Чернованова Валерия

Александрин. Огненный цветок Вальхейма

 

Пролог

 

— Ваша светлость, — низко кланялись слуги, приветствуя герцогиню д’Альбре.

Серен шла, высоко подняв голову, наслаждаясь раболепным почтением, которое оказывала ей прислуга. Слыша, как шуршат, лаская слух, юбки её роскошного наряда из изумрудной тафты. Ощущая тяжесть золотых подвесок, сверкавших на солнце. Задумчиво перебирая изящными пальчиками драгоценные аграфы, коими были заколоты полы её верхнего платья.

Несомненно, новая оболочка была недурна, и чародейка даже готова была с ней свыкнуться. Если бы к смазливой мордашке Опаль и немалому состоянию д’Альбре прилагалась ещё и дарованная ей Единой сила. А так… она превратилась в посредственную магичку, стихией которой был воздух.

Серен не собиралась влачить бесполезное существование, вполне устраивавшее Опаль.

Из жены бесстрашного Стража в супруги недалёкого толстяка? Из первой красавицы Вальхейма, которую боготворило всё королевство, в симпатичную, но мало чем примечательную кокетку?

Нет! Не для того она умирала, чтобы воскреснуть в никчёмном теле. И уж тем более без силы морров ей не найдётся места в новом мире, который создавал её покровитель.

Сад полнился щебетом птиц и журчанием фонтанов, ароматом цветов, медово-сладким, отчего у герцогини слегка кружилась голова. А может, причиной тому было осознание того, что она наконец ожила. И если бы не досадная ошибка, сейчас Серен могла бы в полной мере наслаждаться новой жизнью.

Заметив в глубине сада беседку, густо увитую лозой, женщина замедлила шаг. Его высокопреосвященство любил трапезничать в одиночестве, и, наверное, ей следовало обождать, не тревожить его покой. Но поворачивать назад было поздно: кардинал заметил её и жестом подозвал к себе.

Приблизившись к служителю Единой, герцогиня опустилась в низком реверансе, коснулась поцелуем холёной кисти, унизанной перстнями, и не поднимала глаз, пока не услышала тихий, лишённый всякой эмоциональной окраски голос:

— Правду говорят, судьба коварна и непредсказуема. Когда-то давно я прочил вас в жёны моему сыну, но вы выбрали маркиза. И вот сейчас вы являетесь ко мне в качестве невестки. Забавно получилось, не правда ли?

От досады Серен едва не заскрежетала зубами. В отличие от кардинала Бофремона, растягивающего губы в улыбке, новоиспечённой герцогине д’Альбре было не до веселья. Её чуть не вывернуло наизнанку, когда с утра она обнаружила бастарда его высокопреосвященства в собственной спальне в одном халате и ночном колпаке. А уж когда эта туша попыталась обслюнявить ей губы поцелуем… Обладай Серен огненной силой, испепелила бы «муженька» одним только взглядом.

— Да, судьба та ещё шутница, — вынуждена была согласиться её светлость. Повинуясь очередному безмолвному приказу, опустилась за стол напротив прелата и приняла из его рук хрустальный кубок, наполненный золотистым вином, пронизанным лучами яркого летнего солнца.

— Рад, что ты вернулась, — тихо промолвил мужчина и пригубил немного вина из своего кубка. С невозмутимым видом продолжил, подкладывая себе в тарелку пирожные на меду: — Признаюсь, я много раз пожалел о том, что уступил уговорам графа де Вержи. Не следовало соглашаться на этот союз. Эта ревнивая девица чуть не погубила маркиза, когда он был нам так нужен. Подбила Кретьена вызвать Стража на дуэль. Идиотка, — флегматично припечатал его высокопреосвященство. — И даже после того как я велел Опаль сидеть дома, она ухитрилась вмешаться в наши планы. И вот ты здесь, а сила твоя теперь принадлежит другой.

— Это ненадолго, — проглотив насмешку, сквозившую в голосе кардинала, процедила молодая женщина.

— Как думаешь возвращать своё наследие? — промокнув губы салфеткой, осведомился негласный правитель Вальхейма. Откинувшись на спинку стула, принялся оглаживать редкую с проседью бородку, пристально глядя на свою собеседницу. — Добровольно маркиза с ним не расстанется. А без её согласия ты свою силу обратно не получишь.

— Александрин — наивная, провинциальная девочка. Глупышка, которую будет легко перехитрить, — самоуверенно усмехнулась Серен. — К тому же у меня имеется козырь — её любимый муж. Заартачится, и Моран сразу умрёт.

Некоторое время кардинал Бофремон молчал, гипнотизируя свою визави задумчивым взглядом. Потом, поднявшись из-за стола, поманил чародейку за собой. По узкой, присыпанной щебнем дорожке они направились вглубь парка, где в густых зарослях деревьев скрывались вольеры. Здесь не было слышно беззаботного птичьего щебетанья, и в воздухе витал не аромат цветов, а тошнотворный запах гниения, заставивший её светлость поморщиться и прикрыть лицо платком.

В тени под густыми кронами, точно одичавшие звери, по клеткам жались одержимые. Измождённые, в драных лохмотьях, с безумными взглядами, они то рычали, то скулили и с ненавистью и надеждой смотрели на своего мучителя.

Серен передёрнуло от отвращения. Не умри она тогда, и могла бы стать точно такой же. Обезумевшей, разлагающейся заживо, пожираемой изнутри ненасытной тварью — демоном.

— Ты ведь понимаешь, — с любовью оглядывая свой «зверинец», сказал кардинал Бофремон, — для того чтобы вернуть старый порядок, мне потребуются самые сильные маги королевства. Настала пора моррам возродиться. А слабым колдунам, вроде их величеств, кануть в лету. Серен, твоя сила — вот что делало тебя особенной. Ты должна была стать королевой нового королевства. Но без наследия морров, увы, будешь для меня бесполезна.

Разберись со своей кузиной. Да поскорее. Но даже если не вернёшь силу, — обернувшись, кардинал приблизился к бледной от напряжения женщине, отеческим поцелуем коснулся её лба, — знай, ты всегда будешь желанной гостьей в моём доме. В качестве невестки, конечно же. А теперь иди. Уверен, у той, которая только что воскресла из мёртвых, имеется немало забот.

Опустившись в глубоком реверансе, герцогиня выпрямилась и, едва сдерживая клокочущую внутри злость, вызванную насмешливым тоном кардинала и осознанием своего шаткого положения, заспешила обратно. Прочь от душераздирающих стонов, невыносимого зловония и атмосферы безысходности, нависшей над этим местом.

— И да, Серен, — окликнул её Бофремон, заставив остановиться, — раз уж ты застряла в этом теле, будь поласковей с моим сыном. И даже не думай о том, чтобы стать вдовой, — голос сочился мёдом, но за этой напускной лаской, герцогиня чувствовала, скрывалась угроза. — Лучше позаботься о том, чтобы у рода д’Альбре наконец появился наследник.

Зажмурившись на миг, её светлость ускорила шаг, мысленно проклиная Морана за то, что полюбил другую. Берзэ — за то, что посмела так непростительно ошибиться. Заодно вспомнила и свою кузину, которой достался и красавец-муж, и её имя. А главное — её сила!

Которую Серен поклялась во что бы то ни стало себе вернуть.

 

 

Глава 1

Учиться, учиться и ещё раз учиться. Именно этим наказал мне заняться мэтр Легран, отбывая утром в королевский дворец. Уже второй день мой спаситель пытался добиться аудиенции у Люстона XIV, дабы рассказать его величеству о коварных планах Стража, моего несостоявшегося убийцы и по совместительству мужа.

 

Фальшивого. По-другому его и не назовёшь, ведь наш брак изначально был всего лишь фарсом. Фатальной ошибкой, которая чуть не стоила мне жизни.

И пока мэтр Легран терпеливо обивал пороги Анфальма, я сидела в кабинете мага, отгородившись от окружающего мира стопками книг. Первое, что должна буду освоить, сказал колдун, — это контроль над огненной стихией, самой непокорной из всех, что создала Единая.

Подружиться с магией в моём возрасте — задачка не из лёгких. Но, как говорится, терпение и труд всё перетрут. Я бы с удовольствием посвятила себя непрошенному подарку злодейки-кузины, да только о какой концентрации может идти речь, когда меня на кусочки разрывают противоречивые чувства?

Ненависть к Опаль. Всепоглощающая ярость, что вспыхивала всякий раз, стоило подумать о Страже. А думала я об этом мерзавце постоянно. Никак не получалось выставить его из головы. Вот упрячут бессердечного колдуна в Фор-Левек — крепость, в которой томятся самые опасные преступники королевства, — тогда успокоюсь.

А пока… Какое тут чтение, когда, несмотря ни на что, я всё равно о нём тревожусь. Главное, чтобы был жив. А там уже пусть судят его по всей строгости закона. Вместе с желтозубой каргой, сообщницей Серен.

Перелистнув очередную страницу, устало откинулась на спинку кресла. Прикрыла глаза, с грустью понимая, что в памяти не сохранилось ни строчки из того, что только что прочитала.

И вряд ли от дальнейшей медитации над учебниками будет какой-то толк. Пока не узнаю, что с ним произошло, не найду себе места.

Мэтр Легран настоятельно советовал не высовывать на улицу даже носа. Сидеть в его кресле, корпеть над его талмудами и не думать о том, чтобы возвратиться в отель Ла Рийер, который я ещё недавно по ошибке считала своим домом.

Вот только мало приятного в том, чтобы чувствовать себя беспомощной и бесполезной. Пока я здесь вроде как учусь, отсиживаюсь трусливо, Моран пропадает неизвестно где, а Опаль упивается своей безнаказанностью.

Небось решила, что ей всё сойдёт с рук. К сожалению, по словам мэтра, предъявить обвинения невестке кардинала Бофремона, главного министра его величества, будет непросто. Это почти то же самое, что попытаться арестовать, ну, скажем, принцессу крови. Поговаривают, его высокопреосвященство имеет при дворе влияние даже большее, чем сам король. Сомнительно, что он допустит даже косой взгляд в адрес его семьи, тем более обвинение в преступлении.

Но я сама себя не прощу, если буду сидеть сложа руки и позволю этой гарпии остаться безнаказанной.

Не способная усидеть на месте, чувствуя себя зверьком, посаженным в клетку, я подскочила с кресла. Написала мэтру Леграну короткую записку, в которой извинилась за то, что вынуждена была покинуть его гостеприимный дом. Попросила держать меня в курсе поисков мужа. Потом, зачеркнув слово «муж», заменила его нейтральным «маркиз», придавила листок тяжёлым пресс-папье в виде бронзового скарабея и поспешила вниз просить прислугу приготовить беглянке карету.

Тогда ещё не представляла, как поступлю, но точно знала, что бездействовать больше не буду. Не буду безвольно плыть по течению, а сама позабочусь о своей судьбе. Заодно и о судьбе одной сероглазой змеючки, раз в темницу герцогиню упечь не получится.

Но сначала разыщу этого предателя, де Шалона.

Вот с таким воинственным настроем я отправилась в дом маркиза, в котором на меня, точно оголодавшая свора, набросились с расспросами слуги. Бедняги не находили себе места из-за нашего с мессиром отсутствия. Отделавшись пространственными объяснениями, велела Мадлен помочь мне переодеться.

Пока девушка колдовала над моей причёской, украшая сколотые на затылке кудри жемчужной нитью, я просматривала накопившуюся за последние дни корреспонденцию. Обычно этим занимался Моран, но раз уж маркизу не до того… Сердце предательски сжалось. Обозлившись на себя за мягкотелость, нервно скомкала и бросила на столик очередное приглашение на бал. За ним ещё и ещё, пока не добралась до последнего послания, скреплённого печатью из красного сургуча.

Письмо было от… её величества королевы.

— Ах! — восторженно выдохнула Мадлен, не сумевшая отказать себе в удовольствии и вместе со мной пробежавшаяся взглядом по строчкам. — Это же такая честь! Ваша светлость, я так за вас рада!

А вот я за себя нет.

Устало вздохнула, откладывая в сторону монаршее послание. Только назначения фрейлины мне сейчас не хватало.

Закончив взбивать мне волосы у висков, Мадлен заботливо расправила складки моего муслинового, винного цвета платья и полюбопытствовала:

— Ваша светлость изволит отправиться на прогулку?

Я вскинула взгляд. В зеркале отражалась статная черноволосая девица с плотно сжатыми губами и ярко-зелёными глазами, в которых читалась отчаянная решимость.

— Нет. Хочу навестить одну старую знакомую. Герцогиню д’Альбре.

Для похода к больной на всю голову стерве было отобрано два бугая из слуг, которых я настоятельно попросила сохранять на лицах зверское выражение на протяжении всей поездки. Охрана лишней не будет. Конечно, сомнительно, что её чокнутая светлость набросится на меня посреди бела дня, в своём собственном доме на глазах у челяди. Но так я чувствовала себя спокойней.

Интересно, Опаль уже в курсе, что я осталась жива, а её мордоворотов скоро вздёрнут на виселице? Если нет, будет герцогине сюрприз. Если да — я всё равно обязана с ней встретиться. Пусть знает, что нажила в моём лице заклятого, непримиримого врага.

Дворец д’Альбре из розового кирпича, такого же розового, как закатное небо, пронзённое шпилями округлых башен, возвышался на вершине холма. У ворот нас встречали швейцары с алебардами наперевес. Оба были одеты в короткие куртки и ренгравы — широкие, по последней моде, штаны с буфами.

Поинтересовавшись моим титулом и получив исчерпывающий ответ, стражники расступились. Карета покатила к парадному входу дворца. Возле которого мою светлость уже поджидал мажордом. Не переставая лебезить и кланяться, слуга предложил следовать за ним по длинной анфиладе, чуть тронутой лучами заходящего солнца.

Герцогиня коротала время за самолюбованием. Стоя возле стены, представлявшей собой одно сплошное зеркало, по краям которого серебрился замысловатый орнамент, Опаль придирчиво, я бы даже сказала с каким-то педантизмом, рассматривала своё отражение, словно видела его впервые в жизни. А заметив в зеркальной глади меня, вздрогнула и резко обернулась.

— Как неожиданно, — жеманно удивилась д’Альбре. Постаралась растянуть губы в улыбке, но у неё это не вышло. — Вы — и у меня в гостях. Да ещё с такой колоритной свитой, — мазнула по моим спутникам настороженным взглядом, после чего нетерпеливо поинтересовалась: — Зачем пожаловали?

Ещё и спрашивает? Явно не в бильбоке играть.

«А расчертить с помощью твоей головы зеркало трещинами», — мечтательно подумалось мне. Вслух же, взяв себя в руки, сказала:

— За сатисфакцией.

— Какого рода? — ещё больше насторожилась её светлость.

Интересно, Опаль правда думает, что если будет прикидываться дурочкой, всё обойдётся для неё без последствий?

Не желая ходить вокруг да около, как можно более холодно произнесла:

— Вы пытались убить меня и моего мужа. О котором уже два дня ничего не слышно.

Жалкое подобие улыбки сползло с лица герцогини. Теперь оно выражало недоумение, но далеко не испуг, на который я рассчитывала.

А вот мне, несмотря на внешнюю невозмутимость, с каждым мгновением, что находилась рядом с д’Альбре, всё сложнее становилось себя сдерживать. Стоило подумать о том, что, возможно, из-за неё Страж погиб, как тело охватывала дрожь и начинало болезненно сжиматься сердце.

Отправляясь к злопамятной стерве, думала, мне хватит выдержки. Но, кажется, я переоценила свои силы.

— Значит, вы обвиняете меня в покушении на вашу жизнь и похищении маркиза? — бесшумно ступая по тёмным треугольникам паркета, будничным тоном осведомилась её светлость. — Интересно…

— Где он? — помимо воли мой голос дрогнул, а руки сами сжались в кулаки.

— И как же вы поступите? — успешно делая вид, что меня не слышит, бросила Опаль через плечо. — Как накажете любимую невестку его высокопреосвященства?

Меня затопила ненависть, огнём обжёгшая вены. Так и хотелось испепелить гадину на месте. Благо сила кузины всё ещё была мне не послушна, иначе бы Опаль действительно превратилась в жалкую кучку золы.

— Помчитесь ябедничать на меня их величествам? — продолжала подначивать меня д’Альбре. — А может, прибегните к какой-нибудь коварной хитрости, чтобы наказать обидчицу?

— Коварство и хитрость — это больше по вашей части, мадам. Я же предпочитаю играть в открытую.

— И? — усмехнувшись, заломила пшеничную бровь Опаль. Мерзавка явно чувствовала себя хозяйкой положения и, приходилось признать, имела на то право.

Судить её никто не будет. В крайнем случае, желая избежать скандала, кардинал отошлёт интриганку-невестку куда-нибудь подальше в провинцию. Так себе наказание…

Уж я-то им точно не удовлетворюсь. И так просто ей всё с рук не спущу.

— Вы уже не раз пытались отомстить мне и Морану, и одна из ваших провальных попыток натолкнула меня на мысль…

— И что же такого широкомасштабного задумала наша бесстрашная Александрин? — сочась ядом, полюбопытствовала д’Альбре.

Ещё пару месяцев назад столь дерзкая идея мне бы и в голову не пришла. Но с тех пор многое изменилось.

— Если уже завтра маркиза не будет дома, я вызову вас на поединок. — На сей раз голос звучал твёрдо. Не было в нём ни страха, ни сомнения.

Опаль спала с лица. Перестав расхаживать по зеркальной комнате, замерла, точно в камень обратилась.

— Не бойтесь, брать пример с вашего мужа и трусливо прятаться за спиной голема я не стану. Не лишу себя удовольствия уничтожить вас лично.

— Вы против меня? — зачем-то уточнила опешившая герцогиня.

— Воздушная стихия против огня, — кивнула ей с улыбкой.

— Значит, воспользуетесь силой, — задумчиво протянула д’Альбре и чему-то мрачно усмехнулась. — Думаете, справитесь?

— Ради вас — постараюсь, — заверила негодяйку. Не в силах больше находиться в одном помещении с женщиной, отдавшей меня на растерзание двум ублюдкам, отвернулась и, уже выходя из зала, громко повторила: — Верните мне мужа, Опаль. В противном случае ждите приглашения на собственную казнь.

День в сутолоке, среди таких же, как и он, жаждущих монаршей аудиенции, окончательно вымотал пожилого мэтра. Маг был утомлен, испытывал досаду на короля, якобы занедужившего. На самом же деле, болезнь была лишь предлогом, чтобы увильнуть от забот о поданных. А больше ни с кем о столь деликатном деле — аресте маркиза де Шалон, — Легран говорить не смел. Только Люстон XIV имел право решать судьбу Стража.

К вечеру галерея, что вела к тронному залу, опустела. Разочарованные, просители уходили, чтобы завтра вернуться сюда вновь. Заложив руки за спину, погружённый в свои размышления, мэтр Легран не спеша вышагивал по пустынному помещению, объятому сумраком и сквозняком. Где-то в конце коридора раздражающе хлопала ставня, и скорбных ликов расставленных вдоль стен статуй касался лунный свет.

Уйдя в себя, маг не сразу обратил внимание на звук шагов, эхом разлетевшийся по сумеречной галерее. А когда оторвал взгляд от мысков своих некогда до блеска начищенных туфлей, увидел перед собой долговязую фигуру в алой сутане. На груди у прелата мягко мерцал массивный золотой кулон — круг с заключённой в него четырёхконечной звездой — знак Единой, щедро инкрустированный бриллиантами.

Чтобы встретиться со служителем богини взглядом, пожилому учителю пришлось задрать голову. Кардинал Бофремон был очень высок, а по сравнению с приземистым магом, так и вовсе казался исполином. Худощавый, с благородными, не лишёнными надменности, чертами лица. Тёмными волосами, едва тронутыми сединой. Глубоко посаженными пронзительными янтарными глазами, выдававшими в нём мага огня, и крупным носом с горбинкой. Что придавало ему сходства с орлом.

Впрочем, его высокопреосвященство действительно являлся хищником. Бофремону едва исполнилось пятьдесят, его сила была в зените. Первый министр короля, его опора и главный советник. Которого больше заботила политика и назревающая с соседями, Илланским королевством, война, нежели духовное процветание Вальхейма.

Приблизившись вплотную к магу, служитель Единой проговорил:

— Уже второй день вы задерживаетесь во дворце до глубокой ночи, мэтр. Что-нибудь стряслось в коллеже?

— Мне необходимо переговорить с его величеством, — наверное, в сотый раз за минувший день терпеливо повторил Легран.

— Переговорить о чём? Его величество в последние дни неважно себя чувствует, и неизвестно, когда ему станет лучше. Я как раз от него. Если что-то срочное, скажите мне. Завтра же после утренней молитвы я передам всё королю.

Мэтр Легран молчал, не зная, как поступить. С одной стороны, неприязнь, что испытывал к этому жесткому, деспотичному человеку, железной рукой правящему всем королевством, отбивала всякое желание с ним откровенничать. С другой — во власти Бофремона было отправить солдат на поиски чародея и, предъявив тому обвинения, взять под стражу. Кого, как не Бофремона, лицо духовное, должно заботить то, что один из поданных короля собирается совершить богопротивное деяние и призвать душу, год назад расставшуюся с телом.

Телом, осквернённым демоном.

— Дело очень деликатное, — тяжело вздохнув, начал мэтр. — Касающееся его светлости маркиза де Шалон. Он обращался к запретному колдовству и намерен обратиться вновь. Чтобы возродить свою покойную жену. Есть доказательства.

Тень скользнула по бледному лицу прелата, черты лица его заострились, сделав Бофремона ещё больше похожим на хищную птицу. Но он тут же поспешил взять себя в руки, спрятав истинные эмоции под маской невозмутимости.

— Пройдёмте со мной, мэтр. О таких вещах лучше говорить за закрытыми дверями кабинета.

 

Глава 2

Не сразу удалось успокоиться. Ещё долго сердце гулко стучало в груди, и пальцы, теребившие пышное кружево манжеты, предательски дрожали. Как и голос, которым я отдала распоряжение: доставить меня к мэтру Леграну.

Глупо ли себя повела, пригрозив Опаль дуэлью? Возможно. Но так хотя бы удалось вытряхнуть мерзавку из кокона безопасности, в котором она пряталась, точно улитка. Такая же скользкая и противная. Пусть тоже попереживает и подёргается.

Моран, конечно, не заслужил того, чтобы за него сражались и уж тем более рисковали жизнью. Жизнью, которую он намеревался у меня отнять. Но за себя, за то, что д’Альбре уже дважды пыталась отправить меня на тот свет, я обязана была поквитаться.

Как назло, учителя дома не оказалось. В коллеже стихий его тоже обнаружить не удалось. Вместо снующих туда-сюда школяров меня встречали пустынный холл, бесконечно длинная лестница, по которой я демон знает сколько поднималась, и запертая дверь кабинета, в которую долго стучала.

Не желая уходить с пустыми руками, заглянула в библиотеку, где застряла на добрую половину ночи, выискивая хоть какой-нибудь способ отыскать Стража. В то, что он погиб, отравленный сумасшедшей стервой, я верить отказывалась. Если бы Морана уже не было в живых, я бы это почувствовала. Не могла не почувствовать!

За несколько часов, что провела в библиотеке, просмотрела с дюжину книг. Но ни в одной, как назло, не нашлось хоть какой-то подсказки. Последний талмуд пролистывала уже на ослином упрямстве, ни на что особо не надеясь. Глаза слипались, то и дело приходилось прикрывать рукой рот, не закрывающийся от зевоты, и тем не менее я продолжала пялиться на рукописные строчки и переворачивала страницу за страницей.

«Связующий ритуал» — темнело на последнем развороте. К тому моменту буквы уже расплывались и дёргались, словно в каком-то припадке. Сказывалась не только усталость, но и потрясения минувших дней.

Долго вникала в смысл длинных, витиеватых фраз, из которых лишь неимоверным усилием сумела вычленить смысл. Заклятие, приведённое в книге, если правильно поняла, должно было усилить связь между людьми, которых соединяли либо кровные, либо божественные узы брака. Что в теории позволило бы мне увидеть Морана.

Мы со Стражем, увы, были связаны, а значит, можно попробовать. Благо какой-то ротозей оставил на столе чернильницу и несколько полуисписанных листков бумаги. Нацарапав на одном текст заклинания, пошатываясь от усталости, точно пьяная, я по пустынному коридору побрела к выходу из коллежа. Кучер и стража мирно посапывали: первый на козлах, другие на запятках. Оказавшись в карете, я с наслаждением откинулась на мягкую спинку сиденья и, прикрыв глаза, тут же отключилась.

В себя пришла, уже когда подъезжали к дому. Заметив в окнах второго этажа блики света, испуганно вздрогнула. Если это Моран вернулся… С одной стороны, мне хотелось его увидеть. Просто убедиться, что он жив-здоров. С другой — боялась жутко, потому как не знала, что Страж может со мной сделать.

На что его чародейство готов пойти, чтобы вернуть свою драгоценную Серен? Горько усмехнулась. Как оказалось — на многое.

Стоило так подумать, как грудь прошила острая боль. Которую я мысленно велела себе запихнуть куда подальше и сосредоточиться на том, что сейчас действительно было важным.

По лестнице поднималась, затаив дыхание, из последних сил концентрируясь на заточённом внутри меня пламени. Огненная плеть змеёй овилась вокруг запястья. Если придётся, с удовольствием хлестану ею мерзавца. Надеюсь только, пламя не погаснет в самый ответственный момент, и при необходимости я сумею за себя постоять.

На цыпочках миновав коридор, приблизилась к двери, ведущей в мои покои. Именно в окнах моей спальни мелькали отблески света. Осторожно приоткрыла створку, готовая одновременно и защищаться, и атаковать, и чувствуя, как от напряжения дрожат колени, а пламя уже почти обжигает кожу, стремясь вырваться на волю.

Опомниться не успела, как огненный жгут, оплетавший запястье, сам потянулся к спящему на кровати человеку. К счастью, в последний момент успела усмирить своенравную стихию, заставив пламя растаять в воздухе лёгкими завитками дыма. Иначе бы напугала Мадлен до полусмерти. Это в лучшем случае.

Заслышав шаги, девушка осоловело посмотрела в мою сторону.

— Ты что здесь делаешь?

— Вас ждала, ваша светлость, — подхватилась она с поспешностью. Присев в быстром реверансе, затараторила: — Сама не заметила, как уснула. Я так за вас беспокоилась. Вы два дня отсутствовали, а не успели вернуться, как снова пропали до поздней ночи. Его светлость так до сих пор и не объявился, — добавила, понуро опустив голову. — Раньше маркиз всегда предупреждал господина Шалюмо о своих отъездах. А в этот раз…

Гастон Шалюмо, преданный пёс-дворецкий Стража, казалось, беспокоился даже больше моего. Словно это у него пропал муж. И не переставал демонстрировать своё волнение всем и каждому, заражая тревогой остальных слуг.

— Со мной всё в порядке. С его светлостью тоже, — постаралась, чтобы голос звучал как можно твёрже. Заметив, что Мадлен собирается достать из шифоньерки сорочку, дабы помочь мне приготовиться ко сну, проговорила: — Я пока ещё не ложусь. Принеси самого крепкого вина, какое у нас имеется. Да побольше. А также что-нибудь из личных вещей маркиза.

Теперь румяное лицо служанки выражало недоумение. Явно гадает, что это на сей раз взбрело в голову чудаковатой хозяйке.

— Из вещей?

— Что-нибудь из одежды его светлости вполне подойдёт.

Продолжая косить в мою сторону вопросительным взглядом, служанка отправилась выполнять приказание. А я стала готовиться к ритуалу. Передвинула поближе к стене кресла, чтобы не мешали. Поставила на пол подсвечники с оплавленными свечами, над которыми затрепетали ярко-жёлтые лепестки пламени, стоило только провести над ними руками.

Когда Мадлен вернулась, застала меня сидящей на коленях в окружении дюжины зажжённых свечей. Дрожащую от волнения и отчаянно борющуюся с усталостью. Если верить книге, вино должно было помочь расслабиться и войти в транс. Главное, чтобы не поспособствовало моей отключке.

— Что-нибудь ещё? — протягивая бутыль, оплетённую лозой, и шёлковую рубашку, спросила девушка.

— Нет, на сегодня ты свободна.

— А может… — гложимая любопытством, не торопилась она уходить.

— Мадлен, — отрубила строго, и любознательную как ветром сдуло.

Я осталась одна. Наедине со страхом, что ничего не получится, и надеждой, что моих способностей будет достаточно для успешного налаживания связи.

До краёв наполнив бокал, в несколько глотков его осушила. Несмело коснулась шелковистой ткани, борясь с желанием схватить злосчастную рубашку и прижать к себе. Казалось, она всё ещё хранила тепло моего мужа, этого предателя. Его такой родной и некогда любимый запах. Способный воскресить непрошенные воспоминания.

Разозлившись на себя за мимолётную слабость, начала нараспев произносить слова заклинания, время от времени бросая взгляд на свои каракули. Пламя, будто только того и ждало, сорвалось с кончиков пальцев, побежало по ткани, стремительно превращая её в тлеющие лоскуты.

Произнеся последнюю фразу, замерла, сверля взглядом занавеску, колышущуюся на ветру. В унисон с ней трепетали огненные языки, точно оголодавшие псы, продолжавшие терзать рубашку.

Присутствия Морана я не чувствовала. Только головокружение усилилось. И жар опалил щёки.

Не способная вздохнуть полной грудью, расшнуровала корсаж, убрала с лица волосы, влажные от испарины, и снова наполнила бокал.

Буду пробовать, пока не увижу Стража. Надеюсь только, он будет реальным, а не вызванной алкоголем фантазией.

После второго бокала окружающая обстановка утратила чёткость, а моё отражение в зеркале, стоявшем неподалёку, начало множиться. Завороженно глядя на пламя, дрожавшее над свечами, уже успевшими превратиться в огарки, я снова принялась за чтение заклинания.

Вторая попытка успехом тоже не увенчалась. Но я не собиралась сдаваться. С ослиным упрямством бубнила дальше, воскрешая в памяти образ коварного негодяя.

«Только вернись ко мне, и я сразу же с тобой разведусь! Подам прошение его величеству и не успокоюсь, пока не стану свободной!» — повторяла мысленно. Вслух же продолжала произносить уже заученные наизусть слова.

Опьянённая, измождённая, из последних сил тянулась я к окружавшему меня огню, пытаясь почерпнуть из своей стихии силу. Надеясь наконец его увидеть или хотя бы его почувствовать.

В какой-то момент почудилось, будто в зеркале что-то промелькнуло. Какая-то тень, вытеснившая моё отражение и постепенно приобрётшая очертания моего мужа. Его лицо, усталое, напряжённое. Глаза, опасные, бездонно-чёрные, словно он был и не человеком вовсе, а самим исчадием Мглы.

Первым порывом было броситься к нему. Но вместо этого я, наоборот, отползла подальше. Зажмурилась, кажется, на один короткий миг. А когда открыла глаза, де Шалон исчез. На подёрнутой туманом зеркальной глади почерком мужа было выведено одно единственное слово.

Серен.

Утром виски ломило, мысли растекались в голове, как какая-то жижа, и я не была уверена, на самом ли деле видела Стража или же он мне просто-напросто померещился.

Мадлен, заставшая хозяйку, свернувшуюся калачиком поперёк кровати, с нераспущенными волосами, в панталонах и нижней рубашке, выразительно завздыхала и, пока раздвигала шторы, а потом совала мне в руки бокал с водой, всё косила неодобрительным взглядом на полупустую бутылку, оставленную на полу.

Заверив её, что в ближайшее время в мои планы не входит становиться алкоголичкой и что вино мне требовалось для одного очень важного дела, попросила подать скорее завтрак. И какого-нибудь живительного настоя, который бы притушил боль, острыми иглами коловшую виски.

В последний раз укоризненно покачав головой, служанка ушла. А я рухнула обратно на подушки и уставилась в потолок немигающим взглядом.

Что это такое ночью было? Моран решил исповедаться? И почему связь так быстро прервалась? Была ли причина во мне, или же я что-то неправильно делала… Может, он исчез, потому что я испугалась?

А попробуй тут не испугаться, глядя в глаза своему предполагаемому убийце. Беззаветно влюблённый, демон его побери! Вот пусть и катится к своей обожаемой Серен!

Нет, конечно, я не думала посылать бессовестного муженька в могилу. Несмотря на всю злость и обиду, в глубине души радовалась, что Страж не погиб. Теперь, главное, как-то вырвать его из цепких ручек Опаль, и можно будет поднимать тему развода.

Я нисколько не сомневалась, что де Шалон находится в плену у чокнутой стервы. И с этой проблемой, надеялась, мне тоже поможет мэтр Легран. Уж не знаю, что бы я без него делала…

Вскоре вернулась Мадлен. Вместе с завтраком и запиской от той самой чокнутой стервы. Опаль рассыпалась передо мной любезностями и велеречиво спрашивала, где мы можем встретиться, дабы обсудить «одно деликатное дело, касающееся небезызвестного нам обеим господина».

Приглашать змеючку к себе домой я поостереглась. Ехать в её логово во второй раз было бы неосмотрительно. Посему решила, что лучше всего будет встретиться на нейтральной, так сказать, территории. Там, где всегда толклась уйма народу, — в королевском дворце. Мне в любом случае придётся наведаться в Анфальм, чтобы в самой вежливой форме сообщить о своём отказе превращаться в одну из преданных королеве «болонок».

Надеюсь, её величество не обидится.

Наметив план на день грядущий, принялась цедить горькую настойку и постепенно возвращаться к жизни.

Свидание с маньячкой-герцогиней было назначено на вторую половину дня. Я рассчитывала прежде увидеться с мэтром Леграном, рассказать ему о проведённом накануне ритуале, а также о состоявшейся и грядущей встречах с Опаль. Возможно, маг подскажет, как вести себя с психопаткой, или ещё лучше — согласится меня сопровождать. Несмотря на кратковременность нашего знакомства, в этом всегда таком суровом на вид, но обладающим добрым сердцем человеке я находила отеческую поддержку, которой была лишена на протяжении долгих лет.

Стоило так подумать, как в памяти воскрес образ отца, беспробудным сном спящего в пустой, пронизанной сумраком комнате. Я бы всё отдала, чтобы понять причину его болезни, и ещё больше — чтобы папа наконец очнулся.

По дороге в коллеж решила на всякий случай заглянуть домой к мэтру. Вдруг удастся застать его там. Если же господин Легран не обнаружится ни у себя, ни в учебном заведении, придётся отправляться в Анфальм пораньше и искать его в галереях королевской резиденции.

На стук дверного молотка прибежала зарёванная служанка. Та самая, что заботилась обо мне, пока я гостила у мага.

— Исет, что-нибудь случилось? — Внутри поселилось тревожное предчувствие, стремительно перерастающее в страх.

— Да, мадам маркиза, — посторонившись, ответила женщина и истерично всхлипнула. — Случилось. Мэтра арестовали. На рассвете сюда заявилась стража. Всё что-то искали… Какие-то доказательства…

На Исет было больно смотреть.

— Доказательства чего?

— Мэтра обвиняют… — заплакала ещё горше. — Обвиняют в том, что это он якобы призывает в Навенну демонов. Из разговоров солдат я поняла, что его держат в Фор-Левеке. А больше мне ничего неизвестно.

Мне показалось, что земля уходит из-под ног. Прислонившись к массивной створке, я стояла, не в силах пошевелиться, и безотчётно смотрела на то, как подрагивают плечи убитой горем женщины.

Легран и демоны? Бредовее ничего не могли придумать?! Нашли козла отпущения.

— Произошла какая-то ошибка, — когда шок прошёл, постаралась успокоить Исет и в первую очередь саму себя. — Уверена, очень скоро это ужасное недоразумение разрешится.

Мрачно добавив про себя:

«Главное, чтобы „недоразумение“ не разрешилось на Льенской площади в очищающем костре».

— Уже сообщили родным мэтра?

Кажется, у Леграна имелась дочь.

Всхлипнув, служанка проронила:

— Я сразу же отправила гонца. — По тому, как задрожал её голос, поняла, что из глаз бедняжки, обрамлённых мелкими морщинками, сейчас польются слёзы. — Как представлю, что он там. В этой жуткой крепости…

— Не знаете, кто стал инициатором ареста?

Исет покачала головой. Спохватившись, что в прихожей у неё находится знатная дама, стала зазывать меня в гостиную на чашечку чая. Но мне сейчас было не до чаепития.

Мало того что не знаю, как спасать негодяя-Стража, так ещё и мэтр Легран оказался в беде. По какой причине — неизвестно. По чьему приказу схватили — тоже.

Говорят, в Фор-Левек можно попасть в двух случаях: либо в качестве исповедника, либо в роли заключённого. Ни тем, ни другим я не являлась, а потому, скорее всего, мне туда путь заказан.

Домой возвращалась с тяжёлой головой и противно ноющим сердцем. Пожилой маг был единственным, с кем я была знакома в столице, кроме де Шалона и его злопамятной бывшей любовницы. Единственный, к кому могла обратиться за помощью. А вот кого просить, чтобы помог с вызволением мэтра — я понятия не имела.

Разве что попробовать обратиться к её величеству королеве. Вроде бы государыня ко мне благоволит. Но если откажусь от предложения стать придворной дамой, о королевской благосклонности можно будет забыть.

У ворот отеля Ла Рийер красовалась чёрная карета с гербом благоверного — двуглавой птицей, стремительно летящей навстречу своей добыче. Увидев экипаж, я испытала двойственное чувство: надежду увидеть Стража и страх перед ним.

Которые вскоре вытеснило нечто, очень похожее на разочарование: вместо Морана меня встречал шевалье де Лален. Как всегда, изящно и со вкусом одетый. В костюме миндального цвета, богато отделанного позументом и украшенного золотыми пуговицами. Дополняла франтоватый наряд светлая шляпа с коричневыми перьями, нахлобученная на пышный парик. Тонкие усы молодого щеголя были завиты по последней моде.

Единственное, чего не хватало, — так это лучезарной улыбки, коей Касьен встречал меня в Валь-де-Манне каждое утро. Лицо его хранило отпечаток беспокойства, совершенно ему не свойственного.

Пресветлая Витала! Ещё одного потрясения я уж точно не переживу.

— Что-нибудь случилось? — оставив приветствия, спросила тихо и на всякий случай опёрлась об инкрустированный столик, так кстати подвернувшийся под руку.

Де Лален галантно поклонился, стащив с головы шляпу, и только после этого проговорил:

— Наверное, это мне следует интересоваться, всё ли у вас в порядке, дорогая Александрин. Я ждал, что Моран явится в Валь-де-Манн. Мы собирались вместе отправиться в семейную усыпальницу, — молодой человек осёкся и, стушевавшись, отвёл взгляд.

— Усыпальницу? Зачем?

— Два дня назад исполнился год со дня гибели вашей кузины, — печально возвестил де Лален. — Моран не мог забыть, не мог не приехать. Вот я и забеспокоился. Мчал в Навенну как сумасшедший, подгоняемый плохим предчувствием. Я привык доверять своему чутью, знаете ли. А оно вот уже который день твердит, что мой брат в беде. Александрин? — Мужчина шагнул ближе, словно испугался, что столик — так себе опора, и я вот-вот свалюсь в обморок. — Вы так побледнели. Скажите, что произошло?

Серен, Серен, Серен! Даже с того света кузина ухитряется отравлять мне жизнь.

Интересно, может, Моран потому и написал на зеркале её имя. Наверное, хотел, чтобы я вместо него заглянула в семейный склеп, проведала его любимую маркизу.

Я разозлилась:

— Хотите знать, что произошло? Что ж, сейчас расскажу. Но сначала поведаю о том, что должно было произойти по плану Стража и почему ваш брат сделал меня своей женой! Пойдёмте! — Схватив ошарашенного родственничка за руку, потащила его в мессировский кабинет.

 

Глава 3

Касьен слушал меня, не перебивая. Сидел, нервно ёрзая в кресле, и всё затравленно косил на дверь. Наверное, надеялся сбежать от нелицеприятной правды. Правды о человеке, которого боготворил.

Мне было сложно оставаться на месте. Смотреть в глаза мага, в которых отражались все его эмоции: начиная от неверия и заканчивая всепоглощающим смятением. Расхаживая по комнате, в которой так любил уединяться мой муж, я рассеянно замечала то припыленные стеллажи, полные книг, надёжно защищённых от постороннего посягательства охранными чарами. То шторы насыщенного охрового цвета с ламбрекенами, отороченными золотой бахромой. Порой взгляд останавливался на столе с изогнутыми резными ножками, на котором мы со Стражем ещё совсем недавно предавались радостям любви. От одной только мысли щёки залил румянец, и я поспешила отправить непрошенные воспоминания в самые потаённые уголки своего сознания.

— Этого не может быть, — не сразу у шевалье прорезался голос.

— Вы мне не верите? — Прервав моцион, обернулась к нему.

— Нет, просто… Мы ведь говорим об одном и том же человеке? — с глупым видом уточнил щёголь.

— Об одном! — воскликнула, раздражённая недоверием Касьена. — Вашего родственника интересовало исключительно моё тело, в которое он планировал подселить душу Серен. Наверное, Единая наказала его с помощью герцогини, и, по-хорошему, мне следовало прекратить поиски…

— Но тем не менее вы надеетесь его спасти, — исподлобья глянул на меня молодой человек.

— Чтобы передать в руки королевского правосудия.

— И только?

Запнулась, лишь на долю секунды, после чего решительно выпалила:

— И только!

Некоторое время де Лален молчал. Теребил свою жиденькую бородку и всё смотрел куда-то вдаль, сквозь меня, о чём-то напряжённо размышляя.

Наконец, вскинув взгляд, решительно сказал:

— На встречу с герцогиней мы отправимся вместе.

От сердца сразу отлегло. Я очень боялась, что Касьен или мне не поверит, или начнёт отговаривать, решив, что это бестолковая затея. Увы, кроме оной, никаких других идей в запасе не было.

— Но, по правде говоря, я уже заранее готов не поверить ни единому слову этой мегеры. Опаль всегда была очень скользкой. Хитрой и лживой.

— Может, решила пойти на попятную, испугавшись вызова на бой? — с сомнением предположила я.

Шевалье неопределённо пожал плечами:

— Поговорить с ней, конечно, стоит. Но сразу после этого мы отправимся на встречу с тем, кто уж наверняка знает, где держат Морана. Главное, чтобы тень захотела с нами откровенничать.

Тень?

Я нахмурилась:

— Касьен, о ком это вы? Кто, кроме Опаль, может знать, где сейчас находится Страж?

— Сегодня ночью я проведу вас в самое древнее святилище Вальхейма, мадам! В саму Альнею! — торжественно провозгласил шевалье и загадочно улыбнулся. — Вы познакомитесь с местом, полным небывалого могущества, пленниками которого являются демонические сущности всех Стражей нашего королевства. Встретитесь с тёмной ипостасью вашего мужа.

Ещё более тёмной, чем та, с которой уже успела познакомиться и прожила в браке несколько никчёмных месяцев? Не уверена, что жажду нового знакомства.

Вздрогнув, отвернулась от де Лалена.

Стоя возле окна, наслаждаясь ласковым прикосновением рассветных лучей к лицу, чародейка что-то довольно мурлыкала себе под нос. Серен уже почти нравился новый облик: тонкие черты лица и такая трогательно-хрупкая ладная фигурка.

Говорят, блондинки нынче в моде при дворе…

Хотя для де Грамона, прошлым вечером явившегося по приглашению герцогини во дворец д’Альбре, встреча с возлюбленной в теле Опаль стала настоящим сюрпризом. И далеко не самым приятным. На лице Стража отразились шок и разочарование, и первые мгновения он стоял, не способный пошевелиться, не решаясь заключить любимую в объятия.

— Только не говори, что тоже успел плениться смазливой мордашкой моей кузины, — погасив вспышку ревности, наигранно-безразличным тоном проговорила Серен. Мягко покачивая бёдрами, приблизилась к Стражу.

— Просто я не ожидал увидеть тебя в этом теле. Опаль была той ещё мразью, — ошарашенно пробормотал Адриен.

— Её уже нет, — равнодушно передёрнула плечиками кокетка и обольстительно улыбнулась. — Зато есть я. Разве тебе не хочется меня поцеловать? — Лёгким мановением руки герцогиня распустила ленты своего воздушного наряда, под которым пряталось её новое нагое тело.

Взяв руку Стража, встала к нему вплотную, накрыла ладонью любовника свою округлую маленькую грудь и прошептала томно:

— Я по тебе скучала, милый. По всем тем безумным ночам, которые мы провели вместе, упиваясь друг другом до самого рассвета.

Де Грамон растерянно оглянулся на двери, что вели в покои её светлости, и чуть хрипловатым голосом проговорил:

— А как же твой, хм, муж?

— Боишься этого кретина? — беззаботно рассмеялась Серен. — Я бы ещё поняла твой страх перед Мораном. Но не перед д’Альбре.

— Что с ним? — спросил Страж, имея в виду давнего приятеля, дружбу с которым без сожаления променял на любовь к его жене.

— Спрятан в надёжном месте. До поры до времени. Пока его высокопреосвященство не решит, что с ним делать.

— Ты играешь с огнём, Серен, — в глазах де Грамона промелькнула тревога за жизнь той единственной, любовь к которой пленила его разум и сердце.

— Так интересней. А иначе зачем жить? — Герцогиня прижалась к магу теснее, нашла губами его губы, ощущая, как под её руками напрягается сильное, мужское тело, и их обоих охватывает возбуждение…

…На следующее утро Страж кардинально поменял своё мнение. Теперь он находил интригующим сочетание ангельской внешности и огненной страстности в своей любовнице. Внешне холодная хрупкая блондинка с повадками хищницы, обладавшая какой-то демонической обольстительностью.

Не обнаружив рядом с собой спящей возлюбленной, Адриен приподнялся на локтях и поискал её взглядом. Улыбнулся, увидев Серен, стоящей к нему спиной. Скользнул по её нагому телу, обласканному розовыми лучами восхода, взглядом. По окутавшему плечи шёлку волос, осиной талии, упругим ягодицам, чувствуя, как желание просыпается в нём, и все мысли только о том, как он будет ласкать губами маленькие розовые соски, врываться в жаждущее его лоно, собирая с губ красавицы стоны удовольствия.

Не желая откладывать то, чем можно было заняться уже сейчас, Страж бесшумно поднялся и приблизился к герцогине. Обнял её сзади, коснулся поцелуем острого плечика, наслаждаясь запахом нежной, точно лепестки роз, кожи и теперь отчётливо понимая, почему Моран в своё время польстился на эту оболочку.

Им всегда нравились одни и те же женщины. Жаль, конечно, что Серен не досталось тело Цветочка — так Адриен мысленно называл Ксандру, — которым он уже не раз обладал в своих дерзких фантазиях. Но это, как оказалось, стало удачной альтернативой.

— О чём думаешь?

— О своей силе, — промурлыкала герцогиня.

— Нужна помощь?

Серен подбросила в воздух золотую монетку, окутанную едва различимым мерцанием чар, и, ловко поймав её, приложила к губам, словно целовала на счастье.

— Это лишнее. Скоро кузина сама добровольно отречётся от дара, передав его мне. Ну, почти добровольно, — обернувшись, закончила шёпотом, и со всей только ей свойственной страстью ответила на поцелуй Стража.

Вчера, получив письмо от её величества, я ломала голову над тем, как отказаться от должности фрейлины, при этом не задев чувств правительницы. Сегодня же, идя по зеркальной галерее Анфальма к покоям Франсуазы Алайетт Илланской, инфанты Иллании — королевства, граничащего с Вальхеймом на севере, понимала, что мне придётся стать придворной дамой.

Без связей никогда не узнаю, почему арестовали Леграна, и уж тем более не смогу ему помочь. К тому же нужно, чтобы государыня походатайствовала за меня перед его величеством и кардиналом. Только в их власти было даровать мне свободу, и только тогда я смогу навсегда порвать с прошлым.

Сожгу все мосты, соединившие мою судьбу с судьбой Стража.

Шевалье де Лалену пришлось остаться в галерее, в компании своего угрюмого отражения и двух молчунов-стражников. Её величество была категорически против присутствия мужчин в своих покоях. Они располагались в самой старой части дворца и представляли собой анфиладу из восьми комнат. Окнами каждая выходила на Мраморный двор, замощённый мрамором с замысловатым чёрно-белым узором. В погожие солнечные дни в нём отражалось великолепное здание Анфальма.

Миновав роскошно убранный салон, в котором обычно трапезничала королева, я задержалась в аванзале, задрапированной зелёной парчой, и стала смиренно ждать, когда по велению государыни лакеи распахнут передо мной двери в королевскую опочивальню. Именно там любила уединяться Алайетт со своими подругами-фрейлинами и коротать время за чтением преданий о Единой.

Озвучив мой титул, слуга с поклоном пропустил меня в спальню монархини, полную знакомых лиц. До моего появления милые дамы, сгрудившись вокруг правительницы, наперебой подпитывали её новостями или, точнее, свежими сплетнями. Но стоило новенькой переступить порог, как голоса стихли. Девушки слаженно повернули головы в мою сторону, смерили совершенно одинаковыми взглядами, настороженно-изучающими. Намётанным глазом оценили и скромные украшения, и тёмный наряд с аппликациями в виде серебряных цветов.

— Разве вы в трауре, маркиза? — подала голос одна из прелестниц — миниатюрная шатенка по имени Жанна.

«Можно и так сказать», — горько усмехнулась про себя. Впору было устраивать панихиду по своему разбитому сердцу. Жаль, на то, чтобы как следует пострадать, времени пока нет. Возможно, потом, когда всё закончится…

Я опустилась в низком реверансе и не поднимала глаз, пока её величество не проговорила:

— Присаживайтесь рядом со мной, Александрин. Поведайте нам о вашей пропаже, мессире маркизе. В последние дни все только о нём и говорят.

— Его светлость был вынужден покинуть Навенну по неотложным делам…

— Врёшь, врёшь, врёшь! — неожиданно перебил меня карлик, до сих пор не принимавший участия в разговоре.

Он сидел на маленьком табурете у ног правительницы и меланхолично трепал по лоснящейся холке спящего дога. Кажется, карлика звали Деде, и он был любимым шутом её величества. Не менее любимым, чем чёрная, в данный момент сладко похрапывающая псина, размерами больше напоминавшая пони, и юные красавицы-фрейлины, которыми так любила окружать себя правительница.

— Деде всегда чует враньё! — громко воскликнул шут, подскакивая с места. Скорчив гримасу, показал мне язык, отчего его и без того уродливое лицо стало ещё безобразнее.

Одет карлик был в пёстрый костюм, весь расшитый монетками, который венчало большое жабо, из-за чего создавалось впечатление, что у Деде отсутствует шея. Голова же казалась непомерно большой за счёт разноцветного колпака с раздвоённой верхушкой, напоминавшей рога, украшенные на концах бубенчиками.

— Ты смущаешь нашу гостью, Деде, — с мягкой улыбкой осадила шута королева.

— Деде не любит лгунов! — уперев руки в бока, заклеймил меня вредный коротышка и с явно фальшивым негодованием сверкнул в мою сторону своими выпученными глазищами.

Как будто мне не хотелось рассказать правду… Но не имея на руках доказательств, обвинять невестку кардинала было бы неосмотрительно, а может даже, чревато. Да и имея — тоже.

— И когда же маркиз покончит со своими неотложными делами и вернётся к нам? — продолжила допрос правительница.

— Надеюсь, что в самое ближайшее время, ваше величество, — смиренно ответила я.

С опаской покосилась на карлика, ожидая очередной шпильки в мой адрес, но тот только корчил рожи и время от времени поглядывал в мою сторону.

— О вас, дорогая маркиза, в последнее время при дворе говорят даже больше, чем о беглеце-Страже, — вступила в разговор другая фрейлина, что сидела со мною рядом.

— И что же говорят?

— Оказывается, восемь лет назад вас признали бессильной. А теперь, как выясняется, вы владеете стихией огня.

— Мессиру маркизу везёт на огненных красавиц, — не дав мне вставить и слова, хихикнула неугомонная Жанна, уже не раз пытавшаяся задеть меня за живое, и всякий раз удачно.

— Расскажите нам о себе, — попросила её величество. — До недавнего времени никто и не подозревал о существовании мадмуазель ле Фиенн, и вот вы супруга одного из самых могущественных чародеев Вальхейма. Вы, Александрин, — настоящая загадка, которую многим придворным не терпится разгадать.

— А некоторым за этой загадкой и приударить, — вставила реплику совсем ещё юная девица в обильно украшенном рюшами розовом платье.

Фрейлины поддержали шутку, дружно расхохотавшись.

Пришлось и мне изобразить некое подобие улыбки, после чего, скрепя сердце, начать цедить из себя фразы, ограничиваясь полуправдой, дабы удовлетворить монаршее любопытство.

Моя «исповедь» растянулась на добрых полчаса, а вопросы всё не кончались. К счастью, в какой-то момент её величество поднялась. За ней, шурша кринолином, пришли в движение и придворные красавицы. Один шут остался сидеть на своём табурете и продолжал демонстративно зевать, всем своим видом показывая, как ему было скучно слушать мой рассказ.

— На сегодня достаточно, — объявила правительница.

Мне так и не хватило духу заговорить с её величеством об аресте мэтра. Оставалось надеяться, что во время завтрашней прогулки, на которую мне было велено явиться, удастся остаться с монархиней наедине хотя бы на минутку.

Сейчас же следовало прощаться с королевским серпентарием и отправляться на встречу с другой гадюкой, куда более ядовитой и опасной.

Да и Касьен, наверное, уже заждался.

— Всего доброго, маркиза. До встречи завтра, — отпустила меня с миром королева, напоследок добавив: — И впредь постарайтесь одеваться ярче. Вы молоды и привлекательны. Не стоит портить такую красоту невзрачными нарядами.

— Как будет угодно вашему величеству, — покорно согласилась я и опустилась в глубоком реверансе, мечтая о том, чтобы поскорее оказаться по ту сторону двери.

— Я провожу мадам Лгунью! — неожиданно выкрикнул королевский баламут.

И прежде чем я успела опомниться, карлик подскочил ко мне, склонившейся перед королевой. Ничтоже сумняшеся, отдёрнул полу верхнего распашного платья и сорвал кошелёк, полный алидоров, который я всегда на всякий случай носила с собой.

— За враньё надо платить! — выпалил и рванул прочь из спальни.

От такой наглости я оторопела и даже не сразу сумела заставить себя сдвинуться с места.

— Простите этого паяца, мадам, — и не думала гневаться на воришку королева. — Деде порой бывает скучно, вот он и бедокурит. Уверена, он поджидает вас где-нибудь поблизости и беспрекословно вернёт кошелёк. А если нет, обещаю, что его накажут.

Ошарашенно кивнув, я простилась с монархиней и помчалась разбираться с мерзким карликом. Последний обнаружился в окутанном полумраком салоне, у самого выхода из королевских покоев. Стоял, прислонившись спиной к стене, и, что-то насвистывая себе под нос, подбрасывал в воздух монетку. Кошелёк мой, расшитый золотыми розами, успел приторочить к своему поясу, словно ему там было самое место.

— Отдай немедленно! — набросилась я на воришку.

— Верну за поцелуй!

— Думаешь, если тебя поцелует красавица, превратишься из жабы в принца?! — огрызнулась я и сама забрала свой бархатный мешочек. Выхватила также и монету, которую карлик наверняка стащил из кошелька.

— Бессердечная маркиза! — крикнул он мне вдогонку.

Не знаю, как сумела устоять перед искушением и не обернулась, чтобы, взяв пример с шута, показать ему язык.

 

Глава 4

С Опаль я в тот вечер так и не встретилась. Герцогиня должна была явиться в портретную галерею Анфальма, в которой любили коротать время изнывающие от безделья придворные, ещё до заката. Но то ли у негодяйки возникли непредвиденные обстоятельства, помешавшие ей со мной свидеться, то ли д’Альбре просто морочила мне голову и тянула время, в чём я была почти уверена, — во дворец она так и не пришла.

— Пора, — вырвал меня из мира мрачных раздумий Касьен. — До Альнеи путь неблизкий. Если не отправимся сейчас, не успеем возвратиться в Навенну даже к обеду. А вам необходимо присутствовать на королевской прогулке.

Тяжело вздохнув, мысленно закончила за своего спутника: «Чтобы хвостиком таскаться за её величеством».

В последний раз обежав взглядом сумрачное помещение, со стен которого, чуть тронутые мерцанием светильников, на нас гордо взирали прежние правители Вальхейма, я последовала за шевалье к выходу.

В карете накинула на плечи мантию, так как ночь выдалась прохладной. По совету де Лалена взяла с собой также маску, дабы сохранить в Альнее своё инкогнито.

— Всегда считала, что святилище охраняют самым тщательным образом и что в нём запрещено бывать даже Стражам, не то что нам, простым стихийникам.

— Так и есть. Но у Морана в Альнее имелись связи, которыми я и намерен воспользоваться, — обнадёживающе улыбнулся Касьен.

— Маркиз там часто бывал?

Де Лалену не было нужды отвечать, я и так всё прекрасно поняла по тому, как улыбка сползла с его лица и превратилась в кислую гримасу.

Значит, копию Серен навещал… Что совсем не удивительно.

Оказавшись за пределами города, карета помчала по просёлочной дороге, за многие годы разбитой нескончаемыми потоками всадников и вереницами экипажей.

Я не заметила, как уснула под мерный стук лошадиных копыт. Даже резкие внезапные толчки, когда карета наскакивала на очередной ухаб, не смогли вырвать меня из липкой паутины сна.

Только когда кто-то начал легонько меня тормошить, сделав над собой усилие, открыла глаза.

— Александрин…

— Уже приехали? — с трудом подавила зевок.

— Да, мы в Альнее, — кивнул шевалье, приподнимаясь со своего места. — Подождите здесь. Я скоро вернусь. — С этими словами де Лален покинул карету.

Отодвинув шторку, я выглянула наружу. Обвела взглядом большой пустынный двор, серое здание, подёрнутое у основания мхом. Оно напоминало огромную остроконечную арку, забранную решёткой — коваными воротами, с многочисленными пристройками, в одной из которых виднелись отблески света. Бесшумной тенью Касьен растворился в ней, скользнув в приоткрытую дверь. А спустя несколько минут возвратился в сопровождении высокого сухопарого старика, отворившего нам ворота.

— Не думала, что служители Альнеи падки на золото, — хмыкнула я, заметив, что де Лален вернулся без своего кошелька.

— К счастью или нет, но в этом мире, дорогая Александрин, всё покупается и продается. Если бы это было не так, мы бы не смогли встретиться с демонической сущностью моего брата и, возможно, впоследствии не сумели бы его отыскать.

За безмолвным служителем, раскрывшим перед нами тяжёлую, окованную железом дверь, мы спустились в подземелье. Я шла за мужчинами, провожаемая тенями, скользившими по стенам, рождёнными пламенем факелов, и напряжённо вслушивалась в эхо наших шагов. Дрожала, то ли от страха, то ли от волнения, и чувствовала, как сердце сбивается с ритма.

Ещё немного, и снова его увижу. Конечно, не совсем его, но всё же…

Его глаза, его лицо. Его голос.

От одной только мысли об этой встрече меня бросало то в жар, то в холод.

— Ничего не бойтесь, — достигнув очередной массивной створки, шепнул мне на ухо Касьен, и ободряюще сжал мою руку. — Сущности Стражей могут почувствовать ваш страх и будут пытаться запугать ещё больше. Не обращайте на них внимания. Они надёжно спрятаны в зеркалах, а потому неопасны.

Легко сказать — не бойся. Того и гляди сердце из груди выскочит, и от волнения предательски немеет тело. По крайней мере, ног я больше не чувствовала. Переставляла их, точно ватные, с трудом двигаясь за своим бесстрашным проводником, казалось, чувствовавшим себя здесь, как дома.

Служитель Альнеи в зеркальный зал не пошёл. Только попросил тихим, ничего не выражающим голосом, чтобы не задерживались, и растаял в полумраке подземелья.

— Когда-то и сущность Серен была заточена здесь, — оглядываясь на зеркала, в которых начали проступать неясные очертания чьих-то силуэтов, задумчиво отметила я.

— Она до сих пор здесь. — Касьен запнулся, прежде чем закончить: — Моран не желал её отпускать. И теперь я понимаю, почему.

А я не понимаю, почему после всего, что узнала о муже-предателе, всё равно пытаюсь его спасти.

Мне явно не достаёт здравого смысла.

— Вы это слышите? — испуганно озираясь кругом, ёжась от шёпота, звучащего отовсюду, множащегося и нарастающего, пролепетала одними губами.

Жуткое место. Не хотела бы застрять здесь в одиночестве.

— Это узники зеркал, — ответил де Лален и повторил вкрадчиво: — Не бойтесь, Александрин, они не причинят вам вреда.

И тем не менее я продолжала вздрагивать от малейшего шороха, напряжённо косилась на сгустки тьмы в отражениях, принимавшие очертания человеческих фигур.

Шевалье остановился посреди зала, наполненного сырым полумраком. Протянул руку к высокому напольному зеркалу, гладь которого была подёрнута зловещим туманом. Впрочем, мне здесь всё казалось зловещим. Дотронувшись до широкой, резной рамы, маг не отнимал ладони, пока по дереву не зазмеились, мерцая, символы древнего вальхеймского языка.

Дымка в зазеркалье постепенно таяла, открывая моему взору томящееся в зачарованной клетке существо. Внешне — человека, но стоило поглубже заглянуть в пронзительные, чёрные глаза, и становилось ясно: на меня смотрело, криво ухмыляясь, само воплощение тьмы. Та часть Морана, его демоническое естество, которому на веки вечные следовало оставаться в этих стенах.

Впрочем, и без своего тёмного «я» Страж оказался тем ещё мерзавцем.

— Моя жена номер два? — осклабился «близнец» маркиза, подаваясь вперёд, ко мне навстречу, и я невольно тоже шагнула к зеркалу. — Соскучилась по мужу? Так вот он я! — отвесило ироничный поклон отражение. — Ничем не хуже маркиза во плоти. Тот сейчас, знаете ли, находится не в лучшем состоянии. Не то что я.

— Ты чувствуешь его? Знаешь, где он?! — воскликнула порывисто. Пока шли по подземной галерее, уговаривала себя, что бы ни случилось, оставаться сдержанной, но с самовнушением у меня всегда были проблемы.

— Он часть меня. А я — его. Пока жив маркиз, живу я, и наоборот, — расплывчато ответила тень.

— Прошу, скажи, где он! — нетерпеливо потребовала я, продолжая с жадностью вглядываться в такие любимые когда-то черты. Разумом понимала, что это не Моран. Да и не человек вовсе. Бесплотное нечто. Непрошенное наследие, доставшееся маркизу от его предков-морров. Но сердце, словно одуревшее, то колотилось в бешеном ритме, то замирало от одного лишь звука его глубокого голоса.

— А ты уверена, маркиза, что Стража следует спасать? — лениво поинтересовалось отражение, острым когтём выводя на зачарованной стеклянной преграде, что удерживала его в зазеркалье, непонятные узоры, отчего пространство наполнялось невыносимым скрежетом. — Того, кто женился на тебе из корысти, желая превратить в жертву. Кто пользовался тобой в постели, а на рассвете покидал, чтобы помечтать в одиночестве о своей драгоценной.

Каждое слово ранило сильнее любого оружия, напоминая о предательстве человека, которого я так опрометчиво полюбила.

— Уверена.

— А давай поступим так! — глаза потустороннего существа азартно сверкнули. — Я открою тебе ещё один гадкий секретик маркиза, и, если после всего услышанного ты по-прежнему будешь желать его спасения, так и быть, скажу, где искать.

— Александрин, не стоит верить всему, что говорит тень, — подал голос до сих пор не вмешивавшийся в разговор Касьен. Маг напряжённо следил за выражением лица эфемерного существа, словно надеялся поймать того на лжи, но пока что тщетно.

— А зачем мне лгать? — хмыкнула копия моего мужа и снова царапнула зеркальную поверхность, оставив на ней глубокую борозду, которая почти сразу же исчезла. — Я ведь не предлагаю сделку, не прошу освободить меня взамен на сведения. Просто мне жаль дурочку.

— Ты не способен на сострадание, — жёстко парировал де Лален.

— Ну хорошо, мне скучно, — призналась тень. — И я уже предвкушаю, как вытянется её смазливое личико, когда раскрою ещё одну гнусную тайну её муженька. Сними маску, маркиза. Здесь тебе не от кого прятаться.

Я стояла, не решаясь не то, что пошевелиться, — боялась дышать. На один короткий миг отчаянно захотелось превратиться в бездушную статую, не способную чувствовать. А значит, не способную испытывать боль и страдать.

— Ну так мне говорить? Или будем молчать? — Демоническое естество Стража провело рукой вдоль своего лица, напоминая об условии — обнажить перед ним эмоции. — Или предпочитаешь оставаться в блаженном неведенье, пугливая девочка?

Маску я сняла, всем своим телом ощущая липкий, насмешливый взгляд потустороннего существа.

— Моран — воин, знакомый с одной единственной истиной: на войне не обходится без жертв. Ради победы Страж готов без сожаления уничтожить любую пешку. В этом они с Серен похожи, — усмехаясь, говорило отражение. Ему вторили, точно эхо, тени из клеток-зеркал. — Барон ле Фиенн стал такой пешкой.

Если бы в паре дюймах от нас ударила молния, расчертив пол трещинами и взрыхлив каменные плиты, она бы не произвела на меня такого действия, как слова отражения.

— Нет… — не сказала, вытолкнула из себя.

— Загадочная болезнь барона — результат его недальновидного общения с зятем. Его милость почти разгадал планы маркиза относительно тебя и не замедлил ими с ним поделиться. Мадам, ваш отец пострадал из-за собственной глупости. Ну и из-за коварства вашего супруга, конечно же, — зло рассмеялась копия Стража.

Этот демонический смех, подхваченный другими тенями, разнёсся по всему подземелью.

— Как мне излечить отца? — с трудом прогнав оцепенение, зашевелила непослушными губами. Думала, раньше было больно, а теперь поняла, что всё, что испытывала до этого, — ерунда.

— Никак, — хмыкнуло существо, чьим лицом всего несколько мгновений назад я невольно любовалась, а теперь готова была расцарапать его ногтями, если бы только могла.

Ведь это было лицо Морана.

Зажмурилась, мечтая больше никогда его не видеть. Не видеть ненавистного Стража.

— От этих чар нет лекарства. Ваш отец, мадам, сгниёт в своей постели, мучимый кошмарами, из оков которых ему не вырваться. Лучше бы маркиз сразу его убил, чем обрёк на такие муки, — с напускной скорбью закончил мой собеседник.

— Александрин, послушайте… — Де Лален коснулся было моего плеча.

Но я вздрогнула и отошла.

— Ну так что, мадам? — кланяясь и подметая пол перьями материализовавшейся в его руках нарядной шляпы, велеречиво поинтересовался пленник зазеркалья. — Каково будет ваше желание, сударыня? Казнить, нельзя помиловать? Или всё-таки пощадите?

Перешёптывания, сдавленный смех, моё дыхание, с шумом вырывающееся из груди — всё смешалось. Надежда в глазах Касьена и ирония во взгляде тени растворились в зыбком мареве отчаяния.

Зажмурилась. Щёку обожгла сорвавшаяся с ресниц слеза. Последняя, которую я пролила из-за треклятого мага.

Отступила на шаг, потом ещё на два и тихо, но твёрдо сказала:

— Я больше не буду его искать.

Никогда.

С каждым часом, проведённым в зазеркалье, тревога за жизнь Александрин только крепла, а вместе с ней возрастала и злость на самого себя. За то, что позволил Серен отравить ему сердце и разум и так непростительно долго собой манипулировать.

Постепенно силы, утраченные во время ритуала, возвращались к Стражу. Но их было недостаточно, чтобы выбраться из магической клетки, в которой его заперли, точно зверя.

Порой, когда ярость ослепляла разум, Моран с неистовством бросался на зачарованную зеркальную гладь, хоть и понимал, что разбивая в кровь кулаки, ничего не добьётся. Не разорвёт искусное плетение чар, созданное треклятой Берзэ, и не защитит Александрин. Только ослабнет физически.

Но на это магу было плевать.

За минувшие дни маркиз перепробовал десятки заклинаний. Доводя себя до изнеможения, пытался найти хоть какую-то лазейку, но тщетно. Единственный раз, когда неведомая сила вынесла его за пределы клетки, чтобы показать Александрин, такую же измождённую, находящуюся на грани отчаянья, он даже не успел предупредить её об опасности.

Моран был уверен, Ксандра пыталась его разыскать, но чары, наложенные на него, оказались слишком сильны. Маг знал, девушка будет продолжать поиски, вот только предпочёл бы, чтобы Александрин бежала из Вальхейма без оглядки. Позабыла о нём и спасала свою жизнь.

Услышав дробь каблуков, разогнавшую тишину подземелья, Страж поднялся на ноги, до боли в глазах всматриваясь в плескавшуюся вокруг тьму. Зажмурился, когда на стенах полыхнули факелы, осветив мрачное, пропитанное затхлостью помещение.

Серен сопровождала её верная прислужница, ведьма Берзэ.

— Пришла проведать милого, — кокетливо накручивая на палец пшеничный локон, приблизилась к зеркалу герцогиня. — Посмотреть, успокоился ли. — Заметив, как тяжело вздымается грудь мага и бешенством пылают чёрные глаза, сделала выводы: — Видимо, нет. Долго ещё будешь свирепствовать?

— Лучше убей меня сейчас. Иначе потом я своими руками сверну тебе шею, — прорычал маг.

— Задира, — и не думая пугаться, весело отозвалась красавица. Помолчав немного, таким же жизнерадостным голосом добавила: — А у меня для тебя замечательная новость. Вернее, она замечательная для меня. А вот для вас, сударь, наверное, не очень. — Выдержав паузу, чтобы ещё больше разозлить колдуна, с хитрой улыбкой продолжила: — Супружеские узы — такие прочные. Практически нерушимые. Ими можно связать двух людей. А можно с их помощью пленить разум одного из супругов. Как я поступила с тобой, — касаясь лица Стража сквозь хрупкую на вид грань зеркала, прошептала чародейка. Серен упивалась своим превосходством, наслаждалась тем, какое действие её слова оказывали на мага. — Мне тут пришла в голову одна замечательная идея: не изобретать ничего нового, а довериться проверенному способу. Есть Ксандра, присвоившая себе кое-что моё, — принялась перечислять, загибая унизанные перстнями пальцы, герцогиня. — И есть ты, связанный с нею священным брачным ритуалом. Вот я и подумала, а почему бы не повлиять на мадмуазель ле Фиенн, — у Серен язык не поворачивался назвать кузину маркизой, — через тебя, любимый.

Всего-то и нужна любая зачарованная вещица (тебя, например, послушным делал огненный цветок, Александрин — монетка) и твоя кровь для заклятия.

И тогда пойдёт она за мной, как жертвенная овечка. Добровольно расстанется и с силой, и со всем, о чём её попросят. Например, с жизнью. — Её светлость мечтательно зажмурилась. — Как думаешь, если я прикажу ей подняться на самую высокую башню Анфальма и свалиться оттуда прямо к ногам шокированных придворных — не будет ли это слишком банально? Может, стоит придумать что-нибудь более эпатажное? — наслаждалась своей местью ревнивица. Вздохнула наигранно: — Ну да ладно, времени на развлечения у меня нет. Нужно прощаться с Александрин по-быстрому. К тому же я уже страх как соскучилась по своей силе.

— Нужна моя кровь? — стараясь за усмешкой скрыть ярость и боль, жёстко обронил Страж. — Ну так заходи и бери.

Её светлость покачала головой:

— В этом нет необходимости.

Серен отступила на несколько шагов, освобождая дорогу ведьме. Тяжёлая грузная фигура в тёмном балахоне подошла к зеркалу. Поставив на пол глиняную посудину, Берзэ извлекла из складок своего выцветшего одеяния нож, небольшую тряпичную куклу и, не переставая бормотать слова заклинания, опустилась на колени перед сосудом.

В тот самый миг маг почувствовал, что ноги его не держат. Рухнул на землю, точно подкошенный. Стоило острию лезвия коснуться шитой из лоскутов игрушки, как на ладонях маркиза, опалив болью, проступили глубокие борозды. Кровь заструилась по пальцам, впитываясь в изрезанные временем каменные плиты. Колдунья не останавливалась, продолжала шептать заклятие, вертя в руках заговорённую куклу, постепенно напитывавшуюся кровью Стража. Алые струйки бежали по стенкам чаши, медленно укрывая её дно.

— Берзэ посадила тебя сюда, ты в полной её власти, милый, — когда сосуд наполнился кровью, удовлетворённо прокомментировала Серен. — Захочет — ранит. Захочет — убьёт. Вот только за своё предательство ты не заслуживаешь лёгкой смерти.

— Пойдём, — поднявшись с колен, велела молодой женщине ведьма, по большей части предпочитавшая молчать.

— Обязательно загляну завтра. Расскажу о том, как умерла Александрин, — послала пленнику воздушный поцелуй герцогиня и, больше не оглядываясь, зашагала за своей наставницей.

Постепенно в подземелье вернулись тьма и тишина. Ещё долго Страж стоял на коленях, воскрешая в памяти каждую угрозу женщины, которую когда-то до безумия любил. А теперь это чувство превратилось в такую же слепую, жгучую ненависть, что сводила с ума.

Без него Ксандра завтра погибнет. На стороне Серен лесная ведьма и её древнее колдовство. Противостоять которому девушка не сможет.

Раз он не смог.

Прикрыв глаза, маг резко втянул сырой, холодный воздух, пробуждая в себе силу тёмных чародеев, его предков. Глубинная тьма, смешиваясь с кровью, потекла из ладоней, острыми щупальцами вонзилась в землю. С губ сорвались слова призыва.

Призыва существа, которых Страж ненавидел даже больше, чем Серен. С которыми сражался всю свою жизнь.

А теперь собирался стать с одним из них единым целым.

 

Глава 5

Карета ехала, уныло скрипя колёсами по пустынным улицам просыпающегося города. Приникнув лбом к стёганой обивке из мягкой кожи, я отрешённо смотрела в окно, на предрассветные сумерки, постепенно прогоняемые лучами восходящего солнца. Де Лален то ли спал, то ли делал вид, что спит, лишь бы не встречаться со мною взглядом. Я тоже старалась лишний раз на него не смотреть, опасаясь, что вот маг откроет глаза, и я прочту в них осуждение и обиду. Довольно с меня и тех упрёков, которых уже успела от него наслушаться, сразу после того как мы покинули подземелье Альнеи.

Касьена не интересовало ничего, кроме спасения брата. Судьба которого отныне стала мне безразлична. Остатки чувств, что рождали в душе тревогу за жизнь Морана, развеяло ветром правды, и теперь я напоминала самой себе ту самую вырезанную из камня статую, в которую совсем недавно мечтала превратиться.

Вернувшись домой, мы молча разошлись по разным комнатам. Шевалье заперся в кабинете Стража, прежде стрельнув в меня, точно ядовитой стрелой, уничтожающим взглядом. Я отправилась к себе в спальню. Пыталась уснуть, но мысли об отце, мэтре и о том, что стала собственностью убийцы, отпетого негодяя, не позволяли забыться.

Когда окончательно рассвело и город наполнился привычным шумом, явилась Мадлен с завтраком, на который я даже не взглянула. Обеспокоенная тем, что госпожа не положила в рот даже крошки от булочки, девушка, вздыхая, принялась готовить меня к поездке в королевский дворец.

В угоду её величеству для прогулки было выбрано платье из жемчужного шёлка, расшитого чёрными розами. Глубокий вырез и манжеты были оторочены тончайшим кружевом, таким же белоснежным, как и мой веер.

Пока Мадлен колдовала над причёской, я напряжённо размышляла. Как объяснить королеве, почему мне небезразлична судьба мэтра Леграна? Стоит ли рассказывать ей всё, не имея на руках доказательств? Только мои слова да свидетельство опального мага, обвинённого в самом страшном преступлении — призыве демонов.

Хотя… так внезапно проснувшаяся во мне сила — чем не доказательство? Достаточно только заглянуть в мои глаза, по сравнению с которыми изумруды казались блеклыми стекляшками. Тем более всему Вальхейму известно, как сильно Страж любил свою покойную жену, а значит, желание вернуть Серен к жизни не покажется королеве Алайетт абсурдной выдумкой.

По крайней мере, я на это очень рассчитывала.

С такими мыслями и надеждой, что сегодня мне посчастливится остаться с её величеством наедине, если не для откровенного разговора, так хотя бы для того, чтобы выпросить для себя аудиенцию, я отправилась во дворец.

В распахнутые ворота Анфальма въезжали кареты: чёрные, красные, белые, с позолоченными колёсами и сверкающими гербами, что были изображены на дверцах экипажей. Придворные радужными ручьями стекались к мраморному фонтану, возле которого совсем недавно произошло нападение одержимой на её величество королеву. И о котором, кажется, все уже благополучно позабыли. Как и о многих других трагедиях.

Наверняка слух об аресте господина Леграна успел разлететься по всей столице, и жители Навенны вздохнули с облегчением, опрометчиво решив, что на смену чёрной полосе пришла белая. Я же отказывалась верить, что сердобольный маг мог быть замешан в столь богопротивном деянии, как связь с демонами.

Лица расфуфыренных придворных светились улыбками и предвкушением чего-то весьма приятного, ожидаемого с большим нетерпением. А вскоре мне стала ясна причина утреннего ажиотажа.

Оказывается, не далее как вчера за ужином его величество Люстон XIV, утомлённый зноем и столичной суетой, обронил мимоходом, что в конце месяца намерен переехать в Оржентель — старинную резиденцию королей Вальхейма, соседствующую с Чармейским лесом. В былые времена о нём ходила дурная слава. То дети там пропадали, якобы похищаемые духами и лесными тварями. То ведьмы и колдуны, отрёкшиеся от Единой и посвятившие себя служению тёмному божеству — Морту, повелителю Мглы, пугали своими дикими шабашами жителей окрестных деревень. Не удивлюсь, если та безобразная старуха, с которой водила дружбу Серен, тоже обитает в Чармейском лесу.

Придворным не терпелось выяснить, кто же удостоится чести и получит приглашение последовать за их величествами в Оржентель. Дабы проводить время в удовольствиях и развлечениях.

И если каждый из здесь собравшихся с замиранием сердца ждал заветного письма, скреплённого королевской печатью, я втайне молила Единую, чтобы монаршая милость обошла меня стороной.

Моим надеждам на приватную беседу с государыней не суждено было сбыться. За те два часа, что длилась прогулка, у меня не было возможности даже приблизиться к её величеству. Пёстрым жужжащим роем облепили королеву фрейлины, словно она была медоносным цветком, и каждой хотелось урвать себе немного пыльцы, другими словами, выклянчить у государыни заветное приглашение.

От смеха, шума, несмолкающих возгласов у меня уже ломило виски. Голоса придворных сливались в оглушительную какофонию. Дневной свет ослеплял. Из-за жары, тугого корсажа было сложно дышать. Даже фонтаны, орошающие близлежащие газоны и клумбы прохладными брызгами, не спасали от полуденного зноя.

Чувствуя, что ещё немного, и свалюсь в обморок в ближайшие кусты, я на нетвёрдых ногах направилась к искрящейся на солнце громаде дворца, надеясь, что в прохладе его многочисленных залов и галерей мне станет лучше. К счастью, моего исчезновения никто не заметил, а потому не пытался меня задержать. Королевские бездельники были поглощены составлением планов на грядущую поездку и в мыслях уже выписывали для себя новые наряды, шляпы и драгоценности, желая затмить друг друга и перещеголять в роскоши.

Тихий голос — должно быть, внутренний — советовал поспешить. По лестнице, преодолевая ступень за ступенью, я поднялась на третий этаж, миновала вереницу комнат, не замедляя шага. Пока не оказалась перед дверями, расписанными позолотой.

Не было ни сил, ни желания противиться вкрадчивому шёпоту. Послушная очередному приказу, шагнула внутрь.

Тут же испытав острое желание повернуть обратно.

— Подойди, — небрежно бросила Опаль, и некая сила оттолкнула меня от створок, с которыми совершенно не хотелось расставаться.

— Адриен? — прошептала я пересохшими от волнения губами, заметив сидящего в дальнем углу Стража.

Не спеша поднявшись, де Грамон галантно поклонился, сверкнув белоснежной улыбкой. Опасной и хищной.

— Ближе, — поманила меня изящным пальчиком герцогиня и высунулась в распахнутое окно, обращаясь к магу: — Как думаешь, Адриен, разобьётся насмерть или только покалечится?

— Ставлю на первое, — не сводя с меня глаз, усмехнулся чародей.

По телу пробежал ледяной озноб. Я было попятилась, но после очередного приказа:

— Не двигайся, дорогая кузина, — замерла, точно приросла к полу.

Слух резануло то, как д’Альбре ко мне обратилась, и я не замедлила переспросить:

— Кузина?

Волна за волной на меня накатывал страх. Разумом понимала, что надо бежать, а сдвинуться с места не было сил.

Меня так и не удостоили ответа. Вместо этого последовал вопрос:

— Ты ведь поделишься со мной своей магией, милочка? — Опаль приближалась, словно крадущаяся к жертве тигрица.

Следовало сказать категоричное «нет», но с губ сорвалось раболепное:

— Да.

Как ещё я в ноги ей не поклонилась.

Герцогиня удовлетворённо кивнула:

— Тогда будь послушной и повторяй за мной слово в слово. А потом я тебя освобожу. — Оглянувшись на Стража, со зловещей улыбкой добавила: — Освобожу навсегда.

При виде господина, смерчем ворвавшегося в дом, служанки, что всё утро старательно натирали мраморные плиты пола, застыли с щётками в руках. Привлечённая шумом, в холл вбежала остальная прислуга и теперь испуганно шарахалась от маркиза в стороны. Его светлость походил на разбуженного глубокой зимой медведя. Выглядел злым, если не сказать разъярённым. В глазах, оттенённых синевой, полыхал дикий огонь.

Молоденькая служанка, которую де Шалон едва не сбил с ног, попросту её не заметив, в последний момент успела отскочить. Вжавшись в стену, дрожащей рукой осенила себя знаком Единой. На всякий случай ещё и глаза прикрыла, наивно полагая, что если не будет смотреть на господина, гнев его обойдёт её стороной.

— Ваша светлость, — ринулся следом за Стражем вверх по лестнице Гастон, мучимый единственным желанием: поскорее выяснить, что же приключилось с хозяином.

Почему на нём рубашка не первой свежести, вся мятая, а местами ещё и порванная. И что самое страшное — перепачканная в крови! Почему маркиз, всегда так щепетильно относившийся к своей внешности, вот уже который день не посещал брадобрея, успел зарасти щетиной и теперь напоминал разбойника с большой дороги. А главное, из-за чего он такой взвинченный!

Того и гляди даст волю силе и разнесёт дом по кирпичикам.

— Где моя жена?! — обернувшись, рыкнул де Шалон.

Испугавшись грозных ноток, сквозивших в голосе чародея, незадачливый дворецкий интуитивно попятился назад. Оступился и, если бы не отполированные до блеска перила, за которые вовремя успел ухватиться, кубарем покатился бы вниз. Любопытство как рукой сняло, теперь Гастон куда охотнее предпочёл бы оказаться рядом с той юной горничной, что продолжала трусливо жмуриться.

— Её светлость изволили отбыть в Анфальм по приглашению её величества королевы, — на выдохе протараторил слуга, осторожно, ступень за ступенью, спускаясь обратно в холл.

Страж в сердцах выругался, заставив челядь в который раз напряжённо вздрогнуть.

— Приготовь мне костюм! Да поживее! — гаркнул раздражённо, заметив, что Гастон, вместо того чтобы следовать за хозяином, уже намылился сбежать на кухню.

Низко поклонившись, так, что едва не приложился о ступеньку лбом, мажордом помчался в покои маркиза. А его светлость ринулся в кабинет, на пороге которого столкнулся с белым, словно только что прокипячённая простыня, Касьеном.

— Хвала Единой! — облегчённо выдохнул де Лален, испытав двойственное чувство. Радость, от того, что увидел брата живым и относительно невредимым. И злость, к которой примешивалось разочарование. Ведь самый близкий ему человек, один из благороднейших людей Вальхейма, оказался безумен в своей любви к женщине, которая этой самой любви была недостойна. — Но как ты выбрался? Моран! Где тебя демоны носили?! Это всё Опаль никак не успокоится?

— Серен, — буркнул Страж.

Шевалье открыл было рот, намереваясь продолжить расспросы, но тут же его захлопнул, огорошенный ответом маркиза. Посторонился молча, пропуская Стража в кабинет и, пока тот что-то искал в столе, ошеломлённо проронил:

— Так ты всё-таки вернул её… Без Александрин? Но как же…

Страж замер, словно время вокруг застыло. Черты лица его заострились, от напряжения на лбу вздулась жила. Гнетущая тишина повисла в кабинете. Касьен поёжился, ощутив на себе тяжёлый, пронизывающий взгляд мага.

— Она знает?

Шевалье мрачно кивнул:

— Обо всём. О том, что ты собирался принести её в жертву своей одержимости Серен. О том, что избавился от барона, когда тот попытался тебя раскрыть.

Моран зажмурился, тщетно пытаясь совладать с эмоциями. Надежда на то, что у него ещё оставалась возможность всё исправить, рассыпалась, как карточный домик.

— И даже не отрицаешь… Ты с этой своей любовью совсем рехнулся! — разозлённый поведением брата, выкрикнул Касьен. В тот момент у него аж руки зачесались, таким непреодолимым было желание врезать Стражу, да побольнее, вдруг бы это помогло прочистить проспиртованные любовью мозги.

— Я находился под внушением и не понимал, что творю, — то ли оправдывался, то ли просто объяснял свои мотивы и поступки де Шалон. Мужчина продолжил осматривать стол, безжалостно потроша его содержимое. Наконец облегчённо выдохнул, обнаружив в закромах небольшой ларец темного дерева.

— Что это? — нахмурился де Лален.

— То, что поможет уберечь Ксандру. Хотя бы на какое-то время.

— Моран, ты можешь мне всё объяснить?! Я уже и сам скоро свихнусь! После всего, что рассказала Александрин…

— Потом. — Быстрым шагом Страж направился по коридору к спальне. — Сначала найду её и привезу домой. Вели подготовить карету.

— Лучше сначала сделай что-нибудь с её отцом! Она тебя сейчас даже видеть не хочет. Не то что слушать… — начал был Касьен, но осёкся, когда маркиз захлопнул прямо перед его носом дверь.

Шевалье де Лалену ничего не оставалось, как отправиться вниз, отдавать распоряжение конюху.

Пока слуга помогал господину переодеваться, взгляд мага то и дело цеплялся за отражающееся в зеркале существо. Вместо своего лица маркиз видел оскалившуюся, безобразную морду демона.

Д’Альбре взяла меня за руку.

— Присядем-ка, кузина. — Точно ягнёнка, отданного на заклание, повела к обитой блестящим глазетом софе, которую ещё совсем недавно занимал Адриен. Заставила на неё опуститься, после чего уселась рядом, вызывая во мне пренеприятнейшие ощущения и немой протест.

По-прежнему не понимая, чем заслужила это родственное обращение, я тем не менее больше не задавала вопросов. Сидела, словно деревянная кукла, и чувствовала, как на висках выступает испарина от охватившего меня ужаса.

— Адриен, милый, проследи, чтобы нам никто не помешал, — очаровательно улыбнулась герцогиня, и Страж послушной марионеткой рванул к дверям.

Хлопнули створки. Мы остались одни, изолированные от окружающего мира обтянутыми шёлком стенами, по которым струился изящный цветочный узор.

— Зачем тебе моя сила? — слова давались с трудом.

— Твоя? — хмыкнула д’Альбре, остервенело сжав мне ладони.

Я вскрикнула от боли, но даже не попыталась вырваться. Продолжала смотреть ведьме в глаза, словно загипнотизированная, и ловила в них своё отражение.

— Всё, чем владеешь ты, по праву принадлежит мне! — не хуже гадюки зашипела её светлость. — Моя сила. Моё имя. Мой муж. Пора возвращать долги, милочка.

— Серен? — сердце рухнуло куда-то вниз и, кажется, совсем перестало биться.

Дёрнулась было, вложив в этот мимолётный порыв все свои усилия, но хватка у… герцогини(?) была железной.

— Повторяй за мной, — отчеканила ведьма.

Подвластная неведомым чарам, я покорно зашевелила губами. И рада была бы оттолкнуть её от себя, да только разум мой и моё тело связали самыми прочными путами — магией.

С каждым вздохом, каждым новым словом, что складывались в роковые фразы, сила, сопутствовавшая мне на протяжении последнего времени, покидала меня, перетекая к сидящей рядом чародейке.

Опаль… Серен… Всё смешалось. Сознание постепенно растворялось в густом липком мареве, вместе с тающей надеждой выбраться невредимой из очередного коварно расставленного капкана.

Заточённое внутри пламя, так неожиданно осветившее мой мир, превратившее меня из пустышки в ту, что что-то значила, гасло. И, казалось, вместе с ним угасала и моя жизнь.

Я не боролась. В какой-то момент пришло осознание, что всё бесполезно. Соперница оказалась хитрее и теперь ликовала в предчувствии победы. Зажмурившись, чувствовала, как слёзы обжигают лицо. Покорно отрекалась от того, что стало частью моего естества.

Не сразу в затуманенный чарами разум проникли посторонние звуки. Крики и брань, которые сменил грохот распахиваемых створок. Лёгким пёрышком де Грамон влетел в зал, неожиданно прервав наше, с кем бы ни была эта стерва, «общение».

Под левым глазом Стража расцветал здоровенный фингал.

Кто же это его так поприветствовал?

Не успела сия мысль промелькнуть в моём не слишком ясном сознании, как следом за слегка помятым сиятельством в зал ворвался раскрасневшийся Касьен. По сравнению со здоровяком Адриеном шевалье казался тщедушным юнцом, и я даже успела удивиться, как это моему спасителю удалось подбросить де Грамона, словно тот являлся мячиком для бильбоке. А потом… увидела его.

Сложно сказать, что испытала при появлении Стража. Самые противоречивые эмоции бурлили во мне, точно густая похлёбка в подкопченном котелке, облизываемом ненасытным пламенем.

Кстати, о пламени.

Де Шалон что-то выкрикнул (из-за гула, вдруг возникшего в голове, я не сумела разобрать его слов; наверное, выражал радость по случаю возвращения своей ненаглядной) и в одно мгновение оказался со мною рядом. Опомниться не успела, как на запястье щёлкнул браслет. Серебристый металл словно впитался в кожу, и меня накрыло горячей волной.

Опаль, которая, кажется, была вовсе не Опаль, испуганно закричала. Ощетинившейся кошкой рванула в сторону, чтобы спрятаться за широкую спину своего голема. Адриен уже успел подняться, демонстративно вытирая сочащуюся из разбитой губы кровь.

Но мне уже было не до них. Благодаря стараниям демонового муженька я словно превратилась в кусок раскалённого металла. Было такое ощущение, что ещё немного, и сгорю заживо. И даже закралось подозрение, что Моран явился сюда, дабы помочь своей бывшей (уж не знаю, любовнице или жене) отправить меня на тот свет. Но тогда почему Касьен ему помогает…

Неужели заодно с этим предателем?!

Нижняя сорочка вмиг пропиталась потом, липла к спине. Ладони стали влажными, а губы, наоборот, пересохли. Я бы сейчас жизнь отдала за маленький глоточек воды. И с удовольствием нырнула бы в один из фонтанов, что наполняли королевский парк задорным журчаньем.

— Да как ты посмел! — истерично взвизгнула д’Альбре.

— Ты не получишь её силу, Серен, — словно из другой реальности послышался жёсткий голос Стража.

Я перебралась на другой конец софы, чтобы увеличить разделявшее нас расстояние. Вот было бы здорово, если бы сейчас произошло землетрясение и посреди комнаты разверзлась пропасть. Пробовала стащить обжигающее украшение, но браслет овивал запястье, словно его впаяли в кожу.

С ненавистью покосилась на мужа и тут же растерянно заморгала. Вместо одного черноглазого негодяя почему-то мне виделось целых три. Ан нет, уже четыре. Моран расплывался и продолжал множиться. Черты лица его казались размытыми. Как и окружающая обстановка и софа, по которой я шарила рукой в поисках обронённого где-то веера.

Проклятье! Должно быть, посеяла.

Дальнейшее общение нашей «тёплой» компании сохранилось в памяти урывками. Все мои мысли были только о том, как бы не сгореть в этом невидимом костре. Того и гляди от меня останется один тлеющий уголёк.

— Всё-таки выбрался, — продолжала тем временем практиковаться в умении шипеть сероглазая мамзель, выглядывая из-за широкого плеча своего охранника. Мрачно хмыкнула: — Заблокировал её силу. Умно.

Маркиз рванулся в сторону бывшей, но был остановлен грозным предостережением де Грамона:

— Только тронь её.

— Напасть на невестку кардинала посреди бела дня, да ещё и в королевском дворце — а вот это уже, дорогой, глупо, — раздалось насмешливое из-за спины блондина.

— Моран, пойдём. Ей плохо, — вспомнил Касьен о том, что я тут сгораю заживо.

Повисло напряжённое молчание, которое длилось как будто целую вечность.

— Что-то ты не торопишься спасать мою кузину, — первой нарушила его д’Альбре. — Поспеши, милый. Пока запертая тобою магия её не спалила. Или, может, захотелось снова стать вдовцом?

У Стража и у многочисленных его копий желваки заходили на скулах. Но он сдержался. Только обронил холодно:

— Потом разберёмся. И с тобой тоже, — мазнул по Адриену презрительным взглядом и склонился надо мной.

Ладонь так и чесалась залепить магу пощёчину, только я не знала, какому из них, чтобы уж наверняка не промахнуться. Но, увы, даже на это сейчас была неспособна. Несмотря на слабый протест, выразившийся в нечленораздельном мычании, Страж подхватил меня на руки и куда-то понёс.

Куда — не запомнила. Стоило голове коснуться его плеча, как я провалилась в беспамятство.

 

Глава 6

Уже и забыла, когда в последний раз мне снился приятный сон. Не кошмар вроде того, в котором де Шалон осыпал поцелуями прелести одной небезызвестной блондинки, губами собирая с её тела яд, а потом корчился в предсмертной агонии. Или, например, тот, в котором умирала я, приносимая в жертву маньяком-мужем. Страж возвышался надо мной, прожигая безумным взглядом, и всё ждал, когда место новой жены займёт горячо любимая старая.

Порой мне снилась сама Серен, коварно похищавшая мою силу. Ту, которой меня с рождения наделила Единая. Беспомощная и жалкая, я оказывалась в храме, среди жрецов богини. Угрюмыми тенями они сновали вокруг, пряча лица в глубоких капюшонах, и монотонно бубнили, клеймя меня ничтожеством и пустышкой.

Наверное, сегодня сознание решило дать мне выходной. Впервые за долгое время совершенно не хотелось просыпаться. Я видела сестёр. Их улыбающиеся, счастливые лица, обрамлённые задорными кудряшками цвета бушующего пламени. Слышала окрики маменьки, в которых не звучало привычного недовольства. Наоборот, кажется, баронесса чему-то радовалась. А ещё… До меня доносился голос отца. Мягкий, тёплый, пронизанный лаской. Он согревал подобно солнечным лучам, после затянувшегося ненастья наконец пробившимся сквозь сизые облака.

Как же приятно хотя бы во сне оказаться дома! Ни за что не открою глаза! Даже под страхом смерти не вернусь в унылую реальность. Лучше так, продолжать жить в мечтах, рождённых подсознанием.

Увы, идиллическую картину, тешившую мой внутренний взор, развеял ураган под названием близняшки.

— Это я буду сидеть возле папа! — разорялась Лоиз.

— Нет я! — визгливо вторила сестре Соланж, в кои-то веки не желавшая уступать в споре. — Где ты была, когда папа был болен? А? Это я читала ему каждое утро и каждый вечер!

— А я каждый день собирала для него цветы!

— Ну полноте, успокойтесь, — вплёлся в страстный диалог голос маменьки. — Его милость ещё очень слаб и нуждается в покое. А у вас с утра рты не закрываются.

— Ну мы ведь по нему скучали.

Мне так и виделось, как Соланж невинно хлопает ресницами и не оставляет попыток втиснуться между сестрой и родительским креслом, чтобы оказаться поближе к отцу.

— Но это не повод демонстрировать столь отвратительные манеры. Что о вас подумает его светлость? — буркнула родительница, припечатав строго: — Ведите себя прилично!

Упоминание о подлой светлости прогнало остатки сна. Я села на постели, осоловело осмотрелась, дабы окончательно удостовериться в том, что не брежу. Нет, я действительно дома в Луази, и препирательства близняшек — не моя фантазия. И голос матери слышу наяву. А ведь до этого слышала голос… отца.

Как подхлёстнутая соскочила с кровати, запуталась в простыне, едва не навернувшись на ровном месте. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что у меня всё ещё жар, а запястье по-прежнему овивает треклятый браслет. Сила, представлявшаяся мне большим огненным шаром, пульсировала внутри, ударяясь о рёбра. Как будто у меня в груди теперь билось два сердца. И одно из них — то, которое огненное, — продолжало стремительно расти.

Надеюсь, благодаря стараниям маркиза магия не испепелит меня изнутри.

Мысль эта надолго не задержалась в голове. Растрёпанная, босая, в одной сорочке я влетела в гостиную и замерла посреди комнаты, не веря своим глазам. Папа сидел в кресле возле камина и как ни в чём не бывало набивал трубку табаком, никак не реагируя ни на препирательства младшеньких, ни на назидательные речи жены.

— Ксандра, милая! — При виде меня отец отложил свою любимую деревянную игрушку. Привстал было, чтобы заключить меня в объятия.

Но я его опередила. В одно мгновение оказалась рядом, заняв то самое место, за которое так отчаянно сражались близняшки.

Зажмурилась, наслаждаясь ощущением безграничного счастья. Словно камень, что всё это время давил на сердце, вдруг стал легче воздуха.

Почувствовала прикосновение шероховатых губ к щеке и ласковый шёпот:

— Я так за тебя боялся.

— И эта туда же, — тем временем ворчала, точно столетняя старуха, маменька. — Где это видано — полуголой разгуливать по дому! И что подумает его светлость?! — повторила сакраментальное.

Собиралась продолжить тираду, но раздавшиеся в прихожей шаги прервали нескончаемый словесный поток. Её милость охнула от неожиданности и досады, что его светлость не только что-то там себе подумает, но и будет иметь возможность лицезреть жену в ночной рубашке.

В следующий миг зашуршали юбки — это сёстры и мать опустились в реверансе.

Мне вот тоже очень захотелось, только не опуститься, а опустить. Что-нибудь тяжёлое на голову черноволосого гада. Где-то тут валялась кочерга, которой мама угли из камина выгребала …

Увы, оружие в поле зрения так и не попалось. Зато в него попал Моран. Как всегда, одетый безупречно, лощёный и такой надменно-спокойный, что у меня аж скулы свело от негодования и во рту появился горький привкус ненависти.

Может, если выплюнуть её ему в лицо, это тошнотворное ощущение исчезнет, а он отравится.

В том, чтобы смотреть на супруга, сидя на коленях и задрав голову, как собачонка на господина, — приятного мало. Впрочем, и ни в каком другом положении смотреть на Стража я тоже не собиралась. Поднялась поспешно. Отец последовал моему примеру и встал рядом.

— Оставьте нас, — не размениваясь на приветствия, распорядился маркиз.

Одарив его вельможество очередным реверансом, мама и сёстры покорно засеменили к выходу. Барон было ринулся за ними следом, но я схватила его за руку, как утопающий цепляется за спасительную соломинку, за миг до того, как пойти на дно. Больше всего на свете боялась остаться тет-а-тет с этим бессердечным предателем.

— Папа, это ведь он вас…

— Мне всё известно, милая. — Родитель тяжело вздохнул, поцеловал в лоб своё катастрофически невезучее чадо. — Вам следует поговорить. — С этими словами его милость высвободил руку из моих непослушных, будто одеревеневших, пальцев и покинул комнату.

На «любимого» родственничка даже не взглянул. Счастливец.

Тишина, наступившая после ухода родных, больно била по натянутым до предела, точно струны у лютни, нервам. Я не знала, куда деть взгляд. Смотреть на Стража не было сил и в то же время снова и снова оказывалась в плену его глаз. В этом тёмном омуте, в котором тонула бессчётное множество раз.

Но больше не буду.

— Полагаю, мне следует объясниться.

— Как по мне, вам лучше бы удавиться. За то, что сотворили с моим отцом, и собирались сделать со мной!

Желая увеличить расстояние между нами, приблизилась к окну, расчерченному на мелкие квадраты светлой рамой. Краска на ней растрескалась, стёкла давно не встречались с тряпкой. Сквозь мутноватую поверхность проглядывали идеально ровные грядки с пышными пучками моркови и лука. За ними тянулись яблони и груши. Обычно именно в саду мне приходилось прятаться от назойливого внимания месье Бошана, которого до маркиза мне настойчиво прочила в супруги маменька.

Может, и следовало выйти за него замуж. Избежала бы всего этого кошмара.

— Я не хотел делать тебе больно.

Не оборачиваясь, с горькой усмешкой сказала:

— И именно поэтому чуть не отправил на тот свет моего отца? Когда я сидела у его постели, умирая от страха, ты утешал меня. Так искренне. С такой теплотой и нежностью. Лицемер. — Несмотря на то, что погода в Луази стояла непривычно тёплая, казалось, сюда в гостиную пришла зима. Того и гляди окна заиндевеют. И мне уже совсем не жарко. Наоборот, тело била мелкая дрожь. Обхватив плечи руками, я прошептала: — За это ненавижу тебя даже больше, чем за то, что ты с моей помощью собирался вернуть Серен.

Несколько шагов, стремительных, почти неразличимых, отчего кажется, будто ко мне подкрадывается хищник, и вот он рядом. Настолько близко, что я чувствую его дыхание, которое обжигает. В контрасте с ним властные прикосновения рук на плечах, от них мороз пробегает по коже. Дёрнулась, словно от удара, и отошла в сторону.

— Александрин, — голос мягкий, вкрадчивый, обволакивающий, — я не соображал, что творю. Ты сама стала жертвой её чар и должна понимать, каково это не владеть собственным разумом.

— И ты, конечно же, не любил её. И где-то в глубине своего отравленного ядом сердца совсем не надеялся её вернуть?

Пауза, длившаяся секунду, а может, вечность, лучше любых слов объяснила мне его мотивы и чувства.

— Всё не так просто.

— Куда уже проще! — Обернулась, когда он вновь попытался ко мне приблизиться, вновь меня коснуться. Оттолкнула от себя, всем сердцем жалея, что не могу воспользоваться магией и воздвигнуть между нами стену из огня. — Помешанный на покойнице маг решил во что бы то ни стало её воскресить, и для этого женился на девушке, наивной пустышке, сердцем которой завладел играючи. А потом растоптал. Безжалостно. Как думаешь, каково мне было узнать, что ты выбрал меня только ради Серен? — По щеке скользнула слеза, за ней другая.

Отвернувшись, нервно провела рукой по лицу и услышала тихое:

— Ты винишь меня за мои поступки или за мои чувства?

— Я виню себя. За то, что так опрометчиво позволила себе влюбиться. А тебя просто презираю.

И снова эта дурацкая тишина. Мне бы убежать, да ноги не слушаются. И сердце, вместо того чтобы переполниться тем чувством, которое только что озвучила, заполняет тоска. Непрошенные воспоминания мелькают в сознании, и от них, как от приторно-сладкой наливки, кружится голова. От его присутствия, от его голоса. Взгляда, который то колет льдом, то обжигает.

К счастью, Моран больше не пытался меня коснуться. Может, огненная преграда между нами и не выросла, но незримая была не менее ощутима.

— Ты даже не пытаешься меня услышать. Единой клянусь, я боролся с собой! Каждый день. Каждый день, что ты была рядом. Больше всего я боялся тебя ранить.

— Невинный мученик, значит? — зачем-то выдавила улыбку. — Может, ты и Опаль сделал любовницей исключительно по чьей-то прихоти? И этого кого-то следует винить в том, что она дважды пыталась меня убить.

Глянула на мага украдкой. Лицо его исказилось, то ли болью, то ли досадой.

— Опаль поплатилась за свои грехи.

— Вот только на её месте теперь монстр, куда более непредсказуемый и опасный. Забирай свой браслет и уходи! — Протянула Стражу руку, мысленно убеждая себя, что ещё одно его прикосновение как-нибудь перетерплю. — Убирайся через демоново зеркало, а потом я его разобью!

В голосе, который ещё мгновение назад казался проникновенным и бархатным, который в прежние времена дурманил мне разум, теперь звучала сталь. Взгляд чародея стал холодным и колким, явив мне настоящего Стража. Того, которого повстречала на балу в Тюли и для которого была в тот вечер не более, чем невзрачным предметом интерьера.

Да и в дальнейшем отношение ко мне маркиза особо не поменялось.

— Я не уеду без своей жены, — отчеканил резко, и меня снова замутило от ненависти.

Недолго же оправдывался и строил из себя невинную овечку. Или правильнее будет назвать Стража невинным бараном? Раз так легко позволил одурманить себя чарами. Хотя нет, если уж и причислять его светлость к парнокопытным, тогда он самый настоящий козёл!

— Бывшей. Уже почти бывшей жены.

Взглянув на Стража, в недоумении нахмурилась. Улыбается? Интересно, что это его вдруг так развеселило?

— Действительно надеешься со мной развестись?

Ещё и спрашивает! Нет, я планирую жить долго и счастливо и умереть в один день со своим несостоявшимся убийцей. Нарожать ему кучу детей, чтобы вечерами рассказывать им сказки. Сказки о том, как их любимый папочка планировал принести в жертву их любимую мамочку и отправил в бессрочный магический сон их ни в чём не повинного дедушку.

— Скажи спасибо, что я пока не планирую стать вдовой! — прошипела яростно. — Но если продолжишь настаивать на нашем воссоединении, с удовольствием поведаю их величествам историю твоей безумной любви!

— Я единственный, кто сможет защитить тебя от Серен. Если меня арестуют, ты останешься без защиты. Александрин, уйми обиду и отправляйся со мной в Навенну.

— Просто сними это демоново украшение, — повторила, закипая. Надоело чувствовать себя вечно тлеющим огарком свечи. — И можешь катиться вместе со своей демоновой заботой к своей демоновой Серен. Теперь у тебя бывшая жена с бывшей любовницей в одном флаконе. Идеальный тандем. Вот и пользуйся им на здоровье. А меня оставь в покое!

Казалось, ещё немного, и он зарычит. Страж рванулся ко мне, я отступила. Взгляд чёрных глаз полыхнул гневом, сдерживаемым из последних сил. Появилось в них что-то зловещее. То, чего я прежде не замечала и что меня по-настоящему напугало. В выражении лица мага, в том, как он на меня смотрел, было что-то… нечеловеческое. Глупость, наверное, но в тот момент запала спорить с благоверным значительно поубавилось.

— Браслет останется с тобой, — чеканя каждое слово, заявил деспот. — Благодаря ему ты будешь в безопасности. Относительной. Сила твоя будет заблокирована, а значит, Серен не сможет её у тебя отнять.

Снова подумалось о кочерге. С каким удовольствием я бы пронзила ею гнилое сердце негодяя, что продолжал цедить из себя слова. Каждое — напоминание о том, что я по-прежнему в его власти. Его жена. От которой де Шалон почему-то не собирался отказываться. Даже предположить боюсь, для чего ещё я могла ему понадобиться.

— Постарайся оставаться спокойной, иначе поднимется температура. Мне жаль, что артефакт доставляет тебе неудобства.

А мне жаль, что Опаль тебя тогда не отравила…

— Даю три дня на то, чтобы ты перебесилась. Потом я вернусь, и мы поедем в Навенну.

Обычно супружеские прощания сопровождаются поцелуями и объятиями. В моём случае вместо поцелуя угрозой прозвучал ультиматум. Объятия заменил взгляд, которым меня проткнули, как будто той самой кочергой.

И пока я отходила от шока и переваривала услышанное, его светлость убрался в столицу через своё треклятое зеркало.

Нет, всё-таки зря тогда не вышла за месье Бошана.

 

Глава 7

— Что-то ты быстро. — Касьен исподлобья глянул на брата и снова сосредоточился на книге, разложенной на письменном столе. Мазнув указательным пальцем по кончику языка, перевернул страницу.

Туман, затянувший зеркало, рассеялся. Страж оглянулся на своё отражение, но тут же поспешил отвернуться. Монстр в серебристой глади вызывал отвращение. Благо никто, кроме самого Морана, не видел демона. Касьена бы удар хватил, узнай он, какая дрянь засела в теле его молочного брата.

Засечь демона, к счастью, пока что Стражи не могли. Но это был лишь вопрос времени. Пока тварь не проявит себя. Хотя уже сейчас она влияла на мага, делала его вспыльчивым и раздражительным. Или, может, причиной того были минувшие потрясения.

Маркиз уже и не знал, что оказывало на него столь пагубное воздействие. Осознание того, что вернулась Серен, всё это время им манипулировавшая; призванное им потустороннее существо или же Ксандра, которая даже не попыталась его понять и выслушать.

Почувствовав, как гнев обжигающей лавой растекается по венам, мужчина с силой сжал в руке бокал, наполненный насыщенного янтарного цвета кальвадосом. Хрустальный сосуд подёрнулся узором из трещин.

— Судя по тому, что ты вернулся один, разговор прошёл не очень.

— Александрин выбрала самый лёгкий путь — во всём обвинила меня, — сухо обронил Страж.

— Как это подло и непростительно с её стороны, — саркастически заметил де Лален.

Не обратив внимания на иронию в голосе друга, чародей мрачно усмехнулся:

— Не такими уж и сильными были её чувства, раз она так легко решила от них отказаться.

Де Лален откинулся в кресле.

— А чего ты ждал? Моран! Ей больно. Она чувствует себя обманутой. Действительно думал, что одного разговора и пары фраз извинений будет достаточно, чтобы она обо всём забыла и снова тебе доверилась? Дай ей время, и всё у вас наладится, — не слишком уверенно закончил Касьен. Вздохнул печально и отложил книгу, чтобы присоединиться к его светлости, напряжённо цедящему крепкий напиток.

— Я дал ей три дня, — стоя у окна и пожирая взглядом утопавшую в зелени улочку, проглядывавшую сквозь кованый орнамент ворот, тихо сказал Страж.

— Продолжай в том же духе, и она сбежит из Вальхейма, только чтобы тебя не видеть.

— И что ты предлагаешь? Я не могу бороться с Серен, сидя в демоновой деревне! — раздражённо парировал маркиз. — И оставить её без защиты тоже не могу. Как она этого не понимает!

— А что же артефакт? Разве он не должен её оберегать?

— Браслет защищает только её силу. Сама же Ксандра по-прежнему в опасности. Ей следовало бы быть менее беспечной.

Де Лален задумчиво пожевал губами:

— Не сделал ли ты только хуже, лишив её единственного оружия — магии?

— Потому она и должна быть рядом со мной! — резко отрубил маркиз. — Я её оружие и защита.

— И что, Александрин самой не снять эту твою побрякушку?

— Серен не смогла, — проронил де Шалон, погружаясь в воспоминания о тех днях, когда слепо любил самую опасную и непредсказуемую женщину Вальхейма. Прочтя недоумение в голубых глазах брата, коротко пояснил: — Пару лет назад один из Стражей, Фонзак, пытался призвать высшего демона. Уж не знаю, зачем тот ему понадобился. Допросить мага мы не смогли, тварь растерзала его, едва выбравшись из своего мира.

На поимку демона были брошены все силы. Серен порывалась принять участие в охоте, но я не позволил. Боялся, высший ей навредит. К тому времени он уже уничтожил с дюжину магов. Я не хотел рисковать женой и заблокировал на время её силу.

Серен была в ярости, но мне так было спокойней.

Касьен невольно посочувствовал брату, представив разъярённую фурию, в которую превращалась бывшая маркиза де Шалон всякий раз, когда не получала желаемого.

И сейчас гнев этой фурии был направлен на Александрин, а они даже смутно не представляли, каким окажется её следующий шаг.

— Боюсь, Александрин расценивает твои действия не как заботу, а как проявление твоей над ней власти. Ещё и этот твой ультиматум… Три дня. Моран, ей нужно больше времени, больше свободы. А ты загоняешь её в угол. — Заметив, что колдун собирается возразить, шевалье быстро продолжил: — Следи за ней через зеркало. Хочешь, отправь в Луази меня. Пусть я не Страж, но смогу о ней позаботиться. А ты пока займись нашей проблемой — герцогиней д’Альбре и тем, кто за ней стоит.

Некоторое время де Шалон молчал, обдумывая слова Касьена, одного из немногих, к кому прислушивался и кому безоговорочно доверял. В том, что у Серен имелся могущественный покровитель, Моран даже не сомневался. Оставалось раскрыть личность врага, чтобы знать, чего от него ожидать.

А главное — маг зацепился взглядом за злосчастное зеркало, которое уже успел возненавидеть, так же, как и своё в нём отражение, — сделать всё возможное и невозможное, чтобы изгнать из себя демона.

Высшего.

Помнится, когда в Луази отправляли зачарованное зеркало, вместе с моим отцом, усыплённым этим зачарованным гадом, слугам был дан строжайший наказ — осторожно обращаться с бесценным подарком Стража, чтобы ненароком его не разбить.

Не успела его демонова светлость убраться в зазеркалье, как я, вооружившись обнаруженной-таки кочергой, провожаемая недоумённым перешёптыванием сестёр и причитаниями маменьки, отправилась в родительскую спальню: превращать в крошево маркизовский презент.

Не знаю, что за чары наложил этот мерзавец, пока я находилась в беспамятстве, но, когда кочерга встречалась со стальной гладью зеркала, комнату наполнял протяжный гул. От каждого удара такая хрупкая на вид поверхность, заключённая в тяжёлую резную раму, начинала дрожать, но даже не думала трескаться. Вместо этого подёргивалась рябью, будто я тут не зеркало разбивала, а гоняла ветер над корытом с водой.

— Ксандра, ты что это тут вытворяешь?! — всплеснула руками родительница, ворвавшись в спальню.

— Уйдите, мама, — посоветовала от греха подальше (всё-таки это у меня в руках кочерга, а у неё — потрясающее умение доводить окружающих до белого каления) и снова всей силой, на какую только была способна, обрушилась на подарок муженька. Ну хоть бы трещинка, хоть бы малюсенький осколочек отвалился!

— Ксандра! — голос баронессы взвился до фальцета. — Немедленно прекрати!

— Лучше уйдите, — процедила сквозь зубы, нанося зеркалу ещё один, хотелось бы верить, сокрушительный удар.

И хоть бы хны.

Хорошо, родительницу всё-таки удалось выставить, напугав её до полусмерти. Ещё бы тут не напугаться! Когда на тебя рычит босая растрёпанная девица в ночной сорочке, остервенело размахивая закоптелой железякой. Наверное, со стороны я выглядела как завсегдатай больницы для душевнобольных.

А попробуй с таким-то мужем остаться вменяемой.

После ухода матери ещё долго я молотила кочергой по зеркалу, попутно осыпая его проклятиями, не забывая и благоверного упомянуть.

Всё тщетно. Обессиленная, сползла на пол, в изнеможении прикрыла глаза. Объятое жаром тело дрожало, сорочка пропиталась испариной, тонкий обруч, сжимавший запястье, раскалялся, обдаваемый невидимым пламенем.

И за это мне тоже следовало благодарить Морана.

Чтоб он во Мглу провалился.

В себя пришла только утром следующего дня. В постели с влажной тряпкой на лбу и сёстрами, ёрзающими от нетерпения. Бедняжки все извелись, ожидая, когда я проснусь, и они смогут приступить к допросу, дабы выяснить, что же произошло между мной и Стражем.

Оказывается, его светлость не удосужился объясниться, обмолвился только, что мы с ним немного(!) повздорили.

Немного? Да я готова была вчера его убить! За фальшивые извинения, обронённые мимоходом. Да ещё и с такой отмороженной физиономией. Уверена, если бы айсберг заговорил, у него бы и то просьба о прощении прозвучала искренней и убедительней.

Моему отцу чародей поведал чуть больше. Покаялся (вроде как), заявив, что действовал не по своей воле, а под влиянием Серен, имевшей виды на моё тело.

Страж скрыл от барона её возвращение. За это я была ему благодарна.

Папа только очнулся, только вернулся к прежней жизни, которую мне совершенно не хотелось портить, заставляя его нервничать и постоянно пребывать в напряжении, задаваясь вопросом: а что же будет дальше? Достаточно и того, что я не выбираюсь из этого состояния.

Из-за ультиматума мужа, «вернусь через три дня», я не находила себе места. Решила, что никуда с ним не поеду. Ни через три дня, ни через три столетия. Придётся Морану забирать меня из Луази силой. Впрочем — горько усмехнулась — его светлость сделает это с превеликим удовольствием, в который раз продемонстрировав своё превосходство над беззащитной женой.

Валяться в постели и покорно ждать возвращения изверга я не собиралась. Следовало как можно скорее избавиться от заразы, именуемой браслетом, и вернуть себе силу. А там уже я сумею оказать милому достойный приём. И на зеркало его найду управу.

Только сначала вновь обзаведусь магией.

Надеюсь, что в этом мне поможет дражайшая кузина. Вернее, богатая библиотека графов ле Круа. В которую я однажды уже собиралась заглянуть, но из-за видения, внезапно обрушившегося на меня, не помня себя от тревоги помчалась обратно в столицу спасать Стража.

Но как оказалось, это мне следовало от него спасаться.

Собралась я быстро, под аккомпанемент из назойливых вопросов сестёр, так и не получивших ни одного ответа и из-за этого надувшихся ещё больше.

Ну точно два бурундука.

Несмотря на то, что окрестности всю ночь поливало дождём, а на небе по-прежнему зловеще клубились тучи, обещая продолжение ненастья, я была рада вырваться из дома, в котором чувствовала себя как в клетке. И всё из-за обещанной маркизом скорой встречи.

Спустя четверть часа уже мчалась верхом, по просёлочной дороге навстречу заброшенной усадьбе. Сырой, не по-летнему холодный ветер развевал шёлковую накидку, не оставляя попыток её сорвать. Остужал разгорячённую кожу и, как ни странно, помог мне успокоиться и собраться с мыслями. Всё-таки от гнева мало толку. Распаляясь, я только слабею. Не хотелось бы проваляться дни, что остались до возвращения Стража, в постели.

Лучше последую его примеру, буду холодной и сдержанной. Если бы ещё внутри не бушевало, стремясь вырваться на волю, колдовское пламя…

Искусного плетения чар, разорванного мною несколько дней назад, так больше никто и не касался. Я скорее чувствовала, чем видела, как крупицы воздушной магии серебристым инеем устилают заросшую сорняком дорогу у ворот. Как по бледно-жёлтому кирпичу дворца змеятся трещины, в тех местах, где прежде сплеталось кружево охранных чар.

А теперь они все истлели. Что позволило мне беспрепятственно проникнуть в пустынный, пронизанный сумраком, сыростью и тишиной дом. Преследуемая эхом собственных шагов я поднялась по лестнице.

Пусть Моран действовал и не по своей воле, но тем не менее её он любил, а я просто подвернулась под руку. О каком совместном будущем, доверии и искреннем чувстве может идти речь, если наш союз изначально строился на обмане и богопротивном колдовстве.

Развестись будет самым правильным. Пусть от этой мысли и горько, и сердце как будто сжимают тиски. Пройдёт.

Когда-нибудь я не только разучусь его ненавидеть. Я перестану его любить.

Просторное помещение, подёрнутое полумраком, хранило печать былого могущества графов ле Круа. Стеллажи, взмывавшие к затканным паутиной сводам, перемежались с портретами прежних обитателей дворца. Со старинных полотен на меня взирали сеньоры с выражением надменности и превосходства на крупных лицах. Как будто своими высокомерными взглядами мне напоминали о том, кем были они и кем являюсь я.

Одна из самых знатных семей Вальхейма. И вот что от неё осталось… Только воскресшая чёрная душа, застрявшая в теле представительницы другого рода.

Странно, что среди ле Круа не рождалось Стражей. Серен, если мне не изменяет память, единственная, в ком проявилась сила морров.

Наверное, мне следовало гордиться, ведь у меня в предках, пусть и очень далёких, тёмные чародеи имелись. Вот только сложно гордиться тем, что от нас осталось: жалким клочком земли да обветшалым домом, с которого, словно поблёкшая листва с деревьев, осыпались камни. Как и тем, что в твою родословную затесались Стражи, а у самой у тебя не проявилось ни капли магии.

За исключением вроде как бы подаренной.

В воздухе витал горький запах пыли. Тусклый дневной свет едва просачивался сквозь витражи, по которым вились полевые цветы и распевали песни хрустальные соловьи. В расписных бра, убелённых паутиной, не горели свечи. Если бы не окаянный браслет, я бы легко справилась с этой проблемой. А так пришлось передвинуть кресло, стоявшее у камина, поближе к окну. Иначе, пока буду читать впотьмах, точно ослепну.

Распахнула ставню, с наслаждением вдохнула сырой, напоенный приближающейся грозой воздух. Дождь усилился, небо содрогнулось от громового раската, и из его недр, осветив на миг заброшенный парк, вылетела, точно из лука, кривая молния. Лучше пережду ненастье здесь, в окружении книг. Знать бы ещё, с чего начать. Глаза разбегаются…

Оглядевшись по сторонам, решила подняться на антресоли.

Увы, некоторые книги оказались защищены чарами. Всякий раз, касаясь тиснёных золотом корешков, я боялась, что подушечки пальцев снова будет жечь или колоть. Из тех манускриптов, что были доступны, удалось выбрать несколько. Кряхтя под их тяжестью, боясь навернуться с лестницы и полететь вниз вместе со стопкой старинных трофеев, осторожно спустилась по деревянным ступеням. Разложив книги на подоконнике, удобно устроилась в кресле.

Хм, и кто же у нас будет первым…

Наверное, начну с раритета, носящего интригующее название «Нейтрализующие заклятья». Посмотрим, что мы с их помощью сможем нейтрализовать. Парочка заклинаний привлекла моё внимание, вот только для их прочтения требовался маг. Можно было, конечно, поэксплуатировать близняшек. Хотя эти лентяйки с магией совсем не дружили. А временами ещё и с головой. С них станется снять браслет не с моего запястья, а вместе с ним. Брр…

И тем не менее книгу я отложила, решив забрать её домой и хорошенько проштудировать ночью. Есть ведь ещё папа. Маменьку о помощи точно просить не стану, даже если Моран закуёт меня в кандалы и ошейник металлический защёлкнет на шее. Себе дороже.

Раскрыв следующую книгу, я пропала для мира на несколько часов. В «Хрониках тёмных» рассказывалось о моррах и их потомках. О сущностях Стражей и их силе. О страшной войне, развязанной одержимыми, и демонах, которых призывали древние чародеи.

До сегодняшнего дня даже не подозревала о существовании демонической иерархии. Оказывается, Мгла кишит тварями разной степени могущества. Есть низшие, которых при желании может призвать любой, даже самый посредственный маг-стихийник. Сумеет ли потом такой «зверушкой» управлять — это уже как повезёт. Да и наказание за призыв существа из потустороннего мира сурово — свидание с топором палача.

Были и такие демоны, именуемые высшими, которых могли «пригласить» только самые сильные маги, вроде Стражей. Да и то не всех. К счастью.

Что-то мне подсказывало, что именно такого гостя впустила в себя Серен. Раз при всём своём могуществе и неотразимости не смогла потом избавиться от этой заразы. Непонятно только — зачем? Зачем было так собой рисковать? Совсем тронулась на почве жажды власти? Но, кажется, ей приказали… Хотела бы я познакомиться с человеком, которому была покорна эта стерва.

Хотя нет, наверное, всё-таки не хотела бы.

Я так увлеклась чтением преданий о моррах, что совершенно потеряла счёт времени. Очнулась только когда чёрная вязь строк начала теряться в наползающей тьме. Глаза слезились и болели от напряжения.

Устало зевнув, потянулась к последнему талмуду. Что-то про заклятия и снадобья на все случаи жизни. Пролистав его, пришла к выводу, что под руку мне попалась совершенно бесполезная книга. Последнее, что меня сейчас заботило, это свежий румянец да бархатистая кожа. Выводить бородавки при помощи чудотворной воды, настоянной на жабьем камне, я тоже не собиралась. Потому что не имела ни того, ни другого: ни бородавок, ни бафонита.

Привораживать кого бы то ни было с помощью приворотного пойла не имею ни малейшего желания. Отваживать ретивого поклонника, которому «от поцелуев с вами станет дурно и более чем вероятно случится расстройство желудка» тоже.

А хотя… Перелистнула страницу обратно. Хм, интересное заклятье. И последствия его не менее интересные. Для того самого ретивого поклонника. Вздумай Моран стребовать с меня исполнение супружеского долга (а с этого мерзавца станется!), ещё долго потом будет испытывать незабываемые ощущения.

Любовно погладив и прижав к груди старенький томик с таким полезным рецептом счастья (так себе, конечно, месть, но всё же лучше, чем никакая), я собрала остальные книги, те, которые собиралась взять с собой. Увенчала стопку «Заклятиями на все случаи жизни» и поспешила вниз, в мыслях уже продумывая военную кампанию против подлеца-Стража.

 

Глава 8

Папа наотрез отказался мне помогать. Меня прям оторопь взяла, когда на следующий день он заявил, что мне следует простить мужа и во всём его слушаться. Видите ли, маркиз не знал, что творил, и, если кто и виноват в случившемся, так только одна Серен.

— Ты ведь не умеешь обращаться с магией, милая, и можешь себе навредить. Считаю, что было правильно на время лишить тебя сил.

Услышав это, я вновь испытала острое, почти болезненное желание кому-нибудь навредить. Причём навредить основательно, чтобы в следующий раз его чародейское вельможество дважды подумал, прежде чем перекрывать мне кислород в виде магии.

Изверг. Супостат. Подлец!

Близняшки (предательницы) недалеко от папа ушли. Даже слушать меня не стали, сказав, что раз я не делюсь с ними своими тайнами, то и им до меня нет дела.

Пришлось скрепя сердце смириться с наличием пыточного украшения и ждать возвращения благоверного, чтобы высказать всё, что думаю о его демоновой заботе и о нём самом.

Зеркало разбить так и не удалось. От осознания того, что в доме находится зачарованный предмет, благодаря которому этот паршивец может за мной следить, хотелось на стенку лезть. А потому, дабы не нервничать ещё больше и по ночам не страдать бессонницей, я приказала слуге перенести подарок его светлости в конюшню. Поставить в стойло перед лошадью. Пусть любуется её рыжей мордой. Ну или тем, чем она к нему повернётся.

Наконец наступило утро третьего дня. Я встала ещё затемно и стала готовиться к непростому свиданию. Готовилась к нему и после завтрака, и после обеда. И даже несколько раз бегала в конюшню проверить, не появился ли маркиз и не вляпался ли в то, что припасла для него наша кобылка. Я специально велела прислуге не вычищать в эти дни её стойло.

Увы, Страж снова меня обманул. Не явился он и на следующий день. Зато вместо дорогого мужа, когда на улице уже начало смеркаться, приехал Касьен.

Счастью близняшек не было предела. Папа и мама тоже несказанно обрадовались дорогому гостю. А я, увидев показавшегося из кареты шевалье, как всегда, щегольски одетого, в новом пышном парике, испытала странное чувство. Нет, не разочарование, но и радостной улыбки на лице не возникло.

Тем же вечером, оставшись со мной наедине, Касьен рассказал о том, о чём не удосужился поведать Моран. Вернее, я не удосужилась услышать.

— Значит, де Грамон мне не привиделся, и он на самом деле в сговоре с Опаль. То есть с Серен. — Я на миг зажмурилась. — Никак не привыкну к тому, что бывшая жена моего мужа находится в теле его бывшей любовницы.

Касьен сочувственно вздохнул.

— Именно де Грамон помог Серен умереть. Обставил всё так, будто на неё напал демон.

Мне вспомнилось послание, случайно обнаруженное в Валь-де-Манне. Короткая ужасающая фраза и широкий росчерк под ней с инициалами графа.

— Значит, они…

— Любовники? — Шевалье презрительно скривился, после чего залпом опрокинул в себя остатки яблочного сидра. — Вероятно. Ещё один идиот, пленившийся красотой этой гадюки.

— И что Моран? — Сердце предательски ёкнуло.

Просто так. Мало ли, из-за чего могло возникнуть столь неприятное чувство. И я ни чуточки не ревную.

Нет, нет и ещё раз нет.

— Подумывает о дуэли. Мне удалось отговорить его от этого безумства — сейчас есть проблемы поважнее. Но вы ведь знаете маркиза. Каким он порой бывает несдержанным. Я, конечно, всё понимаю, задета его честь…

Или дело не в чести, и Морана гложет то, что любимая женщина изменяла ему с лучшим другом.

Любимая…

Наверное, мне тоже не помешает кружечка сидра. А лучше уж две.

Шевалье де Лален привёз ещё одну неутешительную весть. Аресты продолжались. Уже взяли под стражу нескольких магов, якобы состоявших в сговоре с мэтром Леграном. Встречаться с богоотступниками запрещалось даже служителям Единой. Таков был приказ кардинала.

— Думаете, то, в чём их обвиняют, — правда? — с сомнением спросила я.

— Вроде бы нашлись доказательства.

— Какие доказательства? — я вся внутренне напряглась.

Де Лален неопределённо пожал плечами:

— Столица полнится слухами. Король нервничает и злится. Требует скорейшего судебного разбирательства для арестантов, а сам собрался сбежать из столицы.

— Да, я слышала, двор перебирается в Оржентель, — отозвалась рассеянно.

Перед глазами застыло изборождённое морщинами лицо мага. Он там, один в какой-нибудь затхлой тёмной клетушке. А я здесь, попиваю сидр, удобно устроившись в кресле, и только и думаю о том, как избавиться от перехватывающего запястье артефакта.

— Моран тоже отправится в Оржентель. В личной охране его величества.

«Скатертью дорога», — пожелала мысленно Стражу и устало потёрла глаза.

Спасти мэтра Леграна… Как я могу ему помочь, находясь здесь, без магии, без связей?

Надеялась переговорить с её величеством, но, кажется, королева обо мне позабыла. В любое другое время я была бы этому только рада. Но сейчас как никогда чувствовала себя беспомощной и бесполезной.

К счастью, очень скоро я воспрянула духом. Не прошло и дня, как явился гонец с посланием от правительницы. Мне настоятельно советовали отправляться в Оржентель, чтобы как можно скорее примкнуть к королевской свите.

Несмотря на то, что в монаршем приглашении упоминалась только моя персона, Касьен вызвался меня сопровождать. Он и два бугая, приставленные надзирать за маркизой с утра до вечера. Интересно, они и в замке будут таскаться за мною хвостиками? И в посиделках у её величества принимать участие?

То-то она обрадуется…

Так как путь предстоял неблизкий, да и в Оржентеле, надеюсь, у меня найдётся свободное время, был совершён ещё один набег на библиотеку соседей и позаимствованы (скорее всего, навсегда) книги по магии стихий и одна о том, как управлять силой морров. Тяжеленный такой талмуд, он тем же вечером был отправлен на дно дорожного сундука, следом за остальными книгами, в том числе и «Заклятиями на все случаи жизни».

Теперь я без них никуда.

Я решила более не пренебрегать советом мэтра Леграна и посвящать каждую свободную минутку учёбе. Пусть сейчас не могу колдовать, но знакомиться с теорией магии мне точно никто не помешает.

Чтобы папа больше не волновался. А Серен удавилась бы от злости. Когда в следующий раз попытается на меня напасть, а я сумею за себя постоять.

Вот так вот!

С таким воинственным настроем я отправилась во владения его величества, где Люстон XIV планировал предаваться безделью, охоте и прочим бесполезностям.

Пока в столице будут полыхать костры с осуждёнными.

Приказав себе не прогнозировать худшее, сосредоточилась на старинных талмудах. Спасибо Касьену, что не мешал заниматься. Наоборот, шевалье великодушно вызвался поработать для меня переводчиком и с горем пополам перевёл несколько текстов из видавшего виды манускрипта, написанного на древнем вальхеймском.

А вот браслет снять помочь отказался.

— Александрин, не смотрите на меня так. Я понятия не имею, какое Моран наложил на него заклятие. Давайте лучше не будем рисковать. Приедете в Оржентель и попросите мужа, чтобы придумал иной способ вас защитить и вернул вам силу.

Просить мужа? Да я скорее к демону за помощью обращусь, чем буду унижаться перед супостатом.

Спустя несколько знойных дней, проведённых на разбитых дорогах провинции, мы с Касьеном простились. Шевалье отправился верхом в Навенну, надеясь уже сегодня добраться до города. А я в сопровождении своих молчаливых стражников продолжила путь к замку из серого кирпича, чьи вековые стены и высокие башни проглядывали сквозь ажурное полотно листвы.

Вскоре моему взору открылась старинная резиденция королей Вальхейма во всём своём великолепии. Оржентель, величественный, неприступный, возвышался на холме. Многочисленные балконы из кованого железа поблёскивали на солнце. Полуденные лучи скользили по розовой черепице. Как будто зажигали шпили, и под их сиянием переливались всеми цветами радуги выложенные мозаикой фонтаны и калитки.

Кареты гостей заполнили курдонёр. Не успел мой экипаж остановиться, как распахнулась дверца, и молоденький слуга в ярко-зелёном кафтане, учтиво поклонившись, подал мне руку. После чего попросил следовать за ним.

Вместе с другими придворными, весело переговаривающимися, я стала подниматься по широкой лестнице из цветного мрамора на третий этаж. Среди сонма роскошных нарядов и завитых париков мой взгляд, не обращая внимания на внутренний протест своей хозяйки, пытался отыскать Стража. Интересно, Моран тоже здесь, среди приглашённых? Или преданно бдит возле их величеств.

А Серен? Сердце пропустило удар. Что, если она тоже получила приглашение…

Сколько ни оглядывалась по сторонам, гадину ползучую так и не обнаружила. Зато обнаружился гад. Не ползучий, а в данный момент расслабленно прислонившийся к перилам лестницы. Моран стоял на её вершине. Я же продолжала свой степенный подъём, следуя за еле плетущимися господами в богато украшенных галуном камзолах и седых париках.

Его светлость буквально утопал в мушках и шелках, во всевозможных бантиках и рюшах. Нет, на самом Моране ничего такого крамольного не было. В отличие от идущих впереди меня павлинов, на тёмно-сером костюме маркиза не имелось никаких излишеств. Лишь серебристая кайма скромно обрамляла край манжет и подол камзола, да на одном из пальцев, постукивавших по натёртым до блеска перилам, красовался перстень с фамильным гербом.

И если сам Страж был одет, как всегда, неброско, то от одного взгляда на его пёструю «свиту» глаза начинали слезиться. Девицы так плотно обступили мага, что, казалось, ещё немного, и они повиснут на нём, как шишки на ёлке.

А он вроде как был вовсе и не против. Охотно поддерживал разговор с какой-то лупоглазой шатенкой, улыбался блондинке (ненавижу блондинок!), жеманно хлопающей ресницами, и нисколько не сопротивлялся, когда стоящая слева от него фигуристая брюнетка, заливисто смеясь — хотя какое там смеясь, она, скорее, ржала, как необъезженная кобыла, — всё пыталась прижаться к нему теснее.

Так и хотелось спустить каждую с лестницы. Благо вовремя подавила сей неуместный порыв, напомнив себе, что ревновать человека, который в прошлом желал мне смерти, а в будущем станет мне бывшим мужем, по меньшей мере глупо.

И пока я мысленно проводила с самой собой воспитательную беседу, ноги сами несли меня к веселящемуся квартету. Опомнившись, резко замерла на ступенях. Выдохнув, рванула в обратном направлении.

Но поздно. Его любезничающая с кем ни попадя светлость заметил беглянку и поспешил по моему следу. Вызвав тем самым у девиц, осаждавших пока всё ещё женатую «крепость», слаженный вздох разочарования.

— Александрин!

— Что же это вы, мессир, не стоило прерывать столь занятную беседу, только чтобы поприветствовать свою жену, — выпалила, не успев прикусить язык.

А лучше бы вообще его откусила, дабы избежать дальнейших конфузов.

— Тебе не следовало сюда приезжать, — пальцы, властно обхватив мой локоть, с силой сжали его.

Ну вот, опять из-за этого дурацкого браслета я начинаю чувствовать себя брошенным для растопки в камин поленом.

— Чтобы не стеснять вас и не мешать вам со всякими там любезничать?

Вот ведь скверная привычка — сначала говорить, а потом только думать.

Прикосновение мужниной руки стало ещё более ощутимым. Того и гляди сломает мне локоть.

— Не говори глупостей! Просто в Луази ты была бы в большей безопасности.

— При желании Серен где угодно меня достанет. Верни мне силу, чтобы я могла за себя постоять.

И чего глаза закатывает?

— Я устал повторять, что всё, что делаю, я делаю для твоего блага…

— Когда не нахожусь под воздействием чар облапошившей меня гадины. Ай!

На нас уже стали оборачиваться. Я дёрнула рукой и потёрла болезненно ноющий локоть. Такое ощущение, что секунду назад его сжимали раскалённые тиски. Совсем умом тронулся.

Деспот.

Вскинув голову, встретилась со взглядом чёрных глаз, казалось, прожигающим насквозь. Обиделся, что ли? А вот нечего принимать всё так близко к сердцу.

— Так ты заберёшь свой демонов браслет?

— Нет.

— Ну тогда шли бы вы, ваша светлость, к своим пучеглазым красавицам! Они вас уже заждались!

Наверное, этот бестолковый разговор продолжился бы, если бы не возглас материализовавшегося рядом с нами сеньора.

— Ба! Какая удача! Мне повезло соседствовать с первой красавицей Вальхейма!

Не сразу поняла, о ком идёт речь. На двери, к которой подвёл меня всё тот же лакей (оказывается, я продолжала за ним следовать, даже не осознавая этого; никого не замечала, кроме несносного Стража), висела табличка с выведенным на ней золотом моим именем: «Госпожа маркиза де Шалон». А на соседней красовалось имя некоего графа де Париньяка.

— Вы очень любезны, граф, — кокетливо улыбнулась рослому бородачу.

Не одному же Морану очаровывать и пленять.

А его сиятельство тем временем забеспокоился:

— Но я не вижу нигде поблизости имени маркиза. Если его светлости будет угодно, — отвесил пафосный поклон, — я готов, хоть и не без сожаления, уступить ему свою комнату.

— Упаси Единая! — украдкой покосилась на мрачного, как средневековая чума, мужа. — Променять столь приятное соседство на соседство с человеком, обществом которого уже успела пресытиться? — И которого глаза бы мои вовек не видели. Снова покосившись на Стража, поняла, что мне ещё это аукнется, и поспешила проститься с улыбчивым графом и едва не рычащим маркизом. Прикрыла веером фальшивый зевок и сказала: — Вынуждена оставить вас, господа. Дорога была долгой и утомительной.

На прощание его сиятельство в поклоне поцеловал мне руку. Его светлость пригвоздил меня взглядом к полу, и я вдруг почувствовала себя куропаткой, которую насадили на вертел и отправили в раскалённую печку.

Опять из-за него поднялась температура.

Прогнав оцепенение, заставила себя сдвинуться с места и рванула в комнату. И только повернув в замке ключ, выдохнула облегчённо.

Заложив руки за спину, его высокопреосвященство шёл по пустынной галерее, примыкавшей к небольшому внутреннему двору. В тени фруктовых деревьев заливались песнями соловьи. Аккомпанировало им беззаботное журчание воды в фонтане, от которого разбегались мощёные дорожки, разрезавшие газон на четыре треугольника. Звуки эти создавали атмосферу идиллии.

Однако исповеднику его величества было не до любования красотами Оржентеля. По нахмуренным бровям и тонкой линии плотно сжатых губ можно было предположить, что служитель Единой о чём-то напряжённо размышляет или же что-то его сильно тревожило.

По замыслу кардинала, юный Максимильен, сын Люстона XIV, в недалёком будущем должен был унаследовать корону Иллании, тем самым присоединив северное королевство к Вальхейму. Дед Максимильена по материнской линии, нынешний правитель Илланского королевства, был болен неизлечимой болезнью. Старик умирал, не имея прямого наследника. А это значило, что малолетний принц Вальхейма должен был стать его преемником.

Увы, герцог Андалуйский, внучатый племянник медленно чахнущего короля, тоже положил глаз на илланский престол. Для этого он вступил в союз с Тангрией и Катором — державами, выступавшими против усиления власти Вальхейма. Прячась за спинами своих могущественных покровителей, его светлость грозился стереть армию Люстона XIV с лица земли, если только его солдаты посмеют сунуться на территорию Илланского королевства.

Сам король был против любого конфликта и готов был отказаться от притязаний на илланский престол, лишь бы избежать ссоры с решительно настроенными соседями.

Трусливый идиот! Отрекаться от того, что принадлежало им по праву, даже не поборовшись!

Кардинал Бофремон беззвучно выругался. Он планировал избавиться от правителя позже. Позже, когда испытания над одержимыми закончатся… Но! Больше медлить нельзя.

Иначе, если этот болван отречётся от наследия своего сына, Вальхейм потеряет такой лакомый кусочек.

По приказу кардинала Бофремона было арестовано несколько магов. Слепо преданных своему трусливому, недалёкому монарху. Сильные чародеи, которые в будущем могли спутать его высокопреосвященству все карты. Но теперь, заточённые в Фор-Левеке, они были неопасны. Король, слепо доверявший своему исповеднику, напуганный непрекращающимися нападениями потусторонних тварей, сразу же поверил во все обвинения и дал добро на начало судебного разбирательства.

Прелат зловеще усмехнулся. В Вальхейме осталось совсем немного магов, готовых служить своему правителю до последнего вздоха и последовать за ним куда угодно.

И все они, не догадываясь о том, что ждёт их в самом ближайшем будущем, съезжались в Оржентель. Чтобы отправиться за своими правителями в иной, возможно, не самый худший мир. Если он, конечно, существует.

Главное, провернуть всё осторожно. Кардинал сплёл перед собой унизанные перстнями пальцы, улыбнулся довольно.

…И тогда останется он при мальчишке регентом. Присоединит к Вальхейму Илланию. Разве найдутся сумасшедшие, которые рискнут противостоять армии морров? А потом, когда придёт время, избавится и от сопляка-принца.

Чтобы наконец исполнить своё предназначение — править самым могущественным королевством в мире.

Править вечно.

 

Глава 9

Придя в себя после очередного бестолкового выяснения отношений, я стала знакомиться с пожалованными мне апартаментами. Роскошная спальня в светлых тонах радовала глаз. На широкую кровать, спрятанную под ниспадающим складками балдахином, хотелось прилечь. Обнять одну из расшитых цветочными узорами подушек и, выставив из головы Стража, уснуть безмятежным сном.

Увы, об отдыхе пока что оставалось только мечтать. Прежде всего мне следовало предстать перед её величеством, дабы поведать ей очередную байку о том, почему я вдруг отправилась в Луази и торчала там столько времени.

Ломая голову над тем, как соврать поправдоподобнее, я рассеянно оглядывалась по сторонам. Стены украшали поблёкшие от времени гобелены. Окна выходили на обласканный жарким солнцем парк. Множество милых женскому сердцу безделушек из серебра и слоновой кости поблёскивали на резных столиках.

Чего не было — так это смежной со спальней комнаты с бассейном. Значит, придётся довольствоваться общей купальней. Эх…

Мадлен уже должна была приехать, вместе с моими платьями и драгоценностями. Не могла же я показаться перед её величеством в одном из немногочисленных скромных нарядов, что привезла с собой из Луази.

Да фрейлины меня на смех поднимут! И тот мерзкий карлик, Деде, уверена, с удовольствием выпустит жало, дай только повод. Нет, унижать себя я точно не позволю. Да и его светлость — во мне вдруг проснулось авантюрное настроение — пусть видит, что в скором времени потеряет.

А значит, следовало дождаться служанку.

К счастью, сундуки с нарядами, которые когда-то, кажется, уже в прошлой жизни, заказал для меня маркиз, обнаружились возле платяного шкафа. А вот Мадлен и след простыл.

Негодница появилась спустя где-то час, с запиской от его командорства и чем-то, очень напоминающим клык невинно убиенного животного.

— Ещё одно зачарованное… хм, украшение? — с опаской покосилась я на так называемый зуб, который протягивала мне девушка.

— Его светлость просил передать это вам вместе с письмом, — присела в реверансе Мадлен и всучила-таки мне очередной презент благоверного, которого я в гробу видела.

В смысле, их обоих.

Сломав печать — мог бы и не утруждаться формальностями, — раскрыла послание, написанное сухими, короткими фразами.

«Носите рог ретала всегда с собой. Опускайте в питье. Подкладывайте в еду. Если поменяют свой цвет — значит, отравленные. За ужином обязательно проверю», — пригрозили мне напоследок, а я представила, как поцеживаю вино, в котором плавает чей обломанный рог или выбитый зуб.

Не знаю, как от отравления, а в борьбе с лишним весом это, должно быть, чудодейственное средство. Боюсь, после представленного мне сегодня уже ничто в рот не полезет.

В бассейне я надолго не задержалась. Не было желания упражняться в умении ненавязчиво колоть словами и ими же отбиваться. Хоть нежившиеся в душистой воде дамы и пытались спровоцировать меня на откровенный разговор. Оказывается, кто-то очень шустрый уже успел пустить слух о том, что — выражаясь словами известного поэта — «подгнило что-то в Дарском королевстве». Имелись в виду, конечно же, наши с Мораном отношения.

Интересно, маркиз сам прокололся или по нам и так всё видно? А может, Серен постаралась…

Кстати, о ней. Не успела я выйти из бассейна, а Мадлен накинуть мне на плечи халат, как в купальню заявилась эта мегера. Мне бы испугаться, но вместо этого сердце снова болезненно защемило. От ревности.

Опаль, которая Серен, была очаровательна. Хрупкая, изящная, с розовыми горошинами сосков на аккуратных маленьких грудях, осиной талией и округлыми бёдрами, которыми она соблазнительно покачивала, двигаясь мне навстречу.

Я вспыхнула. Всем этим негодяй Страж пользовался в своё удовольствие. Даже уже после нашего знакомства! Не сразу осознала, что пальцы до боли впиваются в ладони, оставляя на коже светлые борозды. Жар опаляет лёгкие, отчего вздохнуть нет сил.

Не знаю, к кому я в тот момент приревновала больше. К его бывшей любовнице, этакой воздушной нимфе, или жене-обольстительнице. Нынешняя герцогиня д’Альбре успешно сочетала в себе эти две ипостаси.

— Маркиза, — приторно улыбнулась мне ведьма, — рада видеть вас в Оржентеле.

— Не могу сказать о себе то же самое. — Невольно отшатнулась от… кузины.

— Боитесь? — поняла она всё по моему порывистому движению и расплылась в ещё более довольной улыбке.

— Не без основания.

— Надеюсь, увидеть вас сегодня вечером за игрой в карты. Вместе с его светлостью, конечно же, — как ножом полоснула взглядом и стала не спеша, не забывая при этом вилять бёдрами, как будто кто-то мог здесь позариться на её прелести, спускаться в оттенённую лепестками роз воду.

А я, когда ко мне вернулась способность дышать, рванула к себе в комнату. Позже ругала себя за то, что испугалась. За ревность, которая не должна была меня мучить.

За все другие чувства, которые продолжала, несмотря ни на что, к нему испытывать.

Поглощённая мыслями о Серен, я позволила служанке самой определиться с моим нарядом и подобрать под него украшения. Не прошло и часа, как благодаря стараниям Мадлен я преобразилась. Сейчас из зеркала на меня смотрела очаровательная молодая женщина. Волосы были аккуратно причёсаны и сколоты на затылке, лишь один локон кокетливо ниспадал на плечо. Глаза, казалось, вобрали в себя всю зелень окружавшего Оржентель леса. Единственное, как по мне, я была слишком бледная. Из-за дважды пережитого сегодня волнения. Один раз по милости Стража, другой — благодаря белобрысой стерве.

Мадлен это тоже заметила и, прежде чем я успела возразить, она шустро и от души нарумянила мне щёки. А потом ещё и уговорила нанести на грудь, соблазнительно видневшуюся в глубоком декольте платья, фривольную мушку в виде полумесяца.

Платье из кремового атласа, украшенное по подолу золотистым шитьём, удачно сочеталось с жемчужным ожерельем, овитым вокруг шеи и хоть немного скрадывающим сверхоткровенный вырез, а также со светлым пёрышком, которым Мадлен увенчала мою причёску.

Вооружившись веером и фальшивой улыбкой, я отправилась на поклон к королеве.

— Неужели! — При виде меня её величество чуть в ладоши не захлопала. — Нашлась наша пропажа! Где же вы так долго пропадали, милочка?

Пожелав себе удачи, рассказала о загадочной болезни моего батюшки и о его счастливом выздоровлении, которое и подвигло меня отправиться в путешествие.

— Что ж, мы рады, что его милости стало лучше, — благосклонно улыбнулась мне королева и предложила устраиваться подле неё на совершенно неудобном низком пуфе, да ещё и возле вечно храпящего дога.

Благо шут нигде не просматривался, и два часа в обществе правительницы и её подхалимок, к коим теперь относилась и я, прошли вполне сносно.

Когда на замок опустились сумерки, настало время ужина.

Приглашённые, которых по моим скромным подсчётам приехала в замок добрая сотня, расположились в просторной зале за длинным столом. Во главе его восседал Люстон XIV. По правую руку от короля обосновался кардинал Бофремон, по левую — мой муженёк. Который, не успела я переступить порог обеденной залы, принялся сверлить меня своими чернющими, как сама Мгла, глазами.

Под чутким надзором Стража я чувствовала себя букашкой, которую препарируют долго и со вкусом. А вскоре к созерцанию моей персоны присоединилась и Серен. На протяжении всего ужина моим единственным желанием было юркнуть под стол и ползком добраться до спасительного выхода. А там уже дать дёру и без оглядки мчаться до самой чащи. Что мне ведьмы и духи Чармейского леса, когда самая опасная в мире ведьма пожирает меня глазами.

Словно здесь подкрепиться больше нечем.

Когда слуга поставил передо мной первое блюдо — куропатку под изумительно пахнущим ягодным соусом, я заметила, как Моран решительно поднялся и направился ко мне.

— Где мой подарок? — это вместо приветствия.

— Который? В последнее время вы завалили меня презентами.

— Предпочитаете, чтобы я попробовал? — потянулся к столовым приборам. Наклонился ко мне ещё ниже, обдав выбившиеся из причёски кудряшки у висков своим горячим дыханием.

По телу пробежали мурашки, а сердце (чтоб его!) и вовсе стучать перестало. Всё то время, пока Страж находился рядом.

— Могу ведь и отравиться, — уколол словами и взглядом.

— Заманчивая перспектива.

Тяжело вздохнув, достала из болтавшейся на поясе атласной сумочки чей-то там рог. Скривившись, сунула его сначала в вино. А спустя несколько секунд, когда стало ясно, что хмельной напиток и не думает менять пурпурный цвет на какой-либо другой, дёрнула за витой шнурок, к которому он был привязан, и увенчала этим обломком чьего-то выроста некогда аппетитную, а теперь уже совсем не интересную моему желудку куропатку.

Когда проверка была закончена, его светлость выпрямился, увеличив разделявшее нас расстояние, позволив мне тем самым вздохнуть свободнее, и дал добро:

— Можете есть спокойно.

Сказав это, отправился обратно надзирать за государем, а я в который раз, обречённо вздохнув, пришла к выводу, что рядом с этим мужчиной у меня не только барахлит сердце, но и дышать получается с трудом.

После ужина часть придворных разбрелась по сумрачным галереям замка. Большинство же переместилось в комнаты, где на круглых, затянутых зелёным сукном столах игроков поджидали колоды карт.

В тот вечер я изнывала от напряжения под прицелом далеко не дружелюбных взглядов — Морана, Серен, Адриена, тоже притащившегося в Оржентель, — а потому, пытаясь хоть как-то расслабиться, позволила себе лишнего. Или, скорее, лишних. Несколько бокалов вина. В которых добросовестно, под пристальным вниманием Стража, снова и снова «топила» рог ретала.

Наверное, всему виной был хмель, ударивший в голову. Из-за него я потеряла над собой контроль.

А вскоре по моей милости его утратил и кое-кто другой.

Когда придворные стали занимать места за игорными столами, я поначалу растерялась, не зная, куда податься. Присоединиться к картёжникам или же пополнить ряды наблюдателей. Я никогда не считала себя азартной, не увлекалась картами, а потому имела все шансы просадить за вечер не одну сотню алидоров, ведь при дворе играли по-крупному.

Встрепенулась, услышав, как кто-то меня окликнул. Этим кем-то, обладателем низкого раскатистого голоса, оказался мой недавний знакомый-бородач, граф де Париньяк.

— Мадам маркиза! Что же вы раздумываете? Окажите честь, присоединяйтесь к нам. — Его сиятельство указал на единственное пустующее за столом место, и я, усмехнувшись своим мыслями, приняла предложение.

Что может быть приятнее, чем сыграть на деньги ненавистного (ненавистнее не придумаешь!) мужа и спустя пару часов остаться с пустым кошельком.

Поймав взгляд благоверного, примкнувшего к зевакам за соседним столом, улыбнулась графу одной из своих самых обворожительных улыбок и, хлопнув веером по ладони, грациозно опустилась на предложенное место.

— Вы так любезны, мессир.

— Находиться рядом с вами, моя дорогая, наивысшее наслаждение, — рассыпался любезностями придворный, не забывая время от времени нырять глазами в глубокий вырез моего платья. С таким видом, словно не моими прелестями любовался, а скрупулёзно подсчитывал в ожерелье количество жемчужин.

Едва удержалась от того, чтобы не прикрыться веером, а лучше с его помощью охладить чей-то пыл, хорошенько стукнув графа по лбу.

Мимо проплыл лакей, разнося напитки: мне повезло ухватить с подноса последний. Придворные набились в зал, как сельди в бочку; около дюжины надушенных сеньоров плотно обступили наш стол, из-за чего было не продохнуть. Даже распахнутые настежь окна, через которые в помещение проникал свежий воздух, напоенный запахами вечернего леса — мхом, грибами, полевыми цветами, не спасали от духоты. Тяжёлое амбре одеколона густым облаком нависло над игроками, перебивая все остальные ароматы.

Поэтому вино из королевских закромов, подслащённое капелькой мёда, пришлось как нельзя кстати. Оно приятно охлаждало и помогало расслабиться. Незаметно один стеклянный кубок сменился другим, за ним последовал третий. Придворные хмелели, всё чаще то тут то там раздавались взрывы пьяного смеха. Шуточки становились всё развязней, а взгляды откровенней.

В какой-то момент мне даже почудилось, что де Париньяк, продолжавший усиленно налегать на вина и плотоядно коситься в мою сторону, на закуску сожрёт меня с потрохами.

По мере того как ночная тьма всё плотнее подступала к замку, в зал сносили канделябры. И, наверное, потому, от сотни зажжённых свечей, стало ещё жарче. И дело вовсе не в Моране, чьё присутствие я ощущала каждой клеточкой своего тела, которое, несмотря на протесты разума, продолжало к нему тянуться.

К счастью, герцогиня д’Альбре устроилась в другом конце зала, иначе бы я точно задохнулась — не от жары, от ненависти. Зато одного из картёжников за нашим столом вскоре сменил де Грамон. Словами не передать, как мне в тот момент хотелось выплеснуть в самодовольную рожу Стража остатки креплёного напитка. А заодно воспользоваться бокалом де Париньяка, чтобы демонов чародей как следует освежился.

Как назло, в тот вечер мне катастрофически везло. Вместо того чтобы просаживать мужнино состояние, я его приумножала.

Безобразие какое-то! И рада бы продуть, да только удача никак не хотела от меня отворачиваться. Я продолжала вести игру, держала ставку и отчаянно надеялась, что ещё немного, и его чародейская светлость будет рвать на себе волосы, а я поздравлять себя с оглушительным проигрышем, ведь придётся расстаться со всем, что поставила и выиграла до этого счастливого момента.

После первого круга выбыли неимущие, в смысле, таковыми ставшие в ходе игры. После второго — те, кто больше не желал рисковать. Нас, самых стойких, осталось пятеро: я, мой сосед-граф (который был явно не против продолжить наше знакомство в более интимной обстановке, напрочь позабыв о наличии в моей жизни мужа), преданный пёс Серен да какой-то подслеповатый барон, чьего имени я так и не запомнила, а также некая графиня де Фанжери. Она из кожи вон лезла, пытаясь привлечь внимание сидящего слева от неё Адриена.

Бедняжка не догадывалась о том, что Страж уже давно и бесповоротно запутался в сетях этой паучихи — герцогини, и что Серен играла с ним, как с пойманным насекомым, готовая его слопать, только лишь тот дойдёт до нужной кондиции.

— Пас! — после очередного круга записал себя в проигравшие барон и, что-то недовольно бурча себе под нос, покинул нашу сплочённую компанию.

Де Париньяк демонстративно зевнул.

— Вы не находите, что игра становится скучной? Предлагаю немного изменить правила. Если, конечно, наши дамы согласятся, — громко, на весь зал, высказался граф, вытирая пот со лба своими же искусственными кудрями, и с вызовом посмотрел сначала на меня, а потом на графиню.

Было уже около полуночи. Те игроки, что оказались менее удачливыми, отправились запивать поражение чем-то покрепче. А некоторые, отдав предпочтение женским прелестям, рассредоточились по кулуарам в компании необременённых добродетелью дам. Теперь зеваки толпились только у нашего стола, остальные пустовали.

В какой-то момент заметила Морана, напряжённо цедящего вино и стрелявшего в бывшего друга, де Грамона, такими взглядами, словно у того на спине сидели ядовитые ящеры, и его светлость собирался их убить.

— Так что же это за правила? — заинтересованно спросил белобрысый гад.

— Сил больше нет играть на одни только деньги. Как насчёт того, чтобы присоединить к золоту некоторые детали одежды? — азартно предложил де Париньяк. — Проигравший расстаётся не только с алидорами, но и с частью своего туалета.

— Как интересно! — непонятно чему обрадовалась дура-графиня. Даже в ладоши захлопала, настолько захватила и понравилась ей эта идея. — Я согласна, господа!

— А что же мадам маркиза? — откинувшись на спинку стула, с усмешкой поинтересовался Адриен.

Не успела открыть рот, чтобы высказать де Париньяку всё, что думаю о его идее, а заодно со всеми попрощаться, как откуда-то сбоку послышалось безапелляционно-мрачное:

— Мадам маркизе пора отдыхать.

Придворные недовольно загомонили и дружно покосились на Стража.

Вскинув голову, встретилась взглядом с отмороженным магом. Вернее, это внешне де Шалон напоминал обломок льдины, а внутри него, по глазам было видно, разгоралась ярость. Как бы его сиятельство не пожалел потом о своей идее.

Я вдруг тоже поняла, что начинаю заводиться. Морана хлебом не корми, дай пораспоряжаться мной, моей судьбой, моей жизнью. Моим телом, в конце концов, которое он готовил для своей бывшей.

Теперь всё это было в прошлом. Осталась там же и послушная девочка Ксандра, которая позволяла вертеть собой как куклой.

Боится, что, проиграв, унижу его? Ну это мы с превеликим удовольствием!

— Мадам маркиза вовсе не устала, — возразила громко. Стараясь не смотреть на исходящего злостью Стража, во всеуслышание заявила: — Можете раздевать. Я хотела сказать, раздавать карты.

 

Глава 10

Всего каких-то полчаса назад я жаловалась на то, что мне катастрофически везёт, и мысленно проклинала совсем неизменчивую фортуну. Допроклиналась. Видать, здорово я её обидела, раз она решила отныне показывать свой лик исключительно бородатому и белобрысому графам, а нам с мадам де Фанжери оставалось любоваться её за… ну пусть будет затылком.

К восторгу захмелевшей публики, её сиятельству, в результате предыдущей партии лишившейся туфелек, теперь предстояло расстаться с чулками. Стягивала их кокетка нарочито медленно, ничуть не смущаясь и даже наоборот, кажется, получая от этого удовольствие.

Наверное, ей нравилось находиться в центре внимания и испытывать на себе вожделенные взгляды. Я же уже сто раз успела пожалеть, что согласилась на дурацкую игру. Если бы не Моран, спровоцировавший меня на это безумие, уже бы досматривала десятый сон. А не сидела, красная от стыда, отсчитывая секунды до рокового момента, когда придётся расшнуровывать корсаж, который де Париньяк весь вечер прощупывал взглядом.

Чулок и туфелек на мне уже давно и в помине не было, украшений тоже. От одной только мысли, что всего через каких-то несколько мгновений я предстану перед собравшимися в одних нижних юбках, корсете и полупрозрачной сорочке, едва ли скрывавшей мои прелести, хотелось лезть на стенку.

Гордость не позволяла первой признать поражение. Вот если бы сначала выбыла графиня… Но та с радостью и догола разденется и ждёт не дождётся своего следующего проигрыша.

Какой-то части меня хотелось, чтобы его чародейская светлость не выдержал моего (а значит, и своего унижения) и утащил подальше из демонового зала.

Но Страж, как назло, больше вмешаться не пытался. Должно быть, почувствовал моё смущение и решил меня проучить.

Вот что он за человек?!

— Мне уже даже интересно, до чего вы доиграетесь, — склонившись ко мне, издевательски шепнул де Шалон.

— А вы, похоже, этим наслаждаетесь, — прикрывшись веером, зло прошипела в ответ.

— Да, признаться, игра становится занятной.

— Ваша очередь, маркиза, — довольный, как нализавшийся сметаны кот, объявил де Грамон, отвлекая меня от размышлений о самых жестоких пытках, одну из которых я бы с удовольствием применила для умерщвления мужа. Не дожидаясь ответной реакции, Адриен зачем-то поднялся и ринулся ко мне. — Полагаю, даме нужна помощь, одна не справится. Для меня честь на время стать вашим слугой.

Глумливый взгляд и такая же улыбка. Стоило представить, что маг будет до меня дотрагиваться, и сразу стало дурно. Интересно, его нахальное сиятельство не сильно оскорбится, если меня вдруг стошнит на его до блеска начищенные туфли?

— Я тоже к вашим услугам, маркиза! — пьяно икнув, с готовностью подскочил де Париньяк.

И этому не терпится.

— Опоздали, граф. — Адриен в два счёта оказался со мною рядом. — Возможно, после следующей партии маркиза позволит вам снять с неё панталоны.

Придворные взорвались громким хохотом. Если раньше щёки у меня алели, то сейчас я чувствовала себя свежесваренным раком.

Ощутила тяжесть мужской ладони на плече, тепло сильных пальцев на коже.

— Дай мне только повод вызвать тебя на дуэль и выпотрошить, как животное. Коим ты и являешься, — голос Морана звучал вполне миролюбиво, а вот от смысла брошенных фраз народ дружно поёжился.

Де Грамон же криво ухмыльнулся, однако предпринимать поползновения расшнуровать корсаж больше не стал. Даже, на всякий случай, отступил на шаг. А я облегчённо выдохнула. Близость Морана, как ни странно, успокаивала.

— Вынужден лишить вас этого удовольствия, маркиз, — с ядовитой издёвкой произнёс Страж. Изобразив шутовской поклон, вернулся на своё место.

— И что, её светлость больше не будет раздеваться? — Покачнувшись, де Париньяк с разочарованным вздохом упал обратно на стул, так, что ножки того подозрительно заскрипели. — Вы, маркиз, нам всё портите.

Гости его величества недовольно загомонили, соглашаясь с графом.

— Не будет, — бесцветно обронил де Шалон, не удостоив его сиятельство даже взглядом. Схватив меня за руку, распорядился: — Пойдём. — И повёл прочь из зала, не удосужившись подождать, пока я нашарю под столом туфли и соберу с него же украшения.

Жалко жемчуг.

Пришлось уходить босиком, провожаемой перешёптываниями и смешками. Я с тоской и сожалением представляла, как завтра о раздевании маркизы де Шалон и её позорном бегстве будут судачить все, кому не лень.

И наверняка доложат королеве.

— Довольна? — не сказал, а выплюнул благоверный, протащив меня по нескончаемой галерее, под аккомпанемент из эха собственных шагов; а потом вверх по окутанной сумраком лестнице.

Думала, Моран удовлетворился тем, что я только что от стыда чуть не сгорела, и, если и был зол, то только на Адриена. Куда там! Весь гнев его светлости опять достался мне.

Опомниться не успела, как оказалась возле стены, прижатая к шероховатому камню злющим-презлющим колдуном.

Моран навис надо мной, испепеляя взглядом.

— Пусти, — отозвалась устало и попыталась вырваться из кольца горячих рук.

Как будто внутри Стража тоже таилось пламя.

Всегда считала себя ловкой и юркой, но, увы, выпитое в тот вечер вино не прибавило мне манёвренности.

— Ещё одна выходка в том же духе — и поедешь обратно в Луази! — прошипел мне в губы, едва их не коснувшись.

Жаль, что едва…

Я разозлилась. Не на него, на себя. За то, что, вместо того чтобы его ненавидеть, ругать и наконец остыть, продолжаю о нём думать. И плавлюсь в его руках, словно зажжённая свечка.

— А почему бы вам просто со мной не развестись? И никакой мороки.

— Ты так до сих пор ничего и не поняла? — раздалось после продолжительного молчания, во время которого мы пожирали друг друга глазами.

И почему голос его звучит так хрипло, и взгляд больше не обжигает, а лаская, скользит по лицу, словно обводит невидимым пером каждую мою чёрточку. Мой же, предатель, никак не сходит с резко очерченных губ Стража, ничего другого не замечая.

— Пусти, — повторила слабо.

— Не отпущу, — упрямо возразил маг.

За миг до того, как принялся меня целовать.

Попытки изгнать из себя демона ничего не дали. Проклятая тварь ни в какую не желала возвращаться в мир Мглы. Ни одно из известных Стражу заклинаний не сумело ослабить высшего.

Отрицательные эмоции, ненависть, что Моран испытывал к бывшему другу и бывшей жене, питали демона, с каждым днём делая его сильнее. Так же, как гнев и ревность, которые мастерски провоцировала в нём теперешняя маркиза.

Немалых усилий стоило Стражу, чтобы сдержаться, а не схватить девчонку, закинуть себе на плечо и под улюлюканье пьяных бездельников утащить подальше от похотливого толстяка-графа, во время игры не раз раздевшего Александрин взглядом. Но перед тем как уйти, размозжить о первое, что подвернётся под руку, голову Адриена, весь вечер не спускавшего с девушки глаз.

Моран зажмурился, силясь прогнать наваждение — кровавое пятно, расползающееся по затянутой шёлком стене. Картина, приводившая в восторг демона. К сожалению, вызвать де Грамона на дуэль без веской на то причины его светлость не мог. Вернее, причина как раз таки имелась и очень даже веская. Но не объявлять же во всеуслышание, что Адриен состоял в сговоре с его покойной, а ныне воскресшей женой, больше года по своей прихоти перекраивавшей его, Морана, сознание. Что в результате привело к жестокому ритуалу, в котором погибла настоящая герцогиня д’Альбре.

В лучшем случае после таких откровений его поднимут на смех. В худшем — отправят следом за остальными богоотступниками в Фор-Левек, дожидаться судебного разбирательства, за которым последует неминуемая казнь. Король слишком напуган, чтобы рассуждать здраво, ему везде мерещатся демоны и враги. Правителю проще отрубить несколько лишних голов, чтобы перестраховаться и, возможно, тогда почувствовать себя в большей безопасности.

Сквозь багряную пелену, застлавшую глаза, Моран заметил, как к Александрин, обогнув стол, приближается Страж.

…Ещё маркиз подумывал о том, что можно было бы подкараулить де Грамона где-нибудь в Оржентеле и расправиться с ним по-тихому. Используя демона, как источник силы, Моран мог запросто свернуть любовнику Серен шею одной только силою мысли. Недостойный дворянина поступок, который привёл бы в экстаз поселившееся в нём чудовище.

Чародей понимал, если позволит жажде мести захлестнуть его, превратится в монстра, отражение которого каждый день видел в зеркале.

— …Возможно, после следующей партии маркиза позволит вам снять с неё панталоны, — прорезал сознание сочащийся ядом голос.

От ярости потемнело в глазах. Понадобилась вся сила воли, чтобы воображаемое кровавое пятно на стене не заменило настоящее.

— Пойдём. — Не дожидаясь, пока её светлости придёт в голову очередная блажь (вдруг из желания позлить его наплюёт на чувство собственного достоинства и продолжит раздевание), схватил строптивицу за руку и потащил прочь.

Подальше от де Грамона и похотливых взглядов, которыми придворные награждали его жену.

Ладонь Александрин была горячей, слегка дрожала в его руке. От пережитого волнения, а может, от страха. Потому что он находился рядом.

Она по-прежнему его боялась. Даже узнав правду, не сумела простить. И понять не пыталась. Предпочла воздвигнуть вокруг себя стену из обиды и отчуждения. То ли не любила по-настоящему, то ли опасалась новой боли, которую, думала, он может ей причинить.

Было приятно к ней прикасаться. Ощущать исходящее от неё тепло, едва уловимый запах кожи, такой нежной и мягкой наощупь.

Казалось, прошла целая вечность с тех пор, когда она безраздельно принадлежала ему. Когда, разгорячённая, извивалась под ним и стонами удовольствия отвечала на каждую ласку.

— А почему бы вам просто со мной не развестись? И никакой мороки.

Развестись? Александрин стояла, гордо задрав подбородок. Смотрела с вызовом, как будто вдруг перестала его бояться. Сама того не осознавая, своим поведением, одним своим видом дразнила и распаляла.

— Пусти.

Губы девушки были слегка приоткрыты, грудь, зажатая в тисках корсета, напряжённо вздымалась. Моран почувствовал, как возбуждение прокатывается по телу, как оно тяжелеет, и все мысли вытесняет жажда обладания. Разорвать бы к демонам собачьим платье и овладеть ею прямо здесь, в пустынной галерее замка. Снова услышать, как Александрин, охваченная страстью, стонет и всхлипывает, покорно насаживаясь на него.

Поймав взгляд Стража, потемневший от желания, девушка неосознанно провела язычком по нижней губе, а потом прикусила её и задержала дыхание, явно чего-то ожидая.

Уж точно не того, чтобы он отпустил её. По крайней мере, не сегодня…

Если вино туманило разум, то поцелуи Стража вызывали головокружение, настолько сильное, что можно было запросто лишиться чувств. Нетерпеливые, жадные, от них пылали губы и сладко ныл низ живота.

Наверное, по сценарию мне следовало протестовать и вырываться. Иначе зачем бы он удерживал мои запястья сведёнными вместе над головой. Это одновременно и возбуждало, и раздражало безумно. Хотелось коснуться его, а не чувствовать себя беспомощной куклой. Ощутить под ладонями, пусть и через ткань рубашки, твёрдость литых мышц и тепло затемнённой росписью татуировок кожи.

Затрещала ткань — это его светлость свободной рукой рванул за шнуровку корсажа. Вот ведь скверная привычка портить мне платья… Одурманенная близостью мага, жарким дыханием, опалившим шею, за миг до того, как он начал покрывать её поцелуями, невольно подалась навстречу. Моран провёл языком от ключицы к подбородку, медленно, дразня, оставляя на коже влажную дорожку. И, пока я млела и наслаждалась этой лаской, незавидная участь прийти в негодность постигла корсет.

Платье, шурша, поползло вниз, обнажая грудь, едва прикрытую сорочкой. Холод камня, к которому меня прижимали, в контрасте с горячими прикосновениями будоражил, заставлял сердце учащённо биться.

Страж не спешил ослаблять хватку. Осыпал поцелуями плечи, шею, быстрыми, порывистыми, словно пил меня и никак не мог утолить жажду. Продолжая исследовать моё тело губами, сквозь тонкую ткань сорочки жадно покусывал напряжённые соски, рождая внутри дрожь, смешанную с лёгкой болью. Под напором его языка я всхлипывала и стонала, выгибалась ещё сильнее, стремясь прижаться к нему, почувствовать его возбуждение.

Близость мага выжигала все мысли. Я не задумывалась о том, что кто-то может стать свидетелем нашего, моего, безрассудства. Не думала ни о чём, кроме мужчины, которого, вопреки всему, по-прежнему безумно любила.

Его светлости пришлось меня отпустить — для борьбы с юбками требовались обе руки. А также ангельское терпение, коим де Шалон никогда не мог похвастаться. Маркиз тихо выругался, пытаясь задрать подол платья и при этом не запутаться в бесчисленных кружевах.

— Вы словно кочан капусты, — раздражённо попеняли мне.

— А вы знаете толк в комплиментах, — огрызнулась в ответ.

Повиснув на Страже — ноги уже не держали — запуталась пальцами в мягких волосах. Было сложно справиться с искушением, и я коснулась губами тёплой щеки. Ещё и ещё, вдыхая родной, такой любимый запах, и где-то глубоко внутри ругая себя за эту слабость.

Невозможный. Невыносимый. Мой.

Зажмурилась от яркого, острого ощущения, когда сильные пальцы, пройдясь от колена вверх по бедру, достигли самого сокровенного. Кусая губы, чтобы не застонать в голос, я наслаждалась ласками мужа, то дразняще медленными, то сводящими с ума — быстрыми.

— Так что ты там говорила насчёт развода? — спросил, доводя до умопомрачения своим шёпотом, своими поцелуями.

Что-то говорила… Вспомнить бы что. А ещё я, кажется, собиралась его ненавидеть. И ненавидела.

Вроде бы…

Коварные королевские вина. И ещё более коварный Страж. Ах…

Удовольствие накатывало, усиливаясь с каждым мгновением. Казалось, мир вокруг исчез. Или, вернее, уменьшился до таких размеров, что теперь мог вместить только нас двоих.

Не осталось места ни для Серен, ни для ревности и обиды. Лишь одно желание — стать с ним единым целым, имело смысл.

Страж подхватил меня под бёдра, крепко прижимая к стене. Прикрыла глаза, вслушиваясь в тяжёлое рваное дыхание мужа, вбирая его в себя.

И вдруг сердце запнулось, пропустило удар. Видение из прошлого ненавистной кузины ослепило. Я как будто перенеслась во времени, в такую же летнюю ночь, напоенную ароматами леса, приторно-сладким запахом возбуждения. Оно казалось почти осязаемым, бурлило вокруг Стража и его избранницы.

Серен.

Я чувствовала всё, что испытывала тогда она, с готовностью отвечая на ласки ещё, кажется, жениха.

— …Мы не должны, — томно говорит кузина, даже не пытаясь отстраниться. Скорее, просто, чтобы дать понять, она — девушка благовоспитанная.

— Ты сводишь меня с ума, — осыпая поцелуями изящную шейку, оттенённую рыжими кудрями, шепчет Страж.

— И только? — наигранно возмущается Серен.

— И только? — Я, как когда-то она, смотрю в глаза мага, потемневшие от желания. В них отражаются все его чувства. Не ко мне, к ней. — Я люблю тебя, слышишь? — порывисто восклицает он. — Люблю до безумия. Как никогда никого не любил! Настолько сильно, что готов выкрасть тебя и сделать своей женой уже сегодня! Сейчас.

Люблю… Наверняка это слово Серен слышала от него не раз. Я же… Нет, не припомню.

Видение померкло, растаяв в закутках моего сознания.

— Остановись, — дёрнула головой, уворачиваясь от очередного поцелуя. Но меня не слышали. — Прекрати! — Вцепившись пальцами в плечи Стража (наощупь точно два камня), попыталась оттолкнуть его от себя.

Затуманенный желанием взгляд скользнул по моему лицу и задержался на губах. Кажется, его светлость собирался наплевать на всякое сопротивление и продолжить терзать меня поцелуями.

Я не позволила. Просочившись в щель между стеной и Стражем, неловко подхватила сползшее к ногам платье, вернее, то, что от него осталось. Отступила на шаг.

Я вдруг отчётливо поняла, что действительно ему интересна. Как постельная грелка.

К тому же теперь, после того как избавился от чар, Моран наверняка мучается чувством вины. Вот и пытается проявлять заботу. Поступать правильно.

А мне не нужно правильно! Мне нужен тот безумно влюблённый мужчина из чужих воспоминаний. Чья любовь сумела бы унять обиду, прогнала бы любые страхи.

Но её не было.

— О разводе лучше поговорим… в другой раз, — ляпнула зачем-то и, не оглядываясь, бросилась прочь.

Прочь от Стража, от его прошлого. Которое ранило так больно.

— Мы что-нибудь придумаем.

— Перестань бубнить об одном и том же! — зло прокричала Серен. Покосившись на владычицу Чармейского леса, сгорбившуюся в кресле, снова повернулась к зеркалу. — Придумаем, придумаем… Придумаем что?! Демонова оболочка отторгает мою душу!

Её светлость ударила в сердцах кулаком по столику, инкрустированному слоновой костью и лазуритом. Крышки на многочисленных шкатулках испуганно звякнули, а маленькое ручное зеркальце в серебряной оправе едва не свалилось на пол.

— Из-за твоей ошибки…

— Не дерзи мне, девочка, — тихо, но от этого не менее грозно прошелестела ведьма. — Я помогаю тебе только лишь потому, что в своё время твой прадед был ко мне милосерден.

От злости Серен едва не заскрежетала зубами. Если бы не неосмотрительность Берзэ, она бы не застряла в теле, которое теперь стало для неё ловушкой.

Не далее как вчера её светлость обнаружила у себя седую прядь. Она терялась в светлых волосах и была почти незаметна. Почти. А сегодня одна из придворных дам — глазастая стерва! — во время игры в карты обратила внимание, своё и всех собравшихся, на то, что у герцогини тусклый цвет лица и кожа кажется дряблой.

Дряблой!!!

С трудом дождавшись конца игры, Серен помчалась к себе и вот уже который час не отлипала от зеркала. Явившаяся на её зов ведьма была вынуждена признать — тело герцогини старело, и будет стареть, пока Серен не превратится в дряхлую старуху, а потом погибнет.

— А я ведь только-только начала к нему привыкать… — Молодая женщина до боли закусила губу. Алая бусинка крови проступила на коже. Серен слизнула её и досадливо поморщилась: — И что прикажешь делать? Моран стережёт девчонку. Я не могу подобраться к ней, чтобы вернуть силу. Не то что завладеть её телом…

— Оставь пока мысли о силе! — раздражённо крякнула ведьма. — Твоей душе нужен новый сосуд. Вот о чём нужно думать!

— Сколько у меня времени? — с замиранием сердца спросила д’Альбре.

— Месяц. Может, неделя. — Старуха неопределённо пожала плечами. — Ты первая, чью душу я призвала в мир живых. С тех пор, как морры воскрешали мёртвых, миновали столетия. Я предупреждала, что колдовство это неизведанное, и могут быть последствия.

— И что мне теперь, всю жизнь, как блоха, скакать из тела в тело?! — ещё больше распалялась Серен, выискивая у себя новые признаки старения. Первые, пока ещё едва заметные, морщинки вокруг глаз. Пигментное пятнышко на груди, которого прежде не было. — Неизведанное! Что, если всякий раз новая оболочка будет меня отвергать? Не желаю закончить свои дни в теле такого же убожества, как ты!

Теперь настал черёд Берзэ скрипеть зубами от гнева. Не приюти её тогда граф ле Круа, прадед этой соплячки, не стала бы возиться с неблагодарной и уже давно бы бросила на произвол судьбы. Но его сиятельство спас лесную колдунью от преследований жрецов Единой, ещё когда она была совсем юной. Берзэ поклялась на крови верой и правдой служить своему спасителю и его потомкам и была намерена сдержать клятву.

Хотя порой хотелось придушить мерзавку.

— Потому и нужна была родственница, — терпеливо заметила лесная колдунья.

— Потому я и просила тебя использовать Александрин! — огрызнулась молодая женщина. — Но теперь Моран скорее убьёт её, чем отдаст мне её тело. Может, сначала стоит избавиться от него?

— Страж окружил себя такими мощными заклятиями, что даже мне через них не пробиться. Пытаясь его уничтожить, мы лишь напрасно потеряем время. Которого у тебя нет.

— Тогда мы возвращаемся к тому, с чего начали, — выдёргивая из причёски шпильки, нервно заметила герцогиня. — Придётся выбирать тело одной из этих пустоголовых куриц и надеяться, что оно «подружится» с моей душой. — Серен презрительно кривилась, перебирая в памяти имена и лица придворных дам.

На ком же остановить свой выбор…

— А как насчёт тела восемнадцатилетней девочки? Юной, здоровой, красивой, — расплылась старуха в улыбке. Бесшумно приблизившись, встала за спиной у герцогини и вкрадчиво продолжила: — Твоей родственницы. Благодаря ей ты сможешь начать жизнь заново и в последний раз.

— Стать нищенкой. С посредственным даром, — проворчала Серен, не слишком-то вдохновившаяся идеей ведьмы.

— Терпение, Серен. Вот что тебе сейчас необходимо. Силу свою забрать ты всегда успеешь. Никуда она от тебя не денется.

Д’Альбре вымученно улыбнулась. Оказаться в теле одной из малолетних свиристелок, прозябающих в глуши? Что может быть хуже?

«Смерть», — услужливо подсказал альтернативу внутренний голос, и её светлость поёжилась.

Серен была вынуждена признать, выбора у неё по сути и не было. Сейчас самое главное выжить, а потом уже думать о силе. Моран не сможет опекать Александрин вечно. Кажется, она винит его во всём случившемся и мечтает разорвать с ним отношения.

Что ж — герцогиня злорадно усмехнулась, — наверное, стоит помочь кузине ускорить их разрыв. Это будет несложно. Наоборот, немного отвлечёт её, Серен, от мыслей о смерти. Ведь строить козни и плести интриги её светлость умела и очень любила.

А когда Ксандра останется одна, без защиты своего маркиза, отнять у неё дар будет проще простого.

— Выходит, скоро мы с Александрин снова станем сёстрами. Причём родными, — довольно промурлыкала герцогиня и мечтательно зажмурилась, представляя себя в теле юной, непорочной красавицы.

Оставалось только решить, кому из близняшек отдать предпочтение.

Соланж или Лоиз?

 

Глава 11

Сознание возвращалось медленно, будто нехотя. Или это мне совсем не хотелось возвращаться к сознанию… Ведь тогда придётся осмысливать события минувшего вечера и к своему стыду признать, что силы воли у меня нет и в помине не было. Как и чувства собственного достоинства.

Это ж надо было растаять от одного несчастного поцелуя! Впрочем, от такого поцелуя и сосулька бы растаяла. А я себя таковой, бесчувственной ледышкой, никогда не считала. Это у нас больше по части Стража…

Со стоном перевернувшись на спину, уставилась осоловелым взглядом в потолок. Узорчатая лепнина оплетала хрустальную люстру, напоминавшую многоярусный торт, перевёрнутый вверх тормашками. Пенилась по углам, стекала по белоснежным пилястрам, обрамлявшим камин из серо-голубого мрамора. С ним удачно сочетались шёлковые обои, чуть тронутые у самого потолка серебряной каймой.

И как теперь быть? Что делать? Тут не знаешь, как бороться с Серен. А уж на то, чтобы вести войну ещё и с Мораном (или, скорее, с самой собой) сил у меня уже точно не хватит.

Но ведь не сдаваться же ему в плен! От этой мысли, промелькнувшей в сознании, бесстыжее тело томительно заныло. Каждый его кусочек, каждая малейшая часть меня сладостной дрожью отзывались на воспоминания о полуночном безумстве. Иногда мне кажется, что моё тело живёт своей отдельной жизнью и ни в какую не желает считаться с разумом.

Я же говорю — бесстыжее.

Наверное, следовало возблагодарить Единую за то, что так вовремя ниспослала мне видение про стерву-кузину. Иначе бы я отдалась Стражу прямо в коридоре, как какая-то распутная девка.

И снова предательское волнение волной прокатилось под кожей.

Тяжело вздохнув, накрыла голову подушкой. Безнадёжный случай. Без-на-дёжный.

Появление Мадлен, тихонько поскрёбшейся в дверь, немного отвлекло от внутренних баталий с собственными чувствами.

Пока девушка помогала мне собраться к завтраку на свежем воздухе и выгулу придворных, иными словами — променаду в компании их величеств, я всё косила взглядом на книги, привезённые из Луази и расставленные на полке над камином.

Самая крайняя, что темнела потрёпанным корешком рядом с букетиком незабудок, принесённым заботливой Мадлен, сейчас особенно привлекала моё внимание.

«Заклятия на все случаи жизни». Что-то там было про проблемы с желудком… Вдруг его светлости снова приспичит меня соблазнить, а я, как обычно, не смогу противиться.

Конечно, в случившемся вчера были виноваты оба и, по-хорошему, если подобное повторится, мне тоже будет полагаться расстройство желудка. Но! Должна же я несносному чародею хоть как-то отомстить! Если не за то, что, будучи под заклятием, планировал меня убить. Так хотя бы за то, что в здравом уме и твёрдой памяти лишил меня силы!

Оставалось только раздобыть где-то мага, который согласился бы наложить заклинание.

— Его светлость, — превращая всклоченную после сна шевелюру в замысловатую причёску, которою потом надлежало украсить шляпой с плюмажем, осторожно начала Мадлен, — маркиз…

— Что с ним такое? — хмуро отозвалась я, раздосадованная тем, что никак не получалось переключиться мыслями на что-нибудь другое. Не успела проснуться, а голова опять занята Мораном.

Служанка негромко кашлянула:

— Пару часов назад, ещё когда вы отдыхали, я проходила мимо вашей спальни и…

— И?

— Маркиз был там, — после очередной выразительной паузы, наконец, отчиталась Мадлен.

— Был где? — попыталась я вникнуть в суть проблемы.

— В коридоре. Дремал… на стуле.

— Эмм… — Я не нашлась, что сказать в ответ. Так и осталась сидеть, бездумно пялясь на умелые руки девушки, порхающие в зеркальной глади над моим отражением.

Интересно, и как по мнению Мадлен я на эту смоляную горку, обильно украшенную кружевами, водружу шляпу? Видать, насмотревшись на образы придворных жеманниц, девушка поставила себе целью перещеголять в мастерстве других служанок и теперь упражнялась на мне.

Вздохнула уныло. Сейчас опять начнёт приставать с мушками и новомодной помадой, которой дамы при дворе любили оттенять губы, делая их похожими на алые сердечки или того хуже — бантики.

Смотрелось пошло, смешно и глупо.

Ну а что касается Морана… Тоже мне, надзиратель. Разве не мог приставить кого-нибудь из своих бесчисленных слуг? Уверена, в Оржентель притащилась вся маркизовская охрана. Вот бы и сторожили меня дружно. Я разве против?

— Мне кажется, его светлости было не очень удобно спать у вас под дверью, — уколола меня и мою совесть Мадлен.

Довольно болезненный получился укол.

— Значит, попрошу маркиза спать где-нибудь в другом месте.

Девушка неодобрительно покачала головой.

— Многие дамы жаждут его внимания, мечтают о том, чтобы околдовать господина Стража. А он ведь тоже не каменный. Долго ли сможет без ласки и женского внимания?

Послышался какой-то скрежет. Не сразу сообразила, что звук этот производит моя челюсть.

— И знаете что? — тем временем захлёбывалась словами Мадлен. — Ни одну из них не смущает роль любовницы. Я тут такого наслушалась от прислуги… — Наклонилась ко мне, натянутой точно струна, которая того и гляди могла лопнуть.

Или взорваться. Струна, конечно, не взорвётся. А вот я — запросто.

Глаза у служанки заговорщицки блестели, ей явно не терпелось поделиться со мной собранными за вчерашний день сплетнями.

Вот только, боюсь, не смогу спокойно сидеть и слушать о планах здешних пираний относительно Стража. Если бы не артефакт, сковывавший мою силу, наверняка посреди спальни уже полыхал бы маленький костерок.

А так существует большая вероятность, что, не сумев дать волю чувствам, я сама сгорю. От внутреннего пожара, который могла легко спровоцировать заточённая во мне магия, сдобренная щепоткой ревности. Или, скорее, горсткой. Да нет, какой там горсткой — горой!

Гремучая, опасная смесь.

— Всё, хватит, Мадлен! — отрубила резко. — Личная жизнь маркиза — это личная жизнь маркиза.

— Какие всё-таки странные отношения у магов, — чуть слышно пробормотала девушка, опуская мне на голову широкополую шляпу.

Которая, к слову, никак не хотела на неё опускаться. Подскакивала, словно у меня волосы вдруг превратились в пружины.

— Может, лучше зонтик? — виновато заюлила служанка, переборщившая с яичным белком, что должен был придать упругость локонам, а не превратить меня в украшенного бантиками дикобраза.

— Тащи сюда свой зонтик, — отбросила в сторону головной убор, увенчанный павлиньим пером. Настроение, не в пример сотворённой Мадлен причёске, не спешило подниматься.

Знакомиться с красотами Оржентеля в полуденный зной — занятие малоприятное. Не прошло и четверти часа после начала променада, как я умирала не только от скуки, но и от жажды. И мечтала лишь об одном — сорвать с себя василькового цвета платье и утопиться в ближайшем фонтане.

И если с раздеванием всё же решила повременить (хватило вчерашнего!), то желание превратиться в русалочку только усилилось после состоявшихся вскоре разговоров. В одном я приняла непосредственное участие, другой услышала случайно.

— Александрин, пройдитесь со мной, — подхватила меня под руку, точно закадычную приятельницу, королева. Фрейлины, повинуясь монаршему приказу-взгляду, слаженно отступили и последовали за нами, сохраняя дистанцию. — Мне сказали, вы вчера почти выиграли в карты. А потом, — её величество многозначительно замолчала и с лёгкой иронией в голосе добавила: — почти проиграли.

— Ошибка, которую никогда себе не прощу, — потупилась, чувствуя, как щёки заливает румянец.

— Хорошо, что у вас такой заботливый муж, оберегающий вас от опасностей придворной жизни.

Кстати, где он?

Морана не было на завтраке, состоявшемся за невесомым пологом шатра в самом сердце оржентельского парка. У небольшого, обложенного камнем пруда, в котором плавали юркие золотые рыбки. Во время променада маркиз тоже нигде не просматривался. Как и Адриен. А также змеючка Серен. Отчего я нервничала и всё утро выдвигала предположения, одно тревожнее другого.

— Ничего, Александрин, вы ещё привыкните к дворцовой жизни и коварству некоторых придворных. Главное, всегда будьте бдительны. Здесь вы у всех на виду, малейшая оплошность может стоит вам репутации. Или вашему супругу, — тем временем, войдя во вкус, проводила со мной воспитательную беседу правительница. Отвлеклась немного, мазнув по моему запястью, овитому пыточным украшением, взглядом. — Какая милая безделушка. Подарок маркиза?

Я бы с удовольствием эту «милую безделушку» кому-нибудь передарила.

Слабо улыбнувшись, кивнула в ответ. Понимая, что другой такой возможности — остаться с королевой наедине — в скором времени может и не представиться, попыталась перевести разговор в другое русло: ненавязчиво расспросить её величество об арестах магов и о том, возможно ли с одним из них повидаться.

— Мэтр Легран! — услышав имя магистра, вмиг растеряла всё своё благодушие женщина. Крупное и вместе с тем совершенно невыразительное лицо её исказила гримаса ужаса, смешанного с ненавистью. — Что за вздор! Встречаться с богоотступником! Как вам такое могло прийти в голову?!

— Мой брат когда-то у него учился, — сказала первое, что пришло на ум. Ощущение, будто на душе кошки скребут, сменилось болезненным чувством, словно теперь её полосовал когтями зверь покрупнее. — Мэтр Легран — благородный человек. Верный короне подданный. Он один из самых добрых и отзыв…

— Прекратите! Немедленно прекратите! — взвилась королева.

Наши локти больше не переплетались. И ласковыми взглядами награждать меня перестали. Весь страх перед демонами, что в течение долгих месяцев довлел над королевством, жил в сердце каждого вальхеймца, казалось, сконцентрировался в этой рослой, нескладной женщине — правительнице Вальхейма.

— Я хочу, чтобы мой сын, когда придёт его время взойти на трон, правил процветающим государством, а не руинами. Чтобы моя новорождённая дочь в будущем не трепетала от ужаса, склоняясь над колыбелью младенца, как это делаю сейчас я. — Голос её величества звучал глухо, словно доносился из-под могильной плиты, которая, по мнению Алайетт, непременно накроет всё королевство, если обвинённые (возможно, огульно) маги не будут уничтожены. — Чтобы в Вальхейм вернулся мир, зло должно быть искоренено. Даже самые его зачатки. И чем скорее, тем лучше. Его величество слишком милосерден, отправляя нечестивцев на суд. Как по мне, их нужно казнить! — истерично вскрикнула королева, ускоряя шаг. — Немедленно!

У страха глаза велики, а от ужаса и вовсе можно ослепнуть.

— Но ведь среди арестантов могут быть и невинные, обвинённые по ошибке.

Алайетт горько усмехнулась:

— Пока мы будем пытаться отделить зёрна от плевел и вырвать последние, может произойти непоправимое. Лучше очистить поле — наше с вами королевство, Александрин, — святым огнём, чтобы в будущем оно снова давало всходы.

Вот и поговорили. Мэтра Леграна только что сравнили с сорняком и пожелали ему скорейшей гибели на костре. А я-то, наивная, надеялась на содействие… Помощь.

Но меня даже не стали слушать.

Её величеству резко перехотелось со мной прогуливаться. Жестом подозвав одну из фрейлин, мне на замену, королева быстро зашагала по аллее, над которой смыкались пышные кроны деревьев.

Я осталась стоять, оглушённая монаршими словами, огибаемая нескончаемым потоком придворных, пока кто-то не схватил меня за руку и не затараторил в самое ухо. Девушкой, прервавшей ход моих безрадостных мыслей, оказалась Софи. В отличие от других фрейлин, она мне нравилась. Никогда не пыталась пустить шпильку в мой адрес и даже порой за меня заступалась перед ядовитыми созданиями, вроде Жанны — моей извечной соперницы в словесных баталиях.

— Пойдём скорее! Пойдём! Посмотрим, как тренируются Стражи! — в ажиотаже частила девушка, бросая нетерпеливые взгляды в конец аллеи, по которой прогуливались расфуфыренные сеньоры и обмахивающиеся веерами дамы. Где-то среди них затерялась оскорблённая моими вопросами правительница.

Ох, как бы мне этот наш разговор потом боком не вышел.

— Они в пылу битвы такие красавчики! — не замечая или же не желая замечать, что мне сейчас не до красавчиков, продолжала тянуть меня за собой Софи. — Хотя и не в пылу тоже хороши. Александрин, ну что же ты еле ноги переставляешь?! Не хочешь полюбоваться на мужа?

Машинально кивнула и позволила увлечь себя в шумный пёстрый поток из галдящих придворных, которые тоже спешили к месту тренировочных баталий.

Если разговор с правительницей окончательно испортил мне настроение и лишил всякой надежды увидеться с мэтром Леграном, то подслушанное случайно общение небезызвестной Жанны и её приятельницы внушило те самые мысли о встрече с плававшими в фонтане кувшинками.

Наблюдая за сражением Стража, я узнала о том, с кем и когда у него запланировано тайное любовное свидание.

Софи так спешила полюбоваться на потомков морров, оттачивающих друг на друге атакующие заклятия, что мы одними из первых миновали ворота и оказались на лужайке, некогда зелёной, а теперь благодаря стараниям Стражей испещрённой прогалинами.

За тренировочной площадкой, тревожно шумя, темнел Чармейский лес. Его величество всё порывался отправиться туда на охоту, а я даже в мыслях допустить боялась, что снова буду вынуждена участвовать в травле животных.

Спасибо, уже один раз поучаствовала. Так поучаствовала, что лишь чудом жива осталась.

Около дюжины Стражей, разбившись на пары, с отмороженными физиономиями атаковали друг друга и с таким же невозмутимым видом оборонялись. Благо лужайку куполом накрывала едва различимая дымка нейтрализующих чар, иначе бы досталось не только участникам «мордобоя», но и любопытным придворным.

Остановившись у туманной черты, я поискала глазами мужа. Облегчённо выдохнула. Моран был среди тренирующихся. Не скажу, что целый и невредимый, но вполне живой.

С такими врагами, как Серен, сложно не впасть в паранойю.

Рубашка на маркизе уже давно превратилась в пропитавшиеся потом и кровью лохмотья, татуировки на груди, на руках перекрывали ссадины и ожоги. И хоть я помнила о быстрой регенерации Стражей, смотреть на то, как они превращают друг друга в кровавое месиво, лично у меня восторгов не вызывало.

Исключение составлял Адриен, наблюдать за мучениями которого было одно удовольствие.

Вокруг иных магов кружило пламя и по земле клубами стелился дым, от которого даже у меня, остававшейся вне купола, глаза слезились. Сильные руки других овивали, искрясь лазурью, водяные плети или же полупрозрачные, с серебряными проблесками — воздушные.

Одной такой Моран, изловчившись, хлестанул своего противника, разрезав ему штанину; кажется, вместе с ногой. Молоденький маг, которому не повезло сражаться с моим отмороженным мужем (ну хоть бы капелька сочувствия во взгляде!), закричал от боли и рухнул на землю, неуклюже повалившись набок. Тёмная ткань, до самых ботфорт, тут же окрасилась кровью.

По приказу седовласого господина, следившего за побоищем, молодого Стража увели слуги, заботливо подхватив юношу под руки. И, пока маг, кривясь, осторожно ступал на здоровую ногу, а остальные недоморры провожали его снисходительными полуулыбками и безразличными взглядами, я почувствовала, что меня как будто тоже хлестнули плетью.

Больно так, от души. Оставив глубокую борозду прямо на сердце.

— Уже третьего увели. Его светлость сегодня в ударе, — обмахиваясь веером, сказала подруге — рыжеволосой красотке с лицом фарфоровой куклы, настолько идеально-правильными были его черты, — наша языкатая Жанна. Она стояла чуть впереди слева и не заметила моего появления. А может, сделала вид, что не заметила, и теперь с удовольствием перемывала мне косточки. — Наверное, таким образом маркиз сбрасывает напряжение. Слышала, что учудила вчера эта провинциальная дурочка?

Под провинциальной дурочкой, понятное дело, подразумевалась я.

— Об игре на раздевание только глухой не слышал, — усмехнулась рыжеволосая. — Мне бы и в голову не пришло ставить в столь неприятное положение своего мужа. Тем более маркиза!

Сказала та, которую не использовали, как потенциальное вместилище для чужой души.

— Вот я и говорю, снимает напряжение, — хихикнула фрейлина.

— В этом нет необходимости, — прикрываясь веером, доверительно сообщила подруге «кукла». Так тихо, что мне едва удалось разобрать её слова. Ни её сочащийся довольством тон, ни выражение смазливого личика, которое я имела удовольствие (правда, весьма сомнительное) созерцать в профиль, мне не понравились. — Сегодня вечером я помогу его светлости снять всё. В том числе и напряжение. — Выразительно замолчала, после чего мечтательно добавила, окончательно меня добив: — А маркиз поможет мне… Тоже снять. Вернее, раздеться.

— Не верю! — ахнула Жанна, да так и осталась стоять с раскрытым ртом, пока у неё снова не прорезался голос. Теперь в нём отчётливо слышались нотки зависти и обиды. — И как только у тебя получилось?! Алис! Надо же, заинтересовала самого маркиза де Шалон! Я столько месяцев тщетно билась о возведённую им вокруг себя стену из безразличия. А ты…

— Его светлости всегда нравились рыжие, — наслаждалась своим триумфом перед заклятой подругой воровка чужих мужей. — И совершенно не нравится проводить ночи в одиночестве. Ему не хватает плотских утех, мне — новых ощущений. Всегда мечтала побывать в постели Стража. Говорят, они намного выносливее обычных магов…

Я больше её не слышала. Голова противно гудела, как если бы на меня вместо шляпы нацепили колокол и всё утро по нему молотили. Окружающие звуки смазались, стёрлись и лица злопыхательниц. Браслет накалился, а я вместе с ним. Словно вдруг стала куском металла, который бросили в огонь, и он горел, долго и нудно, никак не желая плавиться.

Кажется, ещё немного, и у меня дым повалит из ушей. Или я снова слягу в постель от приступа магической лихорадки.

Протиснувшись сквозь кольцо из любопытных придворных, заинтересованно таращившихся на тренировочное поле, я застыла в стороне от всех, не способная больше шевелиться. Если бы не сковывающий силу браслет, не чувствовала бы себя так отвратительно.

Или же всему виной была ревность, вновь меня ослепившая.

Подбежала Софи. Принялась что-то быстро шептать мне на ухо. Кажется, утешала, советовала не обращать на балаболок внимания. Я в ответ послушно кивала и всё скользила невидящим взглядом по кромке леса, чернеющего вдали.

Думала, мерзопакостное настроение просто не может стать ещё более мерзопакостным. Куда там! Стало. Стоило мне напороться взглядом на черноглазого ловеласа, а потом — на его нового противника.

Вокруг Адриена бушевало пламя, вся мощь которого должна была обрушиться на моего мужа.

 

Глава 12

Поначалу на них никто не обращал внимания. Вернее, собравшиеся, не отдавая предпочтения кому-либо из Стражей, следили за всеми воинами одновременно, отмечая наиболее удачные выпады и атаки. Но после того как эта белобрысая тварь, Адриен, попытался окатить маркиза огнём, жар которого почувствовали и другие Стражи, и те, кто стоял за магической чертой, взгляды всех зрителей устремились к заклятым врагам.

В последний момент Моран успел отразить внезапное нападение. Смертоносное пламя, точно волна о прибрежные скалы, разбилось о взметнувшуюся перед чародеем воздушную преграду. Огонь схлынул, растекаясь по почерневшей земле, оставляя после себя невесомые хлопья пепла.

Пахнуло жаром, яростью, едким дымом, от которого болезненно запершило горло.

Не знаю почему, но остальные воины поддержали безумство. Разошлись в стороны, оставляя противникам больше места для манёвров. Тренировка незаметно превратилась в дуэль.

Моран пригнулся, точно хищник перед прыжком. Когда ладонь колдуна коснулась выжженной земли, придворные слаженно ахнули. По растрескавшейся почве, точно кровь по жилам, потекла тьма, стремительно подбираясь к де Грамону, беря того в кольцо. Она была повсюду. Отражалась во взгляде маркиза, полностью захлестнула его глаза. Его душу. Липкой смолой растекалась по некогда зелёной лужайке, готовая в любой момент поглотить свою жертву.

Вот она вздыбилась, заполняя пространство вокруг графа, не то парализованного ужасом, не то впавшего в ступор. Казалось, ещё немного, и тьма заключит его в свой непроницаемый кокон.

Я и сама стояла ни жива ни мертва. Было такое ощущение, будто смотрю на полотно, написанное рукой умелого живописца: морр, черпая силу из потустороннего мира, безжалостно расправляется со своим врагом.

Моран, конечно, не морр, хоть и весьма одарённый. Но даже самому одарённому колдуну нашей эпохи не под силу так долго контролировать глубинную тьму.

Похоже, я только сейчас начала познавать все грани возможностей мужа, и от этого, если честно, стало жутко. Как и от выражения его лица, в котором не было ничего человеческого. Казалось, де Шалоном руководят звериные инстинкты, жажда убийства. Брр…

— Это ж надо, сколько силищи! — послышался совсем близко голос одного из придворных. Голос, в котором восхищение и благоговейный трепет перехлёстывал ужас.

За ним последовали предупреждающие окрики воинов, тоже явно напуганных; пронизанные паникой возгласы из разряженной толпы.

Интересная получилась прогулка…

— Он ведь сейчас развеет его по ветру, — испуганно прижала руки к лицу Софи.

Адриен стал белым, если не сказать пепельным. Удивляюсь, как ещё не поседел и в штаны не наделал. Хотя последнее опровергать не берусь, может, и наделал. Я бы на его месте уже прощалась с жизнью.

Жаль только, за убийство Стража его светлость по голове не погладят. Скорее всего, отправят следом за де Грамоном к демонам во Мглу. А потому следовало как можно скорее прекратить это безобразие.

Словно прочитав мои мысли, в момент, когда застлавшая воздух чернота уже готова была сожрать обомлевшего мага, появился его величество.

Возмущённо постукивая по траве тростью, приветствуемый низкими поклонами и раболепными взглядами придворных, король приблизился к мглистой завесе чар и прокричал громко:

— Это что здесь такое творится?! Немедленно прекратите! Вы слышите?! Сумасшедшие! Вам было велено тренироваться, а не убивать друг друга! — голос монарха взметнулся на октаву выше, превратившись в оглушительный визг.

Моран встрепенулся. В глазах, до этого походивших на две чёрные стекляшки, мелькнуло что-то похожее на осознание. Понимание происходящего. Я облегчённо выдохнула, когда непроницаемый полог из тьмы начал таять, расползаясь по воздуху завитками дыма.

Хвала Единой! На этот раз пронесло. А в следующий, надеюсь, его блондинистое сиятельство поостережётся провоцировать моего мужа.

С которым, когда страсти немного поутихли, я пошла разбираться. Стоило оказаться по другую сторону волшебного полога, как шлейф василькового платья приобрёл насыщенный серо-буро-малиновый окрас, напитавшись грязью. Спасибо водяным магам, которые, чтобы потушить отдельные костерки, за каких-то пару минут превратили припорошённую пеплом землю в чавкающее болото, исторгающее из себя удушливый пар.

Я остановилась в нескольких шагах от Стража, не решаясь к нему приблизиться. Опять ведь поругаемся, вместо того чтобы нормально поговорить. Моё настроение совсем не располагало к мирной беседе, да и его, если судить по мрачному, как та самая глубинная тьма, взгляду — тоже. Но и уйти, не высказав всё, что думаю об этом мальчишеском безрассудстве, я не могла.

Благодаря Морану внутри меня опять бушевал ураган чувств. Только что по вине маркиза я чуть не превратилась в пепельную блондинку. А до этого сгорала в пламени ревности. Да и сейчас горю.

Стащив через голову рубашку, хотя теперь таковой её можно было назвать с большой натяжкой, его светлость выхватил из рук подскочившего слуги кувшин с водой и принялся жадно пить, делая большие глотки. Прозрачные струи текли по подбородку, груди Стража, перепачканной в пыли и крови. Вид последней нисколько не смущал придворных красавиц, наоборот, провоцировал в их сплочённых рядах ещё большее оживление. Я скользнула взглядом по рукам мужа, крепко держащим кувшин (наверняка половина зрительниц сейчас мечтала оказаться на месте этого хрупкого сосуда), — под покрытой капельками воды и пота кожей перекатывались напряжённые мышцы.

Обернувшись, заметила среди перешёптывающихся хищниц, никак не желающих расходиться и не сводящих с усталых воинов плотоядных взглядов, мымру Алис. Та смотрела только на одного Стража. Морана.

Уф, как же меня достала эта глазастая зараза! А ведь ещё каких-то полчаса назад я даже не подозревала о её существовании.

Приказав себе оставаться невозмутимой, приблизилась к мужу, который, напившись вдоволь, напоследок, желая освежиться, облил себя из кувшина остатками воды.

Я завистливо вздохнула, глядя на опустевший сосуд. Чувствуя, как рядом с благоверным снова поднимается температура.

— Вы сильно рисковали.

— С каких это пор тебя стало заботить моё благополучие? — усмехнулся его светлость, натягивая на себя новую рубашку. Соприкоснувшись с мокрой кожей, ткань тут же напиталась влагой, начала льнуть к широкой, словно высеченной из камня, груди.

Всё ещё злится из-за того, что бой так неожиданно прервали, или из-за того, что я вчера прервала?

— Разве не понятно, де Грамон намеренно тебя провоцирует. И прошлым вечером за игрой в карты, и сегодня на тренировке.

— Ему же хуже, — безразлично отозвался Страж.

Посчитав разговор оконченным, хотя я только начала, его светлость на нетвёрдых ногах направился к воротам Оржентеля, навстречу замершим в трепетном волнении красоткам.

Я бросилась за ним следом:

— Моран!

Маркиз нехотя замедлил шаг. Подхватив юбки, я зашагала быстрее, волоча за собой мокрый шлейф.

— Что бы ты ни думал, я тоже о тебе тревожусь. Ты должен быть более сдержанным.

— Обязательно приму ваш совет к сведенью, — издевательски хмыкнул де Шалон.

Я глубоко вдохнула. Спокойствие, Александрин, только спокойствие.

— И ещё… Тебе не следовало проводить ночь, дежуря в коридоре, накануне такой тяжёлой тренировки.

— Ну ты же не позволила мне провести её в твоей постели, — мрачно отшутился чародей.

— И не позволю, — сказала решительно. Не сдержавшись, ядовито продолжила: — В крайнем случае, можешь расположиться на прикроватном коврике. — Не одному же ему награждать меня насмешками.

— Куплю тебе пуделя — будешь его укладывать хоть у себя в ногах, хоть на коврике, — не проникся моей заботой маркиз.

— А если серьёзно, прекращай меня сторожить. Если так беспокоишься, приставь охрану. А лучше — верни мне силу! — вспомнила о наболевшем и снова начала заводиться.

— Хорошо, — неожиданно согласился Страж. Не успела я порадоваться столь лёгкой победе, как меня спустили с заоблачных высот. — Сегодня вечером я не смогу быть рядом, поэтому с тобой будут мои люди. Только не рычи на них и не психуй, как это обычно делаешь в моём присутствии.

Я вдруг почувствовала себя песчаным замком, смытым набежавшей волной. Оглянулась и напоролась взглядом на Алис, сияющую, как начищенный до блеска ночной горшок.

— И чем же вы будете так заняты, мессир? — помимо воли вырвались слова, а сердце в ожидании ответа ухнуло куда-то вниз.

Да там и осталось, приказав долго жить, окончательно перестав биться.

— Для той, которой не терпится развестись, вы проявляете слишком много интереса. — Страж на миг остановился и добавил отстранённо, словно разговаривал не со своей женой, а с каким-нибудь насекомым, которое ему и хотелось и в то же время было жалко раздавить. — Не забывайте проверять всё, что пьёте и едите, и старайтесь не оставаться одна. Даже днём. Маркиза…

Небрежный поклон. Взгляд, колющий льдом. Равнодушная улыбка, едва тронувшая уголки идеально очерченных губ. Которые вчера, целуя, обжигали страстью. А сегодня… Я как будто стала ему чужой.

Да и всегда такой была. А забота — лишь угрызения совести и попытка исправить совершённую под воздействием чар ошибку.

Оставалось принять это и смириться. А Стража послать ко всем демонам.

И к рыжеволосой блуднице.

— Нет, даже не проси, Александрин! Я ровным счётом ничего не смыслю в магии!

И это говорит потомственная земная колдунья, в семье которой браки заключались и заключаются только между магами земли. Чтобы сила не рассеивалась с поколениями, как порой случалось при смешанных союзах, а, наоборот, возрастала.

В моём роду кто только не отметился. И, наверное, потому я родилась с дефектом — результат неразборчивости предков.

Морану по-хорошему тоже следовало бы жениться на дворянке, отмеченной стихией воздуха.

«Вроде Серенопаль», — рассуждала я вяло, а внутренний голос, садист этакий, услужливо поддакивал: — «Или Алис».

А что! Совсем скоро место маркизы де Шалон снова станет свободным. И моему пока ещё мужу всерьёз пора задуматься о продолжении рода. С таким призванием, как у его светлости, детей следует заводить в шестнадцатилетнем возрасте, сразу после инициации. А то все эти демоны…

«Поэтому, может, и хорошо, что у Стража завязалась интрижка с ещё одной сероглазкой», — твердила себе мысленно и понимала, что всё моё естество, каждая мельчайшая часть меня были против такого развития событий.

Но с тем, что плоть моя и мой разум никогда не дружили, я уже давно смирились и, несмотря на ноющую боль в сердце, решила придерживаться доводов последнего.

Подумаешь, на стенку хочется лезть и мысли только о том, пойдёт он вечером к ней или не пойдёт. Нужно не сопли разводить, а лучше попытаться отвлечься. Убедить как-то Софи наложить на меня антилюбовное заклинание. Чтобы, если Моран вдруг попытается снова ко мне сунуться (мало ли, может, одной Алис любвеобильному нашему окажется недостаточно), наш поцелуй надолго ему запомнился.

Ему и его желудку.

— Софи, ну это ведь всего лишь простенькое заклятие. Ну что тебе стоит его прочесть?

Девушка театрально заломила руки и заголосила, словно заправская актриса на подмостках театра:

— А если что-то сделаю не так? Меня ведь не учили колдовать!

— Меня тоже. Но это не повод ставить крест на своих возможностях, — соскребая остатки терпения, парировала я.

Пришлось использовать всё своё красноречие и приложить немало усилий, чтобы убедить Софи мне посодействовать. В конце концов, вздохнув безнадёжно, девушка рухнула в кресло и попросила подать ей «злосчастную книжицу».

— И что, тебе ни капельки не страшно? — пробежавшись по строчкам взглядом, подняла на меня свои большие тёмные глаза. Сейчас Софи напоминала пугливую лань, почуявшую приближение охотников и готовую в любой момент сорваться с места и убежать. Но единственный выход из комнаты предусмотрительно загораживала я, и девушка, издав очередной страдальческий не то стон, не то вздох, предприняла последнюю попытку меня переубедить: — Вдруг неправильно наложу заклинание, и тебе станет плохо.

Мне было горько, тошно, обидно. Ведь он больше не пытался спасти наш брак. В Луази мимоходом объяснился и так же быстро, между делом, вроде как извинился. После чего последовали упрёки, приказы, ультиматумы. И здесь, в Оржентеле, я только и слышала, что должна делать, а чего не должна.

Нет бы попробовать меня понять, хотя бы попытаться разобраться в моих чувствах… Но, похоже, они его светлости были безразличны.

Так что хуже, чем сейчас, уж точно не будет.

— Читай заклятие, — сказала твёрдо и подбодрила фрейлину улыбкой. — Я верю в тебя и знаю, что у нас всё получится.

Серен металась по комнате, точно одержимая, одна из тех, что умирали мучительной смертью в вольерах его высокопреосвященства. Сказать, что герцогиня была зла и напугана, — это ничего не сказать. Д’Альбре была вне себя от гнева.

— Как ты мог?! Ну как ты мог так подставиться?! А если бы он тебя убил?!

Плеснув в бокал вино, Страж тут же залпом его осушил. Мага по-прежнему потряхивало, и на лбу продолжала выступать испарина. Никогда, никогда он не испытывал такого жгучего, всепоглощающего страха, как сегодня во время боя. В какой-то момент Адриену показалось, что он слышит за спиной дыхание смерти. И если бы не внезапное появление правителя, неизвестно, сумел ли бы Моран остановиться.

Захотел ли бы.

— Сам не знаю, что на меня нашло. — Откинувшись на спинку кресла, мужчина устало прикрыл глаза. — Ненависть ослепила меня.

Ненависть, что поселилась в сердце Стража в тот самый день, когда он впервые увидел прекрасную новобрачную друга. И если до того момента де Грамона снедала только зависть — зависть к более могущественному, богатому, родовитому соратнику по оружию, она точила его сердце, словно червь подгнившее яблоко, — то с появлением в его жизни Серен, которой Адриен мечтал обладать безраздельно, неприязнь к маркизу усилилась. Всё чаще его сиятельство стал ловить себя на мысли, что жаждет гибели де Шалона. Жаль, не нашлось ещё такого демона, который бы разорвал ублюдка в клочья.

— Думаешь, мне легко себя сдерживать? — Серен скользнула на колени Стража, обвила его шею руками. Легкими касаниями-поцелуями начала осыпать лицо, покрытое ссадинами, до сих пор хранившее печать пережитого ужаса. Поочерёдно касалась то сомкнутых век, то плотно сжатых губ чародея. — По-твоему, я не желаю ему смерти?

— Он может выдать нас в любой момент. — Пробежавшись пальцами по шнуровке корсажа, де Грамон обхватил ладонями тонкую талию молодой женщины, крепко прижал к себе, с жадностью ловя её шёпот, её дыхание, таявшее на его огрубевшей в сражениях коже.

— Тогда и он долго не проживёт. Если его величество узнает, какую роль Моран сыграл в моём воскрешении… Думаешь, кто-то поверит, что он действовал под внушением? Такой могущественный чародей… Нет, Моран будет молчать, он не дурак.

— И просто позволит тебе жить? — Адриен потёрся губами о нежную мочку уха своей избранницы, украшенную розовой жемчужиной.

— Как будто у него есть выбор. — Серен блаженно зажмурилась, наслаждаясь лаской, и промурлыкала мягко: — А у меня для тебя поручение.

— Что-то срочное? — Волнение и гнев схлынули, уступив место желанию, которое пробуждала в нём эта женщина, всякий раз, стоило ей оказаться рядом. Близость чародейки одурманивала. Сейчас он хотел её так же сильно, как тогда несколько лет назад на брачном пиру.

— Вопрос жизни и смерти, — прошептала д’Альбре и чуть слышно, с заговорщицким видом добавила: — Как насчёт того, чтобы познакомиться поближе с Соланж ле Фиенн?

 

Глава 13

Должность фрейлины всегда считалась почётной, а главное, была доходной. На жалованье, которое выплачивают королевским бездельницам, вполне можно вести безбедную и независимую ни от кого жизнь. Независимую, например, от бывшего мужа…

Конечно, немало средств уходило на поддержание образа придворной кокетки — чуть ли не каждую неделю приходилось выписывать новые наряды, заглядывать в ювелирные лавки, приглашать к себе куаферов. Да и без служанки никак не обойтись.

Поэтому после развода, о котором я ещё даже не заикалась государыне, придётся потуже затянуть поясок — в моём случае корсет. Но я, с детства привыкшая к скромному образу жизни, уверена, легко смогу отвыкнуть от роскоши, которой окружил меня маркиз.

Так думала я, сидя под боком у правительницы, всё ещё обиженной на меня из-за опрометчивых слов, а потому демонстративно игнорировавшей мою персону. Зал был битком набит придворными. В бликах свечей шикарные наряды выглядели ещё шикарней: переливалась парча всеми цветами радуги, золотом и серебром отливали дорогие шелка, мерцали драгоценные камни, рассыпанные по подолам пышных на кринолинах платьев.

Сегодня опять играли в карты. Я, понятное дело, держалась от игорных столов как можно дальше. Хватит с меня вчерашнего унижения и насмешливых взглядов, которые терпела на себе на протяжении целого дня. Надеюсь, в скором времени произойдёт что-нибудь ещё более эпатажное, и о моей оплошности забудут.

Все, кроме меня.

Сколько ни убеждала себя не смотреть на Стража, но он был рядом. Так близко, что в наполнявшем зал многоголосье порой проскальзывал его спокойный и властный голос. Моран даже с королём умудрялся разговаривать так, будто щуплый невысокого роста сеньор в алом костюме и пышном парике — не правитель Вальхейма, а его личный лакей, мальчик на побегушках. То, с каким видом его величество внимал словам чародея, только усиливало это впечатление. Казалось, ещё немного, и Люстон XIV начнёт в рот маркизу заглядывать. И хвостом с радостью завилял бы, если бы таковой у него имелся.

Спустя какое-то время, за которое я чуть не окосела, де Шалон небрежно поклонился королю и отошёл. Присоединился к зрителям, обступившим один из игорных столов. Лёгким движением руки подвинув какого-то расфранченного бугая, коснулся покатого плечика… Алис. Девушка встрепенулась, отложила карты и, чуть повернув голову, соблазнительно улыбнулась магу.

Мир вокруг застыл. Придворные превратились в украшенные кружевами и бантами нелепые статуи, в беспорядке расставленные по залу. Шум голосов поглотили гулкие удары моего сердца. Сейчас я не слышала ничего, кроме этого оглушительного биения. Не видела никого, кроме Стража, склоняющегося к рыжеволосой красавице и что-то шепчущего ей на ухо.

Мгновение, другое, и Алис, извинившись перед игроками, поднялась из-за стола. Сияя победоносной улыбкой, провожаемая удивлёнными и завистливыми взглядами, последовала за маркизом к выходу.

И если до этого момента я ещё убеждала себя, что утренний разговор придворных гарпий услышала не случайно и что благодарить за него мне следует интриганку кузину, а у Морана на вечер было запланировано важное дело, далёкое от постельного свидания, то теперь моё самовнушение разбилось вдребезги.

Ревность, обида, смятение набросились на меня оголодавшим зверем. Так и хотелось метнуть в маркизовскую подстилку веером, хорошенько стукнуть её по затылку, вдруг мозги прочистятся. Непроизвольно дёрнулась, мечтая броситься за ними следом, но была вынуждена опуститься обратно в кресло под перекрёстным обстрелом ироничных взглядов.

Вот ещё один повод милым дамам для сплетен и насмешек.

Минуты не бежали, а ползли ленивыми черепахами. Я всё поглядывала на двери — просто не могла на них не смотреть! — и надеялась, что вот он вернётся. Подойдёт ко мне, объяснится. Скажет, что Алис для него пустое место. Назойливая мошка, которую непременно нужно прихлопнуть, чтобы перестала мельтешить и надоедать.

Но его светлость не спешил возвращаться. Я сидела, ёрзая в кресле, как будто мне иголки впивались в одно место. Постепенно фрейлины перестали косить в мою сторону, сосредоточившись на небезызвестной графине де Фанжери, вместе со мной вчера проигравшей в карты. Обмахиваясь веером, её сиятельство, недавно вернувшаяся из путешествия по Иллании, взахлёб делилась с благодарными слушательницами последними веяниями тамошней придворной моды.

Фрейлины слушали её, раскрыв рты. Королева тоже заинтересовалась отчётом и по-прежнему в упор меня не замечала. Чем я и воспользовалась. Улучив момент, когда стражники, приставленные ко мне его вероломной светлостью, отвлеклись на подошедшую к ним напомаженную даму, я незаметно выскользнула из зала.

Разумом понимала, что если отправлюсь шпионить за мужем, сама себя перестану уважать. Но ноги уже несли меня по галерее — близняшке той, в которой я вчера сходила с ума от страсти в объятиях Стража.

А сегодня в них будет сходить с ума эта рыжеволосая тварь?

Ну уж нет. Я ей сейчас так схожу, что мало не покажется!

Охваченная гневом, мечтая о возмездии, я не шла, а летела по замку, мимо портретов, затемнённых сумерками, мимо белёсых мраморных бюстов, провожавших меня пустыми взглядами.

Не сразу в сознание, заполненное чувственными картинами, рождёнными ревностью, пробрался звук приближающихся шагов. Кто-то спешил за мною следом. Обернувшись, заметила выделяющуюся во мраке высокую грузную фигуру.

А в следующее мгновение до слуха донёсся знакомый бас.

— Маркиза! Опять сбегаете! — в два счёта нагнал меня де Париньяк. Двигался он на удивление быстро для того, кто за вечер приговорил не один бокал альфийского.

Очень крепкое вино. Мне достаточно нескольких глотков, чтобы распрощаться с реальностью. А граф ничего, вон как твёрдо стоит на ногах и даже бегает.

Перехвалила. Его сиятельство резко пошатнулся. Не сумев удержать равновесия, повалился на меня всей тяжестью своего грузного, пропахшего потом тела. И я снова оказалась прижата к стене. Но если вчера ощущение беспомощности приятно будоражило и от близости того, другого мужчины твердели, наливаясь желанием, соски и низ живота сладко ныл в предвкушении наслаждения, то сейчас ничего, кроме брезгливости и жажды поскорее отделаться от пьяного борова я не испытывала.

— Куда же так спешите, маркиза? — дохнули мне перегаром прямо в лицо. — Охотитесь на мужа? Но право, зачем же унижаться перед этим сухарём? Не лучше ли направить свой энтузиазм на куда более пылкого поклонника? Поверьте, я вас за это отблагодарю. Так отблагодарю, что потом на коленях передо мной ползать будете, моля о новой ласке.

— Сейчас же прекратите! — Я едва не задохнулась от негодования, отвращения, когда руки пьяного ублюдка стали шарить по моему телу, больно сжали мне грудь. Прошипела, стараясь за яростью скрыть страх, с каждым мгновением всё усиливающийся: — Маркиз убьёт вас!

— Маркизу плевать! Иначе бы он был с вами, а не обхаживал эту рыжую шлюху.

— Я буду крича… — Мой голос потонул в утробном рычании раскрасневшегося колдуна.

Наверное, граф возомнил себя матёрым хищником, поймавшим за хвост маленькую беззащитную мышку. И теперь пускал слюни, предвкушая момент, когда начнёт ей лакомиться.

Одурманенный вином и похотью, этот мерзавец не дал мне воплотить в жизнь угрозу. Меня чуть не вывернуло наизнанку, когда горячие мокрые губы смяли мои в омерзительном поцелуе. Запястья обожгло болью — казалось, стисни де Париньяк чуть сильнее пальцы, и под ними захрустят мои костяшки.

От осознания того, что оказалась в полной власти невменяемого мага, меня сковал ужас. Настолько сильный, что первые мгновения не могла даже пошевелиться. Послышался треск ткани — это негодяй от души дёрнул за рукав платья, мечтая содрать с моих плеч ни в чём не повинный атлас, чуть затемнённый кружевной каймой. Но если маркизу легко, играючи, удавалось расправляться с моими нарядами, то пьянчуга в раздевании не слишком-то преуспел.

Или, скорее, не успел угробить изумительный оливкового цвета туалет. Выйдя из ступора, я со всей силы врезала его сиятельству коленкой меж ног, вложив в этот удар всю силу своего гнева. Можно сказать, выплеснула на урода накопившийся за минувшие дни стресс.

С лоснящихся щёк де Париньяка сошла краска. Издав что-то среднее между стоном и хрипом, граф схватился за причинное место. Не теряя времени, я рванулась прочь, однако не успела сделать и нескольких шагов. К вящему моему ужасу, мерзкий сосед очухался в считанные секунды, бросился следом и с остервенением впечатал меня в стену.

От удара о ледяную кладку в глазах засверкали искры, а потом всё вокруг начало множиться: вместо одного, теперь передо мной мельтешили несколько перекошенных яростью лиц, наслаиваясь друг на друга.

— Значит, по-хорошему мы не желаем! — зло прошипел придворный, явно поставивший своей целью расплющить меня о больно царапающий спину камень. — Что ж, по-плохому даже интересней.

Собиралась плюнуть в одну из графских рож, рискуя нарваться за столь красноречивое выражение чувств как минимум на пощёчину, когда вдалеке, приумноженный эхом, раздался топот шагов.

Опомниться не успела, как де Париньяка, у которого из пены кружев, прикрывавших толстую шею, по-прежнему торчало несколько голов, оттащили в сторону мои подоспевшие вовремя (ну почти вовремя) охранники. Граф ругался так, что хотелось заткнуть уши. Точно многоглавый дракон изрыгал пламя ярости, а, вернее, попросту плевался, как разошедшийся верблюд, и грозился превратить моих спасителей и меня заодно в, цитирую дословно, «жалкую кучу дерьма».

— Дерьмом скоро почувствуешь себя ты, — ничуть не впечатлился угрозами невменяемого сиятельства один из моих защитников. Схватив это самое сиятельство за шкирку, поволок по широкой галерее, оглашаемой пьяными воплями и отборной руганью, которые с каждой минутой, хвала Единой, становились всё тише.

Вскоре звук шагов затерялся где-то на ступенях лестницы. Стены старого замка поглотили разглагольствования графа о несправедливости жизни.

Вот бедняга! Не успел надругаться над беззащитной девушкой. А мне, бесстыжей, хватило наглости не ответить на его «заигрывания».

Второй стражник остался сторожить пропажу, то бишь меня. В изнеможении прислонившись к стене, я прикрыла глаза.

— Ваша светлость, может, послать за лекарем?

— Нет, нет, со мной всё в порядке, — поспешила заверить спасителя.

— Тогда позвольте проводить вас обратно в зал, — поклонился мужчина. — Её величество спрашивали о вас.

Возвращаться к придворным, от внимания которых едва ли что-то могло укрыться, сейчас, в таком состоянии, мне совсем не хотелось. Но воля королевы — закон. А потому поправила сползший рукав, державшийся на одном честном слове. Кое-как прикрыла прореху на плече кружевом, провела дрожащими пальцами по складкам на юбке и пригладила волосы.

— Спасибо, — сказала тихо.

— Защищать вас — мой долг.

Я благодарно улыбнулась стражнику, не упрекнувшему меня ни словом, ни взглядом.

— Завтра утром его светлость узнает об этом неприятном происшествии, и по отношению к графу будут приняты меры.

Понятно, что не сегодня. Сегодня его светлости не до графов и не до происшествий.

Да и до жены, как оказалось, дела нет.

Интересно, как там проходит свидание? Маркиз ещё находится в вертикальном положении или уже успел принять горизонтальное?

В любом случае, этого я не узнаю. До боли закусила губу, чтобы не зарычать, как совсем недавно рычал граф, и потащилась обратно к своей работодательнице. Исполнять роль дрессированной собачки.

 

Глава 14

Алис была вне себя от радости и, пока следовала за чародеем в собственную спальню, никак не могла прогнать с лица улыбку. Закрутить роман со Стражем, да не абы с каким, а с самим маркизом де Шалон, — тут было чем гордиться. Только самые красивые женщины Вальхейма могли надеяться на его расположение. И вот она, Алис Арабель дю Файи, стала одной из них.

Избранница Стража Мглы. Звучит как музыка. Девушка блаженно зажмурилась, рисуя в мечтах своё ближайшее будущее. В котором были он и она и не было этой провинциальной выскочки, его жены.

Завтра все придворные дамы будут локти кусать от зависти и все разговоры будут только о ней, Алис. Наверное, получи мадмуазель дю Файи предложение от правителя стать королевской фавориткой, и то бы так не радовалась. Не сходила бы с ума от счастья.

Странно, что герцогиня д’Альбре, которая, говорят, много лет по Стражу сохла, так просто его уступила. Даже более того! Сама благословила робеющую в присутствии маркиза Алис на решительные действия.

Необычный разговор между бывшей и будущей любовницами Стража состоялся не далее как сегодня утром. Сразу после того как его светлость обратился к Алис с просьбой. Сначала девушка не придала ей значения и не заметила со стороны де Шалона особого интереса.

Однако Опаль, перехватившая её на утренней прогулке, сказала, повергнув рыжеволосую красавицу в шок этим откровением:

— Разве вы не заметили, как он на вас смотрел? — заговорщицки шептала герцогиня ей на ухо. — Буквально пожирал взглядом. И это не первый раз, когда его светлость обращает на вас внимание. Уж поверьте мне, я де Шалона хорошо знаю.

— Но я всегда считала, что вы сами в нём заинтересованы, — недоумённо протянула Алис.

— Ах, между нами всё уже давно в прошлом. Я счастлива в браке и Морану желаю счастья, — сжимая острый локоток девушки, призналась её светлость. — Счастья, которое он, несомненно, заслуживает. А эта необразованная девчонка (слышали, что она вчера вытворяла?!) только и знает, что мучает его и ставит в неловкое положение. Маркиз уже дважды её к родне в деревню отсылал, но эта Александрин та ещё липучка. Нашла повод — видите ли, присутствия её возжелала королева — и примчалась в Оржентель. Его светлость позаботился о том, чтобы жёнушку поселили от него как можно дальше, но она всё равно умудряется отравлять ему жизнь. — Раскрыв веер, д’Альбре несколько раз в сердцах им взмахнула и с искушающей улыбкой продолжила: — А вы, я вижу, девушка образованная, утончённая, интересная. В обществе такой приятно провести время и краснеть за вас не придётся. Мой вам совет, не скромничайте, а действуйте. Зачем к вам подходил маркиз?

— Хотел поговорить об одной фамильной драгоценности, — бесхитростно призналась дю Файи.

— Ну, это только предлог, чтобы остаться с вами наедине, — уверенно заявила герцогиня. — Пригласите его светлость к себе на приватную беседу. Вот увидите, он согласится.

И действительно, Страж принял приглашение с ней отужинать. Причём сразу, не задумавшись ни на секунду. И после вёл себя с женой — с этой деревенщиной! — подчёркнуто холодно, даже не смотрел в её сторону.

Отчего Алис только утвердилась в своём решении: непременно вызволить маркиза из цепких ручек его крестьянки-жены.

А в будущем, если Единая будет к ней благосклонна, возможно даже, присоединить к скромному титулу виконтессы титул сиятельной маркизы де Шалон.

— Может, вина?

Маркиз рассеянно кивнул. Не будь он поглощён своими мыслями, несомненно, заметил бы, как после его небрежного кивка глаза мадмуазель дю Файи засияли, точно звёзды во мраке неба. Не укрылось бы от его внимания и то, с какой поспешностью девушка бросилась наполнять бокалы хмельным напитком, путаясь в складках своих многочисленных юбок. Колени Алис предательски подрагивали. Мысленно она уговаривала себя быть сдержанной и не показывать до поры до времени чувства, что вызывал в ней маг.

Хоть сдерживать себя с каждым мгновением, проведённым в обществе Стража, становилось всё сложнее. Интимный полумрак комнаты, едва разбавленный приглушённым мерцанием свечей, заставлял сердце девушки учащённо биться, кусать в волнении губы и предвкушать мгновения близости.

Рдяная струйка полилась из тонкого, овитого лозой горлышка бутылки. Несколько капель упали на инкрустированный слоновой костью столик — руки Алис не слушались.

И речь, к ещё большему смущению девушки, подводила. Еле произнесла, запинаясь:

— На… надеюсь, вы голодны. Я велела подать нам лёгкий ужин.

Моран поднял на красавицу глаза и с полуулыбкой, осветившей его усталое, задумчивое лицо, проговорил:

— Я бы с радостью разделил с вами трапезу, дорогая Алис, но, боюсь, это проявление дружеской симпатии могут неверно истолковать. Да и супруга моя отличается… хм, весьма богатой фантазией. Не хотелось бы давать ей новый повод думать о том, чего не было и быть не может.

Алис нахмурилась. Не на такой ответ она рассчитывала и уж точно не предполагала, что его светлость вдруг вспомнит о своей несносной жене.

Но так просто опускать руки виконтесса не собиралась. Подхватив бокалы, один передала Стражу. Пригубила из другого и, прошуршав кринолином, опустилась на подлокотник кресла, в котором расположился горячо желанный гость.

— И почему же не может быть? — Алис томно выгнулась, подаваясь навстречу магу, позволяя тому в полной мере насладиться созерцанием её прелестей, подчёркнутых глубоким вырезом платья. Кончик языка скользнул по нижней губе, демонстративно стирая терпкую алую каплю. — От такого, маркиз, не отказываются.

Моран погасил в себе вспышку раздражения и проронил вкрадчиво:

— То украшение, о котором мы утром говорили, — я щедро за него заплачу. Назовите любую сумму, которая вас устроит.

— К чему же такая спешка? Этими разговорами о деньгах вы только всё портите, — насупилась кокетка. Тонкие девичьи пальчики игриво прошлись по богатой вышивке камзола, зацепившись за золочёную пуговицу на манжете, украшенную замысловатой резьбой. — О делах поговорить всегда успеем. Лучше расскажите о себе. Всегда восхищалась Стражами, вашим бесстрашием.

Девушка из кожи вон лезла, пытаясь строить из себя роковую соблазнительницу. Но если Александрин, сама того не осознавая, буквально источала чувственность — ею были пронизаны и нежный голос, и каждое движение её совершенного, такого манящего тела, — то Алис, по сравнению с маркизой, казалась неудачной подделкой. Фальшивкой. Как и многие придворные дамы, которых Моран всегда сторонился. Потому как не видел смысла связываться с пустышками.

Странно, что Серен показалась ему алмазом в куче золы. Маркиз и сам толком не мог себе объяснить, за что когда-то её полюбил. А шестнадцатилетнюю девочку, такую трогательно-беззащитную в своём горе, которую повстречал в королевском парке и которая пленила его воображение своей красотой и кротостью в первые же мгновения, отпустил.

Позабыл о ней, ослеплённый обманчивым блеском Серен, за которым таились порочная натура и насквозь прогнившая душа.

Де Шалон поднялся. Близость девушки, щенячий восторг в её широко распахнутых, абсолютно пустых глазах раздражали. Этот всплеск негатива явно понравился демону — ему было чем поживиться у Стража. А вот податливые, на всё готовые девицы, наоборот, высшему были не по вкусу. Такие наводили скуку.

Едва уловимый шёпот, постепенно нарастая, звучал в сознании. Исчадие Мглы предлагало отвесить девчонке пощёчину. Одну, лучше — две. Возможно, тогда с её напудренного личика сойдёт это придурковатое выражение, и она станет посговорчивей.

— Алис, продав кулон, вы обогатитесь, — стараясь заглушить в себе настырный голос, с напускным спокойствием произнёс Моран.

— Мне не нужны деньги! — выпав из образа искусительницы, заявила девица. Подскочив с места, капризно топнула каблуком. — Мне нужны вы! И не говорите, что я вам не интересна!

— Вы, кажется, забыли, что я женат, — сухо оборвал её Страж, надеясь тем самым остудить пыл дурочки.

— На женщине, которая вас на дух не переносит! — зло выкрикнула девушка и довольно усмехнулась, заметив, как тень набежала на всегда такое бесстрастное лицо чародея. Пусть и незначительная, но всё же месть за её уязвлённую гордость. — При дворе все только и говорят, что о ваших ссорах.

Демон в сознании уже не шептал, а визжал, требуя отхлестать девчонку по щекам за наглость в голосе и во взгляде.

— Я узнавал, дела вашей семьи идут плохо, — сдерживая из последних сил себя и тварь внутри, процедил маркиз. — Продайте мне украшение — и забудете о нужде.

Расстроенная, оскорблённая до глубины души безразличием Стража, Алис упрямо тряхнула медной копной:

— Думаете, вы единственный, кому нужна эта побрякушка и кто готов расплатиться за неё горами и горами золота? Хоть я и не понимаю, с чего это вдруг все заинтересовались каким-то столетним кулоном…

— Все — это кто?

Но мадмуазель дю Файи больше не собиралась строить из себя радушие и очарование, как и терпеть присутствие чародея.

— Больше я вам ничего не скажу. Убирайтесь! — Подлетев к двери, остервенело толкнула створки. — Уходите и забудьте о нашем договоре! Отныне я в вашу сторону даже не взгляну! И уж точно ни за какие сокровища мира не отдам оскорбившему, унизившему меня человеку фамильную драгоценность!

Пелена гнева заволокла пространство, скрыв искажённое злостью лицо с россыпью веснушек, едва различимых под слоем пудры. В два шага преодолев короткое расстояние, Страж оказался возле строптивицы.

Не для того он искал Слезу Единой, возможно, последнюю в этом мире. Единственную, что могла спасти его от неминуемой гибели, чтобы вот так просто отказаться от кристалла. Из-за каприза дурной девчонки.

Демон жаждал подпитки. Моран — спасения. Это желание было настолько сильным, что в какой-то момент маркиз почувствовал, что больше не властен над собой.

Я буду спать. Я. Буду. Спать.

Вот сейчас закрою глаза и сразу улечу в страну грёз, где нет места страхам, тревоге, ревности, уже успевшей обглодать моё сердце до косточек.

Ладно, в сердце костей нет. Но вот поперёк горла одна мне точно встала. И этим обглодком была Алис. Не думать о которой просто не получалось! И о Моране с ней за компанию.

Надеюсь, им обоим сейчас икается.

Я уже вся извертелась в постели. Сбила простыни, и теперь они кучевым облаком белели на фоне резного изножья кровати. Сбросила на пол подушки. Все, кроме одной, в которую вцепилась — не оторвать. Уткнувшись в расшитую райскими птицами наволочку, из последних сил сдерживалась, чтобы не заорать.

От переживаний и угнездившейся во мне магии, никак не находившей выхода, опять начался жар. Сорочка липла к мокрому телу, волосы — к покрытым испариной вискам.

Да когда же закончится этот кошмар!

Повертевшись с бока на бок ещё какое-то время, но так и не сумев уснуть, проклиная Морана и свои к нему чувства, которые никак не удавалось в себе искоренить, поднялась. Сунула ноги в лёгкие открытые туфельки, увенчанные розовыми помпонами. Интересно, в каком состоянии находился маркиз, когда их для меня заказывал? На ходу завязывая непослушными пальцами шёлковые ленты пеньюара, осторожно приблизилась к двери.

Душу грела надежда, что стражник, оставшийся ночевать на стульчике в коридоре, не в пример его светлости бодрствует. И стоит только приоткрыть створки, как меня вежливо, но настойчиво попросят вернуться в комнату. Лечь в кровать и мучиться от неизвестности дальше.

Тогда я или окончательно свихнусь, или всё-таки сгорю в невидимом пламени.

К моей великой радости и одновременно к немалому разочарованию, охранник сидел, уронив голову себе на грудь. Веки сомкнуты, изо рта вырываются короткие храпы.

Не отдавая себе отчёта в том, что творю, я подхватила несуразные туфельки и на цыпочках поспешила по коридору, дрожа от волнения и холода, ледяными иглами коловшего босые ступни, вчитываясь в имена на обрамлённых виньетками табличках.

Как же величают нашу распрекрасную Алис? Софи что-то говорила… Мадмуазель де Фу? Или, может, дю Фи?

Нет, дю Файи!

Я с жадностью всматривалась в имена и сопутствовавшие им титулы, едва выделявшиеся во мраке на золочёных табличках. Мадам, мадмуазели, мессиры. Умом понимала, что затея моя не просто глупа, она отдаёт идиотизмом. Но поделать с собой ничего не могла.

Если он провёл с ней ночь, мне надо это увидеть. Убедиться воочию. Чтобы уже раз и навсегда сжечь между нами все мосты, обломки которых по-прежнему нас связывали или, вернее, привязывали меня к нему.

Хотя Моран мог и не остаться у любовницы на ночь. Или и вовсе пригласил её к себе. Впрочем, последнее было маловероятно. Он и меня, свою законную жену, из койки всё время выпроваживал. А уж какую-то не обременённую чувством собственного достоинства девицу…

Комната этой самой девицы обнаружилась в самом конце коридора. Следуя за тенями, отбрасываемыми гаснущим пламенем канделябров, я приблизилась к покоям мадмуазель дю Файи. Потопталась перед закрытыми дверями с минуту, а может, две.

Чувствуя, как в груди замирает сердце, нагнулась, чтобы заглянуть в замочную скважину. Как и следовало ожидать — видно ничего не было. Что ещё больше распалило моё желание докопаться до истины.

Как бы ни было потом больно…

Надавила на ручку, оканчивавшуюся красивой завитушкой. Странно. Алис настолько беспечна, что не стала запираться? Или, охваченные страстью, любовники позабыли о минимальной конспирации.

Скрипнув от злости зубами, я распахнула створку. Шагнула в полумрак, смешанный с мерцанием звёзд, бессовестно заглядывающих в окна. Я вот тоже заглянула бессовестно, готовясь к самому худшему.

Но то, что увидела, повергло меня в шок. Алис лежала на постели. К счастью, одетая.

К несчастью — мёртвая.

Это поняла сразу. По неестественно бледному лицу девушки с резкими заострившимися чертами, очень похожим на дорогую элеанскую маску. По широко распахнутым глазам в обрамлении по-кукольному длинных густых ресниц. Остекленевший взгляд застыл на лепном узоре капители, подпирающей свод.

Одна рука безвольно свисала с кровати, касаясь побелевшими пальцами тяжёлого бархата балдахина. Трясясь от ужаса, я тем не менее шагнула ближе. Ещё и ещё, едва не наступив на осколки, в которые превратился бокал, наверное, выскользнувший из руки Алис, когда она… умирала. Вино пурпурным пятном расползлось по светлому ворсу.

Сердце гулко ударилось о рёбра. Один раз, другой.

Единая! Что же тут произошло?!

Он ведь с ней ушёл. А потом…

Чувствуя, что начинаю задыхаться, от страха, от запаха смерти, ядом проникшего в лёгкие, отшатнулась от покойницы. Начала пятиться, на непослушных ногах отступая назад, пока не упёрлась спиной в створку. Зажмурилась, мечтая вырвать из памяти жуткую картину смерти, и рванула прочь.

Забыть. Развеять страшное воспоминание. Не думать.

Не думать о том, кто это с ней сделал.

 

Глава 15

Мне всё-таки удалось уснуть. Вернее, как уснуть — забыться на рассвете беспокойным сном, в котором Моран то душил, то травил несчастную Алис, то накидывал на безжизненное тело сотканный из тьмы саван. Проснулась я от собственного крика — перед внутренним взором застыло обезображенное яростью лицо мужа, бездонные провалы вместо глаз, в которых как будто сосредоточилось всё зло этого мира.

Даже тёмная сущность Стража, заточённая в альнейском зеркале, не казалась такой безумной.

— Ваша светлость! — Испуганный возглас и шелест юбок ознаменовали появление служанки. Мадлен коснулась моего покрытого испариной лба и ахнула: — Да вы вся горите!

Ладонь девушки была прохладной, мягкой. Я едва не застонала, когда она её убрала.

Облизав пересохшие губы, хриплым ото сна голосом сказала:

— Принеси мне какой-нибудь успокаивающей настойки, да побольше. И желательно холодной.

Лучше — ведро. Или целую бочку. Устрою себе успокаивающие обливания.

Я уже успела привыкнуть к внезапным всплескам силы и понять, что любое эмоциональное потрясение могло спровоцировать жар. Но стоило только восстановить душевное равновесие, и бушующее внутри пламя угасало.

Отвар вербены или что-нибудь наподобие непременно помогут.

— Мне кажется, вам следует сегодня остаться в постели, — проявила заботу девушка.

Я её благополучно проигнорировала, поглощённая своими мыслями.

Дрогнувшим голосом спросила:

— В Оржентеле всё… как обычно? Я слышала какой-то шум из коридора.

Вообще-то, всего пару минут назад я пребывала в оковах жуткого сна и единственное, что слышала — это предсмертные хрипы несчастной, убиваемой её любовником и моим по совместительству мужем.

К счастью, Мадлен не обратила на это нелепое объяснение внимания. Всплеснула руками и, позабыв о том, что я не её подружка, настолько её распирало от желания посплетничать, уселась прямо на кровать со мною рядом.

— Здесь такое творится! Ужас просто! Пресветлая Витала, спаси и защити, — тараторила, захлёбываясь словами.

— Мадлен! — осадила я болтушку.

Сейчас не до её причитаний.

— Пару часов назад Бланш, служанка мадмуазель дю Файи, нашла её мёртвой.

— Госпожу дю Файи?! — прикинулась я ошеломлённой. Не знаю, как это смотрелось со стороны, надеюсь, правдоподобно. Не признаваться же Мадлен в том, что я уже в курсе произошедшего.

Тогда придётся объяснять, зачем глубокой ночью шлялась по замку и как оказалась у покоев Алис. А главное, почему, обнаружив девушку мёртвой, сбежала, словно преступница, а не разбудила весь замок.

— Она, она, — часто закивала служанка. — Та самая, которая… Ну, с мессиром маркизом. — Мадлен осеклась под моим взглядом. Наверное, было в нём что-то такое, что заставило её съёжиться, а потом еле слышно промямлить, уже без энтузиазма: — С его светлостью сейчас разговаривают. Это всё, что я знаю.

— Хорошо, можешь идти.

Служанка, казалось, только того и ждала. Опустилась в быстром реверансе и помчалась добывать для меня целебное снадобье. Стоило Мадлен скрыться за дверью, как я тут же о ней позабыла, сосредоточившись на Моране.

Вот ведь скверная привычка думать всегда о нём одном.

За целое утро я даже не вспомнила о де Париньяке и его никчёмных попытках «поближе познакомиться». Тревога о Страже оказалась сильнее переживаний, вызванных стычкой с графом. Да и не заслужил этот мерзавец того, чтобы я о нём думала.

Посему мысли о его сиятельстве были похоронены в самых дальних закутках сознания.

Правда, ненадолго. Благодаря стараниям маркиза, вскоре явившегося проведать меня, собирающуюся на утреннюю прогулку по оржентельскому парку, образ ненавистного графа снова воскрес в памяти.

— Оставь нас, — коротко приказал колдун, и Мадлен, ловко вдев в мою причёску нежно-голубое пёрышко под цвет шёлкового с жемчужным отливом платья, поклонившись, бесшумно просочилась в приоткрытую створку.

Моран остался стоять у входа, будто почувствовал и мой страх, и напряжение, всякий раз возникавшее между нами. От которого, казалось, густился воздух и немного, самую малость кружилась голова.

Некоторое время мы молчали, просто смотрели друг на друга. Я была бы и рада отвернуться, опустить голову, да только не было сил оторваться от чёрного омута колдовских глаз, который затягивал, парализуя тело, сминая волю.

— Очень сожалею о случившемся. Могу себе представить, что вам пришлось испытать вчера по вине де Париньяка, — наконец сказал маг, развеяв наваждение.

Встрепенувшись, ляпнула:

— Он-то хотя бы ещё жив? — С силой прикусила язык, но, как обычно, поздно.

— Ещё да, — с оттенком горечи усмехнулся маркиз.

— Я не то имела в виду. Просто… ты вчера ушёл с ней. А потом…

— Мадмуазель дю Файи покончила с собой.

— Ох, — только и смогла выронить я, опускаясь обратно на обтянутый глазетом стул. Тёмного дерева, резной, с высокой спинкой и дугами-ножками. Добротная, дорогая мебель.

Вот зачем я сейчас о ней думаю?! Мысли, словно кузнечики, прыгали в голове, одна абсурднее другой.

— Отравилась, — прервал очередную паузу Страж, которому, кажется, этот разговор тоже давался с трудом.

— Но, — подняла на мужа глаза, — почему?

Де Шалон неопределённо пожал плечами:

— Будем выяснять.

— Ты ведь был с ней. — Хоть прикусывай язык, хоть нет — без толку. Всё равно я сначала мелю, а потом только думаю. — Может, заметил, была ли она из-за чего-то подавлена? Или, может, что-то её тревожило.

На лице маркиза появилось жалкое подобие улыбки. Да и не улыбка это была даже, а скорее, страдальческая гримаса.

— Давай предоставим заниматься расследованием сведущим людям.

Да я вообще-то тут не расследованием занимаюсь, а битый час (ладно, от силы минуту) пытаюсь выяснить, зачем он к ней вчера потащился! Знаю, ревновать к покойнице — глупо. Вот только скажите это моему дурному сердцу и моей не менее дурной голове.

Страж не стал дожидаться, пока войду во вкус и закидаю его вопросами. Шагнул навстречу и снова остановился, заметив, что я, сама того не желая, вздрогнула.

— Полагаю, мне следует извиниться.

А вот это что-то новенькое.

— Извиниться за что?

— Запечатывая твою магию, я надеялся защитить тебя от Серен. Но не учёл того, что делаю тебя беззащитной перед другими монстрами.

— Это ты о графе?

И снова дурацкое молчание, окончившееся напряжённым вздохом:

— И о нём тоже.

Интересный поворот.

— Если позволишь…

Страж взял меня за руку. От прикосновения сильных пальцев к запястью по коже пробежала стая мурашек. Ледяных и одновременно горячих.

Кажется, Моран почувствовал мою дрожь. Лаская, провёл подушечкой большого пальца по руке, и браслет, тихонько щёлкнув, раскрылся, выпуская из своего плена моё запястье. Теперь об артефакте напоминала лишь розовая полоска на коже. Впрочем, и она в скором времени поблекнет и исчезнет.

Я облегчённо выдохнула, наслаждаясь ощущением свободы. Упоительное чувство. Мелькнула мысль поцеловать маркиза в знак признательности за то, что наконец образумился. Потом вспомнила, чем мой поцелуй может для него обернуться, и решила не поддаваться шальному порыву.

К тому же его чародейство так и не удосужился объяснить мне. Зачем. Потащился. Вчера. К ней!

— Осталось научиться управлять огненной стихией, и больше обо мне не придётся беспокоиться.

— Научишься, — неожиданно тепло улыбнулся маг. — Будет не просто в твоём возрасте, — и сдался им всем мой возраст! — укротить стихию, но с моей помощью, уверен, справишься.

Даже так.

— То есть…

— К сожалению, сегодня я на службе, — оборвал меня Страж, снова приняв свой любимый отстранённо-отмороженный вид. — Поэтому первый урок придётся отложить до завтра. За это время, пожалуйста, постарайся на радостях ничего никому не подпалить. И к де Париньяку не вздумай соваться.

Даже не собиралась. А хотя…

— Я сам с ним разберусь, — уже жёстче добавил муж и так на меня зыркнул, что план мести, было начавший формироваться, тут же лопнул, словно мыльный пузырь.

Сам так сам.

— Постой! Что значит разберёшься? — спохватилась запоздало.

Думаете, ответил? Как бы не так! Развернулся на каблуках и вышел, оставив меня задаваться вопросами о судьбе графа, печалиться об Алис, зачем-то лишившей себя жизни, и наслаждаться ни с чем не сравнимым ощущением.

Ощущением силы.

Вскоре после ухода маркиза из соседних покоев стали доноситься самые разнообразные звуки. Кряхтенье, оханье и нечленораздельная ругань были из них наиболее благозвучными. Я уж было подумала, что это Моран пошёл разбираться с незадачливым насильником, но потом взгляд упал на оставленную на прикроватном столике книгу с потрёпанным корешком и потускневшим названием на переплёте.

Значит, Софи вовсе не бездарная магичка, какой себя считает. Вон как графа пробрало, даже мне слышно. Главное, чтобы к звукам не прибавились запахи. Иначе придётся подыскивать себе новое жилище.

От греха подальше покинула спальню и отправилась на прогулку. Сегодня кружение придворных по райским садам Оржентеля больше напоминало траурную процессию. Все были подавлены, многие дамы, в том числе и я, отказались от украшений и вызывающе-ярких нарядов. Жанна и ещё несколько девушек выглядели заплаканными. Фрейлина не переставала шмыгать носом, чем раздражала правительницу. Которую смерть Алис почему-то не расстроила, а разозлила.

— Самоубийство — один из самых страшных грехов! — заявила Алайетт во всеуслышание. — Мадмуазель дю Файи не найдётся места в святых чертогах Единой, и в этом повинна только она одна!

— Мы уехали из столицы, желая избежать ужасов смерти. Но, кажется, она нас преследует и здесь, — скорбно подтвердил его величество. После чего, задрав голову, преданно заглянул жене в глаза, словно искал в них одобрение.

Алайетт склонила свою венценосную голову, украшенную жемчужной тиарой, тем самым выражая согласие. Король довольно заулыбался, а придворные, как болванчики, принялись часто кивать. Среди нас не было смельчаков, которые бы отважились возразить её величеству, заступиться за бедную девушку.

— А посему, — королева поплыла по направлению аллеи, в тени которой можно было спрятаться от дневного зноя, — никаких скорбных лиц. Увижу кого-нибудь с глазами на мокром месте — отошлю в Навенну.

Плакать Жанне сразу перехотелось.

— И чтобы перестать предаваться унынию, предлагаю устроить бал. Что скажете, ваше величество? — блеснул энтузиазмом Люстон XIV, а в ответ удостоился ещё одного благосклонного кивка.

Придворные из разряда подхалимов начали восклицать, какая это замечательная идея. Видите ли, нам всем не помешает взбодриться, и танцы для этого подходят лучше всего. Остальные выражали мнимую радость вымученными улыбками.

Одной Серен не было нужды притворяться. Она, как всегда, сверкала драгоценностями и не переставала демонстрировать всем и каждому свои жемчужные зубки. Понятное дело, герцогине нет дела до потрясшей замок трагедии. Д’Альбре всегда заботили только её собственные проблемы, и я числилась первой в списке её забот.

Улучив момент, когда я осталась одна, мегера приблизилась ко мне, подкралась бесшумно, отчего я чуть не отдала Единой душу.

Вцепилась в мой локоть — не оторвать. С трудом подавила в себе желание толкнуть кузину в ближайшую клумбу или запихнуть ей в рот придорожный сорняк, прежде чем Серен начнёт выпрыскивать на меня свои ложь и яд.

— Вижу, вас освободили, маркиза, — моему запястью досталось мимолётное прикосновение, от которого волоски на руке зашевелились. — Моран смилостивился, или вы взяли его измором? Может, пригрозили отлучить от постели, вот его светлость и растёкся лужицей? Ах, нет же! Вы ведь на нашего Стража смертельно обижены и отказываетесь с ним спать. Вот бедолага и рыщет-ищет развлечений на стороне. Согласитесь, маркиз обладает ну прямо-таки убийственным обаянием. Девицы, что вьются вокруг него, мрут как мухи. Интересно, кто следующая?

— Надеюсь, что ты.

— Грубо, — надулась в притворной обиде Серен и тут же о ней позабыла, расплывшись в желчной улыбке. — Никчёмная из тебя получилась придворная дама, Александрин. Ты не умеешь язвить, оплетать противника паутиной интриг, ранить как будто случайно обронённой фразой. И вряд ли когда-нибудь научишься. С тобой совершенно неинтересно вести словесную дуэль. Ужас как скучно!

— Сожалею, что разочаровала. — Внутри поселилось знакомое чувство — я снова закипала. Вот только теперь, ничем не сдерживаемый, огонь легко мог выплеснуться на злючку-кузину. — И без всякого ехидства советую больше никогда не хватать меня за руку. Я так и вижу, как изумительное кружево твоей манжеты занимается пламенем.

Руку Серен убрала. Причём убрала похвально быстро. На какое-то мгновение с порочного лица ведьмы слетело выражение превосходства, показав мне её истинные эмоции: не находящую выхода злобу, затаённую ненависть.

— И да будет тебе известно, между Мораном и Алис ничего не было. В этом я уверена. — Не уверена, конечно, но не стоит обнажать свои чувства перед белобрысой стервой. — И как знать, возможно, сегодня я позабуду об обиде и стану для маркиза самой страстной, самой пылкой женой. О ночи с которой он никогда не забудет.

А вот о тебе забыл. Давно вычеркнул из памяти и из сердца.

Пока говорила, краем глаза следила за реакцией Серен. Сначала её светлость побелела, потом на щеках стал проступать свекольный румянец, а теперь кожа цветом напоминала окрас пупырчатой жабы. Того и гляди от злости заквакает.

У графа де Париньяка, уже дважды бесславно убегавшего в кусты, на лице преобладал такой же оттенок.

— Ну как, тебе всё ещё скучно? — ласково поинтересовалась я и поспешила проститься: — До встречи на балу, герцогиня. Надеюсь, вы тоже будете танцевать со своим мужем, как я со своим. Если, конечно, вашему по силам такая физическая нагрузка.

Больше я не стала испытывать судьбу. Поспешила к фрейлинам, шлейфом стелившимся за королевой. Взгляд д’Альбре прожигал. Насквозь. И пусть Серен не владела силой огня, но своей ненавистью могла испепелить запросто.

 

Глава 16

Его величество не прогадал: пышный пир и хмельные напитки развеяли атмосферу уныния. Многие гости Оржентеля, угостившись крепкими винами, воспрянули духом. Позабыли о том, что ещё вчера трапезу с ними делила прелестная молодая женщина.

Которой бы жить да жить.

Столы, накрытые камчатными скатертями, ломились от яств. Чего тут только не было: фаршированные голуби, жареные перепёлки, фрикасе из кролика, фазаны с трюфелями под мятным соусом, всевозможные паштеты и салаты. А также тающие во рту пончики и медовые пирожные, пирамиды которых, казалось, сами плыли к столам. Просто за золотистыми горками, источающими невероятные ароматы, не было видно маленьких, юрких арапчат.

Всё это изобилие быстро исчезало в бездонных желудках придворных. Одному де Париньяку было не до кулинарных изысков. Он по-прежнему не мог похвастаться здоровым цветом лица и всё с опаской косил на моего мужа. Но Моран его, кажется, даже не замечал. Успешно делал вид, что граф для него — пустое место.

Хорошо бы так и осталось. Надоело мне постоянно оказываться в эпицентре конфликта. Единственное, чего хотела — это вернуть себе прежнюю спокойную жизнь. Которую Страж у меня украл, прихватив с собой заодно и моё сердце. А потом и Серен нарисовалась, жаждущая моей смерти. Да и придворная жизнь, на которую обрекла меня королева, — один сплошной стресс.

А как было бы здорово вернуться на лоно природы! Оказаться подальше от дворцовых интриг, от мерзкой кузины и её неистощимой ненависти. И чтобы нападения демонов наконец прекратились, а невиновные, вроде мэтра Леграна, обрели свободу.

Королевским Стражам, в том числе и Морану, надлежало искать мерзавца или мерзавцев, призывающих в Вальхейм демонов. А они, вместо того чтобы проводить расследование, торчат посреди Чармейского леса и сторожат правителя, так трясущегося за собственную шкуру.

Вот и сегодня маркиз снова был на дежурстве и на протяжении всего дня ни на шаг не отходил от государя.

А мог бы со мной в магии поупражняться.

В растрёпанных чувствах отправила в рот уже не знаю какой по счёту пончик. Дожила. Уже и к правителю ревную. Хочу, чтобы мужчина, с которым разорвала всякие отношения (в последнее время мы ведь действительно только сохраняем видимость брака) всё свободное и несвободное время посвящал мне.

Вздохнула тяжко и потянулась к серебряному блюду, на сей раз за засахаренным орехом. Если в этом мире где-то и обитает неведомый зверь под названием логика, то мне с ним, с ней, явно ещё не довелось познакомиться.

После обильной трапезы наступило время танцев. Под звуки лютен, скрипок и клавесина, в бликах множества свечей придворные поплыли по бальному залу. Я тоже поплыла или, вернее, скоро поплыву и расплывусь, если продолжу с таким усердием налегать на сладкое.

Благо нашёлся какой-то улыбчивый месье, который заменил общество бокальчика вина, моими стараниями уже почти опустевшего, и миндального пирожного весёлой гальярдой. За одним танцем последовал другой, а за ним и третий.

Мне удалось отвлечься и на какое-то время позабыть о тревогах и проблемах насущных. Наверное, я бы и ригодон отплясала — недостатка в кавалерах не было, — но жажда и душный воздух заставили меня податься к фуршетным столам, что белели у распахнутых створок, ведущих на балкон.

Несколько глотков прохладного вина помогли освежиться. Правда, уже в следующее мгновение мне снова стало жарко.

— Приятно видеть вас улыбающейся, счастливой, — раздался за спиной голос маркиза. — Пусть это и мимолётное счастье.

Вот умеет он говорить так, что сердце замирает. Иногда от страха, а иногда, вот как сейчас, от сладостного предвкушения. Предвкушения чего-то приятного, волнующего.

Хотя мне, находясь с ним рядом, категорически запрещается что-либо предвкушать.

— Моё счастье было в ваших руках.

— Помню, я растоптал его. Вместе с вашим сердцем. Вы не перестаёте мне об этом напоминать.

Чёрные глаза искрятся иронией, в них отражаются лепестки пламени, трепещущего над пиками канделябров. Отчего взгляд де Шалона не кажется холодным и колким, как обычно. Сейчас он согревает, одаривает лаской.

Не было никакого желания вступать с мужем в полемику. Не то у меня сегодня настроение.

Поэтому, дабы сменить курс нашего разговора и перевести его в нейтральное русло, спросила:

— А сейчас что это у вас в руках?

— Попробуйте. Новое лакомство, родом из Иллании. — Страж протянул мне пиалу, расписанную нежно-голубыми цветами, и маленькую серебряную ложечку, которой надлежало зачерпывать вязкую, как кисель, тёмную массу. — Я не любитель шоколада. Но, может, вам понравится.

Ммм, новое лакомство? Разве могла я отказаться? Хоть этот илланский шоколад и грозил моему корсету неминуемой гибелью — ещё немного, и швы попрощаются друг с другом, — но улыбка мужа, его мягкий бархатный голос действовали, как дурман-трава на мою волю.

Его бессовестное чародейство это прекрасно понимал. Прекрасно знал, какое воздействие на меня оказывает. Это читалось и в лёгкой полуулыбке, и в колдовском взгляде.

Вдохнув согревающий запах корицы, хотя в такой-то духоте не было нужды согреваться, я попробовала заморское угощение.

— Очень сладко, — ложечка утонула в шоколаде, а потом была снова отправлена в рот. — И горячо. Чувствуется лёгкая горчинка.

Мгновение, и вот он уже опасно близко. Почти касается меня и шепчет мне на ухо, задевая губами мочку уха, посылая по всему телу магические разряды. Того и гляди между нами пробегут искры.

— Совсем как ты в последнее время. Раньше была горячей и сладкой. А теперь рядом с тобой я неизменно чувствую привкус горечи.

Хорошо, нигде поблизости нет зеркал. А то я бы не только почувствовала, как к щекам приливает жар, но и имела удовольствие любоваться своим ядрёным румянцем.

Не дожидаясь, пока выйду из ступора и начну по привычке обороняться, Моран обжёг меня взглядом. Пристальным, хищным, страстным. От такого воспламеняется не только тело, но и рассудок погибает в ритуальном самосожжении. А потом руку опалил поцелуй, который закончился слишком быстро.

Так быстро, что я даже как следует не успела им насладиться.

Ничего, у меня ведь ещё шоколад остался. Вот и буду им наслаждаться. От него пострадает разве что фигура. А вот от поцелуев и взглядов некоторых личностей страдает и сердце, и душа.

И вообще, со мной начинает твориться какая-то неразбериха.

— Из-за службы и личных проблем я совсем позабыл о супружеском долге, — сказал его светлость с таким видом, будто желал мне доброй ночи. — Пора бы это исправить.

В голове возникла картина: Страж закидывает меня себе на плечо и под всеобщие ахи и охи уносит в свою спальню.

Исправлять и исполнять этот самый супружеский долг.

Но вместо того чтобы начать играть в игру «Охотник и добыча», маркиз церемонно поклонился, отвернулся и… решительно направился к де Париньяку.

Завидев приближающегося Стража, граф подскочил с кресла. Да ещё и так резво, словно его подкинула неведомая сила. Смычки, в последний раз коснувшись скрипок, поникли в руках музыкантов. Придворные, лихо отплясывавшие гальярду в центре зала, будто какие-нибудь крестьяне на деревенской свадьбе, как по команде остановились. Весёлая мелодия сменилась заинтересованными перешёптываниями. Взгляды всех собравшихся обратились к Морану, с каменным лицом направлявшемуся к де Париньяку. Лица мужа я, конечно, не видела, но, если учесть, что оно у него почти всегда такое, слегка примороженное, уверена, сейчас во внешнем облике маркиза не было ничего нового.

Зато одутловатая физиономия графа, выбеленная светом свечей, была видна мне отлично. Его сиятельство затравленно озирался, ища пути к отступлению. В зал вело несколько дверей, сейчас открытых настежь, и при желании де Париньяк мог запросто смыться. Не думаю, что Моран стал бы его преследовать.

Но то ли граф был не настолько труслив, чтобы пуститься в позорное бегство, то ли от страха тело предало его и перестало слушаться — мой сосед не сдвинулся с места.

— Даю вам выбор, граф, — поравнявшись с полуобморочной жертвой, без обиняков начал благоверный. — Или дуэль, которую, полагаю, вы не переживёте. Или вы просите прощения у моей жены здесь и сейчас. Выбирайте.

Редкие шепотки растворились в стремительно нарастающем гомоне. Собравшимся страх как хотелось выяснить, за что же его сиятельство должен передо мной извиниться. Но Моран, понятное дело, не собирался утолять любопытство алчущей публики, теперь бесцеремонно пялящейся на меня.

Что я там говорила про эпицентр конфликта?

— Я всё ещё жду ответа, граф, — властный, бесстрастный голос мужа поглотил все остальные звуки.

В зале снова воцарилась тишина, время от времени нарушаемая подозрительным урчанием графского желудка.

Сегодня явно не его день. Де Париньяка, в смысле, а не его желудка. Хотя… От вчерашней несдержанности придворного пострадали оба.

— Молчание я сочту за согласие на дуэль.

Граф судорожно сглотнул. По широким вискам, обрамлённым пепельными локонами, уже вовсю стекал пот. На щеках багровела краска стыда. А руки, которыми его сиятельство неосознанной мял кипенно-белое кружево собственных манжет, дрожали, выдавая его состояние.

— Полагаю, я задолжал маркизе извинения, — наконец, опустив голову, глухо пробормотал придворный.

У меня чуть пиала из рук не выпала, когда под сводами бального зала прогремел приказ:

— На колени!

— Что про… стите? — опешил де Париньяк, цветом лица сливаясь всё с теми же манжетами. Казалось, ещё немного, и роскошная одежда его сиятельства воспламенится, и он сгорит от стыда.

Не знаю почему, но мне тоже стало стыдно. Наверное, из солидарности с графом. А ещё захотелось под пол провалиться. Пусть бы меня погребло под этим мраморным великолепием, в котором отражались хрустальная люстра, подсвеченная огнями, и гости Оржентеля, застывшие истуканами. До зубовного скрежета надоело чувствовать на себе их липкие взгляды.

Как будто здесь больше не на кого пялиться.

— На колени, — вкрадчиво повторил мессир изверг. После чего отстранённо так поинтересовался: — Или уже передумали извиняться?

— Маркиз, не устраивайте здесь представлений! — возмутился было его величество поведением своего защитника, которое было на грани всех приличий. Или, скорее, уже давно перевалило за эту самую грань.

Венценосного осадила правительница. Накрыла маленькую пухлую ручку, унизанную перстнями, своей и покровительственным тоном велела:

— Продолжайте, маркиз.

— Но… — вроде как попытался отстоять свою позицию монарх.

Правда, на большее его не хватило, слово снова взяла королева:

— Была задета честь моей фрейлины. Совершенно справедливо, что его светлость жаждет возмездия.

Как оказалось, от всевидящего ока государыни не могло укрыться ни одно событие на подведомственной ей территории.

Не знаю, чего там жаждал его мстительная светлость, а вот я, наблюдая за графом, тяжело опускающимся на колени, не испытывала ни малейшего удовлетворения. И пока его сиятельство мямлил, выталкивая слова извинения с таким видом, будто его рвало ими, я бы с радостью и во Мглу провалилась. Лишь бы оказаться как можно дальше и, пусть и косвенно, не принимать участия в этой унизительной сцене.

Исполнил, видите ли, супружеский долг! И снова моё имя будут полоскать, как давно нестиранное бельё, нуждающееся в тщательной чистке. И наверняка пронырливые придворные костьми лягут, но выяснят, что стало причиной конфликта.

То, о чём мне хотелось забыть и никогда больше не вспоминать. Но стараниями мужа другие теперь точно не забудут. По крайней мере, нескоро.

Напоровшись взглядом на Серен, злорадно ухмыльнувшуюся, я отвернулась. Повсюду мельтешили лица, сейчас выражавшие самые разнообразные чувства. Но если на некоторых и читалось сочувствие, обращено оно было к графу. А мне снова достались неприязнь и укор.

Я по-прежнему была здесь чужачкой, из-за которой пострадал свой.

Не в силах больше находиться в помещении, превратившемся для меня в пыточную, я поступила так, как наверняка мечтал поступить граф: дала дёру. А оказавшись в благодатном полумраке, подхватив юбки, заспешила по галерее к лестнице.

Правда, далеко убежать не успела. За спиной раздалось, пригвоздив к полу, раздражённо-жёсткое:

— Александрин!

Как ещё не гаркнул: «Стоять!»…

— Ты снова убегаешь, — нагнал меня маркиз.

— А ты снова меня преследуешь. Зачем нужно было устраивать эту комедию?!

— Комедию? Ублюдка следовало наказать, — прячась под маской невозмутимости, ровно заявил Страж.

— На глазах у всего двора?!

— Когда утром узнал о случившемся, первым моим порывом было найти и убить жирную тварь. Как видишь, я сдержался. Де Париньяку повезло. Отделался лёгким унижением. А другим урок — больше никто не посмеет тебя коснуться.

«Убить? Это что, шутка?» — мрачно покосилась на мужа. Понять по непроницаемой физиономии, говорил ли де Шалон серьёзно или же просто неудачно пошутил, не представлялось возможным.

Если иронии не было, готова признать: я совершенно не знаю этого человека. Согласна, граф мерзавец. Но ведь не убивать же его за это. За то, чего даже не было!

Оставаясь верной самой себе, ускорила шаг. Толку говорить? Всё равно он меня не слышит.

Но после слов маркиза:

— Думал, ты хотела, чтобы я его наказал, — в которых сквозили упрёк и привычный холод, не сдержавшись, развернулась и выпалила:

— В этом твоя проблема, Моран: ты всегда думаешь за меня. Принимаешь решения за меня. Решил жениться — женился. Захотел убить — убил. Мне повезло, что под руку тебе тогда подвернулась псевдо-Александрин. А если бы нет? — Меня передёрнуло от страшного, болезненного воспоминания. Стража — перекосило. — Ты вроде как пытаешься всё исправить, но на самом деле ведь ничего не меняется. Ты всё такой же. А я в твоей жизни по-прежнему играю роль непонятного дополнения. Чего-то вроде тебе и нужного, но только ты и сам не определился, зачем. Ладно, раньше тебя интересовало моё тело. А что теперь?

Замерла, затаив дыхание, а потом… усмехнулась горько. Его светлость не спешил нарушать затянувшееся молчание и давать ответ, который я, глупая, вопреки всему, всё ещё надеялась от него услышать.

— Ты лишаешь меня магии, когда тебе вздумается…

— Я пытался. Тебя. Защитить, — перебил, чеканя каждое слово, раня своим холодом. — Очень жаль, что во всех моих поступках ты видишь только плохое, Александрин.

— Возможно, будь ты более открытым и откровенным со мной, считайся ты с моим мнением, я бы поняла и приняла твои решения. Но ты привык поступать по-своему, привык отгораживаться от меня. Знаешь, что я к тебе испытываю, и умело играешь на моих чувствах, чтобы снова к себе привязать. — Наверное, следовало прекратить, ведь моя пылкая речь, полная боли и обиды, точивших мне сердце, разъедавших душу, совсем не возымела действия — ни один мускул не дрогнул на лице чародея. И тем не менее я уже не могла остановиться, выплёскивала на него всё, что накопилось за последнее время: — Возможно, это срабатывало с Серен. Ты не считался с ней, она — с тобой. А любой конфликт улаживался с помощью постели. Но это не нормальные отношения, и я не хочу быть их частью. Я не Серен. И не кроткая провинциалка, которая явилась в Валь-де-Манн по приказу новоявленного жениха. Та Александрин осталась в прошлом, а новую ты в упор не замечаешь.

Тяжёлая поступь Стража разнеслась по галерее, отголосками зазвучала в её тёмной глубине. Моран схватил меня за руку. Притянул к себе, опалив дыханием губы.

— Как же тебе открыться, если ты не перестаёшь меня отталкивать? Говоришь, что ненавидишь и презираешь, и тут же упрекаешь в том, что это я от тебя отгораживаюсь. Ты то хочешь оказаться от меня как можно дальше, то сама тянешься ко мне. И я уже сам не понимаю, как мне себя с тобой вести. Определись, что же тебе на самом деле нужно, Александрин. Свобода? — пальцы чародея соскользнули с запястья, забирая с собой тепло его прикосновения. — Силой удерживать не стану. Попросишь отпустить — отпущу. Хотя, — взгляд, полный горечи и сожаления — по крайней мере, мне очень хотелось, чтобы он выражал именно эти чувства, — замер на моём лице, — буду надеяться, ты не сделаешь этого с нами.

Моран ушёл. Обессиленная и опустошённая очередной баталией, в которой проиграли оба — и я, и он, приникла к стене и закрыла глаза.

Что нужно мне? Всего лишь услышать слова, которые, возможно, могли бы ещё что-то изменить и исправить.

Слова, что в видениях про Серен я слышала не раз. Самые сокровенные, что он не переставал ей повторять.

Слова, которые когда-то, не жалея, дарил ей.

Не мне.

— Говорят, мадмуазель дю Файи отравилась.

— Девчонка оказалась упрямой. Грозилась не отдать кристалл, если не узнает, что в нём такого особенного, — протягивая кардиналу кулон — прозрачный, как родниковая вода, камень в оправе из чернёного серебра, прошелестела ведьма и обнажила гнилые зубы в ядовитой усмешке. — Пришлось угостить её зельем.

Его высокопреосвященство недовольно поморщился.

— Лишняя, никому не нужная смерть. Король мог испугаться и вернуться в столицу. Когда он нужен мне здесь!

— Дурочку сгубило любопытство, — возвращаясь к очагу, где в закопченном котелке что-то негромко пузырилось, флегматично отозвалась чародейка.

Бофремон брезгливо поморщился. Варево источало далеко не самые приятные ароматы. Разлагающиеся одержимые — и те так не воняли. Но приходилось терпеть неудобства, пыль да грязь убогой лачуги. Принимать ведьму в Оржентеле было бы рискованно.

Украшение растворилось в складках роскошной, алого цвета мантии.

— Для призыва всё готово?

— Ещё немного терпения, ваше высокопреосвященство. Немного терпения, и они будут здесь, — подобострастно заверила кардинала ведьма. — Почистят замок от меченых. На мальчишку тоже не помешало бы поставить метку, — сказала Берзэ, имея в виду Стража, силой которого воспользовалась совсем недавно, чтобы призвать душу из мира мёртвых. Душу, которую в мечтах уже сто раз отправила обратно. — Он слишком много знает и может быть опасен.

Служитель Единой задумчиво потеребил кончик своей тёмной с проседью бородки.

— Ты сказала, маркиз тоже искал Слезу.

— Так девчонка сказала. — Колдунья бросила в варево щепотку измельчённых в пыль трав, отчего хижину заволокло удушливое марево.

Кардинал поспешил к крошечному, засиженному мухами оконцу.

— А я всё гадал, как он выбрался… Страж. Но ведь не всесильный же.

Берзэ резко вскинулась, точно хищная птица, почуявшая угрозу.

— Я бы почувствовала в нём демона. Не могла не почувствовать.

— В чародее, который всю жизнь охотился на исчадий Мглы и знает о них даже больше, чем ты, ведьма? — Кардинал усмехнулся: — Мне потребовались месяцы, чтобы отыскать Слезу Единой. А сколько времени ушло на это у де Шалона? Неделя? Думаешь, такому не хватит ума скрыть в себе демона?

В ответ старуха проворчала нечто нечленораздельное.

— Последи за ним через зеркала. И, если маркиз действительно одержим, воспользуемся этой его слабостью. В конце концов, кто-то же должен будет ответить за кровь, пролитую в Оржентеле.

Владычица Чармейского леса покорно кивнула.

— А как быть с Серен? Она умирает.

— Ты ведь нашла для неё новое тело, — досадливо обернулся маг, мечтавший как можно скорее оказаться на свежем воздухе.

— Душа может и не прижиться, — проворчала Берзэ, не преминув добавить: — В последнее время от девчонки одни проблемы и никакой пользы.

Бофремон раздражённо отмахнулся. Герцогиня была последней, кто его сейчас заботил.

— Не приживётся — убей. А лучше — разбей зеркало, в котором заточена её тень. Тогда избавимся заодно и от этой… — Его высокопреосвященство нахмурился, пытаясь в закутках памяти отыскать имя новой маркизы де Шалон. — Эта девица ведь тоже тогда погибнет? Они же все связаны одной силой.

Ведьма неопределённо пожала плечами и чуть слышно пробормотала, уже когда за кардиналом, надрывно скрипнув, захлопнулась покосившаяся дверь:

— Не терпится проверить, так это или нет.

 

Глава 17

Той ночью я металась в постели, не способная вырваться из плена страшного сна. Не обычного кошмара, который, как в трясину, затягивает на какое-то время, а потом отпускает, оставляя после себя лишь разрозненные, постепенно гаснущие воспоминания. Этот, я знала, не отпустит.

Не сотрётся из памяти никогда.

Даже открыв глаза, крича и рыдая, по-прежнему чувствовала тлетворный холод, ползущий по коже. Как наяву видела туман, стелящийся по прогнившей от чар земле. Магии тёмной, всесокрушающей, мерзкой. Словно мутные реки, вышедшие из берегов, колдовское марево расплескалось по лесу, напитало ядом растения, отравило сам воздух. Вскарабкалось по чёрным стволам деревьев, чьи искорёженные руки-ветви тянулись к маленькому, невинному существу.

Приносимому по злой прихоти в жертву.

В ушах стоял пронзительный младенческий плач, он разрывал мне сердце. Пламя, сумасшедше плясавшее вокруг каменного жертвенника, слепило глаза.

Казалось, я умирала вместе с крошечным созданием, сжигаемая ужасом, отчаяньем. Рассудок мутился от ощущения собственной беспомощности. От безысходности. Я не могла предотвратить ритуал. Не могла повернуть время вспять и спасти ребёнка.

Фрагменты из жизни кузины никогда не оставляли меня равнодушной. Обычно мои эмоции наслаивались на её чувства. Но в этот раз Серен… не чувствовала ничего. Возможно, ледяного сердца чародейки на миг коснулась искра сожаления. Но она тут же погасла, так и не сумев превратиться в пламя и растопить лёд в её груди.

Чтобы достигнуть цели, Серен готова была заплатить любую цену. За возможность управлять Мораном она, не жалея, расплачивалась чужой жизнью.

— Нет! Не надо! Не трогайте! Оставьте его! — захлёбывалась я слезами. Кричала, не понимая, что кричу в пустоту, и дряхлая старуха, колдунья, хищной птицей кружащая вокруг жертвенника, — лишь мираж.

Демонов проклятый мираж.

Не сразу осознала, что меня обнимают, и в тишину спальни вплетается вкрадчивый шёпот. Нежный, как поцелуи, что отголосками прошлых ласк звучали на моих губах, воскрешая в памяти мгновения, которые принадлежали только мне и ему.

Короткие мгновения единения, когда он — мне вдруг нестерпимо захотелось в это поверить — забывал о Серен. Поверить в то, что, когда мы были вместе, когда я была его, Мораном двигала не похоть или злые чары — плод жутких обрядов, а желание быть со мной. Что он точно так же растворялся во мне, как я растворялась в нём.

Без остатка. Забывая обо всём.

Пусть на короткое время, но он был мой. Не из-за магии лесной ведьмы, а по велению сердца. Сейчас я нуждалась в этой вере.

— Тише, тише. Это всего лишь сон, — мягко повторял муж, баюкая меня в своих сильных руках.

В них я снова могла дышать, и ледяные тиски ужаса, сдавившие сердце, медленно, будто нехотя, разжимались.

— Не сон. Воспоминание. О Серен.

— Расскажи, что ты видела, — попросил он вкрадчиво.

— Я видела… Видела, с помощью… чего… они тебя… подчинили… — фразы, рваные, дававшиеся с трудом, от горечи которых саднило горло, вырывались изнутри.

Моран вздрогнул, словно его окатило водою из проруби, но тут же совладал со своими эмоциями. Тёплые ладони сомкнулись на моём лице. Целуя, Страж осушал мои слёзы, что никак не получалось унять, и не переставал шептать, успокаивая:

— Они заплатят за каждую жертву. За каждую твою слезу.

Боль отступала, прогоняемая нежными прикосновениями мужа. Чувствуя себя как никогда уязвимой, беззащитной и слабой, крепче прижалась к нему, желая почерпнуть в маге силу, которую, казалось, выплакала всю до последней капли.

В кольце его рук я постепенно расслабилась, перестала всхлипывать и дрожать. И слёзы на глазах просохли. Правда, мужнина рубашка, распахнутая на груди, подёрнутой росписью татуировок, наоборот, успела стать влажной.

Моран перебирал спутавшиеся ото сна смоляные пряди пальцами, а я, прикрыв глаза, наслаждалась этой нехитрой лаской.

События минувшего вечера, публичное унижение де Париньяка и последовавшая за этим ссора, остались в прошлом. Как будто отошли на второй план, перестали что-то значить.

— Опять под дверью ночуешь?

— Лучше под твоей, чем маяться у покоев его величества, — не увидела, почувствовала его улыбку.

— Останешься?

Поцелуй в лоб и невесомое касание пальцев, стёрших последнюю, запоздало скользнувшую по щеке слезу.

— Останусь.

Его светлость устроился поудобней, подложив под голову подушку. Мне её заменило мужнино плечо. Пусть оно и не было набито лебяжьим пухом, а по ощущениям больше напоминало булыжник, но засыпать вот так, на груди у Стража, как когда-то, было безумно приятно. Вселяло покой, в котором я сейчас так нуждалась.

Какое-то время тишину спальни нарушало лишь мерное дыхание мага и моё совсем не вписывающееся в окутавшую нас атмосферу нежности громкое шмыганье носом. А потом молчание развеял голос Стража. Не знаю, сколько оно длилось — несколько минут или, может, час. Но оно было правильным, совсем не неловким. Скорее, уютным, усыпляющим, притупляющим любые страхи.

— Её я желал. — Замерла в его руках, напряглась и, кажется, снова забыла, как дышать. Зажмурилась, слыша, как в груди всё медленнее бьётся сердце, постепенно замирая, и почувствовала тёплое дыхание на своих губах. — А тебя люблю.

— Вы улыбаетесь. — Это было первое, что сказала служанка, заглянув ко мне утром. — Давно не видела вас такой.

— Какой? — Я сладко потянулась и зажмурилась от ярких солнечных лучей, брызнувших в окна. Это Мадлен раздвинула шторы, впустив в спальню свет нового дня.

Весьма знойного дня — это уже сейчас ощущалось. Стоило девушке распахнуть двери, что вели на обильно декорированный лепниной балкон, как в комнату, вместо утренней прохлады, ворвался горячий воздух, напоенный ароматами Чармейского леса.

— Весёлой. Радостной. Вам очень идёт улыбка.

Эта самая улыбка никак не желала сходить с лица. А ведь ничего такого и не было. Ладно, вру. Было. Признание. Одна штука. Которому предшествовали и за которым последовали головокружительные поцелуи. Сколько штук — не берусь сосчитать. Наверняка собьюсь.

А потом я не заметила, как уснула. Чтобы проснуться одной. Но сожаления по этому поводу не испытывала. Точно знала, Страж не о Серен отправился помечтать. Просто не хотел, чтобы утром, обнаружив себя в его объятиях, я испытала неловкость.

А я бы её точно испытывала. Впрочем, и в отсутствие мужа меня переполняли самые разнообразные чувства, среди которых смущению тоже нашлось место.

Перевернувшись на живот, уткнулась лицом в подушку — надо же было где-то спрятать дурацкую улыбку — и пожаловалась наволочке, всё ещё хранившей его тепло, его запах:

— Глупая я. Ведь глупая же.

— Ваша светлость, — подала голос Мадлен, напомнив о своём присутствии. — Маркиз просил поторопиться. Сказал, чтобы были готовы к утреннему занятию.

Пришлось нам с подушкой расстаться. А вот улыбка прощаться со мной отказывалась. Казалось, приклеилась намертво. Но только лишь до того момента, как дверь в спальню неожиданно распахнулась, и перед нашими с Мадлен взорами предстал… слегка зелёный маркиз.

Кого же он мне напоминает цветом лица… Ой.

Виновато закусив губу, я покосилась на злосчастную книжицу, темневшую на каминной полке. Так, кажется, называла Софи «Заклятия на все случаи жизни». Моран проследил за моим взглядом и ринулся разбираться.

К счастью, не со мной, а с книжкой.

Схватил ни в чём не повинный томик и, потрясая им в воздухе, процедил:

— Не хочешь ничего объяснить? — в голосе мужа отчётливо слышались рычащие нотки.

— Прости! Это случайно вышло. — Я продолжала кусать губы, только теперь уже, чтобы не засмеяться.

Какая же всё-таки жизнь непредсказуемая штука. Он мне любовное признание, я ему — чистку желудка.

Впрочем, говорят, это полезно. Может, таким образом я проявляю заботу о мужнином здоровье. Так себе, конечно, оправдание, но всё же…

— Которое? — зеленея, кажется, уже от злости, снова рыкнул маркиз.

— Там страничка загнута.

И замусолена. Читана-перечитана. Вызубрена каждая строчечка. Я теперь даже во сне кого хочешь заколдую. Этакая антилюбовная крёстная фея.

— Через час вернусь. Будь готова, — то ли предупредил, то ли пригрозил супруг и умчался куда-то вместе с книгой.

С тех пор «Заклятия на все случаи жизни» я больше не видела.

Его светлость оказался пунктуален, явился ровно через шестьдесят минут. Немного бледный, страшно суровый. Грозовая туча при взгляде на него скончалась бы от зависти.

Приблизившись ко мне, из последних сил сдерживающей улыбку, Страж властно приподнял моё лицо за подбородок. После чего прошёлся кончиками пальцев по моим губам и что-то быстро прошептал. От мимолётного прикосновения кожу немного защипало, но неприятное ощущение вскоре прошло. А вот чувство вины осталось, так и продолжало колоть.

— Ты как?

— Нечто подобного следовало ожидать, — с глубокомысленным видом попенял мне маг. — С твоей-то фантазией и неиссякаемым энтузиазмом. Лучше направим их в полезное русло, пока ещё кто-нибудь не пострадал.

— Согласна! — выдохнула облегчённо, радуясь, что гроза миновала, и спросила с плохо сдерживаемым нетерпением: — А где будем тренироваться?

Маркиз продолжал хмуриться, но вроде бы обижен не был. Наверное, успел пропсиховаться.

Это уже потом я поняла, что Моран, может, и успокоился, но забыть не забыл. В тот же день на мне отыгрался. Да и в последующие дни тоже не отказывал себе в удовольствии поиздеваться над бедной женой.

Что я говорила? Садист и деспот.

— Тренироваться? — по лицу чародея змеёй скользнула усмешка.

Нехорошая такая. Я бы даже сказала зловещая.

— Конечно. Ты же сказал, что будешь заниматься со мной.

— Если ты о том, чтобы что-нибудь где-нибудь подпалить — забудь. Пока не усвоишь теорию, никакой практики.

Я вдруг почувствовала себя шариком, из которого выпустили воздух, и он, вместо того чтобы унестись в лазоревое небо, после парочки виражей бесславно приземлился на землю.

— Пойдём! Я отпросил тебя у её величества на целый день, — вроде бы просто предупредил, а прозвучало как угроза. Словно уловив ход моих мыслей, чародей обернулся и, гаденько так ухмыльнувшись, объявил: — Хочу сразу предупредить, я наставник строгий и больше всего не люблю невнимательность и непослушание. Так что готовься сдерживать свой характер. До вечера ты в полной моей власти.

Неожиданно взыграла ностальгия по браслету. А ещё очень захотелось показать мессировскому затылку язык. Что я и сделала. Отвела напоследок душу и побрела следом за деспотом в его кабинет.

Придворные веселились дни напролёт. Охотились в Чармейском лесу, гуляли по окрестностям замка, вечерами услаждали свой слух изысканной музыкой, а иногда и взор — балетом или комедийным спектаклем. Уже не говорю про столь полюбившиеся двору подвижные развлечения. Популярностью пользовались игра в бильбоке и прятки. А также вечерние посиделки за затянутыми зелёным сукном столами — в последнее время было модно просаживать деньги в бассет, кости или же устраивать лотереи.

Одним словом, жизнь в Оржентеле кипела и бурлила. Но я не принимала участия в светских забавах, поглощённая познанием собственной силы, которая тоже кипела и бурлила. Во мне, тщетно ища выход. Его деспотичная светлость ни в какую не желал переходить от теории к практике. Заставлял корпеть над старыми фолиантами, читал мне лекции. А иногда и нотации.

Бывало, мог неожиданно прерваться и потребовать подробный пересказ того, что уже успела выучить. А если я запиналась на какой-нибудь фразе, морщился и неодобрительно качал головой.

А попробуй тут не запинаться! Я, конечно, старалась быть предельно внимательной, но порой ловила себя на мысли, что не слушаю Морана, а любуюсь им. Впитываю в себя, точно губка, но только не новые знания, а его голос. Глубокий, а временами, когда маг не высыпался из-за ночного дежурства под дверями королевской опочивальни, чуть хрипловатый — он обволакивал разум, пленял мои мысли.

Наверное, в такие моменты вид у меня был слегка рассеянный. Потому как новоиспечённый наставник безошибочно угадывал, когда я из прилежной ученицы, стремящейся познать всё и даже больше, превращалась просто во влюблённую женщину. Которую ничего, кроме сидящего рядом мужчины, опасно, волнующе близко, не заботило.

В такие моменты губ Стража касалась едва различимая, но всё же хорошо понятная мне улыбка.

Я тут же принималась ругать мысленно, себя и своего искусителя. После чего, выставив из головы всё лишнее, возвращалась в мир магии стихий и колдовства морров. И, если с живущим во мне пламенем была знакома не понаслышке, то с иным даром — сокрушительной силой, дарованной Серен тёмными чародеями, мне ещё только предстояло познакомиться.

С дозволения правительницы, с которой де Шалон сумел как-то договориться, меня на некоторое время избавили от обязанностей фрейлины. Теперь единственной моей обязанностью было учиться. Даже в отсутствие Стража, когда он уходил нянчить его величество, я корпела над книгами. Читала до рези в глазах, до умопомрачения. Только бы не вызвать очередной всплеск недовольства у этого сухаря — моего учителя.

По-видимому, так на мне отыгрывались за полуночные поцелуи, которые до сих пор, стоило о них вспомнить, казалось, обжигали губы.

Вечерами, когда всё же вырывалась из плена мрачного кабинета, забитого пыльными томами и пожелтевшими свитками, и присоединялась к придворным, со стороны, наверное, больше походила на статую с искусственной, приклеенной к губам улыбкой. Я машинально, еле ворочая языком, поддерживала разговор с галантными сеньорами, пыталась как могла любезничать с фрейлинами и королевой.

А потом шла к себе, переодевалась и, оказавшись в объятиях шёлковых простыней, сразу же засыпала. Чтобы утром снова отправиться в мессировский кабинет.

— …И последнее, — маркиз вышагивал по комнате, на которую, просачиваясь в окна и постепенно сгущаясь, наползали сумерки, — магическая сила неразрывно связана с эмоциями. Тьма, что живёт в каждом потомке морра, должна находиться в гармонии не только с нашей стихией, но и с нашими чувствами. Во время столкновения с демоном очень важно оставаться собранным, хладнокровным. Не позволять ни ярости, ни страху, ни какому другому чувству овладеть тобой. Иначе тьма на твой призыв просто не откликнется или ещё хуже — откликнется, но выйдет из-под контроля. И тогда могут пострадать невинные. Именно поэтому женщины не становятся Стражами, а только передают силу будущим поколениям магов. Вам сложнее укрощать свои чувства.

— Серен была исключением. Бесстрашная воительница, — зачем-то брякнула я и исподлобья глянула на мужа, силясь прочесть его реакцию.

— Серен — бесчувственная стерва, — безразлично отозвался маг и как будто спрятал лицо под забралом из льда. — Ей было нечего укрощать и подавлять. Ты же порой бываешь очень эмоциональна. Любую мелочь принимаешь близко к сердцу.

— Это ты сейчас о какой мелочи? — хмыкнула, не сдержавшись. — Вроде того случая, когда отправил в долгосрочный сон моего отца?

Сколько ни пыталась, так и не смогла забыть о том, что де Шалон сделал с папа.

Моран вернул на место последнюю проштудированную мною книгу и приблизился к окну. Наверное, желал полюбоваться сумеречным парком, а скорее, не хотел оборачиваться ко мне и встречаться со мною взглядом.

— Это она тебе приказала? Или ты сам… — окончание фразы замерло на губах. Я же застыла в кресле.

Переплетя за спиной пальцы, один из которых был оттенён перстнем с фамильным гербом, чародей тихо произнёс:

— Меня настойчиво просили избавиться от барона навсегда. К счастью для твоего отца, я сопротивлялся. Иначе бы его милости уже давно не было бы в живых. И тебя тоже, — добавил горько, по-прежнему не оборачиваясь, и на какое-то время комнату укрыл полог тишины.

Моран смотрел в окно, я — куда-то в пустоту, как будто сквозь затянутые узорчатой парчой стены. Вспомнился жуткий сон о жертвоприношении и безразличии этого монстра, моей кузины.

Поднявшись, зажгла свечу. За ней другую, надеясь прогнать не только тьму, но и возникшую после моих слов напряжённую атмосферу.

— Чтобы пробудить в себе глубинную тьму, чтобы она откликнулась на твой призыв, а главное, чтобы ты могла её контролировать и в нужный момент загнать обратно, одного самообладания мало. Нужна практика, — наконец, обернувшись, нарушил молчание его светлость.

— Маркиз считает, я уже готова начать оттачивать своё мастерство? — от удивления чуть канделябр себе на ноги не уронила.

— Нет, — покачал маг головой, а потом улыбнулся. — Но я же вижу, что тебя распирает от желания воспользоваться силой. А так как эмоциями ты владеть не умеешь… Будет лучше, лучше для всех, если завтра мы отправимся в Чармейский лес.

— Предлагаешь спалить его к демоновой бабушке? — поинтересовалась с сомнением.

Моран рассмеялся:

— На это сил точно не хватит. Будем тренироваться подальше от замка. Здесь тебе в любом случае этого не позволят. Ты же…

— Помню. Я женщина, — отозвалась вяло.

И, по мнению многих здешних бездельников, должна думать не о силе, а о парфюмах и пудрах, мушках и париках.

Несмотря на то, что Страж был строгим учителем, а порой и вовсе невыносимым, я была благодарна ему за помощь. Без него, без его подсказок и наставлений, так бы и почитывала книжки по магии и спонтанно, разозлившись, что-нибудь кому-нибудь поджигала.

С ним же у меня появился реальный шанс не просто подружиться с колдовским даром, но и наконец перестать быть беспомощной. Беззащитной.

И когда Серен снова попытается напасть — а я знала, что рано или поздно это случится, — я буду во всеоружии.

 

Глава 18

— А корзина зачем? — Я стояла, кутаясь в долгополую шёлковую накидку, развевавшуюся на ветру.

Моран тем временем приторачивал к седлу плетёнку, из которой выглядывало узкое горлышко бутылки.

Утро выдалось прохладным. А значит, можно было надеяться, что и день порадует долгожданной свежестью. Не очень-то приятно тренироваться под палящим солнцем, тем более если твоя стихия — огонь.

— Мы уезжаем на целый день. Занятия магией очень выматывают. Не хочу, чтобы ты потеряла сознание от слабости, — отвечал маркиз короткими, рублёными фразами.

Сразу видно — не выспался. Оттого и хмурый такой. И на лбу виднеется складочка, а глаза оттенены болезненной синевой. Последнее время его светлость ночами охранял монарший покой, чтобы иметь возможность днём заниматься со мной.

— Всё пытаетесь исправиться в моих глазах, сударь? — поинтересовалась шутливо.

Помогая мне устроиться в седле, Страж улыбнулся:

— По-моему, у меня это неплохо получается.

В ответ я неопределённо хмыкнула. Пришпорив свою караковую красавицу, Искру, доставленную в королевские конюшни прямо из Валь-де-Манна, помчалась к воротам, ажурным узором выделявшимся на фоне подступающего к замку леса.

Моран нагнал меня и устремился вперёд — будить швейцарцев, чтобы отворили ворота.

Нам повезло покинуть Оржентель незамеченными. Не знаю, пронюхала ли Серен о том, что муж решил вплотную заняться моим образованием, но лишний раз попадаться ведьме на глаза не хотелось. Не сейчас, когда я только начала постигать азы магии и всё ещё чувствую себя недавно вылупившимся, неоперившимся птенцом. А вот когда превращусь в хищную птицу — тогда уже Серен придётся прятаться от меня.

Кузина должна поплатиться за каждое невинное дитя, принесённое по её прихоти в жертву! Сейчас — рука сама потянулась к стягивавшему пока ещё тонкую талию корсажу — желание ей отомстить ощущалось особенно остро.

Какое-то время ехали молча. Я наслаждалась утренней прохладой. Прикрыв глаза, впитывала в себя ароматы леса: пахло грибами и мхом, облепившим широкие стволы деревьев. Могучие корни вылезали из влажной, рыхлой земли, тянулись друг к другу, сплетаясь прямо посреди дороги.

Над кронами низко нависало небо, обложенное кучевыми облаками, за которыми пугливо пряталось бледное утреннее солнце.

«Идеальный день, чтобы поупражняться в магии», — подумала и украдкой взглянула на Стража.

Невольно залюбовалась точёным профилем маркиза, как всегда, излучавшего уверенность и силу. Несколько дней назад я поймала себя на мысли, что пытаюсь снова начать ему доверять. А желание возводить вокруг себя стену из злости и обиды, наоборот, пропало.

И дело вовсе не в недавнем открытии, при мысли о котором сердце переполнялось нежностью. Не в признании в любви, что подсознательно ждала я эти долгие месяцы.

Кто бы мог подумать, что сделать шаг навстречу мужу мне поможет Серен. Ужасающее откровение про кузину заставило меня по-другому посмотреть на Морана.

Будь я на его месте, окажись под воздействием тёмных, губительных чар, неизвестно, что бы натворила. За какие грехи потом должна была бы расплачиваться.

Чем дальше удалялись от замка, тем гуще становились деревья. И тем сильнее ощущалась прохлада, отчётливее слышался гомон обитателей Чармейского леса.

— Не замёрзла? — обернувшись, заботливо поинтересовался маг.

Я покачала головой.

Мы оставили лошадей в перелеске, наполненном ароматами диких цветов. У старого кряжистого дерева расстелили скатерть, а на неё водрузили корзину, которую я с трудом смогла приподнять. Надеюсь, меня не булыжниками собрались кормить.

Даже не представляю, насколько нужно ослабнуть, чтобы хотя бы половину плетёнки опустошить.

От мыслей о всякой ерунде отвлекло провокационное предложение:

— Давай помогу снять платье.

Мгновение, и вот он рядом: стоит у меня за спиной и ловко ослабляет шнуровку корсажа. Мадлен обзавидовалась бы, если бы застала своего господина за этим занятием. Она так быстро раздевать меня не умела.

Лёгкие, почти невесомые прикосновения, от которых сбивается дыхание.

— А-а-а… зачем мне его снимать?

— Чтобы ничто не стесняло тебя во время тренировки. Да и будет жаль испортить такой красивый наряд.

Ну уж на наряд Стражу точно было плевать. Вон их сколько полегло в сражениях за обладание моим телом, которые его светлость успешно выигрывал.

— Будет холодно, — решила не сдаваться.

— Наоборот, жарко.

Как-то двусмысленно прозвучала фраза. И вообще, мне уже сейчас жарко. От осознания, что он снова до меня дотрагивается. Что мы одни, и я в его руках. В его власти.

А потом ещё упрекает, что эмоции не умею сдерживать. А попробуй тут сдержаться! Унять сердце, которое того и гляди протаранит грудную клетку.

Меня всё-таки раздели, оставив без внимания слабые протесты. Не прошло и минуты, как я стояла перед благоверным в одних панталонах, чулках и корсете, под которым белела тонкая нижняя сорочка, не способная скрыть грудь от жадного, вмиг потяжелевшего взгляда. Соски предательски напряглись, что тоже не ускользнуло от пристального внимания мага.

— Ну что, готова? — Отвернувшись, Моран небрежно бросил на землю тёмный камзол и расстегнул (вот кто его просил!) верхние пуговицы своей батистовой рубашки.

Жарко ему, видите ли.

Но мне однозначно жарче.

— К тренировке? — уточнила зачем-то.

Наверное, вид у меня был глупый, потому что его светлость чуть заметно улыбнулся.

— Пойдём. — Взял меня за руку, по-хозяйски сжал дрогнувшую ладонь. — На поляне согреешься.

И действительно, очень скоро солнце показалось из-за облаков и стало рассыпать лучи по окаймлённой деревьями лужайке.

Туфельки я тоже скинула. Да и чулки сняла. Хотелось чувствовать, как травинки колют босые ступни. Наслаждаться красотой дикой, девственной природы, из которой маги черпали силу.

— Думай о своём даре, как о чём-то материальном. Как будто в груди у тебя действительно полыхает пламя. Концентрируйся на нём, — наставлял де Шалон, оплетая нас невидимым защитным пологом.

Чтобы огонь, мишенью которого стал выраставший из земли валун, не дай Единая, не перекинулся на лес.

Сосредоточиться, когда он рядом (Страж, конечно, а не камень), было непросто. Немало времени прошло, прежде чем на ладони затрепетал крохотный огонёк. То, что легко удавалось, когда я впадала в гнев или испытывала страх, оказалось почти непосильным, когда приходилось сдерживать эмоции. Отсекать их, оставляя рассудок холодным. Только в таком случае маг управлял стихией, а не стихия им.

Пламя, брызнувшее с кончиков пальцев, искрами осыпалось в траву. Даже не лизнуло камень, который я от досады чуть не пнула ногой.

— Не останавливайся. Продолжай. — Страж не сводил с меня внимательного взгляда.

Благо упрямства мне было не занимать. Да и присутствие человека, в глазах которого хотелось быть сильной, а не никчёмной пустышкой, неплохо мотивировало. Подхлёстывало, подталкивало к покорению неприступных вершин.

Секунды превращались в минуты, а те складывались в часы. Постепенно сознание покинули все мысли. Остались только я и непокорная стихия, которую во что бы то ни стало нужно было подчинить. Не ради Морана, не ради мести. Просто потому что я желала этого, желала усмирить пламя, диким цветком распускавшееся внутри меня.

— Укротить огонь непросто. Это одна из самых непредсказуемых стихий. А в сочетании с силой морров — и самая опасная.

С усилием разомкнула веки, блуждающий взгляд упёрся в почерневший валун и выжженную вокруг него землю. Не сразу осознала, что де Шалон стоит у меня за спиной. Не сразу почувствовала прикосновение его руки к моей.

Не сразу сознания достиг шёпот:

— Чувствуешь её? Тьму, что живёт в тебе?

Моран потянул меня за собой. Подальше от пепелища, в спасительную тень деревьев. Опустился на колени, я устроилась с ним рядом. Сильные ладони, лаская, скользнули вдоль тела, нежными и в то же время властными прикосновениями очерчивая его контур. Пальцы мужа замерли на моей кисти, и кожу едва уловимо закололо.

— Призови её. Дай ей волю, — услышала вкрадчивый голос.

— А если не сумею с ней совладать?

— Я рядом, — прошептал, успокаивая, Страж.

Подушечки пальцев обожгло болью, лёгкой, немного щекочущей. Сердце зашлось от волнения. Которое растекалось по телу, смешиваясь со всё нарастающим восторгом. Предвкушение неизведанного кружило голову. Скорее почувствовала, нежели увидела, как мою руку змеёй овивает тьма. Струясь из ладони Стража, по-прежнему крепко меня державшего, она переплеталась с моей силой, соединяя нас воедино.

Ощущение могущества пьянило. Древняя магия поднималась из глубин моего естества, стремясь вырваться на волю из плена хрупкого тела.

И я поддалась этому тёмному искушению.

Сложно представить, как маги в такие минуты могут оставаться бесстрастными. Все чувства обострились. Я ощущала себя оголённым нервом. Глаза слепило от невозможно ярких красок обступившего нас леса, так контрастировавших с расплескавшейся вокруг чернотой. Подобно волнам во время шторма, она исступлённо билась о грани магического купола.

И в унисон с ней у меня в груди колотилось сердце, с каждой секундой ускоряя свой ритм. Дыхание мужа обжигало. Даже от малейшей ласки его пальцев внутри меня взрывались тысячи фейерверков.

Я замерла в его руках, не способная пошевелиться. Забыв, как дышать. Казалось, некая сила сплавила нас, сделав единым организмом. Каждое прикосновение чуть шероховатых пальцев, жар твёрдой груди, к которой то ли он меня прижимал, то ли я сама к нему льнула, рождало дрожь. Пробегая по телу, она оседала внизу живота сладостным томлением.

Невольно поймала себя на том, что сама ищу губами его губы. Жажду снова ощутить ни с чем не сравнимый вкус его поцелуя. Пусть даже это будет означать моё поражение и победу Стража.

Которого я безумно желала.

Поцелуй мага ошеломил, захватил, заставил забыться. Моран целовал меня так, будто это был наш первый и последний раз. Будто я была его воздухом, смыслом его жизни. А он — моим.

Моим счастьем и моей болью. Наказанием.

Моей любовью.

Наши пальцы переплелись. Откинувшись назад, на широкое плечо мага, я наслаждалась прикосновениями горячих губ к изгибу шеи. Впитывала в себя страстный шёпот — неразборчивые слова. Что-то про «ты моя» и «не отпущу никогда».

Из чего можно было сделать вывод, что его светлость даже не помышлял о разводе.

Впрочем, я уже, кажется, тоже.

Иначе бы не отвечала ему томными вздохами. Не всхлипывала от укусов-поцелуев, обжигавших то подбородок, то невероятно чувствительную мочку уха. Не стонала бы, когда пальцы мужа, приспустив сорочку, задевали тугие горошины сосков, с жадным нетерпением мяли мне грудь, распаляя ещё больше, заставляя дрожать от страсти и накатывающего удовольствия.

Стоит сказать, не одна я сейчас умирала от желания. Сквозь тонкую ткань белья ощутила твёрдость намерений мага, недвусмысленно упирающуюся мне в бедро. Не сдержавшись, дразня, потёрлась о напряжённую плоть. Наградой мне стало хриплое дыхание, опалившее висок, и что-то, очень похожее на хищный звериный рык.

Вокруг нас по-прежнему расстилалась тьма, но на неё уже никто не обращал внимания. Как-то стало не до упражнений в магии.

Моран слегка надавил мне на спину, побуждая податься вперёд. Лихорадочно прошёлся по шнуровке корсета пальцами, ослабляя её. В быстрой, нетерпеливой ласке огладил бёдра. А потом резко развернул к себе и смял мои губы в очередном сокрушительном поцелуе. Я вбирала в себя каждое мгновение нашей страсти. Скольжение горячего языка по припухшим губам и нежные покусывания.

Прикосновение кожи к коже.

Не желая терять времени даром, мне велели поднять над головой руки, и сорочка отправилась куда-то за магическую преграду, следом за корсетом. Куда — не видела. Ничего не замечала, кроме него.

Туда же в неизвестность полетели и панталоны. Обнажённая, приникла к мужу, вздрогнула от лёгкого ветерка, пробежавшегося по коже. Запуталась пальцами в мягких волосах мага, отвечая на сладостный поцелуй. Этот был пронизан нежностью; нежность читалась и в глазах Стража. В них отражалась я. Растрёпанная, с шальным взглядом.

Переполненная счастьем.

— Я уже говорил, что люблю тебя? — прошептал мне в губы. Отстранился, чтобы стащить с себя рубашку, и снова прижал меня к своей груди, затемнённой магической вязью.

— У меня память девичья, поэтому советую почаще об этом напоминать, — улыбнулась, прикусывая и без того искусанную в порыве страсти губу.

— Договорились, — чуть слышный ответ, и меня бережно поднимают на руки, чтобы унести под сень дерева, возле которого была постлана светлая в цветочек скатерть.

Для пикника. Якобы.

Вот ведь какой предусмотрительный.

— А как же?.. — оглянулась на расползающиеся по земле сгустки смертоносной магии.

Всего каких-то несколько часов назад это была такая красивая лужайка. А теперь на ней сплошные прогалины.

— Полог удержит.

Меня уложили на… скатерть. Видать, вместо бараньего окорока или салата маркиз собирался полакомиться своей женой. Уж больно у него был вид плотоядный. Не теряя времени, Моран склонился надо мной. Удерживая меня за руки, нежно массируя запястья подушечками больших пальцев, накрыл губами левое полукружие груди, сейчас так жаждущее его внимания и ласки. Подразнил кончиком языка вмиг затвердевший сосок. Улыбнулся самодовольно, когда я, всхлипнув, выгнулась дугой, и продолжил сводить с ума.

С каждым мгновением голова кружилась всё сильнее и всё труднее становилось сдерживать стоны удовольствия.

— Я хочу слышать твои крики, Александрин. — Не просьба — приказ, произнесённый низким, охрипшим голосом, и я, покорная ему, содрогаюсь от сумасшедшего, жаром прокатившегося по телу, наслаждения. — Хочу, чтобы ты кричала для меня, как раньше.

И я кричала в его руках.

Доведя почти до изнеможения, Страж накрыл меня своим телом. Я послушно обхватила его ногами, наслаждаясь тем, как он осторожно, томительно медленно заполняет меня собой. И мои стоны сливаются с его тяжёлым дыханием.

Ни с чем не сравнимое удовольствие — вглядываться в его искажённые страстью черты лица. Видеть, как привычная сдержанность ему изменяет. Знать, что для него существую только я одна.

Только меня он будет желать и только со мной, как сейчас, достигнув долгожданного пика, будет срываться в бездну блаженства.

 

Глава 19

Сегодня его величество изволили ужинать в уединении. Что подразумевало наличие в королевских покоях всего нескольких придворных. Счастливчиков-приближённых, удостоившихся чести прислуживать правителю за столом. В их обязанности входило развлекать монарха непринуждёнными разговорами, выполнять любое его повеление в мгновение ока, следить, чтобы вино в бокале не кончалось, а тарелка с золотой каймой не пустела.

И на протяжении всего вечера давиться слюной, потому как, согласно этикету, единственное, что могли позволить себе дворяне — это созерцать изысканные кушанья, громоздившиеся на белой, отделанной вьенским кружевом скатерти. Трём крупным борзым — любимцам его величества, повезло больше: время от времени небрежным движением руки король бросал им под стол объедки.

Несмотря на занимаемое высокое положение, кардинал Бофремон также не смел разделить трапезу со своим повелителем. Почти целый час истуканом простояв возле монаршего кресла, раздразнив себя ароматами, что источали спрятанные под крышками-куполами блюда, его высокопреосвященство, раздражённый и злой, вместо фрикасе из кролика, которым в данный момент, блаженствуя, лакомился правитель, с удовольствием сожрал бы этого самого правителя. Демонового коротышку! И даже бы не поморщился.

Но приходилось сдерживаться и довольствоваться малым: представлять себя на месте его прожорливого величества. Мечтать, как вскорости от Люстона XIV останутся одни косточки. Вроде тех, за которые под столом так отчаянно дралась свора.

— Так о чём вы хотели поговорить со мной, кардинал? — промокнув лоснящиеся губы салфеткой, полюбопытствовал монарх.

Прелат низко поклонился.

— Боюсь, сир, подобные разговоры лучше вести за закрытыми дверями кабинета.

Монарх флегматично хмыкнул:

— Любите вы посекретничать, ваше высокопреосвященство. Не томите, в чём дело?

— И всё же я вынужден настоять на приватной беседе, сир. — Кардинал бросил на замерших неподалёку придворных холодный взгляд, как будто выпустил в них отравленную стрелу из лука.

— И не надоело вам играть в эти шпионские игры? — Король пригубил гавойского, и герцог де Лиль, едва не поскальзываясь на до блеска отполированных плитах — так спешил угодить своему покровителю, — снова наполнил высокий бокал янтарной жидкостью, искрящейся в свете множества зажжённых свечей. — Всё, что прозвучит в этих стенах, останется в этих стенах. Каждый из присутствующих здесь славных господ, скорее, предпочтёт отправиться в могилу, нежели выдаст тайны государства.

Бофремон чуть заметно усмехнулся. Как же, не выдаст! Де Лиля в жизни интересовали только две вещи — женщины и сплетни. Его светлости не было равных ни в обольщении придворных красавиц, ни в распространении слухов. Да и маркиз д’Аркур — напомаженный щёголь в жемчужно-голубом, отделанном позументом костюме, пристроившийся рядом с герцогом, любил почесать языком. У этой парочки «славных господ» не имелось собственных секретов, просто потому что они не умели их хранить. Чего уж говорить о королевских…

Впрочем, именно на это кардинал и рассчитывал: разнести по Вальхейму слухи, а страх перед исчадиями Мглы превратить в ужас.

— Нападения демонов продолжаются, — скорбно возвестил прелат. — Навенна — как открытая кровоточащая рана. Рана уже порядком загноившаяся.

Король помрачнел и отодвинул от себя блюдо с заливной куропаткой. Столь образное сравнение явно подпортило ему аппетит.

— В прошлый раз, когда убеждали меня, что двору будет безопаснее в Оржентеле, вы ещё говорили что-то про гангрену… Может, по-вашему, стоит сжечь нашу древнюю столицу к тем самым демонам? Вместе с осуждёнными. От которых уже лопаются тюрьмы, и, тем не менее, Навенна по-прежнему кишмя кишит этой мерзостью.

Бофремон изобразил очередной поклон, после чего вкрадчиво проговорил:

— Если его величество позволит… У меня есть некоторые соображения по поводу того, как можно быстро и раз и навсегда очистить Вальхейм.

Придворные незаметно, шаг за шагом, приближались к столу, боясь упустить хотя бы слово из столь заинтересовавшего их диалога.

— Так поделитесь же с нами этими соображениями, кардинал, — милостиво разрешил монарх.

— Мы живём в непростое время, которое требует непростых решений. Стражей мало, и с каждым поколением их рождается всё меньше. Увы, маги не могут раздвоиться: им остаётся или охранять двор, или охотиться на исчадий Мглы. Поэтому мне кажется… Нет, я уверен! Единственный способ залечить рану, которая медленно убивает нас с вами, наше государство — это…

Кардинал выдержал паузу, на протяжении которой его величество нетерпеливо ёрзал в кресле, и громко проговорил:

— Возродить морров! Только их сила, и могущество способно вернуть в Вальхейм мир и порядок.

— Вы… вы предлагаете превратить наших магов в тёмных чародеев? — голос монарха дрожал. То ли от страха, то ли от ярости, после слов прелата заклокотавшей в сердце. — В безбожников, вроде тех, плоды ошибок которых мы пожинаем и по сей день?

— Это единственный выход, — потупив взор, промолвил его высокопреосвященство.

— Кардинал! Как подобная ересь могла прийти вам в голову?! — осердясь, возопил король. — Вам — лицу духовному! Служителю пресветлой Виталы — нашей создательницы и защитницы!

Дрожащей рукой правитель осенил себя знаком Единой и, сдёрнув с коленей салфетку, неуклюже осушил ею выступивший на висках пот.

— Я в первую очередь пекусь о людях, сир. О тех невинных, что стали жертвами безумных тварей. Пока ведём охоту на заговорщиков, пытаясь изловить всех виновных, демоны ведут охоту на нас. Несомненно, их призывают с целью пошатнуть ваше положение, сир, ослабить королевскую власть. Хотят посеять панику в наших сердцах. И, вынужден признать, преступники в этом преуспели. Не удивлюсь, если главным зачинщиком творящегося в Вальхейме кошмара окажется герцог Андалуйский, метящий на илланский престол. Ему как никому другому выгодно сделать нас уязвимыми. Пока мы сражаемся с внутренним врагом, враг за пределами Вальхейма не дремлет.

Расчёт кардинала был прост и тонок. Он не надеялся, что трус-король вдруг поддержит его. Пламенные слова прелата были в большей степени обращены к придворным, которые, даже не догадываясь о своей роли в коварном замысле первого министра государя, должны были разнести предложение о возрождении морров по Оржентелю. А там уже не пройдёт и нескольких дней, как эта весть сокрушительной волной прокатится по всему королевству.

Конечно, сначала она потрясёт, и наверняка многие возмутятся. Но после трагедии, что должна будет случиться в самом ближайшем времени, — гибели монаршей четы и лучших магов королевства, Вальхеймом овладеет такой ужас, такая паника, что предложение его высокопреосвященства уже воспримется, как панацея от смертельного недуга. А самого кардинала нарекут героем.

— Морры пригодились бы не только в битве с демонами, но и в грядущей войне с узурпатором Иллании. Только его высочество, принц Максимильен, имеет право на илланский трон, — закончил служитель Единой и смиренно сложил перед собой руки, переплетя длинные, унизанные перстнями пальцы.

— Не будет никакой войны с Илланией, — проворчал, отмахиваясь от своего министра, как от назойливой мухи, монарх. — Максимильену хватит Вальхейма. Скоро прибудет посол герцога Андалуйского, и я официально откажусь от притязаний на илланский престол. А с демонами разберутся Стражи. Мы не будем повторять ошибки предков и возрождать тёмных чародеев. Не хватало нам ещё одной войны Одержимых.

— Но, сир…

— Не будем — и точка!

— Как будет угодно вашему величеству, — кланяясь, попятился от монарха кардинал.

Он уже давно научился прятать эмоции под множеством незаметно сменяющих друг друга масок. И пусть сейчас всё внутри вскипало от гнева, лицо Бофремона излучало подобострастие и покорность. Даже удалось приподнять уголки губ в прощальной улыбке.

Которая, не успели за кардиналом сомкнуться позолоченные створки королевских покоев, превратилась в хищную усмешку. К тому времени, как в Вальхейм прибудет посол герцога Андалуйского, короля уже не будет. А значит — не будет и никакого отречения от илланского престола.

Последнее время вечерами я ощущала себя надтреснутым коромыслом, на котором часы напролёт таскали тяжёлые вёдра, полные воды, и засыпала, стоило только голове коснуться подушки. Но это была приятная усталость, приправленная щепоткой гордости и, чего уж греха таить, доброй пригоршней самодовольства. Знаю, подобные качества никого не красят, но, демон побери, мне было чем гордиться и за что себя хвалить!

Маркиз пребывал в лёгком шоке. Я, если честно, тоже. Всего несколько практических занятий, и необузданная стихия стала покорной и кроткой. Будто тигрица во мне вдруг превратилась в ласкового и пушистого котёнка. Да и с тёмной магией совладать оказалось совсем несложно.

— Иногда мне кажется, что ты родилась с этим даром. Ты, а не Серен, — однажды, о чём-то крепко задумавшись, рассеянно заметил его светлость.

В ответ я рассмеялась. Немного грустно, ведь, сколько ни убеждала себя, что кузина лишилась прав на своё наследие, когда умерла, всё равно совесть время от времени напоминала, что магия эта не моя. И что я пустышка, которой просто улыбнулась удача.

И, тем не менее, несмотря на лёгкую горечь от осознания того, что я маг не от рождения, а по счастливой (ну или не очень) случайности, в кои-то веки я чувствовала себя цельной личностью. Как будто магический дар был тем недостающим фрагментом мозаики, превратившим меня в меня. В настоящую Александрин, а не её бледную тень, коей я себя ощущала долгие годы.

А ещё… я была до безобразия счастлива. И, кажется, влюблялась в Морана заново. Снова испытывала то непередаваемое чувство, когда при появлении маркиза сердце сбивается с ритма. Когда каждый поцелуй — как бокал игристого: один глоток, и уже кружится голова. А каждое, самое невинное прикосновение, отдаётся приятным волнением, рассыпающимся мурашками по всему телу.

От глазастых придворных, от которых не скрыться даже блохе в собачьей холке, не укрылись и происходящие со мной метаморфозы. От Серен, понятное дело, тоже. Теперь я ещё чаще ловила на себе отравленный ядом ненависти взгляд кузины. Герцогиня д’Альбре была единственной, кто омрачал сейчас мою жизнь.

Она и тревога за мэтра Леграна, суд над которым должен был начаться уже на следующей неделе.

Я собиралась вернуться в столицу к началу разбирательства и быть вместе с пожилым мэтром до конца. Очень надеюсь, что до победного. Счастливого и непременно справедливого.

Не уверена, что Леграну от моего присутствия во Дворце правосудия станет легче, но это было наименьшее, чем я могла отплатить магу за его доброту. Главное, чтобы её величество согласились меня отпустить, и муж не заартачился.

Сладко потянувшись, взбила подушки, расслабленно на них откинулась и принялась ждать, когда появится Мадлен с завтраком. Скорей бы. Есть хотелось неимоверно.

Сегодня привычный распорядок дня был нарушен — в Оржентель прибывала труппа из далёкой Тангрии с нашумевшим спектаклем. Ближе к вечеру должно было состояться представление, а после — бал. Известие о приезде иностранных гостей оказалось неожиданным, и теперь придворные лихорадочно подбирали праздничные туалеты. Дрались за куаферов, которых в Оржентеле катастрофически не хватало, срочно вызывали портних из ближайших селений, чтобы те украсили и без того шикарные камзолы и платья цветами, вышивкой или драгоценными камнями.

Придворным хотелось блистать и ослеплять. Чтобы актёры по возвращении в родную Тангрию взахлёб рассказывали о красоте и роскоши, что довелось им увидеть при дворе вальхеймского короля.

Мне с Мадлен очень повезло. Она у меня на все руки мастерица. И причешет, и принарядит. Любая, даже самая замысловатая причёска ей по силам. Да и моё бальное платье невероятной красоты из бирюзового шёлка, украшенное по подолу арабесками из бриллиантов, если надо, подгонит. А то из-за волнений прошлых недель я совсем исхудала.

«Но это ненадолго», — ласково погладила свой пока ещё плоский животик.

Его светлости сегодня будет не до меня. Моран должен был встречать гостей и устраивать им тщательный досмотр. Я собиралась этим воспользоваться, провести утро в безделье и неге.

— Немного отдыха нам с тобой точно не повредит, — сказала крошечной жизни, что росла внутри меня, и улыбнулась своим радужным мыслям. Таким же радужным, как замерцавший огонёк, материализовавшийся на моей ладони, стоило только о нём подумать.

«Всё, хватит!» — мысленно прикрикнула на саму себя. Сегодня никаких тренировок!

Когда явилась Мадлен, о волшебном пламени напоминала лишь сизая струйка дыма, медленно уплывающая к потолку.

— Ну наконец-то завтрак! — обрадовалась я и пересела за столик у окна. Если бы служанке хватило глупости явиться сюда без подноса, боюсь, я бы не сдержалась и закусила ею. Так сильно была голодна.

После обильного завтрака, довольная и безмятежная, отправилась в купальню, но надолго там не задержалась — не я одна решила начать день с омовений в душистой воде. В таком скоплении милых дам немудрено заработать мигрень.

Поэтому окунулась быстро и, уходя, перекинулась парой фраз с Софи.

— Ты же не откажешь в столь ничтожной просьбе близкой подруге, — канючила фрейлина, сидя на мозаичном бортике бассейна и лениво болтая изящной ножкой. Маленькие фонтанчики, брызгами разлетавшиеся во все стороны, вызывали недовольство расположившихся неподалёку дам. — Ну пожалуйста, одолжи мне её, ну одолжи! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

— Хорошо, — легко сдалась я. — после обеда заглядывай ко мне, Мадлен хватит времени на нас обеих.

— Ты мой ангел! — послала мне воздушный поцелуй девушка.

Попрощавшись с фрейлиной, я отправилась к себе. Правда, проходя по длинной анфиладе, пронизанной косыми лучами жаркого солнца, в одном из залов остановилась. В просторном помещении, задрапированном бледно-розовой парчой, маялись от безделья придворные. Но не они привлекли моё внимание. А маркиз де Шалон, мирно беседующий… со своей бывшей женой.

Сегодня герцогиня д’Альбре пребывала в приподнятом настроении. Вести от Адриена, полученные накануне вечером, вселяли надежду, что очень скоро она распрощается со строптивым телом, так и не подружившимся с её душой, и переселится в оболочку, куда более ей подходящую.

Близняшки были красавицами, каких поискать. К тому же владели огненной магией, столь близкой Серен по духу. Да и восемнадцать лет — чудесный возраст. Идеальная пора, чтобы начать всё заново.

— Хоть какой-то от старухи толк, — облекла свои мысли в слова молодая женщина, вспомнив, что именно Берзэ посоветовала ей присмотреться к сёстрам ле Фиенн.

Серен кокетливо улыбнулась двум господам в напудренных париках, отвесившим ей галантные поклоны, и, лениво помахивая веером, продолжила свой променад.

Что её безумно раздражало, так это то, что в теле Опаль она как будто стала невидимкой. Придворные вроде бы её и замечали, награждали взглядами и улыбками. И тут же спешили передарить их кому-нибудь другому.

Раньше, когда Серен была собой, а не этой сероглазой куклой, стоило ей появиться в королевском дворце или в каком-нибудь светском салоне, как остальные дамы сливались с окружающей обстановкой, превращались в неодушевлённые предметы интерьера. Миленькие безделушки, тешившие взор, но не стоившие того, чтобы подолгу их разглядывать.

Другое дело сиятельная графиня ле Круа, маркиза де Шалон… Взгляды всех мужчин при виде Серен преисполнялись благоговения, обожания, восхищения. Ну а на завистливые взгляды женщин её светлость попросту не обращала внимания.

Теперь же (немыслимо!) при дворе все только и говорят, что об Александрин! Кузина не переставала преподносить сюрпризы. То привлечёт внимание к своей персоне игрой в карты на раздевание, то прилюдно поссорится с мужем, а то графы всякие во время бала ползают перед ней на коленях, моля о прощении. А теперь ещё пошёл слух, что мадам и месье де Шалоны якобы самая красивая пара во всём королевстве.

— Совсем с ума сошли, — недовольно проворчала Серен.

Но и это стало не последним для неё потрясением. Какая-то дура-фрейлина, Софи, кажется, во время беседы с её величеством ляпнула несусветную чушь: назвала Александрин Огненным цветком Вальхейма. Добавив, что маркиза заслужила это прозвище своей чувственной красотой и ярким темпераментом.

Правительница согласилась со столь лестным для Ксандры сравнением, а придворные, идиоты, ей поддакнули.

Серен раздосадовано хлопнула по ладони веером. Но ведь это же она была Огненным цветком Вальхейма! Это её считали самой прекрасной женщиной королевства! Её боготворили и перед ней преклонялись! А теперь…

Её просто не замечают.

Попытки рассорить Морана с выскочкой-кузиной ни к чему не привели. Ещё каких-то пару недель назад Александрин Стража даже видеть не желала. А когда их взгляды всё же пересекались, бледнела и спешно отворачивалась.

И вдруг, в какой-то момент, который ускользнул от внимания Серен, всё изменилось. Теперь, встречаясь с магом в галереях замка, девчонка нежно ему улыбалась. Его светлость смотрел на жену так, словно каждый раз видел её впервые, и, поражённый неземной красотой своей избранницы, жадно изучал каждую чёрточку её смазливенькой мордашки.

На неё, Серен, Моран так никогда не смотрел. С вожделением — да. Прежняя маркиза де Шалон умела заставить мужчину её желать, в мгновение ока могла разжечь страсть. С лёгкостью превратила бы даже святошу-жреца в одержимого ею. Её светлость ловко пользовалась своим обаянием, красотой, которую Единая щедро ей отсыпала. А иногда, если требовалось, и к магии прибегала. В арсенале роковой соблазнительницы имелись любые виды оружия и все они были направлены на поражение.

Герцогиня нервничала, ведь между Александрин и Стражем зарождалась совсем иная связь, которая с каждым днём всё крепла. Единение душ или как-то так — Серен в высоких чувствах не особенно разбиралась. Предпочитала полагаться на связь плотскую.

Эти до противного трогательные отношения её светлость страшно бесили. Бесила мысль, что теперь де Шалон сходит с ума по другой. Другое имя, опьянённый страстью, шепчет ночами.

Мерзавец-Страж её тоже в упор не видел! Делал вид, будто бывшая жена для него пустое место!

А она… Она, наоборот, стала всё чаще обращать на него внимание. Всякий раз, замечая среди придворных, не в силах была оторвать от мага взгляда. И потом, оставшись одна, снова и снова воскрешала в мечтах его благородный профиль. Как будто наяву слышала глубокий, умопомрачительный голос. Рисовала в мыслях дерзкие, сладострастные картины: как мечется под ним и кричит от удовольствия, что дарят ей резкие, быстрые толчки, пронзающие её лоно.

За последнее время Моран изменился. Было в нём что-то мрачное, что-то дикое. Тьма, она жила в маге и раньше, как и во всяком потомке морра, но теперь Серен ощущала её особенно остро.

Эта тьма манила, будоражила, пробуждала в молодой женщине чувства, на которые она не имела права. Желания, удовлетворить которые не могла.

И вот она снова поймала себя на том, что любуется Стражем. Казалось бы, ну что стоит отвернуться, выйти из зала, где им двоим было явно тесно.

Но вместо этого, нервно взмахнув веером, как мотылёк к обжигающему пламени, не боясь опалить себе крылья, поспешила к магу.

— А вы всё в трудах, маркиз. Всё в трудах, — растянула губы в самой обворожительной из всех своих улыбок и подалась к чародею, неосознанно желая оказаться к нему как можно ближе. — За их величествами последи, гостей встреть, да и жёнушке внимания уделить не забудь. А то опять надуется. Как вас на всё хватает, маркиз?

Маг встретил её безразличным, ничего не выражающим взглядом. Серен поморщилась. Уж лучше бы метал громы и молнии, как тогда, когда торчал в зазеркалье, чем оскорблял её равнодушием.

— Ты что-то хотела? — безучастное.

Ну хоть бы один мускул дрогнул, хотя бы тень гнева исказила эти совершенные черты.

В камне и то больше жизни.

— Поболтать, — передёрнула острыми плечиками герцогиня. — Как старые друзья. Как бывшие любовники. Ты ещё вспоминаешь те безумные ночи, что провели мы с тобою вместе? — Её светлость изо всех сил старалась, чтобы голос звучал томно, пронизывающе.

Задевал потаённые струны в душе Стража, на которых она когда-то так виртуозно играла.

Что-то мелькнуло в глубине чёрных, точно два мориона, глаз, но Серен не успела понять, что же именно.

Маркиз приблизился к ней вплотную, заставив сердце замереть в сладостном волнении, и прошептал ей на ухо:

— Мне приятнее вспоминать о недавних ночах, каждая из них никогда не сотрётся из моего сознания. А вот прошлое с тобой… Нет, прости, забыл.

Серен затрясло. Ей не следовало обнажать чувства, не следовало показывать, как сильно задела её эта откровенная издёвка, но в тот момент герцогиня не владела своими эмоциями. Эмоции владели ей.

— Советую не привязываться к ней так сильно, — бросила опрометчиво. — Как знать, что завтра может произойти. Как бы тебе потом снова не страдать и не оплакивать ещё одну любимую.

Мгновение, и он схватил её за руку. Цепко, властно, обжигающе больно.

— Лучше не искушай меня, Серен. Ты даже представить себе не можешь, сколько раз я мечтал о том, как сверну твою тонкую шейку. — Висок обожгло дыхание; локоть, зажатый в тисках сильных пальцев — опалило тьмой, от которой у её светлости потемнело в глазах. С трудом удалось подавить в себе крик ужаса. — Узнаю, что снова что-то затеваешь, и, боюсь, уступлю соблазну. — Резко отстранившись, чародей снова надел свою привычную маску холодной невозмутимости. — Держись от неё подальше, Серен. Для своего же блага.

Не удостоив даже последним мимолётным взглядом, Страж направился к выходу, а герцогиня прошипела, с ненавистью глядя ему вслед:

— Как вам угодно, господин де Шалон. Как вам будет угодно. Подальше от неё, но не от её сестрички. — Победоносно вскинула голову и завершила чуть слышно: — Когда Александрин узнает, что произошло, будет уже поздно. Слишком поздно. И я буду упиваться, наслаждаться её страданиями и её болью.

 

Глава 20

Сидя на полу в объятой сумраком комнате, Страж смотрел в глаза своему наихудшему кошмару. Тварь в отражении устрашающе скалилась, корчила уродливые гримасы, будто насмехалась над магом и его отчаяньем. Демон не желал покидать своё пристанище, ему нравилось питаться силой и эмоциями Стража. С каждым днём Морану всё сложнее становилось сдерживать чудовище внутри себя.

Пройдёт совсем немного времени, и он будет не способен прятать его от других Стражей. А если об одержимости узнает правитель, маркиза бросят в такую тюрьму, из которой ему никогда не выбраться. Разве что только став трупом. Впрочем, он и так им скоро станет. Тварь будет точить его разум, пока не сведёт с ума. А потом начнёт разлагаться тело. Страж горько усмехнулся. Такого и врагу не пожелаешь — превратиться в живого мертвеца.

Слеза Единой была его надеждой и спасением. И вот хозяйка её умерла, а сам кристалл загадочным образом исчез. Неизвестно, сколько времени уйдёт на поиски пропавшей Слезы, да и сумеет ли он её отыскать. Будучи на службе у его величества, Моран практически не распоряжался собственным временем.

А когда у него появлялась свободная минута, занимался с Александрин. К огромному облегчению маркиза, девушка всё схватывала налету. Легко нашла общий язык не только с огненной стихией, но и со своей внутренней тьмой. Будто наследие морров не проявилось в ней благодаря чарам Берзэ, а сопутствовало ей всегда. Будто эта самая тьма жила в Александрин от рождения.

Страж надеялся, что прежде, чем тайна его будет раскрыта или он сам себя уничтожит, когда поймёт, что больше не может противостоять высшему, Ксандра будет уже достаточна сильна.

Конечно, Касьен её не оставит и будет защищать ценой своей жизни. Но де Лален довольно посредственный маг. Поэтому — решил для себя Страж — умирая, он заберёт Серен с собой. Иначе никогда не обретёт покой.

Сегодня, когда ведьма с ним заговорила, Моран едва справился с искушением выбросить её в окно. Сам не понял, как сумел сдержаться. И даже не нанёс ей никакого увечья.

Демону бы это понравилось.

Лезвие ритуального клинка, накаляясь от пламени свечи, меняло свой цвет, из тусклого серого становясь бледно-жёлтым. Посильнее стиснув зубы, чтобы ни один звук не вырвался из груди, маг сжал рукоять кинжала похолодевшими пальцами и стал вырезать на левом предплечьем магические письмена. Руны, что помогали обуздать и ослабить потустороннюю тварь.

От боли темнело в глазах. Закончив выводить на руке кровавую вязь, Страж поймал в отражении искажённое бессильной злобой лицо. Запрокинув голову, прикрыл глаза и зашептал слова заклинания, но был не в силах расслышать собственный голос. Сознание сотрясал отчаянный визг разъярённого хищника.

Постепенно пространство затягивалось белёсым маревом. Оно кружило вокруг колдуна, сплетаясь в непроницаемый кокон. Под воздействием силы мага кровавые символы исчезали, словно прятались под кожу.

Взглянув на своё отражение в очередной раз, Моран увидел, что чудовище в зеркале больше не кривляется, а, ощетинившись, злобно скалится, порыкивает негромко, скованное чарами. С длинных острых клыков твари стекала слюна, разъедая отражавшийся в зеркале паркет.

Моран покачнулся и опёрся руками об пол. Зажмурился, силясь справиться с головокружением. А открыв глаза, увидел кинжал, выпавший из ослабевших пальцев. Капли крови на гладком лезвии, казалось, вспыхивали алыми огнями в отсвете вздымающегося над свечой пламени. Рядом на паркете отпечатались тёмные прогалины, оставленные ядом демона.

Пошатываясь, его светлость приблизился к кровати, на которой, поблёскивая серебристой отделкой, лежал праздничный камзол и белоснежная батистовая рубашка.

Оставалось найти в себе силы переодеться — времени на отдых и восстановление уже не было. А потом, спрятав тревогу под привычной маской, отправляться к его величеству. И, находясь рядом с королём, делать вид, что всё у него, Морана, как всегда, отлично.

Я опаздывала, страшно опаздывала. Подобрав юбки своего бирюзового платья, всполошенной птицей летела коридорами замка. В лучшем случае для меня просто не останется свободного места, и придётся весь спектакль подпирать плечом стену. В худшем — её величество заметит моё отсутствие и снова будет мной недовольна.

А всё из-за Софи! Захотелось ей, видите ли, причёску, как у мадам де Фанжери. С непокорными кудряшками моей подруги бедняжка Мадлен провозилась добрых два часа. За это время фрейлина успела довести её чуть ли не до истерики. Вместо того чтобы сидеть и благодарно помалкивать, Софи не переставала проявлять недовольство. Мол, здесь не так уложила, начёс у левого виска больше, чем у правого. Пробор кривой, а вон там шпилька торчит. И, вообще, у лесоруба руки и то нежнее.

Свою служанку, значит, на днях рассчитала, а над моей измывается. Я вежливо попросила Софи обойтись без замечаний. За что та надулась бурундуком и остаток времени, пока Мадлен превращала её голову в произведение искусства, косила на меня обиженным взглядом.

Из-за капризов фрейлины пришлось собираться в спешке. В итоге волосы были сколоты абы как, благо диадема в форме полумесяца успешно маскировала недостатки причёски. Платье Мадлен шнуровала мне уже на ходу, пока я натягивала туфли и оглядывалась по сторонам в поисках неведомо куда запропастившегося веера.

Вырвавшись из заботливых рук девушки, помчалась на третий этаж, где в одном из залов была установлена сцена и расставлены стулья, которых, как обычно, на всех не хватит. На меня так уж точно.

Вот Серен наверняка будет сидеть в почётных первых рядах. Герцогине д’Альбре по статусу полагалось место поближе к королеве. Вот только кузина, как уже успела заметить, не радовалась своему высокому положению. Сегодня, глядя на неё, из кожи вон лезшей, только бы привлечь внимание Морана, я вдруг поняла, что Серен несчастна. И безумно скучает по своей прошлой жизни, которой сама же себя лишила.

То, что поначалу показалось мне непринуждённой беседой, оказалось словесной дуэлью. Д’Альбре нападала, тщетно пытаясь побольнее ранить противника, а Страж со свойственным ему безразличием хладнокровно отражал удары.

Лишь на мгновение сбросил маску, обнажив злость и глухую ярость. На какую-то долю секунды я даже испугалась, что муж сорвётся и прикончит Серен на глазах у дюжины свидетелей. К счастью, сумел сдержаться.

Поглощённая размышлениями о злокозненных выходках кузины, я бежала галереями замка, вслушиваясь в громкие, вибрирующие голоса актёров, заглушаемых взрывами смеха. Прямо какая-то бесконечная анфилада…

Стук каблуков и шуршание юбок звучали в унисон с ударами моего сердца.

Почти добежала. Почти…

— Ай! — вскрикнула, обо что-то зацепившись, и едва не растянулась на мраморном полу, в котором, словно в зеркале, отражались огоньки зажжённых свечей.

В залах Оржентеля имелось немало укромных местечек, вроде ниши, задрапированной тяжёлой бархатной портьерой, возле которой я остановилась. Не знаю, для чего предназначались эти каморки, но придворные их использовали для любовных свиданий. Мы вот с Мораном тоже на днях в одну заскочили. Так, на парочку поцелуев. Да там и застряли на целый час, не способные оторваться друг от друга.

Ниша, возле которой стояла я, тоже не пустовала. Об этом свидетельствовала торчащая из-под шторы нога в изящной кремовой туфельке с шёлковой розеткой. О неё-то, ногу, я и споткнулась.

Отведя в сторону тяжёлый полог, почувствовала, что цепенею от ужаса. Графиня де Фанжери — красавица, которой стремились подражать многие дамы, а сеньоры готовы были драться за один её поцелуй, лежала на полу, некрасиво раскинув ноги и руки. Неестественно бледная и совершенно точно мёртвая.

Меня замутило. Зажмурившись, задёрнула штору обратно и в ужасе отпрянула. Присутствия демона я не чувствовала. Но кто, как не презренная тварь, могла разорвать бедняжке горло!

Шатаясь, точно пьяная, гонимая ужасом, паникой, жуткими тенями, заплясавшими на стенах и в зеркалах — плод воспалённого воображения, я шла, минуя залу за залой.

В сознании пойманной птицей билась мысль: рассказать, как можно скорее предупредить Стражей! Предотвратить непоправимое.

Успеть…

Лакеи с поклонами распахнули двери, и на меня обрушилась какофония звуков: музыка и захлёстывающий её смех, оглушительно громкие реплики актёров. После залов и галерей, наполненных приглушённым светом, глаза слепило пламя сотен свечей. Зажмурилась и прижалась ладонью к стене, собираясь с силой. Придя в себя, поискала взглядом Морана.

Ну где же он? Где?! Маркиз или любой другой Страж. Лица смазывались, словно я смотрела на придворных сквозь стекло, по которому струились ручьи из дождя. В голове шумело от разноголосья. Проглотив застрявший в горле горький комок, снова обвела взглядом зал и почувствовала, как волосы на голове зашевелились от ужаса.

Слева от её величества, прямая как спица, сидела… покойница.

— Александрин, — кто-то коснулся моего локтя, а в следующий миг сознания достиг встревоженный голос мужа, — ты в порядке?

Не в порядке. Ни я, ни кто-либо другой в этом зале. Придворные с интересом следили за комедией на подмостках, не догадываясь, что в любой момент могли сами стать участниками спектакля. Кровавой трагедии, что вот-вот должна была начаться. Не думаю, что демон заглянул сюда просто так, приобщиться к прекрасному.

— Графиня де Фанжери — это… демон, — произнесла одними губами, и всё равно показалось, что мои слова услышали все. Даже вон та истошно вопящая девица, исполнявшая роль прелюбодейки, застуканной собственным мужем во время измены.

Когда актриса картинно упала в обморок, придворные покатились со смеху.

Ещё мгновение назад рядом со мной стоял обеспокоенный муж, а теперь его место занял собранный и полный решимости воин.

— Что будешь делать?

— Постараюсь увести его из зала. Или хотя бы подальше от их величеств.

А демон, дурак, возьмёт и послушается. Хвостиком побежит за магом. Да и вообще, не хочу я, чтобы Моран с ним один на один оставался! Понимаю, он опытный Страж. Но мне всё равно боязно за мужа.

— Нельзя ли нейтрализовать его, не приближаясь?

Де Шалон покачал головой:

— Слишком рискованно. Могут пострадать король и королева.

— У меня есть идея.

И, прежде чем Моран успел ухватить меня за руку, я ринулась по узенькому проходу к сцене, ловя на себе недовольные взгляды зрителей, коловшие справа и слева. Ещё один — сверлящий затылок, достался мне от Стража.

В глазах предательски темнело. Казалось, ещё немного — и сердце пробьёт грудную клетку. Или выскочит через горло.

Поравнявшись с лжеграфиней и заглянув в её застывшие, точно два сталактита, глаза, едва сознание от ужаса не потеряла. Совсем некстати вспомнилась охота в Артонском лесу и встреча с демоном, коварно прикинувшимся маленькой девочкой. Не думала, что когда-нибудь придётся пережить подобное.

И вот я смотрю в глаза самому опасному в мире хищнику. Взмахнув веером, негодующе говорю:

— Графиня, вы заняли моё место!

Со всех сторон послышалось недовольное шиканье.

— Ваше место? — вкрадчиво переспросила самозванка.

Фрейлины, что сидели во втором ряду, недовольно заворчали, намекая, чтобы я отодвинулась и не загораживала сцену.

— Именно. Пожалуйста, пересядьте.

Была вероятность, что королева разозлится за то, что отвлекаю всех от спектакля, и велит мне убраться. Или попросит, чтобы кто-нибудь из сеньоров уступил её капризной фрейлине место. Ряду так в последнем.

Но я надеялась, что благосклонность, с которой её величество ко мне относилась, и на этот раз возьмёт верх над всеми остальными эмоциями монархини.

— Александрин, вы опоздали, — мягко пожурила меня Алайетт.

Я опустилась в глубоком реверансе, хоть коленки дрожали, и мне всё казалось, что вот сейчас демон набросится на меня, и, прежде чем кто-нибудь успеет закричать или ахнуть, разорвёт в клочья.

— Прошу прощения, ваше величество, — потупилась. Мысленно простонав, выдавила: — Дурнота замучила. Даже боялась, что придётся пропустить спектакль.

— Лучше бы пропустили, вместо того, чтобы его срывать! — откуда-то сбоку вякнула кузина.

— Александрин, вы… беременны? — тепло улыбнулась мне королева. В наступившем молчании тихие слова её прозвучали как гром среди ясного неба.

Кивнула обречённо. Украдкой взглянула на де Шалона и поняла, что, если меня не убьёт демон, это с превеликим удовольствием за тварь сделает его светлость.

— Ну так садитесь же, скорее садитесь! — засуетилась владычица. — Представляю, как вы слабы. Меня саму при беременности часто мутило. Ужасное чувство! Графиня! Ну что же вы? Поднимайтесь. Господа, кто-нибудь, уступите мадам де Фанжери место.

Уголки губ липовой мадам дёрнулись в усмешке, какой-то хищной и очень нехорошей. Мало у меня врагов, теперь вот ещё и демон.

Покорно поднявшись, замаскированное исчадие Мглы заняло место в третьем ряду с краю. До правителей, если решит напасть, не успеет добраться, но другие придворные могут пострадать.

Надо было «графиню» рядом с Серен сажать.

Королева взмахнула рукой, разрешая актёрам продолжить спектакль, и, наклонившись ко мне, прошептала:

— Теперь остаётся только ждать и гадать, кто это: девочка или мальчик.

Я слабо улыбнулась в ответ, каждым волоском на своём теле ощущая тяжёлый, пронизывающий взгляд Стража.

Так Моран узнал о том, что в скором времени станет отцом.

 

Глава 21

Первый акт комедии подходил к концу. Снедаемая страхом, который концентрировался во мне, грозясь перерасти в панику, я даже не пыталась вникнуть в суть спектакля. Что-то про беспринципного негодяя, дворянчика-сердцееда, соблазнявшего и обманывавшего доверчивых дам.

Ожидание выматывало. До белых костяшек сжимая веер, чтобы унять дрожь в пальцах, я смотрела на сцену, но видела перед собой только безжизненное тело несчастной графини.

Ещё один труп в Оржентеле. Главное, чтобы сегодня их не стало больше.

Придворные, увлечённые игрой тангрийской труппы, больше не бросали на меня недовольные взгляды. Разве что только Серен… Хотя её взгляд выражал куда более сильные чувства, нежели простое недовольство. Украдкой взглянув на кузину, сидящую во втором ряду справа, вздрогнула и поспешила отвернуться. На демона и то смотреть приятней. Налитые кровью глаза герцогини свидетельствовали о том, что она пребывает в крайней степени бешенства. Щёки её раскраснелись и теперь удачно гармонировали с цветом кулис, отделанных золотистой бахромой. Такой же золотистой, как шевелюра нашей завистницы и её роскошное парчовое платье.

Я буквально ощущала исходящие от Серен флюиды ярости и диву давалась, как она ещё не сгорела в полыхавшем внутри неё пламени.

Приказав себе не думать о змеючке-кузине, постаралась сосредоточиться на внутренней тьме. Нет, строить из себя героиню приключенческого романа и демонстрировать всем, что владею магией морров, я не собиралась. Но если придётся защищаться и защищать зародившуюся во мне жизнь, одной лишь огненной стихии, боюсь, может быть недостаточно.

Так и сидела, считая секунды до момента, когда демон решит атаковать, и втайне молила богиню, чтобы этого не случилось во время спектакля.

Не сейчас, пожалуйста, не сейчас…

Увы, Единая осталась глуха к моим мольбам. Концентрируясь на силе, я не сразу обратила внимание на прокатившийся по залу ропот. А оглядевшись, поняла, что зрители больше не улыбаются. Придворные неодобрительно перешёптывались и хмурились, глядя на показавшуюся из-за кулис и истуканом застывшую посреди сцены юную актрису. Кажется, бедняжка от волнения позабыла слова. Стояла, не произнося ни звука, в то время как остальные лицедеи шёпотом подсказывали ей реплики.

Пауза затянулась. Взгляды всех собравшихся были прикованы к онемевшей девице, а она… вдруг начала улыбаться. Лицо актрисы, неестественное бледное от обилия пудры, исказила гримаса торжества и злорадства. Жуткая, устрашающая.

Я чуть не закричала, когда грудь прошила острая боль. Настолько сильная, всеохватывающая, что на какой-то миг мир перед глазами потускнел. Теперь вокруг преобладала чёрно-белая гамма. Стихли звуки. Гомон голосов поглотила вязкая тишина. Позабыв, как дышать, все смотрели на демона, с которого ошмётками опадала личина, обнажая истинную его ипостась. Нежный лик красавицы смазался, истончилось платье, стягивавшее хрупкий стан. Вместо миниатюрной комедиантки перед нами возвышалась мощная фигура в лохмотьях, в которые превратилась искусная иллюзия.

Демон шевельнул пальцами, будто разминал их перед атакой. На каждом коготь, которыми исчадие Мглы могло запросто выпотрошить свою жертву. Из раззявленной пасти торчали кинжалы-клыки. В глазах плескалась неистощимая жажда убийства, и эти глаза смотрели прямо на меня.

Утробный рык, вырвавшийся из мощной, покрытой густой шерстью груди, сотряс стены. Демон пригнулся, готовясь к прыжку. Небрежно скользнул когтями по дощатому настилу, и во все стороны полетели щепки.

Наверное, следовало приникнуть к земле, закрыться от твари руками или ещё как-то попытаться защититься, но ужас, сковавший меня, был настолько силён, что не получалось даже пошевелиться. Ещё и от зловония, напитавшего воздух, неимоверно кружилась голова.

Как в таком состоянии вообще можно с кем-то бороться?!

События, уложившиеся в несколько мгновений, показались мне вечностью. Два Стража метнулись к сцене, навстречу сорвавшемуся с её края демону. Не знаю, как сумела сбросить оцепенение. В последний момент схватила королеву в охапку и вместе с ней полетела на пол. Позади раздался истошный визг, сменившийся агонией умирающей жертвы.

Рёв демона смешался с криками и топотом мечущихся по залу придворных. Охваченные ужасом, сеньоры, опережая и расталкивая дам, бежали к раскрытым настежь дверям. Наверное, нас бы попросту затоптали, если бы не вовремя появившийся молоденький Страж. Тот самый, с которым не так давно тренировался Моран, едва не превратив бедного юношу в отбивную.

Маг подал руку мне, а потом и выбравшейся из-под меня королеве.

— Следуйте за мной. Я проведу вас в безопасное место.

— Мой муж? — в панике озиралась правительница. Голос её дрожал от подступающих слёз. — Где король?!

— Его уже увели. Ваше величество, скорее!

Забыв о приличиях, не до того сейчас было, Страж дёрнул королеву за руку, и мы побежали, пробираясь сквозь движущуюся навстречу живую массу, к неприметной, затянутой шёлком обоев дверце, что пряталась за сценой.

Я пыталась отыскать взглядом Морана, но вокруг царил хаос. Лица перед глазами сменялись с молниеносной скоростью, и на каждом застыло одинаковое выражение — первобытный ужас перед беспощадными охотниками.

— Мои дети… Мне нужно к моим детям, — дрожа всем телом, повторяла королева. Она по-прежнему крепко сжимала мою руку, кажется, даже не осознавая этого. А когда я попыталась осторожно разжать одеревеневшие пальцы правительницы — по узкому тёмному коридорчику было удобнее идти друг за другом, а не плечом к плечу, — Алайетт ещё сильнее сжала мою ладонь.

— О дофине и принцессе позаботятся, — пытался как мог успокоить монархиню наш спаситель.

Но её величество Стража как будто не слышала. Шокированная случившемся, продолжала повторять, чтобы скорее отвели её к малышам. И короля к ней сию же минуту доставили, чтобы она могла воочию убедиться, что с его величеством всё в порядке.

— У меня приказ обеспечить безопасность вам и маркизе де Шалон! — твёрдо ответил маг на очередное невнятное требование правительницы.

— А я тебе приказываю отвести меня к детям! — истерично вскрикнула королева.

— Но ваше величество… — Страж толкнул потайную створку и остолбенел, почувствовав то же самое, что сейчас испытывала я: новый приступ боли и тошнотворную вонь, удавкой сдавившую горло.

В пустынном зале, лишённом красок, под лепным сводом, притаившись по углам, нас поджидали исчадия Мглы.

— Не входите! — храбро загородив собой, велел нам водяной колдун, и захлопнул дверь.

Демонов такая хлипкая перегородка точно не удержит. Они её одним небрежным движением руки вышибут.

Я в панике озиралась, до крови кусала губы, лихорадочно размышляя, как быть дальше. Бежать назад? В кошмар, из которого едва вырвались?

Нас окутало тьмою и тишиной, больно бившей по натянутым до предела нервам. Её величество, прислонившись к стене и зажмурившись, беззвучно шептала молитвы. А я не знала, то ли уповать на силу Стража, то ли спасаться бегством или пытаться ему помочь. Рискнуть собой и малышом…

От этой мысли меня окатило ледяной волной. Отшатнувшись от двери, замерла, прислушиваясь. Несколько секунд ничего не происходило, а потом напряжённую тишину вспорол истошный рёв: демоны бросились в бой. Послышался грохот, от которого содрогнулся пол, треск ломаемой мебели. Уши заложило от крика, полного ужаса и боли.

— Бежим! — Схватив королеву за руку, бросилась в обратном направлении.

Куда угодно, лишь бы подальше от мерзких тварей! Вдруг посчастливится отыскать Морана. Он защитит. Рядом с ним никакой демон не страшен.

Дальнейшие события закрутились вокруг меня всё сметающим смерчем. Перемешались образы и звуки: скрежет когтей по двери, мощный удар, выбивший створку, громкий гортанный рык. В нём сквозили торжество, голод, предвкушение скорой поживы. Секунда, две, и рука королевы выскользнула из моей руки.

Обернувшись, увидела, как тварь, вцепившись в запястье лишившейся чувств правительницы, тащит её, словно тряпичную куклу, по коридору. Меня демон не тронул. Следовало бежать. Спасаться, раз выпала такая возможность… А потом всю жизнь мучиться, вспоминая о том, как бросила на растерзание кровожадным монстрам беззащитную женщину. Проявила малодушие, когда могла воспользоваться дарованной мне силой морров.

Если не вмешаюсь сейчас, зачем тогда она вообще мне нужна?!

Поколебавшись с мгновение, я бросилась королеве на помощь.

От вида исполосованной груди Стража, кровавого пятна, что медленно расползалось под магом, проснувшаяся было во мне отвага тут же куда-то подевалась. Растворилась где-то глубоко в сердце, устроившем в груди дикие скачки.

Королева была ещё жива. По крайней мере, я на это очень надеялась. Неподвижная, мертвенно бледная, лежала посреди зала, чуть тронутого лунным сиянием. Двое парнокопытных склонились над её величеством, протягивая к ней свои лапища.

Ненавижу тварей!

Всплеск злости помог заглушить остальные эмоции. Вдохнула поглубже, пробуждая в себе сокрушительное пламя, и то, послушное моему приказу, заплясало вокруг монархини. Алайетт вреда огонь причинить не мог, а вот демонам, не ожидавшим такого подвоха, шерсть изрядно подпалило. Оглушительно завизжав, твари бросились врассыпную. А я снова была готова атаковать.

Тьма, жадно накинувшаяся на исчадие Мглы, почти достигла его, почти сомкнула на мощной шее свои смертоносные щупальца. На мою беду, чудовище оказалось ловким и быстрым, что не очень-то сочеталось с его габаритами. Молниеносно вскарабкалось по стене и спряталось в плескавшейся в глубине зала темноте, поглощавшей отблески пламени.

Стоило отвлечься на одного демона, и я выпустила из вида другого. Моя оплошность чуть не стоила мне жизни. Преодолев разделявшее нас расстояние одним прыжком, тварь швырнула меня в другой конец зала, поближе к своему притаившемуся напарнику.

Будь демон один, и я бы, возможно, с горем пополам с ним справилась. Но против двух монстров у меня не было шансов.

Эх, что же ты, Страж, не успел уложить даже одно исчадие Мглы, — мелькнула горькая мысль. Её поглотила острая боль, запульсировавшая в затылке.

От сильного удара о стену из груди вышибло воздух. Перед глазами всё поплыло. Окружающая обстановка начала размножаться, а вместе с ней и демоны, которых уже вместо двух стало четыре.

Ещё «лучше».

— Марки-и-иза… — зашипел тот, что ядовитым пауком карабкался ко мне по стене. Даже в полумраке, даже в предобморочном состоянии я различила жуткий оскал и яд, капавший с острых, как лезвие, клыков, оставлявший на полу жжёные пятна. — Ты не меченая. Но раз настаиваешь…

— Случайная лакомая жертва, — осклабился другой гад, бесшумно приближаясь.

Приникнув к полу, подкрадывался, нарочито медленно, явно растягивая удовольствие, вбирая в себя мой ужас, моё отчаянье.

Сила, захлёстываемая эмоциями, больше мне не повиновалась. Всё, на что меня хватило, — это тоненькая огненная плеть, едва коснувшаяся груди чудовища и тут же растаявшая в воздухе.

Теперь я понимала, что имел в виду Моран, когда говорил о подавлении эмоций. Стражи годами тренируются выжигать в себе любые чувства. А я… Пару недель практики с мужем не сделали из меня воина. Так, жалкое, смешное его подобие.

И вот сейчас я расплачивалась за свою никому не нужную самоотверженность, за импульсивность, за привычку сначала действовать, а потом думать. Надеялась спасти королеву, а в итоге погибнем мы обе. И мой ребёнок. Которого я уже любила безумной, безграничной любовь.

И за которого готова была бороться до последнего.

Слова сорвались с губ прежде, чем успела понять их смысл:

— Стойте! Приказываю — остановитесь! — Даже руку зачем-то выставила, до конца не осознавая, насколько абсурдным было моё заявление.

Где-то на задворках сознания послышался ехидный голос: решила напоследок повеселить демонов? Или, может, таким никчёмным образом пыталась отсрочить неминуемую кончину…

Испуганная, отчаявшаяся, я едва ли понимала, что происходит. Чувствовала только, как по венам растекается сила. Странное, пьянящее ощущение, что испытала лишь однажды, когда Моран сражался на дуэли с игрушкой герцога.

Они меня слушались. Демон побери, они были мне послушны!

Твари действительно остановились и сейчас больше напоминали уродливые статуи, созданные фантазией безумного скульптора. Замерли, нависнув надо мной — один сверху, готовый в любой момент подобно тарантулу наброситься на меня и уничтожить. Другой притаился совсем близко, точно жаба, опустившись на четвереньки. А вместе с демонами, казалось, застыло, покрывшись ледяной коркой, и моё сердце.

Я смотрела в бездонные провалы глаз окаменевшего монстра. Его безобразное лицо в нескольких дюймах от моего. Демон злобно порыкивал, обнажая острые, как бритва, клыки, но по-прежнему не шевелился.

Словно оба вдруг превратились в големов, вроде того, что использовала Опаль, как орудие мести против Морана.

Наверное, со стороны это было жутко… странное зрелище. Сжавшаяся в комок девчонка, напуганная до смерти, растерянная. Букашка по сравнению с гигантскими, исходящими злобой чудовищами.

Секунды бежали, теряясь в водовороте прошлого. Я понимала, так долго везти просто не может. Или они очнутся и разорвут меня в клочья, или я раньше сойду с ума от ужаса.

Нужно было что-то делать. Выбираться отсюда, вот только я боялась, что стоит пошевелиться, и благодать закончится.

Глупо, наверное, но, может, стоит попробовать…

Облизав пересохшие губы, как можно твёрже, чётко произнесла, глядя прямо в глаза сидящему напротив меня хищнику:

— Убей его.

Мгновение или два демон оставался неподвижным, и я уж было подумала, что всё, комедия абсурда окончена. А сейчас закончится и моя жизнь. Прервётся так неожиданно, так бесславно, а ведь именно сейчас как никогда хотелось жить! Радоваться победам и огорчаться, когда что-нибудь будет не получаться. Испытывать счастье и с честью принимать от судьбы любые подножки и удары. Ведь за чем-то плохим непременно следует что-то хорошее…

Издав воинственный клич, демоны сцепились в яростной схватке. Рычали, кусались, вырывая друг из друга клоки шерсти вместе с плотью. Пламя, загораживающее королеву, то и дело выхватывало из темноты мечущихся в безумном смертоносном танце хищников. Охотников, непостижимым образом ставших жертвами…

…Когда в зал ворвался Моран, я по-прежнему жалась у стены. Королева пребывала в спасительном забытье (как же я ей завидовала!), а пол укрывало то, что осталось от демонов.

Впрочем, осталось от них немного.

Я как будто заледенела и только в объятиях мужа почувствовала, что начинаю оттаивать. Горячие слёзы катились по щекам, не переставая, и вместе с ними таял ком в горле, что не давал дышать.

— Это правда? — Удостоверившись, что его бедовая жена не пострадала, взволнованно прошептал Страж.

Тревога во взгляде мага смешалась с затаённой надеждой. Честно хотела ответить, но не получилось выдавить из себя даже коротенькое «да». Кивнула только, заливаясь слезами, и улыбнулась, когда он снова крепко сжал меня в объятиях.

 

Глава 22

Сказать, что её светлость гневалась, — это не сказать ничего. Серен пребывала в таком бешенстве, что готова была крушить всё вокруг. И вопить, вопить, вопить…

К этому всепоглощающему чувству примешивалась ядовитая горечь обиды, и где-то глубоко внутри звучали отголоски пережитого кошмара.

В пожаре эмоций герцогиня сгорала, казалось, целую вечность. Всю ночь металась в постели, глухо стонала под бременем мыслей, ни на секунду не покидавших её воспалённое сознание. Кусала до крови губы, вспоминая события страшного вечера, тщетно пытаясь понять, что же ранило сильнее: известие об интересном положении кузины или то, как со своей невесткой поступил его высокопреосвященство.

Серен чувствовала себя заложницей собственного разума, в котором одно за другим появлялись, сводя с ума, гнетущие воспоминания. Невыносимая пытка.

Но не думать о ней и о нём просто не получалось.

Мерзавка беременна! Беременна от демонового Стража!

— Я вырву этот гнилой плод из её чрева, а потом и её сердце! — словно молитву Единой, повторяла д’Альбре.

Долго теребила шнурок колокольчика, костеря дуру-служанку, вечно где-то пропадавшую. А когда та наконец появилась, её светлость приказала немедленно подать завтрак и заложить карету.

— Я возвращаюсь в Навенну, — объявила мрачно, поднимаясь с измятой постели, в которой провела поистине ужасную ночь.

Серен так и подмывало сию же минуту разобраться с ненавистной маркизой. Жаль, выскочку не растерзали демоны. Вместе с этим отродьем, её ребёнком!

Герцогиня и сама не понимала, отчего на сердце так тяжело. Можно подумать, её когда-нибудь заботили дети… Своих заводить Серен была не намерена. Благо имелись средства, способные защитить от нежелательной беременности.

Но то, что Александрин собиралась подарить Морану наследника, которого Серен ему так и не дала, терзало её, тяготило.

Ещё одно проигранное сражение. Но уж войну-то она точно выиграет!

Пусть наслаждаются голубки счастьем, пока ещё есть такая возможность. Скоро наслаждаться уже будет нечем.

С трудом уняв клокотавшую внутри ярость, герцогиня наспех позавтракала, собралась и отправилась в столицу. Подальше от пепелища битвы, в которое превратился Оржентель.

И если выяснение отношений с кузиной приходилось отложить до лучших времён, то с кардиналом нужно было переговорить уже сегодня.

— Как он смел?! Да как он смел?! — трясясь в экипаже, негодовала молодая женщина. Исступлённо обмахиваясь веером, едва не рычала, когда карета подскакивала на очередном ухабе. — Сам, значит, смылся, а меня не предупредил! А если бы я погибла?!

Солнце безжалостно палило. Серен чувствовала себя гусыней, засунутой в раскалённую печь. Такая же глупая и по глотку нафаршированная ложью. Идиотка, поверившая сладкозвучным речам кардинала.

О том, что станет его правой рукой. Негласной королевой нового королевства. Будет первой среди возрождённых морров. Но только лишь при одном условии — Серен должна была принять участие в его экспериментах, впустить в себя демона.

И она впустила. Чтобы погибнуть. А возродившись, стала для него бесполезна.

Презрение и досаду — вот что прочла Серен в глазах его высокопреосвященства, за миг до того, как опустилась перед ним в реверансе.

— Мне некогда, — не размениваясь на приветствия, бросил огненный колдун, явно не обрадовавшийся появлению незваной гостьи.

Первый министр короля гневался. Бофремону не было равных в искусстве скрывать эмоции, но сейчас он даже не пытался сдерживаться. Или же просто не мог. Маска холодного высокомерия исчезла. По роскошному кабинету, заставленному мебелью красного дерева, словно по клетке, метался разъярённый зверь.

— Я всегда была в курсе всех ваших планов. — Выпрямившись, Серен гордо вздёрнула подбородок и с видом оскорблённого достоинства сказала: — Я заплатила слишком высокую цену, чтобы теперь оставаться не у дел.

Черты лица мага заострились, на скулах обозначились желваки, а взгляд опасно потемнел. Не будь кардинал в гневе, отделался бы пространственным ответом и лёгкой, покровительственной улыбкой.

Но сейчас Бофремону было не до упражнений в лицедействе.

— Тебе всегда говорили то, что тебе положено было знать! — отчеканил он. — Ни больше, ни меньше.

— И что же вы намерены делать дальше? — Проглотив обиду, Серен терпеливо продолжила прощупывать почву. То, что прелат не владел собой, было ей на руку. А вдруг под воздействием эмоций что-нибудь да выболтает. Её светлости до зубового скрежета надоело чувствовать себя слепым котёнком. — Король и королева выжили. Ваш план провалился.

Кардинал зарычал и, как и рассчитывала молодая женщина, нервно воскликнул:

— Закончу то, что не сумели сделать демоны!

Было видно, слова невестки больно его задели.

Герцогиня скептически усмехнулась, подливая масла в огонь:

— После того, что случилось в Оржентеле, к ним не то что демон, и мышь не проскочит.

Первый министр короля ничего не ответил, только отмахнулся раздражённо, давая понять, что больше не станет с ней откровенничать. Приблизившись к окну, устремил хмурый взгляд на сад, купающийся в лучах полуденного солнца.

Серен колебалась, гадая, как быть: продолжить расспросы и тем самым, возможно, разозлить своего покровителя ещё больше, или же смириться с тем, что теперь он считает её никчёмной и бесполезной, и сосредоточиться на насущных проблемах.

Больше всего на свете герцогиня не любила безвольно плыть по течению. Она не смирялась ни перед обстоятельствами, ни уж тем более перед людьми.

— А если что-то пойдёт не так? — голос чародейки был полон напускного беспокойства. — Если с вами произойдёт то же, что произошло со мной? Ваше высокопреосвященство, вселять в себя демона, тем более высшего, слишком рискованно!

— На этот случай у меня имеется подстраховка.

Серен нахмурилась, огорошенная ответом прелата. Подстраховка? Обиженно закусила губу. Ей он подстраховки не предложил.

Собиралась уточнить, что же это за волшебное средство, но кардинал, обернувшись, быстро заговорил:

— Возвращайся домой к мужу и сиди там. В ближайшие недели столицу будет лихорадить. Начнутся суды над магами, и внимание всей Навенны будет приковано к осуждённым. Этим я и воспользуюсь. Если понадобится твоя помощь, я сам с тобой свяжусь.

Серен понимала, что не свяжется. Какой прок от магички ветра со слабеньким, едва выраженным даром? Бофремон призовёт на помощь куда более сильных колдунов. Тех, что верны ему и готовы из стихийников превратиться в тёмных чародеев. Возродить магию морров.

И снова ей придётся остаться в стороне.

Подавив в себе новую вспышку злости, её светлость в грациозном реверансе приникла к полу.

— Я так и сделаю, ваше высокопреосвященство. Очень надеюсь, что, когда мы встретимся вновь, я уже смогу называть вас не иначе, как ваше величество.

Кардинал благосклонно кивнул и протянул невестке руку для прощального поцелуя. Он не догадывался о том, что в белокурой головке герцогини, украшенной цветами из шёлка, уже созрел план.

Оставаться просто сторонним наблюдателем Серен была не намерена.

На следующее утро двор покинул Оржентель, чтобы вернуться в Навенну. Кареты, чёрные и белые, совершенно простые со слугами и богато отделанные позолотой с вельможами, вереницей тянулись от замка к Чармейскому лесу, в густом полумраке которого терялась широкая дорога.

Всадники, сопровождавшие кортеж, были угрюмы. Дамы, спрятавшись за бархатными занавесками экипажей, горько оплакивали тех, кто погиб. Сеньоры негромко переговаривались, обсуждая со своими попутчиками, как так вышло, что целая демоническая банда проникла в замок и орудовала под носом у Стражей.

Ответ на этот вопрос предстояло отыскать Морану и его людям.

Известие о том, что несмотря на тяжёлые раны, полученные в схватке с демонами, горе-маг, охранявший нас, выжил, несказанно меня обрадовало. К счастью, раненых было больше, чем погибших. Не сразу, но придворные поправятся. Ну а Стражи, вроде нашего молоденького защитника — те через пару дней будут как новенькие. Ещё один подарок от морров — быстрая регенерация.

— Ты даже не представляешь, как сильно мне хочется посадить тебя под замок, — на утро после трагедии заявил супруг, с неохотой выпуская меня из объятий, в которых я нежилась и оттаивала всю прошлую ночь.

Всё-таки оттаяла и, кажется, окончательно успокоилась. По крайней мере, при воспоминании о демонах меня больше не била ледяная дрожь.

— Не получится, у меня завтра суд.

— У тебя? — приподнялся на локте муж. И, пока я одевалась, завязывая на груди шёлковые ленты пеньюара, его светлость успешно раздевал меня взглядом.

— Начинается слушанье по делу мэтра Леграна.

— Но…

Скользнув на постель, прижала палец к губам маркиза, тем самым пресекая дальнейшие возражения. Моран перехватил мою руку и, лаская, нежно поцеловал ладошку.

— Не забывай, он спас меня. Если бы не маг, у тебя бы не было ни жены, ни… — Многозначительно опустила взгляд, а в следующую секунду вскрикнула от неожиданности, когда меня подмял под себя вконец разошедшийся Страж.

Шепнул, мягко покусывая мне мочку уха:

— Мне кажется, беременная ты стала ещё сексуальней.

— А вам, сударь, не пора на службу?

Я говорила, что совсем недавно мне было холодно? Теперь же стало очень и очень жарко.

— Служба подождёт.

Ловлю его дыхание, а следом и поцелуй. И на какое-то время мы снова исчезаем из этого мира.

— Всё, я сдаюсь, — закрыла уже не знаю какую по счёту книгу и, увенчав ею внушительных размеров стопку, устало откинулась на спинку кресла.

Не успели мы вернуться в Навенну, как сразу засели за штудирование Морановой коллекции. Даже ужинали в кабинете, не отрывая глаз от тёмной вязи строчек. И если Страж и его молочный брат, несмотря на часы кропотливой и, как ни печально было это признавать, бесполезной работы, выглядели на удивление бодрыми, я с трудом ворочала языком и лишь чудом держала глаза открытыми. Только и думала о том, как расшнурую тугой корсаж, разденусь донага и с блаженной улыбкой растянусь на прохладных простынях, которые будут ласкать мою кожу. А если рядом растянется ещё и Моран — вообще праздник жизни.

— Говорю же, я где-то об этом читал, — предавался Касьен вредной привычке: то и дело слюнявил палец, чтобы перелистнуть очередную страницу. А у некоторых, варвар, ещё и уголки зачем-то загибал, забывая, что держит в руках древние, бесценные фолианты, а не сборник гадких пасквилей какого-нибудь бродяги, возомнившего себя поэтом. — О моррах и их силе воздействовать на демонов.

— Продолжай искать. — Маркиз вернул на полку потрёпанный томик с некогда золотым, а теперь изрядно истёршимся тиснением на переплёте. — А тебе уже давно пора спать.

Если де Лалену достался приказ, произнесённый с угрюмым видом, то меня удостоили нежным, с немалой толикой беспокойства взглядом.

Определённо, моя беременность оказывает на характер Стража самое что ни на есть благотворное влияние.

Я бы с радостью последовала совету мужа, но вдвоём они здесь и за ночь не справятся. А Морану завтра с первыми лучами отправляться в Анфальм приглядывать за их величествами. Себя мне, конечно, жалко. Но любимого ещё жальче. Он и так уже демон знает сколько не высыпается.

Поэтому, велев себе не растекаться лужицей в кресле, выпрямилась и как можно бодрее произнесла:

— И лишить себя возможности заглянуть в святая святых моего скрытного супруга? Ты в кои-то веки снял охранные заклинания со своих бесценных талмудов. Нетушки, вы меня, сударь, отсюда даже силой не вытолкаете.

Настаивать, к счастью, не стал. Только буркнул что-то насчёт того, что мне надо побольше есть и отдыхать, поменьше двигаться и не заниматься ничем утомительным. И чтением в том числе. То есть, исходя из логики благоверного, оставшиеся до родов месяцы мне следовало изображать труп. Или полено в ночной сорочке и кружевном чепчике. Медленно, но уверенно заплывать жиром, пока Моран будет один бороться со всем злом этого мира. Ну или, по крайней мере, Вальхейма.

— Ну-с, и кто у нас тут следующий? — потянулась за очередным кладезем магических знаний.

И почему они все такие толстые и тяжеленые…

Вдруг вспомнилось выражение лица Морана, когда я рассказала ему о том, как ухитрилась выжить в схватке с демонами. Сначала его светлость мне не поверил. Нет, вслух и слова не сказал. За него прекрасно говорили его эмоции.

Не сразу получилось вывести де Шалона из состояния шока.

— И големом тогда тоже я управляла, — напомнила о прошлой своей так никем и не оцененной победе. — А ты посмеялся надо мной.

Кстати, в этот раз лавры победителя тоже достались не мне. Тому молоденькому Стражу, который, к счастью, ни демона не помнил (видать, хорошо головой приложился) и с явной гордостью принимал благодарности от Люстона XIV за то, что геройски спас королеву.

Ну и меня как бы в придачу.

Нда…

Моран уверен, что Серен не владела силой превращать демонов в марионеток. Да и никто из Стражей не мог похвастаться столь полезным навыком. А так как я родилась вообще без магии, объяснить сей феномен никто из нас был не в состоянии.

Потому и искали ответы в книгах.

Хлопнув пыльным томиком и с трудом подавив в себе желание чихнуть, я спросила:

— Есть предположения, как демоны могли проникнуть в Оржентель и при этом остаться незамеченными?

— Их скрыли с помощью магии, и я даже догадываюсь, кто. — Моран устало потёр глаза. — На одной из тварей я почувствовал её силу.

— Берзэ? — в один голос с Касьеном воскликнули мы, и маркиз мрачно подтвердил:

— Она.

— Но зачем? — нахмурилась я. — Демон что-то говорил про меченых… Получается, Берзэ пыталась убить королеву? И чем же ей её величество не угодила?

— Полагаю, ведьма действовала по чьей-то указке. Я отправил в Чармейский лес Стражей, но почти уверен, что Берзэ они не найдут. — Муж задумчиво усмехнулся, касаясь седым пёрышком, выдернутым из чернильницы, гладкой поверхности стола. — В течение многих недель я искал заговорщиков и среди Стражей, и среди простых магов, но в итоге был вынужден снять со всех подозрения. Со всех, кроме одного.

Мы с Касьеном переглянулись.

— И кто же это? — первым нарушил затянувшуюся паузу де Лален.

— Кардинал Бофремон.

Руки дрогнули, и книга приземлилась мне на колени.

— Уверен? — шевалье помрачнел. — Такими обвинениями не бросаются, Моран. Может быть чревато.

— Не уверен. Потому пока и молчу, — тихо проговорил Страж. — Король слишком зависим от своего министра и слышит только то, что ему говорит Бофремон. Нужны неопровержимые доказательства. Моих подозрений и того, что кардинал покинул Оржентель за день до нападения, недостаточно.

На какое-то время в кабинете повисло молчание. Не знаю, о чём думали маркиз и шевалье. Я — уныло размышляла о том, что вывести прелата на чистую воду будет непросто. А главное, очень рискованно. Кардинал — богатый и влиятельный человек. У него в распоряжении целая армия. Если почует что-то неладное, пострадать может Моран.

Как будто мало на наши головы Серен и демонов…

С другой стороны, если Бофремон — причина всех ужасов, что творятся в Вальхейме, его нужно остановить! Остаётся только уповать на благоразумие его величества и надеяться на благосклонность пресветлой Виталы. Чтобы помогла схватить мерзавца прежде, чем произойдёт очередная трагедия.

Из задумчивости меня вывел возглас Касьена:

— Нашёл! Я же говорил, что уже читал об этой силе!

Мы поспешили к магу. Склонившись над разворотом книги, подсвеченным пламенем свечей, стали с жадностью вчитываться в строки, темневшие на пожелтевшей бумаге.

 

Глава 23

Найденная на страницах рукописи информация ничего не прояснила. Только ещё больше нас запутала. Если верить «Летописям тёмных», некоторые морры владели не только способностью сливаться с демонами и черпать из них силу, но и запросто превращали в безвольных марионеток как исчадий Мглы, так и существ, созданных магией стихий. Таких, как големы.

Отпрыски тёмных чародеев переняли эту способность. Правда, с каждым поколением магов-кукловодов рождалось всё меньше. Кровь смешивалась, и колдуны слабели.

— Здесь написано, что сила эта может проявиться только в потомке морра, ею владевшего, — дочитал до точки Касьен. После чего окинул меня оценивающим взглядом, как будто прикидывал, могу ли я быть пра, пра… внучкой какого-нибудь не в меру одарённого мага.

— В твоём роду ведь были Стражи? — Моран расхаживал по кабинету, переваривая почерпнутые из «Летописей» сведенья.

Я вот тоже пыталась переварить. Пока что, увы, безуспешно.

— В моём роду кого только не было. И Стражи, и водные колдуны. Маги земли и воздуха. Но больше всего отметилось огненных. Ну и я, собственно: ни то, ни другое, ни третье.

— Ты нечто большее. — Несмотря на мои робкие протесты, его светлость подхватил меня на руки, с таким видом, словно я была легче пёрышка. — Осталось выяснить, что же именно. Но это уже завтра. А сейчас спать!

Сказано это было таким безапелляционном тоном, что я не рискнула возражать. Прильнула к груди мужа, позволяя отнести себя в спальню, а вскоре уже крепко спала в его объятиях.

Следующие несколько дней прошли в тревоге и постоянном напряжении. Начался суд над арестованными, обвинёнными в призыве демонов. Слушанья были закрытыми, но благодаря маркизу и его связям Дворец правосудия распахнул для меня свои двери.

Моран, правда, был против моего там присутствия, всё пытался отговорить и удержать дома. Но я была непреклонна. А так как муж не мог сопровождать меня на заседания, потому что был вынужден торчать в Анфальме, это пришлось делать Касьену и двум вооружённым до зубов бугаям из личной охраны его светлости.

У меня сердце кровью обливалось, когда стражники вводили в зал заседания измождённого, постаревшего на десяток лет мэтра Леграна. Маг едва держался на ногах и, кажется, даже не понимал, где находится и что с ним происходит. Был не способен и двух слов связать, не то что доказывать судьям свою невиновность. Этим напыщенным индюкам в седых париках, чёрных мантиях и кипенно-белых брыжах.

Не знаю, видел ли он меня, всегда занимавшую одно и то же место: в первом ряду амфитеатра по центру. Я — не сводила с пожилого мага взгляда и отчаянно молила Единую о его спасении.

Из Дворца правосудия возвращалась разбитой, опустошённой. Пытаясь отвлечься, пусть и ненадолго, упражнялась в магии. Хоть настроения для тренировок особого и не было.

Всё чаще я стала задаваться вопросом: а действительно ли дар, которым прежде владела Серен, принадлежал ей? Знаю, абсурдное предположение. Но в роду ле Круа Стражей точно не было, потому и сила повелевать рогатыми тварями в кузине не проявилась. А во мне вот проклюнулась, вместе с огненным наследием и способностью чувствовать демонов.

Предположение, поначалу показавшееся нелепым, с каждым днём отвоёвывало всё больше места в моём сознании. Я даже пыталась при помощи ритуала, обнаруженного на страницах одной из мужниных книг, искусственно вызвать у себя видения из прошлого кузины. В последнее время картины её жизни или не появлялись вовсе, или проскальзывали перед внутренним взором, как нечто призрачное и мимолётное.

Магическая сила всё глубже пускала корни во мне и, наверное, потому связь с её прежней владелицей слабела. С одной стороны, это было хорошо. Я желала вырвать из своей памяти, из своей души малейший след присутствия кузины. С другой — мне было важно докопаться до истины.

Понять, родилась ли я пустышкой или таковой стала по чьей-то злой прихоти.

Ночью после ритуала мне приснился сон. Видение из прошлого. Не Серен, моего. Что-то неясное и размытое. О кукле, когда-то, когда я была ещё совсем крошкой, подаренной мне тётушкой — графиней Анабель ле Круа. Во сне я играла с фарфоровой красавицей, обряженной в розовое с кружевами платье, а Маржери всё завистливо вздыхала, глядя на меня, такую счастливую, и на поистине королевский подарок, который сделала мне щедрая родственница. Не успела я отвлечься на другую игрушку, как сестра попыталась стащить у меня мою сразу ставшую любимой куклу, мою Лорели. Но я не отдала. Вцепилась в неё мёртвой хваткой и ревела, кричала, кусалась даже, пока на шум не прибежала мама.

Куклу я отвоевала и после той ссоры даже в кровать брала её с собой. Лишь бы со старшей сестрой не делиться.

Вот такая я в детстве была жадная и капризная. А потому странно, что в последнем фрагменте ночного видения, я, снова размазывая по лицу слёзы, отломала презенту графини руку. И голову ей (не графине, конечно же) отвинтила, после чего с удовольствием на неё наступила.

Проснувшись, ещё долго лежала без сна, вглядываясь в тени, отбрасываемые шумящими за окном деревьями и колышущимися на ветру занавесками. Из-за духоты, не спадавшей даже ночью, приходилось оставлять окна открытыми. Снова и снова я воскрешала в памяти разрозненные отрывки сновиденья, пытаясь понять, почему сломала такую красивую, дорогую и нарядную куклу, но так и не смогла найти объяснение своему варварскому поступку.

У нас с Маржери было не слишком много игрушек, и мы не могли себе позволить отрывать им головы и руки. А уж такой красавицы, как Лорели, у меня не было ни до и ни после.

— Не выспался? — Я ковыряла вилкой блинчики и бросала на мужа встревоженные взгляды.

Аппетита не было. Сложно предаваться пищевым изыскам, когда мужчина, которого любишь безумно и так же безумно боишься потерять, буквально тает на твоих глазах.

В последнее время лицо маркиза демонстрировало болезненную бледность. Под глазами, напоминавшими два бездонных омута, залегли тени. Моран похудел, осунулся. Был хмур, легко раздражался, а порой и в самый настоящий гнев впадал без всякой на то причины.

Нет, на меня голос не повышал. Но в присутствии Касьена мог и вспылить. И слугам от него доставалось почти ежечасно. Оттого те так радовались, когда его светлость утром отправлялся в королевский дворец, а вечерами старались слиться с окружающей обстановкой, делали вид, что они всего лишь малозначительные детали интерьера.

На мои вопросы, что происходит, Страж отвечал односложно — мол, проблемы на службе, или не отвечал вовсе, резко меняя тему разговора.

Я знала, что его величество рвёт и мечет, ведь, несмотря на то, что тюрьмы активно пополнялись магами, которых касалась хотя бы тень подозрения в связи с демонами, нападения продолжались. Кардинал Бофремон строил из себя праведника и, если и был причастен к призыву тварей, доказать это пока что не представлялось возможным.

Наверное, потому его светлость и был сам не свой. Наверное… Что-то подсказывало мне, что причина кроется в другом. Но муж ни в какую не желал поделиться своими тревогами, возводя тем самым меж нами новую стену отчуждения.

— Моран?

Маркиз встрепенулся:

— Прости, задумался. Ты что-то спрашивала?

— Я беспокоюсь о тебе. И не говори, что это просто усталость. Ты сам на себя не похож. Скажи, что происходит?

Некоторое время он молчал. Просто смотрел мне в глаза. В его глазах мне виделась грусть. Безотчётная тоска, сожаление и что-то ещё… Я бы всё отдала, лишь бы понять, что же именно. Но Страж, отведя взгляд, спешно поднялся из-за стола, снова намереваясь сбежать.

В несколько шагов пересёк столовую, одарил меня мимолётным поцелуем в губы и попрощался с улыбкой, которая и на улыбку-то была не похожа. Так, жалкая её пародия.

— Увидимся за ужином. Ты сегодня опять в суд?

— Да. Сегодня… — запнулась. Сделав над собой усилие, тихо продолжила: — Мэтру Леграну и нескольким другим заключённым вынесут приговор.

Очень хотелось верить, что справедливость восторжествует, и уже этим вечером пожилой маг будет засыпать у себя дома, окружённый любовью и заботой дочери, приехавшей в Навенну на слушанья. Мадам Мариетт тоже находилась в интересном положении, уже на девятом месяце, и стрессы ей были категорически противопоказаны. Вот только как тут не нервничать, когда решается судьба близкого тебе человека, твоего отца. А защита — молоденький адвокат, кажется, только-только выпустившийся из коллежа, во время выступлений на суде не говорил, а лопотал. Малёк бесхребетный.

В то время как прокурор — высокий поджарый мужчина в красной тоге напоминал пиранью. Чуть ли не с пеной у рта доказывал виновность магов, в том числе и Леграна. Словно они были его заклятыми врагами.

Ну или может, ему просто хорошо за это платили.

— Надеюсь, Леграну повезёт, — горько усмехнулся Страж, тем самым давая понять, что сам он в везение мага не верит, и уже заранее знает, каким окажется приговор.

Моран направился в холл, я последовала за ним, надеясь продолжить разговор о его болезненном состоянии, которое уже не просто беспокоило. Оно меня пугало! И если муж не хочет приглашать лекаря, то это за него сделаю я!

Озвучить своё решение не успела: раздался стук дверного молотка, и его светлость, не дожидаясь появления Гастона, сам открыл дверь. Чтобы поймать рухнувшую прямо к нему в объятия… Мариетт.

— Мадам? — обескураженно пробормотал Страж.

Молодая женщина рыдала, захлёбываясь слезами, дрожала всем телом. Лицо бедняжки раскраснелось, чепец, обрамлявший его, сбился, и из-под кружевной оборки выглядывала прядь русых спутавшихся волос.

Моран провёл нежданную гостью в столовую, усадил за стол, сунул ей в руки бокал с водой, настоятельно попросив выпить всё до последней капли, а потом объяснить нам, что же стряслось.

Стуча по кромке бокала зубами, Мариетт сбивчиво зашептала. Слёзы катились из её потухших глаз, не переставая.

— Простите… что пришла к вам. Я просто не знала… к кому обратиться. Приговор… Его уже вынесли. По приказу короля… моего отца сегодня на закате… казнят. Его сожгут! — горько зарыдала бедняжка, спрятав лицо в трясущихся ладонях. — Я не перенесу этого… — Стонала и повторяла, словно одурманенная: — Не перенесу, не перенесу…

Я с мольбой воззрилась на мужа. В словах не было необходимости. Моран и так прекрасно знал, о чём я думаю, и о чём собираюсь его попросить.

Опустившись на корточки перед убитой горем женщиной, маркиз взял её дрожащую руку в свою и заговорил вкрадчиво:

— Мариетт, послушайте. Я сделаю всё возможное, чтобы помочь вашему отцу. Но мэтр Легран не простит себе и вы себя не простите, если из-за него с вашим ребёнком что-нибудь случится. Постарайтесь успокоиться, хоть, понимаю, это непросто. И ждите от меня новостей.

Всхлипнув, в порыве благодарности Мариетт прижалась губами к руке мужа, забормотала что-то невнятно. Наверное, и на колени бы перед ним рухнула, если бы не подоспевшие Гастон с Мадлен. Они подхватили рыдающую женщину под руки и увели её в комнату для гостей.

— Скажи де Лалену, чтобы скорее собирался, — послал маркиз вдогонку дворецкому.

— Думаешь, мэтру Леграну ещё можно как-то помочь? — Я закусила губу, из последних сил сдерживая слёзы. Не хватало ещё мне сейчас разреветься. И без того тошно.

— Сделаю всё, что смогу, — оставаясь верным самому себе, односложно ответил де Шалон.

— Может быть, я могу быть чем-то полезной? — спросила с надеждой. — Моя сила…

— Александрин. — Страж помрачнел ещё больше, хотя и до этого напоминал грозовую тучу, готовую в любой момент пролиться дождём. Обернувшись, приблизился ко мне вплотную и отчеканил строго: — Ты останешься с мадам Мариетт и будешь за ней приглядывать.

— Но…

Муж так на меня зыркнул, что все возражения застряли в горле.

— И только попробуй мне высунуться на улицу, — не сказал, пригрозил, вмиг растеряв всю свою нежность, что появлялась в его взгляде, когда он на меня смотрел.

На вершине лестницы показался ещё сонный, но вполне собранный Касьен.

— Поехали, — бросил ему Страж, добавив скупо: — Есть дело.

Мужчины ушли, оставив меня изнывать от тревоги. И за мэтра Леграна, и за де Лалена.

А главное — за Морана.

Маркизу повезло. Расспросив кого следует, его светлость сумел выяснить, какой дорогой мага повезут на Льенскую площадь, куда с первыми сумерками хлынули людские потоки. Сразу за площадью, вздымаясь к небу остроконечной башней, темнела ратуша. А справа и слева от городской управы расположились одно - и двухэтажные здания с огненно-красной черепицей — в основном торговые лавки и трактиры.

Мэтра Леграна следовало забрать прежде, чем его привезут на запруженную простым людом площадь.

Навенна жаждала отмщения, и никого не волновало, зачем пожилому мэтру понадобились в Вальхейме демоны. Главное — считали все — виновники пойманы и скоро будут наказаны! Горожане с нетерпением ждали первой казни.

— Это безумие, — не переставая твердил Касьен. Молодой человек сидел на козлах чёрной, без каких-либо гербов кареты. В тёмной, пропахшей запахами нечистот подворотне, которую должна была миновать кавалькада, сопровождавшая заключённого на казнь. — Мы его ни в жизни не отобьём! Только сами подохнем.

Горько усмехнувшись, Моран едва не обмолвился о том, что он в любом случае скоро подохнет. Демон не оставлял ему шансов. Благо маг вовремя спохватился, решив, что городские трущобы — не самое подходящее место для задушевных разговоров с братом.

— Он спас Александрин. Я ему должен.

— Хоть бы людей своих что ли захватил, — проворчал Касьен, который не столько трусил, сколько не хотел переступать через закон.

Пусть даже ради спасения чьей-то жизни.

— Я не могу их подставлять.

— А меня, значит, можешь! — скрипнул зубами шевалье, нахлобучивая на голову широкополую шляпу и натягивая повыше на лицо тёмный платок. Было душно, но Касьен благоразумно решил, что лучше уж пропотеть, нежели быть узнанным королевской стражей.

— Ты мой брат. Единственный, на кого я могу положиться. — Моран, успокаивая, провёл рукой по холке дёрнувшейся было лошади, когда мимо по мостовой прогромыхала повозка.

— Много ли от меня толку? — хмыкнул де Лален, воображение которого рисовало мрачные картины: молодой человек видел себя в кандалах в каком-нибудь затхлом, сыром подземелье, погребённым там заживо. — Вдвоём мы с дюжиной вооружённых до зубов магов точно не справимся. Ты хоть и Страж, но всё же не всесильный. Да и вообще, в последнее время сам не свой. Видно же, что не в форме.

Моран беззвучно выругался. С каждым днём ему всё сложнее становилось себя сдерживать. Забота близких его не трогала, наоборот, провоцировала вспышки гнева.

— Права Александрин, ты что-то от нас скрываешь и…

— Тише! — Де Шалон прислушался. Тенью метнувшись к дому, осторожно выглянул из-за угла, а потом, вернувшись к Касьену, скомандовал: — Как и договаривались: ты в драку не лезешь, забираешь Леграна. С охраной я разберусь сам.

— Но это же безумие, — в который раз буркнул шевалье. Однако видя, что Страж его больше не слушает, перестал возражать.

Всё, что произошло дальше, отпечаталось в памяти Касьена урывками, хаотично наслаивающимися друг на друга. Шевалье де Лален всегда считал брата весьма одарённым магом, но никак не предполагал, что тот при помощи воздушных арканов сумеет выбить из седла двух стражников, едва их не задушив своей магией, и при этом одной лишь силою мысли сломает руку третьему, попытавшемуся рассечь Стражу грудь алебардой.

Несмотря на строжайший наказ не вмешиваться, Касьен планировал помочь Морану. Но как вскоре выяснилось, его светлость в помощи не нуждался. Маркиз двигался резко, бесшумно, стремительно. Легко, как будто играючи, отражал атаки и тут же с молниеносной скоростью и какой-то животной яростью нападал.

— Уноси его! Быстро! — вырвал де Лалена из оцепенения рык Стража. Это был голос, принадлежавший Морану и в то же время показавшийся Касьену чужим, совершенно незнакомым. Словно в унисон с братом ему отдавал приказы кто-то другой.

Спрыгнув на землю, де Лален метнулся к повозке, на дне которой лежал пожилой мужчина в длинной до пят рубахе. Простоволосый, неестественно бледный, измождённый.

Пока его светлость без малейших усилий расправлялся с оставшимися двумя стражниками, Касьен подхватил на руки старика, показавшего ему практически невесомым, и рванул обратно к карете, стараясь не наступать на стонущих и медленно приходящих в себя конвоиров.

«Главное, чтобы их не узнали», — как молитву повторял про себя Касьен. Чтобы не узнали Морана! Пусть он и в маске, но всё же человек публичный. Всем известный Страж!

Столкновение закончилось, даже толком не успев начаться. Распихав поближе к обочине бессознательных стражников, чтобы ненароком их не задавить, маркиз поспешил к карете.

— Поехали!

— Твои глаза… — опешил де Лален, заметив, что белую радужку глаз мага заполняет тьма.

— Потом налюбуешься, — зло прошипел Страж и растворился в недрах экипажа.

Вздрогнув всем телом, Касьен дёрнул за поводья. Карета сорвалась с места и помчалась к отелю Ла Рийер, в котором изнывая от страха и нетерпения, их ждали Александрин и мадам Мариетт.

 

Глава 24

Порой ожидание хуже пытки. Когда каждая минута — как вечность, а родной дом — клетка, по которой мечешься раненым зверем.

Вот так и я металась, не помня себя от страха. Молила Единую, чтобы помогла, и тут же её упрекала. В том, что жестокосердная богиня продолжала бросать в нас камни и подсовывать испытания. Кажется, ей было без разницы, что сил их проходить у меня уже не осталось.

На какое безумство Моран пойдёт ради спасения мага? На что решится…

Неведенье сводило с ума.

Мадам Мариетт повезло — благодаря отвару вербены молодая женщина крепко спала. Мне Мадлен его тоже настойчиво предлагала, приговаривая, что короткий сон «пойдёт мадам маркизе и её ребёночку на пользу».

Вот только боюсь, чтобы понизить градус напряжения, мне придётся в этой настойке выкупаться. А лучше — в ней утопиться. Один бокальчик расшатавшимся нервам всё равно не поможет.

К вечеру пылали губы — не заметила, как их искусала. И юбка лёгкого муслинового платья была вся измята — я, не переставая, комкала серую ткань руками. Удивляюсь, как ещё каблуки не истоптала.

Пару раз порывалась плюнуть на приказ сидеть дома и отправиться на Льенскую площадь, но Гастон — чтоб на него подагра напала! — застыл соляным столбом перед дверью и с видом мученика, обречённого на скорую казнь, заявил, что я могу его хоть спалить заживо, он всё равно не сдвинется с места.

Заманчивое предложение… При второй попытке «побега» я уже была на грани и, наверное, всё-таки что-нибудь ему бы да подпалила. Если бы меня вдруг резко не замутило.

Тошнота и жгучая боль в груди набросились на вмиг ослабевшее тело.

— Мадам маркиза?! — сквозь гул, стоявший в голове, услышала встревоженный возглас дворецкого.

Успела ухватиться за перила лестницы и, измождённая, скользнула на ступеньку. Выдохнула. Всего пару мгновений назад месье Шалюмо был пунцовым от напряжения: хоть и настраивался на то, чтобы принести себя в жертву служению мессиру маркизу, а гореть всё равно не хотелось. Теперь же Гастон предстал перед моим мутным взором чёрно-бело-серым. Навис надо мной всей своей тощей фигурой, с выпученными от испуга глазами, окружённый поблёкшим интерьером. С появлением демона мир вокруг утратил краски.

Я застонала, тщетно пытаясь прогнать застлавшую глаза дымку и собраться. Единая, только демонического отродья здесь сейчас не хватало. Только не это…

Не сразу в моё замутнённое болью сознание проникли звуки, что доносились с улицы — дробь лошадиных копыт, скрип колес по подъездной дороге и громкий крик Касьена, звавшего слуг.

Гастон, исступлённо обмахивавший маня платочком, обрадованно воскликнул:

— Маркиз вернулся! — Позабыв, что я на грани обморока, и даже не догадываясь, что задыхаюсь от невыносимого зловония, бросился встречать господина.

Пошатываясь, последовала за дворецким. В сознании билась одна единственная мысль — предупредить Морана о приближении демона. Скорее! Пока не появились жертвы.

Странно. Чем ближе подходила к карете, тем отчётливее ощущала присутствие мерзкой твари.

— Моран! — Не помня себя от ужаса, собрав в кулак последние силы, бросилась со всех ног к экипажу, распахнула дверцу и…

Глазами мужа на меня смотрело исчадие Мглы.

Тем же вечером мы покинули Навенну. Через зачарованное зеркало в спальне Стража переместились в Валь-де-Манн. Мэтру Леграну было опасно оставаться в столице. А нам опасно держать беглого заключённого в городской резиденции маркиза. В деревенской глубинке пожилой маг будет в безопасности. Относительной, но всё же.

Пока Мадлен готовилась к первому для неё путешествию по зазеркалью, а мадам Мариэтт сидела возле постели мэтра, не желая расставаться с беспамятным отцом ни на секунду, я как неприкаянная бродила по дому. Пыталась заговорить с мрачным, словно средневековая чума, Касьеном, дававшим наставления слугам, но шевалье от меня лишь отмахнулся, зло и обиженно буркнув:

— Я сам ни демона не понимаю! Говори с мужем!

Как же, поговоришь тут! Как будто я не пыталась. Но Моран выставил меня из кабинета, грубо рыкнув в лицо, чтобы оставила его в покое и не дёргала хотя бы в ближайший час.

— Я из последних сил сдерживаюсь, чтобы не разорвать в клочья тебя и всех в этом треклятом доме! — яростно прорычал Страж, незнакомым, чужим мне голосом, больно впиваясь мне в плечи горячими пальцами.

Его лихорадило. На висках выступил пот, взгляд прожигал ненавистью. Не ко мне, а ко всему миру в целом.

Я всхлипнула и почувствовала, как мимолётное счастье, на миг осветившее нашу жизнь, растворяется в бездне чёрных, без малейшего проблеска глаз.

Хлопнула дверь, я сползла по ней на пол. Первые минуты сидела в коридоре, не шевелясь, вслушиваясь в малейшие звуки, раздававшиеся за хлипкой створкой. Моран пытался обуздать зверя, живущего в нём, и я была не в силах ему помочь.

Он отвергал мою помощь.

Как свою собственную, чувствовала его боль. Его страх. Смятение.

Не помню, чтобы маркиз прежде чего-то боялся. Но сейчас это липкое, разъедающее душу чувство растеклось по всему дому, ядовитым облаком накрыло всех нас.

С усилием заставила себя подняться и отправилась на поиски де Лалена.

Его светлость показался из кабинета спустя где-то час. Холодный, собранный, как будто выжал из себя все эмоции. Лишь посеревшее лицо и тьма в глазах напоминали о страшной реальности.

Да глухой, безжизненный голос, которым Моран бросил:

— Зови мадам Мариетт. Пора отправляться. — Мазнув по мне тяжёлым взглядом, скрылся за дверью спальни.

— Нам надо поговорить. — Коротко постучав, вошла в библиотеку, в которой этот сумасшедший проторчал весь вечер.

Вместо того чтобы со мной объясниться, со своей изнывающей от страха женой, его одержимая светлость бокал за бокалом поглощал арманьяк. Уронив в кресло своё отравленное демоническим ядом тело, смотрел на приближающуюся грозу, на небо, затянутое свинцовой пеленой. Взгляд мужа, которым он меня поприветствовал, находился в полной гармонии с ненастьем, как будто отражал тьму, царившую за окном.

Пауза растянулась на долгие, мучительно долгие мгновения.

Тяжело вздохнула. Страж никогда не любил откровенничать и посвящать других в свои проблемы. Так и не сумел понять, что теперь, когда он назвал меня своей женой, его проблемы перестали быть только его личными.

— Моран… — Сделала несколько шагов к магу, сквозь полумрак, захвативший в свой плен сокровищницу Валь-де-Манна.

Со всех сторон на меня смотрели, поблёскивая золотистым тиснением, обтянутые кожей корешки книг. Свечи, уже почти догоревшие, отчаянно боролись с сумраком, в который, как в броню из отчуждения, облёк себя маркиз, но были не способны прогнать подступающую ночь.

Такую же пасмурную, тёмную и беспросветную, как та, что царила в моей душе.

Касьен остался в столице, чтобы быть в курсе последних новостей. Даже боюсь предположить, какой бардак начался в Навенне после исчезновения заключённого, которого и королю, и горожанам так не терпелось сжечь.

Сразу по прибытии в Валь-де-Манн я занялась гостями. А освободившись, отправилась на поиски Стража. Чтобы найти его в компании полупустой бутылки арманьяка.

— Поговори со мной. — Ещё один шаг, за ним другой. Вроде бы и приближаюсь к нему, а такое ощущение, что пропасть между нами продолжает шириться.

— Пришлось призвать демона, — наконец нарушил гнетущее молчание маркиз.

Я опустилась на ковёр рядом с ним. Взяла мужа за руку. Она была сухой и горячей, сильные пальцы чуть дрогнули, оказавшись в моих.

— Расскажи мне. Только не отталкивай, прошу! Я даже представить себе не могу, каково тебе сейчас. Зачем нести одному это бремя, когда рядом есть человек, который готов его с тобой разделить?

Горькая усмешка:

— Ты и раньше считала меня чудовищем. А сейчас, когда я одержим демоном, — пытливый взгляд, глаза в глаза, — кто я для тебя, Александрин? — Даже секундочки не дал, чтобы успеть ответить. Как всегда, сам всё решил за меня, проговорив: — Монстр. Я — монстр. И с каждым днём животное во мне становится только сильнее. Оно поглощает меня, мои разум и тело. Тебе следует держаться от меня подальше. Всем вам.

Рука выскользнула из моей руки. Вернее, попыталась выскользнуть. Я не дала, схватила твёрдую ладонь и крепко сжала. Приподнявшись на коленях, подалась к мужу, этому упрямцу(!), борясь с желанием хорошенько его чем-нибудь стукнуть.

Чтобы выбить из него эту дурь.

— Не надоело решать за меня? Раскладывать по полочкам мои чувства. Думать, о чем мне следует знать, а что от меня лучше скрывать. Я — мать твоего ребёнка и твоя жена! Будь добр, потрудись впредь делиться со мной своими проблемами и хотя бы время от времени слушать и слышать не только себя, но и меня!

Улыбнулся. Печально и так безнадёжно. От этой его улыбки заныла душа. Кончиками пальцев Моран прошёлся по моей щеке. Невесомым, почти не ощутимым касанием обозначил контур лица, как будто боялся, что если надавит сильнее, сделает мне больно.

— С тобой демон затихает. Иногда, когда ты рядом, даже получается ненадолго забыть об этой твари.

— Зачем ты его впустил? — Солёный комок застрял в горле. Весь вечер сдерживалась, приказывала себе не реветь, и вот одна предательская слеза всё равно сорвалась с ресниц и покатилась по щеке.

Моран стёр её подушечками пальцев. Откинувшись на спинку кресла, прошептал, устало прикрыв глаза:

— После ритуала, после того как Серен вернулась, я был слаб. Сколько ни пытался, не мог выбраться из клетки, в которой меня заточила Берзэ. А ты была в опасности. Я с ума сходил от мысли, что ничем не смогу помочь. Тогда это казалось правильным — призвать демона, чтобы воспользоваться его силой. А потом избавиться от него. — Улыбка растаяла на губах, сменившись грустной усмешкой. — Но у демона на меня были другие планы.

Я молчала, не зная, что сказать. Я ведь его никогда не спрашивала. О том, как выбрался из плена этой демоницы, моей кузины. Сначала меня грызла обида, было нестерпимо больно от его предательства. А потом, когда поняла, что Моран такая же жертва, как и я, боялась ворошить прошлое. Напоминать ему и себе о тех страшных днях, когда я почти что его ненавидела и считала своим врагом.

А теперь вот выясняется, что он умирает. Из-за меня.

Я говорила, что не буду плакать? Врала. Слёзы хлынули из глаз, что-то внутри надорвалось, болью опалив каждую мельчайшую частицу меня. Я вдруг поняла, что, едва обретя, снова могу его потерять.

— Ненавижу! — выкрикнула. Вскочив на ноги, отпрянула, сжимая похолодевшие пальцы в кулаки.

Не знаю, что тогда на меня нашло, но в тот момент я снова ненавидела Стража. За то, что бросал меня. Не желал бороться. За себя. За нас. Смирение перед неизбежным — вот что прочла в его потухших глазах.

— Александрин. — Мгновение, и вот он рядом. Прижимает к себе, невзирая на то, что пытаюсь вырваться из крепких объятий, сбежать.

Забиться бы в какую-нибудь нору и рыдать, пока не иссякнут слёзы. Или пока на меня не снизойдёт блаженная темнота.

Да, больше всего на свете я сейчас желала отключиться, исчезнуть. Перестать существовать.

Дёрнувшись в последний раз, выдохнула ему в грудь:

— Ненавижу тебя. — Затихла в руках Стража, орошая слезами светлую батистовую рубашку. — Только попробуй меня оставить. Предать…

Горячие губы скользнули по моему виску.

— Я принёс тебе столько страданий. Иногда кажется, что без меня тебе будет лучше. Найдёшь ты своего принца и…

— Не хочу! — Вскинув голову, впилась в него взглядом. Наверное, в нём читались и злость, и мука. Отчаянье. А ещё нежелание отпускать. Ни за что и никогда. — Не хочу ни принца, ни чудовища. Я тебя люблю. Со всеми твоими демонами. Ты невозможный и невыносимый. Но ты… мой. И так просто я тебя не отпущу. Не отпущу, слышишь?! Не отпущу… — всхлипнув, прошептала. Обвила его шею руками, потянулась всем своим естеством, и телом, и душой. Только бы оказаться ещё ближе, рядом, слиться воедино. Ощутить на губах горько-сладкий вкус его поцелуя. — Не смогу…

Сумасшедшая.

Она должна была испугаться. Оттолкнуть его, убежать. Скрыться от чудовища, которого он и сам уже боялся. Но вместо этого осталась. Как будто в бреду или во хмелю искала его ласк. А он уже был не в силах от неё оторваться. Перестать целовать эти губы, искусанные, а потому так соблазнительно припухшие.

Слаще нектара, сильнее любого дурмана.

Близость её сводила с ума. Александрин, даже о том не подозревая, превращала его в безумца. Такого же сумасшедшего, как и она сама.

Поддаваясь напору требовательных губ, покорно запрокинула голову, подставляя плавный изгиб шеи, оттенённой узором вен, жарким поцелуям. Голодным и жадным, которых им обоим всё было мало. Они пьянили, возбуждали, выжигали дотла любые мысли и страхи.

Сейчас желание обладать ею было таким же неудержимым, столь же пронзительно острым, как и в первую брачную ночь.

Наваждение. Безумие. Умопомрачение.

Хотелось часы напролёт ласкать жаждущее любви молодое гибкое тело. Собирать с чувственных губ крики, стоны удовольствия, позабыв обо всём.

О кошмарах настоящего и неясности будущего.

Ещё хотя бы на одну короткую ночь позволить себе быть счастливым рядом с любимой, полной загадок и сюрпризов.

Пальцы не слушались, дрожали, как будто ему снова было пятнадцать, оттого не сразу получилось справиться со шнуровкой платья. Хотелось поскорее раздеть её донага. Любоваться и наслаждаться совершенным телом своей красавицы-жены. Целовать, покусывая, напряжённые соски, а после согревать их, успокаивая, своим дыханием. Дразнить прикосновениями губ едва-едва округлившийся животик — средоточие новой жизни, частица его плоти и души.

Медленно, наслаждаясь каждым мгновением, подводить её к наивысшей точке блаженства, а потом смотреть, как она измождённая, приятно опустошённая затихает в его руках.

Но до этого «медленно» они ещё доберутся. Потом, когда окажутся в спальне. А сейчас не было сил больше сдерживаться. Хотелось просто ею обладать. Заполнить собою горячее, жаждущее его лоно, вбирать в себя её жар, её страсть, дурманящий аромат нежной кожи.

— Наверное, никогда не смогу тобой насытиться. — Поцелуй-укус, оставивший след на узком плечике.

Александрин всхлипнула, прижалась к нему теснее.

— У тебя для этого будет целая жизнь.

Наивная, верящая в чудо девочка.

Прошелестели юбки, соскользнув с округлых, таких манящих бёдер. Опустившись на колени, больше не сдерживая нахлынувшую страсть, Страж с силой сжал упругие ягодицы, накрыл оба полукружия своими ладонями, вдыхая кружащий голову сладкий запах её желания. Нетерпеливо приспустил лёгкие, из полупрозрачной ткани панталоны, чтобы опалить жадной лаской нежный, чувствительный комочек плоти. Ощутить, как Александрин вздрагивает, выгибаясь в его руках, услышать собственное имя — неясный шёпот, заглушаемый стонами удовольствия.

А потом, поднявшись, сделать несколько стремительных шагов сквозь полумрак, ни на секунду не выпуская её из своих объятий, прижать к стене, спрятать, загородив собою от целого мира. Позволить тонким пальчикам неловко справиться с пуговицами на брюках, пробежаться в несмелой ласке по твёрдой плоти. Прикрыть глаза, наслаждаясь робкими поглаживаниями маленькой ладошки. И, не сдержавшись, зарычать, подхватить жену под бёдра, чтобы наконец ворваться в неё всей своей мощью. Снова и снова пронзать жаркое, тугое лоно, доводя её и себя до предела, до умопомрачения.

Наслаждаться своей избранницей до самого рассвета. А потом забыться мимолётным сном, прижимая Александрин к себе, уставшую и умиротворённую.

Почувствовать наконец долгожданное, пусть и кратковременное, успокоение.

 

Глава 25

Нет ничего приятнее, чем засыпать и просыпаться в объятиях любимого. И нет ничего более отвратительного, чем, проснувшись, вдруг осознать, что ночь, наполненная искромётными чувствами, упоительным ощущением счастья, закончилась, и нужно снова возвращаться к реальности, из которой нам обоим так хотелось сбежать.

Но реальность эта, жестокая и неумолимая, продолжала нас преследовать и настигать.

Немного скрасила пасмурное утро весть о том, что мэтр Легран пришёл в себя. Моран, собиравшийся отправиться в королевский дворец прямиком через зачарованные зеркала, решил задержаться, дабы расспросить мага об аресте и его пребывании в Фор-Левеке.

Мне же не терпелось спровадить муженька в столицу, дабы остаться с пожилым мэтром наедине. Легран — один из магистров коллежа стихий, вернее, был им до недавнего времени. Пока не превратился в богоотступника и убийцу.

В Вальхейме звания магистра удостаивались единицы — самые выдающиеся умы королевства. На этот самый выдающийся ум я и возлагала свои надежды. Знаю, эгоистично с моей стороны снова требовать от Леграна помощи. Тем более сейчас, когда он ещё так слаб.

Но, боюсь, у Морана не осталось времени. Я не смогу сидеть сложа руки, ждать чуда и быть свидетельницей его мучений. Понадобится — обращусь за помощью и к претёмному Морту, заплачу какую угодно цену за спасение мужа.

Но пока что решила начать с малого и не опасного — с мэтра Леграна.

Пожилой маг встретил нас слабой улыбкой, усталым взглядом и тихими словами приветствия. Мягко сжал меж своих сухих ладоней пухленькую ручку мадам Мариэтт, после чего попросил свою заботливую дочь пойти отдохнуть и ни о чём не тревожиться.

— Мне бы хотелось поговорить с маркизом и маркизой наедине, милая, — пресёк он возражения, уже готовые сорваться с губ молодой женщины, и той ничего не оставалось, кроме как проявить послушание: поцеловать родителя в лоб, а потом, в сотый раз поблагодарив нас за его спасение, скрыться за дверью.

— Моя дочь права, я перед вами в неоплатном долгу.

— Полагаю мы квиты, мэтр. Вы спасли мою жену. — Его светлость встал у окна, занавешенного ажурными занавесками, по которым струился тусклый утренний свет.

Я устроилась рядом. В кресле, которое минуту назад занимала мадам Мариэтт.

— Вы… — поочередно переводя вопросительный взгляд с меня на Морана, растерянно пробормотал маг.

Протянула мужу руку и почувствовала тепло его пальцев, чуть сжавших мои.

— Не сразу, но всё же сумели друг друга понять, — беззаботно улыбнулся Страж.

Не перестаю поражаться выдержке Морана, его умению делать вид, что всё как обычно. Пусть и не прекрасно, но почти замечательно. И в нём не сидит никакая премерзкая тварь, с которой я отчаянно воевала всё утро. С того самого момента как открыла глаза.

Призвав на помощь всё своё красноречие, сумела убедить Стража воспользоваться моим даром. Правда, почти сразу же была вынуждена отказаться от этого плана. Оказалось, что управлять обычным демоном и повелевать высшим не одно и то же. Я видела, что своими попытками выгнать из него демона только причиняю любимому боль. Тварь не хотела проявлять послушание и превращаться в подвластную мне марионетку.

И я сдалась. Не было сил смотреть на искажённое мукой лицо мужа.

— Прошу простить мою бестактность, но, — Легран повернулся ко мне, заглянул в глаза, словно силился прочесть все, даже самые потаенные мои мысли, — Александрин, вы простили его?

— Простила. — Ласково посмотрела на мужа, не выпускавшего моей руки из своей.

Хорошо бы растянуть эти мгновения, когда он рядом, превратив их в вечность.

Пришлось поведать мэтру Леграну о том, как с помощью богопротивных чар и страшных жертвоприношений Берзэ и Серен манипулировали Стражем, желая с помощью Морана и его силы подарить моей окаянной кузине новую жизнь.

В моём теле.

— Но не всё прошло так, как рассчитывала Серен, и вот теперь она герцогиня д’Альбре. А Опаль погибла.

По мере того как я говорила наш гость то становился ещё бледнее, если такое вообще было возможно, то начинал багроветь от возмущения. История дочери покойного графа ле Круа явно не оставила его равнодушным, всколыхнула в душе мага самые разнообразные чувства.

— Вот ведь демоново отродье! — наконец, не выдержав, воскликнул он.

Это ещё мягко сказано. Я её насквозь прогнившую светлость и не такими эпитетами награждала.

— И последнее… Есть у меня подозрение, что сила, которую я, по мнению кузины, якобы нагло у неё украла, на самом деле когда-то принадлежала мне. Сами понимаете, спрашивать у Серен, надеясь на её раскаянье и искренний ответ, не имеет смысла.

Легран моему заявлению ничуть не удивился, только хмыкнул негромко:

— Это бы многое объяснило. Слишком уж быстро вы овладели огненной стихией и подозрительно легко научились ею управлять.

Так как время поджимало и Стражу следовало отправляться во дворец исполнять роль королевской няньки, его светлость прервал размышления мэтра, попросив:

— Расскажите, как так вышло, что вас обвинили во всех смертных грехах. После вашего ареста в Фор-Левек и другие тюрьмы было отправлено более двух десятков магов — самых одарённых и просвещённых людей Вальхейма.

— Мне кажется, благодарить за это я должен монсеньора Бофремона.

И Легран поведал нам о том, как пытался добиться аудиенции у его величества, чтобы переговорить с правителем о щекотливой ситуации, касающейся небезызвестного всем Стража — моего ранее зачарованного, а ныне одержимого мужа.

Вот вечно с ним всё не слава богине.

На свою беду, вместо короля учитель повстречал кардинала и по глупости доверился тому.

— Я рассказал о своих подозрениях относительно вас, маркиз, — погружался в воспоминания маг. — Бофремон выслушал меня, а после заверил, что обязательно примет меры, и отпустил со своим благословением. Я даже не успел отъехать от дворца, когда мою карету остановили гвардейцы его высокопреосвященства. Я не сопротивлялся, но меня всё равно связали, оглушили. Следующее, что помню, — это как очнулся в темнице. А дальше…

Я подала гостю бокал, наполненный водой, и Легран сделал несколько жадных глотков. Откашлявшись, хрипло продолжил:

— А дальше всё как в тумане. Дни, недели, бесконечные допросы — всё смешалось. Меня постоянно чем-то поили, каким-то дурманом, из-за которого я перестал понимать, где нахожусь и что со мной происходит. А на суде… и слова не мог сказать. Моё тело меня не слушалось, и разум был мне неподвластен. Только сейчас, здесь с вами, я начинаю чувствовать себя самим собой.

Украдкой взглянула на мужа: на посеревшее лицо, резко обозначившиеся на скулах желваки. Вздрогнула от ненависти, полыхнувшей в опасно потемневшем взгляде. Ох, как бы тут же не кинулся разбираться с кардиналом. Подозрения Морана относительно негласного правителя Вальхейма подтверждались. Было бы глупо и дальше верить в невиновность Бофремона, убеждая себя, что первый духовник королевства просто по определению не может быть монстром, погубившим столько невинных жизней.

Как оказалось, может.

— И неизвестно, сколько ещё несчастных пострадает по его вине. — Не заметила, как произнесла это вслух.

— Вряд ли его величество станет выслушивать свидетельства беглого преступника. — По губам мэтра скользнула усталая и вместе с тем заговорщицкая улыбка. — Но вы, ваша светлость, можете повлиять на ход этой войны. Хоть я и не вправе просить вас идти на риск.

Риск? Надо было Леграна не поить водой, а выплеснуть ему её в лицо. Видно же, что окончательно в себя ещё не пришёл. Вот и мелет чушь.

— Вы сильный Страж, сумеете победить.

Этот сильный Страж без пяти минут труп.

— Предлагаете вызвать его на бой? — В глазах де Шалона появился так хорошо знакомый мне азартный блеск. Приглушаемый, увы, не тревогой за собственное благополучие, а сожалением по поводу того, что без веских доказательств кардинала к стенке не припрёшь. — Я бы уже давно это сделал, но на каком основании? Он просто откажется.

И хорошо. Мало Морану демона. Ещё дуэли с этим манипулятором, привыкшим дёргать за ниточки всё королевство, нам не хватало.

Мэтр Легран, бессовестный интриган (и зачем только его спасали), сел на постели, подложив себе под спину подушки.

— Раньше в Вальхейме, ещё во времена морров, существовал ритуал взыскания правды. Магистр Броссар, мой коллега. Бывший коллега, — с грустью поправился маг, — посвятил жизнь изучению подобных обрядов и, если потребуется, сможет его провести. Ни одна тайна не скроется от древних чар, которыми владеет этот учёный человек.

— А если Бофремон не согласится? — с сомнением протянула я. — А он, уверена, не придёт в восторг от предложения маркиза. Ведь не станет же так просто себя раскрывать, соглашаясь пройти какой-то там обряд.

— По закону, отказаться можно только в одном случае — вызвав человека, обвинившего вас в преступлении, на бой. Монсеньор будет обязан постоять за свою честь. И не сможет спрятаться за спину другого мага или голема, — предвосхитил мэтр очередной мой вопрос. — Вы, маркиз, могущественный чародей. С лёгкостью его победите. Ни на секунду не сомневаюсь в вашем триумфе. Главное, прилюдно предъявить его высокопреосвященству обвинения. Тогда у него просто не останется выбора.

— Моран… — голос предательски дрогнул. Понимала, что иного выхода просто нет, нужно было как-то прекращать творящиеся в Вальхейме безумства. Но какая-то червоточина, не просто страх за жизнь мужа, а предчувствие, что исход боя может стать для него роковым, для нас обоих, вдруг появилась в сердце. — Не соглашайся.

Страж потянул меня за руку, заставляя подняться. Привлёк к себе и сказал тихи-тихо, чтобы его слова расслышала только я:

— Я смогу его контролировать.

— А если другие Стражи его почувствуют, как вчера почувствовала я? — прошептала одними губами.

Короткий поцелуй и ласковое обещание:

— Всё будет хорошо. — И вот снова звучит громкий голос, полный наигранной уверенности и энтузиазма: — Сегодня же встречусь с этим магистром Броссаром. Ну а завтра…

Завтра убью кардинала.

— Готовы, ваше высокопреосвященство? — спросила ведьма, глядя на распростёртую на постели под тёмным балдахином фигуру своего покровителя. Красная сутана, как кровь, струилась по телу кардинала, оставляя открытыми лишь узкие белые кисти с длинными, унизанными перстнями пальцами.

— Я уже давно к этому готов. — Прелат прикрыл глаза, стараясь, как учила чародейка, открыться для тьмы, которую собирался в себя впустить.

— Будет больно, — предупредила Берзэ, простирая над магом свои иссохшие, с крючковатыми пальцами руки. — Высшие демоны — они строптивы.

Кардинал чуть слышно усмехнулся и философски заметил:

— Рождению новой жизни всегда сопутствует боль. Сегодня я стану другим человеком. Перерожусь.

Изборождённое морщинами лицо колдуньи исказила гримаса, лишь отдалённо напоминающая улыбку.

— Нет, сегодня вы перестанете быть человеком. Вы станете нечто большим.

— Всемогущим повелителем Вальхейма, — озвучил самое заветное из своих желаний огненный маг, а спустя короткий миг истошно закричал от пронзившей всё его естество острой, ослепляющей боли, способной испепелить дотла.

 

Глава 26

Серен сидела на кровати, привычно поджав под себя ноги, окружённая золочёными шкатулками и деревянными, с ажурной резьбой ларцами. Герцогиня перебирала украшения своей предшественницы, Опаль, поочерёдно примеряя золотые и серебряные колье, инкрустированные драгоценными камнями. Любовалась блеском перстней, ослепительно ярким сиянием бриллиантовых диадем. Самые роскошные украшения откладывала в красную сафьяновую шкатулку, намереваясь взять её с собой в новую жизнь.

Д’Альбре пребывала в приподнятом настроении, а потому, не переставая, напевала незатейливый мотивчик. Пусть вчера прорыдала весь вечер, обнаружив в золоте волос серебряные проблески седины, которой с каждым днём становилось всё больше, сегодня её светлость была снова полна энтузиазма и желания жить. Бороться и побеждать! Ставить на колени всех своих обидчиков.

Адриен возвращался! Возвращался с подарком, столь долгожданным для герцогини. Совсем скоро она перевернёт эту страницу своей жизни, забудет о никчёмном существовании в теле Опаль, как о страшном сне.

Начнёт всё заново, оставив в прошлом не только постыдные поражения, которые так не терпелось вычеркнуть из памяти, но и тех, кто причинил ей боль.

Список неугодных теперь пополнил и кардинал Бофремон.

Он так больше с ней и не связался! Похоронил её заживо в этой роскошной клетке — дворце д’Альбре! А мучителем, тюремщиком и надзирателем приставил своего идиота-сына. Серен тошнило от одного вида герцога. Тошнило от его прикосновений, бестолковых разговоров, проявления щенячьего восторга по отношению к ней.

Молодая женщина поражалась самой себе. Удивительно! Как ей хватило выдержки столько времени терпеть этого недоумка. Как она от него ещё не избавилась.

Отправив в ларец из розового дерева отвергнутую нитку жемчуга, герцогиня хмыкнула:

— Ничего, скоро мы с тобой, Кретьен, распрощаемся. Распрощаемся навсегда! А что до вас, ваше высокопреосвященство, — я вами очень разочарована. Вы многое мне посулили, а что я получила взамен на свою жертву? Пшик! Ни одно из ваших обещаний не было исполнено. Вы меня использовали! С моей помощью пытались разгадать, как морры уживались с демонами и при этом не сгнивали заживо. Я, глупая, считала себя особенной. Вашим сокровищем. Но теперь понимаю, что была для вас одной из тех «зверушек», что держите в своих вольерах, пока они сдыхают в муках. Но вы не учли одного, монсеньор, — Серен жёстко усмехнулась, — я ничего не забываю. И никогда, ни-ко-гда, не прощаю.

Притянув к себе поближе очередную сокровищницу, герцогиня вернулась к ревизии и своим размышлениям. Её маленькое расследование увенчалось успехом — теперь она знала о кристалле, называемом Слезой Единой.

— Когда я умирала, вы, монсеньор, и словом о нём не обмолвились. Позволили мне подохнуть! — прошипела молодая женщина, нарушая тишину, которую за минувшие дни успела возненавидеть. Серен ненавидела оставаться наедине со своей долго приглушаемой яростью, неистощимой злобой, которые выжгли в ней все остальные эмоции. — Себя же любимого не оставили без подстраховки.

Сколько раз порывалась она подбить Кретьена отправиться во дворец его высокопреосвященства с визитом вежливости. Явиться туда вместе с мужем, а потом, уличив момент, обыскать покои прелата. Но как бы ни хотелось отнять у Бофремона единственный источник спасения, Серен понимала: это слишком опасно. Наверняка Слеза находится под охраной мощнейших заклинаний, против которых теперешняя она, слабая магичка воздуха, ничего не сможет поделать.

Накрутив на палец золотую цепочку, её светлость поднесла к глазам покачивавшийся на крупных звеньях кроваво-красный рубин. Под лучами тусклого утреннего солнца, едва пробивавшегося сквозь сизую пелену облаков, по граням драгоценного камня как будто пробегали огненные искры.

— Как же я скучаю по своей силе, — вздохнула герцогиня и тут же приободрилась, напомнив самой себе, что совсем скоро она снова станет огненной колдуньей. Пусть и не такой сильной, как прежде.

Но… всему своё время. И до дара Александрин вскорости доберётся. Главное, прежде разлучить этих неразлучных голубков.

Серен нравилась посетившая её ночью идея, когда она лежала с опухшим от слёз лицом и проклинала всех, кто приходил ей в голову. Будет приятно насолить Бофремону. Ещё приятней — подставить под удар Стража. Вряд ли Моран превратится в орудие её мести этому предателю, кардиналу. Но, стравив маркиза и прелата, она значительно повысит шансы отправить бывшего мужа на тот свет.

Ну а если с её помощью раскроются планы господина первого министра, и Бофремона сожгут на костре вместо того везунчика, которого должны были пустить пеплом по ветру и который самым загадочным образом исчез, — что ж, тоже будет весьма приятно.

В любом случае, она останется в выигрыше.

Пересев за изящный секретер, богато инкрустированный малахитом, Серен выдернула из чернильницы перо и, коверкая почерк, написала де Шалону короткое послание.

Это ведь Моран был назначен ответственным за поиски сумасшедшего, призывающего в Вальхейм тварей из потустороннего мира. Мессиру маркизу будет любопытно узнать, что исповедник его величества хранит Слезу Единой, способную изгнать из одержимого даже высшего демона, а у себя в саду, точно свиней или коров, разводит одержимых.

Маркиз тут же помчится к королю испрашивать разрешение на обыск кардинальского дворца. Получит — отлично. Нет — тоже неплохо. Узнав, что под него копают, монсеньор несомненно избавится от Стража.

Любой из вариантов устраивал Серен.

— Пусть перегрызут друг другу глотки, — мечтательно промурлыкала герцогиня.

Присыпав послание песком и подождав, пока высохнут чернила, скрепила листок сургучом, поцеловав на счастье.

Оставалось тайно доставить послание Морану и ждать, когда в столице благодаря её маленькой хитрости грянет очередной гром.

После трагедии в Оржентеле королева отдалила меня от себя на некоторое время. Наверное, я вызывала у неё чувства, схожие с теми, что испытывает неверный муж, еженощно навещаемый призраком своей безвременно усопшей супруги и попрекаемый ею за каждую измену.

Вот и я для её величества являлась невольным напоминанием о демоническом беспределе, о котором всем так хотелось забыть. Моё общество явно тяготило правительницу. Ну а мне, если честно, такое охлаждение с её стороны было только на руку. Будь я привязана к Алайетт с утра до вечера, не смогла бы присутствовать на судебных заседаниях. Да и строить из себя беззаботную кокетку, из кожи вон лезть, изображая на лице улыбку, когда сердце ржавчиной разъедает тревога — увы, никчёмная из меня бы вышла актриса.

Но сегодня, даже несмотря на то, что в Анфальме я всё ещё была персоной нон-грата, я собиралась посетить королевский дворец. Вопреки запрету Морана, вопреки уговорам стремительно поправлявшегося мэтра Леграна.

— Всерьёз думаете, что останусь здесь, вышивать крестиком распашонки и чепчики, пока мой муж будет сражаться с самым влиятельным, хитрым и опасным магом Вальхейма?

— Александрин, поймите, — тянул свою шарманку бывший учитель, хоть я и не нуждалась в его лекциях о жизни. — Вам вредно нервничать. Всё у маркиза получится. А если нет… Он… — запнулся, вдруг осознав, что разглагольствования о вреде стресса совершенно не вяжутся с намёками на критическое положение моего супруга.

— Не жилец? Вы это хотели сказать?

— Единственное, что могло бы спасти господина Стража, — Слеза Единой. Но об этих мифических кристаллах уже много лет никто ничего не слышал. Возможно, их и вовсе не существует в природе, — развёл руками жестокосердный.

А я так надеялась на его помощь и поддержку…

Не получила ни того, ни другого. И мысль, в последнее время терзавшая мой разум, с каждым днём — нет, каждым часом! — становилась всё более навязчивой. Как бы дико это ни звучало даже в моём сознании, не то что вслух, я уже всерьёз подумывала о том, чтобы пойти по проторенной кузиной дорожке: подобрать для его светлости новое здоровое тело.

Меня пугало одно лишь такое предположение, изнутри тошнотой поднимались страх, отвращение к самой себе, но… Разве могла я отпустить человека, ставшего не просто частью моей жизни.

Ставшего для меня самой жизнью.

— Я должна быть там вместе с мужем! — предвосхитила очередное возражение мага и через зачарованное зеркало покинула Валь-де-Манн.

Моран уехал во дворец раньше, напоследок пожелав, чтобы я в кои-то веки проявила благоразумие. Ради него и нашего будущего ребёнка. Обуздала свою импульсивность, свою горячность. Осталась с мадам Мариетт и мэтром Леграном.

Какой же он всё-таки иногда наивный…

Спустя где-то час после возвращения в столицу я уже въезжала в ворота Анфальма, прежде поцапавшись с Гастоном, который, оставаясь верным своей скверной, а ещё вредной привычке, не хотел выпускать меня из дома. В результате чего лишился новенького камзола, превратившегося в вяло тлеющие лоскуты.

Поднявшись по широкой мраморной лестнице и миновав пустынную галерею, увешанную портретами прежних правителей Вальхейма, я вошла в просторный зал, затянутый парчой приглушённого розового цвета. Своды его поддерживали изящные колонны из крапчатого мрамора, очертившие стеклянные двери, что вели на просторную террасу. В приглушённом свете пасмурного дня, принёсшего долгожданную прохладу, мягко мерцали люстры, подобно заледеневшей капели ниспадавшие с потолка.

Гирлянды украшений, коими пестрели придворные, гармонировали своим блеском с хрустальными светильниками и золочёной лепниной рокайль, венчавшей прозрачные створки. Её замысловатые изогнутые линии, своими очертаниями напоминавшие ракушки, и сплетение различных орнаментов со множеством завитков придавали помещению ещё большую помпезность.

Глаза придворных бездельников тоже блестели. От любопытства. Все ждали появления илланского посла и его общения с королём.

Люстон XIV был намерен отказаться от притязаний на илланскую корону. Не все подданные поддерживали его решение, но большинство всё же были «за». Вальхеймцам, настрадавшимся от демонов, только войны с могущественными соседями сейчас не хватало.

— Александрин! — Ко мне спешила, сияя улыбкой, Софи, облачённая в пышное платье из бирюзового шёлка. — Как же я рада тебя видеть!

Я бы тоже порадовалась встрече с подругой, если бы не страх, с которым, кажется, уже успела стать неразлучной.

— Я тоже очень по тебе скучала, — легонько сжала узенькую ладошку.

Обмахиваясь веером, не потому что было так жарко, а просто чтобы занять чем-то руку, поискала глазами Стража, но его светлость нигде не просматривался. Зато кардинала Бофремона обнаружила сразу. При виде прелата тело, словно штормовой волной, накрыло дрожью. Липкая, противная, она пробежала вдоль позвоночника, заставив поёжиться. Такая возникает при виде крысы, у тебя на глазах истребляющей головку сыра, или мерзкого насекомого, заползшего тебе в тарелку.

Хищное выражение лица, и взгляд как у коршуна после месяца вынужденного поста. Кардинал цепко оглядывал собравшихся, будто выбирал, на кого наброситься.

Бофремон был одним из противников мирного соглашения, и, вглядевшись в напряжённые черты лица прелата, я вдруг поняла, что так просто он не сдастся. Сделает всё, чтобы помешать его величеству договориться с илланским посланником.

Софи мне что-то говорила, но я её не слышала. Украдкой поглядывала на монсеньора министра и мысленно желала ему отравиться собственным ядом. Я бы ему ещё много чего нажелала, если бы ход мыслей не прервал глухой стук алебард, ударившихся о мраморные полы.

Гомон сменился шуршанием роскошных нарядов — это придворные, позакрывав рты, принялись кланяться и опускаться в реверансах. Рука об руку король с королевой прошествовали к креслам, угнездившимся в алькове под алого цвета балдахином. Величаво на них опустились и кивнули стражникам, изваяниями застывшим возле дверей.

Расписанные позолотой створки снова распахнулись: в зал, гордо задрав подбородок, чуть ли не до самого потолка, вошёл посол в сопровождении свиты.

Заметила, как опасно сверкнули глаза кардинала, в своей красной сутане имевшего все шансы слиться с убранством трона. Спрятав руки в широких, как крылья птицы, рукавах своего одеяния, его высокопреосвященство пристально следил за приближением иностранной делегации. Было такое ощущение, что вот сейчас он набросится на высокопоставленного гостя и, яростно зарычав, разорвёт того в клочья.

Брр…

За послом следовала вереница илланских вельмож и слуги, держащие перед собой бархатные стёганые подушки. Илланцы не поскупились на дары. Чего только среди подарков не было: шкатулки с самоцветами, золотые самородки, благовония и духи в расписных флаконах, дорогие шелка невероятных расцветок, затканные золотыми и серебряными узорами.

Придворные восторженно перешёптывались, обозревая всё это великолепие.

Приблизившись к монархам, посол преклонил колено перед ступенями трона. Пока кардинал пожирал бедолагу взглядом, его величество благосклонно улыбался гостю, а королева взирала на него с выражением ностальгии на спокойном благородном лице. В прошлом инфанта Иллании, Алайетт наверняка скучала по общению с единоземцами.

— Мы рады приветствовать вас в Анфальме, дорогой герцог Кастальдо, — жестом позволив послу выпрямиться, тепло начал король и осёкся, когда двери в зал распахнулись снова, едва не впечатавшись в лбы застигнутой врасплох охраны.

В напряжённой тишине, сомкнувшейся над придворными, оглушительно громкими показались шаги Стража. Все взгляды устремились в его сторону. На лицах большинства читалось недоумение, смешанное с живым интересом.

Больше всего на свете придворные обожали различные спектакли и представления. И вот сейчас их вниманию предлагался один из них.

— Маркиз, что вы себе позволяете?! — Король, не ожидавший столь явного проявления непочтения со стороны своего приближённого, едва не задохнулся от возмущения. Даже на троне привстал, преисполненный праведного гнева.

Её величество успокаивающе накрыла пухлую ручку мужа своей, и Люстон XIV, шумно выдохнув, тут же сдулся, словно шарик, из которого выпустили весь воздух. Послушно плюхнулся обратно в глубокое, обитое глазетом кресло и принялся сверлить приближающегося Стража хмурым взглядом. На пару с кардиналом.

Моран поклонился.

— Что же такого срочного могло случиться, маркиз, что вы осмелились прервать церемонию приветствия? — невозмутимо поинтересовалась правительница, у которой при появлении мага на лице не дрогнул ни один мускул. Ни в голосе, ни во взгляде не проскальзывало недовольства. Что же до лица её супруга — оно, словно панцирь божьей коровки, стремительно покрывалось пятнами. Только не чёрными, а красными. — Как видите, у нас в гостях посол Иллании, его светлость герцог Кастальдо.

— Я бы ни в коем случае не осмелился прервать встречу столь важного и долгожданного гостя, — ненавязчиво польстил герцогу де Шалон и продолжил вбивать гвозди в крышку кардинальского гроба: — если бы не срочное дело. Увы, оно не терпит отлагательства.

— И что же это за дело такое? — проворчал король.

— Задержание жестокого, беспринципного убийцы, на счету которого десятки загубленных жизней!

Редкие шепотки сменились гулом, который с каждой секундой всё нарастал. Придворные взволнованно переглядывались, явно выискивая в своих сплочённых рядах нечестивца, на протяжении долгих месяцев державшего в страхе всё королевство. Кардинал, прежде серый, как давно небелёный фасад захудалой таверны или полуразвалившегося сарая, взяв пример с монарха, стал багроветь. Понял, видать, по чью душу явился мой бесстрашный супруг.

— Разве заговорщики не в тюрьмах? — вступил в разговор илланский посол, наслышанный о трагедиях, обрушившихся на Вальхейм.

— В тюрьмы попали те, кто был неугоден настоящему убийце. Маги, от которых его высокопреосвященство избавился, желая расчистить себе путь к трону.

Что тут началось… Зал взорвался криками, где-то возмущёнными, где-то изумлёнными. Несколько дам, закатив глаза, собирались грохнуться в обморок. Но поняв, что до них сейчас никому нет дела, быстренько передумали. Неистово обмахиваясь веерами, продолжили следить за душещипательной сценой.

— Кардинал Бофремон! — Моран повернулся к пунцовому прелату и с выражением презрения на обычно невозмутимом лице, громогласно проговорил: — Вы обвиняетесь в призыве демонов, многочисленных жестоких убийствах и заговоре против его величества короля!

— Не может быть! — схватился за сердце последний. — Вы с ума сошли, маркиз!

Вот ведь Тома неверующий.

— Я могу доказать это, сир. Если только позволите, — снова расшаркался де Шалон перед государем, тоже, кажется, подумывающим на время уйти из реальности.

Благо королева не позволила. Иначе бы все бросились приводить монарха в чувство, охать вокруг него да стенать, позабыв и об обвинениях, и о мерзком прелате.

Снова вцепившись в руку правителя, чтобы не думал трусливо сбегать в спасительный обморок, Алайетт жёстко потребовала:

— Объяснитесь, маркиз. Вы предъявляете обвинения человеку, долгие годы верой и правдой служившему Вальхейму. Столпу нашей веры.

Государыня была набожной, по-моему, даже чересчур, и видела в кардинале святого, посланника Единой, снизошедшего с небес к нам на грешную землю. Будет сложно сорвать с королевских глаз столь усердно вытканную этим ядовитым пауком пелену лжи.

— Я, как и его высокопреосвященство, положил на алтарь службы всю свою жизнь. И, считаю, что смею просить, нет, требовать от кардинала пройти ритуал взыскания правды. Если он невиновен, я публично буду молить монсеньора о прощении. Но если…

Глухо зарычав, Бофремон рванулся к Стражу.

— Этот человек безумен! Он ложью пятнает моё имя и мою честь и заслуживает немедленного ареста! Взять его!

У меня сердце ушло в пятки, да там и осталось, забыв, как стучать. Стражники сделали несколько несмелых шагов по направлению к Морану, но не отваживались схватить его без дозволения монарха.

Король мешкал. Даже королева утратила привычную ей сдержанность и теперь казалась растерянной. Было видно, Алайетт не знает, как поступить. Больше всего на свете я опасалась, что Морана действительно схватят, и тогда… Стараниями кардинала мой муж и до вечера не доживёт.

Гнетущее молчание, кажется, длившееся целую вечность, снова нарушил герцог Кастальдо:

— Разве это так страшно? Я имею в виду, пройти ритуал взыскания правды?

— Он совершенно безболезненный, ваша светлость, — ответил послу седовласый мужчина в тёмном с серебряными галунами костюме, прежде никем не замеченный. Поравнявшись с маркизом, магистр Броссар назвался и поклонился правителям.

— Я требую немедленно арестовать этого низкого человека! — продолжал исходить злобой прелат. Выпучив глаза, точно одержимый, с лютой ненавистью смотрел на Стража, тыкая в него пальцем. Помнится, похожим взглядом меня частенько награждала Серен. — Ваше величество, разве я когда-нибудь давал вам хотя бы малейший повод усомниться в моей преданности и в чём-то меня заподозрить?!

— Не давали, — одними губами прошептал монарх и с надеждой посмотрел на посланника. Видать, решил переложить решение этой непростой дилеммы с больной головы на здоровую. — Что скажете, сеньор Кастальдо? Как бы поступили у вас в Иллании?

— Не вижу ничего предосудительного и смертельно опасного в том, чтобы пройти ритуал. При всём уважении к его высокопреосвященству, — на безукоризненном вальхеймском отозвался гость, — я считаю, что это ни в коей мере не опорочит ваше доброе имя, монсеньор. Наоборот, согласившись на обряд, вы очистите свою честь от всякого поклёпа.

Нравятся мне эти илланцы.

И снова воцарилось молчание. Не знаю, как Моран умудрился выжить под испепеляющим взглядом прелата. От меня бы, будь я на месте маркиза, уже давно бы и косточек не осталось.

Но Стража было не так-то просто выбить из седла. С холодной невозмутимостью он спросил:

— Так каково же будет ваше решение, монсеньор?

В вязкой тишине, молочным киселём растёкшейся по залу, слова кардинала прозвучали подобно оглушительному набату:

— Я не стану играть в ваши грязные игры, маркиз! Я отказываюсь от ритуала!

Кто б сомневался.

— Тогда мне ничего не остаётся, кроме как, следуя древнему закону Вальхейма, вызвать вас на бой. От него, — Моран жёстко усмехнулся, — вы не сможете отказаться. Вам же дорога ваша честь, монсеньор?

По лицу огненного мага змеёй скользнула усмешка, от которой моё бедное сердечко остановилось окончательно и бесповоротно.

— А вот в этом удовольствии я себе точно не откажу.

 

Глава 27

По требованию Морана, бой решили провести сразу же, не покидая пределов дворца. Кардинал, правда, поначалу артачился. Заикался, что ему необходимо не то подготовиться, не то настроиться. Но его величество, раздражённый странным поведением прелата и тем, что приветствие илланского посла неожиданно прервали, капризно топнул ногой, а для пущего эффекта ещё и тростью пристукнул, и велел покончить с этим фарсом немедленно.

Немедленно так немедленно. Нам эффект неожиданности был только на руку. Но даже несмотря на то, что противника удалось застать врасплох, у меня всё внутри сжималось от тревоги.

Не то чтобы мне легко удавалось расшифровывать чужие эмоции… Злость и досада были написаны у Бофремона на лице, это видел каждый. Но сколько ни пыталась уловить во взгляде треклятого мага хотя бы тень страха — всё тщетно. Только пламя ярости отражалось в янтарных, отравленных ядом ненависти глазах.

То ли кардинал ещё до конца не осознал, что вот-вот сразится со Стражем. Не просто с магом-стихийником, а с опытным воином, в жилах которого текла кровь тёмных чародеев. То ли…

Я поневоле ждала подвоха и буквально физически ощущала опасность, нависшую над Мораном.

Хотела к нему протиснуться, чтобы поделиться своими страхами, предупредить, но в зале началась самая настоящая сумятица. Последовать в парк за дуэлянтами придворным не позволили, и галдящий поток хлынул к стеклянным дверям. Меня как штормовой волной, пёстрой, обильно надушенной и присыпанной пудрой, вынесло на террасу и пришпилило, точно бабочку к картонке, к гранитной балюстраде.

Вовсю орудуя локтями, ко мне протиснулась Софи.

— Что задумал твой муж?! Он что, действительно намерен убить прелата? Это правда?! Всё, что сказал маркиз! — Щёки девушки раскраснелись, глаза блестели, не то от волнения, не то от возбуждения и предвкушения дармового зрелища.

Конечно, Софи легко предвкушать и ждать! Это ведь не её любимый должен сразиться с мерзким ужом-прелатом!

А мой. Мой! И я не позволю никакой мрази, вроде лжесвятоши, его у меня отнять!

Вот только что я могла сделать, стоя в окружении ни на секунду не смолкающих дармоедов, только и годных на то, чтобы с утра до вечера чесать языками, охорашиваться перед зеркалами и строить друг другу козни.

И я от них недалеко ушла. Такая же бесполезная.

— Александрин… — Поняв, что творится у меня в душе, Софи неловко коснулась моего плеча.

— Всё хорошо. — Вперилась взглядом в просторный, присыпанный щебнем парадный двор, окаймлённый слева и справа светлыми флигелями Анфальма.

Первым из здания дворца показался Моран. Маркиз успел сбросить камзол и закатал рукава рубашки. Его высокопреосвященство тоже поспешил избавиться от сутаны, и теперь ничем не отличался от обычного дворянина.

Высокий, поджарый — было видно, если Бофремон в себе что и тренировал, то точно не веру и преданность королю и королеве. Одежда не скрывала его сильного, отточенного годами тренировок тела. Мышц, проступавших под тонкой тканью рубашки, яростной мощи, что исходила от колдуна.

При взгляде на прелата меня затопила паника.

Бофремон ведь могущественный маг! Пусть и не Страж. Зато в нём не сидит никакая тварь, которая то придаёт Морану силы, то их же у него отнимает. Как поведёт себя демон на этот раз?

Как бы ни пришлось его светлости сражаться на два фронта…

Мужчины встали друг напротив друга на расстоянии в несколько футов. Кардинал вскинул руки, готовясь не то нападать, не то обороняться. Страж не шевелился, ожидая, когда его величество разрешит начинать.

Придворные почтительно расступились, пропуская монарха к краю террасы. Стук трости казался мне оглушительным, я вздрагивала от каждого ритмичного удара по прогретому тусклым солнцем мрамору — удары эти, точно бой часов, отсчитывали последние секунды до фатальной (надеюсь, фатальной для Бофремона) схватки.

По правую руку от монарха пристроился илланский посол, по левую замерла королева. Все затаили дыхание, глядя на казавшегося безмятежным маркиза и кардинала, опасного и хищного.

— Начинайте!

Вздрогнула, хоть и была готова к королевской отмашке.

Не теряя драгоценного времени, Бофремон сразу пошёл в наступление. Пламя, вырвавшись из раскрытых ладоней мага, алой, с жёлтыми переливами птицей взметнулось в небо и спикировало на Стража. Мне показалось, что Моран, не ожидавший столь сокрушительной атаки, растерялся.

Толпа напряжённо ахнула.

В последний момент маркиз успел откатиться на несколько футов, и мощный огненный залп ударил в землю. Каменная крошка брызнула во все стороны, а потом осела чёрными угольками в лёгком дымном ореоле.

За первым выпадом последовал второй, такой же стремительный, исступлённо-яростный, едва не стоивший моему мужу жизни. Огненное лассо овилось вокруг запястья Стража, опалив кожу. Я вскрикнула, прижала к лицу дрожащие ладони. Другую сплетённую из пламени петлю демонов маг собирался набросить маркизу на шею, мечтая не то спалить противника заживо, не то задушить.

К счастью, его светлость среагировал быстро. Нейтрализовал пламя прежде, чем то оставило у него на теле очередную кровоточащую рану.

Не в силах смотреть на искажённое болью лицо мужа, я трусливо зажмурилась. Пропустила момент, когда его высокопреосвященство унесло к фонтану резким порывом всё сметающего на своём пути ветра. Бофремона впечатало в пышный бюст мраморной красавицы-русалки, исторгавшей из себя пенные потоки воды, мерцавшие и переливавшиеся в лучах бледного, подёрнутого дымкой облаков солнца.

И пока служитель Единой приходил в себя, выбирался из фонтана, мокрый и злой как демон, с небес на землю, вытекая из нависшего над Анфальмом огромного седого облака, к земле потянулась туманная воронка. Повеяло холодом, ледяной ветер вместе с мурашками пробежал по позвоночнику. Я поёжилась. Страж, белый от напряжения, создавал из магии воздуха самый настоящий смерч. Словно гигантский хобот, тот втягивая в себя мелкие камни и редкую листву, что срезал с ближайших деревьев. Густел, с каждой секундой становясь мощнее и больше.

— Всё-таки он убьёт его, — шевельнула губами Софи, не отрывая взгляда от крепнущего магического вихря.

Я уже видела, как кардинал исчезает в этом урагане, растворяется в нём навечно. И неважно, что потом придётся собирать его останки по всему парку. Я сочувствовала слугам, которые будут вынуждены этим заниматься, но совсем не прелату.

Сладостное видение, возникшее перед внутренним взором, уже готово было стать реальностью, в которой справедливость наконец-то восторжествовала бы. Когда случилось то, чего не могла представить даже в самом жутком ночном кошмаре.

Бофремон, вместо того чтобы хлопнуться от страха в обморок или же сдаться и молить о пощаде, закричал что есть мочи. Слова древнего вальхеймского языка сотрясли пространство, и в туманную воронку, что неслась на прелата, стала вплетаться тьма. Чёрные нити древней магии потянулись к колдовскому вихрю, свиваясь с ним воедино, и исходили они… Нет, не от Морана.

От кардинала.

— Одержимый! — совсем близко послышалось изумлённое восклицание одного из Стражей.

Я едва не задохнулась от зловония, источаемого прелатом. Глаза — бездонные омуты, кривой разрез рта — демоническая ухмылка. Сейчас в Бофремоне не было ничего человеческого. Одержимость Морана пугала. Демон же кардинала вызывал отвращение.

— Мерзость, — борясь с накатывающей тошнотой, выдавила из себя и едва не свалилась с террасы. Подалась вперёд, не веря своим глазам, благо Софи удержала и затащила меня обратно.

И сама не поняла, то ли закричала, то ли заскулила жалобно: напитавшийся тьмою вихрь обратился против Морана и теперь двигался на него. На дворец, на шокированных правителей, раздавленных предательством кардинала, на их ошеломлённых подданных.

От очередного хлёсткого порыва ветра придворные слаженно ахнули, начали пригибаться, в панике хватаясь друг за друга или за что придётся. Я впилась пальцами в гранитные перила балюстрады, больно царапавшие кожу. Ситуация накалялась не только на поле боя, но и среди зрителей. Оставаться на террасе теперь было небезопасно. Меня сейчас или столкнут с неё нечаянно в этой неразберихе, или, если вовремя не остановить смертоносное торнадо, нас всех затянет в сизую воронку, безжалостно сметавшую всё на своём пути.

Несмотря на сопротивление Морана, из последних сил сдерживавшего подступающий, пронизанный тьмою вихрь, самые впечатлительные поспешили вернуться в зал, опасаясь оказаться в смертельной ловушке чар. Короля с королевой увела охрана, расчищая венценосным дорогу алебардами. Софи тоже куда-то подевалась.

Впрочем, на неё мне сейчас было плевать. Как и на хаос, творившийся вокруг. Я не сводила с Морана взгляда. Перед простёртыми руками мага как будто выросла невидимая преграда. За этой незримой чертой ярилась неукротимая стихия, из стороны в сторону раскачивая деревья, ломая ветки, покрывая воду в фонтанах рябью, выдергивая из цветов потускневшие лепестки. Мраморную красавицу-русалку испещрили трещины. Лицо её, до этого прекрасно-безмятежное, прорезала зловещая, кривая ухмылка-трещина. Осколок хвоста, подвластный движению руки кардинала, понёсся на Стража.

— Моран!!!

Его светлость успел рухнуть на колени, в момент, когда у меня уже, кажется, остановилось сердце. Мраморная глыба пролетела прямо у него над головой и врезалась в стену, и вот уже глубокими трещинами пошёл фасад Анфальма. За одним «снарядом» тут же последовал другой, за ним третий, и каждый настойчиво искал свою мишень.

Было видно, что несмотря на отчаянные попытки, Моран не способен обратить зачарованный вихрь против кардинала. Сдерживать подступающую стихию и при этом уворачиваться от атак одержимого — маркизу, ослабленному демоном, было не под силу.

Страж уже даже не пытался подняться с колен. Я видела, как на тянущихся к смертоносному источнику руках мужа бугрятся от напряжения мышцы, как глаза ему слепит пот, смешанный с кровью. Словно находясь с ним рядом, слышала рваное дыхание, хрипло вырывающееся из груди.

— Вы должны вмешаться! Скорее! — будто и не мои прозвучали слова, больше напоминавшие крик раненой птицы. — Да помогите же ему!

Но Стражи остались немы к моим мольбам, потонувшим в оглушительной какофонии.

— Нельзя, — в тревожном гуле голосов раздался ответ, в котором сквозила горечь. — Бой прекратится только в случае смерти одного из противников. Или если один из них признает себя побеждённым.

Я даже не поняла, кому принадлежал этот голос. Кажется, магистру Броссару, не последовавшему примеру большинства, укрывшихся в стенах Анфальма. Я не шевелилась, боялась отвести от мужа взгляд и пропустить страшный, роковой момент, когда вихрь, неумолимо надвигавшийся на маркиза, поглотит его, разорвёт в клочья.

А следом и нас.

Признает поражение? Только не Моран. Он не колеблясь предпочтёт позору смерть. Да и не остановится сейчас кардинал.

Бофремону теперь уже нечего терять.

А я в любой момент могла лишиться самого дорогого.

Демона Морана я не чувствовала. То ли Страж и его пытался сдерживать, то ли тварь решила затаиться и не подпитывать моего мужа силой, дабы упростить прелату задачу по уничтожению мессира маркиза.

Зато близость мерзкой твари, что засела в Бофремоне, с каждым мгновением ощущалась всё острее. Я буквально осязала её мощь, безграничную власть высшего над бывшим служителем Единой.

Насилу оторвав от мужа взгляд, зажмурилась, обращаясь к своему дару, концентрируясь на нём. Вчера, пытаясь изгнать из Морана чудовище из потустороннего мира, я потерпела фиаско. По моей вине Стражу пришлось пережить немало мучительных мгновений.

А как насчёт кардинала? Нет, очищать его от демонической напасти я не собиралась. Но если получится причинить боль этому выродку, ослабить его, буду безмерно рада.

И я отдала первый ментальный приказ. Сосредоточенная на своих эмоциях, на связи с демоном, не увидела, как лицо Бофремона исказилось гримасой боли. Зато услышала громкий, нечеловеческий рык, вспоровший туманный, напитавшийся предгрозовой влагой и пеплом воздух.

В своём волеизъявлении я была настойчива. Не просила, требовала, чтобы демон обглодал его высокопреосвященство до косточек. Чувствовала сопротивление высшего, отказывавшегося исполнять моё желание.

Самое страстное сейчас и самое отчаянное.

С маркизом я вчера осторожничала, боясь причинить ему боль. А здесь решила не церемониться. Снова и снова повторяла мысленно, словно заведённая, горячо желая смерти человеку, по чьей прихоти было искалечено столько судеб. Не сосчитать, сколько за последние месяцы по вине Бофремона погибло людей.

Приоткрыв глаза, увидела, что кардиналу уже не до боя. Словно побитая собачонка, скулил он, стонал, визжал и кричал, катаясь по выжженной земле. Высший, хищник по природе, только вкусив кардинальской плоти, уже не мог остановиться, пожирал его изнутри.

— Лучше отвернитесь, — попытался утянуть меня в зал магистр Броссар. — Зачем вам это видеть?

Терраса опустела. Остались только самые стойкие и неравнодушные: я и пожилой маг, единственные свидетели страшного окончания дуэли.

К счастью, страшного для Бофремона.

Собрав в кулак последние силы, Моран поднялся на ноги. Не знаю, как сумел оттолкнуть от себя густившуюся, готовую поглотить его тьму. Последний предсмертный вопль кардинала прокатился по парку и тут же стих, затерявшись в воронке мглы. В этом колдовском вихре исчез и сам прелат, вместе со своим демоном.

А я, вырвав руку из сухих, морщинистых пальцев мага, бросилась в тронный зал, а оттуда, расталкивая трясущихся, точно в лихорадке, придворных, помчалась к лестнице. Чудо, что с неё не навернулась и не сломала себе шею.

Скинув неудобные туфли, не обращая внимания на колющую ступни обжигающе горячую каменную крошку, бросилась к маркизу, опережая спешащих к нему Стражей.

Моран сидел, прислонившись к бортику раскуроченного бассейна. А над ним возвышалась жутковатая, изуродованная стараниями кардинала статуя русалки, лишившаяся не только хвоста, но и головы, что совсем недавно была катапультирована в моего мужа.

К счастью, в цель свою этот мраморный аналог пушечного ядра так и не попал. Зато познакомился с окном первого этажа, некогда расчерченным на мелкие квадраты рамой, а теперь живописными осколками укрывавшим землю.

Моего супруга хоть и нельзя было назвать невредимым, но, по крайней мере, в отличие от русалки, голова и руки у него были на месте. А вот хвоста у его светлости отродясь не было.

— Ты сейчас похож на трубочиста, — прижалась губами к перепачканному пеплом лбу маркиза.

— А ты на ангела. — Моран слабо улыбнулся и привлёк меня к себе. — Моего ангела-хранителя.

 

Глава 28

 Следующие несколько дней Вальхейм лихорадило. Известие о смерти кардинала и о его многочисленных преступлениях ураганом пронеслось по всему королевству, посеяв смятение, разочарование, гнев в сердцах людей.

Зато в жизни некоторых — родных и близких безвинно пострадавших магов — этот ветер перемен принёс надежду. Судебные разбирательства по делам колдунов, якобы призывавших в Навенну демонов, были приостановлены. Теперь оставалось только набраться терпения и дождаться, когда невиновные окажутся на свободе, а их места в самых высоких, неприступных башнях Фор-Левека и его сырых подземельях займут настоящие заговорщики. Те маги, которым Бофремон посулил власть и богатства и которых собирался поставить во главе королевства после свержения истинных правителей Вальхейма.

Мэтр Легран вернулся в столицу и был принят обратно в коллеж стихий с распростёртыми объятиями, на прежнюю должность магистра. За пожилого колдуна ходатайствовал Моран, которого его величество теперь готов был на руках носить, боготворить и выполнять любое его прошение.

Король и королева пребывали в лёгком шоке. Или не в лёгком… Её величество, для которой вера в Единую и в служителей богини, являлась краеугольным камнем, заложенном в фундаменте её жизни, была раздавлена изменой прелата. Алайетт на протяжении нескольких дней не покидала своих покоев, оплакивая погибших и взывая к милости пресветлой Виталы. Не подпускала к себе даже любимиц-фрейлин. Только пару раз встретилась с илланским послом, прежде чем герцог Кастальдо покинул Навенну, довольный успешным завершением переговоров.

Отныне Иллания и Вальхейм, несмотря на козни Бофремона, его попытки развязать между соседями войну и урвать для себя лакомый кусок земли, снова стали друзьями и союзниками.

Жажда власти толкала первого министра короля на поистине нечеловеческие поступки. Обыскав кардинальский дворец, Стражи выяснили, что мерзавец проводил эксперименты над магами-стихийниками, использовал их в качестве опытного материала. Подселял в несчастных демонов, надеясь разгадать секрет морров и понять, как древние чародеи, черпая из потусторонних тварей силу, сохраняли при этом свои тела невредимыми и не теряли рассудок.

Не знаю, удалось ли кардиналу разгадать тайну древних, и даже боюсь предположить, сколько одержимых, ставших таковыми не по собственной воле, заплатило своими жизнями за эту жажду знаний, власти и поживы.

Призывая в Вальхейм демонов, кардинал надеялся, что маги, отчаявшиеся и напуганные, для борьбы с потусторонними тварями рано или поздно обратятся к тёмной магии предков. Думал, убийство короля и королевы станет финальным аккордом в его кровавой пьесе.

А потом в грандиозные планы его высокопреосвященства вмешался маркиз де Шалон.

Бофремон мечтал возродить морров, стать первым среди первых, а в итоге превратился в пепел и тлен.

Ещё нескоро вальхеймцы забудут о кошмарах минувших месяцев. И тем не менее я верила, что рано или поздно наше королевство оправится от трагедий, от страшных потрясений. Навенна снова станет самой прекрасной столицей мира, городом, красоту которого воспевали и будут воспевать в своих балладах трубадуры. Городом, где люди будут без страха выходить из домов, не боясь нарваться на одержимого или принявшего человеческое обличье демона.

Моя любимая светлость оправлялся и поправлялся вместе со столицей. Даже, как по мне, выздоравливал слишком быстро. Нет бы со мной денёк-другой в кровати поваляться. В кои-то веки отдохнуть, книжки почитать, да и просто пообниматься и вволю нацеловаться. Но это же де Шалон! Не успев избавиться от демонической заразы, Моран сразу же вернулся на службу.

Я готова была молиться на доброхота, сообщившего маркизу о местонахождении артефакта. В тот же день дворец кардинала был тщательно осмотрен, а уже вечером на моих глазах камень вобрал в себя всю тьму, что отравляла и медленно убивала Стража.

Кристалл, некогда прозрачный, чистый, как капля родниковой воды, а после изгнания высшего ставший чернее угля, был уничтожен. Вместе с ним этот мир покинул и демон.

На всё имущество кардинала был наложен арест. Не тронули только дворец д’Альбре, по бумагам принадлежавший незаконнорождённому сыну прелата, герцогу д’Альбре. Его светлость заклеймил действия отца и прилюдно от него отрёкся. Это-то и спасло Кретьена от ареста и безденежья.

А жаль. Нет, против марионетки Серен-Опаль мы ничего не имели. Даже ту дуэль с големом ему простили, ведь действовал Кретьен по наущению своей злопамятной супруги. Но его арест дал бы Морану повод взять под стражу и псевдогерцогиню.

Увы, его величество объявил, что дети не повинны в грехах отцов. Таким образом Люстон XIV желал показать своему народу, что королевское милосердие безгранично.

— А может, ну её, Серен? — лениво ковыряя жаркое из кролика, спросила я, прервав страстный диалог мужа с шевалье де Лаленом.

Вот уже битый час, вместо того чтобы наслаждаться вкуснейшими блюдами и терпко-сладким вином из Гавойи, они решали, как именно лучше наказать мою мерзопакостную кузину. Мне оставалось только диву даваться и поражаться неиссякаемой фантазии обоих братьев.

Скормить Серен акулам? Замуровать в самой высокой башне самого отдалённого монастыря? Пинком под зад сбросить с крыши Анфальма? Энтузиазма маркиза и шевалье хватило бы ещё на дюжину вечеров.

— Не верю, что она успокоилась. — Моран откинулся на спинку стула и промокнул губы салфеткой. — Пока жива она, ты в опасности.

— Серен — воровка и убийца! — с жаром припечатал Касьен. — Или ты уже забыла, что она украла у тебя силу? Только за одно это её следует наказать! Уже молчу про многие другие преступления.

— Ну, то, что она украла силу, доказано не было. Это всего лишь мои предположения, — справедливости ради заметила я.

— Есть у меня одна идея, как можно опровергнуть их или подтвердить. — Допив вино, рубином расплескавшееся по дну бокала, Страж приблизился ко мне. — Если ты уже поела, предлагаю прогуляться.

В глазах мага, чёрных, как смоль, отражались блики пламени, делая взгляд теплее, мягче. Губы же украшала самая потрясающая из всех улыбок: светлая, чистая, безмятежная.

Избавившись от демона, Моран преобразился. И я вместе с ним. Мы начинали новую жизнь, и, наверное, маркиз прав. Единственное, что могло её омрачить, отравить наше с ним существование — это Серен. Она действительно заслуживала наказания.

Вот только мне совсем не хотелось, чтобы Страж брал грех на душу. Было бы здорово, если бы кузину настигло возмездие, но только без нашего участия!

Я безумно устала от вражды и от бесконечных интриг. От ненависти, что испытывала к Серен и которую она питала ко мне.

Сейчас я мечтала об одном: о спокойной жизни на лоне природы в Валь-де-Манне. С моим Стражем и нашим пока ещё крошечным сокровищем, что продолжало расти во мне.

Вложив руку в ладонь мужа, улыбнулась, почувствовав тепло его пальцев.

— И куда же ваша светлость изволит прогуляться на ночь глядя?

— В Альнею. За ответами, которые ты так долго искала.

— Заинтриговал.

В древнее святилище, хранившее в себе тёмные сущности всех живущих ныне Стражей, мы отправились без Касьена. Шевалье умчался на свидание с мадам Мариетт, несколько месяцев назад потерявшей мужа.

Хвала Единой, теперь с её отцом, мэтром Леграном, всё в порядке. А в будущем мадам Мариетт, возможно, обретёт и самого лучшего в мире супруга и отца для своего будущего ребёнка.

Лучшего после Морана, конечно же.

Альнея встречала нас тишиной, сумраком и прохладой, веявшей от древних стен. Пламенем факелов, золотившим серый камень, рождавшим причудливые тени на бугристой кладке. Которых я теперь не боялась.

Рядом с Мораном чувствовала себя неуязвимой и бесстрашной.

— Так с кем же мне на сей раз предстоит общаться? — в который раз поинтересовалась у скрытного нашего, никак не желавшего удовлетворить моё любопытство. — Если с твоей копией, то смею тебе напомнить, наше с ним знакомство вышло не из приятных. Характер у твоей сущности преотвратный.

— У той, с которой я тебя познакомлю, полагаю, тоже не сахар, — по лицу Стража расползлась издевательская улыбка.

— Моран!

Любит он играть мне на нервах. Даже сейчас, когда перестал быть зачарованным и одержимым.

— Не капризничай, — тихонько рассмеялся его упрямая светлость и крепче сжал мою ладонь, заслышав шёпот, доносящийся из зеркал. Я вздрогнула, но тут же себе напомнила, что сущности Стражей не опасны. Они всего лишь призраки своих могущественных хозяев. — Сейчас сама всё увидишь.

— Нравится тебе меня мучить.

— Уже пришли.

Маркиз остановился перед зеркалом — последним в бесконечной веренице зеркал. В серебристой глади густился туман. Поднеся руку к потемневшей, растрескавшейся от времени рамы, по которой вился почти не различимый узор и слова древнего языка, маг прижался к ней ладонью и что-то неразборчиво зашептал. Знаки замерцали, словно по желобам рамы потекла лава, и мгла в зазеркалье начала принимать очертания человеческой фигуры.

Превращаться в девушку. Стройную и ладную. Высокую, темноволосую.

Зеленоглазую.

Волнение, прокатившееся по телу и готовое вырваться наружу коротким вскриком, застряло в горле. Я сглотнула, зачем-то зажмурилась, чтобы в следующий миг распахнуть глаза.

Из зеркала на меня смотрела… я сама.

— Кого я вижу! — захлопало ресницами в притворном удивлении отражение и опустилось перед нами в кокетливом реверансе. — Неужели госпожа маркиза решила познакомиться со своим альтер эго?

— Э-э-э… доброго вечера, — зачем-то брякнула я.

Тень усмехнулась:

— Давно пора.

Помню, какой шок испытала, встретившись с заточённой в Альнее версией Морана. А увидев себя — растерялась. Впала в самый настоящий ступор. Стояла, позабыв, как дышать, не шевелясь. Просто смотрела на девушку, улыбающуюся мне из зазеркалья. Улыбка эта вышла немного насмешливой, немного ехидной, но не было ни в ней, ни в чуть прищуренных пронзительных зелёных глаз злости, какая тогда исходила от двойника Стража.

Одета Александрин номер два была, как и я: в пышное платье из бледно-розового фая, с манжет и выреза которого стекало белоснежное кружево, красиво его обрамляя. Если бы сущность, беря пример с меня, тоже не двигалась, я бы решила, что передо мной самое что ни на есть обычное зеркало, а девушка в отражении — это я сама.

— Думала, придёшь раньше. Разве тебе не интересно узнать правду?

Ещё и спрашивает! Да я полжизни готова отдать (не своей, конечно же, а вот Серен или Адриена — запросто), лишь бы наконец понять: кто и у кого забрал силу и кому эта самая сила принадлежала изначально!

Если мне, тогда получается, кузина не просто лишила меня магии. Она отняла у меня много большее! Любовь матери, уверенность и веру в саму себя, надежду на счастье.

Кто знает, как бы сложилась моя судьба, не признай жрецы Единой меня тогда пустышкой. Хотя, с другой стороны, ничего бы этого не было. И я бы, возможно, даже не повстречала Стража.

Так что жалеть о прошлом глупо. А вот узнать его тайны — необходимо.

Иначе не смогу успокоиться.

— Подойди. — Продолжая загадочно улыбаться, призрачная дева поманила меня игривым движением пальца.

— И чем же мне придётся с тобой расплачиваться за правду?

Знаю я этих вымогателей. Касьен рассказывал о том, как тень Серен всё время свободу у Морана клянчила. Видите ли, ей в зазеркалье было тоскливо и скучно. А раз теперь её сущность заменила моя, то…

Уф, совсем запуталась.

— Просто подойди, — сверкнула хитрыми глазищами красавица. Изумрудными, как у кошки, яркими, пронизанными золотом пламени.

— Не бойся, — мягко шепнул Моран. — Она не причинит тебе вреда. К тому же я рядом.

Поколебавшись с мгновение, шагнула ближе к напольному зеркалу. Девушка в нём протянула мне руку, прижалась ладонью к мерцающей глади. И я, следуя её примеру, прикоснулась к отражению. Наши ладони сомкнулись. Даже сквозь хрупкую зачарованную грань, что разделяла нас, я ощутила жар, сорвавшийся с кончиков её призрачных пальцев.

Вздрогнула от пробежавшего по телу обжигающей волной пламени и почувствовала, как погружаюсь в океан прошлого.

Тёмные воды которого сомкнулись надо мной…

…Богато обставленная комната. От позолоты, растекающейся по мебели красного дерева, цветочными узорами распускающейся на шёлке обоев, слепит глаза. Но я не замечаю всей этой роскоши, слишком для того мала. Сижу на высоком стуле и играю на клавесине. Вернее, бренчу, шлёпая по клавишам крошечными ладошками, сочетая несочетаемые звуки.

Тётушка морщится. Кажется, моими стараниями у графини ле Круа начинает болеть голова.

— Ксандра, перестань немедленно! — раздражённо вскрикивает она. — Скорее подойди сюда. Ты ведь привезла с собой ту куклу, которую я тебе дарила?

— С мадмуазель Лорели я не расстаюсь никогда. Даже Маржери нельзя с ней играть.

— Подойди сюда, — повторяет её сиятельство и манит меня, улыбаясь.

Я спрыгиваю со стула, бегу, топоча ногами по тёплому паркету, по которому прыгают солнечные зайчики. Спешу к любимой тётушке, доверчиво показываю ей куклу, что прежде, пока я играла на клавесине, смирно лежала у меня на коленях.

— Вот она.

Анабель ле Круа опускается передо мной на корточки, шурша парчой юбки, на которой цветут розы из драгоценных камней. Нос щекочет терпкий запах парфюма, меня так и подмывает чихнуть. Рыжие кудри, обрамляющие бледное от белил лицо графини, блестят в полуденных лучах яркого летнего солнца. Как и её зелёные-презелёные глаза.

— А давай поступим так. Ты мне её сейчас отдашь, на время, а пока поиграешься с другой куклой. — Тётушка поворачивает голову, я слежу за её взглядом и вижу невероятной красоты фарфоровую игрушку. Волосы у неё, как у графини, и такие же колдовские глаза. И платье сверкает и переливается от обилия рассыпанных по лифу и шёлковому подолу камней. Ну прямо как у мадам ле Круа.

— Какая красивая, — восторженно шепчу я, машинально разжимая пальцы, отпуская Лорели.

— Посиди пока здесь. Я скоро вернусь. Только не играй на клавесине! — Графиня поднимается с колен, и я жадно вдыхаю непротравленный духами воздух. Бегу к окну, на подоконнике которого, широко расставив ноги, сидит самая прекрасная в мире кукла. Восторженно взвизгиваю, тянусь своими ручками к фарфоровой красавице, каких прежде никогда не видела, и слышу за спиной мягкий, вкрадчивый голос тётушки: — Ксандра, ты ведь не против, что я заберу её на время?

— Неа.

— Согласна? — зачем-то уточняет мадам ле Круа.

— Ага, — рассеянно отвечаю я, с трепетом проводя пальчиками по складкам юбки сказочной принцессы.

— Поиграй пока.

И снова шуршание платья, за которым шлейфом тянется густой аромат духов. Слышу скрип отворяющейся двери. Оборачиваюсь на звук и вижу в проёме приоткрытых створок жутковатую, сгорбленную старуху, своими крючковатыми пальцами хватающую мою любимую куклу.

Зажмуриваюсь испуганно, а открыв глаза, понимаю, что в комнате я одна. Вокруг никого. Пустота.

И внутри меня тоже разрастаются холод и пустота. Тьма.

Я больше не чувствую в себе огня.

Домой мы отправились тем же путём, каким попали в древнее святилище Вальхейма: через зачарованное зеркало, что стояло в келье одного из его служителей — молчаливого седовласого господина, с которым Моран уже давно водил дружбу. Взаимовыгодную. Его светлости предоставлялся доступ к подземелью Альнеи, в то время как пожилой маг обогащался за счёт маркиза и наверняка радовался каждому его визиту.

Но что-то мне подсказывало, что сегодняшнее посещение древней обители стало последним. Стражу больше незачем было туда возвращаться. Некого искать.

— Ног под собой не чувствую. — Оказавшись в мужниной спальне, я с наслаждением скинула туфли, зарываясь ступнями в густой, приятно покалывающий кожу ворс ковра.

И, пока Моран зажигал свечи, белевшие в ажурных канделябрах, я освобождала свою копну от серебряных шпилек, кои сегодня утром в меня щедро понатыкала Мадлен. Ни с чем не сравнимое удовольствие: распустить волосы, ослабить корсаж.

Узнать правду.

Которую Анабель ле Круа надеялась унести с собой в могилу. И таки унесла. Наверняка покойная графиня и предположить не могла, что спустя столько лет обман не просто раскроется, сила вернётся к своей законной хозяйке.

Ко мне.

Стоя у окна, за которым плескалась пронзительно-синяя, вся в блеске бриллиантов-звёзд ночь, я меланхолично размышляла о прошлом, о коварстве родной тёти, ради пустышки-дочери, а может, в стремлении избежать позора, решившейся на богопротивный поступок. Расчёсывая пальцами волосы, тёмной пелериной укрывшие мне плечи, вглядывалась в своё размытое отражение.

Как будто видела себя впервые в жизни.

— Получается, подаренная графиней кукла постепенно вытягивала из меня магию, словно губка впитывая её в себя. Они обманом заставили меня отказаться от дара и подарили его Серен. Всю свою сознательную жизнь я считала себя ничтожеством.

— Ничтожеством была не ты, а она. — Моран бесшумно приблизился ко мне, мягко привлёк к себе.

Было безумно приятно вот так стоять, укрывшись в его руках, ощущая твёрдость горячей мужской груди, к которой меня прижимали, и тяжесть ладоней у себя на талии.

Несколько месяцев назад, в ночь нашего знакомства, я трепетала в его объятиях, дрожала осиновым листом, мечтая, чтобы поскорее отстранился и вместе с тем желая и дальше чувствовать его присутствие. Его близость. От которой сейчас, как тогда, приятно кружилась голова и сердце в груди начинало учащённо биться.

Усталость, опустошение, вызванное сногсшибательным открытием, смешались с будоражащим чувством волнения, пьянящим предвкушением. От него покалывало кончики пальцев и томительно-сладко тянуло низ живота. Так происходило всякий раз, стоило мне оказаться в его объятиях.

В тусклой глади окна теперь отражались он и я. Две такие разные половинки, несмотря на все невзгоды и испытания, что выпали на нашу долю, сумевшие найти дорогу друг к другу и стать единым целым.

Моран продолжал смотреть мне в глаза, отражавшиеся в этом импровизированном зеркале, как будто пытался загипнотизировать, хоть в том не было необходимости. Я и так была им одурманена, зачарована.

Добровольно пленила себя любовью, с того самого момента, когда впервые его увидела. Потонула в блеске тёмных, колдовских глаз. Ведомая шёпотом любимых губ, сейчас ласкавших какую-то невероятно чувствительную точку у меня за ушком, готова была бежать за ним хоть на край света.

И знала, что ради меня и для меня он сделает то же самое.

Нарочито медленно и в кои-то веки аккуратно, желая растянуть эти мгновения сладострастной прелюдии, и, чтобы обострилось чувство предвкушения, а у меня ещё больше задрожали коленки, его светлость расшнуровывал мне корсаж. Тихим, севшим от желания голосом нашёптывал на ухо, что я его вся. Без остатка.

Так было и так будет всегда.

Зашуршали юбки, одна за другой скользнувшие на пол.

Моран прижал меня к себе крепче, теснее, заставляя жмуриться от наслаждения. Кажется, ещё немного и замурлычу в его руках, как самая настоящая, приласканная хозяином кошка.

Вместе с поцелуями, невесомыми бусинами распустившейся жемчужной нити рассыпавшимися по плечу, по коже разбежались и мурашки. Хлынули вниз, вдоль позвоночника, по напряжённой груди, оседая внизу живота, под пальцами маркиза, неторопливо ласкавшими меня.

— Ты будешь гореть сегодня для меня. Со мной. Александрин… — выдохнул моё имя, страстно, хрипло, обжигая своим дыханием.

Своим взглядом, который по-прежнему не отводил.

Я всхлипнула от очередной изощрённо-неспешной ласки, выгнулась в его руках, готовая гореть вместе с ним, стать средоточием его пламени, и услышала шёпот-признание:

— Ты — моё желание. Мой огонь…

Резко развернув к себе, Моран завладел моими губами, порывисто, жадно, заточая в плен своих ладоней моё лицо. Проникая в меня, сливаясь со мной в упоительном, дурманящем поцелуе. От такого не только сердце сбивается с ритма, но и мир замирает вокруг.

Исчезает, растворяясь в мареве желания, которое нам обоим никогда не удастся утолить.

Ему всегда будет меня мало, а мне его.

— Начинаю подозревать, что у тебя имеется ещё один скрытый дар, — улыбнувшись, легко подхватил меня на руки маркиз и понёс к кровати, не сводя потемневшего, наполненного страстью взгляда с припухших от поцелуев губ, которые я продолжала игриво покусывать. Намеренно дразня мужа, распаляя его ещё больше. — Превращение меня в зависимого от тебя.

— Ничего не имею против такой зависимости. — Пальцы запутались в короткостриженых, чёрных как смоль волосах мага.

Потянулась к Стражу и теперь уже прикусывала губу ему. В поцелуе, в котором нежность смешалась с голодом, жаждой, что магнитом притягивала нас друг к другу.

Наградой мне стал тихий рык, полыхнувшее в диком, алчущем взгляде возбуждение. Которое он больше не пытался сдерживать.

Меня опрокинули на кровать.

Почувствовав, как обнажённая кожа соприкоснулась с шёлком простыней, я зажмурилась от удовольствия. В контрасте с прохладой ткани, в отблесках пламени отливавшей то золотом, то серебром, обжигающе горячими казались прикосновения любимых губ и рук.

Я потянулась к нему, привлекая к себе своего мужчину. Обвивая ногами его бёдра, желая разделить с ним его желание, его страсть, волнами накатывающие на него, на нас.

Подалась навстречу губам, жадно припавшим к сладко ноющему полушарию. Прогнулась покорно, подвластная горячим, властно удерживавшим меня за бёдра рукам. Всхлипнула от дразнящей ласки языка, не перестававшего теребить тугую горошину соска. Другую его светлость принялся неторопливо перекатывать между пальцами, посылая по всему моему телу разряды удовольствия. Яркого, острого, невозможного.

— Войди в меня, — прошептала, раскрываясь. — Скорее… Хочу тебя, — требовала, умоляла.

Желала.

Только его. Сейчас так же сильно, как в нашу первую брачную ночь. И все ночи после неё.

— Как будет угодно моей маркизе, — низкий, хриплый шёпот с едва уловимой смешинкой.

Запястья оказались в плену сильных пальцев. Нежно вжимая мои руки в некогда пышно взбитые подушки, Моран накрыл меня собой. Обездвиживая, подчиняя. Закусив губу, я взволнованно задержала дыхание, наслаждаясь долгожданным ощущением наполненности, единения. Каждым его проникновением. Поначалу такими томительно медленными, от которых кругом идёт голова, а с губ срывается бессвязный шёпот, стоны, всхлипы удовольствия.

Взгляд, затуманенный всё нарастающим наслаждением, что дарили мне движения его тела, отражался в чёрных горящих глазах Стража. Моё же тело, словно музыкальный инструмент, подхватывало его ритм, создавая единую мелодию упоения. Моран пронзал меня, постепенно ускоряясь. С каждой минутой двигался резче, быстрее, тяжело дыша, жмурясь и порыкивая от удовольствия. Пока от очередного неистового толчка, слившегося с жадным поцелуем, у меня не перехватило дыхание, а следом волной накатило всесокрушающее наслаждение.

По телу Стража прошла судорога. Краем сознания, медленно уплывающего в никуда, я ощущала, как он, приникнув влажным лбом к моему лбу, горячими толчками изливается в меня, блаженно прикрыв глаза.

Вместе со мной исчезает из этого мира.

 

Глава 29

В последнее время я превратилась в ленивую гусеницу, медленно перемещающуюся по дому. Это в лучшем случае. А могла вообще часами не двигаться, бездельничать с рукоделием в саду или коротать время с какой-нибудь книгой, развалившись в кресле мужниного кабинета.

Вместо того чтобы тренироваться утром, оттачивая своё магическое мастерство, до полудня нежилась в постели, пребывая в состоянии лёгкой дрёмы.

Но сегодня нам с его светлостью не суждено было поваляться в кровати. А жаль. В кои-то веки у Морана выдался выходной, и я мечтала провести его с мужем, ни на секунду от него не отлипая.

Гусеница-липучка я, самая настоящая.

Заслышав неясный шум, доносящийся с первого этажа, зевнула и лениво потянулась.

— Кто бы это мог быть? — осоловело оглядела спальню, не без усилия сфокусировав взгляд на спешно собирающемся супруге.

— Кажется, твои приехали, — просветил меня маркиз.

Сон как рукой сняло.

— Ой!

Я тут же соскочила с кровати и тоже принялась одеваться. Во вчерашнее платье, мысленно благодаря Единую, что эту ночь мы провели в спальне Морана. Маменьке и близняшкам хватит нахальства заявиться в мою комнату, даже не постучавшись.

Нет, я, конечно, рада видеть родных, уже даже успела по ним соскучиться. Да и рассказать им столько всего нужно. Но могли бы предупредить о своём визите заранее.

Наверняка опять явились всем скопом.

— Помоги мне, — позвала мужа, уже нацелившегося на дверь.

И, пока Моран зашнуровывал мне платье, я расчёсывала себе волосы пальцами и пыталась заплести их в более-менее приличную косу.

Всё-таки камеристка из его светлости никудышная. Это раздевать он мастер, а прилично меня упаковать, чтобы перекрестье шнуровки не смотрелось косо-криво и не торчало во все стороны, как вскоре выяснилось, непосильная для де Шалона задача.

— Может, Мадлен позвать? — оглядывая результаты своих стараний, неуверенно предложил Страж.

Журчание голосов, маменьки и Соланж, нарастало. Кажется, её милость обо мне спрашивала. А она ой как не любит ждать.

— И так сойдёт. Спасибо. — Чмокнула мужа в щёку и поспешила встречать гостей, нежданно-негаданно нагрянувших в столицу. — Мама, папа, очень рада вас видеть! Это так неожиданно, — сбежала с лестницы, чтобы утонуть в отцовских объятиях.

Потом поцеловала маменьку, щедро раздававшую направо и налево свои улыбки, и обняла Соланж.

— А где Лоиз? — огляделась, не находя вторую близняшку.

Неужели уже в моей спальне проныра, проводит ревизию драгоценностей и откладывает наиболее приглянувшиеся украшения, чтобы потом их у меня выклянчить.

На мгновение показалось, что по лицу отца пробежала тень недовольства. Баронесса же, наоборот, засияла ярче новенького, только что отчеканенного алидора. Из груди младшенькой вырвался вздох.

Не то печальный, не то завистливый.

— Она разве не с вами?

— Лоиз ещё вчера должна была прибыть в Навенну. Вместе с… мужем, — распираемая от радости, выложила родительница.

— Что?! — Я чуть не подавилась собственным восклицанием и, схватив Соланж за руку, потащила в гостиную.

За нами в неё проследовали родители. Моран, тоже явно слегка шокированный. И служанка, негромко поинтересовавшаяся, желаем ли мы завтракать сейчас или чуть позже.

— Позже, — отрезала я и впилась в родительницу взглядом. — Рассказывайте!

— Последние недели за Лоиз ухаживал один представительный господин. Мы, конечно же, поощряли эти ухаживания…

— Но чтобы вот так сразу замуж! Мама! Почему мне ничего не рассказали?!

— Ах, всё произошло так быстро! Так внезапно, — закатила глаза родительница.

А отец мрачно пояснил:

— Она сбежала. Оставив лишь записку. Когда мы её прочли, было уже поздно: Лоиз успела выйти замуж. А на следующий день после венчания отбыла в столицу. Мы, конечно же, как узнали, сразу последовали за ней. Я даже толком не успел переговорить с его сиятельством. Украл у меня из-под носа мою дочь и сбежал! — раскипятился барон. — Поступок, недостойный дворянина!

— Теперь она у нас графиня, — надула губы Соланж и снова вздохнула. На сей раз уже точно завистливо.

Мы с Мораном переглянулись.

— И как же звать нашего графа? — опередив меня, озвучил злободневный вопрос Страж.

— О, вы его хорошо знаете! — снова защебетала маменька, никак не желавшая распрощаться с улыбкой, которая меня уже, если честно, бесила.

Вот скажите, чему радуется? Лоиз сбежала! Непонятно с кем обвенчалась! А если бы он её обесчестил и бросил?!

Единая…

— Странно, что ваш друг не сообщил вам о своих планах относительно моей крошки, ваша светлость, — поджала родительница губы.

— Мой друг?

Ладони вмиг заледенели. Я подняла на баронессу глаза.

— Мама, кто он?

— Адриен. Его сиятельство граф Адриен де Грамон дю Буа. Приятный во всех отношениях молодой человек.

Если бы я не сидела, наверняка бы рухнула на пол.

Потому что больше не чувствовала под собой ног.

Не чувствовала ничего, кроме боли, стекольным крошевом вонзившейся в сердце. Острыми, больно ранящими осколками, в которые эта тварь, Страж, безжалостно превратил жизнь моей сестры.

И мою превратит, если… Если хоть пальцем её коснётся.

— Ксандра, милая, на тебе лица нет, — радость в глазах матери наконец померкла, сменившись растерянностью, на которую ядовитым пауком наползал страх.

— Ксандра? — Соланж подалась вперёд, накрыла мою руку своей, заглянула мне в глаза, подёрнувшиеся пеленой из слёз. — Ты что-то о нём знаешь? Что-то плохое?

Занервничал отец:

— Да что это ты всё с маркизом переглядываешься?! Александрин! Скорей рассказывайте, что произошло! Это ведь ваш друг, господин де Шалон, демон вас всех побери! — Подскочив на ноги, барон схватился за ворот рубашки, дёрнул за него дрожащими пальцами, ослабляя узел платка, но вздохнуть так и не сумел.

И я не могла. Как будто из комнаты выкачали весь воздух.

— Дворянин! Страж! Всеми почитаемый человек!

Мне показалось, что вот сейчас папа пошатнётся и рухнет на пол, сражённый страшным предчувствием. Но он устоял. И со всплеском эмоций, столь несвойственных ему, земному колдуну, кое-как с горем пополам справился.

Прикрыл глаза и глухо прошептал:

— Расскажите всё, что знаете об этом человеке.

Говорил Моран. Ему одному удалось сохранить хотя бы видимость спокойствия, заточить чувства под бронёй из хладнокровия и поведать моим родным о том, какую роль Адриен де Грамон сыграл в судьбе бывшей маркизы де Шалон и для чего ему могла понадобиться Лоиз.

Неужели демонова кузина решила отомстить мне через сестру? Задумала её убить?

Сердце с отчаянной силой ударилось о рёбра. Раз, другой. А потом замерло, болезненно заныв.

Разве Серен не понимает, что тогда ей жизни точно не будет? Никому из них. Или дело в другом? От внезапной догадки мороз пробежал по коже. Что, если тело Опаль не приняло её, и она решила использовать Лоиз, как когда-то надеялась использовать меня? Запихнуть свою гнилую душонку в тело моей младшей сестры, воспользовавшись силой своей преданной собачонки, графа, прежде связав их узами брака.

Зажмурилась. Слеза, точно капля раскалённой лавы, сползла по щеке. Я быстро стёрла её, с силой, до крови закусила губу, призывая себя держаться и надеясь, что боль поможет прийти в чувство. Собраться.

Не стоит показывать, как мне страшно, и подавать Соланж и мама пример. Иначе затопят мне всю гостиную слезами. Впрочем, они-то ладно, пусть плачут. Баронессе полезно прочувствовать всю степень ужаса, который несомненно её охватит, когда осознает, в лапы какого чудовища отдала дочь.

Ослеплённая громким именем графа, его титулами и богатствами, мать не воспрепятствовала их свиданиям. Сама толкнула Лоиз в его объятия. Как когда-то с радостью подарила меня Морану.

И папа тоже хорош! Нет бы со мной связаться. В письме рассказать о встречах этого демона с Лоиз. Но он, как обычно, проявил покладистость, уступил капризам жены, не вразумил дочь.

Да и я тоже… Эгоистка! С головой уйдя в собственные проблемы, позабыла о родных. Даже в мыслях не допускала, что Серен нанесёт мне удар с этой стороны.

А должна была!

Уже давно должна была вырвать у змеючки жало и спалить к демоновой бабушке! Но мне же, святоше, не хотелось брать грех на душу.

А следовало сразу эту гадюку раздавить!

Соланж всё-таки расплакалась. Баронесса как сидела, так и осталась сидеть, словно заледенев. Прямая, как трость, бледная, с сухими, но потухшими глазами.

За несколько последних минут будто постаревшая на десяток лет.

Отец схватился за сердце. Пришлось капать ему успокоительное и укладывать в постель. Почти что силой, потому что его милость ни в какую не желал укладываться. Всё порывался отправиться на поиски «гада, нечестивца и мрази, похитившего его малышку». Хоть и не представлял, откуда начинать поиски.

— Мы сами её найдём. Вы будете только мешать, — жёстко ответил Моран на очередной отцовский протест, и барон сразу притих.

А может, начало действовать успокоительное.

— Найдём? Как? — Мне даже говорить было больно. — Они ведь могут быть где угодно.

И дышать получалось с трудом.

— Есть одна идея. Пойдём.

Велев Мадлен позаботиться о сестре и матери, я последовала за мужем в кабинет.

— Ну наконец-то! Адриен! — Подхватив юбки, Серен бросилась навстречу магу, показавшемуся в дверях просторной бальной залы.

Некогда поражавшей своей роскошью, а теперь поблёкшей, будто саваном укрытой пылью. Немногочисленная мебель вроде расстроенного клавесина, кресел да кушетки, приставленной к резного мрамора камину, белела под простынями, напоминая застывших призраков. Единственное, что избежало пленения светлой тканью, — это зеркало в тяжёлой резной раме, приставленное к стене. Да склонившая перед ним колени старуха, неподвижная, а оттого способная сойти за предмет интерьера. Уродливую скульптуру.

Её светлость повисла на шее у Стража, прижалась щекой к щеке, не обращая внимания на девушку, бледную, смертельно напуганную, которую маг крепко держал за руку. Настолько сильно сжимал хрупкое запястье, что на нежной коже синевой отпечатались следы его пальцев. По щекам несчастной пленницы одна за другой катились слёзы боли.

— Соскучилась безумно. А ты по мне? — промурлыкала герцогиня, касаясь губами губ мага.

Адриен с жадностью ответил на поцелуй, красноречивее любых слов свидетельствовавший о его чувствах к обольстительной красавице.

— Заставила же ты меня помотаться по всему Вальхейму. Сначала просила ехать в Навенну, потом вдруг неожиданно велела возвращаться.

— Извини. После смерти кардинала в столице стало небезопасно. Возле дворца д’Альбре всё время рыщут Стражи. А здесь, в Тюли, нам точно никто не помешает. — Серен перевела взгляд на дрожащую новобрачную, игриво пробежалась пальчиками по груди мага. — Ну как она тебе? Не заскучал в обществе этой малышки?

— Было приятно представлять тебя на её месте, — усмехнувшись, покосился граф на свою пленницу. — Думаю, тебе понравится в этом теле. А я привыкну к любой оболочке, лишь бы в ней была твоя душа.

— Мне оно уже нравится, — расплылась её светлость в ядовитой улыбке.

Лоиз истерично всхлипнула, дёрнулась отчаянно, пытаясь вырвать руку из железной хватки мага. Но перед мужем, брак с которым уже успела возненавидеть, она была беспомощна и беззащитна.

— Ну-ка, посмотрим. — Серен обошла кузину по кругу, оглядывая её с ног до головы. Остановившись перед девушкой, дотронулась до неё, приподняв за подбородок, оценивающе всматриваясь в заплаканное личико.

Лоиз вздрогнула всем телом, будто её полоснули вымоченной в уксусе плетью.

— Миленькая…

— Ведите её сюда, — раздался из другого конца залы скрипучий голос ведьмы, эхом пронёсшийся по пустынной анфиладе дворца. — Серен! Потом налюбуешься. Каждый день будешь видеть в зеркале это лицо. Ещё надоест.

— И то правда, — покладисто согласилась д’Альбре, пребывавшая в прекрасном расположении духа.

Всё складывалось как нельзя лучше! Теперь у неё есть новая оболочка. И Страж, который поможет провести обряд, тоже в наличии. А ещё благодаря прозорливости старухи-ведьмы, не меньше Серен желавшей де Шалону смерти, мечтавшей отомстить тому за смерть кардинала, её светлость теперь имела возможность избавиться от ненавистного Стража.

Подтащив измождённую, сопротивляющуюся из последних сил девушку к ведьме, Адриен грубо швырнул свою юную жену на пол, прямо к зеркалу.

— Из Альнеи, что ли? — нахмурился, вглядываясь в тусклую серебряную гладь, в которой едва проступали очертания человеческой фигуры.

— Из неё, — любовно поглаживая раму тёмного дерева, кивнула молодая женщина. — Пришлось наведаться в святое место. Было непросто забрать оттуда тень маркиза. Но когда меня останавливали трудности?

Де Грамон перевёл напряжённый взгляд с герцогини на владычицу Чармейского леса.

— Чтобы разбить зеркало и убить де Шалона, понадобится много сил и времени. Справишься? Сейчас важнее спасти Серен. С Мораном я и сам могу разобраться.

— А мы не будем его разбивать, — ответила герцогиня за ведьму, продолжавшую беззвучно бормотать слова заклинания и призывать из зазеркалья сущность Стража. — Воспользуемся тенью, чтобы перебросить меня в тело этой малышки. До капли выжмем из него магию. Тогда и Моран погибнет. Как видишь, убьём одним выстрелом двух зайцев.

— Думал, я стану источником для ритуала. Как когда-то им стал Моран. — Адриен и сам не понял, отчего так неприятно царапнуло сердце. Не признал в чувствах, камнем осевших в груди, ревность и зависть, которую в течение долгих лет питал к бывшему другу.

Берзэ пренебрежительно фыркнула:

— Ты, конечно, Страж, но не льсти себе. Твоя сила и в подмётки не годится силе де Шалона. Но общими усилиями, с тобой и сущностью маркиза, должно получиться.

Серен опустилась на корточки перед сжавшейся в комок девушкой, заглядывая в искажённое страхом личико.

— Было искушение забрать и зеркало с тенью Ксандры. Пустить его по ветру осколками. Но тогда бы я навсегда лишилась своего дара, которого мне так не хватает. Когда Моран погибнет, дорогой кузине уже будет не до наших с ней войн. Жалкая и раздавленная — Александрин больше не сможет бороться. Да и не захочет.

— Потом наговоритесь! — вскинулась ведьма, раздражённая промедлением, и прошипела: — Пора начинать. Это моя последняя тебе услуга, Серен. И ты сегодня же освободишь меня от кровной клятвы. Дай слово!

— Обещаю. Всё как и договаривались. — Её светлость протянула ведьме раскрытую ладонь, по которой та не без удовольствия полоснула острым клинком. — Можешь отправляться на все четыре стороны. Но сначала преврати меня в Лоиз ле Фиенн!

 

Глава 30

— Думаешь, де Грамон всё это время крутился возле Лоиз, чтобы мне отомстить? Или чтобы сделать её очередной… — Окончание фразы застряло в горле. Мне просто не хватило духу произнести слово, страшное, роковое, которое могло перечеркнуть будущее моей младшей сестры.

— Они бы не стали так рисковать, если бы дело было только в мести. — Опустившись в кресло, Моран извлёк из ящика стола кожаный тубус, нетерпеливо вытряхнул из него карту.

Раскрыв пожелтевший пергамент, придавил один потрёпанный уголок пресс-папье — бруском из потемневшей бронзы с рукоятью в виде раззявившей пасть кобры. Ну точная копия Серен. Остальные края карты оказались прижаты к столешнице чернильницей и локтями мага.

— Серен покинула Навенну три дня назад. В последний раз её видели в Дюрве. — Обмакнув в чернила кончик пера, его светлость обозначил перекрестьем линий небольшой городок, расположенный в нескольких лье от монастыря Сент-Луази, в котором когда-то обучалась Маржери. — Здесь её след оборвался. Ведьме удалось ускользнуть от моих людей.

— И как же нам теперь быть? — Надежда, лучиной затлевшая в душе, погасла после слов Стража. — Папа говорит, они отправились в Навенну. Но если стерва, наоборот, из неё сбежала… Ничего не понимаю. — Почувствовав слабость в ногах, без сил рухнула в кресло. Взгляд заскользил по бесчисленным изломам линий-дорог, по расплывавшимся перед глазами названиям крохотных селений и больших городов.

Эта гадюка могла быть где угодно. А вместе с ней и Лоиз.

— Им нужно место для ритуала. Где им никто не помешает. В Чармейский лес Берзэ больше не сунется. Не рискнёт. После нападения в Оржентеле за её лачугой и окрестностями постоянно следят. То же самое с дворцом д’Альбре. Хоть король и отнёсся к герцогу благосклонно, на словах, доверия правителя эта семейка лишилась навсегда.

— Опять мерзкая старуха! — Меня передёрнуло, от ужаса и отвращения, стоило представить треклятую каргу, протягивающую свои когтистые, изрезанные бороздами-морщинами руки к моей сестре. — Ей бы уже давно в земле гнить. Червей кормить! А она продолжает губить жизни.

Не способная оставаться на месте, я вскочила. Метнулась в один угол, другой… Нет, не могу. Ни сидеть, ни ходить, ни стоять. У меня и дышать-то получалось с переменным успехом. И мысли путались. Сменялись хаотично, захлёстываемые паникой, ненавистью.

Гневом.

Если бы кузина и эта мразь, перед ней пресмыкающаяся, де Грамон, сейчас материализовались в кабинете — вмиг даже косточек от них не осталось бы! Спалила бы ко всем демонам собачьим!

— Может, попробовать отыскать Лоиз с помощью того связующего ритуала, который я проводила, когда пыталась тебя найти?

Вспомнилась ночь, когда я демон знает сколько времени простояла на коленях, концентрируясь на муже. Усталая, опустошённая, пребывавшая в каком-то бреду. Не то из-за магии, не то, потому что была во хмелю. Тогда пришлось выпить полбутылки гавойского, выжать из себя все соки, чтобы образ Стража лишь на мгновение промелькнул в зеркале.

Но, может, в этот раз повезёт больше. Если будет нужно, я хоть тысячу раз себя до изнеможения доведу, главное, чтобы это помогло выяснить, где Лоиз. Другой вопрос — как потом в таком состоянии буду спасать близняшку и разбираться с белобрысой тварью.

Моран, что-то пристально изучавший на карте, покачал головой:

— На ритуалы времени нет. Думаю, я и так знаю, где они, — поднялся решительно. — У графов ле Круа было три имения. И лишь одно находится вблизи Дюрве. На месте Серен я бы так и поступил: отправился в заброшенный дом, чтобы… — И вот он тоже запнулся.

Липкий страх змеёй прополз вдоль позвоночника, вверх, чтобы потом петлёй овиться вокруг горла. Было тошно от одной лишь мысли: что, явившись в Тюли, я обнаружу там… не Лоиз.

А демоницу, которая намерилась присвоить себе её тело.

Разумеется, я рванулась за Стражем. Из полумрака кабинета в коридор, залитый слепящим полуденным солнцем. А оттуда — в спальню мужа к зачарованному зеркалу.

Как же хорошо, что мне не удалось тогда разбить подарок благоверного! Надеюсь только, мама догадалась перенести зеркало обратно из конюшни в дом.

— Полагаю, нет смысла просить тебя остаться с родными.

— Я здесь с ума сойду, — упрямо мотнула головой. — И, если с ней что-нибудь случится, пока буду отсиживаться в Навенне и цедить успокаивающие отвары, никогда себе не прощу.

К счастью, Моран не стал настаивать, чтобы осталась дома. Кивнул, соглашаясь, и приложил ладонь к золочёной раме зеркала. Понимал, что за подмогой посылать некогда: и так неизвестно, сколько у нас осталось времени, и… осталось ли вообще. А одному маркизу с огненным магом — Стражем и столетней колдуньей справиться будет непросто.

Мне же следовало как можно скорее обуздать свои чувства и готовиться к бою. Вспомнить всё, чему учил меня супруг, чему я сама научилась за последние недели, и проводить наконец-то кузину в последний путь.

Им всем указать во Мглу дорогу!

Обычно на путешествие через зеркала уходила всего пара мгновений. Я только и успевала, что зажмуриться, окунаясь в густое марево чар, а, открыв глаза, уже оказывалась в другом уголке Вальхейма. Сейчас же каждая секунда, казалось, длилась вечность.

Почувствовав под ногами твёрдую почву и осознав, что стою в небольшой комнатушке, соединявшей родительские покои, облегчённо выдохнула. Сердце в груди скакало как сумасшедшее. Теперь главное успеть, не опоздать. Мчать до Тюли и молить Единую, чтобы были там. И чтобы Лоиз ещё была собой.

— Обещаю, — шептала не то вслух, а может, мысленно, спеша за Мораном вниз, по лестнице, противно скрипевшей рассохшимися половицами, — что больше никогда не буду на неё злиться. Обижаться на глупые выходки. Все, все, все свои украшения ей подарю. Найду способ залечить её сердечко. Только, пожалуйста, Витала, помоги. Не допусти непоправимого.

Из кухни в прихожую выбежала перепуганная Наннон, загородив нам дорогу. Наверняка решила, что это грабители позарились на обветшалые стены и нехитрый скарб ле Фиеннов.

Служанка вскрикнула от неожиданности, поняв, кто перед ней. Зачем-то осенила себя знаком Единой.

— Ваша светлость и… ваша светлость, как вы сюда попали?! Их милости ведь к вам отправились. Уж три дня как в пути. Как угорелые сорвались с места, когда эта глупая… Ах, вы, должно быть, ещё не в курсе! — всплеснула руками, перепачканными в муке, болтушка.

— Потом, Ниннон. Где сейчас Сильвен?

— Я денники ему велела вычистить. Совсем в последнее время изленился мальчишка. Лоиз ведь замуж выскочила…

Но мы её уже не слушали.

Мальчишка — широкоплечий бугай больше шести футов ростом, обнаружился в конюшне. Старательно вычищал стойла, исполняя материнский наказ, а увидев нас, от удивления плюхнулся на пятую точку и тоже по примеру родительницы осенил себя знаком богини.

— Поедешь с нами, — распорядился Моран и велел быстро седлать лошадей.

— Зачем? — шёпотом накинулась на благоверного, пока Сильвен готовил и выводил из конюшни молоденьких ретивых кобылок, не так давно презентованных барону Стражем. Папа любил лошадей, а де Шалон как мог пытался загладить перед тестем вину за свои прошлые злодеяния. — Ну чем он нам там поможет?

— Увезёт тебя, если будет нужно.

— Но…

— Или ты останешься здесь, — жёстко перебил меня маркиз.

Уже и забыла, каково это: замерзать, погружаясь в лёд его глаз.

— Умеешь обращаться с оружием? — обернулся к парню.

Сильвен, явно взволнованный происходящим, но не отважившийся на расспросы, только кивнул и продемонстрировал нам заткнутый за голенище нож.

— Хорошо, — удовлетворённо сказал Страж. — Держись за нами. Но если со мной что-нибудь случится, забирай маркизу и уезжай. Всё понял?

— Как не понять. — Парень ловко вскочил в седло. — Забирать маркизу и уезжать.

Мне умаститься на лошади помог его безапелляционная светлость, строго-настрого наказав не геройствовать и в случае чего сразу спасаться бегством. Пришлось пообещать, что, конечно же, так и сделаю. Для себя же решила, что буду действовать по обстоятельствам.

Да и не брошу я Морана, о чём бы он там ни просил и что бы мне ни говорил.

Сумасшедшие скачки сквозь пекло, столь редкое в здешних краях. Вдоль гречишных полей, уже сбросивших свой бело-розовый наряд. Под бешеные удары сердца, заглушаемые стуком лошадиных копыт. Выбивающих пыль из растрескавшейся от жара земли.

Знойный воздух, напитанный терпким запахом травы, порыжевшей от жарких лучей, обжигал лёгкие. Кружил голову. На небе — ни облачка. Лишь бледно-жёлтое пятно солнца, плывущее следом за нами. Как будто преследующее нас.

Когда вдалеке показались покатые крыши Тюли, его медовые стены, горевшие в полуденных лучах, словно под пламенем сотен лантернов, я чуть не свалилась с лошади. Подалась вперёд всем телом, как будто с такого расстояния могла разглядеть хоть что-то в чёрных провалах окон.

— Ты в порядке? — спросила с беспокойством, нагнав Морана.

Его светлость не переносил жару, да и кому понравится чувствовать себя перепёлкой, засунутой в раскалённую печь. Наверное, оттого и был таким бледным, почти что пепельным.

— Вполне, — на миг зажмурился маркиз.

Посильнее сжав поводья, рванул вперёд, чтобы уже через каких-то несколько секунд оказаться возле неплотно прикрытой узорчатой кованой калитки. А оттуда — мимо подёрнутых мхом фонтанов и заросших сорняком газонов к парадному входу с белыми полукружиями лестницы, формой напоминавшей подкову.

Спешившись, взлетела по ней за мужем.

— Чувствуешь? — Страж толкнул тяжёлые створки.

Сильвен, такой же бледный, напряжённо озирающийся, с ножом наготове, крался за нами следом. Полагаю, я выглядела не лучше своих спутников и цветом лица тоже вполне могла сойти за призрак Тюли.

Судорожно кивнула в ответ, из последних сил борясь с дурнотой. Зловоние, не то, которое источает демон, но тем не менее такое же острое, тошнотворное, ощущалось повсюду. Древняя тёмная магия пропитала воздух, сами стены, затканные по углам паутиной с угодившими в неё насекомыми.

Вот так и Лоиз… угодила на свою голову.

Ступая по потускневшему мрамору пола, по которому кружила потревоженная ветром, ворвавшимся в дом вместе с нами, прошлогодняя листва, мы приблизились к лестнице. Я запрокинула голову, концентрируясь на малейшем звуке, скользя взглядом по убегающим вверх ступеням, постепенно тающим в полумраке верхних этажей. Старалась отогнать непрошенные воспоминания, дрожью отозвавшиеся во всём теле. Именно здесь, в этом доме, меня лишили силы. Здесь я украдкой любовалась Стражем, на балу, устроенном в честь его распрекрасной супруги.

Моей кузины и самого страшного кошмара моей жизни.

Уже шагнув на первую ступень, Моран замер на миг, а потом метнулся обратно, бросился через холл к анфиладе просторных пустынных комнат.

Я последовала за ним. Бегом, разгоняя давящую тишину дробью каблуков, постепенно улавливая монотонное старушечье бормотанье и всхлипы, сдавленные всхлипы и мольбу сквозь слёзы.

Плакала Лоиз.

Точно подхлёстнутая помчалась на звук. В тот момент я плохо соображала или, скорее, не соображала вовсе. Бежала, задыхаясь от ужаса, ругала себя и проклинала, боясь, что опоздала. Не поняла, как так получилось, что сумела обогнать Стража. Не заметила, что с ним творится что-то неладное.

Моран двигался всё медленнее, как будто из последних сил. Обернулась на миг. Кажется, его подхватил Сильвен. Или…

В следующее мгновение меня сковало цепями ужаса.

Резные створки распахнулись от удара ладоней. Запнулась, парализованная страшным зрелищем: Лоиз, распростёртая на полу, и склонившиеся над ней три демона. Зеркало, в котором застыло искажённое мукой лицо мужа. Вязкое марево чар, расползающееся по залу, тёмным облаком нависшее над сестрой.

— Нет!

Пламя, непокорное, мне неподвластное, хлынуло к магам и тут же погасло, растаяв дымом, смешавшись со злыми чарами колдуньи.

Но, по крайней мере, Серен отскочила с яростным шипением, выпустив из своей руки окровавленную ладошку моей сестры.

— И надо же было демонам притащить тебя сюда именно сейчас! — истерично вскрикнула герцогиня. — Решила сдохнуть за компанию с сестричкой?!

Я облегчённо перевела дух. Раз гнилая душонка Серен не покинула присвоенное ею тело Опаль, значит, Лоиз жива!

— Только после вас, мадам, — огрызнулась, чувствуя, как радость живительным теплом растекается по венам, заполняет каждую мою клетку.

Жаль, её заметно поубавилось, когда меня чуть не сбила с ног волна горячего воздуха, прокатившаяся по залу и больно ударившая в меня. Грудь противно заныла. Меня отнесло на несколько шагов назад, но всё же я сумела удержать равновесие и устоять.

— И это всё, на что ты способна? Серен, разочаровываешь.

— Разберись с ней. Живо! — велела де Грамону проклятая чародейка, даже не взглянув в мою сторону, и продолжила, сгорбившись, что-то зловеще бормотать, водя иссохшими руками над телом Лоиз. Время от времени глаза, подёрнутые бельмом, хищно впивались в зеркало, где… в агонии корчилась тёмная сущность де Шалона.

Сероватая дымка чар как будто вытекала из отражения, что явно доставляло тени не самые приятные ощущения. Двойник маркиза шипел, скалился, бился о мерцающую гладь, тщетно пытаясь вырваться из оков губительной магии.

Тут уж мне и вовсе перехотелось насмехаться и ликовать.

Ну а когда Адриен с колен поднялся…

— Что это ты так побледнела, а? Что, Ксандра, со Стражем слабо тягаться? — вякнула, трусливо пятясь к ведьме, своей ширме, герцогиня.

Де Грамон рванулся ко мне с выражением такой лютой злобы на лице, такой ярости, что я… Нет, не испугалась — растерялась. Оцепенела. Обуреваемая желаниями поскорее оказаться возле Лоиз и оттолкнуть от неё премерзкую старуху; раздавить, точно крысу, стерву-кузину; спасти Морана от гибели — не знала, как поступить.

Замерла, глядя в налитые кровью глаза мага, и лишь в последний момент вскинула дрожащие руки, отразив брошенный в меня сгусток пламени. Тот впечатался в стену, оставив на шёлке обоев некрасивую чёрную прогалину.

А де Грамон наверняка впечатался бы в меня, сбив с ног, если бы наперерез ему с рёвом не бросился маркиз. В прошлом друзья, а ныне заклятые враги, Стражи сцепились и покатились по полу, в исступлении нанося друг другу удары.

— И его светлость тут как тут! Пожаловал! — стараясь за издёвкой скрыть волнение, воскликнула Серен. — Что ж, похороним вас в общей братской могиле. Только я сначала силу свою себе верну!

— Эта сила никогда тебе не принадлежала. Твоя мать украла её у меня!

Кузину перекосило знатно. Лицо, и до того искажённое уродливой гримасой ярости, сморщилось ещё больше, побагровело, став похожим на засоленный в бочке на зиму помидор.

Пару мгновений Серен то открывала, то закрывала рот, словно выброшенная на берег рыба, силясь что-то сказать, но была не способна выдавить из себя даже звук. Продолжала багроветь. Не то от ярости, не то от стыда.

— Не знала? — Я сделала несколько шагов по направлению к туманной завесе, оцепившей ведьму и по-прежнему находящуюся в её власти сестру, но была вынуждена остановиться. Чары не позволяли двигаться дальше. — Спроси у своей марионетки. Берзэ. Это она превратила тебя из пустышки, из ничтожества, которым ты была и которым снова стала, в магичку огня. Наследницу морров. Хоть ничего из того, чем ты обладала, никогда тебе не принадлежало! Ты пустышка, Серен. Пу-сты-шка.

— Замолчи! Сейчас же, замолчи! Прекрати! Немедленно!!! — завизжала кузина, по-детски затопав ногами. Как ошпаренная подскочила к чародейке. — Это правда?! Правда, что она сказала?!

Берзэ, пребывавшая в некоем подобии транса, даже ухом не повела в сторону разошедшейся ведьмы.

Я с тревогой оглянулась на Морана. Ни он, ни де Грамон даже не пытались колдовать. Маркиз боролся из последних сил, слабея из-за магии треклятой колдуньи, а я не знала, как разорвать нить чар, связавшую Берзэ с зеркалом.

К счастью, его демоново сиятельство тоже ослаб. Ритуал, который мы так вовремя прервали, вытрепал его основательно.

Слабак.

На помощь Морану подоспел Сильвен. Ругань и проклятия, раздававшиеся под сводами зала, стали ещё более громкими и витиеватыми.

— Это тебе за Лоиз, тварь! — потеснив маркиза, гремел конюх, в запале позабыв, по чьему лицу кулаками елозит. — А вот ещё и ещё!!! А-а-а-а….

Пламя, объявшее руки Стража, обожгло Сильвену скулу. Зарычав, де Грамон повалил юношу навзничь, сдавив полыхающими пальцами ему горло.

Я было метнулась к Сильвену, но меня отнесло в другой конец зала мощным потоком воздуха — ударом кузины, которую лишь на мгновение выпустила из виду. Опрокинулась на кушетку, с силой приложившись головой о мраморные завитушки, обрамлявшие камин. До звёздочек в глазах и боли, обжёгшей затылок. До крови, горячей струйкой заскользившей по шее.

Успела заметить, что Морану удалось оттащить от Сильвена Стража. А дальше перед глазами ярче пламени вспыхнула картина: застонала Лоиз, выгнувшись дугой. Растопырившая над ней крючковатые пальцы ведьма дёргала сестру, точно куклу, за невидимые нити чар, вытягивая из неё душу.

Я рванулась к Лоиз, но была отброшена к стене очередной яростной атакой д’Альбре. Созданный Серен ветер закружил вокруг меня, не давая даже слабому огоньку затрепетать на ладони.

— Всё ещё разочарована мной, кузина? — ухмыльнулась её насквозь прогнившая светлость.

Горячий поток воздуха ударил наотмашь. Обжёг. И тело, и лёгкие. Я, было поднявшись, как подкошенная рухнула на пол. Глаза слезились, и с каждой секундой головокружение только усиливалось. Я больше не видела Серен, лишь размытое пятно, в которое та превратилась.

Не слышала стонов Сильвена, потонувших в противном гуле, всё громче звучавшем в сознании. Оглушавшем. Не слышала яростного рычания сцепившихся в смертельной схватке хищников-Стражей.

От забытья меня отделала хрупкая грань реальности, которую я уже почти переступила.

А потом пелену, полонившую разум, ярким лучом прорезало воспоминание: беззаботная юная красавица покоряет сердца гостей маркиза. Звонкий смех Лоиз, словно тысячи серебряных колокольчиков, звучит под сводами бальной залы Валь-де-Манна в вечер моей помолвки с Мораном.

Мне вспомнилось волнение сестры, радостное возбуждение перед её первым представлением навеннской знати. И счастье, переполнившее Лоиз, когда отец пришёл в себя после долгого сна. На ум приходило много-много других светлых мгновений, которые у неё были и которые ещё непременно будут.

Если я сейчас не отступлю.

— Ну, раз сила твоя, с ней и подохнешь, — с ненавистью прошипела д’Альбре.

Приподняв тяжёлые, будто налитые свинцом веки, я увидела, как Серен, по-прежнему размытая, словно чернильная клякса, вооружившись кочергой, наверняка найденной в недрах камина, приближается ко мне.

Чувств не осталось. Не осталось ярости, ненависти. Страха. Я как будто заледенела изнутри, разом отсекла всё лишнее. Всё, что мешало сконцентрироваться на даре предков. Помочь сестре и раз и навсегда попрощаться с кузиной.

Эмоции поглотила тьма. Штормовой волной поднялась она из глубин моего естества. Густыми потоками хлынула с раскрытых ладоней, растекаясь вокруг мутными водами, ломая и превращая паркет в жалкое крошево. Подвластная моему приказу, тёмная магия метнулась к герцогине, готовая её ужалить смертоносным жалом.

Серен не успела убежать. Не успела метнуться к своей покровительнице-ведьме, чтобы, как обычно, спрятаться у той за спиной.

А вот Берзэ не растерялась. Подскочила на удивление шустро, будто семнадцатилетняя девчонка, и выпалила, приняв самое простое и выгодное для себя решение:

— Сами тут разбирайтесь!

Предсмертный крик кузины смешался с восклицанием чародейки, окутавшей себя вихрем заклинания. А в следующий миг старухи и след простыл. Да и от некогда сиятельной маркизы де Шалон спустя короткое мгновенье осталось лишь изуродованное ядовитой силой тело.

Чужое, никогда ей не принадлежавшее.

Магия морров схлынула, чёрными змеями расползлась по углам зала, а потом и вовсе растаяла.

Сил на то, чтобы подняться и подойти к сестре, у меня уже не осталось. Поэтому я просто подползла к Лоиз, вложив в это простое действие последние крупицы энергии. Со стоном удовлетворения растянулась на прохладном полу. Сжала хрупкое запястье близняшки, ощутив, как под кончиками пальцев раздаётся слабое биение пульса. Невидящим взглядом поискала Морана, обнаружив мужа победоносно стоящего (ладно, вру, устало сидящего) над телом графа, грудь которого была продырявлена Сильвеновым кинжалом.

И только после этого позволила себе на время уйти из реальности.

 

Глава 31

События следующих дней мелькали в моём сознании, стремительно сменяя друг друга, как картинки в калейдоскопе. Я очень переживала за Сильвена, которого пришлось через всё то же зачарованное зеркало доставить в столицу. Деревенский лекарь, что жил в паре лье от Луази, при всём своём желании не сумел бы избавить храбреца-конюха от следов ожогов, которые Сильвен получил, бесстрашно сражаясь с огненным магом. Зато столичные знатоки с этой проблемой справились быстро. Не прошло и недели, как парень уже вовсю ухлёстывал за Мадлен, смущая её своей улыбкой. Улыбка эта появлялась на курносом лице конюха, побывавшем не только у магов, но и у маркизовского брадобрея, всякий раз, стоило моей камеристке попасть в поле зрения Сильвена.

Залечить раны Лоиз оказалось сложнее. Физически сестра не пострадала, чары ведьмы не успели коснуться ни её тела, ни её души. Но сердце, разбитое на осколки, нам пришлось собирать всем вместе, склеивать по кусочкам, окружив юную графиню заботой и любовью.

Я понимала, понадобится время, немало времени, прежде чем сестра станет прежней. Засияет тем солнечным лучиком, каким мы привыкли её воспринимать. И чтобы ускорить возвращение нашего «лучика», я старалась не оставлять Лоиз одну. В спальне, где она то горько плакала, уткнувшись лицом в подушку, то сидела неподвижно в кресле, бездумно глядя в окно или в разворот книги.

Лоиз, не искушённая в чувствах, полюбила мерзавца-Стража. Ну или по крайней мере ей так казалось… Предательство графа больно ранило её и продолжало ранить. Жаль, не существовало лекарства от сердечной привязанности. И не было противоядия от де Грамоновской отравы, которую у меня язык не поворачивался назвать любовью.

Временным умопомрачением, досадным головокружением.

Ничем больше.

Вместе с Соланж мы водили сестру на прогулки, ездили к шляпницам, белошвейкам и портнихам, создававшим для близняшек новые роскошные наряды. Я верила, что жизнь в столице, череда осенних балов, которые в скором времени должны были начаться, представление ко двору, новые знакомства и яркие впечатления постепенно вытеснят из памяти Лоиз кошмары, которые ей довелось пережить по вине Серен и Адриена.

Королева запретила сестре носить траур, безапелляционно заявив, что чудовище в человеческом обличье, коим являлся Адриен де Грамон, не заслуживает ни скорби, ни слёз, и с теплотой приняла Лоиз под своё крыло, удостоив её и Соланж чести стать фрейлинами.

Ну а я, спасибо правительнице, отправилась на заслуженный отдых. Бессрочный. Всё-таки придворная жизнь не для меня — это я уже давно поняла. А вот сёстрам времяпровождение в королевском дворце вроде бы нравилось. Соланж так уж точно пребывала в восторге. Да и на губах Лоиз всё чаще стала появляться улыбка.

На поиски Берзэ были брошены все силы. Охота на ведьму была объявлена во всех королевствах, а на вознаграждение, которое его величество посулил за поимку чародейки, можно было запросто купить себе замок в провинции или нескромных размеров дом в самом центре столицы, нанять армию слуг и жить припеваючи долгие годы.

Не сразу, но магам всё-таки удалось разыскать Берзэ. Суда не было. Ни один адвокат не захотел защищать презренного демона — так в народе прозвали проклятую ведьму.

Её казнили на Льенской площади в первый день осени. Даже несмотря на пасмурную погоду, непрестанно моросящий дождь, костёр полыхал ярко, обдавая жаром лица горожан, пришедших воочию убедиться в торжестве справедливости — казни ведьмы. Крики толпы смешались с предсмертными воплями колдуньи, которую вскоре поглотили пламя и дым. Чёрной пеленой он растянулся по всему небу, сокрыл обагрённые закатом тучи. Должно быть, и душа чародейки, погибшей в муках, презираемой и проклинаемой всеми, была такого же цвета — цвета беззвёздной ночи.

В тот вечер, возвращаясь с мужем домой, я впервые почувствовала себя свободной. Свободной от страха, от тревоги, которая уже бесконечно долго пускала корни глубоко в моём сердце.

А теперь она исчезла. Вместе с троицей демонов: Берзэ, Серен и Адриеном, которые останутся только в наших воспоминаниях.

Да и от них, я уверена, мы скоро избавимся.

От лица Лоиз, единственной наследницы своего ублюдка-мужа, Моран занимался его делами. На средства от продажи родового замка де Грамонов, который сестра всё порывалась сжечь к демоновой бабушке, теперь приводилось в порядок наше имение в Луази. А в нескольких лье от родительского гнезда новоиспечённая графиня строила дом для себя.

Пока что родители, а с ними Наннон и Сильвен, гостят у нас в Навенне. Потом, по словам матери, отправятся проведать Маржери. В кои-то веки её милость обеспокоилась, что может стеснить нас своим присутствием. Да и вообще, старалась вести себя тише воды, ниже травы. При виде Лоиз глаза её часто наполнялись слезами. А стоило мне с нею встретиться взглядами, как баронесса стыдливо опускала голову и под самыми смешными предлогами спешила сбежать в гостевую комнату.

Вот так и бегала от меня в течение многих дней, пока в одно промозглое осеннее утро сама не постучалась ко мне в спальню.

— Войдите! — Я захлопнула книгу, с которой бессовестно валялась в кровати, пока Моран, этот неутомимый труженик, нёс службу в Анфальме.

Мама замерла на пороге, неловко комкая кружево собственной манжеты. Непривычно бледная… Хотя какое там! Уже давно привычно. Тонкие пальцы дрожали, и на лице с первыми, ранее незаметными, а ныне очевидными морщинами, застыло выражение скорби. К которому примешивалось столь несвойственное баронессе чувство раскаянья.

Стыд.

— Нам уже давно следовало поговорить.

— Это вы меня избегали. — Я жестом пригласила мать устраиваться в кресле и сама поднялась, чтобы занять место напротив.

Поближе к согревающему пламени камина, которые на днях уже начали топить. Как же быстро в Навенне меняется погода.

Баронесса сделала несколько несмелых шагов.

— Ксандра… — замялась, не зная куда деть взгляд, как заставить слушаться пальцы. Что сказать. В извинениях мама была не сильна, да и прежде, наверное, и смутно не представляла, что это такое. — Если бы я только знала, что они с тобой сделали. Если бы только знала…

И она расплакалась, спрятав лицо в ладонях. Горько, навзрыд, мелко дрожа всем телом. Захлёбываясь словами, которые, как и слёзы, больше не могла в себе удерживать.

— Прости, что так с тобой обходилась. Прости, что лишила своей любви. Что отдала тебя за него замуж, а потом… То же самое сотворила с Лоиз! Прикрываясь желанием сделать вас счастливыми, я больше думала о себе. Надеялась за ваш счёт поправить наши дела, выбраться из нищеты. А должна была тебя послушаться… Ещё тогда! Не отдавать тебя Стражу.

— И хорошо, что отдали. Правда. Я ни о чём не жалею. — Приблизилась к матери. Неловко обняла её, коснувшись кое-как заплетённых в небрежную косу тусклых с проседью волос. Подвела к кровати, вкрадчиво шепча: — С ним я действительно счастлива. С ним наконец поняла, кто я. Не случись всего этого, и мы бы, скорее всего, никогда не узнали о подлости графини ле Круа.

Мама редко плакала, почти никогда. И, если честно, я растерялась, тоже не зная, что в таких случаях полагается говорить. Мы никогда не вели задушевных бесед, я никогда не поверяла ей своих сокровенных тайн и мечтаний, а она никогда не делилась со мной тем, что было у неё на сердце.

Наверное, это был наш первый откровенный разговор за долгие годы. За всю мою жизнь.

— Морана я простила. Давно. Всё то время, что маркиз пребывал под заклятием, он боролся с собой, боясь причинить мне боль. Я на себе испытала силу губительных чар ведьмы и поняла, каково это — не владеть собой. Своими разумом и телом. Что же касается Лоиз… Не дави на неё. И Соланж не торопи. Позволь им самим выбрать себе спутников жизни. Тех, кого они по-настоящему полюбят. Когда для этого придёт время.

— А меня простишь? — Её милость подняла на меня заплаканные глаза, в которых таилась надежда и страх услышать «нет».

— Конечно, прощу. Уже простила, — улыбнулась, мягко касаясь губами материнского лба.

А она снова… взяла и расплакалась. Уткнувшись мне в грудь, рыдала, ругая себя за совершённые ошибки и умоляя не вспоминать прошлого. Обещая, что всё изменится.

— Знаю. Всё будет хорошо, — обнимая родительницу, ласково прошептала я.

Теперь у нас точно всё будет отлично.

 

Эпилог

Год спустя

Храм, увитый бело-розовыми цветами с раскрытыми бутонами, благоухал. Подпиравшие каменные своды колонны, арочные перекрытия, стены и даже скамьи для гостей — всё оплетали растения, оживляя мрачный, объятый сумраком просторный зал.

Не успела я подумать о благостном полумраке, в котором нам удалось укрыться от полуденного зноя улиц, как служители Единой принялись зажигать свечи, высившиеся в канделябрах, золотых и бронзовых. К ароматам цветов прибавились запах воска и терпкая сладость благовоний. Серая кладка порыжела под отблесками пламени.

Гости взволнованно зашептались. Принялись вертеть головами, бросая нетерпеливые взгляды на вход.

Невесты опаздывали. И имели на то полное право. Говорят, опоздать на собственную свадьбу — к счастью. Если это так, то Соланж с Лоиз сама богиня велела задержаться. Чтобы в будущем всё у них было прекрасно.

Ну и чтобы женихи немного поволновались. А мы, приглашённые, помаялись в ожидании.

Проголодались.

Я сидела у прохода с краю и с тоской наблюдала за тем, как этот маленький вандал, мой шестимесячный сын, один за другим уничтожает бутоны, своими крошечными, но такими цепкими ручонками обрывая лепестки и с довольным визгом швыряя их на пол.

Наверное, для невест старался, желая усыпать им дорогу к алтарю благоухающими цветами, вот только не уверена, что тётушки оценят его старания.

Пробовала передать проказника няне, но его будущая светлость, наряженный в белую, до самых розовых пяточек сорочку, всю в кружевах, ни в какую не желал проявлять покладистость. Начинал капризничать, требуя посадить его на пол, а оттуда так и норовил уползти под лавку, хоть и ползать-то ещё толком не умел.

Сразу видно, в отца пошёл.

Хотя Моран почему-то утверждает, что у Этьена мамин характер, вредный и строптивый. Мой, в общем.

— Как думаешь, насколько опоздают? — Маржери, находившаяся в интересном положении, устало потянулась, упираясь руками в спину. Сестра ёрзала, пытаясь устроиться поудобней, но на жёстком узком сиденье расположиться с комфортом было непросто.

Мне оставалось только ей посочувствовать и велеть слуге принести из кареты пару подушек.

— Зная близняшек, как минимум на час.

Сестра слабо застонала.

Последние недели Маржери с мужем и их первенцем гостили у нас в Валь-де-Манне. Пока что в Вальхейме тишь да благодать, а потому в постоянном присутствии Морана в столице правители больше не нуждались. Я люблю Навенну, но жизнь в ней никогда не сравнится с размеренной, безмятежной жизнью в нашем солнечном, плодородном крае — Гавойе. Надеюсь, мы останемся здесь надолго.

Как минимум до третьего ребёнка.

Хотя тут бы с одним проказником как-то справиться.

Касьен со своей новоиспечённой женой, в прошлом мадам Мариетт, а ныне её милостью, виконтессой де Лален, тоже недавно осчастливили нас своим визитом. А следом прикатили и родители. И близняшки со своими избранниками, так как было решено сыграть свадьбу (одну на двоих) в Гавойе. Последним явился Флавьен, только вернувшийся из заморских странствий.

В общем, вся семья была в сборе, и места во дворце хватит для всех.

Я всё-таки передала Этьена няне, когда гости начали подниматься, приветствуя взволнованных, сияющих от счастья невест. Женихи — приятные во всех отношениях молодые люди, оба графы и оба маги огня, обладали добрым нравом, а главное, ангельским терпением, которое им непременно пригодится ещё не раз, если учесть, кого они выбрали себе в спутницы жизни. При виде близняшек их сиятельства сразу же приосанились, заулыбались и больше не сводили глаз с медленно плывущим к ним красавиц.

Совсем некстати, нарушая очарование момента, захныкал Этьен. Я мысленно пожелала няне удачи и постаралась сосредоточиться на невестах. Они одни сейчас заслуживали внимания.

— Опять уполз. — Не прошло и минуты, как меня пихнула в бок Маржери.

Этьен, с которым было не под силу справиться ни одной служанке, как это водится, снова обнаружился под лавкой. Расправлялся с цветами, овивавшими её деревянные ножки, до которых прежде добраться не мог.

Поняв, что пойман с поличным, принялся невинно улыбаться, демонстрируя свои румяные щёчки и очаровательные, проступившие на них ямочки.

Наморщился, когда я попыталась взять его на руки, явно намереваясь разразиться громким плачем. Ему-то без разницы, что у кого-то здесь свадьба. К счастью, на помощь вовремя подоспел Моран, сопровождавший невест из Валь-де-Манна в храм пресветлой Виталы.

— Я возьму.

В руках Стража Этьен волшебным образом успокаивался. Сразу позабыл о том, что собирался плакать, и цветы, хвала Единой, оставил в покое, направив весь свой младенческий пыл на серебряные пуговицы на отцовском камзоле.

Невесты вложили свои ладошки в протянутые руки женихов. Обряд венчания начался.

— О чём думаешь? — спросила, поймав взгляд мужа, невесомой лаской коснувшийся моего лица.

— О невесте в голубом платье, переступившей порог этого храма полтора года назад. Самой прекрасной невесте, какую когда-либо видели эти стены.

Подлиза.

— Даже цвет моего свадебного платья не забыл? Надо же! — удивилась. Не сумела отказать себе в удовольствии и с улыбкой поддела маркиза: — Ты же тогда был крепко околдован.

— Был, — кивнул его светлость, тоже улыбаясь, и продолжил, зашептав мне на ухо, только для меня: — Околдован тобой. Твои чары оказались сильнее любых других.

И прижался губами к пухленькой щёчке Этьена — результату моего на Морана магического воздействия.