Первой мировой войне предшествовала длительная подготовка, в том числе и в форме тайной войны. Немецкая разведка, возглавляемая специальным управлением генерального штаба, едва ли не единственная из всех разведок европейских государств пыталась насадить массовую агентуру в пограничных районах своих будущих противников. Немецкими разведчиками были наводнены восточные департаменты Франции и западные губернии России. Германская разведка — также, кажется, одна среди всех остальных — составляла обширную картотеку («черную книгу»), включавшую десятки тысяч имен жителей других стран, которых можно было бы завербовать на службу. На каждого внесенного в «черную книгу» была заведена особая карточка. В ней отмечались имущественное, служебное и семейное положение указанного лица, его наклонности, слабости, тайные пороки. Опираясь на эти сведения, при вербовке прибегали в одном случае к запугиванию, в другом — к подкупу, в третьем — к обману.

В XX в. германскую разведку считали непревзойденной в Европе. Однако ее руководители столь же уступали Штиберу, сколь посредственные политики, сменявшие друг друга на посту германского канцлера, — Бисмарку. Новые главари германского шпионажа были лишены изворотливости и гибкости, являвшихся неотъемлемыми качествами старой полицейской ищейки. Правила, установленные Штибером, выродились в шаблоны, применявшиеся без воображения и изобретательности и, что еще важнее, нередко без учета изменившихся условий. Даже главный «принцип» Штибера — массовость шпионажа — иногда становился источником неудач. У Штибера крупицы сведений, сообщаемых ему агентами, складывались как малый, но необходимый элемент в мозаике, как частички, которые помогали составить ясную общую картину.

Теперь же такие крупицы собирались в груду малоценных и часто не поддающихся проверке известий, в которой могли отсутствовать самые основные звенья. Эта информация создавала лишь иллюзию осведомленности, тем самым парализуя стремление исправить дело…

Несмотря на это, немецкая шпионская служба выделялась среди разведок других стран, к примеру — Великобритании. Здесь уместно сделать несколько предварительных замечаний.

40 лет, прошедшие после окончания наполеоновских войн, были временем упадка английской военной разведки. Буржуазия Англии — страны, превращавшейся в «промышленную мастерскую мира», — не предполагала вести крупномасштабные войны в Европе. Не имелось даже карт вероятных театров военных действий. Во время Крымской войны в 1854 г. командующий британскими войсками, высадившимися в Крыму, лорд Раглан жаловался, что для него дорога на Севастополь была «такой же загадкой, как для Язона и аргонавтов две с половиной тысячи лет назад». В феврале 1855 г. был создан в военном министерстве топографический и статистический департамент, который занимался в основном картографией и лишь с 1871 г. стал получать донесения от военных атташе. Через два года он был превращен в Разведывательный отдел (такой же отдел был создан британской администрацией в Индии). В 1886 г. было образовано Военно-морское разведывательное управление. Функции контрразведки были возложены на организованный в 1877 г. Криминалистический департамент расследований, который, однако, в основном выполнял обязанности политической полиции (прежде всего вел борьбу против ирландских революционеров), чем, впрочем, занималось и Управление столичной полиции. Относительно большее развитие получила военная разведка.

Английская разведка делала упор не на количество, а на качество информации, которая должна была освещать главное и основное, не размениваясь на мелочи. Такая линия была, конечно, не случайной. Правящие круги Великобритании все еще лелеяли надежду, что, как и в прежних войнах, им удастся заставить другие страны таскать для них каштаны из огня. Английское правительство в это время еще не предполагало, что ему придется спешно создавать массовую армию для посылки ее на Западный фронт против немцев и на ряд других фронтов. Поэтому до поры до времени «мелочи», которые могли сообщать многие шпионы, казались тогда нужными скорее для других участников Антанты, чем для самой Великобритании. А черезмерная забота об интересах союзников была совсем не в традициях английской политики.

Между тем все отчетливее стала вырисовываться вероятность или даже неизбежность столкновения Англии с Германией, что начали осознавать правящие круги Великобритании. В десятилетие, предшествовавшее 1914 г., Европа не раз находилась на пороге войны. А в 1911 г., во время Агадирского конфликта, британское правительство устами Дэвида Ллойд Джорджа недвусмысленно дало понять Берлину, что Англия ответит войной, если будут затронуты ее имперские интересы. Ускорилась гонка морских вооружений. Перспектива надвигавшегося противоборства определяла деятельность Форин оффиса. Конечно, это не могло не отразиться и на деятельности британской разведки и контрразведки. Один из высших военных руководителей, генерал Генри Вильсон, сам не раз объездил на велосипеде бельгийско-германскую границу и поощрял к этому своих офицеров. Так было зафиксировано строительство в Германии новых железнодорожных линий, что позволило составить представление о главных контурах знаменитого «плана Шлиффена», который незадолго до того был принят в Берлине.

…В 1908 г. капитан Уильям Реджинальд Холл — будущий глава военно-морской разведки — лично отправился в Германию, чтобы получить информацию о строительстве дредноутов и береговых укреплений. Районы доков и фортов тщательно охранялись полицией. Тогда Холл попросил у находившегося в Киле герцога Вестминстерского одолжить ненадолго его моторную яхту. Переодевшись в спецовку судового механика, Холл вместе с двумя другими офицерами — капитаном Тренчем и лейтенантом Брендоном — промчался по гавани до верфей, где строились корабли. Здесь «неожиданно» мотор заглох, и офицеры незаметно сделали нужные фотографии.

В 1910 г. Тренч и Брендон отправились в новый разведывательный вояж вдоль побережья Германии. Но Брендон был схвачен при осмотре артиллерийских батарей. Тренч остался в Германии, надеясь добиться освобождения Брендона, но вскоре тоже был арестован. У обоих англичан нашли компрометирующие документы, и германские власти вскоре установили, кем являются мнимые туристы. Тренч и Брендон были приговорены к четырем годам заключения.

В том же 1910 г. в Бремене был задержан английский разведчик капитан Бертрам Стюарт, также занимавшийся обследованием германских укреплений на островах и на побережье от Куксхафена до Эмдена. Стюарта приговорили к шести годам тюрьмы. Всех троих британских офицеров помиловали в 1913 г. в связи с визитом в Германию английского короля Георга V.

В начале XX в. одним из наиболее важных английских агентов был пресловутый Сидней Рейли. Он работал на английскую секретную службу примерно с 1897 г. (по некоторым данным, его завербовал английский разведчик майор Фозерджил, возглавлявший «научную» экспедицию в неисследованные районы Бразилии, в состав которой Рейли входил в качестве повара). В числе первых заданий, полученных Рейли, была поездка в Петербург. Там он совмещал свои обязанности британского шпиона с ухаживанием за молодой женой английского священника Хью Томаса, который не отличался крепким здоровьем. Рейли убедил Томаса, что он лучше любого доктора в состоянии давать полезные медицинские советы. Томас поверил и продолжал следовать им и после возвращения на родину. Вскоре он скончался. (Рейли, предчувствуя близость его смерти, настоятельно порекомендовал своему другу перебраться на континент, где смерть ни с кем не знакомого англичанина не могла вызвать никаких кривотолков.) Что же касается Рейли, то он поспешил жениться на Маргарет Томас: вдова унаследовала от мужа весьма солидное состояние. Но отношения молодоженов складывались отнюдь не радужно. Маргарет начала пить. Рейли не раз во время своих командировок отсылал надоевшую супругу домой и даже настойчиво добивался развода. Когда же это оказалось чрезмерно хлопотливым делом, шустрый джентльмен каким-то образом принудил Маргарет к молчанию, а сам женился во второй раз, забыв упомянуть о своем первом браке. Справедливости ради следует, впрочем, отметить, что своей третьей официальной жене Рейли все же сообщил о существовании второй, оставив их обеих в неизвестности относительно первой.

Более прочный характер носил альянс Рейли с британской разведкой, хотя и здесь не обходилось без трений. Разбогатевший на финансовых спекуляциях, Рейли считал, что ему мало платят, и одно время в знак своего искреннего негодования по сему поводу даже покинул службу. Размолвка, впрочем, оказалась недолгой.

Рейли покровительствовал Г. Хозьер — отец будущей жены Уинсто-на Черчилля. Через Хозьера позднее были завязаны и тесные связи между Черчиллем и Рейли.

С разведывательными поручениями Рейли объездил многие страны. Бывал он и на Ближнем Востоке, а накануне русско-японской войны — в Порт-Артуре, где выдавал себя за представителя фирмы, торгующей лесом. Рейли выкрал план укреплений и шифр, использовавшийся царским командованием. Чтобы быстро уехать, не возбуждая подозрений, Рейли разыграл бурную влюбленность в некую даму и убедил предмет своей неожиданной страсти отбыть в Японию. Разумеется, немедленно последовал за ней и сам Рейли, где продал добытые сведения за большие деньги японцам. (Напомним, что Япония была тогда союзницей Англии и британская разведка, кажется, ничего не имела против этого частного бизнеса своего агента.) Ездил Рейли и в Китай. Одно время он жил даже в ламаистском монастыре, изображая из себя буддиста.

Далее задания Интеллидженс сервис привели Рейли в Германию. Под именем рабочего-сварщика Карла Гана он поступил на завод Круппа. Английские авторы утверждают, что там Рейли, боясь разоблачения своей шпионской деятельности, убил двух сторожей (на его счету числилось вообще немало «мокрых дел»). За некоторое время до начала первой мировой войны Рейли снова приехал в Россию и стал членом купеческого клуба в Петербурге. Он вел широкие торговые операции, продавая все — от патентованных лекарств до авиационных моторов. Самое любопытное, что этот богатый англичанин, роскошная квартира которого, заполненная картинами художников эпохи Возрождения, напоминала музей, формально состоял… представителем немецкой судостроительной компании «Блом и Фосс», добывал для нее крупные заказы, вызывая иногда даже недовольство ее британских конкурентов.

Трудно сказать, был ли Рейли в это время шпионом-двойником, но несомненно, что ему удалось получать крайне важные для Лондона сведения о немецкой судостроительной промышленности. Во время первой мировой войны Рейли занялся выгодным делом — закупкой оружия в США по заказам царских властей. Возможно, в это время он менее активно, чем ранее, выполнял прямые шпионские задания, увлекшись торговыми и финансовыми операциями. Однако в 1917 г. он уже снова на активной службе. Рейли несколько раз сбрасывали на парашюте за германскими линиями. Во время одной из таких акций английский разведчик в костюме немецкого ремесленника сумел собрать данные о готовившемся германском наступлении. Под видом немецкого офицера Рейли побывал в Восточной Пруссии, будто бы даже проник на совещание, на котором в присутствии кайзера Вильгельма II обсуждались планы подводной войны против торгового флота Антанты. Рейли якобы попал на это совещание переодетым в мундир полковника, которого незадолго до этого убил и скрыл труп в канаве. Этот последний эпизод излагается исследователями со слов самого Рейли, который в таких рассказах истины придерживался очень редко. Вообще многое сообщаемое английскими историками о похождениях Рейли в годы первой мировой войны подлежит проверке. Однако несомненно, что ему не раз удавалось добывать информацию первостепенного значения и что его акции в Интеллидженс сервис котировались очень высоко, когда в 1918 г. он снова появился в России, на этот раз в Москве…

В английской буржуазной историографии провалам в подготовке к войне 1914—1918 гг. дается более чем благовидное объяснение. Англия, мол, не стремилась к конфликту и вследствие своего миролюбия не хотела верить в неизбежность войны. Этот миф давно уже отвергнут серьезными учеными. Он полностью разоблачен в трудах советских историков. На деле речь шла о серьезнейших просчетах британских политиков и военных в оценке приближавшегося гигантского столкновения, в определении размеров и форм участия в нем Англии. Позднее в своих «Военных мемуарах» Ллойд Джордж, министр, а потом глава британского правительства в военные годы, писал: «Военное ведомство находилось во власти реакционных традиций. Политика военного ведомства, казалось, сводилась не к подготовке будущей войны, а к подготовке предыдущей или предпредыдущей войны». Совершенно не представляя себе ни масштабов будущей войны, ни того, что Англии предстоит послать на поле сражения миллионы солдат и мобилизовать всю промышленность на военные нужды, соответствующие британские инстанции не имели почти никакого понятия о том, что им нужно знать о будущем противнике, о его военном потенциале.

Созданию английской контрразведки посильно содействовала… беллетристика. Это ее немалая заслуга в том, что Англию не раз охватывали волны шпиономании. Первоначально в научно-фантастических романах вторжение на Британские острова осуществлялось Францией. В 1900 г. полковник Ф. Н. Моуд опубликовал «Отчет» о будущем десанте, в котором будто бы участвуют 120 тыс. французских солдат. Книжный рынок стал заполняться сочинениями вроде «Разграбление Лондона, или Великая французская война 1901 г.», «Предстоящее Ватерлоо», «Новый Трафальгар» и т.п. Эти воображаемые вторжения неизменно подготовлялись иностранными разведками. Особенную известность приобрели романы Уильяма Леке. В одном из них, «Угроза Англии. История секретной службы», главным злодеем выступает вездесущий французский агент Гастон ла Туш, стремящийся к низвержению английского могущества. Другой роман Леке на ту же тему — «Тайна Форин оффиса» — увидел свет в 1903 г. Стоит упомянуть, что разведывательный департамент морского министерства еще ранее перевел аналогичное сочинение какого-то французского офицера «Война с Англией», изданного с грифом «Только для служебного пользования».

Однако, предвосхищая создание в следующем году англо-французской Антанты, некий Е. Чайлдерс опубликовал ставший бестселлером роман «Загадка песков», повествующий уже о германском вторжении, которое было подготовлено теперь, естественно, немецкой разведкой. Леке тоже переключился на Германию. В 1905 г. газета «Дейли мейл» напечатала его роман «Вторжение 1910 года». Он был переведен на

27 языков. Немецкий переводчик, к негодованию Леке, присочинил при этом свою концовку: вторжение заканчивалось полной победой Германии. Влиятельный журнал «Куортерли ревью» в. июле 1908 г. уверял читателей, что в восточной части Англии 50 тыс. немцев — владельцев «пабов» (трактиров) и официантов представляют собой на деле «разведывательную сеть, которую еще никогда ни одно государство не создавало на территории другого». А член палаты общин Д. Бэрлоу оглушил своих избирателей цифрой 350 тыс. немецких шпионов, что составляло половину численности германской армии мирного времени.

Леке, не ограничиваясь сочинением фантастических романов, ездил под чужим именем по различным европейским странам и выискивал там немецкую агентуру. Этот нелепый вояж, конечно, не мог привести ни к каким действительным разоблачениям, хотя Леке удалось встретиться с одним из руководителей германской разведки, Густавом Штейнхауэром, и сделать попытку убедить его, что ему, Леке, хорошо знакомы едва ли не все шпионы Европы. Свои мифические «разоблачения» Леке подытожил в 1909 г. в книге «Шпионы кайзера. Заговор с целью разгрома Британской империи», в которой опять рассказывалось о 50 тыс. германских разведчиков в Англии. Под влиянием этих россказней глава германского отдела британского военного министерства Уильям Туейтс подсчитал, что в Англии скрытно размещены 90 тыс. немецких резервистов, готовых к действиям в случае войны. В фантазии Леке уверовал и его друг подполковник Д. Эдмондс, ведавший тогда вопросами контрразведки. Эдмондс стал регулярно докладывать о германских шпионских полчищах военному министру Р. Холдейну. Это привело к созданию специального подкомитета при Имперском комитете обороны в составе военного и морского министров, а также министра внутренних дел и других крупных чинов для изучения вопроса «о природе и размахе иностранного шпионажа». Практическим результатом было организационное оформление военной контрразведки.

…В начале 1940 г. во время одного из налетов гитлеровского «люфтваффе» на Англию зажигательная бомба попала в здание бывшей тюрьмы Уормвуд-скрэбс. Вряд ли фашистский летчик подозревал, какой удар нанес британской секретной службе. Возник пожар, в пламени исчезли архив и огромная картотека английской контрразведки, включавшая сведения о всех подозрительных. Правда, первоначально ущерб казался не столь большим — ведь именно на случай гибели картотеки с нее были сняты фотокопии, которые хранились в глубоких подвалах, недоступных для вражеских атак с воздуха. Однако при ближайшем рассмотрении выявилась досадная деталь — снимки были сделаны с большой недодержкой или передержкой, и негативы были испорчены. Кроме того, при съемке было допущено еще столько разных ошибок, что фотокопии оказались совершенно непригодными для использования. Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения. Как раз в те зимние месяцы английская контрразведка продемонстрировала свою неспособность предотвратить действия гитлеровских диверсантов. В резиденции премьер-министра Невиля Чемберлена на Даунинг-стрит, 10, конечно, не собирались винить самих себя в бездействии, точно отражавшем обстановку «странной войны», продолжавшихся попыток найти пути для сговора с Гитлером и направления фашистской агрессии против Советского Союза. Поступили иначе. В здание на Даунинг-стрит спешно вызвали пожилого больного человека, которому предложили немедленно уйти на пенсию. Любопытно, что о его отставке в официальной «Лондон-газет» было объявлено еще за 16 лет до этого, в 1924 г.

Уволенный без всяких церемоний генерал-майор Верной Келл более 30 лет возглавлял английскую контрразведку — со времени ее основания в июне 1909 г. Официально новая организация была создана «для предотвращения попыток иностранных держав узнать английские государственные секреты» и получила сначала название МО—5, а потом МИ—5. Потомственный кадровый военный Келл хорошо знал несколько языков. В 1898 г. он проходил стажировку в России и изучил русский язык, позднее участвовал в подавлении народного восстания в Китае, а потом снова побывал в России. В задачу МИ—5 входила, в частности, координация действий контрразведывательных отделов министерства внутренних дел, лондонской полиции, армии и флота. Среди сотрудников этого немногочисленного центрального ведомства наряду с офицерами были также детективы из Скотланд-Ярда. Для подделки документов прибегали к услугам «специалистов» — уголовных преступников из тюрьмы Паркхерст. Долгое время тщательно скрывался самый факт создания контрразведки. Келл неизменно именовался в бумагах одной буквой К.

На счету британской контрразведки было несколько важных дел. Большой шум вызвало дело немецкого шпиона Гревса.

Если верить Гревсу, круг заданий, которые им выполнялись за его более чем десятилетнюю службу в разведке, был очень широк. Он, подкупив жившего в Сингапуре индийского раджу, через него добыл у служащих сведения об этой крупнейшей английской военной базе на Дальнем Востоке, побывал в Порт-Артуре за шесть недель до начала русско-японской войны и т.д. Все это — со слов Гревса.

В Англии же выяснилось, что слабо подготовленный к роли разведчика, дилетант, незнакомый с военной техникой, Гревс не сумел выполнить порученное ему задание — собрать секретные сведения о морских базах в Шотландии. За Гревсом с самого начала велась слежка, и при аресте у него были найдены вещественные доказательства занятия шпионажем — чертежи новой пушки, производившейся на заводах в Глазго. Гревса приговорили к 18 месяцам тюрьмы, но уже через четыре месяца он был освобожден. Но английская секретная служба также решила воспользоваться услугами Гревса и направила его в США, но не получила от него никаких донесений. Вместо этого за два месяца до начала первой мировой войны Гревс опубликовал очень хвастливые «мемуары» под названием «Тайны немецкого военного министерства», которые имели шумный успех (в Советском Союзе перевод книги Гревса был издан в 40-х годах), хотя были полны явных вымыслов.

Французская разведка сосредоточивала свои главные усилия на борьбе против основного противника — Германии. Однако в конце XIX в. контрразведывательная секция генерального штаба (и он в целом) оказалась сильно скомпрометированной участием в пресловутом «деле Дрейфуса», с помощью которого монархисты и клерикалы пытались вести подкоп под республику. Было неопровержимо доказано, что контрразведка фабриковала подложные документы, призванные засвидетельствовать мнимую «виновность» офицера генерального штаба Дрейфуса, ложно обвиненного в шпионаже в пользу Германии. В целом французская разведка не могла похвастать особыми успехами. По ее данным, Германия могла в первые недели войны иметь армию в 2,5 млн. солдат. На деле немцы мобилизовали вдвое больше — 5 млн. человек.

Интересной особенностью японского шпионажа в конце XIX — начале XX в. было то обстоятельство, что им занимались не только государственные органы — военное и морское ведомства, но также частные «патриотические общества», основанные и финансируемые богатыми помещиками и буржуа.

Русская разведка сумела еще в 1904 г. добыть знаменитый «план Шлиффена». (Не исключено, что этот документ был ловким подлогом немцев, хотя и включал какие-то части подлинного плана). Он был передан французам, но там сочли его фальшивкой. Ведь план предусматривал нарушение нейтралитета Бельгии, что вызвало бы вмешательство Англии. А в Берлине любой ценой хотели бы не допустить присоединения Англии к Франции и России.

В Австро-Венгрии еще в 1843 г. был создан разведывательный отдел генерального штаба, имевший своих представителей в посольствах и консульствах. Потом их заменили военные атташе. Австрийский штаб в течение ряда лет командировал в Россию для стажировки специально отобранных офицеров. Они должны были изучать страну и русский язык. Русская разведка не возражала против этой посылки в Россию будущих руководителей австрийского шпионажа. Им, в частности, разрешалось проживать в Казани. Но в Вене не знали, с каким успехом удавалось спаивать австрийцев, вводить их в долги и перекупать, как говорится, на корню.

Это была история, вполне достойная детективного романа, история, в которой неполученное письмо до востребования, потерянный футляр от перочинного ножа и неудачный футбольный матч привели к раскрытию и обнародованию тайны…

26 мая 1913 г. газеты, выходившие в австро-венгерской монархии, опубликовали два сообщения, не имевшие никакой связи между собой. Одно из них — перепечатанное всеми газетами заявление Венского телеграфного агентства, извещавшее о неожиданном самоубийстве полковника Альфреда Редля, начальника штаба 8-го корпуса австро-венгерской армии. «Высокоталантливый офицер, которому предстояла блестящая карьера, — говорилось в этом заявлении, — находясь в Вене при исполнении служебных обязанностей, в припадке сумасшествия…» Далее сообщалось о предстоящих торжественных похоронах офицера, павшего жертвой нервного истощения, которое было вызвано многими неделями бессонницы.

Другая новость относилась к области спорта и касалась состязания двух любительских команд Праги. Неожиданное поражение, которое потерпела команда «Шторм-1» в воскресном матче, привлекло внимание лишь газеты «Прагер тагеблатт», выразившей свое горестное изумление по поводу проигрыша. И, однако, небольшому отчету о футбольном матче суждено было не только отменить уже назначенные торжественные похороны, но и раскрыть государственную тайну, которую отчаянно пыталось сохранить официальное агентство печати.

Горечь, с которой пражская газета сообщала о поражении «Шторма-1», нисколько не была наигранной. Ведь автор отчета — один из редакторов газеты — являлся одновременно капитаном этой команды. Он считал, что проигрыш был результатом отсутствия двух сильных игроков, и, отведя душу в заметке о матче, после обеда отправился к одному из них, Вагнеру, по профессии слесарю.

На упреки своего капитана Вагнер мог лишь ответить, что отсутствовал по вполне уважительной причине. К нему на квартиру приехали важные военные чины и увезли его в какой-то очень богатый пражский дом, принадлежавший одному крупному военному, который в этот день умер в Вене. В доме уже находились начальник пражского корпуса и другие господа, некоторые из них, по-видимому, прибыли из Вены. Вероятно, они искали завещание, так как Вагнеру приказано было взломать замки всех ящиков, шкафов и сейфов. Это была совсем нелегкая работа — хозяин предпочитал держать свои бумаги под очень надежными запорами. Было извлечено большое количество бумаг, военных планов, фотографий, а также большая сумма денег.

Часть этих бумаг была написана по-русски. Содержание найденных материалов буквально ошеломило офицеров, которые даже не пытались скрыть свой ужас.

Больше ничего Вагнер не знал, но и рассказанного было достаточно, чтобы в капитане футбольной команды проснулся газетчик. Еще недоумевая, он вернулся в редакцию, где ему на глаза попалось сообщение Венского телеграфного агентства о самоубийстве Редля. Все стало на свои места. Написанные по-русски бумаги, военные документы, поспешный обыск в присутствии командующего корпусом и прибывших из столицы офицеров… Объяснение могло быть только одно: Редль оказался шпионом царской России.

Конечно, нечего было и думать о том, чтобы опубликовать это известие. Полиция конфисковала бы весь тираж еще до того, как он вышел бы из типографии, а самой газете грозили бы штрафы и судебные преследования. Но австрийским журналистам было не занимать опыта владения эзоповским языком, умения иносказательно сообщить все, о чем не разрешалось помещать сведения в печати, передать новость под видом ее опровержения.

На другой день в «Праге тагеблатт» была помещена небольшая заметка, сразу превратившаяся в крупнейшую сенсацию. «Одно высокопоставленное лицо, — говорилось в заметке, — просит нас опровергнуть слухи, распространяемые преимущественно в военных кругах, относительно начальника штаба пражского корпуса полковника Редля, который, как уже сообщалось, покончил самоубийством в Вене в воскресенье утром. Согласно этим слухам, полковник будто бы обвиняется в том, что передавал одному государству, а именно России, военные секреты. На самом же деле комиссия высших офицеров, приехавшая в Прагу для того, чтобы произвести обыск в доме покойного полковника, преследовала совсем другую цель».

До напечатания заметки в тайну были посвящены лишь 10 высших офицеров Австро-Венгрии. Ее скрыли даже от императора Франца Иосифа. После выпуска во вторник очередного номера «Прагер тагеблатт» тайна стала известной всему миру. Однако многие важные подробности всплыли на свет только после распада в 1918 г. лоскутной австро-венгерской империи.

Разоблачение Редля, видимо, было делом случая. В начале 1913 г. на главный почтамт Вены прибыло письмо до воcтребования, посланное из небольшого городка Эйдкунена в Восточной Пруссии, близ русской границы. Никто долгое время не приходил за письмом, и его отправили обратно в Германию. Там, так как автор был неизвестен, пакет вскрыли, и о содержимом его германская полиция поспешила уведомить разведку Австро-Венгрии. Так по крайней мере излагает дело в своих мемуарах начальник австро-венгерской разведки и контрразведки Макс Ронге. Однако, вероятнее всего, письмо вовсе не отсылали в Германию и вся эта история была выдумана Ронге, чтобы скрыть существование в Австро-Венгрии «черного кабинета».

Каким бы то ни было путем, но содержимое пакета из Эйдкунена оказалось в распоряжении австрийской контрразведки. А оно было совсем необычным для простого письма: банкноты на сумму 6 тыс. австрийских крон и два адреса: один — в Женеве, другой — в Париже. Оба адреса были хорошо известны австрийской контрразведке как «почтовые ящики» для шпионов различных стран. Несомненно, что 6 тыс. крон представляли собой плату за шпионскую работу. Об этом говорили не только адреса, но самый факт посылки столь значительной суммы в письме. Ясно, что деньги нельзя было отправить открыто, общепринятым путем. Как же поймать шпиона, проживавшего, очевидно, в Австрии и по каким-то причинам (может быть, по болезни) не сумевшего получить посланное ему вознаграждение? Письмо было адресовано какому-то Никону Ницетасу. Это, как выяснилось, было вымышленное имя. Единственным возможным способом было наблюдение за почтой в надежде, что иностранный разведчик сам попадется в поставленную ему ловушку.

Тем временем пришло еще одно письмо до востребования, адресованное, как и первое, Никону Ницетасу. В нем было 7 тыс. крон. Потом прибыло третье письмо. Однако прошел апрель, половина мая, а загадочный Ницетас так и не явился за довольно круглой суммой, которая лежала в трех письмах до востребования (контрразведка вернула на почтамт и первый пакет). Напряжение нарастало. Почтовое окно было соединено прямым проводом с расположенным неподалеку полицейским отделением. Достаточно было чиновнику нажать электрический звонок, и за одну-две минуты, уходившие на формальности при выдаче корреспонденции, перед окошком оказались бы агенты венской полиции, которым было поручено наблюдение за этим делом. Но шли дни, а письма по-прежнему лежали на почтамте.

Поздно вечером в субботу, 24 мая, начальник контрразведки капитан Ронге отправился с работы домой. Как только он вошел в квартиру, раздался телефонный звонок — его вызывал из венского полицейского управления статский советник Гайер: «Пожалуйста, приходите ко мне в бюро. Случилось нечто ужасное!»

В субботу, во второй половине дня, к окошку почтамта подошел наконец человек, потребовавший столь долго ждавшие его письма. Почтовый служащий немедленно нажал кнопку звонка и попытался немного задержать посетителя, но сыщики все не являлись. Как раз в эту минуту в комнате полицейского управления не оказалось ни одного человека. Клиент, получив свои письма, вышел из здания почтамта. Примчавшиеся через минуту трое агентов бросились за ним следом. Неудача! Они увидели лишь, как человек, получивший письма, сел в такси и уехал. Поблизости не было другой машины, и от преследования пришлось отказаться. Полицейские успели лишь заметить номер машины. Это была единственная оставшаяся в их руках нить. Они стояли около 20 минут, обсуждая создавшуюся ситуацию, когда увидели едущее им навстречу такси. Номер совпадал, это был тот самый автомобиль, который увез незнакомца!

Сыщики сели в такси и спросили шофера, куда он отвез недавно с этого места одного их друга. «В кафе “Кайзерхоф”», — ответил шофер. Новые пассажиры попросили ехать туда же. По дороге они имели время внимательно обшарить такси. При осмотре агенты наткнулись на серый шерстяной футляр от перочинного ножика. Не очень верный след: футляр мог забыть и кто-либо из пассажиров, бравших такси до получателя писем.

В кафе «Кайзерхоф» было многолюдно. Хотя сыщики ранее могли видеть лишь спину незнакомца, они сразу же убедились, что его не было среди посетителей кафе. Однако, быть может, он вовсе и не собирался заходить в «Кайзерхоф», а просто решил, заметая следы, сменить такси.

На ближайшей стоянке такси детективы выяснили, что примерно полчаса назад какой-то человек, приметы которого совпадали с общим обликом незнакомца, взял машину и отправился в отель «Кломзер». Детективы спешно помчались в эту гостиницу. Швейцар на заданный ему вопрос, кто приехал в отель за последний час на такси, не мог дать точный ответ. Прибыло несколько человек, по крайней мере четверо, в их числе проживающий в отеле полковник Редль. Детективы попросили швейцара опросить, кто из постояльцев потерял футляр. Их разговор был прерван появлением человека в хорошо сшитом штатском костюме. Конечно, сыщики сразу же узнали полковника — восходящую «звезду» генерального штаба, долгое время возглавлявшего разведывательную службу австро-венгерской монархии.

— Извините, господин полковник, не вы ли потеряли футляр от перочинного ножика? — спросил швейцар.

— Да, это мой, спасибо, — ответил полковник, посмотрев на чехол. И тут его лицо покрылось смертельной бледностью — он вспомнил, где потерял футляр. Медленно Редль оглядел трех свидетелей, присутствовавших при этом саморазоблачении, и стремительно вышел на улицу. Двое агентов последовали за ним, а один бросился звонить в полицейское управление статскому советнику Гайеру. А Гайер поставил обо всем в известность Ронге. Тот вспоминал: «Услышав известие, что многолетний член нашего разведывательного бюро, военный эксперт на многочисленных шпионских процессах разоблачен как изменник, я прямо-таки окаменел».

Вскоре детективы принесли обрывки записок, разорванных и выброшенных Редлем. Когда их собрали и восстановили текст, отпали последние колебания. В них был указан ряд «почтовых ящиков», которые доказывали связь Редля не только с Россией, но и с Францией и Италией.

Ронге, когда писал о потрясении, которое испытал, узнав о предательстве Редля, нисколько не преувеличивал. На него и его сотрудников в первую минуту просто-таки напал столбняк. Редль принадлежал к числу офицеров, делавших быструю карьеру в австро-венгерской армии, причем вся его служба была связана со шпионажем. Он работал в разведке с 1900 г. и ввел ряд «усовершенствований», например незаметное фотографирование всех посетителей, которых принимал в своем служебном кабинете, и даже запись разговора на фонограф. Ручки кресла и папиросы, которые предлагались посетителю, были посыпаны специальным порошком, так что каждый входивший в кабинет Редля незаметно для себя оставлял отпечатки пальцев. Начальник Редля генерал Гизль очень ценил своего подчиненного. Когда Гизль был переведен на службу из Вены в Прагу, где находился один из главных центров австро-венгерской армии, он прихватил с собой и своего опытного офицера разведки. Редль к этому времени был уже полковником. В Вене его заменил капитан Ронге. Он, в свою очередь, к «нововведениям» Редля добавил один очень старый прием — строгую почтовую цензуру, которую до того времени не применяли систематически. Целью был контршпионаж, но даже цензорам внушили, что их задачей является борьба с контрабандой.

Работники австрийской разведки считали полковника Редля своим учителем и образцом, составленная им секретная инструкция «Советы по раскрытию шпионажа» была настольной книгой для его преемников. От Редля у австрийского генштаба не было тайн. А это означало, что не было тайн и от неприятельских разведок! В смятении Ронге отправился известить начальство о неслыханном открытии.

…Тем временем Редль бродил по венским улицам, видимо, обдумывая свое положение и пытаясь определить, установлена ли за ним слежка. Вскоре ему все должно было стать ясным: сыщики следовали за ним по пятам. Редль круто повернулся и возвратился в отель «Кломзер». Трудно сказать, чем руководствовался Редль в своих действиях. Может быть, он не терял надежды ускользнуть, хотя у столь опытного разведчика, как он, вряд ли могли быть сомнения в неосуществимости такой попытки. Кольцо уже замкнулось. Вероятнее всего, он, с его психологией великосветского игрока и прожигателя жизни, поняв, что ставка проиграна, решил провести наиболее приятно немногие оставшиеся у него часы.

Пока Ронге докладывал по команде и получал от коменданта города санкцию на арест, Редль встретился в гостинице со своим другом Виктором Поллаком, прокурором Верховного кассационного суда, совместно с полковником выступавшим на процессах иностранных шпионов. Редль и Поллак вдвоем отправились в ресторан «Ридхоф», где в отдельном кабинете им был подан роскошный ужин. Чтобы подслушать их разговор, один из агентов предъявил свои полномочия директору ресторана и, надев костюм официанта, стал прислуживать двум важным посетителям. Однако Редль предпочитал делать свои признания Поллаку, когда официант выходил из комнаты.

В своей исповеди он признался, что для удовлетворения своих извращенных склонностей ему приходилось добывать много денег. Редль говорил о душевных расстройствах, о том, что стал невменяем и не отвечает за свои поступки. Однако полковник не упомянул о своей шпионской деятельности. Поллак немедленно позвонил Гайеру, сообщив о разговоре и о том, что Редль, видимо, страдает серьезным психическим заболеванием. В половине двенадцатого Редль, распрощавшись с Поллаком, вернулся в гостиницу «Кломзер», оцепленную со всех сторон полицией. К нему в номер постучали. Вошли четверо офицеров в форме… Редль отказался отвечать на вопросы — все материалы можно будет получить в его пражской квартире. Он попросил (или ему предложили) револьвер. Офицеры ушли.

В пять часов утра один из агентов зашел в отель, заявив, что ему надо спешно передать письмо Редлю. Войдя в номер, он обнаружил труп полковника, пустившего себе пулю в лоб. Агент быстро проскользнул мимо швейцара, дремавшего в этот ранний час на своем посту. Власти пытались скрыть причины самоубийства, изобразить его как полную неожиданность. Через несколько минут после ухода сыщика телефонный звонок разбудил швейцара. Какой-то властный голос, отказавшийся назвать себя, попросил немедленно вызвать полковника Редля к телефону в вестибюль. Швейцар зашел в номер, увидел мертвое тело полковника и поднял тревогу. Прибыла полиция. Рядом с убитым лежала записка, в которой Редль сообщал о решении покончить жизнь самоубийством в расплату за свои грехи.

Было дано «маскировочное» сообщение в печать, начата подготовка к торжественным похоронам, которые так неожиданно были сорваны проигрышем пражской футбольной команды «Шторм-1».

Специальная комиссия начала лихорадочно определять размеры ущерба, нанесенного Редлем, выяснять, что из военных секретов Австро-Венгрии попало через него в руки иностранных разведок. Окончательно это так и не удалось установить, тем более что в дело вмешались политические расчеты. Сначала всячески старались преуменьшить размеры деятельности Редля. Эту линию продолжал и Ронге в своих воспоминаниях, пытаясь задним числом спасти престиж австро-венгерской контрразведки. Имелась и другая крайность — представить Редля могильщиком Австро-Венгрии. Он, мол, с одной стороны, дезинформировал австрийское правительство о состоянии русской армии, преуменьшал ее мощь и тем толкнул Вену на проведение авантюристической политики, вызвавшей военный взрыв; с другой стороны, Редль, выдав все военные планы габсбургской монархии, серьезно ослабил ее вооруженные силы и предопределил последующее поражение австрийских войск в мировой войне.

Конечно, все это крайние преувеличения — не из-за дезинформации Редлем венского правительства вспыхнула мировая война, да и не состояние австрийской армии было главным фактором, определившим исход мирового конфликта. Однако несомненно, что знание сербами (через Россию) австрийского мобилизационного плана, который был выдан Редлем, помогло им длительное время выдерживать натиск превосходящих сил неприятеля. Узнав об измене Редля, венский генеральный штаб существенно изменил план стратегического развертывания. В Петербурге без основания продолжали считать, что полностью оставался в силе проданный Редлем старый план. (Напротив, попытка немецкой разведки подбросить русскому командованию фальшивый план германского стратегического развертывания, хотя на подложном документе стояла подлинная подпись кайзера Вильгельма II и начальника генерального штаба Мольтке, оказалась безуспешной. Подделка была сравнительно быстро раскрыта.)

Шпионская деятельность Редля длилась более 10 лет — с 1902 г. Он получил за нее сотни тысяч крон, и выданные им секреты стоили этого. На основе сообщенных им данных можно было составить полное представление о личном составе, материальной части австрийской армии, планах командования. Не меньшее значение имело и то, что, будучи начальником разведки и контрразведки, Редль выдавал наиболее опасных австрийских шпионов, засланных в Россию и в другие страны. Однажды какой-то царский полковник предложил находившемуся проездом в Варшаве австрийскому военному атташе продать русский план наступления на Австро-Венгрию и Германию в случае войны. Документ попал прежде всего к Редлю. Он отослал настоящий план в Петербург, а взамен его подложил в дело фальшивый. Кроме того, он сообщил царской разведке о предателе-полковнике. Тот, поняв, что разоблачен, покончил самоубийством. Австрийский военный атташе, якобы купивший фальшивый военный план, был отозван в Вену, а Редль получил от царской разведки крупный «гонорар» за свои услуги.

Правда, положение Редля было не из легких. Для укрепления своего престижа он должен был ловить шпионов и в то же время не мог раздражать своих нанимателей. Приходилось лавировать. В 1903 г. он постарался поймать одного из шпионов царской разведки, ставшего уже бесполезным для своих хозяев. Это был бывший военный прокурор Зигмунд Гекайло. Он был арестован сначала совсем по другому делу — о растрате казенных денег, но улик было недостаточно, и выпущенный на свободу Гекайло поспешил эмигрировать в Бразилию, где принял имя Карла Вебера. Редль заявил судебным властям, что у него есть доказательства того, что Гекайло выдал русской разведке план совместных боевых действий Германии и Австро-Венгрии против России. Были представлены неопровержимые вещественные доказательства, для получения которых, по словам Редля, было израсходовано 30 тыс. крон.

Австрийской дипломатии удалось добиться выдачи Гекайло как уголовного преступника (о шпионаже при этом умалчивали), и он был предан суду. Следователи смогли вырвать у Гекайло важное признание о связи с майором Венчковским, который был арестован. Найденные при нем бумаги привели к задержанию капитана Ахта, служившего адъютантом у губернатора города Львова. Дело приобрело большой резонанс. Однако поведение главного эксперта Редля, бывшего тогда еще майором, трудно было объяснить. Внезапно он стал прилагать отчаянные усилия, чтобы обелить Венчковского и Ахта. Эти усилия даже вызвали подозрения у австрийского юриста Габердица, участвовавшего в сборе обвинительного материала. Он, вначале очень дружески относившийся к Редлю, теперь прямо просил заменить майора другим, менее пристрастным экспертом. Однако намеки и обвинения Габердица вызвали лишь смех у начальников Редля. А тот неожиданно снова изменил позицию и стал самым рьяным помощником прокурора. Все обвиняемые были присуждены к каторжным работам на длительные сроки.

Изменения в позиции Редля были вызваны серьезными причинами. Царская разведка охотно сама предоставила ему материал против Гекайло, и Редль мог положить в карман 30 тыс. крон, якобы истраченных на расследование этого дела. Однако царские разведчики были обеспокоены арестом Венчковского и Ахта и ультимативно потребовали от Редля приложить все усилия для спасения обоих агентов. Он должен был попробовать — и убедился, что взялся за невыполнимую задачу. Тогда Редль вступил в новую сделку со своими хозяевами: они согласились пожертвовать Венчковским и Ахтом, а Редль за это выдал им австрийского майора, посланного с разведывательными целями в Варшавский военный округ.

Интересно отметить, что австрийская разведка опростоволосилась, не только тщетно пытаясь скрыть причины самоубийства Редля. При обыске в его квартире начальник разведывательного управления полковник Урбанский и военный следователь Форличек не обратили внимания на два фотоаппарата. Эти фотоаппараты вместе с другим имуществом Редля были проданы с аукциона. Ученик реального училища, к которому попал один из этих аппаратов, проявил находившиеся при нем пластинки. На пластинках были засняты секретные военные документы. Правда, школьный учитель отобрал эти снимки у мальчишки и передал военным властям. Но инцидент уже получил широкую огласку в газетах, которая и похоронила разведывательную карьеру Урбанского.

В «деле Редля» осталось немало темных мест. Возьмем, например, труднообъяснимую для опытного разведчика оплошность — запоздание в получении конверта с деньгами (словно их выслали в неурочный срок) или предоставление полковнику возможности покончить самоубийством до того, как он дал подробные показания (их, конечно, не могли заменить никакие бумаги, которые были захвачены у него в квартире). Число недоуменных вопросов можно было бы умножить. Действовал ли Редль в одиночку, без влиятельных сообщников? Вероятно, архивам еще предстоит здесь сказать свое окончательное слово.