27 сентября, в четверг

Вечером в квартиру Васильева и Дарьи завалились поляк с Артемием Ивановичем.

– Дарья, ставь самовар! – с порога крикнул Владимиров. – Мы сейчас твоему Николаю клизму делать будем-с! Со скипидаром!

Сидевшая за швейной машиной Дарья перепугалась и с тревогой посмотрела на фельдшера.

– А что с Коленькой?

– Дурь в голове, – сказал Фаберовский. – Доктор Смит говорит, что клистир – лучшее средство.

– Ох, Господи! – Дарья всплеснула руками и подбежала к Васильеву. – Что же ты, Коленька, натворил?

– Незачем тебе знать, Дарья Семеновна, – сказал Артемий Иванович. – У тебя пироги есть?

– Нет, я недавно квашню замесила.

– Ну и черт с ними. Ставь побыстрее самовар да катись куда-нибудь на улицу. Где тут рынок поблизости?

– Есть тут неподалеку.

– Вот и вали.

– С Коленькой?

– Коленьку мы себе на растерзание оставим. Я плеточку семихвостую с собой прихватил-с.

Дарья изменилась в лице и Фаберовский понял, что еще одна шутка Владимирова, и Дарья бросится на него с кулаками.

– Полноте, пани Дарья, пан Артемий шутит. Мы Николаю утром даже журнальчик – картинки полистать – купили. – Поляк выложил на стол вчерашний номер «Панча». – Дела тут у нас секретные, поговорить надо. А на рынок сходите, купите нам к чаю что-нибудь.

– Да побыстрее, трупёрда! – добавил Артемий Иванович.

С тяжелым вздохом Дарья оставила шитье и пошла одеваться. Через несколько минут она появилась из спальни, поцеловала в лоб брезгливо поморщившегося фельдшера, сидевшего в уголке на диване над раскрытым журналом, и гордо удалилась.

– Ну что, Коленька, – сказал Фаберовский, обратив взор на Васильева, сидевшего на диване и с увлечением листавшего «Панч». – Легран выяснил, что ты, сволочь, урядился к доктору Джону Уильямсу в приходской лазарет Святого Спасителя. Чем ты там занимаешься?

– Я там работаю бесплатно, чтобы практику не потерять.

– Ты обязан был известить меня или пана Артемия, как только тебе пришел в голову такой бредовый помысел.

– Тебя же пристроили на работу к Дохлому, чтобы ты деньги зарабатывал! – укорил Владимиров, трогая пальцем сырую квашню, еще только робко приподнимавшую крышку. – А к Уильямсу он, видите ли, бесплатно ходит! Знаем мы, чего тебя вдруг туда потянуло. Ты это брось.

– Но я там с женщинами знакомлюсь.

– Чего?! Какими?! – в один голос закричали поляк с Владимировым. – Ты что, решил самостоятельно кого-то резать?!

– Нет, я просто им помогаю… – Васильев сжался и прикрыл голову журналом.

Артемий Иванович набросился на него с кулаками и Фаберовскому пришлось оттаскивать коллегу от фельдшера.

– Оставь его, пан Артемий, – сказал он, когда Артемий Иванович успокоился. – Он нам еще нужен. Так ты, Коленька, значит, ходишь в больницу для бедных, чтобы познакомиться. Абортами промышляешь, гнида?! Если я узнаю, что ты еще раз сунулся в больницу к Уильямсу или сделал кому-нибудь выкидыш – ты покойник. У нас и без твоих штучек проблем невпроворот. Сиди пока, гляди картинки. И запомни, что я тебе сказал.

– А чего здесь под рисунком написано? – спросил Васильев, тыкая пальцем в журнал.

– Что там есть? – спросил он, подходя к фельдшеру со спины и заглядывая через плечо. Он увидел на развороте «Панча» картинку на всю полосу, изображавшей полицейского констебля с завязанными глазами и окруживших его отвратительных разбойничьих харь, толкавших его в бока. – «Жмурки (как в них играет полиция)».

– А зачем у них глаза завязаны? – изумился фельдшер.

– Это они тебя, урода, ловят! – радостно хрюкнул Артемий Иванович.

– И еще: «Обернись трижды и поймай кого сможешь!» – добавил Фаберовский. – Мы неправильно играем в жмурки с полицией. Нам необходимо иногда напоминать о себе. Когда в следующий раз пойдем на дело, может быть нам написать письмо властям от имени убийцы? Предупредим их о намечающемся убийстве.

Рачковский направляет инструкцию о том, что письмо на этот раз должно быть по-английски и должна быть надпись на стене. В письме должны быть отсылки на уже отправленные прежде в полицию письма и предупреждение о новом убийстве, причем на этот раз жертвой будет мужчина. Фаберовский и Владимиров должны вести речь о том, чтобы не только написать письмо по-английски, но направить его не в полицию, а в Центральное Агентство Новостей. О письме в агентство тотчас разведают все газеты, тогда как полиция опять наше письмо скроет.

При разработке плана Владимиров предлагает в качестве жертвы Тамулти. Сначала Васильев артачится, не желая убивать мужчину, говорит, что у него не хватит физических сил, что мужчина может его побить, однако когда Владимиров объясняет, кого он предлагает в жертву, Васильев вспоминает посещение клуба и соглашается.

– А через недельку наступит твое время.

– Думаете, уже пора?

– Самое время-с! Две недели уже без дела сидим! – Артемий Иванович воздел на голову котелок и они с поляком спустились по лестнице.

– Сейчас развезешь нас по домам, – сказал Фаберовский Батчелору, сидевшему на козлах, – а потом тебе надо будет заехать на Виндзор-стрит к ирландцам. Я хочу, чтобы письмо написал Даффи.

– А почему Даффи будет писать письмо? – спросил Артемий Иванович, с кряхтением забираясь в экипаж.

– Образцы почерка моего и моих детективов могли остаться в полиции с весны, а Конрой безграмотен. Если пану Артемию не нравится Даффи, может написать сам!

– Нет, спасибо! – открестился Артемий Иванович. – Мое положение, как руководителя всего предприятия, слишком высоко, чтобы я мог так рисковать.

– Я хотел спросить пана Артемия, как руководителя: он уже назначил дату, раз он сказал Васильеву о неделе?

– Нет, я еще не думал.

– Так давайте подумаем. Если мы устраиваем убийство через неделю, времени на подготовку у нас не так много. Когда ближайшее заседание в клубе на Бернер-стрит?

– Думаю, в следующую субботу.

– Доведайтесь поточнее. На этот раз мы должны все точно распланировать, нам нельзя повторить ошибки Ханбери-стрит.

– Я не дам повториться! – важно проговорил Артемий Иванович. – Ей-ей, раз я сам поеду, все будет в аккурате исполнено-с. Действовать будем так: я засяду в пивной…

– Нет! Ирландцы уже сидели в пивной, с нас хватит. Лучше всего, если вы будете находиться в центре событий, в клубе. Заодно вы неизбежно отвлечете на себя всеобщее внимание. Останетесь трезвым.

– Да-да, трезвым, – Артемий Иванович явственно почувствовал во рту вкус изюмного самогона. – Николая привезет на место Даффи?

– Нет, Даффи мне нужен для других целей, – Фаберовский бросил рассеянный взгляд на забитую судами гладь Темзы, которую переезжал их брум. – Он должен найти подходящую женщину, но так, чтобы она была чистокровной англичанкой, и во-вторых, чтобы не имела никакого отношения к радикалам. К назначенному времени Даффи с ней уже должен будет ожидать Урода у клуба.

– И где это, интересно, они будут там Николая поджидать? В пивной что ли?

– В пивную им нельзя. Прогуливаться будут.

– А если погода плохая?

– Я ирландцу зонтик одолжу.

– Знаю я этих ирландцев. Он без моего надзора, пока я в трезвости и среди жидов в клубе буду маяться, в это время с бабой на казенные деньги кутить будет!

– На этот раз с ним не будет Конроя. Старик привезет ирландца из Вулворта к вокзалу Ливерпуль-стрит, где их встретит Шапиро. У нее будет нож для Урода, Васильеву она отдаст его уже на месте, чтобы исключить риск на случай задержания Васильева полицией. С Ливерпуль-стрит они втроем на конке доедут до Бернер-стрит, где Даффи вручит Васильеву его жертву. В котором часу обычно кончаются заседания в клубе?

– Где-то за полночь. Если Шабсельс опять не будет делать доклада.

– Тогда убийство назначим на двенадцать. Пан, быть может, объяснит мне наконец, что то за мифический Шабсельс, что о нем даже Петр Иванович меня пытает?

– Да мало ли в Ист-Энде Шабсельсов, – уклонился от ответа Артемий Иванович.