День был безветренный и очень жаркий. Мужчины стартовали в двенадцатом часу, сразу после финиша девушек. Девушкам, конечно, повезло. Они шли по утренней прохладе, хотя и утром было жарко. Термометр показывал 27 градусов в тени. К обеду стало еще жарче и, главное, душно. Похоже, что к вечеру должен пойти дождь. Но в небе — ни облачка! Кавказский хребет был ясно виден в голубоватой дали. Тренер осмотрел небо и вздохнул.

— Тридцать пять будет, а дальше — еще хуже.

Лиля сняла с глаз защитные очки. Она, щурясь, смотрела на тренера. А он подумал, какие у нее красивые глаза, какая она гибкая и стройная. Бедный Акбар!

— Тридцать пять с гаком, — сказала Лиля. — Все как нарочно!

«Бедный Акбар», — подумал тренер теперь уже совсем по другому поводу и сказал:

— Надо как-то передать парию бачок с водой. Попробуем уговорить судей. Может, они уважат меня, старика, и пропустят вперед.

Владислав Николаевич, как нагнал кавалькаду машин, следовавших за головной группой гонщиков, подъехал к серебристой «Волге» главного судьи, по сигналил. Судья высунул голову из машины.

— Разрешите обойти головку! — крикнул тренер.

— Зачем?

— У меня гонщик ушел без воды!

Главный махнул рукой.

— Сейчас нельзя, Дик!

Владислав Николаевич вздохнул. Нельзя так нельзя. Надо действовать по другому плану.

Через пять километров от шоссе отходила боковая дорога — проселок. Она вела к небольшому хуторку и затем возвращалась на асфальт. И тренер решил ехать по проселку, чтобы обогнать гонщиков и выскочить им наперерез.

— Держись крепче, Лиля — сказал Дик.

«Если я не использую все возможности, чтобы передать Акбару воду, — подумал тренер, — то потом буду укорять себя. Разве не я позабыл о воде? Я, наверное, старею. Пусть я старею, но они не должны от этого страдать. Вот так-то, Дик, старая ты калоша. Ну, положим, я все равно нужен ребятам. Им очень нужен мой опыт. Вот именно, опыт и знания».

Мысль о том, что он еще нужен ребятам, остановилась и не уходила.

«Чему я их учу? — думал Владислав Николаевич. — Я учу их умению мыслить и быть мужественными при любых обстоятельствах. Конечно, у меня это получается не совсем хорошо. Мне, конечно, далеко до Старика, который научил меня беспощадно судить свои слабости».

— Я не надеюсь на Акбара, — сказал старый тренер Лиле, — он не вытянет все сто пятьдесят. Ему еще рано крутить сто пятьдесят. Понимаешь, рано…

Древняя Тула знаменита не только своими охотничьими ружьями и самоварами. Это старая столица трековиков. Ее жители страстно любят велоспорт и смотрят гонки на треке с таким же азартом, как темпераментные грузины футбольные матчи. Так повелось с давних пор, со дня изобретения велосипеда, который в считанные годы завоевал все континенты мира, но прежде всего — Тулу.

Тула — родина Владислава Николаевича Соболева. Здесь он родился в семье искусного оружейного мастера и с малых лет пристрастился к велогонкам на треке.

Его прозвали Быстрым Диком. И быть бы молодому Соболеву одним из сильнейших трековиков Советского Союза, а может быть, и Европы, но он вдруг изменил любимому треку и стал шоссейником. Произошло это после гонки на приз «Звездное колесо», точнее — после встречи со Стариком.

На треке соревнуются преимущественно на коротких дистанциях: 200 метров, километр, четыре километра… Трек любит гонщиков быстрых, энергичных и азартных. Совсем другое дело гонки на шоссе, велокроссы. Если трековик сражается за победу секунды и, как самое большее, десятки минут (все зависит от расстояния), то многотерпеливый шоссейник, участвуя в соревнованиях на дистанциях от 25 до 200 километров, проводит в гонке по многу часов подряд. И часто его велосипед бежит по плохой дороге, в дождь, сильный ветер. Изнурительные подъемы, острые камни, грязь подстерегают его на пути. И не только это…

Трековик — тот всегда на людях, которые восхищаются им, аплодируют, ободряют. Он кружит по кольцу с идеально ровной поверхностью. К нему при трагическом случае быстро придут на помощь врачи, тренеры, судьи. Иная судьба у шоссейника. Иногда шоссейник десятки километров идет по пустынному шоссе. Его угнетает одиночество. Никто не видит его страданий, его мужества, его подвига. Ведь именно тогда, когда он один, ему чаще всего приходится особенно трудно, и чаще всего именно в таких условиях он проявляет мужество и силу духа.

Что ни говори, но трек — это сцена театра, а шоссе — это огромное поле, которое нужно вспахать! Много пота выйдет из шоссейника, прежде чем он придет к финишу…

На миру и смерть красна. На миру легче побеждать. Тысячи глаз наблюдают за трековиком, который проходит 200 метров и побеждает! Это взрыв мужества, если можно так сказать, короткий подвиг. Но бывает иначе, когда человек надолго остается наедине с собою. Шоссейнику, чтобы преодолеть 200 километров, порой нужно больше пяти часов. Он с товарищами уходит от зрителей, толпящихся на старте, в долгий пятичасовой путь и возвращается на финиш победителем или побежденным. Никто не видит, что было с ним там, почему он победил или почему оказался побежденным. Это знает только он да иногда — судьи на трассе.

Итак, Быстрый Дик вдруг предпочел долгое мужество на шоссе короткому — на треке. А вначале он с великой неохотой согласился принять участие в гонке шоссейников на приз «Звездное колесо».

Его тренер сказал:

— Из наших только ты самый выносливый. Только ты можешь бороться за «Звездное колесо».

Дик горько усмехнулся и понял, что он уже не так молод. На треке легче победить молодому, потому что молодость — это резвость, позволяющая развить огромную скорость на короткой дистанции.

— Я еще не потерял резвости, — заметил он тренеру.

— Это верно, не потерял. И даже больше того — ты приобрел еще и выносливость. У тебя великолепное сочетание резвости и выносливости. Поэтому я и считаю, что именно тебе надо участвовать в гонках шоссейников.

— Могу попробовать, — нехотя сказал гонщик.

Дик, готовясь к гонке на приз «Звездное колесо», стал тренироваться преимущественно на шоссе. Порою он уходил за город на огромные расстояния: за 100, 150 километров. Возвращался смертельно усталым. И чем больше он тренировался, тем меньше верил, что сможет завоевать приз.

Шоссе «показывало зубы». Оно было коварным, это шоссе. Оно требовало от спортсмена так много, что Дику шоссейные гонки стали казаться бессмыслицей. Случайная неудача, минутная уступка усталости может привести шоссейника к поражению. Конечно, и на треке бывает так же, но в гораздо меньшей степени. Трек, в сущности, идеальное место для соревнований, а шоссе — это сплошные превратности судьбы. На нем невозможно всего предусмотреть.

— Да, — согласился с Диком Старик, — нельзя всего предусмотреть, так же как в жизни. Но зато это намного интереснее, чем на треке.

Он показался Дику таким смешным, этот белобородый Старик, большой любитель велосипеда, встретившийся гонщику на одной из тренировок. Старик ехал на стареньком, дореволюционных времен велосипеде и крутил педали старательно и бодро.

«Вот чудак, — подумал Дик, догоняя его на своем легком «гончаке». — Наверное, какой-нибудь бывший чемпион».

Он ошибся. Старик не был чудаком и никогда не был велогонщиком. Он крутил педали, чтобы сохранить бодрость и здоровье и в глубокой старости. Но в шоссейных гонках он разбирался. Потому он и сказал Дику, что каждая долгая гонка на шоссе похожа на жизнь и невероятно трудно все предугадать и предусмотреть заранее.

В гонке следует думать до боли в висках. Очень важно в это время расходовать энергию мозга так же, как энергию мускулов. Путь от старта до финиша — это не только количество пройденных километров, а часть пульсирующей жизни. Особенно в гонке на шоссе, где практически нельзя разработать совершеннейшую тактику поведения. Любая тактика, заранее рассчитанная, — ничто, если в нее каждую минуту не вносить поправок. Перед стартом определяются лишь главные линии поведения спортсмена. Остальное он должен додумать в гонке, находя наиболее рациональные решения и без промедления осуществляя их.

Старик рассуждал с великой страстью. Дик слушал внимательно, хотя кое-что он постиг и сам после многих соревнований на треке. Он испытывал редкое для него возбуждение — интеллектуальное возбуждение.

— Длительное соревнование подобно жизни, — убежденно говорил Старик. — А что есть сущность человеческой жизни? Творчество! Твори, думай, фантазируй и работай, не зная усталости, — какое это наслаждение для разумного существа!

Дик не возражал. Правда, его смущала некоторая отвлеченность в рассуждениях Старика. Но все стало на место после слов Генриха Ибсена. Старик произнес их торжественным голосом. Как клятву:

Сначала Дик не совсем понял и даже удивился:

— Суд над собою? Как это так?

Старик разъяснил:

— Загляни в свою душу, когда ты творишь, когда идешь к благородной цели. Разве ты не видишь мешающих тебе троллей? С ними не прекращается бой в нашем сердце. И мы судим их, троллей, если побеждаем… Жизнь — это длинный путь, сложный путь. Человека подстерегают отчаяние, усталость, неверие в свои силы, эгоизм, страх, нерешительность, жажда покоя… У каждого из нас есть недостатки и слабости. Именно они тролли, которых нужно судить беспощадно и сурово. И недаром говорят, что самое трудное победить самого себя. То есть свои слабости.

…Над ними шумели деревья. Дремали на обочине их железные кони. Солнце уходило к горизонту, а Дик слушал, не зная, что разговаривает с ним один из величайших мудрецов земного шара — Циолковский. Об этом он узнал позже.

Дик никогда не забывал этой встречи. И навсегда остался благодарным Старику. Ведь именно в тот день он помял нечто очень важное. И безмерно далекий от него приз «Звездное колесо» стал ближе и доступнее. Своих соперников он победит! Не первый раз. Победит и самого себя. Устроит грозный суд своим слабостям, даст им решительный бой.

…Владислав Николаевич победил в гонке. Когда ему вручали «Звездное колесо», он увидел Циолковского и радостно кивнул ему. Старик подошел ближе. Но между ними встал юркий корреспондент.

— Расскажите, Соболев, о том, как вы победили.

— Долго рассказывать.

— А вы в двух словах.

Циолковский, приставив к уху ладонь, пытался услышать разговор. Дик, глядя на него, громко сказал:

— Двух слов мало, а вот в четыре уложусь.

— Пожалуйста.

— Я судил свои слабости.

Журналист, беспомощно улыбаясь, переспросил:

— Судил слабости? Это как?

Владислав Николаевич вывел мотоцикл с проселка на шоссе и плавно затормозил. На черном асфальте остался рубчатый след.

— Лиля, — сказал тренер. — Вы оставайтесь здесь, а я поеду дальше. Вы предупредите Акбара, что я его жду.

Лиля кивнула.

— Хорошо.

Владислав Николаевич сел на «Симсон», проехал с километр, остановился, поставил мотоцикл на подножку и стал ждать гонщиков. Посмотрел на часы.

— Они идут двадцать минут, — подумал тренер вслух и удивился. Ему казалось, что старт был дан давно, по крайней мере час назад.

Тренер поджег сухой кукурузный лист. Дым шел вверх. Воздух, казалось, застыл и был совсем неподвижен. Но если смотреть вдоль шоссе, можно видеть, как он струится над асфальтом, который вдали блестел, словно зеркало.

Скоро тренер заметил гонщиков. Он взял бачок с водой, велотрубку и приготовился. Он рассчитывал, что Акбар, предупрежденный Лилей, сумеет вовремя отстать от группы на пять-десять метров и будет идти по бровке. И он все ему передаст. Акбар быстро сунет бачок в крепление на руле и защелкнет на замок. Потом возьмет велотрубку и наденет ее на плечи. По расчетам тренера выходило, что это займет две или три секунды. Акбар отстанет от группы всего метров на тридцать и потом — рывком — догонит ее.

Конечно, гонщики могут заметить маневр Акбара и, как только он начнет отставать от группы, сделают рывок. Но ведь в группе есть Иван, Славка и Виктор. Они будут в это время лидировать и в случае необходимости расстроят замыслы соперников.

Гонщики быстро приближались. Впереди шел велосипедист в алой майке. «Кто это?» — подумал Владислав Николаевич.

Да ведь это Акбар! Но почему он впереди? Ну, конечно, Акбар решил сделать все по-своему. Предупрежденный Лилей, он не отстал от группы, а решил оторваться от нее, создать между собой и группой дистанцию. И пока он брал бы у тренера бачок и трубку, группа догнала бы его.

«Мальчишка, — рассердился Владислав Николаевич, — глупый мальчишка! Они гонятся за тобой, боятся отпустить. Ты не сумел создать разрыва. Но ведь этого и следовало ожидать».

Тренер понял, что он ничего не передаст. Акбар совершил явную глупость. Тренер подбежал к мотоциклу, включил зажигание. И когда группа велогонщиков, следовавшая по пятам за часто оглядывавшимся Акбаром, проносилась мимо, тренер громко крикнул: «Акбар!» — и нажал на кнопку сигнала. Низкое басовитое «ду-ду-у-у» заглушило все другие звуки на шоссе.

Владислав Николаевич видел, как Славка-капитан поднял и быстро опустил левую руку. По крайней мере он все услышал и понял. Один долгий сигнал «Симсона» означал: «Акбар, надо думать. Думай, Акбар!»