Второй месяц ознаменовался отъездом родителей.
С уходом за малышом с трудом, но я все-таки справлялась. Соблюдать диету стало неимоверно трудно. Все время хотелось есть, и не что-нибудь полезное, а булки, колбасу и жирных-прежирных цыплят.
Риск растолстеть до бегемотских размеров не шел ни в какое сравнение с тем, чем стала для меня еда. Это было единственное доступное удовольствие. Находясь в постоянном стрессе из-за новой социальной роли, из-за неудовлетворенности своим внешним видом и укоренившейся во время беременности привычки много есть я создала из еды культ. Успокоение таилось в очередной булке.
Но мне повезло, мне всегда везет. Мой обмен веществ справился, и, даже несмотря на мой зверский аппетит, я все равно медленно, но верно худела.
Конечно, помогло кормление грудью.
Казалось бы, ребенок был причиной стольких физических страданий и психологических проблем, что я могла не принять его. Но я люблю его до дрожи. Глядя на его маленькую головку у своей груди, я поняла значение слов «самое дорогое в жизни».
Но грудное вскармливание далось мне героическими усилиями. Мало того, что в роддоме я неделю мучила себя дьявольским изобретением — молокоотсосом. В течение первых трех месяцев я страдала от ужасной боли в груди, от которой я каталась по кровати и выла. Чтоб не напугать ребенка или близких, выла я исключительно в подушку.
Мою грудь изнутри жгло огнем, словно она наполнялась не молоком, а осколками битого стекла. Никакого обезболивающего, кроме таблетки ибупрофена, мне было нельзя. Ибупрофен в разрешенной дозе не помогал, а принять больше мне не позволяла ответственность перед новорожденным. Начитавшись форумов, я стала подозревать, что, возможно, в мою грудь попали микробы из-за рассосанных в кровь сосков (это не шутка). Однако анализ молока на стерильность установил, что мое молоко образцово-показательно здорово.
Когда врач-гинеколог сочувственно сообщила, что у меня узость молочных протоков, я еще верила, что от этого есть средства. Но никаких лекарств не существовало, правда, немного помогал горячий душ. Днем боль немного стихала, и каждый раз я думала, что протоки разработались и больно больше не будет. Под вечер я, уставшая, добиралась наконец до подушки. Ребенок сытый и сухой, пеленки поглажены, и можно наконец поспать. Я находила удобную позу, закрывала глаза и… через пять минут со слезами на глазах вставала и шла в ванную. Там я сидела, обливаясь слезами, под горячими струями до тех пор, пока чуть не падала от усталости. Изможденная, я шла назад в спальню. К этому времени ребенок просыпался перекусить…
Это было чертовски тяжело. Возможно, это и было поводом для моего озлобления на всех и вся в эти три месяца. Как ни странно, на мою вселенскую и трепетную любовь к маленькому чуду это никак не повлияло.
Казалось бы, он был причиной стольких физических страданий и психологических проблем, что я могла не принять его. Но я люблю его до дрожи. Глядя на его маленькую головку у своей груди, я поняла значение слов «самое дорогое в жизни».
Боль была очень сильной, но материнский инстинкт был сильнее.
И все же, несмотря на все трудности, мне совсем не хотелось выпадать из жизни. За три месяца после родов я написала две статьи, которые благополучно увидели свет на страницах элитного издания в сфере транспорта.
Также я навестила своих коллег. Сменила цвет волос и сделала новую прическу.
