Сталкер

Чернояр Дмитрий

Развлекаются не только боги, но и их помощники. И вот по воле одного из помощников Артаса, бога Хаоса, Лекс, отправившийся на последнюю ролёвку в своей жизни, вдруг осознаёт, что тело - не его, и мир вокруг - так же. Чудовищный, чужой мир, полный опасностей и приключений, стоящий на грани гибели...

 

  Сталкер — ...универсальное понятие человека, который может зайти и выйти туда, откуда никто не может вернуться.

©просторов интернетов

 

Глава 1.

«Ноги, крылья... Главное — хвост!»

  На ролёвку мы добрались уже изрядно поддатые, поддатые до такой степени, что ещё в автобусе наигрались в карты на спор, и мне выпало ни много, ни мало, а меняться с Сонькой ролями. Впрочем, пары алкоголя плюс употреблённое обезболивающее весьма сильно ударили по голодному ещё со вчерашнего полудня желудку, а оттуда и в голову, азарт и желание хитро извернуться перед своими тоже лепту внесло, а потому — артачиться не стал, принял свой проигрыш как должное, и клятвенно пообещал девушке, возложив руку на верный коммуникатор, на попятный не идти ни в коем случае.

  Кицунэ так кицунэ. Обменялись с Сонькой рюкзаками с амуницией. Мне — связка хвостов, уши, набор ножей, бондаж с текстолитовым кинжалом и карманами, как на разгрузке, и прочие радости кицунэ, вставшей на путь авантюризма и контрабанды. Ей — весь мой скарб волхва-богоборца и боевой посох в придачу. Хороший такой посох, массивный, резной, чертами и резами изукрашенный. И письмена сии тоже не простые — из книги, редко пользующейся спросом за пределами очень узкого круга интересующихся.

  Хотя мне было его жалко, если честно. После травмы спину ровно держать и надёжно опираться на свои две было весьма сложно, и швы тянули, и позвонки недавнюю гибкость утратили. Так что он заодно и функции трости выполнял. Но тут уже злость на самого себя возобладала. Четверти века ещё не разменял, а уже в развалину превращаюсь и без третьей ноги никуда?! Потому и упаковал запасы таблеток и фляжку с крепким алкоголем, насыщенным углекислым газом, в боковой карман рюкзака. Рецепт давний, ещё со времён работы на стройке. Кофеиносодержащие таблетки плюс энергетик или алкоголь — и есть около получаса, в лучшем случае часа волны адреналиновой бодрости и завышенного болевого порога с последующим жутким откатом и гарантированными проблемами с печенью и сердцем. Впрочем, с моей прогрессирующей травмой на это уже плевать. Всё равно в ближайшие несколько лет или в инвалидное кресло из-за спины, или на стол патологоанатома из-за неумеренного потребления подозрительных химикатов. Но, в случае чего, этого коктейля должно хватить, чтобы дохромать до дежурной «скорой» и получить местное лечение или лекарства.

  Ладно, отставить печальки. Ради фана ехал, так что фан получать и будем.

  С этими мыслями я и сошёл на твёрдую землю, сиречь, остановку.

  Охнув, Сонька вывалилась следом, очень смачно и со вкусом припечатав себя посохом по лбу. Ну и правильно, ибо нефиг игнорить протянутую руку помощи. Струна только хмыкнул, текучим движением тренированного рукопашника оказываясь рядом с ней и не давая продолжить полёт. Далее посыпались остальные братцы-кролики в количестве тройки гномов уже в гриме, но без доспехов, потряхивающие заплетёнными в косички бородами, навьюченные вместительными походными рюкзаками, — все невысокие крепыши. С ними в компанию затесались парочка наверняка эльфов, и десяток бритоголовых орков, отрубившихся ещё в самом начале рейса. А за ними ещё и ещё народ.

  В результате, когда автобус отчалил, на остановке стояло десятка три с половиной человек, не считая подтягивающихся к следующему рейсовому автобусу местных дачников.

  Вёл нас Струна, он в этой местности бывал не раз, да и ролёвка тут не первая проводилась. Единственное отличие от предыдущих — масштабность действий, отсутствие ограничений по персонажам и расам, и приглашённый гейм-мастер, Артас Питерский. Отзывались о нём хорошо, да и народу не только из области, но из соседних регионов понабралось, как выяснилось, просто тьма. Наверняка не меньше полутысячи человек! Событие, так сказать, регионального масштаба. Странно только, почему журналюг нигде не видно.

  Впрочем, их здесь никто не любил и не жаловал. Не вникая в суть вопроса, они нас заочно окрестили сектантами и сатанистами, всех без исключения. Ну, собака лает, ветер, как говорится, носит. Видно, потому и в автобусе аборигены такие притихшие ехали. Как же, толпа дьяволопоклонников и сектантов на шабаш едет, грохнут и прикопают где-нибудь под кустом, или вообще в жертву принесут...

  Тьфу, блин, настроение заметно снизилось. Была б моя воля, этих дегенератов от пера сам бы в землю по ноздри вбил, аккурат посреди боевого поля. Чтоб прониклись, значитца, как говорил один простой и даже очень простой персонаж.

  Но размышлизмы отошли в сторону — надо было устраиваться, организовывать быт и идти позориться перед мастерами.

  Виктор и Сонька разбили палатку под раскидистой сосной, я чуть в сторонке от них поставил свою. Очистили место под костёр, обложили вырытое углубление камнями, и, пока мы со Струной собирали ближайший сушняк, Сонька доставала замаринованное мясо и готовила импровизированный обед.

  Мясо мариновали заранее, только вот переть кастрюли с собой показалось не шибко мудрой идеей, и потому консервацию продукта взвалили на мои плечи. Сколько новых слов и сочетаний я сочинил, пока запихивал крупно порезанное мясо в пластиковые бутылки, уж и не сосчитать, однако с поставленной задачей справился, и теперь маринованная свининка ждала своего часа в герметичной упаковке.

  Набрав хвороста, вернулись и, свесив свои обязанности на Виктора, с девушкой отправились на регистрацию.

  Беловолосый, высокий, в кожаном жилете и тёмно-синих простоя покроя штанах, Артас Питерский выделялся весьма завидным телосложением и абсолютно неприятными искрами бушующего безумия в глазах.

  Нет, он не смеялся, он ржал, ржал долго и откровенно, хлопая себя по ляжкам, и едва не катался по траве.

  — У-у-уморили-и-и-и, — истерично всхлипывал он, пытаясь разогнуться, но стоило нам попасть в поле его зрения, как мастера снова складывало пополам.

  Ну да, не спорю, выглядели мы с Сонькой, а ныне, подправив квенту, Вольгой Вещей, весьма комично. Мой шмот на ней висел мешком, хоть она его и чисто по-женски умудрилась обэлегантнить, подтянуть где надо, но всё равно девушка в нём терялась. А нефиг, движения свободнее будут. Зато посох как родной в её маленькой ручке покоился: дубовый, с резьбой, с шишаком на макушке, покрытым ровными рядами начертаний забытого языка, — таким и в зубы двинуть можно без проблем при желании, и прицельно метнуть, благо, баланс удалось правильный подобрать, даже Вольгина субтильность позволяла без проблем им орудовать.

  Стояла она, уперев кулак свободной руки в бок, постоянно резкими выдохами сдувая лезущие в лицо рыжие волосы, и испепеляющим взглядом буравила белобрысую макушку приезжего мастера.

  Впрочем, я выглядел гораздо хуже. Фигли, сто с небольшим кило живого веса, в топике из завязанной на груди рубашки, в бриджах из безразмерных Сонькиных карго, на ней сидевших так, как и положено нормальным штанам, на мне же они едва прикрывали колени, перемотанный сбруями с кунаи, кинжалом, мачете, поясом-разгрузкой, едва ли не десятком лисьих хвостов и ободком-ушками. Ах да, и ещё рыжий длинноволосый парик, который я собирался по прибытии подрезать до нужной длинны, и высокие гриндера.

  Наконец, мастер Артас отсмеялся и таки соизволил приступить к принятию наших персов. Как ни странно, одобрил без проволочек и конфликтов по артефактам и квентам. Меня отрядил в разведку к демонам, а Вольгу — к мечникам. В принципе, хоть и чудной, но, вроде, мужик всё же нормальный. Хоть и с глазами отморозка из ПНД, отошедшего от действия галоперидола. Даже пригласили его на шашлык, но мастер отказался, сославшись на кучу дел.

  Ну и боги с ним, сами без мучений совести сожрякаем.

  Едва мы поели, началась вступительная игра.

  Своих демонов нашёл почти сразу, и, надо сказать, среди них почти не выделялся. Были и рогатые меченосцы, и бегающий в полусогнутом состоянии боевой демон Михась, оснащённый по горбящемуся позвоночнику рядом дополнительных голов из папье-маше, и парочка симпатичных фиолетовокожих суккуб в купальниках и юбках-«оборванных ромашках», с трезубцами, украшенными гуманизаторами в виде красных крючьев. Забавная такая разведка, чо?

  От архидемона пришло задание — разведать путь для орков и леших в обход тракта, через лес, сиречь. Я шёл в хвосте, на отдалении от основной группы, прикрывая тылы, так сказать, ну и попутно чтобы не привлечь к ним внимание своей медвежьей грацией. Хорошей тактика оказалась, надо сказать, — до моего прежнего состояния было далеко, и ветками я хрустел только в путь.

  Соратники постепенно отдалялись, а я искал укромный уголок, где можно будет попить воды из второй фляжки, не опасаясь быть пойманным контрразведкой.

  Припекало немилосердно, тем более подлесок раскинулся вокруг довольно молодой, с изрядным расстоянием между деревьями и низкорослыми кустами. Пот катился по вискам, на груди осквернённая рубашка пропиталась влагой, потемнела, ещё и головокруждение началось. Я остановился, прикрыв глаза и вслепую нащупывая фляжку...

  И в следующий момент понял, что пространство вокруг изменилось.

  Воздух стал гораздо насыщеннее запахами, редкие посвистывания какой-то лесной птахи сменились оглушающей стеной щебета...

  Я открыл глаза и понял, что попал.

  Вопреки традициям, сознание теряться упорно отказывалось, и даже сердце не билось заполошно, в запредельной накачке разгоняя кислород и адреналин по крови. Медленно выдохнув, я осмотрелся. Лес кругом, несмотря на ёлки, сосны, и что-то на них похожее, но с нереально раскидистыми толстыми ветками и гладкой, матово-чёрной корой, сильно напоминал тропические джунгли. Подозрительного вида плющ, проходя прямо сквозь стволы, бугря и разрывая, разламывая в области выхода кору, терялся в густом зелёном пологе. Неба я не разглядел: сплошь зелень, ветви, змееподобные лианы, мох... Тем не менее, было относительно светло — тот самый мох давал приятное освещение светлых тонов.

  Птичий гомон, старающийся, казалось, продавить барабанные перепонки, свести с ума лавиной трелей, щебета, посвистываний, щелчков, даже фальцетирующих подвываний, как-то совсем неожиданно прекратился. Первые секунды мне казалось, что я оглох. Ровно до того момента, пока не наступил на сухую веточку. В навалившейся тишине хруст переломленных толстой подошвой останков дерева хлестнул по ушам похлеще хлопка петарды, взорвавшейся аккурат за спиной.

  Сознание заставило замереть, полностью превращая меня в один большой орган восприятия. Нос вылавливал и сортировал тысячи запахов и ароматов, слух старался выцепить из окружающей тишины хоть что-то, указывающее на причину тишины, глаза выслеживали любое движение, способное пролить свет на случившееся...

  Тихо...

  «Это «ж-ж-ж-ж-ж» неспроста», — всплыла из глубин памяти известная фраза, а филейная часть, известный уловитель неприятностей, только подтвердила неприятные ощущения.

  И тут завесу тишины словно содрали.

  На пределе слышимости раздался треск, грохот — словно что-то огромное неслось сквозь лес, не замечая деревья, выламывая и роняя их. И неслось оно, судя по нарастающему уровню шума, в мою сторону.

  Даже через плотный материал ботинок и толстый слой перегнивающей листвы чувствовались мерные подрагивания земли. Это что-то тяжёлое. Очень тяжёлое.

  Но стоять на месте и ждать, пока мной позавтракают, или раскатают в тоненький блинчик, вовсе не хотелось. Не чувствуя тяжести рюкзака, я припустил очень бодрым аллюром в сторону, противоположную древоломному нечто. Если заяц, бегая, петляет, то я нёсся как истинный сайгак — сворачивая от стволов в последний момент, перепрыгивая упавшие деревья, ужом протискиваясь между кустами чего-то очень колючего, имеющего длинные шипы.

  Бежал я быстро, очень быстро, попутно удивляясь ещё не сбившемуся дыханию и непривычному отсутствию сиплого дыхания с присвистами и хрипами, свойственным типичному уроженцу города; однако расстояние не увеличивалось, наоборот, только быстрее сокращалось.

  Заяц, так заяц, — и я стал резво забирать левее своего маршрута. Через пару минут бега стало понятно, что всё же в роли добычи выступаю именно я: каким-то неведомым образом слух давал точные сведения о преследователе, и эта тварь повернула именно за мной.

  Вот и отбегался попаданец... Печальные мысли непрестанно лезли в голову, отвлекая от выбора маршрута, норовя сбиться с ритма бега... Ветерок донёс запах чего-то странного — железо, уступившая гниению плоть, и тонкая ниточка чего-то очень похожего на ваниль.

  Смутные образы потянулись из памяти наверх, к озарению, но выплыть не успели. Обернувшись, я увидел вдали просто гигантский силуэт, воплощение ночных кошмаров технофобов и противников генетических экспериментов: мощные когтистые лапы, пасть, раскрывающаяся четырьмя лепесткообразными челюстями, усеянная даже на взгляд издали здоровенными клыками, мощное мускулистое тело, — и всё это похоже на танк и тиранозавра, которых кто-то, не особо задумываясь над общим концептом и эстетической составляющей, раскатал в блин и вылепил вот это чудовище. Прямо из плоти торчали какие-то железяки, ржавые, гнутые, шкура блистала чешуйками, явно металлическими брусками и швеллерами, то ли врастающими в организм, то ли наоборот, вырастающими из него. И пятна гниющего мяса — жутко выглядящие, при каждом движении фонтанирующие брызгами зеленовато-жёлтого гноя...

  — Джигурду мне в бабушки! — проорал я от омезения и, чего уж таить, страха. Почему-то женским голосом.

  Женским?!

  Святые ёжики! Как сам-то сразу не заметил?.. Тело, в котором я бегу, типично женское: непривычно округлая задница, холмики грудей...

  От неожиданности и когнитивного диссонанса, обрушившегося на многострадального меня, я пропустил корягу, очень удачно нарисовавшуюся под ногами, и, запнувшись, полетел. Знатно так полетел, низко, кувырком, измазываясь в перегное, цепляя на себя не сопревшие листья, — видать, к дождю.

  Времени думать не было. Или меня сейчас захарчат, или мне всё-таки удастся смотаться подальше от этой твари. Не делая попыток остановиться или как-то замедлить кувыркание, я умудрился во время очередного переката извернуться неправдоподобно гибким движением и, приручив инерцию, продолжить бег уже на своих двоих.

  Сбившееся от падения дыхание восстановилось на удивление быстро, словно такие забеги и кувырки для этого тела вполне себе привычны. Ноздри почуяли запах воды, подгнивающих водорослей и глины. Сознание услужливо выбросило в верхние слои памяти знание о том, что надо добраться до воды во что бы то ни стало, вода — спасение, смерть для таких чудовищ.

  Собрав силы, я рванул на запах. Деревья вокруг стали крупнее, расстояние между ними заметно увеличилось, а вот ветви, заразы, сместились гораздо ниже, превращая бег напрямки в бег по лабиринту. Лавировать между ними было не в пример сложнее, постоянно маячил риск впечататься головой в особо удачно подвернувшийся сук, но выбора всё равно не было. Или стать угощением этого мутанта, или успеть добраться до воды.

  Чуть в стороне, где запах воды особенно сильно проявлялся, миролюбиво раскинулся высокий, густой кустарник. Наддав скорости, практически придав телу диагональное положение, направленное вперёд, совсем как в аниме про ниндзя, я ломанулся в сторону зелени.

  Кустарник оказался не просто густой. Очень густой. Сотни тоненьких веточек, густо усеянных крупными листьями, переплетались почище проводов наушников в кармане, создавая непроходимую стену. Почти непроходимую. В одном месте расстояние между кустами показалось мне вполне достаточным, чтобы протиснуться, не сильно теряя скорость. Что я и сделал, слоном вламываясь в кусты, спиной чувствуя горячее, обжигающее, зловонно-отвратительное дыхание практически нагнавшей меня твари. В этом кустарнике пролегала звериная тропка, по ней я и мчался, стараясь унести своё тело как можно дальше от преследователя. Жаль, весовые категории и местность не соразмерны, на другой территории я, может быть, и смог бы на своих двоих уйти от чудовища.

  Тропка вильнула совсем неожиданно, практически под прямым углом свернув в сторону, и я, не успев ни затормозить, ни свернуть вслед за ней, врезался в кусты...

  ...Чтобы в следующий момент осознать себя летящим с обрыва в прозрачные воды реки.

  Всё, что успел сделать — это сгруппироваться при приводнении, а потом, оказавшись в заметно холодной воде, усиленно работать руками и ногами, направляя себя к противоположному берегу.

  Почувствовав, что рядом дно, я встал на ноги и, полуобернувшись, контролируя зону обрыва, принялся, помогая себе руками, оперативно двигаться к зарослям чего-то типа осоки, растущей на пологом бережке.

  Тварь, бежавшая за мной, скорости не снизила. Видимо, наличие обрыва и для неё было такой же неожиданностью, как и для меня. Стоптав кустарник и пролетев по инерции несколько метров, чудовище с плеском рухнуло в воду.

  Крик боли, раздавшийся мгновением позже, оглушил меня. Снова пропали звуки, словно в уши напихали ваты. А я не отрываясь смотрел на середину реки. Тварь дёргалась, рвалась на сушу, но вода буквально разъедала её, словно не вода вовсе, а серная кислота. Зловонный пар туманом скользил над водой, увлекаемый ветром, а с монстра пластами слазила плоть, распадаясь буквально на глазах, обнажая непонятную структуру из костей и металла, и кости темнели, рассыпались белым порошком, железо разлеталось ржавым облачком, а обнажившиеся внутренние органы словно кипели изнутри.

  Не знаю, то ли интуиция сработала, то ли из памяти вновь всплыло что-то полезное, но, повинуясь желанию тела, я резко ушёл под воду. Мощный толчок водной массы вдавил меня в дно, выдавливая из груди воздух, перед глазами кружились разноцветные круги, перемешанные с хороводами вёртких звёдочек. Мне кое-как хватило сил на то, чтобы вытолкнуть себя сквозь неожиданно загустевшую воду.

  Твари не было. Вниз по течению, растворяясь, уплывали кусочки костей и прилипшей к ним плоти.

  Взорвался, что ли?

  Я перевёл дыхание, успокаивая зашедшееся в истерике сердце. Его там-тамы долбили где-то в голове, заставляя на каждый звук дёргать ушами.

  Опасность миновала, это уже хорошо.

  Я вдохнул, посчитал до десяти, выдохнул.

  Живой. Здоровый. Это хорошо. Это замечательно. Теперь можно расслабиться.

  Я сел в воду, стараясь отдышаться. Меня знобило, зубы грозили откусить язык, если он им попадётся, и слабость разливалась по телу. Все прелести адреналинового отката, мать их...

  Минут через пять до меня, что вода сама по себе далеко не из термального источника, и трясти будет ещё очень долго, если не выберусь на берег и не разведу костёр, чтобы согреться и просушить одежду.

  На том и порешил. Хлюпая потяжелевшими ботинками, я выбрался на берег и стал искать удобное место для костра.

  Таковое нашлось буквально в нескольких метрах от берега: уютная полянка, окружённая ивой с одной стороны и раскидистыми деревьями типа клёна с другой.

  Несмотря на жаркую погоду и ясное солнце, яростно жгущее теплом землю, меня колбасило. Конкретно так колбасило, сказывались и стресс и адреналиновый отходняк, и эта тварь, растворившаяся в воде едва ли не лучше растворимых соков из детства, и холодная вода, насквозь пропитавшая одежду и обувь...

  Пришлось шустро скидывать всё мокрое и готовить костёр.

  Вот тут-то меня и поджидал ещё один сюрприз.

  Ну, как сказать, сюрприз... Так, маленький шок довеском к уже случившемуся. Хвост. Настоящий, толстенький, подвижный хвост. Шерсть на нём свалялась, обвисла под тяжестью воды, но всё равно не потеряла характерного оранжевато-медного цвета, свойственного лисам. Росло сие чудо аккурат оттуда, где у хомо сапиенса находится копчик. Находился. М-да...

  Новость о том, что я в качестве бонуса к этому делу обзавёлся ещё и пушистыми лисьими ушками, вызвала только слегка истеричный смешок.

  Дя-я-я... Неспроста это, ох неспроста.

  Женское тело, набор шмота практически один в один совпадающий с Сонькиным, уши, хвост... Святые ёжики, ну что мне мешало держать язык за зубами и не поддаваться на провокации друзей? Сейчас бы оказался тут в облике сурового волхва, способного голыми руками укатать хороший вооружённый отряд, да и без рук, одной волшбой, мог бы зажигать вечные костры и трясти горами...

  Но, видимо, психика оказалась более гибкой, чем я подозревал. А может, сказались годы ролёвок и суток напролёт в данже? Так или иначе, истерить не собирался, бегать кругами, вырывая волосы на голове и из хвоста — тоже не вариант... Раз закинуло сюда, значит, Судьбе так надо. Нужно освоиться немного, разобраться с тем, что есть, что можно сделать, ну и со всем остальным до кучи.

  Пока раздевался, успел оценить доступное взгляду. И остался вполне доволен: худощавое тело, подтянутое, но без ярко выраженных мышц, столь свойственных особам, чересчур активно злоупотребляющим спортом и тяжёлыми нагрузками. Небольшие груди, даже в мои ладони вполне себе уместившиеся, симпатичной формы. Было бы зеркало, сказал бы точнее. Но — чего нет, того нет. Волосы, убранные в хвост с маленькой косичкой на конце, распустил. Красивый цвет, медновато-оранжевый, необычный. Довольно длинные, и, в виду обилия воды, грозящие по просушке превратиться в что-то в духе причёски «афро». И попа ничего так, приятная на ощупь, упругая, подтянутая — сразу ясно — бывшая хозяйка тела на одном месте не сидела. Да и ноги — симпатичные, вполне человеческие, даже без шерсти и когтей. Хорошее, в общем, тело, в меру выносливое, наверно сильное, раз умудрился во время бегства пару веток с бедро толщиной просто наотмашь переломить. Насчёт лица только были сомнения, но это подождёт.

  Обыск карманов показал, что зажигалки у меня у меня нет. Печаль-беда...

  Обшарил рюкзак, практически ничем не отличавшийся от ролевого, разве что был сделан из какого-то прочного, толстого материала с водонепроницаемой пропиткой. Тоже пусто. И ни один из ножей, что имелись в наличии, ни в какую не желали высекать искры ни из одного камня.

  Придётся так сохнуть...

  Отжав волосы и хвост, сел к незажжённому костру. Кожа обсохла, но колотить продолжало. Мне ещё для полного счастья не хватало простыть...

  Схватив ближайшие пару булыжников, я с яростью принялся долбить ими друг о друга в надежде высечь искру. Хотя бы одну... Не получилось, хотя и побежал по телу жар.

  Обидно стало до соплей. Один, в чужом теле, голый и замерзающий, вообще без огня поблизости...

  На душе было так муторно и паскудно, тоскливо от положения, что хотелось волком завыть... Но — нельзя. Всё ж не девушка, хоть в женском теле. Просто, вымещая ярость, отшвырнул булыжники и от души плюнул на маленький шалашик из веточек и пучков сухого мха.

  Жахнуло так, что меня отбросило практически к воде — спиной вперёд, проламывая ветки, я плюхнулся на мелкую гальку и, кувыркнувшись, вскочил на ноги, привычным движением гася инерцию. Привычным?!

  Ладно, потом разберёмся.

  Под сыплющимися с неба земляными крошками, горелой листвой и хлопьями пепла я щупал сразу же волосы и брови — вот не покидало меня ощущение, что теперь буду щеголять долгое время наполовину проэпилированной макушкой и без бровей: печальная память о детстве и неосторожном обращении с некачественными китайскими зажигалками. Однако — всё на месте, что уже радует.

  Ветер унёс в сторону остатки пепла, а я, отдышавшись, полез на полянку.

  — Мать моя в кедах! Да я же натуральный фаерфокс! Огнемёт хвостатый! — дальше последовали эпитеты на разговорном матерном, ладные, стройные, с изящной архитектурой, ложившиеся многослойными конструкциями на окружающее пространство. Вернее, его остатки.

  Места, где я собирался устроить костёр, больше не существовало. Зато наблюдалась приличная такая яма, диаметром метра в полтора и глубиной в тройку, пышущий жаром, раскалённая глина просто превратилась в кирпичную кладку. И зелень выгорела в радиусе метров трёх. А вот со шмотками, к удивлению, практически ничего не случилось непоправимого. Исходили паром и теплом, художественно разбросанные по окружающим поляну кустам и деревьям. Ботинки, правда, вместе с рюкзаком будто приросли к тому месту, где их оставил, да от нижнего белья осталась часть изрядно подкопчённой шнуровки на обугленном кусте.

  Ладно, потери не страшные, а вот вероятность повторить такой костерок шансами не радовала, так что пришлось экстренно ломиться на поиски хвороста.

  Углей оказалось достаточно для того, чтобы через несколько минут над сложенным из веток вторым шалашом заплясали весёлые язычки пламени. Борясь с дрожью тела, я подтянул толстую корягу поближе к огню и протянул ладони к теплу. Мне не показалось — лепестки пламени сначала отпрянули, а потом нежно, как котята, стали ластиться к моим рукам. Совсем как живые, они не обжигали, лишь согревали контуженное стрессом и холодом воды тело, жались к ладоням будто к родному существу, весёлыми змейками пробегали между растопыренных пальцев, скользили по коже кистей, и с каждым движением насыщали силой, теплом, бодростью, каким-то даже домашним уютом.

  Мне даже показалось, что в огне, практически незаметные глазу, мелькают в танце быстрые подвижные ящерки, перетекающие формой в похожих на лис существ, чтобы, оказавшись пойманными взглядом, тут же исчезнуть и появиться в глубине другого огненного язычка.

  Немного отогревшись и высушив хвост и волосы, я наконец-то обратил внимание на то, что должен был нормально исследовать ещё в самом начале, а именно — содержимое рюкзака, поясных карманов многочисленной «сбруи», которую с таким трудом смог с себя стянуть перед разведением костра.

  Рюкзак литров на двадцать — добротный, из какой-то чертовски прочной кожи, я ковырял его ножом, но так и не смог оставить сколь либо заметных деформаций. Система лямок и креплений позволяла сидеть на теле как влитому, абсолютно не стесняя движений ни тела, ни новообретённого хвоста.

  Начинку вывалил прямо на уцелевший участок поляны. М-дя-я-я... Забавно. Комплект сменного белья, включающий в себя штаны типа карго, с не менее чем десятком разнокалиберных карманов, чего-то вроде вшитых ножен, карабинов и лямочек неизвестного назначения; куртка необычного покроя, тканевая, свёрнутая в очень компактный рулон, опять же с кучей креплений, карманов, лямок, лент, оканчивающихся чем-то вроде современных мне липучек, зачехлённых в тканевые мешочки; мягкой ткани майка, две пары носок и, вопреки ожиданиям, вовсе не панталоны какие-нибудь, а вполне привычного вида шортики с тыльным вырезом, оборудованным отдельной застёжкой — как понимаю, ориентированной для хвоста.

  Так же нашлись пара свёртков, содержимым живо напомнившие джентельменские наборы медвежатников: крючочки, отмычки, проволочки, щипцы, надфили, и ещё куча неопознаваемых девайсов, а так же приличная бухта очень тонкого, крепкого шнура и, очевидно, к нему же довеском — раскладная трёхпалая кошка. Фляжка с безалкогольной жидкостью необычного приятного вкуса и свёрток с едой. Классические бутерброды, количеством в десяток: тонкие куски чёрного хлеба, проложенные внушительными ломтями жареного мяса, сыра, овощами; мешочки с солью и специями, крупное яблоко. Нашёлся и бумажный конверт с заваркой, и, в боковом кармане рюкзака, тяжелая кружка с непонятным металлическим блином на нижней части. Повертел её и так и так, но смысла и назначения этого блина упорно не понял. Ладно, потом разберусь, не впервой с непонятными девайсами разбираться.

  Шкатулка размерами с нетбук, только толще раза в два, выполненная из какой-то смолы или пластика, открываться упорно не хотела, и я отложил её в сторону, к кружке.

  Помимо складной лопатки, до боли напомнившей родные МСЛ, нашёлся и аккуратный тканевый свёрток с набором метательных ножей. Без рукояток, явно с ртутным утяжелителем в районе острия. Пара брошенных в дерево вошла так, как надо, причём довольно глубоко — из коры осталась торчать едва ли четверть. И что самое странное — метал я их абсолютно без раздумий, выцелив две точки на стволе, и если первый был брошен от груди коротким замахом, то второй ушёл из левой руки, опущенной к бедру. И, что характерно, пришло осознание того, что дело это мне настолько привычное и родное, что живёт в теле на уровне безусловных рефлексов.

  Из мелочей нашлись так же миниатюрные ножницы, браслет с вделанными прямоугольниками рун, несколько ленточек, и узнаваемый во всех мирах широкий хайратник из тонко выделанной кожи, с полоской ткани на внутренней стороне, с невзрачным чёрным камешком, закреплённым аккурат по центру лба.

  А вот под всем этим инвентарём нашёлся симпатичный такой кнут, а-ля Индиана Джонс, из материала подозрительно похожего на кевларовую нить с кожаными вплетениями, удобной рукоятью и прочным ремешком на её торце для руки, с трёхгранным грузиком, похожим на наконечник стрелы. Совсем уже не удивляясь, филигранно сбил десяток произвольно выбранных листочков с обгоревшего куста, умудрившись сделать это одним движением — с возвратом кнута в свёрнутое состояние. Прицельно же выщелкнул булыжник, отправив его в долгий стремительный полёт сквозь кусты навстречу неизвестности.

  Блин, да я крут как мистер Индиана! Только с хвостом и мисс.

  Единственное, что заставило серьёзно так удивиться на фоне всего остального, это отсутствие зеркала или чего-либо, исполняющего его функции. Металл ножей был матово-чёрным, поглощающим свет, — так же свои красил Сонькин парень. Как упорно гласила молва среди ролевиков, Виктор-Струна некогда служил в разведке, откуда и нахватался искренней любви к антибликовым ножам, удавке и скрытному передвижению по местности, столь характерному для диверсанта. Эх, мне бы сейчас его навыки...

  Хотя, ножи теперь метаю ничуть не хуже него, удавкой ещё не пользовался, не довелось, и, упасите боги, не доведётся. Беззвучно двигаться у меня не получалось, пробирающий до дрожи эпизод с тем чудовищем наглядно это иллюстрировал. Интересно, откуда я знал, что вода для него опасна, и только в ней спасение? Загадки, загадки, сплошные загадки...

  Раздумывая над всем этим безобразием, я не переставал разбирать хабар. В карманах пояса обнаружились набор кисточек, в отдельных креплениях два массивных, явно под мою хрупкую руку рассчитанных кастета с внушающими уважение зубчиками, характерными для велосипедных звёздочек. Плотно заткнутые пробками тёмные пузырьки с порошками и жидкостями, открывать которые и интересоваться содержимым всячески не рекомендовал уже доказавший свою полезность инстинкт самосохранения. Какие-то камни, кристаллы, колбаскообразный кожаный кошель с квадратными серебряными и золотыми пластинками, явно монетами; раскладной нож с жутковатого вида пилообразными выступами по верхней кромке, и всякая прочая ерунда.

  А вот содержимое «сбруй» заставило и порадоваться, и, одновременно, крепко задуматься, кем же была на самом деле прошлая владелица этого кошерного тела. На предплечья крепилось два кинжала, опять же — чёрного цвета, но вот материал... Нет, стало сразу понятно, что это не покраска такая, а сами кинжалы сделаны из чего-то чёрного, опять же матового, лёгкого и, по ощущениям, явно не из металла. То ли пластик, созданный под высоким давлением, когда им можно резать ничуть не хуже качественного ножа, то ли вообще из кристалла. Задачка та ещё, в общем.

  Два наруча в комплекте, один оснащён пятью трубками, скрытыми металлом и кожей, и хитрой спусковой системой, упрятанной в перчатку. Что-то вроде пружинного арбалета, в общем. Сообразив, что стрелять в дерево — непозволительное расточительство, выстрелил в землю. Движения не увидел, но в месте, куда целился, вдруг вырос крохотный оперённый пенёк. И лишь выцарапывая болт из почвы, понял, что проще было бы всё же выстрелить в дерево: глина и камни оказались спрессованы до состояния гранита, и пришлось изрядно попотеть, орудуя лопаткой, пока смог вытащить болт наружу. Болт вполне себе арбалетным оказался, Косой Тиль постоянно таскал с собой на ролёвки два миниатюрных арбалета, стрелявших такими же коротышками. Длина около двадцати сантиметров, толщина — с полсантиметра, жёсткое оперение, зубристый кончик, способный при попадании конкретно так разворотить внутренности или покрошить кости. Опасная, убойная штучка.

  Процесс зарядки оказался простым до безобразия, хоть и немного нерациональным: для того, чтобы установить болт на место, требовалось отцепить кожух, потянуть на задней стороне выступающую часть, оказавшуюся чем-то наподобие затвора, вложить снаряд, вернуть выдвижную часть обратно, и потянуть к кисти рычажок, а потом вернуть его на место. Из хорошего было то, что усилий прилагалось минимум, правда, в ущерб времени перезарядки... Впрочем, дарёному коню на халяву и известь — творог, так что хватит бухтеть. Что есть, то есть, и не надо заморачиваться.

  Интересной оказалась система спуска: для выстрела нужно было сжать руку в кулак и согнуть кисть внутрь, тогда под подушечками пальцев начинали ощущаться бугорки, нажатие на которые и приводило к срабатыванию пружины.

  Второй наруч, под левую руку, оказался набит под завязку всякими интересностями типа закрытого крышкой компаса, штуковины похожей на него, но абсолютно непонятного назначения, с несколькими стрелками и шкалами без каких бы то ни было обозначений, ни буквенных, ни цветовых. Длинная выпуклая прозрачная пластинка, под которой расположились четыре неизвестного назначения полусферы, а так же (я уже устал удивляться) целый патронташ метательных стрелок.

  Наножные крепления содержали уже привычные чехлы с метательными ножами, и несколько петель неопределённого назначения. Одно из креплений гордо несло на себе нечто широкое, изогнутое, острое, гораздо больше ножа или кинжала. Тяжёлый металл, опять же выкрашенный в чёрный, и рукоятка, удобная как для обычного, так и для обратного хвата.

  Играться с этим мачете не стал, всё же не хотелось мне отсечь своему новому телу ухо или что-то ещё жизненно важное.

  Выводы напрашивались какие-то странные. С одной стороны, есть куча приблуд для занимательной археологии в походных условиях, те же кисточки, лопатка, прочая мелкая радость, наполнявшая рюкзак и пояс. С другой стороны, более чем внушительный арсенал холодного оружия близкого и дальнего контакта, плюс самострельный наруч. Опять же — всё антибликовое, без зеркальных поверхностей, сиречь — более соответствующее какому-нибудь диверсанту или ниндзя, чем любителю ковыряться в древностях. К этому же ещё одним плюсом — навыки владения всем этим скарбом, вбитые в подкорку.

  Отсюда два логичных вывода: или я диверсант, маскирующийся под археолога, либо же настоящий любитель покопаться в хламе времён и, не исключено, что бонусом к тому же самый обычный расхититель древностей, а обстановка вокруг настолько опасна, что без имеющегося арсенала выжить просто нереально. И тот, и другой вариант доставляют мало радости, если честно. Ибо самое вероятное, что со мной может случиться в ближайшее время, особенно с оглядкой на того монстра, и ещё неизвестные мне опасности, это банальная, глупая смерть. Хоть и в очень приятном теле.

  Впрочем, сдаётся мне, тому, кто решит меня укатать или же позавтракать мной, на такую симпатяшку со всеми приятными внешними данными будет откровенно наплевать.

  А это, увы, совсем печально.

  Ладно, сопли развешивать буду потом, когда и, главное, если, доберусь до нормального, защищённого жилья. А пока — причиндалы в кулак, горсть холодной речной воды в лицо, и думать куда же двинуть свои стройные ножки.

  К сожалению, ни палатки, ни спальника я так и не обнаружил, зато нашлось тонкое, мягкое покрывало. Из чего оно сделано, остаётся только догадываться, на родине я подобных материалов не видел — чтобы ткань, под которой без проблем могут расположиться два крупногабаритных человека, спокойно складывалась в брикетик не больше пачки сигарет. Чудеса да и только. Значит, ночью будет не так холодно, а это уже радует.

  Солнце нежно припекало с нестерпимо синих небес, лучи ласково касались обнажённой кожи, доставляя уйму приятных ощущений, хотелось растянуться на травке и мурчать от удовольствия.

  Одежда сохла буквально на глазах, тем более её до того изрядно подсушил мой огненный столп, а значит, есть время на небольшой отдых, упаковывание вещей обратно и, конечно же, обед.

  А аппетит у нового меня, оказывается, ого-го какой! Если в прошлом мне хватило бы за глаза парочки бутербродов, то в этот раз умял половину от всего запаса, без проблем сожрякал яблоко в два моих кулака, да ещё и чаю напился.

  Тут вообще отдельная история получилась. Из фляжки решил не пить, поберечь, потому взял кружку и пошёл к воде. Рыбки плавают, водоросли и трава не жухлые, деревья насыщенны влагой и зеленью, значит — пить можно. Да и память вновь подсказала, что водоём чист и для питьевых нужд пригоден вполне. Зачерпнул кружку, а пока донёс до костра, вода в ней заметно нагрелась. Осторожно, готовый отдёрнуть палец в тот же миг, прикоснулся к блину на дне. Тёплый, слегка вибрирующий. Это что ж, получается почти армейский саморазогревающийся комплект? Вода начала бурлить, готовая закипать, подошедшая к состоянию белого ключа, самому идеальному для заваривания чая. И тут встал вопрос о том, как эту самогрейку выключать. Экспериментальным путём было установлено, что эта шайтан-кружка имеет сенсорное управление. Надо было прикоснуться к стенке блина и провести немного пальцем против часовой стрелки.

  Заварку нашёл быстро, и спустя несколько минут прихлёбывал крепкий чаёк, отдуваясь и обжигаясь кипятком, но не останавливаясь. То ли меня пробило на конкретный сушняк, то ли местный аналог чая оказался настолько вкусным даже без сахара, но факт оставался фактом — оторваться невозможно. Сумел заставить себя остановиться на третьей кружке, только из жалости к тающим бокам конверта.

  Приятная тяжесть поселилась в желудке, блаженное тепло растекалось по всему телу, убаюкивая, заставляя смежить глаза.

  Однако спать на неизвестной территории без какой-либо охраны было бы делом крайне самоубийственным, и потому, собрав волю в кулак, заставил себя подняться и помыть шайтан-кружку. После этого всё же нацепил на голое тело высохшие штаны и майку, и, прихватив кнут и прицепив к поясу мачете, двинулся на разведку.

  И был приятно удивлён. Выбрался я не на противоположный берег, а на островок метров в пятьдесят длинной и в ширину немногим меньше. Расстояние что до одного, что до другого берега одинаково, вода прозрачная как горные ручьи, течение не сильно спокойное, но то и хорошо — без шума не подобраться никак.

  На обратном пути набрал ещё хвороста и абсолютно случайно, потянув на себя толстенькую сухую веточку из куста, разорил гнездо с полутора дюжинами некрупных, желтоватых яиц с едва заметными золотистыми прожилками. В одном из кармашков пояса к случаю оказался холщовый мешочек, так что изображать акробата мне не пришлось.

  В конце концов скормил костру всё принесённое и подтащил в огонь то сушёное бревно, служившее мне стулом.

  Скорее поддавшись интуиции, чем осознанно, протянул руку в огонь и подхватил парочку огненных ящерок.

  — Трескайте, только смотрите, чтобы до пробуждения моего оно не прогорело, — прошептал в пляшущие на ладони язычки пламени и опустил лисоящерок на кору. В ответ пламя мигом охватило всё бревно, но тут же собралось и равномерной тонкой полосочкой протянулось по всей его длине, сосредоточившись с моей стороны.

  Часть ящерок из костра составила компанию моей парочке, переметнувшись на выстреливших искрах, и они начали танцевать. Такие подвижные, неугомонные, стремительные в движениях они иногда замирали, словно прислушиваясь к неслышимой музыке, и, вновь поймав ритм, продолжали своё неугомонное движение, такое гипнотизирующе-успокаивающее, мерное, сонное... Убаюкивающее...

  И без того закрывающиеся глаза совсем сонно слипались, и в голове не было ни единого желания поразбираться насчёт всей случившейся ситуации, а утро, как известно, вечера мудренее. Я завернулся в одеяло и мгновенно провалился в сон.

  Странный это был сон.

  Вокруг меня струился туман, его струи двигались во всех направлениях, и воздух был удивительно сух, будто не из водного пара эта завеса. Видимость упала практически до нуля, что-либо отчётливо рассмотреть на расстоянии вытянутой руки оказалось уже невозможным. И странно, я откуда-то знал, что куда бы ни пошёл, выйду именно туда, куда мне нужно. Потому с направлением не заморачивался вовсе, бодро шагая куда глаза глядят и ноги несут. Шёл минуты полторы, несколько раз меняя направление хода, и вдруг вывалился из белой пелены на чётко очерченный пятачок с озером в центре. Сверху лился странный водопад, вроде бы и чёрная вода, но видно и золотистые, яркие всполохи в брызгах, а вода (вода ли?) спонтанно меняла направление и скорость движения. Вот медленно, как по стене, течёт вниз, а вот уже стремительной протокой рвётся вверх, чтобы тут же обрушиться вниз...

  Я смотрел как зачарованный. Большей красоты, пахнущей одновременно и нежной дружелюбностью, и хищной опасностью, видеть не доводилось никогда.

  — Надо же, и полчаса не побродил, — раздался сбоку ехидный голос.

  Владелец голоса оказался чертовски знакомым типом, только в этот раз облачён в белоснежный смокинг и без безуминки в холодных глазах. Сдаётся мне, она там и не бывала никогда.

  — Кто ты?

  — А то не знаешь, — ухмыльнулся клонированный мастер.

  — Не знаю, — честно ответил я. — На ролёвке был похожий кент, но сдаётся мне, что не ты.

  Мне показалось, или на его физиономии мелькнуло удивление? Может и показалось, потому что ухмылка вернулась на место очень быстро.

  — Раскусил, однако, — хмыкнул неизвестный. — Там представитель мой был, Шутник. Кстати, с его лёгкой руки ты и оказался в другом мире.

  Ага... Кое-что прояснилось.

  — Уж не с той же лёгкой руки, чтоб её по пояс оторвало и в семнадцати местах поломало, я оказался в женском теле?

  Мастер глянул на меня оценивающе и изрёк:

  — С его, с его. Только ты с эпитетами поаккуратнее, особенно если Шутник рядом будет. Лапы у него с моими не сравнить, но тебе хватит. Да и вообще, чем недоволен? Там у тебя что осталось? Скобы в позвоночнике, уже появляющийся лишний вес и маячащая на горизонте инвалидность, плюс бутылка пива вечером и бессмысленные чаты. А что есть сейчас? Молодое, сильное тело, устойчивое к огню, с демонической регенерацией. Да и к магии способности сильные. Чем не равноценный обмен?

  Прав, зараза. На ролёвку-то выбрался только из-за активного участия друзей, вспомнить былую боевую молодость. Накачался обезболивающим, алкоголем до кучи. Спасибо друзьям, позитива добавили, что тоже сил придало. Да и отыгрывать потому и взялся волхва, что много бегать и напрягаться не надо. Знай посохом помахивай, обереги перебирай, да колдунствуй потихоньку.

  — Прав? Прав, а теперь по существу. Моё имя Артас, я бог Хаоса, — странно, но удивления не нашлось ни капельки. Может, потому, что впервые за несколько месяцев смог пробежаться без постоянной боли в спине? Или потому, что в теле противоположного пола оказался?.. Ладно, неважно.

  — Саня, бывший студент, бывший ролевик, будущий калека, — отрапортовал в свою очередь я. — Так чем же я заслужил такую благодать со стороны бога Хаоса, что оказался чёрте где и в чужом теле?

  Артас протянул сложенную в несколько раз бумагу.

  — Держи, потом изучишь. Тут местная карта, — бумажку спрятал в карман брюк. — Вытащили тебя не просто так. Уж извини, благотворительность — не мой конёк. Поработаешь на меня, выполнишь кое-что, и, уверяю, я в долгу не останусь. Дело довольно опасное, ты и сам успел заметить, насколько мир гостеприимный оказался. Дальше — ещё опаснее, возможно, с летальным исходом. Но не факт.

  Ага, не факт. Впрочем, смешивая алкоголь и болеутоляющее, я и так приближал собственную смерть, уже, можно сказать, подготовился духовно к ней. Теперь как самурай — помереть всегда готов. Пионер-камикадзе, блин...

  Похоже, последнее сказал вслух, ибо его боговость (или божественность?..) заржал дико и навзрыд. Долго ржал, наверно, с минуту, может, чуть меньше. Блин, они тут все такие к смеху неустойчивые? Отсмеявшись, выдохнул:

  — Слушай вводную, пионер-камикадзе. Тебе нужно добраться до ущелья Корилакс, там стоят руины города. Где-то рядом, скорее всего, в самих руинах и стоит работающий артефакт. Точнее координаты определить не смогли, да там и площадь-то небольшая. Цель — деактивировать артефакт. Уничтожить проблематично, а вот отключить вполне можно.

  — А идти далеко? — я не противник походов, но пешком чапать по пересечённой местности — удовольствие гораздо ниже среднего.

  — Неделя-полторы, смотря каким путём пойдёшь. И не смотри на меня так, — заметил бог мои явно выраженные сомнения по поводу его боговости и вообще крутизны. — Мог бы стразу забросить тебя в руины, только бы тебе не понравилось точно. Там структура мира настолько плывёт, что десантировался бы ты в виде жизнерадостно разбросанных по всем руинам ошмётков мяса и внутренностей.

  Представшая перед глазами картина радости ну вот ни разу не доставила. Как-то нет желания ощутить себя в виде фарша, распылённого квадратно-генздовым способом по большой площади.

  — Вот так, — прокомментировал бог мою вмиг покислевшую физиономию. — Не работают корректно там порталы, телепортация сбоит, да и прочие способы не работают. Хотя остальная магия хоть и с трудом, но работает. И пешочком ходить можно.

  Вот значит как. Иди непонятно куда, и через неделю придёшь. Или полторы. Или частично придёшь, если телепорт найдёшь и сумеешь им воспользоваться. Весёленькие перспективы, однако. И нифига не радующие. И что-то мне подсказывает, что смогу там познакомиться с родственниками недавней чудо-зверушки.

  — А сам чего не сходишь и не отключишь? Ты же бог, наверняка в куски не порвёт, силёнок не хватит. Ведь сумел же как-то узнать, где этот артефакт расковыривать надо.

  — Не божье это дело, каштаны из огня таскать, — ухмыльнулся Артас. Ехидно так ухмыльнулся, изломав в усмешке губы под абсолютно нехарактерными человеку углами, отчего лицо сразу же стало похоже на маску Локи из старой комедии. Но ухмылка, возникнув, тут же сменилась серьёзностью. — Есть правила Игры, которые даже богам нарушать не рекомендуется.

  Судя по его физиономии, подробностей от Артаса можно было не дожидаться. Не скажет, и всё. Может, и вовсе прихлопнет за излишнее любопытство, а потом скажет что так и было.

  — Ладно, с задачей разобрались, — махнул я рукой. — Почти...

  И вот промелькнуло в глазах его божественности что-то такое, что можно было охарактеризовать полной обречённости фразой: «И этот туда же...»

  — Чего ещё?

  — Есть пара вопросов, — стоять мне надоело, и я сел прямо на песок, любуясь не подчиняющимися физике переливами тёмной воды, то стекающей из ниоткуда вниз, то взбегающей вверх, взрывающейся мириадами капель, в каждой из которых плясали вихри. Зрелище настолько чарующее, настраивающее на умиротворение, что и боге временно забыл. Кажется, его самого это ни капли не удивило.

  — Задавай.

  — Что мне будет за квест, чего случилось с миром, и что это была за тварь в начале, и как мне от неё и её подобных отбиться, не имея поблизости бегущих рек или ручьёв? Что-то мне подсказывает, что водяным пистолетом и водомётом её не осилить.

  Артас заржал аки конь, а потом, как и был в белоснежном смокинге, плюхнулся задницей на песок рядом со мной.

  — Ну вот почему вы такие меркантильные все?.. Никто ни разу согласился безвозмездно задания выполнять. Могли бы просто доброе дело сделать по просьбе бога.

  Я хмыкнул:

  — Доброта, как и инициатива, наказуемы. А бесплатно работать можно только из-под палки, с соответствующим результатом: то гайку недокрутит, то часть чертежа сотрёт, то трояна в системе оставит. Саботаж и диверсия, в общем. Оно тебе надо? Я вот всегда предпочитаю здоровые взаимовыгодные отношения.

  Бог ответил вполне серьёзно:

  — Логично. Многие из вас того же мнения. Что ж, в отличие от Арагорна, юлить не буду и без плюшек не оставлю. Дай кнут, — он требовательно протянул в мою сторону руку раскрытой ладонью вверх. Я отцепил кнут, протянул богу. Артас осмотрел его, вдруг стремительным, слитным движением подался вперёд, окунув без плеска в тёмное зеркало озерца, и вытащил, пропуская через сжатый кулак. — Держи. Считай авансом. И смотри не потеряй, второй такой делать не буду, да ты и не доживёшь до него.

  Я принял кнут. Странное в нём что-то было, никак неуловимое взглядом. Сосредоточился, стараясь увидеть незримое и — получилось! По кожаным и кевларовым шнуркам (кожаным ли уже?) словно струилась стремительная река, всплескивая волнами и бурунами над незримыми камнями, плескаясь о скрытые берега, завиваясь в мгновенные водовороты и тут же снова становясь безмятежной гладью. Материал кнута был рекой!

  Грузик на кончике кнута стал словно полупрозрачным, в нём словно в куске льда под напором пара протаивали каверны, полыньи, наполнялись талой водой и вновь замерзали, чтобы тут же протаять снова... Красота неописуемая!

  И... На самой грани чувств, где уже нет разницы между ощущением и мыслью, от кнута пришёл дружелюбный отклик. Эмоции тепла, умиротворения, дружелюбного любопытства. И ощущение-образ имени. Чёрный язык застывшей воды, ледник, обращающийся под чудовищным давлением в град осколков. Скол.

  — Ну вот и чудесно, уже и имя подобрал кнуту, — Артас ткнул меня в плечо. Несильно, но, как говорится, мне хватило. Показалось, что в плечо ударили тараном, меня кувыркнуло, а с следующий миг я был уже на ногах. Волосы растрёпаны, уши прижаты к голове, хвост распушён, а Скол, оплетя руку чёрной змеёй, качался над плечом, выискивая источник угрозы.

  Артас хитро посмотрел на меня, на кнут, что как змея покачивал грузиком, и снова заржал. Не, ну натурально конь конём. Только зубы поменьше.

  — Дарёному коню сам знаешь что, — притворно смахивая слезинку, проржал Артас. И снова резко посерьёзнел. — Ладно, времени мало, мне ещё к другим успеть надо. Поэтому кратко и по существу.

  Аванс ты получил. Для тех созданий он смертельнее бегущей воды. А сами твари — порождение фрустраций пространства, гангрена готового умереть мира. Фрустрация изначальных Законов, если так понятнее будет. Вывертыш катастрофы, опасный для любого существа. Жажда убивать — не их конёк. Как некоторые создания некромантов, они перерабатывают жертвы в часть себя, и души тоже. С каждой оприходованной душой разумного тварь становится умнее, хитрее, коварнее.

  И остановить их может лишь «живая» вода, начало и конец, воплощение круговорота жизни и изначальных Законов.

  Далее — в Эрдигайле, твоём новом мире, в своё время существовала очень сильная техномагическая цивилизация. Подробностей узнать уже не у кого, но, судя по всему, решили они пробиться в соседний веер миров. Что-то не подрассчитали, и пространство начало «плыть». Цивилизация оказалась мгновенно уничтожена, мало кто уцелел, производственных мощностей так же практически не осталось. Часть выживших ушли слепыми порталами, часть же осталась и, опираясь на оставшихся после крушения богов и пожертвовав собой, создали несколько Стабилизаторов, артефактов, стягивающих лоскуты мироздания обратно. И, предупреждая твой вопрос — да, это задание не единственное.

  Так вот, — продолжил Артас, — последние техномаги благополучно загнулись, прихватив с собой остатки богов, но процесс восстановления запустили. Рассчитывали, что кто-то уцелел и, пользуясь накопленными знаниями, сможет деактивировать Стабилизаторы после завершения лечения. Но расклад вышел неудачным. Артефакты дело своё выполнили, а потом и перевыполнили. До сих пор работают, материю стягивают. Так расстарались, что уже соседние миры «плыть» начали. И грозит всё это тем, что в один прекрасный день Эрдигайл схлопнется, утянув за собой пачку соседей.

  Ладно, — Артас из положения «сидя» плавно и неуловимо быстро перетёк в положение «на ногах». — Мне пора.

  Честно, если сказать, что я был ошеломлён — значит, ничего не сказать. Но созревший вопрос вертелся, и бог явно чувствовал это. Ободряюще кивнул, мол, задавай.

  И я задал:

  — Много миров погибнет?

  — Пара-тройка, — неопределённо ответил Артас и исчез.

  — Пара-тройка... штук? — спросил я пустоту, не ожидая ответа.

  Но ответ пришёл. Из тумана раздался затихающий голос, отголосок, разбитый эхом:

  — Тысяч.

  Скол, новоприобретенный друг, источал эмоции удивления и непонимания таких больших цифр. В этом мы были схожи.

  Что ж, выхода у меня нет, всё равно на Земле никто не держит и не ждёт, а со временем, глядишь, и своё тело вернуть смогу обратно. Может, даже с починкой. Значит, придётся побыть героем на службе у бога Хаоса.

  Забавно даже — Хаос, и вдруг спасает миры. Есть в этом что-то такое... безумное. Вполне в духе трикстера.

  Я посидел, размышляя над своей хитро вывернувшейся судьбой, открывшимися перспективами и предстоящими делами.

  Водопад искрился, манил к себе безумием струящейся тьмы, хотелось подойти и зачерпнуть жидкой темноты. Я сделал шаг по направлению к обманчиво спокойной глади, и мир вокруг меня сомкнулся.

 

Глава 2.

Чем дальше в лес, тем больше партзаданий

  Я открыл глаза. Спину приятно грело — саламандры скучковались с моей стороны и сонно передвигались, экономя оставшуюся половину бревна. Их здесь заметно прибавилось: костёр прогорел, и ящерки, в нём остававшиеся, переселись к соседям.

  Голова болела почти как с бодуна, но к этому мы привычны. Травма позвоночника серьёзно нарушила кровообращение, и потому часто приходилось прибегать к медитационным техникам.

  Раньше мне никогда не удавалось сесть в позу лотоса — растяжки не хватало, а с новым телом это получилось быстро и интуитивно, без каких-либо заминок. Выпрямил спину, закрыл глаза и, тщательно регулируя дыхание, сосредоточился на внутренних ощущениях. Самое сложное — отсечь внешний шум. Сколько бессонных ночей провёл, пока научился усилием воли отсекать наружный фон, и вспомнить сложно. А сейчас — раз, и вокруг тишина. Взгляд обращён внутрь себя, на энергетические каналы организма. Ровное, без эмоциональное сознание «я-вне я», сторонний наблюдатель изнутри, бессильный владелец и могущественный прохожий, созидание и разрушение, две противоположности, ужившиеся на общей маленькой территории.

  Каналов много, в десятки раз больше, чем видел в старом теле. Узловые точки распределения энергий, точки воздействия и формирования ауры, веретенообразные и спиралеподобные образования, отвечающие за работу органов... Многоцветье могло свести с ума с первого взгляда, меня спасло только то, что на Земле особо в такие тонкости не вникал ещё, главное было купировать боль или, в идеале, её гасить, потому и учил только основные узлы. Остальное подсознательно отходило на задний фон и не мешало работе. Так и в этот раз: сознание отсекло всё, что могло мешать и отвлекать, сбавило цветность и контрасту ненужных в данный момент энергоканалов, оставив яркими только два: основной, идущий вдоль позвоночника, и точку в верхней части, через которую и воздействовал ранее на болевые ощущения. Привычно приготовился менять напряжённость потока, борясь с сопротивлением каналов, однако всё прошло без малейшего напряжения: золотистый ручеёк энергии послушно превратился в полноценный поток, насыщая точку воздействия столь нужной силой. Краем сознания отметил пропавшую помеху в голове.

  Пока хватит.

  Выдохнув, открыл глаза. И в правду, боли нет. По мышцам растекается непривычная бодрость и сила, жаром прокаливая кровеносные пути, требуя немедленного выхода.

  Я откинул одеяло и бегом припустил вдоль берега, благо он большую свою часть был пологий, с заметным просветом между водой и стеной деревьев. Тяжёлые ботинки не чувствовались вообще, ноги несли стремительно, воздух же завывал в ушах, а тело переполнял восторг. Хотелось петь, дурачиться, подхватить кого-нибудь, лучше девушку, конечно, на руки, и закружить вокруг себя среди этих серебристых дорожек на воде, бледных песка и деревьев, под серым светом звёзд!..

  Звёзд?!

  Я застыл как вкопанный. Очешуеть... Я и в темноте прекрасно вижу! Вот так бонус! И это же явно не звёзды настолько яркие, что под ними хоть книгу читай, не собьёшься. Картинка практически привычная, те же цвета, только более бледные, что ли? И более чёткие. Да и само зрение не в пример прежнему. Не напрягаясь, мог рассмотреть каждую травинку на противоположном берегу, неторопливых муравьёв, почему-то не отсыпающихся в муравейнике. Глянул по течению — ровное русло широкой реки, окружённое по берегам стенами леса, терялось вдали, в едва заметной дымке предутреннего тумана. Но и там свободно различил и подсчитал количество веточек на какой-то ссохшейся коряге, выброшенной на глинистый бережок.

  Жжесть. Да нафига мне прежнее тело, если у этого столько бонусов? Правильно, нафиг не надо. Или там — развалина калечная на медикаментах и медитациях, или тут — молодость, сила, скорость, обострённые органы чувств, ещё и огнемёт встроенный. Ясно, что второй вариант гораздо более привлекателен. Даже с поправкой на гендерные различия.

  Тут я снова зацепился взглядом за наползающий туман и сообразил, что через пару часов буду мокрым до последней нитки. Да и ящеркам влага вряд ли по душе придётся. Объект для негуманного выкорчёвывания нашёлся рядышком — засохший пенёк, местами обросший мхом. Совсем без удивления, воспринимая как данность, обхватил его и, едва напрягшись, выдернул из земли. Ну и силища! Илья Муромец какой-то, а не хрупкое нежное создание.

  Взвалив корягу на плечо, такой же бодрой рысью отправился обратно.

  Саламандры радостно восприняли подношение, скопом расселившись по всей поверхности пня, давая ровное, мерное тепло.

  Я сидел, глядя на танец огня, и совсем не заметил, как уснул.

  Просыпаться совсем не хотелось, одеяло оказалось потрясающе тёплым, и даже тело не затекло от долгого лежания практически на голой земле. Саламандры вполне дисциплинированно экономили пенёк, оставив больше половины.

  Желудок недовольным бурчанием напомнил, что раз в сутки есть не привык, а потому я собрал нагоревшую золу, подскрёб угольки и похоронил под ними найденные яйца.

  Пока заваривался чай, я пытался понять, что же мешало нормально уснуть, похрустывая всю ночь почти под ухом. Обыск карманов подтвердил: это не подсознание хрустело печеньками, и не башка елозила по камешкам, в обилии рассыпанным по почве, а бумажка в кармане жилетки.

  Значит, не приснилось про туман и бога. На бумаге была карта, схематичная, но вполне понятная по расстояниям. Отображала она небольшой кусок местности, если судить по вполне себе земным звездой сторон света и шкале масштаба, расположившейся под ней. Стройные ряды загогулин после некоторого тупняка с моей стороны сложились в читабельные названия. «Карта предгорий Аргис-Велла и долины Раскандар, а так же основные пути, тракты и тропы между городами Третьей западной префектуры Го-Грон Вельтской Империи, собственноручно составленные искателем Бронго из Второй северной префектуры Ран-Цзех, город Лумнос».

  Замечательно. Если в этом мире остались живые, то с ними наверняка смогу общаться, раз уж местные письмена читать могу. Логично? Логично.

  Тем не менее, карту всё же рассмотрел в подробностях. Река тут, судя по отметкам, протекала только одна в направлении с северо-востока на юг. По масштабам — тоже подходит. Логично, что нахожусь именно на её территории. Приблизительно в сотне километров от реки расположилось само ущелье Корилакс, рассекающее карту змеящейся кривой, расширяющейся к северу. А вот и город. Кори-Ант. Судя по приписке, городок торговый, населением в одиннадцать с половиной тысяч живых.

  И самое интересное — чуть севернее по реке должна быть переправа. Нарисована толстенькая скоба, явно напоминающая мост. А от неё — прямая, практически идеально ровная дорога до самого Кори-Анта. Ну, дорога есть. Судя по состоянию карты — не так уж и давно её рисовали. Значит — самый простой и логичный путь — именно по тракту от моста.

  Поковырявшись в рюкзаке, нашёл водонепроницаемый мешочек, в него и завернул карту.

  Завтрак из печёных яиц и ароматного чая заметно улучшил настроение. А вот аппетит всё же не радует... Нет, я понимаю — раньше, в прежнем теле, мог схомячить столько же, а вот куда в этот организм столько умещается — понятия не имею... Главное — хочется ещё...

  Поковырявшись по карманам рюкзака, нашёл и набор для ухода за зубами: щёточка с жёсткой щетиной и плоская баночка с детства знакомым зубным порошком. Ядрёная вещь этот порошок... Ощущение, что почистил зубы бальзамом «звёздочка», щедро сдобренным перцем чили. Чуть глаза не вывалились, когда засунул щётку в рот. Крупные слёзы неудержимо потекли по щекам. Вот это жесть!.. Ладно хоть привкус приятный, напоминающий цитрусовые и мяту.

  Оклемавшись, постарался рассмотреть себя в отражении реки. Сквозь мелкую рябь действительно сложно разглядеть что-либо... Отчаявшись, саданул рукой по водной поверхности и отправился в лагерь. Определённо нужно зеркало.

  Так, стоп!.. Это что же, во мне женщина проснулась?! Владелица прошлого тела?.. Ну нафиг такое счастье! Мужик? Мужик! Значит — волосы пятернёй пригладил, в хвост собрал, морду лица водой сполоснул и — всё, готов, красавчик и вообще молодец. А все эти мысли о зеркалах и внешнем виде — подальше куда-нибудь, на самую дальнюю полочку сознания. Ибо — нехай.

  Саламандры, впавшие было в спячку, при моём появлении оживились. Оно и понятно — пень почти прогорел, остались пара корней, кусок коры да россыпь углей. Всем своим видом они просто требовали подкормки. И за каким, спрашивается, я их кормлю постоянно? Могут ведь и в другой костёр сбежать, если легенды и сказки не лгут.

  Однако, не смотря на все эти предположения, всё же провёл рейд по ближайшему подлеску и приволок на радость огненным ящеркам целую охапку дров. Интересно, мне показалось, или они реально с довольным писком набросились на свежую пищу?

  Ладно, саламандры потом, а пока — поискать переправу на тот берег, одеться для похода нормально и упаковать вещи. Ну и ещё пошарить по окрестностям — авось, найду-таки ещё гнездо-другое, а то кто знает, когда в следующий удастся разжиться жратвой?

  На тот берег от островка шёл вполне себе такой приличный брод — судя по всему, раньше был только тот проток, через который мне пришлось спасаться, но за века течение пробило себе вторую дорожку, очистив каменную подошву, со временем укрытую нанесённым песком. Течение неторопливое, до второго берега метров тридцать, и вода в самом глубоком месте едва прикрывает колени.

  Хорошо, что не вплавь перебираться придётся — пловец из меня, всё же, аховый.

  Противоположный берег встретил пологим подъёмом дна и толстым слоем ила. Неприятно, конечно, но не смертельно. Краткая разведка местности подсказала, что людьми тут и не пахнет. Ну, или не пахло очень давно. Звериная тропа, рядышком ещё одна, пересекающая первую — и всё. Зато нашлась рощица чего-то, сильно напомнившего арахис: мясистые толстые сухие стручки, в них — крупные, подсыхающие орехи. Осторожно попробовал, готовый выплюнуть при малейшем подозрении на несъедобность.

  Ничо так, съедобно, даже очень. По вкусу — арахис один в один. Набрал полные карманы орехов и потопал обратно.

  Рейд по островному леску принёс еще пару дюжин яиц и жирного кролика. Выметнувшуюся из-под ног серую тень просто на рефлексах пригвоздил к дереву метательным ножом. Здоровый косой, килограмм на десять вытянет, если не на все одиннадцать.

  Бросил у костра тушку, а пока набирал глину, проснулся кнут. Чёрной змейкой он выметнулся из рюкзака, и грузиком, совсем как головой, стал водить из стороны в сторону над свежеубиенным кролём. Чем он там занят?

  Именно — чем, а не почему вдруг выполз. Это-то вообще никакого удивления не вызвало. После визита в Туман запасы удивления иссякли.

  Повинуясь интуиции, попробовал вновь заглянуть в Суть. В этот раз удалось посмотреть без напряга, видимо, привычка потихоньку нарабатывается. Заглянул и обомлел. Над тушкой клубилось, истончаясь, бледно-зелёное облачко, а Скол змееобразным сгустком льда впитывал истончающуюся жизненную силу. Кнут остановился, повернулся в мою сторону грузиком и выжидательное замер.

  Пища. Нужно. Хорошо. Силы. Есть.

  Шквал бодрых эмоций захлестнул моё сознание. Ага, Скол предлагает отобедать этим облачком.

  Я сел рядом с тушкой кролика, не вполне понимая, что же делать. Точнее — вообще не понимая. Ладно, интуиция выручала не раз, почему бы и сейчас ей не помочь? Расслабился и, глядя в Суть, попробовал ухватить рукой истекающую жизнь. Получилось, однако! Облачко мгновенно втянулось в ладонь, стягиваясь в одну точку, и превратилось в полупрозрачный зелёный шарик, лишённый веса. Я сжал ладонь и ощутил, как шарик впитался в тело.

  А следом нахлынуло блаженство и ощущение лёгкого хмеля, голова слегка кружилась, мысли стали кристально ясными, ровными, невесомыми и чертовски быстрыми. Нифига себе алкоголь для лисички! Если от кролика так прёт, то что будет от более крупной добычи? Стану аналогом торчка, только со специализацией на душах и жизненных силах? Или, как достопочтенный Пендальф, «заработаю много икспириенса и получу сразу три Level Up'a»? Ладно, потом посмотрим.

  Скол гибкой лентой обвил вытянутую руку, потянулся выше, перехватив торс наподобие пулемётной ленты, рукоять расположил удобно — и движениям не мешает, и схватить можно быстро. А макушку уместил на плече. Тёплая, слегка шершавая, мягче кошачьего языка, — совсем не похожая на осколок льда.

  Я погладил змееподобный грузик и ощутил подрагивающую волну приятности и ласки. Сколу явно нравилось такое обращение.

  Постепенно эйфория сошла на нет, и я взялся за приготовление крольчатины. По прошлой жизни опыт свежевания этих животин у меня имелся, так что, используя выломанную вилкообразную ветку и немного верёвки, растянул свежее снятую шкурку на упоре, только потом сообразив, что запасать-то мне кроличьи шкуры вроде бы и ни к чему. Выругавшись на себя, за не к месту проснувшуюся память, завернул внутренности в шкуру и перебросил на противоположный берег — пусть местная живность питается.

  Начистил арахиса, перемещал с найденными приправами и заправил тушку, после закатав её в глину. Увесистый такой комок получился, продолговатый, грязно-коричневого цвета сырого материала. Ямку в углях выкопал голыми руками, мало того что не обжёгшись, так ещё и не измазавшись в золе. Набросал поверх тоненьких веточек, и, глядя на вновь танцующих огненных саламандр, стал ждать.

  Примерно через час понял, что жрать всё равно хочется, и уже не имеет значения, готова крольчатина или полусырая.

  Подхватив затвердевший кусок глины, вытащил его из углей и захлебнулся слюной. Плотная корка местами разошлась трещинами, и из них бил одуряющий по своей силе аромат мяса и специй. Ближайшим камнем разворотил спёкшуюся глину, вместе с ней отдирая и остатки волокон болоньи, и пучки меха — закатывая тушку, пропустил процесс промывания. В нос ударил аромат парующего кролика, смешанный с разгоняющими аппетит перцем, травкой вроде черемши и орехов. М-м-м! Вкуснятина! Не чувствуя мяса, обжигающего нёбо, губы, язык, отрывал зубами куски от туши, глотая их не прожёвывая, давился слюной и слишком крупными частями, но ел, жрал, жрякал!

  Орехи, пропитанные сладко-острой смесью жира и специй, просто таяли во рту, а нежная крольчатина только добавляла вкуса.

  Очнулся я только в тот момент, когда с хрустом раскусил последнюю косточку и вытянул из неё костный мозг. Нямка!..

  И замер, вспоминая свою прошлую жизнь, ожидая уже привычного рвотного рефлекса. Ан нет, ни черта подобного. Раньше бы просто вывернуло наизнанку, долго бы захлёбывался желчью, а теперь — только ощущение сытости в желудке и желание поспать.

  Пока шайтан-кружка кипятила воду, притащил ящеркам ещё пару брёвен и, в благодарность за несожжённый обед, ссыпал остатки от обеда в костёр. Саламандрам угощение явно понравилось, вон с каким аппетитом накинулись на горстку раздробленных костей.

  М-дя... Прихлёбывая чай, я сидел и размышлял. Организм жрёт уйму энергии, количество еды, проглоченной за неполные сутки моего здесь нахождения, превысило мой дневной рацион в несколько раз, а ощущение, что было бы неплохо подкинуть в топку ещё парочку таких упитанных и нежных мясом кроликов, навязчиво крутилось где-то на периферии сознания. И опять два логичных варианта напрашиваются. Первый — во мне живут какие-то паразиты, и это необходимо лечить. Второй — запас сил и энергии оказался истощён, и теперь организм экстренно восполняет резервы. В пользу обоих вариантов говорит то, что никаких позывов к посещению туалета я за всё это время не испытал. Вообще никаких. А учитывая, сколько чая успел выдуть — это вообще подозрительно. «Приятным» будет сюрприз, если окажется, что работа почек нарушена. С другой стороны — никаких посторонних, тем более неприятных ощущений нет, организм молод и силён, только еды требует в бешеных количествах и сонливость постоянно накатывает. Уж не в теле ли, попавшем в гипертрофированный пубертатный период, я оказался?

  Да и вот ещё что. На игре я был с пачкой хвостов, штук, наверно, восемь или девять, а здесь — один, пусть и очень симпатичный. Внимание знатокам, вопрос: куда делись остальные хвосты? И коммуникатор... Виды природы здесь потрясающие открываются, и меня просто-таки разъедала тоска и горечь от невозможности запечатлеть эти красоты. Река, теряющаяся в дымке у горизонта, буйные заросли деревьев и кустарников, крупные птицы в насыщенно-синих, почти фиолетовых небесах, стайки крупных рыб в прозрачной воде...

  На этих мыслях меня поймал сон и, уже заваливаясь, не контролируя своего тела, понял, что финальной точкой для меня окажется костёр. Момента встречи с огнём я уже не заметил.

  В этот раз тумана вокруг не было.

  Я стоял на дне чаши, образованной поднимающимися рядами трибун, в пятачке призрачного света, и не мог никак рассмотреть — есть кто-то там, на укрытых тенями трибунах, или это просто игра иллюзий? Ночное зрение отказывалось работать, а вот чёткость картинки даже возросла. На широких каменных плитах, в этом столбе света, без каких-либо проблем различал малейшие сколы, фактуру породы, посверкивающие матовые кристаллики, утопленные в бежево-коричневый камень.

  — Мы ждали тебя, Идущий-по-Грани, — прошелестел бестелесный голос за спиной.

  Я вздрогнул и умудрился обернуться в прыжке. Передо мной стояла полупрозрачная кицунэ. Вопреки традициям, хвостов у неё было куда как больше девяти, характерных для архидемона. Оранжевые глаза, сложная причёска, колосками уходящая назад, идеальная фигура живой богини. Вся одежда была представлена лёгкой туникой, заколотой на плече ажурным украшением, и длинным тонким кинжалом в едва светящихся прозрачных ножнах.

  — Кто ты?

  За её спиной, не проникая за стену света, шевельнулись тени. Мужчины и женщины, даже несколько детей — почти все принадлежали к племени кицунэ, лис-демонов.

  — Антакара, главный корректор Храма пространства.

  Всё страньше и страньше, как говорила девочка Алиса.

  — Зачем я вам? — м-да, многословность — явно не мой конёк. Тем более — от женщины несло такой силой и властностью, что просто непонятно, как мне до сих пор удаётся оставаться на ногах.

  Антакара вздохнула.

  — Та, в чьём теле ты живёшь, была последней из Ушедших-из-Лакуны. Из Цитадели, — видя моё непонимание, она пояснила: — Много веков назад, после Крушения, сильнейшие из нас старались исправить ошибку, приведшую к гибели мира, остальных же мы спрятали здесь, в лакуне. Тысячелетия они спят вне пространства и времени, отрезанные от реальности тонкой плотью безвременья. Многие из нас погибли во время возведения Стабилизаторов, и если бы не помощь немногих богов, не поджавших хвост как остальные, оставшихся в этом мире, готовых разделить его участь — этот куст миров был бы давно мёртв. По нашей вине.

  Все боги погибли, отдав Структуре все свои силы, мы же застряли здесь, в тонком мире, не способные ни умереть, чтобы вновь влиться в Колесо Перерождений, ни вновь стать живыми. Мы обречены, но ты можешь помочь немногим оставшимся в живых...

  — Как?

  Всё-таки дела ещё закрученнее обстоят, чем я предполагал. И Артас хорош, трикстер недоделанный. Впихнул в тело, а что с хозяйкой стало?.. Не, я, конечно, эгоист и всё такое, но если бы знал, что придётся выселить эту девушку, то отказался бы наотрез от такой доли.

  — Не кори себя, Идущий-по-Грани, — печальная улыбка на прекрасном лице. — Кайна погибла за несколько мгновений до твоего прибытия, и без твоего вмешательства её душа никогда бы не смогла вернуться в Колесо. Внешний бог силён, нам удалось договориться об обмене.

  — Артас? Вот сволочь... Хоть бы предупредил...

  — Пути Внешних непредсказуемы, Идущий-по-Грани. Предложенный им обмен нас устроил. Нас слишком мало осталось, чтобы безвозвратно терять ещё одного соплеменника. И цели наши сходятся. Стабилизаторы не отключились в положенный срок, и теперь раскачивают весь куст миров, грозя ему полной погибелью. Выключи их, если сможешь, или разрушь — ты один из нас теперь, и сил тебе хватит.

  — А... — слова застряли в глотке. — Кайна? Как она умерла?

  — Хоск, порождение Искажённых законов, неразумен, но умеет на расстоянии вытягивать не только души у живых, но и саму их суть. Кайна попала в ловушку, и только Внешний не позволил ей лишиться шанса на перерождение.

  В твоих же силах, — продолжила после недолгой паузы кицунэ, — исправить нашу ошибку. И, самое главное, найти путь к Цитадели.

  — Каким образу я могу найти путь?

  — Когда выжившие укрылись в лакуне, на дежурстве осталась небольшая группа техников. Убедившись, что всё в порядке, они использовали слепой портал локального типа. Их расчет оказался верным — времени прошло достаточно, чтобы ткань мироздания начала исцеляться. Но слепой портал так называется по вполне определённой причине. Выход из него непредсказуем, пусть в пределах планеты, но просчитать почти невозможно. Но обратная операция вполне по силам тем, кто остался после нас. Тебе нужно найти то место, где твои предки выбрались из лакуны, и распечатать её. Без нашей помощи добраться до всех Стабилизаторов ты не сможешь, так что выбора, как такового, у тебя практически нет.

  Нет? Ну и не очень-то хотелось. Ради такого интересного квеста ничего не жалко.

  — Я согласен, Антакара. Только... Тело и рефлексы есть, даже с языком разобрался... А вот знаний — полный ноль. А с энтузиазмом, но без знаний вперёд прут только герои, получая сей статус посмертно. Вы ведь не хотите, чтобы Цитадель так и осталась изолированной?

  — Не бойся, Идущий-по-Грани, — главный корректор приблизилась ко мне и взяла в ладони мою моську. Ощутил её теплое дыхание сквозь пальцы. — Я дам тебе знания. Но учти, всё и сразу ты не получишь — развертывание полного пакета данных просто сожжёт твой разум. Нужно время на адаптацию инфопакетов к твоей психоматрице. По завершении процесса ты получишь все возможности, доступные каждому из нашего племени.

  — А те твари... Хоски... Вы знаете, как не отдать ему душу?..

  От рук Антакары разливалось приятное тепло. Интуитивно взглянул в Суть, и обомлел...

  Вокруг меня стояли просто сочащиеся энергией и силой фигуры, отдалённо похожие на человеческие, сквозь полупрозрачные, увитые жгутами первородной мощи ладони видел лицо главного корректора, теперь похожее на сотканную из мириадов ниточек силы маску. Подвижную, мимически активную маску. И из точки, где должен был по всем канонам находиться третий глаз, ко мне, в лоб, тянулся пульсирующий синевато-пурпурными вспышками канал. Значит, уже передаёт...

  — Способы есть, но тебе они ни к чему, твой спутник, — движения головы я не заметил, но ощутил, что разговор идёт о Сколе, мирно растянувшемся на плече, — сам отсечёт все языки силы Искажённых.

  А вот это уже очень хорошие новости! Даже жить становится веселее. И интересней. Всё-таки догадка оказалась верной, и кнут... Скол, всё же не артефакт и не слуга, а компаньон. Тем веселее. Да и есть вероятность, что, достаточно напитавшись жизненными силами, он сможет более внятно изъясняться, не только скудными эмоциональными формами.

  Уловив мои мысли, Скол одобрительно потёрся о шею. Блин, прям котёнок, а не осколок чуждого мира.

  Пульсация канала ослабла и, спустя пару секунд, вовсе прекратилась.

  Антакара отняла руки от моего лица, провела ладонью по левому предплечью, задержалась на локте, скользнула подушечками пальцев по кисти. Щекотное, едва ощутимое прикосновение призрачной плоти.

  — Это наш тебе подарок, Идущий-по-Грани, — в оранжевых глазах, больших, красивых, растекаются спокойствие и умиротворение.

  Я посмотрел на руку — тонкие, светящиеся изнутри мягким огненно-оранжевым светом нити сплетались в странный подвижный узор, перетекали из одной формы в другую, выстраивая новую фигуру, расплетались, плавными движениями закручивались в спирали, подрагивали светом, вновь менялись. Краси-и-и-и-во!

  — Госпожа Антакара... — голосовые связки подвело и голос получился скрипучим, — легенды моего мира гласят, что кицунэ — лисы-оборотни, могут быть и человеком, и лисой. Это так?

  Главный корректор провела пальцем от виска по щеке к подбородку.

  — Это Забывшие. Те, кто уходил группами при испытаниях первых внелокальных телепортов. Тогда мы ещё не умели задавать определённый вектор выхода. Потом, много позже, мы нашли несколько групп первопроходцев. Нестабильные аномалии порталов зачастую разрушали структуру Триединства, и им, в результате, удавалось удержать только две формы из трёх, и лишиться большей части магии. Группы были небольшими, в основном, укомплектованными однополым составом учёных и военных, и потому, не имея возможности вернуться домой, они предпочли зафиксировать вторую форму на базе самых распространённых в кусте миров рас. Зачастую раса была — люди. Так и прижились, маскируясь, со временем теряя знания и умения, деградируя с каждым поколением, подстраиваясь под этику и психотип, доминирующие в новом ареале обитания, теряя способность контролировать перевоплощение, или же получая наследуемые непоправимые психические расстройства и травмы...

  Антакара вдруг встрепенулась:

  — Тебе нельзя здесь долго находиться, ты ещё слишком слаб. Но приходи, когда захочешь, мы будем рады беседе, и постараемся оказать помощь, если это окажется в наших силах.

  Я почувствовал, как вокруг меня закрутился столб переменчивого света, ускоряясь, превращаясь в вихрь, размывая фигуры моих предков... Моих?.. Именно моих.

  — Да хранит тебя Случай, последний, — донёсся сквозь яркую стену стройный хор голосов, и уже ставший... нет, не родным, но близким к этому, голос Антакары: — «Не доверяй всецело Внешним», — и тьма окружила меня.

  Чтобы мгновением позже расступиться и позволить увидеть вокруг уже знакомый туман.

  Что мне здесь делать, я ни малейшего понятия не имел, а потому вновь использовал уже проверенный метод — пошёл, куда ноги несут. Но — то ли я не вовремя явился, то ли вообще не вызывали, но водопада мне так и не попалось.

  Зато на вторые девяносто нашлись приключения. Именно нашлись, и, что примечательно, сами. В добровольном порядке, так сказать.

  Две мелькавшие поблизости неопределённые тени оформились в нечто клыкасто-когтистое и без малейшего зазрения совести набросились на меня.

  Мы со Сколом среагировали практически мгновенно. Живой кнут звонко щёлкнул по первой твари, на глазах удлиняясь, охватывая её кольцами, вдруг проросшими острыми, тускло поблескивающими пластинами. Рывок и сжатие, и на каменистую почву падает малоаппетитный фарш мелкого помола, практически сразу же растворяясь туманной дымкой. Краем глаза успел отметить, что Скол и из этой туши отхватил изрядный кусок сил. Самому мне было не до этого. Нити на руке просияли, устремляясь к пальцам, формируя мощную, мохнатую кисть с огромными чёрными когтями. Тварь прыгнула, и мне не оставалось ничего, кроме ухода подкатом. Время ощутимо замедлилось, а вот я — нет. Чудовище едва преодолело несколько сантиметров, распластавшись в воздухе чёрной кляксой, усеянной шипами, чешуйками, когтями, клыками, острыми выступами... Успевая увидеть смерть первой твари, нечеловечески гибким движением вбиваю когти в бок летуна, абсолютно не чувствуя сопротивления плоти. Веду руку вдоль, не вижу, но чувствую, что пропорол этот кошмар насквозь. Когти выходят за тварью, и время рывком возвращается в привычную колею.

  Остатки нападавшего, нарезанного ровными дольками, глухо упали, звук падения скрыл туман. Я ухитрился развернуться и сцапать ошмётки силы. Истекающий чёрным шарик не стал впитывать, положив в карман. Откуда-то пришла уверенность, что с ним там ничего не случится.

  Скол довольно вытянулся на плече, ощутимо горячий, надёжный. Настоящий друг.

  Останки убитой мной твари накрыл туман, и я вновь провалился...

  «Степь да степь круго-о-ом...», точнее, лес. Но, опять же, кругом. Джунгли средней полосы, блин.

  Когда я очнулся, долго не мог понять, какого же саламандры так оборзели и в наглую танцуют прямо на мне. И только потом вспомнил, что когда вырубило — ухнул в костёр. М-дя... Всё же не только огнём плеваться умею, но ещё и к нему иммунитет заработал. Однако, чудны дела твои, хаоситский боженька.

  Экспресс-осмотр тела показал: повреждений нет, палёных волос нет, подкопчёности на теле отсутствуют. Хороший скилл, всё же.

  Скол обнаружился рядом — чёрной змеёй обвился вокруг меня и почти прогоревшего костра. Надо ящерок подкормить, кстати. Чем и занялся, притаранив ещё пару брёвен. В обмен на дерево саламандры великолепно запекли яйца.

  Во время обеда устроил разбор полётов.

  Что мы имеем? Сильное, тренированное тело с функцией огнемёта, устойчивостью к пламени, неконтролируемой возможностью ускоряться в стрессовых ситуациях, и таким же скиллом к частичной трансформации руки в здоровенную лапу с очень острыми когтями. Плюс почти разумный кнут. Вывод: или Артас сделал из меня наимахровейшего Марти (хм... уже Мэри) Сью, что ему нафиг никуда не упиралось и косвенно подтверждается моей полной, несмотря на все старания, неспособностью выжечь взглядом или, например, плевками, себе ровную и удобную дорогу к тракту, отмеченному на карте, либо в этом мире царит такой армагедец, что без новообретённых способностей тут просто не выжить. Второй вариант куда более реалистичен, к сожалению.

  Далее. Приоритеты. Высокие — на максимальном освоении полученных скиллов и дороги к ближайшему Стабилизатору. Ещё — не попасться на зуб местным животинам. Сдаётся мне, без постоянных тренировок долго тут не задержусь и мир покину, увы, не по своей воле. Средние — искать контакт с местными, постараться выйти на магов, шаманов или кто тут ещё есть из тех, кто способен отследить старый портал. Сюда же — разобраться со сменой внешности. А то чуйка подсказывает, что в нынешнем виде вопросов вызову просто уйму. Тем более — не знаю, что за расы здесь обитают. Вероятнее всего — люди. Ибо твари настолько живучие, что и тараканы с крысами порой позавидовать могут. Что ещё о людях известно? Известен главный принцип выживания: всё, что непонятно — убей, уничтожь, поруби кусочками, сожги, пепел развей по ветру, а потом уже спрашивай.

  Впрочем, всё может быть и не настолько запущено. Судя по качеству и покрою одежды — явно не средневековье, а это радует. Значит, не должно быть оголтелой, ярко выраженной ксенофобии и зашкаливающей подозрительности. Впрочем, если и есть — то уже навряд ли столь близко к нашим инквизиторам. Но, в любом случае — нужно держаться тише травы, ниже воды. Или наоборот. И активно изучать историю мира, социально-культурную парадигму, иерархию общества. Напрямую вызнавать — не наш вариант, это к бабке не ходи. Остаются слухи (кабак, трактир, кормча в помощь!) и книги. Вывод: добравшись до разумных, нужно разузнать насчёт публичных библиотек и оперативно изучить всё, до чего смогу добраться.

  С этим, вроде, разобрались.

  Что ещё к среднему приоритету? Явно не наглеть даже с тем, кто может оказаться слабее, по крайней мере, до выяснения случаев и способов вызовов на дуэль или становления кровниками. Что-то не хочется, ляпнув какую-нибудь явную глупость, закончить квест с ножом в печени или почках в придорожной канаве.

  Низкий приоритет. Разобраться с постоянным голодом, договориться со Сколом о том, чтобы при посторонних особой активности не проявлял, а то кто знает местных, вдруг он им понравится и отберут, даже имя не спросят? Остаться без мощного компаньона как-то совсем не хочется. Вон как в тумане он располосовал ту тварюшку милейшую.

  Далее — определиться со временем года. Судя по деревьям, тут вполне может быть как лето, так и ранняя осень — по листьям определить сложно, ночи здесь относительно тёплые, а вода может быть ледяной не только из-за погоды, но и, например, из-за близости ледника или обилия ключей. В общем, «нипанятна-а-а-а!», как говорила одна приятельница.

  Собственно, вроде бы всё.

  После завтрака (или, всё же, недообеда?) решил: нечего время зря тратить, неизвестно ещё, как Артас отреагирует на нерасторопность, так что — вспомнить земное прошлое, периода занятий прикладным рукопашным боем, заодно и проверить гибкость и кондиции нового тела, освежить воспоминания и проверить рефлексы, и — в путь. Ибо одно дело — знание о том, как правильно нанести удар, и совсем другое — нанести его. Если с рефлексами всё плохо будет — придётся вбивать их по новой. Хоть и сомневаюсь в неудаче. Кайна, всё-таки, была очень непростой девушкой.

  Начинал с разминочных упражнений: разогрев мышц, проверка упругости связок и физической силы. Взмахи руками, прыжки, приседы, и далее с усложнением. Тело слушалось как абсолютно родное, словно и не владел никогда иным, мгновенно подчинялось приказам мозга, выполняя заданное. Ни заминок, ни непоняток от нервной системы. По мышцам растекалось приятное тепло, сила просто бурлила, переполняла. Пресс и отжимания вообще повергли в шок: на первом от скорости и лёгкости сгибаний даже закружилась голова, а на вторых — сбился на середине второй сотни.

  Нихренассе!.. Актив как у десантника, и даже не вспотел. Про усталость вообще ни слова.

  Теперь можно перейти и к самим упражнениям.

  Воздух вспарывался руками, ногами, ударами локтей и коленей, от ударов кулаками по деревьям от последних отлетали лоскутами кора и мелкие щепки!.. В какой-то момент к моему танцу присоединился Скол, став продолжением даже ни руки, — всего меня. Дуэт, ставший одним целым, пропарывающий воздух молниеносными выпадами, перекатами, звонкими щелчками оголовья, треском разрываемых в шелуху веток и размолотых камней. Танец перешёл в транс, сознание ускользнуло куда-то в глубь, позволяя телу и оружию жить своей непонятной жизнью, посвящённой силе, угрозе, готовности встреч с опасностью лицом к лицу...

  ...Я медленно приходил в себя. Грудь часто вздымалась, насыщая органы кислородом, пальцы дрожали, мышцы тянуло усталостью, и ноги уже отказывались держать...

  Уже падая на землю, я успел испугаться, что травма позвоночника и здесь меня настигла...

  Но нет. Отлежался, отдышался, погладил макушку Скола, развалившегося на груди и излучающего просто-таки счастливые эмоции.

  Поднялся.

  — Ах-ри-неть! — непроизвольно вырвалось у меня. Ибо вид впечатлял. Создавалось ощущение, что я находился на военно-испытательном полигоне великих ежей, как раз в момент испытаний.

  Земля и глина вывернуты, вспороты, в них виднеются широкие траншеи, присыпанные трухой. Труха откуда? А из веток и мелких деревьев. На пятачке диаметром метров в десять мелких растений не осталось вообще. И подлеска. От крупных стволов осталось много, но не сказать, чтобы очень. Одно дерево оказалось свалено, остальные — капитально испорченные. Они зияли дырами, прожженными полосами, истекали соком из обломанных ветвей, покачивали лохмотьями измочаленной коры, висящей на честном слове...

  Дерево, под которым я остановился, красовалось почти целой корой, и — почти двумя десятками глубоких рваных каналов. Я примерился левой рукой. Татуировка застыла сложным многоэлементным узором от предплечья до тыльной стороны кисти, и признаков жизни не подавала. Однако, и характер повреждений не совпадал с новообретённым подарком от главного корректора: я отлично помню, какой ширины были когти, а эти полосы в древесине гораздо уже, да и помельче. Хм... Голой рукой что ли?.. Терминатор, мать вашу...

  Надо выдвигаться в путь. И чем скорее, тем лучше для меня. А то мало ли кто мог услышать шум моих тренировок? Может, заинтересуются, да и заглянут на огонёк... А оно мне надо? То-то же.

  Так что дотопал до своего лагеря и принялся собираться. Через пару минут всё было готово, и я, бодро шагнув в сторону нужного берега, остановился с занесённой в воздухе ногой.

  Саламандры скучковались и — готов поклясться! — умоляюще смотрели в мою спину.

  — И как я вас заберу с собой?

  Ящерки, словно уловив смысл вопроса, засуетились. Я протянул им ладонь и... Весь костёр переместился на меня. Ящерки забегали по телу, разнося пламя... И огонь впитался! А следом за ним пришло ощущение свежести и лёгкости в теле, словно не была несколько минут назад раскурочена непосредственно мною вторая полянка на этом островке. И голод отступил.

  Юркая саламандра взбежала на висок, рядом с ней пристроилась ещё парочка, а остальные, заметно уменьшившись в размерах, хватали их ртами за хвосты, и так — ряд за рядом, создавая настоящие цепочки. Наконец ящерки уместились в три ряда, их окутало оранжево-красное сияние и... Они растворились. Я потряс головой и ещё раз присмотрелся. Нет, показалось. Сильная иллюзия, плюс чары стихии, ориентированные на мимикрию — и у меня готова слегка выбивающаяся по цвету от остальных прядь тёмно-оранжевых, почти красных волос.

  Хм... Симпатичная покраска.

  Подхватив рюкзак, я потопал к ранее разведанному броду.

 

Глава 3.

Стимпанк наступает!

Ущелье Корилакс, район аномалии

Коротышка Тофф

  Тоффу по прозвищу Коротышка, бойцу отряда внешнего сопровождения, исследований и разведки «Ха-Тонг», подведомственного Департаменту внешних территорий Анклава Эри-Тау, до хруста костяшек хотелось раздраить люк и выбросить наружу этого дегенерата Дорангая. Длинный, костлявый, вольный искатель успел всему отряду засесть глубоко в печёнки. Мало того, что он облазил весь дирижабль вдоль и поперёк, так ещё и едва не сковырнул амулет защиты. От пинка капитана он знатно пролетел через весь грузовой трюм, ещё и обиделся.

  Коротышка Тофф никак не мог понять — за каким кхалом «Ха-Тонгу» навязали данного идиота. Чуть не порушил всю систему защитного охранения воздушного судна, достал команду мириадом тупых и очень тупых вопросов, умудрился разлить бочонок технического масла на межуровневой лестнице... И это только самые крупные неприятности. А мелких — вообще не счесть.

  Да и не выглядел он серьёзным искателем. То, что оружием обвешан как пехотинец Анклава в круговом дозоре — это ещё понятно, иначе здесь выжить сложно. А вот неспособность отличить артефакт от обычного украшения — это уже подозрительно. Вполне может тянуть на саботаж.

  Впрочем, всех деталей задания Дорангая не знал даже капитан «Ха-Тонга». Перед вылетом явился директор Департамента в сопровождении вольного искателя и не терпящим никаких возражений голосом поставил в известность, что отряд приставлен к гражданскому искателю, и обязан во всём его слушаться и повиноваться. Остаться на улице без жалования и выходного пособия не было никакого желания, так что молча, без пререканий пустили Дорангая на борт. И по набору высоты начались неприятности.

  Тофф сплюнул в бронзовую плевательницу. Плевок получился метким — ровно в центр. Жевательная масса отправилась следом.

  Радовало, что практически уже прибыли на место, осталось пересечь ущелье, и откроются руины в центре аномалии. А уж там... Места опасные, мало ли — хоск сожрёт, или стена какая обрушится?.. Был зануда Дорангай, и нет его.

  От размышлений о надоедливой занозе в заднице по имени Дорангай Коротышку оторвал баззер посадки.

  Значит, дирижабль уже на той стороне ущелья. Посадку рассчитали восточнее руин, в полутора лигах от них. Никому не хотелось оказаться в плавающем сердце аномалии. Кто знает, что на этот раз выдаст соприкосновение артефактной магии и дестабилизированной плоти мира? Может, распылит всех или подвергнет мутациям, чтобы после возродить очередной разновидностью хоска... А может, и вообще не тронет. Тут раз на раз не приходится, и потому лучше не рисковать. Дирижабль зашёл по широкой дуге к руинам, обшаривая землю внизу десятками исследовательских амулетов и стволами бортовых пулемётов. Искажённые дотянуться вряд ли смогут, да и защитный амулет силён, а вот расстрелять с высоты тварей можно. Только бортовые пулемёты да вооружение бронехода БИР-14М3 «Водомерка» были способны стрелять тонкооболочечными пулями, содержащими амулеты разорванного пространства. При попадании в цель оболочка деформировалась, вызывая разрушение амулета и высвобождение энергии, после чего пространство в радиусе десяти ярдов на недолгое время начинало плыть, хаотически менять константы и координаты, оставляя ко времени деактивации заклинаний груду фарша из подвернувшихся в сферу действия предметов. Стоили такие снаряды безумно дорого, но — без них пришлось бы на каждую вылазку формировать новый отряд. Так что командование ругалось, скрипело зубами, но патронами снабжало регулярно.

  Коротышка Тофф запрыгнул в посадочное кресло десантного трюма, защёлкнул крепления и уже без торопливости принялся проверять амуницию. Револьвер в набедренной кобуре, короткий широкий меч в ножнах на левой ноге, жилет под завязку заполнен взрывными амулетами. На поясе — связка амулетов тороидальной формы — малые амулеты пространства. И один — под жилеткой на груди. Этот для себя, если выхода уже не останется.

  Тофф закрыл глаза и шёпотом вознёс краткую боевую молитву:

  — Канатар, бог-в-тени, убереги наши души, если тела не выстоят, и укажи им путь к Колесу Перерождений. Сокрой нас Тенью от порождений Искажённого, проведи тропами надёжными, освети путь назад.

  Тонкий блинчик молитвенного амулета, сделанный из глины, собственной крови и пепла, зажатый в кулак, ощутимо нагрелся и рассыпался прахом. Коротышка улыбнулся — подношение принято. А значит, у Удачи будет лишняя возможность повернуться к нему лицом.

  Вдоль стен десантного трюма в таких же креслах сидели остальные бойцы «Ха-Тонга». Кто-то молился богам, кто-то занимался оружием. Посреди трюма с потолка на телескопических держателях спустился поддон из оружейной. Пехотные пулемёты, короткие заряженные посохи, два свободных экзоскелета — для любителей тяжёлых армейских пулемётов. Третий экзоскелет носил капитан Хвалис, сейчас застывший бронированной статуей у откидного пандуса. Через стенку доносилось тарахтение двигателей и лязг металла — «Водомерка» сходила с другой стороны дирижабля. Тофф как наяву увидел, как техники спешно открывают вентиляционные заслонки, и густой дым, заполнивший трюм бронетехники, быстро вытягивается наружу, подгоняемый наведёнными чарами амулетов очистки воздуха. Снизу глухо ухнуло, по доскам пола прокатилась дрожь: это к посадочной площадке упали с высоты в сто двадцать ярдов два амулетных ядра. Сейчас внизу пространство перемешано, изорвано в клочья на несколько секунд.

  Ещё шесть свистящих ударов, покачнувших гондолу — отстрелили швартовые якоря. В подтверждение заскрипели лебёдки, притягивая дирижабль к поверхности.

  Хольмбродт Корноухий и Малыш Тан выкрутились из десантных сидений, занимая места в свободных экзоскелетах. Тофф скривился. Ему не нравились эти самоходные доспехи, слишком неуклюжие и медлительные. Артефакторы и технари бились над их усовершенствованием уже который десяток лет, но результата не было. Да, пневматика и металл усиливали бойца до невероятных кондиций, только что делать со скоростью, едва превышающей скорость движения пешего? А запас хода? Стандартные армейские угольные брикеты, входящие в топливный комплект, позволят преодолеть лиг десять без дозаправки. А дальше — всё, стоп машина. Да и чадили они просто до ужаса много. Нет, дым после возгорания брикетов был, но недолго — до полного набора температуры, дальше становясь бесцветным, а вот вонь никуда не девалась. Та же «Водомерка» превосходила пехотный экзоскелет и по манёвренности, и по вооружению, и, уж тем более, по скорости, да и нести могла, помимо пилота, артефактора-механика, штурмана и ещё до шести человек в своём бронированном брюхе на расстояние до девяноста лиг на одном брикете. Да, шумит и лязгает, зато — быстро бегает, и без разницы, какая почва и рельеф — крейсерские тридцать лиг в час держит исправно.

  Дирижабль тряхнуло ещё раз, и спуск прекратился.

  Хвалис дёрнул рычаг и аппарели по обе стороны гондолы откинулись на перемолотую почву, выпуская наружу бойцов «Ха-Тонга». Тяжёлые ботинки по щиколотку уходили в смесь мягкой земли и щебня, передвигаться относительно тяжело, хорошо хоть, что радиус действия ядер не превышает пятидесяти ярдов. А вот любителям брони приходилось гораздо тяжелее. Даже специальные ножные пластины повышенной площади под весом глубоко тонули в почве. Тан ринулся направо, к носу дирижабля, Корноухий поспешил к корме. Остальные рассредоточились полукругом от аппарели, стволами пулемётов и навершиями посохов уставившись в лесную чащу. Тольбрад, отрядный маг разведки, замер каменным изваянием, увешанный амулетами в несколько слоёв.

  Коротышка Тофф удивлённо присвистнул: дирижабль сел гораздо ближе к руинам, чем предполагалось. Ярдов двести, не больше, до ближайших развалин.

  — Вокруг пусто, — отмер он через некоторое время.

  Хвалис лязгнул лицевым щитком:

  — С задачей все ознакомлены. Прикрываем задницу Дорангая, но без фанатизма. Помните — основная цель: разведка, поиск ресурсов и артефактов, приоритет — поиск исследовательского центра Древних или любого аналогичного строения. Балласту помогать в меру.

  Бойцы заржали, шутка капитана им понравилась, и теперь Дорангай обзавёлся очередным прозвищем, в довесок к нескольким дюжинам уже полученных.

  Кхала помянешь, он и явится...

  Дорангай выкатился из пассажирского люка, зацепившись стволом длинноствольной винтовки, висящей поперёк спины, за выходной короб. Оружие громыхнуло на славу по костям Балласта. Раздалась пара смешков, — всё-таки дисциплина в отряде была на высоте. Другие бы давно залились оскорбительным смехом.

  Дорангай покраснел от возмущения, обводя бойцов испепеляющим взглядом .

  — Прекратите смеяться! Нужно двигаться! — голос у него крайне неприятный, высокий, режущий, часто срывающийся в фальцет. Урсус ему шарики оттоптал, что ли?

  Однако двинуться в путь не успели.

  — Хоски, юг! — заорал Тольбрад, активируя артефакт плывущей защиты. Пространство вокруг него вздрогнуло, создавая по контуру тела прослойку реальности с изменёнными константами. Остальные последовали его примеру.

  — Заноза, бегом в дирижабль! — громкая команда заставила Дорангая подпрыгнуть на месте и втянуть голову в плечи.

  — Арвельд, уход 'поплавок'! — это уже в переговорный амулет, капитану дирижабля.

  Дорангай едва успел вскочить в люк, как хлопнули пиропатроны, отсекая якоря. Дирижабль, лишившись канатов, удерживавших у поверхности, плавно начал подъём.

  Чтобы тут же его закончить. Из леса, выламывая стволы, вывалилась огромная туша хоска, сформировала лапу и швырнула вперёд мелкого сородича. Шарик тела при подлёте к дирижаблю растопырился десятком когтистых лапок и пробил внешнюю оболочку. Вслед ему улетел малый амулет пространства, брошенный Малышом Таном. Внутри сверкнуло, дирижабль клюнул носом небо и зарылся в почву. Оболочка, теряя газ из пробитых баллонов, начала проседать под собственным весом.

  Часто-часто запели свою песнь смерти тяжёлые пулемёты экзоскелетов и «Водомерки». Твари пёрли нескончаемой волной со всех сторон, рассыпаясь в взрывах сработавших амулетов, чтобы тут же сползтись останками в новую сущность.

  Гарнах, отстреливая особо ретивую мелкую живность, крикнул Хвалису:

  — Капитан, почему не сработала защита судна?

  Скрип зубов было слышно даже из-под толстой лицевой бронеплиты экзоскелета.

  — Дорангай, гадёныш! За яйца подвешу в центре аномалии!

  Тофф понял: они обречены. Пока амулет находится в управляющем контуре, к дирижаблю могут попасть только имеющие артефакты допуска. Но стоит его вынуть — и всё, конец. Краем глаза заметил улепётывающего в сторону руин искателя.

  — Капитан! — Коротышка стволом указал направление.

  — Ур-р-родец орясистый! — Залп спаренных пулемётов накрыл остатки стены, за которые юркнул Дорангай. Облако пыли взметнулось вверх, не спеша опадать — безветренная погода сказывалась. Впрочем, шансов уцелеть у Балласта уже не было — тяжёлые пулемёты пусть и оснащены мелкими амулетами пространства, но чтобы обрушить стену их хватило.

  Умолкли взвизгивания пневматики и стрекот пулемётов Корноухого Хольма. Короткий взгляд налево: экзоскелет стоит в деактивированной форме — ноги в полуприсяде, руки вдоль бронекорпуса, мерцания от амулета нет.

  — Хольмбродта накрыло!

  Иггеф бросился в его сторону, добрался, откинул лицевую пластину, вытаскивая безжизненное тело, сам втиснулся на его место. Затарахтел двигатель, тонко засвистела пневматика, застучали цилиндры, оживляя экзоскелет.

  Гигант, бросивший мелкого хоска, наступил на Ижефа, вминая его в землю. Взвыли двигатели и сервоприводы «Водомерки», разворачивая бронеход в сторону опасности. Град пуль пробивал дыры в туше, но мощности амулетов не хватало, плоть тут же затягивалась останками павших хосков, бойцов, остатками экзоскелета... Взмах лапы — и «Водомерка», двенадцатитонный бронеход, распластав конечности, улетает далеко в руины.

  — Хвалис, Тан, прикройте! — Коротышка побежал вдоль бойцов, срывая малые амулеты, и зигзагами, уклоняясь от лап хоска, помчался к нему, на ходу выдёргивая меч из ножен и приматывая связку амулетов к рукояти.

  Ноги — настоящие колонны. Толстые, каждая больше бронехода в обхвате... Постоянно поднимаются и опускаются, стараясь раздавить разведчика.

  — Канатар, взываю к тебе, дай ногам скорости, рукам силы, а глазам зоркости. Дай найти слабое место, направь мою руку, — молился на ходу Коротышка, петляя между стволами десятков ног.

  Чутьё подсказало — здесь. В месте, где плоть, металл и кости, образующие толстые защитные пластины, расходятся, обнажая незащищённый участок тела.

  Коротышка Тофф, вливая в себя немногую доступную магию, взметнулся вверх, активируя амулеты и втыкая широкое лезвие в незащищённую складку. Приземление, погасить инерцию перекатом через плечо, прыжок в сторону из-под туши, и — на максимальной скорости в лес. Малые амулеты пространства, срабатывающие одновременно, по мощности активной фазы равны полноценному ядру, и создают радиус поражения в добрые пятьдесят — пятьдесят пять ярдов. Выжимая из себя последние крохи магии, вливая силы в мышцы, Тофф мчался к дереву, когда что-то врезалось в спину и он понял, что ноги оторвались от земли, и сам он научился летать. Его кувыркнуло в воздухе и с силой припечатало к стволу чёрного дуба. Зубы клацнули, рассыпался крошками разрядившийся амулет плывущей защиты, вливший все силы в амортизацию тела, перед глазами пронеслась карусель.

  Тошнота напирала изнутри, голова раскалывалась. В глазах что-то сломалось: картинка постоянно плыла, дрожала и отказывалась фокусироваться на чём бы то ни было. Коротышка Тофф на ощупь достал револьвер, взвёл курок и, услышав характерный щелчок готового к стрельбе оружия, положил руку на грудь, стволом к голове, с пальцем, выбирающим слабину триггера...

  Стрельба стихла, лишь тела и слуха касались подрагивания земли и взрыкивания Искажённых.

  Массивная тень медленно приближалась к Тоффу, неторопливой горой, источающей зловоние, она вырастала перед ним.

  — Канатар, бог-в-тени, вручаю тебе свою душу, — шептал разбитыми в кровь губами Тофф,обломки зубов мешались на языке, но остановить воззвание не могли. — Проведи в Круг Перерождения, огради от...

  С каждым словом слабина спускового крючка выбиралась всё больше, пока палец не почувствовал сопротивление. Малейшее движение — и пуля уйдёт через челюсть в мозг.

  Хоск вздрогнул, оплетаемый каким-то канатом, взвыл, заставив оглохнуть, и... рассыпался облачком пыли. Стремительная тень мелькнула на мгновение перед глазами Тоффа, сбивая и без того неустойчивую фокусировку, и исчезла где-то вне поля зрения. С той стороны один за другим с короткими периодами раздавались едва слышимые сквозь перегруженные барабанные перепонки вой и визг уничтожаемых хосков. Один, два, три, четыре... Пауза в пару ударов сердца... Пять... Тишина.

  Сознание уплывало. Тофф, не являясь лекарем, мог по собственному опыту определить, что заработал тяжёлое сотрясение мозга. И, судя по хриплому дыханию и резкой, колющей боли с каждым движением в груди, трещины в рёбра, если не переломы.

  Тень мелькнула ещё раз, застыла перед ним. Тёплые пальцы сжали челюсть, заставляя открыться рот, и на язык, смывая кровь и осколки, полилась бодрящая жидкость. Тофф глотал жадно, язык выплёскивал больше половины наружу, но Коротышка понимал — дают, надо пить. Кто уцелел из команды — неизвестно, что с дирижаблем — так же... Незнакомец терпеливо вливал жидкость из фляги. Тофф знал, что этот кто-то, кого рассмотреть не дают независимо вращающиеся глаза и сбитая фокусировка, не принадлежит ни к отряду «Ха-Тонг», ни к экипажу дирижабля: ни у кого из вышеперечисленных нет ни столь тонких пальцев, ни хотя бы отдалённо похожего энергетика в боевой аптечке.

  Незнакомец наконец отнял фляжку от губ Тоффа и склонился над ним.

  Тяжёлая рука ободряюще похлопала по левому плечу, вызвав новый приступ боли и заставив скривиться.

  Та же рука замаячила перед глазами растопыренными пальцами, женский голос спросил:

  — Сколько видишь пальцев?

  Всё плыло, то двоясь, то троясь, и количество пальцев постоянно менялось.

  — Апельсин, — буркнул Тофф.

  Жидкость подействовала быстро. Глаза перестали бегать в разные стороны, и фокус вернулся на место. Над ним склонилось юное симпатичное лицо, карие глаза смотрели внимательно и жёстко.

  — Жить будешь. Только палец с курка убери.

  Тофф последовал совету, расслабившаяся рука сползла на живот.

  — Слушай, летун, а у вас есть чего-нибудь пожрать?..

Немногим ранее, заброшенный тракт

Кайна

  Ботинки оказались просто чудесны: заметно легче прежних гриндеров, высотой почти до колен, язычок пришит к голенищу складкой водоупорной ткани, а подошва — не менее толстая, чем у «гадов», но гораздо более гибкая. Плюс шнуровка и заклёпки, позволявшие при необходимости отгибать верх наподобие ботфорт. Звериными тропами вдоль берега шагалось легко, и до переправы я добрался уже к вечеру, в сгущающихся сумерках

  Грандиозный вид: река разлилась широко, глубина мало где превышала середину бедра, в основном едва-едва прикрывая щиколотки; из воды на равных промежутках обломанными клыками торчали полуобвалившиеся зубья свай. Зрелище впечатляющее, честно говоря: стройная колонна свай уходит почти до горизонта, там маячат тонкая полоска прибрежной полосы и лес.

  Интересного по пути ничего не случилось, чему я был рад, честно говоря. Разбив лагерь подальше от воды, я отправился на охоту, прихватил с собой пару ножей, мачете и наруч с метательными стрелками. Самострельный арбалет брать поостерёгся — мало ли, вдруг наконечники пропитаны каким-нибудь ядом?

  Добычей стал крупный кабан, загнавший меня на высокое дерево, чем-то отдалённо, если бы не необхватный ствол, похожее на земной ясень. Услышав басовитое похрюкивание, я двинулся в сторону звука, приговаривая «Кис-кис-кис!». Чем был вызван данный выверт логики — я вообще не понял. А потом было поздно. Из куста орешника высунулась здоровенная голова с маленькими глазками, полными ненависти ко всему живому, грязный, покрытый слизью пятак шумно втягивал воздух, и довершали картину клыки, каждый размером с мою ладонь, торчащие вперёд из пасти.

  Я на рефлексах метнул нож, целясь в рыло, однако кабан мотнул головой, принимая лезвие на прочные кости черепа и, сминая кустарник, выметнулся на меня. Две стрелки одна за другой вошли в правый глаз, но то ли кости глазницы настолько прочными оказались, то ли метал слабо — результат оказался плачевным: оглушительно визжа и хрюкая, кабан кинулся на меня.

  Мне самому интересно, каким образом я умудрился из положения стоя прыгнуть спиной вперёд на добрых три метра, развернуться в прыжке, хватаясь за ближайшую ветку, взобраться на неё и перевести дыхание, уже обнимая прочную кору.

  Кабан оказался крупнее, чем я предполагал. Туша в высоту едва ли не доходила мне до пояса, широкая, мощная, увитая бугрящимися под шкурой жуткими узлами мускулов. Дикий свин обнюхал дерево и принялся деловито и очень быстро подрывать корни. Я прикинул скорость и масштабы работы кабана. Печально... Часа два-три, и дерево грохнется, а вокруг, как на зло, сплошь тоненькие молодые деревца — прыгнешь на такое, и с ним же упадёшь.

  Я сел на ветку, прислонившись к стволу, и стал обдумывать план побега. Впрочем, думалось не очень, все мысли занимало одно: внизу ковыряется здоровенный кусок вкусного мяса.

  Не, так дело не пойдёт. Прицельно метая стрелки, я сделал его шкуру похожей на спину дикобраза, только эффекта ноль. Словно чувствуя бросок, кабан очень быстро, просто-таки нереально шустро сдвигался в сторону, и снаряд, предназначенный для глаза или ушной раковины, проходил мимо. Засевший в черепе нож делал его похожим на жутковатого единорога. Когда стрелки закончились, пришёл черёд второго ножа. Несмотря на силу броска и остроту лезвия, нож не пробил глазницу, застряв рядом со стрелками.

  Кабан, яростно прохрюкав на своём кабанячьем что-то явно оскорбительное и нелицеприятное, удвоил усилия.

  Весело так, что хоть вешайся.

  Стоп! А как же татуировка, превращающая руку в лапу?

  Я сосредоточился, представляя как пальцы укрупняются, ногти превращаются в жутковатого вида широкие когти, способные располосовать даже броню той туманной твари... Пусто. Ноль реакции. Меня посетила невесёлая догадка: может, лапа действует только в Тумане?..

  А потом что-то подтолкнуло мыслительный процесс, заставляя вспомнить, как линии татуировки переливались, двигались... И — о чудо! — антрацитово-чёрный рисунок дрогнул, поплыл, наливаясь изнутри оранжевым светом. Несколько мгновений, и вместо аккуратной кисти с тонкими пальцами — лапища размером с мою голову, покрытая мохнатым рыжим мехом с чёрными подпалинами, а когти напоминают отличные разделочные ножи.

  Я дотянулся до ближайшей ветки и махнул рукой. Ветка упала, а вместе с ней несколько аккуратных, ровных спилов.

  Я даже заурчал от удовольствия, отрывая спину от ствола.

  В ускорение влился уже в прыжке, умудрившись оттолкнуться ногами от нижней части ветви, посылая себя вперёд, на спину кабану. Рывок животного в сторону, взмах наотмашь когтями — и злой визг превращается в частое бульканье. Из разорванных шейных артерий ударяет фонтан крови, едва успеваю уклониться от него. Меня рывком выбрасывает из ускорения, и наступает очередь бега.

  Кабан не желал просто сдохнуть, стоя на месте. В его красном тускнеющем глазу ясно читалось намерение отправиться к праотцам на безжизненном, переломанном теле противника. А потому — я задал стрекача между деревьями, стараясь двигаться по кругу, чтобы не отбегать слишком далеко от поляны. Кабан гонял добрых пару минут, пока не выдохся окончательно. Когда я остановился, он в последнем рывке дёрнулся ко мне... Чтобы упасть с переломанной шеей, не выдержавшей углового удара в череп.

  Выдернув нож из его лба, я примерился и с силой вогнал его в ухо. Животное дёрнулось, громко пустило газы, булькнуло пару раз разодранной шеей и упокоилось.

  Собрав видимую в Сути субстанцию и свернув её в маленький шарик, я перевёл дыхание. Всё-таки не супергерой я. Вон как кабан побегать заставил! Тем более память Кайны услужливо подсказала: кабанчик мелкий, ещё не набрал и половины размера, характерного его сородичам. В животе похолодало — не хотелось бы повстречаться со старшими братьями животины.

  Но, так или иначе, вот я — живой и даже здоровый, а вот и кабан — мёртвый и не шевелится.

  Сняв одежду и упаковав её в поясной мешочек, чтобы не измазать кровью (отмывай её потом в холодной воде, как же!), я взвалил тушу на плечо и отправился к лагерю.

  По возвращении показалось, что Скол с ехидцей повернул в мою сторону макушку, хотя как мне это удалось определить — хоть убей, не пойму. Бросив тушу у кострища, я, скинув ботинки и пояс, отправился принимать ванну — всё таки кровью, как ни старался, уляпался весьма основательно.

  Несмотря на то, что солнце весь день яростно припекало, вода оказалась очень холодной. И тут ящерки преподнесли сюрприз: отцепившись от волос и вернувшись к своей прежней форме, они поплюхались в реку и взяли чуть выше по течению, с явным удовольствием ныряя и резвясь в прозрачной воде. А следом поток заметно потеплел, так что купание оказалось весьма приятным. Всё же здорово иметь живые кипятильники под рукой. Я некоторое время повалялся на мелководье в окружении саламандр, просто нежась в тёплой воде и бездумно глядя на предзакатное небо.

  Закончив водные процедуры, я собрал ящерок — для этого оказалось достаточно просто позвать их, — и потопал разводить огонь. Плеваться в этот раз мне не пришлось, ящерки, едва завидев сложенный шалашик дров, едва ли не с гиканьем посыпались на ветки, воспламеняя их. Пока пламя разгоралось, мне удалось быстренько освежевать кабана. Жарил тушу кусками, сразу заготовив несколько здоровенных ломтей назавтра, завернув их в широкие вкусные листья чего-то, по виду похожего на земной щавель, только более сочного и сладковатого. Листья эти давали какой-то газ, отлично консервирующий продукты на довольно длительный срок. Память Кайны потихоньку открывалась на таких вот бытовых моментах, и потому моё настроение поднималось — имея информацию о мире, выживать гораздо легче, чем шагать наобум, как накосячивший балерун без карты по минному полю.

  Закончив, наконец, ужин и сыто отвалившись от костра, я, мягко говоря, слегка офигел. Понятно, что организм здоров и юн, и требует уйму энергии, но чтобы в одну харю сожрякать целый окорок?!..

  Потом, преодолевая сытую осоловелость, я повесил на ветках повыше оставшееся мясо, натаскал хвороста и уснул.

  И вновь оказался в тумане.

  Да что за напасть такая? С чего это меня сюда как магнитом тянет? Вопросы, вопросы, и нет им ответа...

  Я без участия разума нарастил лапу, Скол, видимо тоже памятуя о прошлом не очень удачном посещении, боевито вертел льдистой головой из стороны в сторону, готовый, так сказать, к труду и обороне.

  Бесцельно побродив в тумане с полчаса и не встретив никого, я провалился обратно в глубокий, крепкий сон.

  Под ногами хрустели сухие коряги, с мачете стекали тягучие капли сока местных лиан, а я прорубался сквозь густой подлесок заброшенного тракта, изредка перемежаемый ещё не полностью ушедшими в почву полупрозрачными плитами неизвестного материала.

  К середине подходил пятый день пути, а я едва ли протопал две трети расстояния до руин.

  Что там говорил Артас о сроках? Неделя-полторы? Вроде да. Значит, так: два дня я осваивался на острове, плюс эти, будем считать полностью, пять; итого — неделя. В принципе, неплохой результат.

  Впрочем, если бы тракт сохранился хоть в более-менее приличном пешеходном виде, я давно бы уже ковырялся в руинах.

  Ладно, как говорится, если бы да кабы...

  Зато прямо на глазах происходил заметный прогресс. Воспоминания Кайны и данные Антакары потихоньку активировались, существенно помогая адаптироваться к реальности Эрдигайла. Первое, что смог освоить — это смена формы. Правда, только превращение в человека... А как принять третью форму — боевую? Видимо, ещё не дорос. Трансформа оказалась довольно простым действием, не требующим сверхнапряжений, медитаций, каких-то особых методик. Всё-таки кицурэ (да-да, именно так, а не кицунэ) изначально были Триедиными, храня в себе три ипостаси граней мира. Демон — разрушение, человек — созидание, и третья форма, воплощающая баланс противоположностей, та, название которой и дало имя расе, — кицурэ. Эквилибриум, — всплыл в сознании ближайший синоним. Равновесие.

  Чтобы перейти из формы кицурэ в форму человека, достаточно было мысленного усилия. Я, честно говоря, рассчитывал на болезненные ощущения, но таковых не оказалось. Просто щекотно, когда хвост втягивается, с ушами та же беда. А обратная трансформа поначалу всё же приносила определённый дискомфорт, вызванный диким чёсом прорастающих ушей и копчика. Но и это прошло довольно быстро.

  Со Сколом тоже удалось наладить дружеское общение. С каждой порцией энергии он хоть понемножку, но обрастал индивидуальностью и силами. Сейчас это было почти незаметно, но перспективы открывались огромные.

  Медитации также дали результаты. При помощи новых знаний начал потихоньку разбираться со своей энергетикой и её структурой, потихоньку, исподтишка, влиять на неё. Пока не очень, но прогресс, как говорится, налицо. В качестве бонуса к экстрасенсорике ещё и ауры видеть начал. Этакие многослойные прозрачные коконы разных цветов, окутывающее вообще всё живое. Достаточно восприятие сдвинуть в Суть, но не полностью — примерно на середине балансируя. Деревья — окутаны ровной зеленью и просверками неторопливых... мыслей? Впрочем, чему удивляться? Планета — организм, экосистема — организм, крупный древний лес — тем более экосистема. Всегда доставляло, как с пеной у рта «учёные», академики серьёзных и мифических организаций твердят, что только человек — разумное создание. Примитивные приматы, блин. Может, потому инопланетяне и не желают вступать в контакт, что видят — человечество раковой опухолью расползается по планете, уничтожает её, при этом с гордостью необоснованной считает себя венцом творения, в слепоте своей не замечая, что мир вокруг — тоже живой и разумный, только мыслит на других уровнях и иными категориями, и мысли порой растянуты на сотни и тысячи лет...

  И чёрт с ними. Когда планета решит избавиться от паразитов, будет уже слишком поздно что-то менять.

  Смотреть на ауры было тяжело. Не из-за напряжения — оно, после многих тренировок, отсутствовало как класс. Просто в глазах до головокружения рябило от обилия красок и цветов.

  Отложив разборки с аурой и адаптацией к ней на потом, я бодрым шагом пробирался дальше.

  На удивление быстро удалось найти общий язык с саламандрами: они слушаются меня, я в ответ их кормлю огнём и остатками пищи. Удивительно, но данные мне знания молчали о них и уж тем более о методах взаимодействия с огненными ящерками.

  Тот кабан, кстати, закончился пару дней назад. Поначалу было неудобно передвигаться с тушей, порубленной на куски и упакованной в мешок, на плече, но вес и масса животного таяли очень быстро, и в один прекрасный момент мешок опустел.

  Тех тварей, хосков, тоже не встречалось, так что путешествие к Стабилизатору я уже считал просто долгим приятным походом.

  Поначалу маячившая непонятка с отсутствием отходов жизнедеятельности при наличии всех соответствующих технических отверстий решилась сама собой. Память Кайны подсказала, что это нормально. Организм любого кицурэ настолько прокачан, что пищу раздёргивает чуть ли не на атомы, всему находя применение и остатки вкладывая в какие-то энергетические карманы. Что это за карманы, я не понял, честно говоря. Но принцип понятен: пища в организме растаскивается почти полностью, едва ли не по составляющим, кальций — в кости, белки — в мышцы, жидкости — в жидкости организма, и так далее. Остальное копится понемножку, и когда накапливается до нужной массы — всё происходит как и у всех живых существ.

  Хоть насчёт этого теперь не надо беспокоиться, а то на паразитов всё грешил.

  Ещё одной полезной плюшкой оказались знания Кайны о магии. К сожалению, теоритических закладок не нашлось, а вот практика обнадёжила. Как-никак, кицурэ — родственники огненной стихии, так что с огнём отношения у нашей (уже нашей, да) расы оказались дружескими, что выражалось в тотальной огнеупорности и разнообразных манипуляциях с пламенем: от банального фаербола до фаервортекса, и от купания в лаве до воспламенения любых жидкостей с их преобразованием в смесь, по убойности гораздо превосходящей напалм и нитроглицерин. Именно этим способом я и воспользовался инстинктивно в первый свой день в Эрдигайле. Выяснил попутно, что характеристики пламени, температуры горения и многого другого регулируются как волевым усилием, так и с помощью плетений, а так же эмоционально. Последний вариант обладал сильно разбросанным диапазоном реализации, от просто горячей массы до сверхнапалма, прожигающего даже магически укреплённые препятствия. Но и минусы так же имел сильные: всё зависело от конкретной эмоции и её силы.

  В общем, дело ясное, что дело тёмное, так что — тоже отложим пока в сторонку. Тем более, после первых тренировок обнаружилась неприятная особенность: энергия уходила просто в бездонный колодец. Пару раз поплевался огнём, пустил фаербол — и всё, на ногах едва держишься и от голода загибаешься.

  Но знания Антакары и тут помогли: мой организм ещё слишком юн, не подготовлен и пока не в состоянии контролировать и дозировать энергетические составляющие. Но со временем и это пройдёт. Хех, привет Соломону.

  И всё же, сколько я ни насиловал память, доставшуюся мне от погибшей девушки и главного корректора Храма Пространства, так и не сумел выявить причину перманентной сонливости. Интересно, может, у меня в родне по Кайне затесался какой-нибудь демоноленивец? А то столько я не спал даже после сдачи сессий и возвращений из походов.

  Вот так, постепенно осваиваясь и свыкаясь со своими новыми особенностями, способностями и возможностями, в начале восьмого дня пути я оказался в нескольких километрах от руин. Дорога здесь сохранилась не в пример лучше, и идти стало гораздо легче. Самые высокие руины уже торчали на горизонте щербатой улыбкой невидимого великана, теряясь в дымке лесных испарений.

  Ну что ж, цель видна, можно и перекусить.

  С этими мыслями я расчистил ногами часть плиты, освобождая место для костра, и занялся заготовкой сушняка.

  Сейчас нужно было соблюдать конспирацию, мало ли кто шляется по руинам и вокруг? Потому — часть ящерок послал в дозор, настрого запретив поджигать что-либо с дальнейшей перспективой, при соблюдении требований, усиленного питания и разнообразного рациона. Саламандры прониклись обещанием и растворились в кустах. Даже подпалин за собой не оставили.

  Оставшимся ящеркам пришлось попотеть, если так можно сказать о не совсем материальных созданиях стихии огня, — они обеспечивали бездымный костёр с минимальным пламенем. Впрочем, им и этого хватало, чтобы танцевать. Всё же красивые они создания, хоть и не обладают индивидуальными отличиями, больше смахивая на объёмную тень ящерицы, чем на её реальное воплощение.

  На палочках поджаривался, испуская одуряюще вкусный аромат, пойманный немногим ранее кролик. Когда очередная капелька вкусного жира срывалась в костёр, ящерки мигом оказывались рядом и, не прекращая танца, растворяли её с такой скоростью, что на углях нечему уже было шипеть.

  Предвкушая питательный и вкусный завтрак, я растянулся на травке поблизости от огня, с удовольствием протянув в костёр голые ноги. Не знаю, в чём тут дело, то ли в родстве кицурэ и огня, то ли ещё в чём, но такие процедуры по эффективности равнялись бодрящему массажу. По телу растекалось тепло, бурлящим потоком разносилось по крови, вымывая усталость из мышц, наполняя какой-то искристой, кипящей энергией. Да и есть хотелось после этого гораздо меньше.

  Я лежал и млел от удовольствия, когда ушей коснулся низкий далёкий гул. Я заинтересованно приподнялся на локтях, осматривая небо.

  И не ошибся в выборе цели.

  Из-за руин, на приличной высоте, неторопливо вырос огромный силуэт, заставивший вспомнить детища земной аэронавтики последних двух веков. Над руинами величаво плыл самый натуральный дирижабль. Огромная яйцеобразная, вытянутая фигура, выкрашенная в чёрно-оранжевые тона, по бокам — короткие крылья с лонжеронами, оснащённые крупными лопастями в круглых коробах, похожих на бочки с выбитыми днищами, из корпуса выпирает гондола — длинная, тёмного дерева, с металлическими вставками по корпусу и блестящим стеклом обзорной рубки впереди. Красота!

  Я не беспокоился, что меня смогут заметить с воздуха — одежда расцветкой отлично вписывалась в окружающую природу, костёр и вовсе не заметен даже с расстояния в пару метров, — всё-таки ящерки молодцы, надо будет их подкормить чем-нибудь вкусненьким. За волосы тоже не беспокоился — вокруг, по всем остаткам дороги, довольно часто встречались наносы песка оранжевого цвета, — видимо, где-то рядом протекает ещё одна река, или та река, по которой я шёл, в период половодий так широко разливается. Словом — природа помогла замаскироваться на местности.

  Пролетев вокруг города, дирижабль завис с моей стороны, повисел так несколько минут и медленно стал спускаться. На высоте примерно в пару сотен метров от него отделились две круглые точки и стремительно унеслись вниз. Сдвоено бабахнуло, над макушками деревьев вспух мерцающий купол, наполненный изнутри бешено вращающейся во всех направлениях сразу серо-чёрной массой. Несколько секунд, и купол, уменьшаясь, скрылся за деревьями.

  А в следующий момент Скол, мирно свернувшийся на моём животе, и на появление дирижабля никак не отреагировавший, чёрной молнией метнулся вокруг меня, и я, автоматически переключаясь на видение Сути, успел увидеть, как рядом со мной развеиваются ощутимо склизкие, просто-таки мерзостные энергетические щупальца, вооружённые присосками и когтями.

  Хоски! Мысль ударила по мозгам, заставляя нырять в ускорение. Скол словно сросся с рукой, ощущаясь единым целым со мной, а часть сознания, оттеснённая боевыми инстинктами от управления телом, заметила на краю восприятия крупную стаю хосков, целенаправленно двигающуюся к месту посадки дирижабля. Часть из них отделилась, направляясь ко мне. Глядя в Суть, я видел, как Скол не просто обрубил щупальца хосков — от каждого извивающегося обрубка к нему тянулась землисто-серая энергия, при приближении менявшая цвет на льдисто-чёрный. Волны усвоенной энергии катились по телу Скола, а что не успевало впитаться, скатывалось на мою руку. В левой ощущалась странная теснота. Разжав ладонь, увидел гроздь иссиня-чёрных сфер, заполненных энергией. Одна за другой они отправились в чехол на поясе. Скол полыхнул — другое слово подобрать просто невозможно, — физически ощутимой вспышкой тёмного водоворота сразу во все стороны, потоки энергии поблекли, а в следующий момент превратились в толстые канаты. Несколько секунд, и всё было кончено. В Сути отметил, как распались пеплом, не способным к восстановлению, шесть излишне жадных до человеческих душ хосков.

  Сферы энергии, переполнившие горсть, рассыпались по плите, парочка закатилась в костёр, и ящерки мигом впитали их. Огненные силуэты налились изнутри чёрным, тёмные языки пламени взмыли метра на три надо мной, и опали, возвращаясь к привычному цвету.

  С сожалением отмечая, что от кролика не осталось ничего, кроме золы, я уже прыгал в лес, навстречу хоскам. Ярость за несъеденный завтрак затопила изнутри, застила глаза мутной багровой пеленой, и я выпал из реальности...

  Когда сознание вернулось ко мне, я с удивлением осмотрел место битвы. Широкая проплешина посреди леса напоминала местность после ковровой бомбардировки: ни одного более-менее целого куска дерева, земля, перепаханная, ещё дымилась, и — ровный слой пепла, едва шевелимый ветерком. В левой руке, превратившейся в лапу, я сжимал крупную сферу, просто-таки лучащуюся заключённой в неё энергией, утрамбованной до кошмарной плотности.

  Меня всего трясло, рёбра жгло нестерпимой болью. Невероятным усилием воли, буквально продираясь сквозь желание упасть и плакать, жалея себя, такого несчастного и покалеченного, мне удалось заглушить болевые центры. Глянув вниз, отстранённо заметил: майка слева прорвана, из дыры выглядывают лоскуты кожи и желез располосованной груди, и сахарно белеют рёбра, испещрённые параллельными царапинами. Странно... По идее, их должно было бы залить кровью... К счастью, это оказалась единственная серьёзная рана. Ещё около полутора десятков глубоких и не очень царапин и рваных ран покрывали всё тело, превратив одежду в лохмотья. Но это не критично. Раз до сих пор не склеил копыта, значит, выживу. Артас там как-то заикался про демоническую регенерацию... Впрочем, если не поможет, и так жить можно, амазонки вон, например, если легендам верить, и с одной грудью неплохо жили.

  Желудок, упрямо пробивая сигналы сквозь блокировку в лишённый эмоций мозг, требовал еды. От накатившей слабости я сел прямо в пепел.

  Ни хрена себе, сходил за хлебушком!..

  Хорошо хоть стая оказалась маленькой, и составляла её сущая мелочь. Иначе здесь бы и полёг хвостатый камикадзе...

  А судя по опалённым стволам на окраине новосозданной опушки, я ещё и фаерболами пулялся.

  Надо что-то со своим неконтролируемым бешенством делать, а то дырок во мне понаделают, да и растрачу всю энергию на огнеплевки и фаерболы, и всё — аве аткве вале, вульпис абнормалис[1]

. Организм сам себя изнутри сожрякает и разрешения не спросит.

  Мысли текли вяло, шевелиться не хотелось ни капельки, и даже саламандры — и дозорные, не успевшие предупредить, и оставшиеся в костре, перетащившие пламя на меня с целью излечения родной стихией, не могли заставить шевелиться.

  Но — надо. Прилетевшие на дирижабле явно знали, куда суются, значит, рядом с ними безопаснее. Пусть и на некотором удалении от них. Да и способы борьбы с хосками надо рассмотреть, ведь не у каждого же в этом мире есть такой замечательный и шустрый компаньон, как Скол.

  Мне до сих пор интересно, Артас в курсе, что именно он вручил мне, или так и было задумано? В любом случае, на такой дар грех жаловаться.

  Кое-как поднявшись на ноги, я побрёл к кострищу. Дойдя, собрал все сформированные энергосферы в карманы и чехлы, самый крупный загрузил в рюкзак.

  И под ощутимо пристальным контролем Скола заставил три мелких сферы слиться с моей энергооболочкой.

  А в следующий миг мир посерел, пошёл трещинами, из которых капала темнота, наполненная воплощёнными кошмарами, и они все тянулись ко мне.

  Скол, сияя тёмным текучим инеем, обвил меня, касаясь оголовком лба, просто физически передавая успокоение и уверенность в собственных силах.

  Чуждая энергия не хотела усваиваться, искажала структуры моих тонких тел и оболочек, деформировала сознание, разрушая организм, подталкивая его к этой тьме...

  Снова ярость нахлынула на меня. Но в этот раз она была холодной, расчётливой, — то ли Скол помог, то ли открылись какие-то знания Антакары или Кайны, но в следующий миг пришла кристально ясная мысль: не можешь принять так, значит, адаптируй под себя.

  Видимо, я находился в каком-то особо вывернутом состоянии стресса, схожим с тренировочным трансом, иначе никак дальнейшие действия объяснить не могу. Я сам потянулся к этим трещинам, к лужам тьмы, навстречу извивающимся жгутам Искажённости. И, когда они все коснулись меня, я открыл клетку, выпуская внутреннего Зверя, стихию, скрытую во мне. Жгуты дёргались в тщетных попытках оторваться от меня, но я-Зверь их втягивал в себя, не давая им воли; они вспыхивали оранжевым пламенем, и лавовыми потёками, наплевавшими на гравитацию, впитывались в меня, насыщая внутреннего Зверя первозданного Хаоса-Огня, а когда они закончились, настал черёд запасённых сфер. Он их съел почти все, а какие не смог — уже сыто засыпая, влил в меня.

  И мир обрушился на меня всей своей массой и многогранностью, мириадами тонов, полутонов и цвета, сверхсложными рисунками запахов, ароматов, оттенков и подоттенков, раскрылся огромной схемой причинно-следственных связей, где всё и вся увязаны в единую сеть...

  Наваждение медленно схлынуло. Ладони от пота намокли, и я их вытер о штаны. Схлынувшие ощущения всемогущества и всесилия напоминали реактивное протрезвление.

  Всё тело зудело. Наклонив голову, я увидел корки засохшей крови на всех доступных взгляду участках. буквально на глазах они темнели, ссыхались, и, наконец, развеялись под ветерком буроватой пылью, обнажая чистую, бледную кожу без малейшего следа шрамов. Спустя пару минут только дыры в одежде напоминали о том, что некоторое время назад здесь торчала наружу искорёженная плоть.

  Я потряс головой, выгоняя прочь остатки гипнотизирующей пелены преобразованной энергии, и, на скорую руку переодев майку, как наиболее пострадавшую часть одежды, закинув на плечи рюкзак, побежал в сторону места предполагаемой посадки дирижабля. Воинство саламандр, существенно увеличившееся за период моего путешествия от речного лагеря до руин, нагнало меня и, привычно меняя форму и размеры, прицепилось к волосам, став с ними одним почти неотличимым целым, окрашенным в цвета раскалённого металла в окружении оранжевого огня моих настоящих волос.

  К месту побоища, увы, я опоздал. Если бы не тратил время на переодевание, то мог бы успеть к самому началу...

  На раскуроченной площади, чёрным перепаханным зрачком центра смотрящей в небо, шёл бой. Дирижабль, зияя пробоинами в корпусе, дымил в полусотне метров от границы взрыва. Сомневаться не приходилось — землю расковыряли именно с него. Интересно, чем это они жахнули? Очень похоже на действие вакуумной бомбы, только вот действует она в замкнутых помещениях, а тут открытая местность... Смогли удержать какими-то силовыми щитами?.. Ладно, не важно это сейчас.

  Чуть в стороне от меня возвышался настоящий хоск-колосс — высотой метров в тридцать-тридцать пять, он махнул когтистой лапой, и бронированный октапод, кувыркаясь и дымя трубами, легко и непринуждённо полетел в сторону руин. Сколько в нём веса? Тонн десять, вряд ли меньше...

  Святые ёжики, куда я вляпался?!

  Напротив монстра полукругом стояло пятеро бойцов, чуть в стороне — два натуральных робокопа на паровой тяге, увешанные чем-то похожим на переносной вариант «Максима»; их собрат смятыми ошмётками плоти и металла торчал из-под лапы колосса. А вокруг клубился пепельно-серый туман. Бойцы стреляли в хосков, и от их пуль в тварях просто протаивали здоровенные дыры, обращая плоть в ту самую взвесь, не поддающуюся даже ветру.

  Почему только робокопы в броне? На этих — только жилеты, да у парочки забавного вида шлемы.

  — Хвалис, Тан, прикройте!

  Один из воинов, широкий в плечах, с дредообразной причёской, вдруг резко подорвался, срывая с пояса связку каких-то бубликов, и побежал мимо бойцов, срывая такие же связки с каждого из них. Как по команде, остатки хосков пошли в атаку, а колосс... Он стал подтягивать к себе остатки сородичей, камни, останки третьего робокопа, заращивая дыры в теле, активно расставляемые оставшимися бронебоевиками. Теперь понятно, почему первый встретившийся мне хоск так эпатажно, если можно применить этот термин к воплощённому уродству, выглядел.

  По окончании забега крепыш заметно ускорился, умудряясь привязывать бублики к мечу и одновременно лавировать между лап колосса. Я не выходил из видения Сути, запоминая методы воздействия против хосков и их анатомию. В один момент, оказавшись точно под энергетическим центром твари, воин, окутавшись оболочкой магии, подвижной, как ртуть, буквально размазался в сплошную линию, в нереальном прыжке преодолевая метров восемь до брюха чудовища, и с силой воткнул меч аккурат в узел.

  Приземлившись перекатом, как прирождённый трейсер, боец ломанулся в мою сторону. Он словно прикипел взглядом к огромному дубу, недалеко от которого я остановился. Бежал он быстро, очень быстро, даже тяжёлые дреды не успевали упасть на плечи и спину.

  В следующий миг вокруг колосса вспухла знакомая сфера, превращая всё, что оказалось внутри неё, в хаотически перемещающуюся и перемешиваемую массу. Часть лапы хоска не попала в неё, и мгновенное расширение защиты придало ей функции тарана. Ошмёток твари по касательной задел спину бойца, заставив того взлететь, кувыркнуться вокруг себя и очень удачно впечататься в дуб спиной. Впечатался бы анфасом, и всё — груз 200, примите, распишитесь, скорбим.

  Скол рвался в бой. Не хватило ему прошлой схватки, что ли?

  Впрочем, и мне хотелось поквитаться за коварное нападение на меня. Тем более, один хоск уже заинтересованно подбирался к разлёгшемуся после полёта подрывнику, а оставшиеся наседали на воинов. Тех окутывала какая-то защита, мешающая тварям воспользоваться ловчими энергетическими щупальцами, но, судя по её затухающей интенсивности, долго она не продержится...

  Дредастый зашевелился, завидев приближающегося хоска, и с заметным усилием положил необычной формы револьвер на грудь, расположив так, что ствол упирался в челюсть.

  Надо поспешить, а то вон, палец уже курок вдавливать начал.

  Ускорение пришло само собой, я рванул из кустов, врубаясь в загустевший воздух. Два прыжка, и Скол обхватывает хоска, выпускает лезвия и в долю мгновения превращается в цепной кнут. Миг — и хоск, воющий от боли инфразвуком, осыпается прахом, лишённый энергии. Я бегу дальше, к медленно падающим один за другим бойцам, вижу, как по очереди лопается плётка защиты и когтистые щупальца устремляются к телам.

  Скол излучает восторг и упоение собственными силами. Он сыплет в пространство эмоцио— и мыслеобразы.

  Убивать! Чуждые! Энергия! Вкусно! Много силы!

  Радуюсь, что бойцы капитально проредили стаю — осталось всего шестеро. Один окутывается уже знакомой сферой, только гораздо меньшего диаметра, и исчезает в разразившейся внутри буре.

  Пять.

  Скол буквально раздирает почуявшего что-то хоска, начавшего разворачиваться. Новая сфера из руки отправляется в карман.

  Четыре.

  Когтями со стекающим с них оранжевым светом распарываю бок твари, добираясь до энергоузла и кромсая его в лоскуты.

  Три.

  Чёрной змеёй скол сдавливает хоска. Инфразвуковая атака гвоздями бьёт в мозг.

  Два.

  Лапа, окутываясь огнём я-Зверя, просто испепеляет атакующее чудовище, вонзившись ему за жвалами.

  Один.

  Рывком реальность выдёргивает меня в своё обычное течение, и времени на блокировку или отражение последнего хоска у меня уже не остаётся. Скол стартует из-за моего плеча, оголовком ввинчивается в раскрытую пасть Искажённого, прорастая шипами и лезвиями, разрывает его изнутри.

  Ноль.

  Всё, бой окончен.

  Воины лежат без сознания, один — труп. Пустые глаза смотрят в небо. Опускаю ему веки.

  Иду к бегуну, на ходу перетекая в человеческую форму.

  Глаза у того вращаются во все стороны, абсолютно наплевав на синхронность, зрачок подрагивает, словно не может определить — расширяться ему или же, наоборот, сужаться.

  Отцепляю с пояса фляжку, пальцами сжимаю его челюсть, заставляя открыть рот.

  Мда... Невесёлое зрелище. Зубы сломаны, осколки вперемешку с кровью украшают всю внутреннюю полость. Наклонив фляжку, заставляю его пить.

  Пьёт он жадно, кадык буквально дёргается вверх-вниз. И пусть половина стекает по подбородку на грудь, зато остальная часть скрывается внутри.

  Содержимое фляжки на него подействовало. Глаза постепенно переставали ошалело носиться, изображая из себя визуально воплощённое броуново движение. Я одобрительно похлопал его по плечу, мол, молодец, живучий.

  Вот, уже и меня видит. Наверно... В глазах мелькнуло удивление. ну, оно и понятно: посреди руин незнакомый человек, да ещё и женского пола.

  Вокруг переносицы и под глазами кожа опухла, начинает синеть. Что там на парах по ОБЖ говорилось? Первый признак тяжёлого сотрясения?

  Я, сжав кулак, показал ему три пальца:

  — Сколько видишь пальцев?

  Парень сосредоточенно попытался подсчитать, но, видимо не осилив столь сложного насилия над плывущим сознанием, улыбнулся, щерясь остатками зубов:

  — Апельсин.

  Мне едва удалось сдержать смех. А подрывник-то молодец ведь, чувство юмора даже в таком состоянии не теряет.

  Да и радостная новость — язык местный, значит, мне вполне понятен.

  Я осмотрел его. Явных переломов вроде нет, весь покрыт синяками и ссадинами, дышит, кривясь от боли — значит, рёбрам досталось или почки отбил.

  Но — раз в болевой шок до сих пор не скатился, значит, выживет.

  — Жить будешь, — тут я наконец-то заметил револьвер с почти вдавленным спусковым крючком. Дёрнет пальцем — и всё, у дуба будет новое украшение. — Только палец с курка убери.

  Боец кивнул, расслабляя руку, и та под тяжестью оружия сползла на живот. Блин, крутая цацка у него! Я успел заметить, как он из неё обратил в прах довольно крупного хоска всего парой выстрелов. Хочу себе такую же!

  Желудок недовольно забурчал, напоминая о сгоревшем в чёрном пламени саламандр кролике и о необходимости пополнить силы.

  Я обратился к бойцу как к единственному, находящемуся в сознании и относительной адекватности субъекту поблизости:

  — Слушай, летун, а у вас есть чего-нибудь пожрать?..

 

Глава 4.

Туманный бартер

  Летуна звали Тофф. При ближайшем рассмотрении дреды оказались прилично растрёпанной причёской, известной на Земле как «драконы». Толстые заплетённые косички ровными рядами убегали от лба к затылку. А вот остальной внешний вид, оставшийся незамеченным за горячкой боя, мягко говоря, удивлял.

  Кожа — оливково-серебристая, тёмных оттенков, и фиг поймёшь — то ли от рождения так получилось, то ли загар такой у аборигенов. Глаза глубоко утопленные, скулы высокие, сильно выступают, создавая впечатление кожи, натянутой на череп. Хотя всё остальное — более чем на уровне — рельефная мускулатура, характерная для рукопашников — всё развито, но в меру. Преобладают жилы, толстые, похожие на корневую систему, проросшую под кожей.

  И ходил Тофф характерно для бойца, ориентированного на ближний бой без вспомогательных средств: центр тяжести держится строго на уровне таза, придавая большую устойчивость и манёвренность на случай быстрого реагирования.

  Зубы он восстановил, используя какой-то хитрый амулет в виде феньки, изображавшей раскидистый дуб с ещё более широко раскинутыми корнями. Вот он щерился жалкими остатками уцелевших зубов, несколько минут — и Тофф уже улыбается в прежние тридцать два. Острые, к слову.

  Я всё никак не мог понять, кого же он мне напоминает... Вроде ширина плечей и пропорции более подходят гномам, а вот цвет кожи и рост — орочьи. Если здесь таковые вообще водятся.

  Я и спросил об эльфах, орках, гномах, гоблинах.

  Ответ меня, мягко говоря, озадачил.

  — Это же легенды, сказки! — рассмеялся Коротышка Тофф, когда мы стащили всех выживших в один ряд и положили каждому на грудь лечебные амулеты. — Когда-то были фэйри, лан-нох, гремлины, прочие народы, но названные тобой — лишь сказки для Эрдигайла. Впрочем, Древние могли знать больше, да где их сейчас найдёшь? А ты почему интересуешься?..

  Надо было что-то отвечать, и я ответил:

  — Я жила в довольно глухой мастеровой деревушке, на плато Раздолья, — названия сами всплывали из памяти, принося с собой виды гористой местности, плоскости между скальными гигантами, испещрённой ручьями и останками старого, но уже послекатастрофного города, маленькая приплюснутая крепость со стенами толщиной больше двадцати метров, расположенная на территории всё ещё активного защитного контура Древних... — Новости до нас вообще не доходили десятками лет. Изредка забредали искатели, но и от них было больше неприятностей, чем пользы, так что со временем и их тоже перестали принимать.

  Тофф как-то странно блеснул глазами, на миг на его лице проступила маска сомнения, но тут же всё вернулось к норме.

  — Как твоей семье удалось столь долго выживать в Ничьих землях?

  Я лихорадочно перебирал память в попытках найти хоть что-то, что могло бы подтвердить мою легенду, но — тщетно...

  — Тофф, на правах спасителя я имею право требовать от тебя клятву неразглашения сведений, способных принести мне прямо или косвенный вред?

  Дредастый на некоторое время замер, изучая глазами движение муравьёв.

  — Можешь.

  — Тогда дай эту клятву.

  Тофф покопался в карманах жилета и вытащил, наконец, тонкую металлическую пластинку с изображением лица, составленного из чего-то, сильно похожего на японские иероглифы катакана. Лицо выглядело округло, добродушно, как у Будды, но при этом сквозили в нём некие хищные линии, напоминающие ястреба и волка одновременно.

  — Дейминар, бог-над-тенью, владетель нитей Судьбы и справедливого суда, — мелькнувшее между пальцев небольшое лезвие вошло в ладонь, капельки крови бодрым ручейком украсили лицевую поверхность пластинки, выделив тёмно-красным лик божества. — Я, Тофф из Анклава Эри-Тау, сын рода Кавиарис, известный так же как Коротышка, клянусь душой, телом и предназначением перед спасшей меня и моих боевых друзей леди Кайной из рода... — недвусмысленный взгляд в мою сторону.

  — Нет у меня больше рода, последняя я... — с печальным выражением лица проговорил я, — но отец звал нас Огнелисами, — а название уже по-русски, а то мало ли? Надеюсь, что этот бог удовлетворится такой общей характеристикой моего нынешнего племени?

  — Леди Кайной из рода Огнелиса, что никогда, ни при каких обстоятельствах и пытках не выдам информации, доверенной ею мне, не предам огласке ничего, порочащего честь, достоинство, заслуги.

  Пластинка засветилась багряным, потемнела и вдруг, извиваясь, словно живая, переползла на запястье Тоффа, дёрнулась и, мгновенно слившись с кожей, стала круговой татуировкой с изображением Дейминара, серо-стального цвета с чёрными вставками закорючек, похожих на клинопись.

  Сознания коснулась мягкая волна извне, из таких запредельных далей, до которых мне вряд ли когда-нибудь суждено добраться: клятва принята.

  Я вгляделся в Суть, убедившись, что никто ещё не пришёл в сознание: энергоканалы тонкие, едва-едва напитаны силой.

  — В общем, такое дело, Тофф, — я старался откровенно не лгать, но и не выкладывать полный объём информации малоизвестному спутнику. — Неким силам божественного уровня (не совсем уверена, что силы эти местные...) очень не хотелось бы, чтобы Эрдигайл погиб. Для этого божество обратилось ко мне, хоть я и понятия малейшего не имею, почему именно я, — разобраться с происходящим. Одна странность реальности укоренилась где-то здесь, и мне нужно найти источник неприятностей и разобраться, как где и как он отключается, пока ткань пространства не сдетонировала, создав на месте мира большую пустоту.

  В глазах Тоффа загорелся неподдельный огонёк заинтересованности.

  — Уж не хочешь ли сказать, что здешняя аномалия может быть результатом работы каких-либо уцелевших механизмов Древних?

  Я кивнул.

  — Не исключено. Но ты ведь и сам видишь — руины совсем нехарактерны для архитектуры Древних. Скорее — поздние столетия эпохи Восстановления. Но центр аномалии находится именно здесь.

  Тофф подорвался было в сторону шеренги контуженных, но был остановлен болевым захватом руки.

  — Не дёргайся, им нужно восстановиться.

  — Ты не понимаешь! — Тофф попытался вырваться, но упор руки при подобном захвате вызывал только дикую боль и риск перелома. Да и кисть, взятая на излом, тоже прыткости не способствовала.

  — Чего я не понимаю?

  Тофф, наконец, перестал вырываться и затих:

  — Мы сопровождали Дорангая сюда, он должен был изучить руины. Ублюдок украл стационарную защиту дирижабля. Тот амулет двойного назначения — и защита, и связь на больших расстояниях, без него не смогу связаться с руководством, чтобы предупредить об опасности.

  — Дорангай — это та орясина, которую стеной накрыло?

  — Да, — Тофф перестал дёргаться, сник.

  — Понимаешь, — продолжил он уже более спокойным тоном, — нам надо было разведать, что тут происходит и насколько это опасно для Анклава... Тем более тот бог, о котором ты говорила...

  Интересные расклады, однако. Упоминание о Артасе особого удивления не вызвало, значит — здесь это вполне себе в порядке вещей. Даже намёк на нездешность волеизъявителя — ничего, кроме заинтересованности целями. Но Антакара же говорила, что боги погибли вместе с кицурэ...

  Выходит, или информация у неё устаревшая, или погибли не все, или же, что вероятнее, за прошедшие тысячелетия наплодились новые боги. Свято место, как говорится... Вывод: нужно заручиться их поддержкой, если удастся, или, на крайний случай, хотя бы добиться невмешательства с божественной стороны.

  Но, опять же, это вопрос дальнейшего развития событий, и совсем не факт, что мне доведётся разруливать отношения с местными богами. Кто его знает, что в исследовательском комплексе понапрятано? Сунусь, подорвусь на какой-нибудь магической мине, и всё, не поминайте лихом, брате, и если что останется, похороните под кактусом.

  Ладно, сопли на потом оставим, а сейчас — надо быть ближе к телу. В смысле, делу.

  — Видишь, тот бугай, которого из брони доставали, зашевелился?

  — Гу!..

  Что-то у меня с памятью нынче не то. Захват вот забыл ослабить. Я разжал пальцы, и Тофф, мешком рухнув на траву, прикрывавшую старые плиты, рванул с низкого старта к остаткам команды.

  Я отправился прогулочным шагом следом за ним.

  — Думаю, логично было бы осмотреть место обвала, да и проверить заодно, есть ли живые на дирижабле и в машине, — предложил я спине Коротышки, суетящегося над бессвязно стонущим соратником. Крепкий мужик, как говорится, сажень в плечах и полторы в шаге, лицо в мелких шрамах, впечатляющие залысины практически до затылка. Он ворочался, слабо шевелил руками, пытался подтянуть колени к груди, однако глаз не открывал. Я присел рядом с его головой и оттянул веко. Так и есть: виден сплошной белок, испещрённый сеточками лопнувших капилляров, подрагивает очень быстро. Боец явно без сознания, при этом видит какие-то кошмары.

  И снова взгляд через Суть, на этот раз — с целью просмотра ауры. Если бы не сидел, то точно сел бы, где стоял.

  Аура представляла собой дикую мешанину слоёв, варварски смятую, скомканную, с зияющими огромными дырами, почти чёрную и беспрерывно рассевающую внутреннюю энергию.

  — Тофф, у него аура изорвана. Есть варианты, как лечить?

  Коротышка вздрогнул, даже показалось, что заплетённые косички ощутимо встопорщились, как иглы у дикобраза.

  — Откуда знаешь?! — Сказано было таким тоном, что, будь мы в моём прежнем мире, я бы предположил, что сейчас мне будут проводить терморектальный криптоанализ. Тёмно-коричневые глаза с сузившимися в подозрительном прищуре зрачками не сулили ничего хорошего.

  По животу и спине стремительно разбежались ледяные мурашки, а в желудке что-то ёкнуло.

  Скол незаметным движением ткнулся в ладонь, возвращая утерянную было уверенность в себе. Прохладная кожа рукояти напомнила, что смотреть на меня так не рекомендуется, а то могу и в глаз дать. А с поправкой на нынешнюю буйную силушку — голову потом придётся искать очень долго. Да и чьи я задницы совсем недавно спас?

  — Чего вылупился, как на ведьму? Вижу просто его ауру, что тут такого?

  Тофф аж подобрался:

  — Искусством видеть ауру поблизости владеют только контрабандисты. И обитатели водного Анклава Джин-Ро.

  — И?..

  Коротышка, видимо, думал, что не замечу, как его ладонь легла на рукоять револьвера, но — реакция у меня теперь превосходная, так что успел проследить движение. И... ничего не предпринимать. Труднее всего оказалось объяснить Сколу, что не надо выпивать силы из этого летуна.

  — Контрабандисты могут договариваться с хосками так, что те их не трогают. И они уничтожают исследовательские отряды типа нашего.

  Моя реакция оказалась насколько глупой, настолько же и непосредственной:

  — Ыыыыыыы! — выдавил я, — я хочу так же уметь!

  Тофф, вроде как, даже поперхнулся.

  — Уметь уничтожать отряды? — пальцы оплели рукоять. Чуйкой чую — возникни у него уверенность в моей причастности к этим контрабасам, и он не раздумывая попытается наделать во мне не предусмотренных природой отверстий.

  И тут Остапа понесло...

  — Ты совсем балбес, или мозги всё ещё по черепу катаются? Я с Раздолья сюда топаю. Пешком. Через лес. Понимаешь? Хосков тут тьма и вагон на сдачу. Как думаешь, мне охота каждый раз бежать до воды, чтобы спасти свою задницу от этих тварей?! Я жить хочу! И если можно пройти мимо них без травм, то это — просто неоценимая способность!

  Перестав орать, я, махнув рукой, встал и побрёл к рюкзаку. Желудок требовал уронить в него что-нибудь для переваривания, но, раз с едой облом, то хоть чаю попью. Тем более, недалеко от дуба, приютившего летающего воина, протекал крохотный ручеёк. Я запустил руку в карман и растворил пару небольших шариков силы. Настроение немного улучшилось, но паршивенький осадок остался.

  Бьёшься тут, едва ли не пачками валишь хосков, спасаешь от массовой смерти профессиональных исследователей, абсолютно по-детски проморгавших вора, утащившего защиту, а что в награду? Необоснованные подозрения в связях с контрабандистами, готовность пристрелить только за упоминание о способности видеть ауру, и даже пожрать ничего не дали.

  Вот это и есть самое обидное. Вкалываешь как гном на урановых шахтах, метаболизм взвинчен до предела, организм уже сам себя переваривать готов, а хоть бы мяса кусочек дали...

  Хнык, блин.

  Я распаковал кружку, наполнил её водой и, пока чай заваривался, отправился на осмотр места крушения. Был бы на мне смокинг и котелок, и трость в придачу — был бы вылитым англичанином на прогулке. Походка медленная, физиономия (надеюсь) кирпичом, спина прямая, в руке кружка ароматного чаю. И мизинчик оттопырен, ага.

  Упавший дирижабль прокопал хорошую борозду гондолой, кожух местами прорван, виден жёсткий внутренний каркас, упрятавший в себе баллоны. Ошмётки одного из них разбросаны от самых якорей и вплоть до корпуса.

  Ну и делов натворил тот катапультный десантник! Тварь мелкая, но, похоже, крайне шустрая. Разрушений — море, и гранаты по сравнению с ними — так, капелька. Видимо, выжившим придётся пешком до своего Анклава добираться. Открылок с пропеллерами по левому борту отвалился, защитные кожухи, придававшие некоторое сходство с привычными самолётными турбинами, деформировались, часть лопастей пошла трещинами, несколько изогнулись в весьма хитрые веретенообразные конструкции.

  Из алюминия их тут делают, что ли? Хотя вряд ли. При ближайшем рассмотрении металл в трещинах оказался тёмно-серого цвета с ощутимой примесью тёмно-фиолетового. Таких металлов или сплавов на Земле мне не попадалось.

  А вот и сама гондола. Обшивка из тонких досок, поверх — тонкие пластины металла с длинными рядами гравировки уже знакомой клинописью, надписи складываются в сложный, многомерный рисунок. Впечатление, будто неизвестный гравировщик отрывался по полной, добравшись до стереометрии. Взгляд в Суть, и клинопись становится сетью кровеносных сосудов: пульсируют «артериальные» каналы, со скоростью пули гоняя по своим внутренностям светящиеся сгустки энергии, более бледные каналы ведут в обратном направлении; а центр у них один, находится внутри дирижабля, и сквозь оболочку заглянуть не получается. И, судя по затихающим пульсациям, именно украденный амулет всё это хозяйство в рабочем состоянии и поддерживал.

  В середине корпуса — поднятый пандус десантного отсека, чуть дальше — выемка люка. Створка перекошена, дверь валяется рядом; внутри ярко, не давая тени, светят гирлянды маленьких шариков. Освещение непривычного тона, среднее между дневным и лампой накаливания, с ощутимым, хоть и едва заметным краем глаза, бледно-розовым оттенком.

  Скол ткнулся рукоятью в пальцы, готовый молниеносным броском упредить любое подозрительное шевеление.

  Тамбур я миновал быстро, задержавшись лишь на пару секунд перед прикрытой дверью: кнут сунулся в зазор и, никого не обнаружив, тихонько дёрнул руку вперёд. Толстые подошвы ботинок позволяли двигаться без лишнего шума, чем я и воспользовался. За тамбуром открылся ещё один отсек, среднее между ремонтной мастерской и «предбанником» у полярников: густой запах масла, канифоли, механизмы неизвестного назначения, инструменты, запчасти, банки и другие ёмкости слева, справа — ряд бездверных шкафчиков с комбинезонами.

  Так мы и передвигались: сначала Скол проводил экспресс-разведку помещения, затем туда совался я. Первый уровень прошли до склада чего-то, похожего на прессованные угольные лепёшки, сантиметров двадцати в диаметре, да в толщину с полпальца, но весящие как аналогичный чугунный блин. При желании таким и убить можно.

  Не обнаружив никого, двинулись в обратном направлении. По правую сторону коридора располагался второй десантный отсек, но, в отличие от первого, он был захламлён чуть больше, чем полностью. Сорванные с креплений запчасти, какие-то телескопические трубки, гофрированные шланги, мотки проволоки, и монструозный агрегат чудовищного калибра, восемью стволами, явно вращающимися при этом, живо напомнивший пулемёт Гатлинга. Судя по всему, именно здесь и располагался ангар для октапода.

  Следующая дверь вела, видимо, в кают-компанию. Встроенные книжные шкафы с надёжно закреплёнными книгами, по центру массивный стол, кресла по периметру. Весьма симпатичные картины по свободному пространству стен: батальные полотна, изображающие битвы гуманоидов и хосков, пейзажи — морские и виды с высоты. На самой большой картине сквозь разрывы в облаках возвышались угрюмые широченные стены, и над ними — ровными рядами, друг над другом, сотни дирижаблей, если не тысячи, теряющиеся вдали, в дымке горизонта и облачности. Я присмотрелся к картине — мазки чертовски мелкие, едва ли по миллиметру каждый в лучшем случае, наложены неровно, стремительными движениями, и всё это создаёт на небольшом удалении полный эффект фотографической чёткости.

  Мда-а-а... Нашим художникам до такого расти и расти.

  Ладно, картины на потом оставим. Я сюда за живыми сунулся, или культурно просвещаться?

  Следующее помещение, уже по левую сторону коридора, к моей несказанной радости оказалось камбузом. С трудом сдерживая голодный рык, я провёл экспресс-ревизию наличествующих продуктов питания. Буханку тёмно-серого хлеба оставил нетронутой, а вот окорок, нашедшийся в громоздком медном холодильнике, с удовольствием отправился в загребущие объятия хвостатого папочки. Туда же радостно присоединились яблоки и пара булочек.

  — Ням-ням, моя пр-р-релесть! — промурчал я продуктам, истекая слюной.

  Скол дёрнулся, а следом за ним и я услышал слабый не то стон, не то вздох. Не выпуская пищу из рук, я ломанулся вперёд по коридору, к последней двери прямо по курсу.

  То ли торопился так сильно, то ли дирижабли строят здесь с такой же надёжностью, как у нас зимой бравые таджики из автодорстроя по снегу асфальт укладывают, но факт остаётся фактом — внутрь рубки я вбежал вместе с дверью.

  В помещении должно быть довольно темно — через разбитое стекло смотрового окна внутрь насыпалась приличная горка грунта, а подцепленная при падении носом дирижабля плита перекрыла почти весь угол обзора, оставив только в левом углу небольшой зазор. Через него пробивались солнечные лучи, в своих призрачных телах охраняя хороводы пылинок, поднятых рухнувшей дверью. Спасибо новому зрению, иначе бы не успел вовремя затормозить и пробежал бы по лежащему без сознания капитану. Ну а кто ещё, если не капитан, будет носить на себе парадную форму, фуражку и явно церемониальный набор оружия? Позолоченные ножны для сабли и кобура для револьвера. За заслуги перед отечеством, что ли?

  Быстро ощупал свободной рукой тело капитана — переломов нет. В Сути тоже всё спокойно: аура в порядке, лишь бледноватая немного, но это нормально для бессознательного состояния. Взвалив капитана на плечо, я выбрался на свежий воздух и пристроил его в тени от дирижабля.

  — То-о-о-о-фф! — Ноль реакции... Ладно, добавим децибелов.

  — То-о-о-о-о-о-о-фф! Мать твою, помогай живых таскать!.. — Ого, вот это связки! Вот что женский гроул животворящий делает! Ну, или пара конструкций русским матерным в вольном переложении на местный язык.

  О как дёрнулся! Бежит-спотыкается, бедолага. Волосы во все стороны, разорванный на плече жилет перекосился, кобура хлопает по бедру.

  Не дожидаясь его, я отправился за остальными. К моменту, когда в рубке не осталось больше никого, а снаружи покоились в теньке воздушного судна три бессознательных тела, Коротышка-таки добежал до дирижабля.

  Напару мы отправились на дальнейшие поиски команды. Яблоки с булочками я прикончил ещё во время перетаскивания капитана с помощниками, теперь настал черёд самой вкусняшки — копчёного окорока.

  Тофф неверящими глазами пялился на меня, точнее, на процесс принятия пищи. Хоть форма и человеческая, но зубки немногим отличаются от привычных уже клычков кицурэ: остренькие, спокойно рвущие тугое жилистое мясо и без каких-либо проблем дробящие кости. А так как организм требовал не просто много еды, а о-о-очень много, то и жрякал я так, что за ушами отчётливо трещало, а окорок таял прямо на глазах.

  — Фво уфтафыффа? — с подозрением спросил я его, старательно перемалывая челюстями здоровенный шмат мяса.

  — Тут экипаж в опасности, а ты предаёшься чревоугодию, — недовольно буркнул Коротышка. Мать моя в кедах на босу ногу, он меня что, побаивается?

  Мясо как родное устремилось в мартеновскую печь желудка. Судя по ощущениям, он и кость от окорока переварит, не смутится.

  — На пустой желудок проводить спасательные операции чревато. Да и вообще — время уже обед, а я ещё не завтракала. И с тебя за спасение двойной обед причитается, — последний кусочек мяса исчез с кости неизвестного, но очень вкусного и питательного животного. По телу разлилась волна лёгкой сытости: с завтраком покончили, теперь можно и пообедать.

  Но, стоило мне только двинуться в сторону камбуза, как Тофф плавным движением переместился вперёд и преградил мне путь:

  — Ты это куда собралась?

  — Как куда? — искренне не понял я, — за добавкой, ясное дело.

  Если бы челюсти действительно могли падать, то челюсть бойца точно бы пробила доски пола.

  — Сколько в тебя влазит?

  — Много, старина Тофф, очень много, — я хмыкнул. — Ещё ни разу не наедалась от пуза.

  Развернувшись, я отправился на второй уровень дирижабля.

  Там мы нашли ещё двух живых машинистов. И останки их коллег в машинном отделении. В потолке над двигателями зияла дыра, а под ней слабо шевелились, пытаясь собраться вокруг уцелевшего энергетического центра остатки хоска и, похоже, двух гуманоидов. Гранаты на себе подорвали, что ли?

  Чтобы не смущать летуна чрезмерной для неживого предмета активностью Скола, я послал компаньону просьбу особо не выделяться и постараться действовать тихо. Сытый кнут ответил волной благожелательности и лени. Лени настолько сильной, что даже мне захотелось лечь прямо тут, на грязный, покрытый угольной крошкой пол и вообще ничего не делать.

  Ого! Силы-то у артасова подарка прям как на дрожжах растут.

  С трудом преодолев столь родное ещё по прошлой жизни чувство лени, подкреплённое Сколом, я махнул кнутом. Свист рассекаемого воздуха, громкий щелчок, и — энергоцентр погас, а в ладони растворился маленький шарик силы.

  Вот это по-нашему.

  Следующим в списке на осмотр значился ходячий октапод, вот к нему мы и направились.

  Я шёл без особого энтузиазма — после такого полёта внутри должно остаться что-то, отдалённо похожее на плохо перемолотые консервы в собственном соку, а аппетит перед скорым обедом портить отнюдь не хотелось.

  Но — человек предполагает, а какой-то из богов располагает.

  Из помятого, лишившегося конечностей и котла октапода, радостно щерящегося рваной дырой в обшивке безумно красивому далёкому небу мы извлекли трёх бойцов. Изрядно погнуты, есть переломы, но жить будут. Если в сознание придут, конечно.

  Оттащив их подальше от бронетехники, мы отправились к обрушенной стене. Завал знатный получился, и ковырялись бы мы до самого вечера, разбирая груду похожих на шлакоблок кирпичей, если б Скол не послал мыслеобраз удивления (Смысл? Гора. Пусто)

  Чертыхнувшись, я посмотрел в Суть, стараясь найти если и не посмертные следы ауры, то хотя бы пульсацию энергии амулета.

  Фиг там. Пусто.

  Как ни странно, но Тофф препираться не стал, и мы пошли обратно к спасённым.

  Сил у парня тоже оказалось хоть отбавляй: без проблем и видимых напрягов взвалив по бойцу на каждое плечо, Тофф бодрой рысью засеменил к основной группе. А я чо, рыжий?..

  Хотя да, рыжий. Рыжая, если поправку на гендерную принадлежность тела сделать.

  Как заправский грузчик я забросил парней на плечи и шагом отправился следом. Мы управились с перетаскиванием и складированием потерпевших примерно за полчаса, и тут я снова насел на единственного оставшегося при сознании бойца.

  — Тофф, а можно беззащитной, хрупкой и очень слабой девушке раздобыть такой же револьвер, как у тебя?

  Коротышка аж закашлялся:

  — Кхе-кх!.. Слабой?! По два воина за раз таскала и даже не вспотела! Где ты тут слабую девушку видишь?

  Я постарался состроить умильно-жалостливую мордашку в лучших традициях Кота в Сапогах из мульта про зеленокожего огра-приключенца, но, видимо, актёрский талант всё же во мне недостаточно развит. не получив никакой реакции, я «включил бабу»:

  — Никто меня не люби-и-и-т!.. И не цени-и-и-т... Накормить бедную странницу отказываются-а-а-а... И защит...

  — Хватит! — Мои проникновенные завывания сквозь прижатые к лицу ладони были остановлены нервным криком бойца.

  — Так и быть, — продолжил он, — дам тебе оружие. Но патронов мало, придётся экономить.

  Он протянул мне кобуру с револьвером и две горсти патронов. С поправкой на внушительную лопатообразность последних, мне достался очень богатый боезапас.

  — Тоффик, спаситель мой зелёнокожий, дай я тебя расцелую!

  Мне показалось, или глаза Коротышки почти что выпрыгнули из орбит от удивления?.. Впрочем, неважно. Может, у него там, в Анклаве, жена верная есть? Или мордашка у мне неудачная досталась? Или он вообще из тех, которые заднеприводные?.. Фу какая мерзость...

  Так-так-так. Пока не стошнило от недавней мысли, нужно срочно сменить тему для мыслительного процесса.

  — То-о-о-фф? А у вас есть чего пожрякать? Обед всё-таки, как-никак.

  Полный горести и отчаяния вопль был мне ответом.

  Близился вечер, а с ним, если верить Тоффу и памяти Кайны, и активизация хосков. Страшно представить, что они способны учудить в тёмное время суток, если и в дневной, мирной, фазе нам едва удалось выстоять против них... Я уж молчу о потерях.

  Поэтому, ориентируясь на амулеты-детекторы Коротышки и чутью кицурэ, убив пару часов с гаком, мы разведали в руинах прилично сохранившийся подвал, даже, скорее, бункер, закрытый толстенной бронеплитой по типу сейфовых дверей в банках. Плюсом было, во-первых, то, что дверь открывалась наружу, а во-вторых, отлично сохранившиеся запоры изнутри. По опыту, чтобы сообразить, что дверь открывается на себя, нужно приложить энное количество мыслительных усилий, а это даже человекам не всегда удаётся, что уж говорить о воплощениях нестабильной реальности? К слову о реальности... Выбранное нами место оказалось чертовски аномальным для аномалии (вот такой вот оксюморонисто-тафталогичный каламбур) — располагалось оно на крохотном пятачке стабильного пространства. Тофф даже высказал идею о возможности пробить сюда портал, коли найдётся сумасшедший, готовый выложить бешеные деньги за не менее бешеное количество энергии. Но таких неадекватных личностей в Эри-Тау не водилось, стратегических ресурсов в руинах тоже с гулькин... э-э-э... нос, так что о телепорте можно и не мечтать.

  Хлам в единственном помещении стаскали в угол, а пока я пытался соорудить из ржавой железки и каких-то неизвестного происхождения лохмотьев подобие швабры или, в крайнем случае, метлы, Тофф показал всю мощь местного магического кунг-фу. Встав в центр бункера, Коротышка замер на миг, окружённый тишиной и моим пыхтением над средством для уборки, а затем сорвался в дикую, ритмичную череду связок, выпадов и ката, с закрытыми глазами ускоряя движения. В Сути он вновь светился как неоновая ёлочная гирлянда, очень быстро превратившаяся в сияющий смерч. В обычном мире Тофф просто размазался по пространству, на долю мгновения появляясь в реальности и вновь растворяясь в головокружительном танце.

  Воздух вокруг него ощутимо сгустился, загудел, разрываемый и направляемый движениями летуна, и вот финальный аккорд: Тофф вывалился в реальность и плавным, но насыщенным энергией движением словно метнул что-то из центра бункера сквозь вход. Воздух замер на мгновение, потрескивая наэлектризовавшейся пылью, и, завившись смерчем, выметнулся наружу, унося с собой всю пыль, грязь и плохо закреплённые лёгкие предметы.

  Святые джигурдинки, ему бы хаер забрить до гладкости колена да стрелку синюю набить по черепу — и вылитый Аанг получится!..

  И тут я почувствовал, что глаза полезли наружу. Мгновением позже лёгкие сообщили об отсутствии кислорода.

  И, кажется, не одному мне это не понравилось. Тофф покраснел и, выпучив стремительно заливающиеся кровью из лопнувших капилляров глаза, очень бодро припустил к выходу.

  Зря он это, ей богам. Как будто физику не учил в школе.

  В зону получившегося вакуума, а следовательно, и сверхнизкого давления, тут же устремился воздух из зон более высоких давлений. Тоффа оторвало от ступеней и, кувыркнув пару раз, шваркнуло о пол. А пол-то каменный, к слову. Опять небось что-нибудь сломал или выбил себе.

  Впрочем, мне тоже хорошо досталось: порывом ураганного ветра меня отшвырнуло к стенке, и если бы не рефлексы кицурэ, то быть бы мне насаженным на очень неприятного вида длинный и острый огрызок камня, выпавшего из кладки. Я кое-как успел развернуться вокруг собственной оси и, вытянутыми вперёд руками упёршись в стену, самортизировал удар. Острый край камня застыл в паре сантиметров от живота. М-да... Очень и очень неприятное чувство. Кому как, а я, в том мире уже записавшийся в очередь на тот свет, в Эрдигайле начал ощущать уже забытую радость жизни, и помирать, тем более в таком перспективном сильном теле, буквально в самом рассвете лет и расцвете сил, не хотелось ну просто категорически.

  Воздух вернулся, кислород устремился в голодающие лёгкие, а вместе с ним — вся та пыль и грязь, что скопилась снаружи. Помещение мгновенно заволокло серым туманом.

  — Тофф, Аватар ты недоделанный, ты что, в самоубийцы записаться решил?!.. — орать сквозь судорожный кашель было сложно, но я смог. Тофф, скорчившись на полу в три погибели, раздирал уши жуткими хрипами и клокочущими бульканиями откуда-то из недр глотки. Как бы он лёгкие не выплюнул, дважды заслуженный летун всея Корилакса...

  Ладно хоть дышать теперь можно. Нашарив в рюкзаке испорченную хосками майку, я разорвал её и пустил получившиеся ленты ткани на повязки, прикрывающие дыхательные пути. Коротышка, откашлявшись, наконец, поблагодарил и извинился за непродуманное решение. Обмозговав напару возможные варианты, мы всё же решили повторить эксперимент Тоффа, только с дополнениями. Поток воздуха, входящий снизу слева, делал круг почёта по бункеру, выметал с собой пыль и прочую гадость, и уносил всё это добро вверх направо. Искусственный ветер двигался в своеобразных изолированных слоях, так что эффект вентилятора, турбиной коему послужило помещение, очень быстро показал положительный результат: несколько минут сквозняка, и пыль и грязь высоким барханом разместились снаружи, метрах в десяти от входа.

  Однако...

  Тофф вскользь упоминал, что он слабенький воздушник, даже до уровня ученика не дотягивает. Но если это — слабенький, то что способны сделать маги более высоких уровней? А местные архимаги?.. На что способны они? Вылизать долину до каменной подошвы? Расплавить гору? Вскипятить местный Байкал? Бр-р-р... Я по сравнению с такими — так, двухлетний карапуз, мешающийся под ногами...

  Уныние — мать депрессии. А вот с депрессняками лазать по коммуникациям и комплексам Древних — нет уж, увольте. Значит что? Правильно! Арбайтен унд арбайтен. Так, чтобы на всякие паскудные мыслишки и рефлексию времени не оставалось.

  Поэтому мы с Тоффом вплотную насели на обустройство бункера под временную базу отряда.

  В сознание никто приходить не торопился, капитан — тот самый мужик с искромсанной аурой — всё так же лежал в позе эмбриона.

  Первым делом мы перетащили арсенал и припасы с дирижабля, потом устроили что-то вроде лежаков из свежесрубленных веток и лапника, накрыв всю эту композицию позаимствованными с корабля же матрасами. Вполне себе такие нормальные топчаны получились, надо сказать. В меру мягкие, и холод от каменного пола не подпускают. И в спину ничто не упирается.

  Таскать бойцов оказалось делом не столько утомительным и трудозатратным, сколь выматывающе-однообразным. Погрузить на импровизированные носилки, связанные из молодых стволов и ветвей ближайших деревьев, отнести, стараясь не уронить груз, в бункер, потом обратно. Поначалу я опасался появления новой порции хосков, но Коротышка успокоил — до темноты опасаться совершенно нечего.

  До темноты мы управились, к счастью. Даже успели демонтировать кухонный артефакт и прибарахлиться посудой и запасами воды. Заодно и кружку-самогрейку свою подобрал, удачно оставленную на холодильнике. И втихаря из оружейного отсека, расположенного как раз над десантным, ещё и прихватизировать связку взрывных бубликов и каких-то толстеньких металлических треугольников. Ну и пули, само собой. Чем больше пуль, тем меньше неуверенность. Скол ревниво «обнюхал» новые приобретения, презрительно фыркнул в эмоциональном плане (Руки. Криво. Человеки. Брать. Нечего) и устроился на прежнем месте, свесившись с плеча. Паразит демонический. Он на большой дистанции обезвредить врага сможет? Нет. Вот пусть доверит это дела человеческим криворуким поделкам.

  Забаррикадировавшись в бункере, мы завершили остатки обустройства, а конкретно — огородили металлическими трубками, камнями и ветошью уголок под вытяжкой, с аккуратной дырой в полу. Сортир бункерный, типа открытый «скворечник», класс тонкостенных, подкласс отлично вентилируемых.

  Правда, что в дыре скрывается, проверить не удосужились, но граната-бублик, запущенная туда Тоффом, явно привела всю живность, буде таковая там водилась, к тотальному экстерминатусу и соблюдению самых строжайших требований санитарных норм.

  После этого, пока Тофф занимался приготовлением ужина, я осмотрел пострадавших. Больше всех досталось капитану, у остальных ауры хоть и попорчены изрядно, но не столь трагично. Судя по всему, у Хвалиса началась горячка, вон как потом обливается, мычит что-то нечленораздельное, по мышцам бегает без остановки судорога, каскадами накрывая ткани, заставляя дрожать и выгибаться конечности.

  Если срочно не помочь, то до полуночи он вряд ли доживёт.

  Тофф шаманил над ним со связкой амулетов, призывал в помощники какого-то Тондара-под-тенью, насколько понимаю — местного Эскулапа. Толку — ноль и ноль сотых. Амулеты рассыпались, бог не отозвался. Коротышка, горестно вздохнув, достал длинный трёхгранный шип и уже примеривался к бугрящемуся мускулами затылку Хвалиса.

  — Тофф, добить успеешь в любом случае, — остановил я его. — Понимаю, долг, клятва, служебные обязанности и всё такое... Но позволь мне попробовать? Хуже ему всё равно не станет.

  Пробурчав что-то невнятное о недоделанных лекарях и глухих богах, Коротышка отправился к кухонному уголку. Правильно, пусть лучше займёт себя чем-нибудь полезным, чем будет под руку лезть и пытаться уконтропупить ещё, возможно, не совсем безнадёжных пациентов.

  Я разглядывал ауру капитана. Очень печальное зрелище... Энергетические узлы смещены, циркуляция потоков сил вообще хаотическая, с рассеиванием большей части в окружающее пространство.

  Можно попытаться залатать хотя бы внешнюю, удерживающую оболочку, но сколько сил на это уйдёт?.. И где их взять?

  Скол, соскользнув с плеча, грузиком ткнулся в поясной чехол. А ведь верно! Раз я могу усваивать чужую энергию, то почему бы не попробовать её передать? Или использовать как основной источник питания?

  Сказано — сделано. Средних размеров шарик я сжал в кулак и предался медитации. Даже не ожидал, что в этот раз провалюсь настолько быстро. Уровни внешней и внутренней тишины миновал буквально за пару минут, рывком поднялся выше, охватывая сознанием весь бункер; внутреннее Я, освободившись от оков мира, порывалось подняться ещё выше, за пределы этой каверны реальности, и мне стоило больших трудов удержать себя на прежнем месте... Это равносильно, пожалуй, тому, что ты сидишь на глубине, уцепившись за что-то монументальное, чувствуешь, что кислород заканчивается, и организм панически сигнализирует о скорых неприятностях, если вынырнешь, а ты твёрдо знаешь — продержишься ещё минутку-полторы, главное — преодолеть страх...

  Я преодолел.

  Смог.

  А потом нашёл избитую, погибающую точку сознания. Практически вся энергия из шара ушла на латание внешней оболочки ауры. От моей руки к капитану тянулись невидимые жгуты силы, шар просто таял в руке, а когда закончился, опустошённый, я не стал утруждать себя лишними шевелениями по поиску нового источника, просто мысленным усилием дотянулся до чехла, нашёл шар покрупнее, и уже от него напрямую запитал оболочку, пересадив питательные жгуты с ладони на поверхность энергоёмкости. Серость разбавилась цветными искорками, вскоре переросшими в постоянно движущиеся, меняющие очертания потоки. Буквально на глазах энергетически узлы, они же чакры, они же узловые точки воздействия, становились на прежние места, протягивая друг к другу каналы энергообмена. Я расщепил жгуты, подсадив каждый новый на отдельный шар. Тоненькие нити набухли словно жилы, наполняясь жизненной силой, рывком увеличились до толщины канатов, засияли нестерпимо-ярким светом. Я не удивился бы, узнав что они и в реальном мире стали видны — столь силён и могуч был напор пульсирующих энергий.

  Внутренние оболочки стягивались, заживляли разрывы, стабилизировали потоки и силы, исправляли повреждённые участки... Серость таяла, заменяемая яркими переливами выздоравливающей ауры.

  Что ж, этого должно хватить. Я отсёк жгуты от источников силы и скользнул на привычный план бытия.

  Капитан перестал дёргаться, лицо, искажённое судорожной гримасой, расправилось, кожа порозовела, даже часть старых шрамов истончилась, а то и вовсе исчезла.

  — Тофф, принимай клиента, — громко сказал я Коротышке.

  Вернее, это мне сначала показалось, что громко. А потом дошло, что говорю едва слышным шёпотом. Навалилась непривычная усталость, и последнее, что я успел сделать, это, падая на лежанку, повернуться на бок, чтобы не сломать нос.

  Ласковая тьма милостиво приняла моё утомлённое сознание.

  И вновь Туман... Я даже обрадовался поначалу. А что? Воздух чистый, пылью не тянет, ядрёным мужским потом — тем более. Лепота, как говорится.

  А потом вернулись все остальные чувства, отключённые медитацией, и я понял, что срочно должен пожрать. Не покушать, не перекусить — а именно пожрать. Много и обильно. Желательно — мяса. Думаю, сейчас бы и на сырое без проблем согласился, лишь бы заткнуть непрерывно бурчащие кишки.

  Немногим позже я сообразил, что шмотки мои остались при мне, и, усевшись на землю, взялся за ревизию продуктов питания. Мда-а-а... Небогатый улов. Пара яблок, кусок вяленого мяса, упёртый с камбуза дирижабля, да горсть орехов. Саламандры лениво косились на еду, но шевелиться отказывались, прикидываясь волосами. Ну, да Артас с ними, мне же больше достанется.

  Ухомячив орехи и мясо, я отправился гулять по Туману. Всё равно рано или поздно либо выйду к водопаду, либо вернусь в бункер.

  Настроение распогодилось, даже хрусткие яблоки, брызгающие сладким соком при каждом укусе, не помогали ему улучшиться. Из памяти поднималась мелодия, которую я в своё время так и не успел выучить, осваивая гитару:

Мы можем помолчать... Мы можем петь...

Стоять или бежать, но всё равно гореть...

Огромный синий кит порвать не может сеть, —

Сдаваться или нет, но всё равно гореть!..[2]

  Слов не было, только голосом вытягивал мелодию припева. То ли туман тут какой-то совсем уж особенный, с эффектом ванной комнаты, то ли у моего нынешнего голоса всё-таки хорошие характеристики, но — ощутимые мурашки пробежались по телу, и комок застрял в горле от переполнявших эмоций.

  Тихонько напевая любимую мелодию, я брёл через Туман. С какой целью меня сюда вынесло, зачем?.. Нет ответа...

  Так и подмывало проорать во всю мощь лёгких и прочность связок легендарную фразу из «Ёжика в тумане», но — удержался. Не хотелось рушить лечебную магию голоса.

  Сколько помню, у меня всегда так было: когда навалятся депрессия, проблемы, неприятности, всегда на выручку приходила музыка. И чем текст депрессивнее, безысходнее, тем быстрее вырывался из меланхолии и сплина. Можно сказать, вживался в образы героев тех песен, и через призму их восприятия мои проблемы оказывались совсем уж пустяшными, детскими, недостойными траты нервов и сил. Так и сейчас. Депрессивная вроде бы песня, насквозь пронизанная тоской, а проживёшь её в себе, проживёшь ею, и всё не так уж плохо, и где-то наверняка светит солнце. Совсем как у буддистов, или даосов (никогда разницы между ними особой не понимал): пусть на небе тучи и идёт дождь, но помни, там, за облаками — непременно светит солнце, и светит оно только для тебя.

  Сомневаюсь, конечно, что тут вообще светило есть, кажется, тут пожизненно прописались темнота и туман, но где-то же светит солнце, предназначенное именно мне?..

  Так или иначе, но настроение улучшалось с каждым шагом, что не могло не радовать. Бодренько похрустывали под ногами мелкие камешки, туман временами редел, позволяя видеть путь метров, пожалуй, на десять во все стороны, потом снова густел до ощутимой плотности. Где-то в его глубинах перемещались смутные тени, может, от местной растительности, может — от других таких же, как и я, путников поневоле. Лишь тонкая струйка смутно знакомого запаха пару раз пощекотала ноздри.

  Запаха?!

  Стоп машина! Полный назад!

  Не разворачиваясь, спиной вперёд я шагнул обратно, вылавливая среди пресных облачков заинтересовавший запах. Пусто, пусто, ещё шаг, и вновь пусто... Ещё полшажка... Бинго!

  «Сы-ы-ы-ы-р-р-р-р!» — одновременно пронеслось и в голове, и в желудке. Еда!

  В лучших традициях грызуна по имени Рокки я отдался полностью во власть обоняния, вылавливая среди струй густого тумана тонкий ручеёк запаха пищи. Он вёл за собой, постепенно уплотняясь, разок я его почти потерял, но снова поймал. И уже не отпускал.

  Я шёл за ним, не глядя под ноги, пытаясь взглядом выцепить струйку чудесного аромата. И, не останавливаясь, напевал. Просто так, чтоб идти не скучно было.

  Прошло ещё несколько мгновений, и я заметил что-то тёмное в молочно-белой густоте. А ещё — на чувства обрушился водопад аппетитнейших запахов мяса с чесноком и овощей. Не смотря на то, что рот стремительно заполнялся слюной, я продолжал вести мелодию, в этот раз уже специально — чтобы предупредить о своём приближении. А то мало ли, какой-нибудь нервный тип попадётся, и всё, прощай только ставшее хорошим настроение.

  Через несколько шагов туман поредел, и я увидел забавную компанию: какой-то паладин и зверёк рядом. То, что паладин — это, скорее всего, верно. Крепкий, вон какую груду металла на себе таскает, да и кто ещё будет кормить за просто так зверька устрашающего вида? Кошка — не кошка, кроль — не кроль, а гибрид какой-то. Уши заячьи и хвост, остальное явно от кошачьих, — и когти, и острые, белоснежные зубы.

  — Здрав будь, добрый человече! — Поприветствовал я незнакомца, не отрывая взгляда от кусочка сыра, которым тот подкармливал животное. — Угостишь путника перекатного жратвой?.. А то уже кишки к позвоночнику прилипли...

  Я рассмотрел рыцаря поподробнее. Рожа суровая, но молодая. Чёрные волосы, под ними поблескивают хитрющие карие глаза. И челюсть из стороны в сторону, как маховик. А на доспехах — почти как живой — щерится лев.

  Прожевав, парень ответил:

  — Но проблемо, леди. Животинку только не пугайте.

  Какой знакомый язык...

  — Так, стоп! — Ноги немножко подкосились от неожиданности, а глаза, кажется, полезли из орбит. — Парле ву франсе? Шпрехен зи Дойч?

  Паладин посмотрел как на ненормального:

  — Да так, полиглотствую помаленьку.

  — Бгы! — ещё и юморит. И по-русски шпарит как на родном. — Земля?

  — Земля...

  Что-то как-то без энтузиазма... Или тут земляне шастают как к себе домой и уже успели достать Печального рыцаря? Или он тут на депрессняках сидит?

  Надо попытаться исправить обстановку...

  Все эти мысли пронеслись буквально за доли секунды, но язык успел раньше.

  — Джигурду мне в бабушки! Дарова, земеля!

  А следом за возгласом и всплеск эмоций. И скольких сил стоило удержаться, чтобы не полезть с обнимашками... Понимаю, своих давно не видел, но тут и рукопожатия за глаза хватит. Какие, к ангелам, обнимашки? Чёрт, надо как-то остатки личности Кайны обуздать... А то ещё проснусь как-нибудь после эмоционального всплеска с мужиком в обнимку и без одежды... Бр-р-р! Для девушки это вроде бы норма — на мужиках специализироваться, но я-то ни разу не девушка! Только телом. Ну и остатками памяти и эмоций прошлой хозяйки. Так что — отставить флирт и прочие женские средства охоты на представителей противоположного пола, приступить к знакомству.

  Видимо, примерно то же самое думал и Печальный. Он, вспомнив об обещании, вытряхнул из перемётной сумки настоящее сокровище. Чёрный хлеб, половина крупного круглого сыра, зелень салата, пожухлую, но аппетитности не потерявшую, и — та-да-да-дам! — две палки колбасы килограмма по два каждая. Запах просто одурительный! Мясо, приправы, чеснок. Ммм! Настоящая нямка! И помидорчики. Помятые немножко, но — настоящие, красненькие, крупные. По-любому чертовски вкусные!

  Я достал фляжку.

  — Стаканы есть? — и уже стыдливо, — Извиняй, алкоголя нет, зато есть тоник.

  Рыцарь, на время отвлёкшись от зверька, порылся в сумке и явил миру немножко гнутую кружку, габаритами напомнившую о пивной таре.

  — Есть трофейная жестяная кружка.

  — Давай её сюда, — налив полную кружку энергетика, я вернул её обратно, сам подняв на манер стакана фляжку.

  Удивительную особенность фляжки генерировать вкусный энергетик из простой воды, а так же вмещать в себя гораздо больше жидкости, чем можно предположить при визуальном контакте, я обнаружил ещё во время хождения через лес. Тоффа отпоил, теперь вот и здесь пригодилось.

  — За знакомство? Меня, кстати, Кайна зовут.

  Помолчал, прикидывая возможные расклады, и добавил в превентивных целях:

  — А на Земле — Александр... Можно просто Лекс. Да, челюсть можешь не подбирать — так симпатичнее даже.

  Однако, удивляться Печальный не спешил. Только поскоблил мелкие точки не подающейся выбриванию щетины.

  — Клеймор, кхм... самопровозглашённый рыцарь, самопровозглашённый паладин, случайно метаморф.

  Оба-на, настоящий метаморф! Честно сказать, по-другому их себе представлял... Ну да ладно. Миров много, значит, и вариаций полно.

  — Так же случайно кицурэ, Старшие Лисы. С кицунэ не путай, это наши Младшие.

  Вдаваться в подробности различий, думаю, не стоит, потому и ограничился краткими названиями. Спросит — расскажу в деталях, не спросит — ну и хрен с ним, мне же легче.

  Клеймор потянулся к колбасе и... палец его превратился в длинный и тонкий стальной коготь. Натуральный кухонный нож, ё-моё. Деловито напилив колбаску крупными кусками, он взялся за оставшиеся продукты. Несколько небрежных движений, и всё порезано в лучшем виде походной кухни.

  Главное, не сорваться и не сожрать всё это в одну каску. А то кто знает, сколько он тут находится и сколько времени ещё проведёт?

  Разглядывая идеальный срез на кружочке помидора, я искренне удивился:

  — Ы-ы-ы! научишь так же?

  Паладин помрачнел лицом.

  — Артаса проси, это он постарался. Меня при этом спросить забыл.

  Кажется, попадание у Клеймора было ещё неприятнее, чем моё. Иначе с чего бы так недолюбливать трикстерствующего бога Хаоса?

  — Не-е-е... Что-то не горю я желанием с ним встречаться. Да и этого вполне хватает, — немножко воли и силы, влитые в татуировку, и узор ожил, превращая тонкую кисть в лохматую, уже привычную когтистую лапу.

  Клеймор без особого интереса глянул на преобразившуюся конечность.

  — Занятно. Жрать постоянно хочется?

  Я почувствовал, как глаза упрямо лезут из орбит в дичайшем удивлении. Это, блин, что за бронированный Дэвид Блейн такой, с ходу угадавший моё главное проклятие?! Сидит с каменной мордой, ушастую кошку поглаживает.

  — Откуда знаешь?

  Клеймор пожал плечами:

  — У самого так было. Как встретишь кого из божественной братии, требуй, чтоб чакры продули, сразу проще станет. Артас это может, на мне проверено.

  — Тебе чакры гнули?!.. — я едва не подавился кусочком колбасы, — Хрен с Артасом, дай взглянуть на конструкцию!

  Я посмотрел в Суть.

  Мама миа, ну и наворочено у него! Дублирующие узлы, распределения, дополнительные контуры, двойные и тройные транспортные энергомагистрали... И на каждой оболочке ауры таких творений в несколько слоёв.

  Паладин вновь пожал плечами.

  — Он там что-то покрутил, и стало лучше. Говорил, что на тридцать шесть процентов.

  Мде... Понагородил Артас, конечно, дофига и больше, но даже я вижу пару-тройку моментов, где схему можно оптимизировать. Переместить дубли на внутренние слои, например. Пару каналов вывести наружу и переориентировать их на подпитку защитного слоя, опять же. Вот просто вижу, что и где нужно исправить, понимаю даже частично терминологию и принципы работы с тонкополевыми структурами, всплывающие из недр памяти то ли Кайны, то ли запасников Антакары.

  Но — одно дело знать теорию, а другое — проверить всё на практике.

  Я закончил изучение этого чуда хаотической оптимизации энергораспределения, весь рисунок надёжно отложился в памяти, теперь надо будет — легко вспомню, даже трёхмерную модель смогу перед глазами повертеть. А значит, и применить в отношении себя тоже. Или, если вновь доведётся встретить метаморфа, и ему чакры догнуть в нужные позиции и прану откалибровать. В принципе, можно ещё навесить управление аурой, а через неё — и магические способности. Не бог весть какие костыли, но как запасной механизм — сгодится. А то кто его знает, какими силами оперирует паладин? Накачка от бога — это обязательный атрибут, а вот личные бонусы — лес темнее тёмного, по ауре не прочесть с моим уровнем знаний тонкой топологии. Впрочем, я лишь в начале пути, и со временем, если выжить удастся, вполне осилю и этот уровень оперирования реальностью.

  — Хм... Клеймор, если в процентах, то схалтурил боженька хаотический. Можно ещё процентов десять подтянуть. Но спасибо, конструкцию запомнил, на досуге попробую применить. Если разберусь, что тут за узлы дополнительные понапиханы.

  — Давай, я в этом всё равно не разбираюсь. Кстати, ты, вижу, во всей этой магической лабуде понимаешь?

  — Аура — не магия. Это биополе, — откуда только у меня такой мерзкий менторский тон взялся? Капитан Очевидность от зависти сдох бы. — А с чего такая уверенность, что понимаю?

  Клеймор улыбнулся. Кажется, впервые за время знакомства.

  — Ткнул пальцем в небо. Я там у себя в одну башню заглянул, полюбовался на местные средства массового маг-поражения...

  По физиономии паладина разбежалась судорога. Искажённое лицо, прикрытые глаза, зубы плотно сжаты. Пару мгновений спустя дошло — это он так морщится.

  Доведись мне такую морду в тёмном переулке увидеть — точно бы не сходя с места открыл фабрику по производству кирпичей.

  Догадка озарила разум:

  — Кровь, кишки, хардкор, скелеты на стенах отпечатались? Зомби свеженеупокоенные пачками бродят?

  — Вроде того. А у меня доспехи из простой стали.

  — Хм... Предлагаешь зачаровать их? С чарами у меня вообще никак...

  Оживившийся было метаморф заметно поскучнел.

  — Зато могу подкинуть несколько гранат и защитных амулетов, — поспешно добавил я, пока собеседник совсем в уныние не скатился. — Но! Мы так и будем зубы сушить, или всё же хряпнем да пожрякаем?

  Мы чокнулись тарой и приступили к завтраку.

  Колбаса оказалась просто божественной. Подкопчённая, из чистого мяса, без всяких непонятных добавок, столь любимых в нашем мире. Жухлый салат, помидорка, кружок колбасы и всё это поверх хлеба. Ом-ном-ном. Бутерброд получился здоровенным, но когда меня это останавливало? Абсолютно не боясь заклинивания челюсти, я отважно вгрызся в толстое порождение неприхотливой походной магии.

  — Амулеты какие и как работают? — нарушил непродолжительное молчание паладин, абсолютно не интересуясь, наелся ли гость, или ещё только первого червячка заморил.

  — Амулеты такие, — я жадно жевал, практически сразу проглатывая огромные куски. Кто знает, когда в следующий раз выпадет шанс хоть немножко утолить голод? Я достал из рюкзака две столь удачно прихваченные связки: бублики и треугольники.

  — Круглые — миксуют пространство в сфере до трёх метров. Остаётся молекулярный несьедобный фарш, — практически слово в слово повторил я инструктаж Тоффа, заменив магизмы на более доступные для понимания синонимы из разговорной речи. — Треугольники — при активации создают защитное поле типа сферы. Вон те, с полосочками, создают контур по телу. Без полосок — просто сферу искажённого пространства, типа «бутерброд»: первая линия обороны, прослойка, вторая линия обороны.

  Работают в промежутке от пары до семи-восьми минут. Всё зависит от того, стоишь на месте, или бежишь. Ну и, что логично, от интенсивности атаки.

  Метаморф осторожно взял одну связку, повертел её, разглядывая чудеса магического технооборонпрома славного Анклава Эри-Тау.

  — А включаются как?

  Логичный вопрос. Я у Коротышки про это спросил только перед осмотром раненых. Ну, со всеми бывает приступ тормозной болезни, так почему я должен стать исключением?

  — Маги телепатией врубают, но мне это недоступно. Поэтому для простых человеков — два камня на каждом амулете. Жать на любой — не промахнёшься, тут механизм качелей: вдавишь один, выскочит второй, и амулет активируется. Жамкнешь по выдавившемуся — амулет отключится. Правда, зарядке не подлежат... Одноразовые...

  Клеймор прямо-таки совсем ожил, а в глазах забегала какая-то очень живая, кровожадная искорка, не предвещающая ничего хорошего незнакомому мне супостату. Ох, чую, кому-то филейность отлично прижарят.

  — Ну и ладно, и так неплохо. Что хочешь взамен?

  Паладин подтащил сумку и вывалил содержимое на импровизированную «поляну» из плаща. Небогатое содержимое, однако... Тёмная плоская шкатулка, какой-то потрёпанный свиток и приличная кучка зубов, количеством в несколько десятков. Длинные, острые, и прямо-таки кричащие на всю Суть, что способны принять ощутимое участие в артефакторике, сиречь, стать прекрасными компонентами для создания артефактов.

  — Ммм... Всё? Гранаты и амулеты тебе, остальное мне.

  Тут я встрепенулся, поймав ускользавшую мысль:

  — Кофе, кстати, есть? Или чай?

  Клеймор пошурудил среди груды вытряхнутого содержимого сумки и извлёк плотно набитый холщовый мешочек.

  — Тут корешки какие-то... Их можно кипятком заваривать, получится что-то вроде кофе.

  — Пойдёт! — Хоть цикорий, хоть пшеничная выжарка, лишь бы вновь знакомый аромат ощутить и уже крепко подзабытый вкус. — А на случай, если ещё доведётся тут пересечься, прихвачу с собой ещё что-нибудь.

  Я окинул взглядом рюкзак, свою амуницию, прикидывая, что ещё можно выгодно обменять.

  — Может, револьвер нужен? Дырки делает примерно раз в пять меньше, чем гранаты. Только вот патронов очень мало...

  — Вообще-то пригодился бы, — блеснул белками паладин-метаморф, явно с трудом сдержавшись, чтобы не податься всем телом вперёд.

  — Свой не отдам, — урезонил я его. — Но на следующий заход, если у себя не помру, постараюсь что-нибудь похожее притащить. Помародёрствую немножко. Трупам ни к чему, да и осталось от них очень мало, а остальные вооружены так, что мама не горюй, им и самим некуда пристроить даже то, что имеется в активе.

  — И как ты меня найдёшь, интересно? — хмыкнул паладин.

  — Авось вывезет, — хитро, от уха до уха, улыбнулся я. — Да и чуйка говорит, что ещё увидимся. Земляне же. Может, если увижу Артаса, попрошу тебя выдернуть. Всё-таки на одной стороне играем, верно?

  Клеймор с плохо скрываемой злостью процедил сквозь зубы:

  — Ага, так он и разбежится...

  — А своим надо помогать, — я поспешил успокоить вновь готового нырнуть в депрессняк метаморфа. — Десант своих не бросает, а мы чем хуже? Мир твой, кстати, как зовётся?

  — Никак, — пожал бронированными плечами паладин. Выпуклая морда льва при его движении, показалось, ехидно усмехнулась. — Просто мир.

  — Имя у него хоть какое-нибудь есть? У какого-нибудь народа? Чем древнее, тем лучше.

  Метаморф крепко задумался. Очень крепко, особенно для паладина — целую минуту, наверно, думал. А я решил пояснить некоторую подоплёку вопроса:

  — Предки моего нынешнего тела по мирам гуляли как у себя по дому, а технологий тут много поразбросано, если верить остаткам памяти. Может, и порталы остались ещё действующие.

  — На местном языке что-то вроде «Аркеннор», — наконец выпал из раздумий Клеймор.

  — А мой — Эрдигайл.

  Надо запомнить название. И всё-таки поковырять память на наличие сведений о порталах и системах перемещения между ними. Ведь если порталы ещё работают, то тут просто ух как размахнуться можно! Главное, найти источник энергии и разобраться с координатной привязкой...

  Мой взгляд упал на фляжку.

  — Ну, за бартер и встречу? — я долил в кружку из фляжки, протянул Клеймору.

  И, едва только губы коснулись горлышка, туман вокруг меня загустел, налился чернотой, и я вывалился обратно в реальность Эрдигайла. Краем глаза заметил всё ещё шаманящего у кухонного артефакта Тоффа и с чистой совестью, обняв заметно потяжелевший рюкзак, уснул.

 

Глава 5.

«Кто, если не мы?»

  Люблю сон без сновидений — хотя бы в такие моменты можно выспаться как следует. И никто не дёргает ни в Туман, ни в тонкий план к полупризрачным предкам. «Лепота!», как говоривал один весьма примечательный царь.

  Но законы Мерфи, видимо, действуют во всех Вселенных и планах бытия одинаково эффективно: если вам выпала счастливая возможность поспать в относительно безопасном, местами даже комфортном схроне — будьте уверены, разбудят быстро.

  Так и произошло.

  Из уютненькой тьмы бессознательного меня выдернул спор, ведущийся на повышенных тонах самым натуральным театральным шёпотом. Не открывая глаза, да и вообще стараясь имитировать глубокий сон, я навострил уши, в очередной раз порадовавшись своевременно освоенной трансформации тела в человеческую ипостась: оставайся я в облике кицурэ, по-любому бы спалился хотя бы активным шевелением ушей и хвоста. А так — ничего, посапываю себе тихо, уткувшись носом в сгиб локтя, развалившись в позе естественной для спящего, но невозможной для бодрствуещего, а именно — пластунской свастикой. Только неудобно упирается в щёку пряжка на рюкзаке, но это временно, так что фиг с ним.

  Спорили двое, Тофф и обладатель резкого, командного голоса. Вдали, у кухни, тихонько позвякивали ложки о металлические тарелки, несколько человек неразборчиво переговаривались. Хорошо что нос упирается в локоть, и запахи, кроме лапника, почти не ощутимы. А то уж больно оперативно ложками стучат, словно боятся, что я проснусь раньше, чем они наедятся, и всё съем в одиночку. Хотя... Если Тофф успел проболтаться о моём чудовищном аппетите, то эта версия наиболее реальна и обоснована.

  Чувствуя, как кишки буквально зашевелились, уловив мысли о пище, я оперативно постарался сменить вектор внимания. Не хватало ещё привлечь к себе внимание голодным урчанием желудка.

  — Значит, Дорангай сбежал... — тяжёлый вздох.

  — Верно. Ни амулета, ни трупа.

  — Близлежащие строения осмотрел?

  — Так точно. Никаких следов, словно в воздухе растворился, кхал его разорви.

  Повисшую тишину разорвал новый вопрос:

  — Говоришь, она меня вернула?

  — Да. Сначала сказала что аура...

  — Аура? Видела её?!

  — Да, видела. И что-то с ней сделала.

  — Точно не из Диких? Проверил?

  — Точно. В одиночку они не ходят, контрабанду тоже одному не доверят. Да и хоски на них не нападают.

  — И на Джин-Ро не похожа, вон как увешана оружием. И выглядит иначе.

  — Говорит, что с Раздолья идёт.

  Мгновенную паузу подозрительности разорвал тихий кашляющий смех:

  — Ты карту помнишь? Где плато, а где мы? Отряды сотнями в Ничьих землях пропадают, а эта — в одиночку? Не смеши, Тофф.

  — Хвалис, что мне сказано было, то и передаю. Да и именно леди Кайна добила последних хосков.

  О как! Капитан, значит, на поправку пошёл уже. Всё-таки, не зря я над его аурой издевался. Что ж, плюсик в карму лишним не бывает. Авось, где-нибудь там, далеко-далеко, и зачтётся однажды.

  — В смысле — добила?

  — Как есть, так и говорю. Меня хоск почти съел, когда она подоспела. Не знаю, что за магию леди Кайна использовала, но пять или шесть хосков уничтожила очень быстро.

  — Мастер магии?

  — Вряд ли, Хвалис. Но в землях за плато Раздолья обитают Т'сааш, может, у них научилась?

  — Ай, Тофф, какие, к кхалу, Т'сааш? Кто их в живую видел? Кучка спятивших искателей? Или те жрецы, поклонявшиеся артефактной руке? Бред это. Племя слепых воителей — разве можно придумать что-то более абсурдное?

  — Только поссм, преподающий новую теорию эфира.

  Заржали.

  А мне стало очень интересно, что это за поссмы такие, да и слепые воины тоже. В закладках Антакары и памяти Кайны ничего подобного не нашлось... Значит, или легенды это, или аборигены гулять ходят только в пределах видимости песочницы, Анклавов, то есть. С поправкой на крайне тяжёлые условия для выживания за стенами последних клочков былой цивилизации, если эти вышеупомянутые существа действительно населяют Эрдигайл, с ними путешествовать в поисках артефактов Древних должно быть гораздо комфортабельнее и безопаснее.

  Ладно, приоритет поиску информации и самих обитателей пока что низкий. Сначала руины исследовать надо.

  А судя по разговору, я нынче гвоздь программы. Мда-а-а... Спалился, что называется... И чего, спрашивается, поскакал спасать их? Отсиделся бы в кустах, дождался, пока хоски свалят, да помародёрствовал. Если ещё узнают, что принадлежу расово к Древним, то вообще кирдык будет. Насмотрелся земных фильмов, знаю, как учёные и военные работают. Нашли что-то странное или редкое — тут же на стол прозекторский, или в карцер пожизненно. Нафиг надо. Значит, коли возникнет такая ситуация, Сколу полную свободу действий, ну и самому в сторонке не стоять.

  Хех, интересно мысли петляют...

  — Хвалис, — после передышки продолжил Коротышка. — А как же Братья Тени? По силе и выносливости очень на них похоже.

  — Хм... Интересное предположение, Тофф. Только Братья за пределы Анклава не суются. Впрочем, и одежда, и оружие, и отсутствие ритуальных татуировок так же указывают на то, что она не принадлежит к теневикам.

  Эх, сколько информации! А главное, выдают добровольно. Прямо рай для шпиона.

  — Об одежде... Странный покрой, ты не находишь?

  — Есть такое, капитан. Все эти ремешки, карманы, лямки, карабины...

  — Горные руины?

  — Тоже думаю об этом.

  Ещё и руины какие-то приплели... А где подробности? И что в моей одежде не так?

  Дальше отрядовцы продолжать не стали, сменив тему на обсуждение каких-то приказов, стратегий и вероятностей, так что слушал уже вполуха. Мне это неинтересно, да и задача предстоит грандиозная, а потому можно расслабиться и снова поспать.

  Мысли мыслятся, а организм по своим правилам вкалывает. Голодное урчание из тихого переросло в очень и очень громкое, настолько богатое звуковым сопровождением, что мне пришлось отрывать голову от лежанки и, прижав свободную руку к животу, утихомиривать бастующее молодое тело.

  — Бодрое утро, парни, — не разлепляя полностью глаза, зевнул я. — Рада, что моя помощь оказалась своевременной.

  Хвалис благодарно кивнул.

  — Да, твоя магия оказалась как нельзя вовремя.

  — Обращайтесь, — ещё раз зевнул я. — Кстати, Тофф, два вопроса.

  — М?

  — Первый — сколько я спала? И второй — пожрать что-нить ещё есть?

  Простонав: «Только не это...», Тофф попытался ретироваться в сторону туалетного уголка, но был остановлен сидящим у него на пути капитаном.

  Хвалис всё ещё не полностью отошёл от предсмертной бледности, но румянец уже начинал пробиваться на шрамированных щеках. Крепкий мужик, однако. Такими темпами день-два, и будет как огурчик. Не в смысле, что зелёный и в пупырышках, а бодрый и подтянутый. Вон в какую интересную позу скрутил Коротышку, не в каждой Кама-Сутре такую нарисуют. Ни пикнуть, ни двинуться. Надо бы приёмчик запомнить, авось пригодится.

  На первый вопрос ответил сам Хвалис:

  — Я видел, как ты падала. Только приоткрыл глаза, заметил, как рыжие волосы в сторону двинулись. С того момента прошло около шести часов.

  Вот ведь какая забавная штука... Называл он временные промежутки на местном, а в голове всё переводилось на привычные слуху и ощущению дни, часы и минуты. Если и интервалы совпадают, то совсем всё хорошо.

  Наконец он, ослабив захват, отпустил Тоффа. Бедняга на карачках, задницей вперёд, отполз поближе ко мне. Это что-то типа вассальской клятвы? Или просьба о защите?

  — Тофф, дай поесть чего-нить, а?

  Обращался я к его заднице, но, похоже, на проводимости звука это не сказалось: Коротышка быстро поднялся и удалился к кухне. Там, недалеко от артефакта, за импровизированным низким столом, сложенным из валявшегося здесь хлама, сидели очнувшиеся бойцы. Битые, с синяками и царапинами, перемотанные чистыми полосками ткани, похожей на бинты, но — живые. И сами бойцы, и экипаж дирижабля. А вот рядом с пилотами октапода суетился отрядный маг. Видимо, медицинских амулетов у них весьма ограниченное количество, раз не применили их на покалеченных.

  Хвалис с хмурым видом следил за действиями мага.

  — Как они?

  Капитан тяжело вздохнул:

  — Из выживших им досталось крепче всех. Себя не считаю, потому что уже на ногах стою. Ничего, главное, до утра продержаться, а там за аптечкой сбегаю.

  Вот чувствовал ведь, что что-то мы забыли... Крепко облажались...

  Ладно, судя по внешнему виду пилотов, до утра точно дотянут. Значит, и депресснячить нечего.

  Тем более, некогда. Ибо подоспел Тофф с огромной кастрюлей, накрытой крышкой, и выставленными на неё глубокой тарелкой и кружкой габаритами поболее, пожалуй, пивной. Не заморачиваясь особо, я забрал у него драгоценный груз, поставив перед собой и обхватив ногами, как паук нежно обнимает кокон со свежеупакованной жертвой. В тарелке оказался овощной салат, в кружке нашлось какое-то ароматное варево, визуально похожее на очень жидкий кисель или очень густой чай. А содержимое кастрюли оглушило волной аромата. От чудесного запаха гречневой каши с огромными кусками мяса, зажаренного со специями, ударившего через нос по желудку, последний оглушительно громко квакнул и подпрыгнул в попытке вырваться наружу и единолично заграбастать себе всю эту вкуснотищу, не размениваясь на процесс пережёвывания и глотания. Я в превентивных целях нанёс удар. Вооружившись ложкой, со скоростью пулемёта уплетал пищу, почти не чувствуя вкуса, огромные горячие куски мяса, обжигая нёбо, практически целиком уносились в ту бездну, что по какому-то недоразумению называется желудком. Страха подавиться не было, я не боялся, что очередной кусок встанет поперёк горла, ибо жрал так оперативно, что напором свежепоступающей еды можно было не только пропихнуть любой неугодный кусок, но и, пожалуй, при должном навыке даже забивать гвозди.

  Я в недоумении ещё с полминуты шкрябал ложкой опустевшую кастрюлю, пока не сообразил, что каша закончилась. Не глядя, нащупал тарелку с салатом, но и он быстро иссяк, к моему величайшему сожалению. Зато внутри наконец-то почувствовалась успокаивающая лёгкая тяжесть. Всё же есть предел моим возможностям пожирателя, а это не может не радовать. Хотя... Вот теперь самое то было бы плотненько позавтракать. А то перекус лёгкий какой-то, скоро опять жрать захочу...

  Уже неторопливо отхлёбывая густой напиток, отдалённо напоминающий по вкусу земляничный чай с мятой, я заинтересовался воцарившей вокруг тишиной. Подняв глаза от кромки кружки, увидел картину, достойную финала гоголевского «Ревизора»: замершие, словно статуи, в удобных и не очень позициях, бойцы немо пялились на меня. Кажется, даже не дышали. Я скосил глаза на Скола, но нет, положения не меняет, прикидывается шлангом. Ширинки на брюках нет, да и прикрыта промежность объёмной кастрюлей. Попробовал пошевелить хвостом, а то мало ли, вдруг незаметно трансформу прошёл? К счастью, хвост не ощущался, равно как и подвижные уши. В чём тогда причина?..

  — У меня рога, что ли, выросли? — Нарушил я тишину, параллельно свободной рукой ощупывая череп.

  Лучше б не нарушал. Тишина взорвалась гомоном десятка глоток и сотнями вопросов, весь смысл которых сводился к одному: всегда ли я так ем, и сколько в меня вообще помещается. Тофф (вот ведь ушлый паразит!) успел зарядить тотализатор и теперь пересчитывал выйгрыш.

  — Тихо, тихо, — я помахал руками, — успокойтесь. Отвечаю по порядку. Ем много, только когда устану. А когда капитана вашего лечила, устала очень сильно. Есть ещё вопросы? Вопросов нет. Вот и хорошо, а теперь — благодарю Тоффа за вкусный ужин, и всем доброй ночи.

  — Так ведь утро уже, — попытался достучаться до моего сознания кто-то из бойцов, но я, обняв рюкзак как любимейшую подушку, уже на всех парах погружаясь в сон, рухнул на лежанку. Ласковые объятия небытия гостепреимно распахнулись передо мной, отсекая от душноватой, немного пыльной реальности.

  Марево неясных, скомканных образов, обрывков слов и схем, мириадов бесплотных голосов вдруг расступается, позволяя заглянуть в прошлое, в память — не Кайны, но — всей расы...

  Уютная толстая скорлупа замковых стен, укрывшая внутри последних из рода кицурэ, Старших лис. Эти стены застали ещё юность Древних, времена, когда о существовании других миров и не подозревали, искренне считая, что если идти пару недель в любую сторону от плато, то выйдешь к Краю мира, тоор-но эрдо гэл, и увидишь далеко-далеко внизу безбрежные воды Вечного океана, а чуть ближе — спину Дракона мира, кель-тсо гэлла, бережно несущего осколок предвечной суши своему повелителю, Скульптору мироздания.

  Шло время, Старшие лисы расширяли ареал обитания, знакомились с другими народами и расами, воевали, мирились, совершали открытия, перестраивали государственный строй, в общем, мало чем отличались от других молодых цивилизаций. Кроме одного — всегда верные своим богам, к чужим, однако, нетерпимости не выказывали, просто недоумённо улыбаясь: как можно молиться кому-то неизвестному, когда наши боги вышли из наших же рядов? Любой кицурэ, многажды преодолевший себя, взошедший по ступеням познания выше самих высоких ступеней, не испугавшийся пустоты под ногами и силы в руках, сам становился богом.

  Так и возникло странное общество, где господствовали наука и знание, органично вплетаясь в жизнь каждого из рода лис. Максимальное стремление к самопознанию, самосовершенствованию, лавинообразное накопление информации, способов и приёмов работы с окружающей действительностью. Точкой сингулярности стало открытие возможности путешествия не только по мирам родного космоса, но и по ветви миров, простирающей свои ростки в бесконечность...

  А потом было Крушение.

  Мир расползался, реальность истончалась, стихийные порталы из редкости стали обыденностью...

  На ликвидацию последствий и создание сети Стабилизаторов встала вся раса, и когда был возведён последний артефакт, пали, вычерпав себя до дна, практически все кицурэ, поставив точку в летописи своего существования.

  Рывок последней надежды, Цитадель в лакуне вне пространства, всё же не давал никакой возможности превратить точку хотя бы в многоточие, дав шанс некогда великой расе возродиться вновь.

  Снова калейдоскоп слов, символов, размытых картинок, выныривающих из тени и в тень ныряющих, и новое окно среза памяти.

  Отец отводит от моего (Кайны?) лба пальцы, заканчивая передачу воспоминаний поколений, перед глазами некоторое время всё дрожит, как будто марево над камнями в жаркий день. Наконец, всё успокаивается. Семь хвостов отца ведут непрерывный танец, выдавая нешуточное волнение, зелёные глаза внимательно прощупывают в Сути не только тело, но и ауру: оценка состояния, степень волнения, глубина усваиваемости знаний...

  Вновь слайдшоу из затаившейся бездны подсознания, и вновь отчётливая линия событий следом.

  Старший брат бежит по тонкой кромке стены, с ловкостью перепрыгивая провалы и выбоины, на зависть всем акробатам и эквилибристам мира сохраняя равновесие; я-Кайна на его плечах, визжу от сладкого страха, отдающегося прохладой где-то под ложечкой, счастливо смеюсь, раскинув руки в стороны, и мне не страшно, ведь Такко придерживает меня за ноги, а значит — никогда и ни за что не уронит.

  Мне десять вёсен, мы бежим к запруде, чтобы вволю накупаться и налопаться до треска за ушами свежесваренной ухи.

  Там нас уже ждут Райта и Айя, старшие сестрёнки, отправившиеся к воде ещё утром.

  Солнце припекает, но ветер, в который мы с братом вгрызаемся, приносит прохладу. Свистит в ушах, радость рвётся из глубин души наружу, я-Кайна молода и беззаботна, и мир — огромен и светел...

  Вновь забытие, и летящие с бешеной скоростью перед глазами фрагменты воспоминаний, осколки памяти, кусочки диалогов и яркие камушки эмоций, выстраивающиеся в смазанную мозаику былого...

  Отец, окутанный сиянием древнего артефакта, швыряет в хоска, проломившего стену, переплетения упорядочивающих заклятий. Магия вырывает из тела чудовища здоровенные шматы изменённой плоти, заставляя её обращаться бесполезным прахом, но всё тщетно — из-за пролома прыгают другие хоски, сливаясь, смешиваясь с наступающим.

  Мне страшно, я хочу кричать, но молчу, чтобы не дать монстрам дополнительной наводки.

  Такко обрушивается на хоска откуда-то сверху, от потолочных перекрытий, в полёте у него вырастают сразу два новых хвоста, он страшно рычит, дав путь внутреннему Зверю, и мы с сёстрами поспешно отступаем к подвалам, отец прикрывает. По его щеке стекает слеза. Рыжеватый пушистый кусочек ещё торчит из бока хоска, медленно в него погружаясь. Мама...

  Такко раздирает хребет чудовища голыми руками, клыками сокрушает прочные кости. Он не видит ничего вокруг. Для него существует только здесь и сейчас. Только он и проклятый хоск. Только когти и клыки, стремящиеся к энергетическому сердцу порождения небытия.

  Райта остаётся, прикрывая вход в подземелья. Она понимает, что мы обречены. В её руках — онои-то шинно, парные мечи кицурэ, некогда входившие в стандартный комплект обмундирования и снаряжения путешественников. Не металл, не материал, самодостаточная сила, воплощённая в мечи.

  На Такко сверху падает хоск, всей массой стремясь вдавить его в плоть атакующего. Брат лениво отмахивается когтистой лапой, и чудовище распадается прахом. Такко в ярости подобен богу, он и есть сейчас бог, материализованная сила, месть, обрётшая облик...

  Айя тянет меня вниз по лестнице, последнее, что успеваю заметить — Такко исчезает под горой новых хосков.

  Кровь из прокушенной насквозь губы наполняет рот, как-то даже прибавляет сил, выключая безвольное оцепенение.

  Всё давно подготовлено на этот случай. Глубоко внизу, в сплетениях коридоров и лестниц, за зачарованными бронеперегородками, находится кусочек прошлого: несколько изолированных комнат с саркофагами стазиса. Нам туда.

  Повороты и ступени мелькают перед глазами, сливаясь в сплошное серое полотно. Вокруг глубочайшая темнота, но нам это не мешает.

  Ушей достигает низкое, утробное рычание, вызывая мелкую дрожь по всему телу: Райта направленным криком рассыпала хоска, а то и двух.

  Я-Кайна дёргаюсь назад, помочь сестрёнке, но рука Айи на запястье держит крепко — не вырваться.

  Шума битвы уже не слышно, перегородки падают за нами, отсекая любую возможность стае хосков проникнуть вглубь. Плато почти не населено, живности тоже мало, одна только рыба, да мелкие грызуна. Хоскам нечем тут питаться. Тем более столь крупной стае.

  Стены древнего комплекса светятся ровным белым цветом, не дающим теней. Круглая комната, от неё — десять дверей. Восемь к саркофагам, две — к складу и жилому модулю.

  Я направляюсь к жилому, но сестрёнка останавливает, сжав пальцы. Притягивает к себе, обнимает. Из глаз её бегут крупные слёзы. Горячие, жгучие. Через ткань курток чувствую, как заполошно бьётся её сердце. Ей хочется разрыдаться, но сейчас не время и не место.

  Отстраняется, в оранжевых глазах — печаль. Подталкивает к двери с саркофагом. Пневматика с лёгким шелестом убирает толстую, шире меня, створку в стену, глаза сразу же натыкаются на продолговатую полупрозрачную громадину стазис-кокона.

  Прежде, чем дверь закрывается за мной, слышу шум второй открывающейся камеры — Айя тоже идёт к саркофагу.

  Я не раздеваюсь. Крышка саркофага съезжает в сторону, открывая ложемент. Материал ложа приятно холодит открытые участки тела. Губы искусаны настолько, что при попытке закусить их зубы касаются друг друга через сквозные раны. Саркофаг закрывается.

  Вздох. Набор команд на внутреннем пульте.

  Символы обратного отсчёта.

  И белая мгла безвременья растворяет меня в себе...

  Проснулся я в пресквернейшем расположении духа, как было принято раньше говорить. Мысли ползали вяло и уныло, тело ломило, будто на следующий день после первой в жизни серьёзной тренировки.

  Под печальными взглядами дежурного, ясно говорящими, что и в этот раз он сделал неправильную ставку, я неторопливо схрумкал яблоко и бутерброд с вяленым мясом и зеленью, посидел, разглядывая выщербины на плитах стен. Даже чай в глотку не лез, проваливаясь внутрь густыми, горьковатыми комками...

  Кайна... Все мысли вертелись вокруг её воспоминаний.

  Упасите боги любого от такой судьбы... Потерять всю семью, а потом и самой сгинуть среди бесконечных лесов Эрдигайла...

  Одно радует: если Антакара сказала правду, девочка возродится вновь. Пусть это будут другое тело, другая жизнь, другие родственники и друзья, но если карма всё же существует, то лисёнок просто обязана получить все недостачи по счастью одним пакетом, одномоментно. Заслужила.

  Эх, мысли мыслями, а тело своё дело знает. Пока дежурный отвлёкся на посещение сортира, я на автомате успел сграбастать из перенесённого арсенала ещё один револьвер, набить под завязку небольшой подсумок патронами к нему, и, заодно уж, прихватил один из жезлов, благо, они небольшие, в рюкзаке вдоль стеночки умещаются как родные.

  Наконец дежурный сделал все свои дела, и я смог выяснить, куда разбежался весь народ. Часть отправилась исследовать руины, остальные — ремонтируют дирижабль. Внятного ответа о предполагаемом месте нахождения Тоффа или капитана я так и не добился, а потому, прихватив ещё один бутерброд, отправился в город. Пока ищу новых знакомых, можно и туристом побыть, достопримечательности осмотреть, спереть чего-нить втихую...

  Я ещё вчера заметил башнеобразное строение почти в центре города — оно возвышалось над руинами мутно-зелёным каменным исполином. Практически идеальная обзорная площадка, тем более, макушка у башки плоская, зубчатая, наверняка есть выход на крышу. Да и от нашего бункера топать всего-ничего, с полкилометра, не более. Так что, жуясь на ходу, бодреньким прогулочным шагом я поспешил вперёд.

  Город прекрасно сохранился: местами в окнах ловили солнечные лучи остатки стёкол, улицы радовали ровностью дорожного покрытия и дефицитом обрушившихся блоков, травка, опять же, тут и там вразнобой торчащая между стыками плит. Прямо пасторальный постапокалипсис.

  Отдалившись на приличное расстояние от бункера и чужих глаз, я свернул в сторону, прошёл через дворик, превратившийся в локальную версию джунглей, и оказался перед единственной стеной, оставшейся от развалившегося дома.

  С мыслью «Тварь я дрожащая, или дурость имею?!» от души впечатал кулак в стену. Фиг там. Не то, что крошки не выбил — даже не пошатнул. Вот это строители, понимаю. Однако запал никуда не делся, и на стену обрушился град ударов: руками, локтями, ногами... Результат не порадовал: всё же или силёнок у меня гораздо меньше, чем кажется, или строили неизвестные каменщики действительно на совесть. Ещё и пылью весь обсыпался...

  Чихая, отплевываясь похрустывающей на зубах мелкой крошкой и протирая отчаянно чешущиеся глаза, я продолжил путь к намеченной цели. Скол, безвольно свисая с плеча, явственно источал эмоции ехидства. Вот ведь шланг божий, нет чтоб посочувствовать, ободрить как-то... А он издевается. Дали боги компаньона.

  А вот потом меня накрыло... Если бы ноги изгибались под нужным углом, сам себе бы отвесил смачного волшебного пенделя. Ибо пока воевал со стеной, Дон Кихот недоделанный, нашуметь успел изрядно. Чёрт их знает, этих хосков, может они не только по запаху души ориентируются, но и по звукам? А я, значит, в открытую просемафорил: посоны, я тута и с гарниром, в ботинках, то бишь.

  Однако, лениво занимаясь подобным самобичеванием, я не заметил, как добрался до башни. Высокая, метров сорок, в ширину — ещё с полтора десятка, натуральный такой бивень, поросший мхом и лозой. Впрочем, растительность по цвету не сильно отличалась от самого материала башни — такой же зеленоватый камень с мутно-серыми прожилками, с мелкими выщерблинами и... следами и фрагментами окаменелостей?.. Или это резьба такая, остатки барельефа?

  Впрочем, культурные достижения посткицурэвских цивилизаций оставим на потом, до ближайшего удобного случая, а сейчас главное — изучить башню и местность.

  Если внутри этого здания когда-то и были особенности и достопримечательности интерьера, то сейчас глаз не цепляло ничего, кроме толстого слоя пыли, земли и островков бледноватой от недостатка света зелени. Зато лестничные марши, сделанные из таких же едва светящихся зелёных плит, что и остатки дороги, сохранились просто идеально. Заглядывая в попадающиеся по пути помещения, я поднялся наверх. Возможно, когда-то, тьму веков назад, выход на смотровую площадку и закрывался дверью, но сейчас не осталось и короба, только несколько отверстий от креплений.

  Вид сверху открывался просто чудесный: километров на пять в стороны растянулись руины Кори-Анта, большей частью увенчанные по крышам и стенам буйной зеленью; прямо по курсу — в нескольких сотнях метров — что-то типа бывшего центрального сквера, нынче превратившегося в филиал джунглей. В квартале от башни поблескивала водной гладью река, рассекая город пополам. Маленькие каменные пирсы, причалы, ответвления в стенах каналов, лестницами из воды уходящие к улицам... Кр-р-расиво!

  Я повернулся в сторону бункера. Ага, а вот и часть команды. Рассыпавшись вокруг дирижабля, они копошились как муравьи, таская инструменты, ремкомплекты, правя корпус гондолы. Бегают, суетятся, единственное — лбами не стукаются и столкновений избегают. С таким усердием, если запчастей хватит, глядишь, через день-два всё закончат. Ну а то, что спешат смотаться отсюда поскорее — это понятно и идиоту. Всё-таки разведпартия, а не призовая команда. Без нормальных амулетов защиты, без поддержки бронетехники здесь делать вообще нечего.

  А я что? А я дурак, мне можно. Тем более — на руках путёвка от бога Хаоса, чтоб ему икалось.

  Вспомнив об Артасе, попутно вспомнил и о задании, порученном мне. Та-а-ак... Где здесь можно спрятать комплекс Древних? Вокруг Кори-Анта нет ни гор, ни холмов, ни курганов. В самом городе тоже не наблюдается каких-либо массивных строений, хотя бы внешне указывающих на принадлежность к зодчеству кицурэ. Логичным остаётся предположение, что клад с заглючившим Стабилизатором зарыт глубоко под землёй.

  Следовательно, по логике, раз артефакт провоцирует изменения реальности, то эпицентр местной аномалии должен располагаться аккурат над ним. Значит, мне нужен Тофф.

  Очень своевременно с той стороны реки донеслись очень знакомые звуки: удары кирки, падение тяжёлых плит, ругань на повышенных тонах. Ага, вот где остальная команда разместилась.

  Быстро спустившись вниз, я отправился к реке. Странное дело, но никаких мостов, ни подвесных, ни, тем более, стационарных, я не заметил. Интересно, как они на тот берег перебрались, тем более — с тяжёлыми инструментами? Судя по всему, река была когда-то судоходной, глубина канала рассчитана на малотоннажные корабли и лодки с небольшой усадкой, баржи, опять же, следовательно — глубина такая, что и вброд — только переплыть можно.

  Интересно...

  Спрятав в рюкзак револьвер и патроны, я принайтовал к нему ботинки и, размахнувшись, забросил на тот берег. Весело трепыхая лямками на ветру, он приземлился точно в рассчитанное место — на пирсообразный выступ у стены канала, рядом с лестницей, уходящей под воду. Вот и славненько.

  Река настолько чиста, что видны мелкие камешки и песчинки на дне, а до него — метров пять, не меньше. Мелкие рыбки снуют туда-сюда между редкими водорослями. В общем, искупаться — сами боги велели. Тем более и освежиться не помешает, всё же последний ручей, пригодный для водных процедур, я прошёл ещё пару дней назад, да и шмотки надо постирать.

  С такими мыслями я и сиганул в воду.

  Скол соскользнул с тела и гибким морским змеем умотал куда-то вдаль, охотиться на рыб, видимо. Ну и ладно, всё равно далеко не уплывёт, ибо ответственный. И саламандры, о которых уже успел почти забыть, его примеру последовали. Отцепились от волос, сбросив иллюзию, и устроили мне почётный эскорт. А я неторопливо, наслаждаясь тёплой водой, доплыл до пирса и выбрался на него.

  Осмотревшись и не заметив поблизости никого живого и не очень живого, решил устроить небольшой нудистский пляж, совмещённый с прачечной, сиречь — разделся, залез по пояс в воду, и приступил к стирке. Саламандры и тут помогли, явив ещё одно необычное свойство: они просто просачивались сквозь одежду, вынося на чешуйках всю пыль, кровь и грязь, въевшуюся в ткань. М-матерь богов, ну что за чудные зверушки! С такими и стиральной машинки никакой не надо.

  С помощью саламандр быстро управившись с делами насущными, я разложил на пирсе одежду на просушку, а сам с величайшим удовольствием предался купанию. Вода просто прелесть, течение слабое, глубина позволяет и нырять, и просто плавать... Поддавшись соблазну и игривым инстинктам, я рванулся за крупной пучеглазой рыбой, неторопливо проплывавшей в паре метров от меня. Пара мощных гребков дала телу такое ускорение, что рыба, таки заметившая мои поползновения в её сторону, просто не успела отреагировать. Лишь дёрнулась в сторону, и практически тут же оказалась пронизана когтями левой руки. Уже привычным усилием воли впитал в себя её жизненную силу, а так как аппетит отсутствовал напрочь — тушку просто отправил плыть по течению.

  Пополнившийся запас сил прибавил настроения, а потому купание несколько подзатянулось. Впрочем, оно и к лучшему. Воду я люблю, погода только способствует продолжению процедур, а когда в следующий раз удастся окунуться как следует — неизвестно. Так что, как принято говорить на Земле, грех не воспользоваться моментом.

  В конце концов, вволю наплескавшись, я соизволил выбраться на пирс. Почти просохшую одежду досушили саламандры, Скол по-партизански подкрался сзади и занял облюбованную позицию, свесившись через плечо. Одевшись-обувшись, я выбрался на набережную и, определив источник ругани, отправился на звук.

  Идти пришлось довольно далеко — человечья форма хоть и заметно снижала боевые характеристики, но кондиции оставались гораздо выше продвинутых людских. В том числе и слух — уверен, будь я в прежнем теле, то даже рухнувшей плиты бы не услышал. Тем более, на столь значительном расстоянии: от речки отмахал почти с километр, пока не вышел к пыльному облаку, из которого вываливались, чтобы продышаться, бойцы отряда. Сквозь пылевую завесу виднелись очертания чего-то массивного, приземистого, с плоской крышей.

  А вот и Тофф собственной персоной. Выковыривает пыль из глаз, матерится — любо-дорого послушать, такие конструкции выдаёт, что хоть записывай.

  Заметив меня, боец резко остановил матоизвержение на середине слова, да так и застыл с открытым ртом. Прям рыба на берегу, все зубы можно посчитать и зарисовать. А Тофф стремительно начал заливаться краской, настолько яркой, что зелень кожи проступила даже сквозь толстый слой пыли и грязи.

  — Эм-м-м... Леди Кайна... — многозначительно выдал он. — Светлого дня.

  Сложно было не рассмеяться над его джентельменством, но я удержался.

  — И тебе светлого, Тофф. Вы тут чего шумите?

  Коротышка Тофф, явственно сдерживаясь в выражениях, прояснил происходящее. Для ремонта повреждённого двигателя дирижабля нужны кристаллы, которые использовались в аналоге охранной системы арсеналов в те времена, когда Анклавов ещё не существовало, и древние государства только-только отошли от катаклизма. Не смотря на то, что охранная магия давно уже развеялась, и заклинания исчерпали силу, с кристаллами ничего не произошло, и они до сих пор являются самыми надёжными приёмниками/передатчиками эфирной энергии, столь необходимой для полноценного функционирования воздушного флота. А здесь они нашли только один арсенал, и в тот пробраться не могут, так как он почему-то окружён многослойной стеной. И с утра они смогли пробиться только сквозь один из слоёв.

  — Тофф, — спросил я, — я как же амулеты и гранаты? Может, проще активировать их, закрепив на стенке, и ждать результата вместо того, чтобы выносить каждый кирпичик?..

  Второй раз за последние пару минут Коротышка сначала побледнел, затем сменил цвет кожи на ярко-зелёный. Развешивая тумаки и команды, он отправил двух человек к запасам с дирижабля, а сам с обречённым видом прислонился к стенке:

  — Я не заслуживаю права участвовать в столь доверенных операциях...

  Блин, вот мужика накрыло... Глянул, нет ли кого поблизости из породы остроухих да пронырливых, ткнул легонько кулаком в плечо... Ну как легонько? Мне так показалось. А Тофф едва на ногах устоял.

  — Впервые так далеко?

  Коротышка мотнул головой:

  — Нет. Но малой группой — да, впервые.

  Я попытался сыграть в психолога, тем более сквозь Суть в ауре видны сполохи эмоций. Осталось только разобраться, какой цвет за что отвечает.

  — Нервы?

  Тофф вздохнул:

  — Они самые. Столько всего навалилось...

  Народ в это время потянулся в тенёк, нам же лучше. Дёрнув Тоффа за рукав, указал глазами вдаль по улице, типа, разговор есть.

  Коротышка раздал указания и мы неторопливой походкой двинулись по улице.

  — Леди Кайна, с вещмешком вообще никогда не расстаёшься? — спустя пару минут первым нарушил тишину, перемежаемую шарканьем подошв о плиты, Тофф.

  — Агась. Всё своё ношу с собой, — я улыбнулся, щурясь на высокое солнце. — Кто знает, что произойдёт в следующий миг? Здесь ты — пан, а там — пропал.

  — Кто такой пан?

  Я выругался про себя. Надо бы фильтровать речь на наличие земных оборотов.

  — Человек с большой властью. Отец любил так говорить... — Упоминания об отце Кайны вновь всколыхнули мысли о ночных видениях. Грустная улыбка коснулась губ. Нет, так не пойдёт. Нужно менять тему, пока в слёзы не ударился. — Ты вот что скажи, друг мой Тофф: ты чего такой контуженный ходишь?

  — Я?.. А... Да. Наверно, — смутился боец. Ё-маё, и это — цвет и гордость разведки Анклава? Или он с девушками не так привык общаться?

  Я вгляделся в Суть. Евпатий коловратом! Меня как током ударило — тоска душевная жрёт его изнутри.

  — В Анклаве кто-то ждёт тебя?

  Тофф, не выпуская из виду бойцов, прислонился к стене, дающей густую тень. Стоит вроде расслабленно, но по движениям видно — случись что, и метнётся молнией к своим, прикрывать или помогать.

  — Невеста там. И родители. — Тофф сорвал травинку, зацепил зубами. Психологическое напряжение снимает, ясно. — Наш клан почти весь полёг во время прорыва хосков. И соседний так же. Свадьбой должны были объединить наши кланы... А получилось, что ещё до свадьбы от них практически ничего не осталось.

  Я молчал. Если начал говорить — что-нибудь ещё расскажет. И моё предположение оказалось верным:

  — Компенсация мизерная, а родители слишком стары для хорошей работы. Тертти ждёт ребёнка, ей напрягаться тоже нельзя. Так что, фактически, я единственный кормилец в семье. Если бы не ты... — голос Коротышки заметно дрогнул. — Если бы не ты, моя семья осталась бы совсем без средств к существованию.

  О как... А чего это его на откровенность потянуло? Или считает, что больше не увидимся, и потому использует «вагонный разговор»? Алчно-алых сгустков меркантильности в ауре нет, значит, просто выговорится надо?

  — Да ладно, сами бы справились, я ж так, немножко только в битве поучаствовала.

  Взгляд Тоффа был серьёзен и многозначен. Типа, знаем мы таких «немного участвовавших» — налево пойдут, деревню сметут, направо свернут — город взорвут, прямо пойдут — вообще кровавую баню устроят, а назад им лучше вообще не поворачивать. А я что? Я ничего. Стою себе, очи долу, ботинком стенку ковыряю.

  — Я случайно...

  Тофф подавился травинкой. На моё предложение похлопать он, выпучив глаза, попытался втиснуться в камень стены.

  Я что, такой страшный, что ли? На ощупь вроде всё в порядке, в отражении вечно рябящей водной глади — насколько возможно было увидеть — тоже миловидная моська. Так чего он так шарахается?

  — Леди Кайна, ты необычная девушка, — наконец, видимо, и Тофф сообразил, что неплохо бы хоть что-то сказать.

  — М? — наверно, я таки смог состроить выражение заинтересованности на лице.

  — Сильная, быстрая, решения нестандартные принимаешь...

  — А ещё вкусно готовлю и крестиком вышиваю, — давно известно, что улыбка — лучшая разрядка. Коротышка улыбнулся следом. — Насчёт приготовления пищи уверена абсолютно, насчёт шитья — совсем наоборот.

  — А ещё лечить умеешь хорошо.

  Вот тут он не прав. Лечение Хвалиса высосало силы так, что удивительно, как ещё жив остался?

  — Тофф, к чему эти комплименты?

  Стушевался боец. Пропылённая кожа ещё немного позеленела.

  — Эм... В общем, нам нужны такие соратники.

  Оба-на! Уже работу предлагают. Однако, заманчиво звучит.

  Но — низзя... Сначала заказ Артаса выполнить надо.

  — А что? Я не против, я очень даже за. Только... — Небольшая театральная пауза явно не повредит. — Мне сначала поручение бога выполнить надо.

  Коротышка разом поскучнел.

  — Кстати о боге. Ты в курсе, где находится эпицентр аномалии? — Зеленокожий кивнул. — Показать сможешь? Или проводника дать?

  — Я провожу.

  Пока мы добрели до здания арсенала, бойцы, посланные за гранатами, успели вернуться. С ними прибыл и капитан. Шёл он тяжёлым шагом, грузно опираясь на длинный посох, но — всё-таки шёл. А вывод тут только один может быть — с восстановлением биополя я справился, вроде даже нигде не облажался. Впрочем, даже если и накосячил где — всё равно не имею ни малейшего понятия, как откатить на исходное состояние. Ну и ладно, если поправится, то, глядишь, и мне зачтётся где-нибудь там, в Запределье. Один только вопрос остался — а как он воспримет энергию, прошедшую через меня? Не сбавляя шага, глянул в Суть.

  Боевые ёжики на польских дельтапланах!..

  Вот это я накуролесил...

  В сравнении с аурами остальных бойцов тонкое тело Хвалиса занимало места раза в два больше, появились новые магистрали, развязки энергоканалов, крохотные пульсирующие комочки — вероятно, накопители. Самое интересное — аура его росла. Потихоньку, но ширилась. И усложнялась, почти непрерывно меняя структуру. Матерь богов... Что я сотворил?..

  Стараясь сохранять приветливую мину, быстро пробежался по архивам памяти, нашёл слепок ауры метаморфа, сравнил — нет, не его рисунок. А вот элементы есть очень даже интересные. Зашкаливающий потенциал адаптивности тонких тел, например, чего стоит. Или те же ускорители регенерации. Скопировав нужные части рисунка, выпил, опустив руку в карман, сразу две сферы силы, и, опираясь на них и дружелюбное любопытство Скола, потянулся невидимыми щупами собственной ауры к Хвалису. Есть контакт! Капитан зябко поёжился, поднял воротник куртки. Угу, чувствует...

  Стараясь как можно меньше и тише шурудить в его ауре, я занялся выращиванием новых элементов в тонком теле. В принципе, ничего сложного. Тут создать лакуну, залить в неё тоненький каркас копии, подпитать силой, чтобы закрепился, перейти к следующей точке воздействия, повторить операцию. Благодаря нашей неторопливости и прихрамыванию Хвалиса, встретились мы у арсенала только через пару минут. Я как раз успел закончить правку и запитать напрямую от энергосфер новую конструкцию. Чем ближе расстояние, тем выше скорость передачи энергии, что не может не радовать. Карман опустел практически мгновенно... Это ж сколько я в эту прорву энергии вбухал?!

  А капитан приосанился, расстегнул куртку, морщины у глаз заметно расправились. В рут мне логи, как оперативно всё включается! Аура ещё растёт, но уже заметно медленнее, превалирующие цвета — серое спокойствие, бледно-песочная дымчатая уверенность, и... Проросшие друг в друга зелень жизни и тьма не-существования. Они проникли друг в друга сложной многомерной конструкцией, мириадами фрактальных жилок... И замерли в равновесии.

  Я внезапно почувствовал тёплые пальцы на плече, от них по телу разливалось горячими волнами одобрение. Чуть повернув голову, заметил на самой грани восприятия Сути призрачный, расплывающийся силуэт. Антакара, главный корректор. Пальцы соскользнули с плеча, оставив после себя сочащуюся теплом уверенность, что в этот раз я всё сделал правильно.

  Меня немного покачивало, но не вырубало — и то хлеб. Хоть и умудрился колоссальный объём работы проделать за столь короткое время, но такого упадка сил, как в прошлый раз, к частью, не было. Вздохнув с облегчением, словно сбросив с загривка тяжеленный груз, я переключил внимание на разведчиков.

  Те, завидев капитана, засуетились у полуразрушенной стены, расчищая завал. А Хвалис с каждым шагом двигался всё увереннее и увереннее, уже держась за посох не как за опору, дополнительную вспомогательную конечность, но как за оружие, служащее в данный момент гипертрофированной тростью.

  Обменявшись с капитаном кивками, мы двинулись по той улочке, откуда он пришёл. Тофф приотстал, перебросился с Хвалисом парой быстрых, тихих и коротких реплик, получил молчаливое одобрение и поспешил за мной. В этот раз на разговоры не тянуло, и потому мы шли практически в тишине, только шуршали под подошвами мелкая каменная крошка да песок.

  Некоторое время спустя мы дошли до моста. Река в этом месте делала крюк, укрываясь за пятиэтажным массивным зданием, к которому и подходил укрытый от взглядов с башни мост. Весь покрытый сеточкой трещин, он не внушал никакого доверия, однако Тофф смело шагнул на его кажущуюся хрупкой поверхность и бодро зашагал вперёд. На всякий случай держа себя в полной боевой готовности — сигануть при крушении моста далеко в сторону от него, например, — я осторожно двинулся за Коротышкой.

  — Вот, собственно, внутри периметра и находится центр аномалии, — Тофф похлопал по монолитной каменной стене, высоким забором опоясывающей прямоугольник площадью с футбольное поле. Позади нас распластались руины Кори-Анта, чуть впереди, на краю зачищенного круга, в окружении стропил и растяжек, высилась махина дирижабля, слева до самого горизонта уходила стена леса. Через равные промежутки вдоль стены были натыканы диагностические артефакты, похожие на одуванчики-переростки: длинный шест несущего тела, горбатый блинчик подушки и сотни зонтикообразных антеннок и штырьков, шевелящихся на невидимом ветру. В Сути же они ощупывали границы мерцающего (других слов, более соответствующих увиденному, просто не существует) вихря, макушкой теряющегося далеко за гранью атмосферы.

  — Входов-выходов не обнаружили, — продолжил Коротышка. — Возможно, местные жители ещё до Исхода пытались поставить здесь защитный купол, но, похоже, не успели. Внутри крупных фрагментов нет, снаружи тоже. Верхняя сторона ровная, без выступов и выбоин, широкая. Со стороны башни периметр не увидеть — дома и заросли перекрывают угол обзора. Внутри несколько холмов, возможно — курганы, возможно — просто остатки старых зданий, погребённые под дёрном и песком. Более детально разведать не удалось — четыре группы просто растворились в воздухе.

  Я задумчиво хмыкнул:

  — В каком смысле — растворились?

  Тофф сел на траву, прислонившись спиной к стене.

  — А вот так. Группа пересекает периметр, делает несколько шагов (некоторым удаётся даже почти до центра аномалии добраться), пространство начинает сгущаться до такой степени, что свет проходит извилистыми путями, показывая порой то, что в данный момент происходит в нескольких лигах отсюда, или же вообще незнакомые пейзажи и города... Измерительные приборы сходят с ума, амулеты горят, маги впадают в сон или амок, — Тофф проследил взглядом яркую птичку, скрывшуюся в лесу, и сделал глоток из фляги. — Когда же центр аномалии стабилизируется, внутри уже нет никого живого. Впрочем, как и неживого. Одна группа, правда, после спада возмущений нашлась.

  Коротышка ещё раз приложился к фляге.

  — Комок перекрученной, проросшей через себя плоти, местами — словно наизнанку вывернутой... — Тофф затих. Поболтал флягой, оценивая остатки, и одним махом допил. — Они просили их убить, прервать мучения...

  Несмотря на жару, меня пробил холодный пот. Ледяные мураши, противно перебирая острыми лапками, потянулись цепочкой по позвоночнику, от шеи до самого копчика. Это, блин, что за юмор такой у Артаса?! Типа, пройди через мясорубку, не став фаршем, и заклинь вал? Ноги зазудели отвесить волшебного пенделя богу Хаоса с его идиотскими шуточками.

  Ладно, выживу, прокачаюсь — реализую. Зарубку в памяти оставил, никуда не денется.

  — Жуть берёт от твоих рассказов, Тофф, однако — мне надо попасть туда.

  Фляга Коротышки заскрипела и с громким потрескиванием сгибаемого металла согнулась в его ладони.

  — Леди Кайна, поверь, есть множество других, куда более приятных способов завершить путь жизни.

  Я немного покачался с пятки на носок, посчитал до десяти... Потом до двадцати... Досчитав до тридцати, а затем обратно до нуля, решил, что всё же достаточно успокоился, чтобы не обложить Тоффа матом.

  — Тофф, мне туда нужно попасть. Как думаешь, противиться богу — мне по силам? — Коротышка пожал плечами. — А дать миру схлопнуться в точку или раскататься пылью по всей Вселенной? — я сел напротив него. — Как бы пафосно ни звучало, но — кто, если не мы? Кто знает, когда реакция из обратимой станет цепной?

  Глаза Тоффа смотрели не на этот мир. Я поводил ладонью перед ним, потом слегка толкнул. Коротышка встрепенулся.

  — А? Что? — Потом смутился, почесал в затылке. И как отрезал: — Я пойду с тобой, леди Кайна.

  — Тофф, тут все такие герои? — Коротышка глянул по сторонам, пожал плечами и развёл руки, типа, ну а фигли? — У вас своя задача, у меня своя. Тем более — у тебя невеста первенца ждёт, кто его воспитывать будет, если ты скопытишься? И не заливай мне тут про счастье погибнуть в битве, знаем, проходили. Мало чести.

  Тофф упрямо боднул лбом воздух:

  — А как же ты?

  — А я что? У меня детей нет, спутника жизни нет, родня погибла. Меня не жалко.

  Боец о чём-то задумался, измерил взглядом меня, рюкзак, спокойную тушу прикинувшегося обычным кнутом Скола, и решительно встал:

  — Пойдём в бункер.

  Я уж было вознамерился стебануть на тему неприличных предложений юным девам, но серьёзный взгляд Коротышки и отсутствие оранжевых всполохов желания в ауре заставили удержать язык за зубами. Встав, я отряхнулся и потопал следом за разведчиком.

  До бункера добрались без происшествий, а вот внутри начали твориться чудеса.

  Во-первых, зеленокожий разведчик указал рукой в сторону кухонного артефакта, присовокупив скупое «Тебе нужен провиант». Во-вторых, сам отправился к арсеналу.

  Потирая лапки, я принялся за ревизию продуктов. Чёртте знает, что там, в центре аномалии, обнаружится, и какие условия вообще. Потому — побольше плотной, сытной, богатой жирами и углеводами долгопортящейся пищи — вяленое мясо, приличный кусок сала, тёмно-серые походные хлебцы, свежие яблоки и полкруга сыра. Соль, специи, немного зелени, заварка. Под шокированными взглядами дежурного влил во флягу ведро воды. Ну и что, что в этом ведре таких фляг уместится штук двадцать, и ещё чуток сверху? Магия-с, господа. Что ещё забыл? Ножи есть, вилка, вроде бы, ни к чему, а вот ложку можно прихватить. И полотенце небольшое, чтобы, значитца, морду мыть и лапы вытирать.

  Перетряхнул рюкзак, умудрившись не засветить стащенные ранее оружейные ништяки, и выложил коллекцию зубов, доставшуюся от Клеймора. Подумал, и туда же отгрузил мешочек с кофейными корешками, ссыпав горсточку в карман. Повертел штатулку, пытаясь открыть, да и забросил обратно в рюкзак. Извлечённое богатство завернул в какую-то плотную мешковину, в которой таскали оружие, и прикопал под кучей хлама.

  — Это тебе, — подошёл Тофф, страстно сжимая в объятиях груду оружия и какие-то плоские гибкие пакеты.

  Высыпав всю гору воплощённой буйной фантазии оружейников Анклава на топчан, Коротышка принялся передавать эти девайсы мне, комментируя совсем уж непонятные штуки.

  — Запасной спидлодер для «Занк-Атрен».

  Я со смеху прикусил кулак: встроенный в мозги переводчик дал оригинальное название и перевод: «Пронырливая щекотилка». Это ж что за тварь должна быть, которой выстрелы из револьвера не страшнее щекотки?

  — Запас патронов к револьверу, — подсумок в руки. Тяжёленький, однако. — Ремнабор туда же, — ещё один подсумок. — Защитные амулеты, гранаты. Штурмовой нож, — хых, интересная штуковина: длинное широкое лезвие, двусторонняя заточка, зубчатая грань по верхней кромке, по нижней на том же расстоянии — волнообразная форма лезвия, как у катара, вероятно, чтобы кишки максимально болезленно вынимать. Рукоятка тяжёлая, но баланс идеальный. — Боевой жезл «Пята Крузохха», восьмая модель, модернизированная. Навершием в цель, спуск заряда — вот этот выступ. На расстоянии до тридцать метров узконаправленный луч неустойчивой конфигурации в случайном порядке перемешивает слои времени в диапазоне 4 секунд.

  — В смысле — перемешивает время? — Я почувствовал, как глаза упрямо лезут на лоб. Это они чего, временной миксер создали?!

  — За подробностями обращайся к артефакторам и магам Эри-Тау, это их детище. Одно плохо — на развёртку луча и активацию удара уходит около десяти секунд. И маленькие боезапас, к тому же, всего пять зарядов. Перезарядка — камнями силы, в чехле таких камушков на два десятка полных боекомплектов, — Тофф протянул пенал размером чуть более моей ладони, с креплением карабинного типа.

  — Ладно, поняла, — ответил я, пристёгивая чехол к поясу. — Но вот эти вот дубины, — показываю пальцем на груду дробовиков и автоматов, — я брать точно отказываюсь.

  — Почему? — Блин, как у него получается делать такие полные наивного непонимания глаза?

  — Куда мне с таким арсеналом? В логово хосков?

  — Мало ли какие ловушки могли оставить местные? Может, легенды не врут, и в их катакомбах действительно полно ходячих умертвий? Или каменных пожирателей душ? Или ещё каких-нибудь экспериментальных творений?

  Я махнул рукой:

  — С таким оружием на грохот сбегутся все обитатели, понимаешь?

  — Логично, — усмехнулся Коротышка, откладывая крупнокалиберное оружие в сторону. — Тогда осталось это, — он выложил пачку пакетов. — Комплект сменной одежды (с размером мог ошибиться, конечно, но это самый маленький из имеющихся в нашем распоряжении), индивидуальные средства защиты зрения и дыхания, взрывной порошок.

  Пакеты были оснащены вполне себе понятной маркировкой: куртка на фоне погона, голова в глухом шлеме на фоне зелёного облака, и стилизованный взрыв. Ну что ж, иконографика у местных дизайнеров прокачана отлично, точно не перепутаешь зубной порошок и взрывчатку.

  К счастью, на этом запас оружия и сопутствующих девайсов закончился. Хотя внутренний хомяк просто пищал и бился в истерике головой о стены от того, что всю гору этой магической огнестрельной прелести нельзя впихнуть в рюкзак. Э-э-эх... Где бы раздобыть такой чудо-девайс, чтобы любой хабар радостно и спокойно в него умещался?

  Ладно, эти стенания оставим на потом, а сейчас — пора идти. Хоть и не хочется, и впервые в кишках нехорошее шевеление, как предчувствие крупных неприятностей. В туалет на дорожку сходить, что ли?

  Однако, облом. Организм подсказал, что отходов ещё не накопил в достаточном количестве, так что придётся не выёживаться и идти выполнять задание.

  В очередной раз похвалив бывшую владелицу за отличный рюкзак, я упаковал туда притащенное Тоффом, попрыгал, подтягивая ремешки, чтобы груз не болтался как на вешалке, и в сопровождении Коротышки вышел на улицу.

  Стена скального забора поднималась вверх метра на три с половиной — в принципе, вполне можно и без лестницы обойтись.

  — Кайн... — обратился ко мне Тофф, и тут же поправил себя: — леди Кайна, вот, возьми.

  Он снял с шеи шнурок с медальоном, протянул мне. Тёмный металл, по центру — фиолетовый кристаллик с золотистыми вкраплениями внутри.

  — Это счастливый амулет отряда «Ха-Тонг», одновременно — пропуск в Анклав и подтвержение законности пребывания его обладателя на территории Эри-Тау. Я не знаю, переживём ли мы эту ночь или любую другую, но если вдруг нам это не удастся, то наши соратники примут тебя как желанного гостя.

  Тофф говорит, а в глазах тоска непонятная... Благодарно киваю, пытаясь завязать шнурок, но пальцы предательски соскальзывают с материала, путают все узелки... Коротышка, протянув руки, помогает справиться с медальоном, и амулет идеально укладывается в ямку между ключиц, холодя кожу и вселяя уверенность в удаче. Снова едва уловимое присутствие рядом, незримая ладонь на плече — Антакара ободряюще улыбается, словно говорит взглядом: «Не бойся, всё получится».

  Протянув руку Тоффу, прощаюсь с ним по старой реконовской традиции — сжимаем друг другу руки у локтей. Приветствие, когда-то призванное лишь убедится, что собеседник не прячет в рукаве ножны или миниатюрный арбалет, давно уже стало заменой обычного рукотряса и символом повышенного доверия; здесь, видимо, эволюция ритуального жеста пошла тем же путём. Не удержавшись, по-братски обнимаю его, похлопываю по спине.

  — Мне пора.

  Коротышка смотрит подозрительно сухими глазами:

  — Да пребудет с тобой Случай.

  — И тебя да не покинет Случай.

  Короткий разбег, прыжок... И я едва не улетаю внутрь периметра.

  Всё-таки не до конца ещё освоился с новым телом: без особого труда, оказывается, могу прыгать в высоту на довольно большие расстояния.

  Под подошвами — там, где не похрустывает мелкая каменная крошка — стопой ощущается пустота. Растопырив руки в стороны, ловлю баланс, отводя тело назад, — ещё немножко вперёд, и полетел бы прямо на поле аномалий.

  В Сути всё поле переливается, мерцает, без какой-либо системы появляются и тут же пропадают вихри энергий, мягко сияют твёрдым светом (других аналогий, увы, не могу подобрать) гроздья каких-то коконов.

  Расстегнув накладной карман, я вытащил из горсти камней один окатыш и запустил его в ближайшую гроздь. Коротко сверкнуло, сухо щёлкнуло... И камень пропал. Внимательно отслеживая второй камень, метнул его тем же путём. Теперь уже с результатом. После щелчка от камня осталась только пылевая взвесь, неторопливым пузырём оседающая на землю.

  Однако...

  Посреди поля, в самом центре вихревого излучения, топорщились в небо холмы, обильно поросшие пушистой травой, очень похожей на земной ковыль. Вообще, аномальные зоны местами вполне и визуально определялись — по проплешинам разнообразнейших форм, по плывущему мареву над травой... Хотя большая часть и через Суть оставалась невидимой.

  Очково, конечно, но идти надо.

  Повертевшись по широкой вершине стены, насобирал полные карманы камешков и, протестировав небольшой пятачок у подножия, аккуратно спрыгнул вниз.

  Что ж, до холмов в центре метров двести, и дорога не обещает быть лёгкой.

  По краю сознания мелькнула мысль, что я уже не так готов к смерти, как ранее. К хорошему, всё же, привыкаешь очень быстро.

  Вздохнув, я разбросал узким веером камни и медленно двинулся вперёд.

 

Глава 6.

Профессия — сталкер

  Первые метров семьдесят я прошёл почти без приключений. И сильно обрадовался, что бросил горсть земли, а не камушек: сухая почва, пролетев положенную траекторию, отскочила от земли куда-то вверх, пропала, чтобы тут же выметнуться на огромнейшей скорости в паре метров от намеченного маршрута. Реакция спасла, к счастью, но не полностью. Краем земляного облака задело локоть, вырвав приличных размеров кусочек моей драгоценной плоти. Дёрнуло болью, руку свело, и я едва не завалился вперёд, на ту самую аномальную катапульту.

  Равновесие удалось сохранить, хоть и ценой небольшой части волос, метнувшихся по инерции моего движения. Оттяпало, навскидку, сантиметра два-три, запустив по той же траектории, что и землю ранее.

  Значит, катапульта берёт материал и телепортирует его куда-то... А потом, разогнав, пуляет в одном направлении.

  Растворив пару энергосфер, залечил локоть, и вплотную занялся аномалией. Брошенные камни подтвердили: аномалия явно искусственного происхождения, и создана с рассчётом на ликвидацию исследователей, двигающихся с этой стороны. Вероятно, местные сталкеры использовали тот же приём, что и я, бросая камни и прочую мелочь перед собой. Причём, в механизме явно есть что-то типа блока самонаведения и маскировки. Посланные камешки возвращались с бешеной скоростью ровно в то место, откуда стартовал снаряд. А маскировка — чертовски высокоуровневая: как ни напрягался, так и не смог ни в Сути ловушку увидеть, ни в реальности.

  Самая подлость в том, что перекрывала эта аномалия весь проход. Слева от неё, практически вплотную, раскинулся «колодец», утрамбовывающий всё в него попавшее в идеально ровную лепёшку. Справа — зазор в двадцать-тридцать сантиметров и ещё одна «попрыгушка», только эта просто на большой скорости выталкивала любой предмет строго вверх, метров на триста, не меньше.

  Тоскливо засосало под ложечкой, стоило только представить, что от меня останется, если с такой высоты шваркнусь...

  Скол оголовком потёрся о мой затылок, напитывая спокойствием и умиротворением.

  Итак, что мы имеем? Три ловушки впереди, перекрывающие единственный проход в этом секторе. Назад возвращаться и, бегая по стене, снова искать удобную площадку? Не вариант. Что в остатке? Ловушка искусственного происхождения, узкий просвет, через который я явно не протиснусь... Перепрыгнуть если?..

  Вволю нашвырявшись камнями и землёй, убедился: аномалии нельзя перепрыгнуть. Увы, но ни крыльев, ни антигравов у меня нет. И назад идти — тоже ой как не хочется...

  Обернулся назад: на стене, осторожно выглядывая из-за её кромки, находился один из бойцов. Наблюдателя выставили? Картографа? Впрочем, фиг с ним.

  Уркнувший желудок напомнил про правило, выработанное в последние дни: не знаешь что делать? Поешь. Слово с делом не разошлись. Сбросив рюкзак, я зарылся в его недра в поисках яблок.

  Эврика!

  Попавшиеся под руку амулеты защиты разбудили жажду экспериментов. Достал пару первых попавшихся, ими оказались те, что ставят сферу. Приготовившись метнуться от вылетающего амулета, швырнул его в центр аномалии, одновременно вдавливая качельку активации. Сверкнуло и...

  И ничего. Нет амулета.

  Я торопливо сместился в сторону: мало ли, вдруг сейчас эту сферу где-нибудь особо извращённо раскрутит и приложит об меня?

  Прошла минута, вторая, третья... Сфера не появилась.

  Осмелев, я подобрал горсть земли и бросил в аномалию, одновременно максимально оперативно меняя своё местоположение. И ничего не произошло. Повторил процедуру, используя уже камень. Результат прежний.

  Сколько сфера держит? При активной атаке порядка трёх минут? При стабильном — около шести или семи... Четыри минуты точно прошло, теперь прождать ещё столько же и ещё полраза столько же. Либо амулет накрыл аномалию, либо что-то в ней повредил.

  Что ж, пока ждём, можно и пожеваться.

  Пока количество яблок медленно и неторопливо (что, в принципе, вообще нонсенс для нового тела) перетекало в качество, я, уставившись в предположительный центр аномалии, усиленно размышлял. И размышления были отнюдь не весёлые.

  Естественные аномалии видны как на ладони. В местах вероятного подхода к центру — разложены искусственные. Вывод простейший. Кому-то невыгодно, чтобы в место предполагаемого хранения Стабилизатора проникал кто-то левый. Этот неизвестный (или, скорее уж, неизвестные) располагает знаниями, достаточными для определения координат комплекса, владеет неизвестным мне типом магии, позволяющим создавать и укрывать от обнаружения аномалии, преследует неизвестные цели... В добавок, я даже не знаю, есть ли у них оружие, и если да, то какое?

  Почти поддавшись уговорам внутреннего хомяка и примкнувшего к нему инстинкта самосохранения, я едва не побежал обратно к бункеру с целью выгрести из арсенала абсолютно всё возможное оружие и, в довесок, привести за собой бойцов «Ха-Тонга». Но возвращаться — примета чуть более, чем полностью плохая. Да и надо запас места в рюкзаке иметь, а то мало ли какие плюшки можно найти в комплексе?

  Так или иначе, но минут пятнадцать прошло точно. Швырнув камень и тут же отпрыгнув, убедился, что аномалия исчезла. Ай да амулеты, ай да чудесные! На всякий случай накидал земли и травы метров на пять вперёд. Чисто. Немного истерично хихикая, я пошёл вперёд.

  Спустя два с лишним часа, потратив половину амулетов защиты и гранат, а так же потеряв один из кунаев, я таки выбрался на холмы. Позади остался изрядно перепаханный лабиринт, отметивший вывороченной землёй путь между аномалиями. Чем ближе к холмам, тем сложнее и коварнее становились ловушки. Некоторые реагировали только на присутствие живой органики внутри. Выяснил это абсолютно случайно: неудачно схватив острый камень, порезал пальцы, а заморачиваться на лечение не стал; швырнул этот булыжник, и кровь на поверхности, та пара капель, что ещё не успели оторваться под действием инерции и гравитации, раздулись как монтажная пена и рассыпались пылью. Ловушка при этом ни в Сути, ни в физическом мире вообще никак себя не показала. А камень улетел дальше, словно ничего и не было.

  Только вот одного понять не могу — мне это показалось, или я на самом деле расслышал смешок где-то над собой? И этот голос, донёсшийся из незримого...

  Неужели наблюдает за мной?

  Ну-ну, посмотрим.

  Тем временем, здраво рассудив, что просто так кровь в воздушные шарики раздуваться не будет, я уже намеренно порезал ладонь и широким веером, пока кровь не вползла обратно в ранку, брызнул вперёд. Едва ли чайная ложечка красной жизни под действием аномалии превратилась в столб метров десяти высотой, сплошь состоящий из коричнево-бурых крупных пузырьков. Покачнувшись на ветру, столб рассыпался той же пылью.

  Полетевший следом кусочек яблока тем же макаром превратился в длинную спицу, уткнувшуюся куда-то под облака, с аналогичным деструктивным эффектом впоследствии.

  Извёл два амулета, но всё бестолку. Пришлось искать обход.

  Чем только местные ловушки не радовали... И разрывали попавшие внутрь материалы на тысячи мелких осколков, и плевались мыльными пузырьками, стягивающими в себя всё в радиусе нескольких метров, и стреляли жгутами кислоты и иных, не менее «милых», жидкостей... Особенно понравилась «мясорубка»: кинутую горсть камней она, словно шеф-повар, безгранично влюблённый в свою профессию, нашинковала тонюсенькими дольками, сквозь которые действительно можно было увидеть просвечивающее солнце.

  Не знаю, кто автор всех этих художеств, но руку бы я ему пожал.

  Прежде чем оторвать вместе с головой.

  А потом бы в особо циничной и извращённой форме надругался над трупом, скармливая останки всем этим ловушкам...

  А ещё вспомнилось предупреждение Артаса о недопустимости использования магии рядом с аномалией.

  Интересные пироги получаются, возможно, даже с котятами. Телепортировать сюда он не хотел, ссылаясь на прибытие в формате фарша, однако бойцы «Ха-Тонга» вовсю использовали амулеты, завязанные на магию пространства; саламандры мирно спали, Скол тоже аномальностей не выказывал... Тут два очевидных варианта наклёвываются. Первый — стечение обстоятельств, позволившее попасть к аномалии Кори-Анта в момент её спокойной стадии. И второй — а) здесь поставлена защита от порталов, и б) его божественной сущности было нужно, чтобы я попал сюда именно таким образом, на своих двоих, и пересёкся при этом с разведотрядом. При этом в первое как-то не очень верится, а вот второе — очень и очень вероятно. Не исключено, конечно, что есть и куча дополнительных вариантов, но, как говорится, зачем плодить сущности?

  Над всем этим я раздумывал, пока шастал по холмам. Смешно, но здесь аномалии отсутсвовали как класс. То есть ни естественных ловушек, ни искусственных не нашлось вообще. А отсутствие странностей — уже странность.

  Единственное аномальное место было на вершине холма: из его верхней точки вверх, в небеса, уходила видимая в Сути спираль диаметром с полметра. При приближении к ней явственно почувствовал, как силы пополняются. Энергосферы заметно увеличились и потяжелели. Самочувствие из просто хорошего уползло в заоблачно-прекрасное.

  Ну нихрена себе! Это что, что-то типа регенерационной станции? Или сбой ловушки?

  Впрочем, размышлять на эту тему будем потом, сейчас же главное — найти вход.

  Только вот входа нет. И из косвенных признаков присутствия — только мной примятая трава, отпечатки подошвы в почве, огрызок яблока...

  Нет, это нонсенс какой-то. Не просто же так тут всё усеяли ловушками?

  Или же это финт ушами и сплошная деза? И вход на самом деле располагается совсем в другом месте?

  Как бы я поступил на месте неизвестных западлостроителей? Не зная их целей, сложно дать адекватный ответ... Либо они прикрывают подходы к чему-то действительно интересному и опасному, либо не желают, чтобы дошли недостойные, либо отвлекают внимание от чего-то более важного. А может, что-то ещё, о чём даже догадаться я не в состоянии.

  От попыток логического мышления меня оторвало обоняние. Носа коснулась едва уловимая волна затхлого, грязного воздуха. Я помотал головой — а не показалось ли? Ещё раз принюхался. Нет, так и есть. Тонкая струйка воздуха, насыщенного пылью, щекотящим ноздри запахом окислов металла, прохладой, взвесью машинного масла и при этом при всём — отчётливо озонированная.

  Почти не глядя под ноги, я пошёл следом за запахом, к его источнику. А исходил запах от ничем не отличавшейся от других кочки на внутреннем краю склона, обращённого к центральному холму. Полностью отдавшись чутью, я облазил оставшиеся стороны. Дичайше хотелось сменить форму, вернуться к хвостато-ушастой, но — со стен я как на ладони, даже укрытый между холмами, и светить своей принадлежностью к расе Древних как-то совсем не резон. Потому — пришлось выбросить из головы весь шум мыслей, отключить слух, другие органы чувств, оставив только обоняние и зрение Сути. И мои потуги вскоре оказались вознаграждены!

  На оставшихся склонах нашлись такие же участки земли, из которых тянул слабенький затхлый запашок с уже знакомым набором компонентов, свойственных технологическим помещениям.

  От второго участка тянуло сильнее, а значит — там либо выход ближе, либо мощнее аппаратура.

  То, что техника кицурэ может исправно работать спустя столько тысячелетий после её запуска, меня нисколько не удивляло. Создавалось всё это на мощной базе технологий и знаний исследователей миров и реальностей, при теснейшем участии богов Древних, с практически неисчерпаемым ресурсом работы и изностойкости.

  А мои находки, скорее всего, ни что иное, как технологические воздухочистительные шахты. Вопрос только в том, почему они работают, даже будучи укрыты толстой шапкой почвы, уплотнённой ещё и корнями травы?

  Или это очередная иллюзия по типу ловушек?

  Один чёрт, других вариантов не вижу. Потому — распаковать МСЛ и — в бой. В смысле, в раскопки.

  Почва срезалась легко, в основном — благодаря уже упомянутому плотному переплетению корней, уходящему вглубь почти на метр. Дальше пошёл слой земли, утрамбованной практически до плотности камня. Если бы не новообретённая сила кицурэ, пришлось бы мне впахивать до следующего утра... А так — взмах лопатой, лезвие буквально вгрызается в почву, — и швырок наружу, и по кругу.

  Примерно через сорок минут и около полуметра почвы лопата звякнула металлом о металл.

  Однако, удача сегодня на моей стороне!

  Я усиленно заработал лопатой, очищая плиту. Солнце уже висело над самым краем стены, подсвечивая сзади головы дежурных, густыми тенями превращая их в угольно-чёрные головёшки, неподвижно замершие над монолитной скалой, когда я закончил работу. Яма получилась приличная — пару метров в ширину, в длину — около трёх, и глубиной от полутора — от верхней части плиты, до двух с копейками — в нижней части вентиляционного короба.

  То, что это короб, стало понятно сразу же после окапывания периметра — слабый ток воздуха, едва ощутимый в начале, под конец превратился в холодный сильный ветер, практически выдувший всю землю, не сбившуюся в тяжёлые крупные комья, наружу, за пределы ямы.

  Повинуясь интуиции и ещё не распаковавшимся в полной мере знаниям Антакары, я обошёл короб по периметру, выискивая полусферу контрольного узла. Она нашлась...

  Чем-то пробитая, с вмятыми остатками защитного купола, заполненная землёй.

  Вот и пригодились кисточки. Чудом не порезавшись об острые, изломанные углы бывшего щитка, с трудом сорвал его с креплений. И, осторожно поддувая и работая мягкой щетиной кисти, принялся чистить контактную панель.

  Квадратная пластинка сверхпрочного материала, гибридное дитя инженерной и магической мысли, судя по проклюнувшимся воспоминаниям, вполне могла выдержать несколько часов под ударами активированных онои-то шинно. Подсознание мгновенно подбросило объёмный видеоряд использования данных мечей: тонкий, высокий кицурэ, только-только взошедший на третью ступень Пирамиды, о чём явственно говорили три огненно-рыжих хвоста, едва светящимися в видимом диапазоне мечами пластал на тонкие дольки огромнейший, размером едва ли не с самого демонолиса, алмаз. Взмах — и тонкая пластинка отсоединяется от основного тела, с сухим стуком падая на горку уже готовых. Следующий кадр: тот же кицурэ, на этот раз облачённый в лёгкий скафандр, небрежно орудуя онои-то шинно, полыхающими насыщенным индиго, вскрывает сверхпрочный панцирь мёртвого моллюска, поднятого в сфере стазиса с аморфной поверхности газового гиганта. Его броня крепка, иначе и быть не может в мире, где гравитация составляет почти четыре сотни «же»; со смертью носителя панцирь стягивается, упрочняясь ещё более. Лазеры его не берут, магия не в состоянии раскурочить слипшиеся молекулы, плазма оставляет только подпалины, лишь концентрированный, узконаправленный термоядерный взрыв способен пробить эту скорлупу толщиной в добрых полтора метра. Но мечи исправно, раз за разом, погружаются в твёрдый материал, без видимых усилий срезая толстые ломти с оболочки панциря.

  И вот эти вот мечи не могли расправиться с композитом панели управления. В дальнейшем же этот материал использовался для возведения Цитадели во внепространственной лакуне.

  Я потряс головой — нифига себе, краткий ликбез по истории прочности! Если каждый раз так залипать буду, схарчат меня на первом же привале...

  Я потыкал пальцами в сенсор — ноль реакции.

  Засада, однако...

  Пластинка едва заметно помаргивает по контуру, значит, активна. А вот почему в памяти нет ничего насчёт того, как с ней работать?

  — Сезам, откройся! — наугад произнёс я. Как и ожидалось — впустую.

  — Сим-Сим, откройся!

  — Повелеваю тебе разлочиться!..

  И ещё десятка два самых разных вариантов.

  Панель подмигивала огоньками и предательски отказывалась открывать вход в комплекс.

  — Вот я лошара-а-а!..

  Фейспалм получился мастерским: нос себе едва не раскатал в лепёшку. Потряс головой, отгоняя надоедливые звёздочки в глазах, и приложил ладонь к сенсору. Пластинка засветилась приятным оранжевым светом, прижатую кисть окутало тепло. В голове проклюнулся призрачный бутон и распустился причудливой вязью мыслесвязи. Цепочки образов, данных, меток, графиков и каких-то формул окутались сиянием перед внутренним взором, и в следующий миг адаптировались под личность.

  «Сканирование генокода — удачно»

  «Сканирование конфигурации ауры — удачно»

  «Определение принадлежности особи к обладателям доступа — неудача»

  «Определение полномочий — неудача»

  «Поиск сервера авторизации — неудача»

  «Поиск резервных станций — удача»

  «Установление связи с резервными станциями — ...»

  Интенсивность сообщений померкла, замигала, снова прояснилась:

  «Установление связи с резервными станциями — неудача»

  «Переход к режиму Резерв-1А — неудача»

  «Вызов дежурного администратора — неудача»

  «Переход к режиму Резерв-1С — неудача»

  «Дежурный администратор вне зоны доступа»

  «Активация режима поиска ближайшего администратора или координатора — неудача»

  «Поиск активных пользователей — неудача»

  «Внимание!»

  «Активация режима Резерв-12Э»

  «Определение времени простоя — удача. Общее время простоя составляет 7412 лет, 5 месяцев, 18 дней, 23 часа»

  «Поиск потомков пользователей — ...»

  «Удача!»

  «Определение процента готовности к передаче прав...»

  «32,8 процента деградации — в доступе отказано»

  «Сканирование кандидата — удача»

  «Определение процента готовности к передаче прав...»

  «0,5 процента деградации — ...»

  «Доступ разрешён!»

  «Назовите себя для получения прав временного администратора»

  Нифига себе, водили ёжики хороводы, водили, да не вывохороводили... Это что ещё такое было?! Местный искин даёт мне добро на пропуск — сам по себе возник ответ. Тогда зачем в моей голове всё это транслировать?

  Впрочем, пока мозг кипел и готовился к взрыву, язык работал за него:

  — Кайна Огнелис, кицурэ, Старшие лисы, дочь хранителей Цитадели. Последняя... — голос мой немного дрогнул, во рту разлилась едкая горечь, — из кицурэ.

  «Данные подтверждены. Ожидайте. Выполняется привязка аккаунта к носителю»

  «Привязка завершена»

  «Полномочия выданы»

  Земля под ногами дрогнула, вспучилась бугром, резво покрывающимся трещинами. С тихим шорохом поползла почва со стенок ямы.

  Выламывая пласты земли, снизу поднялся матово блестящий металлический цилиндр, тут же разделившийся на две створки. Края расползлись в стороны, обнажая вполне привычную конструкцию лифта: пол, поручни на уровне пояса, пластинка сенсора на статичной стене.

  Недолго думая, я забрал лопатку, подхватил Скола и рюкзак, и смело шагнул на твёрдую пластину пола. Створки закрылись, и желудок, устремившийся вверх, подсказал, что я уже спускаюсь вниз.

  «Добро пожаловать в научно-исследовательский комплекс «Объект 214», временный администратор Кайна»

  «Время прибытия на первый ярус — 23 секунды. Спасибо за ожидание»

  Мигнув неясной картинкой, мыслебутон свернулся обратно и растворился в подсознании.

  Я прислонился к стене и устало сполз на пол. Руки дрожали, правый глаз подёргивался, а по спине бежали весёлым стадом мурашки. Две мысли не покидали голову: что это вообще было такое, и нафига оно мне надо?

  Мягко дёрнувшись, лифт остановился. Створки расползлись в стороны, выпустив в просторный тамбур, залитый неярким светом, сочащимся прямо из стен. Я осторожно вдохнул. Чистый, слегка озонированный воздух медленной прохладной струйкой наполнил лёгкие. Выдох. Ожидание.

  Но нет, лёгкие не растворились, кашель не напал, даже головокружения не почувствовалось.

  Я ощутил мягкое прикосновение чужой мысли к сфере сознания:

  «Вас приветсвует искин-координатор Объекта 261 Теодар. В данный момент вы находитесь в зоне карантина первого яруса. Следуйте по синей линии»

  Прямо в матово-белой поверхности пола просияла прямая линия, упирающаяся в противоположную стену. Неторопливо шагая по светящейся полосе, я старательно пристраивал наруч-арбалет к предплечью. Мало ли какие пакости здесь могли завестись за эти семь с гаком тысячелетий? Ещё и Феодор... тьфу ты, Теодар этот. Отслеживает или нет активность внутри?

  Хм... Забавно. А если его Федей назвать — обидится?

  «В диапазоне доступных эмоций данная функция отсутствует. Идентефикатор «Федя» принят»

  Я чуть не споткнулся на ровном месте. Теодар что, мысли читает?

  «Контакт с ментальной сферой пользователя возможен только по вектору считывания мыслей, адресованных прямо или косвенно искину исследовательского комплекса. Внимание, идёт расконсервация резервных коммуникаций и питания, ожидайте»

  Скол, наконец-то перестав прикидываться дохлым удавом, занял уже привычное место над правым плечом. Будь у него глаза, я бы сказал, что он внимательно осматривает помещение. Впрочем, сдаётся мне, живой кнут так и делал, только каким-то иным, не визуальным способом.

  Ещё и никак не желали покидать голову мысли об этих загадочных «потомках пользователей». Выходит, куцурэ всё же не погибли полностью? Федя упоминал про процент деградации. Интересно, деградации чего?

  Впрочем, тут же вспомнились слова Антакары о том, кто такие кицунэ. Логичный вывод, что таки самих кицурэ, чистокровных, за пределами Цитадели, кроме меня, не осталось. Да и времени прошла просто уйма. Вполне вероятно, что Федя нашёл именно деградировавший, как и в отсечённых мирах, вид.

  — Федя, можешь уточнить, где именно ты обнаружил потомков пользователей?

  «Отрицательно. Обнаружена характерная активность ноосферы. Вероятность совпадения отпечатков структур — 96 процентов. Ноосфера не позволяет определить координаты целей»

  Забавно... Если понятийная составляющая между оригиналом и моим переводом не сильно разбегается, то ноосфера Эрдигайла — это глобальное полевое хранилище информации. А раз хранилище — то и покопаться в нём наверняка можно.

  — Федя, у тебя есть возможность получить доступ к данным ноосферы?

  Искин некоторое время молчал.

  «Отрицательно. Доступны только права детектирования активности»

  Фигово это. Ну да ладно. Потом разберёмся.

  Второй наруч занял своё место. Подумав, я нацепил и сбруи с метательными ножами. Движениям не мешают, сидят как родные, да и в рюкзаке попросторнее стало.

  Я остановился перед стеной, в которую упиралась светящаяся линия. От синей черты вверх протянулась стрелка, развернулась объёмным фракталом вглубь преграды, и препятствие растаяло в воздухе. Пахнуло слегка затхлым воздухом.

  «Зона карантина пройдена. Добро пожаловать в научно-исследовательский комплекс Объект 261, кодовое обозначение «Порог». Загрузить карты и справочную информацию в ваш конаг?»

  — Конаг?

  «Компаньон-навигатор наручного ношения, модель «Цефер», модификация «Энтонгу»; назначение: проведение исследований в экстремальных условиях окружающей среды»

  — Федя, не сочти за альтернативно-одарёную личность, но я в упор это твой конаг не вижу.

  Циферблат на наруче вдруг немного повернулся, а полусферы под пластинкой просияли едва различимым сиреневым цветом. Выходит, наруч и есть тот самый загадочный конаг...

  — Загружай, Федя. Кстати, тут есть столовая или складское помещение?

  «Передача данных завершена. Расположение столовой — второй ярус, сектор 4, состояние — удовлетворительное. Расположение складов — ярусы три и четыре, сектора 35 и 41, состояние — удовлетворительное. Если интересуют лаборатории комплекса с открытым правом доступа, следуйте на шестой ярус. Создать метки маршрута на карте?»

  — Создавай.

  Над наручем развернулась объёмная схема Объекта 261. Ну нихрена себе кицурэ тут окопались! Ближайшая нашедшаяся аналогия — это Улей из «Обители зла»: десятки уровней, переходов, ангаров, хранилищ... Только упакованы в строгую восьмигранную фигуру, если смотреть сверху. Оранжевой точкой, судя по всему, отмечена моя дражайшая личность, а разноцветная изломанная паутина — разметка пути.

  Едва я успел сделать первые шаги по ярусу, как откуда-то из глубины комплекса донёсся низкий гул, а следом накатило несколько волн, сотрясших весь Объект 261.

  «Внимание! Обнаружена посторонняя агрессивная активность. Ярус 7. Активирован режим «Кокон». Экстренная консервация лабораторий и складских помещений. Переход на аварийное питание. Пути из комплекса заблокированы до ликвидации угрозы»

  Я где стоял, там и сел. Свет заметно померк и сместился в красный. Это кто тут агрессивно активится, меня не спросив?!

  «Временному администратору Кайне Огнелис проследовать на второй ярус, сектор 29»

  Жирной красной линией на схеме комплекса возник путь. Чёрт его знает, что в этом секторе находится, но раз просят, значит, не просто так. Оторвав зад от сотрясающегося мелкой дрожью пола, я поспешил вперёд.

  Прямо по коридору, осторожно обогнуть ежеподобную турель, выросшую из стены, свернуть налево и снова по коридору. Мимо мелькали ответвления в сектора, некоторые оставались до сих пор открыты, но — не сейчас... Авось, потом загляну, пошурую на предмет полезных ценностей. Если жив останусь, само собой.

  Пока думки думались, ноги сами вынесли ко входу в сектор 29. Точнее, к медленно поднимающейся бронезаслонке. Однако, массивная дура! Та, что закрывала саркофаги в замке, в сравнении с этой — картонный листок рядом с бетонной плитой.

  Когда заслонка поднялась на достаточную высоту, я смог проскочить под ней, согнувшись в три погибели. Выскочил уже внутри сектора... и обомлел. Вдаль уходили широкие стеллажи, а на них, через равные промежутки, были уложены матово-чёрные сферы. Сотни, тысячи сфер. С разбросом размеров от кулака до двойного моего роста.

  В глубинах подсознания созрело зёрнышко, проклюнулось в область мышления, расцвело инфопакетом.

  Дроиды. технические создания, не имеющие никакого контакта с магией. Быстрые, мобильные, легковооружённые. Впрочем, «легковооружённые» они по меркам кицурэ. В сравнении с тем же бронеходом «Водомерка» — полноценные равные юниты. Если не мощнее...

  Откуда-то с потолка вытянулась капля, выбросила вперёд жгутики, коснувшись ими моих висков.

  «Калибровка интерфейса. Ожидайте»

  Из пола выросла вторая капля, гораздо крупнее предыдущей. Полупрозрачными щупальцами она окутала меня, втянула в себя. Невидимые поверхности подстроились под тело, настойчиво, но аккуратно заставили принять полулежащее положение. Мгновение, и сфера взмыла под потолок.

  «Калибровка завершена. Управляющий контур активирован. Защитный кокон активирован. Запуск интерфейса»

  Перед глазами замелькали многослойные столбцы оперативной информации и какие-то разноцветные графики и диаграммы. И всё поглотил болезненно-яркий свет.

  Некоторое время спустя в глазах прояснилось... Или не в глазах?

  Факт оставался фактом: я видел одновременно и всё, что происходит как внутри силового пузыря, так и снаружи, и при этом — на ту же картинку накладывались десятки других изображений. Странное такое ощущение — словно сознание разбили на тождественное количество осколков, и каждый посадили следить за одним из каналов.

  «Система управления дроидами запущена»

  И снова проснулся инфопакет главного координатора. «Ундина» — так назывался этот комплекс универсального интерфейса мультиконтроля дроидов. На самом деле сознание не разбивалось, лишь многократно дублировалось посредством ментальной магии и кибернетики, а во избежание «размножения» личности все дубли управлялись оригиналом через техномагический аналог коммутатора. Каплевидный купол управления же одновременно, помимо основных функций, исполнял и функции защиты оператора. В данном случае — меня.

  Старт прошёл гладко. Немного дискомфортно поначалу было управлять тремя десятками дроидов от первого лица, но, после того как искин накинул пару фильтров, всё пошло гладко.

  Металлические сферы задрожали, некоторые из них поднялись в воздух, меняя форму на более аэродинамическую, другие же, претерпевая трансформацию, раскладывались во что-то наподобие скорпионов, согнутых в надломленный бублик: острая макушка, сегментированное тело, четыре пары лап, укрытых по бокам щитками, и хвосты, ощерившиеся странным оружием: продолговатый ствол, и — полное отсутствие дульного канала. Излучатели?

  Перед глазами я-центрального сознания всплыла подсказка: генераторы гравитационных волн. Пиковая мощность залпа — 200G.

  Святые ёжики... Это ж если под такой залп попадёшь — блинчиком в молекулу раскатает...

  Ну а дальше... Дальше пригодились все навыки, полученные ещё на Земле во время игр в экшены и шутеры от первого лица. Армия дроидов, чудом не сталкиваясь, выбежала из помещения и, как орда муравьёв, устремилась в разведку. Десяток летунов я отправил сканировать все попутные ярусы и доступные сектора, остальных же погнал через разблокированную центральную лестницу.

  Пятый ярус встретил трещинами в полу и стенах, шестой — кусками обвалившегося материала и облаками каменной пыли. А на седьмом обнаружился локальный филиал Пекла. Короткие взрывы, сорванные с плит остатки отделки, густейший дым... Освещение накрылось, благо, у дроидов диапазон зрения гораздо шире человеческого. В конце первого сектора мелькнул человеческий силуэт.

  Самый мелкий дроид, похожий на расплющенного паучка, шустро лавируя между раскалёнными кавернами, по стене и потолку засеменил в ту сторону.

  Но не добежал.

  Короткий взрыв, и канал связи оборвался.

  Зато другие дроиды зафиксировали огнестрельный выхлоп и вспышку, а так же полуметровую дыру в потолке на месте разведчика.

  Знакомый принцип действия... Очень знакомый. Настолько, что ошибиться было невозможно — оружие с амулетами, искажающими пространство, производства Анклава Эри-Тау.

  Я запустил на повтор последние кадры, снятые паучком. Из-за стены высовывается длинная, худая фигура, вскидывает длинноствольное ружьё и без прицеливания стреляет.

  Странно всё это... Разведчик двигается практически бесшумно, освещения нет, если не считать сияющих тусклым багровым светом дыр в стенах. Это что ещё за стрелок ворошиловский в комплексе нарисовался?

  Одновременно с анализом полученных данных я следил за дроидами на верхних уровнях. Один нашёл кухню и самостоятельно загружался продуктами, появляющимися на широком блюде пищевого синтезатора. Второй нашёл открытый склад. Правда, почти пустой, если не считать упакованного в какой-то полиэтилен костюма, очень сильно напомнившего костюмы ниндзя. загружаем, потом разберёмся.

  Отправив дроида на базу, взялся за следующего. Тот раскопал ещё один склад. Длинные ряды ящиков без маркировки. Судя по звуку при ударе по ним — полые, к тому же.

  Тем временем на седьмом ярусе неуловимый мститель набил уже пять фрагов, изрядно украсив новыми дырами все доступные для обстрела перекрытия. Если он так и дальше будет продолжать, придётся расконсервировать самых тяжёлых дроидов. Стрелять я не хотел — смысл потом допрашивать тонкий блинчик безликой органики? Значит что? Значит, раш. Обходных путей нет, так что — строго по коридору.

  Пока пара дроидов изучала лаборатории на четвёртом и пятом уровнях, один бегун натолкнулся на машинный ангар. Десятки даже с виду тяжеленных приземистых транспортов, погружённые в какую-то желеобразную массу. Попытка прикоснуться к ней закончилась коротким замыканием в недрах дроида и тот, путаясь в ногах, набрав при этом адскую скорость, самоубился о стену.

  Выстроив дроидов клиньями, я отправил их вперёд. Крайне забавное ощущение — видеть одну и ту же точку почти двумя десятками органов наблюдения. К тому же — ещё и объёмную, и в разных диапазонах зрения, от инфракрасного до рентгена.

  Однако стрелок и тут свинью подложил. Едва дроиды приблизились к повороту, как оттуда вылетел неприметный камушек.

  Вылетел и рванул, уничтожив практически всех дроидов. Выглянувший с лестницы шестого этажа поисковик отметил так же отсутствие пола у седьмого яруса и, соответственно, потолка у восьмого. Гадёныш выпилил сферу метров в десять в поперечнике...

  Поймаю сволочь, каждую фалангу в порошок сотру, все сухожилия вытяну.

  Лёгок на помине...

  Стрелок высунулся из-за угла и снова выстрелил. За секунду до того, как дроида размолотило в пыль, я успеть узнать лицо, виденное единожды, да и то — мельком.

  Дорангай.

  Беглый исследователь, умыкнувший амулет защиты.

  Вздохнув, я подал команду на расконсервацию второй партии дроидов.

  Метровые колобки, едва слышно шелестя по покрытию пола, не меняя режима, покатились к лестнице.

  После восьмой отбитой волны дроиды начали заканчиваться. Остался десяток инженерных, да пара дюжин чуть более крупных...

  Ясное дело, что инженеров в бой не пошлёшь. А бросать — жалко... Практически не задумываясь, активировал их и назначил себе в почётный эскорт. Матовые сферы поднялись в воздух и принялись кружить рядом с «Ундиной» по изломанным траекториям. Маленькие, не требующие внешнего источника энергии, шустрые и сообразительные гении магинженерии вызывали чёткую ассоциацию с компактными версиями легендарного R2D2.

  Отправленные на седьмой ярус дроиды, получившие команду шарашить по Дорангаю тремя G, паразита не обнаружили. Зато нашли ещё две дыры, одну — в полу, вторую — в стене, упрятавшей за собой технические помещения комплекса. Итого: три пути, по которым мог умотать этот придурок.

  Дроиды, разбившись на группы, раскатились по местам предполагаемого пути отступления Дорангая.

  Пока шедевры кицурской кибернетики в полуавтоматическом режиме занимались поиском сумасшедшего искателя, я опустил «Ундину» вниз, решив провести ревизию хабара, притащенного призовой партией. Среди всех безделушек наиболее впечатлившим оказался костюм, носящий странную классификацию но-ноон кидзур, дословно — скрывающий сущность. В запасниках «Ундины» нашлась информация по данной штуковине. Диверсионный костюм, работающий не просто по принципу шкурки хамелиона, — хитрая начинка создавала некую прослойку искажённого пространства вокруг тела, позволяя как мимикрировать под окружающую среду, так и натурально практически пропадать из неё. Я честно пытался понять технологию искажения, но все мои знания упёрлись в пузырь Алькубьерре, который, по факту, являлся моделькой самолёта, выполненной нерадивым школьником на выставку деревяных поделок в сравнении с тем же стелсом.

  Полезный девайс, однако!

  Но облом подкрался, как всегда, со спины и очень тихо.

  Костюм оказался, мягко говоря, великоват. Прикинув, что в него уместится пара меня и ещё половинка, печально упаковал обновку в рюкзак. Учитывая, что постоянно мотает в Туман, наверняка смогу там устроить выгодный бартер. А если и не смогу, то мне всё равно надо бы добраться до Эри-Тау, а в Анклаве точно найдётся кто-нибудь, кому такой костюмчик будет по карману. Распихав прочую мелочь по кармашкам, я заначил четырёх инженеров, отправив их в спящий режим, остальным позволив вертеться рядом этакой почётной свитой.

  Что-что, а вот они, пожалуй, одно из самых ценных приобретений. Распознать технику, принципы её работы, степень опасности, методы включения/выключения и многое другое. И всё это упаковано в изящные сферы размером с некрупное яблоко. Не знаю, кто конструктор и разработчик, но я б ему эля поставил в знак благодарности и признательности.

  Поисковая партия, исследовав помещения восьмого уровня, открывшиеся после новой дыры, ничего не обнаружила. Пустые помещения, толстые связки проводов и труб, торчащие из пола на равном расстоянии друг от друга половинки колонн. За стеной тоннели тянулись на тысячи метров, и первый отряд отправился помогать своим собратьям. Третий же... Третий, промчавшись вихрем по секторам, расположенным под первой дырой, нашёл ещё один пролом вниз. Я сверился с картой конага. Внизу ещё восемь ярусов, плюс пара стратегических резервуаров — с постоянно очищаемой водой и абсолютно непонятной массой под кодовым названием «Го-23/1А».

  Спустя пару часов дроиды дошли до резервуаров, так нигде и не обнаружив Дорангая. За это время я успел поковыряться в «Ундине», а заодно и ознакомился поближе с компоновкой комплекса. Федя любезно сообщил, что детекторы объёма и массы готовы к использованию, грави— и стазис-установки в боевом режиме, на меня и дроидов поставлены метки «свой». Так что если стрелок решит выбраться из технических застенков, то его ждёт очень неприятный сюрприз.

  Времени внезапно оказалось с излишком, а соваться вниз, не убедившись в безопасности пути, уже не хотелось.

  Потому я, развалившись в силовом кресле защитной капсулы, принялся откровенно страдать фигнёй. Или не фигнёй, но тоже малопонятным не только со стороны, но и лично для меня занятием: вспомнив, как вытягивал энергию и усваивал её, решил сделать наоборот. Сил пока много, голод отступил, мышцы чуть ли не подрагивают в ожидании действия. Что, если попробовать лишнюю силу упаковать про запас, впрок, так сказать?

  Скол, до этого изображавший наплечную турель в стиле Хищника, с готовностью прижался к виску, потёрся, как котёнок, фоня эмоциями (Верно. Хорошо. Помогать)

  Ну, раз даже посланник Хаоса и Воды согласен помочь, почему бы не попробовать, в самом деле?

  На удивление, Случай определённо сегодня на моей стороне. Концентрировать собственную энергию в энергосферы оказалось едва ли не проще, чем утягивать чужую силу. Представил пульсацию в ладони, как пространство становится гуще, теплее, как излишек сил и энергии утекает в центр незримой сферы... Отгородившись от окружающей среды, вслушиваясь в себя, балансируя на грани дрёмы и транса, я вливал сначала тонким ручейком, а затем и широким потоком силы, вливал до тех пор, пока в ладонь не упала крупная жемчужина. А может, и не жемчужина, а что-то камнеподобное, но с характерным перламутровым блеском. Глянцевая сфера с крайне странным цветом — белый с серыми прожилками, местами уходящий в едва заметную синеву. Сосредоточившись, я выпил сферу.

  Концентрат сил шарахнул в организме так, что показалось, будто легендарное «Северное сияние» залпом выдул из поллитровой кружки. Эйфория, любовь ко всему миру, яростная сила в мышцах, готовая выплеснуться и смыть горы, высушить моря, набижать, ограбив корован, раззорить деревеньку, изнасиловать дома и сжечь женщин...

  Я с трудом взял себя в руки.

  Отставить баловаться психотропными веществами в массовом количестве!

  Продышавшись и успокоившись, я снова стал лепить энергосферы стратегического запаса. С каждым разом действие получалось всё легче, а сил не убавлялось, как ни странно.

  «Это постоянный побочный эффект Сильной воды», — проснулся искин Федя.

  — И что это за вода такая сильная?

  «Жидкость «Го-23/1А», используется для охлаждения Стабилизатора. Непрерывная циркуляция закрытого типа плюс стабильные эффекты перенасыщенного пространства рядом с оборудованием дают постоянное благоприятное воздействие на живые организмы на территории комплекса»

  Хм... Интересно, даже очень.

  Закралось подозрение, что Дорангай тут уже бывал, каким-то образом умудрившись миновать охранные системы, и тоже по достоинству оценил халявную накачку силой.

  Поймаю, обязательно допрошу.

  За время эксперимента я успел наклепать три с половиной десятка таких «жемчужин» концентрированной жизненной силы кицурэ, разнокалиберных, правда, но ведь и фиксированного размера сферам я не задавал. Размеры варьировались от горошины до знакомых любому уральцу кислых красных ранеток. Самое приятное, всё это добро спокойно умещалось в карманах и кармашках, абсолютно не стесняя движений.

  Тем временем дроиды таки закончили осмотр технических помещений и беглого стрелка не нашли. И почему же я не удивлён?

  Собрав свои монатки и переключив ИИ «Ундины» на конаг посредством того же вездесущего Феди, я, заранее расстегнув кобуру, двинулся вниз, благоразумно идя на небольшом расстоянии позади основной массы защитных бронеколобков.

  К сожалению, попутно прихватить с собой из плохолежащего ничего не удалось — когда кицурэ покидали Объект 261, многое они забрали с собой, остальное законсервировали так надёжно, что даже Федя терялся в догадках, как же всё это добро можно извлечь наружу хотя бы в теории. И самое обидное — транспорт находился под защитой полей и аппаратуры, не связанной с внутрикомплексной сетью, а следовательно, недоступной и для влияния искина. В общем, куда ни кинь, всюду клин.

  Вполголоса матеря бога Хаоса, не удосужившегося наделить какой-нибудь полезной фишкой типа той же телепортации, я бодренько шагал по лестницам вниз. Раз Дорангай слинял, и в пределах базы не обнаруживается, то мне прямая дорога к Стабилизатору. Тем более до него уже рукой подать, — чем ближе, тем пространство ощутимее густеет, и какой-то внутренний орган восприятия пытается заикнуться о возрастающей мерности пространства.

  Но таки логично, что раз комплекс стоит и не разворачивается в веер суперструн или ещё какую пакость, то и мне, по идее, опасность не грозит.

  Пока шёл, старался запоминать, где тут что находится. Жилые отсеки, пахнущие полным отсутствием какой-либо пыли и жизни; медблок с аппаратурой абсолютно непонятного назначения; душевые и пустой бассейн; рабочие кабинеты с обесточенными аналогами компьютеров; лаборатории и испытательные стенды, сияющие первозданной пустотой...

  Несмотря на тысячелетия, прошедшие со времён консервации комплекса, ощущения заброшенности, покинутости не возникало. Странно это... Там, на Земле, стоило оставить квартиру на пару-тройку дней, и возвращаешься уже как в чужую, да и при этом брошенную чертте знает когда, может, даже в прошлом столетии. И приходится её вновь обживать, обустраиваивать, вдыхая в бетонную коробку заново жизнь и уют. А тут... Тут впечатление, что хозяева просто ушли пару минут назад, оставив после себя порядок и атмосферу обжитости.

  Откуда-то из глубин подсознания пришло весьма странное чувство: это мой дом, и пришло время наводить порядок.

  Каскад взрывов впереди и пришедшая следом ударная волна отправили меня в недлительный, но весьма примечательный и болезненный полёт. Неудачно приложившись затылком о стену и так и не разобрав, это у меня череп хрустнул, или штукатурка осыпалась? — я сполз на пол, из всех сил стараясь свести дублирующуюся картинку хотя бы к двум или трём экземплярам. Расфокусированное зрение упорно отказывалось собираться в единую связную картинку, пульсирующая боль тянула щупальца от затылка через весь мозг к глазам, стараясь выдавить их наружу... Я отстранённо понял, что вокруг нет воздуха.

  Точнее — нет не так, как в случае с Тоффом, то есть вообще, а нет в смысле отсутствия пригодной для дыхания смеси. Чувствуя, как слизистые начинают быстро и болезненно раздражаться, непослушными руками распоковал рюкзак и разорвал пакет с средствами защиты дыхания. Внутри обнаружился привычный респиратор с широколинзовыми гогглами. Плотно прижав его к лицу и продышавшись специфично-стерильным очищенным воздухом, я нащупал лямки креплений и затянул ремешки покрепче.

  Понятия не имею, в чём причина этого удушья, Дорангая ли работа, или материал стен при горении такую пакость выделяет, но пиротехнику этому в задницу самолично утрамбую связку гранат и пару саламандр.

  Хотя нет, их-то за что? Обойдусь каким-нибудь поленом. Чтоб неповадно было, ага.

  Злой донельзя, я пересчитал оставшихся дроидов. Охранные в количестве пяти штук и три с половиной инженера. С половиной — потому что четвёртый упорно пытался пролететь сквозь стену, с каждым ударом все меньше и меньше ориентируясь в пространстве.

  — Федя, тут?

  «Здесь, администратор Кайна. Приборы не обнаружили ни чужого присутствия, ни остаточных следов ауры. Вероятно, ловушка была установлена достаточно давно»

  — Когда примерно?

  «Не менее двух недель назад. Результат с точностью до двух дней смогу указать только после лабораторного анализа остатков бомб и фрагментов перекрытий»

  — Приступай.

  Отряхнувшись от пыли и какой-то крошки, типа оргстекла, я провёл рекогносцировку местности. Печаль-беда, товарищи... Перекрытия лестницы обрушились, равно как и потолок, образовав собой натуральный завал, сквозь который даже инженеры не смогли протиснуться.

  Конаг услужливо высветил альтернативный путь — раз в пятнадцать, если не больше, длиннее заваленного.

  Ладно, лень у нас матушка, а к Магомеду ходят в гости горы, значит, ищем свой путь.

  Понимая, что сейчас наверняка веду себя как полнейший отморозок, я отдал команду боевикам расчищать завал посредством гравиизлучателей.

  Обрушившиеся перекрытия сопротивлялись недолго, буквально с десяток секунд, после чего мелко завибрировали и, развалившись в пыль, стали вбиваться в пол тяжеленным камнепадом. На ногах устоял с трудом, зато результат налицо: пара минут работы излучателей на почти пиковой мощности, и пол усыпан толстым слоем невесомой пыли и заметными микрократерами, а проход вниз свободен.

  Осторожно спускаясь за бронеколобками, попутно отметил, что тонизирующее действие Сильной воды таки ослабевает; тем не менее, его вполне хватило, чтобы восстановить резервы организма и залечить огромную шишку, выросшую на затылке. Хоть что-то хорошее...

  Остаётся надеяться, что долговязый стрелок всё же благоразумно покинул комплекс своими ходами, а не сидит где-нибудь в засаде, выжидая момента, чтобы запульнуть мне в спину пулю с пространственным артефактом внутри. Впрочем, если пулю я всё-таки поймаю, то на этот свершившийся факт мне будет плевать с высоченной колокольни.

  Долго ли, коротко ли, или как там в сказках сказывается?.. В общем, энное количество времени и поворотов, спусков, обходов и лестниц спустя я оказался на литерном, вненомерном ярусе Объекта 261. Уровень «Тхэн-Коон», дословно — Средоточие Силы. Где-то тут стоит Стабилизатор, а ниже находятся обслуживающие механизмы.

  Ярус поражал. Высоченный потолок — метров тридцать, не меньше, узкий длинный коридор, упирающийся в бронезаслонку, и ощутимая толщина стен, едва ли не физически давящая на психику и организм.

  Федя, видимо, учуявший непроизнесённый вопрос, выдал краткое досье на конструкцию яруса.

  «Толщина стен физически составляет полтора метра, фактически — сорок пять целых, двадцать четыре сотых метра защитной внешней композитной брони в уплотнённом пространственном состоянии, использовавшейся в исследовательской технике, предназначенной для работы в сверхэкстремальных условиях вблизи ядер звёзд и сверхмассивных гравитационных скоплений»

  — Типа поняла, ага. А чего на психику так давят-то?

  «Вероятно, так вашими рецепторами воспринимается действие балансировочной системы сдерживания и упреждения мерности пространства»

  От ведь паразит, а? Так и подмывает спросить: «Кто все эти буквы?»

  Впрочем, в общих чертах понятно и так. Они умудрились бетонную плиту упаковать до размера силикатного кирпича, и понатыкали какую-то жутко прессующую мозг систему контроля, дабы пространство рядом с артефактом не танцевало джигу и пого, а спокойно плескалось в положенных константах. Жаль, конечно, что я не физик, и в квантовой механике и прочих умных штуках разбираюсь чуть лучше, чем свинья в апельсинах, ну да ладно. Если найду книги по теме, можно и поднатаскаться будет. Если мозг не выкипит от попыток понять иномирную магофизику.

  С ощущением, что дальше будет только хуже, а головная боль усилится, я поплёлся на вход к Стабилизатору. Дроиды, успешно докатившись до цели, выпростав десятки щупов, изучали заслонку на предмет наличия подлянок. Инженеры, попискивая в ментальном диапазоне, занимались тем же, только на более глубоком уровне.

  — Федя, надеюсь, ты не будешь в обиде, если я отключу Стабилизатор?

  «Администратор Кайна, к сожалению, отключение Стабилизатора пространства невозможно — отсутствует необходимый энергетический минимум для запуска процесса гашения»

  Я почесал в затылке. Как известно, от этой нехитрой полумагической приблуды в голове появляются иногда умные мысли. В данный момент умных не появилось, но когда нас это останавливало?

  — Если нельзя отключить, то можно вывести из строя?

  «Теоретически, если обойти все процедуры и дублирующие системы, такой результат возможен»

  И тут светлая мысль всё же решила уголочком проявиться в моём сознании:

  — Федя, а если я немножечко сломаю Стабилизатор, я по шее от твоих охранных систем не получу?

  «Нет. Пользователь с правами администратора находится в списках исключений всей структуры обеспечения безопасности»

  Вот и славно. Больше нам ничего и не надо, в принципе.

  Скол, хитрым образом обмотавшись вокруг правой руки, протиснулся под лямкой рюкзака и, изогнувшись почти как кобра, гордо завис оголовком над моим плечом. Вроде бы и намотался не очень удобно, однако движения не стесняет, и уверенность есть, что случись чего — в доли секунды развернётся в боеспособное состояние. Да и снова висит над плечом, аки турель инопланетная, что неким образом доставляет, да и вообще — придаёт уверенности в собственных силах даже больше, чем холодная ребристость рукояти револьвера под пальцами.

  Памятуя о хитрых ловушках неизвестного, но явно рукасто-головастого автора наверху, я активировал защитный амулет. Лёгкий зуд по коже, как от статического электричества, и — на расстояние в несколько сантиметров от тела появляется слегка подрагивающая плёнка искажённого пространства. Добро, что зрению не мешает, и, по ходу дела, ещё и растягивается не только на тело, но и на всё, с ним контактирующее, — вон, вокруг Скола такая же плёнка искажений, и подстраивается под каждое его движение. Забавно, в общем.

  — Федя, а дверку ты сам откроешь, или мне ручками шевелить придётся?

  «Я могу снять внешнюю блокировку, запорный механизм открывается только пользователями»

  В принципе, логично. Двусоставная система защиты, где искин не имеет доминирующей роли, а решения принимаются сотрудниками исследовательского комплекса. Мухи отдельно, котлеты отдельно.

  Дроиды, закончив поиск подлянок, отпиликались о нулевом результате последних и я, набрашись смелости, шагнул к бронеперегородке. Неметаллическая, из того же композита, что и панель наверху, дверь внушала спокойствие и надёжность, присущие монументальным, монолитным строениям. Ясно, что какая бы нечисть там, по ту сторону, ни завелась, сюда ей не проникнуть. Равно как и наоборот.

  Ладно, кто не рискует, тот, как известно, не только не пьёт, но и с девочками ни-ни, а у нас вообще — квест от бога, значит, отмазаться вряд ли получится. Да и зачем? Интересно ведь.

  Опаньки... Я поспешил поймать ускользающее откровение.

  По сути, если поковыряться в памяти, проанализировать — то, так или иначе, на Земле мне было тесно и неуютно. Беспросветная обыденность, рутинность и монотонность дней... Всегда тянуло к новому, неизведанному, и книги покупались на всю стипендию и подработки, вечера проходили в разработке квент, шмота, в многодневных данжах под руководством не очень адекватных данж-мастеров. Если по чесноку — мне ж всегда хотелось приключений, хотелось выбраться из серого кокона на свободу, увидеть мир и изменить в нём что-то самому, сделать что-то хорошее или не очень, но чтобы оставить зарубку со своим именем на плитах Истории.

  Может, поэтому и воспринял всё как должное, и не бегал кругами, выдирая пучки волос с головы и не только с неё, не причитал и не скорбел? Даже иное тело — и то не смущает. Словно подсознательно всю жизнь был готов к подобному чуду, ждал, втайне надеясь на блуждающий портал, провал во времени, инопланетян, в конце концов, — на любую возможность покинуть обрыдлую современность, изменить жизнь, увидеть новое, узнать такое, от чего многие обыватели впадут в затяжную истерику и кататонию. ..

  Хм... Интересно. А может, вот такое вот восприятие, или психический глюк, доступный только зажатым в угол, и формирует в народных массах образ Избранного? Как повёл бы себя на моём месте кто-нибудь другой? Бросался в ноженьки Артасу или покончил с собой? Или так же спокойно воспринял всё происходящее и с любопытством стал смотреть на новый мир?

  Ладно... Чужая душа — потёмки, а в своей и с фонариком и с подробным планом местности на руках не разберёшься, так что размышлизмы отставить до спокойных времён, а сейчас — приступить к выполнению задания.

  Сенсоры двери, нисколько не смущаясь наличием защитного поля амулета, опознали во мне администратора, и с тихим шипением пневматики заслонка уползла вверх.

  Предупреждающий писк инженеров, разряды гравиизлучателей охранных дроидов, заставляющие весь ливер дрожать мелкой дрожью, и яркая вспышка впереди сложились в один размазанный по ощущениям локальный апокалипсис, и последнее, что успел ощутить-осознать — я снова лечу спиной вперёд, а в лицо стремится яркий, невыносимо белый шар непонятного разряда.

  Кажется, это моя судьба — постоянно биться головой о стены и стараться потом усмирить разбегающиеся в разные стороны глаза.

  Таки взрывов было два. Первый — крайне мощный — запульнул меня через весь коридор, второй же догнал уже в полёте, сожрав остатки амулетного заряда.

  Спасибо рюкзаку, уберёг спину от тяжёлых травм, и Сколу — в последний момент кнут зафиксировал голову в живом подобии армированного шлема, не позволив шее сломаться под чудовищным ударом. Но приложило изрядно. Забавное такое состояние — тело вроде есть, а чувствовать его — не получается. У боксёров более тяжёлая версия этой неприятности, кажется, называется грогги: сознание плывёт, координации ноль, сил не хватает даже на то, чтобы поднять руки. Стоят этакие марионенки под неверной рукой упившегося кукловода... вот и у меня так же.

  Наощупь нашарил второй амулет, вдавил качельку... И вовремя, Джигурду мне в бабушки!

  Только по коже пробежала волна щекотки, из тьмы за откатившейся заслонкой вырвались один за другим три разряда. Всё же хорошо, что движутся они гораздо медленнее пуль.

  Впрочем, мысль домысливаливалась, когда организм, наплевав на общую хреновость самочувствия, на одних только рефлексах Кайны, невероятным, выворачивающим кости и рвущим сухожилия движением из положения полусидя-полулёжа странным, веретенообразным движением откатился с траектории ярких злых звёздочек.

  Энергосфера втянулась в тело, отрезвляя, снимая усталость и блокируя боль. Когда только выхватить её успел?..

  Прояснившимся зрением быстро окинул обстановку и кувыркнулся влево, под защиту угла. Вовремя. Секундой позже натуральный град осколков, выбитых из стены, накрыл защитный контур, бессильно осыпавшись пылевым облачком. Краем сознания отметил отсутсвие дроидов — не успев разрядиться в направлении опасности, они погибли... Вот тварь! Столько добротной техники — псу под хвост!.. Ладно я — ламер в тактике наступления и обороны, но этот придурок — нахрена он артефактные ценности гробит пачками?! Или не осознаёт их полезности и перспективности?

  Револьвер как родной ткнулся рукоятью в ладонь, холод стали несколько поубавил ярость. В гневе можно столько дров наломать, что потом и армии гастарбайтеров не разгрести. Вдох-выдох, успокаиваем сердце, готовое тараном вынести рёбра наружу.

  Кондиции у человекоформы хорошие, но у универсальной не в пример лучше, потому — фиг с ней, с маскировкой, задницу бы свою уберечь, желательно — в целости и сохранности. Окружающий мир вздрогнул и просветлел, расширился тысячами новых деталей и оттенков. Кисловато-черничный запах стен, в Сути увитых многослойным макраме крохотных непрерывных строчек заклинания, нанесённых на тончайшие проволочные конструкты, утопленные в породу... Остаточный след от зарядов, пышущий одновременно и живой энергией, и колючими иголками статического электричества — пушок на руках торчком стоит, строго в направлении места взрыва. Обострившийся слух доносит сухой щелчок, как будто наступили на мёртвую ветку, и невнятное ритмичное бормотание под нос. Голос глухой, тихий, с явными нотками обращения к кому-то, чьё присутствие ощущается только на самой грани реальности, словно собеседник не может продавиться сюда, или же находится очень, очень далеко. Его ответы в Сути вызывают дрожание строк на конструктах в стенах, заставляют барабанные перепонки вибрировать, закладывают уши. Ни слов, ни их смысла не слышу, а подсознание подсказывает — пока невидимый противник отвлёкся на разговор, самое время действовать.

  Скол высунулся над плечом, клюнул оголовком вниз, ткнувшись в амулеты. Логично, друг мой кнут. Бережёного боги бегерут, а подстраховаться не помешает. Утопленная качелька активации, и вокруг меня разливается сферой марево защиты. Статика по коже, и контурный амулет создаёт вторую линию обороны.

  Очково, конечно, по прямому коридору, да лбом на разряды, но куда деваться? Перед смертью всё равно не надышишься.

  «Три... Два...», — отсчитал внутренний голос, и я сорвался с низкого старта, сходу взвинчивая организм до сверхреакции. Пока встречный поток воздуха свистел в ушах и норовил заставить прослезиться, отстранённо вспомнил, что никогда за свою жизнь до единицы счёт не доводил. Этакий особый пунктик, зарубка, что потом найдётся место мандражу и придумыванию новых отмазок, и будет сделано всё, что возможно, лишь бы отдалить решающий момент.

  Толстая мягкая подошва позволяет бежать практически бесшумно, тяжёлый револьвер комфортно лежит в правой руке, пальцы левой сжимают метательный нож.

  Нет ни страха, ни нервов, ни нерешительности — сознание стоит в стороне, полностью доверив тело подсознанию, протянувшемуся сквозь бездну веков и войну за выживание вида, действующему на рефлексах, свойственных первопредкам... Лёгкий прыжок над искорёженными, чадящими останками дроидов; бубнёж доносится слева. Проход. Рывок вправо, первым уходит метательный нож, следом второй. Приземление перекатом и выстрел из револьвера по нечёткому контуру.

  Боги! Вот это отдача! Ощущение, будто из гаубицы снаряд запустил...

  Фигура размывается в движении, это невероятно, но — стрелок уходит с траектории пули!.. Три выстрела следом, один за одним отдаваясь через ладонь в предплечье, и три раза эта сволочь избегает дырки в теле, замерев и почти растворившись в воздухе.

  Метательный нож от бедра уходит вперёд, в подрагивающий воздух, и две пули с упреждением следом за ним. Отдачей почти выворачивает плечо — положение тела неустойчивое, — но, справившись с мгновенной болью, трясущимися пальцами вытряхивая из барабана гильзы и загружая новые спидлодером, радостно оцениваю результат. Одна из пуль-таки проковыряла брешь в защите шустрого, как понос стрелка, — невидимость спала, явив долговязую, несуразно-дистрофичную фигуру Дорангая.

  Неровно остриженные волосы торчат во все стороны, на глазах — повязка с двумя крупными, непрозрачными, круглыми камнями, за спиной винтовка, на бёдрах револьверы, в левой руке короткий, вычурной формы жезл, в правой — простой квадратный амулет на толстой нитке. Костюм, отдалённо похожий на найденный мной, больше смахивал на одёжку ниндзюка-металлиста: лёгкая ткань закрывает тело, маска-капюшон сдвинута на затылок, поверх всего этого добра нашиты тонкие пластинки с едва заметно мерцающими в Сути строчками заклинаний. Часть материи на рукавах и груди отсутствует — это уже работа артефактной пули. Жаль, что руки ему не оттяпало...

  Сознание тем временем успело обработать полученную информацию. Мы находились в огромном куполообразном помещении, по центру которого стоял пьедестал, из чьей сердцевины вырастал... вырастало?.. в общем, высился каменный, судя по фактуре, монолит, похожий на тонкую иглу, обвитую по спирали множеством каменных же лиан. Артефакт по совместительству же являлся ещё и единственным источником света.

  У стен притулились невзрачные короба без каких-либо опознавательных знаков или кнопок, рычагов, тумблеров.

  А вот от увиденного на полу волосы зашевелились не только на голове, но и на хвосту: беспорядочно разбросанные, словно спасавшиеся но так и не спасшиеся от взрыва, лежали скелеты. Гуманоидные, острозубые, здесь были как крупные кости, так и детские тоненькие косточки...

  Часть оказалась размолота в пыль.

  Аккурат там, где стоял Дорангай до начала демонстрации своей реакции.

  Зверь внутри пошевелился, потянулся, выпуская когти, и выглянул наружу.

  И то, что он увидел, ему не понравилось.

  Ломая внутренние барьеры, снося все щиты психики, выламывая защиту сознания, внутренний Зверь выбрался наружу, разом отодвинув в сторону, чтобы не мешались под лапами, сознание и разум, дозволив довольствоваться только наблюдением со стороны. Меня словно запихнули в барокамеру, оснащённую лишь маленькой смотровой щелью наружу.

  Эмоции Зверя напомнили мыслеобразы Скола: «Мелкие. Свои. Нельзя ломать. Убить ломающего»

  Кнут, словно почуяв рядом сильного компаньона, мелко задрожал, выращивая на оголовке частокол лезвий и шипов льдисто-голубоватого цвета.

  Зверь, в прошлый раз погасивший моё сознание, в этот раз вёл себя более аккуратно и вежливо: просто забрал всё управление телом на себя, запретив даже шевелить глазами, не говоря уж о чём-то большем.

  От живого кнута повеяло ледяной водой горных ручьёв, стремительной рекой, мерным шелестом вод безбрежного океана. Вокруг меня заструился, стремительно прокаляясь, воздух, в ладонях расплылся жар, кажется, тонкие язычки пламени выросли на выбившихся из причёски волосах. И в местах, где пламя Зверя встречалось с водной сутью Скола, тихонько зашипел, заклубился пар.

  Время, замершее с момента попадания пули до пробуждения внутренней сущности, уместившееся в пару ударов сердца, напряглось и лопнуло, взорвалось вихрем действий.

  Сидя внутри черепной коробки, изолированный от всего, кроме наблюдения, я смотрел, запоминал, старался понять. Внутренний Зверь явно не то, чем я его представлял — во-первых, не неразумный демон, — за это говорили и мыслеобразы, и совсем нехарактерное для животных легендарное «качание маятника», когда уходишь с траектории пуль, разрядов, метательного оружия; во-вторых, полагался он на собственный источник знаний: из того уголка, куда он сдвинул меня-нынешнего, прекрасно прослеживались все процессы сознания, и Зверь не обращался ни к одному из них, даже в подсознание не лез. Складывалось полное впечатление, что опыт и знания он берёт из внешнего источника. Или же из внутреннего, но находящегося на такой глубине и так сложно организованного, что ни отследить, ни даже просто заметить путь — нереально.

  Пока я отвлекался на попытку понять, что же есть Зверь на самом деле, мой внутренний временно исполняющий обязанности демон действовал.

  Дорангай, окутавшийся, словно кононом, сетью громко трещащих разрядов, бил из жезла теми самыми яркими злыми звёздочками. На морде лица его не отражалось никаких чувств, никаких эмоций — маска, вырезанная из белого мрамора, и та была бы богатым на ужимки и мимику Джимом Керри в сравнении с исследователем.

  Залп из трёх звёзд веером, отсекающий любые попытки уклонения. Но одержимому телу плевать: толчок опорной, и я рыбкой вкручиваюсь между разядами; Скол коброй атакует ближайший сгусток энергии, недовольно шипит в мыслесфере, но поглощает взрывоопасное магуйство. Слышу отголосок его мыслей (Невкусно. Полезно. Новое)

  Приземление перекатом, револьвер плюётся злыми пчёлами, начинёнными маленькими бомбами; рисунок татуировки оживает, светится, трансформируя руку в лапу.

  Зверь доволен. Когтями резко проводит по полу, и снятая стружка материала волной брызг накрывает Дорангая. Вокруг него на мгновение вспыхивает ореол защитного поля, ловя большую часть осколков и пуль, и если с последними разбирается полностью, то первые прорывают остатки щита и впиваются в тело, полосуют кожу, оставляя длинные рваные царапины, превращают костюм в лохмотья.

  Не изменившийся в лице искатель делает несколько стремительных шагов назад, ладонью ломает жезл, бросает его мне под ноги. Реакция следует мгновенно: из удобного для стрельбы упора на колено рывок в сторону, кувырок и прыжок. Зверь в это время ещё и умудряется наполовину заполнить барабан револьвера. Я бы так не смог...

  Взрыв подбрасывает меня в воздух, чувствую, как взрывная волна курочит тело, сминает кости и мышцы. Тяжёлое приземление лицом к противнику. Последний патрон дослан, сухой щелчок затворного механизма.

  Вслед за волной меня накрывает роем осколков. Сотни мелких кусочков, пробивая одежду, вгрызаются в тело, рвут тонкую плоть, судорожно сжимающуюся от последствий взрыва... Лапой закрываю глаза, и осколки вязнут в густой шерсти, неспособные достать до живого мяса. Только мгновением позже соображаю, что оба амулета разряжены в ноль, приняв на себя основной удар взрывной волны и град осколков.

  Тело подкидывает в воздух, Зверь совершает какой-то дикий пируэт, от которого трещат и натянутая ткань одежды, и мышцы, не отошедшие от встряски, а там, где я находился, образуется кратер взбесившегося пространства.

  Стреляю во время прыжка, чудом при приземлении не попав на детский череп... Последняя пуля встречается со стволом винтовки Дорангая, испаряя её.

  Времени на перезарядку нет. Противник ещё только начинает отбрасывать огрызок оружия и тянется к револьверам, а внутренний Зверь уже взвивает тело в воздух, выедая последние запасы энергии.

  Грация и ловкость моего демона потрясают — под шквалом чудовищных по силе, быстрых ударов искателя он умудряется не только блокировать и отвечать, но и передвигаться, не касаясь останков кицурэ.

  Револьвер как-то незаметно переместился в кобуру. Я этого сделать физически не мог, значит, это ещё одно подтверждение разумности Зверя. Тем более техника рукопашного боя не имеет ничего общего с повадками животных. Впрочем, кто их знает, от кого же на самом деле произошли кицурэ?

  Тем не менее, Зверь использовал приёмы и тактику, ни в коей мере не свойственные ни моим скромным знаниям, ни более обширным и опасным навыкам Кайны. В памяти Лисёнки не было и намёка на акробатический бой, на удары ногами из упора на руки, более свойственные капоэйро, на по-змеиному текучие движения, уклоны и перекаты...

  В вихре ударов, контратак, подсечек, смены позиций сложно было разобраться — движения быстрые, смазанные, конечности словно копируются в воздухе, создавая ощущение битвы двух Шив. Одежда трещит, рвётся под ударами, разлетается вокруг вместе с кусочками металлических рунированных пластин и хлопьями кожи наручей... Медленно так летит...

  До меня только сейчас доходит, что из ускорения я так и не выпал. Страшно представить, сколько же я сожру, если выживу...

  Страшный удар сминает рёбра, заставляя под мечевидным отростком зажечься маленькому беспощадному солнцу. Дышать нечем, но не это самое страшное, страшнее то, что сейчас беззащитен и бессилен. Дорангай коротко поворачивается, нанося удар ногой, и я, кувыркнувшись в воздухе, пребольно приземляюсь на твёрдый пол...

  Следом меня накрывает каким-то обездвиживающим заклинанием. Зверю не нравится, он сметает его простой отмашкой лапы. А за ним обрушивается какая-то совсем несуветная мощь, насильно вдавливающего Зверя во внутреннее Запределье. Он отбивается, рычит, но не может справиться. Скол не подаёт признаков жизни — похоже, часть разрядов он таки принял на себя... Лишь бы не умер...

  Я-нынешний возвращаюсь к управлению телом, и ускорение тут же отключается. Организм вымотан, со всех сторон давит невидимая сила, норовя переломать, скрутить, уничтожить. Электрические разряды бегают вокруг, а отголосок жизни, чувствующийся в них, несёт в себе запах смерти, горький и затхлый.

  Что за извращенство — использовать силу жизни, чтобы причинить смерть?!

  Возмущение настолько сильно, что последние капли сил собираются буквально по микронам, выковыриваясь из самых крайних резервов, и даже дышать снова можно.

  Сил нет даже чтобы пошевелить руками, но память, наша память — меня и Кайны — подсказывает решение.

  Я набираю в лёгкие всё возможное количество воздуха и напрягаю диафрагму. Невнятный хрип как-то незаметно переходит в утробное рычание, каким пользовалась сестричка Райта, пыль, осколки покрытия пола, кости начинают мелко подрагивать... Откуда-то осознаю, что сил хватит только на один заход, второго шанса не будет, и потому, словно в каком-то инсайте, вплетаю в рык слова, первыми всплывшие в памяти, гибридом гроула и направленного рыка выплёвывая их в безразличное, неэмоциональное лицо приближающегося Дорангая:

Нечего плакать нам о смерти!

Мы сядем пить пиво в первых рядах!

Рядом с богами — рядом с бессмертьем —

Мы умираем, смерти смеясь![3]

  На первой строчке он остановился. На второй — попытался отступить. На третьей — из его глаз, носа, ушей и рта полилась кровь. В начале четвёртой строчки стала лопаться кожа, а сам стрелок, пошатнувшись, грузно осел на колени.

  А последние два слова я прогроулил уже в пустоту: Дорангай, раздавив слабеющими пальцами тот самы квадратный амулет, внезапно окутался ярко-белым светом и с громким хлопком исчез.

  Мгновенно, следом за ним, исчезла и давящая, уничтожающая жизнь живая сила.

  Невнятно просипев сорванными связками благодарность тому, кто помог внезапно вспомнить это умение, я попытался приподняться.

  Не получилось.

  В глазах вспыхнули искры, комната накренилась, а тускнеющее сознание отметило, что плиты пола, наверно, приятно-прохладные, и даже множество осколков не помешают комфортно на нём расположиться.

  кажется, это было последнее, что мелькнуло в моей голове перед тем, как тьма заботливо закутала меня в своё спокойное, непроницаемое одеяло.

 

Глава 7.

Особенности спонтанной телепортации в посткицурский период

  Слабость... Слабость накатывала откуда-то изнутри, волнами безразличия растекаясь по вмиг ставшим желейными мышцам. Всё тело не просто болело, оно бы билось в судорогах, ломало ногти о камни, рвало сухожилия и ломало кости, будь хоть капля сил. Но — сил не было. И оставалось только страдать. Молча. Распухший язык словно прирос к нёбу; превратившись в напильник, врос насечками в мягкую податливость плоти.

  Сознание меркло, периодически выключалось, а иногда накатывали из неведомых глубин бессознательного странные, бредовые видения, и было невозможно понять — сплю я или нет, реальны ли тихие шаги рядом и горячая ладонь на затылке, вливающая силы в кажущийся бездонным опустошённый организм, или это предсмертная галлюцинация; мягкое сияние порталов, режущее слезящиеся глаза буйной зеленью по ту сторону; детский смех и отблески костра на далёких стенах схрона; тепло, накатывающее волнами...

  Не знаю, сколько я так пролежал без движения в неудобной позе, ощущая щекой и открытыми участками кожи даже не боль, а тупой, далёкий дискомфорт от впившихся кусочков покрытия, то теряя сознание, то возвращаясь в действительность. В какой-то момент осознал, что могу пошевелиться. Неподъёмная гора рюкзака давила на спину, ломая рёбра, мешая дышать...

  Очнувшись в следующий раз, обнаружил себя свернувшимся в позе эмбриона. Спустя целую вечность борьбы с непослушными лямками и не менее долгую и тяжёлую попытку перевернуться, я вновь утонул в безвременье.

  Сколько я так нырял, не знаю. Десяток раз? Сотню? Миллиард?..

  Неважно. В конце-концов, сумев вспомнить цель, я навалился на рюкзак, борясь с тугими завязками.

  И вновь мрак и плывущее сознание сменяли друг друга, в моменты бодрствования хотелось ругаться, но получался только едва слышимый жалобный скулёж.

  В какой-то момент действительности я осознал, что рюкзак развязан, и нет смысла больше теребить шнурки.

  Минуты, подло превратившиеся в вечность, медленно текли мимо, пока я выковыривал из рюкзака еду. До меня далеко не сразу дошло, что сил на пережёвывание тупо не хватит... А вот и фляжка...

  Видимо, сознание вновь покинуло меня, включив-таки напоследок автопилот, ибо очнулся я, крепко сжимая в руках открытую фляжку; крышка на прочной цепочке сильно врезалась в побелевшие пальцы, но это так, второстепенное. Главное — не уронил драгоценную тару с бесценным содержимым.

  Робкий глоток, и жидкость с шипением растворяется во рту. Онемевший язык наконец-то отлип от нёба, его покалывает, будто крохотные пузырьки газировки решили всем скопом лопаться исключительно на его шершавой поверхности.

  Сил вроде как прибавилось, и я подтащил фляжку поближе.

  Освежающая, тонизирующая жидкость заполнила рот, тут же стремительным прохладным потоком устремившись в страждущее нутро. Сколько так пил, не знаю, но отрезвел только когда понял, что за всё это время так и не сделал ни одного вдоха.

  «Неприятности — наше всё!» — пожалуй, если выживу, сделаю себе такую тату. Всенепременно на хинди и обязательно на лбу.

  Судорожный вдох... И дикий кашель, выворачивающий лёгкие, спазмами рвущий желудок и внутренности. Чудом не выронив фляжку, я катался по полу, оставляя за собой малоаппетитные следы из слюны, тоника вперемешку со сгустками пыли, отторгнутыми многострадальными лёгкими, какой-то слизи и, по ходу, соплей и слёз.

  Кашлял я долго, самозабвенно, пока голова не налилась тяжёлым жаром и не зазвенела пустотой. Не знаю, какими мышцами, но удалось удержать ещё подрагивающие лёгкие, готовые вновь сорваться в судорожный кашель. Кое-как утерев тыльной стороной ладони слёзы, ещё немного удивился — куда и когда делся респиратор? — и немного осмотрелся.

  Мда... Всюду крошки, выбоины, кости перемешаны, многие из них сломаны, перемолоты в труху... Там, где стоял Дорангай, выжженное, оплавленное пятно круглой формы...

  Царапины на коже рюкзака, майка — высокохудожественное решето. Странно, как только брюки уцелели?

  Я оторвал от низа майки полоску ткани и, смачивая её тоником, вымыл лицо. Хорошо, что зеркал рядом нет, а то вряд ли бы перенёс наверняка жалкий, ничтожный вид собственного тела.

  Сил всё так же едва хватало на вялые телодвижения, приступ кашля забрал их почти полностью. Надо восполнять, как ни крути. Но первым делом — проверить Скола.

  В Суть удалось заглянуть с -надцатой попытки, но увиденное заставило немного повеселеть. Река, заключённая в кнут, заметно уменьшилась, но в центре её проступила стремнина; в глубине просверкивали крохотные звёздочки. Энергосфера растворилась в ладони, наполняя силой, а следующую сферу, уже с собственным концентратом жизни, я влил в спутника. Энергия обрушались на него широким валом... и канула в бездне.

  Лишь стремнина чуть ускорила свой бег, да немного шире стала река.

  Видимо, сам справится...

  Желудок громко квакнул, требуя нормальной пищи, а не одной только воды, пусть и очень питательной, и я взялся за изрядно помятые за время всех моих полётов и стуканий о твёрдые поверхности продукты.

  Чем быстрее исчезала пища в моей внутренней бездне, проваливаясь туда абсолютно без каких-либо сопутствующих вкусовых ощущений, тем сил становилось больше. они прибывали буквально с каждым проглоченным кусочком, заставляя измотанный организм восстанавливаться. Жутко зазудели руки, грудная клетка, живот. Я задрал майку, не отрываясь от жевания мяса, и чуть не подавился: кожа покрылась россыпью волдырей, они становились крупнее буквально с каждой секундой... И вот один лопнул, с парой капель крови выплюнув каменный осколок. Следом за ним лопались другие нарывы, выталкивая из тела чужеродные объекты, а ранки, поначалу похожие на оспины, быстро затягивались, вызывая зуд едва ли не больший, чем сначала. Я решил рискнуть и растворил сферу своей жизненной энергии. Видимо, измотало меня более чем капитально, ибо оглушающей волны позитива и нездоровой активности не последовало, только волдыри стало припекать сильнее, да в мышцах ощутилась приятная сила.

  Некоторое время спустя из еды остались только маленький кусочек мяса да наименее битое яблоко; всё остальное оперативно упаковалось в желудок. Пошатываясь, я поднялся на ноги. Рюкзак пока оставим, и без него качает будь здоров. Я осторожно поднял Скола и укрепил его в поясном карабине; бархатистая, тёплая поверхность слегка пощипывала пальцы статикой.

  Забавно... Интересно, что Скол усвоил и как это выразится? Превратится в сухопутного электрического угря? Шокер средней дистанции? Карманную ГЭС? Пушку Тесла?

  Впрочем, к чему гадать? Очнётся, сам покажет.

  А вот мне предстоит минимум два серьёзных действия: провести ритуал Колеса погибшим и вырубить Стабилизатор.

  Да, боги кицурэ мертвы, но Сила, проводниками которой они были в этом мире, никуда не делась. И есть то, что волей-неволей принял на себя, оказавшись в теле Кайны — Долг. Я последний представитель своего рода в Эрдигайле, по крайней мере до тех пор, пока не найду способ извлечь родичей из лакуны, а потому, как сказал кто-то, по ходу дела, шибко умный: «Я сам похороню своих мёртвых».

  Спустя несколько часов, проведённых в состоянии полутранса — только таким образом смог достучаться до нужного раздела памяти Лисёнки, — я расположил кости кицурэ аккуратной пирамидкой посреди самой широкой части помещения. Под ними, прямо в полу, лапой Зверя вычертил погребальные знаки. Довольно сложный геометрически рисунок получился, и, что удивительно, действующий. От каждого символа, от каждой черты и линии тянуло ощутимой сдерживаемой Силой.

  Четыре знака-ключа по углам фигуры, предназначенные для старых богов: Къерду, богу новых путей, Винталле, богине рождения и смерти, Гросту, богу-проводнику по Колесу, и Дзердрра, богу священной памяти. На сложные знаки полагалось бы возложить соотвествующие жертвы, но сил у меня явно не хватит на то, чтобы подняться наверх. Да и боги нетребовательные, по сути.

  Къерду — несколько капель воды из фляжки, ведь вода всегда пробъёт себе новый путь, если старый закрыт. Гросту — последнюю иглу на нитке; я ещё помнил, как из этой нехитрой приблуды можно сделать неплохой компас. Винталле — яблоко, умирающий плод, несущий в себе семена новой жизни. Я долго пытался сообразить, что же можно поднести Дзердрра... Свиток с рунами — не то, инженерный дроид — мимо... А потом пришло озарение и я, располосовав ладонь, плеснул кровью в знак-ключ. Что, как не внутренняя руда, хранит память?

  Может, я ошибся в чём-то, но тут уже остаётся надеяться только на то, что память Кайны не подвела, и их боги действительно нетребовательны.

  Странно, но подпитываться от энергосферы совсем не пришлось, рана сама по себе затянулась с просто дикой скоростью. Короста высохшей крови буквально на глазах потрескалась и осыпалась тёмно-красной пылью, оставив после себя чистую, гладкую кожу без какого бы то ни было следа недавнего пореза.

  Что ж, все приготовления закончены. Я разбудил саламандр и ящерки, как по команде, разбежались по ключевым знакам ритуального рисунка. Я окинул взглядом получившийся курган... Тоскливое, грустное зрелище. Выбеленные временем кости, позвонки, черепа, рёбра... В отличие от человеческих — почему-то не пожелтевшие. Время пощадило? Или атмосфера? Или иной органический состав? Впрочем, не моё это дело.

  Я распустил волосы, как того требовала традиция. У каких-то народов нужно было заплетать волосы определённым образом, у каких-то — менять одежду на соответствующую случаю, а у кицурэ — только свободные волосы, как аллегория Изначального огня, не скованного никакими ограничениями. Память Кайны поднялась из глубин, заполнив меня всего, и мир растворился за границами помещения.

  Тоскливая песня-танец робко, неумело зазвучала под сводами яруса, в горле першило, но это всё неважно, и натруженные связки — на потом. Плавные движения танца, набирающие скорость; голос, на удивление мелодичный, набирающий силу; струящиеся со всех сторон к костяному кургану ручейки Сил.

  Танец, ставший песней, песня, ставшая танцем, и то, и другое, ставшее жизнью, и жизнь, вечным круговоротом, Колесом стоящая над миром. Я-Кайна пел, менялась интонация, менялся рисунок движений, вплетающий свою собственную песню Жизни, Смерти и Надежды в ткань мироздания.

  В какой-то момент отстранённо заметил, как волосы обратились в ярко-рыжее пламя, заполнили всё помещение, выжгли все тени ровным светом. И знаки-ключи проросли вверх столбами Силы, и нездешний, лучисто-золотой огонь, проходя сквозь саламандр, укрыл под собой останки десятков кицурэ...

  Укрыл, чтобы мгновением позже, с последним звуком песни, взвившейся, заполнившей собой всё свободное пространство, с последним движением танца опасть, оставив после себя горстку пепла. Нездешний ветер засвистел, запел на гранях Стабилизатора, подхватил пепел и унёс прочь из этого мира.

  Там, где несколько минут назад лежали кости, остался только тонкий полупрозрачный браслет.

  Огонь угас, и волосы вновь стали волосами.

  Саламандры, перетекая из формы в форму, вернулись обратно.

  А затем... Затем откуда-то из Непознаваемого, запредельного выглянул кто-то огромный, непостижимый, одобрительно посмотрел на меня и вернулся обратно.

  Что ж, хоть что-то полезное я успел сделать за свою короткую жизнь.

  Устало вздохнув, я пошёл за рюкзаком — задание отключить Стабилизатор ещё никто не отменял.

  Добравшись до вместилища своих нехитрых сокровищ, более известного как рюкзак, я завалился отдыхать.

  Накатила апатия.

  Двигаться не хотелось вообще никак, да и время терпит. Даже до браслета не дошёл.

  Пустота внутри, пустота снаружи...

  Однако, браслет...

  Когда носил кости, укладывал их на погребальный рисунок, ничего постороннего не заметил. Время не пощадило ни одежду, ни предметы, оставив только чистые скелеты. Откуда же тогда взялся этот кусочек из далёкого прошлого кицурэ? Не мог же он храниться внутри одного из черепов? Или мог?.. Или это — подарок от того, Неведомого?

  Вопросы, вопросы... Растут, множатся, а ответы на них находиться отказываются.

  Ладно, примем как данность.

  Преодолев лень и бессилие, я поднялся и, неторопливо пережёвывая последний ломоть мяса, направился к рисунку. Линии стали тоньше, местами совсем исчезли, равно как исчезли и жертвы богам. Значит, услышали. Если и не боги, то их Источники силы. Значит, не зря, значит, так было нужно.

  Тонкий браслет, выполненный из какого-то гибкого материала, практически ничего не весил. В его глубине тихонько мерцала вязь неизвестных знаков Силы; единственное, что понял — угрозы нет. И то хлеб, в принципе.

  Недолго думая, я нацепил подарок на левую руку. По коже пробежалась волна покалываний, браслет засветился и... и исчез. Растворился в воздухе, что ли? Я ощупал кисть — пусто... Мдя... Браслет-невидимка... Хорошо хоть руку не оторвало.

  Надо бы всё же быть бдительнее и не лапать подряд всё плохолежащее.

  А всё-таки, что это было?

  Словно в ответ на мысленный вопрос по кистям пробежал жар, дрогнувшие ладони сжались в кулаки... Почти сжались. Пальцам помешали две рукояти мечей.

  Чуть длиннее бастардов, слегка изогнутые и ощутимо-острые, мечи почти незаметно светились призрачным сиреневым сиянием.

  Оба-на... Онои-то шинно...

  Вот так дар неизвестных...

  В мечах чувствовалась сила, но не та мощь, что являлась в видениях и воспоминаниях, а гораздо слабее. Или их давно, очень давно, не использовали, или то, что заменяет им батарейки, капитально разрядилось. Бесконтактное взаимодействие с энергосферами далось с трудом, даже пот выступил на лбу и висках, но эксперимент дал хороший, обнадёживающий результат: струйка энергии разделилась на два потока и впиталась в лезвия, тут же засветившиеся гораздо ярче.

  Добре.

  Повинуясь мысли, мечи вновь растворились в воздухе.

  Что ж, ни одно благое дело не останется безнака... э-э-эм... не вознаграждённым, да.

  Скол вяло шевельнулся, немного осмотрелся и сунулся оголовком в карман. Эхо расхода энергии совпало с заметным облегчением кармана. Кнут, паразит кожаный, сожрал одну из заначек чёрных сфер.

  Ну и фиг с ним, главное что очухался.

  Мурча в ментальном диапазоне, Скол занял своё любимое место над моим плечом, втиснувшись под лямку рюкзака и, довольный, задремал. На мой мысленный вопрос: «А какого, собсна, произошло?!» кнут вяло отмахнулся (Обработка. Много. Новое. Ждать)

  Ну и фиг с тобой, золотая рыбка. Главное что живой остался.

  Ну что, господа офицеры, завершим задание? За нас всё равно никто работать не будет.

  Погоревав о закончившейся пище, я потопал к Стабилизатору. Блоки управления запустить так и не удалось, возможности пробраться в резервуар с Сильной водой, запороть систему обслуживания и при этом не утонуть — тоже нет. Остаётся только применить на практике наследие последнего столетия землян: разрушать. Ломать — не строить, как известно, выводить из строя гораздо легче, чем создавать.

  Онои-то шинно, повинуясь мысли, материализовались в руках. Обычных энергосфер оставалось ещё предостаточно, так что надо бы подкормить мечи перед тем, как пустить в дело.

  На всё про всё ушло около получаса и большая часть моих запасов, однако результат радовал: клинки, оставаясь всё такими же полупрозрачными, наполнились внутренней силой, в Сути светились насыщенно-голубым цветом готовности к действиям.

  Итак, имеем: постамент, лишённый какой бы то ни было ограды или защиты, веретено Стабилизатора, где-то внутри — раскинулись обслуживающие коммуникации. Что из себя представляет артефакт, я так и не понял, но логично, что раз есть шпиль — он может служить приёмопередатчиком. Уберём иглу — уберём контакт. Логично? Логично.

  Особо не раздумывая, я запрыгнул на постамент (однако, силён — четыре метра без разбега взять!) и примерился к первой каменной лиане. Онои-то шинно с лёгкостью прошли сквозь материал, а я едва успел отскочить в сторону из-под тугой струи сиреневатого пара. Задержав дыхание, я побежал вокруг постамента, орудуя мечами словно бухой в стельку садовник секатором. Клинки не встречали сопротивления, проходя сквозь каменные тела лиан, после рассечения падающих на пол, бьющихся в судорогах разноцветного пара и жидкостей.

  Внезапно я понял, что лианы закончились, а мечи тихонько врезаются в иглу Стабилизатора. Заметно потеплело, помещение затопил туман. Не рискуя дышать, я несколько раз наотмашь ударил по шпилю и, когда по его поверхности стали расползаться длинные, змеящиеся трещины, из которых выбивался ослепительный свет, шустро спрыгнул вниз и что есть дури припустил к выходу.

  Пожалуй, надо было бы сначала найти респиратор... Туман жёг слизистую глаз, в ушах тягуче стучали барабаны сердца, отдаваясь болью где-то в затылке.

  По реальности пробежала ощутимая волна искажения, за ней ещё одна и ещё... Волны бежали, меняя метрику пространства, перетряхивая константы силы тяжести, времени, звука... Волны ускорялись, пока не слились в одно сплошное цунами, а затем рвануло.

  Не было огня, не было взрывной волны, не было ничего из разряда спецэффектов. Накатила оглушающая тишина, а спустя секундную вечность мир взорвался и я понял, что бегу в всеобъемлющей пустоте, пронизанной мириадами образов, смыслов, начинаний и завершений, реализаций и их теней, свершившегося и того, что могло бы свершиться...

  Боль в затылке усилилась, практически полностью погасив сознание, затуманив взор, я пошатнулся...

  И упал на шелковистую, ласковую траву, раскинувшуюся от горизонта до горизонта под тёплыми лучами двух солнц.

  Я дышал и не мог надышаться. Одуряюще вкусный, густой, перенасыщенный запахами разнотравья воздух наполнял лёгкие, и не хотелось его выдыхать, столь приятным он был для измученного организма.

  Вокруг — даже без пристального взгляда в Суть — струились мощные потоки Силы, они пронизывали мою ауру, насыщали её, латали, заполняли энергией. Эйфория накрыла меня. Не та, что была от передозировки собственной силой, нет — умиротворяющая, успокаивающая, убаюкивающая... Ласковые, шелковистые наощупь стебельки травы тянулись ко мне, поглаживали кожу, вызывая приятные мурашки по всему телу, а я лежал и счастливо пялился в высоченное, пронзительно-голубое небо, и никак не мог сфокусировать зрение на форме облаков, словно был подшофе.

  Два солнца купали мир в море тепла и неги, выпаривали из тела боль и усталость...

  Что-то легонько кольнуло кисть, когда я напряг и расслабил уставшие пальцы. Лениво скосил глаза в ту сторону: листик дрогнул и снова присосался к едва заметной ранке прозрачными щупальцами из раскрывшейся почки. Растительные тентакли, смешно извиваясь, погрузились в прокол и тут же окрасились красным изнутри.

  Хы, прикольно. Голодная травка, наверно. Но ты кушай, кушай, у меня крови много. И ты кушай, невзрачный кустик, и ты, пучок округлых листьев с безумно красивым цветком на тонком шипастом стебельке, и ты кушай, медленно подползающий ко мне куст чего-то, отдалённо похожего на шиповник...

  М-м-мать твою!..

  Пока сознание лениво обрабатывало мысль, что меня сейчас натурально схарчат, рефлексы подбросили тело вверх, разрывая внезапно прочные объятия травы и её шустрых корней. Мирно спящие саламандры, как по команде, шустро рассыпались по мне, а миг спустя, ещё даже не коснувшись земли, я окутался живым огнём. Ящерки носились по мне, выжигая чужеродные останки, буквально питаясь ими, а когда ранки оказались полностью вычищены, перекинули пламя на саму хищную траву.

  Земля тяжело вздрогнула, заворочалась, и в паре метров от меня стал расти горб. Трещали мелкие корешки, осыпалась почва, а в трещинах провалов можно было рассмотреть что-то многожильное, непрерывно шевелящееся, движущееся ко мне.

  Реальность поплыла, смазалась, и... выметнувшееся из провала не то щупальце, не то пасть в окружении ложноножек прошло сквозь меня!.. Мир дрогнул, раздулся мыльным пузырём и лопнул, выбросив меня из своего плана реальности в новый.

  Белая пустыня от горизонта до горизонта, из крупнозернистого песка тут и там высятся соляные столбы подозрительно правильной формы. Добела раскалённое солнце, ничуть не больше родного земного, адски прокалило всё вокруг. Ни малейшего дуновения ветра, ни даже звука осыпающейся породы.

  Тишина, густая, как мёд, плотная, давящая на уши.

  Саламандры, не видя вокруг никакой опасности, организованной группой заняли прежние места и вновь задремали. Скол лениво огляделся вокруг, выдал убаюкивающую мысль-зевок, и снова отрубился.

  Солнце стояло в зените, и тень, которую давали столбы, была настолько куцей, что даже хвосту в ней было тесно.

  И жара...

  Я буквально кожей чувствовал, как она высыхает, отдавая влагу, покрывается корочкой соли...

  Там-тамы в затылке ускорили свой танец, зрение задрожало, ломая перспективу и восприятие, меня дёрнуло куда-то назад, резко метнуло в сторону, подбросило...

  И я мягко приземлился посреди довольно просторной, скромной отделки (пластик и металл, плавные линии контура) комнаты аккурат перед троицей изрядно опешивших людей.

  Одна застыла за столиком, разглядывая меня хитрющими глазами, посверкивающими над кромкой широкого бокала, вторая, с двумя колечками пирсинга в брови, — подозрительно щурилась, параллельно формируя в руках какое-то убойное заклинание. Обе рыжие, да. И от первой, помимо ощутимого интереса, тянет родной стихией.

  А вот третий, стоящий ближе всех к мне, одновременно являлся и самым колоритным персонажем: высокий, худощавый, с гладким черепом без следов какой-либо растительности, серую кожу украшает татуировка в виде остроклювой птицы. А уж магией от него веет похлеще чем от Тоффа во время применения заклинания. Ну просто натуральнейший ситх, разве что рогов только не хватает для полноты художественной композиции. Скол заинтересованно выглянул над плечом, осмотрелся и замер, передав едва уловимый мыслеобраз (Опасно. Осторожнее)

  Я почесал в затылке, стараясь воплотить завет камрада Петра Первого, а именно — «вид иметь лихой и придурковатый»:

  — Здравы будьте, братья славяне.

  В глазах парня мелькнуло понимание напару с какой-то тоскливой обречённостью, а в свободной от магической структуры руке пирсингованной крохи появился нож. О боги, мне удастся когда-нибудь никуда не проваливаться, не убегать, не спасать свою задницу, а спокойно забраться в ванну а потом закопаться в свежих простынях?..

  Думал я всё это, проводя сложный манёвр прыжка спиной вперёд, к стене. Скол, абсолютно не смущаясь, дёрнулся вперёд, удобно ложась кнутовищем в руку. Похоже, законы физики ему вообще никуда не упирались: хищно изогнувшись, компаньон замер, готовый мгновенно ответить контрударом на любую угрозу, адресованную мне.

  — Вот те, бабка, и Юрьев день...

  До револьвера дотянуться не успею, защитные амулеты в рюкзаке, в активе только лапа Зверя и онои-то шинно. Ладно, как-нибудь прорвёмся. Да и Скола нельзя со счетов снимать.

  Тем временем «ситх», вполне себе понимающий по-русски, видимо, осознавая, что сейчас начнётся тотальное рубилово, как-то плавно перетёк в уверенно-угрожающую позу и рявкнул так, что уши непроизвольно прижались вплотную к голове:

  — Вс-с-сем МОЛЧАТЬ! Стоять! Бояться!

  Меня слабо качнуло потоком Силы — да, сильная штука, но после недавних экзерсисов с гроулингом и направленным рыком уже не настолько страшная.

  Рука пирсингованной немного опустилась. Мгновенно из такой позиции нож не метнёшь, и это даёт два варианта понимания происходящего: либо татуированный здесь главный, либо рыжая кроха понимает, что кровопусканием заниматься здесь и сейчас несколько чревато для здоровья.

  Мерность пространства снова дрогнула, обстановка на миг размазалась и я уже было приготовился к очередному полёту... Но нет. Не улетел.

  Скол, видимо решив, что непосредственной угрозы не наблюдается, неторопливо вернулся на излюбленную позицию и снова задремал. Соль пощипывала кожу, тянула ещё не рассосавшиеся рубцы, а во рту словно раскинулся филиал пустыни, из которой я так удачно стартовал. За фляжкой тянуться сил просто не было, и я обратился к русскоговорящему «ситху»:

  — Воды не найдётся?

  Гладкоголовый глянул на пирсингованную, как-то странно качнул головой, и обратился к молчаливой участнице нашего маленького шоу:

  — Рэсси, дай попить нашей гостье, — и добавил в ответ на её молчаливый взгляд в сторону стакана. — Воды, а не твоего любимого алкоголя.

  Девушке он сказал на абсолютно незнакомом языке, однако... Переводчик и тут справился, очень шустро снабдив пониманием. Названная Рэсси кивнула, и, оставив сигарету в массивной пепельнице, повернулась к стойке, расположившейся за её спиной. Несколько секунд спустя девушка протянула мне стакан... А моя рука несколько раз прошла сквозь него, не встретив никакого сопротивления. Стараясь не выпучивать глаза и не выказывать никакого удивления, я сосредоточился и, поймав момент стабильности тела, таки сцапал тару. Осторожно сделав пару глотков, убедился, что вкус и состав более чем приемлемы. Кожу тянуло, всё жутко чесалось, хотелось забиться куда-нибудь в тёмный угол и самозабвенно чесаться, чесаться, чесаться... Я вылил остатки воды на голову: помогло; жидкость, шипя, обращаясь в тонкие клубы пара, впиталась в тело. Мне стало заметно легче, и даже мысли забегали как-то более шустро, что ли?

  — Грациас, — языку было лень шевелиться, но благодарность выразить каким-то образом надо; да и сомневаюсь, что моя уставшая моська передаст именно нужные эмоции, а не какой-нибудь двусмысленный оскал, заставив новых знакомцев снова схватиться за оружие.

  Парень настороженно улыбнулся:

  — Ну что, сестра-славянка, тебя-то каким ветром занесло?

  Рыжая с ножом обратилась к нему:

  — Что происходит?

  Татуированный, расслабившись, с нескрываемым удивлением обернулся:

  — А ты ещё не поняла? Это такая же, как ты, пришелица. И тоже с Земли. — Подумав немного, веско добавил: — Хотя мне тоже интересно, ЧТО ЗА ХРЕНЬ тут происходит.

  Да мать твою... Снова Силой качнуло. Что это за Довакин местного разлива? Тоже рыкнуть, что ли? Хотя нет... И связки жалко, и за последствия отвечать придётся. И... таки сколько же из присутствующих тут — земляне?

  Рэсси, забрав стакан, вернулась к бокалу и продолжила планомерно накачиваться каким-то вкусно пахнущим алкоголем, а пирсингованная повела носом и, наконец-то, спрятала оружие в ножны:

  — Она — лисица. Запах её.

  Спасибо, кэп!

  Хотя где она тут запах лисы уловила, не пойму. Скорее, тянет пылью, потом, горелым камнем, и всё это густо перемешано брутально-няшной смесью запахов прокалённого песка и душистых трав.

  «Ситх», как-то разом обмякнув, обречённо, с великим неторопливым, как те самые короли, пафосом, сфейспалмил. Тяжёлая у него рука... Или кожа нежная... Отпечаток пятерни ещё долгое время явственно проступал на татуированном челе. Рыжая симпатяха, не выпуская из руки бокала, а сигарету изо рта, улыбнулась и похлопала парня по плечу:

  — Радуйтесь, еще две рыжих девушки на борту, да и магией огня балуются.

  От блин... Я что, попал на собрание сообщества анонимных пиромантов?

  Усталость накатила вновь, боль в затылке, уже ставшая практически родной, немного усилилась. Чувствуя слабость в ногах, я прислонился к стене, а потом и вовсе сполз на пол. Впрочем, вопрос-то задан, отвечать надо.

  — Мотает вот по мирам и пространствам... Большой «кабууум!» — и я в полёт... — Я наставительно потряс указательным пальцем: — Не играйте, дети, в сапёров... Особенно с артефактами, не вами созданными...

  Довакин подозрительно прищурился сначала в сторону Рэсси:

  — Тебе одной Олы мало? — а потом глянул на меня. Не меняя прищура, что характерно. — Понятно... Назовёшься?

  И пересказал мой ответ пирсингованной. Та глянула на меня, задумчиво почёсывая острый подбородок и щуря раскосые глаза:

  — А я магический сапер. Разряжаю артефакты от магии на раз-два. И что-то не представляю, как ты МОГ так сделать.

  Опаньки... даже не так. Опаньки! Во, так гораздо лучше, хотя и не передаёт в полной мере всю степень удивления. Номер раз: отвечала она на абсолютно чужом, резковатом языке, чуждом миру, в который меня занесло. Номер два: пирсингованная каким-то образом узнала, что я мужского пола... Вопрос: откуда инфа? Телепатия? Вряд ли... Скорее всего — что-нибудь навроде расовых способностей. А может и ещё какая-то причина...

  На губах Рэсси расцвела коварная улыбка:

  — Хорошего должно быть много, — она опустошила бокал, с явным интересом наблюдая за происходящим.

  Я попытался улыбнуться, но сильно сомневаюсь, что получилось хоть что-то приличное и подобающее случаю.

  — Кайна, кицурэ. Старшие лисы. Не путать с кицунэ — это наши младшие... А вообще — Лекс, Александр, то бишь. Был. На Земле.

  — Я — Макс, — «ситх» прислушался к моему не вовремя и крайне громко уркнувшему голосу желудка: — Есть будешь, Лекс-Кайна?

  Упоминания о еде заставили организм заметно приободриться, а желудок выдал ожидательно-требовательную трель.

  — Конечно буду!

  Однако... Пожалуй, стоит предупредить о проблемах биореактора под названием «желудок молодой кицурэ»:

  — Только жру как бригада десантников...

  Пирсингованная всё же расслабилась, но заметно сразу — случись что, мигом и заклинанием приложит, и ножом под рёбра попотчует, и ещё какой радостью одарит.

  — Моё имя Рей из Красный волков, и... Эх, лисов мы не очень жалуем...

  Забавно... У них тоже есть кицурэ или кицунэ? Хотя по Рей не скажешь, что имеет отношение к родственной расе: ни хвоста, ни ушей... Только острые белоснежные зубы и не менее впечатляющие когти.

  Тем временем Макс, повеселев, плюхнулся за стол из какого-то серого не то металла, не то пластика с отделкой под металл:

  — Рэсь, где наш ужин?

  Девушка вздрогнула:

  — Меня понизили до официантки?

  «Ситх» пожал плечами:

  — Я не вижу нашего кока. А с комбайном ты управляешься лучше.

  Я обратился к Рей, минуя посредничество Макса:

  — Я в огнелисы не напрашивался... Куда засунули, таким и бегаю.

  Рэсси небрежно швырнула окурок в пепельницу и заорала так, что уши непроизвольно прижались к голове:

  — Эй! Где жратва?!

  — ...Впрочем, волков люблю. Благородные они, — закончил я, разглядывая исполненную скепсиса мордашку Рей. Та широко улыбнулась, всеми тридцатью с лишним острыми, как бритва:

  — Бывает.

  Макс кивнул на стол и я, вполне себе понимая, что особых приглашений не будет, а так же что «ин дер гроссен фамилие нихт клювен клац-клац!», вяло пополз к усевшейся компании. Стоило только присесть, сбросив рюкзак, как боль нахлынула вновь. Острый приступ заставил скорчиться, показалось, что внутри черепа катаются несколько противопехотных, раскалённых докрасна ежей, глаза застил мутный туман, а кожей щёк ощутил горячие ручейки слёз. Пальцы судорожно сжались на столешнице, сминая с тугим, долгим скрежетом неподатливый металл. Этот малоприятный звук чудесным образом убавил огонь в голове, вернув более-менее ясное мышление. Я смахнул слёзы и едва удержался от смеха: вся троица сидела с глазами, характерными для анимешных смайликов: о_О 0_О о..о, и пялилась этими самыми глазами на творение рук моих.

  Блин... Аж как-то неловко стало...

  Девушка с вновь полным бокалом обеспокоенно повернулась к Максу:

  — Похоже, гостье нужно лечение.

  — Медотсек занят, Здрав в отключке... Аптечка где?

  Задавив очередную волну боли в зародыше я тихо выдохнул сквозь зубы, параллельно пытаясь аккуратно исправить гармошку стола:

  — Не надо. Само пройдёт.

  — Ладно, — рыжая снова прилипла к бокалу.

  Столик тихонько завибрировал, в его центре протаяло окошко и оттуда поднялся поднос с небогатым угощением на троих. Макс, пожав плечами, типа — извиняй, шеф-повар не в курсах — дозаказал ещё, и некоторое время мы провели в тишине, нарушаемой только стуком ложек о тарелки.

  Аппетит приходит во время еды, как говорится, и сейчас я служил полноценным доказательством сказанного: если поначалу пища проваливалась вяло и неохотно, то после первой порции скорость работы ложкой увеличилась до таких скоростей, что даже я сам с трудом мог отследить её траекторию. Необычная, непривычная ни на вид, ни на вкус еда устремлялась в счастливый желудок, чтобы практически сразу быть преобразованной в энергию и полезные для организма вещества.

  Я не сразу ощутил повисшую тишину, а когда заметил, наверно, очень густо покраснел: две девушки и парень сидели без малейшего движения и с плохо скрываемым интересом изучали мои телодвижения. В сторонке высилась внушительная горка пустой посуды. Это чего, я в одну харю столько умял? Впечатляет... Хотя можно было бы и ещё пару раз по столько же — всё-таки сил израсходовано чертовски много...

  Однако, полные любопытства взгляды заставили уже неторопливо вычистить тарелку и скромненько отодвинуть её от себя.

  — Извините... Аппетит зверский...

  — Лекс, а ты всегда столько ешь? — В глазах Макса читался плохо скрываемый интерес.

  Думаю, скрываться от своих толку мало, да и сведения очень уж специфичные, работающие лишь на кицурэ.

  — Ага... Пока не пройду Пирамиду, придётся мириться с биореактором внутри...

  — Что за Пирамида?... Кстати, кто тебя вытащил в Туман?

  — Пирамида восхождения через Превозможение. Левел-ап, в общем. Девятиступенчатый, ага. Новая ступень — новые возможности. А забросил... Есть там божество такое, Артасом зовут. Вот его помощничек меня и вытащил. Шутом зовут, кажется. Но лично не знакомы.

  Рей, слушавшая наш диалог вроде бы вполуха, тихонько усмехнулась. Я вопросительно глянул на девушку, но та предпочла воздержаться от комментариев.

  Макс задумчиво почесал подбородок:

  — И тебя тоже Артас. Ара, сволочь, что ты в этот раз задумал?..

  Опа-на, новая инфа!

  — Ара? Это который второй?

  Землянин отмахнулся, как от надоедливой мухи, а в глазах мелькнуло пламя злобы с... тоской?..

  — К бесам Арагорна. Я про Артаса говорю. В прошлый раз он умудрился так красиво свести меня и прошлое воплощение Рей, что..., — Макс вздохнул и махнул рукой. — Два мира разом в копилку забрал, та девушка погибла, а я чудом уцелел.

  Героиня рассказа с полноценным покерфейсом делала вид, что вообще не при делах и сюда чисто на огонёк заглянула.

  — О как... У меня проще... Древние накуролесили чего-то с межветвистыми порталами, и теперь, если их игрушки не обезвредить, накроется кусок ветви миров. Насколько понимаю, его боговости такой вариант никоим образом не в масть. А отдуваться мне. Впрочем, не жалею. Интересно. Даже благодарен ему: на Земле я без пяти минут инвалидом был, без трости редко куда мог сходить. И с перспективой на ближайшее будущее в виде кресла-каталки, в лучшем случае.

  Пирсингованная с крайне задумчивым видом опёрлась о спинку кресла. И у неё похожая ситуация?..

  «Ситх» громко фыркнул:

  — Это он может, земную мечту исполнить. Как для меня мечтой была магия и возможность поболтаться по космосу... Вот только шансы выжить будут мизерные. И кинут тебя при первой необходимости.

  Снова в затылке расцвёл цветок боли, судорога пробежала по пальцам, вновь смявшим металл стола. Чувствуя, что в любой момент могу провалиться сквозь столешницу и кресло, тем не менее, аккуратно выправил деяние рук своих.

  Я постарался улыбнуться, хотя боль и усталость вряд ли смогли добавить улыбке хоть каплю шарма:

  — Я ж на правах смертника там работаю. Как сапёр — одна нога здесь, другой уже тот свет топчу. Так что — смерти не боюсь. Равно как и кидалова. Этакий сталкер всея задницы Мироздания, — чувствуя, как губы расплываются в кривоватой улыбке, добавил: — диверсант-проктолог, Джигурду мне в бабушки.

  Макс, внимательно изучавший меня не глазами, внезапно сменил тему, кивнув на Рей:

  — Кстати, ты можешь установить на меня маяк типа того, что сделала она?

  — Я? — Или Рей прекрасная актриса, или и вправду не в ладах с памятью. Хотя... Татуированный ситх же упоминал, что она — новое воплощение. Значит, при реинкарнации память обнуляется? И что за маяк такой? И что именно он указывает?

  — Маяк?

  В улыбке Макса проскользнуло что-то тёплое, словно давнее, приятное воспоминание вынырнуло из самых дальних глубин памяти.

  — Ещё Фрейдис однажды налепила на меня метку... По которой ты, — он обернулся к Рей, — и смогла ко мне попасть. Ты так можешь?

  Я крепко задумался, изучая макса в Сути. Аура мощная, крайне странной, интересной структуры. Потоки энтропии, хаоса, заключённые в строгие конструкции удерживающих, направляющих оков. Упорядоченный хаос? Хаотический порядок? Или баланс, золотая середина?..

  Над головой его сияло мощное, пульсирующее плетение, сжатое в крохотный объект... Я попытался вглядеться глубже, понять смысл и структуру, но... Увы... Частично знакомые элементы, по отдельности более чем понятные благодаря инфопакетам Антакары, но как в целом эта конструкция работает — непонятно. Опыта магуйства маловато... Практически — нет вообще. Я старательно запомнил структуру маяка — будет время, потренируюсь. Тем более плюшки от него, похоже, весьма существенные — раз из разных миров по нему выйти можно.

  — В теории могу, но ни сил, ни знаний пока что не хватит. Уровень маловат...

  Макс пожал плечами, словно на иной ответ особо и не надеялся:

  — Жаль. Меня отсекли от Тумана, так что скорее всего, больше не встремся.

  Однако, новая информация. Выходит, у кого-то есть полномочия модератора, позволяющие блочить доступ к оси миров... Надо бы узнать, что это деятель такой, и держаться от него как можно дальше.

  Щёлкнувшая пальцами Рей сбила меня с мыслей:

  — А если назад тебе дать дорогу в Туман?

  — Это... Интересно. Но пока не стоит.

  Впрочем, бой-девица уже, похоже, воодушивилась идеей и просто так сдавать свои позиции не собиралась.

  — Ния — она, по сути, не только богиня-шутница, она заведует Путем. А если открыть тебе Путь в Туман?..

  — В тумане меня будут с распростёртыми объятиями ждать оба Ары. С одной и той же целью — закопать поглубже.

  Похоже, татуированный им крепко насолил... Что же надо сделать, чтобы на тебя окрысились два бога? В суп им плюнул, что ли?

  Однако, если трезво мыслить, в одни руки какую бы то ни было власть никто не даст, значит, должен быть, как минимум, второй. А то и третий.

  — Хм... А есть кто-то, с кем им придётся считаться в любом случае? Логично было бы заручиться поддержкой третьей стороны.

  Рей, не услышав, продолжила:

  — Не встретят. Мы можем тебя спрятать от них. Оба Ары Нию не любят, она для них как белое пятно. Они знают, что она есть, но поймать не могут. Этакая черная кошка в темной комнате. Она любого может одурачить, ничего не делая.

  «Ситх» задумчиво ответил ей:

  — Вариант. И есть ещё один. Мне на этой планете, в астрале этой планеты, если быть точным, встретилась ещё одна землянка. Она пытается организовать межмировую ментальную сеть...

  Я с трудом удержался от идиотского гыканья.

  — Менталнет?

  Татуированный же в это время запустил руки в карманы, бормоча что-то вроде: «Он же в штанах был...» Найдя искомое, Макс показал крохотный, невзрачный орешек:

  — Может, и менталнет — для своих, для землян в других мирах. А это — ключ для входа. Но только один. Впрочем, мы сейчас практически рядом с этой планетой. Можем попробовать достучаться до неё ещё раз.

  Мать моя в кедах! Ахринеть...

  — Так мы в космосе?! Ух ты! А можно наружу посмотреть? — Нельзя упускать такой прекрасный шанс, это равносильно тому, что за всю жизнь так никогда и не увидеть моря... Не увидеть яблоко закатного солнца, плавящееся в темнеющих глубинах, и последние, догорающие блики дорожки на волнах... Оказаться в космосе и не посмотреть на звёзды — равносильно повесить на себя табличку «Я — лох», и больше никогда её не снимать.

  Макс усмехнулся, легко поднялся из-за стола, и вышел в коридор через шлюз, развернувшийся на ровной стене за его спиной.

  — Идём.

  Не желая упускать столь редкой, уникальной возможности, я бодренько поднялся и последовал за Максом.

  Пластик и металл... И вставки из чего-то неизвестного, но очень похожего на защитный композит, использовавшийся когда-то кицурэ. Родство идей? Или общее древнее наследие?

  Свернув налево, мы шли некоторое время в тишине. Навстречу никто не попадался, к счастью, иначе, чую, Максу пришлось бы отвечать на целый вагон и маленькую тележку вопросов. По крайней мере, относительно меня, ибо из собравшейся компании более никто не щеголял лисьими ушами и хвостом, а менять форму уже как-то поздно... Да и смысла особого нет — кто знает, где и сколько ещё меня будет мотылять, а запас прочности универсальной формы не в пример выше, как ни крути.

  Мы свернули ещё раз, оказавшись в длинном, полутёмном коридоре, и Макс театральным жестом указал на левую стену.

  Я глянул на неё и залип... Шаг, ещё шаг... Очнулся, только упёршись носом в абсолютно прозрачную преграду, за которой в непроглядной темноте посверкивали белые точки звёзд, образуя неизвестные, но удивительные по своей красоте скопления, созвездия... Далеко-далеко, на самой грани зрения, застыла многоцветная туманность. Чернота за бортом притягивала к себе, тянула, растворяла... Лишь тонкая перегородка отделяла меня от вечной неторопливой бездны. Неподалёку посапывала Рей, тоже жадно вглядываясь в открывшийся космос. Такие маленькие, такие смертные мы, и — невероятная в масштабах Вселенная в нескольких сантиметрах от нас.

  Восторг требовал выхода, требовал высказаться, иначе я бы просто лопнул от передоза восхищением и благоговением...

  — Лепота-то какая!.. А то всё леса, да леса, подземелья всякие...

  В едва заметном отражении Макс хитро улыбнулся, отводя явно довольный взгляд, и внезапно звёзды, дрогнув, поплыли вниз. Из-за верхней границы смотрового коридора выплывали новые звёзды, складывались в созвездия, а созвездия, в свою очередь, врастали в бесконечно прекрасный рисунок Мироздания. Открывшийся вид настолько захватывал чувства, что даже боль, обидевшись, стеная и скуля, уползла в тёмный уголок действительности.

  Ладонь в кармане наткнулась на россыпь мелких сфер моей силы.

  Вопрос родился сам собой:

  — Одмина менталнета где лучше вызывать?

  — Только на самой планете. А она находится не на этом мире, а... — Макс вдруг просветлел ликом, как приснопамятный панковейший панк из панков. — В его отражении. Хирая-Ирая...

  Услышав в сказанном что-то знакомое, я с огромным трудом заставил себя отлипнуть от затягивающей в себя панорамы.

  — Ирий-Вырий? Дохристианский рай?

  Макс отрицательно мотнул головой:

  — Не похоже это на рай. Шастают здесь всякие... С нежитью не сталкивался?

  Рэсси, тихонько дымя ароматной сигаретой за нашими спинами, едва слышно усмехнулась.

  — Поэтому твоя Земля, к которой полетим, тоже может быть отражением...

  Судя по вытянувшейся татуированной физиономии Макса, он изрядно офигел от предложенной идеи. Отражения... Отражения — как воплощение вероятности, Древо миров, дендрофрактал, место, где невероятное становится реальностью, а реальность — сказкой...

  — Я много думала об этом... Вот и... — Рэсси закурила ещё одну сигарету. В полумраке коридора зажглась рукотворная звёздочка, окутавшись туманом вкусного дыма.

  А я, перебирая пальцами, словно чётки, энергосферы, пытался выловить ускользавшую мысль:

  — А раз миры разнообразны, то должен где-то быть и тот самый?.. — Боль, видимо, накопив достаточно сил для реванша, блицкригом ворвалась в голову, разбегаясь лавой по позвоночнику. Мир начал мерцать, я почувствовал как сферы, не испытывая ни малейшего сопротивления, проваливаются сквозь пальцы... Надеюсь, всё же не в пустоту, но — договорил: — Который плоский...

  Мерцание резко усилилось, меня повело в сторону, смазывая картинку в глазах, и я выпал из мира.

  Мрачный, плохо освещённый коридор, потолок теряется в непроглядной тьме, хотя не покидает ощущение, что его вообще нет, потолка, в смысле. По обе стороны раскинулись без малейшего намёка на симметрию арки боковых ниш, укрытые простенькими занавесками без каких-либо узоров. Кельи? Другие коридоры? Чутьё говорит, что туда лучше не соваться. Не соваться — в те, из которых сквозь занавески пробивается свет. А от тёмных лучше бежать не оглядываясь. Жутковатое место... И... Ощущения, схожие с миром Тумана: не знаешь, какое расстояние преодолеешь за один шаг — полметра, километр, или вообще останешься на месте. Хотя разница всё же есть, и весьма ощутимая. Силы. Силы здесь не убывают.

  Хм... Альтернативная ось миров? Ибо что-то мне подсказывает, что к реализованным мирам она относится лишь опосредствованно, постольку-поскольку.

  Под ногами иногда встречаются истлевшие кости всевозможных форматов и колёров, фрагменты одежды, непонятные чуть больше, чем полностью механизмы и черепки каких-то сосудов, хлам и мусор. Внемировая курилка? Или мусорка?

  Жар в затылке поутих, коридор глотал и без того тихий шорох толстых подошв, температура не напрягала, а Скол дремал, свесившись с плеча, — идиллия, в общем, как ни крути.

  Сколько так шёл, чёрт его знает, тут даже внутреннее время отказывалось нормально работать. Ни разу не понятно, секунда прошла или час. Впрочем, фиг с ним.

  Хотелось вздремнуть, но рисковать не стал — мало ли что это за коридор и что в нём может обитать?

  Из задумчивости меня выдернул звук металлического позвякивания и глухой удаляющийся... шелест?..

  Револьвер как будто сам прыгнул в руку, а Скол, мигом напрягшись, ощерился парочкой направленных вперёд лезвий из льда. Помотал оголовком из стороны в сторону, прощупывая пространство, и ехидно фыркнул в мысленном диапазоне. Я сделал несколько осторожных шагов и тоже заметил источник шума. Амулет. Простенький кусочек минерала на тонкой серебристой цепочке. Похоже, задумался настолько крепко, что просто отфутболил его ботинком, не заметив.

  Достав метательный нож, я осторожно подцепил цепочку лезвием и поднял находку. Овальная бляха из лёгкого камня или минерала, гравировка руноподобного узора, звенья мелкие, простые. Положив амулет на пол рисунком вверх, я вчувствовался в него — видение Сути тут работало как-то странно, без визуального сопровождения. Никакой магии, пуст абсолютно, однако рисунок дышит следами Силы. Самодостаточен? Или просто батарейка села?

  В рунах я силён, как наша сборная по футболу в футболе, то есть — где-то что-то слышал краем уха, но это было давно и вообще — неправда. Однако отдельные фрагменты вполне себе угадывались. Вспомнив про так и не изученный свиток, полученный от Клеймора, я, усевшись на пол, зарылся в рюкзак. Свиток нашёлся практически на самом дне, в полном соответствии с законами Мерфи. Я вытащил его из недр переносной сокровищницы и, развернув, углубился в изучение.

  Однако, презанятнейший свиток. Просто набор рун в алфавитном порядке, и, что самое забавное — те, что использовались на Земле, составляли лишь малую часть. Стоило взгляду сосредоточиться на одной руне, как над ней в воздухе возникала вполне себе привычная справка в духе всплывающих окон.

  Убив по внутренним ощущениям с полчаса времени, я таки вроде разобрался, что за руноскрипт и для чего. Эйваз, Ансуз, Отал и Райдо, формирующие собой скрипт, заточенный на, фактически, нахождении обратного пути, дороги домой сквозь препятствия и границы. Я обернулся назад — в паре метров от меня скалился кривоватыми, крупными зубами крутолобый массивный череп. Видимо, не помог ему амулет вернуться домой. А может, помешала неведомая сила, аккуратно спилившая череп от темени до затылка. В любом случае, опасности от амулета не ощущалось никакой, а что нам не опасно, то можно использовать лично или же выгодно продать или обменять. Аккуратно уложив находку в поясной карман, я продолжил путь.

  Сколько я ещё скитался, ума не приложу. По ощущениям — долго, а вот есть не хотелось всё равно. В какой-то момент боль опять расцвела в затылке, туманя зрение, а отступив, открыла взору раскинувшееся далеко внизу море, густо усеянное широкими, почти квадратными кораблями, с высоты в рассветном сумраке похожими на опавшие цветочные лепестки на воде. Сильный ветер давил в спину непрерывным, неумолимым потоком, я попытался обернуться, но... Нога соскользнула с гладкого камня скалы и я, размахивая руками, весело полетел вниз. Пока кувыркался рядом с уносящейся вверх коричнево-серой массой скалы, суметь разглядеть место предполагаемого приводнения: сочно-лазурная вода, плавно сходящая на густо-фиолетовую тьму глубины. Ладно хоть не рифы и скальные обломки...

  Ноздрей коснулся сильный запах соли и подгнивающих водорослей. Задержав дыхание, крепко зажмурившись и обхватив колени руками, я приготовился к жёсткой посадке.

  И...

  И снова боль, как предвестник мотыляния по мирам, взорвалась в голове, а в следующий миг в кожу вцепились колючие ледяные иглы. Распахнув глаза и, скорее рефлекторно, чем осознанно, выдохнув весь запас воздуха из лёгких, я понял две вещи. Первая — мне хана. Вторая — хана наступит очень скоро и очень неприятным способом. Я болтался посреди бездны космоса, в центре разлетающегося пузыря мгновенно замерзшего воздуха, вдали от каких либо крупных звёзд, а на меня надвигалась армада гигантских, торпедообразных кораблей. Боль в грудной клетке заставила рассудок помутнеть, а глаза прищурить насколько это вообще возможно. Краем сознания отметил буквально хлещущий вокруг океан неизвестной, но питательной Силы, тут же впиваясь, вкручиваясь в него отростками ауры. Мной руководила только одна мысль — поскорее добраться до кораблей, там наверняка должно быть тепло и много кислорода...

  Второй частью сознания уловил пристальное внимание на себе. Рассредоточенное, из нескольких источников: отстранённое, издалека, и с кораблей. И чувствовал, что не приборы наблюдения меня изучают, а аборигены... С любопытством, интересом, без какой бы то ни было агрессии.

  Кожу жгло, тело распирало внутренним давлением, кровь закипала...

  Сила снаружи неторопливо заполняла вместилища энергии, что-то меняя в теле, перелопачивая структуру, встраиваясь в неё. В какой-то момент стало очень легко, и замёрзшие пальцы разогрелись изнутри.

  Чувствуя, что сознание уплывает, из последних сил, одними мыслями, выплюнул в мир проклятие богу, из-за которого тут оказался:

  «Евпатий тебя коловратом!.. Артас, с-с-сука хаоситская!..»

  Мир дрогнул, скукожился в точку, и взорвался, вышвырнув меня в атмосферу какой-то землеподобной планеты. Ледяной воздух — но воздух же! — колол лёгкие, а я счастливо дышал, впитывая в себя те немногие крохи, что на такой высоте можно найти.

  Снова кольнула боль, выворачивая сознание наизнанку, меня окунуло во что-то туманообразное, ледяное, багрово-молочное, как полосатая паста для бутербродов, смяло адской гравитацией и потянуло вниз...

  Чтобы мгновением позже выплюнуть в прохладный, голодный до халявной энергии мир Тумана.

  Не прекращая в жёсткой матерной форме третьей степени абстрактности проклинать бога Хаоса, я вылетел из тумана и, пролетев между двух гуманоидов, смачно вписался в колючий песочек рядом с водопадом.

  Инерцию и ускорение, набранные сначала в полёте в атмосфере неизвестной планеты, потом в облаках газа, мгновенно погасить вряд ли смог бы даже прошедший все грани Пирамиды кицурэ, чего уж говорить о таком сомнительном кандидате в Превозможенцы, как я? Перекат через плечо, сплеш песка во все стороны и острая боль в неудачно подвернувшихся под колени рёбрах. Отряхнувшись от пыли и покачивающейся, но уверенной походкой подстреленного в попу кавалериста я потопал к человекам.

  — Оу... — донёсся знакомый голос.

  Батюшки, никак сэр Клеймор собственной персоной? А рядом... Рядом целевой объект всех моих проклятий.

  — О как, знакомые всё лица, — выпалил я, стараясь держаться бодрячком. — Превед, бронированный!

  И, наверняка плохо скрывая недовольство, прошипел Артасу:

  — А тебе, лысый, я телефон не скажу.

  — Э... Здравия желаю, — Метаморф глянул изрядно округлившимися пешками на Артаса. — Сделал бы доброе дело, наколдовал даме швейный набор.

  Я самокритично оглядел себя. Ёшкин котяра... От майки только решето осталось, даже рыбу не половишь — вся в дыры уйдёт... Это я чего, и у «ситха» в таком виде шатался? Хотя... Там ещё две девушки было, кто его знает, чего насмотреться успел.

  Арти, тем временем скособочившись в какую-то хитрую загогулину, трясся крупной дрожью и издавал некие нечленораздельные звуки, совершенно не поддающиеся идентификации. Однако, не смотря на приступ непонятного недуга, он вытянул руку в сторону и прямо из пустоты извлёк компактный пенал, обшитый тканью.

  — Держи, ушастый.

  — Реверансы делать не умею, так что просто — наше вам с кисточкой, — настроение приподнялось, не смотря на давящую головную боль и дискомфорт в колене и рёбрах. Таки Артас действительно задарил швейный набор — внутри пенала нашлись набор иголок, включая очень уж похожие на хирургические, и несколько небольших мотков нитки.

  — А ты права была — таки свиделись. Чем это тебя так приложило? — Судя по физиономии, Клеймор был рад сменить тему. Чего это они цапались? Песочницу не поделили? Ладно, не моё дело.

  — В сапёра играл... Артас только вот не предупредил, что шарахнет при отключении так, что мотылять по вселенной будет долго и весело, — меня ощутимо передёрнуло от одних только воспоминаний о космосе и падении в атмосфере. Я прислушался к организму. Энергия, надёрганная в космосе, преобразовывалась в привычную, снимая постэффекты болтанки в вакууме: сосуды, внутренние органы регенерировали, мышцы ныли, как после капитальной физической нагрузки. Я вслушался глубже. Чужеродная Сила врастала в тонкополевые структуры, встраивалась, меняла что-то на недосягаемом пока уровне глубины Сути... Изменения весьма чувствительно действовали на изнурённый стрессами организм, отзываясь медленно затихающей болью в затылке, вросшей в общую головную боль.

  — Неча на зеркало пенять, коли рожа крива. Ну, в твоём случае, руки, — прервал мою самодиагностику всё ещё похрюкивающий бог Хаоса. Всё же эти судороги можно идентифицировать как смех. Что ж, значит, не совсем запорол задание, иначе вряд ли бы было до веселья.

  Однако, бог богом, а пару моментов надо бы выяснить.

  — Мог бы хоть инструкцию какую подкинуть? А то разнарядка: вот карта, иди по ней, найдёшь артефакт — отключи или уничтожь, без каких-либо минимальных предупреждений о последствиях — как-то по-свински, не находишь? — И, немного подостыв, уже спокойнее спросил: — Ладно, не кипятись, ноги ошпаришь... На следующие Стабилизаторы наводку дашь, или вслепую искать?

  Артас, почти разогнувшись, ткнул пальцем куда-то за мою спину:

  — У тебя два хвоста уже, могла бы и своим умом дойти. Или эти меховые штучки только для красоты болтаются?

  Какие штучки? Какие два хвоста? Я изогнулся в попытке заглянуть себе за спину. Получилось, однако, даже рюкзак не помешал. Позади лениво шевелились два хвоста. Рыжие, пушистые, с белыми кончиками.

  Ёперный театр ёжиков-матросов... Когда второй-то отрос?

  Судя по новому хрюканью Артаса, это была мысля вслух. Заработался, блин... Всё, срочно ванну, чистые простыни, и много-много еды.

  Метаморф растянул губы в кривоватой улыбке:

  — Я тебе в следующий раз гребень принесу... Шерсть расчёсывать.

  — Гребень — с радостью приму, а замуж ходить нибуду, — спетросянил я в ответ, вспомнив, что у некоторых народов гребешок в подарок — суть явный намёк на желание предоставить в долгосрочную аренду руку, сердце и прочий ливер.

  — И не надо, — Клеймор резко подался назад, шутливо выставив вперёд руки.

  — Окей, а то сам понимаешь — невеста из меня сомнительного качества получится.

  — Я, кстати, не только гребнями разживаться умею, — метаморф снял с пояса что-то, замотанное в мешковину, и, удерживая сей предмет за рукоять, принялся его извлекать на свежий воздух. — Договор об обмене всё ещё в силе?

  Скомкав мешковину и засунув её за ремень, Клеймор осторожно вытянул вперёд серп. Чёрный, испещрённый рунами, жутко фонящий агрессивной готовностью. Полезная штучка, и наверняка дорогая.

  — Ух, какая прелесть!.. — не отрывая глаз от боевого серпа, пробормотал я, чувствуя, что едва ли не капаю слюной на оружие. — А договор в силе, да.

  Руны тихонько мерцали Силой, завораживая, притягивая взгляд.

  Я встряхнулся:

  — Это ты к чему, кстати?

  — Дальнобойное нужно, — многозначительно намекнул сэр Клеймор, кося глазом на позабытого всеми Артаса. — Сильно.

  — Ладно, голубки, — встрепенулся оный, поправив лацканы пиджака, — вы тут без меня поворкуйте — папочке надо по делам. Вернусь через десять минут, никуда не уходите!

  И без каких-либо спецэффектов исчез.

  — Вот козёл... — пробубнил метаморф, глядя на место, где только что стоял бог.

  А у меня уже лапки чесались опробовать серп в действии. Я достал из рюкзака кобуру с револьвером и протянул её метаморфу.

  — Помню, помню. Держи игрушку. И вот ещё полезная нагрузка, — следом за оружием я передал подсумок и спидлодер, получив в обмен магуйский серп.

  — Самое время мне поиграть в ковбоя, — довольно зловеще оскаблился сэр Клеймор, пристёгивая кобуру к поясу.

  Я же, слушая вполуха, наслаждался оружием. Лёгкий, идеально лежащий в руке, серп создавал впечатление, схожее с онои-то шинно; хотя нет, скорее — тень схожести. Но весьма ощущаемая тень, тем не менее.

  — От это вещь! — Резюмировал я, глядя на метаморфа.

  — Что? Я его честно из своей тушки вытащил. Судя по тому, как мне поплохело, штуковина явно не из простых — может, благословлённая, может, магическая, а может, и то, и другое сразу.

  — Это хорошо, это даже замечательно... А про ковбойские игры чего говорил?

  — Да есть одна идейка... Но боюсь сглазить. Больно уж дело ответственное. Может, в следующий раз расскажу.

  Метаморф достал револьвер и с довольным видом отщёлкнул барабан. Кажется, попаданец по достоинству оценил и калибр, и вес аргумента. Он повернулся в мою сторону, явно что-то собираясь сказать, и исчез с тихим хлопком.

  Блин... А про отдачу-то я забыл предупредить... Но мужик вроде крепкий, и с головой наверняка дружит, так что, будем надеяться, не отстрелит её себе отдачей.

  Осмотрев простенький пейзаж с водопадом в центре и вполне закономерно никого рядом не обнаружив, я уселся на песок и, разложив швейный пенал, стянул с себя останки майки. Если делать стежки поаккуратнее и оттяпать к чёртовой бабушке рваные края, может получиться вполне себе сносный топик.

  И всё-таки, а зачем в этом наборе хирургические иглы и зажим?..

 

Глава 8.

Каюк-компания

  Закончив с экспресс-курсом кройки и шитья в экстремальных условиях и удостоверившись, что получившийся топ не собирается расползаться на отдельные лоскуты сию же минуту, я откровенно заскучал. Артас слинял, так и не пояснив ничего насчёт следующего артефакта, Клеймор геройствовать отправился, а на огонёк, в смысле, к водопаду, никто не торопился.

  Ну что ж, раз дома нет никто, можно немного помедитировать. Провести, так сказать, самодиагностику на предмет увеличения ай-кью с приобретением нового хвоста. Насколько я в курсе, в земных легендах кицунэ становились с каждым новым хвостом мудрее. И вот тут-то и кроется засада: я — не кицунэ, я кицурэ, из Старших, то бишь. И тайники памяти отказываются выдавать сведения насчёт усиления умственных способностей за счёт хвостов. Единственное, что смог найти в захламлённых закоулках разума — хвост кицурэ есть аналог энергонакопителя, а так же опознавательный знак, свидетельствующий о количестве пройденных Ступеней Пирамиды.

  И, как и следовало ожидать, стоило мне только начать погружение в транс, как рядом образовался бог Хаоса. Что характерно, в багровом широком халате и смешных, восточного типа тапочках с загнутыми вверх носами. Встретив мой недопетривающий взгляд, Артас развёл руками, типа: «Ну а фигли?», и его одежда, подёрнувшись рябью, плавно перетекла в скромный смокинг.

  — Салют, хвостатый, — выдавил вымученную улыбку Артас, усаживаясь в материализующееся прямо под его опускающимся задом кресло. — Давай сразу к делу. Вопросы есть?

  Я задумался. Второе кресло попросить, что ли?

  — Есть один. Довольно важный и тобою, к тому же, проигнорированный в прошлый раз.

  — И?

  — Вот тебе и «И!», — передразнил я бога, чувствуя нездоровое подёргивание в мышцах спины и шеи. — Наводка на следующий Стабилизатор будет?

  Артас задумчиво почесал подбородок.

  — Знаешь, Лекс, а забей ты пока на артефакты. Один из строя вывел, отсрочку приличную дал. Так что пока можешь расслабиться.

  Ну-ну...

  — А вообще, я бы на твоём месте наведался в Эри-Тау, — продолжил хаосит, — поверь, там много чего интересного можно найти.

  — Например?

  — Например, пару недель тишины, добротные бани, вполне себе приличную кухню и чистую, уютную кровать.

  Подозрительно это, однако... С чего бы так беспокоиться обо мне?

  — Сдаётся мне, что-то ты не договариваешь, Артас.

  Бог Хаоса развёл руками:

  — А ты сам подумай. Часть задания выполнил? Выполнил. Тяжело оно далось? Не сомневаюсь, по твоим шмоткам видно. Теперь по существу: вымотанный, ты многого не сделаешь, загнёшься где-нибудь в дороге, а замену искать мне, откровенно говоря, лень. Хоть и не проблема. Но, опять же, оно мне надо? Инструктировать, подыскивать новое тело, снова договариваться с хвостатыми, ну и ещё всякой бюрократии по мелочи. Да, ты артефакт разобрал не так, как было бы проще, быстрее и безопаснее, но — всё же сделал. А кадрами разбрасываться — не наш метод, Шурик, — ну вот не паразит, а? — Так что отдохни, освойся, поднаберись сил.

  Артас поднялся, подошёл к водопаду, вглядываясь в его мерцающую тьму. Кресло, дрогнув, растворилось в воздухе.

  — Таки всё же сдаётся мне, что не просто так в Эри-Тау посылаешь...

  Бог повернул голову, загадочно улыбнувшись:

  — Всё возможно, Лекс, всё возможно.

  — Ладно, а с телом моим что стало?

  Бог Хаоса улыбнулся. Широко и хищно.

  — Нет его больше. Как и было указано в завещании, кремировали. Правда, над Уралом твой прах распылять не стали, так, с горки высыпали над рекой.

  Ну и фиг с ним. Всё равно в старое тело возвращаться не было ни малейшего желания. Да и у кого оно возникнет? Здравомыслящий человек не обменяет обратно силу и магию на больную, изъеденную миазмами цивилизации оболочку, — слишком неравноценный обмен, как ни крути.

  — Верно, — хмыкнул Артас. — Дай угадаю: ещё хочешь узнать, как умер? Не боись, не на ролёвке. Умер ты как герой, да. После игры, почти рядом с домом, вступился за пенсионера, раскидал двух гопников, о третьего сломал трость, от него же и получил заточкой в печень. Смерть довольно быстрая, хоть и немного болезненная.

  Вопрос, вертевшийся на языке, так и не прозвучал, ибо из тумана, аки гордый крейсер, раздвигая широкой грудью плотные белые клубы, вышел метаморф.

  Сэр Клеймор махнул приветственно рукой и, не размениваясь на прочие вежливости, без малейшего трепета насел на Артаса:

  — Признавайся, где опять налажал?

  — Я?

  — Ну не я же! Какого чёрта меня всё время мотает то в туман, то обратно?

  — Эээ... — ненадолго завис хаоситский бог, а затем разразился длиннющей пространной лекцией. Поначалу развесив уши, и в прямом, и в переносном смысле, спустя пару минут я начал ощущать себя пятиклассником, попавшим на защиту докторской по матану или квантовой механике. Куча умных слов, изредка перемежаемая знакомыми междометиями и союзами. И нифига не понятно. Ну а раз непонятно, то и нафиг оно не надо.

  Я встал и подошёл к водопаду.

  — Стоп-стоп, хватит, наслушался, — прервал словесный понос Артаса Клеймор. — Исправить ты это можешь?

  Зря он это... В ответ последовала такая же длинная и настолько же непонятная отповедь.

  — Ладно, всё с тобой понятно, — отмахнулся от потока нудятины метаморф. — Вот шмякнусь опять в обморок, а там моё основное тело быстренько и прихлопнут. Сделай хотя бы, чтоб я чувствовал, что выпаду скоро! Или ты и этого не можешь?

  — Могу. Но не сейчас. Всё потом. Я и так тут чересчур заболтался. Слушайте вводную: есть задание для четырёх человек. Ещё двое чуть позже появятся, объясните им что к чему.

  А вот это уже интереснее.

  — Чего за задание-то? — встрял я в диалог.

  — Да всё стандартно: надо кое-куда пойти, кое-что сломать и кое-кого прикончить, — прям святая простота, а не бог.

  — Отказываюсь, — процедил сквозь зубы Клеймор. — Можешь думать что хочешь, но я не убийца на побегушках. Я не стану убивать кого-то по твоей прихоти.

  — Мои прихоти здесь ни при чём. Слаат представляют угрозу для всего веера, так что чем раньше с ними разберутся, тем меньше миров в итоге пострадает.

  Слаат?.. Хм... Веганское какое-то название... С другой стороны, не слаанеш, и ладно.

  — Что ещё за слаат? — с хмурой мордой лица поинтересовался метаморф, коему явно не светила перспектива поработать убивашкой. Впрочем, мне тоже.

  — Если бы кое-кто имел побольше терпения, я бы как раз сейчас к этому подошёл, — огрызнулся Артас. — В двух словах: у нас с Арагорном есть соглашение относительно кое-каких особых миров. То есть, строго говоря, мы с ним договорились, что ни Порядок, ни Хаос не станут намеренно пытаться прибрать эти миры к рукам. Совсем недавно в одном из таких миров началась какая-то непонятная катавасия. Я отправил Лаганара проверить, так он едва ноги унёс. Оказалось, что одна шибко умная раса — эти самые слаат — пытаются тот мирок колонизировать.

  Метаморф пожал плечами:

  — Всем нужно где-то жить.

  — У слаат есть, где жить. Они туда не за жизненным пространством притащились.

  — Тогда за чем?

  — Когда-то в том мире была развитая техногенная цивилизация. А потом эта цивилизация сама с собой передралась и спалила мир к демонам. Остался только голый шарик.

  — Эм... Ну и какое нам дело до какого-то голого шарика? — серьёзно, лично я вот не понимаю, что может заинтересовать и бога, и этих слаат в выжженом мире.

  — На этом шарике оружия больше чем... да больше, чем везде! Если дать слаат наложить на него лапу, жизнь по всему вееру может стать ощутимо труднее.

  — То есть мы в этот раз хорошие парни, — сарказма в словах и взгляде метаморфа было, пожалуй, едва ли не больше, чем железа на нём же.

  — Мы никогда и не были плохими.

  — Ну конечно. Мы белые и пушистые... Только наши враги об этом не знают.

  — Наши враги вообще о нас много чего не знают. Ладно, хватит уже болтать. Слушай мою команду, сладкая парочка: сидите здесь, ждёте Лаганара и двух напарников. Как дождётесь, старый хрен вас переправит на место, вооружит и диспозицию выдаст, — мрачно изрёк Артас и исчез.

  — Э-эй! — не понял я юмора. — Это что, и всё?

  — Мда, какой-то кислый вышел инструктажик, — озвучил мои мысли метаморф.

  Сдаётся мне, таки из-за напористого недовольства паладина бог обломал нас с подробными инструкциями.

  — Блин... Клеймор, это ты виноват. Чего ты на него насел, как Тесак на педофила?

  — Да козёл он, вот и насел. Не удивлюсь, если он нам наврал с три короба.

  — Пф..., — фыркнул я. Когда это боги выкладывали всё и сразу за просто так?

  Клеймор посмотрел на меня и страдальчески закатил глаза. Затем вздохнул, видимо, успокаиваясь и считая в уме до десяти, и примирительно произнёс:

  — Ладно, не злись. Держи вот, презент...

  Клеймор жестом заправского фокусника выудил откуда-то из недр сумки аккуратный свёрток и протянул его мне. Развязав тесёмки, я принялся изучать презент. Подарочек оказался чертовски хорош — две рубашки, подозрительно похожие покроем на традиционные китайские. Чёрная с вышитыми узорными драконами и какой-то растительностью, и серая, с серебряной вышивкой.

  Я глянул вниз, на кривовато сшитый топик — в прорехи одежды действительно выглядывало всё моё пролетарско-гендерное происхождение. Ну, хотя бы аккуратных и милых форм, что уже радует. Это я погорячился, значит, когда Тоффа убеждал, что ещё и крестиком вышивать умею. С такими умениями максимум — трупы зашивать после аутопсии.

  А Клеймор, однако, молодец, хоть и угрюмый вечно. Вон как идеально подобрал — должна сидеть как влитая. Я сбросил рюкзак, Скол самостоятельно сполз на него и свернулся клубочком, как настоящая змея. А вот начав стягивать многострадальные останки майки, я резко притормозил. Глянул на метаморфа: рожа хитрая-хитрая, а глаза честные, как у Кота-в-Сапогах из того самого мульта. Хмыкнув что-то не очень внятное, паладин Львиноголового развернулся — ко мне, значит, задом, а к лесу, то есть туману, соотвественно, передом. Культурный джентльмен, однако, хоть и в броне по самую маковку, и порой зыркает так, что хочется самостоятельно добраться до кладбища и закопаться поглубже, — во избежание, значитца.

  Впрочем, кто его знает, может, ему такие тощие не нравятся, а нравится, когда есть что увидеть и пожамкать? Ох, Матер Дэи, бенедиктум текум туи иезус и как-то-там-ещё. Чего-то мысли мои куда-то не туда бегут...

  Стянув-таки дырявый топик, я надел серую, немаркого тона рубашку. Рукава свободные, ткань чертовски приятно прикасается к коже, ощущение, будто шелковистый ручеёк бежит по телу. Захотелось свернуться клубочком и замурчать от удовольствия.

  Застегнул все узелки, выполняющие роль пуговиц. Етить, я теперь то ли гусар, то ли мастер кунг-фу, ушу или ещё каких-нибудь страшных слов.

  На радостях, реально сдерживаясь чтобы не замурчать, подошёл к метаморфу, обнял. Хрип, потрескивание костей и скрежет сминаемой стали доспехов намекнули, что с силой опять перестарался. А хотел ведь по-сестрячьи обнять, с благодарностью... Спешно выпустил сэра Клеймора, с виноватым видом парой ударов кулаком выправил пластину нагрудника.

  — Извини, перестарался...

  Выпученые глаза метаморфа были самым лучшим ответом.

  Потом Клеймор снова научился дышать. Почёсывая пятернёй затылок, задумчиво произнёс:

  — Однако... Про избы и коней, кажется, не врут.

  Преодолев желание похлопать метаморфа по плечу, вспомнил его обещание:

  — А гребешок?

  Контуженный обнимашками паладин второй раз пошкрябал в затылке:

  — Э... Будет тебе гребешок.

  Метаморф уставился на свою ладонь. Из неё проклюнулся светлый бугорок, потихоньку стал расти, оформляясь в вытянутую полосу металла. Несколько раз Клеймор втягивал железку обратно в ладонь, после чего рисунок менялся, менялась глубина узора, его компоненты, сложность. На лбу от усердия выступило несколько капель пота, но Клеймор упорно продолжал выращивать стальную расчёску.

  Наконец, он протянул мне готовое изделие:

  — Фух... Однако, с мечами как-то проще...

  А гребешок тяжеловат... В принципе, заточить верхнюю кромку — и можно будет резать без проблем. Впрочем, если метнуть — мало тоже не покажется.

  — Гхым... А ведь им можно и убить.

  Метаморф широченно зевнул:

  — Зато надёжно, зубчики не обломаются. Считай, что это средневековая разновидность старенькой «Нокии».

  Поборов почти непреодолимое желание воспользоваться гребешком по назначению, я уложил подарок в поясной чехол. Будет поспокойнее, и ему применение найду.

  Тут моих ушей коснулись весьма извилистые ругательства. Спустя несколько минут источник звука приблизился настолько, что конструкции стали максимально различимы.

  Полный скорби и еле сдерживаемой ярости голос проникновенно произнёс из-за стены тумана:

  — Да когда ж ты закончишься-то, а, кисель накрахмаленный?

  Расплывчатый голос обрёл плоть, тон, характерный для женщины. Размахивая руками, отгоняя ими плотные сгустки тумана, из белесой стены вышла... Настоящая эльфийка! Невысокая, худенькая, полностью упрятанная под доспех странной конструкции. Не знаю, в чём дело, но футуристичный доспех этот, сделанный словно бы из дымчатого стекла, почти не скрывал идеальной фигуры новичка. Похожая на снег кожа, тонкий рисунок вен под ней, бьющиеся жилки... Прикрытые практически прозрачной дымкой стекла холмики груди, малость округлый животик — без осточертевших ещё на земле кубиков некоторых мадам, решивших стать женской версией старичка Арни. Судя по толщине, эта скорлупа весит килограмм под тридцать, если не больше. А эльфа двигается легко, будто нет на ней этой тяжести.

  На подвижных, длинных ушках красовались ряды колечек и серёжек. Густые вьющиеся волосы удивительного бело-серебряного цвета стянуты в хвост, а на бледном лице выделяются большие янтарные глазищи, по глубине и ясности чётко ассоциирующиеся с колодцем, наполненным свежайшим мёдом.

  Отмахавшись, наконец, от последних клочков тумана, эльфка сделала пару шагов и резко остановилась.

  — Щоб мэнэ кони грали! — С непередаваемым акцентом урождённой украинки выдохнула она, разглядывая мои уши и хвосты. — Живая кицунэ!

  Клеймор, забавно выпучив глаза и слегка покраснев, тихо прошептал:

  — Опаньки... Наша.

  — Наша няша, — синхронно с ним произнёс я, стараясь заставить себя не так палевно изучать столь замечательную эльфийскую топологию.

  — Это ты, получается, обещанное подкрепление? — Кажется, и метаморф тоже впечатлился. Вон как старается смотреть только в глаза. Правда, немного безуспешно...

  — А як жеж, — широко улыбнулась эльфка. — А почему нас так мало?

  Метаморф, наконец, совладал с собой.

  — Сейчас ещё подтянутся, — ответил он. — Всё равно придётся ждать до упора, без Лаганара мы отсюда никуда не денемся.

  — А это кто?

  — Дед один. Бегает по мирам, как заяц по грядкам с морковкой.

  Чего мне стоило не заржать, пока перед внутренним взором мелькал ушастый дед, одетый в купальник и характерную плейбоевкую бабочку, и хрумкающий морковь по-македонски, с двух рук, значитца, только его хаотической божественности известно...

  — Это, получается, он нас отправит? — Совсем не скрывая явного разочарования, спросила ушастенькая прелесть. Странно, но при этих словах где-то внутри кольнул душу шип ревности. Забавные спецэффекты, однако...

  — Он самый. Можно поинтересоваться, как зовут нашу новую напарницу?

  Ладно, раз уж сэр Клеймор сам взял на себя ведение переговоров, буду встревать только по делу. Тем более, говорить крайне сложно, когда сквозь прозрачный доспех собеседницы прекрасно просматриваются все её анатомические подробности, включая пару симпатичных родинок — одна на ладонь ниже пупка, вторая — на всхолмье левой груди со стороны солнечного сплетения...

  Эльфка, тряхнув головой, словно сгоняя выбившуюся прядь — жест, ставший теперь и для меня рефлекторным, представилась:

  — Миакелла из Дома Чёрной соты, сумеречные эльфы, — официальным тоном произнесла ушастенькая, склонив голову в скупом, но изящном полупоклоне. — Но обычно все зовут меня просто Миа.

  Метаморф стукнул себя кулаком в грудь. Вопреки ожиданиям, гулкого звука не получилось... Как будто в нераспечатанную консервную банку ударили.

  — Клеймор, самопровозглашённый рыцарь и паладин несуществующего бога.

  — Кайна, сталкер, исследователь, самоназначенный специалист в области нахождения и полезного обмена инфой, артефактами, товаром и прочими интересностями. — Немного подумав и решив всё же не раскрывать полностью свой статус, добавил: — Но можно просто — Саша.

  Стоять как-то надоело, если честно, потому подошёл к водопаду и уселся у самой его кромки, спиной к изменчивой глади тьмы.

  — Стефания, — мило улыбнулась эльфка.

  Хм... В акцентах не разбираюсь, но произношение весьма характерное для Западной Украины, равно как и земное имя. Надо будет уточнить.

  Клеймор тем временем, явно заскучав, отошёл в сторонку и принялся гипнотизировать свою ладонь. Опять что-то учудить решил? Так и есть: снова из центра ладони проклюнулась шишка, стала расползаться в постоянно двигающийся комок плоти... Ладно, не будем отвлекать, пусть развлекается по-своему.

  Миа с лёгким интересом глянула на его колдунство и, видимо, не впечатлившись, уселась в позу лотоса перед водопадом. Во-первых, доспех оказался гораздо гибче, чем виделся изначально. Во-вторых, села ушастенькая аккурат напротив меня. А в-третьих...

  Чувствуя, как в моём новом теле начинает просыпаться жар влечения, поспешил немного сменить сектор обзора, переместившись от водопада и сев рядом с эльфкой. Уф-ф-ф... Слава богам, попустило.

  — Миа, можно вопрос?

  Эльфка задумчиво изучала изменчивый источник силы.

  — Агась.

  — М-м-м... А в твоём мире мода такая — носить прозрачные доспехи на голое тело?

  Эльфийка встрепенулась, глянула вниз... И густо-густо покраснела.

  А после выдала весьма замечательную, но абсолютно нецензурную трёхэтажную конструкцию на гибриде украинского и русского, и даже междометия и артикли умудрилась утянуть в область эксплицитной лексики. Любо-дорого послушать и запомнить, может, тоже когда-нибудь пригодится?

  — Клеймор видел?

  — Думаю, видел. Вон как глазки блестели, — я постарался говорить как можно более успокаивающим тоном. — Впрочем, оно и ежу понятно. Даже мне сложно удержаться от того, чтобы не пыриться постоянно на столь совершенное тело.

  — Спасибо, Саша, — слегка смутилась новая знакомка.

  Интересно, а если бы она узнала, что сидящая рядом с ней девушка в недавнем прошлом была мальчиком со всеми первичными и вторичными половыми признаками, какой была бы реакция на эту новость? Визги, пощёчины, истерика? К кхалу, блин, такие развлечения. И спасибо интуиции, подтолкнувшей назваться нейтральным именем.

  — Эта броня питается от магии, а тут её совсем нет... — Повесила носик Миа. — Мои резервы пусты, почти всё в бою слила...

  Меня посетила забавная мысль.

  — А ты умеешь конвертировать энергию из аккумуляторов в нужный формат?

  Ушастенькая обольстительница улыбнулась и утвердительно кивнула. А зубки у неё хищные, остренькие, жемчужно-белые. Хоть сейчас в рекламе используй — все белозубые дегенераты с голливудскими улыбками удавятся на собственных шнурках от зависти.

  Я порылся в карманах и выудил пару энергосфер.

  — Разберёшься?

  Миа приняла сферы, с интересом уставилась в них, забавно шевеля ушками. Накрыла второй ладонью, зажмурилась... И золотистые проблески, скакавшие короткими зарядами внутри материала доспеха, заметно оживились, засуетились у груди и ниже пояса. В этих местах внутри брони побежали странные узоры, похожие на вьюнки, растущие фракталом, пара секунд — и все замечательные интересности эльфийской анатомии закрыты тёмными, непрозрачными областями.

  Йех, мне бы такой костюмчик, да во время стычки с Дорангаем. Хорошая бы тактика получилась: ослепить видом обнажённых сисек и прочих прелестей, и, пока звёздочки считает и слюной капает, тихохонько арматуриной по темечку, чтоб неповадно было, значитца, артефактных дроидов отстреливать и оружием в невинных кицурэ тыкать.

  Метаморф, тем временем сумевший вырастить какое-то подобие летучей крысы, запустил её в разведку. Бесшумно хлопая крыльями, животинка стала нарезать расходящиеся круги от нашей стоянки. Лёгкий зуд поселился где-то на окраине слуховых ощущений. Мышиный сонар, что ли?

  Додумать я не успел: мимо летучей мыши, едва не задев её оперением, пролетела стрела. Зрение успело зафиксировать явно промышленное происхождение этой палочки-убивалочки — тусклый блеск, как у карбона, матовый металл наконечника и, в довершение, оперение из какого-то искусственного материала.

  Эт чего за стрелок такой явился?

  Где-то поблизости происходила невнятная перебранка на несколько голосов. Чёртов туман, так не вовремя глотающий звуки...

  Впрочем, долго напрягать уши не пришлось. С противоположной от нас стороны тумана вышагнул забавный такой парень. Кожа красноватая, сразу же с медью проассоциировавшаяся; моднявые хайтековские наручи, через плечо переброшена торба, на шее болтается оригинальной конструкции ловец снов, а на голове весело топорщится перьями национальная индейская приблуда-украшалка. Завершали образ светло-коричневые, явно кожанные штаны и мокасины.

  Новоявленный индеец вскинул к плечу левую руку с открытой ладонью:

  — Хау, бледнолицые демоны! Рад представиться, Койот.

  Назвавшись, я прислонился к рюкзаку, пытаясь хоть немного отлежаться. Головная боль прошла, мерцать и порываться проваливаться сквозь слои реальности тоже вроде не тянуло. Что ж, могло быть гораздо хуже. В следующий раз обязательно постараюсь найти кнопку выключения.

  Хвосты лениво шевелились на песке, и, как ни странно, дискомфорта от соприкосновения копчика с землёй не испытывали. Осторожно запустив руку под себя, попытался нащупать их. Вот шерсть, лёгкое сопротивление, и... ничего! Пустота и упругие ягодицы. Прилагая чудовищные усилия, дабы не заржать истерично, попробовал поймать хвосты ещё раз. Ноль толку. Шерсть ощущается, чувствую её сгущение ближе к хвосту, а самих костей не наблюдается. Ягодицы, копчик вполне себе человечий... И полное отсутствие намёка на немаленькие два хвоста.

  Подтянул их поближе, пощупал. Мягкая шёрстка, прикосновения ощущаются, пальцы прощупывают тоненькие позвонки. Повёл кистью вверх по аномальному кицурскому отростку. Есть контакт, есть, снова есть, лёгкое сопротивление, как будто пальцами пытаешься продавить желе, и — ткань штанов, без малейшего намёка на корни.

  Сделав пометочку в памяти разобраться с этими странностями попозже, я переключил внимание на рассевшихся поблизости новых друзей.

  Индеец, ничуть не смущаясь, бросил торбу на песок, улёгшись на неё головой. Миа некоторое время изучала его весьма рельефную мускулатуру, вызвав очередной укол неоправданной ревности, но быстро потеряла интерес к Койоту и снова переключилась на источник.

  — Кто-то ещё будет? — широко зевнув, спросил Койот.

  Метаморф кивнул:

  — Старик один.

  Лёгкое шуршание сзади и какой-то ощутимо-подлючий голос:

  — Кто...

  Клеймор вздрогнул, индеец из положения лёжа откатился, на ходу натягивая тетиву невесть откуда появившегося лука, Миа дёрнула ушками, растягивая губы в оскале, а я... Я, как всегда, впереди планеты всей — мгновенно провалился в ускорение, перекатом уходя в сторону и одновременно выбирая слабину на спусковом крючке, целясь в бомжеватого вида деда, одетого в какую-ту полушинель, с клюкой в одной руке и трубкой в другой.

  Мягкое, но непреклонное прикосновение к моей кисти. Скашиваю глаза в сторону — это эльфийка умудрилась добраться до меня, её глаза говорят: «Не стреляй». Скол нарезает круги по телу, готовый при малейшей опасности в прямом смысле вынуть душу из противника.

  Вдох, выдох. Успокаиваемся...

  Я опускаю револьвер, чувствуя — в данный момент опасность не грозит.

  Дедок, оценив арсенал нацеленного на него оружия, продолжил как ни в чём не бывало:

  — Кто это тут старик? Да я вас всех четверых в любом деле обставлю!

  Ну, это он явно погорячился. Как минимум, родить дедок точно не сможет.

  — Ещё раз так сделаешь — прибью, — медленно развернувшись, зловеще пообещал Клеймор. — Меня чуть кондратий не хватил!

  — Пф-ха, какие ноныча паладины пугливые пошли, — мерзопакостно ухмыльнулся Лаганар.

  — Паладины, может, и не пугливые, а метаморфы очень даже, — Клеймор явно старался восстановить статус-кво сурового паладина, которому проще не мысли мыслить, а сразу по башке мечом и прикопать под кустиком. — И вообще, может, я маленький, белый и пушистый... под доспехами.

  — Ну да, пушистый. Дракона загрыз, а туда же — всё добрячком быть хочешь. Нельзя так, не получится.

  Евпатий его паладинистость коловратом! Это как это он дракона сумел захарчить?!

  — Сам знаю, что не получится. Но это не значит, что и пробовать не стоит. Кстати, я тут спросить хотел...

  — Чего?

  — Да вот всё думаю, где ты ту бутылку водки взял. Я такую только из советских запасов пил.

  — Где взял, где взял... В ларьке купил.

  — На Земле?

  — А ты ещё где-то встречал «Столичную»?

  — Так ведь её теперь не продают, тем более настоящую, — дёрнув мечтательно кадыком, вклинился в обсуждение огненной воды Койот. — Союз распался же.

  — Это на вашей Земле Союз распался и водку в ларьках не продают, — объяснил Лаганар.

  И тут, что называется, меня не по-детски вставило.

  — Не ваша это Земля, другая, — Дедок почесал грязно-белую бороду. — Другой мир, хоть и похожий. История там где-то не туда свернула или ещё чего, не знаю — а на вашу Землю мне путь заказан, не по зубам орешек. Да и вообще, я там во всех ориентировках...

  — И много их таких, эээ... Земель? — Миа опередила готовый сорваться с моего языка вопрос.

  — Да полно.

  — Так, стоп! — Официальный представитель несуществующего бога, несущий попутно возмездие во имя Луны... тьфу ты, в его славу, замотал головой из стороны в сторону. — Значит, на другие Земли ты проникать можешь. А кроме водки что-нибудь оттуда притащить пробовал?

  — А зачем? Мне не надо, а вам... Ну, разве что с вами на что-нибудь полезное поменяться.

  Блин, пока тему в сторону не увели, надо спросить.

  — Значит, Союз где-то жив остался? Не подскажешь, может, хоть там наших забугорных злейших друзей как следует нагнули и куда надо поставили и чего надо вставили им? — Раз уж этот дед по мирам шатается, то наверняка должен знать. Во мне проснулась классовая ненависть к народу потребления, считающему себя пупом и хозяином мира. Не может просто быть, что хоть в одном мире, но они не отхватили по щщам. Несправедливо это будет, как ни крути.

  — Как будто есть разница. Где тех нагнули, где этих, а где и не было ни тех, ни этих никогда. Вражда приходит и уходит, водка остаётся, — а дедок-то философ, хоть и явно крайне скользкий и мутный тип.

  — Мальчики, хватит уже про свою водку, а то мы сейчас с Сашей будем вам мозги ломать брюликами и соляриями, — внесла свои пять копеек эльфка.

  Я покосился на судорожно трясущегося метаморфа. Судя по перекошенной морде лица, его явно тянет заржать. Но нет, пронесло. В смысле, не заржал. Ну и славно, ибо не хочется пока что контору палить.

  Дедок, как ни удивительно, сделал хорошее дело: не позволил мне облажаться в дискуссии о соляриях и бриллиантах, а заодно напомнил, что мы тут не на пикник собрались:

  — Так, я не понял, мы переносится будем, или как? Или вы уже раздумали отсюда куда-то уходить?

  — Ну давай, переноси, раз надо, — отмахнулся Клеймор, коего явно не интересовал ни способ переноса, ни возможность изучить это магуйство.

  — С чего такой пессимизм? Там, между прочим, тепло, светло, и мухи не кусают.

  — Нам-то что делать? Командуй давай, телепортатор! — судя по тону, и метаморфу этот дед успел приесться хуже горькой редьки.

  — Поближе встаньте, и это... Зажмурьтесь.

  — А зажмуриваться зачем? — поинтересовался я.

  — Не спрашивай, — зыркнул из-под кустистых бровей старик, — просто делай.

  — Как пожелает ваше высочество, — паладин отвесил издевательский, едва ли не шутовской поклон.

  Лаганар, тем не менее, проигнорировал его ужимки и, дождавшись пока мы встанем компактной кучкой, шарахнул посохом о песок.

  Закрывать глаза я и не подумал — надо же глянуть, как это дедок магичит. Правда, ничерта не понял... Не успел. Вокруг нас завертелся радужный пузырь искривлений, затем лопнул, субъективно (субъективно ли?) выворачивая всю компанию наизнанку, мотыляя по какому-то туннелю, сплошь состоящему из рифлёных уголков... При этом, опять же, показалось, что время вообще не движется. И странное ощущение пребывания себя в двух местах, закончившееся резко и внезапно темнотой.

  — Ы-ы-ы! Крутотенечка! А ещё разок можно? — мне реально понравилось, ощущения как на русских горках, только в сотни раз острее и приятнее.

  — Буэээээээ! — То ли метаморф, то ли Койот не удержали содержимого желудка.

  Одновременно слева пискнула эльфка:

  — Только не на меня, только не на меня!

  Спошлить бы, но мы ж в приличном обчестве, как говорила покойная бабушка. Так что — гусары, молчать!

  — Что за...?! — о, а это сэр Клеймор. Похоже, вляпался в продукты жизнедеятельности товарища Койота. Глаза потихоньку привыкали к темноте. Мои спутники из едва заметных объёмов темноты постепенно превращались во вполне себе легкорассматриваемых людей и эльфов. Индеец белым овалом лица перещеголял даже бледную эльфийку, замершую на месте и готовую отпрыгнуть подальше при новом призыве Ихтиандра.

  — Я один глаз отк... Буээээээээээ! — В этот раз Миа-Стефания отреагировала вовремя, сиганув с места спиной вперёд на добрую пару метров.

  — Лаганар, блин! А почему ты мне когда тот шарик давал на болоте, не сказал глаза закрыть?

  — Ты не спрашивал, — тихо качнулся седой комок полутеней.

  — Кстати, где мы, и почему здесь так темно? Кто обещал насчёт тепло и без мух?

  — Тут всё законсервировано, свет сначала включить надо. Кавиат морбендет!

  — Чего?

  — Того. Кавиат морбендет! Гм, не работает... А, произношение не то. Кэвиат морбендетх! — и, как по мановению волшебного сим-салабима, вокруг зажёгся свет.

  Однако, впечатляет... Высокий потолок теряется в сумраке, по тёмному камню выгравированы узоры, заставившие бы оргазмировать любого учителя черчения или начертательной геометрии. Без особой логики по всему залу росли из пола разнообразные стойки, постаменты, обрубки колонн и прочие подставки, укутанные едва светящейся плёнкой защиты. Внутри без проблем просматривались всевозможные предметы неизвестного назначения. Рядом с каждым образцом в воздухе небольшие таблички с пояснениями.

  Клеймор с весьма забавным выражением лица пытался понять, на чём же эти таблички закреплены, однако руки не встречали никаких препятствий, свободно рассекая воздух что под, что над, что позади вывесок. Пускай играется ребёнок, лишь бы сигналку местную не включил.

  Я принюхался. От метаморфа едва ощутимо тянуло запахом стали, коняжьего пота, масла и дыма, от эльфийки — послегрозовой свежестью и полевыми цветами, от индейца — разогретым камнем, разнотравьем, дымом костра, а от Лаганара — вообще ничем не пахло. Будто и нет его тут. Или запах полностью перекрывается-растворяется в безжизненно-стерильном воздухе зала. Или Лаганар тут не совсем физически присутствует. Я глянул в Суть: обычная человеческая аура, только перенасыщенная силой... И на самой грани зрения, под всеми этими слоями шевелится другая оболочка, нечеловечья, настолько сложная, что разум отказывается сходу найти в ней хоть что-то знакомое.

  Непрост дедок, ох как непрост...

  — Только ничего не трогайте! — старик строго глянул на метаморфа, явно вознамерившегося раскачать табличку. — Я схожу отключу защиту, когда свечение исчезнет — можно брать.

  — Что-то это не очень-то похоже на оружейный склад, — Миа просто-таки выразила сомнения, ясно читаемые на лицах всей команды.

  Лаганар хитрюще улыбнулся:

  — Потому, что это — не оружейный склад. Это музей.

  — Му... Что?! — однако, для невозмутимого краснокожего Койот слишком громкий и говорливый.

  — Музей устаревшего оружия. Всё ведь работает, что вас смущает-то?

  — То, что ты притащил нас в хранилище барахла! Поновее, что, ничего нет? — ога, и паладин тоже недоволен.

  Всё равно не понимаю их. Тут столько вкуснячих игрушек валяется, по отдельности наверняка способных заменить целую дивизию, что мама не горюй, а им всё мало.

  например, вот эта вот угловатая рама, водружённая на рукоять, с прикрученным цевьём и какой-то стеклянистой вилкой спереди. Внутренний переводчик сбоил, пытаясь перевести слова, так что лучше уж подождать, пока освоится, там и глянем.

  — А может, вас сразу в спецхран с ядерными ракетами отвести? — возмутился дед-телепортатор. — С тем, что поновее, вы полгода только разбираться будете.

  — А-а-а-а-а, иди уже защиту отключай, у меня слюни текут, — переводчик подсказал, что передо мной под куполом защиты лежит какой-то массовый убиватор. Больше, увы, перевести не удавалось...

  — Даже не смотри на это! Им всё равно без защитного костюма пользоваться нельзя.

  — А что это вообще? — Как ни крути, а знать надо. А владеет информацией, на данный момент и в данной точке пространства-времени, только Лаганар, значит, придётся слушать его.

  — Дезинтегратор. Распыляет цель, а мы после первого выстрела лучевую болезнь отхватим.

  — Жа-а-а-алко, бли-и-и-ин... — и ведь чую, что недоговаривает, причём капитально так недоговаривает, а где именно вокруг носа обводит — не пойму никак...

  — Уймись, хвостатая! Я тебе потом покажу, где гравипушки лежат.

  О! А вот это уже другой разговор. И даже совсем другой коленкор. Что способны творить гравиизлучатели кицурэ, я уже видел, думаю, тут разница не сильно велика будет.

  Бормоча что-то невнятное себе под нос, Лаганар неторопливо ушёл в соседний зал, оставив нас любоваться шедеврами оружейного гения неизвестной расы. Впрочем, если нельзя пощупать, то и смысла особого нет шастать, так что я остановился у стеллажа с чем-то, весьма напоминающим крупнокалиберный авиационный пулемёт в переносной модификации: девять стволов, причём без выходных отверстий, по бокам, чуть впереди рукоятки — два светящихся цилиндра. И мешанина букв перед глазами вместо привычного внятного перевода. Засада... Видимо, всё же сломался встроенный толмач...

  Защита тем временем перестала мерцать, ослабла и, наконец, полностью исчезла. Не теряя времени даром, я тут же схватил примеченную слонобойку. Из чего она сделана? Удержать можно спокойно одной рукой. Цилиндры сменили окраску с бледно-зелёной на кислотную, по корпусу разбежались тонкие жилки каналов такого же цвета. Вундервафля мелко завибрировала и затихла, над рукояткой зажёгся спокойный голубенький огонёк — наверняка индикатор готовности.

  Дедок, успевший вернуться, скептически хмыкнул, глядя на хрупкого меня и фрейдистких размеров пушку:

  — А оно тебе надо, хвостатая?

  — А что это таки за девайс?

  Лаганар ещё раз хмыкнул.

  — Десантный штурмовой излучатель, модификация для ведения наступательно-оборонительных действий в условиях вакуума.

  Я повесил уши — судя по всему, в воздушной среде он работает слабее, если вообще работает... Вздохнув, я водрузил вундервафлю на место. Переводчик потихоньку очухивался, похоже, ибо пусть не дословный текст, но хотя бы общий смысл стал доходить. А раз так, то лингвистические услуги Лаганара теперь, вроде бы, ни к чему.

  Потому, отстав от старика, я двинулся вглубь зала, разглядывая экспонаты и прикидывая, чего бы можно было с собой уволочь.

  Кажется, любовь к массовым разрушениям у меня в крови, иначе нафига мне сдался плазмаган «Уинхой-Халбэнд Црова»? Что эта табарабщина значит, я так и не понял, однако оружие прихватил. Тем более в описании сказано понятным по-ненашенскому языком: «штурмовой плазмаган, дальность уверенной стрельбы: два километра; снаряд: нестабильный плазменный, при разрушении внутренних связей происходит активное разрушение с образованием множественных субплазмоидов; ёмкость аккумулятора: при максимальной нагрузке — 3 тысячи выстрелов» В общем, аборигены, судя по музейным приблудам, воевать умели и любили. И долюбились воевать...

  Метаморф раскопал где-то два длинноствольных пистолета и, прикрутив их на пояс, как истинный рыцарь-ковбой, допрашивал Лаганара по поводу использования сих приблуд. Я, стараясь сильно не материться — всё же Стефания недалеко ходит, — пытался упаковать плазмаган в рюкзак. Получась не то чтобы совсем плохо... Совсем не получалось. Плюнув на всё, я пошарил по стенду и в неприметной нише нашёл-таки крепёжный ремень для оружия.

  Миа тщательно перебирала экспонаты в снайперском секторе, индеец вовсе упылил в сторону холодного оружия, а Клеймор, как белка под кофеином побегав по залу, собрал просто огромную кучу всяких убиваторских девайсов, сложив их в углу, и, медитируя на новоявленный курган, стал меняться. Зрелище было завораживающим. Из его спины, раздвигая пластины доспеха, проклюнулось десятка полтора тонких щупалец. Стремительно набирая массу и объём, они росли, укрупнялись, на них нарастала сегментами броня и мышцы, снова покрывались прочной кожей. Когда позади основательно перекосившегося под немаленьким весом метаморфа вырос настоящий гребенчатый лес, из кончиков щупалец выросли более мелкие и подвижные.

  Сэр Клеймор подался вперёд, и новые конечности шустро расхватали оружие из кургана. Мелкие щупальцы выполняли роль пальцев, и весьма небезуспешно: визуально оружие держалось уверенно и прочно, не грозя выскользнуть и упасть. Метаморф поднял девайсы над головой, расположив их полукругом — видимо, распределяя вес. Эпичная картина, однако. Мрачная моська Клеймора, тусклый блеск стальных доспехов, и лес стволов над ним, как нимб. Прям оружейный бог, что в анфас, что в профиль.

  Однако объём проделанной работы не остановил паладина. Продолжая наращивать массу, он сел, вытянув ноги. Они забугрились, сталь доспехов втянулась обратно. Стопы, набирая объём, округлились, потяжелели, под кожей перекатывались тугие узлы чудовищных мышц, превращая ноги в нечто тяжёлое, колонноподобное. Из каждой ступни в стороны выросли длинные кривые когти, напомнившие чем-то танковые грунтозацепы.

  Индеец смотрел с вытянувшимся лицом и округлившимися как у совы глазами, а Миа, с задумчивым видом периодически поглаживая переносицу, наблюдала со смесью любопытства и скепсиса. Только Лаганар попыхивал трубкой и с абсолютно непроницаемой физиономией смотрел куда-то вдаль. Настоящий скандинавский индеец. В отличие от суетливого и болтливого Койота.

  Управившись, наконец, с модернизацией ног, метаморф нарастил поверх сегментную броню и попытался встать. И встал, как ни удивительно. Правда, раздробил ко всем чертям постамент, за который держался при подъёме, но это можно списать на побочные расходы. Немного покачавшись, привыкая к весу, Клеймор вновь забугрился наращиваемыми мышцами, значительно добавив в объёме. Покачиваясь как пьяный пингвин на палубе крейсера в восьмибалльный шторм, паладин, громко клацая когтями по плитам пола, высекая длинные яркие искры, неторопливо двинулся по кругу, с каждым шагом держась на ногах всё более уверенно.

  Некоторое время спустя, не меняя общей мрачности физиономии, метаморф с массивной самоуверенностью дредноута посреди базовых тральщиков подошёл к нам. Внешний вид его сильно изменился: заметно прибавив в росте и массе, паладин несуществующего бога почти полностью скрылся под бронёй; на концах щупалец холодно пырились во все стороны немного деформированные глазные яблоки. Жутковато... Упасите боги с таким в тёмной подворотне встретиться — шансы построить кирпичный завод возрастут тысячекратно. А эльфка только чуток выгнула бровь в удивлении. Одну. Не проняло её, что ли? Тогда... Что за мир должен быть, где такие нежные создания не хлопаются в обморок при виде подобных жутиков?

  Клеймор окинул нас мрачным взглядом и... пискнув, совсем по-свинячьи хрюкнул, а после и вовсе заржал, хаотично дёргая щупальцами и размахивая руками.

  — Э-э-э... Ты чего? — не хватало нам ещё съехавшего с катушек паладина...

  Клеймор, полусогнувшись, сквозь смех выдавил:

  — А ты представь, как мы со стороны смотримся: эльфийка, девушка-лиса и тентаклевый монстр!

  Вот зараза бронированная, а?! От всплывших в сознании картинок меня согнуло пополам, сводя судорогой мышцы лица и пресса. Кажется, даже из глаз брызнули слёзы. Миа-Стефания же, сначала сдержанно хихикнув в кулачок, не выдержала и тоже взорвалась хохотом. Едва ли не рыдая, упираясь ладонями в колени, чтобы не потерять равновесие и не шваркнуться на холодный пол, наша троица смехом снимала накопившийся стресс. Нагрузка, многие дни постепенно прессовавшая сознание, растворялась в веселье, насыщая разум и тело бодростью, силой, делая поставленные невозможные задачи не настолько невыполнимыми, как казалось вначале.

  — Для полного комплекта только гуманоидной кошки не хватает, — утирая слёзы, с трудом выговорила Миа.

  Индеец, как и Лаганар, то ли не вкурил юмора, то ли внезапно нашёл в себе истинного сына прерий и томагавков, с лицом, похожим на камень, размеренно произнёс:

  — Зря смеётесь. Я только вчера одну видел, еле ноги унёс. Кто ж знал, что этой полоумной взбредёт из меня зелье варить...

  Э-э-э, а что это вы на меня так смотрите?

  Немного смущаясь и явно чего-то недоговаривая, индеец вкратце поведал о расе натуральных нэко, девушек с кошачьими хвостом и ушами, путешествующих по мирам и собирающих эксклюзивные алхимические рецепты для каких-то своих, ведомых им одним, нужд.

  Однако на этом сеанс смехотерапии закончился.

  Я подкатил к старику:

  — Деда, а деда...

  — Я те щас как дам палкой за «деду», — огрызнулся старикан. — Чего хотела-то?

  Ну вот, даже вежливо обратиться нельзя... Тут же норовят чем-нибудь тяжёлым приложить и под ближайшим деревцем прикопать.

  — Так это... А бронежилет здесь где-нибудь раздобыть можно?

  — Здесь есть зал защитных технологий. Но мы в него не пойдём. Завелось там что-то... Даже Артас в своё время не сунулся, а уж вас я тем более не пущу, — отбрехался Лаганар. — Кому нужно, потом с трупов слаат снимите, я у них видел такие штуки.

  Тут к нашему не очень конструктивному диалогу подключился метаморф:

  — На что они вообще похожи, эти слаат?

  — Гуманоиды, большие, сильные, коллективное сознание. Крутые засранцы.

  — А мы их уделаем?

  — Смотря как стараться будете. Ладно, время ещё есть, можете пока побродить по музею, может, найдёте что полезное. Я позову, когда пора будет. И ещё, если увидите закрытые двери или энергополе включённое — не лезьте. Оно не просто так закрыто, можете нас всех угробить. Я предупредил.

  Не вдаваясь больше в подробности, Лаганар сел на более-менее крупный осколок постамента и снова запыхтел трубкой. Его бы отстирать, бороду в порядок привести, да потщедушнее чуток оформить — вылитый Саша Белый, который до левел-апа был Пендальфом Серым, получится.

  Повинуясь хомяку и жажде нового, я отправился в промыслово-обогатительную экспедицию. Отойдя на достаточное расстояние и убедившись, что поблизости никого живого не наблюдается, я выпустил двух дроидов-инженеров. Посвистывая в близком к ультразвуку диапазоне, неугомонные сферы разлетелись вдоль стендов, анализируя и изучая представленные девайсы на предмет максимального урона, компактности и наличия средств индивидуальной защиты.

  Хороши, засранцы! Язык им изучать не надо, технология аборигенов доступна для осмысления, размеры позволяют забраться хоть в какое труднодоступное место. Эх... Их бы ещё пару-другую сотен, да запас хорошей взрывчатки — и диверсанты-подрывники с удостоверениями потомственных камикадзе могли бы карать и нагибать в полный рост. Ладно, мечты оставим на потом.

  Следуя за трек-метками, периодически плодящимися на виртуальном дисплее конага, я обходил стенды и постаменты, выбирая оружие и сопуствующие приблуды, коих нашлось просто великое множество.

  Маленькая туба, до отказа забитая гибкими дисками ментальной связи, с лёгкостью уместилась в боковом кармане рюкзака, там же нашло приют ассорти из похожих на мелкий жемчуг контактных мин со спектром специализации от шока до вакуум-плазменного объёмного и сверхнизкотемпературного взрыва, упакованное в разноцветные блистеры. Стереоскопическая снайперская винтовка с подствольным гранатомётом и комплектом самостоятельных средств наблюдения и координации, уместившихся в полом прикладе, заняла почётное место на моей спине. Хотя развесовка и перекашивала немного, но отказаться от возможности в самом прямом смысле бить за горизонт было сверх моих сил.

  Отдельное место заняли коротышки, смутно напоминавшие по компактности и убойности «сверчка» из фильмов о похождениях бравых агентов по борьбе с незаконной инопланетной эмиграцией. Эти крохи испускали направленные пучки звука в какой-то хитрой комбинации, благодаря чему воздух на пути следования импульса кратковременно обретал плотность и убойность запущенной из рельсотронной катапульты бетонной плиты. Милые игрушки, что ни говори. Забрав всю коллекцию вместе с самораспаковывающимся зарядным ложементом, в свёрнутом виде исполняющим заодно и функции переносного футляра, я пошёл дальше.

  В одном из залов обнаружилась экспозиция дроидов, от мелких уборщиков до набивших уже оскомину огромных человекоподобных роботов. Вроде бы последние и внушают уважение и опасение боезапасом и бронёй, однако список требований и обязательное наличие некоего активного психоконтура заставили жабу заткнуться и отставить любые потуги завладеть этим шайтан-убиватором фрейдистского калибра. А ведь имея в распоряжении такую самоходную бронехреновину с арсеналом, достойным дредноута, можно нехило так справедливости напричинять этим слаат. Жаль только, не судьба.

  Инженерные дроиды не смогли подключиться к управляющему центру и вынесли вердикт — для того, чтобы быть пилотом этого двуногого кошмара, нужно иметь особое строение мозга и какие-то специальные имплантанты.

  Потеряв интерес к данному бесполезному с точки зрения практического применения металлолому, я потопал дальше, изредка читая описания особо интересных образцов. Чего тут только не попадалось... Робот-компаньон игровой, андроиды с настраиваемым типом внешности и пола для любовных утех и экскорта, чистильщик канализационных заторов, похожий на метровую верёвку с бахрамой ножек, микрошпионы, андроиды-няньки...

  В конце-концов, основательно прибарахлившись компактными соглядатаями и прочей полезной мелочью, я набрёл на заброшенную секцию киберспутников для спорта, туризма и прочего экстрима. А вот тут уже интереснее. Взгляд сразу же зацепился за дроида, похожего на довольно сильно скелетированного человека с фрагментами брони. Информационная табличка гласила, что это — спасательно-разведывательный дроид, ориентированный на работу в гористой и труднопроходимой местности. Грузоподъёмность, благодаря искусственным мышцам на основе каких-то наноразработок, составляла почти пятнадцать тонн. Сверхпрочный скелет, внешнее бронирование с возможностью изменения площади защиты, ударостойкость, модуль вариативного ИИ, самообучающийся. Гражданская версия боевого десантного дроида. К сожалению, самого десантника в образцах не нашлось.

  Но в довесок к самому скалолазу прилагался переносной модуль с инструментарием, запчастями и аптечкой. Аптечка оказалась универсальной, рассчитанной на гуманоидные формы жизни — обезболить, быстренько подлатать, обработать раны и т.д. Одним словом, оказать помощь, пока не подоспеет реанимация.

  Большую часть инструментов я выбросил, оставив только самые необходимые: отбойник, подавитель гравитации, альпенштоки, тросы, крюки и карабины, и прочую мелочь. Места осводобилось более чем изрядно.

  А потом до меня дошёл весь идиотизм творимого.

  Какого, спрашивается, кхала я полез потрошить модуль, если ещё даже не запускал самого дроида?

  Инженер, словно уловив моё настроение и мысли, подлетел к скалолазу и запустил сканирование. Пока шёл процесс ковыряния в начинке дроида, я ещё раз перепроверил модуль и инструменты. Модуль — герметичная капсула наспинного ношения, имел весьма интересный отсек — в нём спокойно можно было бы носить нашего индейца в полный рост. Тем более, что система очистки воздуха и внутривенного питания есть, плюс к тому — ещё и система фиксирующих ремней. Однако, полезная штуковина. Не транспортировать, так хоть как палатку использовать можно. А в инструментарный отсек без проблем влезет неплохой арсенал.

  Инженерный дроид пикнул, сообщая о завершении исследования. Над наручем конага развернулся диагностический лист.

  Техническую муть я пролистал сразу, меня больше интересовала возможность активации данного дроида и привязка на личность. В идеале — чтобы ещё и своих летающих малышей на нём постоянно не оставлять.

  То ли у Удачи сегодня выходной и ей скучно, раз решила улыбнуться мне, то ли Случай бросил кубики и они выпали по максимуму, но факт остаётся фактом — скалолаза можно включить, элементы питания у него под завязку забиты, процедура привязки доступна, общее состояние — идеальное.

  Ну а раз всё так хорошо, то чего, спрашивается, медлить?

  Инженер подсветил нижние рёбра дроида — за ними находится выключатель. А вот как через эту броню внутрь попасть?

  Малыш высветил замысловатый иероглиф и схему его рисовки на рёбрах. Одним жестом ещё... Зар-р-раза...

  Чтобы второй инженер без дела не болтался, я отправил его осматривать ближайшие залы и информировать о любых интересностях. Чвиркнув заливистой трелью, малыш умчался куда-то в неизвестность.

  Раза с тридцатого мне-таки удалось нарисовать этот проклятый иероглиф одним движением. По рёбрам просияла сеточка светящихся каналов и грудная клетка с лёгким жужжанием раскрылась, обнажая высокоинтеллектуальную требуху скалолаза. Инженер указующим лучом ткнул в квадратную пластинку, утопленную среди схем и шин. А, была — не была! Приготовившись, в случае чего, сматываться как можно дальше и быстрее, пока инженер будет получать контроль над взбесившимся дроидом, я прижал руку к панели.

  Где-то во внутренностях утробно зарычали приводы, диоды на схемах озарили полумрак грудной клетки разноцветным сиянием, а пластинка очертила контур моей ладони. Слабое электрическое пощипывание на подушечках пальцев ознаменовало процесс включения скалолаза.

  Грудная клетка неторопливо закрылась, трассиры диодов слились в один поток, украшая странным рисунком тело дроида. Голова, лишённая каких-либо черт, дрогнула и поднялась; мигнув, засветились кислотно-синим три пары окуляров.

  Сознания мягко коснулся образ-смысл: гуманоид, стоящий перед дроидом, указывает на себя и называется, после чего робот из нейтрально-серого становится зелёным.

  Хм... И здесь, значит, мыслеуправление.

  Ткнув себя пальцем в грудь, уже привычно представился:

  — Кайна из рода Огнелис.

  Переводчик, проигнорировав желание назваться на русском, автоматом перевёл фразу на аборигенский.

  О боги, зачем вы позволяете развиваться языкам, на произношении которых можно не только язык вывихнуть, но и сломать его в восьми с половиной местах?

  С трудом шевеля языком, я с прискорбием понял, что ближайшее время буду изрядно шепелявить, словно после двойной дозы лидокаина у стоматолога.

  Впрочем, горевал недолго.

  Дроид поковырялся где-то в глубине вновь открывшейся грудной клетки и протянул мне тоненькую, слегка изогнутую пластинку, параллельно прислав очередной образ-смысл: тот же гуманоид, прикладывающий пластинку ко лбу; от пластинки идут волны, дроид слушается.

  Подозванный инженер просканировал новый девайс и, не найдя опасных для жизни и моей черепной коробки элементов, выдал трель-отмашку, мол, надевай, не прикрутится ко лбу саморезами.

  Сказано — сделано. Я поднёс пластинку к голове... и она тихонько завибрировала. Дрогнула пару раз, упругим сопротивлением не позволяя прижать её вплотную к коже... И так и осталась висеть. Я осторожно ощупал новое украшение. Висит перед лбом, мелко подрагивает, до кожи остаётся зазор в пару миллиметров.

  Неожиданно вибрация усилилась, вызвав едва ощутимые покалывания кожи; скосив глаза, увидел, что пластинка по краям практически превратилась в смазанную фигуру. Так... Кажется, мне сейчас она не привинчиваться будет, а голову снесёт.

  Впрочем, отреагировать я не успел. Девайс очень резко пульнул в стороны некими подобиями лапок и обхватил ими виски. Лёгкий дискомфорт, едва ощутимое давление, и — тишина.

  Я неверяще осторожно ощупал свою драгоценность. Нет, на месте. Даже новых дырок не наковыряла шайтан-пластинка.

  Зато под пальцами нашлось новое украшение. Едва ощутимые тоненькие переплетения странного материала убегали к вискам от, по ощущениям, двойного пересекающего треугольника, обосновавшегося по центру лба.

  М-да... Пора бы уже привыкнуть, что далеко не всё, встречающееся мне с момента поселения в тело юной кицурэ, одинаково полезно. Артефакт вон, например, можно было и просто отключить. И не было бы этого феерического полёта сквозь веер миров с вполне реальным шансом развоплотиться...

  Сделав зарубку в памяти, я уставился на скалолаза. Перед глазами, абсолютно ненавязчиво наслоившись на получаемую картинку, развернулись ТТХ и список команд управления дроидом. Не знаю, настолько ли удобный интерфейс сделали его производители, или же он вылавливал из головы реципиента образцы его идеальных представлений об управлении, однако оставалось только восхититься эргономичностью и простотой командных меню.

  Не вдаваясь особо в подробности, я нашёл два интересных на данных момент пункта. Инициализация привязки на личность оказалась делом максимально нехитрым и удобным. Дроид встал передо мною, замер на несколько секунд, и в голове всплыла фраза «Фиксация владельца завершена». Малость обескураженый подобной быстротой, я, тем не менее, тут же сунулся во вторую менюшку, проименованную внутренним переводчиком как «Режимы автономной работы».

  Забавно...

  Разведка местности. Картографирование. Эвакуация. Спасательные работы. Сопровождение и защита владельца.

  Опаньки... Таки вот последний пункт мне и нужен. Резонно решив, что пусть лучше дроид самостоятельно болтается рядом, чем я буду насиловать себе мозг ручным управлением этим убиватором, я ткнул мыслью в нужную кнопку.

  — Ну что, чугуниевый каратель, хватай модуль и пошли за покупками.

  Ы! Как-то не подумал раньше насчёт имени дроида... Стоит этим заняться сейчас, пока ещё есть время. Да и не обращаться же к нему тем набором сложных даже для мысли цифр и букв?

  Только как назвать-то?..

  Шкелет? Похож, но не то. Тевтонец? Тамплиер? Забавно, конечно, но корреляции с церковниками как-то совсем не хочется. Терминатор — таки тоже банально.

  Как я к нему обратился? Чугуниевый каратель?

  Идея с улюлюканьем и радостным визгом растолкала товарок и нагло вырвалась в мыслящую часть сознания.

  — Команда: смена имени объекта. Старое имя: удалить. Новое имя: Чугуниевый каратель... Отмена. Новое имя: Чук. Подтвердить.

  — Подтверждено. Новое имя: Чук, — мягким баритоном ответил дроид.

  Опа-на, у него ещё и голосовой модуль есть... Приятное дополнение, что ни говори.

  — Ну что, Чук, братец твой старший Гек тут не нашёлся... Так что будешь у меня грузчиком и охранником. Хватай модуль и пошли.

  Чук с лёгкостью подхватил модуль и закрепил его на спине: таки четыре руки в этом вопросе гораздо лучше двух.

  Блуждая по залам и закидывая в свободные отсеки понравившиеся вещи, я потерял счёт времени. А сообразив, что пора бы уже завязывать с опустошением музея и возвращаться обратно, понял, что таки умудрился потеряться. Вполголоса матерясь, я отправился назад по маячкам, выставленным инженерами. Одно плохо — малыши носились по свободной траектории, порой сокращая путь через вентиляционные шахты и отверстия в стенах, что, естественно, ни мне, ни, тем более, спасателю физически не доступно — габариты не те, однако. Чертыхаясь на всех известных мне языках, я в какой-то момент уловил тонкую струйку табачного дыма — ага, Лаганар где-то поблизости ошивается, значит. Ориентируясь на всё усиливающийся запах, я отправил инженеров на место постоянной дислокации, а сам ухватил попутно горку широких толстых ремней, табличка над которыми гласила «Индивидуальные генераторы ТВС-поля, класс 3». Впрочем, больше на таблице ничего не значилось, ни развёрнутой информации, ни пояснений. Значит, штука простая, очевидная и интуитивно понятная должна быть.

  В общем, не моё, но в хозяйстве всё сгодится.

  На этой позитивной мысли я свернул за угол и наконец-то оказался в стартовой локации.

  Народ отсутствовал, за исключением Лаганара, всё с таким же невозмутимым видом курившим трубку. Голубовато-сизые облака ароматного дыма окутывали его голову, камень в навершии посоха мерно мерцал, придавая дыму вид весьма зловещий и предгрозовой. Старик мельком мазнул по мне взглядом и отвернулся.

  Ненадолго, к слову. Стоило только Чуку выйти из-за стены, как дедок едва не проглотил трубку.

  — Хвостатая, ты его как включила?!

  Опаньки... А я что, не должен был?

  — Вроде бы запрета на использование тяжёлой самоходной бронетехники не было, верно? — Спросил я Лаганара, притворно хватающегося за сердце. — Вот и взяла себе помощника. Его, кстати, Чук зовут.

  Дроид, повинуясь мыслекоманде, шаркнул ножкой и присел в подобии реверанса.

  — Не было запрета, — прокашлялся дед. — Считалось, что они невключаемые.

  — Извини, была не в курсе, не знала, когда-нибудь исправлюсь, чесное пыонэрское!

  Старик пробурчал себе что-то под нос и вновь глянул на Чука.

  — Ты хоть представляешь, сколько эта дура весит?!

  — Нормально она весит. Гравикомпенсаторы встроены, защита есть, шмотки, опять же, может сам таскать.

  — Ладно. Но! Чего десантную модель не взяла? От гражданской модели здесь толку, как от козла молока.

  — Пф... Десантной не нашлось — это раз. Модель горно-спасательная, это два. В-третьих, функция протектората превалирует над остальными, а значит — сей чугуниевый молодец своей широкой, мужественно бронированной грудью в первую очередь будет нас прикрывать, что ввиду отсутствия бронескафов и бронежилетов является гарантом целости и сохранности наших хрупких, нежных тушек в боевых условиях. Логично, нэ?

  У старикана, кажется, начался нервный тик.

  — Хвостатая, я тебя ща клюкой стукну, аккурат промеж ушей. Зачем нам в бою такая обуза?

  — Кролики — это не только ценный мех и диетическое, легкоусвояемое мясо, но и вообще. Так и с дроидом. Я, извини, попой чую, что он нам пригодится.

  В горячке спора я даже не услышал клацающего когтями по плитам пола Клеймора. Прибарахлившийся оружейный бог, непринуждённо помахивая зажатым в одной руке миниганом, явно вырванным с корнем с какой-то самодвижущейся платформы, второй чесал затылок, разглядывая Чука.

  Блин, нужна помощь, Хьюстон, у нас проблемы в виде прижимистого деда:

  — Ну хоть ты скажи ему!

  Паладин задумчиво глянул на дроида:

  — Ты где нашла эту страхолюдину?

  И ты, Брут... Чувствуя, что, похоже, пришёл конец мыслям о собственном двуногом скакуне, я опустил уши и хвосты. Никому нет веры... Ну да, страшненький немного. А вот если глаза чуток скосить и прищуриться — вполне себе ничего ведь будет, красавец-мужчина в самом, как говорится, расцвете сил.

  — Ладно, — примирительно сказал Клеймор немного подобревшим тоном. — Если он полезный, то лично я ничего не имею против.

  Лаганар страдальчески закатил глаза и схватился за бороду в извечном жесте вдвшников, рвущих тельняшки.

  — Полезный-бесполезный! Ты знаешь, сколько он весит? Хорошо, если спидер нас всех вместе с тобой, кабаном, поднимет, а тут ещё эта штука!

  — Да ладно тебе, — отмахнулся метаморф. — Вот если не поднимет, тогда и будем решать что делать. А спидер это что?

  — Леталка со стрелялкой, — видимо, деду надоело всё же спорить. — Ты, кстати, тоже молодец. Зачем эту бандуру притащил? И так уже целый арсенал таскаешь!

  Клеймор покосился на миниган:

  — Прости, не удержался.

  — Не удержался он... Сейчас если остальные что-нибудь такое же припрут, мы точно антигравы спалим да грохнемся на полпути.

  — Может, и не грохнемся. Я тут специальные штуки нашёл для снижения веса. Понацепляем их на всё тяжёлое и полетим себе как птички.

  — Ну-ну... Ладно, нам ещё тут перед полётом пострелять придётся, может, хоть боеприпасов у вас меньше станет.

  Что-то я не догоняю, к чему это бородатый проныра клонит?

  — Э... Не понял... — озвучил метаморф мои мысли.

  — Чего именно? Думаешь, мы одни такие умные, про этот музей знаем? Слаат уже здесь, экспедиционная группа. Нам нужно сделать так, чтобы они отсюда ничего не вынесли.

  Мне кажется, или сэр Клеймор уже готов на старикане испытать работу шестиствольной убивалки?

  — Ты псих! Враги в двух шагах, а ты нас так запросто отпустил помародёрствовать?!

  — Не ори, то крыло изолировано. Про запертые двери я не просто так предупреждал.

  — Р-р-р, ладно, — кажется, у паладина скрипнули не только зубы, но и сама челюсть. — Прям вот так прям щас и пойдём?

  — Как остальные подойдут, так и пойдём... Чингачгук ваш идёт, а вот эльфийка где-то застряла — я за ней смотаюсь, ждите, — и дед беззвучно исчез.

  Забавная у него телепортация... Или вовсе не она? Пробивая пространство отсюда, он освобождает некий объём, схожий с вакуумом, в который, собственно, и устремляется окружающий воздух под действием атмосферного давления. Дед же исчез без спецэффектов. Это наталкивает на разные такие мысли... Или он из точки финиша отправляет обратно вытесненный воздух, или использует что-то иное, альтернативное телепортации, но схожее по функцоналу.

  Метаморф, закатив глаза, вздохнул как истинный страдалец:

  — Этот дед меня в могилу сведёт...

  — А давай его пристрелим? — Ну а чо? Моё дело предложить. Думаю, меня поддержат единогласно.

  Однако паладин меня обломал:

  — Нельзя. Он полезный. Но в следующий раз я его точно стукну.

  — А можно лучше мне? — Я постарался сделать максимально мимимишный взгляд, обладателю которого просто невозможно отказать. Да и дури у меня, вроде как, с излишком. Думаю, вполне хватит мозги деду поправить. Хотя пенсионеров бить нехорошо, но этому просто сами боги велели.

  Клеймор покосился на меня, грюкнул и попытался сожрать свою тентаклю, чтобы не заржать в голос.

  — А что это вы здесь делаете? — Вот Штирлиц индейского разлива, а? Возник как из тени, даже запаха его не почуял.

  Но вопрос задан, как вежливые человеки — мы просто обязаны дать ответ. Метаморф не в состоянии, трясётся так, что на ногах едва стоит, значит, отдуваться мне придётся...

  — А это мы поспорили, сможет он от себя кусок откусить или нет.

  Хруст хрящей и костей, брызги сукровицы... И Клеймор с абсолютно пофигистическим видом дожевал и проглотил кусок себя.

  — Напомни, на что мы там поспорили? — Какой хитрый автоканнибал, однако. Ладно, примем условия игры.

  — Если мне не изменяет память, то если ты выиграешь, то сожрёшь два верхних тентакля до самого корешка. — Месть! Фаталити и бруталити в одном флаконе. Получите и распишитесь!

  — Тогда я проиграл, — пошёл в отмаз паладин несуществующего бога, размахивая зарастающим щупальцем.

  — Напомни тогда, что достаётся победителю?

  — Поцелуй Лаганара, — поглядывая в потолок, бросил паладин.

  — Ты выиграл.

  — Не-не-не! — замахал руками Клеймор, мгновением позже добавив к участию в телодвижениях и щупальца.

  — Да-да-да! — фиг тебе, а не ключи от квартиры, где котлеты лежат.

  — Не-не-не!

  — Да-да-да!

  — Да вы чокнутые! Кто ж на такое спорит? — вклинился в наш разговор Койот, поблескивая каким-то странным моноклем. — Лучше б с дедом поспорили на ту самую водку...

  — А это идея... — Клеймор задумчиво почесал щетину. Эх... А я уже успел соскучиться по этому звуку, когда когти шкрябают по щетине, вызывая приятные подрагивания кожных покровов. А сейчас и вовсе не грозит, ибо сбривать нечего и даже в теории не предвидится. И это — хорошо.

  — А давай лучше закажем ему шмотки хоть из того же каталога «Секретов Виктории» для эльфёнки и гитару для меня? — Каюсь, грешен, но по гитаре соскучился ещё больше, чем по мягкому матрацу и чистым простыням.

  — А ещё лучше — самогонный аппарат! — Вот ведь наглая морда индейской национальности, огненной воды ему захотелось в промышленных количествах!

  — Тогда уж самогонный аппарат, стратегический запас ингредиентов и два проапгрейженых «Мауса» в охранение.

  — И роту спецназа!..

  Как-то незаметно спор из просто развлечения перекатился в надсознательный поток первосортного бреда, попутно уносящий с собой вновь было нарастающее напряжение. Варианты предметов, кои можно затребовать у деда, плодились в геометрической прогрессии, неуклонно заваливая жаркий спор в маразматическую плоскость:

  — Саблю, фломастеры и велосипед!

  — И стереомагнитолу!

  — Банку шпротов ещё!

  — Засушенную голову Маса Стихайлова!

  Бесшумно материализовавшийся дед глянул на нас, потом на метаморфа, и очень живописно покрутил пальцем у виска:

  — Чего это они опять?

  — Лучше тебе не знать. Честно. Эльфийка-то где?

  — Сейчас придёт. Телепортироваться отказалась наотрез. Понятия не имею, чем ей прошлый раз не понравился... — Лаганар развёл руками, явно недоумевая, что же отталкивающего такого в телепортации?

  А вот меня снова проняло:

  — Телепортироваться? Дедку, а покатай меня, а? Я тебе бутерброд сделаю!

  Правда, думаю, ему не стоит знать, что продуктов у меня вообще никаких практически не осталось, и потому ему же и поставщиком быть придётся.

  — Я что тебе, карусель? На спидере накатаешься, могу тебя за пулемёт посадить.

  Опять этот спидер. Чего он с ним носится, как дурак с ссан... с писаной торбой? Одна штука на довольствии, что ли?

  — А спидер только один? А то если что — могу и вторым транспортом порулить. И вообще — телепортация это одни карусельки, а линейное перемещение в пространстве за пулемётом — другие; не такие весёлые, между прочим, — всё же хочется до старикана донести, что, в отличии от эльфоукраинки, я покатушки люблю и морской болезнью не страдаю.

  — Всё б тебе веселиться... Хотя ладно, будет на твою голову телепорт — пойдёшь синапса убивать. И постарайся не лажануть, иначе нас размажут.

  Кого-кого мне убивать?

  — Эм... Чего?

  — Я говорил уже про совокупный разум? Если просто нападём, на основной базе слаат мгновенно узнают. Вот чтобы этого не случилось, надо замочить синапса, самого здоровенного гада, раньше остальных, причём быстро, внезапно и наверняка. Желательно в сортире. У остальных ментальной связи с базой нет.

  Окей, детишки, праздник кончился, начинается хоррор-муви. И мы в главных ролях.

  — Вырубить, значит, главную ганглию, чтоб другие мозги растеряли?

  — Жди, растеряют они... — охолонил меня Лаганар. — Потормозят немножко, и то хорошо. Но зато на базу мы заявимся никого не потревожив, и возьмём там всех тёпленькими. Ты же не хочешь разбиться на спидере в лепёшку о силовой щит?

  Логично. Помирать в стиле камикадзе на заброшенной планетке, да ещё и в самом рассвете лет и сил — как-то глуповато.

  — Задачка... — Я задумчиво почесал себя за ушком. А ведь пр-р-риятно, кхал побери! — Описать-то хоть можешь этого надмозга, или мне назначена разведка боем?

  — Да слаат все на одно лицо. Просто ищи самого большого, с прозрачным наростом на лбу.

  Ну так и знал...

  — Вот только не говори, что бить надо в этот самый нарост...

  — Было бы неплохо. А вообще — бей куда хочешь, но чтоб мозг сразу и в куски. Иначе нам не то чтобы сразу хана, но точно будет невесело. Со слаат станется пожертвовать своими и взорвать весь музей, чтобы нас уделать.

  — А они могут? — Вот, наконец-то и метаморф подал голос.

  — Теоретически — запросто, а на практике лучше не проверять.

  — Тогда не будем, — ответил Клеймор, приветственно пошевелив щупальцами эльфийке.

  Миа тоже некисло так прибарахлилась. Вокруг неё неторопливо вращались две сферы неизвестного назначения, из-за спины торчали приклад и ствол винтовки, по ходу, снайперской, на поясе появились подсумок, кобура и ножны. Само очарование о двух острых ушках. И, кажется, милитари-девочки — моя слабость. Впрочем, к Фрейду, Юнгу и прочим мозгоковырятелям обращаться не будем, а то опять горку комплексов наковыряют, так что — нафиг.

  — Свернула не туда, чуть не заблудилась, — мило шевеля ушками, улыбнулась девушка.

  Клеймор с каким-то плохо скрываемым облегчением вздохнул. Что, и у него проблемы с ориентацией на местности? Хых. И угораздило же бога Хаоса собрать в пати трёх бойцов с топографическим кретинизмом...

  — А это что за штуки? — Таки сферы, летающие над эльфкой, определённо непросты, да и интересно, как она их включила.

  — Понятия не имею, — Миа, умилительно улыбаясь, нежно погладила подлетевшую сферу — совсем как домашнее животное, — но они такие хорошенькие!

  Лаганар, едва не подавившись бородой, закатил глаза и, скорчившись, попытался рвать волосы. Но то ли прикидывался, то ли усилий недостаточно прилагал, а вот только ни одного волоска не выдернул. А жаль... Проплешины ему бы пошли.

  Сэр Клеймор пожал плечами, словно жестом хотел сказать: в женских поступках логики нет.

  Койот же просто откровенно любовался девушкой, начисто игнорируя недовольство деда.

  А мне как-то всё равно. Не создаётся ощущения, что эльфоукраинка что-то делает необдуманно, а значит — летающие девайсы пригодятся.

  Лаганар окинул нас взглядом сурового сержанта на строевой и приступил к пояснению боевой задачи:

  — Значит так, всем слушать внимательно: объяснять буду медленно и подробно, но только один раз. Если кто ушами прохлопает, потом не жалуйтесь, когда вас убьют, — тяжёлый у него взгляд, да, ну и фиг с ним — и не таких видали. — Сейчас я вас потихоньку отведу к запертой двери. За ней уже территория слаат, так что на всякий случай громко не разговаривать, не чихать и дурака не валять, понятно?

  — Они там что, прям сразу за дверью и торчат? — не понял паладин.

  — Там может быть часовой. И вообще — вам в этой жизни нельзя недооценивать две вещи: ум врага и собственную глупость. Дольше проживёте.

  Миа немножко скривила губы, видимо, столь прямая и железобетонная логика для неё была на уровне профессионального капитанства. Метаморф с умным видом кивнул. Койот, самозабвенно закатывая глаза от удовольствия, ковырял мизинцем в ухе. Скол свисал с моего плеча и делал вид, что спит.

  — Дальше. Пришли, все тихонечко стоят в проходе и не отсвечивают. А у тебя, хвостатая, будет главная роль, пойдёшь мочить самого страшного гада, — а два раза зачем повторять? Память, конечно, не абсолютная, но поручение помню хорошо. — Я телепортирую тебя за дверь, в какой-нибудь укромный уголок; осторожно и не попадаясь никому на глаза выбираешься, находишь синапса и разносишь ему голову. Потом стараешься сделать так, чтобы остальные слаат тебя не пристрелили. В это же время я открываю дверь, и впускаю Клеймора с остальными. Боевая задача — всех поубивать. Как именно — без разницы. Сами старайтесь не подставляться, вам ещё базу штурмовать, и будет довольно неприятно, если кто-то умрёт до начала дискотеки.

  «Спасибо, Кэп!» — молча ответил я ему, благоразумно решив, что вслух это произносить не стоит. Не хватало ещё по вине обидчивого деда оказаться вмурованным в стену или, вообще, посреди отряда злобных инопланетян.

  — Ладно, — тяжело вздохнул старикан, — если вопросов нет, собирайте свои пушки и давайте потихоньку за мной.

  Шли мы недолго и не особо торопясь. Всё-таки есть осознание, что можем так и остаться навсегда тут, на задворках мира, в заброшенном музее цивилизации-самоубийцы.

  Дверь, за которой должны находиться слаат, напомнила бронезаслонки исследовательского комплекса кицурэ: ощутимо массивная, оббитая толстыми полосами тускло поблескивающего металла.

  Я, подумав, передал рюкзак и часть оборудования на хранение Чуку, оставив при себе только оба револьвера с запасом патронов, «сверчка», связку гранат и амулетов, да верного Скола. Дед, окинув меня взглядом, полным сомнения, в конце-концов махнул рукой, шагнул поближе и — снова калейдоскоп странных ощущений, двойственность и небытие, секундный каскад осознания проявления себя в мире в двух экземплярах, и захватывающие пируэты ничего в ничто.

  Всё закончилось столь же быстро, сколь и началось. Потихоньку гася адреналин, я поморгал и осмотрелся.

 

Глава 9

От винта!

  Тихий закуток, или даже, если точнее, что-то типа узкого скрытого балкончика почти под потолком. Нафига было его сюда пихать, уже никто не узнает, да и что употреблял архитектор, проектируя балкон и полное отсутствие выходов — неизвестно. Лаганар чуть высунулся из-за угла и ткнул пальцем в ту сторону, откуда надо было ожидать группу слаат. Я, стараясь держать уши прижатыми к голове, чтобы снизить свою заметность, значитца, глянул следом.

  И тут же тыркнулся обратно.

  М-м-мать моя в кедах на босу ногу...

  — Лаганар, у тебя все дома?! — стараясь не сорваться на крик, спросил я шипящим шёпотом.

  — Успокойся, хвостатая. Тебе надо самого здорового убрать. А пока вырубаешь его, я двери открою, — не менее эмоционально ответил старикан. И исчез.

  Ну, Хоттабыч недоделанный, попадёшься ты мне ещё, даже не в тёмном переулке, а посреди зала собраний. Всю бороду на парики пущу!

  Я выглянул ещё раз.

  Несколько десятков слаат, разбившись на небольшие группы, целеустремлённо осматривали ракеты и, удостоверившись в чём-то, понятном им одним, деловито снимали со стендов и утаскивали куда-то за угол.

  Попал так попал...

  Я глянул в Суть. Неясная логика и шипастые ауры, связанные между собой тонкими жгутами, словно грибницей, и стягивающиеся к сипапсу — здоровенному серокожему слаат с шишкообразным выростом на лбу. Органика там почти прозрачная, спокойно можно рассмотреть четыре четвертьшария огромного мозга, будто бы плавающего в банке с желтоватой жижей. Эмоций нет, только холодный расчёт. И — тотальное неприятие любой отличной от них формы разумной жизни.

  Я тряхнул головой, отгоняя почти физически ощутимую ненависть. Странное сочетание — автоматизированность действий и, как некий символ веры — ненависть. Может, своего рода катализатор экспансивности расы слаат?

  Один фиг, Арти оказался прав: если эти серые гуманоиды заберут оружие, миры окажутся в настолько глубочайшей заднице, что и представить трудно...

  Одна из чёрных, вечно спящих саламандр, совсем по-кошачьи потянувшись, несколько раз сменила форму и, отцепившись от своих соседок, шустренько запрыгнула на перила. Не эмоции, не телепатия, но — какой-то внечувственный способ передачи данных дал понять, что ящерка голодна. Очень голодна. Даже очень-очень.

  Чувствуя себя особым уличным магом, одобрительно кивнул саламандре, плотоядно поглядывающей на центральное звено слаат с синапсом во главе. Та дёрнулась, растопырив чёрные шипы на спине, и её товарки мигом оказались рядом. Десантировавшись длинным прыжком практически в центр зала, лисоящерки деловитой трусцой, смешно перетекая из формы в форму, двинулись напрямик к гиганту.

  Забавно, но, кажется, слаат их в упор не видят.

  Только когда саламандры дружной группкой расселись по огромному черепу синапса, тот, кажется, что-то почувствовал.

  Однако, предпринять ничего не успел.

  Яростное чёрное пламя мгновенно охватило центральную группу, плиты пола раскалились добела, приятная волна горячего воздуха ласково толкнулась в лицо. Мгновение — и пламя опало, оставив после себя неровную окружность остывающего камня и побулькивающую, неаппетитно потрескивающую массу — всё, что осталось после обеда лисоящерок. Потёки органической слизи, обугленные кости, да оплывшая коробка какого-то прибора, вплавившаяся в пол.

  Тем не менее, бородатый соврал. Слаат не впали в ступор. Разбившись звеньями по пять-шесть серых морд, захватчики, выставив вперёд оружие, прикрывали инопланетян, колдующих над сканерами. У меня не возникло ни малейших подозрений в неправильности суждения — в Сути отчётливо было видно, как аппаратура излучает импульсы, кои, проходя сквозь стены, частично возвращаются обратно.

  Так... В лучшем случае у меня есть с полминуты...

  Я поправил револьверы и, поудобнее ухватив связку гранат, с низкого старта, пригнувшись так, что бежал едва не на четвереньках, рванул по балкончику. Позади сухо затрещал камень, рикошетящие осколки весьма чувствительно прошлись по спине. И ещё волна, и ещё — всё ближе и ближе... Ласточкой нырнув через перила, сгруппировавшись для приземления, я успел порадоваться, что слаат не берут упреждение, а потом стало не до отвлечённых мыслей. Прыжок с высоты, перекат в лучших традициях трейсеров — с передачай инерции и скорости в движение, уход с траектории стрельбы за ближайшие стенды.

  Всё, что у меня есть — оружие и скорость, у слаат — оружие, скорость, слаженность действий каждого звена и перекрёстный огонь, плюс первоклассная броня. В этом я убедился, шустро пробегая между атакующими группами. Серомордые и не подумали прекращать огонь, дабы не задеть своих, и какие-то непонятные металлические кубики спокойно отрикошетили от их брони, не оставив даже маломальских царапин. Впрочем, броня хоть немного, но всё-таки сковывала их движения, а это несомненный плюсик. И ещё один — от пространственных пуль-амулетов они не спасают. Расстреляв оба барабана, я закатился за постамент.

  Есть несколько секунд на перезарядку, благо, спидлодеры подготовлены. Отщёлкнуть раму, высыпать гильзы, воткнуть патроны, защёлкнуть раму. И повторить. Взболтать, но не смешивать, как говорил приснопамятный Бонд, Джеймс Бонд.

  Едва я успел закинуть револьверы в кобуры, как часть постамента над головой взорвалась тысячами метких осколков.

  — Хрен вам, а не комиссарское тело, чума серо-коричневая, — злобно прошептал я, выуживая из кармана «сверчка».

  Скол плотоядно вытянулся над плечом, в Сути раскинув вокруг себя словно бы дождевую завесу.

  Высунуться за угол, тут же нырнуть обратно, уходя от крошева камня, и рыбкой нырнуть за соседний постамент.

  — «Сверчок», пришло твоё время!

  Опасаясь отдачи, занял максимально прочную стойку и вдавил триггер малыша.

  Во-первых, отдачи не оказалось от слова «совсем». Во-вторых, по ушам прокатился низкий вибрирующий звук, достающий, кажется, до самой печёнки. А в третьих, один выстрел сделал широкую брешь в двух группах, идущих друг за другом, оставив в живых только тех, кто находился по бокам. Импульс плотного воздуха пронёсся на небольшом расстоянии от поверхности, в результате чего, когда кровая взвесь немножко поосела, на полу остались стоять ровно спиленные пары ног. Однако, впечатляет!

  Скол выметнулся вверх из-за плеча, и мгновением позже рядом со мной покатились энергосферы. Глухие удары — один, два. Так, двух серомордых на списание.

  «Сверчок» тихоньки мигал индикатором перезарядки, так что пришлось пока убрать его обратно в карман, вооружившись револьвером. Скол, обхватив запястье хвостом, завис в воздухе, постепенно обрастая шипами. Ну что, потанцуем?

  Слаат всё же сменили тактику: рассредоточившись на несколько групп, выслали вперёд атакующую бригаду, поддерживая её шквальным огнём. Постамент медленно, но неумолимо превращался в горку горячих крошек, и мне пришлось выметаться из-под его прикрытия.

  Слабый хлопок где-то за спиной, и голова одного слаат просто испаряется. Опа-на, кавайлерия пришла на помощь! Без малейшего зазрения совести накачиваясь энергией слаат, я буквально вбил себя в максимальное ускорение, реализуя сложнейший гибрид фигурной гимнастики, акробатики и стрельбы на ходу. Вдоль позвоночника словно проскочил маленький смерч, и мир послушно замедлился, загудел разрываемый конечностями и снарядами воздух. Эмоции отключились и сознание ушло в сторону, дав полную свободу инстинктам и рефлексам.

  Отстранённо понимая, что надо бы связать свободу действий слаат и при этом не подставиться под залп своих же, я вклинился между двумя группами серомордых. Используя по-полной гибкость и скорость, я метался между серыми, достреливая тех, до кого не успел дотянуться Скол и уворачиваясь от тех, кто решил положить жизни за Нер'Зула, то есть, отправить меня к праотцам.

  Я словно выпал из реальности. Прыжок, рывок Скола, выстрел, перекат, снова прыжок, и всё по новой...

  Насытившийся Скол переключился в режим цепного кнута, не заморачиваясь особо и просто распиливая противников на неаккуратные малоаппетитные куски.

  — Сзади!

  Вопль сэра Клеймора вырвал из монотонности, и очень вовремя. Я шарахнулся в сторону, уходя из-под гипертрофированного дискового лезвия штуковины, отдалённо похожей на садовый триммер, а метаморф обильно полил серомордого очередью из минигана. Криво полил, между прочим. Что не срикошетило от брони, прошло над его головой, и только одна пуля, попав под плечо, опрокинула дискомашца на спину. Размытое движение в воздухе, шёлчок, и половина черепа слаат разлетается мелкодисперсной кашицей.

  Паладин несуществующего бога окутался мерцающим искажением защитного амулета и с самым суровым и непреклонным видом, вцепившись грутнозацепами в пол, открыл шквальный огонь по наибольшим скоплениям серокожих засранцев. Развороченная попаданием чего-то тяжёлого челюсть паладина, укрывшаяся в бахроме кожи и мяса, заросла. Амулет выжал из себя весь ресурс, приняв разом массированный залп слаат, и метаморф жахнул в ответ из всех стволов.

  Шарахнуло знатно... Треснувший пол, длинные разряды статического электричества и запахи палёного мяса и вывороченных кишок. И весёлые зайчики в глазах, и вата в ушах.

  Таки точно — оружейный бог.

  Пока слаат, слегка контуженные взрывной волной, перегруппировывались, сэр Клеймор укрылся за постаментом и, гоняя особо настырных серокожих очередями из минигана, параллельно выкашивал самых бронированных точными выстрелами из винтовки, выпростав щупальце по другую сторону постамента.

  Миа, укрывшись за головным крылом ракеты, холодно и рассчётливо отстреливала тех, кто пытался зайти в тыл и с флангов к нам. Койот, невидимый и быстрый, как чистокровный анимешный ниндзя, с поразительной меткостью метал на дальние расстояния ножи, редко когда портя шкуру попаданием в лоб или шею, зачастую украшая глазницы торчащими наружу рукоятками или же, в редких случаях недовернувшегося оружия, лезвиями. Я завистливо вздохнул — мне до такого уровня ножешвырятельства, как до Луны обратным ходом.

  Мимо с утробным гудением что-то пронеслось, выломав опорную лапу ракеты, и Миа, отбросив снайперскую винтовку, легко и непринуждённо приземлилась, тут же ввязавшись в бой с группой, умудрившейся подобраться на крайне опасное расстояние.

  Как это так мы проморгали их?..

  Мельком глянув вокруг и убедившись, что с моей стороны подающих признаки жизни больше не осталось, я поспешил помочь эльфке. Стефания, раскручивая весело свистящую короткую дубинку, точным ударом снесла голову одному слаат и вмяла плечо внутрь грудной клетки другому. Фигассе... Это у неё чего, гравидубинка? Или жезл какой-нибудь увеличенной инерции?..

  Стрелять рядом с Миа было бы просто верхом головотяпства, а потому Скол, словно читая мысли, дёрнулся вперёд, пролетев над плечом эльфийки и с сочным чавканьем прошил череп слаат, зашедшего со спины к ней.

  В две с половиной каски отбиваться было гораздо веселее, эльфка крушила серокожих дубинкой и тонким длинным кинжалом, я пинался и работал локтями, а Скол, впав в азарт и скатившись с меня, творил массовые заготовки фарша в отдельно взятой изолированной локации.

  Метаморфу чем-то мощно вдарили в спину, сэр Клеймор, взмахнув руками, с грохотом рухнул на пол, мгновением позже тентаклями раскатав в кашицу зашедших со спины слаат.

  Получившийся паузы хватило на то, чтобы летающие сферы, притащенные эльфкой, раскрылись по экватору и, набрав сумасшедшую скорость, открыли беглый огонь на поражение по слаат. Стреляла эта пакость чем-то вроде лазерных лучей, но тут я не эксперт, да и времени маловато на оценку. Лучи, попадая в цель, на мгновение покрывали жертву тонкой, звенящей корочкой льда, и те мигом позже разлетались изнутри, как после взрыва проглоченной осколочной гранаты.

  Чук, хоть дроид и не боевой, но свою лепту тоже вносил — несколько раз летящие в меня снаряды сносило в сторону, у многих серомордых конечности висели тонкими бесформенными лепёшками, — видимо, мой чугуниевый каратель использовал гравипушку на полную. Отдав ему команду сосредоточиться на мне, я врубился в крупное скопление слаат. Онои-то шинно, почти невидимые даже в Сути, легко и изящно кромсали слаат на несколько неравных кусочков, а Скол умудрялся найти время между рывками, чтобы восполнить запасы жизненной силы.

  Сила и гибкость тела Кайны поражали, выносливость и регенерация — тем более, но и я начал уставать. Горячее дыхание обжигало похрипывающие лёгкие и гортань, заставляло задеревеневший язык прилипать к не менее сухому нёбу.

  Койот мелькал в разных углах зала, подбирал своё оружие и снова растворялся в полумраке углов и арок, Миа, ощерившись несколькими парами чего-то, похожего на очень гибкие и прозрачные костяные паучьи лапки, выросшие из спины, поливала серокожих ливнем чёрных, мерцающих зловещей синевой сгустков, а метаморф словно врос в пол, когти глубоко ушли в плиты, и только звуки выстрелов и подрагивающие щупальца и руки говорили о том, что он не окаменел, а целиком погрузился в бой.

  А потом...

  Потом слаат внезапно закончились.

  Стихла стрельба, взвизгивания оружия, пощёлкивания из безгубых ртов серокожих, и только наше сиплое дыхание напоминало, что тут ещё есть живые.

  — Это всё, что ли? Мы победили? — Койот вынырнул из воздуха буквально посреди небольшой площадки, образованной завалившимися экспонатами и смещёнными со своих мест постаментами.

  — Двое сбежали, — эльфка как-то разочарованно махнула рукой в сторону дальних арок. — Туда.

  Засада... Своих ведь предупредят, тут и к бабке не ходи...

  — Далеко не уйдут, — гыгыкнул индеец, цепляя швырятельные ножи на отведённые им места, — там сюрпрайз.

  Рокот крошащихся тяжёлых плит, грохот взрыва и дрогнувший пол подсказали, что сюрприз дошёл до адресатов.

  Койот самодовольно улыбнулся:

  — Я же говорил, не уйдут...

  — Когда это ты успел? — Вопрос глуповато звучит, конечно, но не спросить нельзя.

  — Так я это, в туалет захотел. Ну и отлучился.

  Однако... Полезный искатель туалетов в команде. Подрывники везде у нас сгодятся, подрывникам везде у нас почёт.

  Метаморф, подрагивая и шурша осыпающимися стальными чешуйками, мелко затрясся от смеха.

  Нервы, что ли?..

  — Что ж мы за боевики-то такие... — Паладин прислонился к постаменту, заметно покачнув его, и стал медленно сползать на пол. — Лаганар, ты где? Ла-а-а-а-а-а-аг!

  Старик беззвучно соткался из воздуха прямо перед ним:

  — Да тут я, не вопи. Что хотел?

  — Спросить я хотел. Какого чёрта этот козёл солдат себе не набирает, или там спецназовцев?

  Хм... А ведь дело говорит наш суровый и беспощадный. Чую, нам сказочно повезло, что сумели выпилить отряд, и то — благодаря новообретённым телам и способностям. Но, блин горелый, мы ж без спецподготовки. Думаю, обученые тут бы поступили куда как более грамотно и рационально, чем мы.

  Внезапно Хоттабыч иномирского розлива с отчётливым глухим шлепком приложил метаморфа по лбу.

  — Какого чёрта?! — Тут же вскинулся паладин, явно готовый укатать деда голыми руками.

  — Руки опусти! Кровь не слизывать! Всех касается!

  Опаньки... Внезапно, как говорится. Я, удерживая равновесие на одной ноге, задрал вторую повыше и осторожно понюхал штанину, забрызганную кровью. Необычный, затягивающий пряный аромат, смешавшийся с запахом окислившейся меди, и, как довершение, почти неуловимые ванильные нотки. Очешуеть... Хоски и сюда забрались? Или просто совпадение? Я постарался незаметно осмотреть камрадов. Уставшие, потрёпанные, но готовые к бою. Зачем им настроение сбивать пока ещё не обоснованными подозрениями?

  — Запах... странный, — всё же надо что-то сказать, а то вон как выжидательно смотрят.

  Метаморф, принюхиваясь к крови, как загипнотизированный потянул руки ко рту, за что ещё раз получил по лбу деревяшкой Лаганара.

  Опасная вещь... Последний привет слаат? Такой вариант выглядит наиболее логичным и вероятным. Зомбирующая дрянь в крови, или какой-нибудь яд, обладающий особо фееричными свойствами...

  Мы выпотрошили свои запасы, но нужного количества воды так и не нашлось, а потому в ход пошла Сильная вода из моей фляжки.

  Эльфийка, первой совершив санитарно-гигиенические работы, абсолюно без палева собирала образцы слаатской крови в небольшие толстостенные пробирки. Из-под шейной пластины доспеха, немного изогнувшись в воздухе, тянулись к её нозрям два едва заметных усика. Дыхательные фильтры?

  — Лаг, ты так и не ответил, почему я? — Видимо, паладин решил не отставать от старика, пока тот не даст хоть какой-то вразумительный ответ. — Почему он не взял солдата?

  Дед глянул на метаморфа так, что захотелось самому пожалеть паладина, вытащить пузырь водки и неторопливо раздавить его на двоих. Лаганар потёр переносицу; в кои-то веки в его глазах всплыло что-то, отдалённо похожее на человеческие эмоции.

  — Потому что Аркеннору не нужен солдат. Аркеннору нужен герой.

  Сэр Клеймор скривился:

  — Это я-то герой?

  Старик насмешливо фыркнул, садясь на упавшую ракету.

  — Ты первый на моей памяти, кто даже глупости умудряется делать по-геройски.

  Метаморф обречённо взглянул на него и закрыл лицо тяжёлой ладонью. Конан с мозгами... Кому-то в его новом мире точно пора уже заготовить подземный укреплённый бункер и заживо в нём самозахорониться.

  Ладно, богу — богово, Клеймору — клейморово.

  Чуть отдышавшись, я отправился грабить награбленное, то есть — собирать трофеи. Миа подхватила свою винтовку и теперь уже в открытую брала образцы тканей и крови слаат. Койот спокойно и решительно делал контрольные добивания, попутно собирая обратно раскиданный арсенал.

  Оружие, которым пользовались слаат, мне ну никак не нравилось, а вот бронекостюмы... Я нашёл наиболее щуплого серокожего, замершего в нелепой, скрюченной позе с наполовину срезанной головой. Рана какая-то термическая, крови нет, только ровная запёкшаяся поверхность да выемки внутричерепных полостей. Стараясь не потревожить корку ожога, я стал стаскивать с трупа броник. Забавно... Вот сейчас сниму его, а куда девать потом? Таких, как я — две штуки надо минимум.

  Впрочем, можно продать или обменять, или ещё чего с ним учинить.

  Но сначала надо снять. А с этим — бо-о-ольшие такие проблемы: ни застёжек, ни клапанов нет. Ну не на себе же они их выращивали? Плюс ко всему этому — материал растягивается — я потянул за рукав, и ткань эластично и послушно оттянулась.

  Тем не менее, над трупом я пыхтел ещё долгое время, пока не додумался, наконец-то, посмотреть в Суть. Фиолетовая с чёрными прожилками жизненная энергия мёртвых слаат заполняла весь зал, тихо рассеивались ауры добитых Койотом, а на костюмах едва заметно мерцали остаточной энергией контакта несколько точек излишне правильной круглой формы, чтобы быть естественного происхождения. Я запустил пальцы под манжет, коснувшись первой точки, и по рукаву тут же пробежала тонкая змейка света, оставляя за собой расходящуюся ткань брони. То же самое произошло и со второй рукой и ногами. На шее костюм открывался одновременным нажатием двух точек, но до этого я допетрил с третьей попытки активировать механизм декапсуляции.

  Скинув труп с бронекостюма, я тихо присвистнул: по ходу дела, броню эти гаврики серомордые поснимали с каких-то гномов или хоббитов — в снятом состоянии она была едва ли не в два раза меньше мёртвого слаат, да и визуально даже для меня — слишком мелкая.

  Скомкав освободившуюся броньку, я замер в раздумьях: цеплять её поверх одежды надо, или, всё же, под неё? По телу слаат не поймёшь — то ли он голый в ней ходил, то ли на нём какое-то напыление, закрывающее всё тело — ни первичных, ни вторичных половых признаков просто не наблюдается.

  Клеймор, с лёгкостью повертев в руках труп самого крупного серокожего, облачённого в броню, отбросил тело в сторону — видимо, прикидывал, налезет ли на него эта пакость, или придётся из нескольких костюмов один шить? По крайней мере, именно такие эмоции читались на его лице.

  — Эй, вояки! — Лаганар, забавно мотая бородой, вертел головой из стороны в сторону, вчитываясь в надписи на пьедесталах. — Кто-нибудь заметил, здесь что-то было, когда вы вошли?

  Я напряг память, вспоминая обстановку в зале до того, как пришлось выпиливать главзлыдня:

  — Не было.

  — Нет, — уверенно мотнул головой Койот.

  — Не было.

  — Не было там ничего, — подтвердила Миа.

  Дедок задумчиво пожевал губу, попутно прихватив несколько волосков бороды:

  — В таком случае, у нас большие проблемы.

  Клеймор, усевшийся на пол и занятый перезарядкой оружия, поднял усталые глаза:

  — А что там вообще должно было быть?

  — Вихревая ракета. В прошлый раз одной такой хватило, чтобы превратить этот мир в пустыню. И я бы не стал проверять, что может сделать вторая.

  Ну, ракета и ракета, пусть ей. Я всё равно не в состоянии адекватно оценить масштаб разрушений. Деревня там, или город, или регион — ещё понятно, а вот планета — это как-то в мозгах не умещается пока что. Собственно, что нам надо знать? Одна ракета — минус одна планета. Если технологию поставить на конвеер, то пушистый полярный лис придёт очень внезапно и будет крайне толстым и всеобъемлющим. Значит, надо по загребущим лапкам слаат настучать, а лучше отрубить по самый пояс, чтоб неповадно было эпичные убивашки тырить, ага.

  — Койот, друг краснокожий собравшихся здесь бледнолицых, а не подскажешь ли даме, ты тут больше нигде туалеты не минировал?

  — Неа, — беспечно отозвался индеец, самозабвенно потроша обмундирование более-менее уцелевшего слаат.

  — Ок, — я двинулся в дальний угол, за постаменты.

  — Только там не ходи, там капкан, — обрадовал Койот, стоило мне свернуть за развороченную подставку.

  — Как скажешь...

  — И там не ходи, там лизуна размазал.

  — Прости, кого размазал?

  — Ползучую липкую кислоту, — самодовольно улыбнулся Койот. — Наследие бледнолицых из моего мира.

  Спустя пять минут моих попыток найти тихий уголок, чтобы спокойно переодеться, мы поняли, что индеец явно работает не по профилю, стреляя из лука и метая всякие-разные ножики-режики: количество ловушек, подлянок, растяжек и прочих приятных сюрпризов превышало все разумные объёмы. Казалось, Койот не поработал только с потолком, отсекая все возможные пути отступления слаат.

  — Ну, не могу сказать, что совсем о потолке не думал, — на загорелых, смуглых щеках ярко выступил довольный румянец, — так, в пару критичных узлов нацелил автоматические миномёты.

  Нервно хихикая, я прислонился к постаменту. Ай да индеец, ай да сукин сын! Везде поспел.

  — Ладно, вождь краснокожих, не соблаговолишь ли в таком случае сопроводить юную, беззащитную леди в такое место, где она могла бы спокойно переодеться без риска вляпаться в какую-нибудь из твоих ловушек?

  И чегой-то меня на высокий штиль пробило, а? По ходу, нервное. С другой стороны — без слёз, соплей и прочих истерик, что не может не радовать.

  Галантно шаркнув ножкой, Койот дурашливо предложил руку, что, впрочем, мною было проигнориванно. Хмыкнув, индеец повёл меня извилистой, многажды пересекающей саму себя дорожкой.

  Доведя до места между двумя постаментами и стеной, индеец кивнул и, развернувшись ко мне спиной, засел в проходе. Охранник, мляха-буха!

  Быстро раздевшись до нижнего белья, я озадачился проблемой: а как, собственно говоря, броню нацепить?

  Тем не менее, даже без лома, исключительно с помощью такой-то матери, мне удалось закрепить на торсе основную часть костюма. Забегавшие по его поверхности светлячки стянули края брони, рукава и брючины сами срослись на конечностях, отрегулировавшись под фигуру.

  Я пошевелился, поприседал — ничего нигде не тянет, не жмёт, не натирает, контур шортиков незаметен, грудь зафиксирована надёжно и даже рельеф сосков не выступает, как на современных костюмах всяких разных буржуйских супергероев. Скромно, просто, эргономично.

  Я потянулся, напрягая хвосты... И замер.

  Когда влазил в броню, я о них вообще не думал. И, тем более, даже не догадался дырочку под них проколупать. Однако хвосты спокойно и жизнерадостно болтались по ту сторону костюма, начисто игнорируя преграду в виде слоя высокотехнологичной материи.

  Я, извернувшись, посмотрел на попу, для полноты убеждения ещё и рукой полапал: хвосты словно росли сквозь материал, и такой же неуловимой осталась граница перехода хвостов из класса материальных в виртуальные. Однако, хорошая плюшка, как ни крути.

  Оставив пока что лишние мысли на потом, я быстро накинул повседневку и похлопал то ли задремавшего, то ли медитирующего индейца по плечу. Койот, мгновенным плавным движением встав на ноги, не оборачиваясь, повёл меня обратно.

  В конце концов мне надоело нарезать круги по залу и я, запрыгнув на постамент, поскакал по стендам напрямую к нашей каюк-компании. Каково же было моё удивление, когда рядом с Лаганаром обнаружился невозмутимо курящий трубку Койот...

  Индеец подмигнул мне и вновь уставился в сложные переплетения вкусно пахнущего дыма.

  Миа, используя кровь слаат, в обилии растёкшуюся по полу, рисовала какие-то схемы и графики, стройные ряды многосимвольных начертаний, увязывая всё это в одну сложнейшую фигуру, в Сути начавшую всё сильнее светиться насыщенно-фиолетовым с серыми прожилками светом. Жизненная энергия, энергия посмертия, многое другое, практически ощутимо витавшее под сводами зала, закручивалось неторопливым водоворотом над линиями рисунка.

  Пока творилось это действо, закончившая рисовать эльфийка при помощи метаморфа разложила трупы вокруг магической приблуды, головами к ней. Я тихо присвистнул. Это мы чего, в четыре каски укатали больше полусотни гуманоидов?! Аж самому не верится...

  Лаганар и Койот, как два каменных истукана, сидели молча и без каких-либо движений, только изредка над трубками светился огонёк раскуриваемого табака. Хотел было попросить у индейца трубку, вспомнить Землю родную и многолетний стаж курильщика, но — не тянуло вообще. С самого момента попадания не хотелось курить. А до того — раз в час стабильно смолил.

  Что ж, одной проблемой меньше.

  Усевшись на упавшую ракету, я стал наблюдать за действиями Миа. Скол, тихонько заползший на колени, свернулся клубком и вроде как задремал. Пальцы автоматически стали его поглаживать и почёсывать, как когда-то игрались с шерстью кота. От кнута практически мгновенно начала разливаться волна удовлетворения и сытости.

  Миа тем временем извлекла откуда-то пучок иголок, соединённых проводами, и принялась методично украшать ими трупы. Ауры почти развеялись, и я не мог понять, в какие и с чем связанные точки втыкаются иглы, впрочем, сильно сомневаюсь, что это знание мне что-либо даст.

  Закончив превращать тела в сильно облысевших ёжиков, Миа осторожно вошла в центр фигуры и воткнула в пол жезл, ударная дубинка почти наполовину вошла в плиту. Навершие её засветилось, а затем дубинка начала расти. Эльфийка поспешно покинула границы рисунка и выжидательно замерла. Клеймор, завернувшись в боевые тентакли, с любовью в глазах покачивал винтовку, стреляющую ртутью. Чук же как работал на удалении, так и остался стоять у входа безмолвной четырёхрукой статуей. Ну и пусть с ним, всё равно пока не нужен.

  Жезл вырос до размеров посоха, из макушки высунулись острые листообразные лезвия в несколько слоёв. Удовлетворённо хмыкнув, Миа потёрла руки и села рядом со мной. Тоже наблюдать, значитца, за своим творением.

  А посмотреть было на что.

  От «ромашки» на посохе начали ползти по линиям рисунка слабые разряды, создавая полное ощущение того, что они шарят по поверхности, пытаясь что-то найти. Несколько секунд спустя вершины иголок озарились крохотными комочками света, и разряды тут же прильнули к ним. Трупы вздрогнули, выгнулись дугами. Плоть, пошедшая пузырьками, через минуту просто сползла с костей, обнажая непривычные по строению скелеты слаат, и тонкими ручейками потянулась внутрь рисунка. Сами скелеты задрожали, сухо начали стучать при соприкосновениях костей, а мгновением позже рассыпались на суповые наборы.

  — Надеюсь, я не облажалась с конфигурацией, — прошептала Миа-Стефания, не отрывая глаз от развернувшегося действа.

  Кости, тихонько перестукиваясь друг с другом и полом, неторопливо поползли внутрь фигуры, складываясь в пирамидальную кучку в центре, вокруг посоха. Жезл завибрировал и внезапно, подняв тучу мелких крошек, взлетел вверх, зависнув едва ли не под потолком. От его лезвий вновь рванулись вниз разряды, на этот раз толстые, перевитые, многоцветные. Они били в кости и лужи органики, расплавляя иглы, и плоть, булькая, шипя и откровенно гадостно пованивая, стала заползать на кости. По краям фигуры протаял чёрный круг, тут же рванулся вверх, смыкаясь над площадкой непрозрачным куполом. Потянуло переменными волнами жара и холода, изнутри стенки хаотично проступали какие-то письмена, символы, схемы, камень напольных плит растрескался, длинные змеящиеся трещинки поползли в стороны. Скорость появления письмён возросла настолько, что в глазах зарябило, а от частых вспышек разрядов, бьющих по всей площади купола, заболела голова.

  А потом всё стихло. Ну, оно и с самого начала особым шумом не отличалось, даже разряды больше походили на шелест листьев, чем на высоковольтную дугу, но сейчас стало абсолютно тихо, будто воздух затвердел настолько, что даже звук в нём застыл.

  Купол распался стремительно исчезающим чёрным вихрем, лишь некоторое время в воздухе ещё кружились тонкие ниточки тьмы.

  На выжженых линиях рисунка, ровно под посохом, находилось нечто.

  Вытянутое, змееподобное тонкое тело, множество лап, снабжённых устрашающего вида когтями, шипы и наросты, какие-то щупальца с крючками на концах, поблёскивающие капельками явно вредной для организма жидкости, и четырёхлепесковая пасть, занимающая едва ли не пятую часть твари.

  — Миа, это чего за очаровашка? — поинтересовался я, удерживая гигантскую зверюгу в поле зрения и подтягивая поближе расстёгнутую кобуру.

  Эльфийка довольно улыбнулась.

  — Моя разработка. Экспериментальный некроголем класса «Страж Врат», мобильный, с собственным источником энергии, плетения в шкуре упрочняют её, а так же придают большую часть свойств, характерных доспеху внешних патрулей класса «Хамелеон Гвардра».

  Миа внезапно потупилась:

  — Неудачная попытка создания костяного дракона.

  От оно чё, Михалыч...

  Из всех присутствующих только метаморф выразил опасения действиями, схожими с моими: выпростал щупальца и снял предохранитель с винтовки. И дедок, и индеец всё так же беззвучно смолили трубки и смотрели на мир глазами людей, познавших дзен.

  — Напомни, пожалуйста, а кто ты по профессии?

  — В Доме Чёрной соты я исполняю функции бионекроинженера, на языке сумеречных это зовётся куад'х'эта-ли, и на другие языки не переводится, — а всё же улыбка у неё чертовски милая, как ни крути.

  — Ушастая, а начерта ты эту образину слепила вообще? — О, Лаганар оттаял.

  Эльфка раздражённо дёрнула ушком:

  — Пусть тут сидит, охраняет. Да и трупы надо было утилизировать. Не знаю, может, ты не заметил, но они очень быстро разлагаться начали, через полчаса тут было бы не продохнуть. А так — и охранник, и защитник, и гнилью не воняет.

  — Да и шут с ними, с трупами ентими. Пускай хоть зомбями поднимутся, мы всё равно сейчас выдвигаемся.

  Паладин грузно поднялся на ноги, пошевелил щупальцами.

  — Покурили, оправились? Лаг, веди к своим летакам.

  Миа протянула руку и посох мягко спланировал в её ладонь, скукожившись обратно до размеров дубинки. Эльфка пристегнула её к бедру и та, изогнувшись и деформировавшись, слилась с бронёй доспеха. Мда... Ох и не простые ушастики, не простые. Что за мир такой у них, тоже техномагический? Надо как-нибудь выкроить время и порасспрашивать ушастенькую прелесть.

  Пока я перепроверял оружие и забирал у молчаливого Чука часть вооружения, Стефания подошла к своему кадавру и положила засветившуюся призрачным светом сегментную перчатку на лоб некроголему. Постояв так несколько секунд, эльфийка вздрогнула, обернулась и, с нежностью потрепав животину под челюстями, вернулась к нам.

  — Нам в соседний зал, так что без телепортации обойдёмся, ножками, ножками и копытцами цок-цок, да поживее, — нет, всё же фиговый из Лаганара Петросян, как бы он ни растопыривался.

  — Жа-а-алько... — взгрустнул я. Всё-таки эти внепространственные коридоры — архиприкольная вещь, научиться бы самому их использовать.

  — Пошли, пошли, — дедок для пущего энтузиазма энергично постучал клюкой по полу. — Койот, дорогу расчистить не забудь от своих подарков.

  Индеец, показав бородатому нонконформисту кукиш, снова повёл нас окружными путями. Чук, находящийся в режиме патрулирования и сопровождения, забив на дублирование нашей траектории, простенько, аки таракан, пробежал по стенке, оставляя за собой два ровных ряда крохотных дырочек в камне.

  М-да... Спидер и в самом деле оказался легкобронированным флаером с маленькой грузоподъёмностью. Над широким приплюснутым корпусом с открытым верхом торчали полусферы спаренных турелей, составляя, таким образом, практически всё вооружение летака.

  — Герой, придётся тебе снова в паладина метаморфировать, — припечатал приговором Лаганар, оценивающе оглядывая нашу братию. — И тебе, хвостатая, надо оставить своего ведроида тут, иначе не взлетим даже с найденными Клейморушкой цацками.

  Ишь ты, хрен бородатый, Чука тут оставляй ему! Два пинка и затычку в ухо, как говорил один забавный типус призраку ростовщика, а не про... потерянные полимеры.

  — Дедку, — заканючил я снова, — тут же полно других транспортов, почему их не используем?

  — Я управлять только этим спидером умею, — внезапно признался дед.

  Оки. Куй железо не отходя от кассы.

  — Давай так: если я смогу поднять в воздух второй транспорт, все найденные нами ништяки остаются при нас, — я протянул руку. — Договорились?

  Лаганар пожевал мясистые бледные губы, тихо сплюнул и сжал мою ладонь:

  — Бес с тобой, хвостатая. Но учти — сама поднимешь — сама и полетишь!

  Отлично! В сопровождении Чука я пошёл между длинными рядами летательной техники, остальные же стали загружаться в спидер.

  Особо не насилуя мозг, я выпустил инженеров и сформулировал им условия задачи: найти транспортное средство с хорошей скоростью, вооружением и адекватной грузоподъёмностью, при этом лишённое свехрсложных элементов управления. Чирикая на четыре голоса, сферы полетели над техникой.

  И только я собрался присесть на опущенное крыло какого-то монструозного самолёта, как конаг мигнул сигналом от инженерного дроида. Развернув объёмный скан помещения, я последовал к маркеру, вскоре обнаружив весьма интересный аппарат.

  Каплеобразная махина висела в воздухе над круглой плитой, ничем не удерживаемая. Сегменты брони, похожие на наслаивающиеся чешуйки, убегали от округлого тупого носа назад. По бокам торчали два торпедоподобных выступа, а хвост... Хвост напоминал обычный животный — длинный, гибкий, с широкими закрылками.

  Табличка, висевшая рядом, гласила,что я лицезрею скоростной флаер прорыва с полезной грузоподъёмностью в четырнадцать тонн, вооружение — плазмамётные турели, два типа ракет: класса «воздух-воздух» и «воздух-земля». Серия ограниченная, произведено 109 единиц техники, конвеер остановлен в связи с уничтожением противника. Управление интуитивно понятное, ибо почти всех умных выпилили в боях ещё в самом начале войны, остались только самые непроходимые тупицы, то есть «социальные единицы с предельно низким коэффициентом обучаемости». Другими словами, если верить информеру, этой каплей может рулить даже полный идиот.

  Интересно... А насколько «идиот» и «дурак» синонимичны в моём случае?..

  Я отозвал инженеров и, оставив рядом только одного, отправился исследовать флаер. При моём приближении чешуя на боку раздвинулась, вывалив на пол ребристый язык пандуса. Осторожно поднявшись внутрь, я осмотрелся. Справа — кабина пилотов, по центру — десантный отсек, слева — обычная такая дверь с круглым штурвалом запорного механизма, кракозябры над ней складываются в надпись «Энергоузел. Вход только техническому персоналу». Почёсывая себя за ухом, я прошёл в пилотскую кабину. Дроид подсветил два коконообразных противоперегрузочных ложа, полностью симметричный рисунок управляющих элементов: по два джойстика, кнопка автопилота, переключение режимов полёта, да ещё с полдесятка каких-то не особо важных тумблеров и переключателей. Простота — наше всё, ага.

  Я, сильно не задумываясь над происходящим, лёг в левый ложемент и мгновенно оказался спелёнут несколькими ремнями. От потолка отделся расрытый цветок на длинном стебле и опустился на мою голову.

  Так... Г-г-главное — н-н-не б-б-бояться, как говорил старый и мудрый охотник в бородатом анекдоте.

  Половинки цветка схлопнулись в шлем, перед глазами побежали ряды цифр и символов, затем замелькали непрерывной чередой геометрические фигуры и размытые пейзажи, цветные пятна...

  А мгновением позже, получив высветившуюся перед зрачками фразу «Калибровка систем управления завершена» я ощутил себя флаером. Хвост вытянулся, расправляя вспомогательные крылья, ненавязчиво зачесались плохо смазанные механизмы поворота турелей, а мир стал большим и беззащитным.

  Загнав Чука внутрь, я нащупал джойстик управления полётом.

  Осторожно сделав небольшой круг над посадочным местом, я пришёл в выводу, что рукоятка управления, как таковая, не особо и нужна: системы, посредством начинки шлема считывающие мысли, позволяли рулить даже без формирования чёткого желания.

  Осторожно посадив каплю рядом с флаером, я раздраил люк и выбрался из кокона управляющего центра.

  — Такси прибыло, дамы и господа. Кто со мной?

  Лаганар только ругнулся, но в глазах читалось что-то, отдалённо похожее на уважение.

  Эльфийка и Койот отказались, сославшись на то, что турелями спидера тоже кому-то надо управлять, а вот Клеймор с удовольствием расположился в десантном отсеке. Напару с Чуком они заняли едва ли не всё свободное место, оставив только два свободных сиденья.

  Лаганар, помахивая посохом, проговорил очередную языколомательную тираду, благополучно переведённую как «Открыть шлюзы взлётной шахты», и поднял спидер в воздух. Я поднялся следом, абсолютно не ощущая никакого дискомфорта от двух массивных гигантов, занявших десантный отсек.

  На потолке сдвинулись в стороны пять толстых лепестков заглушки, открывая тёмный зёв колодца, и мы медленно влетели в него. Тут же по бокам вспыхнули огни направляющих ламп, сливающиеся далеко впереди. Дальномер выдал длину шахты — километр и два десятка сантиметров.

  Значит, либо музей этот находится глубоко под землёй, либо в сердце какой-то горной цепи. Впрочем, чего гадать? Вылетим наверх, узнаем.

  Спидер резко набрал скорость, и, окутавшись голубоватым сиянием, исчез из поля зрения. Я отдал команду, и послушная капля флаера прорыва устремилась следом.

  Метаморф долго возился с креплениями, безуспешно пытаясь застегнуть на себе страховочные ремни. Бедняга... Сколько в нём сейчас живого веса? Центнера три? Или ещё больше?

  — Надеюсь, меня не размажет по полу, когда мы влетим в какую-нибудь воздушную яму, — донеслось до меня его ворчание и треск оторванного ремня.

  Я порылся в меню управляющей системы, но так и не нашёл элемента активации выдвижной страховочной рамы, призванной фиксировать нестандартные массогабаритные объекты типа дроидов и экзоскелетов. Ладно, авось, не вывалится. Ну а ежели что, то и Чук подстрахует.

  Компенсаторы гравитации работали как надо, подъём шёл неторопливо, а я, пристроившись в хвост спидеру, лениво изучал монотонный индустриальный пейзаж, целиком состоящий из каменных плит да коротких бегущих огней направления.

  Шлем, мягко обхвативший голову, внутри оставлял массу пространства, кое служило подспорьем в управлении: ненавязчивые столбцы данных, метка визира, подсвеченный спидер... При всём при этом зрению сплошная перегородка не мешала, я спокойно мог увидеть как носки ботинок, так и пиктограммы на приборной панели.

  Из десантного отсека просочилось рассеянное свечение, постоянно меняющее цветовую градацию. Я, приподнявшись на ложементе, обернулся. Сэр Клеймор, сосредоточенно высунув язык, с азартом тыкал в сенсорные кнопки объёмной проекции, перебирая углы и виды происходящего за бортом. Ладно, отвлекать не будем.

  Я едва успел завалиться обратно, как до ушей донёсся смущенный кашель:

  — Кха-кхрм!..

  Я выглянул вновь. Эпическая картинка. Клеймор с выпученными глазами, стремительно краснеющий, к тому же, и наша беловолосая эльфка на экране, сидящая в позе лотоса на широченном сиденье за рычагами управления турелью. Что примечательно, сидящая в чём мать родила.

  Изящная богиня инженерии мёртвой плоти медитирует в стиле ню. Вид сзади. Кисть неизвестного, но, несомненно, гениального художника чёрт его знает какой современности.

  Только внимательно приглядевшись, заметил вокруг тела Миа едва светящуюся прослойку брони. Энергия кончилась? Или камера с функцией рентгеновского зрения?

  — Отличный выбор, одобряю, — не удержался я от комментария. — Хороша, да?

  Клеймор с удвоенной скоростью начал тыкать в сенсоры:

  — Э-э-эм... Это не то, что ты подумала...

  — Да норм, чо? Было бы странно, если бы ты за голым Лаганаром подглядывал, — усмехнулся я, сожалея, что первым не додумался разобраться с системами мониторинга внешней среды.

  А вот про Лаганара я зря сказал...

  Камера мгновенно перенеслась на дедка... Что характерно, тоже без одежды.

  — Божья задница! — позеленевший метаморф крепко зажмурился, из надбровных дуг начали тихонько вырастать вертикальные стальные пластины. — Можно, я лучше корпус просверлю?!

  Очки наращивает, что ли?

  — Лучше на Миа посмотри, она в этом плане гораздо перспективнее, — хохотнул я, стараясь не смотреть на сморщенное тело мутного дедка.

  — Ты б за дорогой лучше следила, — простонал метаморф, закрывая глаза ладонью.

  Я запросил данные дальномера.

  — Ща, взлётную шахту покинем, буду следить. А пока... — Картинка вновь вернулась на обворожительную эльфийку, и я максимально заговорщически и хитро улыбнулся. — Ты не разобрался, какой шайтан-кнопкой тут скриншоты делать?

  — Здесь нет принтскрина. И вообще, я хочу нормальное окно!

  Блин. Окно ему подавай. Тут бесплатное эстетическое услаждение видом утончённого эльфячьего арьергарда, а ему вид на стенку с фонарями подавай...

  — Печалька... Сейчас что-нибудь придумаем...

  Я углубился в запутанные хитросплетения справочной системы. О, кажется, нашёл. Пара мыслеприказов и очаровательная эльфийская филейность перед метаморфом сменилась панорамной трансляцией забортья.

  — Так лучше?

  — Один шиш плохо. Как будто кино смотришь, чёрт-знает-сколько-дэ. Когда выстрелом с экрана тебя и пристрелить могут, — пробурчал сэр Клеймор, но в голосе явно сквозили нотки довольства.

  Я вновь улёгся в пилотское кресло. Эх, всё же Миа действительно хороша. Внешне — не поспоришь, по уму — тем более. Сомневаюсь, что дуре доверили бы должность инженера. А что ругается... Так кто ентим делом не грешил?

  Захотелось ещё полюбоваться девушкой, но шлюз уже близко, и кто знает, что ждёт снаружи? Проекция красавицы, упакованной в смертельно опасную, обманчиво прозрачную броню, свернулась, вернув на прежнее место изображение окружающей действительности.

  Сверху пробился узенький пучок света, стал разрастаться по мере нашего приближения. Вот он разделился на три длинных луча, а вот и створки пошли в боковые пазы, сбрасывая в шахту камешки и землю.

  Через полминуты спидер вынырнул под зеленоватое небо, а наш флаер следом за ним повторил маршрут, заходя на бреющий полёт. Нет, конечно, можно под фанфары и литавры прогарцевать по крутой параболе с суборбиты — возможности и флаера и спидера позволяют это сделать, но лучше уж добраться втихаря.

  И я оказался прав — музей находился в горах, точнее — в глубине материковой плиты. Тёмно-красные с чёрными прослойками породы камни вокруг, обсидиановые реки гальки и песка, редкие серые глыбы здоровенных булыжников, растрескавшаяся плоть планеты, из рубцов которой бурыми ручейками вытекает гонимая ветром пыль — всё это покоилось под светом некрупной звезды, размерами едва ли превосходящей земное Солнце.

  Ни кусочка растительности, никакого шевеления и активности живых существ — мир мёртв чуть больше, чем полностью. Ну, за исключением, пожалуй, той жути, от которой и Арти собственной персоной шарахался в подвалах музея. С другой стороны, дедок так и не сказал, как давно это было, так что вполне реален шанс застать внутри высохшие скелеты, а то и просто труху, оставшуюся от костей.

  Среди монотонного пейзажа, состоящего лишь из мелких гор, гладких холмов да потихоньку подкрадывающейся пустыни было сложно вести отсчёт времени. Сколько мы так летели — полчаса, час? В глазах уже мельтешило от чёрно-красной палитры...

  Внезапно спидер, шедший впереди нас на удалении в полкилометра, круто развернулся на месте, клюнул носом вниз и, прикрываясь холмами, прыснул в сторону. Там, где он находился несколько секунд назад, расцвёл бутон огня. И ещё один, и ещё.

  Ожила система мониторинга и предупреждения, выбрасывая на виртуальный экран отметки движущихся целей, их тип, убойность, варианты решения.

  С шипением гидроприводов в десантном отсеке опустились страховочные рамы, фиксируя дроида и паладина на местах.

  — Держись, Клеймор, щаз нам будет очень больно.

  Метаморф, прекрасно видевший то же самое на панораме, молча кивнул.

  — Но чуть позже — гораздо больнее, — продолжил я. — Следом идёт волна хитрых ракет. Нам они по барабану — если только в хвост не зайдут, а вот от летающего кирпича не останется ничего.

  — Лаганар телепортирует их, если что.

  Нас обоих передёрнуло. Видимо, синхронно вспомнили видок деда.

  — Посмотрим.

  — Давай ближе к делу, — хмуро отозвался паладин.

  — Мы просто возьмом урон на себя.

  Во взгляде метаморфа ясно читались все соображения по поводу уровня моего интеллекта.

  — Не сцы, паладин. Если что — Чук десантирует.

  Я шёл позади и чуть выше спидера, так что мог рассмотреть, как развернулись турели в сторону быстрых точек, вырастающих на горизонте.

  — Иди ты... Я с твоим страхоботом никуда прыгать не буду.

  — Ну и фиг с тобой. Готов?

  — Готов, — метаморф как-то оплыл в кресле, словно сросся и с ним, и с металлической рамой страховки.

  — Тогда держись, — буркнул я, влипая в кокон ложемента и закладывая крутой вираж.

  Часть точек мгновенно отреагировала, сменив направление полёта. Я перевёл системы управления боевыми установками в автоматический режим, и искин флаера тут же выпустил пару очередей по ракетам. То ли ракеты туповаты оказались, то ли плазму они не фиксировали как потенциально опасное явление, но сгустки огня поглотили их целиком. Спидер тоже огрызался короткими очередями — судя по точности попаданий, и у Миа, и у Койота глаз-алмаз и руки набиты — лишь малая часть снарядов прошла мимо ракет.

  Так, мелочь отбили, теперь уберплюхи ловить. Те самые, которые думать умеют.

  Едва мы успели нырнуть в ближайщую расщелину, как через холм перевалила пара сотен продолговатых снарядов.

  — Фрейда на вас нет, упыри, — бубнил я под нос, вламываясь в умное облако и собирая лбом флаера ракеты. Силовая установка, генерирующая защитное поле, ненавязчиво гудела на низких тонах — будем надеяться, что это звук означает нормальную работу. Иначе можно уже прощаться с миром. Или мирами, если точнее.

  Однако прошла пара минут, перегрузка уже не так сильно вдавливала в кокон, да и близких взрывов стало гораздо меньше. Система шумоподавления гасила яркие отсечки на виртуальном дисплее, позволяя следить за спидером.

  А дедок-то неплох! Такие кульбиты вытворяет, что я бы, пожалуй, уже давно содержимым желудка высокохудожественно украсил весь салон и пилота впридачу. А эльфка и индеец при этом ещё и прицельно палить умудряются. Турели моего флаера вращались как бешеные, выцеливая и уничтожая вражеские ракеты, и датчики температуры уже мерцали в критической зоне.

  Искин отметил яркими маркерами две ракеты, заходяшие на спидер сверху. Аккурат на Миакеллу.

  — М-м-мать твою... — прошипел я, чувствуя, как начинают похрустывать кости от перегрузки.

  Увязавшиеся за нами ракеты попали под огонь турелей флаера, а я, всё меньше и меньше разбирая происходящее сквозь кровавую пелену перед глазами и шум крови в ушах, вогнал наш летак под первый снаряд. Взвизгнув, вышла из строя правая турель. Следом за ней, через пару секунд после взрыва второй ракеты, отвалилась левая.

  — Клеймор, кажется, мы их прикрыли, — ещё успел сказать я, чувствуя, как солёный пот заливает глаза, когда флаер тряхнуло.

  С хлопком отстыковался хвост, унося с собой повреждённый энергоблок, а потом отключились гравикомпенсаторы и наша аппарат, кувыркаясь, полетел к чёрному морю дюн.

  Я таки пропустил одну ракету в хвост...

 

Глава 10.

Бегущие по лезвию бритвы

  — Прыгай!

  — А ты? — Едва ли не прокашлял метаморф в клубы крайне неприятно обжигающего слизистую дыма.

  — Не помру!.. Прыгай!

  Искин раздраил десантный люк, круговерть перед глазами колыхнулась — сэр паладин выметнулся наружу, растопырив щупальца в стороны наподобие сильно купированных крыльев.

  Картинка чуток стабилизировалась, визир сосредоточился на падающем метаморфе...

  — М-м-мать же ж твою, Клеймор... — только и успел я пробормотать, разглядев паладина. — А парашют просто так что ли под сиденьем лежал?..

  А потом флаер с грохотом, лязгом и чавкающим звуком проломил крышу какого-то ангароподобного строения и жахнулся оземь. Меня подбросило в коконе, ремни затрещали, но всё же выдержали, выполнили свою функцию — не позволили нежному и крайне хрупкому тельцу пилота размазаться о приборную панель.

  Искин ненавязчиво закидывал виртуальное полотно дисплея отчётами о неполадках и прочей малопонятной для неинженера лабудой. Итог жёсткого приземления: утеря силовой установки, потеря одной турели, вмятины в внешней броне корпуса. Снаружи всё оказалось гораздо эпичнее. Флаер, как кавалерист Будённого, с шашкой (в данном случае — задницей, но это не так уж принципиально) наголо, пробил крышу строения, протаранил несколько громоздких аппаратов, идентифицированных искином как силовые установки, и размазал тонким слоем по местами уцелевшему полу несколько групп не ожидавших такой подставы слаат.

  Всё, чего коснулся флаер прорыва, восстановлению не подлежит. Ни техника, ни, тем более, слаат.

  Я стянул шлем и выбрался из кокона. Плечи, пояс, живот и бёдра до крайности неприятно болели — всё же, не смотря на эластичность ремней, удар был не один, и инерцию не отменяли, увы... Ну и ладно, руки, ноги, голова и хвосты на месте? На месте. Значит, ещё повоюем!

  Чук, подобно пауку растопырившийся в десантном отсеке, выполнял функции дополнительных распорок и рёбер жёсткости. Модуль, прижатый грудью к полу, его нисколько не смущал.

  Инженеры, попискивая, тут же занялись осмотром летака. Насколько я понял, всё вполне починятельно, нужно только хвостовой модуль притараканить к флаеру, или же флаер к хвосту. Чук ловко подобрался и, подхватив капсулу, вышел наружу. Короткий луч полоснул по его груди, отзеркалив куда-то в сторону. Дроид слегка повёл головой и в отдалении послышался омерзительный чавк. Кажется, его электронно-кристаллические мозги перестали воспринимать слаат как разумных существ, а значит, пространство для манёвра и вариантов противодействия значительно расширилось, что есть гуд. Я на всякий случай закрепил в его памяти личности компаньонов. Во избежание, так сказать.

  К моменту, когда нога моя в столь маленьком шаге для человека, но таком огромном прыжке для человечества, которое и не знает о происходящем, и, наверняка, никогда не узнает, коснулась раскрошившейся напольной плиты, обильно умащенной кровью и останками раздавленных серокожих, Чук выпилил последнего слаат в ангаре.

  То, что последний — было понятно и без сенсоров дроида: серомордые ещё ни разу не атаковали из засады и не пытались скрытно перемещаться.

  Инженеры тем временем управились с диагностикой и вынесли вердикт: флаер прорыва вполне себе может и своим ходом добраться до утерянного хвоста, мощности маршевых двигателей, гравикомпенсатора, корректирующих сопел и аварийного источника питания хватит за глаза. Оставив дроидов управляться с искином и решать задачу о транспортировке, я двинулся к выходу из ангара.

  Снаружи доносились приглушённые взрывы, подрагивал пол под ногами, периодически что-то протяжно ухало, противно отдаваясь мнимым слоем ваты в ушах. Похоже, у ребят вечеринка во всю уже, а я тут прохлаждаюсь. Непорядок.

  Искусственно накручивая себя, растворил пару энергосфер, и, уже чувствуя, как от ярости подрагивают хвосты и уши, как злой силой насыщаются мышцы, ломанулся к ближайшему выходу. Видимо, я чего-то перекрутил с психикой, ибо не стал, как нормальный белый человек, искать механизм, отвечающий за открывание маленькой дверцы в нижней части ворот, а просто в прыжке долбанул ногами рядом с верхней петлёй правой створки.

  Метров восемь от пола... И судя по швам креплений — двери внутрь открывались. Хенкок одобряэ, фигли.

  Металл заскрежетал, пошёл складками, выгибаясь наружу. Крепления не выдержали и с тонким звоном лопнули. Створка, прогнувшись в месте моего удара, вместе со мной вылетела наружу. Слаатская кровь и внутренности брызнули из-под тяжёлой двери. Скол, не теряя времени, уже вовсю отъедался энергией свежепочивших серокожих.

  Недолгий полёт верхом на створке позволил осмотреться. Метрах в ста от ангара метаморф с поистине арийским спокойствием выдавал на-гора залпы, выпалывая за раз десятки слаат. Впрочем, со всех сторон их прибывало ещё и ещё. Спидер, заложив крутой вираж, почти сбрил верхушку чёрной дюны, изрядно усыпанной свежими телами; тонкая фигурка отделилась от него, мягко приземлившись на вершину, и тут же растворилась в воздухе. По бокам почти без перерывов свистели ракетные турели, отправляя новые самонаводящиеся болванки по следам летака Лаганара.

  Дедок же, проявляя чудеса воздушной эквилибристики и наличие титанового желудка, закладывал сумасшедшие виражи, благодаря чему часть ракет уходила с курса и либо сталкивалась с себеподобными, либо уходила в потрескавшуюся корочку стеклянных потёков.

  Соскочив с влажно хлюпнувшей створки, я высадил в недостаточно расторопного слаат две пули из револьвера; с остальными разобрался Скол. Ему тоже крайне не нравились серомордые, и в разборках с ними он особо не церемонился: постоянно движущиеся лезвия и шипы раздирали их тела с лёгкостью, от некоторых вообще оставался фарш крупного помола.

  Раздавая оплеухи живым кнутом и рукоятью опустевшего револьвера, я таки добрался до сэра Клеймора, сходу швырнув ему за спину две гранаты. Слаат, не ожидавшие такой подставы при попытке устроить диверсию в тылу метаморфа, сменить позиции не успели и вполне себе логично превратились в горсть пыли, тут же унесённой в сторону весьма прохладным ветром.

  Взметнув облако сухой чёрной земли, из-за холма вылетел спидер и, не снижая скорости, едва не сбив нас с паладином бортом, прорубил изрядную просеку в хаотичной толпе серокожих агрессоров. Вражьи ракеты, никак не желая выработать свой топливный ресурс полностью, с весёлым свистом разрываемого воздуха дружно сели на хвост Лаганару.

  Метаморф высадил длинную очередь из минигана, параллельно пытаясь что-то мне сказать. Увидев, что я его не слышу за постоянным стрёкотом стволов, он опустил вундервафлю и принялся точечно выщёлкивать слаат оружием, удерживаемым щупальцами:

  — Пусковые установки! — повторил он, — надо разобраться с ними!

  — Ага! — козырнул я в ответ. — А ты чего не взял парашют?

  — Там был парашют?! — Совы, если бы им довелось увидеть те плошки, в которые округлились глаза паладина, дружно признали бы себя коренными азиатами.

  Рядом тоненько свистнуло, а мгновением позже над нами взорвалась одна из ракет, приятно согрев сильной волной горячего воздуха. Марево воздуха на дальней дюне чуть колыхнулось, на миг очертив тонкую фигурку со снайперской винтовкой в руках. Миа?

  — В следующий раз предупреждай о таких вещах до того, как скажешь выпрыгивать, ладно?

  — Оки, предупредю. Ну чо, намекнём янкам, что им пора гоу хоум?

  Не размениваясь больше на отвлекающее словоблудие, мы впилились в толпу слаат. Нет, всё же или воевать они не умеют, или оружие для них сильно непривычное, но факт остаётся фактом: то и дело эти глюкозавры телепатические пытались гвоздить нас оружием как дубинками и камнями. Паладину несуществующего бога всё равно, что там об него разбивают — копьё или винтовку, мне тоже глубоко фиолетово — Скол, умничка шипастый, вертится вокруг меня с такой скоростью, что не покидает ощущение полноценной защитной сферы. И свежесть в воздухе... Как будто в горах посреди лета нашёл ручей, бегущий с вершин, и лежишь рядом с ним, вдыхая запахи трав, ледяной чистой воды, нагретого камня... Я качнул головой, словно отгоняя наваждение, но нет — подрагивания воздуха всё больше походили на следы текущей воды по стеклу. Подарок Артаса получил левел-ап?

  Чистота. Сила. Дух. Бой.

  О как. Давненько Скол не общался. Перепрыгивая тело очередного серокожего, не успевшего отскочить от бронированного метаморфа, я, как мог, поблагодарил Скола. В ответ моего разума коснулась картинка ручья, бегущего неторопливо между камней, и почти явно слышимое журчание воды, огибающей многочисленные камни, богато усеявшие русло.

  Компаньон вселял спокойствие и уверенность — именно то, чего так не хватает в хаосе этого фантасмагорического боя.

  Чук, выбираясь из ангара, бодро отрапортовал о своей ненужности у флаера и проигнорировал выбитую мной створку, просто выйдя со второй. Орудуя четырьмя руками, он с лёгкостью несколько раз согнул огромный лист металла под хитрыми углами, соорудив что-то типа шизофреничного вида щита. Впрочем, шизофрения шизофренией, но метко пущенная им спрессованная пластина створки замечательно отразила большую часть лучей, направленных на него, и попутно прорубила в крупной группе тесно сгрудившихся слаат широкий коридор. Кровь, кишки и дальше по сценарию. Метательный щит, пройдя сквозь строй серокожих, с громким буханьем столкнулся с опорой ракетной установки, почти полностью войдя внутрь. Массивная громада установки вздрогнула и дала всё увеличивающийся крен в сторону. Через пару секунд опора подломилась и ракетная турель, проламывая чёрное стекло озера, с неприятным звоном упала. Видимо, она не была рассчитана на такие сильные сотрясения, ибо практически мгновенно сдетонировали ракеты, заставляя стекло вновь плавиться. Там, где несколько секунд назад стояла установка, вспух огромный шар пламени и дыма. Промозглый ветер довольно сильно разрывал чадящее облако, и в просветах была видна кипящая багровая лужа. Огромные пузыри вырастали из её поверхности, росли, становясь из ярко-красных почти прозрачно-жёлтыми, и с громкими хлопками лопались.

  Откуда-то из глубин души поднялось умиротворение и захотелось сесть на бережок, забыв обо всём, творящемся вокруг, и просто любоваться красивым пейзажем.

  Однако паладин явно посчитал иначе, запыхавшимся голосом разбив ажурное марево медитации:

  — Ты б его хоть в простынку завернула, как римского императора...

  Я непонимающе огляделся. И чем ему Чук не угодил? Прочный корпус, антропоморфность, свободно конфигурируемая подвижная броня. Песня, а не дроид! Прямо как у Ладыженского:

О, дивный блеск экзоскелета!

О, чудный гребень теменной!

И внешних ребер блеск стальной

Был колдовскому амулету

Подобен...

  И далее по тексту.

  Впрочем, сэр Клеймор вопрошающего выражения лица не менял, что намекнуло о необходимости ответа.

  — Тут простынок пока того, дефицит.

  А и были бы они в наличии, смысл сковывать движения помощнику?

  Скол, вынырнув из-за плеча, просто и со вкусом перепилил пополам очередного слаат, утяжелив мой карман на новую энергосферу.

  Вообще, глянуть со стороны если — это даже не битва. Банальное избиение. Словно бы тот мозгляк, которого слопали мои саламандры в музее, являлся управляющей шишкой на всю партию вторженцев. Серомордые как чистокровные лемминги пёрли толпами на убой, тупо подставлялись, иногда — ещё и под залпы своих же.

  Пока Скол работал за меня, я успел перезарядить револьверы и шарахнул из малыша по ближайшей опоре ракетной турели. Сверчок на удивление быстро перезарядился, но выстрел прошёл впустую — метаморф вновь сработал по площадям, просто из всех стволов разнеся установку на клочья.

  — Эй! Это был мой фраг!

  — Да забирай хоть все, — отмахнулся Клеймор и тут же втянул голову в плечи: сбоку рвануло, над нами пролетело несколько осколков — всё, что осталось от ещё одной пусковой установки. С тихим стрёкотом из клубов дыма вынырнул спидер и, оставляя за собой чадящий хвост, грузно пропахал несколько десятков метров спёкшейся почвы.

  Лаганар выпрыгнул из-под разбитого подобия фонаря и по старой доброй традиции тут же исчез.

  — Маньяк бородатый, — проблеял изрядно взбледнувший лицом индеец, вывалившись со своего стрелкового места. Поднявшись, он сделал пару шагов, после чего ноги его заплелись, а глаза неудержимо поползли навстречу друг другу. Согнувшись в поясе, индеец бодро вывернул желудок.

  Эх, и зрелище не из самых приятных, и слаат кругом мельтешат...

  Сжав в левой руке сверчка, а в правой револьвер, под прикрытием вездесущего Скола я отправился в противоположную метаморфу сторону — ракетные установки стояли полукругом, и отсутствия воздушных целей ни капли не стеснялись, выпуская одну за одной новые порции взрывоопасных летающих сосисок.

  Усталость сковывала тело, перетруженные мышцы ныли в голос, пропитанные солёным потом волосы липли к коже и одежде; защитный комбез на удивление хорошо отводил излишки влаги, обильно насыщая рубашку, и без того отяжелевшую от крови слаат, в бесконечном зерг-раше накатывающихся на наши позиции.

  Количество тел и ине сильно искушенныхх фрагментов просто не поддавалось ни оценке, ни подсчёту — все ближайшие холмы, подступы к ангарам и пусковым установкам уже давно были усеяны плотным ковром трупов, а серомордые волнами накатывали на нас, разбивались, некоторые отступали, чтобы вновь напасть...

  Миа вновь учудила. На относительно безопасном удалении от основного поля боя, под прикрытием чёрных дюн, расцвёл малиново-бордовый бутон энергомагического вихря, пророс над кромкой барханов и медленно закружился. А потом в ту сторону поползли слаатские трупы. Натурально поползли. Не в смысле — перебирая конечностями, а словно насаженные на крюк или багор — оставляя за собой разрытый песок и гравий, десятки тел торжественно утянулись к секрету эльфы. Самым последним, разворотив до того чудом уцелевшее стеклянное озеро, из почвы вывернулся здоровенный костяк клыкасто-зубасто-когтисто-шипастой тварюги и столь же величественно и неторопливо уполз в сторону Миа-Стефании.

  Койот выныривал из теней и дыма то тут, то там, и при помощи холодного оружия, лука и такой-то матери (полноценной, и очень громогласной), благополучно выпиливал подвернувшихся под руку телепатов и так же исчезал, чтобы вновь возникнуть из ниоткуда в совсем другом месте.

  Употреблять энергосферы с экстрактом жизненной силы слаат я пока не рисковал, всё же настораживала схожесть ощущений от энергии хосков и серомордых, а собственный запас, расфасованный по карманам и чехлам, неумолимо подходил к концу.

  Чук, с полным пофигизмом урождённого терминатора, умудрился пару раз голыми руками поймать и перенаправить ракеты в установки. Слаат же проявили завидную логичность мышления, характерную для не сильно искушённым в воинском плане народам, здраво рассудив, что самый большой — самый опасный, и потому вокруг дроида наблюдалась стабильно пополняющаяся популяция серокожих. Они скользили в месиве, оставшимся после гравиударов от их предшественников, падали, подставляясь под тяжеленные кулаки Чука, но не прекращали попыток задавить чугуниевого убиватора хотя бы массой.

  Чуть меньшая громада сэра Клеймора вдали рассвечивала мрачный пейзаж яркими вспышками выстрелов и художественно разлетающимися в стороны органокомплексами наиболее уцелевших трупов.

  Зарево над дюнами померкло и вскоре совсем погасло, но инопланетяне вообще не обратили никакого внимания ни на уползающие трупы, ни на свечение. Вспомнив некроголема, оставленного очаровательной эльфийкой на страже музея, я предположил, что Миа готовит не менее впечатляющий сюрприз неосторожным слаат. А раз это наверняка верная догадка, о чём настойчиво подсказывает сверхчувствительный седалищный локатор будущего, то надо бы отвлечь серокожих, во избежание, так сказать, фальстарта.

  Что самое странное — вокруг пальба, взрывы, снаряды всякие летают, и приходится постоянно вертеться, прыгать, перебегать и ползать, а общая картина боя как-то сама по себе в сознании складывается. Всё чудесатей и чудесатей...

  Но и чудесам пришло время заканчиваться. Местное светило катилось к закату, ветер заметно похолодал, из-за горизонта потянулись свинцово-чёрные с заметной прозеленью тучи. Время как-то совсем потеряло значение, размазалось бесформенной студёнистой массой по бутерброду усталости от боя, и только спазмы пустого желудка напоминали, что часики тикают и стрелки отмеряют ход.

  Периодически откуда-то со стороны барханов прилетали короткие, но очень злые очереди — по-снайперски точными выстрелами эльфийка одного за другим выпалывала слаат. Сэр Клеймор неприступной глыбой возвышался над трупами, холодно и планомерно уничтожая серокожих. В не знаю какой раз словив снаряд в скулу, он нарастил-таки себе толстенную сплошную маску, на которой тёмными узкими провалами выделялись только бойницы глазных и воздухозаборных отверстий.

  Всё больше хотелось откровенно жрать, то и дело нос чуял то запах копчёного окорока, то ещё шипящего и постреливающего жиром стейка...

  Место в карманах давно кончилось, и Скол просто разбрасывал по земле сферы силы, стараясь подкатить их под неподвижные тела. Видимо, что-то у слаат было всё же накручено с организмами, ибо первые трупы уже успели оплыть грудами побулькивающей, омерзительно воняющей органики, обнажив быстро рассыхающиеся костяки. Странно при этом то, что наизнанку не выворачивало, и аппетит ну вот ни разу не отбился. Только сильнее разгулялся. Они чего, при разложении выделяют какую-то альтернативу глутамата натрия? Или моё тело настолько истощено, что вид пузырящихся кишок, их содержимое, вывалившееся рядом, и прочие органы и запчасти не в состоянии отбить желание насытиться?..

  Скол свистел, рассекая воздух и тела, Чук смешивал замешкавшихся слаат с чёрным песком ударами гравипушки, спидлодер потерялся, а до второго тянуться было неудобно и долго, плюс ко всему — наличные запасы патронов практически иссякли; благо, дроид оставил транспортный модуль неподалёку от разрушенного нами ангара, так что вскоре и до меня дошло, что прихваченный арсенал надо бы использовать. А то чего — выходит, зря в музее мародёрство практиковали?

  Как выяснилось за время, потраченное на прокладывание пути к ангару, таблеточные гранаты я тоже очень и очень зря не использовал с самого начала. Вакуумные так вообще порадовали: слегка сжимаешь жемчужину и бросаешь в центр группы, хлопок — слаат ветром втягивает к эпицентру, а там уже разгорается маленькое злое солнышко плазменного шара. Только радиус действия не очень — метра по три, не больше. Впрочем, ресурс ценный, а слаат постепенно обучаются и уже не кучкуются так тесно...

  С другой стороны, фигня-война, тубус немаленький этими блистерами забит, хватит надолго, если не раскидывать гранаты как крестьянин на пашне: полной горстью и широким веером.

  В конце концов, мне удалось добраться до модуля. Стоит такой, сиротливо к стене прислонённый, никого не трогает, есть не просит, открываться отказывается. То ли я ослаб, то ли запорный механизм заклинило. Несмотря на это, с помощью исконно русских ударов тяжёлым тупым предметом (не головой, ногами) и не менее русской такой-то матери мне удалось заставить чудо-шкатулку раскрыться. Быстренько похватав всё, что показалось вполне убивательным, почти уже вышел из ангара, когда вспомнил, что в рюкзаке ещё должно было что-то остаться из еды.

  Хрупая яблоком, чувствуя, как вместе с немножко наполнившимся желудком возросла и сила, сжимая в руках плазмаган с загадочным заморским названием «Уинхой-Халбэнд Црова», я вывалился под открытое небо.

  Вывалился и замер.

  Ибо было от чего застыть столбом и даже перестать жрякать яблоко.

  С дальних дюн, со стороны снайперствующей эльфоукраинки, шустро перебирая толстыми паучьими лапами, спускалось очередное нечто.

  Двухсегментное тело, похожее на кентавра, которому отпилили лошажью часть и заменили её на корпус паука-переростка, а к человечьей — добавили ещё одну пару рук и на плечах вырастили здоровенные горбы, надёжно укрывшие маленькую безглазую голову, единственным украшением которой были чудовищного размера хелицеры. В Сути картинка дополнилась эпичностью и мрачностью: над полем боя витали тяжёлые облака энергии смерти, носимые незримым путусторонним ветром, они выделялись яркой свежестью на фоне размытой чёрно-серой акварели такой же энергии, циркулирующей в этом выжженном мире уже чёртте знает сколько сотен лет. Четырёхрукий паук просто пылал переполняющей его силой, по всему телу постоянно двигались сложные узоры глифов и иных письмён, странные знаки то просвечивали сквозь гиганта, то затухали в глубинах его не совсем живого, не полностью мёртвого организма.

  Плечевые горбы же сияли ослепительной чехардой зелени, жёлтого и чёрного, равно как и довольно большая область грудины. Разум? Оружие?

  Не дожидаясь, пока я закончу свои логические умопостроения, хомопаук, и без того привлёкший внимание большей части слаат, ускорился, приподняв брюшко и вытянув вперёд тело. Из толстых рук вынырнули треугольные широкие кости, расщепились, разошлись в стороны, клацнули, словно встав в пазы, и — начали двигаться с сумасшедшей скоростью. Показалось даже, будто из кистей растут дисковые пилы. По прямой до паукана было метров шестьсот-семьсот, и это расстояние, судя по всему, восьминогое чудо могло преодолеть очень быстро. Серокожие приседали, хватались за ушные отверстия — даже тут, вдали, у ангара, был прекрасно слышен слаженный рёв рассекаемого воздуха.

  А затем к нему добавился звук работающей по прямому назначению газонокосилки.

  Будь у меня нервы послабее, или отсутствовала бы усталость, я б, наверно, испытал отвращение. Но — чего нет, того нет. И потому, с абсолютно пофигистическим выражением моськи лица я стоял, жрякал яблоко, и наблюдал за тем, как очередное детище Миа оперативно сокращает популяцию слаат на отдельно взятой планете. Тем более что агрессоры практически в полном составе отвлеклись на новую фигуру, дав нам время на передышку.

  И всё-таки мощное создание Миа забабахала! Несмотря на то, что слаат довольно ловко успевали отпрыгнуть от костяных дисков, паук нивелировал дистанцию за счёт подвижности суставов. Отскакивает один или группа — а рука к ним. Неприлично длинная рука, к слову. В общем, кровь, кишки и прочая Гоморра.

  Скол вынырнул из песка, взметнув короткий фонтанчик чёрной взвеси, и с хорошо слышимым урчанием обернулся вокруг меня, по-кошачьи свесив оголовок, изукрашенный льдисто-голубыми светящимися линиями, с плеча. На автомате поглаживая свободной рукой компаньона, буквально слыша всей аурой его довольную сытость, я ощутил под пальцами подрагивания прохладных жгутиков и чешуек, кои, собственно, и служили мурчальником живому кнуту.

  Часть слаат, занятая попытками угробить метаморфа, на новую угрозу никак не реагировала, впрочем, судя по частым залпам и отсветам на дюнах, сэр Клеймор на тот свет тоже не торопился. Индеец, материализовавшись за спиной одного из серокожих, плавным быстрым движением вогнал тому в голову длинный кинжал, и, придерживая тело, кивнул в сторону паладина, мол, я туда, не теряйте.

  Я в ответ развёл руками: хозяин барин, делай что считаешь нужным.

  Как-то многозначительно подмигнув, Койот отшагнул в густую длинную тень и вновь исчез. Копперфильд Гудиниевич, блин. Даже в Сути не отсвечивает. Хотя, может, у меня зрение до таких глубинных слоёв ещё не добирается.

  Паук тем временем, видимо, пришёл к выводу, что просто так шинковать то и дело норовящих разбежаться в стороны слаат ему по статусу и чину не положено, а потому, крутнувшись вокруг оси пару раз, расчистил внушительных размеров пятачок и замер. Лапы заметно погрузились в плотный песок, брюшко прижалось к поверхности, а торс чуток отклонился назад.

  Острейшее зрение кицурэ позволило разглядеть, как рассыпались пылью заглушки на горбах, открывая нечто, издали похожее то ли на плоды лотоса, то ли на шестигранные соты. Откуда там длинноухая красавица Миакелла? Из Дома Чёрной соты?

  Подтверждая мои смутные догадки, из тёмных отверстий на плечевых наростах выметнулась партия крупных насекомых. Может, они и шумели, но клацанье костяных дисков глушило любые более слабые звуки. Я вгляделся, как-то автоматом умудрившись задействовать и систему визуального контроля Чука. Довольно длинные чёрно-жёлтые тела, поджарые, стремительные. Очень крупные осы. Наверно, такие ещё динозавров гоняли по саванне да джунглям. Одно отличие — жвал и хелицер, как таковых, у них не было, их заменял какой-то странный орган, больше похожий на сильно уменьшенное выходное отверстие мясорубки, чем на рот или его аналог. Детали эти удалось рассмотреть исключительно благодаря мощным оптическим наворотам дроида, которым взвесь, состоящая из пыли, песка, дыма и микрочастиц крови, тел и оружия, не доставляла никакого дискомфорта.

  По мутанту стреляли, швыряли в него какие-то взрывающиеся штуковины, садили из лазеров и плазмеров, пуляли ракетами — всё впустую — вокруг создания эльфы вспыхивали соты какого-то защитного поля, полностью съедая весь урон. А вот осы оказались весьма эффективным оружием. Некоторые группы слаат прятались под колпаками едва заметных силовых преград, с лёгкостью отражавших либо поглощавших как гравитационные удары Чука, так и залпы прочего нашего вооружения. Перед эльфийскими насекомыми щиты спасовали. Осы с лёгкостью пролетали сквозь преграды, жалили серомордых, при этом их брюшки раздувались, а из ротовой мясорубки вылетали тонкие иглы.

  Понятия не имею, что за яд использовали насекомые, но на слаат он действовал как полноценный нейролептик: инопланетяне практически мгновенно падали, дёргаясь в жутких конвульсиях, кожа вздувалась крупными волдырями, сползала целыми пластами, тут же обращаясь в мутный желтовато-красный гной. Одно плохо — пару раз ужалив и выпустив несколько очередей, осы обессилено падали на песок и замирали. В Сути было видно, как затухает внутри маленький сумасшедший трёхцветный огонь.

  Но паук выпускал всё новые и новые партии, слаат периодически успешно отбивались от летающих хищников, полностью забывая о Чуке, который с ювелирной точностью выносил зазевавшихся захватчиков. Лёгкое марево в Сути на дюнах — подвижное и гибкое — не знаю, что за маскировку использует эльфа, но штука определённо превосходная.

  Скол, выпав из дрёмы, гибким движением скрутился с меня и вновь ушёл под песок. Добытчик безмолвный. Чёрные горошины концентрированной жизненной энергии почти сливались с песком, заметно фоня дрожащим маревом сил лишь в Сути. Прикасаться к ним не имелось ни малейшего желания даже под угрозой тотального истощения организма.

  А слаат-таки каким-то образом вычислили примерный район позиций эльфы... Две пары групп по пять серокожих ненавязчиво откатились по сторонам дюны, на которой мелькала Миа, и, вжимаясь в песок, растянулись цепью.

  Что я могу сказать? Отнюдь не дураками были авторы плазмагана. То ли сработала какая-то хитро замаскированная система корректировки огня, то ли Чук в очередной раз помог с точными координатами наведения, то ли аппаратура была рассчитана на полнейшего дебила и использовала некие принципы гарантированной стабилизации, но — ни один сгусток плазмы не ушёл в молоко. В свои силы — как прирождённого стрелка — я не поверю, даже если заявится Арти собственной персоной и предоставит выписку из генетической карты и нотариально заверенную копию древа перерождений. И случайность по определению не может быть такой стабильной. Значит — дело в оружии.

  Впрочем, фиг с ними, с философствованиями. Как-нибудь потом, если будет время. Наверно. Когда-нибудь. Может быть, ага.

  Главное — один склон зачистил, а второй обработали осы. Качественно, между прочим, обработали: булькающие лужи органики и горки костей органично вписались в общий пасторальный пейзаж времён процветающего постапокалипсиса.

  А потом мне что-то очень больно ударило в спину. Вцепившись в плазмаган, я кубарем полетел вперёд, шипя от боли в позвонках. Перед глазами карусель вертелась и вертелась, ствол пару раз пребольно заехал по скуле, но всё это терялось на фоне того ада, что творился в моём тылу. Кажется, в меня ударила молния...

  В какой-то момент мой полёт прекратился, и я так и застыл, собрав горку песка. По мне и бархану пробегали слабые разряды мутно-зелёного тока, пальцы конвульсивно вцепились в похрустывающее цевьё оружия. Хотелось откровенно блевать, во рту расползся отвратительный привкус крови, смешанной с желчью, но желудок не выпускал из себя ни крошки скудного перекуса. Воздух короткими толчками проникал в лёгкие, и при каждом шевелении грудной клетки рёбра грозили отцепиться от позвоночника и рассыпаться в труху. И запах... Малоаппетитный запах сгоревших ткани и мяса, палёной шерсти и химии.

  Сознание грюкнуло, плавно выключая зрение, и я ещё успел заметить, как забавно разлетается в разные стороны дымящимися кусочками верхняя половина голема. А потом кто-то суровый и огромный выключил свет и разум.

  И стало всё равно.

  Под ногами — пустота?.. Нет. Поверхность почти полностью прозрачна и не отражает свет, только в бесконечной дали, лишённой горизонта, она немного светлеет, равно как и зеркально-похожая на неё плита потолка. Нет предела в любую сторону, и если долго вглядываться, то становится понятно, что эти две параллельные действительно не пересекаются.

  Не двигаясь с места, осматриваю себя. На мне нет одежды, нет украшений и амулетов; чудная подвижная вязь тонконитного рисунка — истинный вид онои-то шинно — украшает предплечья. Татуировка состоит из мириадов мелких, бесформенных созданий, для которых я — Вселенная и Закон, триггер Воли и направления. Существа эти даже не являются живыми с привычной точки зрения — многомерные структуры Силы, пронизанные комбинирующимися строчками эктоприказов. Рисунок, оставленный Антакарой, словно парит над кожей, бессчётным количеством нитей уходя в тело, пронзая каждую клеточку организма.

  Живая река, сжатая до невозможного и одновременно безграничная — тонкой струйкой прозрачной водицы, укрывшейся неровными пластинками голубоватого льда, как шипастым плащом, — протянулась ко мне из ниоткуда, прижалась лёгким бризом и прохладой ручья; обернувшись вокруг талии, охватив тугими, но мягкими кольцами торс, с любопытством вертит подвижной безглазой мордочкой над моим плечом. Саламандры же остались такими же, какими я видел их и раньше. Ящеркоподобные лисы или же лисоподобные ящерки — без разницы — не обращая внимания на окружающее, спокойно спали.

  Я не услышал какого-нибудь эпичного Зова, или команды, или ещё какой-то лабуды, что, без сомнения, добавила бы событиям эпатажности и пафоса, — нет, я просто понял, что надо идти.

  И я пошёл.

  С каждым соприкосновением ног с прохладной, неощутимой поверхностью, от голых стоп сложным фрактальным рисунком разбегались волны непонятных символов, знаков, черт и глифов, бежали в стороны, как круги на воде от камня, концентрическими многослойными фигурами, и, пробежав примерно метр, замирали, чтобы начать таять со следующим шагом.

  И я шёл. Немного мешало движению только тянущее ощущение на спине, словно не до конца счищенная смола или воск прилипли к коже от затылка до поясницы. Отстранённо вспомнил, что именно туда попала странная молния. Немного неудобно, но не болит. И ладно.

  И состояние странное. Как будто лёгкий транс, когда смотришь «из головы», а воспринимаешь «со стороны». Впрочем, нет удивления. Всё так, как должно быть.

  И я шёл. За мной тянулась исчезающая цепочка значков, единственный ориентир направления. Хотя сомневаюсь, что направление тут имеет значение.

  Сколько шагов и времени, если оно тут существует, прошло — не знаю. Просто в какой-то момент почувствовал вокруг себя лёгкое марево ненавязчивого присутствия. Всего лишь на миг, и акцент внимания — изнутри меня. Как будто мыслеобраз чуток выбился из общего потока, осмотрелся, одобрительно почесал за ушком, и нырнул обратно, вглубь переплетений сознания, подсознания, души и разума, напоследок скинув на мгновение маскировку, показав отголоски запредельной силы, понимания и... родства? Почти неуловимый запах смысла донёс шелестящее: «Всему своё время».

  От внезапности явления я споткнулся, едва не потеряв равновесие, а когда выпрямился, случилась вторая неожиданность. Где-то на самой грани чувств меня коснулось мягкое любопытство. Боковым зрением уловив дрожание воздуха слева, я повернул голову, но, как и следовало ожидать, никого не увидел. Зато это же самое марево проступило справа. Именно от этого шевеления воздуха и исходило любопытство. И что-то, отдалённо похожее на желание помочь.

  Слова не требовались. Невидимый помощник словно читал сами смыслы, и ими же отвечал: в голове просто всплывали знания, разворачиваясь в причудливую вязь смыслов и образов.

  Стоило лишь проявить интерес к тому месту, где я оказался, как тут же пришло понимание.

  Пространство Т'Урр. Перекрёсток. Сила и источник, бессилие и причина. Множество смыслов и прикладных вариантов развития событий. Сейчас — потерять всё, в следующий миг — обрести всё. Место, за которым лежит Изначальный Хаос. Преддверие, место рождения всех дорог. Древо мира и всё, что его вмещает — всё обретает себя тут. Обретает, чтобы воплотиться Извне, в сложнейшем метаконгламерате миров, над которыми неспешно танцуют свои замыслы Старшие, воплощая их в Законы и Правила.

  Воспоминание о странном мыслеобразе, и тут же — лёгкий ветерок по всем чувствам, сознанию — и удивлённое непонимание: монолитная личность, чужих следов нет.

  Но есть отпечаток ненависти ко всему живому, медленно просачивающийся в моё тело. Лёгкие покалывания, сменившиеся такой болью, словно со спины наживую спустили кожу, — и тут же щекотная прохлада. Не удалить без помощи проводника Жизни. Потому рост печати просто замедлен.

  И на том прими благодарность, невидимый друг.

  Несмотря на дрожащие, подкосившиеся ноги, я не упал, а взгляд, брошенный вниз, дал новую пищу для размышлений: фракталы рисунка разрослись во все стороны, создавая некую многослойную структуру, не поддающуюся осмыслению. Там, где находился помощник, другой рисунок органично вписывался в мои следы, дополняя общий узор.

  И снова мысль-знание: разум пока не в состоянии охватить весь спектр мерности пространства. Но это — только пока. И суть — не рисунка, но — творения — создание некой связи, отпечатка личности... Чего-то, что можно только понять, но нельзя описать, ибо ни слов, ни значений ещё не придумано. Нет угрозы, не надо беспокоиться.

  Помощник непрерывно двигался, внося в узор дополнения своим присутствием, и, подобно дремлющему Сколу, распространял просто физически ощутимые волны уверенности и спокойствия.

  Не чувствуя угроз, я с любопытством разглядывал всё усложняющиеся рисунки, взаимопроникающие друг в друга, формирующие объёмную, удивительно невесомую структуру, врастающую в воздух, в поверхность под ногами и над головой. Динамичный узор не замирал ни на миг, перетекая, сплетаясь в невероятно прекрасные ассиметричные фигуры, и внутри них формировал новые, и так — насколько мог проникнуть вглубь взгляд.

  Не было ни холода, ни жара, ни ветра, ни штиля. Пространство двигалось вокруг меня, жило своей жизнью, оберегая мою, с интересом ощупывало узор, сущность Скола, мягкими прикосновениями подушечек пальцев изучало мою ауру, внутренние структуры... И это, чьорд побьери, было необычно и очень приятно.

  Без эротизма и схожих физиологических процессов. Скорее, нежные пальцы перебирают волосы у корней, едва-едва касаясь кожи, и от этих движений хочется блаженно жмуриться, мурчать, и довольно потягиваться, и просто получать удовольствие. И такие ласковые пальчики — по всей моей сущности, на всех энергетических и физических уровнях, на всех подуровнях сознания и души... Словно лежишь после качественнейшего массажа, распластавшись по специальному столику, чувствуешь, как раскрылись поры, и каждая разогретая, размятая мышца, каждый нерв вдыхают свежий воздух, обмываясь в его прохладных потоках. И всё это — на всех мыслимых и непредставимых уровнях восприятия, по всей глобальной структуре систем, полей и баз, кои и образуют индивидуальную разумную частичку Вселенной, носящую моё имя.

  Творение в какой-то момент налилось жизнью, и я стал частичкой Пространства Т'Урр, а оно — частью меня. Словно столкнулись две струи на встречном курсе — смешиваясь, объединяясь, создавали что-то третье, носящее родительские черты, но уже качественно, принципиально новое. Сдвигались какие-то заслонки, нарастали новые связи, изменялись прежние, открывались тайники и знания таких порядков, что холодело в желудке и мурашки ползли вдоль хребта. Мир, огромный, соединённый на всех уровнях мириадами связей, причин и действий, на миг приоткрылся мне во всём своём безумно сложном, многообразном великолепии, предстал перед моим пониманием бесконечностью граней и оттенков непередаваемо исполинского организма... Приоткрылся, и посмотрел на меня.

  И стало не по себе от такого пронзительного, исполненного мощью взгляда, и пришло странное чувство, что я — такой крохотный и незаметный на его фоне — тоже кровь от крови и плоть от плоти этого создания.

  И из меня выглянул Зверь, и с почтительным уважением склонил голову перед Т'Урр, как перед старшим, мудрым и сильным вожаком. Как перед родителем. Как пред Хранителем рода.

  И я понял: пора назад.

  И я очнулся.

  Перед глазами медленно осыпались чёрные песчинки, потревоженные дрогнувшими пальцами. Крупные, зернистые, неправильной формы, с едва заметными золотистыми и белыми звёздочками вкраплений, словно смотришь на них под хорошим увеличением. Только одно плохо — шумит в ушах так, что стук сердца заглушает даже неторопливые, сонные мысли, да фокус никак не настроится — зрение выхватывает одну песчинку, переключается на другую и тут же хватает медленно парящую пылинку перед самым зрачком...

  Во рту сухо, распухший язык наждачкой царапает иссохшее нёбо, почти намертво прилипая к нему, а на зубах похрустывает песок, и лишь из небольшого прокуса крохотная капелька крови едва ли не с шипением смачивает обезвоженную, раскалённую плоть. От открытых участков кожи поднимается пар, руки, едва-едва покрытые лёгким загаром, похожи на руки шахтёра, только поднявшегося из забоя — грязные разводы, испещрённые чуть более светлыми, едва заметными дорожками пота, комки песка и пыли, густая чернота под ногтями.

  Чувствуя, как титанически вздуваются шейные мышцы, приводя в движение затёкшее тело, поворачиваю голову. Хват правой руки на целье плазмагана настолько крепок, что костяшки белеют даже сквозь грязь, и тонкий рисунок капилляров едва заменто пульсирует, гоняя кровь. С трудом разжимаю пальцы. На материале отчётливо видны выдавленные канавки.

  Тело ломит, огромный цветок боли распустился на спине, пустив корни сквозь весь организм. Тлеет левый рукав. Пахнет мелом, чернозёмом, гарью и жареным мясом. Не хочу даже представлять, _что_ у меня творится сзади. Тем не менее, кожей ощущаю, что костюм на месте, пальцы ног шевелятся, мышцы сокращаются. Если мне и суждено остаться навсегда в этом мире, я ещё повоюю. Кому-нибудь успею испортить жизнь и здоровье.

  Первая попытка подняться заканчивается плачевно: взврыв боли, подкосившиеся руки, и, как следствие, полный рот чёрного песка. Бросаю всю волю, не успевшую ещё полностью расплескаться по кровавым лепесткам, на блокировку раздражающих чувств. Худо-бедно, но получается.

  И вторая попытка проходит удачнее. Стараясь не сильно напрягать изувеченную спину, сажусь на колени. Непрекращающийся рокот гонимой сердцем крови сдавливает барабанные перепонки, перед глазами плавают в воздухе красные мухи. Остатки подаренной сэром Клеймором рубашки неряшливо сползают по телу, обнажая нетронутый комбез. Подцепив ремень, дёргаю его — на месте. Кажется, брюки только опалило. Хоть что-то хорошее. Осторожно изогнувшись, ощупываю спину. Горячий материал комбеза, жирная сажа, но сквозных отверстий вроде нет.

  Опираясь на плазмаган как на трость, встаю на ноги. Меня штормит, колени дрожат, и если бы не оружие, то снова бы завалился в лунку, вырытую мной при падении.

  Ощущаю поднимающегося Зверя. После странного путешествия в Пространство Т'Урр он уже не кажется таким чужим и непонятным. Кожей через комбез чувствую его призрачное присутствие за спиной. Дуновение лёгкого ветерка.

  И Зверь заключает меня в объятия более тесные, чем жизнь.

  Сознание привычно откатывается в сторону, открывая доступ к управлению телом и силами древнейшему созданию, покоящемуся в глубине моих-Кайниных генов.

  И мир оживает.

  И взрывается.

  Неструктурированная каша тысяч действий, творящихся вокруг меня-Зверя, разом меркнет, разделяясь на зоны вероятной опасности. Далёкие — тусклые огоньки, те, что ближе — поярче, ближние — наиболее яркие. То же самое происходит и с вооружёнными группами слаат: Зверь, опираясь на одному ему ведомые чувства и знания, выделяет наиболее опасных противников, с высшим приоритетом ликвидации, менее опасных и совсем «букашек», коих можно оставить на десерт.

  Я вижу-ощущаю соратников, всех и сразу: метаморфа, с настырностью терминатора выносящего из всех калибров серокожих; индейца, невероятно быстро движущегося в сиянии теневых складок, его кожа покрыта едва заметной, очень сложной татуировкой; мерзкого и мутного старикашку Лаганара, на флаере на бреющем полёте сминающего зазевавшихся слаат; гибкую Миа, ощерившуюся костяными лапками, отбивающуюся от трёх групп инопланетян разом.

  Зверь знает, что она долго не продержится. Он уже прорисовал все возможные варианты событий, и ни в одном из них остроухой красавице не выжить. Я ближе всех, но я тоже не успею — в отдалении, за спиной, воздух гудит от насыщенной силы: лобастый слаат, замерший соляным столбом в окружении двух десятков подконтрольных серомордых, буквально досуха высасывает их энергию, формируя в руках колючую зелёнку молнии.

  Глухая обида разрывает меня, когда, словно в сильно замедленном видео, странная молния срывается с его рук и начитает прокладывать себе путь в затвердевшем воздухе ломанными движениями. Рот наполняется тягуче-горькой слюной, густой и едкой, и я неосознанно плюю этой массой в лобастого, добавляя вслед выстрелом из плазмагана. Сфера, исторгнутая оружием, летит словно нехотя, прожигая воздух, вплавляясь в него. Плевок же, начхав на гравитацию и физику, поедает расстояние так, словно между ним и серомордыми вообще никаких преград, сплошной вакуум. Слюна на лету темнеет, в глубине разгораются нестерпимо-красные прожилки. Вспарывая такую плотную, твёрдую плёнку атмосферы, поворачиваюсь в сторону Миа, понимая, что уже ничем не смогу ей помочь.

  Там, где проходит молния, остаётся кипящее стекло, в стороны медленно расходятся облака песчинок. Миа, заметив опасность, изогнулась в потрясающе прекрасном пируэте отхода с траектории снаряда, грани её доспеха блестят в лучах клонящегося к горизонту солнца. Но она не успеет. Я это вижу и схожу с ума от тоски и бессилия. Глухо рычит Зверь, в руке рассыпается неведомо как оказавшийся там камень.

  Позади замерших мухами в янтаре слаат, на пути молнии, взлетает вверх облако песка, поднимаемое тонкими струйками воды, из неё вырывается Скол и идеально рассчитанными хлестковыми ударами бросает ближайших серомордых между стеной и эльфой. Отталкивается от последнего, упираясь в остроухую, помогая ей ускориться.

  Молния с шипением и клубами пара проходит сквозь стену бьющего вверх водопада, сквозь первого слаат, мгновенно оставляя от него пепел. Второй просто расплёскивается по округе облаком кипящей жидкой кашицы. Молния бьёт в доспех, тот чернеет, наливается мрачно-багровым, по нему сеточкой бегут трещины, словно по броневитрине от брошенного булыжника. Эльфу сминает переданным импульсом, подбрасывает в воздух. Её броня, приняв на себя и рассеяв всю зелёную пакость, разлетается десятками тысяч мелких осколков, молочно-белая кожа на фоне чёрных безжизненных дюн выглядит чужеродно.

  Скол скользит по телу Миа, свиваясь в компенсирующие пружины, разряд не причиняет ему никакого вреда.

  Нестерпимо хочется оказаться рядом с ней, помочь, и при этом — растоптать, переломать, испепелить и уничтожить лобастого.

  Чувствую покалывания по всему телу, словно от лёгкой статики, воздух вокруг как-то странно дрожит, сжимается, течёт. Спидер, управляемый Лаганаром, взмыв из-за дюн, свечой уходит в небо, автоматом веду его глазами.

  Невидимый курок нажимается.

  Я смотрю в точку в небе, пространство вокруг меня закипает, щекоча открытые участки кожи, схлопывается. Странное ощущение себя-растянутого-в-нить. И я падаю вниз с большой высоты. Не имея оси оборота, беспорядочно кручусь в тугих струях восходящего потока воздуха. Перед глазами чехарда, но пару раз взгляд цепляется за здоровую воронку, на дне которой бурлит магма. Отстранёно прикидываю, что где-то там и стоял ублюдочный молниемёт. Сожаление, что не удалось самолично спустить с него живьём шкуру и мясо.

  Вновь зуд по коже, кипение пространства, чувство-знание о нити.

  Меня выбрасывает над склоном бархана, ударной волной сметает и без того контуженных слаат. Кувыркаюсь по дюне, поднимая чёрные тучи песка. Меня не волнуют никаким боком причины только что случившегося. Главное — Стефания рядом, лежит на тугих кольцах Скола буквально в двух шагах от меня. Поднимаюсь, игнорируя ломоту в суставах и жжение содранной кожи.

  Чёрные пески, белая кожа, волнистое серебро волос, не сдерживаемых более заколкой. Расслабленное положение тела. Легонько поблёскивают гранями чудом уцелевшая защита на правой руке и броня ниже колен. Тонкое, худенькое тельце, на котором дрожат в лучах местного светила бисеринки какой-то жидкости, вероятно той, что была под доспехом. Едва заметно и очень медленно вздымается грудь.

  Дышит. Жива. Всё остальное не важно. Лохмотья её ауры в Сути пытаются срастись, удержать утекающую силу. Мои карманы практически пусты, последняя пара энергосфер растворяется каплей в море. Не успеваю заскулить от отчаяния: Зверю плевать на несъедобность слаат, подобно Сколу, он тянет из ближайших серомордых их жизнь, пропускает через свои фильтры, широкой рекой насыщает незримые оболочки эльфы. Он не знает, как и что там нужно выстраивать и поддерживать, но поля сами справляются с задачей. Энергии мало, но и этого хватает, чтобы восстановить первичный каркас и замкнуть контуры.

  Побелевшие, скорченные, практические высушенные тела слаат, лежащие поблизости, не вызывают ни малейшей жалости.

  Осыпается песок под широкими конечностями Чука, каплей на спине темнеет модуль. Не помню, чтобы отдавал такой приказ, но дроид успел вовремя.

  Тихое шипение пневматики, и бокс открыт. Перекидываю из него все инструменты в соседние отделы, освобождая ложе и ремни.

  Осторожно снимаю с неё остатки доспеха, укладываю к остальной технике. Из полостей сочится та самая жидкость, что покрывает эльфу. Без запаха, прозрачно-золотистая, густая, почти желеобразная, словно качественная водка, долгое время провёдшая в морозилке. К коже не липнет.

  Беглый осмотр Миа выявляет только содранную при падении кожу, да обширное покраснение в области огневого контакта.

  Осторожно поднимаю эльфийку украинского происхождения, стараясь не задевать и не тревожить подсыхающие раны. Тёплая, пахнущая свежестью и родным со времён беззаботного детства запахом овсяного печенья с молоком... Красавица практически ничего не весит. Даже с поправкой на мою усталость и измотанность, держать её на весу ни капли не напряжно, даже приятно. Тряхнув головой, отгоняю наваждение. Лирику оставим на потом. Сейчас же первоочередная задача — сохранить жизнь Миа.

  Ложе тёплое, мягкое. Едва только стоило уложить эльфу, как оно подстроилось под её тело. Ремни с тихим шуршанием зафиксировали Миа, от изголовья развернулся в воздухе экран диагноста. Мигающая иконка настойчиво требует закрыть медицинский модуль. Перед тем, как крышка закрывается, успеваю разобрать письмена аборигенов. Контузия, потеря сознания, сильное физическое истощение, обезвоживание организма. Закрывшийся модуль тихонько гудит, обеспечивая эльфе сохранность жизни.

  Чук, повинуясь моему желанию, подхватывает модуль и исчезает за барханами — где-то там самовосстанавливается наш флаер.

  Зверь, ослабивший контроль на время возни с эльфийкой, вновь берёт бразды правления телом в свои лапы. Слаат вызывают у него полнейшее отторжение, и он не намерен терпеть поблизости хотя бы один живой экземпляр этих инопланетян.

  Чувства, вбирающие в себя всю близлежащую реальность, неприятно холодит: пространство поблизости рвётся, его структура искажается под воздействием чудовищных сил и энергий. Мне не надо смотреть вдаль, чтобы найти источник странных сигналов. Безэмоциональный стальной монолит сэра Клеймора отчётливо виден внутренним взором. Равно как и ангар, окружённый вихрем рвущегося, гудящего пространства.

  Толстая подошва ботинок глубоко утопает в песках, углы наклона дюн порой такие, что в пору бы орудовать пустынным вариантом альпенштока. Впрочем, для тела кицурэ такая крутизна склонов не проблема. Для тела кицурэ, одержимой Зверем — тем более. Мощные прыжки без разбега, с места, с осыпающейся поверхности — вперёд и вверх. Наверно, так могли бы развлекаться космонавты на Марсе или, что более вероятно, на Луне. Только там падение вниз практически столь же неспешное, сколь и подъём, здесь же — гравитация вполне привычная, и скорости соразмерны.

  Я почти успел.

  Выломав ангарный фасад, под мёртвые сумерки безжизненного мира величественно и грозно выплыл тепловозоподобный дредноут. Чёрный, с блестящими тускло-красным заклёпками, с узкими окнами-бойницами, укрытыми бронезаслонками и толстым стеклом. Наверху гудит пушка, выискивая цель. Дула нет, его место занимает продолговатая фигура неправильных геометрических очертаний, сплошь состоящая из каких-то антенных усиков, решёток, перемычек.

  Клеймор стоит практически напротив летающей громады. Тентакли мелко вибрируют в воздухе, остывающий миниган направлен на пришельца.

  Гудение пушки усиливается, ледяной воздух, бьющий из воздухоотводов, мгновенно скрывает оружие в клубах невесомого пара.

  Протяжное уханье, от которого сводит тупой, ноющей болью яичники и желудок; чувствую возрастающую гравитацию впереди. У сэра Клеймора перестаёт существовать нижняя половина тела, размазываясь по рельефу тончайшей кашей вперемешку с песком и сталью. Верхняя часть упала на вывалившиеся внутренности, завалилась на спину. Придавленные оставшейся тушей щупальца подрагивают, загребая песок.

  Клеймор...

  Оставшиеся слаат сгрудились вокруг ещё двух лобастых, воздух над ними дрожит, прорезаемый разрядами отбираемой энергии. Ещё немного, и станет поздно.

  Густые мазки тени от бархана, в которой стоит дальняя группа, начинают шевелиться, раскрываются, выпуская... выпуская из своего чрева десятки копий Койота. Быстрые, стремительные индейцы плавно перетекают от одного слаат к другому, оставляя за собой трупы. Лобастый молниемёт начинает запоздало разворачиваться... Чтобы тут же тяжело осесть на землю, разбрызгивая кровь и прочие жидкости из уцелевшей половины черепа. На гребне дюны устало падает Койот, его лук исчезает, а через миг — растворяются в тенях и его копии.

  Остаёмся только я и вторая группа, да наводящийся на меня дредноут.

  Снова колет кожу, и плывёт воздух, и вновь я-нить ухожу по линии фокуса. Лицом к лицу с лобастым. Рука, ставшая лапой Зверя, с лёгкостью проходит сквозь комбез, вырывая из тела слаат мясо и рёбра. Шаг назад, хлестковый удар носком тяжёлого ботинка в живот — молниемёт отрывается от песка, отлетая назад. От кисти к локтю, и далее в плечо отдача от выстрела из револьвера. Секунда жизни сферы искажённого пространства стоит слаат всего тела. Оказавшимся рядом — конечностей.

  Краем сознания сожалею об оставленном рядом с Миа плазмагане. Сил почти нет. Есть знание, что повторить прыжок не смогу.

  И снова Зверь выручает. Пропуская через себя жизненную силу, напитывает меня. Слаат почти досуха выжаты лобастым, но их энергии хотя бы хватает на то, чтобы заглушить голод. Зверь чует впереди ещё один источник вкусной силы — дредноут. Я-Зверь чувствую пространство, давление воздуха, его перетекающие объёмы, почти осязаю гравитационный рисунок притяжения... Дредноут почти пуст, внутри расположено ядро энергии. Чувствую его отголоски, сожаление и грусть о былой мощи.

  Полувыплывший из тени разрушенного ангара, он внезапно замирает, тяжело ведёт носом — индеец, буквально разбрызгивая кровь из носа, ушей, глаз, утопив руку в собственной тени, удерживает летающий танк.

  Времени удивляться особой уличной магии Койота нет. Уходя от наводящейся пушки, набираю скорость, хаотично меняя траекторию бега. Прострекотав надо мной дымящейся тушей, спидер, отдавая дань лётчикам-камикадзе, врезается в массивный борт дредноута. Летак — в чадящую гармошку, бронетепловоз — только чуть сдвинулся в сторону, осыпав песок сорванной краской.

  Я бегу, набирая ускорение, кожей чувствуя, как пружинит пространство вокруг меня, закручивается тугими кольцами, как что-то странное, похожее по ощущениям на линзу, формируется за спиной. Песок превращается в сплошную ровную реку под ногами, затвердевший воздух пытается сорвать кожу с лица.

  Дистанция контакта. Прыжок.

  Три вещи происходят практически одновременно.

  Плечом вбиваюсь в броню, оставляя вмятину. Тупая боль эхом расползается по организму.

  Зверь дотягивается до ядра, жадно выпивая крохи последней энергии, плещущейся в нём.

  «Линза», собравшаяся за моей спиной, минуя меня, бьёт в борт. Пространство освобождается, по броне бегут волны искажений, словно круги на воде. Отстреливаются выбитые заклёпки, шрапнелью зарываясь в округе.

  Замерев на мгновение, проскрипев корёжащимся металлом, дредноут заваливается на бок. Его энергоносители пусты. Не заглядывая внутрь, знаю, что живых там искать бесполезно.

  Пот заливает глаза, адово хочется пить.

  В горящих лёгких хрипит и клокочет, сил нет, практически падаю на песок.

  Зверю тоже интересно, что это сейчас такое было, но и он измотан и выжат. Чувствую, как его объятия слабеют, как древнее существо вновь сворачивается внутри меня.

  Мир тускнеет, разом пропадает логичный рисунок окружающего, чувства притупляются. Зверь уснул.

  Горячее дыхание разрывает грудную клетку, облачками пара уносится ветром в сторону. Чертовски сильно хочется спать, но — нельзя.

  Чуток отдышавшись, чувствуя себя желеобразным куском отбивной, с трудом сумел подняться. Ноги настолько ватные, что кажется, будто костей и вовсе нет, только остались задубевшие сухожилия и хрящи.

  Дичайше хочется пить, да только фляжка осталась в рюкзаке, а рюкзак — в модуле, а модуль — под защитой флаера.

  Я усмехнулся. Натурально: игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц — в шоке.

  Прикинув расстояние между компаньонами, я поплёлся к индейцу.

  — Ну что, Пернатый Змей, жив? — я рухнул рядом с ним.

  Зря, между прочим. Ибо кровищи из краснокожего натекло столько, что мама не горюй. И я, в полном соответствии с законами Мерфи, чтоб ему икалось и вертелось, вляпался в самую большую лужу.

  Койот закашлялся и выплюнул крупный сгусток крови:

  — Кадамиачти, Отец теней, был бы доволен.

  — Отец теней?

  Индеец, нимало не стесняясь моего общества, поочерёдно зажимая ноздри большим пальцем, высморкался очередной порцией свернувшейся крови.

  — Высший дух, повелитель тени. Покровитель всех подлунных. Когда-нибудь расскажу тебе историю о том, как бледнолицые убили его верховного шамана. И о том, что стало с родиной этих проклятых.

  — А сейчас чего не расскажешь?

  Кривая улыбка обнажила белые зубы:

  — Нам с паладином бы сначала что-нибудь сделать, или подштопать, или добить. А там уже видно будет.

  Мать моя в кедах!.. Как про метаморфа мог забыть?

  С великим трудом соскребя своё измученное тельце со смешанного с кровью песка, я помог подняться на ноги Койоту, и мы, подпирая друг друга плечами, словно два утомлённых тяжёлой борьбой с зелёным змием профессиональных алконавта, поковыляли к половине паладина.

  Нет, по факту — метаморф находился там полностью. Только частично дефрагментированный и интегрированный в почву на энной площади. Но брать азимут на оставшуюся часть тела было не в пример проще, тем более, что в сгущающихся сумерках, на фоне огней ангаров и догорающего спидера его массивная туша выделялась очень чётко.

  Эта несчастная сотня метров от дюн до паладина, казалось, никогда не закончится. В какой-то момент я недосчитался Койота. Только обернувшись, увидел индейца, деловито расчехлившего из куска грязной парусины какой-то толстый, короткий посох. Краснокожий друг бледнолицых демонов стоял в центре круга, образованного телами мёртвых слаат. Поклонившись сторонам света и земле, индеец воткнул посох в песок и сел на колени напротив него.

  Резная деревяшка легонько засветилась и... стала расти.

  Когда я обернулся в следующий раз, уже почти дойдя до паладина, Койот с каменной физиономией курил трубку и беззвучно шевелил губами перед полноценным тотемным столбом.

  Однако, чудны дела ваши, боги, духи и прочие сущности.

  Метаморф выглядел очень печально. Осколки защитной маски с кусочками сорванного мяса лежали рядом с головой паладина, тонкие, безкровные губы рельефно очертили зубы. Почти прозрачная кожа бледного лица позволяла рассмотреть все связки, кровеносные сосуды и мышцы, облепившие череп.

  Век не было, и потому глазные яблоки казались огромными. Сжатые практически до точек зрачки добавляли жути.

  А ещё — щупальца скребли песок, и сжатые кулаки глубоко в него погрузились. Сизая, шипящая гирлянда полуразмолотого кишечника тоже не прибавляла аппетита.

  Чтобы отвлечь внимание с обрубка едва живого паладина, я занялся волосами. Ошмётки слаат и кровь Койота уже успели засохнуть, превратив часть шевелюры в негнущуюся картонку. Я разминал пальцами получившуюся корочку, иногда они натыкались на кусочки какой-то мерзко пахнущей органики.

  Я бы многое отдал за горячую ванну и хороший шампунь. Жаль, ни то, ни другое мне не светит даже в теории.

  — Р-р-рх-х-х, — сипло выплюнул звуки в прохладный воздух наступившего вечера внезапно зашевелившийся Клеймор. — Кайна, будь добра... поищи мои ноги.

  Надеюсь, он не видел, как меня передёрнуло со страху.

  Блин, ну что за фигня? На огроменные завалы слаатских трупов различной степени распотрошённости и комплектации смотреть могу с воистину буддистским спокойствием, а на половинку паладина, с которым буквально несколько часов назад ржали в подземном музейном комплексе — нет. Сводит кишки, и давящее чувство жалости и беспомощности прессует психику. Поджилки трясутся, и едва ли не каждое движение метаморфа заставляет трястись и вздрагивать от страха.

  Отгоняя лишние мысли, я взялся за работу.

  Всё же основательно сэра Клеймора размазало по пескам. Самые крупные куски едва ли превышали по размерам ноготь. Так и работал: насобираю горсть плоти, положу рядом с паладином, и — за следующей.

  Сколько так провозился, не знаю. В какой-то момент из песка выпростался Скол, несколько секунд посозерцал мои телодвижения, а потом принялся помогать. Струйки грязной воды мягкими подушечками поднимали остатки паладина, и мне оставалось только собирать уже относительно очищенные от песка фрагменты тела, брони, а может, и оружия.

  Через какое-то время было собрано всё, что реально удержать в пальцах, и уложено в полуметре от метаморфа.

  — И что теперь?..

  Паладин несуществующего бога вяло качнул заключённой в броню рукой:

  — Теперь положи их поближе.

  С помощью Скола я пододвинул останки к уцелевшей половине Клеймора.

  — Я могу ещё что-то сделать?

  — Если хочешь помочь, просто постой рядом, — безэмоционально выдохнул метаморф. — Паршиво быть одному в такой момент.

  Кусочки плоти зашевелились, стали срастаться в более крупные фрагменты, густой слизью вымывая наружу застрявшие песчинки и сталь. Повинуясь воле метаморфа, они потихоньку ползли к телу, сливаясь с ним, реконструируя утерянную часть.

  Словно в каком-то фильме, по слоям нарастали кости, плёнки, связки, сухожилия, мышцы, жировые прослойки, сеть капилляров, вен, артерий и жил. Зрелище, конечно, жутковатое, но исключительно затягивающее.

  — Как остальные?

  Я, глядя на восстановившиеся до колен ноги метаморфа и не спешащую затягиваться дыру в животе с торчащей оттуда лентой кишок, пожал плечами:

  — Миакелле сильно досталось, контузия плюс бессознанка. Если бы не броня, то нашу няшу просто бы прожарило до косточек. Я её в медкапсулу уложил, там айболит встроенный вроде как фигнёй не страдает, так что всё будет в порядке. А Койот, вон, какой-то походный тотем раскукожил.

  Клеймор болезненно улыбнулся. Всё-таки не время петросянить, да и юморист из меня аховый.

  Краем сознания отмечаю, что Чук возвращается с драгоценным грузом к нам. ИИ Флаера, конечно, хорошее подспорье на случай опасности, но за эльфу как-то спокойнее, когда она рядом. Устав стоять, я сел рядом с самособирающимся метаморфом. Заострившиеся черты лица, общая бледность, и понимание какого-то глобального откровения в слезящихся глазах. Балконский со своим дубом просто жалкая пародия на дальней обочине жизни.

  — О чём думаешь?

  — «Когда люди получают крылья, они становятся чудовищами», — тяжело выговорил метаморф. Явно все силы уходят на восстановление и борьбу с болевым шоком. — Не помню, кто это сказал, но нам подходит, верно?

  — Я чо-та не въезжаю в тему, Клеймор.

  Метаморф кашляюще рассмеялся. Только грусти в его смехе было больше, чем радости.

  — Пора посмотреть правде в глаза: мы больше не люди.

  Я дёрнул ушами и погладил заползшую на ладонь саламандру. От удовольствия лисоящерка полыхнула голубоватым огнём и распласталась по указательному пальцу, довольно вывалив язычок и равномерно горя приятными оранжевыми язычками пламени.

  — Чушь и ересь, уважаемый сэр паладин.

  — Только на первый взгляд. Посмотри на нас. Ты в состоянии сразится с танком голыми руками и победить. Меня разнесло на клочки, но я всё ещё жив. Какой человек способен на такое?

  Наползшие тяжёлые тучи потихоньку прорвало. Загрохотало, редкие капли почти мгновенно сменились моросью. Саламандра лизнула ближайшую капельку, чихнула, выхлопом испарив её, и с недовольной моськой сползла на мои колени, а оттуда — по животу и груди — к шее, где и замерла, прижавшись успокоительно-тёплым брюшком к пульсирующей артерии.

  Я облизал губы. На языке остались ощутимый привкус соли и кислинка. Здравый смысл настойчиво не рекомендовал пить местную воду. Пф-ф-ф-ф. Я, может, и не совсем адекватный, но не до такой степени, чтобы утолять жажду кислотным дождём.

  Клеймору доставалось сильнее — кожа не везде ещё наросла, местами отчётливо проступали нити нервов, и каждая капля, попадавшая по ним, вызывала у паладина новые судороги и болезненные гримасы.

  Оглядевшись, я подошёл к ближайшему относительно целому трупу слаат и стянул с него комбез. Клеймор долго непонимающе смотрел на мои попытки поставить перпендикулярно земле его щупальца, а когда дошло, почти благодарно оскалился, и даже шевельнул тентаклями в попытке помочь. Однако, у щупалец обнаружилась полнейшая эректильная дисфункция, и эти оружейные шланги отказались превращаться в распорки для тента. Забив на возню с псевдоподиями, я подоткнул защитный костюм под громаду паладина, растянув его над до сих пор не восстановившимися животом и кишечником. А ничо так, стильненькое полотешко получилось.

  Слой песка очень быстро унесло в многочисленные низинки, коричнево-чёрная почва, явно насыщенная глиной, мгновенно покрылась сотнями мутно-жёлтых лужиц и ручейков. Широкие трещины в земле с радостью вбирали в себя излишки дождя и чересчур обнаглевшие лужи, решившие стать полноценными реками.

  Впрочем, буйство отравленных небес прекратилось так же быстро, как и началось. Редкие капли ещё срывались с почти очистившегося неба, но основной массив серобрюхих туч уже уносило за горизонт. Ну и ветра там, наверху... Я зябко поёжился и накрыл ладонью дремлющую саламандру. Пусть ненамного, но стало теплее.

  — Подумай. Быть человеком значит не только иметь всё, что положено человеку — это также означает не иметь ничего сверх. Слишком легко начать судить и рядить, возвеличивать себя и отделять от прочих. Сколько ещё ниточек связывают нас с человечеством? Во что мы превратимся, если они когда-нибудь порвутся?

  Во накрыло-то бедолагу. Аж в философию занесло.

  — Клеймор, слушай, а ты в курсе, что до сих пор не было дано чёткого определения, что есть человек? Откуда он начинается и чем заканчивается?

  — Да какая разница...

  — Лорд-паладин несуществующего бога, — вздохнул я в предчувствии огромной порции уныло-депрессивных сношений мозга, — уймись. Человек — это то, что внутри, а не внешние обвесы типа хвостов, умения ходить сквозь стены, рвать бронекиборгов голыми руками или принимать любой облик. Мы люди до тех пор, пока реагируем на чужую боль, как на свою, пока нам не плевать на происходящее в мире и у соседей по квартире или палате, пока для нас слезинка ребёнка — именно слезинка, а не цифирька в статистических данных.

  — Ты не туда ведёшь, Кайна.

  Невольно захотелось муркнуть. Как-то сросся за эти две недели с новым именем, породнился, или как-то так. В прошлой жизни вот не любил, когда называли по полной форме, всё Лекс, да Саня, а в этой... В этой нравится. Да и не представляю, как имя храброй кицурэ можно сократить, разве что Кай, ибо Айна чётко ассоциируется со всякими цыганистыми загибами типа кибиток, гитар, краденых коней и вечного «Ай-на-нэ-нэ-нэ». Впрочем, имя это останется со мной на очень долго. Как в одной весьма забавной старенькой песне: «И, уж поверьте, буду жив до самой смерти![4]

»

  — Знаешь, сэр Клеймор, однажды, ещё там, на земле, мне попалась одна книга. Была в ней то ли сказка, то ли притча, как раз о людях.

  — Расскажешь?

  — А куда я с подводной лодки денусь? В общем, в бытность, когда Алатырь-камень ещё не был легендой, и боги маялись дурью и созиданием, решили они сделать себе новую игрушку. Людей, то бишь нас. Чего они туда понамешали, неизвестно, но кто-то говорил о глине, кто-то о дереве, кто-то вообще о дерьме и чернозёме, но это не суть важно. Важно то, что в кровь типичного хуманса вложили боги частичку первозданного огня, чтобы человек помнил, что создавшие его — не чужие ему, что он может сам стать им равным, если сумеет этот огонь не просто сохранить, но и разжечь. Помнишь: «Из искры возгорится пламя»? — Метаморф слабо дёрнул головой, что я воспринял как согласие. — Во-во, как раз про тех, кто «свой огонь спалил за час, но в этот час вдруг стало всем светлей[5]

». Товарищ Данко, что с вырванным сердцем светил им в дороге остальным — из той же серии.

  — Так вот, — продолжил я. — В своё время хумансы как-то дистанцировались от богов, позабыли славных предков почти что полностью. И огонь в крови, некогда полыхавший постоянно, сначала стал костерком, потом угольком, а потом и вовсе капелькой. Ма-а-ахонькой в остальном море тьмы, но — ещё существующей. Рождается человек, а у него в крови пламя, и с годами огонёк гаснет... Помнишь, как в детстве чудеса были реальными и не требовали доказательств, и мир был куда как загадочнее и, в то же время, куда как более понятным? Я зову это «внутренним ребёнком». Пока он жив — жив я. Умрёт он — и на одну полноценную единицу скуки, педантизма и прочих хренотеней станет больше. Ночь, лесочек, ветвь, верёвка... Почти по Блоку, да. В общем, суть-то уловил?

  — Возможно...

  — Так, ща попробую разжевать. Пока в нас жив такой ребёнок, пока он со-чувствует миру — жив и сам человек. Как только погаснет его огонёк, огонёк, заложенный в нас богами, — человек растворится, и его душу сожрёт обыденнейший обыватель, и место займёт серая масса квазиживущей протоплазмы. Понимаешь?

  — Чего тут не понять-то? Но вспомни, о чём я говорил. Грань от твари дрожащей до имеющего право — слишком тонка. И нас, не спрашивая, толкают в ту сторону, где соблазн махать в свою волю топором, круша черепа старушек и прочих неудобных, слишком велик.

  Лицо метаморфа перекорёжило, он захрипел, дёргаясь, и почти прокричал в быстро холодеющий воздух:

  — Теперь понимаешь, почему я ненавижу Артаса? Люди сами должны решать, как поступить со своей человечностью. Никто не вправе просто придти и отнять её по собственной прихоти. Любой, кто поступит так, станет моим врагом.

  Ящерки проснулись, проскользнули под комбез, ровным теплом согревая меня. Чудесные создания! Я довольно зажмурился и почти неслышно начал помуркивать. Звук рождался где-то между гортанью и нёбом, вибрирующей лаской и довольством проходя сквозь каждую клетку тела. Стало настолько тепло и легко, что я почти забыл о том, что благородный паладин тут вот лежит, буквально у моих ног, и грозится устроить карачун богам.

  — Понял, Клеймор, как тут не понять. Только ты не забывай, что божественный огонь, что внутри нас, можно разжечь в такое пламя, что сами боги станут не опаснее и не страшнее детишек, играющих в песочнице. Люди сами творят свой мир и свои правила.

  — Не забуду, — выдохнул метаморф. Кишки потихоньку заползали внутрь, прячась под растянутым комбезом. Ноги почти что закончили формироваться в прежние колонны с грунтозацепами. Свет первых звёзд оставлял странные, но от того не менее красивые рефлексы от металлических частей его тела.

  Я сидел, оперевшись на руки, и смотрел в абсолютно чужие созвездия чужого, далёкого мира. Атмосфера и облака ещё ловили отсветы ушедшего за горизонт светила, мышцы наливались ватной слабостью, и очень хотелось спать. Метаморф молчал, Чук неторопливо нёс эльфу к нам, индеец залипал на тотем, а Лаганар... Старика носила нелёгкая один только чёрт знает где, и как-то совсем не верилось, что он поджарился и раскатался в блинчатую гармошку в спидере. Всё-таки дедок не без мозгов, и вряд ли у него настолько дефицит мозга, чтобы не покинуть леталку до столкновения. Шарится где-нибудь, небось, симпатяшных мумий за сухие попки тискает, или ещё чего.

  — Рыжик... — вдруг буркнул Клеймор, пошевелив щупальцами. — Будь другом, помоги подняться?

  Улыбаясь про себя от незамысловатого, но ласкового обращения, я протянул руку паладину. Моя ладошка полностью утонула в грабле метаморфа. Ну и тяжёлый, зар-р-раза! Сколько в нём весу, килограмм триста-четыреста?

  Пластинки брони пощёлкивали, металл скрипел о металл, чешуйки наползали друг на друга, пока тяжёлое тело сгибалось. Терминатор, блин, средневекового розлива.

  Туша паладина внезапно оказалась огромной, чуть ниже Чука. Мне пришлось упираться в песок и, скользя в нём, с матом и кряхтением, поднимать памятник отваге и суровости в лице бронированной задницы... э-э-э... в общем, биодоспеха и конструкции имени сэра Клеймора. Вроде бы до того, как его располовинили, он помельче был... От нагрузки мышцы спины напряглись, я почувствовал, как вдоль позвоночника стекает что-то горячее, липкое и очень мокрое. М-м-мать твою, паладин, а труселя мне кто стирать будет?! Я ж как домой вернусь, бревном валяться буду... Впрочем, думаю, сэру Клеймору вряд ли легче. Меня хотя бы не оставляло в половинчатой комплектации.

  С кряхтением и скрипом брони паладин таки установился на обе, и гордо покачивался вслед переменчивому ветру. Ветер резкими порывами налетал со всех сторон, и потому Клеймор больше напоминал то ли массивную мачту с просевшим фундаментом, то ли сильно расшатанный флюгер.

  Я попытался поймать его взгляд и понял, что Клеймор от этого увиливает, глядя куда-то промеж моих ушей. Жёстко корёжит парня, а помочь-то и нечем...

  Метаморф положил руку мне на голову и как-то афигельно трогательно потрепал по макушке. Мать моя женщина! Какие же шикарные ощущения!

  — Ты это... забудь. Не для тебя было.

  Его слова прошли мимо ушей, ибо раздражённая эрогенная зона, коя всем своим пушисто-мурчаще-тёплым покрывалом накрыла меня целиком и полностью, через череп пустила корни в мозг и настойчиво требовала обзавестись собственной няшей, которая и будет чесать за ушками и топить в кавае.

  С чудовищным трудом подавив желание закатить глаза и свернуться мурлыкающим комочком под неожиданно ласковыми пальцами метаморфа, я сосредоточился сначала на образе эльфы, но, поняв, что все мысли настойчиво вертятся вокруг её замечательнейших форм и тембре голоса, пришёл к выводу, что без скорейшей разрядки просто полезу на стены. Попандос... Капитальнейший... Как бы такими темпами не потянуло на противоположный нынешнему пол...

  Я даже не заметил, как паладин развернулся и отошёл в сторону.

  Из невесёлых мыслей спас, как ни странно, Лаганар, чёртиком из табакерки появившись рядом с нами. Новое чувство искажений пространства, коим ощутил прорыв дредноута в этот мир, тем не менее, не проронило ни малейшего намёка или предупреждения.

  Молча махнув рукой в общем для всех миров жесте следовать за ним, дед свернул за ангар.

  Аккурат позади того строения, через которое выскочил дредноут, стояла здоровеная такая арка. В нескольких метрах от неё — дыра в задней стенке ангара. Судя по габаритам — именно та, через которую бронелетак и явился в этот мир. Между створок арки постоянно бегали паутинки, а на них — висела ртутная масса, вызывающая полный коллапс головного мозга: зрение говорила, что она плоская, словно зеркало, но тут же спотыкалось о иные чувства, кои вовсю вопили о том, что глубина этой зеркалки — Бездна. Именно так, с большой буквы и непременно с благоговейным придыханием.

  — Ну и что это за шедевр народного творчества? — озвучил мои мысли метаморф.

  Едва слышно клацнув пластинами брони, рядом замер Чук. Добрался-таки, железяка спортивная.

  — Это — портал, — тоном утомлённого студентами, но свято верующего в преподаваемую науку профессора отрезал Лаганар. — Именно через него слаат сюда попали. И хорошо бы нам сделать так, чтобы больше у них этот фокус не получался, да побыстрее. Хвостатая, где там твои амулеты взрывающиеся?

  Я попросил Чука раскрыть капсулу и достал рюкзак, попутно убедившись, что Миа не стало хуже. Худенькая эльфочка едва заметно дышала; глаза закрыты, длинные пушистые ресницы кажутся веерами, а идеально очерченные губки так и просят нежного поцелуя. Бр-р-р-р!.. Да что такое?! Тряхнув головой, я сосредоточился на содержимом рюкзака. Ага, вот и гранаты. Всех сортов и ассортиментов.

  — Вот они, куда денутся, — вынырнул я из медбокса с рюкзаком в одной руке и связкой гранат в другой.

  — Отсчитай штук десять и бросай внутрь, — тоном, не терпящим препирательств, выдал Лаг.

  Ну нихренассе! А как же научная ценность и всё прочее?

  — А... — начал я, и тут же был перебит дедком:

  — Нет.

  — Ну может...

  — Не может. Кидай, кому я сказал! Из этого портала в любой момент может ещё целая армия выскочить, и лично мне второй раз лётчика изображать неохота. Тем более, что уже и не на чем.

  Поганенько на душе, конечно, тем более трофей реально ценный — судя по структуре — выращен из цельной друзи кристаллов. Понятия не имею, что за минерал, но явно очень ценный. С другой стороны, муть бородатая права — кто его знает, что там, по ту сторону Врат, творится?

  Вздохнув, я отсчитал дюжину гранат и, подумав, добавил к связке ещё одну. Тринадцать — счастливое число, как ни крути.

  Активировав по примеру Тоффа гранаты, я бросил их внутрь с таким рассчётом, чтобы амулеты упали по другую сторону арки, не будь здесь паутинки и ртутного зеркала. Беззвучно снаряды вошли в мерцающую плёнку, оставив после себя едва заметную рябь, и исчезли. Я шагнул вбок, чтобы убедиться, что они не выпали с другой стороны. Однако, пусто.

  Удар сердца спустя бездонное зеркало почернело, скукоживаясь, словно целлюлоидная плёнка над огнём. Оно распадалось лохмотьями, похожими на прессованную пыль, и растворялось в воздухе, уносимое ветром. Не знаю, видели ли в наступившей темноте эти метаморфозы портала подошедший индеец и паладин, но мне зрелище показалось весьма красивым. И печальным...

  Лаганар, нимало не интересуясь гибелью связующей два мира нити, с видом деловым и сосредоточенным стал тыкать клюкой в кристаллы арки. поначалу показалось, что дедок собирается сыграть микс из «Дыма над водой» и «Стены», однако старикан, коротко хекнув, со всей дури влепил изгибом посоха в особенно мелодичную точку. И арка распалась на тысячи осколков.

  Паутинка с остатками чёрного зеркала хлюпнулась вниз и, растёкшись булькающей массой, стала очень быстро испаряться.

  На всякий случай я сделал несколько шагов в сторону от струек странного чёрно-серого пара.

  Дед, убедившись, что вся жидкость исчезла, покопался в складких своих одежд и выудил под свет звёзд... обычную такую советскую авоську, помнится, Шурик в такой кефир таскал.

  Дед же в неё стал грузить остатки арки.

  — Так и будете стоять? Помогайте, надо будет унести это отсюда.

  Мог бы и повежливее попросить, ёлы-палы.

  Охнув от боли в спине и понимая, что от капитальной стирки мне всё равно не отмазаться, я опустился на песок и стал помогать старику, успев попутно в моменты, когда он отворачивался в сторону, заныкать с полдюжины мелких осколков. Чёрные энергосферы слаат никак не отреагировали на новых соседей.

  В четыре пары рук дело пошло быстро, авоська же вызвала просто жуткую волну зависти — сколько кусков в неё ни закидывали, переполняться она не спешила. Индеец тоже ухватил несколько сувениров, да и я добавил к уже существующей коллекции несколько особо приглянувшихся экземпляров.

  Несколько минут спустя мы закончили процесс утилизации останков арки.

  Дедок, вбив посох в песок, повесил авоську на изгиб, и выудил откуда-то из внутренних карманов шарик. Сероватый, с чёрно-алыми прожилками. Красивый... Мозг тут же выдал идею, что если эту прелесть оправить в серебро и белое золото, и уменьшить до размеров крупной жемчужины — то для эльфы получилась бы идеальная подвеска. Особенно — если правильно рассчитать длину, чтобы шарик образовывал с сосками равнобедренный треугольник...

  От сладких мыслей о прелестях Миа-Стефании меня отвлёк старик, всучивающий метаморфу какую-то корявую и сильно гнутую железяку:

  — Копай, — ткнул он заскорузлым ногтём туда, где недавно стояли Врата.

  Метаморф презрительно глянул на протянутую пластину и, хмыкнув, запульнул её куда-то вдаль, после чего поднапрягся и вырастил из руки лопату. Обычную такую штыковую лопату. Правда, древко вместо дерева использовало кость, инкрустированную сталью и связками. Адская лопата. Такую только в каких-нибудь «Байках из склепа» использовать бы, как незаменимый реквизит.

  — И глубоко рыть?

  — Ну, раз уж ты так расстарался с лопатой, то рой на метр, — усмехнулся в бороду Лаганар. И добавил: — Вниз.

  — Надеюсь, мы не будем хоронить слаат? — Вот ведь краснокожий демонюка! С языка снял животрепещущий вопрос.

  — Демоны упаси, нет, конечно, — ответил дед, чем вызвал волну довольных вздохов.

  Тем временем, пока мою несчастную тушку никуда не дёргали, я покопался в рюкзаке и с полнейшим сожалением констатировал, что жрать больше нечего. Даже крошек не завалялось. Зато нашлись фляжка и шайтан-кружка. Пошурудив ещё, я таки выловил мешочек с корешками, выменянный у метаморфа ещё при первой встрече, и, забросив парочку кривоватых толстых обрубков, похожих чем-то на корицу, залил водой из фляжки и стал ждать, когда же альтернативный кофе заварится.

  Так как меня никто не дёргал, то я извлёк из рюкзака вторую рубашку и, смочив краешек рукава, принялся обрабатывать ранки Миа — те, до которых мог дотянуться, не подымая её с ложа медкапсулы. Часть царапин к этому моменту уже затянулась, доказывая тем самым, что эльфа потихоньку идёт на поправку. Следов крови на шелковистой ткани не оставалось — то ли материал такой, то ли Сильная вода расщепляет гемоглобин и прочую биохимию, то ли у сумеречных эльфов состав нутряной руды такой, что, будучи красной и пахнущей привычным железом, имеет несколько иные характеристики...

  Убедившись, что до остальных ссадин и более крупных ран мне не добраться, я таки закрыл бокс и взялся за ещё булькающее варево.

  Так, забив на всё происходящее вокруг, я забрался в удобный зазор между капсулой и головой Чука, и, вольготно вытянув гудящие ноги на его плечах, принялся потихоньку прихлёбывать квазикофе. Сахарку бы сюда, да с молочком концентрированным — нямка бы стопроцентно получилась. А так — грань вкуса болталась где-то между цикорием и зерновым кофе. Что ж, таки вполне приемлемо. А значит, и напрягаться не надо.

  — Может, скажешь уже, зачем я копаю? — пропыхтел метаморф, почти по колено уже ушедший в смешанную массу земли, глины и песка. — Мы что-то ищем?

  — Мы кое-что закапываем, — наставительно поднял палец вверх дедок, подкидывая на ладони тот самый симпатичный шарик. С каждым броском рисунок прожилок менялся, и что-то в нём было до боли знакомое, пусть и виденное когда-то давно и мельком. Ещё бы вспомнить, что именно это было...

  — Ну и что это за штука?

  — Зерно Хаоса, — опередил только раскрывшего рот старика Койот. — Если зарыть его в каком-нибудь мире, то он понемногу начинает переползать на сторону Артаса.

  — А нам с Кайной кое-кто лапшу на уши вешал, насчёт договора с Арагорном, — тут же встал в стойку паладин, явно намереваясь бросить лопату.

  Лично мне было глубоко фиолетово и до договора божественных суч... хм... сущностей, и до объяснений Лаганара, главное — слаат несли разрушение и имели какую-то неявную связь с хосками, а потому — туда им и дорога, зеленорылым. Единственное, чего действительно хотелось — утащить Миа подальше отсюда, в нормальный госпиталь, и ещё — чтобы мне дали спокойно допить отвар кофейных корешков.

  — В том договоре сказано про намеренный захват, — доморощенный юрист-телепортатор отчего-то решил просвятить нашу боевую компашку. — А мы здесь вроде как мимо проходили, совсем по другому вопросу... К тому же со слаат разбирались мы, Арагорн и не почесался. Можно считать, что заслужили награду.

  — Угу, награду заслужили мы, а в выигрыше почему-то Артас, — метаморф хоть и бурчал, как старый брюзга, но дела не бросил. Ещё несколько уверенных взмахов, и паладин выполз из могилы, предназначенной для этого самого Зерна Хаоса.

  — Да ладно тебе, есть и хорошие стороны, — Лаг опустил шарик в яму и небрежно сгрёб с края землю. — Посмотри вокруг. Что ты там видишь?

  Не знаю, что там увидел метаморф, но явно ничего такого, что несло бы позитив. Лениво потягиваясь, я глянул по сторонам. Многие трупы уже успели экстренно разложиться, так что запашок. наверняка, был ещё тот, благо — ветер дует в другую сторону. Среди лунок, воронок, тел и дыма местами попадались остатки оружия. Негусто, в общем.

  — Сам знаешь, — буркнул метаморф, расворяя орудие раскапывания.

  — То, что для тебя выглядит как гора трупов, для этого мира — просто куча превосходной биомассы. Когда здешние обитатели сожгли сами себя, сгорело всё, вплоть до бактерий. За века без жизни сила Порядка здесь возросла во много раз, так что если что-то и попадало извне, то быстро дохло. Теперь так уже не будет — Зерно не позволит, к тому же подстегнёт эволюцию. Так что поздравляю, мы только что сделали первый шаг к повторному заселению этого мирка...

  — Э-э-эй, подожди! — вскинулся я, вспоминая, что и я, и эльфа, и метаморф, и Койот наоставляли здесь и своей органики. — Там ведь и наша кровь тоже!

  — Догадливая, — неприятно улыбнулся мутный старикан. — Как тебе перспектива стать мамочкой вида шестидясятиногих жалобрюхих пауков?

 

Глава 11.

Уши, ушки и... немного романтики

  Не знаю, что за шлея попала мне под хвосты, но бородатую скотину я бы гонял до рассвета, и фига с два ему бы помог скилл телепортации. Стоило мне добежать до очередной его нычки, как дедок шустро возникал в другом месте. А вогнать себя в столько сейчас необходимое состояние меня-нити, увы, не получалось...

  В конце-концов, я плюнул на изворотливого старика, и вернулся обратно на родной трон, то есть — на шею Чука.

  Странно, но мне стало заметно легче. Надо было сбросить накопившийся стресс, пусть даже таким немудрёным способом.

  Забросив свежих корешков, я предложил отвар компаньонам, но оба отказались, метаморфу явно не до того было, а Койот глуповато хихикал и пытался не подавиться трубкой. Ну и флаг им в... в руки, да. Мне же больше достанется.

  Метаморф с каменной рожей, но хитрющими глазами зажилил куда-то в складки брони весьма интересный узорчатый нож, переданный трясущимся от смеха индейцем.

  — Выдохлась? — Ещё ёрничает, шулер престарелый. Я вместо ответа просто отмахнулся от него, и лёг на относительно гладкую прохладную макушку Чука. Вроде бы металл металлом, а лежать на теоретически скользкой поверхности оказалось крайне комфортно.

  — Не расстраивайся так, — сделал очередную попытку подковырнуть Лаганар. — Может, они будут похожи на пекинесов.

  Лучше бы на лисят. Эльфолисят с возможностями телепатов, метаморфизмом и родством с тенями. Или сороканогих жалобрюхих пекинесов. Хотя не, только не пекинесов. Лохматые рулоны туалетной бумаги, гавкающие абсолютно на всё подряд — это последнее, что хочется увидеть в качестве собственных «детишек».

  Метаморф во время дедовой подколки аж подобрался, явно намереваясь снова на что-нибудь поспорить с краснокожим. Фиг вам, ага, тот самый, который национальный индейский степной коттедж.

  — Дальше-то что? — спросил метаморф, поняв, что повторно гоняться за дедом я не собираюсь, и предмет предполагаемого спора ему мощно обломился. — Возвращаемся?

  — Ща-а-аз, — дедок ткнул индейца и каким-то хитрым образом раскурил от его трубки свою. — Теперь мы прекратим уже страдать ерундой и отнесём то, что осталось от портала, куда подальше. Ну, а поскольку геликоптерс у нас явно больше нихт, идти придётся пешком. Ножками, господа и дама, ножками...

  Ну, насчёт того, что «хеликоптерс нихт» — стоило бы меня спросить. Но — раз предпочитают пешком — навязывать свои транспортные услуги не буду.

  Я отклеился от удобной головы Чука и, по-ковбойски ударив его пятками куда-то в пластины под плечами, умудрился ещё не потерять кружку и завершить начатую дедом фразочку:

  — Попестоффали!

  — Кайда барасын Пятачок? Улкен-улкен секрет! — бодро напевал я песенку, стараясь поймать маршевый ритм. Индеец истерически ржал, скатывался с барханов и периодически возвращался за потерянной перьевой шапкой.

  Дедок усмехался, ведя нас одному ему известной дорогой, а метаморф, глядя на меня и Койота, разве что не фейспалмил.

  Пофиг. Слишком много напряжённостей было сегодня, слишком медленно и тяжеловесно мы пробежались по мономолекулярному лезвию бритвы. Так что имеем право расслабиться. Заслужили.

  Таки у индейца всё же оказалось весьма приличное чувство ритма, и вскоре мы уже на два голоса напевали маршевый вариант саги о Винни-Пухе:

Куда идём мы с Пятачком?

Большой-большой секрет!

И не расскажем мы о нём,

Нет-нет, и нет,

И нет.

  Мимо тянулись однообразные барханы, тонкая полосочка предрассветных отблесков потихоньку наползала на облака с востока, а конца-края дороге и не предвиделось.

  Чук, опираясь на свои коммуникации, доложил о том, что флаер приведён в порядок, и я, логично предположив, что смысла возвращаться обратно нет никакого, тем более — что с нами в компании исправно телепортирующийся шулер, — и потому отправил флаер обратно в музей. Дроид напомнил, что там есть какой-то автоматизированный ремонтно-консервирующий комплекс. Что ж, так даже лучше.

Зачем шагаем мы толпой,

Откуда и куда?

Секрет мы свой не выдаём!

Нет-нет, нет-нет и...

Да?

  Унылые пейзажи нисколько не менялись, разве что разок они были скрашены скоротечным кислотным дождиком, укрыться от которого помог метаморф, кинув мне комбез, которым я в своё время накрывал его дыру в животе. Растянув одежду над головой, я благодарно кивнул паладину. Что самое интересное — и старика, и индейца капли словно обегали на небольшом расстоянии от тел. Мне бы так...

  Когда восход уже явственно обозначил себя яркой зеленью на брюшках облаков, и морозный утренний тягун заставил ёжиться и втягивать головы в плечи, старикан остановился:

  — Усё, дама и господа, прибыли. — И повернулся к метаморфу: — Копай.

  Я гыгыкнул, индеец, переставший за время пути шугаться дроида, и сейчас пристроившийся к его боку, просто хохотнул, распространяя вокруг ароматные струйки дыма.

  — Опять на метр? — Новоявленный землекоп, зевая, неторопливо выращивал новую лопату.

  — Полметра нормально. Ты рой, рой, отдохнуть в других местах успеешь. Тут вообще-то не курорт.

  Пока паладин исправно зарывался вглубь уже не окончательно мёртвого мира, мы трепались с Койотом о всяких мелочах. Индеец какое-то время порывался сам убедиться, что с остроухой всё в порядке, но таки всё же угомонился после стопятого прямого намёка, что наша прелесть там пребывает в полнейшем неглиже и вряд ли будет рада, если узнает (а она обязательно узнает, да, и не надо на меня так смотреть), что её разглядывал вовсе даже не озабоченный красавец с трубкой. Пришлось отпаивать Койота отваром из каких-то травок, кои он вытащил из своей сумки.

  А ещё мне удалось выцыганить у него горсточку этого забавного иномирового чая.

  Метаморф же вгрызался в плотную поверхность планеты, а когда закончил, дедок просто швырнул туда осколок портала и скомандовал:

  — Засыпай.

  — Это что, и всё, что ли? Мы ради этого сюда тащились?

  Хотелось бы подколоть паладина, напомнив, что таких осколков у нас — далеко не одна сотня, но чай оказался на удивление вкусным и расслабляющим, а потому я просто продолжил трепаться ни о чём с краснокожим.

  — Ага. Давай-давай, бери больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит.

  — Пф-ф-ф-ф... — Пласты земли, попав на воздух, тут же начинали трескаться и рассыпаться на мелкие кусочки, те, в свою очередь, на более мелкие, и как результат — метаморф просто пытался удержать на довольно приличном ветру пыль на лопате. Естественно, получалось малоэффективно. Впрочем, судя по безразличному лицу Клеймора, ему было уже на всё глубоко и далеко плевать.

  Когда метаморф закончил земляные работы, его как-то странно передёрнуло, но — не упал, не зашатался, значит — всё в порядке. Мало ли, судорога перетруженных мышц или ещё чего...

  Лаганар же, не сказав ни слова, быстро метнул в нас один за другим куски портального кристалла. И мне, и Койоту он метился явно в лбы. Фиг ему, а не халявные фраги: я перехватил осколок едва только он оказался в области досягаемости рук, а индеец — почти перед самым носом. Не успел я отложить полученный фрагмент в сторону, как следом прилетел ещё один снаряд.

  — Презент, — без особого воодушевления пояснил свои действия старикан. — Лисохвостая, один потом ушастой отдашь.

  — Океюшки, — сказал я, закидывая оба камушка в рюкзак и понимая, что предыдущий мухлёж Лаг таки не заметил. — А это вообще чего?

  — Это то, чего у вас быть не должно. Запоминайте, как пользоваться, повторять не буду. Портал — как дерево, прибудете к себе в миры, найдёте надёжное место, закопаете неглубоко — через лет пять-семь прорастёт и будет полностью функционален.

  — Ух ты, круто! — Значит, и те кусочки не зря заныкал, и продавать пока не стану торопиться. — А между мирами Веера он работать будет? Или только в одном слое Вселенной способен дырки в подпространстве ковырять?

  — Он только между мирами у вас и будет работать. Перейти можно туда, где есть такой же портал. Будете друг к другу в гости ходить. На чай и кофе с коньяком. Ну и сюда тоже можно вернуться, если приспичит.

  — Круто, — явно Койот тоже проникся открывшимися перспективами. Блики взошедшего солнца, играя на его гранях, бросали зайчики на медно-красную кожу компаньона.

  Метаморф, спрятав кристалл куда-то под доспех, спросил неожиданно щедрого старика:

  — Разве мы не должны искать ту вихревую ракету, о которой ты рассказывал?

  — Так я уже поискал. На базе её нет, так что... либо мы опоздали, и ракета уже в родном мире слаат, либо они её где-то тут припрятали. В любом случае, искать сейчас дальше я не вижу смысла. Если все готовы, то предлагаю возвращаться.

  Мы облегчённо вздохнули — как-то не верилось, что больше не надо никуда бежать, не надо кого-то ликвидировать или где-нибудь копаться.

  Первым домой отправился сэр Клеймор, а когда Лаг вернулся, Койот вежливо поклонился и по-дружески улыбнулся:

  — После вас, прекрасная леди.

  Ишь ты, не забыл моих кривляний в музее.

  Дед протянул руку, и мир вывернулся наизнанку. Так же крутило и вертело во все стороны, но в этот раз творящееся вокруг было уже как-то более понятно... Нет, не так. Чехарда оставалась такой же забавной и неясной, но какими-то зародышами чувств я уже понимал, куда нас несёт и какими тропами.

  Мы выпали в мутную белизну странного тумана, и дедок тут же громко и весьма витиевато выругался.

  — Ты какого хрена эту образину за собой упёрла? — смог-таки упорядочить и конвертировать мат на куче языков во что-то вполне осмысленное и логичное Лаганар. — Я чуть горб не надорвал, пока путь прокладывал!

  — Какую образину? — я в непонятках покрутил головой. Кругом туман. Ничерта не видно.

  И тут из белесых разводов вышагнул Чук.

  — Ы, — только и сумел я сказать.

  — Чего — ы?

  — Ы! — повторил я и развёл руками в стороны.

  — Помнишь, я тебе обещал посохом перетянуть? Так вот, я могу и сейчас это сделать.

  Старикан был полон решимости, а потому пришлось его успокаивать:

  — Кто ж знал, что телеметрическая связь с дроидом действует как держания за руки? Да и вообще — у него на спине наша эльфочка. Её-то куда девать будем?

  Главное — отвлечь деда от мыслей помахать посохом. И, кажется, у меня этот манёвр получился.

  Старик почесал бороду и вынес вердикт:

  — Обратно домой её запульну, аккурат туда, откуда взяли.

  — Дедку, — я увернулся от посоха и спрятался за руку Чука. — Её посреди боя выдернуло сюда. Ты готов бросить бессознательную, израненную девушку, лишённую не то что какой бы то ни было брони, но даже одежды, в мясорубку?

  — А чо бы и не? — пожал плечами Лаганар. Увидев мою руку, тянущуюся к револьверу, он примирительно поднял руки. — Давай к тебе её тогда унесём. Мир всё равно скоро выдернет её обратно.

  — Так уже лучше. Заметно лучше, — ответил я, пытаясь поймать за скользкий хвост мысль, постоянно от меня убегающую. И я таки её поймал!

  — Я тут про водку вспомнила...

  — В запой уйти решила, хвостатая?

  — Было бы неплохо, конечно, но — нет. Мне гитара нужна, обычная, шестиструнка, чехол, и запасной набор струн, желательно не синтетика, — выпалив всё на одном дыхании, я поднял руки: — Понимаю, что не бесплатно. Но камни и деньги тебя явно не интересуют.

  — Угу, — буркнул дед, но в глазах его мелькнуло что-то такое, что дало право надеяться. — Не интересуют.

  — Телом расплачиваться не буду, — я тут же выставил границу торга.

  — Да чтобы я хоть ещё раз с демоницей ложе делил?! — Мигом вспыхнул Лаганар, явно творя какой-то охраняющий знак.

  Ыть, однако. Всё же бурная жизнь у старикана была, тут всё железно.

  — Короче, ушастая любительница жёсткой телепортации, — дедок огладил бороду и как-то очень хитро глянул на меня. — Ты ж в домене Эрдигайл обретаешься?

  — Так точно, — максимально бодро козырнул я, не смотря на адскую усталость в руках.

  — Будешь в Анклаве Эри-Тау, найди там Зинтара Пересмешника или кого-то из его семьи, передай вот эту шкатулку, — Лаг выудил из недр одежд маленький плоский брусок. — И даже не вздумай сама пытаться вскрыть — защита пропустит только Пересмешника или его родных. Ослушаешься — собирать от тебя будет нечего, так что запомни.

  — Да запомнил уже. Где его именно искать?

  — А я знаю? Я там был, дайте боги памяти, лет триста назад.

  Ну да, квест становится всё более эпичным...

  — Он же за это время мог скопытиться!

  — Зинтар? Да скорее у меня задница облысеет, чем эта шустрая сволочь загнётся!

  — Вот только задницу не надо показывать! — замахал я руками, вспомнив попытки метаморфа настроить внешние камеры во флаере. — Я и без этого верю. На слово.

  — Тогда жди, — дед вручил мне невзрачную шкатулку и исчез.

  Пока я обошёл вокруг Чука, ещё раз безуспешно порылся в рюкзаке в поисках пищи, да заныкал передачку, Лаганар успел вернуться.

  Молча протянул чёрный чехол с инфантильным смайликом с косичками. У жёлтого кругляша были дохлые крестики вместо глаз и нитки, закрывающие рот. Эпичненько так, в общем.

  — Струны в верхнем кармане, два комплекта. Там же набор медиаторов. Всё?

  Блаженно прижав к себе чехол с гитарой, я кивнул.

  — Проверять будешь?

  Логично, чо. Распаковав чехол, я вытащил гитару. Пальцы пробежались по струнам, подтвердив, что рефлексы передаются вместе с душой, и я протестировал приобретение. Струны из чёрного металла как родные ложились под подушечки и ногти, отзываясь окружающему миру чистым, насыщенным звуком:

Растрепался, расколбасился,

С врагами порубасился,

Один в поле стою,

Воинов своих провожаю...[6]

  Вот такой результат был мне по душе. Мы ещё раз ударили с дедом по рукам, и он перебросил меня и Чука с нашим нежным грузом и моим новоприобретением в Эрдигайл.

  «Добро пожаловать, временный администратор Кайна» — тут же раздался в голове бесплотный «голос» Феди. — «Уточните статус спутников»

  Лаг похлопал меня по плечу и просто исчез. Слабо шевельнулся воздух, заполняя освободившийся объём.

  — Это мои спутники и соратники, Федя. Если в твоём лексиконе есть такие понятия.

  «Есть. Мои датчики находят состояние вашей спутницы неважным. Прикажете развернуть медицинский модуль комплекса?»

  — Разворачивай, обязательно разворачивай, — устало проговорил я и, наконец-то почувствовав себя дома, без сил развалился в седле Чука. — Будь другом, проведи моего скакуна до этого модуля. А я пока посплю чу... — кажется, я не договорил. Навалившаяся усталость закрыла мне глаза, и под мерное покачивание шейного седла Чука я задремал.

  «Как спалось, временный администратор Кайна?»

  — Фигово, — буркнул я, пытаясь соскрести свою тушку с какого-то относительно мягкого ложа. Всё тело ломило, глаза отказывались разлипаться, пришлось помогать векам пальцами.

  Спокойных тонов бежевые стены, посреди — моя кровать. Точнее — тумба или что-то подобное, может — вообще стол. Кое-как сев, я осторожно опустил ноги на пол. Бронекомбез похрустывал ссохшейся кровью, нижнее бельё превратилось почти что в камень, больно впиваясь острыми гранями во всё, что только можно.

  — Где я?

  «Санитарный блок медицинского модуля. У Вас обнаружена неидентифицируемая аномалия, проникшая во все слои сущности. К сожалению, энергии для полноценного обследования недостаточно. У вашей спутницы случилось осложнение, я посчитал разумным перенаправить ресурсы на её регенерационную капсулу»

  — #$@%^&! — от души выдал я, мгновенно просыпаясь. — Что с ней? Сколько я спал...-ла?

  «Неизвестная команда, уточните. По поводу вопросов: бессознательное состояние, критические повреждения ауры, истощение всех доступных для сканирования биополей; вы спали полтора часа»

  — Федя, не тормози. Она далеко?

  «Соседний отсек, временный администратор Кайна»

  Выметнувшись из блока, я побежал за указателями. Конаг, неизвестно как не потерявшийся во время наших приключений, ненавязчиво подсвечивал мой муть. Благо, бежать было недалеко — буквально два десятка метров, которые я проскочил на одном дыхании, и вот передо мной — эльфа, висящая в каком-то коконе, похожем на систему управления дроидами. В воздухе ползут сотни диаграмм, графиков, длинные столбцы какой-то информации.

  Миа...

  Я смотрел в Суть, и с каждым мгновением во мне что-то осыпалось и падало, набирая темп до лавинообразного. Ауры почти нет, какая-то абсолютно инородная сущность, похожая на многоногую переломанную змею, неторопливо пожирала её остатки, становясь всё менее прозрачной. Что это за паразит такой?..

  — Рюкзак! Где он?

  «Медбот сейчас доставит его»

  — Червяка этого видишь?

  «Какого червяка?»

  — Блин, того, что ест её ауру!

  «Сожалею, но мои сенсоры фиксируют только уменьшающуюся площадь ауры»

  Шустро перебирая лапками, в отсек вкатился белый сфероид с подносом на макушке. Ухватив оттуда рюкзак, я зарылся в его глубины. Вещи путались, на глаза навернулись слёзы, хотелось разрыдаться... Психанув, я перевернул рюкзак, вывалив содержимое на пол. В разные стороны покатились энергосферы.

  Вот она!

  Подхватив сферы с собственной жизненной энергией и чёрной хосковской, я, оскальзываясь, на четвереньках поспешил к ложу Миа.

  Феде не пришлось приказывать — капсула опустилась в появившееся в полу углубление, с тихим гудением опали защитные поля.

  Эльфа дышала редко и тяжело, с ощутимым хрипом. Паразит лопал её жизнь, с каждым мигом оставляя всё меньше и меньше.

  Тепло легло на мои виски — силуэт Антакары улыбнулся, голоса не слышно, но по губам понятно — в меня верят.

  Значит, нельзя подводить!

  Не знаю, что вело мои руки и силы, какое наитие снизошло на меня, но — я делал то, что делал. Скола рядом не было, а мне так не хватало его поддержки...

  Не впитывая концентрированную энергию, как-то сформировал из неё тонкий щуп — и запустил в ауру Миа. Едва заметная нить силы, шевелясь, коснулась сероватой, гаснущей оболочки эльфы, и погрузилась в неё. Я перегонял энергию малыми порциями, вливая силы по капле, но и этого хватило, чтобы тварь, поедающая Стефанию, заинтересованно завертелась, принюхиваясь, и целенаправленно двинулась к щупу. Двух ударов сердца хватило, чтобы паразит надёжно присосался к новому источнику чистой энергии, полностью оставив ауру девушки.

  — Давай, сука, давай, иди к папочке, — хриплым, срывающимся шёпотом подгонял я его, увеличивая напор силы. Гадёныш наконец-то оторвался от лохмотьев ауры Миа, и медленно пополз вперёд, растворяя в себе избыток щупа. Решив, что уже достаточно, я перехватил вторую сферу, потянул от неё второй щуп, попутно пытаясь постучаться в ту трещину не-существования, из которой когда-то рвались ко мне щупальца сущности хосков. И это мне удалось!

  Заставив щуп своей силы прорасти в стороны сотнями и тысячами отводов, я зафиксировал судорожно задёргавшуюся тварь. Паникуешь, ублюдок. Это ничего, это очень даже хорошо. Только не сорвись, договорились?

  Откуда-то из-за грани пространства вынырнуло жадное щупальце, устремилось вперёд по нити хоска, как раз вошедшей под одну из лапок паразита.

  Дёргайся, дёргайся. Ты сейчас поймёшь, что не стоит жрать моих друзей.

  Я оборвал щуп жизненной силы, перенаправив его окольным путём в ауру эльфы, и усилил поток чёрной энергии. Паразит, сожрав остатки кицурской нити, жадно набросился на концентрат жизни хоска. Разбухая буквально на глазах, он ускорялся в направлении моей руки с зажатой в ней сферой... и в направлении щупальца.

  Почуяв неладное, тварь попыталась замедлить ход, но гость из запределья оказался гораздо быстрее. Короткий рывок, крохотные щупальца оплетают паразита, сдавливают, деформируя, прессуя в невнятный комок... Несколько мгновений, и всё было кончено. Посланец не-бытия развернулся в мою сторону, из дыры в тонких мирах потянулись его братья.

  Хрен вам, а не комиссарское тело!

  Лапа Зверя выронила энергосферу кицурэ и мерцающими когтями перехватила зубастые щупальца у самого среза прорыва. Дёргаясь и тая в воздухе чёрным дымом, обрубки неторопливо поплыли к полу. Дыра мгновенно затянулась.

  Я посмотрел на тело эльфы. Под десятками слоёв-оболочек, под наслоениями биополей, в самой-самой глубине того, что человеческому глазу вряд ли когда-нибудь будет доступно, мерцала тонкая верёвочка. А может, цепочка, кто их разберёт, эти переплётки? Суть же заключалась в том, что именно на неё были завязаны остатки всех структур Миа. Один конец этой верёвочки тянулся от лакуны, укрытой десятками слоёв защиты. И лакуна пустовала.

  Второй край уходил куда-то далеко за грань моих чувств, но делать нечего, чай, остроухая не чужая, да и была бы чужая — есть ли у меня право пройти мимо? И потому, каким-то сложным движением покинув тело, я поплыл в неизведанное вслед за нитью.

  Мерно мерцало моё тело на полу, в окружающих поверхностях струились голубоватые ручейки энергий, кругом раскинулась сложная паутина коммуникаций комплекса... А я двигался вплотную к верёвочке, всё дальше и дальше от медблока и окружающей реальности.

  Я видел всё вокруг себя, словно я — есть один большой зрачок, и не чувствовал ни рук, ни ног.

  Далеко позади остались и комплекс, похожий на пульсирующий цилиндр, и медленно гаснущая игла, бьющая из его центра далеко в небеса, и сложная, объёмная структура сторожевых заклинаний, перекрывших подступы к строению кицурэ, и затягивающий рисунок пульсирующих вен существа, ставшего домом для многих рас и народов...

  Короткий рывок, и мир померк, осталась только щемящая грустью серость вокруг, да едва тёплая нить души Миа.

  Нить постепенно истончалась, грозя вот-вот оборваться, но ростки паники я просто отрезал от себя. Нельзя метаться и терять понимание, иначе — потеряю и эльфу, и себя.

  Как-то незаметно серость сменилась калейдоскопом миров и реальностей, каких-то глобальных планов бытия, среди которых материальных — лишь крохотная былинка на фоне космоса...

  Ещё рывок — и вокруг белесые клубы.

  Туман, чтоб его.

  Я следовал за нитью, ставшей уже не толще волоска, спешил, как мог...

  И я успел.

  Шипастая клякса серебристого огня, теряя иглы, медленно уступала под напором двух тварей, явно родственных тому чудовищу, что я скормил небытию. Только эти были покрупнее. Значительно так крупнее.

  «Уходи, смертный, ты здесь лишний», — коснулся моего разума бесплотный голос. И ему вторил другой, не более жизнерадостный:

  «Оставь эту душу нам...»

  И хором:

  «Мы не забудем»

  Угу, не забудем, не простим. Гуляйте лесом, ребята, вы здесь лишние.

  Я коснулся нити и постарался влить в неё часть своих сил. Клякса дрогнула и превратилась в почти ровный сфероид. Иглы ощерились и грозно задрожали. Обратно пришёл тёплый отклик благодарности.

  Не бойся, солнышка, я здесь. И один, без тебя, не уйду.

  Многоногие сущности-змеи поползли ко мне, по-свойски разгоняя туман мира Оси.

  Я даже не успел что-то попытаться предпринять, как внезапно проснувшийся Зверь, сформировав из моего призрачного тела две когтистые лапы, попросту перехватил змей и, нимало не мешкая, сожрал, направив часть полученного экстракта в нить Миа.

  И спокойненько ушёл обратно, вильнув на прощание хвостами.

  Иди ко мне, Стефания, я знаю дорогу назад.

  И шипы на сфере растворились, и душа эльфийки почти прильнула ко мне, и мы отправились назад.

  Исчез туман, остались позади миры и планы, равномерно бьющееся сердце комплекса разрослось и разбухло до пределов реанимационной камеры.

  Миа осторожно погрузилась в родные биополя, а я поспешил к своему скорчившемуся на полу телу.

  Бросив последний взгляд-фокус на Миа, я убедился, что эльфийка вернулась, и уже со спокойной душой нырнул обратно в плоть.

  Перед глазами мелькнула череда каких-то символов, схлопнувшихся полей, наросли обратно нарушенные коконы...

  И я наконец-то вдохнул.

  Сопровождаемый судорожным всхлипом, воздух наполнил мои лёгкие. Дрожащей рукой я утёр лоб. Горячие ручейки пота закатывались в глаза, разъедая слизистую. Нашарив флягу, я от души плеснул из неё на лицо, оттянув горловину комбеза, щедрой рукой влил жидкость запазуху и на спину. Стало немного легче. Похлюпывая Сильной водой, стекающей по телу, подсел поближе к Миа. Эльфа сильно побледнела, рисунок вен стал настолько чётко читаем, что можно без проблем всё перерисовать. Черты лица заострились, дыхания почти нет. Я посмотрел на свой концентрат. Нет его. Что за чёрт?

  Присмотрелся к ауре девушки. Уф. Впитала. Серость отступила, массы немного приросло.

  Вздохнув, я собрал оставшиеся запасы чистой энергии и принялся насыщать тонкие тела эльфы.

  Сколько времени прошло, пока я переливал в неё сферы, не знаю, очнулся, только когда наполнять ауру стало просто нечем. Дыхание девушки стало ровным и уверенным, структуры ауры заплелись в какую-то сложнейшую, сбалансированную конструкцию, а лицо порозовело и вернуло прежнее изящество.

  «У неё фаза глубокого сна, этхо-ээшиу Кайна»

  — Этношуу?

  «Этхо-ээшиу. Оператор глубоких тонких структур и иных сложнодоступных объектов глобальной реальности. Последней это звание носила верховный корректор храма Пространства Антакара»

  — Понятно... — вот, значит, откуда хвосты растут у моих способностей. Леди Антакара, я не знаю, как с вами рассчитаться...

  Вру, конечно. Знаю. И уже отдаю долг. И буду стараться его отдавать до тех пор, пока дышу и двигаюсь.

  Мысли текли всё более вяло, двигаться не хотелось, меня трясло мелкой дрожью.

  Я встал на нетвёрдые ноги.

  — Федя, поесть бы...

  «Сейчас пища будет доставлена, этхо-ээшиу Кайна, а пока вам лучше присесть»

  Над полом соткалась силовая сфера умиротворительно-белого цвета, сформировавшись в креслоподобную конструкцию.

  — Спасибо, Теодар.

  Шаг, ещё один, и ещё. Ноги подогнулись и я, уже в который раз подряд, потерял сознание.

  Очнулся я от тупой, ноющей по всем нервам тела боли в спине на том же тумбообразном столе в бежевой комнате. Картинка перед глазами двоилась и местами даже троилась, но если зажмурить один глаз, то жить ещё можно.

  Скол, свернувшись клубком, без движения лежал на моём животе.

  — Федя...

  «Состояние вашей спутницы стабильное; аура восстанавливается, остальные поля — так же; фаза сна — прежняя, глубокая. Вы спали шестнадцать часов, предварительный диагноз — крайнее ментальное и нервное истощение, физическое истощение; аномалия разрослась на семь процентов»

  И правда, искусственный. Ещё и адаптирующийся.

  — Федя, тут есть душевая?

  «Есть. Два отсека влево, навигация загружена в конаг. Если желаете, могу расконсервировать бассейн и спортивно-оздоровительный комплекс, предварительное время развёртывания: двадцать часов»

  Вот это уже совсем другой коленкор. Главное, там много воды должно быть, а это уже просто прекрасно.

  — А...

  «Пища сейчас прибудет»

  Вот и славно.

  С -дцатой попытки собрав себя в единое целое с такого уютного ложа, я всё же смог относительно твёрдо встать на ноги. Голова гудела, меня бил крупный озноб. Саламандры, словно дожидавшиеся моей личной констатации этого факта, покинули волосы и рассредоточились по телу. Материал комбеза им не служил никакой помехой, хотя от этого не совсем понятно, почему они в прошлый раз пробирались через горловину. Впрочем, пусть им, главное, что чувствуют места, где холодно, и оперативно греют.

  Стена растворилась, и вкатились четыре медбота с подносами, полными пищи. Умостив свой многострадальный зад обратно на стол, я потянул жадные руки к еде.

  О! Что это была за пища! Нектар! Пища богов! И пускай она вся выглядела одинаковой зелёной массой с прожилками красного и серого, вкуса ей это не убавляло ни капли. Поднос пустел за подносом, боты дважды уже сменили друг друга, привозя новые порции, а я всё никак не мог наесться. Ложка мелькала в воздухе, пища, проходя пищевод, пропадала в бушующей бездне, а хоть какого-то эффекта так и не было.

  В конце концов, когда горка подносов, некогда содержавших в себе питательную массу неопределимого вкуса, выросла вровень со столом, в моих жилах потихоньку заплескался огонь. И Фёдор порадовал временной неисправностью пищевого синтезатора.

  Фиг с ним, по крайней мере, ложкой мимо рта уже не мажу, и даже почти не качает.

  Конаг развернул карту и я, не доверяя своей пространственной ориентации, пошёл вслед за бледно-голубым маркером, мигающим на многоярусной карте медкомплекса.

  Комнатка, разбитая на два отдела, в первом — обычные такие столик, ряд крючков, торчащий из стены, вешалка, матово-синяя дверка прямо по курсу.

  Кое-как разувшись, ощущая вновь потёкшую кровь, я с трудом стянул штаны и надолго залип с комбезом. Носки похрустывали, при каждом шаге от них отваливались мелкие бурые хлопья. О трусах вообще думать не хотелось.

  Чертыхаясь, я всё же справился с застёжками и стянул с себя броню. На спине комбеза осталось многослойное бурое пятно со свежими кровавыми потёками. Избавившись от последней детали туалета, я, чертыхаясь от боли в спине и в натёртых засохшей, ставшей подобной наждачке, тканью девичьих прелестях, прошлёпал, оставляя бледно-красные следы, к душевой кабинке.

  Под тугими струями воды, смывавшими с меня кровь, грязь и слаатские останки, время терялось, переставало существовать как параметр отсчёта, полностью растворяясь в сотнях горячих, упругих источников, бьющих из стен и с потолка.

  Стоило подумать о шампуне, как часть струй наполнилась каким-то приятно пахнущим моющим веществом. Пены получалось много, даже несмотря на водопад, разверзшийся вокруг меня, и я с мурлыканьем ощущал, как усталось постепенно отходит, как слоями с меня сползают пот и недавние события, над которыми если капитально задуматься, то и свихнуться можно очень быстро.

  Пар поднимался вокруг, рисунок напора постоянно менялся, подстраиваясь под тело и ощущения, и я понемножку рождался заново. Бледно-алая пена вскоре стала просто белой, кожа задышала по-полной, насыщаясь жизнью и здоровьем, волосы из засохших колнутов наконец-то превратились в прежние, легко разделяющиеся, слегка волнистые даже под разнонаправленными струями воды.

  Запоздало вспомнив об одежде, я нехотя вывалился из кабинки. Вытряхнув всё содержимое из карманов, я со всей кучей грязных шмоток ввалился обратно. Пенное вещество мгновенно окрасилось красным. Вздохнув в предчувствии тяжёлой стирки, я уселся на пол и взялся за ближайший носок.

  Странно, но сам процесс мне понравился. Кровь, вопреки ожиданиям, отходила легко, на светлых участках одежды не оставалось даже пятен, пушистые облака невесомой пены не лезли в глаза, с лёгкостью впитываясь в ткани. В общем, так бы и не вылазил отсюда пару вечностей подряд, плескался в водичке и игрался с легко срывающимися с руки пузырчатыми комочками, но — совесть есть совесть, да и вообще — не было бы лишним эльфу проведать.

  Развесив мокрые шмотки по вешалкам и крючкам, я пошарился в тумбочке, и был приятно вознаграждён парой широченных, дико пушистых полотенец. Первое полностью ушло на просушку волос, а во второе замотался, а потом, разглядев зеркало в половину роста, скинул его обратно.

  Спасибо пластике Кайны, иначе я бы себе шею на раз свернул. Пропустив мимо внимания разглядывания своего нового пристанища, я, холодея, изучал чёрно-бордовое пятно, пустившее ломанные корни от лопаток к затылку, рёбрам и талии. Кожа скорчилась, местами топорщились наружу отвратительной слизью кратеры вскрывшихся то ли нарывов, то ли ожогов. Сукровица неторопливо сползала к талии.

  — Теодар, можешь проверить на наличие бактерий, микробов, иных заразных микроорганизмов?

  «Этхо-ээшиу Кайна, пробы давно взяты, необходимые анализы проведены. Если бы была угроза заражения или распространения, я не выпустил бы ни Вас, ни вашу спутницу из карантина»

  Хоть что-то хорошее.

  Завернувшись обратно в полотенце, я пошёл к эльфе. Голые ступни с лёгкостью касались тёплого пружинящего пола, стрелки в его глубине вели меня к Миа, и думать о ране как-то вовсе не хотелось.

  Поворот, ещё один, растворяющаяся стена, и вот — реанимационная капсула со Стефанией внутри.

  Длинные волосы серебром струились по изгибам незримых полей, расслабленное тело, оплетённое полупрозрачными шнурками датчиков, уютно покоилось в плену медицинских устройств. Худенькая, хрупкая и беззащитная.

  Не отдавая себе отчёта, я, повинуясь душевному порыву, протянул руку и осторожно погладил эльфийку по виску. Тёплая, нежная кожа, подушечки пальцев ощущают биение жилки.

  — Ты выкарабкивайся, прелесть. Выкарабкивайся.

  Не знаю, показалось ли мне, или губы Миа немножко дрогнули?

  Я всматривался до рези в глазах, впитывая каждую её чёрточку, каждый изгиб поистине совершенных линий, и всё ждал повторных движений.

  Нет ответа...

  Вздохнув, я погладил Миа по щеке, и отошёл от капсулы. Внутренняя чуйка говорила, что теперь всё — в руках эльфы, свою лепту я внёс сполна.

  Глаз зацепился за рюкзак и вещи из него, сложенные аккуратной кучкой на полочке у стены. Вяло зашвырнув в него почти всё, я наткнулся на запечатанный пакет с изображением куртки на фоне погона. Внутри обнаружился полный комплект сменки: носки, трусы типа боксеров, рубашка, брюки на тесёмках, куртка — всё жизнерадостного песочного цвета с мутно-зелёными разводами-вставками. Обуви только нет, ну да ладно, не критично. Прикинув одёжку на себя, я пришёл к выводу, что и на эльфе она должна сидеть довольно неплохо. Уложив комплект на видном месте, я попросил Федю сообщить, если Миа проснётся, и не сильно её пугать. Искин комплекса едва ли не козырнул, и попутно сообщил, что мои шмотки высохли.

  Втиснувшись в комбез — всё же его влагоотвод в ситуации с моей спиной далеко не лишний, я забрался на стол и в позе «попой кверху» бессильно расползся по столешнице. Скол флегматично заполз по руке на плечи и вытянулся рядом, свесив едва мерцающий голубоватым льдом оголовок рядом с кистью.

  Дотянувшись пальцами, я легонько почесал компаньона между граней грузика, получил в ответ ощущение свежего тёплого ручья, обегающего меня со всех сторон, и как-то незаметно задремал.

  Кажется, в этот раз не было ни снов, ни мыслей.

  И слава богам.

  Мягкие поглаживания за ушками вкупе с ласковым перебором коготками по коже так, что мурашки по всему телу, и хочется совсем по-щенячьи развалиться под нежными руками, выставляя пузо, и извиваться, подставляясь всеми возможными частями, и ластиться как можно ближе к тому, кто дарит такое удовольствие.

  Сон нехотя отпускал меня из своих липких, затягивающих объятий, однако ощущение почёсывания не проходило, наоборот, только обрело глубину, чувственность и конкретику.

  И столько приятного было в этих незамысловатых движениях, столько ласки, что только одна мысль и могла родиться в моём изнасилованном реальностями сознании: я откинул-таки копыта (ну, не копыта, копытца, даже не так — лапки, если точнее, маленькие и хорошенькие притом), и сейчас моя душа почивает в каком-то душехранилище для особо отличившихся.

  С другой стороны — я ощущаю ладонью шершавые чешуйки кнута, прохладу пола, мягкое тепло совсем рядом. И уж тем более не вписывается в версию о лучшем из миров зудящая боль в спине, кажется, проросшая рёбра насквозь, и уютно свившая себе гнездо прямо сквозь лёгкие и сердце.

  Глаза совсем не хотели открываться, а сил в руках едва ли бы хватило даже на то, чтобы пошевелить пальцами. Стиснув зубы, я боролся со слипшимися веками, ни в какую не желающими показать мне окружающий мир.

  Повеяло ледяной свежестью, ноздрей коснулся аромат ручья, бегущего по цветущей поляне, и разом стало легче. И глаза сразу же разлепились.

  Маленькие пальчики с аккуратными, кораллового цвета ноготками, длинные гладкие голени, переходящие в сильные бёдра, от середины укрытые тканью рубашки. Поднять голову и рассмотреть, что там дальше, сил уже не хватило.

  — Миа?

  — Да, Саша.

  Ссохшиеся губы, казалось, при каждом движении лопаются и срастаются вновь, но беспокойство за эльфу было в разы сильнее.

  — Ты как?

  Почёсывания переместились на плечи, по затёкшим рукам побежали игольчатые потоки свежей крови.

  — Жива. — Заминка, словно подбирает подходящие слова. — Благодаря тебе — жива. Спасибо, Саш.

  — Мяу, — ответил я, и на несколько мгновений провалился в беспамятство.

  «Этхо-ээшиу Кайна, вам срочно необходимо лечение»

  «Как будто сама не знаю... Куда мне пройти?»

  «Сожалею, но в моих базах нет никаких данных о Вашей болезни. Мне жаль, этхо-ээшиу Кайна»

  — Вот как... Значит, сдохну...

  — В смысле?!

  Я перевёл взгляд на источник звука — эльфа сидела на полу рядом с моим ложем, и расширившимися глазами смотрела на меня. Её тонкие длинные пальцы с силой сжали мою кисть.

  — В смысле, мне нужны белы... кхг-гх-хр-р, — меня накрыло волной забористого кашля, огонь внутри сменился какой-то леденяще-острой пустотой, и с каждым выходом на пол выплёскивались капельки тёмной крови. Перед глазами потемнело, лишь судорожные хрипы вызывали вспышки бледно-жёлтых молний под веками.

  Кое-как откашлявшись, я таки нашёл в себе силы договорить:

  — Тапочки нужны, белые, и... — ещё одна волна захлёбывающегося кашля, уже не столь сильная. Я кое-как отёр кровавую пену с губ тыльной стороной ладони. — И пусть оркестр играет «Беспечного ангела».

  Новая волна кашля оказалась настолько сильной, что от судорожных движений меня сбросило на пол.

  — Хьюстон, у нас пробле... — успел буркнуть я, и кто-то выключил свет и разум.

  Тёмное море беспамятства лениво выбросило меня на берег сознания, пытаясь добить накатывающими волнами безразличия, утащить обратно откатами волн... Утонуть безвозвратно не позволяла почти прозрачная троица: худышка с рыжими волосами и очень грустными, заплаканными глазами, тащила меня за руки; огромная многохвостая лиса, ухватив за шкирку, упираясь в рыхлый песок, рассыпая искры с длинной шерсти, тянула из мутных вод; и, ухватив за пояс, вытягивал многорукий полудракон, несколькими клинками обрубающий при этом чёрные щупальца небытия.

  Чем дальше уносили они меня от вод, тем прозрачнее становились, тем слабее держали меня их руки и челюсти, а когда спасатели вовсе исчезли, им на смену пришла другая девушка. В одиночку подхватив меня на руки, утопая в песке, она понесла меня прочь от моря. Мерные покачивания её шагов убаюкивали, волосы щекотали нос и шею, кажется, на мгновение я почти уснул, а раскрыв глаза, увидел знакомые светящиеся потолки коридора медкомплекса.

  Миа, не испытывая, казалось бы, никаких неудобств, прижимая бережно к груди, несла меня на руках.

  — Ты куда?

  Янтарные глаза светились в тени, и было в них неподдельное беспокойство.

  — Молчи. Сейчас тебя надо ополоснуть, а потом наверх, на природу. Теодар пообещал дать безопасный выход на поверхность.

  — Ок, — прошептал я, прижавшись к плечу эльфы. Грубая ткань рубашки не могла изолировать тепло её тела. Сквозь шум в ушах я слышал стук её сердца, ровный и уверенный, и мерный гул крови, циркулирующий в её сосудах. В Сути аура девушки напиталась силой, и, кажется, обросла какими-то дополнительными новобразованиями, в том числе и подозрительно знакомыми чёрно-зелёными... Где я их уже видел?

  Пустота...

  Мозг не хочет вспоминать, ну и ладно.

  — Миа... Что... с твоей... аурой?.. — каждое слово давалось с трудом, но спросить нужно, пока совсем не забыл.

  — Прости, что без разрешения взяла твои сферы... Там, у кокона...

  — Но... они же...

  — Да, чужая, чуждая жизни энергия. Не проблема её переварить, особенно таким, как я. Не волнуйся, сейчас тебя подлатаем, станешь совсем как новая, а я отдохну, и поделюсь своей энергией.

  — Не... не надо, Миа.

  — Поговори мне ещё тут, хвостатенькая, — как-то нежно и совершенно притом безапелляционно проговорила эльфийка, и я понял — мне её не переспорить. — И вообще, не трать силы, у тебя их и без того кот наплакал.

  Кивнув, я прижался ещё ближе к эльфе, и, накрыв её ладонь, придерживающую меня за плечо, своей рукой, как-то незаметно успокоился.

  Впервые обо мне заботились, и чувство это было настолько прекрасно, что я, забыв обо всём на свете, растворился в мерном покачивании и близком тепле небезразличного мне человека.

  Спустя какое-то время я вынырнул из дрёмы от того, что меня усадили на мягкую, упругую поверхность. Скосил глаза — меня усадили на силовое поле, сконфигурированное в подобие неглубокого кресла. Учитывая, что из одежды на мне были только бронекомбез и нижнее бельё, эльфе и помогать особо не надо.

  Да и сил как-то не очень.

  Хотя подсказать, как и в каком направлении водить пальцами, надо бы.

  Впрочем, не потребовалось. Светящаяся радужка эльфы усилила сияние, и Миа вполне уверенными движениями раздраила комбез. Не обращая внимания на моё шипение сквозь стиснутые зубы (не помогла и блокировка болевых ощущений), Стефания ловко освободила меня от брони и шортиков. Подумав, она скинула и свою одежду.

  Логично, не мокнуть же под душем, а у меня сил на самостоятельные действия явно не хватит.

  Миа, развернув меня к себе спиной, присвистнула и крайне витиевато проматерилась на смеси русского, украинского и сумеречно-эльфийского. Видимо, всё очень плохо.

  Ладно. Итак пожить успел на пару-тройку жизней вперёд, пора и на покой.

  То ли от невесёлых мыслей, то ли от общего фигового самочувствия, то ли вовсе из-за растревоженной раны, я поплыл. Мутная тошнота подступила к самому горлу, и меня бы вывернуло наизнанку, если бы было чем. Перед глазами всё мелькало, плыло, меняло глубину резкости и фокусировки, вокруг шумел душ, что-то колдовала эльфа, поливая меня серебристо-зелёной жидкостью из невесть откуда взявшейся колбы.

  Она что-то едва слышно шептала, и разобрать сквозь шум воды что-либо было совершенно невозможно. Впрочем, и не нужно, и не хочется.

  Миа играла интонациями словно на неведомом инструменте, и мелодия её голоса, тона, обертона, плавные переливы фонем ласково гладили душу, удерживая её на плаву, насыщая силой ровно настолько, чтобы не захлебнуться болью и пустотой...

  Сколько так длилось, не знаю. Вынырнул из дрёмы уже в каком-то длинном узком коридоре, лёжа на узкой платформе, парящей следом за почти бегущей эльфой. Скол, обвив правую руку, нежно потрескивал чешуйками и волокнами.

  Монотонная стена белесым маревом проносилась мимо, кожу холодило — ни одежды, ни простыней на мне не было, и даже зудящее пламя, вросшее в спину, не могло согреть. Миа периодически притормаживала, щупала прохладной ладошки мои виски и лоб, шептала что-то успокаивающим тоном, и вновь устремлялась вперёд, наращивая скорость.

  Сознание временами гасло, мигало, как лампа под нестабильным напряжением, и с каждым прояснением сосредоточиться на каких-либо деталях становилось всё сложнее. Временами на меня нападал сильный кашель, от которого внутри всё хлюпало и горело напалмом, а на полу и платформе оставались густые красные капли. В такие моменты Миа крепко сжимала мою ладонь, с невозмутимой моськой двигаясь вперёд, и только в глазах её читалась какая-то затаённая тревога...

  Стены, стены... Молочно-белые, бесконечные стены и стерильный воздух...

  И едва уловимое шлёпанье босых ног эльфийки, спешащей по одной ей ведомому пути.

  Кажется, мы где-то притормаживали, куда-то поворачивали, вроде бы даже поднимались на каких-то огромных лифтах... Мне становилось всё хуже.

  Разум стремился куда-то вдаль, всё больше и больше теряя связь с реальностью, длинные и тонкие коготки небытия пытались меня выковырнуть из хрупкой скорлупки тела, постепенно обретая плоть и силу...

  Пахнуло свежим воздухом, отчего мгновенно закружилась голова и напал настолько затяжной кашель, что дышать вскоре стало вовсе нечем...

  Руины, лабиринты улиц, темнота перед глазами, снова повороты, выворачивающий кашель, кажется, даже с кусочками лёгких, темнота, деревья...

  Эльфа рисует прямо в воздухе какие-то круги и знаки, и они светятся...

  Кашель, хрип, кажется, что рёбра не держатся за позвонки и свободно шоркаются гранями...

  Миа с закатившимися глазами, в неестественной позе с раскинутыми в стороны руками, что-то кричит в небеса...

  Кровавые мухи перед глазами...

  Эльфийка, острым клинком рисующая на себе знаки, кружащаяся в танце, разбрызгивая вокруг кровь...

  Запах травы, прелой листвы и перегноя...

  Темнота...

  Муравей, тащащий недоеденную личинку между наслоениями листьев и веток...

  Густые капли крови на зелёни вокруг...

  Миа, парящая в нескольких сантиметрах от земли, над ней — крутящиеся лезвия посоха, усеянного молниями...

  Тягучая тьма беспамятства...

  Молнии, срывающиеся с лепестков посоха и деревьев, с шипением ударяют в иголки, воткнутые в моё тело...

  Эльфийка, бьющаяся в конвульсиях — тонких шипов на ней вряд ли меньше, чем на мне...

  Новая боль, настолько сильная, что даже кашель меркнет в сравнении...

  И блаженная тишина и темнота принимают меня целиком и полностью...

  Мир и чувства накатили резко, словно незримый светотехник упоролся и врубил разом все софиты, прожектора и лампы на сцене, осветив и актёров, и рабочих, меняющих декорации, и режиссёра...

  Яркий свет резал глаза до слёз. Но откуда — под густыми кронами — и вдруг яркий? Или действительно тут бушевала долгое время тьма, и глаза привыкли к ней?

  В топку вопросы!

  Я осторожно пошевелился. Спина не болит, конечности не затекли, дышится легко и свободно. Отсутствие неприятных ощущений в рёбрах ещё ничего не значит.

  Осторожно заведя руку за спину, я ощупал место контакта тела со слаатской молнией. Гладкая, упругая кожа, нежная, как у младенца.

  Повалявшись некоторое время на траве, переваривая внезапное улучшение самочувствия, я с фырканьем поднялся на ноги. Стою твёрдо, в стороны не ведёт, сил столько, что, кажется, без проблем могу голыми руками расширить маленькую полянку, на которой оказался, до размеров вполне себе приличных.

  Огляделся. Платформа валяется между двух крепких деревьев, на неё неаккуратно наброшены рубашка и короткие боксеры Миа. Концентрические круги жухлой, безжизненной травы, высохшие деревца, в кронах — такие же круги грязной серости, чередующиеся с зеленью. Рядом валяется сложившийся эльфийкин посох. А где сама Миа?

  Эльфа нашлась в нескольких метрах от полянки, в русле небольшого ручья, обвитая Сколом. Посиневшие губы растянулись в лёгкую полуулыбку:

  — Жива, — прошептала Стефания, вяло шевельнув кистью, — отнесёшь меня к реке?

  Я, перекинув её минимальную одежду через плечо, подхватил эльфу на руки и, принюхавшись, двинулся в сторону речной свежести. Миа, кажется, ещё сильнее похудела — веса в ней почти не осталось...

  — Я бы сама, — эльфа поёжилась под порывом налетевшего ветра, — дошла, но сил почти нет. Всё в тебя влила.

  — Благодарю, Миа, — я постарался вложить в эту короткую фразу как можно больше тепла — сказать большее помешал комок, внезапно подкативший к горлу.

  Так, прижимая эльфу к себе, и больше не проронив ни слова, я и вышел к реке.

  Тихая заводь, желтовато-белый песок с длинными языками гальки, густая мягкая трава по берегам, в кустарниках чвиркают о чём-то своём птички.

  Лепота, однако.

  Солнце аккурат напротив нас, почти в зените, впереди — метров сто мелководья — даже отсюда видны стайки мальков, косяками шныряющие по дну от одних водорослей к другим. Река настолько прозрачна, что светило почти не зеркалит на кромках мелких волн.

  Найдя максимально мелкий и мягкий песок, я аккуратно положил эльфу на него.

  — Могу я тебе помочь?

  Миа слабо похлопала рядом с собой, и я сел, как просили.

  — Можешь, Саш, — загадочно улыбнулась среброволосая очаровашка, и, выдержав паузу, весомо добавила: — Как парень — более чем можешь.

  Миа резко изогнулась, обнимая меня, а я, будучи немного шокированным глубиной осведомлённости эльфы, не успел отреагировать на её движение.

  Холодные губы коснулись моих губ, язычок осторожно прошёлся по зубам, коснулся моего. В голове зашумело, а по телу стало разливаться сладкое пламя истомы. Я ответил на поцелуй Миа, и мир для нас перестал существовать.

  ...Оглушённый, тысячи раз пропущенный через соковыжималку и вновь собранный, я нежился на груди Миа, не в состоянии даже пошевелиться. По телу растекалась медовая слабость, ошалевший от ласк организм никак не мог придти в себя.

  — Ну вот, Сашка, — тепло потянулась эльфа, расслабленно почёсывая меня за ушком, — у женского тела есть масса преимуществ, теперь ты это и сам понял.

  — Да, —— едва слышно прошептал я, не желая отрываться от такой нежной, сладкой кожи Стефании.

  — Так что — ищи себе подружку, и будьте счастливы.

  — Хей, — внезапно силы нашлись, их хватило даже на то, чтобы поднять голову и заглянуть в глаза эльфе, — а как же ты? Не забыть же тебя!

  — А что я? Скоро меня заберёт обратно, и когда встретимся, да и встретимся ли ещё — не имею ни малейшего понятия.

  Что-то было в её золотистых глазах, что-то, вселявшее надежду.

  — Только не раскисай, Санька. Не забуду я тебя, ласковую кицуну с очень горячим язычком, — улыбнулась Миа, и внутри меня что-то заискрилось, заиграло тысячами новых граней.

  — Миа, ты только не вздумай помереть там, у себя, — насколько это возможно в столь интимной обстановке, сказал я, — а я до тебя доберусь. И если захочешь — заберу с собой.

  — Р-р-рыжик, — муркнула эльфа, притягивая к себе.

  Кажется, я навсегда запомню земляничный вкус её губ.

  — Уже пора снимать!

  — Нет.

  — Пора!

  — Нет ещё.

  — Ну поздно ведь будет!

  — Нормально.

  Миа бегала вокруг костра и, истекая слюной, требовала перевернуть мясо, я же упирался как мог, ибо мясо должно быть с ароматной, хрустящей корочкой, а не выглядеть как варёное безобразие.

  — И как, по-твоему, оно выглядит, безобразие это?

  Я залип над мясом, пытаясь понять, о чём спрашивает щеголяющая в элегантном костюме Евы эльфийка. Следить одновременно за степенью прожарки фрагментов неосторожного в прошлом кабана, Чуком, старательно выламывающим какую-то берёзку, и Стефанией, наворачивающей круги вокруг полевой кухни, и при этом ещё и вести великосветский разговор оказалось делом крайне непростым.

  — Ты о чём?

  — О варёном безобразии, — ухмыльнулась Миа, гипнотизируя прутики с истекающими жиром кусками кабанятины.

  — Гусары, молчать! Здесь вам не тут, а туда не там, чтобы болтать ерундой! — я состроил моську попридурковатее и посвирепее, как в моём представлении и должна выглядеть морда прапорщицко-генеральская, составленная воедино из образов персонажей книжных и киношных.

  Миа, хихикнув, таки извернулась и умыкнула один прутик. Правда, из мяса там только грибы болтались, так что пусть.

  Перевернув прутья и вверив равномерную прожарку саламандрам, я прижался спиной к раскалённой плите стены. Солнце палило нещадно, редкие перьевые облачка местную звезду практически не перекрывали, и потому мы с эльфой решили устроить день загара. Ну а что? Вода рядом, теплющая до безобразия, природа вокруг, опять же, плюс чугунатор натаскал нам на спуск к каналу песка и камней, так что импровизированный мини-пляж получился на славу.

  Одно только несколько печалило — по ходу дела, ни мне, ни Стефании красивый загар не грозит — не ложится на кожу, и всё тут. Ну и фиг с ним, в принципе, зато когда ещё выдастся возможность абсолютно безнаказанно поглазеть на голую сумеречную эльфийку, а потом ещё и полапать от души?

  С момента моего пробуждения прошли сутки, а казалось, что уже полгода минимум. Таким отдохнувшим и счастливым я никогда ранее себя не ощущал. Магический ритуал, проведённый Миа, для меня закончился заметным улучшением самочувствия, кажется, ещё и в ауре что-то поменялось, а вот эльфийка обзавелась хитрым, удивительно красивым узором на коже. Импликанта Отданного Долга. Именно так, с больших букв каждое слово. Отображение качественных изменений тонкополевых структур на физическом плане.

  Стефания долго объясняла, вдаваясь в какие-то вовсе мозголомные подробности, пересыпая комментариями и цитатами высоколобых эльфийских старцев, ссылаясь на древние свитки и достижения научного гения народа остроухих, но всё, что я смог вынести для себя, заключалось в следующем: ритуал возврата к жизни напрямую связан с донорским обменом части сущности, и степень и сложность прямо пропорционально выражаются в «рисунке» Импликанта. А у нас ещё и взаимный обмен произошёл. Сначала я часть себя ей влил там, в Тумане, потом она ответила той же монетой. Эльфоукраинка вертелась, пытаясь заглянуть себе за спину, и довольно улыбалась — с таким отпечатком её статус в социуме поднимется минимум на порядок. Всё-таки процедура крайне сложная, даже первые сумеречные далеко не всегда способны её провести, что уж говорить об искусственных, выращенных в пробирках, где выживает обычно один из ста?

  Внезапная вспышка любвеобильности так же объяснялась афтершоком от ритуала: потраченную в процессе этого узкоспециализированного магуйства энергию сумеречные могут самостоятельно генерировать только с тем, на кого колдунство, собственно говоря, и применялось. Всплеск гормональной активности, эстрогены всякие и прочая физиология, дающая в своей смеси неостановимое, ненасытное желание соития с подопечным. Вообще, конечно, прикольный генератор энергии, более чем приятный и вообще, только вот на поле боя такой не используешь, увы.

  Тем не менее, сумеречноэльфийский социум имел в своём наличии полноценные пары, состоящие из связки спасатель-спасённый, и далеко не всегда они были разного пола. На мой осторожный вопрос, не противно ли было Стефании в объятиях девушки, она рассмеялась, пояснив, что человеческая мораль в обществе практически бессмертных неприменима, мужиков у них мало, способных и готовых к воспроизведению рода — ещё меньше, некроголемы, конечно, не воняют и вообще могут полностью имитировать живое существо, но спать с куском плоти, ещё недавно росшим в соседней с твоей пробирке — занятие не для брезгливых, так что вполне естественно, что девушки предпочитают сбрасывать стресс в тесной женской компании за неимением альтернатив. Вот такая вот загогулина, однако.

  Не плодятся у них способные к размножению мужики, очередь на каждого расписана едва ли не на тысячелетия вперёд. Фигово, наверно, быть способным к репродукции эльфом мужского пола, лично я бы не хотел всю жизнь вкалывать осеменителем на правах переходящего знамени. С другой стороны — малина полная же. Одной зачал, переходишь к другой. И так до тех пор, пока стоялка стоит и живчики способны к беготне.

  Но это, опять же, сугубо хумансовский взгляд. А вот подневольные осеменители зачастую предпочитают сваливать на самые опасные участки архипелага и там героически дохнуть от лап и когтей местной фауны и флоры. Что, какбэ, намекает. Очень даже так намекает.

  Весело запрыгавшие перед глазами саламандры заставили очнуться от мыслей и обратить взор на мясо. Кабанятина, источая сумасшедший аромат, постреливала горячим соком, выдыхала через трещинки в корочке облака сводящего с ума пара, заставляя захлёбываться слюной и постукивать зубами друг о друга в ожидании лакомого кусочка.

  Сняв с огня обед, я щедрой барской рукой презентовал прутик огнеящеркам, и потащил блюдо к ужё изъёрзавшейся на валуне эльфе.

  — Бон аппети, няша!

  Миа улыбнулась, по-японски коротко поклонилась:

  — Итадакема-а-а-ас!

  Милота остроухая ведь. Белокожая, миниатюрная, вся такая чистенькая и невинная, хоть сейчас с неё образа рисуй, только нимб прикрутить не забудь. И не скажешь ведь, что вот это чудо желтоглазое из мертвяков умеет всякие ужасти лепить, таскать обратно преждевременно упокоивающихся чуть ли не с той стороны Порога, и вообще являет собой биоинженера специального назначения.

  Последствия воздействия эльфы на мой организм уже сейчас проявляются. Взять хотя бы заметное снижение количества пищи, необходимого для полного насыщения и восстановления сил. По данным, полученным из инфопакетов Антакары, моя кицурская сущность, обретя три хвоста, должна заметно снизить аппетиты, но даже с поправкой на это — жрякаю я всё равно меньше, чем положено моему нынешнему уровню развития, но, тем не менее, силы и самочувствие на высоте. Вот и сейчас я, давя въевшуюся в подкорку жадность, стоически отказывался от пятого прутка. Желудок не требует больше ничего, сам организм — тоже, и только на краю сознания елозит мысль, что жрякать надо впрок и про запас, и побольше, побольше.

  Слава создателям кицурской народности — лишний вес мне не грозит, как бы ни обжирался — излишки всё равно будут преобразованы в запасы энергии и саккумулированны в организме. Впрочем, это уже чисто мой эстетствующий эгоизм говорит. Раз обитаю я теперь в женском теле, то оно должно быть ухожено, чисто, и вообще — радовать глаз и вдохновлять.

  Пятый пруток... Съесть или оставить на потом?

  Мяско такое всё ароматное, манящее, жирком поблёскивает, гипнотизирует, зар-р-раза. Нашёптывает капельками сока: ешь меня, ешь меня полностью! Ну чего тебе стоит? У тебя же биореактор внутри, ему всё равно, что перерабатывать, так не лучше ли съесть меня, прожаренное и вкусное, чем потом давиться какой-нибудь зеленью?

  Ну как тут можно устоять?

  Всё сугубо заради шелковистости и блеска хвостов. Красивая шерсть — бонус к красоте кицурэ.

  Приняв такую отмазку, я с чистой совестью вгрызся в сочный кусок кабанятины.

  — Сконцентрируйся. Ощути мир вокруг. Обозначь объём пространства.

  Ей легко говорить, у неё эти знания вместе с телом достались, а мне мучиться приходится. Но слишком уж соблазнительной оказалась возможность обзавестись собственным внепространственным карманом.

  Я послушно представил небольшой параллепипед, волей выдавил на его сторонах и углах эльфийские глифы, начал накачивать энергией. Связка универсальных операторов очень быстро перенасытилась Силой, просияла в реальности и с громким чпоком схлопнулась.

  Миа ободряюще погладила за ухом:

  — Ничего, получится. Этот хотя бы уже не взорвался. Прогрессируешь, лисёнок.

  Ага, прогрессирую. Дважды.

  Смутная идея забрезжила на грани разума, и я успел её ухватить.

  — Няш, а ты можешь это знание передать мне напрямую?

  Глаза эльфы полезли на лоб:

  — Я ж простой некроскульптор, а не маг-менталист.

  — Так, давай попробуем. Я первый создам пакет, передам тебе. Если проблем не будет, попробуешь уже ты, хорошо?

  — А давай, — улыбнулась Миа. Ни вопросов что и зачем, ни требований безопасности процесса — идеальная боевая подруга!

  Я зарылся в память, выискивая нужные воспоминания. Раз такую штуку не только Антакара могла проворачивать, но даже и отец, то и у меня должно получиться.

  Так, данные о процессе найдены. Усилием воли создать реплику, сжать её в многоуровневый архив, направить принимающему. Беру голову Стефании в руки, подушечки пальцев укладываются от висков до затылка — неопытным ретрансляторам тактильный контакт строго рекомендуется, во избежание потери или повреждения информации. Пальцы после пары мышечных сокращений сами располагаются на точках воздействия. Визуальный контакт — установлен.

  Силой воли вычленить архив из сознания, в Сути подцепить нить контакта, подвесить пакет на неё, плавно толкнуть в сторону получателя.

  Глаза эльфы затуманились, одинокая капелька крови упала на грудь. Девушка резко выдохнула, словно очень долго плыла под водой, ошарашенно уставилась на меня.

  — Саш, предупреждать же надо, что эта штука такая большая!

  Я туповато хихикнул.

  — И нечего ржать. Она меня чуть не порвала!

  Я из последних сил сдерживался, чтобы не заржать. Со стороны это должно звучать крайне пошло и двусмысленно.

  — Прости, золотоглазая, просто ты сказала это таким тоном, что никак не удалось избежать ассоциаций с дев...

  Договорить я не успел. Миа, хихикнув, повисла на моей шее.

  — Саня, Саня. Попался бы ты мне в прошлой жизни, сама бы подошла познакомиться.

  Я погладил эльфийку по спинке.

  — Вряд ли бы заинтересовалась мной. Двухметровый кабан с тростью, едва-едва способный передвигать ноги, да к тому же имеющий крепкие проблемы со злоупотреблением алкоголем и обезболивающими.

  Стефания чмокнула меня в щёку, серьёзно посмотрела в глаза:

  — Доктор Саня Хаус. Гы. Звучит ведь!

  — Есть такое, — хмыкнул я. — Только на Земле я был страшнее, не имел таких милых хвостов, и испытывал огромные проблемы из-за жутковатой травмы спины.

  В глазах эльфийки протаяло понимание:

  — Вот оно как... А я там была невысокая, плотненькая, в очках на минус пять, и с саркомой кости.

  Фигассе.

  Я медленно сел к ногам эльфы, прижался к бёдрам.

  — Выходит, и тебе терять там нечего было?

  — Да, — тонкие пальчики пробежались по моим волосам, нежно погладили ушки. — Пролучается, Артас собирал народ из тех, кто одной ногой в могиле.

  — Похоже на то. Хотя... — я вспомнил разговор на спейсере. — Макс Хаос говорил, что Артас играет на возможности реализовать мечты, на Земле недоступные.

  Эльфийка села рядом, прижалась к груди:

  — Я с реконами тусовалась, когда с ним встретилась. Красавец, элегантен, утончён, ухаживал так, что просто таяла. Рассказал, что занимается проведением ролёвок, приглашал поучаствовать. Только вот не удалось — мне стало хуже, три месяца из онкологии не вылазила, валялась под капельницами. Он ко мне в палату пришёл, когда в следующий раз госпитализировали. Долго с ним говорили, сказала, что хотела бы переродиться, пожить ведь так и не успела толком, чего там — двадцать лет, и ни отношений нормальных, ни даже не доучилась толком; наверстать бы, исправить... Арти тогда серьёзно на меня посмотрел, спросил, если бы могла выбрать, кем бы стала в новой жизни? Я и ляпнула первое в голову пришедшее — эльфийкой в каком-нибудь техномагическом мире. Они ж по книгам если судить — почти не болеют, и живут так, что времени вообще на всё хватает, — взгляд Миа стал блуждающим, расфокусированным. — Артас тогда подарил мне свой амулет, сказал, удачу приносит. А потом... Жар, морфий, боль, темнота... Свет. Яркий неживой свет и едкий запах горелого мяса. — Эльфа подняла глаза на меня. — Так я стала сумеречной эльфийкой. Если бы знала, что в такой анус закинет, предпочла бы сдохнуть на Земле безвозвратно.

  — А что у вас там такое?

  Девушка поёжилась, словно не на кромке канала сидели под палящим белым солнцем, а где-нибудь высоко-высоко в горах, где даже сопли замерзают, едва только покажутся из тела.

  — Там — ад. Три континента. Северный Щит заселён технократами-дроу, Западная Пика — некромантами-светлыми. Восточная Дага, точнее, тот архипелаг островов, что остался после испытаний оружия первоэльфов, впоследствии заселили фанатики от науки, искавшие там следы и технологии предков. Они и основали сумеречную расу. Кажется, мы единственные эльфы, не страдающие тяжёлой формой фашизма головного мозга.

  — В смысле?

  — Первоэльфы, Высшие, на заре своего взлёта устроили полный геноцид всех иных рас. Последних представителей просто посадили в неуправляемые корабли и отправили в открытое море, без инструментов, еды и воды.

  Хренассе ушастики лютые!

  — Так в мире остались только эльфы. Потом, как и полагается, случившийся глобальный звиздец отправил цивилизацию едва ли не в первобытно-общинный строй, связь между континентами прервалась, экспедиции, брошенные на островах Даги, оказались никому не нужны и вскоре и вовсе забыты. Остатки знаний и навязчивая идея чистоты расы привели к тому, что светлые, начисто отбросив всё технологичное, увязли в некромантии и уничтожили или загнали в рабство и на опыты всех дроу Пики, а дроу Щита, изначально склонные к механике и науке, запретили магию, возведя научный прогресс в ранг божества, и светлых пустили под нож. Пока на континентах выясняли отношения и выпускали друг дружке кишки, экспедиции успели стать зачатками Домов и построить между собой дружественные отношения. Наши разведчики иногда проникают на оба континента, благо, в паре Домов ещё рождаются и светлые, и дроу, не несущие в себе явных отпечатков сумеречных.

  Вот так вот, Саш. Умерла в провинциальной больнице, очухалась в пробирке в мире победившего нацизма с эльфийскими корнями.

  Мне нечего было сказать. Хлопать гляделками и похрустывать челюстью, пытаясь выдавить что-то сочувствующе-успокаивающее — явно не лучшее решение. Я просто обнял девушку как можно крепче, молча посапывая ей в макушку.

  Стефания затихла, только плечи некоторое время беззвучно подрагивали.

  Вздохнув, девушка отстранилась от моей груди:

  — Переварила твой архив. Теперь моя очередь.

  Мокрые дорожки на щеках эльфийки очень быстро высыхали, скрывая следы недавнего откровения. Не бойся, Миа, рано или поздно, но я вытащу тебя из твоего ада.

  — И кого он ловить собрался?!

  Я посмотрел на Чука. Дроид таки нашёл берёзку себе по руке, длинную и гибкую, примотал кусок троса одним концом к дереву, а другим к изогнутому фрагменту металлической рельсы, и теперь с деловитым видом прирождённого рыбака елозил этой вундерудочкой в воде.

  — Судя по габаритам девайса, либо касатку, либо Ктулху.

  Зачатки разума, коими обладал Чук, потихоньку развивались и адаптировались к окружающей действительности. Вчера дроид на просьбу поймать немножко рыбки просто саданул массированным гравитационным ударом по площадям, превратив стайку живности в перемолотые кровавые комочки, к употреблению в пищу уже никак не пригодные.

  Осознал, принял к сведению, сделал выводы и решил исправиться.

  Ничо, прогрессирует малыш. Глядишь, когда-нибудь и научится соизмерять масштабы орудий и предполагаемой добычи, а пока пусть дурачится.

  Вообще, изначально задал ему задачу связать сеть из подручных средств. Результат получился несколько печальным — кулак в получившиеся ячейки проходил без труда. Коллективным разумом совета племени первый образец был усовершенствован и переделан в шляпку китайско-вьетнамского фасона, и своеобразную плащ-палатку, элегантным движением четырёх бронированных рук превращающуюся в подобие тента.

  Стильный мачо получился, если честно. На тыковке — конический азиатский полублин, делающий дроида гибридом лорда Рейдана и самурая с работником рисовых плантаций, на широченных плечах — дырявый плащ, отлично маскирующий чугуниевого карателя в прибрежных зарослях. Ему бы ещё весло, чтобы зайцев глушить или черепах каких-нибудь, и совсем когнитивным диссонансом бы накрыло.

  И вот сейчас это чудо технологической мысли вымерших создателей сидит на краю канала, привалившись к стенке, подёргивает рельсой на тросе, и старательно имитирует процесс рыбной ловли. Шляпка на глазах и ленивость позы только добавляют каноничной комичности ситуации.

  Эльфийка, обняв меня сзади, горячо выдохнула в ухо:

  — Ему сейчас ещё пляжку сливовицы или лучше горилки, и совсем на человека будет похож.

  — Я почти о том же подумал, няш.

   У дураков... — хором начали мы и не закончили — когда тебя накрывает синхронным смехом, говорить сложно.

  Остмеявшись, Миа подхватила меня под локоток и потащила к воде.

  Вообще, девушка поначалу просто трусила входить в открытую воду. Случай в ручье не считается — там просто рухнула туда, где можно было сбить температуру. Но вот вид речной глади вгонял её в ступор. Пальцы пытались поймать отсутствующий посох, глаза искали команду страховки. Там, в её выжженом мире, попытка искупаться является особо извращённым способом суицида. Если повезёт — жидкость просто тебя разъест, словно кислотой, а не повезёт — схарчат местные мутанты, а если совсем не повезёт, напичкают личинками, и провисишь несколько недель в коконе на полном жизнеобеспечении, медленно умирая, будучи выедаемым изнутри паразитами и прочим агрессивным богатством выжившей природы.

  Так что первое время приходилось входить первым, показывая, что в этих водах можно купаться ничуть не хуже, чем в их бассейнах, в кои вода поступает через сотни разнообразнейших фильтров и ловушек. И только убедившись, что некую лисообразную мадаму жрать никто не собирается, эльфийка шла следом.

  Робкие шажки и готовность с места рвануть назад, под защиту берега и руин — мило, и при том ещё и пугающе. Даже не хочу знать, что именно у них там водится после экспериментов первоэльфов.

  Отпустив мою руку, Стефания набрала разбег и красиво, без брызг, длинным прыжком вошла в воду. А я чо, рыжий, что ли? Ну да, рыжий, куда ни посмотри, но на берегу оставаться не хочу. И, сбросив рубашку, выполнявшую роль подобия килта, я кинулся к реке.

  Среброволосая эльфийка, медитирующая в позе лотоса в лучах закатного солнца, с огромным полунимбом луны над головой — зрелище потрясающее и до крайности завораживающее. А если учесть, что ещё и зелень рядом с Миа начинала выглядеть настолько упитанной и насыщенной, что создавалось впечатление случайно провалившихся из другого мира зарослей — вообще слова кончались. Сидит такая обнажённая невинность желтоглазая, веки полуприкрыты, пальцы заплетены в какие-то хитрые мудры, а вокруг неё трава буквально на глазах изменяется, разрастается, как туша бодибилдера на стероидах в ускоренном воспроизведении, только в отличие от последнего, в ней чувствуются настоящая жизнь и сила.

  В Сути картина ещё более завораживающе смотрится: вокруг девушки раскинулись сотни нематериальных «щупалец», словно бы заигрывающими движениями соприкасающихся с лохматыми завихрениями, тянущимися к ним от ближайших представителей флоры. Миа, как только сейчас стало понятно, частью щупов впитывала разлитую вокруг Силу, прокачивая через себя, вливала её сложными объёмами смысловых структур в зелень.

  Кроме того, что энергия отфильтрована и сконфигурирована в многомерные пакеты раппортов, я ничерта не понял, а потому вернулся к костру дожаривать мясо. Да и вообще — хватит пялиться на прелести эльфы, у меня с некоторых пор, благодаря некой божественно-хаоситской сущности, и свои имеются, и вполне себе даже тоже замечательные.

  Скол лианой обвился вокруг торса, распространяя вокруг себя приятную прохладу, и, поёрзав, свесил оголовок с плеча, абсолютно не мешая моим телодвижениям.

  Чуть позже, когда медовоглазая уже не смогла противиться одуряющему аромату сочной жареной кабанятины и, оторвавшись от медитации, с аппетитом вгрызлась в истекающий соком кусок мяса, я, протянув девушке свежезаваренный койотовский чай, спросил:

  — Няш, а это что было такое?

  — М?

  Ну да, логично, с набитым ртом сложно сказать что-то внятное. Но общий вектор вопроса понял и уточняюще ткнул на островок насыщенной зелени там, где сидела эльфийка.

  Прожевав, девушка неторопливо запила чаем, и только потом, с удовольствием покатав напиток во рту, ответила.

  — А, не обращай внимания. Всего лишь аккумуляция магии про запас, — глаза девушки буквально засияли нежным янтарём. — У нас в местах Силы во время аномальных выбросов уровень энергий едва ли не ниже, чем разлито тут в нормальном фоне.

  Ребро кабана, по растяпистости оставленное мной почти у костра, дрогнуло, подтянулось к другим осколкам костей, и поплыло, словно воск от огня. Волокна мяса, сухожилий, крошки костей и зелень стянулись воедино, укрывшись за фиолетовым туманным маревом, изредка подсвечиваемым изнутри бледно-изумрудными вспышками.

  — Всему своё время, — хитро улыбнулась эльфа, всем видом показывая, что вопросы сейчас неуместны.

  Я, чувствуя едва ли не удовлетворённое мурчание желудка, растянулся у огня, лениво перебирая пальцами раскалённые угольки. Саламандры, покинув волосы, весёлыми язычками пламени попрыгали с моей кисти в костёр, с ходу включившись в танец сородичей.

  — Миа, слушай, а ты когда попала? Я имею в виду год?

  Эльфийка задумчиво почесала кончик носа:

  — В четырнадцатом, в июне.

  — Мне просто интересно, мы с одной Земли или с разных?

  В глазах девушки легко прочиталось, что над этим вопросом она раньше не задумывалась.

  — Как определить?

  — Воспоминания пошерстить на наличие совпадающих дат, например, — я вытянул самый жаркий уголёк, спрятал его в кулаке, чувствуя, как волна очищающего тепла добавляет толику силы телу. — Война когда закончилась?

  — Великая отечественная? Формально — девятое мая сорок пятого, вторая мировая — в сентябре того же года после атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки.

  — Ага. Тут совпадение есть. Союз победил или Германия?

  — Конечно СССР!

  — Ещё вопрос, — улыбнулся я. — Карибский кризис шестьдесят второго не завершится обменом ракетно-бомбовыми ударами?

  — Нет, — Стефания села поудобнее, неторопливо отхлебнула чайный взвар. — Теперь моя очередь. Ты сам когда на Земле пропал?

  — В тринадцатом, летом.

  — Значит, переворот не застал, — констатировала девушка.

  Я подобрался:

  — Переворот?

  — Да. К счастью, мы после чемпионата по футболу переехали в Россию, и нас не зацепило. Переворот в Украине, государственный. Бесновались весь январь и февраль, требовали борьбы с коррупцией, европолитики как по расписанию там мотались, даже пиндосская шваль печеньки раздавала бастующим. Они требовали отставки президента, изменений Конституции, контркоррупционные мероприятия, при этом жгли безоружный «Беркут», снайперы отстреливали и своих, и силовиков. На следующий день после того, как президент согласился со всеми требованиями протестующих, его сместили, а к власти пришли ницисты.

  От сухого голоса девушки стало не по себе.

  — Откуда нацисты?

  — Саш, весь мир знает, что пиндосы под видом поддержки дружеского национального самосознания финансировали всякую падаль радикального толка. Весь этот сраный мир знает, но делает вид, что этих фактов, в том числе полностью закументированных, просто не существует в природе. Понимаешь, мой дед прошёл войну едва ли не с самого вторжения Германии в Беларусь, партизанил с братьями в лесах сначала, потом уже с регулярными войсками дошёл почти до Берлина, на мине потерял ногу... В двенадцатом во Львове, на девятое мая, мелкие нацисты сильно его избили, а милиция не увидела состава преступления, несмотря на наличие нескольких видеозаписей. Нервы у отца не выдержали, он нескольких вычислил, поправил им идеологию и добавил инвалидности, и мы остатками семьи, пока органы не очухались, вернулись на старую родину. Арти говорит, что после того, как... как я... — слезинка сбежала по щеке эльфийки. — В общем, после моей смерти отец ушёл в ополчение на Донбасс, воевать против нацистов, вскормленных Штатами.

  — Донбасс, оплчение? — Я помотал головой, пытаясь понять, что и как там завертелось.

  — Да, — Миа стёрла мокрую дорожку тыльной стороной ладони. — Сначала из состава Украины вышел Крым, референдумом присоединился к России. Донецк и Луганск слишком долго раскачивались, а когда поднялась истерика пиндосов и еврогейцев, стало уже немного поздно. Харьков, Запорожье, Одесса — так и не смогли восстать. Донбасс смог. Знаешь, слёзы наворачиваются, когда смотришь репортажи оттуда, слёзы гордости. Обычные шахтёры, учителя, водители — смогли остановить и практически ополовинить армию, подвластную киевским неофашистам.

  Внутри меня клокотал огонь, Скол, вторя, выращивал и тут же развеивал тонкие льдистые лезвия, и даже мои саламандры, настороженно подобравшись, затихли на краю огня, готовые к атаке.

  Я подсел к девушке, прижал к груди.

  — Слушай, няшик, кажется, у нас на примете есть общие личности, остро нуждающиеся в ликвидации.

  — Да, — выдохнула Миа в мою грудь, шмыгнула. — Валить их надо, полностью вычистить генофонд от таких тварей.

  Я максимально ободряюще похлопал кровожадную сумеречную эльфийку по плечу:

  — Тогда обещаю, что после того, как миссия будет выполена, помогу тебе, если найдём способ выбраться на Землю.

  — Честно?

  — Солнце моё, мы ж кто? Мы ж наносим добро и прочие причинения справедливости во имя Хаоса. Значит, априори имеем несколько отличные от общегуманных морально-этические рамки и представления. Добро с магическими кулаками, да и вообще — кто, если не мы?

  Эльфийка выгнулась, поцеловала в щёку:

  — Спасибо, Сашка.

  — Не боись, авось и хусим — верные вечные спутники нашего рода, а значит, справимся, — не дожидаясь ответа остроухой, я поцеловал эльфу в покрасневший носик. — Если доживём, конечно, — добавил я про себя, ощутив, как ласковые пальчики девушки заскользили по моему телу.

  А потом стало не до мыслей...

  — А-а-апчхи!

  — И где ты тут пыль-то только нашла?

  Миа пожала плечами, одновременно пытаясь сделать из топа лицевую маску.

  Пустующий бункер встретил нас сумраком и вязким, словно бы желейным эхом. Я логично предположил, что ребята из отряда могли что-нибудь оставить на память, как лишний, ненужный груз. А так как эльфа может в любой момент провалиться в родной мир, и неизвестно где именно выпадет, то решено было водрузить на девушку разгрузку и вооружение. Палка-времякопалка, которая артефакт темпорального сдвига, эльфячий посох, снайперская винтовка и несколько клинков, плюс всякой иной стреляющей мелочи, подхваченной втихаря внезапно проявшим хозяйственность Чуком на поле боя со слаат. Плюс биоинженер сумела частично восстановить свою броню. Эх, отличный всё же костюмчик этот «хамелеон Гвардра» — из двух щитков, опираясь на ресурсы окружающей среды, восстановился до нагрудника, надпозвоночного щитка, вырастил четыре пулятельных лапки, и полностью воссоздал защиту органов брюшной полости и таза. И сейчас эльфийка щеголяла в узорчатой скорлупке, рисунок в толще которой не только не скрывал, а вовсе даже наоборот — исключительно изящно подчёркивал все эстетически идеальные достоинства хозяйки. Незащищёнными остались только руки, ноги и голова. Дыхательные фильтры ещё не восстановились, возникла проблема с развёрткой части плетения, и решить её пока не удалось. Впрочем, оно и не обязательно. Воздух здесь хороший, иммунитет у девушки сильный, биологической угрозы ни ей, ни мне, ни миру не представляется — Федя проверил всё досконально, а искину Древних верить можно.

  — Санька, чего ты тут найти хочешь?

  Я осторожно, предварительно просканировав в Сути, заглядывал под лежаки — больше ничего в бункере о недавнем схроне отряда «Ха-Тонг» не напоминало.

  — Вот это вот, — я с довольным видом вытянул из-под кривоватого, иссохшего лежака весьма объёмистый свёрток.

  Облегчённая версия револьвера, со стандартным расположением ствола в верхней части оружия, подсумок с патронами к нему, и два — с патронами к моим дыробоям, а так же набор спидлодеров, пакет с одеждой, гораздо более пухлый, чем выданный ранее, скромная связка из восьми защитных амулетов обоих типов, и сложенный вчетверо лист довольно качественной, хоть и уляпанной жирными разводами бумаги.

  Верхнюю часть занимали несколько строчек, написанных размашистым почерком, нижнюю — схематичное изображение Кори-Анта и направление к Эри-Тау. Надеюсь, стороны света тут всё же выверены, а то не хотелось бы нарезать круги по незнакомым лесам.

  — Карта сокровищ?

  — Нет, дорога к Анклаву. И, чувствую, без данных спутниковой разведки сориентироваться по ней будет крайне сложно.

  Толмач наконец-то синхронизировал тексты, и я принялся за чтение.

  Леди Кайна, приносим нижайшие извинения за весь отряд, что не стали Вас дожидаться, но надеемся на Ваше понимание: состояние здоровья наших соратников сильно ухудшилось, и если бы мы не приняли мер по скорейшей эвакуации пострадавших, нам бы пришлось проводить их в Круг здесь, вдали от родственников и друзей.

  В качестве скромной, но наверняка необходимой компенсации оставляем Вам часть оружия, снаряжения, а так же иных полезных предметов.

  Изображение на карте не отличается идеальной достоверностью, но, увы, ни я, ни Тофф не владеем искусством точного совмещения масштабов в жизни к бумажным линиям. Одно могу сказать точно — мимо реки Вы не пройдёте, а она несёт свои жизнетворные воды через благославенный Эри-Тау. Так что ежели подвернётся такая возможность, будем рады Вас видеть.

  Да и должны как-нибудь достойно отплатить Вам за неоценимую помощь, оказанную нам.

  Просто передайте старшему стражи, что ищете Хвалиса Наррго или Тоффа по прозвищу Коротышка из отряда «Ха-Тонг».

  За сим разрешите откланяться,

  обязанные Вам

  капитан Хвалис и старший сержант Тофф,

  а так же члены отряда «Ха-Тонг» Департамента исследований внешних территорий Анклава Эри-Тау

  17-го дня месяца Найен, года 893 С.М.А.[7]

  Эльфа забавно пошевелила ушками:

  — Ух, витиевато загнуто. А Что такое эс-эм-а?

  — Понятия не имею, но скоро выясню, — я указал на свой рюкзак. — Запасов маловато, а чуйка подсказывает, что пополнить их смогу только там. Да и проведать надо бойцов, как дела у них обстоят.

  Я взвесил малый револьвер, протянул его эльфе:

  — Держи игрушку, авось пригодится.

  В узкой ладошке миниатюрной девушки оружие смотрелось более чем внушительно. Упаковав оставленное капитаном в рюкзак, я подхватил подсумок с патронами и приобнял Стефанию:

  — Айда постреляем, няш?

  — А айда, — впервые вижу девушку, столь охочую до огнестрела. Вспомнилось, с каким огнём в глазах Миа разглядывала мои револьверы, даже порывалась пострелять пару раз, но всё же здравый смысл восторжествовал и эльфийка согласилась, что вывих плеча или, ещё хуже, перелом костей — отнюдь не лучшее решение на данный момент, по крайней мере до тех пор, пока доспех не восстановит усилители мышц и компенсационные системы нагрузки.

  У выхода из бункера нас встретил Шепард. Эльфин некроголем, больше всего похожий на проросшую острой травой сколопендру на длинных крабьих лапках, с довольным писком кинулся к хозяйке и, мгновенно взлетев на плечо, удовлетворённо «замурчал», хотя этот звук больше похож, на самом деле, на едва слышимое потрескивание костяных трещоток.

  — Соскучился, малыш, — девушка ласково погладила ребристо-шипастую костяную голову голема, за что была мгновенно удостоена весьма мелодичным перестуком пластинок брони создания.

  — Миа, блин, а почему Шепард-то?

  — А потому что живее всех живых, хотя уже и помер разок, — подмигрула остроухая.

  — Эль-Лич, как мне кажется, больше под описание подходит, — хмыкнул я, разглядывая животинку. Гибкое тело, четыре пары глаз, острые мандибулы а-ля Хищник, скрывающие многозубую пасть. — Лысый и спокойный.

  Эльфа встала как вкопанная:

  — Саш, у вас чего, Ленин воскрес?!

  — С чего ты взяла?

  — Ты сам сказал, что живой, хотя раз умереть успел.

  — Щютка йумора, — развёл я руками. — Звиняй, по-другому умею. Лежит себе спокойненько Ильич в мавзолее, отдыхает, и, увы, сухой и костлявенькой, но твёрдой рукой вести народы к светлому коммунизму не собирается.

  Свежесозданный голем Шепард размытой молнией сиганул вверх, заставив Миа заметно покачнуться, и с довольным видом костяной морды, хелицерами прижимающей к себе трепыхающуюся пернатую мышь, приземлился на обломок стены.

  Летун ещё подёргал крыльями, теряя последние серые пёрышки, и затих, усыхая буквально на глазах. Мы подошли к голему, Миа заинтересованно присела рядом с питомцем:

  — Щоб мэни так жилось, — вырвалось у неё. Девушка показала изящным пальчиком на пасть Шепарда. — Видишь?

  Я присмотрелся. Почесал тыковку. Присвистнул. Почесал ещё раз и, расстегнув кобуру, отошёл на несколько шагов назад.

  — Ты чего, Сашка?

  Я в недоумении посмотрел на лучащуюся счастьем эльфийку:

  — Я? Я ничего, а вот ты скажи, зачем карманного Ктулху вырастила?

  Из глубин пасти Шепарда, откуда-то из района глотки, к тушке невезучего летуна присосалось с полдюжины тёмно-красных щупалец, в местах соприкосновения с плотью они выпустили тонкие белёсые усики, кои с успехом ввинчивались внутрь пернатого грызуна.

  — Боишься, что моск зохаваит?

  Я постучал себя по черепушке:

  — Было бы что хавать, с голоду же сдохнет. Просто напомнило один жадный до крови кустарник, — перед глазами всплыла картина ползучих корешков в неизвестном мире, меня перетряхнуло — не свали оттуда вовремя, может, и костей бы не осталось.

  — Он не опасен. Просто зубы пока не приобрели должной прочности, — эльфийка ласково почесала загривок голема, на что сёрбающий некрохимероид ответил довольным постукиванием пластинок спины. — А вообще, я довольна этой разработкой. Даже не ожидала, что реплика функциональных узлов нашего славного сэра Клеймора так удачно наложится на базовую схему разведчика.

  Я немножко закашлялся:

  — Клеймора?

  — Ага. Интересная у него структура связи ауры и физического тела.

  Застегнув кобуру, я сел рядом с сумеречной девой:

  — Я думал, что один такой вумный, догадавшийся умыкнуть слепок его тонких структур.

  Миа засмеялась, ткнула маленьким кулачком в плечо:

  — Нас как минимум двое.

  — А зачем?.. — я покосился на голема, старательно высасывающего остатки летуна.

  — Не знаю, куда выкинет. А разведчик, если успеет поднабрать сил и окрепнуть, станет неплохим подспорьем в пути до территорий Домов, — эльфа пошевелила в задумчивости ушками. — Да и интересно, сработает эволюционная закладка, или нет.

  Я глянул на то, что ещё вчера вечером, после того, как спало марево, булькало в небольшом углублении, пускало крупные матово-чёрные пузыри, лопающиеся с непередаваемым ароматом хорошо переваренной гнили, и признаков жизни не подавало. Шепард, оставив высушенную тушку, поуркивал, выгибая острохребетную спинку, на которой пульсировали, увеличиваясь буквально на глазах, две крупные мозоли.

  Затаив дыхание, мы смотрели за метаморфозами экспериментального некроголема. Тоненько запищав, Шепард выгнул до хруста спину, и пузыри лопнули, оставив после себя стремительно сохнущие серо-зелёные кожистые крылышки, украшенные тонкими длинными когтями.

  Растопырив их в стороны, голем сделал несколько шагов, примеряясь к новой балансировке, и, умильно зачвиркав, пополз на прежний насест.

  — Кажется, сработала, — Миа обняла меня, чмокнула мягкими губами в нос, серьёзно посмотрела в глаза. — Сань, а где тут можно пострелять?

  Я открыл глаза. Ночь, звёзды перемигиваются, в небе неторопливо ползут две луны, рядом тихо плещется о каменные стены вода в канале, шелестит трава. Что-то не так.

  Приподнявшись на локтях, я осмотрелся. Миа нет ни слева, ни справа. Только подаренная метаморфом рубашка, сидевшая на эльфийке как короткое платье, медленно остывает. В глубине Сути, на самом краю восприятия, неторопливо тают белесые последыши Тумана.

  Подтянув опустевшую рубашку, я зарылся в неё носом, стараясь успеть надышаться впрок ароматом Миа.

  Старикан ошибся со своим прогнозом, девушку утянуло обратно только на шестой день. Ночь, если точнее. За вычетом времени на взаимную реанимацию, это были самые счастливые четыре с половиной дня в моей жизни. И, насколько я могу понять, не у одного меня.

  По крайней мере, Стефания заметно расцвела, напиталась Силой и энергией по самое не балуйся, разве что из ушек острых накопленное не брызгало.

  Девушка облазила всю доступную территорию, походя начисто слопала заблудившуюся стайку хосков, насобирала образцов флоры и фауны столько, что мне стало боязно за её внепространственные карманы — как бы не лопнули от такого количества препаратов. С другой стороны — плоды природы тут весьма хорошо адаптировались к близкой аномалии, а значит, у них есть шанс прижиться на выжженных, отравленных островах, оставшихся от континента под странным названием Восточная Дага. Восстановление экосистемы — дело крайне полезное, главное, чтобы всё это добро там прижилось и не мутировало вслед за тем немногим, что умудрилось выжить под доисторическими аналогами атомного пламени.

  Удачи ей в её начинаниях, искренне и от всего сердца.

  Тяжело вздохнув, я свернулся калачиком, прижимая рубашку к телу. Впервые с момента возвращения я ощутил холод и одиночество.

  — Ну и как тебе — быть трахнутым знойной эльфийкой?

  — Вообще-то...

  Артас довольно развалился в кресле:

  — Не оправдывайся — не ты её, она — тебя. Изобретательная деваха, да? — Хаосит подмигнул и с чавканьем вгрызся в грушу.

  — А подсматривать, товарищ бог, нехорошо, — ну и фиг с ним, с Артасом. Вуайерист хренов. — Записи ещё сделал, колись?

  — Чем?

  — А мне откуда знать, что у тебя там в арсенале позаныкано?

  Артас покачал ногой, удерживая шлёпок только на большом пальце.

  — Не записывал, — хаоситская сущность пригубила кофе. — Фото дать?

  Кофе и груши... Знатное слабительное, однако. Ты б ещё лимончиком закусил, для надёжности.

  — Сдаётся мне, что ни разу ты не Артас, — я посмотрел в глаза богу. Странное ощущение — с бездной не сравнится, но как будто в дурку заглянул в день открытых дверей.

  — На основании чего такие весомые предположения?

  Я молча сожрал грушу и цинично замариновал хвостик в чашке.

  — Значит, тебе я обязан этим телом, — хмыкнул я, подтянув следующий фрукт. — Ну, здрав будь, Шут.

  — Как узнал, хвостатый?

  Я довольно улыбнулся:

  — У тебя глаза отмороженные чуть больше, чем полностью.

  Псевдоартас как-то поплыл, подёрнулся рябью, и увеличился в размерах, изменив внешность. Передо мной сидел здоровенный рыжий негр с жутковатым шрамом на левой шеке, который не мог скрыть даже весьма искусный гримм, в безрукавке и шароварах, с парой ятаганов, заткнутых за широкий не то пояс, не то кушак. Стильненький буратино, чо. В подворотне с таким встретишься — на кирпичах озолотишься.

  Я почесался за ухом, сладко жмурясь и помуркивая.

  — Так с какой целью призвал сюда? Не просто ж кофе попить?

  — А хоть бы и кофе, — Шут хлопнул себя по коленям. — Экселенц немного занят, так что задачу ставить буду я.

  Неторопливо раскурив сигару, подручный бога Хаоса довольно растянулся в кресле, жалобно треснувшим под его весом.

  — Задача, как Артас и говорил, простая — располагаешься в Эри-Тау, чутка отдыхаешь после боевых подвигов. А потом, в промежуток между вторым и пятым днём Лендорга, собрав попу в горсть, отправляешься на деактивацию следующей аномалии. Расположена недалеко от Анклава, примерно в трёхстах пятидесяти километрах от его стен на юг. Местность гористая, труднопроходимая, — глаза Шута неприятно сверкнули из-под густых бровей. — По воздуху не доберёшься, даже не думай. Фауна местная очень не любит всякие летающие штуки, плюс постоянный сильный ветер и сверхвысокие выбросы пара и газов. Давление там такое, что любой дирижопель развалится прямо в воздухе.

  Ориентиры — старый разрушенный храм на востоке, река на юго-западе, дырявая горка на юге. На карте отмечено, в общем, — посланник протянул мне мятую бумажку антикварного вида.

  Сунув её в карман, я погладил Скола, дремлющего на плече.

  — Понял. Так что там насчёт фото?

  — Извиняй, порнухи нет, — развёл Шут руками, в одной из которых оказался плоский каменный блинчик из тех, что принято пулять по воде, отсчитывая количество прыжков. Поверхность камешка тускло засветилась, над ней начали клубиться белёсые испарения, а в них — протаял образ Миа. Длинные волнистые пряди падали на грудь, губка загадочно прикушена, в глазах — нега и неясное обещание.

  Шут бросил камушек мне:

  — Держи на память.

  — Пасиб, — ответил я, пряча камушек понадёжнее, и уже ощущая, как меня начинает тянуть обратно в Эрдигайл.

  Шут сел так, что его лицо оказалось напротив моего.

  — И всё-таки, каково это — когда не ты, а тебя?

  — Это здорово, Шут, — улыбнулся я, погружаясь в яркие воспоминания. — До встречи.

  И Туман сомкнулся надо мной.

 

Сноски:

ave atque vale, vilpis abnormalis (стил. лат.) — здравствуй и прощай, ненормальная лиса

гр. Люмен, «Гореть»

гр. Butterfly Temple, «Волки Одина»

гр. Nonamerz, «Слава моей судьбе!»

гр. Машина времени, «Костёр»

гр. Беz билета, «Ромашка»

С.М.А. - от сотворения мира между Анклавами. Фактически - задокументированный договор о сотрудничестве и взаимопомощи перед лицом глобальной угрозы