Нарин

Не знаю, сколько прошло времени с тех пор, как меня привели в камеру. Я сидела на сырой подстилке из соломы и часто вздрагивала. То ли от холода, то ли от страха. Боль в щеке утихла, но горечь обиды осталась. Все только и делают, что пытаются убить меня или посильнее ударить. Я для них кто, боксерская груша? Что же теперь со всеми нами будет? Недооценила я нрав Дорриэна.

В подземелье было тихо, как в склепе. Кажется, я оказалась здесь единственной пленницей и единственным живым существом, если не считать постоянных обитателей подвалов – крыс и мышей. Интересно, а где же Уэйн? Его ведь тоже держат в камере. Но я не чувствую присутствия кого-то живого. Что меня ждет? Дорриэн устроит публичную казнь или прикажет по-тихому перерезать глотку посланнице? Я в который раз содрогнулась. Мысли лезли в голову – одна «приятнее» другой.

Я прикрыла глаза, прислонилась к стене. Пережитый стресс не давал уснуть. Мысли путались, сменяли одна другую страшные картины маячащего на горизонте будущего. Точно так же, как я сейчас, несколько тысячелетий назад здесь ждали своей участи Элай и Алия.

Я вдохнула сырой липкий воздух. Столько времени прошло с тех пор! Мне казалось, что влюбленные и сейчас где-то здесь, рядом. Отсюда берет начало «проклятие Владык», которое теперь явно ничем хорошим не закончится.

В который раз я спрашивала себя, как можно было так по-идиотски попасться? На меня надеялись Нельвия, иллары, друзья, а я взяла – и в одно мгновение превратила в руины все надежды!

Одинокая слезинка скользнула по щеке. Было больно, обидно и страшно. Больно из-за удара, обидно из-за грубости, а страшно просто потому, что я не представляла, что нас ожидает.

– Нарин! – донесся из коридора настойчивый шепот.

Я подняла голову. Возле небольшого окошка в двери, забранного решеткой, стояла Эдель и тихо меня звала.

Попробовала подняться, но почувствовала головокружение и села. Со второй попытки мне все же удалось встать на ноги и доплестись до двери.

– Как тебе удалось проникнуть сюда? Я думала, Дорриэн запретит со мной разговаривать?

Приложив палец к губам, Эдель чуть слышно зашептала:

– Он не знает, что я здесь. Инэка видела, как тебя уводила стража, и предупредила меня. Что между вами произошло?

– Ничего хорошего, – со злостью процедила я. – Он раскрыл меня и теперь считает предательницей.

Эмпатия подавила невольный крик. Она ведь тоже на меня надеялась!

– Что с ребятами? Где Вол?

– Мальчиков заперли в разных комнатах, а Воллэна брат срочно отправил в Долину с Уэйном.

– Мне казалось, Вол будет следующим, кого Владыка прикажет схватить.

У Эдель нашелся ответ и на этот вопрос. Для меня, как всегда, он означал худшее. Стараясь говорить как можно спокойнее, она промолвила:

– Боюсь, Дорриэн решил наказать тебя самым жестоким образом. А для этого ему нужно удалить со двора советника. Ты что-нибудь слышала об апрэ? Так издревле эмпаты прозвали поединок с Владыками. Это одна из публичных казней. Заключенный принимает бой и… погибает. Победить Владыку практически невозможно.

Я ухватилась за решетку и до боли сжала пальцы. Вол рассказывал мне о нем. Быть убитой на глазах у сотен эмпатов считалось позором в Темном королевстве. И Дорриэн обрек меня на подобную смерть.

– Разве нельзя ничего сделать? Значит, я скоро умру? – Я задрожала, не справившись с подступившим к горлу комком.

Эдель накрыла мою руку ладонью и ласково прошептала:

– Возможно, я ошибаюсь, и тебе не грозит апрэ. Утром я попытаюсь поговорить с братом. Скорее всего, он в гневе отправил тебя сюда. Уверена, Дор остынет и на все посмотрит другими глазами. Не переживай.

Я знала, что ее слова – слабая попытка меня утешить. Дорриэн прекрасно понимал, Вол – моя единственная надежда на спасение. И он лишил меня надежды!

– Если б я могла, выступила бы вместо тебя. Но я всего лишь полукровка. А по законам апрэ только чистокровный эмпат имеет право заступиться за осужденного. – Эмпатия опустила голову и машинально начертала на земле какой-то символ. – Кетару не позволят вмешиваться родители… а Леста слишком стара для сражений… Прости.

Вдалеке послышался звук приближающихся шагов. Слабо улыбнувшись на прощание, Эдель шагнула в темноту.

– Каковы мои шансы выжить в поединке?

Девушка не ответила. Но по ее безнадежному взгляду я поняла, что обречена.

Как только гостья скрылась в темноте, я легла на подстилку и притворилась спящей. Сквозь опущенные веки увидела стражника, подошедшего проверить, в камере ли пленница. Я его не разочаровала. Несколько секунд страж потоптался на месте и повернул обратно.

Утром от тревожного и мутного сна меня разбудил знакомый визг феникса. Взлетев на узкое окно-бойницу, птенец методично постукивал клювом по решетке и жалобно повизгивал. Прутья оказались слишком частыми, а мой птенец изрядно покрупневшим, так что проникнуть в камеру ему не представлялось возможным.

– Феня, слава богу! Ты вернулся!

Услышав голос хозяйки, феникс еще громче завизжал. Пришлось успокоить его, пока на пронзительный звук не сбежалась стража Ирриэтона.

– Королева передала письмо?

В ответ пернатый друг разорвал клювом веревку на лапке, к которой было прикреплено послание, и протолкнул его между прутьев. Где-то с пятой попытки мне удалось допрыгнуть до окна и схватить письмо.

В послании было всего несколько фраз. Теора сообщала о решении приехать в Драгонию и с глазу на глаз поговорить с Владыкой.

– Давно пора, – недовольно проворчала я.

К тому времени, когда королева переступит границы Темного королевства, мой труп успеет превратиться в симпатичный скелетик.

Птенец тихонько взвизгнул, напоминая о себе.

– Феня, сейчас ты отнесешь это письмо близнецам или Лориэну. Но только так, чтобы тебя не заметили.

В знак согласия птенец взмахнул крыльями.

Я начала осматривать камеру в поисках чего-нибудь, чем можно писать. Нужно успокоить друзей. Вряд ли Дорриэн потрудился сообщить, где я. А Эдель может к ним и не попасть.

Найдя в куче мусора небольшой уголек, я написала ребятам несколько слов на обратной стороне послания Теоры. Хорошенько подпрыгнула и подбросила сверток к Фене. Феникс пронзительно закричал на прощание, подхватил когтями привычный груз и улетел.

Тот день тянулся для меня мучительно долго. Два раза заходил тюремщик, приносил поесть. Ни Эдель, ни Феня не вернулись. Может, у ребят не было возможности ответить или стражники заметили феникса?

Когда тюремщик зашел во второй раз, я упросила его принести мне одеяло. В подземелье было ужасно холодно. К вечеру я не чувствовала ни рук, ни ног. В ответ на просьбу захватить с одеялом свечу и книгу стражник покосился на меня, как на полоумную. Видимо, заключенные у них никогда и ничего не просили. Что-то пробурчав себе под нос, охранник вышел, но вскоре вернулся с двумя одеялами, книгой и свечой. На мой вопрос, не влетит ли ему за нарушение тюремных правил, страж коротко ответил, что получил разрешение от начальства.

Постелила одно одеяло на солому, другим укрылась, устроилась поудобнее и облегченно вздохнула. На душе сразу стало спокойнее и теплее. Может быть, я драматизирую? Вполне возможно, Дорриэн остынет и отпустит меня. Даже если прогонит из Драгонии, расстраиваться не стану. Что могла сделать, я сделала. Если он хочет разрушить свой мир, это его дело.

Решила не думать о плохом и сосредоточилась на чтении. Книга оказалась обычным женским романом. В ней рассказывалась история любви молодого эмпата к прекрасной эльфийке. Фу! Как же меня достали эти эмпаты и эльфийки! Даже не дочитав первую главу, я отбросила книгу и, накрывшись одеялом с головой, крепко заснула.

Разбудил меня звук отпирающегося замка. Не сообразив, что это происходит не во сне, я еще больше натянула на себя одеяло, не желая возвращаться в реальный мир.

Но услышала голоса и вынуждена была подняться. Протерла заспанные глаза, посмотрела на гостей. Точнее, гостя.

– Свободен.

Тюремщик с поклонами удалился, оставив меня один на один с самым опасным и непредсказуемым вампиром Драгонии.

Владыка внимательно рассматривал меня и не спешил говорить, зачем пришел. Я уселась на подстилке, не собираясь вставать и кланяться, как того требовали правила этикета. Не заслужил. Некоторое время мы изучали друг друга, словно два врага, готовые сойтись в смертельном поединке. Пока только в словесном.

– Ты решил навестить меня и поинтересоваться моим здоровьем? – Мне надоело терпеть на себе пронзительный взгляд светло-зеленых глаз.

– Твое здоровье волнует меня меньше всего.

Кто бы сомневался!

– Тогда какого черта ты здесь делаешь?!

Эмпат изменился в лице. Если он думал, что я начну лить слезы и молить о помиловании, он глубоко ошибался. Что-что, а унижаться перед этим тираном я не собираюсь. Решил убивать, пусть убивает!

– Ты забываешься, посланница! Не я, а ты сейчас находишься в плену и обвиняешься в предательстве. Не хочешь ничего сказать в свое оправдание?

Вампир сделал несколько шагов ко мне.

– Я не присягала тебе в верности, а значит, не могу и предать. Оправдываться ни в чем не собираюсь. Ты ведь все равно веришь только себе и басням Верховного мага.

Дорриэн не спешил продолжать разговор, решал, как бы на меня надавить. Я ему в этом помогла.

– Что с моими друзьями?

– Ничего. Пока, – ответил он просто, словно мы говорили о бытовых неурядицах. – Я еще не принял решения. Сначала разберусь с тобой.

В тот момент я его ненавидела. Он играл со мной, как кошка с мышкой, и заранее знал, что мышка проиграет.

Не сдержавшись, я вскочила и прошипела, вкладывая в слова всю силу гнева:

– Даже не думай причинять им вред! Слышишь?! Они ничего не знали о моем задании и не должны нести наказание вместе со мной!

Дорриэн жестко рассмеялся.

– Лгунья! Думаешь, их еще не допросили? Твоим друзьям пришлось во всем признаться.

Он подошел ближе.

– Как же ты меня разочаровала, посланница. Я уже подумывал оставить тебя здесь. Так, на некоторое время, – эмпат коснулся рукой моей щеки. – Все-таки ты симпатичная девочка и могла бы занять меня ненадолго.

Я сбросила его руку и, не желая терпеть этот издевательский тон, процедила:

– Думаешь, я бы согласилась стать твоей любовницей? Да мне и находиться рядом с тобой противно! Я скорее предпочту сгнить в этой камере, чем быть с монстром, способным с легкостью убить или сделать сумасшедшим!

Он с силой схватил меня за плечи и резко встряхнул, будто хотел вытрясти из моего тела последние силы.

– А ты не боишься, что я могу прямо сейчас сделать из тебя больного человека, обреченного на адские муки до конца дней? Уэйн уже договорился!

– Если пришел, чтобы покончить со мной, не тяни! Я устала от тебя!

Вампир еще сильнее впился руками в мои плечи.

– Ну же, Дорриэн, – почти ласково прошептала я, – чего же ты ждешь? Решил наказать меня за то, в чем я не виновата? Давай. Кроме жизни, мне в этом мире терять нечего.

Было видно, что в правителе идет борьба. Дорриэн медленно поднял руку и почти коснулся моего лица… Тяжело нести бремя проклятия, осознавая, что от него никуда не деться. Справившись с желанием применить эгнотонезию, он ослабил хватку и позволил мне отойти.

– За то, что ты не оправдала моего доверия и доверия всех эмпатов, Совет старейшин приговорил тебя к апрэ. Завтра утром один из нас умрет.

Развернувшись, он вышел, а я, пораженная, застыла возле стены. Значит, они все-таки решили устроить публичную казнь. На то, что у меня появится шанс спастись, надеяться было глупо. Дорриэн возненавидел меня и без сожаления убьет. А если по какой-то невероятной случайности его убью я, меня все равно казнят, обвинив в смерти Владыки. При любом раскладе мне не выжить.

Дорриэн

Поздним вечером ко мне заявились старейшины с настойчивой просьбой их выслушать. Пришлось. Пока я неофициальный Владыка и должен считаться с их мнением.

За день Кенэт успел сообщить радостную для него весть всем магам и настроить против Нарин Совет старейшин.

Теперь они стояли и требовали срочной казни посланницы и незамедлительного начала войны с Нельвией. Мне ничего не осталось делать, как согласиться. Я и сам понимал, что просто выгнать ее из Драгонии – мало! Демоны! Надо было сделать это раньше!

Заверив эмпатов, что казнь состоится завтра же, я убедительно попросил их оставить меня в покое. Поспешили исчезнуть все, кроме Арона. Старик решил добить меня окончательно.

– Дорриэн, Леста и Эдель целый день пытаются к тебе попасть. Может, уделишь им несколько минут?

Я откинулся на спинку кресла и потер воспаленные веки. С того самого момента, когда Кенэт рассказал мне страшную правду о Нарин, я так и не смог сомкнуть глаз. Посланница уже сутки сидела в подземелье, ожидая своей участи. А я все это время не находил себе места.

– Я занят. Ты еще чего-то хотел?

Арон кивнул, осторожно сел в кресло (последнее время возраст давал о себе знать), ответил:

– Может, отложишь казнь девушки? Ты ведь даже не допросил ее. Нельзя так просто лишать кого-либо жизни. Не совершай ошибок прежних Владык, Дорриэн.

Мне не хотелось отвечать. Нарин обманула меня, предала! Использовала, в конце концов! А теперь я должен отпустить ее?!

– Хватит сравнивать меня с моими предшественниками. Девчонка заслужила наказание и будет казнена!

Старейшина ушел, оставив меня наедине с моими демонами. Завтра я убью ее. Другого исхода нет. В противном случае, если поддамся и позволю убить себя, Нарин будет казнена. Заступиться за нее некому. Эдель сделать это не позволят старейшины. Она полукровка. Воллэна нет. Да и не согласился бы я сражаться с сестрой или лучшим другом. Хотя, насколько он мне друг, нужно проверить. Ничего, когда Воллэн вернется, я с ним разберусь.

Сегодня утром в комнате эльфа поймали феникса. Мальчишка как раз дописывал послание Волу, умоляя того как можно скорее возвращаться в Эсферон. Догадываюсь, кто им рассказал об отъезде советника. Эдель! Она тоже пыталась взять в почтовой башне феникса. Хорошо, что я предугадал ее действия и приказал не выпускать из Ирриэтона ни одной птицы. В замке их около тридцати. Вместе с моим. Даже если бы кто-то отправил феникса за советником, Воллэн все равно ни за что не успел бы вернуться вовремя!

Я потушил огонь в камине. Нужно выспаться. Иначе завтра я просто не встану. Но уснуть так и не удалось. Мысли о девчонке не давали покоя.

Спустился в сад, прошелся по лабиринту, наслаждаясь ночной прохладой. Нужно было сообщить ей о решении старейшин. Может, Арон прав, и мне следует допросить девчонку. Она ведь хотела объясниться, но я ей не позволил.

Вошел в камеру, увидел спящую, закутавшуюся в одеяло Нарин. Рядом валялась открытая книга. Чем больше узнаю посланницу, тем труднее становится ее понимать. Ей грозит смерть, а она книжки читает и спокойно дрыхнет. Ненормальная!

Проснувшись, Нарин посмотрела на меня, как на кошмарный сон. Я шел к ней с одной целью – сообщить о вынесенном приговоре и задать пару вопросов. Но при виде девушки все мысли будто вымело из головы. Мы были знакомы всего несколько недель, а мне казалось, что я знаю ее целую вечность. Нет, как видно, я ее знал плохо.

Из оцепенения меня вывел ее звенящий от негодования голос. Решила дерзить?! По правде сказать, я не ожидал подобного. Слезы, мольбы, заверения в невиновности, но так нагло спрашивать, что я здесь делаю? На такое способен только разочаровавшийся в жизни самоубийца или сумасшедший. Нарин определенно принадлежала к последним.

– Не хочешь ничего сказать в свое оправдание?

Она не собиралась оправдываться. Избрала тактику нападения и упорно ей следовала.

– Что с моими друзьями?

Только сейчас я заметил в ее голосе тревогу. Решив сбить с нее спесь, ответил, что их судьба еще не решена. Девчонка заскрипела зубами от бессильной ярости.

– Даже не думай причинять им вред! Слышишь?!

Она еще угрожать решила!

Мне вдруг стало смешно. Принимает меня за полного идиота. Они ничего не знали! Да по их перепуганным лицам все было ясно, а просмотрев не умеющих блокироваться парней, я узнал много нового о нашей посланнице! И что толку от того, что мальчишки пытались очистить сознание во время допроса?

Меня охватила злость. В конце концов, какого демона я должен выслушивать этот бред!

– Как же ты меня разочаровала, посланница…

Она дернулась, будто ее обожгло огнем. Извернувшись, попыталась высвободиться, но ей это, разумеется, не удалось.

– Думаешь, я бы согласилась стать твоей любовницей?

А ее бы спрашивали? Или она забыла, что здесь, в Драгонии, находится полностью в моей власти!

– …который способен с легкостью убить или сделать сумасшедшим!

Монстр! Зачем она это сказала?! Думает, я не трону ее? Я ненавидел всех, кто напоминал мне об эгнотонезии. У меня возникло непреодолимое желание поднести руки к ее голове и покончить с ней раз и навсегда. Тогда бы не пришлось устраивать спектакль с апрэ. Понимая, что еще мгновение, и я не смогу себя контролировать, я разжал руки и выпустил девушку. Пусть лучше умрет быстрой смертью, чем мучиться долгие годы.

Посланница отпрянула и, дрожа, прислонилась к стене. Я овладел собой, объявил ей приговор и поспешил уйти. Сердце разрывали противоречивые чувства. Я не мог понять, чего во мне было больше: ненависти или того, другого чувства, в котором я боялся себе признаться. Судьба Нарин была решена. Так же, как и моя. В ней не было места для посланницы.