Той ночью я металась в постели, не способная вырваться из плена страшного сна. Не обычного кошмара, который, как в трясину, затягивает на какое-то время, а потом отпускает, оставляя после себя лишь разрозненные, постепенно гаснущие воспоминания. Этот, я знала, не отпустит.

Не сотрётся из памяти никогда.

Даже открыв глаза, крича и рыдая, по-прежнему чувствовала тлетворный холод, ползущий по коже. Как наяву видела туман, стелящийся по прогнившей от чар земле. Магии тёмной, всесокрушающей, мерзкой. Словно мутные реки, вышедшие из берегов, колдовское марево расплескалось по лесу, напитало ядом растения, отравило сам воздух. Вскарабкалось по чёрным стволам деревьев, чьи искорёженные руки-ветви тянулись к маленькому, невинному существу.

Приносимому по злой прихоти в жертву.

В ушах стоял пронзительный младенческий плач, он разрывал мне сердце. Пламя, сумасшедше плясавшее вокруг каменного жертвенника, слепило глаза.

Казалось, я умирала вместе с крошечным созданием, сжигаемая ужасом, отчаяньем. Рассудок мутился от ощущения собственной беспомощности. От безысходности. Я не могла предотвратить ритуал. Не могла повернуть время вспять и спасти ребёнка.

Фрагменты из жизни кузины никогда не оставляли меня равнодушной. Обычно мои эмоции наслаивались на её чувства. Но в этот раз Серен… не чувствовала ничего. Возможно, ледяного сердца чародейки на миг коснулась искра сожаления. Но она тут же погасла, так и не сумев превратиться в пламя и растопить лёд в её груди.

Чтобы достигнуть цели, Серен готова была заплатить любую цену. За возможность управлять Мораном она, не жалея, расплачивалась чужой жизнью.

— Нет! Не надо! Не трогайте! Оставьте его! — захлёбывалась я слезами. Кричала, не понимая, что кричу в пустоту, и дряхлая старуха, колдунья, хищной птицей кружащая вокруг жертвенника, — лишь мираж.

Демонов проклятый мираж.

Не сразу осознала, что меня обнимают, и в тишину спальни вплетается вкрадчивый шёпот. Нежный, как поцелуи, что отголосками прошлых ласк звучали на моих губах, воскрешая в памяти мгновения, которые принадлежали только мне и ему.

Короткие мгновения единения, когда он — мне вдруг нестерпимо захотелось в это поверить — забывал о Серен. Поверить в то, что, когда мы были вместе, когда я была его, Мораном двигала не похоть или злые чары — плод жутких обрядов, а желание быть со мной. Что он точно так же растворялся во мне, как я растворялась в нём.

Без остатка. Забывая обо всём.

Пусть на короткое время, но он был мой. Не из-за магии лесной ведьмы, а по велению сердца. Сейчас я нуждалась в этой вере.

— Тише, тише. Это всего лишь сон, — мягко повторял муж, баюкая меня в своих сильных руках.

В них я снова могла дышать, и ледяные тиски ужаса, сдавившие сердце, медленно, будто нехотя, разжимались.

— Не сон. Воспоминание. О Серен.

— Расскажи, что ты видела, — попросил он вкрадчиво.

— Я видела… Видела, с помощью… чего… они тебя… подчинили… — фразы, рваные, дававшиеся с трудом, от горечи которых саднило горло, вырывались изнутри.

Моран вздрогнул, словно его окатило водою из проруби, но тут же совладал со своими эмоциями. Тёплые ладони сомкнулись на моём лице. Целуя, Страж осушал мои слёзы, что никак не получалось унять, и не переставал шептать, успокаивая:

— Они заплатят за каждую жертву. За каждую твою слезу.

Боль отступала, прогоняемая нежными прикосновениями мужа. Чувствуя себя как никогда уязвимой, беззащитной и слабой, крепче прижалась к нему, желая почерпнуть в маге силу, которую, казалось, выплакала всю до последней капли.

В кольце его рук я постепенно расслабилась, перестала всхлипывать и дрожать. И слёзы на глазах просохли. Правда, мужнина рубашка, распахнутая на груди, подёрнутой росписью татуировок, наоборот, успела стать влажной.

Моран перебирал спутавшиеся ото сна смоляные пряди пальцами, а я, прикрыв глаза, наслаждалась этой нехитрой лаской.

События минувшего вечера, публичное унижение де Париньяка и последовавшая за этим ссора, остались в прошлом. Как будто отошли на второй план, перестали что-то значить.

— Опять под дверью ночуешь?

— Лучше под твоей, чем маяться у покоев его величества, — не увидела, почувствовала его улыбку.

— Останешься?

Поцелуй в лоб и невесомое касание пальцев, стёрших последнюю, запоздало скользнувшую по щеке слезу.

— Останусь.

Его светлость устроился поудобней, подложив под голову подушку. Мне её заменило мужнино плечо. Пусть оно и не было набито лебяжьим пухом, а по ощущениям больше напоминало булыжник, но засыпать вот так, на груди у Стража, как когда-то, было безумно приятно. Вселяло покой, в котором я сейчас так нуждалась.

Какое-то время тишину спальни нарушало лишь мерное дыхание мага и моё совсем не вписывающееся в окутавшую нас атмосферу нежности громкое шмыганье носом. А потом молчание развеял голос Стража. Не знаю, сколько оно длилось — несколько минут или, может, час. Но оно было правильным, совсем не неловким. Скорее, уютным, усыпляющим, притупляющим любые страхи.

— Её я желал. — Замерла в его руках, напряглась и, кажется, снова забыла, как дышать. Зажмурилась, слыша, как в груди всё медленнее бьётся сердце, постепенно замирая, и почувствовала тёплое дыхание на своих губах. — А тебя люблю.

— Вы улыбаетесь. — Это было первое, что сказала служанка, заглянув ко мне утром. — Давно не видела вас такой.

— Какой? — Я сладко потянулась и зажмурилась от ярких солнечных лучей, брызнувших в окна. Это Мадлен раздвинула шторы, впустив в спальню свет нового дня.

Весьма знойного дня — это уже сейчас ощущалось. Стоило девушке распахнуть двери, что вели на обильно декорированный лепниной балкон, как в комнату, вместо утренней прохлады, ворвался горячий воздух, напоенный ароматами Чармейского леса.

— Весёлой. Радостной. Вам очень идёт улыбка.

Эта самая улыбка никак не желала сходить с лица. А ведь ничего такого и не было. Ладно, вру. Было. Признание. Одна штука. Которому предшествовали и за которым последовали головокружительные поцелуи. Сколько штук — не берусь сосчитать. Наверняка собьюсь.

А потом я не заметила, как уснула. Чтобы проснуться одной. Но сожаления по этому поводу не испытывала. Точно знала, Страж не о Серен отправился помечтать. Просто не хотел, чтобы утром, обнаружив себя в его объятиях, я испытала неловкость.

А я бы её точно испытывала. Впрочем, и в отсутствие мужа меня переполняли самые разнообразные чувства, среди которых смущению тоже нашлось место.

Перевернувшись на живот, уткнулась лицом в подушку — надо же было где-то спрятать дурацкую улыбку — и пожаловалась наволочке, всё ещё хранившей его тепло, его запах:

— Глупая я. Ведь глупая же.

— Ваша светлость, — подала голос Мадлен, напомнив о своём присутствии. — Маркиз просил поторопиться. Сказал, чтобы были готовы к утреннему занятию.

Пришлось нам с подушкой расстаться. А вот улыбка прощаться со мной отказывалась. Казалось, приклеилась намертво. Но только лишь до того момента, как дверь в спальню неожиданно распахнулась, и перед нашими с Мадлен взорами предстал… слегка зелёный маркиз.

Кого же он мне напоминает цветом лица… Ой.

Виновато закусив губу, я покосилась на злосчастную книжицу, темневшую на каминной полке. Так, кажется, называла Софи «Заклятия на все случаи жизни». Моран проследил за моим взглядом и ринулся разбираться.

К счастью, не со мной, а с книжкой.

Схватил ни в чём не повинный томик и, потрясая им в воздухе, процедил:

— Не хочешь ничего объяснить? — в голосе мужа отчётливо слышались рычащие нотки.

— Прости! Это случайно вышло. — Я продолжала кусать губы, только теперь уже, чтобы не засмеяться.

Какая же всё-таки жизнь непредсказуемая штука. Он мне любовное признание, я ему — чистку желудка.

Впрочем, говорят, это полезно. Может, таким образом я проявляю заботу о мужнином здоровье. Так себе, конечно, оправдание, но всё же…

— Которое? — зеленея, кажется, уже от злости, снова рыкнул маркиз.

— Там страничка загнута.

И замусолена. Читана-перечитана. Вызубрена каждая строчечка. Я теперь даже во сне кого хочешь заколдую. Этакая антилюбовная крёстная фея.

— Через час вернусь. Будь готова, — то ли предупредил, то ли пригрозил супруг и умчался куда-то вместе с книгой.

С тех пор «Заклятия на все случаи жизни» я больше не видела.

Его светлость оказался пунктуален, явился ровно через шестьдесят минут. Немного бледный, страшно суровый. Грозовая туча при взгляде на него скончалась бы от зависти.

Приблизившись ко мне, из последних сил сдерживающей улыбку, Страж властно приподнял моё лицо за подбородок. После чего прошёлся кончиками пальцев по моим губам и что-то быстро прошептал. От мимолётного прикосновения кожу немного защипало, но неприятное ощущение вскоре прошло. А вот чувство вины осталось, так и продолжало колоть.

— Ты как?

— Нечто подобного следовало ожидать, — с глубокомысленным видом попенял мне маг. — С твоей-то фантазией и неиссякаемым энтузиазмом. Лучше направим их в полезное русло, пока ещё кто-нибудь не пострадал.

— Согласна! — выдохнула облегчённо, радуясь, что гроза миновала, и спросила с плохо сдерживаемым нетерпением: — А где будем тренироваться?

Маркиз продолжал хмуриться, но вроде бы обижен не был. Наверное, успел пропсиховаться.

Это уже потом я поняла, что Моран, может, и успокоился, но забыть не забыл. В тот же день на мне отыгрался. Да и в последующие дни тоже не отказывал себе в удовольствии поиздеваться над бедной женой.

Что я говорила? Садист и деспот.

— Тренироваться? — по лицу чародея змеёй скользнула усмешка.

Нехорошая такая. Я бы даже сказала зловещая.

— Конечно. Ты же сказал, что будешь заниматься со мной.

— Если ты о том, чтобы что-нибудь где-нибудь подпалить — забудь. Пока не усвоишь теорию, никакой практики.

Я вдруг почувствовала себя шариком, из которого выпустили воздух, и он, вместо того чтобы унестись в лазоревое небо, после парочки виражей бесславно приземлился на землю.

— Пойдём! Я отпросил тебя у её величества на целый день, — вроде бы просто предупредил, а прозвучало как угроза. Словно уловив ход моих мыслей, чародей обернулся и, гаденько так ухмыльнувшись, объявил: — Хочу сразу предупредить, я наставник строгий и больше всего не люблю невнимательность и непослушание. Так что готовься сдерживать свой характер. До вечера ты в полной моей власти.

Неожиданно взыграла ностальгия по браслету. А ещё очень захотелось показать мессировскому затылку язык. Что я и сделала. Отвела напоследок душу и побрела следом за деспотом в его кабинет.

Придворные веселились дни напролёт. Охотились в Чармейском лесу, гуляли по окрестностям замка, вечерами услаждали свой слух изысканной музыкой, а иногда и взор — балетом или комедийным спектаклем. Уже не говорю про столь полюбившиеся двору подвижные развлечения. Популярностью пользовались игра в бильбоке и прятки. А также вечерние посиделки за затянутыми зелёным сукном столами — в последнее время было модно просаживать деньги в бассет, кости или же устраивать лотереи.

Одним словом, жизнь в Оржентеле кипела и бурлила. Но я не принимала участия в светских забавах, поглощённая познанием собственной силы, которая тоже кипела и бурлила. Во мне, тщетно ища выход. Его деспотичная светлость ни в какую не желал переходить от теории к практике. Заставлял корпеть над старыми фолиантами, читал мне лекции. А иногда и нотации.

Бывало, мог неожиданно прерваться и потребовать подробный пересказ того, что уже успела выучить. А если я запиналась на какой-нибудь фразе, морщился и неодобрительно качал головой.

А попробуй тут не запинаться! Я, конечно, старалась быть предельно внимательной, но порой ловила себя на мысли, что не слушаю Морана, а любуюсь им. Впитываю в себя, точно губка, но только не новые знания, а его голос. Глубокий, а временами, когда маг не высыпался из-за ночного дежурства под дверями королевской опочивальни, чуть хрипловатый — он обволакивал разум, пленял мои мысли.

Наверное, в такие моменты вид у меня был слегка рассеянный. Потому как новоиспечённый наставник безошибочно угадывал, когда я из прилежной ученицы, стремящейся познать всё и даже больше, превращалась просто во влюблённую женщину. Которую ничего, кроме сидящего рядом мужчины, опасно, волнующе близко, не заботило.

В такие моменты губ Стража касалась едва различимая, но всё же хорошо понятная мне улыбка.

Я тут же принималась ругать мысленно, себя и своего искусителя. После чего, выставив из головы всё лишнее, возвращалась в мир магии стихий и колдовства морров. И, если с живущим во мне пламенем была знакома не понаслышке, то с иным даром — сокрушительной силой, дарованной Серен тёмными чародеями, мне ещё только предстояло познакомиться.

С дозволения правительницы, с которой де Шалон сумел как-то договориться, меня на некоторое время избавили от обязанностей фрейлины. Теперь единственной моей обязанностью было учиться. Даже в отсутствие Стража, когда он уходил нянчить его величество, я корпела над книгами. Читала до рези в глазах, до умопомрачения. Только бы не вызвать очередной всплеск недовольства у этого сухаря — моего учителя.

По-видимому, так на мне отыгрывались за полуночные поцелуи, которые до сих пор, стоило о них вспомнить, казалось, обжигали губы.

Вечерами, когда всё же вырывалась из плена мрачного кабинета, забитого пыльными томами и пожелтевшими свитками, и присоединялась к придворным, со стороны, наверное, больше походила на статую с искусственной, приклеенной к губам улыбкой. Я машинально, еле ворочая языком, поддерживала разговор с галантными сеньорами, пыталась как могла любезничать с фрейлинами и королевой.

А потом шла к себе, переодевалась и, оказавшись в объятиях шёлковых простыней, сразу же засыпала. Чтобы утром снова отправиться в мессировский кабинет.

— …И последнее, — маркиз вышагивал по комнате, на которую, просачиваясь в окна и постепенно сгущаясь, наползали сумерки, — магическая сила неразрывно связана с эмоциями. Тьма, что живёт в каждом потомке морра, должна находиться в гармонии не только с нашей стихией, но и с нашими чувствами. Во время столкновения с демоном очень важно оставаться собранным, хладнокровным. Не позволять ни ярости, ни страху, ни какому другому чувству овладеть тобой. Иначе тьма на твой призыв просто не откликнется или ещё хуже — откликнется, но выйдет из-под контроля. И тогда могут пострадать невинные. Именно поэтому женщины не становятся Стражами, а только передают силу будущим поколениям магов. Вам сложнее укрощать свои чувства.

— Серен была исключением. Бесстрашная воительница, — зачем-то брякнула я и исподлобья глянула на мужа, силясь прочесть его реакцию.

— Серен — бесчувственная стерва, — безразлично отозвался маг и как будто спрятал лицо под забралом из льда. — Ей было нечего укрощать и подавлять. Ты же порой бываешь очень эмоциональна. Любую мелочь принимаешь близко к сердцу.

— Это ты сейчас о какой мелочи? — хмыкнула, не сдержавшись. — Вроде того случая, когда отправил в долгосрочный сон моего отца?

Сколько ни пыталась, так и не смогла забыть о том, что де Шалон сделал с папа.

Моран вернул на место последнюю проштудированную мною книгу и приблизился к окну. Наверное, желал полюбоваться сумеречным парком, а скорее, не хотел оборачиваться ко мне и встречаться со мною взглядом.

— Это она тебе приказала? Или ты сам… — окончание фразы замерло на губах. Я же застыла в кресле.

Переплетя за спиной пальцы, один из которых был оттенён перстнем с фамильным гербом, чародей тихо произнёс:

— Меня настойчиво просили избавиться от барона навсегда. К счастью для твоего отца, я сопротивлялся. Иначе бы его милости уже давно не было бы в живых. И тебя тоже, — добавил горько, по-прежнему не оборачиваясь, и на какое-то время комнату укрыл полог тишины.

Моран смотрел в окно, я — куда-то в пустоту, как будто сквозь затянутые узорчатой парчой стены. Вспомнился жуткий сон о жертвоприношении и безразличии этого монстра, моей кузины.

Поднявшись, зажгла свечу. За ней другую, надеясь прогнать не только тьму, но и возникшую после моих слов напряжённую атмосферу.

— Чтобы пробудить в себе глубинную тьму, чтобы она откликнулась на твой призыв, а главное, чтобы ты могла её контролировать и в нужный момент загнать обратно, одного самообладания мало. Нужна практика, — наконец, обернувшись, нарушил молчание его светлость.

— Маркиз считает, я уже готова начать оттачивать своё мастерство? — от удивления чуть канделябр себе на ноги не уронила.

— Нет, — покачал маг головой, а потом улыбнулся. — Но я же вижу, что тебя распирает от желания воспользоваться силой. А так как эмоциями ты владеть не умеешь… Будет лучше, лучше для всех, если завтра мы отправимся в Чармейский лес.

— Предлагаешь спалить его к демоновой бабушке? — поинтересовалась с сомнением.

Моран рассмеялся:

— На это сил точно не хватит. Будем тренироваться подальше от замка. Здесь тебе в любом случае этого не позволят. Ты же…

— Помню. Я женщина, — отозвалась вяло.

И, по мнению многих здешних бездельников, должна думать не о силе, а о парфюмах и пудрах, мушках и париках.

Несмотря на то, что Страж был строгим учителем, а порой и вовсе невыносимым, я была благодарна ему за помощь. Без него, без его подсказок и наставлений, так бы и почитывала книжки по магии и спонтанно, разозлившись, что-нибудь кому-нибудь поджигала.

С ним же у меня появился реальный шанс не просто подружиться с колдовским даром, но и наконец перестать быть беспомощной. Беззащитной.

И когда Серен снова попытается напасть — а я знала, что рано или поздно это случится, — я буду во всеоружии.