Эрика.

Меня разбудило монотонное бормотание в трубку:

— Да, вернемся к концу недели… Нет, ты зря беспокоишься, с нами все отлично… Эрика в полном порядке, на этот раз интуиция тебя обманула, — вдохновенно врала мама.

По всей видимости, на другом конце провода находилась бабушка. Обладающая завидной проницательностью, в общении с близкими Тереза была в высшей степени доверчива и наивна, а уж дочери верила безоговорочно.

Дальнейший разговор превратился в череду односложных ответов, преимущественно состоявших из «да» или «нет».

Пока маман, отвернувшись к окну и нервно теребя шнурок жалюзи, подвергалась бабушкиному допросу, отец сидел в кресле, ссутулившись и спрятав лицо в ладонях. В этой позе было столько безнадежности, столько отчаяния, что мои собственные невзгоды вдруг стали восприниматься, как что-то незначительное и недостойное внимания.

Папа горестно вздохнул и откинулся на спинку кресла. Вокруг потухших карих глаз пролегли синие тени, лицо осунулось и приобрело землистый оттенок, а в висках прибавилось седины. Сейчас отец, только-только разменявшие пятый десяток, напоминал старика.

Я попыталась приподняться и позвать его, но застонала от боли. Ныла каждая клеточка истерзанного тела. Заметив, что дочь начала подавать признаки жизни, мама быстро свернула разговор и, оставив мобильный на подоконнике, выбежала в коридор.

Я проводила ее усталым взглядом, лишь на мгновение задержавшись на окружающей обстановке. Просторная больничная палата, наполненная светом уходящего дня, так контрастировала с обрывками воспоминаний, беспрестанно мелькавших в голове: лужи крови, сполохи пламени, вздымающегося к потолку; дым, заволакивающий все пространство…

Отец ласково коснулся моей щеки, смахнул покатившуюся слезинку и ободряюще сжал мою ладонь. Было видно, что он сам на грани и едва сдерживается, чтобы не заплакать.

— Эрика… Ты нас так напугала! — Мне показалось или в голосе матери послышался упрек?

Понять, что же все-таки это было, не успела, так как следом за ней в палату вошел долговязый мужчина в белом накрахмаленном халате, со стетоскопом на шее и черной папкой в руках.

Бегло осмотрев меня и задав дюжину вопросов, на которые я упорно отвечала одно и то же — не помню, не знаю, не понимаю, — медик осветил свою версию произошедшего: девушка отправилась в клуб, угостилась бодрящим коктейлем из дури и повеселилась от души. Правда, ночь для нее закончилась плачевно. Но ведь могло быть и хуже.

Врач только диву давался, как меня угораздило, приняв убойную дозу психотропных веществ, остаться в живых. Я тоже хотела бы это знать…

— Вам повезло, что вовремя вызвали «неотложку». Иначе могли бы и не откачать, — безжалостно припечатал «Айболит» и на всякий случай еще раз уточнил: — Не помните, как очутились в парке?

Далее вопросы пошли по второму кругу. Глядя в одну точку на потолке, я с завидным упрямством твердила о своей амнезии. Поняв, что вразумительных ответов добиться от меня не удастся, доктор обнадежил родителей, что с их непутевой дочерью все будет в порядке, и был таков.

Не успел он скрыться в коридоре, как роль дознавателя взяла на себя мама.

— Где ты была?! С кем?! Вся перемазана в крови! — захлебывалась она словами.

— Мам, я правда ничего не помню, — вяло отбивалась я от попыток родительницы докопаться до истины.

Признаюсь, что меня хотела прикончить шайка психопатов, и, скорее всего, сама загремлю в психушку. Нет уж, увольте! Со своими тараканами я как-нибудь сама разберусь.

— По крайней мере, как сбегала из гостиницы ты помнишь?! — сорвалась мама на крик. — Мы из-за тебя чуть с ума не сошли!

Папа обхватил плачущую супругу за плечи и ласково, но в то же время не терпящим возражений тоном произнес:

— Оставь ее, Рике нужно отдыхать. Успеем поговорить, — и повел к выходу.

Меня действительно вымотали расспросы. Сил хватило только на то, чтобы благодарно улыбнуться отцу, а через мгновение я снова оказалась в плену у своего кошмара.

Когда открыла глаза, в окна больницы черным вороном билась ночь.

Спрятавшись за ширмой, родители о чем-то возбужденно спорили. Не имея ни малейшего желания снова выслушивать мамины упреки, я притворилась спящей.

— Нужно обо всем рассказать Терезе! — как заведенный твердил отец.

— Об этом не может быть и речи! — взвилась мама. Похоже, из-за случившегося со мной нервы у нее совсем стали ни к черту. — Хочешь заставить ее пережить то, что пережили здесь мы?!

— Ты видела, в каком состоянии ее нашли?! — гневно прошипел глава семьи. — Вдруг это…

Но мама не дала ему закончить:

— Как только Эрика поправится, мы заберем ее домой и сделаем все возможное, чтобы она никогда не вспоминала ни о Словакии, ни об этой ночи. Кроме нас больше никто не узнает о случившемся!

Отец безнадежно вздохнул. Временами мама была упряма, как сто ослов вместе взятых. Если она что-то вбила себе в голову, то уже ничто не могло поколебать ее решения. Но в этот раз я целиком и полностью ее поддерживала. Признаться во всем бабушке, глядя в строгие и такие грустные глаза, было выше моих сил. Мама права, пусть все плохое останется в Словакии.

Но на поверку все оказалось намного сложнее. Мысленно я постоянно возвращалась в ту ночь. Видела Камила: сначала нацелившего на меня нож, потом его труп, объятый пламенем.

Интересно, что я должна была испытывать? Боль от того, что человек, которому по наивности доверилась, заманил меня в ловушку, или тоску из-за его смерти? А может, радость, потому что справедливость восторжествовала? Но как ни странно ни одно из этих чувств не объясняло мое состояние. Про любовь вообще вспоминать не хотелось, будто ее никогда и не было.

Кто те люди, что помешали Камилу завершить начатое? А может, ужасная церемония — лишь плод больного воображения, одурманенного наркотиками? Страшная галлюцинация?

Оставшись одна, я попыталась отвлечься от навязчивых воспоминаний и включила телевизор, поставив на режим без звука. На экране замелькали видеокадры с места пожара…

Щелкнув пультом, устало откинулась на подушку и прикрыла глаза. Кажется, этот кошмар будет преследовать меня вечно.

Венгрия.

К особняку Эчедов они подъехали на закате. Серое двухэтажное здание встречало ведьмаков сонной тишиной, и на первый взгляд могло показаться, что этот дом необитаем. Не горели фонари, окаймлявшие дорогу, ведущую к парадному входу. Ставни наглухо сомкнули створки, охраняя от взора любопытных частную жизнь обитателей дома. Только в круглом окне-розе мансарды, которую облюбовал для себя глава семьи, Венцель, маячил тусклый свет, да в глазницах каменных чудовищ — драконов, венчавших карнизы, полыхало синее пламя. Недремлющие стражники верно служили Эчедам на протяжении долгих столетий, оберегая их покой.

Кристиан взбежал по лестнице и приложил ладонь к гербу на двери. От его прикосновения створки бесшумно раскрылись. На первом, не так давно отреставрированном этаже, еще сохранились остатки былого великолепия: люстра-каскад на двадцать свечей с ангелочками из золоченой бронзы; на полу — мраморные плиты с выгравированными на них магическими рунами; стены, обтянутые шелком и украшенные фамильными портретами.

В остальном же загородная резиденция Эчедов мало чем отличалась от соседских коттеджей. Кухня была оборудована по последнему слову техники, почти в каждой комнате имелись плазменные панели и кондиционеры, которые являлись скорее предметами интерьера, чем необходимостью, потому как воспользоваться благами цивилизации домочадцам удавалось нечасто.

В особняк постоянно съезжались гости, а перепады напряжения при большой концентрации колдовской энергии были делом обычным. Именно поэтому повсюду стояли канделябры, а вместо лампочек в настенных бра горели свечи. Летом изнывали от жары, а зимой спасались от холода, затапливая камины. Дом убирали по старинке, используя метлу и тряпку. Пылесосы без надобности хранились в кладовках, работу холодильников приходилось поддерживать заклинаниями, а чтобы насладиться просмотром фильма, Эчеды вынуждены были отправляться в кинотеатр.

Частое отсутствие электричества доводило отца Кристиана до нервного тика. Вот и сейчас Венцель, столкнувшись с парнями в холле, принялся изливать тем свои возмущения.

— Сил моих больше нет терпеть это безобразие! Столько дней мечтал о финале Кубка, надеялся спокойно провести выходной перед телевизором, но нет! Твоей матери приспичило именно сегодня организовать вендетту! — Мужчина с тоской посмотрел на горку бутербродов и баночку пива на подносе, который держал в руках. Угощения должны были помочь скрасить вечер и составить ему компанию во время просмотра любимой игры. Сунув подмышку газету, лежавшую на столике возле лестницы, Венцель стал подниматься наверх, при этом беззлобно бормоча: — Даже дома нет покоя…

— Причина собрания? — окликнул отца Крис. Вчера, когда он созванивался с матерью, та ни словом не обмолвилась о предстоящем съезде.

Худосочная фигура, закутанная в зеленую хламиду, обернулась.

— Цили решила устроить показательный суд.

Субтильность и высокий рост Кристиан унаследовал от отца. А в остальном он был точной копией матери: такие же, как и у нее, прямые темно-русые волосы, глубоко посаженные зеленые глаза, четко очерченный подбородок с ямочкой, которая безотказно действовала на слабый пол. Тонкие губы зачастую кривились в пренебрежительной усмешке. Керестей на всех смотрел свысока. Привилегированное положение будущего хозяина рода позволяло ему себя так вести.

Даниэль, до этого сонно озиравшийся по сторонам, заметно оживился.

— Нашли предателя? — бойко проговорил он.

В последнее время Габор был в курсе всех событий, происходящих в клане Эчедов, что наводило на мысли об измене.

— Цецилия так считает, — загадочно оповестил Венцель и, посчитав разговор оконченным, отправился к себе.

Миновав холл, парни оказались в церемониальном зале — огромном помещении со сводчатым потолком и стрельчатыми витражными окнами, сейчас заполненном молчаливыми людьми. Стараясь не привлекать к себе внимания, ведьмаки пристроились в задних рядах.

Цецилия сидела в глубине алькова и больше походила на прекрасную статую, высеченную из холодного мрамора, нежели на женщину из плоти и крови. Густые волосы были заплетены в косу, на лоб опускалась фероньерка — золотая цепочка, щедро украшенная жемчугом. Пальцы были унизаны перстнями — амулетами из магических камней: сапфира, гиацинта и сердолика. Свободное темное одеяние, в которое по традиции глава клана облачалась для колдовских церемоний, еще больше подчеркивало белизну ее кожи.

Позади нее стояли Анталь и Шандор, как и Цецилия, потомственные колдуны, по силе едва ли уступавшие хранительнице рода. Они и еще несколько опытных ведьмаков являлись главной опорой клана. Остальные были неопытными, пока еще желторотыми птенцами, только начавшими познавать азы волшебства.

Что касается Габора, то его свиту в большинстве своем составляли маги с длинной колдовской родословной. Один Ксавер, любимец Батори и, как поговаривали, его приемник, мог с легкостью перебить с дюжину учеников Цецилии. Чародейка понимала, что ее положение очень шатко. Если Габор и сохранял иллюзию мира, то Ксавер после смерти старика церемониться не станет и, несомненно, попытается подчинить себе Эчедов. А если учесть, что Габору уже давно было за шестьдесят, то пертурбация во вражеском клане могла произойти в любой момент.

Цецилия не могла допустить, чтобы кто-нибудь из ее окружения шпионил для старого колдуна или для Ксавера. К счастью, предателя вовремя удалось разоблачить.

Перед нею на полу, скрючившись от боли, лежал мужчина. В широко раскрытых глазах читался страх, впалые щеки пересекали красные полосы. Когда Имре привели к ней, он даже не попытался оправдаться. Наоборот, начал глумиться над Эчедами и сыпать проклятиями. Под влиянием эмоций Цецилия накинулась на него, хотела заставить замолчать, а заодно выцарапать предателю глаза, чтобы впредь неповадно было следить и доносить Батори. С трудом заставила себя остановиться. Она сохранила выродку жизнь, но избежать наказания ему не удастся.

Поднявшись, женщина громогласно объявила:

— За предательство, за отречение от семьи и обман ты, Сенди Имре, будешь лишен дара и навсегда изгнан из клана.

Ведьмак вскинул на Цецилию потухший взгляд и снова неуклюже повалился на бок. Последовавшая за этим невнятная фраза:

— Я ни в чем перед тобой не виноват, — потонула в яростном крике колдуньи.

— Довольно притворства! Изменой ты запятнал свое имя! Не пытайся вызвать к себе жалость, Имре, ты достоин только презрения!

Анталь приблизился к пленнику, словно заклинание бормочущему одну единственную фразу: «не виноват, не виноват» и заставил того встать на колени. Цецилия обхватила голову Имре руками, прижала ладони к его раскаленным вискам. Глубокий, тягучий голос колдуньи разнесся по залу, отражаясь от стен, увешанных старыми гобеленами. Крылатые создания с тканых полотен взирали на госпожу то ли с грустью, то ли с укором, пока она, произнося заклинание, уничтожала все воспоминания Имре, связанные с годами жизни в клане.

Тело ведьмака конвульсивно дернулось. Он выгнулся дугой и истошно закричал, когда сила, часть его самого, вырвалась наружу, чтобы обрести нового хозяина. Цецилия небрежно оттолкнула от себя Имре и холодно произнесла, пробежав взглядом по залу:

— Вы давали мне присягу, и любой, кто попытается ее нарушить, понесет ответ.

Велев увести изменника, женщина пересекла зал; стук ее каблуков звучал оглушительной барабанной дробью. У самого выхода она обернулась и сухо проронила, обращаясь к сыну:

— Живо в мой кабинет. И вы тоже, — кинула она Этери и Даниэлю, устало подпиравшим стену.

Цецилия покинула зал, а вместе с ней ушло и напряжение, довлевшее над собравшимися. Кто-то неодобрительно качал головой, провожая взглядом магов, уводящих Имре. Остальные старались не смотреть в сторону Сенди и ежились, представляя, что любой из них может оказаться на его месте.

Ясмин протиснулась к Крису и повисла у него на шее.

— Я переживала, — ласково шепнула она.

Ответив на ее поцелуй, ведьмак мягко отстранил девушку и встревоженно произнес:

— Подумать только, Имре — перебежчик.

— И тем не менее это так, — подошла к друзьям невысокая, миловидная девушка по имени Лилиана. Обняв каждого, грустно продолжила: — Сенди конкретно облажался. Напился в «Камелоте», стал кричать на весь бар, что скоро ему крупно подфартит, а потом принялся названивать кому-то. Требовал то ли новую силу, то ли денег, повторяя, что Габор обещал.

— Я тоже это слышала, — подтвердила Ясмин. — А кроме нас с Лили еще несколько человек.

— Да уж, подфартило так подфартило, — пробормотал Керестей. — Теперь для него все кончено.

— А вот для вас, мальчики, веселье только начинается, — раздался за его спиной звонкий девичий голос с ехидными нотками.

Хела подкралась к друзьям и бесцеремонно повисла на Этери и Даниэле, положив руки им на плечи. Она, как и Лили, была близкой подругой Ясмин. Все три девушки попали в клан примерно в одно и то же время и на удивление быстро подружились, хотя каждая обладала полярно противоположным характером. Крис всегда удивлялся, как им удавалось находить общий язык. Мягкой и отзывчивой Лили, воспринимающей проблемы окружающих, как свои собственные; замкнутой и даже в некоторой степени апатичной Ясмин, живущей в изолированной от всех вселенной, и, наконец, вздорной и самовлюбленной Хелене, стремящейся заставить всех плясать под свою дудку.

— Выглядишь, как кошка, угодившая в бочку со сметаной. — Даниэль окинул девушку тяжелым взглядом. — Так понравилась расправа над Имре?

— Оставим бедолагу в покое, — лениво отмахнулась Хела. — Я имела в виду другое — воспитательную беседу, которую намерена провести с вами Цецилия. — Она шутливо потрепала Ведающего по голове. — Жаль, что говорить с вами будут с глазу на глаз, я бы с удовольствием поприсутствовала на разборе полетов.

— О чем ты? — тревожно спросил ведьмак, скидывая с плеча локоть девушки.

— О ваших похождениях в Словакии. Завидую, вы неплохо повеселились.

— Откуда такие сведения? — Этери тоже поспешил избавиться от руки Хелены.

— Весь Будапешт об этом гудит. Габор «в восторге». Ну а Цецилия…

— Хела, прекрати! — одернула подругу Ясмин и повернулась к жениху: — Крис, во что вы опять вляпались?

Ответить ведьмаку помешал подошедший к ним Анталь.

— Советую поторопиться, — произнес он. — Цецилия рвет и мечет.

— Удачи, — пожелала приятелям Лили.

— Она нам стопудово понадобится, — буркнул Кристиан и вышел в холл.

За ним, понуро опустив голову, плелся Ведающий.

— Тебе-то чего волноваться? — ворчал он, цветом лица сливаясь с лепниной на потолке. — Тебя она не тронет. И от Габора отмажет. А вот мы… — Парень нервно сглотнул, вспомнив выражение лица наставника Анталя. Таким встревоженным он его еще ни разу не видел. — Мне совсем не улыбается разделить участь Имре.

— Не стони, — процедил сквозь зубы Кристиан. — И без того тошно.

Этери оставался безмолвен и выглядел спокойным. Рассудил, что от судьбы все равно не уйдешь, поэтому не видел смысла в тревоге. Парень горько усмехнулся. Однажды ему повезло избежать наказания и сохранить силу. Если когда-нибудь над ним снова зависнет дамоклов меч, сомнительно, что удача вновь окажется на его стороне.

Цецилия стояла к ним спиной, заложив руки за спину, и смотрела на молодой месяц, как лодка на волнах покачивающийся среди туч.

— Я жду объяснений, — сказала она, не оборачиваясь.

— О чем конкретно? — осторожно начал Крис.

Колдунья бесстрастно проронила:

— О пожаре в Нове Место уже известно всем. Артефакт у вас?

Даниэль, чуть ли не падая ниц, приблизился к госпоже и, стараясь не смотреть в ее пылающие гневом глаза, протянул камень.

Чародейка схватила бархатный футляр и положила туда речник.

— Придется отдать его Габору. С извинениями и заверениями, что вы будете наказаны и подобное больше не повторится.

При упоминании о наказании Ведающему стало совсем не по себе. Парень опустился на ближайший стул и обреченно уставился на стену напротив, на портрет мужчины с крупными, но совершенно невыразительными чертами лица. Этим мужчиной являлся прежний хранитель клана, Феликс.

Кристиана заявление матери привело в негодование.

— Старик не смеет предъявлять права на камень! Это наш артефакт!

— Ваш артефакт? — мягко переспросила колдунья, а затем разразилась безудержным криком: — Из-за вашей дерзкой выходки мне снова придется кланяться в ноги Батори! Проклятье, Кристиан! Почему я должна унижаться перед ним из-за вас?! Из-за тебя! — Женщина ни минуты не сомневалась, кто явился зачинщиком беспредела. — Разве нельзя было уехать сразу же, как только поняли, что вас опередили?!

Ведьмак молчал. Вины за собой он не чувствовал, но объяснять матери, чем руководствовался, уничтожая приспешников Габора, не собирался. Все равно не поймет.

Цецилия посмотрела в равнодушное лицо Криса и поняла, что ее слова — лишь напрасное сотрясание воздуха. Керестей никогда не был послушным сыном, не желал чтить их законы. Сколько раз она задавалась вопросом: где ошиблась? Ведь она приложила все усилия, чтобы воспитать из него достойного преемника. Но Кристиана волновали только развлечения и охота за дарами. Едва ли проблемы клана занимали ум молодого ведьмака.

И хуже всего то, что это замечала не только она. Ее подданные не испытывали почтения к наследнику и, случись с ней несчастье, неизвестно, последовали бы за Кристианом или поспешили бы переметнуться на сторону Габора.

В такие моменты, как сейчас, женщина жалела, что ее сын не был наделен хотя бы толикой качеств, которыми обладал Этери. Вот кто действительно был достоит носить корону! Этери Батори унаследовал от своих предков, некогда правивших Польшей и Трансильванией, не только силу. Он был отважен, справедлив и благороден, но вместе с тем жесток и беспощаден к своим врагам. Именно таким Цецилия хотела видеть Кристиана. Но сын, к сожалению, был бесконечно далек от идеала…

— Вы что-то говорили о наказании, — кротко напомнил Даниэль, нарушив ход мыслей женщины.

Парень так и не дождался ответа, потому что в кабинет вошел Венцель. Он по-прежнему был в халате, наброшенном поверх старых брюк и видавшей виды футболки, а также уютных домашних тапочках, так как считал, что находясь у себя дома, имеет право ходить в чем угодно. И плевать, что особняк полон гостей, многих из которых Венцель даже не знал по имени.

Он казался мягким, неконфликтным человеком, живущим под каблуком у властолюбивой жены. Усиливал обманчивое впечатление и тот факт, что Венцель Божик не принадлежал к колдовскому миру. Люди, наделенные силой, недоумевали, как наследница знатного рода могла связать свою судьбу с никчемным простаком.

Мало кому было известно, что Венцель владел контрольным пакетом акций в крупной строительной компании и что только благодаря его союзу с Цецилией семья Эчедов продолжала благоденствовать. Именно на средства мужа Цецилия отправляла Ведающих на поиски артефактов, привечала колдунов в своем поражающем роскошью особняке (отремонтированном благодаря Венцелю; до этого родовое гнездо Эчедов, с годами пришедшее в упадок, представляло собой жалкое зрелище), не жалела денег на травы и зелья, импортируемые из-за границы.

Этот брак, устроенный отцом Цецилии, Феликсом, и родителями Божика, несмотря на отсутствие любви, держался уже двадцать четыре года. Восемнадцатилетняя Цили наверняка, как и всякая девушка, грезившая о романтических чувствах, безропотно покорилась отцу, согласившись стать женой человека, который был старше ее на десять лет и, по правде говоря, не блистал ни красотой, ни колдовскими талантами. Тем не менее Эчед хранила ему верность. Была послушной женой. Разумеется, когда дело не касалось ее клана. Но в колдовские игры супруги Венцелю хватало ума не вмешиваться.

Мужчина пересек кабинет.

— Твой родственничек, Габор, на словах благодарит Кристиана и его друзей за то, что избавили его от хлопот и сами наказали изменников. — Венцель на мгновение задержал взгляд на ведьмаках, а потом снова повернулся к жене. — Артефакт он просил передать с посыльным.

— И ты готова так просто с ним расстаться?! — не унимался Крис. Ему невыносима была мысль, что все их старания ушли впустую.

— Пусть забирает! — зашипел на друга Даниэль. — Нам ведь достались их силы. Или Габор потребует вернуть и дары? — Он с затаенной мольбой воззрился на госпожу.

— Не потребует, — буркнула Цецилия и поспешно добавила: — Но не думайте, что вам все сойдет с рук. Передо мной вы по-прежнему виноваты!

Кристиан скорчил недовольную мину, Даниэль тяжко вздохнул, Этери лишь равнодушно передернул плечами, еще раз подтвердив, что решение главы клана относительно их судеб, каким бы оно ни оказалось, ему совершенно безразлично.

— Это еще не все, — Венцель побарабанил пальцами по столу. — Та вещица, о которой ты говорила…

— Нашел? — оживилась Цецилия. На бледных щеках проступил румянец, а глаза заблестели.

— Что за вещица? — влез в разговор Крис.

Мать коротко пояснила:

— Артефакт, когда-то принадлежавший Эржебет. По легенде только благодаря его силе графиня долгие годы сохраняла молодость.

— А кровь девственниц использовала просто так, вместо питательного бальзама, — хмыкнул Эчед.

— Об этом артефакте упоминается еще в древних мадьярских летописях, — пропустив мимо ушей реплику сына, продолжил Венцель. — С его помощью человек мог исполнить самую заветную свою мечту. Сила покидала сосуд и пребывала с новым хозяином до тех пор, пока тот не обретал желаемое.

— Или не умирал, — тихо вставила колдунья, но на ее слова никто не обратил внимания.

— И мы должны будем его отыскать? — расцвел в улыбке Даниэль, а про себя подумал: «Вот было бы здорово отправиться на новое задание и замолить перед Цецилией свой „грех“!»

— Боюсь, вас и на этот раз обскакали, — разочаровал парней Венцель. — Я выяснил, что в Чейте, где был спрятан сосуд, крутились археологи из России. Они улетели сегодня и, как мне стало известно, не с пустыми руками. — Может, Божик и не обладал колдовской силой, но как «ищейка» был неоценим. — Я также узнал, что у Кальманов, так зовут наших воришек, есть копии документов по делу Эржебет. Те самые, что все утро дотошно изучала ты, дорогая. Пока не привели Сенди, и ты не кинулась на ваш шабаш, чтобы устроить публичное линчевание, тем самым помешав моим планам, — не преминул упомянуть о наболевшем мужчина.

— Считаешь, Имре не виноват? — уловила нотки осуждения в голосе мужа Цецилия.

— Чист как стеклышко. Думаю, он заплатил за чужую ошибку.

— Ты не прав! Сенди не был под заклятием. Алкоголь развязал ему язык, вот он во всем и сознался.

— Как скажешь, родная, — не стал отстаивать свою точку зрения супруг.

Лампочка несколько раз слабо мигнула, а затем по комнате разлился мягкий свет торшера. Значит, большая часть гостей уже покинула особняк.

Божик издал победный клич, подхватил футляр, чтобы передать его дожидавшемуся внизу посыльному, и помчался в коридор.

— Как только Венцель наведет справки об этих ученых, отправитесь за артефактом, — предупредила парней Цецилия.

— Всегда мечтал побывать в России, — наметил для себя приятную перспективу Крис.

— Тебя это не касается, — хмуро уточнила ведьма и нетерпящим возражений тоном распорядилась: — Ты остаешься дома.

Молодой человек презрительно фыркнул:

— Типа под домашним арестом, что ли?

— Именно.

Крис попытался возразить, но Цецилия его опередила.

— И это не обсуждается! — отрубила она. — Даниэль, Этери, останьтесь, расскажу вам подробнее об артефакте. А тебя не смею больше задерживать, — махнула рукой сыну, ненавязчиво предложив тому убираться прочь.

Керестей с остервенением хлопнул дверью, так, что со стен посыпалась штукатурка.

— Перебесится, — успокоил встревоженную женщину Этери и весь обратился в слух.

Девушка, что после ухода Венцеля стояла под дверью кабинета, едва успела отбежать и прошмыгнуть в соседнюю комнату, лишь чудом избежав встречи с оскорбленным до глубины души наследником. Когда шаги на лестнице стихли, она набрала номер и прошептала в трубку:

— Нужно встретиться. Есть новости для Габора.