». «Три тысячи, три тысячи! Я не бесприданница, за мною пятьдесят тысяч приданого» (ок. 8100 фунтов).
Они положены в банк, а она живет на проценты с них, и получит их целиком, когда выйдет замуж.